Солнце встает с востока. 53. Возвращаясь домой

Возвращаясь домой, Туренин  досадовал, что вот-де брат как все, или большинство на Украине, и теперь в  патриотическом запале готов на любое безумство, но только он свернул на широкую улицу напротив дома, где на своей половине в такой же грязи, что и у Борьки, жил Турукало, который был ловчее его, хотя бы, потому что у него были деньги, и представил его, выбегающим со двора, низенького, совершенно лысого, с беззубым ртом, а тут еще Саша и необъяснимое Борькино веселье («Уже выпил!» - решил он), его настроение вдруг переменилось, появилась некая игривость в мыслях, несерьезность в желаниях, когда кажется, что сейчас подпрыгнул бы на месте, изобразив этакой антраша.

Турукало всегда до смешного серьезный. Вот и в тот последний раз, когда Туренин видел его, он был таким. «Куда спешишь?» - спросил он его. «Зубы делать», - ответил ему тот. «Видишь, протез поставит, и будет улыбаться. А ты, а ты!» - он обращался к Борьке. Его брала досада за себя, что не смог, не уследил за братом, за Борьку, что непутевый.

На железных воротах Турукало висел темно коричневый с бордовыми цветами шерстяной ковер. «Ковер! Проветривает. Живет с «девушкой». Уже за пятьдесят, а все еще живет с девушками», - фыркнул Туренин и дальше, мол, у него никогда не было нормальной жены, нет, и не будет детей, но не умер же, и так, без всего этого, проживет до глубокой старости. Его отец – цыган, уже похоронил жену, а все ходил с гармошкой, играл. Музыкант из него никакой. Но он был таким милым, таким потешным, что ему тыкали в руки деньги. Он брал их с таким видом, что вроде бы они ему и ни к чему, хотя, хотя можно и взять, и вообще, что такое деньги? деньги – пыль. Туренин знал его друзей. Тот водил его знакомиться с ворами в тесном дворе рядом с базаром, где еще оставались частные домики. Один цыган как-то, сплюнув через губу, назвал его местным Аль Капоне. Это было сказано с насмешкой, мол, кто? низенький, тощенький, с каплей ума, но смейся не смейся, а тот дважды был осужден по 257 статье УК. В их банде был Исус - молодой человек с большим чувством юмора. Он смешил всех: и прокуроров и судей. И вообще, тогда они много смеялись. Туренин смеялся вместе с ними. Он крутился в их среде, с ними, как на карусели, где  белые лошади с разрисованными попонами. Они в коричневых седлах, в руках удила, ноги вставлены в стремена, и: «Вперед!» - вокруг цветов, сердечек и ангелочков на барабане, мимо серой толпы зевак, туда, где магнитные поля, где лиловая земля, там я летаю, там бьет в глаза небесный свет, нереальный свет планет.

Он прощал Турукало его зверства и прочее, но он не мог согласиться с тем, что Борька когда-нибудь умрет, а тот будет ходить и улыбаться, хвастая вставной челюстью.

Он прошел отрезок дороги в триста метров между двумя улицами и свернул направо, там почти в конце, где высокий берег, его дом.

-Пока ты спал, звонила Таня, - сказала Нина Николаевна.

-Что она сказала?- спросил он ее, хотя можно было и не спрашивать: Нина Николаевна все равно передала бы ему их разговор. Но сейчас она отвлеклась, и вопрос повис в воздухе.

После Борьки Туренин устал. Он жаловался, что ему надоело к нему ходить. «Не ходи», - говорила ему Нина Николаевна. Но как не ходить, когда ему нечего есть. Тут даже не физическая усталость, что тоже было, а душевная слабость. Вернувшись от него домой, он чувствовал, кроме всего прочего, вялость и в мыслях полное безразличие к жизни. «Наверное, то же, что и Борька», - которому было все равно, на все наплевать, только иногда внезапной вспышкой какой-то неземной, таинственный свет освещал его лицо, и в этот момент, казалось, его осеняло: вот, мол, он, смысл жизни -  решил про себя Туренин, и, отказавшись от еды, хотя было время обеда, лег спать.

-О чем вы с ней говорили? – Разжигая дрова в котле, повторил свой вопрос Туренин. – Видишь, дрова подсохли и хорошо горят, не то, что раньше.

-Она спросила, как у нас дела, - начала издалека Нина Николаевна. Она могла бы об этом и не говорить, потому что известно, какие у них дела: Туренин через день ходит к Борьке, Нина Николаевна несколько раз на день звонит Вере, она  бы и жила там, если б не Вася, который с настороженностью встречал ее на пороге их крохотной квартирки. – Представляешь, у них  двадцать градусов, совсем как летом. Все цветет. Таня жалуется, что у нее чешутся глаза и полон нос соплей. Я ей говорю: пей аферин. Она уперлась, не хочет слушать, мол,  тут свои таблетки. Ну, что-то покупает, лечится. Тогда езжайте на море, где нет этих всех цветущих маслин и прочих, под пальмы. Да, она сказала, что Света в Кишиневе.

-Вот как. И все скрытно, все втайне от родственников. Откуда это у них? Узнаем ведь.

-Двадцать восьмого числа Света выложила фото, на котором она в Кишиневе, в инстаграме.

-Вот. Вся ее жизнь в инстаграме. Сегодня второе. Надо позвонить Зое.

-Кушать будешь?

Он позвонил Зое Акимовне, когда уже за окном было черно, и в комнатах горел свет: да, Света в Кишиневе, Игоря не выпустили, он довез их до границы, а там уже она сама, нет, они ехать следом за ней не собираются, разве что потом, позже, в гости. Насчет гостей, Туренин ей не поверил.

-Точно, поедут с Иваном и будут там жить.