На чужой каравай...

(1970 год)

Сегодня первое июля. Я проснулась в шесть часов утра. «Как хорошо, когда наконец-то наступает отпуск», — размышляла я, потягиваясь в кровати.

Ещё вчера был последний экзамен в педучилище. Сессия позади, на работу идти не надо, и я уже не поведу своих девочек в садик, а буду с ними вместе целые дни.

Я вышла на балкон. Наш дворик утопал в зелени. На улице тихо и по-летнему чудесно. Безоблачное, голубое небо. Из распахнутых окон раздаются голоса пробуждающихся людей. В утренней тишине очень чётко слышны звуки метлы старательного дворника.

Пока девочки спали, я приготовила для сегодняшнего путешествия сухой паёк и вкусное питьё, чтобы спокойно прошагать пешком расстояние от Сестрорецка до Белоострова и обратно.

Там, в Белоострове, — родительский дом. Суровые порядки у частника: родителям трудно понять, что я действительно не могла этой весной и летом работать на их огороде. Меня успокаивало то, что там всё лето жили и работали моя младшая сестра и старшая со своим мужем. Иногда к ним заезжал брат. А мне и так хватало нагрузки: я работала воспитателем в детском саду, часто по две смены, да ещё училась в педучилище. Я обожала процесс познания и часто засиживалась ночами за чтением или личными записями. Но сегодня — первый день отпуска, впереди — море свободных дней.

Девочки поднялись быстро и весело, ведь этого путешествия они ждали целую неделю. И раньше в выходные дни я часто выезжала с ними в лес. Выйдем из автобуса среди леса, а потом, держась обочины дороги, шагаем обратно.

Старшей, Алёнке, — пять с половиной лет, а младшей, Анюте, — два годика. Сегодня девочкам предстояло встретиться со своими дедушкой и бабушкой, тётями и дядей. Выехав автобусом из Сестрорецка, мы вышли у широкой аллеи, которая протянулась вдоль шоссейной дороги, а с другой стороны — вдоль речки.

Девочки выбежали на полянку и направились по ходу движения автобуса, в сторону Белоострова. Они часто останавливались, рассматривая необыкновенных жуков и странные коряги, похожие на разных животных, бегали за большими и яркими бабочками. А шагая дальше, пели свои весёлые песенки. Я запевала:

— Паровоз, паровоз, новенький, блестящий…

А девчонки продолжали:

— Он вагоны повёз, будто настоящий…

Вдруг обе остановились, легли на животы и по-пластунски подползли к лужице, застыв с полуоткрытыми ртами.

— Ой, какие масенькие! Мамочка, дай нам подержать хоть одного!

Я пристроилась рядом.

— Ну-ка, что там у вас?

В луже плавали маленькие лягушата. Я захватила одного рукой.

— Вот, смотрите, какой он. Но видите, как он боится! Их сейчас разъединять нельзя. Ведь он может потеряться и погибнуть.

— Мамочка, а мы по висячему мосту пойдём?

— Пойдём. Смотрите, он уже виден. Стоп! Как идём?

— За ручки, — ответили обе и подошли ко мне.

Я присела к девочкам:

— Понимаете, этот мостик раскачивается от наших шагов. Поэтому надо идти тихо, как киски. Девочки, смотрим только себе под ножки. На водичку нельзя смотреть, когда идёшь, а то головка закружится. Вот перейдём мостик, сядем на бережок, и я вам что-нибудь расскажу.

Мы аккуратно прошли по висячему мостику. Чтобы он не раскачивался, шли крадучись, как киски за птичкой.

— Вот и молодцы. Не страшно было? — спросила я.

— Нет-нет. А где мы сядем? — щебетали девочки.

Они устроились недалеко от воды, прижавшись к маме с двух сторон, и наблюдали, как по поверхности воды у самого берега скачут водяные пауки, а их обгоняют другие жуки.

— А вон там, подальше, огромный камень, его называют валун. Ой, девочки, а под камнями раки живут, — показала я рукой.

— А как это — раки? Это те, что мы на картинках в книжке видели, да? — щебечут девочки.

— Конечно. Когда я ещё в школе училась, то летом к нам приезжали братья моего папы, то есть вам они — уже дедушки. Вот они и ходили сюда ловить раков.

Я посмотрела на небо. Оно было безоблачно.

— Смотрите, какое ясное небо, и вода от этого красивая, потому что она, как зеркало, отражает всё, что в неё смотрится.

— Значит, небо заглядывает в воду? — затараторила старшая.

— Ну давайте подниматься. Нам осталось шагать совсем немного.

Мы вышли на просёлочную дорогу. С одной стороны были домики, а с другой, со стороны речки, было много свободных полян. Кого только мы здесь не встретили: и козочек, и корову, которую доила хозяйка.

Мы остановились на дороге, охали, наблюдая, как корова обмахивалась хвостом, прогоняя кусачих слепней. А девочки обмахивались веточками, которые я дала им.

Вдруг на другой стороне дороги на забор взлетел петух. Да как захлопочет крыльями, да как закукарекает!

— Ой, он что, победил кого-то? — защебетали девочки.

Пройдя ещё один дом, через сетку ограды мы увидели, как на узенькой тропинке навстречу друг другу мчались два взъерошенных петуха.

— Смотрите, смотрите, кто-то победит! — сказала я.

— Ой, этот испугался: убегает, склонившись около сетки и упираясь ладошками в колени, — приговаривали девочки.

А победитель вскочил на стол, стоявший рядом, и, захлопав крыльями, громко прокукарекал на всю улицу о своей победе.

— Ой как громко! — проговорила Анюта и прикрыла уши.

Просёлочная дорожка незаметно перешла в шоссе, покрытое асфальтом.

— Девочки, это и есть Сестрорецкое шоссе, где живут летом бабушка и дедушка, — сказала я.

Здесь, на изгибе, река стала больше просматриваться с дороги.

— А кто помнит, как называется эта речка? — спросила я.

— Да это Сестрёнка! — сказала младшая.

— Нет-нет! Она большая, значит — Сестра, — поправила старшая.

— Правильно, Алёнка, это река Сестра. Вода в реке всегда течёт, на месте не стоит, а значит, она всегда новенькая и холодная. А вот здесь, — я показала рукой немного левее, — есть брод.

— Ой, а что это?

— Это значит, что в этом месте дно речки высоко поднялось и воды становится как будто меньше, совсем неглубоко, поэтому можно перейти речку вброд. То есть замочишь только ноги. Но чтобы не попасть в случайную ямку, надо взять удобную палку и перед каждым следующим шагом палкой этой по дну стучать впереди себя и с двух сторон, чтобы случайно в яму не попасть. Но для этого вам ещё подрасти надо, чтобы стать повыше. Я помню, в этом месте мы с мамой переходили с этого берега на тот.

— Ой, а зачем? — спросила Алёнка.

— А мы там малину собирали, а потом ели её с молоком.

— Ой как интересно, — щебетали девочки.

— Смотрите, смотрите, вон там дедушка с бабушкой живут, я узнала! — зашумела Алёнка, показывая пальчиком на зелёный родительский дом.

— И я узнала, — вторила ей Анюта.

Я присела около них и, глядя в их весёлые глазёнки, сказала:

— Девочки, мы уже близко. Там не только бабушка с дедушкой живут, там ведь ещё есть тётя Люся, тётя Валя и дядя Витя. Поздороваться не забудьте и далеко от меня не отходите.

— Ладно, мамочка, ладно, — обещали девочки.

Мы подошли к калитке. Навстречу нам вышли тёти и дядя Витя, весело поздоровались со мной и девочками. Я, в свою очередь ответив на приветствие, раздала подготовленные мною в подарок интересные для них книжки. Со всех сторон начались расспросы.

— А где остальные? — вдруг спросила я.

— Сейчас увидишь, — как-то беспокойно ответил Виктор.

Я взяла девочек за руки, чтобы пройти по тропинке ближе к дому. В этот момент с другой стороны дома вышли мои отец и мать. Мать несла большой поднос с клубникой. Она остановилась, гордо демонстрируя красоту и обилие ягод. У девочек загорелись глазёнки.

— Ой как много! Целая гора! — прощебетала Алёнка.

И вдруг голос деда напугал всех и заставил вобрать голову в плечи:

— Что? На чужой каравай рот разевать приехали? А где раньше-то были, когда ухаживать надо было за всем? Где?!

Я крепко сжала детские ладошки в своих руках. Все молчали.

— Где?! Я спрашиваю!

Я опустила голову вниз, перехватила поудобнее детские ладошки, повернулась к калитке и, толкнув её плечом, пошла в обратный путь. Никто не попытался остановить нас. А мы ещё долго шли молча. У девочек были круглые глазёнки от удивления и страха, как будто их сейчас догонят и будут грозно спрашивать: «Где? Где вы были?!!»

Я свернула к речке через два дома и, уже не имея сил сдерживать себя, опустилась на колени и заплакала, сначала тихо, а потом навзрыд, уткнувшись в траву, прикрывая лицо руками.

Мои губы шептали один вопрос: «Почему?» В моей голове кружились, стучали мысли: «Почему? Почему люди так жестоки, не хотят услышать других, дать им возможность объясниться или оправдаться?» Мне было невероятно стыдно за своих родителей перед своими детьми.

Девочки гладили меня по голове и тоже всхлипывали.

— Не плачь, мамочка. Там кто-то заболел, да? Ой, а ведь у нас что-то вкусненькое есть. Мамочка, давай достанем, — трясла меня Алёнка.

— Да, девочки, я сейчас, — тихим голосом ответила я.

Я расстелила на полянке небольшую скатерть и поставила перед ними угощение. Я и раньше, собираясь с девочками в родительский дом, всегда брала с собой питание для детей. Я не помню, с каких пор, мне кажется, что я всегда знала, что на чужой каравай рот разевать не положено, даже если этот каравай выращивала и я тоже много лет.

Набежал ветерок, небо стало затягиваться тучами. Я пересилила себя, снова стала улыбаться.

— Ну что, мои хорошие, попили, поели и дальше полетели, да?

— Мамочка, ножки устали, — вкрадчиво проговорила Анюта.

— А мы сейчас в автобус сядем и поедем. Вот он, недалеко совсем его кольцо, то есть начало его пути.

— Ой, так ведь он пройдёт мимо их дома, — заглядывая в мои глаза, серьёзно сказала Алёнка.

— Ну что же делать. Ведь они всё равно наши родные. Они отдохнут и поймут, что мы их всё равно любим. Правда?

— Да, да. И мы им ещё помашем в окошко, может, они будут смотреть, когда мы проезжать будем мимо их домика.

27.10.2007