Двое из Огурцова

Оказывается, что иногда и в самые что ни на есть пасмурные места спускается знойный солнцепек, да иногда такой, что люди прячут свои не покрытые волосами головы по избушкам, а более отважные идут купаться на местный пляж, раскинувшийся в самом ароматном месте Стозевного болота, организованного лет двадцать назад каким-то необычайно химическим заводом. Такая погода как раз и посетила наидостойнейшее село Огурцово, основанное каким-то чрезвычайно предприимчивым предпринимателем в Приунылгородской области на излете девятнадцатого века. Говорят, сам царь сюда тогда заезжал по какой-то неясной царской неописуемой глупости. То ли лошадь ослепла, то ли кучер напился, то ли государь бородавку подцепил, а то ли все и сразу. К сожалению, история об этом умалчивает. Да и его визит в Огурцово подтверждается лишь тем, что в одном из своих писем он написал следующее: “Проезжал мимо какого-то Огурцово. Место пресквернейшее, всюду дома скособоченные, крыши дырявые и, одним словом - нищета, а еще смрад немыслимый, да грязища. Вот и все Огурцово. А еще на подъезде лошадь ногу подвернула, да меня клещ за щеку цапнул. Больше не поеду. Подумываю снести”. Однако после этой заметки, возликовали и возгордились жители такого известного поселения, и наплевав на эту плевую мелочь, крестьяне Огурцово даже слепили свой собственный памятник царю, который получился низеньким и жирным, на таком же обрюзгшем и, по всей видимости, еще и колченогом коне, на что намекала разная длина его искривленных конечностей.
Потом где-то вдали случилась какая-то непонятная революция. Памятник украли большевики и сделали кирпичи из которых построили дом местному воеводе Павлу Туполобову, бывшему по совместительству так же головой данного сельхоз образования. Ну любил Твердолобов Огурцово, и даже заезжал в него пару раз за год самогону хлебнуть, да баб огурцовских пощупать. Но так уж случилось, что одним серым промозглым июльским днем товарищ Туполобов не сдюжил драки с гусём и по чистой, конечно же, случайности напоролся на вилы местных крестьян, недовольных большевистской властью. Дом его тогда в порыве ликования разобрали и вновь изваяли величественный памятник. Хотели было снова царя сваять, но решили, что лучше Ленина, а то ж их всех наспех тупо перебили бы без суда и следствия. Вот так и стоял там этот Ленин, к слову такой же кривой, как и царь, похожий скорее на бродягу и пропойца из какого-нибудь лютого замкадья, нежели на вождя октябрьской революции еще семьдесят лет, пока с треском не рухнул нерушимый. В тот же год Ленина смололи в пыль из которой тотчас нагумесили кирпичи и построили дом тогдашнему председателю Блохастому, который по совместительству владел тем самым химическим предприятием из которого случилось Стозевное болото и местного помола Гиблый пляж. Чуть позднее под какое-то там утро председателя нашли в хлеву. Как позднее выяснилось, нашли его немножко неживым и уж неживым как пару деньков. Экспертиза показала, что господин Блохастый по ошибке напоролся на вилы, а потому дело закрыли как несчастный случай. Дня через три под проливным ледяным дождем бывшего председателя прикопали на сельском кладбище, где сам поп Тупорылов, по совместительству якобы внук Туполобова от одной из местных ощупанных крестьянок провопил песнопение, окатил мертвеца водицей, а после под чарующий аромат ладана и музыкальный лай собачьей свадьбы преставившегося навеки засыпали. На том и разошлись.
Несколько позже, ближе к настоящему времени его дом разобрали и поставили памятник царю, который получился еще краше всех предыдущих.

Жители тогда надеялись, что чиновник какой лично приедет в Огурцово на открытие, дабы колено преклонить, да устами присососаться. Но чуда не случилось, зато случилось обещание провести газ, да больницу, осевшую со времен революции, облагородить. Вот так уже лет восемь ждут раболепно жители Огурцово сих великих свершений, а потому безраздельно поддерживают все вокруг происходящее, песни поют, да самогон глушат.
Одним из таких вот поддержателей был племянник вышеупомянутого попа, и звали его Владимир Цаплегусев, ну или просто — Гусь. Случилось, что с фамилиями в Огурцово вообще везло мало кому, но что есть, то есть.

Цаплегусев пьяным упал в лужу, пожалуй, единственную на десять километров, потому что уже неделю как в Огурцове стояла лютейшая жара от которой изнывали даже куры, не желая нестись в таких условиях. Владимир угодил в нее лицом, а после медленно и неуверенно поднялся на ноги, пошатываясь и протирая гордую загаженную физиономию мужественной ладошкой. После он огляделся, снова взглянул на лужу и протяжно выругался одним всем известным словом. Данный казус усугубляло еще то, что недалеко от него стояли едва сдерживающие смех подростки, которых Цаплегусев видеть тут не желал, а потому сообщил им следующее: “Чо тут? Я…”- Владимир призадумался, а потом прокряхтел: “ А...” - махнул рукой и побрел по вечернему селу.

Всюду стрекотали сверчки и Огурцово вращалось в мозгу Володьки, который подумал было, что его владелец выпил лишка, и что теперь он снова больше пить не будет никогда. Впрочем, через пять минут нашему герою полегчало, но облегчение сменилось пренеприятнейшим осознанием, потому что Цаплегусев обнаружил себя возле памятника самому царю, который пристально глядел ему прямо в душу своими косыми разного размера глазищами, а потому Владимир рванул со всей дури к лопухам и, сорвав парочку, рухнул на колени возле памятника, стараясь сокрыть следствие своего непристойного облегчения. Но государь глядел осуждающе, и казалось Цаплегусеву, что статуя вот-вот выхватит шашку и порубить его в кислую капусту. От этой мысли нашему герою захотелось перекусить, но дело было еще не сделано, а потому он продолжал тереть лопухами место своего неимоверного позора, стряхивая все это в сторонку. Как только Владимир решил, что дело сделано, и что лучше уже никогда не будет, он поднялся с колен, но сила гравитации взяла вверх над его бренным телом и он завалился в сторону памятника, который ответил Цаплегусеву тем, что повалился на землю вместе с ним и с треском развалился на составляющие, пара из которых упала нашему герою прямо на голову, в результате чего он провалился в беспамятство.

Володя очутился в самом сердце Приунылгорода, в цилиндре и с тростью, а по правую руку от него шел ни кто-нибудь, а сам царь, смотря на него и улыбаясь. Выглядел царь к сожалению примерно так же, как и статуя, а по сему величие его ощутить мог лишь его незадачливый собеседник.

- Володимир, а ты уже закончил свое строительство? - Поинтересовался государь.

- Мое строительство уже близко к полному построению. - ответил Цаплегусев

- А на построении твоем были все солдаты? - строго спросил великий царь
- Не было священника Феофана, потому что он был в церкви. - уверенно ответил Володимир.

- У Феофана была в руках сабля? - продолжил интересоваться государь.

- Утка плавала. - Ответил наш герой.

- Вот и хорошо. Хорошо, что летает! - царь похвалил своего придворного и пожал тому руку, - ты только не забудь о чем мы договорились, Володимир.

- Они правда зеленые, - ответил Цаплегусев, - все зеленое хорошо вытекает из гнезда.

Двое дошли до какого-то перекрестка с супермаркетом, и Володька понял, что никакого царя рядом нет, зато на земле валяется детский конструктор. Он бросился к нему и принялся собирать из конструктора царя, но детали не подходили друг к другу, и Цаплегусев завопил в отчаянии:

- На кого ты покинул свой народ, о великий?! - он начал засовывать конструктор в карман, но детали превращались в гнилые желуди.

Вскоре Царплегусев очухался у разбитого памятника, потер ударенную голову ладошкой и сел в остатки своего облегчения. В ушах звенело, а сам он старался понять, что произошло. Когда память к нашему герою вернулась, он вскочил на ноги, но пошатнулся и упал в осколки памятника. Недолго думая, он их начал собирать и пытаться выложить из них царя, чтобы к утру никто ничего не понял.
Через час у статуи уже начали вырисовываться ноги, а через два Владимир даже успел дойти до камзола императора. В порыве творческого ликования, он решил, что тут еще много есть пространства для креативу, а потому выложил памятнику носовой платок и сделал орла, который выглядывал из-за спины государя. Камней хватило даже на то, чтобы сделать корону. К утру памятник был окончен, и наш герой любовался произведением искусства так, как будто открыл в себе доселе скрытый талант скульптора. А может он как Донателло или Микиланджело? Хотя Владимир не слышал этих имен, но все равно радости его не было предело. Он представил, что вскоре к его творению начнут водить экскурсии, а сам он удостоится высшей награды и станет живым олицетворением Огурцова, великим гением, самородком, которому даже такое небольшое малоизвестное село не стало помехой дабы раскрыть весь свой потенциал. В порыве ликования наш герой не обратил внимания даже на кровь, которая стекла на землю с его ног и головы, создав впечатление, что перед памятником ночью хрюшку резали. Но это было не важно. Его титанический труд окупит себя с лихвой. И как только ума не хватило всем этим местным плебеям сделать такого потрясающего государя, ведь камней было более чем достаточно? Вон, даже лишние остались, хоть дачу строй.

Домой Цаплегусеву идти не хотелось, потому что он самолично хотел продемонтрировать плод своих трудов и получить награду, а потому он отошел к соседскому забору и упал в траву, где почти сразу захрапел.
И приснилось ему, что он стоит на балконе собственного дворца, а народ внизу возносит к нему реки и преисполненный в своем раболепии перед ним выкрикивает его имя. Сам император стоял в этой толпе, улыбался и смахивал пальцем выступившую слезу радости.
Впрочем, сон этот продлился недолго, потому что какой-то ощипанный петух начал голосить прямо под ухом Володи. Он встал, потянулся, зевнул и со всех ног рванул к памятнику и стал ожидать первых прохожих. Первой оказалась доярка Клава, которая остановилась перед памятником раскрыв рот. После людей добавилось, и тогда Цаплегусев, стал подходить к людям, демонстрируя своими руками какой чудесный памятник он возник царю.

- Посмотрите, это я сам! Этой ночью я сам сделал! Это я все! Глядите, какую статую я сделал сам. Это все я. - восторженно голосил Владимир, подбегая к людям, иным из которых и вовсе не было ни до чего дела, - со мной ночью говорил сам император! Я ему утку плавал. Это он меня на все вдохновил. Это сделал я!

- Господи боже!! - обретя дар речи завопила доярка, - Идиот! Пьяница! На вилы его!

- На вилы! На вилы!! На вилы!! - Скандировала толпа, наступая с недобрым видом на нашего героя.

Владимир стал отступать к памятнику, но из-за него вынырнуло несколько человек и схватили его.

- Держи его! Не отпускай. Сейчас мы его проучим!

Несколько человек зарядили Цаплегусову по лицу, а те, кто держали лупили непризнанного гения по голове, а после повалили на землю. В рассветном солнце сверкнули вилы, который иные вытащили из компостных куч и направили их на Володьку.

- Коли его! На вилы! Бей! - Кричала толпа.

И тут было наш герой стал прощаться с жизнью, но кровавый самосуд прервали выстрелы в воздух подоспевшего на крики участкового, который прорвался сквозь толпу и встал между ними и Володькой.

- Гляди, что этот ирод вытворил с нашим царем! - кричала Клава, - Ты только взгляни что этот идиот сделал!

Участковый бросил взгляд на статую, потом на Цаплегусева, потом снова на статую и открыл в изумлении рот, а после медленно направил ствол на нашего героя.

- Ах ты! Сейчас я тебя! - Участковый пнул нашего героя и тот взвизгнул, - Ладно, не буду грех на душу брать. Потом разберемся.

Он поднял Володьку, схватил за шею и повел в участок, периодически пиная его, чтобы он двигался резвее.

Так Владимир Цаплегусев понял, что народ в Огурцове темный, дикий, и что  никто не понимает здесь настоящего искусства.