Заговор вероятностей. Глава 26. Эльбрус. Роман

          Глава 26.
         
          Эльбрус.

     Приближалось время главной двухдневной поездки на Эльбрус.

     Отъезжали в субботу рано утром. Побывавшие в Приэльбрусье посоветовали взять теплые куртки и основательную обувь и загадочно улыбались, когда спрашивали, где будет ночевка: «На турбазе. Сами все увидите».

      Эльборос — Альборос — Эльбрус, в переводе с персидского означает «снежная гора». Кабардинцы и черкесы называют Эльбрус Горой Счастья. В старину считалось, что стоит посмотреть в сторону священного великана, произнести свои желания, и они обязательно исполнятся.

      Где-то по легенде к скале Эльбруса был прикован титан Прометей, в стебле медленно тлеющего тростника принес он людям небесный огонь — символ созидательной жизни.

      Когда-то в Приэльбрусье жили амазонки, женщины — воительницы. Плутарх, Птоломей, Страбок и другие историки древности располагали их на Северном Кавказе.

      Долго считалось, что простые смертные не могут взойти на Эльбрус. «Кто ступит на склоны Великой Горы, тот погибнет», — гласило народное поверье. Только богам и подвластным им духам доступна вершина, подпирающая небо.

      Ураганы, морозы, бури должны были любого, кто нарушит запрет, превратить в лед. Снегопады, метели, молнии должны были обрушиться на непокорных.

       Но всегда, во все времена, люди шли к вершинам Великой Горы, чтобы утвердится в своей силе, закалить волю. Шли, чтобы насладиться высотой вместе с Эльбрусом.

        Сопровождавший группу гид не замолкал, рассказывая и показывая встречающиеся по дороге памятники первовосходителям на западную и восточную вершины Эльбруса, памятники советским защитникам этих гор в последнюю кровопролитную войну.

      Иван сидел с краю, на проходе, как когда-то, только теперь Свете было не до сна. Они ехали по Баксанскому ущелью, еле успевая внимать словам неутомимого рассказчика и запомнить все новые страницы, словно раскрывающейся перед ними книги природного великолепия Кавказа.

       Дождливое пасмурное небо пропало, осталось далеко позади, и теперь синь, разлившаяся над головой с легкими белыми облаками, плескалась и омывала голубовато-зеленые сосны и лиственницы, толпившиеся по берегам говорливой реки Баксан.

       Вечно заснеженные хребты неизвестных гор тянулись на многие километры с обеих сторон дороги. От Баксанского ущелья уходили в сторону несколько небольших ущелий и хребтов. «Мекка для альпинистов, — пояснил гид. — Можете представить, сколько здесь проходит всесоюзных туристских маршрутов по Приэльбрусью!»

       Можно прожить на одном месте, лишившись возможности увидеть Альпы или горы Японии.. Наших доходов точно не хватит, собирай, хоть всю жизнь. А зарплату за полгода можно было сэкономить, чтобы вместе с Андреем привезти Димку сюда, в эту нетронутую, вечно юную синь поднебесья.

        И Андрей, закрутившись среди тракторов, сеялок, графиков посевных и уборочных работ, уже полжизни не вылезает дальше Волгограда.

       Глядя на мелькающие склоны со следами селей, камнепадов, стремившихся запереть торопливую речку, затопить окрестности еще одним природным голубоватым озером, Света так ясно представила вдруг рядом Андрея, что, вздрогнув, резко повернула голову к проходу.

        — Тебе плохо? Укачало? Давай, я попрошу водителя остановиться, — Иван схватил ее ладонь, крепко сжал.

       На протяжении дороги автобус уже несколько раз останавливался, мужчины курили, а женщины приходили в себя от начинавшегося закручиваться серпантина дороги.

       — Нет, нет, все в порядке! Просто задумалась, — а себе приказала:

       «Какие глупости в голову лезут! Смотри вокруг, учительница географии, раз так повезло. Когда-нибудь будешь рассказывать ученикам на уроке, как довелось побывать в самом сердце Кавказа, увидеть синеву неба, пролившуюся на склоны замерших в неподвижности гор с сахарными вершинами».

       И вдруг на высоте 1300 метров над уровнем моря — заоблачный город Тырнауз. Проехали по улицам мимо многоэтажных домов, мимо стелы с названием города, современного детского сада, дворца культуры.

       Здесь живут горняки и металлурги, которые в глубине гор добывают вольфрам и молибден.

       Эти места в Кабардино — Балкарии называют Журавлиным ущельем. Здесь, на берегу неукротимого Баксана останавливались когда-то на отдых стаи птиц, улетающие в теплые страны. И теперь осенью порой низко летят журавли, громко курлыкая над городом, который прорубил свои улицы в горах.

      Горы сужают дорогу. Разломили шоколадку пополам, пошуршали серебряной бумажкой. В пакетах каждому выдали так называемый сухпаек: вареные яйца, сыр, кусок копченой колбасы, печенье, яблоки, но сейчас не до обеда.

      Все прилипли взглядами к окнам. И неожиданная команда:

       — Все, приехали.

       «Гора, находящаяся в тени» — так переводится название самой популярной горы в Приэльбрусье — Чегет. Она расположена напротив Эльбруса, и с Чегета виден великан во всем его величии: от подножия до вершины. А внизу лежит Баксанская долина.

       Вещи остаются в автобусе. Приехали тридцать три человека, и теперь всех пересчитывают, как детей в детском саду перед прогулкой.

       Под ногами изморозь, тающий снег с растоптанной грязью, неприятно холодный, с внезапными порывами, словно недовольный чем-то, раздраженный ветер.

        Света запишет позже в дневнике:

        «До нас только что подъехал автобус, и толпа народа с лыжами, в разноцветных костюмах горнолыжников, в ярких шапочках, специальных очках с видимым интересом, задрав головы, смотрят, как уходят ввысь кресла подъемной дороги.

      Специалисты утверждают, что Чегетская горнолыжная трасса, — одна из лучших и самая сложная в стране. Она не уступает всемирно известным склонам в Швейцарии, Австрии, Италии, Франции. И горнолыжный сезон на Чегете зачастую дольше, чем в Западной Европе. Он начинается в ноябре и длится до мая.

       Дух захватывает от невозможной высоты, когда твое кресло скользит по тросу кресельной дороги на каком-то условном, на первый взгляд, совсем ненадежном креплении, и лучше не смотреть вниз, в пропасть. Все это в непрерывном движении, ни минуты остановки.

       Внизу, на склонах — маленькие фигурки начинающих горнолыжников, мимо которых лихо, оставляя снежные облака, проносятся умелые мастера.

       Это особый мир особых людей, покоряющих скорость, коварные повороты трасс слалома и скоростного спуска и добровольно покорившихся царству снега и неба.

       И наша группа — как начинающие неопытные ученики на плохо слушающих нас коньках на ледовом поле катка рядом с заслуженными фигуристами, выполняющими сногсшибательные пируэты и прыжки.

       За шестнадцать минут подъемник доставляет туристов на высоту 2750 метров, где находится кафе «Ай», самое оживленное место на склонах Чегета.

      Эльбрус с двумя вершинами совсем рядом, обманчиво приветливый. И беспощадное солнце».

       Непогода, тающий снег, противный ветер остались там, внизу. Света снимает куртку, подкручивает выше локтей рукава черной обтягивающей водолазки, закрывает глаза, подставляет лучам лицо, которое через пять минут начинает гореть, обожженное незнакомым солнцем.
 
       Воздух разряжен, и замечаешь, что его уже ощутимо, совсем чуть-чуть не хватает с непривычки. И уже исчезло такое понятие, как время. Осталось только пространство, наполненное солнцем, ослепительным блеском снега и небесной синью.

       И Света теряет из вида Ивана, понимая, что на этом празднике встречи со своей мечтой ей никто не нужен, чтобы ничто не отвлекало от краткого мига мелькнувшей перед глазами картины вечного и бессмертного мира.

       Все возбуждены, взволнованы. Стали узнаваемы лица проходивших и здоровавшихся в столовой санатория, перед процедурными кабинетами отдыхающих коллег, с кем фотографировался на экскурсиях и возвращался поздно ночью после премьеры в театре Пятигорска.

       И Света вдруг заметила с недоумением, что Иван на всех многочисленных групповых будущих фотографиях среди камней, на фоне обрывов и скал, на нетающем, каком-то вроде ненатуральном снегу стоит в стороне от нее, вообще, отдельно от всех женщин, среди мужчин.

       «Наверное, — мелькает осторожная мысль, — чтобы потом дома жена не сгорала от ревности, вопрошая: — А это, кто такая? Откуда? И почему приклеилась?»

      И вдруг Иван встал возле кафе «Ай» внезапно сзади, наклонился к уху:

       — А ты не замерзла без куртки? Может быть, погреть тебя? — и оба попали в кадр.

       И солнце так пронзительно светило в глаза, кричал фотограф «Улыбочку, пожалуйста, на счет три!», и сердце неожиданно заторопилось от радости, будто только что спустилась от «Приюта одиннадцати» на Эльбрусе, как группа в кафе за соседним столиком, обсуждавшая вчерашнюю неожиданную пургу, там, на высоте, появления которой никто не ожидал.

      — Сбор внизу, у автобуса. Спускаемся, — передают по цепочке. А вокруг никто никуда не торопится, загорают, перемещаются.

       Но пора прощаться с Эльбрусом, с чарующей симфонией неповторимости этого сочетания полета исполнившейся мечты в реально существующем мире.

      Десять минут езды и внезапная остановка. Все выходят из «Икаруса» и ахают — дороги нет. Часа четыре назад дорогу в бушующий внизу, в ущелье поток снесла лавина. Все с ужасом смотрят вверх: словно гребешком прочищена дорога по склону безымянной горы, а обломки вековых сосен торчат в глыбах, тоннах снега и камней внизу, под обрывом встревоженной реки.

       Лучше не думать, что было, если бы автобус оказался на дороге в тот злополучный час.

       — Всем с вещами на выход, дальше автобус не пойдет.

       Два бульдозера у подножия горы, как игрушечные, бесстрашно толкали снег в ущелье, но спрессованные глыбы слежавшегося льда упорно бодаются с потугами машин отхватить кусок.

       Пробирались в кроссовках по не апрельской погоде через навороченную, выше человеческого роста снежную преграду, пока не уткнулись в высоченные ворота. И опять пересчитывают, словно боятся кого-нибудь потерять: десять женщин и двадцать три мужчины.

      Ноги промокли, холодно и неприветливо, но, войдя во внутренний двор, замерли перед альпийским огромным шале, как с обложки иностранного журнала, обитого гофрированным оцинкованным железом, без соблюдения всяких симметрий, двух или трехэтажный, сразу не поймешь, с резко покатой крышей — современный замок Шахерезады — дача ЦК КПСС в горах.
 
     На пороге — приветливая хозяйка в туфлях на каблучках, в нарядном импортном костюме из джерси, в меру полная, с прической в виде короны из косы не натурального янтарного цвета.

      Номера двухместные, и семейные пары уводят сразу устраиваться на новом месте. Остальным предлагают выбор по желанию. Высокая полноватая девушка лет двадцати пяти подхватила Свету под руку:

     — Вы с этим молодым человеком будете в одном номере? — она кивнула в сторону Ивана.

      Света смутилась:

     — Да вы что! Он просто мой очень хороший знакомый!

     — Тогда, давайте, поселимся вместе. Я только недавно приехала, у меня здесь нет знакомых.

      Света обрадовалась — у нее, кроме Ивана, тоже здесь не было знакомых.

      И опять никаких фамилий, только имена. Иван пошел за хозяйкой дачи, как ее все называли, Марией Николаевной, вместе с высоким серьезным мужчиной. Он с таким азартом всегда сражался за теннисным столом с Иваном, как будто от того, кто победит, зависел исход настоящей воинской операции. Оба красные, разгоряченные, они были похожи на мальчишек, борющихся в рукопашную на матах в школьном спортзале в окружении сверстников.

      Звали его Николай, он был ответственным работником Центрального Комитета комсомола Казахстана. Всегда с азартом задавал вопросы экскурсоводам, пытаясь запомнить даты событий, имена, названия гор и рек. Он был историком. За теннисным столом Николай разгромил Свету с позорным для нее счетом.

      (продолжение следует)

   Предыдущая глава 25.   http://proza.ru/2020/04/07/1455

   Следующая глава 27.   http://proza.ru/2020/04/07/1467