9. Добро. С Владимиром Радимировым

Конечно же, сообщила старуха и где искать надо Кощея, а там и отпустила пленника. Добро ликовал, не слышал он от Лучика, чтобы тот и подумывал о том, чтобы истребить такое ужасное зло. Коли управится, превзойдёт учителя кратно. Больше славы, уважения, и Алоцвет не сможет отказаться стать женой, потому как все получит, чего хотела, и героя, и злато с серебром, да самоцветными камнями. Оставалось чуть-чуть совсем, лишь подвиг совершить. А уж в успехе витязь не сомневался, в конце концов, и не через такое пройти довелось. Поспешил он в указанную сторону, три дня скакал и три ночи и вот подъехал к широкой реке, через ту реку мост перекинут крепкий, да сторожил его монстр особенный, нижняя часть тела конская, да вместо головы, человечное тело насажено, без ног, как есть, кентавр могучий. И держало чудовище в руках копье ясеневое, да большой круглый щит. Из-за плеча рукоятка меча выглядывает, тут же лук снаряженный и тул со стрелами острыми, стрелами острыми, оперенными.


Решил тут богатырь проверить бутылочку со снадобьем, опрыскал себя и коня осторожненько, да поехал мимо ворога. Тот заозирался настороженно, слышит конскую поступь явственно, да не видит кто мимо едет-то.  Побоялся Добро за спиной своей оставлять врага того оружного, уж достаточно позабыл заветы учителя. Наносил он кентавру проклятому, удар в спину копьем смертельный, а тело его мертвое, бросал в реку с моста безжалостно. Забурлила вода, вспенилась, показались рыбки зубастые, объедали труп да копытного, до самих костей, без остаточка. Так и сгинул страж отвратительный. Богатырь же защитник святой Руси, об убийстве, свершенном не думая, поскакал дальше отправился. Вот прошло шесть дней, да шесть ночей, видит снова пред собою преграду он, стена из камней наваленных, между ними есть тропка узкая, лишишь в одну сторону можно проехать, да единственному путешественнику. Да и тот проход малый сторожит великан уродливый, великан уродливый, одноглазый, что циклопом прозывается.


Этот тоже странника не видывал, насторожился лишь, услышав топот конских копыт, да принялся принюхиваться. А слезал витязь доблестный, да с коня своего могучего, хватал камень большой, да метнул чудовищу в голову, наносил ему рану болезненную, и упал циклоп оглушенный, подскочил к нему Добро, до вонзал копье своё острое прямо в глаз твари единственный, и достигло острие мозга невеликого, тут злодею и конец пришёл. Странник же продолжил путь свой, об убийстве, свершенном не думая. Девять дней и ночей проскакал он и увидел совсем уж странное. А висели в воздухе камни, словно птицы, покачиваясь, получалась дорожка волшебная, да к самому небу бездонному. Только путь сторожил ворог новый, дракон как есть стоголовый. От других подобных лишь одним отличался, он, не умел летать вовсе, бескрылым был. И конечно и он витязя храброго не увидел, лишь услышал топот конский. Подобрался богатырь поближе, взбирался на камни летающие, перепрыгивая с одного на другой, ну, а с них сиганул к врагу на спину.


Пробежался по ней до самых голов, но не стал рубить, силу тратить, а поддел мечом одну чешуйку, да рванул её, вырвал вовсе. Закричал дракон от боли той, повернул все головы к обидчику, только тот не терял времени, а вгонял своё копье в рану, вошло полностью, до конца древка, достало сердце вражеское. Закричало чудовище по-человечески, зарычало оно по-звериному, зашипело то по-змеиному, заклекотало по птичьи, только было то все предсмертный крик, и упало, как есть обмерло. Может быть у тебя хоть тьма тем головушек, а сердце все одно единственное. Подхватил Добро коня на плечи, да пошёл с камня камень перепрыгивать, вверх к небу подниматься. Двенадцать дней да ночей так странствовал и узрел пред собой замок жуткий, замок жуткий, да зело уродливый.


Окружал его частокол, кровью политый, да на каждом из кольев насажено по человеческой головушке, тут и мужские, и женские, и детские. Никого Кощеюшка не миловал, ни младых, ни старых, ни в возрасте. Да и само жилище отвратительно, украшено уродливыми статуями, головами мерзкими чудовищ, а походят окна, да двери на пасти хищные, башни все рогами украшены, из щелей между каменными блоками, кровь сочится и слизь дурно пахнущая. У ворот же страж стоит могучий, тело человеческое, голова же бычья, а в руках держит палицу, да о ста пудов. Этот не мог видеть витязя, да не слышал его тихой поступи. Подбегал к чудовищу богатырь, да вырывал из рук его палицу, наносил удар не жалеют, по ногам его не защищённым. Замычал рогатый громким голосом, не удержался он на камне летучем, да в последний миг схватил его Добро за рог бычий, принялся выспрашивать, обо всем, что в замке расположено, а коль не даст ответа, грозил выпустить.



Испугался страж уродливый, да рассказывал все без утайки, что и где за лихо ждёт, да как от каждой опасности избавиться, как закончил умолял помиловать, не губить его жизни, да назад поднять, только наш силач его не слушал, разжимал пальцы безжалостно, и упал рогатый вниз с высоты огромной, да ударился о сыру землю, тут ему и конец пришёл. Богатырь же святорусский примерился, пнул ногой могучей воротину, уронил створки на землю, забегал во двор скоренько, да спускал с плеч верного коня. Не забыл о кристалле волшебном, приложил его к глазу скоренько и увидел, что двор зачарованный, весь да в дырах, круглых отверстиях. Простым-то глазом их не видно, а пойдёшь так вперёд и провалишься, а лететь далеко придется, да до самой сырой земли. Начал странник те ямы огибать, а кристалла от глаза не убирал. Ох и много ловушек заготовлено, и капканы стальные разложены, как наступишь, отхватит пол ноженьки. И веревки коварно растянуты, тронешь, самострел незримый сработает и воткнет в твоё тело стрелочку.



Тут же и сундуки зачарованные, в внутри у них змеи ядовитые, как откроешь такой, накинется, лишь куснёт разок, и конец придёт. Обходил Добро все ловушечки, привязал коня у самого входа. А внутри ещё больше заготовлено. Бродят тут и там скелеты мертвые, копьями и мечами вооружённые, кроме них ещё псы двухголовые, все принюхиваются, да присматриваются. Не обходится, конечно, и без иных хитростей, а ступать надо осмотрительно, чтобы не выскочили из пола колья острые, да не упал потолок каменный на голову, да не стрельнули чем из потайного отверстия. А в первом коридоре да вдоль лестницы, что ведёт наверх, головы живые установлены, да со змеями вместо волос, глазами злобными да поблескивают, а кто глянет в них, камнем оборачивается. Да прикрылся щитом витязь доблестный, не смотрел он на них, осторожничал, да не глядя мечом помахивал, поронял их все до единой. На втором же этаже иное заготовлено, сидят птицы с перьями яркими, головами и грудью женской, да пели голосами сладкими. Кто услышит тут же и уснёт.


Затыкал богатырь свои уши тряпками заготовленными. Набегал он на тех птиц живенько, снимал головы с плеч и утихло навек их пение. Продолжал странник путь свой, да на третьем этаже, последнем, ожидал его великан сильномогучий, с целой сотней рук, да в каждой по копью, иль мечу, или кинжалу, или хоть дубинки крепкой. Обошёл его кругом витязь доблестный, скользнул между ног столбам подобным, да вгонял снизу-вверх копье, и пронзал противнику внутренности, и упал недруг, да забился в великой агонии. Да на шум прибегал сам Кощей Бессмертный, росту он великого, в полтора обычных, человеческих, в доспех закован металлический, на голове шлем с забралом, а в руках держит меч двуручный. И не видит он обидчика, никакими чарами не обнаруживает, заговорил тогда хриплым голосом.


— Вижу я, что ты больно уж хитрый, гость неведомый, гость незваный, иль советовался с кем-то знающим, — начал злодей неубиваемый, — только со мной не так просто справиться. А доспех-то мой непробиваемый, а и сам я Смерти не знаю, меч же, что в руках держу, зачарованный, коль живого коснусь, начинает гнить заживо, не живого, мигом портиться, а железо ржой покрывается, камень тот песком рассыпается, попадёшься мне под руку, тут же и конец придёт.



Посмотрел на врага Добро, да через свой кристалл зачарованный, только видит, не настоящий он совсем, лишь видение и парит в воздухе какой-то мешочек, а внутри живое сердце бьется. Кто коснётся его, тот сразу и взорвется, да разлетится на куски малые. Обошёл мешок богатырь сторонкой, да поспешил дальше в главную залу, а уж там ждёт Кощеев не считано, тьма тем совсем уж одинаковых недругов, настоящего же средь них и нет совсем, а задернул хитрец окна тканею, да за ней же и спрятался, да на каменном подоконнике, приготовил свой меч смертоносный, нанести удар подлый, неожиданный. Обошёл всех поддельных стороночкой, странник наш хорошо подготовленный, да срывал он ту ткань с окошка, хватал ворога да за плечико, выдергивал с подоконника, да бил его кулаком не жалеющие. Отбросил аж до самой двери. Поднимался Кощей, отряхивался, да смеялся громко над обидчиком.



— Может и силён ты, да мало того, коли хочешь меня одолеть, бей по-настоящему, от такой оплеухи жалкой, не почешусь я, — так говаривал злой колдун, — но, позволь и мне поприветствовать, а то вовсе бесчестно получится.


Не желал Добро рисковать, да позволять себя ударить, пробирался в соседнюю комнату, забирал сердце в мешочке, подносил его к ворогу, да ногою топнул громко. Наносил удар Кощей не жалеющие, да попал не по недругу, а по собственной да по ловушечке. Разорвало его тело на части, да немедленно обратно собрался. Тут уж богатырь не терял драгоценного времени, а ударил злодея повторно, вновь к окошку его отправил, в стеночку впечатал.


— Этот удар ещё лучше будет, — кивал Бессмертный, — но и он слишком слабенький, а попробуй ты третий, последний, глядишь чего и получится.


— Да не велено мне тебя третий раз бить-наказывать, — возражал наш витязь доблестный, хватал он ткань плотную, что сорвал до того с окна пред битвой, да набрасывал на колдуна неубиваемого, спеленал его, как малого ребёночка.


Находил после столб осиновый, прибивал к нему пленника гвоздочками, а спускался да в глубокий подвал, где хранил Кощей злато-серебро, да каменья драгоценные, выбивал он в полу отверстие, да не совсем чтобы сквозное, бросал в него тело колдуна поверженного, разводил костёр жаркий да ставил на него котёл металлический, плавил в нем золото, да им и заливал недруга. А метал сей хоть мягкостью славится, не ржавеет, да не распадается, и как камень он не крошится. Можно сверху завалить иными сокровищами, век потом не отыщут ворога. После же подбирал меч проклятый, да того колдуна бессмертного, обошёл весь замок из конца в конец, уничтожил всех мёртвых скелетов и иную всю стражу безжалостно, а потом поспешил в путь обратный, да к возлюбленному Алоцвету. Дева же, как увидела Добро целёхоньким, чуть язык себе не откусила от ярости, ведь рассчитывала, что погибнет навеки он. Да видать, судьба такая жестокая, что придется идти замуж за нелюбимого, за нелюбимого, презираемого. Только, прежде можно ещё поиздеваться-то, поручить ему пару заданьицев.


— Да, и здесь своего ты добился, — начинала недобрая красавица, — обзавёлся собственным замком и имеешь много злата-серебра, злата-серебра, да камней самоцветных, только мне не хочется становится женой неизвестного, твоего ведь имени на слыхивали, да не ведают, в чем участвовал, и никто не видел победителем. Соверши дело славное, чтобы по всему царству весть разнеслась, в каждом уголке Руси узнали, что есть де такой сильномогучий богатырь Добро сын Живота, купца богатого. Коли сделаешь так, уже точно поведёшь меня к венцу, не сыщу иного оправдания.


Не обрадовался совсем Добро, утомили его капризы девичьи, уж и так совершил он более, чем иной герой за всю жизнь свою, и вельми превзошло учителя. Только возражать не решился, ведь прогонит от себя красавица, осмеёт и лишит надежду на счастие. И побрел он опять к ведьме в лес, не ведая, у кого ещё совету спросить. А та ждала его, словно знала, что непременно явится.


— Ох, не просто завладеть сердцем моей племянницы, — начала лесная ведунья, — чую, не последнее это поручение, но, однако, есть способ и с ним управиться. Слышала я у хана золотоордынского есть жена, красавица писанная, а у ней пояс волшебный, позволяющий сохранять молодость, да хоть сто лет проживи, хоть тысячу. Вооружись ты мечом Кощеевым, да иди на орду ту монгольскую, поруби врагов милой родины, да сними голову их хану проклятому, сим деянием заслужишь славу великую. А у жены злодея, поверженного отбери зачарованный пояс. Как увидит его Алоцвет возрадуется, поцелует тебя в уста сахарные, поклянётся в вечной верности.



Благодарил богатырь советчицу, низко кланялся ей прямо в ноженьки, поспешил он в путь дальний, на сторонку чужую, неприветливую. Долго ли коротко странствовал, наезжал на отряд таторов злых, да не сотня их была, целая тысяча. Налетал на врагов добрый молодец, словно сокол, да на серых утиц. А не могли ему недруги ничего сделати, а оружие их с доспехом ржавчиной покрывалися, а тела на ходу разлагалися, умирали смертью страшной, смертью страшной, неминуемой. А витязь дальше ехал, долго ли коротко, а встретился со второй ордой, а были там многие тысячи. Не убоялся Добро, да в бой ринулся. И поверг он в прах силу вражескую, многих убил, а ещё больше испугалися, да бросали свои сабли вострые, роняли тугие луки, да копья длинные, разбегались, да на четыре стороны, подхлестывая коней без жалости. Нагонял их Добро всех до единого, кого порубил, а кого в полон взял, да после в рабство продал, продолжал же после странствовать. Долго ли коротко ли ехал, да наткнулся на шатры самого хана татарского, злодея кровопийцу самого главного.


Да накинулся на его воинов, разогнал их, как малых пташечек, превратил их тела в прах земной, поснимал головы, жён же их, дочерей и наложниц, да в полон забрал, продал выгодно. Меж тем, из шатра огромного вылезал сам хан монгольский, а и росту в нем немало, в три человеческих, на плечах могут всадники с конями вытанцовывать, а в руках его сабля булатная, весом под сто пудов или поболее. Налетал злой татарин на витязя, только тот встречал его скоренько, рубанул мечом, саблю оржавил всю, так что пылью она осыпалась. Мог сразить того хана сразу же, да какая от этого слава? Скажут, мол, что волшебным оружием, да любой отрок справится, а попробуй-ка своей силой, докажи, на что способен ты. А ударил врага разок в голову, по колени вбил в землю-матушку. Отвечал злодей той же монетою, разозлил лишь Добро изрядно.


Приложил богатырь повторно, вбил татарина по пояс. Но, и тот сдаваться не хочет, повторил он такое же действие. Уж совсем богатырь света белого невзвидел, от ярости зарычал по-звериному, да вложил всю удаль молодецкую, и вогнал хана поганого по самые плечики, тут тому и конец пришёл, кровь хлынула через все отверстия, вместе с ней и жизнь вылетела. Выбрался богатырь святорусский, поспешил в шатёр вражеский, да нашёл там красавицу, хана злобного жёнушку, а прекраснее её никого на свете не было. Пала женщина колени, да молила её помиловать, не отбирать пояса волшебного, без неё ей не жить на свете белом. Но, Добро забыл о всякой жалости, отбирал вещь чудесную у девы той, сдирал грубо с тонкой талии. Обернулась ханша тут же древней старухой, да упала на подушки мягкие, произнесла таковы слова недобрые, пред кончиной своей неминуемой.



— Пусть же та, кому пояс достанется, да познает судьбу горькую, потеряет все, чего достигла, да умрет от руки того же, кто и меня сгубил, — прокричала проклятье женщина, да скончалась от древней старости, обратилась в пыль серую.
Богатырь же наш, святорусский, возвращался домой победителем, гнал перед собой толпы пленников, толпы пленников, табуны коней, да телеги с награбленными сокровищами. Первых он продавал на рынках, а вторых отсылал князю батюшке, князю батюшке, Руси правителю, в дар, в знак уважения. А сокровища раздавал простым людям, не ради жалости к ним, иль любви большой, но хотел заслужить уважения. И добился чего вполне, вернулся к любимой победителем. Алоцвет же ему не обрадовалась, а вот пояс пришёлся по сердцу. Опоясалась им немедленно, защитила себя от старости. О проклятье же старой ханши, умолчал Добро, побоялся разгневать любимую, или просто забыл по глупости, пропустил мимо ушей равнодушно. Но, никак не могла красавица успокоиться, а решила она последний раз попытаться, коль и в этот раз не получится погубить жениха окаянного, окаянного, не любимого, знать судьба её такая горькая, выйти за него замуж, да терпеть подле себя до самой старости. Притворилась же обеспокоенной, обеспокоенной, да встревоженной, говорила таковы слова.


— Хорошо потрудился ты мой суженый, только нет мне покоя вовсе, ведь сокровища злато-серебро, да камни самоцветные, все кончаются, да растрачиваются, дай только срок, — начала Алоцвет вздыхая все, — слава же людская ненадежная, сегодня помнят, завтра и забудут, не упомнят имени - прозвища. Должен ты сделаться бессмертным, чтобы мочь добыть ещё добра множество, да сразить всех на свете чудовищ, да очистить ад от обитателей, затмив самого Явана Говяду, наипервейшего из богатырей святорусских. Коли сможешь такого добиться, тут уж больше не стану отговариваться, поведёшь меня к венцу, стану верною тебе женушкой, нарожаю милых детушек.


Да от тех слов Добро опечалился, опечалился, закручинился, да отправился снова к ведьме в лес, попросить у неё мудрого совета. А та уж и заждалася.