И снова май

И снова май сверкает орденами,
И аромат сирени кружит мысли.
И память - маленькая женщина босая
По площадям и улицам шагает.

           И снова май. Солнце щедро одаривало землю теплом, и радовало снующих  прохожих. Стол, накрытый  праздничной белой скатертью, пестрил  угощением: солёные огурчики и помидоры, жареная рыбка, тонкие ломтики сала, колбаса. По радио звучала  песня. У стола сидела  женщина в военной форме. Ордена, поймав солнечных зайчиков, горели жёлтым  пламенем.  Женщина встала, подошла к комоду, взяла фотографию мужчины.
-  С 10 годовщиной Победы тебя, Мишенька. Вот стол накрыла, скоро родные придут. С утра на параде была, с девчатами встретилась, Машей и Валюшей. Сколько же нам пришлось с ними по полям поползать. Я тут ответ на свой запрос получила, да ты уже знаешь, наверно. Мальчишки наши с тобой, рядом. А я вот только вчера узнала, в каком концлагере они…..
       Раздался звонок в дверь.
-  А вот и Танюша с Витей пришли. А племянники так подросли, особенно Семён, вытянулся, в военное училище собирается поступать, лётчиком хочет быть. Пойду, открою.
       Она поставила портрет  рядом с наполненным  стаканом с лежащим на нём кусочком хлеба. В прихожей раздался смех, шум голосов. В комнату вбежала девочка-подросток, но увидев фотографию мужчины, тихонько уселась на диван. Вошедшие тоже приумолкли, но хозяйка подтолкнула их к столу.
- Ну, давайте присаживайтесь за стол. Чего у порога стоять.
И снова все засуетились, рассаживаясь за стол. Молодая женщина, достала свёрток из авоськи.
- А мы с гостинцами к  тебе, тётя Катя. Посмотри, какого  копчёного  толстолобика  Витя достал. А ещё банка твоего любимого вишнёвого варенья и конфеты шоколадные.
- Ой, чего тратились то. Спасибо родные, сейчас картошечки принесу.
Молодая женщина вскочила.
- Давай, помогу.
- Сиди, сама справлюсь, чай не сто лет мне.
Хозяйка ушла. Молодая женщина вздохнула.
- Опять плакала. Глаза красные.
        Виктор увидел на комоде конверт и развёрнутый лист бумаги. Быстро пробежал глазами текст, судорожно сглотнул подступивший ком к горлу. Послышались шаги, и он вернулся к столу.
          Горячая картошка заняла место посередине стола, хозяйка заговорила:
- Чего ждёте? Накладывайте. Витя, наливай. Детям сок, а мы фронтовых сто грамм.
      Все дружно принялись за еду, не забывая хвалить хозяйку.
- Тётя Катя, ну как у вас получается так вкусно рыбку пожарить?  Корочка нежная, не пережаренная. А у меня то подгорит, то не дожарю.
- Опыт с годами придёт, Танюша. Лиза, ешь, худющая какая.
Юноша  оторвался от тарелки.
- Она у нас в балерины готовится. Ешь, Лизка, а то на экзаменах в обморок грохнешься.
Лиза показала ему язык.
- А ты меньше ешь, а то тебя ни один самолёт не поднимет.
Все засмеялись, Семён ответил сестрёнке.
- У меня организм правильно работает. Я на тренировках вес сбрасываю.
         Виктор встал с рюмкой в руках. Остальные тоже поднялись.
- Давайте, выпьем за тех, кто не дожил до Победы. Светлая память им.
      Все молча выпили и затихли, каждый думал о своём. Первым молчание прервал Семён.
- Тётя Катя, скажи, а ты сейчас о чём-нибудь жалеешь?
Хозяйка кивнула.
- А как же. Что не смогла ещё больше ребят с поля боя вытащить. О ненависти своей жалею.
  Лиза удивлённо на неё посмотрела и спросила:
- Почему, жалеешь?
Катя вздохнула.
- Жалею, что не могу с ней справиться и сейчас. Говорят, время лечит. Только не могу забыть погибших ребят и девчат. А ещё деревни дотла сожжённые. Шли мы как-то по дороге, наш полк уже  продвигался на запад. Идём, а впереди по карте деревня белорусская должна быть, а мы глядим, а там одни чёрные трубы от печей торчат, да вороньё вокруг только летает. А потом увидела, старушка с двумя малыми детьми у крайней печи копошатся.  Волосы седые у неё на ветру развеваются. Я вещмешок скинула, достала сала кусок, да хлеба краюху, подбежала к ним, сую в руки старушке и говорю. «Простите, всё что есть, бабушка». А она на меня взглянула, а глаза то молодые, только в них такая боль плещется, что мне волком завыть самой захотелось. «Спасибо, тебе. Фашисты  всю деревню, вместе с малыми и стариками, сожги, а мы успели в лесу схорониться.  Дом у леса стоял». Иду, реву. Наши тоже, кто сухарик, кто картофелину стали ей совать. Девчата плачут, а мужики тайком слёзы смахивают. Сколько мы таких деревень прошли. Война закончилась, а не могу немчуру проклятую простить. За Мишу, за сыночков своих.
     Катя налила полную рюмку и залпом осушила её. А потом подскочила.
- А чего носы повесили? Праздник у нас, Победа. Жить будем, назло всем, любить будем, плясать будем.
      Катя включила громче радиоприёмник,  и под «песню фронтовых шофёров» пустилась в пляс. Лиза подскочила и закружилась возле тёти Кати. Не удержались и остальные. Песня закончилась. Едва переведя дух, снова уселись за стол. Лиза спросила:
- Тётя Катя, а вы на войне песни пели.
- Нечасто, иногда поспать то не удавалось, не спали  по трое суток. Только свободная минутка выдастся, где были, там и засыпали.
Лиза снова спросила:
- А про любовь пели?
- Конечно, без любви на войне нельзя. Сердце каменное становится, и сам в валун превращаешься. Витюша, бери гитару, спой мою любимую.
Виктор запел «Тёмная ночь».
   Уже на улице Виктор тихонько сказал Татьяне и детям:
- Тётя Катя ответ получила о своих мальчишках. Погибли они в концлагере. У неё, кроме нас никого не осталось, надо почаще её навещать.
    Таня и Лиза заплакали, а Виктор и Семён отвернулись, украдкой  вытирая слёзы. Небо озарило пламя праздничного фейерверка. Народ приветствовал его громкими криками, хлопаньем в ладоши. Кто-то смеялся, кто-то плакал. Это был праздник со слезами на глазах.