первый день на нуле. глава

*  *  *
...Вывозили на позиции поздним вечером, уже затемно. Моросил дождь и в свете фонарей в воздухе парила, плавала, светясь, переливаясь всеми цветами радуги водяная пыль.
После занятий «с бегунками» все уже были готовы, даже ждали – вот-вот вывезут на «ноль», вот-вот... И на тебе, нашли времечко! Потому недовольно ворчали:
--Ну выбрали погодку...
--Привыкай. Не сахарный.
--Это с головы до ног промокнешь, пока только тут стоишь.
--Зато птички не летают. Живей будешь!
Под дождем построили всех по рядам, пересчитали.

--Разговорчики! --пробежало по шеренге и затихло.--Теперь так...--прапор опустил голову и принялся нервно вышагивать перед строем взад- вперед, видимо пытаясь сосредоточится, поймать так редко посещающую его мысль и выразить ее внятными и четкими словами. Видно было, что это дается ему не легко – проще с завязанными глазами, в хлам пьяному, разобрать- собрать автомат десять раз подряд и ни разу не ошибиться. Наконец, нашелся:
--Там, на «нуле»... хе...хм. Не поговоришь перед строем – сделал четыре шага, развернулся.--А сказать есть что! – эта часть речи и все последующее за ней было явно заготовлено заранее. – Закона там, понятно, нет. Потому...хм. Правила для вас простые: напился – расстрел! Не оборудовал позицию как было приказано – расстрел! Не удержали ее на штурме, побежали – расстрел! Переместились без приказа – расстрел! И вот что...еще. Никаких там военно- полевых судов, как это вам в фильмах про войну по телевизору показывали нету! Остановился, глянул на строй:
--Теперь это все хм...м... фантастика – и поперхнулся умным словом, кашлянул. – Все решает ваш командир! Провинился – сними, падла, бронежилет, каску и получи все что заработал. Понятно?
Строй молчал.  Бросив взгляд слева на право, добавил:
--Раз понятно, делаем перекличку по позывным...-- и зашуршал бумагами.
Тут меж сидельцев началось смятение: в своем кругу еще по привычке пользовались старыми «погонялами», на новое мало кто реагировал. Для многих и называлось это как-то чудно, не по-человечески – ни погоняло, ни кликуха, а, «в натуре, какой-то позывной! Прям как у собаки...»  Прапор, красный от злости, ходил по  рядам со списком, выяснял «кто есть кто». Пару раз забывчивым выдал положенное в  зубы, объясняя между делом, «что теперь ты, падла, уже не Серега-снайпер, забудь это, теперь у тебя  другой позывной!»
Сажая в бортовой «Камаз», без скамеек, материл растерявшихся, стоявших вдоль борта зеков:
--Вы что, мать вашу, всю дорогу так  ехать собираетесь?
--Как?
 --Вдоль бортов стоя?! Как в колхозе на сенокос?
--Так скамеек-то нет...куда садится-то?
--Как это «некуда садится»?! – зверел прапор. --Сели все, я сказал!!
--Прям на пол, что ли?
--«На зековский посад»!! Знаешь что это такое? Или ты первоход? --материл он спросившего.-- Как птички уселись все!! Как птички! Плотно!! Так человек  тридцать должно влезть!
В иной ситуации быть бы разборкам  за сравнения с «птичками», а тут – проснулись все, сообразили, сели на корточки. Тридцать «птичек» не влезло, а двадцать девять – как раз впихнули! Прапор проследил за всем этим снизу, потом встал на колесо, пересчитал всех по головам, и дал последнее предупреждение:
--Во время движения не курить, не галдеть! Сидеть тихо, будто вас тут и нет! За демаскировку – расстрел, за разговоры во время движения– расстрел! За дисциплину отвечает старший и – всё, заткнулись!! – махнув рукой сзади стоявшим машинам нырнул в кабину.

Двигатель надрывался, недовольно ворчал, вгрызаясь в разбитую за войну дорогу, в то, что осталось от нее. Фар не включали, ехали медленно ощупывая дорогу в темноте. Когда вошли в Украину, поняли сразу – вывески населенных пунктов были замазаны,  мазутом, краской, чем только можно. В иных местах повалены, разбиты и утащены. Или просто расстреляны так, что между дырок отдельных букв было не видно. Пару раз колонна останавливалась, пытаясь определится: в темноте трудно было понять -- к поселку подошли, или это предгорье: домов нет, кругом ломаный камень... Шли, как по глухому туннелю, сквозь каменные развалины, словно в каменоломнях – поселка уже не было: лишь кое-где, в самом начале, стояли разбросаны коробки домов – без крыш, со сгоревшими глазницами окон, черными от копоти внутренностями.
…Не робкого десятка был Серега- Снайпер а первый раз в своей не простой жизни столкнулся с такой реальностью, чувствовал это, видел: смерть бродила вокруг него, высматривала, целила всегда точно в него. Может даже сейчас через снайперский прицел его разглядывала. И снайпер был реальный, ни по погонялу, как он, а натоящий.
«А чего  – думалось уже трезво и без гонора – сейчас у них и лазерные прицелы и тепловизоры: они у тебя пуговицы и погоны видят, а ты их нет.» Оглядывался всматриваясь в шуршащие за бортом машины.

Сейчас даже умные разговоры, что велись в «отстойнике» перед этапом, в башку лезли совсем по-другому – тут уже не до арестантских понтов было:
...--Да ты не думай об этом--наставлял кого-то Философ.--Думать о расстреле еще страшнее, чем быть расстрелянным. Сидишь там, ждешь, когда менты с исполнителем за тобой придут. Каждый скрип караулишь. Это --жуть! А тут так вообще  – сидишь себе в окопе, мыслю гоняешь, как ты откинешься,  вернешься домой к мамане и начнешь там все с чистого листа – ах да ох! Балдеешь от этих мыслей. А тебе чик по башке чем- нибудь тяжелым и острым – и все, нету тебя! Вроде как уснул... а ты даже и не заметил!
...Так, с остановками ехали несколько часов. Потом движение замедлилось и, съехав на обочину, колонна встала, заглушив двигатели. И забегали вдоль КАМАЗ-ов несколько человек, злым шепотом предлагая «выгружаться»:
--Быстро- быстро и чтоб без шума!

Старший, парень в армейской форме, без каких либо знаков различия, пробегая, ругался:
--Не стоять толпой, не стоять!! Ну как на вокзале устроились...мать-вашу-перемать! – ругался он.--Да вам одного прилета на всех хватит! Корпус пригните, корпус... и разбейтесь на группы! Чему вас три недели учили? Ну з-зе-чье...опять утром чифирбаками греметь будем!
Пробежав все КАМАЗ-ы, шагом вернулся к центру.
--Теперь так: выстроились редкой цепочкой...корпус чтоб пониже был и тихо- тихо, без шума, без ругани, бежим вперед, за ведущим. Ведущий – он – говорящий кивнул на стоящего  рядом с ним такого же в форме, без знаков различия. --Я ваш замыкающий. Еще: кто во время движения начнет отдалятся – я стреляю! Предупреждать не буду, поэтому следите за ведущим.
Замолчал на миг, прошелся взглядом по вновь прибывшим – поняли, нет?  А хочешь не хочешь, поверишь: на груди ПКМ стволом вниз. Сразу видно – готов к тому, что пообещал. Расстреляет и не дернется.
--Разобрались по одному, встали в цепочку!
И пошли легкой трусцой по едва протоптанной тропке сквозь поле в сторону от дороги – туда, где грохотал и светился горизонт.
*  *  *
….Как только зашли на позиции, тут ж покатилось тихо, от уха до уха:
--Спать ложится кто где может – по окопам, по траншеям! Поверху не ложится, блиндажей еще нет! Передай дальше.
--А ты, ты и ты! --выбрал пальцем первых попавшихся --На пост со старослужащими!
Только улеглись, рассосались по ямкам, траншеям и вдруг заорал кто-то как зарезанный, загремела посуда; слышно было, как что-то посыпалось, гремя и лязгая.
Знакомо щелкнул затвор и кто-то сдуру, не разбираясь, выпустил весь магазин в середину  звона. И началось!
--Да прекратите вы, это мыши!--подал голос Серега.
--Какие мыши, в натуре! Там стадо слонов пробежало!
--Ну не мыши, так крысы! А то -- слоны...– издевался Серега. --Бегемоты там не пробегали? – деревенский пацан был Серега, знал – там, где живет человек, селится и крыса: летом живет в поле, кормится там, а к осени, к дождям, снова уходит к человеку.
--Крысы это. Хорошие соседи будут.
--Зат-ткнулись все, с-суки!! --зло шипел кто-то.
--Ты бы с сукой-то поосторожней, братан! Мы на «нуле», не в БУРЕ, отсюда к куму не ломанешься...--нехорошо намекал кто-то.
--Кто там такой смелый?! Ну-ка иди сюда, или заткнись, падла!! Сейчас хохлы нам чего-нибудь кинут...
Но было уже поздно – ухнула где-то недалеко мина, потом вторая, третья...
Ночь была беспокойной, обстрел не прекращался до самого рассвета: только задремлешь, провалишься в пустоту – бу-бу—х!! Где-то совсем рядом. И снова тихо. Через полчаса, когда сон был уже крепок,  прилетал еще один подарок, но уже куда-нибудь в сторонку.

...Утро проклюнулось мокрое, холодное и грязное – сейчас даже «этапка» на пересылке вспоминалась как вполне себе уютное и чистое место, где  хочешь ты не хочешь, откроется кормушка и подадут в нее что-нибудь съедобное. А тут не было никаких намеков на предстоящий завтрак: все сосредоточено рылись в вещмешках, искали что пожевать, что заварить. Переругивались:
--Замутить бы...
--Замутят тебе, прямо на голове! Пожуй солому-то, легче станет!
--Я что, корова что ли, чтоб солому жевать?! Я в ШИЗО чифирбак из рук не выпускал...
--Ну так и оставался бы в ШИЗО при чифирбаке. Чего подписывал? Дело-то было добровольное...
 Рядом кто-то не знакомым голосом уныло пояснял:
--Это не по нам они всю ночь долбили, а просто так, абы куда, лишь мы не спали. С-суки! Вредная нация хохлы...
--А мы?--оскорбленно сгрибился Серега: как-никак, была в нем все же украинская кровь.
--А мы нет. Мы – добрые!
--Да ну-у-у? -- с привычным стёбом начал Серега и тут же спохватился – ну не Гога же перед ним, чего удила-то закусывать?
--Слушай...-- бдительно вдруг проснулся он – так учили! -- ты же не наш?
--Был чужой, а теперь ваш.
--А как тут оказался?
--Как все. Я же не один тут такой – «не ваш!». Нас тут человек пятьдесят от прежнего состава осталось. А была почти БТГ...усохли малость! По идее, после таких потерь должны снять отсюда, а видишь-- не снимают. Копят остатки.
--А ротация?
--Вы же пришли?
--Ну...
--Потом свалите. Куда – я вам дипломатично объяснять не стану.  Пришли-ушли--это и есть та самая «ротация».
--Так вы министерские?
--Сейчас да, министерские, а контракт  я подписывал с вагнерами.
--А так что, бывает?  – удивился Шира, крутившийся рядом.
--Как так?
--Ну-у так...одним подписал, а при других остался?
--Так  вагнеров уже нет... А когда еще были... затрехсотили меня тогда под Артёмовском, на больничку уволокли. А там пока из меня все железо доставали, пока штопали, да латали, раскидали уже Вагнер. Вот так и попал к министерским.
--С «вагнерами» говоришь был...--задумчиво  потянул в себя воздух Серега. --А где контракт подписывал?
--Коми, Ухта, строгач. Шесть лет хозяину оставил, не пожалел, оторвал от себя!
--Так а чего ты, пойди да забери свое...-- скалился Серега. --Мусорам просто так свое отдать! Ты чо?!
--Ну в натуре, я же не жлоб...-- привычно подхватил тот лагерный треп. --Я как  пацан живу: отдал, значит уже не мое! Пусть пользуются и меня вспоминают...оно, может, и им как-нибудь сгодится!
Посмеялись, видя друг в друге свое отражение.
--А по погонялу-то ты кто?
--Я – Серега Снайпер...это если по-старому.
--Ну, а меня по-старому Штырем кликали. А по-новому, по-министерски – Ухта. Но ты это забудь, зови Штырем: человека крестят один раз.
--Так ты один тут из «вагнеров»?
--Ну почему один...вон Заика еще. Мы  с ним из одного взвода. А так были еще, да всех раскидали по разным углам, после их «марша свободы»...или как они его звали.
--Слушай...--нетерпеливо перебил Серега. --Вонь от дальняка стоит, а найти его не могу! Где он? Отлить срочно надо!
--Ну ты я смотрю печных дел мастер... --хмуро шутил Штырь. --Это не дерьмо воняет. А дальняк – вон там, сверни в боковую траншейку, та, что узенькая.

Стараясь глядеть под ноги, чтобы не влететь куда-нибудь, Серега нетерпеливо царапал пуговицы под брючным ремнем...и вдруг застыл, упершись взглядом в почерневшую, набухшую червями кисть правой руки с наколотой на ней парящей ласточкой над капелькой воды.
 *  *  *