Твой. Без цензуры... Глава 43
Горькое чувство неуверенности в собственных умениях и способности научиться чему-либо вообще под началом столь эксцентричной особы, каким являлся Гордеев, ещё долго не оставляли её в покое, перевешивая в ней чувство собственного достоинства. И продолжая неумело орудовать инструментами на операциях под присмотром «светилы», то и дело роняя их на пол, она посылала его мысленно в преисподнюю, каждый раз выслушивая в свой адрес немало нелестного.
Исключение составлял, пожалуй, Новиков, на которого Гордеев тоже периодически орал, но не так как на неё, словно специально задавшись целью извести студентку и разнести в пух и прах её желание стать нейрохирургом.
В конце концов, за довольно короткий период практики Валерии все же удалось кое-чему научиться и обрести необходимые навыки.
Да, Гордеев презирал студентов, нередко отказываясь с ними сотрудничать, но ей тоже не хотелось превращаться в его «шестерку», которой тот мог помыкать на свое усмотрение. Правда, чтобы заслужить похвалу куратора или хотя бы добиться от него какого-то признания её заслуг, ей приходилось идти наперекор страху, пропуская мимо ушей его нецензурные замечания. Но что ожидало её в дальнейшем, оставалось только догадываться.
Осторожно постучавшись в дверь кабинета, правда, так и не дождавшись, когда ей разрешат войти, Чехова нажала на дверную ручку, толкая дверь вперед.
Накануне Гордеев просил её подойти после посещения больных для разговора тет-а-тет. И вот она, оставив Игнатьева под присмотром Лебедевой, стояла теперь у порога кабинета, не решалась зайти внутрь.
— Да-да, войдите! — послышался из помещения знакомый голос.
Устроившись на диване и вертя в руках снимок чужого рентгена, Гордеев все ещё пытался рассмотреть там наличие ключа.
Колеблясь с принятием решения, Валерия все-таки заглянула в кабинет, прикрывая за собой дверь и испуганно глядя на куратора. С озадаченным видом потерев ладонью свою макушку и протянув при этом разочарованное: «Н-да…», мужчина перевернул снимок, пытаясь рассмотреть его уже с другого ракурса.
— Отдыхаете, Александр Николаевич?
Тишину помещения нарушил нерешительный голос Чеховой.
— Да так, на работе проверки, — неопределенно бросил он, чуть не уронив рентгеновский снимок на пол.
Обрадовавшись её появлению здесь, мужчина оставил наконец в покое снимок анкушевской головы, которую ошибочно принял за брюшную полость пациентки Березняковой, и быстро поднявшись с дивана, подошел к своей будущей «суженой». Младше его самого на четырнадцать лет.
— Валерия, — начал он издали, толкая свою речь, но больше не трепеща перед ней, как это было с ним недавно в коридоре, — отныне я буду называть вас именно так… У меня будет к вам встречное предложение.
— Чта-ааа? — уловив с его стороны намек на развитие между ними каких-то отношений, значительно превосходившие рамки «учитель-ученица», Чехова ошарашено уставилась на куратора, поражаясь собственной реакции на его слова.
Нет, она, конечно, ожидала, что он обратится к ней когда-то с подобным предложением, (не зря же «светило» поцеловал её тогда на именинах французским поцелуем), но что все произойдет так скоро…
Честно говоря, она была в шоке, не зная даже, что и думать по такому поводу. По её скромному мнению Гордеев торопился. Тем более один поцелуй на глазах у всех ещё ничего не значил. Глеб её тоже целовал, но это не значило, что они тоже состояли в глубоких отношениях. И даже если бы их угораздило друг с другом переспать, это тоже, по мнению Чеховой, ни о чем не говорило. Гордеев — же отдельный случай.
К такому мужчине нужен был особый подход. И она пока не улавливала, как его вообще можно было развести на подобные действия, которые вряд ли бы стали ограничиваться каким-то несчастным поцелуем.
— Как вы смотрите на то, чтобы на этой неделе поехать с одним весьма импозантным мужчиной на дачу, — оборвал он её мысли своим напоминанием о собственной персоне, — и провести с ним время в уединенной обстановке. Вдали от всех.
Чехова внимательно на него посмотрела. Нет, это был не розыгрыш. Теперь Гордеев был с ней предельно серьёзным, намекая на необычное времяпровождение за пределами города, которое могло закончиться чем угодно. Только по её выражению лица пока было сложно определить, рада она этому или нет.
По этой причине не решалась ответить ему взаимностью, взвешивая все «за» и «против» дальнейшего развития событий. Нет, ей, конечно, и раньше приходилось оставаться с ночевкой у знакомых, но то были проверенные люди, с приличной репутацией. А вот можно ли было внести в этот список Гордеева, она пока не знала, сомневаясь в его порядочности.
Разумеется, сообщи она о его намерении своим псевдородственникам, те, конечно же, никуда бы её не пустили, но давно привыкнув позиционировать себя взрослой и достаточно «продвинутой» в плане взрослых отношений девочкой, решившись на очередную авантюру, спрашивать разрешения у Лобовых она не собиралась. Так и не дождавшись от девушки какого-либо вразумительного ответа, «светило» попробовал поинтересоваться номером её телефона:
— Рельсы есть?
— В смысле? — переспросила Чехова, не разбираясь в его сленге.
— Ну, звонить! — указал он на мобилку.
— Ах, да, сейчас.
Чехова продиктовала ему номер по памяти. Записав цифры, Гордеев договорился с ней позже о тайном шифре сигналов, которыми они должны будут обмениваться тайком от посторонних.
— Один звонок — будет означать: «Немедленно прилетайте, Александр Николаевич!», два звонка — «Ни в коем случае не прилетайте! Вам угрожает опасность!», а три — будет означать: «Какое же счастье, что на свете есть такое светило отечественной медицины, как Александр Николаевич Гордеев!».
— А зачем мне для этого звонить? — удивилась Валерия, пожалев, что не записала все эти фразы в свой блокнот, не особо надеясь на свою память.
— Затем, что руководителям практики надо чаще говорить приятные вещи, — пояснил он, с удовольствием улыбаясь.
Чехова задумчиво на него посмотрела. Сегодня Гордеев, на удивление, относился к ней хорошо, словно доказывая лишний раз, что не собирался посягать на её невинность, если она, конечно, сама не позволит ему это сделать.
— Но ежели ты будешь трезвонить, как пожарная машина, — внезапно пригрозил ей «светило», вновь проявив свой истинный характер, — то это будет означать: «Александр Николаевич, извините меня за то, что я вас так рано/поздно разбудила, но вы должны немедленно прилететь, потому что очень мне нужны!».
Перед тем как покинуть кабинет, Валерия поинтересовалась, когда именно он заберет её из дома, на что мужчина, ухмыльнувшись ей украдкой, невольно ответил:
— Я прилечу за тобой приблизительно в шесть или в семь часов, но ни в коем случае не раньше шести.
Договорившись быть готовой к назначенному времени, однако так толком и не разобравшись, что конкретно он имел в виду, Чехова подошла к двери, приготовившись с ним попрощаться.
Карауливший её снаружи Глеб слышал их диалог, сжимая в гневе кулаки, что не укрылось от бдительного внимания проходившего мимо него Рудаковского. И появился он здесь не случайно, давно намереваясь ему отомстить.
Позаимствовав у Толика галстук с надписью «25 см», Вовка по-прежнему не терял надежды завоевать расположение Чеховой, несмотря на благополучно проваленную идею с обручальным кольцом на её именинах, из-за которой главврач больницы теперь большую часть своего времени проводил не на рабочем месте, а в кабинете стоматолога. Но пообещав Толику надевать на себя этот галстук, когда они оставались с Чеховой наедине, чтобы не стать посмешищем в глазах других, он никак не мог подобрать для этой цели подходящего момента. А время-то шло.
Прекрасно понимая, что в дома у Лобовых он появится ещё не скоро, не в состоянии перенести налаживание отношений с Чеховой на более поздний срок, Рудаковский загорелся идеей пригласить её после занятий в кафе, чтобы забившись с ней где-нибудь в уголок, предстать перед одногруппницей в новом амплуа, уверовав, что именно так Смертину и удалось покорить сердце неприступной Алькович.
По этой причине он сунул свернутый галстук в свой рюкзак, случайно выронив его в раздевалке на пол, когда переодевался. В этот момент рядом с ним как раз околачивался Глеб. Заметив, что одногруппник упустил какую-то вещицу, подобрав её с пола, он хотел было вернуть её обратно, но стоило ему размотать этот галстук и прочесть на нем надпись, как он тут же решил поступить иначе, догадавшись позже, почему Рудаковский не носил сей аксессуар перед всеми.
И пока Вовка, отвлеченный жаловавшегося на выходки своей тещи Фроловым и вечно недовольной Шостко, общался с одногруппниками, подобрав этот галстук, немного позже Глеб прицепил его одногруппнику под горло, расхваливая на все лады его новый халат. И продолжая, таким образом, отвлекать внимание парня от своих дальнейших действий, полез поправлять ему воротник, устраивая все таким образом, чтобы надпись на галстуке была хорошо видна окружающим.
Невольно тронутый заботой о нем человека, от которого ранее нельзя было ожидать чего-то подобного, Рудаковский поблагодарил его за оказанную помощь, и, не заметив, как что-то насмешливое промелькнуло в улыбке одногруппника, направился к своим больным, буквально на физическом уровне почувствовав какие-то изменения в окружавшей его среде.
А люди и вправду с той поры начали как-то по-другому к нему относиться, и точно так же его воспринимать. Но не понимая, что вообще происходило вокруг, он так и проходил с этим галстуком по всей больнице, ловя на себе завистливые взгляды мужчин, и восхищенные — со стороны женщин.
Окончательно уверовав в то, что так влияет на них его мужская харизма и личное обаяние, приосанившись, Рудаковский продолжил свои странствования по больнице, отмечая украдкой, что к концу дня на него с вожделением стали смотреть даже ветхие старушки из приемного покоя.
Причем с особым энтузиазмом его почему-то встречали именно пациенты из «голубой палаты».
Восторженным отзывав в его адрес с их стороны не было конца. И не совсем понимая, отчего его появление производило на тамошних мужчин подобный эффект, когда ранее здесь на него редко обращали внимание, он с трудом унес оттуда ноги, не смея там больше задерживаться.
Его «чары» развеял Гордеев. Одним своим замечанием. И отметив перед началом занятия, как странно смотрели на него одногрупники, так ничего ему не сказав, Рудаковский осознал всю суть происходящего, едва порог аудитории переступил «светило».
Прежде чем назвать новую тему лекции, куратор пару раз покосился на студента, будто к чему-то присматриваясь, а затем, совершенно не подбирая слов, выдал вслух следующее, обращаясь непосредственно к нему самому: «Я понимаю, доктор Рудаковский, что вам хочется похвастаться перед другими хоть чем-то, чтобы заслужить внимание женского пола, но методы для этого, на мой взгляд, вы выбрали не совсем подходящие. И хотя я не уверен, что такую информацию стоит выставлять на всеобщее обозрение. Тем не менее вы потрудились достаточно, чтобы о размере вашего интимного места узнала вся больница, начиная от медперсонала, заканчивая пациентами».
Застыв от недоумения, какое-то время Рудаковский просто сидел на месте, шокированный и едва ли понимавший, что происходило на самом деле. А когда до его слуха донеслись легкие смешки одногруппников, для него все стало на свои места.
Тогда-то он и обнаружил свой пропавший галстук, случайно нащупав его под своим подбородком, привыкший видеть только то, что было у него перед носом.
Он целый день потратил на его поиски, а сам галстук, оказывается, все это время провисел на нем самом, приковывая к его персоне нескромные взгляды окружающих.
Тогда-то ему и стало понятно, чем была продиктована столь трепетная «забота» о нем со стороны Глеба. И заметив, как тот, давясь со смеху, даже не смотрит на него, пока Гордеев перебирал стенды, Вовка мгновенно сорвал с себя галстук, намереваясь выбросить подарок Толика, а по окончанию занятий устроить разбор полетов Лобову. В итоге все пошло совсем не так, как он предполагал.
Зато с этого момента Шостко стала на него как-то иначе смотреть. С интересом и нежностью. Когда ранее за ней ничего подобного не замечалось. Но теперь Рудаковскому, по крайней мере, было понятно, почему с радостным возгласом «Ты есть!», имея в виду размер, к нему выскочила тогда в палате пациентка моделька Лика, чуть не изнасиловав его самого потом в присутствии Шостко.
В какой-то степени Вовка даже пожалел, что староста за него заступилась, пресекая на корню домогательства Лики. Сам он был совсем не против, чтобы любвеобильная пациентка его облапала, решив наверное проверить, насколько соответствует надпись на галстуке действительности. В противном случае она бы вряд ли полезла к нему в штаны.
Рудаковскому было жалко, что Гордеев его так быстро разоблачил, но повернуть время вспять уже было невозможно. Ну, он хотя бы на пару часов ощутил, что значит находиться в центре женского внимания, и не только. И всерьёз настроившись после этого разделаться с Глебом, довольно быстро поменял свои планы, застукав его у дверей кабинета хирургического отделения. Подойдя к одногрупннику поближе, Вовка с подозрением на него покосился:
— Ты кого-то поджидаешь?! Не Гордеева случайно?
С трудом сдержав эмоции, чтобы не послать Рудаковского куда подальше, чье присутствие мешало ему следить за парочкой, повернувшись к одногруппнику, Глеб насмешливо бросил:
— А ты что здесь делаешь? Больного Кукареку уже вылечил?
— Больной Кукарека уже того, — развел руками Вовка, — причем давно. Поэтому я и пришел доложить Гордееву, что Ковалец обо всем в курсе.
— Вот как? — облокотившись рукой о дверь, поинтересовался у него Глеб. — Как же быстро ты все уладил. Даже жаль, что самому Гордееву сейчас совсем не до тебя.
— Это ещё почему?
— Не хотел тебе говорить, но скрывать это уже нельзя… Он сейчас у себя. И знаешь с кем?
Затаив дыхание, Рудаковский приготовился услышать самое худшее, что могло нарисовать ему воображение, ведь ничего другого от Глеба ожидать не приходилось. Почувствовав обреченный настрой одногруппника, тот применил свой любимый трюк, моментально придавая лицу скорбный вид:
— Имя некой Валерии Чеховой тебе о чем-то говорит?… Так вот она находится там с нашим светилом. И знаешь, чем они занимаются?
— Чем? — выпучил глаза Вовка, готовый услышать страшную правду.
— Не догадываешься?
— Не может быть!
— Не может? Думаешь, я тебя обманываю? Тогда взгляни сам, — предусмотрительно сдвинувшись в сторону, Глеб предоставил ему возможность посмотреть в замочную скважину, откуда четко просматривалась поверхность стола, за которым разговаривали вышеупомянутые им персоны.
Сгорая от ревности, Рудаковский поступил так, как ему посоветовал одногруппник, однако то, что он увидел в кабинете, прикладываясь глазом к замочной скважине, ничего общего с эротическими забавами не имело. Гордеев с Чеховой просто стояли посреди помещения и о чем-то разговаривали, даже не подозревая, что за ними подсматривали.
— Послушай, Глеб, а по-моему они не того… — вырвалось у Рудаковского.
Отрываясь ненадолго от двери, он хотел донести это до сведения невесть что выдумавшего на ровном месте одногруппника, но того давно след простыл. Тем не менее все это выглядело как-то странно.
Получается, Лобов зачем-то снова ему соврал, раздувая муху из слона? Но зачем?!
Закипая от гнева, Рудаковский опять стал на четвереньки, пытаясь снова заглянуть в замочную скважину, когда почувствовав спинным мозгом, что за ним с Чеховой наблюдают, Гордеев внезапно оставил студентку в покое и подошел к двери.
Очень надеясь, что там, снаружи, находился именно «доктор Глобов» и никто другой, не на шутку взбешенный «светило» внезапно замахнулся ногой и изо всех сил ударил ею по створке.
Оглушенный сильным ударом, который пришелся ему прямо в переносицу, Рудаковский отлетел от двери на приличное расстояние, и, приземлившись в самом дальнем конце коридора, потерял сознание, очнувшись уже в травмпункте, на кушетке и с пакетом льда на забинтованной голове.
Глава 44
http://proza.ru/2024/03/25/659
Свидетельство о публикации №224032400763