Хоёсенькие девоськи

(Ноябрь 1968 года)

6 ноября 1968 года, в предпраздничный тогда ещё день, я (муж ещё был в командировке), приведя девочек домой из садика и яселек, вспомнила о том, что в праздничные дни все специализированные магазины (овощной, молочный и прочие) будут закрыты.

Праздник 7 ноября уже давно утратил своё политическое значение, а раньше это был народный праздник, отражение советского образа жизни. К нему готовились все художественные и спортивные коллективы, демонстрация акробатических этюдов поражала своими возможностями, в каждой колонне кроме транспарантов и лозунгов, которые призывали к миру на всей Земле, обязательно были аккордеонисты, а народ под аккомпанемент аккордеона или баяна пел полюбившиеся лирические песни военных лет — и авторские, и народные. Это был светлый день дружбы.

На демонстрации никто никого не загонял, за это не платили дополнительных денег. Пойти на демонстрацию было престижно, у каждого учреждения: завода, фабрики, школы или вуза — были свои эмблемы и знамёна. Знаменосец был уважаемым человеком. А общепризнанной эмблемой Мира на Земле была птица — голубь.

Вечером на площадях большого города зажигались огни, выступали ансамбли песни и пляски, народ танцевал под духовой оркестр, звуки которого, слегка сдержанные и даже интеллигентные, уже издалека будили какую-то неизведанную тайну моей души, а затем слияние звуков всего оркестра захватывало меня в вихрь вальса… Я обожаю в вальсе этот кульминационный момент, растворяюсь в гармонии этих ощущений. Тогда ещё в наши головы не приходило желание нажраться до поросячьего визга, оказавшись незащищённым и осмеянным.

Слава Богу, ещё сохранились звуки нашей священной гармони. Даже сегодня на первом канала телевидения по утрам звучит передача «Играй, гармонь» — как светлая память о Геннадии Заволокине. Ещё обожаю слушать сердечную гитару и весёлую балалайку, широкое звучание домры и материнский тембр виолончели, рыдания скрипочки и душевные звуки пастушьей дудочки, под которые воображение рисует бескрайние поля с цветами, реки, озёра и пруды со склонившимися над ними ивами. Раньше каждый, кто соприкасался с природой, даже ребёнок, мог смастерить себе дудочку из дудника и, поиграв на ней, поставить в какой-либо сосуд с водой, чтобы можно было ещё и ещё раз насладиться этими звуками — простыми, незамысловатыми, но родными.

Сразу приходит на память детская песенка:

    Дудочку-погудочку смастерил я сам.
    Подражает дудочка разным голосам.
    Хочешь, я тебе сыграю песню ветерка?
    Хочешь, я тебе сыграю, как поёт река?

Я напоила девочек компотом, проверила, чтобы в комнате не было игрушек с острыми углами, и сказала, что очень быстро сбегаю в магазин и принесу им молочка, сливочек и сырков, ведь завтра праздник и эти магазины работать не будут. Девочки ответили, что всё будет «хо-ё-сё», и я побежала.

Всё это путешествие занимало самое большее минут двадцать. Когда я прибежала обратно, то не поверила своим глазам…

Весь пол большой комнаты был усыпан крупами, сахарным песком, солью, мукой — всеми моими запасами из хозяйственного стола и шкафа-пенала. Я в замешательстве, в одежде и с авоськами, прислонилась к стенке и сползла по ней на пол.

Да, я понимала, что они маленькие: Анютке — 1 год и 4 месяца, а Алёнке — 3 года и 10 месяцев, конечно, не отшлёпаешь, но также понимала, что всё это, рассыпанное по всему полу, — не соберёшь.

Из глаз моих невольно потекли слёзы. А доченьки подбежали ко мне, пытались меня поднять и взволнованно приговаривали:

— Мамоцка, ма-ма, пости, мы хотели свалить касу лялям. Мамоцька, не паць…

Сидя на полу, я обняла их и тихо сказала:

— Что же вы наделали… Нам теперь и самим не из чего сварить кашу.

Они погрустнели и присмирели. Я понимала, что времени до закрытия магазина остаётся немного, а крупу уже не спасёшь.

Я тихонько встала и сказала им, что они поступили плохо и за это придётся им постоять в углу. Имея своих девочек, я уже давно поняла, что устоять на одном месте дети физически не могут даже десяти минут, и кричать на них бесполезно, потому что они боятся крика и перестают понимать, о чём это и за что.

Девочки с понурыми головами пошли к своим стульчикам, которые заранее стояли на своих местах, в углах, и тихонько сели.

А я быстро принесла ведро и, заметая на совок лихо перемешанные крупы, соль и песок, сверху засыпанные мукой, сложила в него все свои стратегические запасы.

— Ну а теперь вы поняли, что у нас не из чего сварить ни кашу, ни супчик?

— Да, — тихо ответили девочки.

— Ладно, выходите из углов и усаживайте своих кукол за их столики. А мне сейчас опять придётся сбегать в магазин, а то его сейчас закроют.

— Хоёсё, мамоцка, мы будем хоёсими девоськами.

А что делать… и я на свой страх и риск полетела в магазин. Прибегаю обратно, открываю дверь и вижу своих «хоёсеньких девосек» с сосредоточенными лицами на концертном рояле. Он стоял около книжного шкафа.

Алёнка тянулась к столетнику, который я специально поставила на книжный шкаф, чтоб его не достали девочки, потому что он колючий и полезен для здоровья. А Анютка сидела на рояле на корточках и уже крепко держала в ручке два самых жирных листа от столетника.

— Господи, а сейчас-то вы что делаете? — спросила я, ставя сумки и снимая пальтишко.

— А мы хотели его потлогать, — тихо и очень серьёзно ответила Анюта.

— Да как же вы забирались? А слезать-то как будете?

Я сняла их с рояля, приговаривая: «Вот тебе и хоёсенькие».

А девчонки, понурив головы, сами побрели по своим углам к стульчикам, сели и заревели:

— Пости нас, мамоцка, мы босе не будем.

Я сняла бедный столетник-алоэ со шкафа, села на диван, поставила цветок себе на колени и попросила девочек подойти ко мне и сесть рядышком. Я аккуратно освободила два толстых листочка из крепко зажатого от волнения Анютиного кулачка. Рассказала девочкам, как один толстый листик этого растения может полечить и человека, и животных.

— Например, если снять с толстого листочка кожицу, а оставшееся опустить в бокал и добавить туда мёда, то этим составом можно заживлять ранки. Теперь давайте поставим столетник на его постоянное место, — и я поставила цветок на подоконник. — Ну, теперь вы не будете его обижать?

— Нет, не будем, — ответила Алёнка,— только он хочет пить, — и потянулась за леечкой.

— Нет, его нельзя много поить. Земельку можно проверить пальчиком. Если земелька влажная, значит она чёрная. А если его много раз поливать, то он погибнет. Поняли?

— Да. Мама, мы будем у тебя спласывать. Договолились? — с трудом проговорила Анютка, а Алёнка кивала головой.

А потом я рассказывала им о рояле. Открыла большую крышку и показала, где живут такие крючочки, которые как бы дёргают за клавишу, на которую мы нажимаем, и появляется звук.

— Вы видите, здесь живут звуки. А вы вдвоём забрались сюда. А если бы крышка не выдержала, и ваши ножки зажали бы и эти крючочки, и сама крышка. А я бы вызывала специальных дядей-мастеров, чтобы они освободили ваши ножки. А ведь это больно. Да и сам рояль уже было бы никогда не починить. Да и нет у нас денежек, чтоб его починить. Девочки притихли.

— Мамоцка, а мозно поигать? — с трудом выговорила Анюта.

— Только аккуратнее. Что-нибудь медленное. Ведь уже пора в ванную, да и спать.

Девочки потихоньку попробовали звуки рояля. Я закрыла инструмент.

А они уже договаривались со мной о сказке, которую я расскажу им перед сном, когда они будут уже в своих кроватках.

2012