Разбойники

Не поверите, но этих разбойников я знал наизусть.
А ведь сколько мне тогда было? Я только начинал читать.
Я читал вывески, и этих… Потому что был жаден до знаний, а они были повсюду.

Я читал: «Хлеб». Я читал: «Квас». Я читал: «Сла-ва К-П-С-С», отделяя слога и тщательно их проговаривая. И конечно же, читал: Брежнева, Андропова и Гречку...
 
Зачем? Чтоб они горели! Для чего это нужно было шестилетнему мозгу?
Но он не спрашивал. Он был всеяден и потреблял запоем всё, что давали.
А давали этих. И они прилипали к нему, как банный лист к заднице.

Я и сейчас их всех могу - без запинки, поимённо и порыльно...
Нынешних – никого! А тех, чтоб они горели, запросто. Всё ЦК!
Мог сказать, кто из них секретарь, кто председатель, кто член, кто кандидат в таковые.
Легко отличал Кулакова от Кунаева, а Косыгина от Громыко, хоть даже родная мать и Подгорный их путали.
И всё потому, что мой отец-военком их повесил. Собственноручно, на доске.

Все двадцать два первых лица и члена, включая Али-бабу, как любил именовать предводителя той шайки папа, висели в его кабинете и мозолили мне, жутко скучающему шестилетке, глаза.
Оттого-то я их всех и выучил.

Здесь было бы уместно сказать, как «Отче наш», но «Отче наш» я тогда не знал - времена были иные, «отче» у всех был Ленин, а из развлечений помимо безграничной любви к партии и гематогену, нам подавали лишь пионеров-героев по праздникам, и этих «разбойников» на каждый день.

Ещё папа называл их бандитами.
Вообще-то у него все были бандитами, но этих он выделял особенно.
- Видишь этих бандитов? – частенько говорил он, тыча пальцем в черно-белый экран телевизора: - Ох, это бандиты! Уж они-то каждый день балычок жуют и икорку трескают…

И когда он так говорил, мама падала в обморок.
- Прекрати, или я сейчас упаду в обморок! – говорила она.
Но папа не прекращал.
- Я – военком вынужден унижаться за мешок гнилой картошки, – распалялся он, – а эти бандиты икру ложками трескают?!

Мамино понятие прекрасного всегда сводилось к галантерейному, тогда как папино – к гастрономическому.
- Представляешь, что у них на завтраки?! – риторически вопрошал он маму. - А на обеды?!
- Но они же так тяжело работают.
- Кто? Эти разбойники?!
И мама смягчалась.
К «разбойникам» она отчего-то относилась индифферентно и падала в обморок исключительно от «бандитов».
- Ну хорошо, - примирительно говорила она, - пусть не тяжело, но ведь как ответственно – у них же вся страна на плечах. Представляешь, как они мучаются?
- От изжоги, надеюсь! – зло цедил отец, и шёл пить соду.
Он изжогой страдал жутко.

Я же страдал лишь бездельем, а эти разбойники мне его скрашивали.
Отлично изучив их портреты, я легко мог представить себе и как Суслов жуёт, и как Косыгин трескает…
Единственное, чего я не понимал, так это зачем трескать кабачковую икру ложками и жевать какого-то вонючего, вяленного леща.
Папа объяснил мне, что балык — это вяленая рыба, а меня однажды от вяленного леща полоскало двое суток. Так что я даже немного жалел этих бандитов-разбойников.

- А почему разбойники котлет не едят? – интересовался я у папы.
Котлеты я уважал очень. Особенно с «пюрешкой» или с макаронами…
- Сдались им твои котлеты, – отвечал отец. - Они же оленинку с осетринкой трескают!
- Ужас какой...
- И боржоми с коньячком пьют.
- Кошмар!

Папа как-то принёс домой бутылку «боржоми» и дал мне капельку - большей гадости я в своей жизни не пробовал.
А уж про «оленинку с осетринкой» и думать не хотелось. Даже представить было страшно, что скрывается за этими буквами.

«Какие несчастные разбойники, - жалел их я, - сколько им приходиться выносить ради нас. Настоящие ленинцы! Не то, что эти буржуи с капиталистами… Слава КПСС, что у нас всех буржуев раскулачили».

И только один Пономарёв вызывал у меня большие сомнения. Очень уж он походил на Гитлера – такие же колючие глазки, зализанная чёлка и мерзкие усики…

- Зачем они Пономарёва-то туда засунули? – негодуя, начинал я с отцом ежевечерние политические дебаты.
- Куда?
- В политбюро.
-  Почему что член, вот и засунули.
- Но он же только кандидат.
- А я говорю: член!
- Так я ж читал…
- Где?
- На доске, где ты их всех обычно вешаешь…

И пока старший брат покатывался со смеху, мама, хватаясь за голову, кричала: «Прекратите, или я сейчас упаду в обморок!».