Свет светит

Я оказался в каком-то необычном месте. Оно похоже на поместье прошлых веков.
Ко мне выходит обычный и невзрачный бородатый старик. Обычно и немного небрежно одет.
Необычно то, что он светится!
Святой?
И я вспомнил!!!
Я его уже встречал!
Вспомнил старый и ветхий дом, обитый иссохшейся вагонкой. Я его тоже когда-то где-то видел. Вид этого дома вроде бы удручающий, а как-то... тепло. Что-то напоминает, ощущение чего-то знакомого...
Там, возле дома я чуть не наскочил на старика – и прямо перед собой увидел доброе лицо с едва заметной улыбкой. Улыбались его глаза – улыбались тепло и печально.
Он всё про меня знал! Он всё понимал. Я почувствовал это и опешил. И забеспокоился: сейчас что-то спросит или что-то скажет? Что, и зачем я ему? Кто он такой? Я же привык – не доверять. Даже своим ощущениям.
Тогда я его встретил, но испугался и ушёл. А старик этот словно через меня, сквозь меня прошёл... Нет, не то. Как будто в нём был я, и я испугался себя, и теперь ухожу – от себя... А он тогда наверное в тот самый старый дом шёл – но я туда не пошёл, я был ещё не готов. И ощутил пустоту внутри.
Пустота – это хорошо. Её можно заполнить. Было бы только чем.
И так захотелось его снова встретить! И о чём-то спросить. О чём – не знаю.
Тогда не спросил. Не был готов спрашивать. Не захотел – узнать.
А теперь чувствую, что спрашивать и не надо, надо просто захотеть спросить, очень захотеть. А он сам знает, что меня тревожит.
Это я вижу только то, что возникает прямо передо мной и не готов даже к тому, что иногда случается возможность узнать, а правильно ли я вижу. Не готов спрашивать, не готов отвечать. Что спрашивать, если не знаешь что. Что отвечать, если собственного ответа нет.
А он видит всё. Он мог мне ответить, он был готов, а я не спросил.
Я всё ждал учителя. Чтобы он меня направил. У учителя должна быть потребность направлять. И понял, что уже не дождусь. Кто учителя? Они сами – ученики. Кто не считает себя учеником – тот уже во тьме.
Как себя исправить, чтобы быть готовым?  Сейчас, кажется, догадываюсь. Но – не могу! А что я могу? Ничего не могу. Исповедоваться не могу. Перед кем исповедоваться? Перед Богом? А Он и так про меня всё знает. Перед людьми? А они не лучше меня – проверено. А перед самим собой – не готов.
Вот покаяться – пожалуйста. А в чём? Не знаю. Вернее, знаю, но не знаю в чём нужно, а в чём не следует каяться. Одни говорят одно, другие – другое. А сами не знают, а только так же, как я, издают звуки и не понимают их значение. А когда на своей шкуре узнают – начинать говорить по-другому. Или хотя бы думать по-другому и молчать, когда говорить об этом опасно.
Я могу только просить. Теперь знаю, что просить так, чтобы призвать. Как просить – не знаю.
Тогда я долго думал: а что это было?!
И понял, что оказался не готов к встрече с ангелом. Он по потребности своей готов был помочь и послужить, но я его не узнал. И не призвал.
И об этом потом забыл…
А старик теперь на меня не смотрит, а сразу говорит… Нет, он не говорит, он так светится – словами!
О ком эти слова?
О Том, Кто сотворил весь мир.
Только о Нём. Всё время о Нём.
Свет слов сияет и мерцает, как будто спрашивает: как это Ему удалось сотворить такой мир? Такую красоту?!
Я собрался было сказать, что красоты, конечно, много, но уродство – оно откуда?
Но увидел, что я – во тьме.
И что я и есть преграда свету.
А свет словами говорил: чтобы не было во мне преграды, мне нужно стать никем.
Если бы ты был никто, то никто и не встал бы между тобой и Им.
И никакой тьмы не было бы.
И ещё я то ли услышал, то ли сообразил: если ты будешь молчать, то не спугнешь приходящих к тебе мыслей – ты их услышишь и различишь.
И в тишине прозвучат Его слова, которые Он оставил здесь. Если ты сумеешь их расслышать, ты поймешь всё, что только можешь вместить.
И я замолчал. Как спокойно стало!
Покой обнимал, укутывал. Он заструился со светом, в который превратился старик. Этот свет в меня углублялся – это он излучал покой.
Я и не знал, что существует такой покой.
Нет, может быть, когда-то знал, очень давно…
Это было тогда, когда ничего-ничего страшного не могло случиться.
Когда самому ничего не надо было решать, искать.
Вдруг кончилась вся тоска… Вся невыносимая тоска пропала, и никакой тревоги, никакой заботы, будто все это снилось и ушло. А не наоборот, как если бы уснул и спал.
И я уже не понимал, что же меня недавно мучило.
Покой даже имел запах… Пахнуло чем-то знакомым и чем-то родным...
И внезапно он зазвучал. Просто звучали слова:
– Мера сердца – это чувство Бога…
И во мне, откуда-то изнутри отозвалось:
– Господи, как много Ты благодатно меришь…
И услышал:
– Имей лишь каплю веры в сердце – и ты будешь услышан. И для этого не надо говорить…
И снова молчание.
Слова выросли из тишины, и из них снова выросла тишина.
А тишина как будто бы не прерывалась. В ней не было разделения! Вот я и стал слышать свои мысли и Его слова.
Значит, не разделились – Бог и я!
И осталось только соединиться!!!
И тишина снова заговорила. Его словами. Потому что это были Его слова и ничьи больше.
– Не разделились? Ты это чувствуешь? Ну тогда иди!
И я тогда понял, что во мне, внутри, о чём-то мыслит и говорит душа.
Душа забыла саму себя, как я себя забыл.
А теперь появилась ниточка света. Она протянулась между Ним и мной. Можно во тьме, в пустоте, в ничем держаться на этой ниточке. Оказывается, она удивительно крепкая. А ведь она почти что из ничего…
Я не могу сказать, откуда это узнал, ничего не могу объяснить.
Но теперь знал, что делать.
Я прислонился к большому дереву. И почувствовал, что дерево растёт – как идёт с земли на небо. Я это движение ощутил. А почувствовал, что меня теперь нет.
И почувствовал радость полноты жизни. Значит, я всё же есть, если чувствую!
И я не хочу… Ничего не хочу!
А особенно не хочу о чём-то с кем-то спорить, обвинять в незнании, невнимании и прочем... Зачем? Передо мной разливается свет, и я знал, что этот свет и есть путь!
И нет пути и света отдельно, тёмный путь – это уже не путь!
И я могу плыть, двигаться вместе с этим светом.