10. Добро. С Владимиром Радимировым

— Ох, хитра моя племянница, — начала ведунья, — чую, войдёт в возраст ещё меня обойдёт по части злодеяний всяческих, коли раньше проклятье пояса не сработает. А скажу тебе так, богатырь, что простому человеку бессмертие заказано, из-за греха первородного, совершенного самими первыми из вас, Адама с Евою, и нет средства, как сие исправить. Но, однако же, можно попытаться обмануть судьбу на манер Кощея Бессмертного. Есть один колдун злой, прозывается он Кривозубом. И куда могущественней он того, кого ты заточил в золотую могилу. Есть у того темного колдунчика зеркало чудное, да с одним свойством удивительным, коль разок в него глянешь пристально, сохранит твоё изображение. А как будешь после заглядывать, станешь прежним, юным, не раненым. Но, уж если погибнешь, и не важно, в бою или ещё как, то душа твоя в зеркале окажется, заточена навек, замурована, не видать ни рая, ни ада, ни иного перерождения, пока не явится посланец небесный, что избавит мир ото зла всяческого. Так подумай-ка хорошенечко, желаешь ли себе подобного?


— Коль умру, так ужо точно не сегодня я, — отвечал добрый молодец, — а вот ваша племянница мне надобна, а раз желаю её, получу, да чего бы это не стоило, слишком многим пришлось пожертвовать.


— Укажу я тебе путь до колдунчика, — обещала ведьма злобная, — только не ходи ко мне более, все долги моей племяннице отданы, коль появишься, съем не жалеючи, не оставлю костей и волоса, отберу все добытые сокровища, такова моя истинная сущность есть.


Благодарил Добро злую женщину, кланялся ей в ноженьки, да отправился в путь далекий, да на битву со злым волшебником. Кривозуб же недоброе предчувствовал, да напала на него тоска великая, чуял смертушка свою неизбежную. Поспешил он в свою сокровищницу, доставал рог кроваво-алый, протрубил в него трижды, и сбежалась злая нечисть со всех сторон, и числа ей нет, пала ниц пред хозяином. Повелел колдун окружить его терем, сторожить днём и ночью без роздыха, не пускать к нему ни конного, ни пешего, отгонять зверя лесного и птицу небесную, истреблять даже гада ползучего. Над самим же над тем теремом да парили четыре дракона. Первый был красный, огнедышащий, а второй белый, повелитель льда, своим дыханием обращал лето красное, да лютой зимою, третий чёрный был, управлял самой сырой землей, заставлял её колебаться, а четвёртый сверкал золотом, посылал во врагов грозные молнии. Но, на том колдун не успокоился, натянул во дворе звонкие струны, кто коснётся, послышится гудение и по звуку недруга сыщут, а найдут сразу и прикончат.


Но, вернее всего оберег злодей волшебное зеркало, очертил его кругом зачарованным, кто в него войдёт, унесётся на другой конец света, прямо в гости к ненасытным великанам йотунам, что сожрут его бренное тело, не убоятся они чар и заклятий, не спасёт доспех неразрушимый, не выручит грозное оружие. Только все придуманное не могло помочь в битве с нашим богатырем доблестным. Обрызгал себя Добро из бутылочки, и коня не забыл, а до того, в лесу соседнем, изловил он ласку, зверя малого, приманил его на зайца привязанного, да схватил за шкурку шелковистую. И его так же защитил от нечисти. И прошёл он мимо воинства незамеченным, ни одно из чудовищ не почуяло, и драконы в небе зря лишь таращились. Во дворе же выпустил животное. Загудели струны натянутые, сбежалась нечисть злобная принялась искать вора-недруга, только ласку разве сыщешь? Да нырнула она в щель в стене, только её и видели. Меж тем, витязь доблестный миновал тот двор с лёгкостью, не забывал в кристалл посматривать, чтобы не пропустить ловушки коварные.


А заготовил их колдун поболее, чем у Кощея Бессмертного имелось, да куда они коварнее, лучше спрятаны, да не просты совсем, в одну попадешь, сработает десяточек, из минуешь, сразу сотня, ну, а там дойдёт дело до тысячи. Хоть одна из всех, да погубит гостя незваного, незваного, нежеланного. Приходилось каждый шаг просчитывать, да смотреть, куда ступаешь, а то и вовсе по стенке карабкаться. Наконец, притомился добрый молодец, и пришла ему в голову мысль мудрая, удивился, что так поздно додумался, коснулся мечом пола в комнате, где находился он, и начало все стареть и рушиться, пришлось самому бежать, чтобы вниз не пасть, во подвалы глубокие. На заклятье чёрное, да на разорение, как раз навстречу Добру и выскочил. А ударил богатырь не жалеючи, и отсек колдуну руку правую, вместе с посохом зачарованным. Тут же длань, отсечённая сгнила, сам же Кривозуб всю свою силушку, колдовство чёрное, на том сосредоточил, чтобы не дать телу слишком быстро испортиться, обратиться прахом земным. И хватал витязь доблестный, да ворога своего могучего, за забрасывал на широкое плечико, и понёс в схороны тайные, где висело зеркало волшебное.


Меж тем, нечисть по терему металась, не могла найти врага коварного, а многим пришлось во двор выбежать, некоторые не поспели вовремя, полетели в подвалы глубокие, кто убился, иные искалечились. И добрался Добро до того убежища тайного, да бросал он Кривозуба бесчестного, в круг им же созданный, отослал его ко злым Йотунам. Там сделался колдун их закускою. Говорили же наши предки мудрые, да ней рой ты другому яму, а то сам в неё попадёшь ты. Подбирал добрый молодец рог с пола кроваво-алый, да бросал его об стену, разбивал на мелкие кусочки. И как только сие случилась, вся нечисть, выжившая разбегалась обратно, кто откуда явился, по норам, да болотам попряталась. Улетели вдаль и гордые драконы, не довелось им в этот раз полакомиться, да отведать сладкой человечины. А Добро завладел зеркалом и увидел в глубине его, корчится душа Кривозуба, так же множество и других глупцов, что тем зеркалом да воспользовались.


Но не видел богатырь себе спасения, заглянул в вещь ужасную, отразилось его изображение, застонала душа, да заплакала, потеряла свою свободу-волюшку, оставалось лишь вернуться к невестушке, да поведать ей о третьем подвиге. Ох уж как Алоцвет разозлилася, света белого она невзвидела, поклялась отомстить Добру, покарать за своё унижение. Но не могла более придумать причины, чтобы не выйти за него, повенчаться, разрешила заслать сватов. Целый мир пригласил витязь доблестный, не забыл и своих родителей, он расставил прямо на улице да столы дубовые, накупил зелена вина, да заедок заморских с запивками, позвал музыкантов опытных, скоморохов не забыл весёлых, плясунов, конечно, не знавших усталости, и родителей своих благородных, не пожалел никаких сокровищ. Не пришёл лил Лучик единственных, ибо пир сей был ему горше, чем похороны. Видел, до чего дошёл его воспитанник, от сего разрывалось его сердце на части, а чего делать и не ведал вовсе. Поздравляли молодоженом гости добрые, наливали себе зелена вина, да поели все закуски с запивками, танцевали, да пели радостно, а в конце учинили ссориться, меж собою ратиться.


Не остался и жених в стороне, закатал он рукава, да принялся кулаками помахивать, драконов-то тех поколочивать. Кого по руке ударит, опускается, по ноге, так и тела держать не может, по спине так вовсе ложится. Так всех и приколотил, кто домой ворочался, хромая, а другой однорукий, постанывая, третьего вовсе на лежмя на тележечке, многим боком вышло веселие, одна Алоцвет сему радовалась, да смеялась над увечными. А уж пир тот надолго запомнили, по сей день ему хулу поют. Меж тем, злая дева задумалась, да задумалась, забеспокоилась. А ведь тётка из леса, та самая ведьма, что её браку поспособствовала, могла придумать недоброе, дать совет мужу глупому, да витязю, как жинку в оборот взять, да унять, привести её к покорности, заставить позабыть о своеволии. И решила Алоцвет, что пора избавиться от родственницы, нанести ей удар первой. Притворилась она непраздною, будто бы понесла ребёночка, а сама раздобыла крови свинской, дождалась, пока уйдёт муж в поход, да облила всю постель ею. А как вернулся, застал в слезах. Вопрошал Добро, что же случилось и сказала тогда дева красная, что потеряла она ребятеночка, а все ведьма та виноватая, отомстила племяннице за то, что та предала их род ведовской, вышла замуж не за колдунчика, как положено, не за беса злого, нечистого, но за богатыря святорусского. А уж чары тётушки завсегда отличить-то сумеет от любых других.


Разозлился тут витязь доблестный, аж себя забыл, от ярости, снаряжался, взял меч Кощеев, да не забыл облиться водой из бутылочки. Поспешил он в лес зачарованный, принялся порубать себе тропочку. Потянули деревья свои корни к нему, да управиться не могут, рубит без жалости. Да послала в бой ведьма демонов, одного другого уродливее, да не видят те бесы воителя, богатыря могучего святорусского, вслепую на него кидалися, да во прах обращалися. Прорубился так до избушки. А и выросли у жилища ноги куриные, возжелало оно сбежать, да только богатырь вслед меч бросил волшебный, принялась изба разваливаться, да выпала из неё ведунья темная, возопила, застонала, заплакала.


— Разве я тебе не помогала, витязь злой? — восклицала она, руки заламывая. — И сейчас моей водой укрываешься, да от взора злой нечисти, так пошло губишь, да наносишь тем злую обиду?


— Да за прошлое я тебя отблагодарил вполне, — возражал тут Добро, головой качал, — сама первая ты поссорилась, да убила моего нарождённого ребёночка. Чем мы с твоей племянницей заслужили такое отношение?


— Знаю теперь, откуда ветер дует, — ведьма нахмурилась, — то не ты, слабоумный злобствуешь, а моя кровиночка, испугаюсь грозной ведьминской силушки, решила от тётушки избавиться. Знаю, тебя не убедить, не оправдаться, ибо слушаешь лишь одну жену, все одно снимешь мою головушку, но и злодейка без кары не останется. А последнее мое слово нерушимое, как скажу, так и будет вовек. Не видать вам, двоим потомства, не воспитывать милых детушек, да прервётся на вас род проклятый, ничего не изменит решения, а теперь делай то, чего собирался, а племяннице передай, за её злодеяние, да получит она наказание, и падет от той же руки, что и я непременно.


Огорчился Добро, расстроился, ведь уже вторая врагиня обещала жене смерти от рук его, пусть не верил в такое, да задумался, как же так случиться может, что любимую свою, да суженную погубил своими руками, ту без кого и жизни не видел? Не могло же быть лишь пустыми предсмертными мечтаниями? Но, о деле все же не забыл, отрубил голову злой ведунье, да сгноил её тело, не забыл и кристаллом проверить, нет ли здесь какого обману? Ведь могла негодяйка спрятаться, притвориться умершею, а сама устроить отмщение. Не нашёл он подлинной ведунья, лишь в дупле соседнего дерева некую сущность прозрачную, плачущую, что представилась душой леса.



— Да от века та ведунья нас хранила, защищала от разных ворогов, а от вас, от людей, на особицу, — пояснила душа с печалию, — а теперь остались сиротами. Чую вырубите вы все деревья, да распашите землю, нам же, местным жителям, да конец придёт. Неужели так сильно поссорились, что убил ты свою сродственницу, не помиловал её старости, да седин?


— Не твоего ума это дело, совсем, — отвечал богатырь, нахмурившись, — нет в мире этом места для нежити, пропадёте и беды в том не вижу я. Ибо зло вы есть изначальное.


Порубил витязь и духа и дерево, да отправился домой с докладом, да что выполнил он поручение, отомстил за погубленного ребёночка. Как услышала Алоцвет, обрадовалась, ведь избавилась от соперницы, плюс, любое злодеяние по сердцу, а кого там губить, не важно, лишь бы жизни лишить безжалостно. Но, не могла, пока, все же, целиком Добро перетащить на злую сторону, сопротивлялся. Все же, не простой человек, богатырь, добро в нем природой заложено, заглушить враз не получится. Пусть творил добро больше ради славы, да денег, но нечисти с нежитью, житья спокойного не давал. И немало он их брата извел, о том дальше поведу разговор. Ни раз и не два та нечисть собиралася, к Алоцвету с претензией обращалася, мол, уйми своего мужа дерзкого, отвлеки на иные деяния, а то сами погубим непременно, да в такую ловушку заманим, что не выберется. А жена недобра обещалася, но слово дать, то одно, а вот выполнить, да совсем другое. Напрямую ведь не прикажешь, не послушает. Женихом крутить можно, сколько хочешь, без труда, ну, а муж, дело иное, кулачищем по столу стукнет, да ножищей по полу топнет, так что сундуки с добром все подскакивают, да посуда в них все позвякивает, да прикрикнет, не жалеючи, одно доброе, хоть не бьет пока.