Тяжела ты, шапка Мономаха!

(Декабрь 1965 г. — март 1966 г.)

Я стояла в парадной и задумчиво смотрела сквозь стеклянную дверь вслед уходящей осени 1965 года.

Колючий, холодный ветер раскачивал почти обнажённые ветви деревьев и срывал с них последние листочки.

«Господи, как суровы природа и жизнь. Что же мне теперь делать? Малышке требуются соки, мужу необходим хотя бы самый простой обед. Ведь он целый день в городе, кроме работы вечером ещё лекции в институте. Конечно, его восьмидесяти пяти рублей на всех не хватит. Ещё два с половиной месяца я просижу с ней, а потом надо решаться. Как жалко, что на завод ездить далеко, пришлось уволиться. Что поделаешь, раз малышка так слаба! Декретные деньги закончились… Как жить дальше? Как?!» — задавала я себе бесконечные вопросы.

Молодость требовала действия, выбрасывала меня из квартиры — недалеко, малышку не оставишь — на лестничную клетку первого этажа, и какое-то время я стояла между дверьми парадного входа и наблюдала сквозь стекло всё то, что творилось там, на улице, в этом водовороте жизни. «Ну живут же люди. И у меня должен найтись какой-то выход», — размышляла я.

Вдруг я почувствовала, что чья-то рука легла мне на плечи. Я вздрогнула…

— Ой, Дарья Яковлевна, здравствуйте. Я вас не заметила.

— Да, я вижу, что ты вся в мыслях. Малышка-то заснула?

— Да, — я кивнула головой.

— Ну вот и хорошо. Давай-ка поднимемся ко мне на пятый. Мне очень нужно поговорить с тобой.

Я заколебалась.

— А о чём, Дарья Яковлевна?

— Лидушка, мне нужно кое-что рассказать тебе.

И мы поднялись на пятый этаж в уютную однокомнатную квартиру.

Дарье Яковлевне было лет восемьдесят, но до сих пор она была стройна, высока, аккуратно одета, у неё очень добрые карие глаза. Дочь, с которой она жила, работала почтальоном.

В комнате на стене висел снимок большой семьи. А вокруг него отдельные фотографии уже взрослых детей. Все молодые люди были в военной форме.

— Дарья Яковлевна, сколько же здесь детей? — спросила я.

— А вот считай, девять, — ответила хозяйка. — Знаешь, Лидушка, я трижды начинала жить после разорения, — с тёплыми нотками в голосе начала свой разговор Дарья Яковлевна. — Я научилась смиряться с бедой и шагать дальше. Ведь без потерь и лишений по этой жизни не пройти. Но, миленькая ты моя, самое главное — надо не чураться людей, не замыкаться в своей беде, не бояться рассказать о своей безысходности. Если бы ты знала, сколько раз разрушалась моя жизнь, и каждый раз меня выручали простые люди, которые жили рядом — кто работой, кто советом. Самое трудное время — всегда в начале самостоятельной, семейной жизни. Я хочу помочь тебе, Лидушка, — и она снова положила свою руку на мои плечи.

— Вы знаете, я не знаю, как выжить хотя бы до середины декабря. Алёнке будет годик, я постараюсь подыскать себе работу в ночные часы, — тихо проговорила я.

— Лидушка, послушай меня. Давай с тобой договоримся, что я буду давать тебе в долг небольшие деньги, а ты будешь записывать к себе в тетрадочку. Я буду подсказывать, как прожить более экономно. Сумму, которую ты будешь у меня спрашивать, мы будем сокращать совместным решением. По-другому нельзя. Осталось терпеть недолго. Ведь ребёнок, особенно в таком положении, не должен получить меньше того, что так необходимо его организму. А самое главное — не уходи в себя. Осознай, что не уйти от того, что имеешь, и обязательно верь, что в этой жизни, если тебе суждено жить, то обязательно найдётся разумный выход из самого сложного положения, А сейчас ты мне скажи, какая крупа у тебя есть и что ещё из продуктов. Давай подумаем о твоём меню. Можно готовить комбинированные каши, кулеш…

Я слушала её с благодарностью. И мне уже не было так страшно за завтрашний день, на душе стало тепло. Я почувствовала добрую человеческую защиту.

— Помогай тебе Бог, — сказала Дарья Яковлевна, закрывая за мной дверь.

Месяца через два, около восьми утра, когда я возвращалась из молочного магазина (он открывался с восьми), меня окликнул друг детства Володя, спешащий на работу:

— Лида, что с тобой случилось? Ты так похудела. Как живёшь? Скажи хоть два слова, я спешу, с автобуса бегу на работу.

— Володечка, привет. Да, живём сейчас впроголодь. На днях моей малышке будет годик. Прошло уже полгода, как я уволилась. Дорога на завод — на Васильевский туда и обратно — три часа.

— А муж? Ведь ты же замужем, и он без дурных привычек.

— Володенька, да ведь он с завода перешёл в НИИ в качестве лаборанта, получает восемьдесят пять рублей, а ещё и занимается в институте на вечернем отделении. Здесь даже если очень захочешь, не подработаешь.

— Лид, а если ты — к нам на завод, а малышку — в ясли?

— Видишь ли, Володя, она родилась с асфиксией, с тяжёлой формой анемии и с нарушением координации нижних конечностей. В течение всего года я выдерживаю строгий режим и по рекомендации специалиста ортопедии делаю ей массажи шесть раз в сутки и два раза ванны. Лет до трёх ей придётся побыть дома.

— Слушай, как тебе не повезло. Так ты и работать пока не сможешь.

— Володя, я уже всё продумала. Ты сейчас кем работаешь? Не мог бы за меня попросить? Я могу работать в ночную смену — малышка засыпает в девять часов вечера, а вскоре и муж возвращается.

— Лида, я работаю начальником цеха озеленения на двух больших теплицах, ты вовремя появилась, — сказал он обрадованно. — На днях наша истопница ложится в больницу на серьезную операцию, и в этом сезоне она уже не выйдет на работу. Если бы ты смогла топить каждую ночь, то рабочие были бы только рады прийти утром в натопленное помещение. Да и я был бы спокоен, потому что знаю тебя сто лет, и мы друг друга не подведём.

— Володя, а у вас что, паровое от завода не подвели?

— Да обещают на следующий год, если в смету уложатся. Ну что? Согласна?

Я даже подпрыгнула на месте от неожиданного предложения.

— Володечка, миленький, ты меня от голодной смерти спасаешь. Ведь в магазине я отворачиваюсь от сметаны, от батона с изюмом, я уж не говорю о фруктах или сладостях. А на суп беру сто граммов фарша и заказываю мяснику сахарную косточку без мяса. Он мне её рубит на несколько частей, и я добавляю к приготовленным из фарша фрикаделькам для навара. Ой, да что я, о чём? Ты лучше скажи, когда мне прийти оформляться, а?

— Ты сегодня можешь? Хоть сейчас, в середине дня. Я схожу с тобой в кадры. Будешь получать восемьдесят пять рублей. Договорились?

— Конечно, конечно. Я уложу малышку спать на «тихий час», а сама — к тебе. Хорошо?

— Ну давай. Да не прибеги просто так. Не забудь трудовую, профсоюзный, паспорт.

— Да что ты, Володечка, миленький, у меня всё уже в пакетике в боевой готовности. Я так верила, что обязательно что-то произойдёт. Спасибо тебе огромное, пусть тебе тоже повезёт в этой жизни, — приблизившись к нему, прощебетала я. Глаза мои светились от счастья. — Я побежала, жди.

Сокращая путь через замерзшее озеро по утоптанной дорожке, я радостно спешила домой. На душе у меня было тепло и уютно. «Как хорошо, — думала я, — когда у тебя есть друзья. И именно в трудный момент они подают тебе руку помощи. Теперь не надо будет просить в долг у тёти Даши».

Чтобы не потерять доверие людей, я строго держала данное слово и никогда не подводила своих кредиторов. Но сознание, что ты живёшь в долг, психологически давило на меня, и я всё время пыталась найти выход из положения. И вот он нашёлся…

Днём, уложив малышку, я примчалась на завод. Вместе с Володей побывала в кадрах: написала заявление, оставила трудовую и уже знала дату выхода на работу — четырнадцатое декабря.

Со своей первой зарплаты я отдала долг и купила тёте Даше всякой вкуснятинки. Купила мужу недорогие, но удобные и тёплые зимние ботинки.

Жить стало веселее. Я перестала занимать деньги, даже могла позволить себе зайти в книжный магазин и выбрать интересную книгу.

Но невозможность выспаться и строгий дневной режим, установленный для малышки, делали свое дело. Однажды, подготовив к растопке три печи в первой теплице, я с топором в руках в абсолютной темноте (освещения в ту ночь не было) направилась к следующей теплице. Уже подходя к ней, я сначала почувствовала, а потом увидела, что прямо на меня мчится пёс… И потеряла сознание — не только от физической слабости, но и того, что знала, насколько серьёзны сторожевые собаки. Недавно я слышала, как один сторож сказал своему сменщику: «Собак не забудь накормить. Да проверь, все ли хорошо привязаны. А то одна сегодня сорвалась, и я еле успел оттащить её от женщины».

Очнулась я от тёплого прикосновения шершавого языка собаки и от тихого, встревоженного голоса сторожа. Он осторожно касался моего лица и приговаривал:

— Да что же ты, даже сознанье потеряла. Ведь он же ещё щенок, хоть и ростом велик. А сама-то ты с топором, а щенка испугалась, — он помог мне встать. — Ну давай потихоньку. А я смотрю, не видно тебя давно, а вот он скулил около тебя не переставая. Я и пошёл в этом направлении. Так что это — твой спаситель. Мороз нынче не шуточный, ведь и замёрзнуть можно. Нет, девочка, ты себя гробишь. Так никакого здоровья не хватит, — осторожно шагая вместе со мной, рассуждал сторож.

— Да что вы, спасибо большое, — ещё слабым голосом отвечала я. — Я уже два месяца топлю, на днях март придёт. Ещё немножко потерплю, а потом что-нибудь придумаю.

Сторож напоил меня чаем, и я почувствовала себя увереннее.

Я поблагодарила его и пошла растапливать печи, чтобы закрыть вьюшки не позднее шести утра, так как надо было успеть проводить мужа на работу.

В это трудное время я научилась экономить энергию во всём. Пыталась спать на ходу, прикрывая по очереди то один глаз, то другой — так легче снималось напряжение.

Восьмого марта по дороге в магазин я опять потеряла сознание и очнулась на больничной койке. Мне повезло: это случилось на улице, когда мимо проходила машина скорой помощи. В больнице выяснилось, что я ждала еще одного ребёнка, но малыш погиб. Было сильное малокровие. Любое моё движение сопровождалось вспышками металлических молний перед глазами, эти сполохи отзывались в голове резкой болью.

В палату вошёл уже немолодой врач. Остановился около моей койки, наблюдая, как медсестра бережно накрывает меня, худенькую, находившуюся в полузабытьи. Вздохнул и произнёс:

— Да, тяжела ты, шапка Мономаха!..

Как много ещё трудностей придётся встретить мне на своём пути! Как и всем молодым, которые не могут опереться на помощь близких. Ведь в тот день муж был дома. А через несколько дней пришёл в больницу и, видимо, растерявшись, требовал, чтобы я вернулась домой. Я упросила врача выписать меня через несколько дней с условием, что продолжу курс лечения амбулаторно.

18.03.2005