Роман о репрессиях 30-х годов

 Роман трилогию "Дворяне" я написал по рассказам моих предков. Здесь публикуется лишь фрагмент о репрессивном органе. Диалоги я придумал, а события и факты правдивые. Первая книга романа опубликована в ПРОЗА РУ полностью. В этих главах рассказывается о репрессиях НКВД и ГПУ.   

                Глава 5
                В Данилов приехали Покровские
      В конце февраля 1935 года, в воскресение, Сергей расчищал с утра во дворе снег. В калитку вошли мужчина и женщина, и Сергей не обратил на них внимания: «Мало ли тут ходят, ведь в доме живут ещё три семьи, возможно, это к кому-то из них пришли», - подумал он.
     - Уважаемый, не подскажете, где тут живут Сержпинские? – спросил мужчина. 
     Сергей удивился, что назвали его фамилию, и голос мужчины был очень знакомый. Он вгляделся в его лицо и не поверил своим глазам, перед ним стоял Алик Покровский, его троюродный брат. Алик тоже сразу Сергея не узнал, так как он был в фуфайке и в валенках.
    - Алик, это ты? – воскликнул Сергей.
    - Серёжа, здравствуй, - обрадовался Алик, - а мы к вам. Это моя жена, Раиса, - представил он молодую, симпатичную женщину, стоявшую рядом с ним, в дорогой шубе. 
    - Как здоровье тёти Плани? – поинтересовался Алик, - она дома? 
    - Все дома, сегодня же воскресение. Проходите, -  пригласил гостей Серёжа.
    Дети ещё спали, хотя на улице было уже светло, а Соня со свекровью занимались своими делами. Евпраксия с утра пораньше сидела за письменным столом и проверяла школьные тетради. Увидев гостей, она радостно с ними поздоровалась и спросила:
     - Алик, как поживает твоя мама, как её здоровье?
     - Она недавно умерла, - сказал он, снимая пальто. – Поэтому она и письма вам не писала. Несколько месяцев она болела простудой, а потом случился сердечный приступ.       
     Евпраксия посочувствовала и стала хлопотать на кухне. Соня тоже засуетилась и решила накрыть праздничный стол в большой комнате, ведь это были, в её глазах, очень важные родственники. Она слышала от мужа, что Альберт Михайлович работает большим начальником в Ленинградском ГПУ. Только странно как-то они появились в Данилове, даже не предупредили о своём приезде ни в письмах, ни телеграммой. 
    Серёжа, тем временем, принял у гостей верхнюю одежду и провёл в гостиную, усадил на кожаный диван. Но Алик оставил сидеть на диване жену, а сам, по привычке чекиста, прошёлся по квартире, всё осмотрел и даже заглянул в затопленную печь, прикурил там папироску и спросил:
   - У вас можно закурить?
   - Да, кури, не стесняйся, - разрешила Евпраксия, - я тоже иногда курю, успокаиваю нервы. Она закрыла дверь в маленькую комнату, чтобы туда, к спящим детям, не попадал дым, и продолжала месить тесто, намереваясь испечь пирог. 
    Выпуская изо рта дым, Алик присел на диван рядом с женой, а Сергей сел на стул напротив них.
    - И когда вы поженились? – спросил Сержпинский.
    Появление Алика с женой стало неожиданностью, так как от Покровских давно не было писем, и  ничего о женитьбе Альберта было не известно.
    - Это длинная история, дорогой Серёжа, - с загадочной улыбкой сказал Алик, - я тебе потом как-нибудь расскажу. Вы все, наверное, удивлены моему приезду? Постараюсь объяснить. После убийства в Ленинграде Кирова, наше Ленинградское управление государственной безопасности расформировали за то, что мы не обеспечили нужную охрану Кирова. К тому же в наших рядах оказались несколько человек причастных к антисоветской группировке. Они арестованы и дают показания. Меня и других работников госбезопасности понизили в должности и распределили в дальние районы страны.
   - А как же ты оказался в Данилове? – с удивлением спросил Сергей.
   - Я сам попросил народного комиссара НКВД Генриха Ягоду направить меня сюда. Мы с ним в восемнадцатом году служили под одной крышей у Дзержинского. Если бы не Ягода, меня бы тоже арестовали.
   Сергей был очень удивлён такому повороту событий. А жена Альберта добавила:
   - Теперь он начальник Даниловского райотдела НКВД.
   Сержпинский запутался в этих названиях: ГПУ, ГУГБ, НКВД  и попросил Алика разъяснить ему, кто кому подчиняется, и он стал разъяснять:
    - После чрезвычайной комиссии в 1923 году было образовано при НКВД  СССР  объединённое государственное политуправление (ОГПУ), а на местах ГПУ.  А в июле прошлого года ОГПУ упразднили и при НКВД образовали ГУГБ. Теперь милиция подчиняется госбезопасности. То есть ваш начальник милиции подчиняется мне. А я не подчиняюсь здесь никому, а только Ярославскому НКВД. Теперь понятно?
    - А как же райком партии? Ты, как коммунист должен по партийной линии райкому подчиняться.
    - Нет, я состою на партийном учёте в Ярославском НКВД, - пояснил Покровский.
    Евпраксия из кухни слышала их разговор, и,  зайдя в гостиную заметила:
    - Ой, Алик, тяжело тебе будет здесь с твоим характером работать. У тебя же добрая натура, а на этой должности должен быть зверь, чтобы людей на расстрел отправлять.
    Жена Алика согласилась с этим мнением. Она тоже считала его мягкотелым и слабохарактерным человеком.
    Пока разговаривали, в квартире запахло пирогами, и женщины накрывали на стол, придвинутый к дивану. В беседе с гостями выяснилось, что они приехали в Данилов ещё на прошлой неделе, и им дали комнату в кирпичном доме на втором этаже милиции. Алик предупредил Сержпинских, что им не надо никому рассказывать, что он им родственник и общение с ним надо ограничивать.
   - Связь будем поддерживать через Раису, - сказал он, откусывая пирог. – Какой вкусный пирог, - нахваливал он. - Тебе, Раечка, надо взять уроки у тёти Плани, по кулинарии.
   Евпраксия попросила Алика уточнить, как же общаться в дальнейшем, и он сказал, что Раиса устроилась на работу в районную библиотеку.
   - Можете заходить туда, а она передаст мне, что вам нужно. Я теперь здесь могу вам во многом помочь.
    Соня увидела, как Серёжа держится за живот и поняла, что у него опять желудок прихватило, но он старался не показывать виду. Соня сразу нашла, что попросить:
   - У Серёжи врачи язву желудка признали, и ему надо бы съездить на курорт полечиться. Он уже давно стоит в очереди в профсоюзе, но там долго решают и путёвку не дают.
    - Ладно,  я   попробую на них повлиять, - пообещал Алик. 
     Прошло несколько дней, и Покровский сам встретил Сергея, когда тот шёл из второй школы домой. На улице уже смеркалось и, поздоровавшись, Алик сказал:
   - Дело не отложное, нам надо поговорить, пойдём к вам, ты иди первый, а я потом зайду, чтобы никто не видел, что мы зашли вместе. 
    Дома с детьми сидела соседка тётя Шура, и Сержпинский сказал ей, что она  может идти домой. Саша с Вовой ели на кухне кашу, а Коля учил за письменным столом уроки.
    - Коленька, можешь немного погулять, - предложил ему отец, опасаясь, что секретный разговор он может услышать и кому-нибудь рассказать. 
    Коля с радостью оделся и выбежал на улицу. Саша с Вовой поели и ушли в маленькую комнату играть в кубики. Сразу после ухода Коли в дверь вошёл Альберт.
    - Я тороплюсь, и не буду раздеваться, - сказал он и в пальто сел на диван в гостиной. Сержпинский присел рядом с ним.
   - Ты знаешь Успенского? – спросил он.
   - Знаю, - ответил Сергей.
   - Его недавно в Ярославле расстреляли. Но суть не в этом. У его жены, в  Вологде, на квартире, сотрудники Вологодского НКВД делали обыск вместе с моим заместителем, и нашли список членов подпольной, Даниловской, антисоветской организации. В этом списке стоит и твоя фамилия.
   У Сержпинского от этой страшной новости сразу заболел желудок. Он согнулся от боли и сказал:
    - Подожди, я выпью соды, желудок заболел. 
    Когда он вновь сел на диван, Альберт продолжал:
    - Нам из Ярославля спустили план, найти пять человек врагов народа в следующем месяце, но в списке сорок пять человек вместе с тобой. «Как ты оказался в этом списке»? – взволнованным голосом спросил Алик.
    Сергей рассказал ему всю правду, и про Сониного брата Петю и про то, как он передавал Успенскому слова от Пашкова, чтобы тот распустил свою организацию.
    Алик выслушал рассказ Сергея и сказал:
    - Допустим, что я тебе поверил, но мой заместитель хочет за счёт этого списка план перевыполнить и получить премию. Пока кроме него про список из начальства никто не знает, и он лежит у меня в сейфе. Мне стало известно, что этот подлец  изнасиловал девушку, хотя сам женат. Это твой шанс, Серёжа, чтобы остаться в живых, уговори девушку написать заявление на него в милицию и найди свидетелей, двух, а лучше трёх человек. Пусть они письменно подтвердят, что всё видели.
   - Как же мне это сделать? – растерялся Сергей.
   - В списке состоят почти все учителя – мужчины из второй школы,  я принёс копию списка, - сказал Алик и достал из кармана бумагу. Вот возьми, тут наверняка фамилии всех твоих знакомых.
   Сергей стал читать список и обнаружил там Томилова Тараса Васильевича, Сашу Румянцева, Ивана Белосельского, Олега Першина и других известных ему людей. 
    - Да, я почти всех знаю, но что это мне даёт?
   - Выбери среди них самых надёжных, на твой взгляд, людей и уговори их быть лжесвидетелями; они, как и ты в списке и рискуют своей жизнью. Если нам удастся посадить в тюрьму моего заместителя, то он не только забудет про список, но и с карьерой распрощается. Таким людям не место в органах госбезопасности.
   - А почему ты сам его не можешь привлечь к ответственности? – задал вопрос Сергей.
    - Потому что у меня нет доказательств. Он сам мне похвастался о шестнадцатилетней любовнице, когда мы выпивали и отмечали моё назначение. Я поговорил с девушкой и по её рассказу понял, что она изнасилована, запугана и не хочет писать заявление в милицию. К тому же,  Курков  уже успел написать на меня донос, в Ярославскую НКВД, о том,  что я из числа интеллигенции и, вероятно, из дворян. В  Ярославском управлении на этот донос никак не отреагировали.
   Оба собеседника на минуту задумались, и Алик закурил папиросу. Выпуская дым, он предупредил:
   - Только не говори про список моей жене Раисе, я ей не очень доверяю. Понимаешь, какая история со мной приключилась, у нас с ней фиктивный брак. Ей поручили в Московском НКВД обольстить меня,  когда я был ещё в Питере и выйти за меня замуж, чтобы писать на меня доносы. Там есть целый отряд таких девиц для оперативной работы. В общем, мне она не нравилась, и я не обращал на неё внимания. В конце концов, она рассказала мне о своём задании, раскрыла себя. Ей за это могли дать лет двадцать лагерей, если бы я о её признании сообщил куда следует. Но я пожалел её, и мы поженились. Раз уж Ежов (один из заместителей Ягоды), решил вести за мной слежку, то придумает ещё что-нибудь. А так, Раиса раз в месяц пишет донесения в НКВД под мою диктовку.
    - Так вы, значит, спите врозь? – удивился Сергей.
    - Нет, теперь спим вместе, не зря говорят: «Стерпится – слюбится».
    Алик докурил папиросу и встал с дивана:
    - Ну, я пойду, действуй быстрее, - сказал он и направился к дверям.
    - А как зовут твоего заместителя и ту девочку? – спросил Сергей. 
    - Чуть не забыл. Его зовут Курков Степан Степанович, а её Даша Волошина, - уточнил он и сказал, что их имена и адреса есть в копии списка.
   Когда он ушёл, то через минуту с работы пришла Соня и привела с улицы Колю. С порога она возмущалась, зачем Сергей отпустил Колю гулять, если он не выучил уроки. Затем почувствовала запах табачного дыма и спросила:
    - У тебя кто-то был?
    «Значит, она не встретила Покровского. Это хорошо», - подумал Сергей и, недолго думая, ответил:
    -  Я сам надумал покурить, но мне не понравилось, больше не буду.
    В маленькой комнате играли Саша и Вова, они выбежали к маме и стали с ней обниматься. Сергей решил жене ничего не рассказывать, иначе она с ума сойдёт от расстройства. Он начал делать домашние дела: принёс из сарая дров, с колодца воды и вынес помои, но делал это как в забытье. Из головы не выходили мысли о списке, в который Успенский зачем-то внёс его фамилию. Видимо, считал его своим человеком, осведомлённым о существовании подпольной организации в Данилове. Он стал думать, с кем из людей в списке лучше поговорить.  Томилов надёжный, но слишком эмоциональный и будет очень переживать. Недавно у него был сердечный приступ, и нервничать ему нельзя. С Белосельским не поговорить, потому что он куда-то уехал, и его давно в Данилове нет. «Поговорю с Сашкой Румянцевым», - решил Сержпинский, - к тому же, он уже работает тайным агентом в НКВД.
    С вечера Сергей не мог уснуть и долго ворочался в постели. Соня его спросила:
    - Что с тобой? Почему не спишь?
    - Желудок болит, - ответил он, - пойду, посижу на кухне, чтобы тебе не мешать, может, книжку почитаю.
    На часах ещё было десять вечера. Спать ложились рано, потому что вставали в шесть часов утра, под звуки гимна Советского Союза, доносившегося из радио. Радио и сейчас работало и, придя на кухню, Сергей прислушался, о чём там говорят.
    «Заговор против Советских руководителей возглавлял, так называемый, «Ленинградский центр, – услышал он слова диктора. – «9 января 1935 г. в Особом совещании при НКВД СССР по уголовному делу Ленинградской контрреволюционной Зиновьевской группы, Залуцкого и других, были осуждены 77 человек. А 16 января были осуждены 19 обвиняемых по делу так называемого «Московского центра» во главе с Зиновьевым и Каменевым».
     После этого сообщения по радио, новости передавать закончили, и включили симфоническую музыку, от которой на душе стало ещё хуже. Сергей всё больше начинал опасаться: «А вдруг, Алик не сможет ничем мне помочь? Тогда меня арестуют и расстреляют. Как обидно умирать в расцвете сил, очень хочу жить, - думал он. – А если мне куда-нибудь скрыться, но жалко семью, Соню, мать, детей. Как они будут без меня, что с ними станет?» 
    С такими мыслями он долго сидел на кухне. Желудок на самом деле начал сильно болеть, и пришлось  выпить воды с содой. Он взял книгу с подоконника «Избранные сочинения Н.В. Гоголя», хотел почитать и отвлечься, но мысли не давали покоя. Так в раздумьях он просидел до одиннадцати часов, пока не выключили электричество. 
                Глава 6
                Лжесвидетели
     Когда утром Соня встала с постели, то увидела мужа, сидящего за письменным столом, в нательной рубашке и в кальсонах. Он, задумавшись, смотрел в одну точку.
     - Ты почему, Серёжа, такой бледный?  Ты заболел?  - спросила Соня.
     - Да, Сонечка, видимо открылась язва желудка, меня вытошнило с кровью, -  ответил Сергей, и его глаза были очень грустными. 
     Ночь он плохо спал, и ему снились всякие кошмары: сквозь сон, он вспомнил расстрел молодых офицеров, на станции «Филино», и, как он спасал из тюрьмы Сониного отца. Напрашивались выводы, что Гражданская война ещё не закончилась, а продолжается и, что Сергей против его воли оказался в стане «врагов народа».
    - Иди в больницу, -  с озабоченностью сказала Соня.
    - Придётся туда идти, - согласился он, - только сначала зайду к директору школы, и предупрежу, что заболел.
    Когда Сержпинский пришёл во вторую школу, уроки уже начались. Директор находился в своём кабинете, сидел, подперев голову  рукой, и думал о чём-то. На, вошедшего учителя, он не отреагировал, а тихо сообщил, оставаясь в таком же положении: «Арестовали нашего Николая Фёдоровича».
   Сергей сразу понял, за что его арестовали, потому что Шаховской Николай Фёдорович был в том злополучном списке. Сержпинский стоял перед директором и несколько минут молчал, не зная с чего начать своё сообщение. Шаховского он давно знал, но дружбы с ним не вёл, так как тот был гораздо его старше. Николай Фёдорович не скрывал, что был выходцем из дворянской семьи, но больше за ним ничего противозаконного никто не замечал. Возможно, Успенский просто так записал его в список.
   - И что теперь с ним будет? – в растерянности спросил Сержпинский.
   - Наверное, расстреляют, - тяжело вздохнул директор.
   - А я заболел, - сказал Сергей, понимая, что не вовремя сообщил об этом, и вышел из кабинета. Он решил идти к Алику Покровскому хлопотать за Шаховского, но на пути к нему остановился. «Лучше передам ему на словах через его жену», и направился в библиотеку. В библиотеке никого не оказалось, кроме Раисы и он объяснил ей всю ситуацию с Шаховским, но не сказал про список.
   - Передай, пожалуйста, Алику, - просил он, - что Николай Фёдорович хороший человек, он и мухи не обидит, и против Советской власти ни разу не высказывался.
    После библиотеки Сержпинский пошёл в больницу, где ему  выписали лекарства,  от работы тоже дали освобождение. Воспользовавшись случайным отпуском, он решил ускорить процесс поиска свидетелей  и направился к Першину в клуб.
    Была оттепель, и снег на улице таял, отчего он промочил валенки, и начало побаливать горло. «Как мне не везёт, я совсем разболелся, - подумал Сергей, - но надо действовать, чтобы самому спастись и другим помочь».
    Олег Першин был на работе и писал лозунг на красном материале, в своей комнате - мастерской. Только Сергей появился на пороге, как он сообщил:
    - Я сегодня узнал, что Воронина из Данилова уехала навсегда. И кто будет вместо неё в райкоме, пока неизвестно.  А ты не знаешь?
   - Нет, - ответил Сергей, - я к тебе зашёл по другому вопросу, по очень секретному делу. Нас тут могут услышать?
    - Не услышат, можешь говорить, а что случилось? – насторожился Олег. 
    - Страшнее смерти нет ничего, - тихим голосом сказал Сержпинский. – Дело в том, что нас с тобой и ещё сорок три человека могут скоро расстрелять. Успенский, будь он не ладен, вписал нас с тобой в список подпольной организации в Данилове, которая взаимодействовала с отрядом атамана Озерова. Ты в курсе об этом?
   - Ничего не знал, в первый раз слышу, - с недоверием посмотрел на товарища  Олег. Мол: «Не шутит ли?» И тут же в его глазах появился страх.
   - Я говорю вполне серьёзно, - настаивал Сержпинский. -  Нам надо обезвредить Куркова Степана, сотрудника госбезопасности, который знает об этом списке и хочет нас арестовать.
    Дальше Сергей изложил план действий, как надо доказать в суде, что Курков изнасиловал шестнадцатилетнюю  Дарью Волошину.
   - Я тебе не верю, и не хочу ввязываться в это дело, - запротестовал Олег. Его лицо покраснело, и он готов был поссориться с товарищем.
   «Как же убедить, что я не шучу», -  думал Сергей. После минуты раздумья, он продолжал:
   - Копию списка членов подпольной организации мне дал сам Покровский Альберт Михайлович – новый начальник Даниловского райотдела НКВД. Он мой троюродный брат. Только никому не говори об этом.
    Сергей обещал Покровскому держать в секрете их родственную связь, но пришлось Олегу раскрыть все карты, иначе он не поверит. Вынув из кармана сложенный лист бумаги и, развернув его, он подал Олегу. Тот с тем же недоверием стал читать список, и лицо его менялось, по мере того, как он дочитал до конца. 
   - Шаховского сегодня утром уже арестовали, - сообщил Сергей. –  Покровский пока тянет время и всех по списку арестовать не хочет. Даёт нам возможность, чтобы мы действовали.
    Першин стал бледный, как снег, и встревоженно сказал:
   - Самый быстрый вариант, это подстеречь сегодня вечером Куркова возле его дома и там пристрелить. Пистолет у меня есть.
    - Откуда у тебя пистолет? – удивился Сергей. Олег был в его глазах беззащитным, робким интеллигентом, который не способен даже держать в руках оружия, но Першин сказал:
    - Я участвовал в Ярославском мятеже, вместе с Успенским. И пистолет принёс с собой после нашего поражения. Он лежит в надёжном месте.
    - Не надо Куркова убивать, - стал убеждать Сергей. - Давай, сначала попробуем уговорить Дашу Волошину написать заявление в суд, а мы подтвердим, что застали Куркова в момент изнасилования. Покровский сразу заподозрит нас в связях с контрреволюцией, если ты убьёшь Куркова, и тогда уж он всех арестует. Покровский фанатик и не посмотрит, что я ему родственник. А пока он верит мне, что Успенский просто так составил этот список, для отчёта перед своими главарями.
    Прошло полчаса, после того, как Сержпинский пришёл к Першину, и тот всё равно сомневался в правдивости сообщения об опасности. Друзья решили пойти к Сашке Румянцеву, который тоже был в этом списке.  Сергею и самому не очень верилось, что всё так плохо. Он жил последние годы спокойно, воспитывал детей, работал и ни о чём другом не думал, а эта беда вдруг свалилась на его голову ни откуда.        Александра Румянцева друзья встретили возле школы номер два, когда он шёл домой после уроков. Время было обеденное, и многие учителя спешили домой на обед. 
    - Мы ждём тебя, чтобы предупредить об опасности, - сказал ему Сергей, поздоровавшись за руку.
    - Разговор будет секретный, и надо найти место, чтобы нас не услышали, - добавил он. В этот момент на улице было многолюдно: рядом по тротуару шли ученики и могли всё слышать. 
   - Есть такое место, - ответил Александр, - это у нас в сарае. Дома сейчас должны быть сын и жена.
   Пока шли, Саша не выдержал и стал просить хотя бы намекнуть, о чём будет разговор.
    - Нас могут расстрелять, как врагов народа, - сказал, приблизившись к его уху, Сергей.
    - Ничего не понимаю, - спокойно ответил тот и продолжал идти дальше, к своему дому.  В руках он нёс портфель и, приблизившись к магазину Мосаинова, предложил туда зайти. Ему надо было купить хлеба и рыбных консервов по просьбе жены, потому что путь к его дому шёл мимо магазина. В магазине Першин, увидел полку со спиртными напитками, и стал уговаривать товарищей купить водки.
    - Давайте, отметим нашу совместную тайну. Только у меня с собой нет денег.
    - Мне нельзя выпивать, у меня язва, - возразил Сержпинский.
   Ничего не сказав, Румянцев купил продукты и бутылку водки. Всё это он уложил в портфель и хитро подмигнул: «Водку я взял на всякий случай».
    Не заходя домой, он привёл товарищей к себе в тесный сарай, где лежали в поленнице дрова. Тут же посередине сарая стоял кряж, а в маленькое окошечко проникал свет. Он вынул из портфеля бутылку и поставил на кряж.
    - Ну, рассказывайте, что у вас  за тайна.
    Сергей и Олег стали возбуждённо говорить, перебивая друг друга.  Когда друзья изложили суть дела, то Александр задумчиво произнёс:
    - Да, ситуация не простая. А где живёт эта Дарья Волошина? Она в нашей школе училась, но её адреса я не знаю. 
    - Адрес есть у меня, - сказал Сергей, и предложил сразу идти к Волошиной, но Олег стал настаивать на выпивке, иначе он никуда не пойдёт. Тогда Саша  и Олег пошли к себе  домой, чтобы принести закуски. Выпивать водку без закуски, это не в их правилах. Олег тоже жил совсем рядом и поэтому обещал быстро прийти. Сергей остался один и сел на кряж, взяв в руки бутылку. На душе у него было тоскливо, и болел желудок. С утра он ничего не ел и решил что-нибудь съесть, из того, что принесут друзья. Они быстро вернулись и принесли солёных огурцов, сырых яиц, хлеба и варёной картошки.  Сергею они посоветовали выпить немного водки и два сырых  яйца. Такое лекарство помогает от язвы желудка. Он решил, что всё равно надо что-то поесть и водка дезинфицирует раны. Закуску друзья поставили на кряж, а сами встали вокруг него.
    - Если бы нас видел директор школы, как мы, словно пьяницы, пьём водку в сарае, то очень бы расстроился, - с усмешкой сказал Александр.
   - А я и есть пьяница, - уточнил Першин. – Не зря меня директор уволил. С кем вы ребята связались, - пошутил он. - Ну, ладно, будем здоровы, - поднёс он к губам стакан с водкой, и выпил всё залпом.
   Потом он закусил огурцом и пояснил, что спился из-за страха перед чекистами. Он всё время боялся, что его в любое время могут арестовать и расстрелять. При этих словах он достал из кармана пистолет и сказал:
    - Живым меня не возьмут, я и себя убью и чекистов с собой заберу.
   Бутылку осушили не всю, и Олег, заткнув её пробкой, засунул к себе в карман, чтобы допить потом. Сергей ждал, что его сейчас после выпивки вытошнит, но всё обошлось, желудок понемногу успокоился и они пошли в обратном направлении  по улице Карла Маркса, к дому, где жила Дарья Волошина.
    Постучав в дверь её квартиры, в деревянном двухэтажном доме, друзья стали ждать, есть кто дома или нет. К дверям никто не подходил, а из соседних дверей выглянула старушка и спросила:
    - Вам кого надо,  господа?
    И, узнав учителя Румянцева,  сказала:
    - Если нужна Даша, то она дома, я не слышала, чтобы она уходила. Стучите ещё.
    Старушка захлопнула свою дверь, и Румянцев снова постучал. Наконец, Даша открыла дверь. Видимо, она уже стояла за дверями и всё слышала, как соседка разговаривала с учителями. Их голоса она  узнала.
    Сергей не мог помнить всех своих учеников, но эту девушку он давно приметил. Она выделялась среди своих сверстниц стройной фигурой и большими карими глазами, с длинными ресницами.
    - Здравствуйте, вы ко мне? – спросила она застенчиво.
    - К тебе, Дашенька, как можно спокойнее сказал Сергей, - нам надо с тобой поговорить, разреши войти?   
    Она пропустила в прихожую непрошеных гостей и прикрыла дверь. На грязном полу валялись клочки сена и всякий мусор. Даша тоже выглядела не лучшим образом: её лицо было бледным и уставшим. Учителя с порога стали объяснять причину своего визита, и она смотрела на них заплаканными глазами.
   - Понимаешь, Даша, известный тебе тип Степан Курков, нам тоже угрожает. Мы,  как и ты, тоже в большой опасности, поэтому, с твоей помощью мы должны его посадить в тюрьму.
   - Я не понимаю, о чём вы говорите,- испуганно произнесла девушка.
   - С тобой вчера беседовал новый начальник НКВД?  – спросил Сержпинский.
   -  Да, - ответила она, и удивлённо сказала:
    -  Так это был, правда, новый начальник? Я не разглядела, что там написано в его удостоверении и не поверила ему. Думала, что это кто-то подосланный от Куркова.      Сергей спросил её, где произошло изнасилование, и Даша созналась, что всё произошло здесь, у неё дома. Месяц назад в её квартиру постучали двое: милиционер и мужчина в штатском. Они стали что-то в квартире искать. Милиционер объяснил потом, что они ищут спрятанное отцом Даши оружие, но ничего не нашли. Даша жила с родителями. Мать работала в леспромхозе счетоводом, а отец работал там же лесорубом. После  окончания школы она нигде не работала и сидела дома, готовила пищу, помогала родителям по хозяйству. Когда обыск закончился, Курков велел милиционеру идти домой, а сам остался. Родителей дома не было, они с работы обычно приходили поздно. Надеясь на свою безнаказанность, Курков воспользовался удобным случаем и изнасиловал девушку. Он пригрозил потерпевшей, что арестует её и родителей, если она вздумает жаловаться. Поэтому, она родителям ничего не рассказала. После изнасилования Курков продолжал с ней встречаться и часто велел приходить к нему в кабинет.
   - Сергей Николаевич, как же мне теперь быть? - спросила она, чуть не плача, - идти мне сегодня к  Куркову в милицию или нет? Он велел сегодня в шесть часов прийти к нему в кабинет.
   - К нему не ходи, - посоветовал Сергей. - Тебе надо сейчас написать на него заявление, что он тебя изнасиловал, и отдать дежурному в милиции, а мы втроём напишем, что были свидетелями. Якобы мы шли мимо твоего дома и слышали, как ты кричала. Мы забежали в дом, дверь оказалась открытой, и мы всё видели.
    - Но Курков запер дверь, - засомневалась девушка, - разве можно так врать? И вы сами учили учеников, что врать не хорошо.
    Першин и Румянцев хором подтвердили, что можно искажать правду, но в редких случаях, если надо наказать преступника.
   - Иначе тебе в суде не поверят, раз нет свидетелей, - сказали они.
     Даша на какое-то время задумалась и потом согласилась написать заявление, только с условием, что заявление она в милицию не понесёт. Пусть это сделают кто-нибудь  за неё. Она пригласила, в кухню гостей, принесла тетрадку, чернила и ручку.
   - Диктуйте, как писать, - попросила она, с  решительным видом. Было понятно, что гнев к Куркову кипел у неё в душе.
    Учителя тоже написали одинаковые свидетельские показания, словно под копирку, и отдали Сержпинскому, чтобы он передал всё лично в руки Покровскому. С  приподнятым настроением друзья вышли на улицу, а Даше на прощание посоветовали сидеть дома и никому дверь не открывать.
    Уже вечерело, солнце опустилось за горизонт, и прохожих поблизости не было. Олег достал из кармана  бутылку, вынул пробку и спросил, будут ли друзья допивать водку. Они отказались, и Олег из горлышка выпил содержимое бутылки. Опять шли по улице Карла Маркса к дому Румянцева и обсуждали дальнейшие действия. Олег заметно захмелел и вновь высказал своё решение убить Куркова, если его не привлекут к суду. Это очень беспокоило Сергея, и он решил незаметно вынуть из кармана Першина пистолет, рукоятка которого выглядывала. Когда Румянцев ушёл к себе в дом, Сергей пошёл провожать Першина. Ему удалось незаметно похитить у него пистолет и положить в свой карман.
   По пути  домой он выбросил оружие в прорубь Преображенского пруда.
                    На следующий день Сергей слёг с высокой температурой и не смог передать Покровскому заявление Даши и свои свидетельские показания. У него не было сил встать с постели. Чтобы не посвящать Соню в страшные события, он попросил сына  Николая сходить в библиотеку и передать тёте Раисе, что он заболел. После школы Коля сходил в библиотеку и выполнил просьбу отца. В тот же вечер, к Сержпинским пришёл Покровский, из приличия посидел возле постели больного, и тот незаметно от жены передал ему нужные бумаги. Мать ещё не пришла из школы, а Соня хлопотала на кухне, чтобы угостить гостя чаем. Сергей спросил Алика, сидящего возле него: 
    - Скажи мне брат, долго большевики будут продолжать репрессии? Зачем всё это?
    Алик посмотрел на него с грустью, словно ждал такого вопроса, и постарался подробно ответить:
    - Товарищ Сталин считает, что враги Советской власти по мере строительства социализма будут отчаянно сопротивляться и надо усиливать репрессии. Но генералный комиссар НКВД Ягода, другого мнения. Ещё в 1933 году он  неоднократно указывал мне на необходимость проведения более либерального курса в нашей карательной политике. Мне, например, запомнился разговор, который мы вели летом прошлого года, когда я ездил в Москву с отчётом. В этом разговоре Ягода прямо мне сказал, что пора, пожалуй, прекратить расстреливать людей. Он сказал мне, что так же думают Ворошилов и Каганович, но Сталин настаивает на усилении репрессий. Я, конечно, на стороне Ягоды и тоже хочу ввести нашу работу в рамки закона. Что будет дальше, посмотрим.
    Вскоре пришла с работы Евпраксия и все, кроме больного, сели на кухне за стол пить чай с домашним печеньем. Соня только что испекла его в духовке, и вкусный запах наполнил квартиру.  Серёже Соня принесла в постель овсяной каши на молоке, чтобы желудок успокоился. За чаем Евпраксия спросила Алика.
    - Тебе приходилось убивать людей?
    - Приходилось, но только на войне, - ответил он и удивлённо посмотрел на тётушку.
    - А если тебе твои начальники прикажут убить невинного человека, ты сможешь это сделать?
    - Тётя Планя, к чему эти разговоры? Конечно, не смогу. Вы же знаете моё воспитание. Я только что объяснял Серёже, что высшее руководство страны в своём большинстве против продолжения репрессий, а Сталин настаивает на их усилении. На очередном пленуме ЦК, я думаю, что Сталина сместят с поста руководителя партии. Так что будем надеяться на лучшее.
   Но Евпраксия не унималась и навязывала Альберту дискуссию:
   - Я не понимаю, - рассуждала она, - как ты мог связаться с большевиками. Ты же воспитывался в благородной дворянской семье? Твой отец был известный учёный, а мама выпускница смольного института. Как так случилось, объясни мне?
   - До чего мне надоели эти объяснения, - сморщил лицо Альберт, - моя мама тоже пыталась меня в чём-то убедить, хотя своих твёрдых убеждений у неё не было. Надеюсь,  и  у  вас тоже их нет. Скажу вам честно, я вступил в партию по убеждению. 
   После этих слов, его лицо вновь приняло спокойный вид и он, слегка улыбнувшись, хотел откланяться и уйти, но Евпраксия строго его остановила:
    - Постой, Альбертик, ты сначала ответь мне на вопрос, а потом можешь идти. 
    Он с раздражением сел, и отглотнув из чашки свой не допитый чай, стал говорить:
    - Ладно, коль настаиваете, признаюсь вам: я не раз хотел куда-нибудь убежать или пустить себе пулю в лоб, но оказалось, что я трус. И таких, как я много. Например, я занимался последнее время, работая в Питере, анализом состава нашей госбезопасности и подсчитал, что в нашей системе служат пятьдесят процентов бывших дворян и купцов. Они, как и я, наверняка разочаровались в большевистской политике, но боятся и слова сказать. А что делается в армии? Там большинство офицеров, присягавших царю батюшке, они тоже боятся. Так что, не я один такой.
   Евпраксия была довольна ответом и, как строгая учительница, сказала:
   - Хорошо, можешь идти, ставлю тебе пятёрку за поведение. Передавай привет своей супруге, и приходите к нам вместе. Я буду рада, видеть вас чаще.