Подснежники

Светило весеннее солнце. Степановна присела на скамью и подставила теплым лучам свое морщинистое лицо. Потом заметила, как мелькнула за плетнем высокая мохнатая шапка Михалыча, вскочила и засеменила, пока он не исчез из виду.

- Михалыч! А Михалыч!

- Чего тебе, Степановна? - Тот нехотя обернулся.

- Далече собрался-то?

- По делам иду.

- Ишь ты. Какие - такие дела у тебя появились? Слышь, Вань , заглянул бы ко мне. Теленка уже и не знаю, куда привязать. Все подпорки сорвал. Гляди, рухнет все. Сарайчик хоть и хилый совсем, но крыша рухнет, теленка завалить может.

- Ладно. Загляну. Завтра.- Недовольно буркнул старик и продолжил свой путь.

Бабка Наталья вздохнула, посмотрела ему вслед и направилась в дом.

У нее сегодня был день рождения. Нужно было что-нибудь приготовить к приезду дочери и внучки. Степановна расстелила на столе чуть пожелтевшую белую кружевную скатерть, которую она когда-то в молодости связала крючком. На середину стола поставила бутылку вишневой наливки, приготовленную прошлым летом. Тесто для пирогов уже подошло. Засучив рукава, она принялась за дело. Пару раз Степановна садилась на скамью, перевести дух. Что-то сегодня сердце немного пошаливало. Зазвонил телефон.

- Мамуля, с днем рождения тебя. Здоровья крепкого, чтобы прожить еще лет сто. Мам, прости, не получается приехать. На работе завал. Отчеты надо подготовить. Без меня не справятся. Ну честно, мамуль. Не обижайся. В июне приеду в отпуск.

Поговорив с дочерью, старушка посидела еще немного, задумавшись. Хотела уже встать, телефон снова зазвонил.

- Мама, это я, Арсений. Поздравляю тебя.

- Сенечка, сынок. Спасибо. Как вы там? Как мальчишки, Вера?

- Все хорошо, мам. Главное, чтобы ты была здорова. Таня, наверное, уже там?

- Нет. Она не может приехать. Начальство не отпускает ее. Работы много.

- Вон оно что. Ну ничего, мать, я приеду скоро в отпуск. Отметим вместе твои именины. Осталось-то каких-то четыре месяца. Все будет хорошо.

Сердце опять колыхнулось в груди. Степановна приложила ладонь, пытаясь успокоить его и ,не удержавшись, запричитала.

- Сенечка. Не доживу я до лета, сынок. Тяжко что-то мне. Послушай...

Но в ответ ей послышались короткие гудки.

Детей у бабки Натальи было двое. Дочь жила в областном центре. Приезжала к матери в отпуск и на день рождения. В прошлом году приехали всей семьей и на Новый год, порадовали старушку. А сын жил далеко, в Хабаровске. Как поехал по распределению после института, так и остался там. Он приезжал к матери в отпуск каждое лето.

Вот и пироги подоспели. Степановна поставила их на стол. Присела на стул и призадумалась. Сколько так просидела, она и не помнит. Стало смеркаться. Кто-то приоткрыл дверь.

- Степановна. Ты дома али нет? Чего сидишь в темноте?-вошла Глафира, соседка.- Я вот тебе пирог брусничный принесла.

-Глашенька. Спасибо тебе.-Засуетилась Степановна. Положила в миски груздей соленых, капусты квашеной.

- Наталья, с днем рождения тебя.- Вошел Михалыч. Он поставил на стол маленькую корзину с яблоками, а потом осторожно протянул букетик подснежников.

- Аааах. Это мне? Вот по каким делам ты с утра ходил,- пролепетала старушка, налила в граненый стакан воды и бережно поставила туда букетик.

- Так мы опоздали? Или вовремя?- послышались голоса Петра и Даниловны. И на столе появилась бутыль самогона.

За столом собрались пятеро одноклассников. Они жили все на окраине, которая расположилась на небольшой возвышенности. Рядом находился овраг, из-за которого и  пошло название Овражий хутор. Многие дома уже были заброшенными и потихоньку разваливались. В центре деревни еще были и дома целые, и людей было поболее, а тут остались одни старики. Они помогали друг другу, чем могли, ведь дети почти все разъехались по большим городам. Из всех только Михалыч жил с сыном и его семьей. Остальные были все одинокими.

Школа находилась в центре села. Собравшись у дома Ивана, вместе ходили они в школу и домой после уроков. Те, кто жил в центре, не любил хуторских. Как только они появлялись у школы, начинали их сразу задирать:

- Глядите, вражина - овражина пожаловала.

Столпившись, пытались задеть, сказав что-нибудь обидное.
Хуторские старались не обращать внимания на эти колкости , но те сами начинали пакостить. Подбегали и с головы шапку скидывали или зимой снежками забрасывали, а тут ребята горячие, обиду не терпели. Сжимали кулаки и кидались на обидчиков. Девочки тоже от них не отставали, налево и направо колошматили портфелями. И так до тех пор, пока не выскочит на ступени школы директор или кто-либо из учителей. Сколько раз и на родительском собрании вопрос поднимали. Чуть утихнут страсти, а потом снова. Так годы и шли.
В старших классах уже стали драться из-за девочек. Все три хуторские были, как на подбор, красавицы. Зачастили ребята из центра на хутор, и опять кулаки пошли в ход.

Все дети из хуторской "пятерки" родились после войны. Отец Глафиры
вернулся контуженным. Петро запомнил отца вечно пьяным. Он вернулся, оставив на полях войны правую руку. Возвращаясь как-то в метель домой, сбился с пути , свалился в сугроб и замерз.
Иван отца своего не помнил. Тот дошел до Берлина и вернулся домой, но старые раны напоминали о себе , и он умер, когда сыну был всего год. В семье Любы было девять детей. Она была самой старшей. Все заботы о младших братьях и сестрах легли на ее плечи. Ее отец вернулся с войны озлобленным и на костылях. Часто пил и поднимал руку на мать.
Наталья помнит об отце только то, что он ходил, опираясь на трость. Он часто приходил в школу, узнать об успехах дочери. Отец был очень строгим, и, услышав стук трости в коридоре, девочка вся сжималась от страха.

Иван всю свою жизнь любил Наталью, но родители отдали ее замуж за другого, не за " голытьбу", как он. Из пятерых семейную пару создали только Петро и Люба.

 Михалыч вдруг достал телефон, позвонил внучке и велел принести гармонь. Та принесла и, присев на табуретку, удивленно смотрела на стариков. А когда они стали вспоминать свою молодость, школьные годы, своих одноклассников, петь песни своей юности, произнесла:

- Вот о ком нужно писать книги. Какие же вы счастливые! Столько пережили, а доброту и юношеский задор не потеряли.

Утром к плетню у дома Михалыча подошла обеспокоенная Глафира.

- Иван!

- Что приключилось с утра ?

- Слышь, Вань. У Натальи корова с утра не успокоится никак, мычит , и теленок тоже. Может, что приключилось? На нее не похоже это.

-Что может случиться? Спит, наверное. Наливочки перебрала.

- Вань, пойдем , глянем. Я боюсь идти одна.

Михалыч поставил в угол вилы, которыми подправлял остатки сена, и широкими шагами направился к дому Степановны.
На сердце стало тревожно . Действительно, Наталья всегда рано вставала, и ее красный платочек издалека мелькал во дворе.

- Наталья! Где ты там?-позвал он, входя в дом. Из-за его спины осторожно заглядывала Глафира.

В комнате было холодно. Печь не топили. На кровати лежала Наталья, взгляд которой был устремлен в потолок.

- Ты глянь. Давно утро за окном, а она еще в постели.- Стараясь не выдать свой страх, кашлянув, произнес Михалыч.- Наталья. Ты чего это?

Осторожно подойдя к кровати, Михалыч дотронулся до руки лежавшей старушки и в ужасе отступил назад - рука была ледяной.

Из-под пожелтевшей руки на пол упали выцветшие детские фотографии Арсения и Татьяны.

На столе, в стакане, стояли поникшие подснежники..