О моем деде

Дед мой, Николай Николаевич Селицкий, родился в 1905 году на территории нынешней Белоруссии, в местечке Фаличи, что находится рядом с г. Старые Дороги. С 13 лет после смерти отца пришлось ему идти работать, как старшему мужчине в семье. Было очень нелегко. Потом удача немного улыбнулась – дед выучился на механика, попал на железную дорогу, наконец стал машинистом паровоза. Надо сказать, что в те предвоенные индустриальные времена это была достаточно весомая и уважаемая, хоть и нелегкая работа. К началу войны у деда был уже свой дом в г. Осиповичи, что в 100 км от Минска, семья и четверо деток, в том числе и моя 9-летняя тогда мама...
Война накрыла Белоруссию и Осиповичи фашистской оккупацией. Кроме установления своих порядков на советской земле, немцам нужны были квалифицированные рабочие руки, в том числе, на железной дороге. И дед продолжил работать в своем депо, на паровозе, но уже на немцев. Отвернувшимся соседям было невдомек, что это было сделано по заданию подпольного комитета и партизанского командования, которым очень были нужны сведения о перемещениях фашистских войск по железной дороге Белоруссии. Конечно, об этом не знал никто, кроме жены деда, моей бабушки Ефросиньи Мироновны и их старшего сына Анатолия, которому тогда уже исполнилось 12 лет. Дядя Толя, добродушный весельчак, который на моей памяти всегда шутил и смачно курил папиросы «Прима», а тогда, в 12 лет у него в каблуке был тайник, где он прятал записки с важными сведениями о фашистах для их передачи в партизанский отряд.
Так случилось, что в 1944 г. фашисты арестовали одного из подпольщиков Васю Белолипецкого, который знал о работе деда на партизан. Руководство подполья, боясь, что в гестапо из Васи пытками выбьют сведения о подпольщиках, дало команду деду и некоторым другим участникам сопротивления немедленно уйти в лес, в партизанский отряд. К чести Василия, позже выяснилось – ценой своей жизни он не выдал никого…
Сделали так: дед заменился и срочно ушел в рейс, этой же ночью всю его семью тайно переправили к партизанам. Немецкое руководство на железной дороге тогда не доверяло составы местным железнодорожникам, потому машинистом паровоза всегда был немец, а дед был у него помощником, который и выполнял всю работу вместе с кочегаром, третьим членом паровозной бригады. В этом последнем рейсе, дед с кочегаром «нейтрализовали» немца, разогнали состав до максимальной скорости перед станцией с грузами для фашистских войск и спрыгнули с паровоза. К сожалению, кочегар разбился насмерть, деду повезло больше – он остался жив, но помимо сильных ушибов серьезно обварился кипятком и паровозным паром.  Партизаны деда нашли и доставили в отряд. Там его долго лечили народными средствами, травами и мазями, а чтобы затягивающаяся после ожогов кожа не лопалась от движений, деда долго держали в подвешенном среди деревьев гамаке. С тех пор у него, кроме оглохшего левого уха, осталась местами розовая и нежная кожа на лице, которая шла пятнами, стоило деду чуть выпить.
Когда я стал постарше и как-то, а дед в то время уже болел, попросил его рассказать о той войне, очень мне тогда хотелось услышать рассказы о геройствах и подвигах. А он, как практически все прошедшие те военные времена ветераны, долго отнекивался. Я простодушно настаивал: дед, ну расскажи хоть, что тебе больше всего запомнилось про войну? Он долго молчал, а потом сказал: «Помню, внучек, мне было очень страшно. Ведь если бы попался, ладно я, всю семью бы фашисты замучили». Мы долго молчали, и уже я не знал, что сказать…
Моя мама, Галина Николаевна, рассказывала, что когда говорили о войне и ее участниках и хотели высказать уважение деду, он всегда как-то стеснялся и даже робел: «Да что я, ничего особенного, это другие действительно герои»… 
А еще моя мама рассказывала, что хорошо помнит, как бабушка и дед, ее мама и папа, во время той оккупации прятали и переправляли к партизанам еврейские семьи с детьми, спасая их от уничтожения фашистами. Однажды, а маме было тогда лет 10, в их доме поздно вечером из погреба, где их прятали весь день, вывели очередную еврейскую семью, чтобы накормить. После ужина мама тихонечко спросила бабушку почему ей дали меньше вареной картошки, чем девочке Соне из погреба, ведь я же твоя дочка. Бабушка, Ефросинья Мироновна также тихонечко ей ответила: «Дочушка, я могу положить тебе больше, чем Софочке, но тогда завтра придется тебе весь день сидеть в погребе вместо нее». Мама часто вспоминает этот урок мудрости и доброты.   
На какой-то юбилей Дня Победы деда наградили, как и всех ветеранов, орденом Отечественной войны. Он лежит у меня в коробочке рядом с пожелтевшей справкой выданной деду 04 июля 1944 г. Командиром партизанского соединения Осиповичского Подпольного РК КП(б)Б Могилевской обл. Б.С.С.Р. капитаном Глотовым о том, что: «…тов. Селицкий Николай Николаевич … занимал должность: Связной Осиповического партизанского соединения. На боевом счету имеет: Предоставлял сведения о гарнизоне противника г. Минск …».
Как много жизни и смерти простых советских героев этой войны в этих и им подобных скупых казенных строках.
«Нет в России семьи такой, где б ни памятен был свой герой»…
Мы помним. И разбомбленный дом деда, который они с бабушкой после войны выстроили заново повторно. И замученного в гестапо Васю Белолипецкого. И фронтовые ордена Славы и медали за Отвагу, Боевые заслуги и «За Победу над Германией» выживших и вернувшихся с той войны дядьев и моего тестя, их нашивки за ранения и редкие скупые рассказы. И еще многое и многих…
Я люблю и помню тебя, дед. Я люблю и помню тебя, моя бабулечка!
Для меня вы и есть те самые скромные, настоящие герои, которые и в тылу врага сражались за Победу, делая то самое «ничего особенное», которое помогло нашему народу выстоять и победить в той злой и страшной войне.
И я все помню. А еще я не забыл, не забуду и не прощу тем, кто тогда пришел с войной на мою Родину, а сейчас хочет нас «жизни учить». 
Лучше учитесь сами. И лучше без нас!
А мы будем гордиться нашей историей и нашими предками. Жить. И помнить…

Ткачёв С.И.   2020 г.