Заговор вероятностей. Глава 20. Медовый месяц. Ром

         Глава 20.
    
        Медовый месяц.

      Если раньше приходило сравнение прожитых дней с полотном связанной на спицах спинки или переда будущего свитера или кофты, где можно было постараться и вывязать замысловатые жгуты, квадраты, даже цветы или прогнать ровной английской резинкой без выкрутасов. И легко, в любую минуту можно было распустить свою работу, потянув за кончик, смотать сморщенную шерсть на клубок и заново рожать шедевры, жалея в душе о потраченном зря времени.

       Теперь же в ожидании новогодних праздников все чаще вспоминались кадры кинохроник, где молоденькие ткачихи бегают возле бесконечных рядов машин, с натянутыми на них бесконечными нитями, и волнами стелется готовая продукция, наматываясь на бесконечный барабан.

       Полотно ее сегодняшней жизни было основательное, прочное, гладкое, на долгие годы, в отличии от переливающегося бархата, простенького бесхитростного ситца или мягкой шерстяной ткани.

       Перед праздниками Андрей повез Свету в город и нарядил в новое зимнее пальто. Выбирали недолго. В универмаге это красное, расклешенное, ниже колен, с длинным поясом и стоячим белым меховым воротником пальто сразу бросилось в глаза и пришлось впору. Еще купили белую пушистую вязаную шапочку, черные сапоги на высоких каблуках, и теперь эта новоявленная снегурочка, пританцовывая, разгуливала по коврам перед бабушкой, собираясь на новогодний бал в Дом культуры.

       Бабушка после купания и снятой доски ожила, поверила в выздоровление, мечтая снова быть на ногах, пусть даже хромой, но только скорее избавиться от этого чувства полной зависимости от других.

       Когда она лежала высоко на подушках, куда-то девались ее морщины, кожа разглаживалась, и она, словно молодела. Но уже первые попытки посидеть, обложенной со всех сторон подушками, это напряжение и внутренняя неуверенность отразились на приливах крови к лицу, голове, высветились хорошо заметные склеротические ниточки на лбу, щеках, шее. Пульс резко участился от нетерпения опустить ноги и принять, пусть не полное, вертикальное положение.

       Старость проступала в сморщенной коже рук с резко выступающими бугорками синеватых вен. И Свете стало страшно, что вдруг бабушки не стане:

      «Буду каждое утро молиться, чтобы бабулечка жила долго-долго. Пусть читает свои нравоучения, ворчит недовольно, но живет».

      Гуляние на площади под большой нарядной елкой затянулось допоздна. Катались на санях, участвовали во взятии снежной крепости, обсыпали друг друга конфетти из детских хлопушек.

      И Света вдруг увидела вместо своего, всегда уверенного в себе, состоявшегося мужа, взрослого мальчишку, вымахавшего не по возрасту, в меру хулиганистого, в распахнутой куртке, без головного убора на наседающем, крепчающем морозе.

      А как они победили в танце на картонках, когда Андрей дольше всех простоял на одной ноге со Светой на руках, шепча:

      — Целуй в губы немедленно, а то брошу тебя в снег. Ты меня знаешь!

       Она охватила его шею руками, чтобы ему было легче ее держать, и впервые поцеловала Андрея сама, ощутив вдруг неожиданное опьянение без вина и возникшее желание близости.

       Еле успели добежать и включить телевизор до боя курантов. Выпили шампанского вчетвером, вместе с бабушкой и Ириной Васильевной, закусили за накрытым заранее столом.

       Когда Света начала переодеваться в спальной в праздничное платье, Андрей схватил ее полуобнаженную:

       — Давай никуда не пойдем. Хочу тебя, Светочка, единственная и неповторимая.

       И, прижимая к себе легкое платье, Света опять почувствовала свою необъяснимую власть над этим сильным и умным мужчиной, словно она была верховной жрицей, умеющей повелевать. Сказала твердо:

        — Я от тебя никуда не денусь, а новогодний вечер — раз в году. Андрюша, давай поторопимся.

       Она была желанна и любима в объятиях, в танцах, в тостах за небольшими столиками, в играх под елкой огромного зала Дома культуры. Медовый месяц продолжался.

      Второго января внезапно, неожиданно, без предупреждения на своей машине приехали мать с отчимом. Света была на пробежке. Андрей поставил чайник. После обильного новогоднего стола вид оставшихся в холодильнике салатов, холодца не возбуждал аппетита, и по старой холостяцкой привычке Андрей кинул в кипящую воду молочные сосиски.

       Когда в дверь постучали, крикнул:

       — Заходите, открыто! — и, увидев незнакомых людей, извинился и побежал надевать на майку рубашку с короткими рукавами. Света была чем-то неуловимо похожа на мать, а отчима он узнал по точному Светиному описанию.

       Гости разделись в прихожей, и тут влетела Света. Они стояли, обнявшись с матерью в полумраке прихожей, две такие непохожие — одна — высокая, с тонкой талией спортсменка в легкой куртке, лыжной шапочке, другая — располневшая, в теплой черной меховой шубе почти до пят, — дочь и мать.

      Андрей потащил Светиного отчима на кухню, поставил быстренько на стол холодное мясо, горячие сосиски, тарелки с салатами из холодильника, открыл новую бутылку водки и предложил выпить за знакомство, пока женщины переживали. Они слышали, как ахнула бабушка, и заплакали сразу все три женщины одной семьи, собравшиеся, наконец, под крышей гостеприимного дома зятя на второй день нового года.

       Вскоре заглянул поздравить с Новым годом друг Андрея, хирург, сменившийся с дежурства после нескольких серьезных операций за сутки. Андрей сбегал по-молодецки за Ириной Васильевной, и праздничная трапеза затянулась до вечера.

       Андрей предложил перенести бабушку за стол, но та испуганно замахала рукой:

     — Нет, нет! Буду учиться сидеть потихонечку, а то еще раз упаду и всем праздник испорчу.

      Третьего января, в воскресение мужчины отправились на водохранилище, на рыбалку. Повозившись на кухне, Света бросила все дела, и, наконец, они остались вместе, втроем у кровати бабушки, как когда-то в их квартире, и мать сразу спросила:

      — Ты, Светочка, уже беременная?

        Света растерялась:

      — Откуда ты взяла? Нет, конечно! —  Бабушка заступилась:

      — Что вы все девчонку царапаете? Пусть поживут да помилуются вдвоем. Успеют еще с малышом бессонных ночей нахлебаться! Как тебе зять, Надя?

      — Миша сказал, что повезло нашей Светлане с мужем.

      — А у тебя, как всегда, своего мнения нет: «Миша сказал, Миша сделал». Как вас угораздило приехать на праздники?

      Мать обиделась, но не показала вида:

      — Андрей позвонил в школу, попросил — выручайте. У Светы после третьего января сессия начинается. Вот мы на зимние каникулы до десятого января недельку побудем. Миша ничего не пил, первого января сразу после обеда выехали. Переночевали в нашей квартире. Пусто. Может быть, квартирантов пустим? И вам материальная помощь будет.

      Света ушла на кухню готовить начинки для пирожков и пирогов. Сразу после свадьбы Андрей сам позвонил Светиной матери и попросил больше не присылать денежные переводы: «Я получаю нормальную зарплату, и Света с бабушкой ни в чем нуждаться не будут»

      Решительность Андрея, его умение никогда ничего не откладывать на завтра, на потом нравились Свете с каждым днем все больше. Он был требовательным на работе к подчиненным, приходил по вечерам уставший. Хорошо разбираясь в технике, сам ремонтировал свою машину, помогал в колхозной мастерской молодым трактористам уложиться в жесткие графики ремонта тракторов, комбайнов, прицепной техники.

       На заседаниях правления восставал против проведения различных политических мероприятий типа «единый политдень», бесконечных встреч и «дней открытых дверей» с начальством из сельхозуправления и райкома партии:

       «Нам нужно работать, а не болтать! Лучше бы запасные части к машинам выделяли, а то все лимиты сократили».

      Об этом рассказывала, понизив голос и оглядываясь на дверь, все знающая Ирина Васильевна, которая была одинокая, и очень подружилась с бабушкой и Светой.

       Завтра начиналась сессия, нужно было готовиться основательно.

       «Буду сидеть ночами, — подумала, — но тогда нужно оставаться и ночевать в городе. Здесь, дома, с гостями много не почитаешь».

       Андрей был категорически против:

       — Света, твои родственники приехали, мы все вместе собрались, наконец-то. Нет и нет! Буду приезжать за тобой после занятий, ночью будешь только дома. А утром пораньше будешь уезжать.

       Эта неделя утомила из-за суматохи дома, трат времени в дороге, осторожных поцелуев после полуночи, когда все, наконец-то, засыпали: бабушка — в своей комнате, мать с отчимом — за дверью в гостиной на раздвинутом диване. А утром был подъем в шесть часов утра, нетопленный автобус, клевание об стол носом на лекциях и спокойствие, что бабушка под присмотром.

       На обратной дороге вечером в тепле Андреевой машины она крепко засыпала через пять минут, не слыша его слов, рассказов, и даже видела какие-то сны.

      — Куда тебе еще идти на работу? — Андрей уже тяготился присутствием родни, на работе пока особого напряга не было, но отсутствие Светы дома, застывшая пустота без ее магнетизма, когда она просто сидела на диване и молчала, теперь обретали суть в сознании, когда после обеда заводил машину и мчался по знакомой дороге: « Мне без нее не жить».

       Когда прощались при отъезде, мать шепнула:

       — Не тяните с ребеночком. Рожай каждый год. Только в детях счастье!

       Они уехали, а Света полдня просидела рядом с бабушкой, видя, как она плачет тихо, отвернув голову к стене.

       Дома стало тихо, печально, и Света впервые попыталась представить Андрея на диване с ребенком на коленях. Образ был размытый, неопределенный.

       — А где сейчас твоя жена? — этот вопрос вылетел на кухне бездумно, спокойно, хотя Андрей сразу вспыхнул:

      — Откуда ты знаешь про бывшую жену? Кто это тебе настучал?

       Света вспомнила свой собственный выкуп на свадьбе, когда девчонки успели доложить Свете, что у Андрея были жена и дочь, но их никто не видел. А учительница, которая на него вешалась, уехала несколько лет назад в Воронеж. Еще в городе у него был роман с замужней женщиной, но в свой дом он ее не привозил. А на молодых девчат в бухгалтерии и, вообще, в колхозе он ни на кого не смотрит:
      "Так что, Света, можешь быть спокойна! Соперниц рядом у тебя нет!"

      — Слышала, как женщины говорили.

       «Не нужно было сейчас заводить этот неприятный разговор» — подумала, но было поздно.

       — У меня есть дочь Людмила. Живет с матерью на Украине. Иногда я к ним приезжаю. Светочка! Не слушай, пожалуйста, наших женщин! Спрашивай у меня. На все твои вопросу отвечу честно. Света, я старше тебя, и не скрываю ни от кого, что не был монахом. Но сейчас не должно быть ни одной секунды, чтобы ты усомнилась в моих чувствах. Меня сразу обожгло тогда, в трамвае. И сейчас я каждый день, как пьяный. Только ты люби меня! — он унес ее на руках, закрыл осторожно, плотно обе двери, и любил, как впервые после свадьбы, упиваясь радостью, что она рядом, каждый раз такая неповторимая и родная.


         (продолжение следует)

      Предыдущая глава 19.  http://proza.ru/2020/04/07/1442

      Следующая глава 21.  http://proza.ru/2020/04/07/1447