Старый дневник, или как я провел детство

Эта история о связи поколений и о мужской дружбе.

Рассказ посвящается моему
отчиму и другу. Время событий – начало
60-х годов. Место событий – обычный
  сибирский город под названием Тюмень.

Однажды.

     Однажды я приводил в порядок свою библиотеку, чтобы сократить конспекты от устаревшей  технической литературы, словом, провести очередную минимизацию. И вот мне попалась в руки  стопка толстых ученических тетрадей, бережно перевязанная выцветшей от времени лентой. Судя по мелкому почерку на обложке, это были тетради моего отца, там оказались разные схемы и пара дневников.
Сразу проснулась память детства и отдельные эпизоды. Вспомнилось, как мы с мамой въехали жить в маленькую комнатку деревянного дома в два этажа с печным отоплением. Тогда все было деревянное – и тротуары, и окружающие наш двор серые сараи, всегда набитые дровами. Помню, как через год-два я пошёл в школу. Вспомнилась первая школьная линейка с цветами и свежевыкрашенными партами.
Эта стопка старых тетрадей напомнила мне, как у нас с мамой однажды появился чужой для меня дядька. Наша жизнь как по мановению волшебной палочки, пробудилась и преобразилась. Она начала наполняться яркими событиями, словно бидон парным молоком. В те детские годы и солнце ярче светило, и молоко пахло особой теплотой. Когда мама наливала его в стакан, оно приятно скворчало и густо пенилось.
Он сразу заслуженно обрёл звание третьего члена семьи. Это было очень неожиданно и приятно. Даже сейчас в моем преклонном возрасте мне кажется, что именно с этих пор началась моя сознательная жизнь. Казалось бы, чужой дядька был обычным телефонистом, но он сумел с первого дня затронуть во мне какие-то мальчишеские струнки.
     Особый интерес у меня вызывали его монтёрские инструменты, – номеронабиратели, микрофоны и наушники разного калибра. Все это пахло неведомым ранее запахом новенького карболита. Вскоре у нас дома появился настоящий телефон, с которого можно было звонить по всему городу. У моей мамы это вызывало определённую гордость, ведь в те годы наличие домашнего телефона означало некое положение в обществе. Я видел, как она бережно и с любовью вытирала его своим фартуком каждый раз, когда проходила мимо. Сознаюсь, я ненавязчиво выспрашивал у дворовых мальчишек, есть ли у кого-то из соседей такой же аппарат. А получив отрицательные ответы, был внутренне горд за свою семью. Но больше всего меня терзало желание поднять трубку и позвонить какому-то незнакомцу и поговорить с ним. Так сказать, вырваться из стен своей квартирки и оказаться в некоем пространственном путешествии. А ещё через некоторое время у нас появился телевизор «Спутник», который был первым не только в нашем доме, но и среди ещё двух домов нашего двора.
По выходным дням на домашний кинопоказ к нам подтягивались ближайшие соседи со своими табуретками. На полу первым рядом умащивались соседские ребятишки, а поскольку единственная комната была маленькой, мальчишкам и девчонкам приходилось сгибать свои ноги калачиком и усаживаться плотнее. Мама, обходя плотные лабиринты зрителей с устремлёнными в голубой экран взглядами, угощала всех своими пирожками. Она пекла их небольшими, чтобы хватило на всех. Мы их дразнили «Гулливеровыми пирожками», но от этого они были только ещё вкуснее.
Благодаря всем последним событиям, достаточно жирный кусок социально - дворового авторитета отломился и мне. Среди старших парней я стал значительно заметнее. С появлением отчима мир изменился и стал гораздо насыщеннее и уютнее. Наш деревянный двор уже не казался мне таким серым и унылым. Особенно это ощущалось, когда вечерами мы собирались втроём – мать вышивала на пяльцах китайскими нитками, отец читал детективные книги, а я сидел за уроками. Отчим оказался тем недостающим пазлом в несложной мозаике нашей семьи, которого так не хватало мне и моей маме. Проще говоря, сложилась полноценная ячейка общества – мама, папа и я.
     Иногда я приставал к отчиму и просил рассказать его о войне. Конечно, его рассказы были скупыми, но из них я хорошо помню, что его первый боевой вылет был в 17 лет. Сегодня, глядя на современных молодых парней того же возраста, я не могу себе представить, как в таком возрасте нашему старшему поколению удавалось становиться отчаянными героями своего времени. Впрочем, это далеко спорный вопрос, ведь мужской героизм русского воина проявляется с возникновением реальной угрозы.
Итак, отчим, закончив лётную школу, стал лётчиком - истребителем, но буквально через пару месяцев по ранению его отстранили от полётов по состоянию здоровья и направили учиться на курсы стрелков - радистов.
Чтобы быстрее освоить азбуку Морзе и попасть на фронт по специальности, молодые курсанты из одного наушника и простой фонарной батарейки сделали «пищалку». Так, вечерами в казарме они дополнительно продолжали осваивать профессию радиста. В один из вечеров он мне показал, как сделать такую «пищалку» и ключ для изучения азбуки Морзе из обычного обломка пилки по металлу. Это был его первый урок и первый шаг к моему техническому творчеству.
После окончания курсов отчим стал летать на пешке (ПЕ-2), а во время учёбы познакомился с Василием – сыном Сталина. На фронте отца сбивали два раза, и каждый раз его баловала судьба – ему удавалось выжить, возвратиться через линию фронта и снова летать.
Последнее падение ему запомнилось особенно. Из экипажа он выжил один – сразу после того, как раскрылись парашюты, командира и штурмана расстреляли «Мессеры». Он же покинул самолёт затяжным прыжком, как его учили ещё в лётной школе. На обратном пути, буквально на четвёртые сутки он наткнулся на сбитый накануне советский бомбардировщик, на котором оказались невредимыми передатчик и приёмник. Порванную антенну он натянул на близко стоящую молодую берёзку, но с бортовым питанием пришлось повозиться. Долго искал, чем можно заменить разбитые предохранители. Выручила алюминиевая обёртка от шоколада из неприкосновенного запаса. Он в ярких красках рассказывал, как радостно запел умформер, как, наконец на запасной частоте, связался со своей эскадрильей, как ему приказали затаиться и ждать подхода наших разведчиков, возвращающихся с задания. Словом, ему тогда жутко повезло. Разведчики появились ранним утром, они тихо постучали по плоскости крыла и, взобравшись на место стрелка - радиста, прикладом изуродовали радиостанцию. Ему было жалко её до боли в сердце, ведь она спасла ему жизнь. Именно в этот момент он решил, что если доживёт до Победы, то обязательно построит свою любительскую радиостанцию.

 
Сбитый лётчик.

     Так сложилось, что после войны он стал простым телефонистом. Исполнение мечты, и получить разрешение на постройку любительской радиостанции по ряду причин откладывалось. Теперь он раз в месяц ходил в тюменский радиоклуб на общие собрания радиолюбителей, а я таскался за ним как хвостик. Собрания проходили ещё в старом деревянном клубе ДОСААФ, что стоял в трёх шагах от кинотеатра «Победа». Там стояли мощные радиопередатчики и огромные приёмники, и я смотрел на них как заворожённый. Мне разрешалось надевать наушники с мягкими лопухами, крутить ручки огромного военного приёмника и слушать эфир. Это было каким-то неописуемым очарованием совершенно другого мира, мира фантастики. Но однажды он пришёл из клуба очень расстроенным и хмурым. Оказалось, что ему отказали в получении любительского позывного радиосигнала, и это было для него настоящей трагедией.
– Мне, бывшему боевому офицеру авиации, сокрушался отец, интеллигентно отказали содействовать армии, авиации и флоту! Мать вашу, а? Иссит твою лять! Мне даже не предложили оформить наблюдательский позывной!
Он нервно выкуривал одну папиросу за другой и чеканил голыми пятками по полу из угла в угол! Наконец, достав из кухонного шкафчика давно початую бутылку водки, залпом накатил полстакана. Вообще-то он никогда не ругался матом, так как чтил сан своего покойного отца – священника, и только некоторые странные выражения он иногда позволял себе.
На вопрос матери, – почему отказали - то? Он почти дружащими руками достал из своего скудного альбома черно - белую фотографию 9x12, обрезанную фигурным резаком, и показал маме. На фотографии он был в лётном комбинезоне и шлеме. Из-под шлема виднелась полоска белоснежной шапочки-поддевки, а на боку, ближе к колену, висел лётный планшет. Рядом с ним стоял такой же улыбающийся лётчик в кожаной куртке и тёмном галифе. Его офицерская фуражка была в левой руке, а на лбу красовался завихрастый чуб. На обратной стороне фото было написано синими чернилами - «Георгию на долгую память от Василия Сталина», роспись и дата.
– У него такая же где-то есть, – пробурчал отец и неуверенно добавил, – ну, может, была…
– Да - а - а, – протянула мама, вытирая слезу фартуком, – сегодня это не лучшее знакомство.
После этого случая отец пил всю неделю, а когда очнулся от запоя, то подозвал меня к себе и сказал:
– Я уверен, Серёга, мы вместе с тобой все равно построим радиостанцию, и будем выходить в эфир! – он крепко сжимал пальцами мои хрупкие плечи, а я видел в его глазах обиду и желание совершить что-то назло сложившимся обстоятельствам. В этот миг мне показалось, что он был похож на избитого пса, но гордо держащего неожиданный и сильный удар.
– Когда-то я сказал сам себе, – продолжал он, – что буду летать и стал летать. В школе я сдал экзамены экстерном, подделал метрики и поступил в лётную школу. Так я стал летать! Серёга, никому не рассказывай о том, что я был дружен с сыном Сталина, а то и у тебя будут проблемы…
Это были годы хрущевской оттепели, когда на закрытом заседании XX съезда КПСС Сталина обвинили в культе личности. Да, обвинение прозвучало, но никто не отменял инерционности сознания граждан огромной страны, проживших целую эпоху сталинизма.

Побитый мальчик.

     У меня в школе проблем не было, но вскоре моя первая учительница Мира Алексеевна оставила меня после уроков. Она молча сняла с меня значок октябрёнка и посоветовала его больше не надевать. Если честно, то мы друг друга тайно презирали. Она меня и несколько других учеников за простоту происхождения, скажем мягко, игнорировала, а детей с родителями инженерного состава просто боготворила и знала всех по именам. И вот, однажды я забыл принести на урок труда принадлежности для вышивания. Озлобленная учительница вскипела и выбросила мой портфель из класса. В порыве гнева она кричала так, что все дети от испуга вжали свои головы в плечи. Она приказала мне не появляться в школе вообще. Я испугался, ведь мне было всего-то девять лет, и не приходил в школу целых три дня. Когда инцидент вскрылся, отчим надел свой китель с наградами, пришёл в школу и, что называется, «дал прикурить» ей в присутствии других учителей и директрисы моей начальной школы. Тогда я впервые почувствовал себя тем щенком, у которого за спиной встал пёс с оскалом и вздыбленной шерстью, – защитник семьи и настоящий отец. Так я впервые получил урок семейного единства. С этого дня я его стал называть отцом.
В пионеры меня тоже не агитировали. Я хорошо запомнил, как на торжественной линейке во время вручения галстуков юным пионерам меня обошли стороной, словно я был прозрачным. Я помню тот тяжёлый ком в горле и слезу, катившуюся по моей окаменелой щеке. Я чувствовал себя побитой собакой. Но вот что было интересно, нас, так называемую «несоюзную молодёжь», все же зазывали на пионерские собрания, но я их не посещал – перегорело. Вместе с тем, отношения с одноклассниками у меня оставались дружескими. Мы как прежде шутили и веселились, давали друг другу списывать, словом, всё было как всегда. Просто я чувствовал, что меня не взяли с собой на какой-то незримый паровоз, призрачно мчащийся по стальным рельсам строящегося социализма.
Вот вагоновожатая в белой блузке и ярко алым пионерским галстуком закрывает дверь зелёного вагона. Громко щёлкнув стальными зацепами, он резко срывается с места, а я остаюсь на платформе... Именно этот паровоз уносит моих сверстников куда-то вдаль, у них будет «в коммуне остановка», но уже без меня. Мне по детски было обидно! Но я тогда ещё не мог предполагать, что вопреки моему наивному умозаключению, мы все когда-то окажемся на одной станции.
Не знаю, может так распорядилась судьба, но моим реальным локомотивом оказался мой отец, от которого я брал только всё самое лучшее. Он словно камертон, заставлял в унисон петь мои невидимые струнки и для моей насыщенной детской жизни мне этого вполне хватало.

     Держа в руках отцовские тетради, на меня накатили воспоминания того времени. Раньше, когда я был ещё молод, я просто откидывал эту связку тетрадей в сторону, не решаясь от неё избавиться. Сегодня, развязав ленточку полувековой давности, я словно открыл шкатулку воспоминаний.
Помнится, как отец настойчиво посылал меня в радиокружок Дворца пионеров, и меня даже приняли. Где-то через неделю преподаватель радиокружка заметил, что я хожу без пионерского галстука и, сделав мне замечание, он с удивлением узнал, что я не пионер. Тогда преподаватель попросил принести мой школьный дневник. На что я твердо ответил, что я его показываю только своему отцу. В ответ я увидел неприязненный взгляд с многозначительным, – ну-ну… После этого все последующие занятия в радиокружке преподаватель меня словно не замечал. Я почувствовал себя чужаком, и мечта построить детекторный приёмник рухнула. Больше меня там не видели.


Послевоенный синдром забытых фронтовиков.

      Итак, отец не скис, он решил заняться радиолюбительством без ДОСААФ, а я вместе с ним без радиокружка. Когда отец узнал, что я там не пришёлся ко двору, он похлопал меня по плечу и тихо пробурчал: «Не дрейфь, сынок, в нашей великой державе под названием СССР всегда найдётся дело для рукастых парней». Он гордо нёс в себе звание фронтового офицера, лётчика - истребителя, стрелка - радиста, просто защитника Родины и прививал это мне. Мы, без обид и сожалений, продолжали жить своей самодостаточной ячейкой, и, как оказалось позже, шли в правильном направлении.

     Где-то посредине стопки тетрадей встретился его дневник, мне стало интересно, что там? Я беру эту тетрадь и, включив настольную лапу за своим рабочим столом, открываю первые страницы этого дневника, не спеша окидываю взглядом чернильные строки, написанные рукой давно ушедшего в иной мир родного мне человека.

     Сегодня 14 января 61 года, мне не спится, сижу один, все уже спят. Прошло уже более 15 лет, а я все ещё во снах летаю и стреляю трассёрами по разбегающейся колонне бандеровцев. Иногда всё ещё снятся первые вылеты на истребителе. Кто-то посоветовал мне найти замену войне. Решил заняться не совсем законным увлечением и завести для себя ещё один дневник. Ничего уголовного, чистая административка.
С некоторых пор я дружу с группой радиолюбителей, которые не афишируют своё увлечение. Это мужики, которым по той или иной причине было отказано в получении позывного радиосигнала, впрочем, как и мне. Это нас и объединило.
В конце 1957-го, в начале 58 года в Тюмени их было всего трое. Причиной к развитию нелегального выхода в эфир послужил международный фестиваль молодёжи и студентов, открывшийся 28 июля 1957 года в Москве. Похоже, что последняя страница режима Сталина закрылась. Лето 57-го было незабываемым, в каждом киножурнале и во всех газетах освещались эти события, и почувствовалось некое потепление. Не знаю, кто из них был первым в этом деле, но сама идея включиться на средних волнах произошла благодаря случайному знакомству с неким попутчиком в поезде «Москва-Владивосток». Как только получилось у одного, тут же эту идею подхватили ещё двое. Словно снежный ком в эфире на средних волнах начали появляться новые нелегальные радиостанции и зазвучали песни «Если бы парни всей Земли», «Зори московские», «Звенит гитара над рекою». Зазвучали они вперемешку с блатными песенками под гармонь и даже под гитару. Это были первые ласточки свободных радиолюбителей. Я познакомился с одним из них на рынке совершенно случайно в январе 61 года, пытаясь купить у него орешковые изоляторы для приёмной антенны. Мы разговорились, мне тут же на клочке бумаги нарисовали схему приставки, и пошло… Для меня открылся новый мир, у меня появилась цель, и я теперь точно знал, чем занять себя вопреки зелёному змею.
Когда я влился в этот коллектив, НАС уже было около десятка. В основном это фронтовики около сорока пяти, пятидесяти лет с опытом жизни. Среди нас есть даже бывший войсковой разведчик и бывший сиделец (автоматчик), есть преподаватель из сельхоз. техникума, и даже часовщик, но в авторитете у этой разношёрстной компании ходит Витя «Ржавый». «Ржавый», это его кличка в миру и позывной радиосигнала в эфире. Это хромой инвалид детства, который по выходным дням на входе Калинки торгует ржавыми гвоздями, навесными шарнирами и старыми замками разного калибра. Но во времена войны, на фабрике он шил полушубки для фронта. Ребята поговаривают, что сейчас он имеет другой приработок, он скупает рыжьё и делает блатным фиксы. На это и живёт. Он в городе знает всех, все знают его.
Вот такой у меня теперь контингент друзей по эфиру. Живём, Георгий Васильевич, живём!!! Да, мои новые друзья не из элитной эскадрильи истребителей, но обстоятельства поменяли свои приоритеты, и у меня появился новый вкус к жизни, и наконец-то есть цель. Своей старенькой маме о моих новых друзьях не рассказываю, ведь она воспитанница института благородных девиц, вдова церковнослужителя, учительница на заслуженной пенсии и уже совсем седая. Она меня не поймёт и осудит.

     Я оторвал взгляд от первой записи, а мои личные воспоминания тех лет прошли тесной параллелью с его строками. Я даже вспомнил мать моего отца, сухонькую и опрятную старушку, учительницу трёх иностранных языков. Помню, что от познания языков я яростно отбивался, но уроки мужского этикета моё существо принимало с огромной учтивостью. Особое воспитание и интеллигентность у неё нельзя было отнять. Я хорошо помню, как она заранее предупреждала меня, что мы завтра пойдём с ней на почту за пенсией. Она каждый раз говорила мне, что почтенные дамы не должны ходить по улицам без сопровождения кавалера. А если оный отсутствует, то его несложные обязанности будешь выполнять ты. Каждый раз перед выходом на улицу она вилкой расчёсывала старый воротник своего зимнего пальто, отчего он делался пушистым и мягко ложился на тоненькую шейку пожилой женщины. На голову она надевала какую-то шапочку в виде таблетки и, перевязав её тонким платком - паутинкой под подбородок, брала меня под руку. Я всегда должен был находиться с её правой стороны, а на вопрос почему так, она отвечала однозначно: «Мой дружок, какой бы у тебя не был чин, ты всегда при встрече должен поприветствовать своего начальника, а потому твоя правая рука должна быть свободна. При встрече с начальником на улице, этикет позволяет держать сопровождаемую даму под руку».
Вот такой осталась в моей памяти добрая старушка.

Я сходил на кухню за горячим чаем и вернулся к тетради за новыми воспоминаниями.

     Вскоре мы с отцом через весь двор натянули антенну, а после того, как включили ламповый приёмник и средневолновый диапазон нас обрадовал первым неформальным радистом, отец улыбнулся и произнёс такую фразу: «Не тот силён, кто никогда не падал, а тот, кому ставили подножку, а он все равно вставал!». Вечерами на средних волнах мы слушали переговоры так называемых свободных радистов нашего города. В целях конспирации от любопытных соседей, мы слушали эти переговоры через пару наушников. Всё это было жутко интересно и заманчиво, а временами даже весело. Там можно было услышать как весёлые народные частушки под гармонь, так и жалобные песни того времени. Особенно прямо по эфиру заказывали одну популярную песню того времени, где были такие слова «... подходите солдаты и матросы, купите папирёсы...посмотрите ноги мои босы...». Моя мама просто рыдала. Иногда проскакивали кудрявые обороты речи, которых в миру не услышишь. Отец грозил мне пальцем и запрещал мне вслух пользоваться подобными сленгами. Говорил, что неприлично поганить свой язык, это даже очень грешно. Отец не был ни коммунистом, ни верующим, но был богобоязненным, ведь его отец Рещиков Василий Иванович когда-то принадлежал к тобольскому духовенству.
Длинными вечерами отец чертил какие-то неведомые мне схемы, перебирал радиодетали, винтики и гаечки. Он давал мне задание на день – точно по кругу выпилить отверстие в дюралевой пластине под ламповую панельку и в точно указанных местах насверлить отверстий для крепления других деталей будущего передатчика. Так, вместо того, чтобы болтаться с парнями по улицам, я был занят техническим творчеством.


Клуб радиосектантов.
 
     Вообще-то обычных радиопиратов я стал называть радиосектантами, потому что их тяга к радио была схожа с верой в Бога обычных сектантов, а последние были не только гонимы, но и осуждаемы обществом.
У отца начали появляться новые знакомые, тоже радиолюбители, которых я ранее не встречал в клубе ДОСААФ. Они одобрительно рассматривали его конструкцию, делились своими советами и спрашивали: «Ну, когда, Гоша?». Это были серьёзные с виду мужики с глубокими морщинами и шрамами на лицах, некоторые имели наколки на руках с явно военной тематикой. От прочих работяг середины 60-х они не отличались. Но в них было нечто, которое отличало их от большинства бывших фронтовиков того времени, – они были с добрыми глазами, всегда чисто выбриты и от них не пахло перегаром. Переступая порог, они всегда снимали головной убор и учтиво говорили: «Мир Вам в хату», – а уходя, – Добра – хозяйке, достатка –хозяину»… Может поэтому я и моя мать прониклись к ним особым доверием. Завидев их издалека, мы с мамой всегда с замиранием сердца ждали их приветствия. Дежурных слов приветствия, таких как «здрасьте» и «до свидания», в обороте их речи не было. Вспоминая новых знакомых отца, я всегда задавался вопросом и не находил ответа, – эти необычные приветствия были заимствованы у них от какой-то секты или от блатных? Но как бы там ни было, это звучало учтиво, культурно, что, в конечном итоге, вызывало огромное уважение.
Тогда я впервые в жизни получил разъяснение от своего отца, что кроме радиолюбителей, есть ещё и свободные радисты, которым, как и ему, не дали «добро» на выход в эфир. У кого-то из них ещё не истёк срок особой секретности, а кто-то имел иную причину. Таких радистов в Тюмени в начале 60-х годов насчитывалось около десятка. Почти все они участники Великой Отечественной Войны с наградами, и многие из них на фронте имели отношение к радио. А однажды я увидел их на сходе в канун дня Победы в пиджаках, которые были увешаны военными орденами и медалями. Когда они переливались бронзовым звоном, касаясь друг друга, и сверкали на солнце, у меня по телу пробегали мурашки уважения к этим героям неведомой для меня войны. Это были другие, особые люди.
Теперь вместо радиолюбительского собрания мы стали вместе ходить на сход свободных радистов, который спонтанно организовывался в небольшом парке, что по улице Первомайская, между улиц Республики и Ленина. Я не отставал от отца и таскался за ним как привязанный. Там они обменивались радиодеталями, разными схемами, а за кружкой пива в городском саду, что был за углом, рассказывали друг другу анекдоты и смешные истории из жизни. Поскольку теперь я их всех знал по именам и позывным, мне вдвойне было интереснее слышать и узнавать их по радио. Слушать, как один из них под гармошку пел перед микрофоном блатные песни, как по нескольку раз подряд проигрывали стильную в то время пластинку «Чёрный кот». Радиохулиганы жили в разных районах города, это были заречные, лесозаводские, калининские и, конечно, городские. Всех их объединяло эфирное радио средних волн. Такое знакомство позволяло мне без боязни появляться в любом районе города и не быть битым парнями чужих районов.
 
Хлебнув из кружки остывший чай, читаю дальше…

10 мая 1961 года.
     Вчера, во вторник встречались все фронтовики из нашей компании свободных радистов. Отмечали день Победы, хотя по календарю этот день не красный, – обидно. Меня вернули к нормальной жизни мои друзья по эфиру, ведь я пил, не просыхая почти целый месяц. Я потерял смысл жизни после того, как меня накрыл отдел из обл. управления связи и изъял всю аппаратуру. Жалко, приёмник Родина-52М был неплох. Жена со мной не разговаривает, сын дуется, а мне паршиво и стыдно. Парни вытащили меня на сход, и как бывшего офицера авиации стыдили за слабость характера. Ребята пообещали помочь мне детальём, а главное подгонят какой-нибудь рабочий приёмник. Я начинаю оживать, а Витя «Ржавый» подсказал мне идею, как нужно сделать антенну, чтобы её не было видно. Он убедил меня, что антенна – невидимка, это один из главных методов скрытной работы в эфире. На днях я с ним встречаюсь, и он мне покажет размеры и схему его чудо - антенны.

Я хорошо помню тот чёрный день. Отец действительно тяжело переживал это событие. Он постоянно совершенствовал свой радиопередатчик, то и дело включаясь в эфир. Насидевшись рядом с ним дома, я отправился во двор к ребятам. Мы сразу приметили чужаков, которые как-то странно крутились вокруг себя и поглядывали на крыши наших домов. Смекнув, что это были поисковики, которые искали передатчик отца, я мигом юркнул в наш подъезд, но было уже поздно. В нашу дверь уже входил участковый милиционер и чужие люди. Конечно, приёмник и передатчик у отца изъяли, а его потом оштрафовали.
После того, как они уехали, отец стрелой помчался предупреждать своих товарищей по эфиру о случившемся. Эфир на средних волнах в городе замер на целых две недели. А я из этого извлёк урок взаимовыручки и товарищества.

Читаю дальше. Мелкий почерк отца продолжал писать...

22 мая, понедельник.
     Ко мне на работу приходил заречный Саня «Эмблема» и донёс до меня будни нашего средневолнового эфира. – Раз в год или по какой-то заявке приезжает группа из Свердловска и чистит средние волны. У них на теле скрытые пеленгаторы «Кулик». Одного - двух вылавливают, но в основном молодняк, которые трещат языками в эфире много лишнего и бесконечно крутят пластинки. Как сказал Саня, меня кто-то заложил, – сам виноват, нечего заигрывать с молодёжью. Я согласился с его доводом!
Саня бывший мент и списан по инвалидности. Он добавил, что с ДОСААФовскими тоже лучше не общаться, они дежурят на средних волнах и пишут журналы не за идею, а за шкурный интерес – за повышение категории своей радиостанции.
В эфире обсуждали случай, происшедший со мной. Кто-то из наших назвал дежурящих на средних волнах «милиционерами». Пропасть между радиолюбителями и радиохулиганами увеличилась. Поэтому в целях собственной безопасности решили, что в постоянной борьбе со своим государством нам надо быть мудрее и призвали всех маскировать антенны в ущерб силе сигнала.

     Помню словно вчера, как на очередном сходе радист с позывным «Эмблема» объяснил, что «чужие» были командированные из Свердловска. Командировка у них закончилась, и они уехали восвояси.
Прошло столько лет, а я помню всё до мелочей, видимо потому, что эти события касались и меня, а потому чётко врезались в моей памяти. Даже то, как я хотел плюнуть на ботинок поисковика, который в тот день с довольной миной выходил из нашей квартиры. После этого случая отец во хмелю выразился: «Вот меня и на гражданке сбили». Да, отец выпивал, но друзья по эфиру его не осуждали. А кто из фронтовиков тогда не пил? Единицы. Для меня же – он был авторитетом.
Следующая запись в дневнике отчима, как я вспоминаю, оказалась следующей волной его активной деятельности. Он как будто очнулся от бурного похмелья благодаря моей маме, о чем напомнили мне следующие строки...

27 мая.
     Сегодня пятница, день пьяницы. Вечером зашёл к «Ржавому» с бутылочкой сургуча, посидели, он дал срисовать схему антенны из журнала «Радиофронт» за 35 год инженера Тудоровского. Я слово в слово переписал весь текст.
Как только я её увидел, я сразу представил, – как и где она будет висеть. Это коллективный сарай нашего двора в два этажа, длиной около 30-40 метров, а нашу яму для зимних запасов я оборудую под радиорубку.
Витя ещё сообщил, у кого за два пузыря можно попытаться обменять совершенно рабочий приёмник. Сегодня я начинаю новую жизнь и составляю план мероприятий.
1. Взять халтуру…. 2…3…4…5…
6. К осени собрать простенькую шарманку, установить антенну на крышу коллективного сарая, а главное сделать уютную радиорубку в погребе. Ко всем мероприятиям привлечь сына.

Я хорошо помню, как после того случая отец ушёл в запой на неделю или две, а мать, сильно сокрушаясь, но как-то раз намекнула ему:
– Ну, раз боишься, что тебя снова собьют, уйди в глубокое подполье, – потом вполне серьёзно, но с некоторой иронией добавила вполголоса. – У нас ведь в сарае пустует большая яма для хранения овощей, приберись и обустрой в ней свою радиорубку.
Отец как-то резко зацепился за эту идею и словно воспрял, ему понравилась идея матери. «А что, летом там не жарко, – рассуждал он, – а зимой выручит «козёл». Так назывался тогда самодельный электрический нагреватель на основе асбестовой трубы и спирали из нихрома. Снова у него засверкали глаза, а мать осталась довольна своей выдумкой, ведь теперь он вновь будет вести трезвый образ жизни. И тут он сказал сокровенную мысль лётчика, которую я запомнил: «Когда кажется, что весь мир настроен против тебя, помни, что самолёты взлетают против ветра!».

Следующая запись во мне вызвала особые воспоминания...

Сегодня 4 июня.
     День рождения у Сергея, я пить не стал, тем более, завтра на работу, у всех в семье хорошее настроение. Я ему подарил пару телефонных трубок, моток провода «лапша» и батарейку. Он собрался делать телефон со своим другом из дома напротив. Парнишке 9 лет, он смышлёный, все схватывает на лету, хотя учится на трояки. Мой прошлый запой сильно сказался на кошельке семьи, теперь халтурю почти каждый вечер. Серега ходит на болото судоверфи и ловит дафнии для наших аквариумных рыбок. В общем, все заняты своими делами.

Да, это был воистину царский подарок по тем временам, ведь ни у кого из парней не было своего телефона. Это сегодня у каждого первоклассника свой мобильник, а тогда о таком не мечтали даже взрослые.
Читаю все эти записи с упоением, и в моей памяти расцветает моё детство. Конечно, оно у всех разное, но моё было ещё и лучше всех...

9 июля.
     Сыну дал задание скопировать план города Тюмени на кальку, я его потом унесу в новую радиорубку. План города помогли найти в электросетях, в понедельник с утра нужно вернуть вместе с шоколадкой «Красная звезда» для Зины из проектного отдела. А чтобы Сергею не было завидно, купил ему вторую шоколадку. Интересно, он с матерью поделится?

10 июля.
     Решил показать Сереге, что я там натворил в подвале сарая. Наша радиорубка понравилась сыну, он попросил сделать для него ещё одно место со стулом. Меня это порадовало, – у парня появился интерес. Все идёт по плану, скоро новый выход в эфир, я готовлюсь, не спеша и тщательно. Хочу наконец-то отметиться в эфире. Теперь безопасность у меня на первом месте. Я попросил Серегу послушать у нашего сарая, слышно ли меня из радиорубки с закрытым люком, когда я громко разговариваю? Оказалось, нет.

    Вспоминаю, как мы пропадали вечерами в этом сарае. Мы вместе закрыли земляные стены досками и фанерой. Поверх фанеры на клейстер легли старые газеты «Тюменская правда», ну хоть обои наклеивай. Даже потолок был обит гофрированным упаковочным картоном. Помню даже, как отец побелил его тонким слоем извести. На ровном и утоптанном земляном полу легли куски рубероида и старые тканые половики. Над столом радиорубки закрепили дефицитную по тем временам люминесцентную лампу дневного света. На одной из стен, чуть выше небольшого столика стройным рядом красовались новенькие электрические розетки, а вся электропроводка была проведена в металлическом рукаве. Все было смонтировано параллельно и перпендикулярно, что придавало радиорубке особый фантастический вид.
     Отец достроил новый радиопередатчик, и обычный подвал для хранения овощей превратился в отлично обустроенную радиорубку с картой города. Я хорошо помню, как я прилежно переводил на кальку план нашего города. На этом плане отец старательно начертил красными жирными линиями те места, с которыми он имел постоянную радиосвязь. Карта города придавала радиорубке законченность. Так я обрёл нехитрые навыки в строительстве и, конечно, умение хранить тайну.
     Пока отец был на работе, я часто спускался туда. Помню, что приточка воздуха включалась вместе со светом. Я с упоением слушал шум эфира, радистов и одновременно делал уроки. Адреналин наполнял всё моё тело, чуть ли не вытекая из ушей. Удавалось пару раз ходить с отцом по ночам, и тогда я с огромным удивлением слушал радиохулиганов из других городов. Мир для меня стал значительно шире. Ни у кого из радиохулиганов в городе не было такой радиорубки как у нас. Мы чувствовали там себя в полной безопасности!...

Сегодня 5 августа.
     Вчера зашёл к Петру, он меня обрадовал аж четырьмя радиолампами 6П3С, тогда я решил сделать передатчик на трёх лампах в параллель, а одну держать в запасе. Это целое богатство! Завтра в воскресенье намечен пробный выход в эфир. Волнуюсь, как в первый раз.
Сегодня не выдержал, решил ночью послушать эфир на новую антенну Тудоровского. Оказалось, она работает совсем по-другому, чем обычная верёвка. Во-первых, она совсем не шумит. Особенно ослабла китайская радиостанция, но появились пираты из соседних городов. Я слушал их до часу ночи и из их разговоров узнал, что многие из них ушли за диапазон ниже 200 метров. Надо будет взять это на заметку. Самой большой популярностью среди радистов пользуется антенна Фукса, но антенна Тудоровского мне понравилась малошумностью.

    Конечно, особую гордость вызывала наша скрытая от посторонних глаз антенна, ведь именно по ней прошлый раз определили нашу квартиру и нашу радиостанцию. Теперь полотно антенны поднималось между досок из подвала вверх до кровли второго этажа наших общественных сараев и горизонтально расстилалась вдоль всей крыши так, что её не было видно. Это сейчас я понимаю всю уникальность этой антенны, ведь она отлично работала в пределах прямой волны и одновременно выполняла роль антенны зенитного излучения. Тогда же, мы с отцом довольствовались только её малошумящими свойствами. Мы её устанавливали вдвоём, от чего я чувствовал себя причастным к какому-то грандиозному событию и был горд этим. Он стоял внизу и руководил, а я маленький мальчишка лазил по крыше и закреплял её полотно на стеклянных поллитровых бутылках – изоляторах.
Изготовление бутылочных изоляторов мне особо запомнилось. Предварительно отец набивал их сухим песком, а я после уроков заливал их горлышки расплавленным парафином. Теперь они надёжно стояли на односкатной кровле нашего сарая как неваляшки и отлично поддерживали на весу полотно антенны...

6 августа.
     Наконец-то вышел в эфир на пошарпанной радиоле Рекорд-53 с одной 6П3С и на новой антенне. Приёмник оказался не тупой, так как принимал оператора аж из посёлка Винзили, а его не все в Тюмени слышат. Ребята обрадовались моему появлению, они сразу узнали меня по голосу, хотя в целях конспирации я сменил позывной на «ПИЛОТ» и сменил имя оператора на Юра, в честь Юрия Гагарина. Это мне показалось в тему, ведь победа СССР в космосе в этом году была особо актуальной. Ребята не отпускали меня, пока я не переговорю со всеми. По городу мой радиосигнал шёл с уровнем больше, чем прежде, у кого 90 %, а у кого на все 100 %. Сашка «Саид» из «зареки» дал 110 %, думаю не врёт. Серега сидит рядом, то и дело узнавая по голосу того или иного оператора Он кричал в микрофон, – дядя Саша привет, дядя Витя здрасьте. Мужики в эфире смеются, – готовишь подрастающее поколение?!!! Сходка в эфире закончилась выступлением заречного Юры «Разана». Он на гармошке сыграл и спел весёлую молодёжную песню, – Э-е-е хали-гали, э-е-е самогон, э-е-е сами гоним, э-е-е, сами пьём… Серега по радиорубке катался покатом. Выход в эфир из новой радиорубки состоялся на пять с плюсом. А главное Серега был счастлив до умопомрачения. Из своего сарая мы выходили как из кинотеатра, счастливые и весёлые! Бывает же такое.

7 августа.
     Ночью того же дня я не удержался и после того, как все заснули, тихо спустился в радиорубку.
Ночной эфир был полон дальних операторов. Меня конечно никто не слышит. Только ближе к 2 часам ночи, когда операторов поубавилось, мне ответил «Самовар» из Свердловска, дал 25-30 %.
Связь была бестолковой, он даже не смог расслышать моё имя, но надежда работать на даль появилась.
Все, решено! Нужно умощняться, и мне помогут новенькие 6П3С от Петра и повышенное анодное напряжение.

     Когда отец включился в эфир под новым позывным «Пилот», то даже в посёлке «мыс», зелёный глазок радиоприёмника зашкаливал за сто процентов. На очередном сходе ему с уважением жали руку, а мне при встрече дарили дружеские подзатыльники, ведь я в их глазах считался его напарником, и меня они прозвали вторым пилотом. Благодаря моему отцу, я считал себя полноценным членом некоего общества тайных радистов. Я понимал, что в этом мире мы с отцом были не одиноки! Я видел непередаваемый блеск в его глазах. В дни, когда он был увлечён этим, он даже не помышлял о выпивке, а мать радовалась за нашу дружбу.

Микрофон в руки отец мне не давал, он говорил: «Вот подрастёшь, сам соберёшь приставку, тогда и пожалуйста. Придумаешь свой позывной и будешь выходить в эфир самостоятельно». Я не обижался, потому что понимал всю серьёзность этого увлечения. А однажды на очередном сходе я заявил, что приставку обязательно соберу и выйду в эфир под позывным «Космос».
– Так что этот позывной мною забит и прошу это всех учесть…
– Будем знать, – ухмыльнулся кто-то из пожилых радистов и похлопал меня по плечу. Выйти в эфир оказалось делом не из лёгких, ведь для этого нужно было иметь как минимум свой ламповый радиоприёмник, к которому и можно было подключить приставку.

Не буду описывать здесь ряд ярких записей, полагая, что обывателю они будут не интересны, но очередную запись обойти я не решился...

5 декабря.
     Сегодня праздник, день Конституции. «Бродяга» принес на сход 0,75 литровую бутылку вермута и молча поставил на стол. Кто-то спросил, – по какому поводу? Он улыбнулся и на наших глазах одним движением располовинил её на две ровные части. Там мы обнаружили самодельный разъем и шарманку на современной лампе 6П14П. Переменник был односекционным. Вся конструкция шарманки легко помещалась на дне бутылки. Бутылка в собранном состоянии стояла на столе и её нельзя было отличить от обычной. Все были приятно удивлены. Руки у людей золотые, мысли светлые. Не зря на фронте Бродяга был разведчиком.
Но больше всех нас удивил Ржавый и мы ему присудили первое место. Он спрятал шарманку в ночном горшке с двойным дном, а под крышкой в горшке можно было увидеть какашку. Кстати, он её сделал из обычного пластилина. Плотная фальш-крышка, которая скрывала элементы передатчика, была покрыта желатином под цвет мочи. Смотрелось все это произведение на отлично, некоторые даже принюхивались. Мы все громко ржали и заказали ещё по кружке пива. На мой взгляд в нашем коллективе собрался народ, который не любит скучные собрания, прения и голосования, где присутствующие так и норовят быстрее смыться. У нас наоборот – расходимся неохотно.

     Читая этот дневник, я думал о том, как группа радиохулиганов 60-х годов, осуждаемых общественностью, преданно поддерживали друг друга. Они умели веселиться и жить яркой жизнью. Они даже не подозревали, что своим неформальным увлечением осуществляли связь поколений и невольно обучали молодёжь техническому творчеству, которое нередко определяло их будущую профессию. Более того, бывшие фронтовики поддерживали в эфире культуру общения каким-то особым сленгом и идиоматическими оборотами речи, не загрязняя матом эфир и не оскорбляя личность молодых радистов.

Закрывая дневник своего отца, я воспроизвёл в своей памяти и то, как его увлечение незаметно стало моим, как я его продолжил.

Через пару лет мы переехали из своей маленькой квартирки с улицы Щорса, 13 на улицу Холодильная, 61 – на территорию бывшего подсобного хозяйства, которое стояло на краю города. Там отец построил насыпной дом. Не хоромы конечно, но жить стало просторнее и веселее. В нашем распоряжении оказался небольшой участок земли с яблонями. Больше всего мне было жалко нашу подпольную радиорубку и шикарную антенну.
У меня появился свой уголок за занавеской, где стояла кровать, стул и ученический стол. Если честно, то меня это приободряло... Наскоро обжившись, мы с отцом построили антенну и заземление. Жизнь пошла своим чередом, но у него появилось много хлопот в обустройстве частного дома. Тем не менее, он хоть раз в месяц или по выходным выходил в эфир на перекличку со своими друзьями. Как бы сейчас сказали, он отмечался на форуме свободных радистов. Это были всё те же фронтовики со своим незатейливым увлечением. Но надо сказать, что эфир наполнялся ещё и молодыми радистами.

Рождение второго поколения радиосектантов.
Я быстро сдружился с соседскими ребятами, мы вместе гоняли футбол и играли в войнушку с деревянными автоматами. У меня был обрез, сделанный из железной трубы, с деревянным прикладом. С некоторыми из ребят я организовал самую настоящую самодельную телефонную связь. Конечно, даже здесь я не обошёлся бы без помощи своего отца. Это был полевой провод и телефонные трубки с батарейками. В какой-то период отец отдал мне свой любимый радиоприёмник «Октава». Ух, и поковырялся же я с ним вдоволь. Моя мечта сбылась, и я включил свой первый передатчик - приставку.
Надо сказать, что ламповые радиоприёмники в то время были почти в каждой семье и считались атрибутом семейного достатка. Под большим секретом я рассказал своим друзьям о моем необычном увлечении радио и удивил их работой своего передатчика. Антенну мне отец разрешил подключать не более трёх метров, и то под потолком внутри дома. - Это чтобы не засекли, объяснял он. Сделав её спиральной, я даже мог иногда связываться с парой моих ровесников из ближайших улиц. Теперь вечерами радиостанция «Космос» для моих друзей проигрывала виниловые пластинки. Словом, моя радиостанция потихоньку завоёвывала эфир с небогатым музыкальным репертуаром. Это были «Амурские волны», «Полевая почта» и другие песни на тематику военных лет. Но самой весёленькой и востребованной была песня индийского артиста Раджа Капура под названием «Абарабу»… Как говорится, чем богаты, тем и рады. А ещё для малышни из ближайших домов я на ночь ставил пластинки с русскими народными сказками. Это были младшие братишки и сестрёнки моих друзей. Каждый раз передача для детей начиналась с включения арии «Мистера Икс» в исполнении Георгия Отца, а заканчивалась произведением «Лунная соната» для фортепиано Бетховена. Так мне посоветовал отец, он говорил: -«Так солиднее». Именно здесь я научился общаться через микрофон со своими невидимыми радиослушателями. Я старался понравиться не только детям, но и их родителям. И пусть я не освоил специальной дикции диктора, но с микрофоном мы сдружились. Я считаю, что он несёт в себе мужской характер. Он всегда повёрнут ко мне лицом, словно он мой друг и надёжный собеседник. Касание его рукой всегда вызывает некий трепет, словно перед тобой мальчуган, которого нельзя обидеть грубым обращением.
Вместе с тем, этот предмет является частью моей радиостанции, без которой он ни чего не стоит. Он исполнен собственным достоинством, и считает себя одушевлённым предметом, который когда то покинул радиостанцию, но крепко связан с ней экранированным проводом. Только я решаю, где должен находиться микрофон, я поворачиваю его к себе лицом словно самого уважаемого собеседника и товарища. Я доверяю микрофону свой голос, вкладывая в него интонацию и баритон каждого слова, за которые  не стыдно перед всем эфиром. Я, как диктор верю, что этот мальчуган не исказит моего голоса и передаст радиостанции всё то, что я хотел бы передать через пространство эфира на динамик радиоприёмника моих радиослушателей. И хотя радиостанция управляется человеком, микрофон является промежуточным и ответственным звеном, а потому микрофон уважаем дикторами любой вещательной радиостанции, словно живое существо. Заканчивая свой эпос о микрофонах, я вновь обращаю свой взор воспоминаниям...
 Для любой вещательной радиостанции важна обратная связь с радиослушателями, а в моём случае родители моих маленьких слушателей мне постоянно передавали пластинки с новыми сказками. Им жутко нравилось, как в эфире голос юного диктора называл по именам их малышей и желал им спокойной ночи. Мне и самому нравилось это увлечение, ведь друзья рассказывали с нескрываемым восторгом, как радовались радиопередачам их младшие братишки и сестрёнки.


Местечковые боевые действия.

     Не всё было безмятежно в середине 60-х годов, когда мы жили почти на краю города. Особенно врезался в память случай, когда в один из вечеров к нам в дом заявились бывшие зеки. Судя по всему, это были люди из района Нахаловка, что была от нас сразу за садом. Сегодня это угол улицы Холодильная и 50 лет Октября. Там проживал разный народец, и никто из городских туда не захаживал, особенно милиция. Наверное им просто захотелось срубить на пузырь. В тот вечер отец сидел за столом на кухне и читал, мать копошилась в спальне, а я в своей комнатке, отделённой от кухни обычной сатиновой занавеской, возился с детекторным приёмником.
Бандиты с шумом отворили входную дверь, их было двое, у одного в руках был настоящий карабин. Видя отчима с газетой в руке, один из них упёрся на карабин, как на посох, и на жаргоне зеков начал оглашать предьяву. Второй, озираясь по сторонам и пьяный «в зою - зю», держался за его плечо. Отцовская двустволка, заряженная патронами с солью, стояла в углу возле стола и всегда была накрыта какой-то тряпицей от посторонних глаз и от пыли. Отец встал, молча подошёл к своей «берданке» и, направив на них ствол, предупредил, чтобы они убирались восвояси на таком же жаргоне.
– Послушай, шлимазл, – услышал я твёрдый голос отца, – ты кажется попутал дату, сегодня не двадцать второе июня сорок первого, а ты не интервент. Вы оба клоуны, и имя вам Кока с Мокой ковыляйте обратно в свой цирк. Отсюда до него сто метров, бегом – пятьдесят, а если я шмальну из своей берданки, то цирк окажется сразу за углом!
Тот, что облокотился на карабин, думая, что под тряпкой обычная палка, нагло ухмыльнулся. Неожиданно для всех раздался хлёсткий выстрел одного из стволов отцовской берданки! От заряда крупной соли карабин бандита улетел в сторону, а немалая часть заряда соли впилась в его ногу. Он упал на колени, бранясь и корчась от боли. Оба злодея были повержены в страшный ступор. Занавес от дымного пороха плавно рассеивался.
– Лежать, падла, а то второй выстрел вскроет тебе мочевой пузырь, и ты своей мочой ошпаришь ноги! В гроб ляжешь с чистыми ногами!
Второй растерялся, не зная, что делать. В моей голове мелькнуло: - «Это война!». Ни на миг не задумываясь, сделав решительный шаг, я вышел из-за занавески, а из-под наволочки блеснула сталь моего игрушечного обреза. Я демонстративно лязгнул оконным шпингалетом, что выполнял роль затвора. Мужик, ещё стоявший на ногах, с огромным недоумением и испугом смотрел мне в глаза. Не знаю, то ли со страха, то ли поддерживая военные действия моего отца, я крикнул своим мальчишеским голоском:
– Ты, сука, тоже на колени и не расчёсывай мне нервы, а то и тебя замочим!
Тут слово вставил снова отец:
– Давай - давай, если ты, курва, ещё не поссорился со своими мозгами, присаживайся к своему корешу рядом, а то этот пацан на обрезе сыграет вам свадьбу! Он намедни замочил свинью у соседей, а в тебя, боров, он шмальнёт, не моргнув глазом!
– Лида! – отец продолжил свой победный диалог, – неси топор из-под кровати, к нам баранина сама пришла, сегодня у нас праздничный ужин!
Я взглянул на проем двери, там мама стояла с топором в руках, губы её посинели и слегка дрожали от страха. Вскоре оба обмякших мужика были туго скручены шарфами.
 Так неудачники, не успев погулять на свободе, вернулись на зону. Помню, что один из них от страха налил в свои штаны, да так обильно, что моча вылилась из ботинка прямо на пол прихожей. Когда их увезли на милицейском воронке, мать замывая пол,  долго ругалась на отца.
    После того, как всё закончилось, отец подошёл ко мне и, потрепав за волосы, сказал: «Я думал ты растёшь неженкой, а ты оказывается парень что надо. С тобой можно пойти в разведку и даже из неё вернуться…».
Конечно, мне были дороги эти слова, но я вспоминаю, что тогда мне стало по-детски страшно. В последствии, за этот героический поступок отцу припаяли год условного срока, но мы всё равно чувствовали себя победителями. Помню, что менты тогда сильно ржали над моим деревянным обрезом, которому посчастливилось даже участвовать в судебном заседании. Этот случай быстро разнёсся по всему околотку «сетевязалки» и, конечно, в школе № 37, где я учился. Старшеклассники с уважением хлопали меня по плечу, приговаривая: «Ну ты, паря, даёшь!
- Сетевязальских парней карабином не испугаешь, если они кастетами чешут свои челюсти!!!». Этот случай помог мне осознать мужскую солидарность и скорость принятия решения в экстренной ситуации.


Встреча на далёкой станции.

 В 1967 году наш обособленный посёлок бывшего подсобного хозяйства областной больницы пошёл под снос в соответствии с планами развития города. Нас всех расселили по разным районам, а мне было жаль расставаться со своей детсадовской аудиторией. Вещательная радиостанция «Космос» осиротела.
    Мы переехали в новый район в новую двухкомнатную благоустроенную квартиру по улице Геологоразведчиков - 13, где вместо бани была ванная комната, тёплый туалет, а печь заменили батареи отопления.
– Социализм развивается, въезжая в квартиру, многозначительно объявил отец, при этом показывая указательным пальцем в потолок. Он решил, что у меня должна быть своя комната, где я смог бы спокойно учить уроки и заниматься любимой радиотехникой.
  Совпадение моего позывного «Космос» с названием нового современного кинотеатра, что достраивался на улице Республики, мне казалось символичным. Теперь у меня антенна свисала с пятого этажа и для полноценной работы в эфире имела достойную длину даже для средних волн. Радио «Космос» в диапазоне средних волн зазвучал на весь город не хуже той, что была на улице Щорса.
    Переезд подарил мне новых друзей не только в эфире, но и во дворе. А вот с одноклассниками как-то сложилось не сразу. Там «шишку» держали заносчивые и самоуверенные парни, детки богатых и модных родителей. Это было время, когда вместо брюк дудочкой стало модно носить брюки клёш. Ботинки на манке сменились на остроносые корочки, а вместо тонких галстуков селёдкой, стало модно повязывать на шею цветастый платок. Вдобавок ко всему, эти парни кичились своими переносными и ужасно дорогими транзисторами типа «Спидола». Далеко не каждый парень мог позволить себе влиться в эту упакованную компанию. По вечерам они кучковались у кинотеатра «Космос», завлекая девчонок модной музыкой. Они усердно ловили своими транзисторами западные радиостанции, и если это им удавалось, то невзирая на помехи, включали модняк на всю громкость. Наверно это было для них круто.
  Я не был избалован подобными атрибутами, но именно тогда у меня созрел план – утереть этим заносчивым стилягам нос! Ведь я был из простой рабочей семьи и во мне неожиданно забурлила пролетарская гордость. В один из вечеров я перестроил свой новенький двухдиапазонный транзистор «Альпинист» в диапазоне средних волн на частоту своего радиопередатчика так, что любой другой приёмник поймать его не в силах. Бережно положив большую пластинку популярного по тем временам певца Тома Джонсона на проигрыватель «Молодёжный», мне её дали погонять в эфире, я включил передатчик и галопом помчался к кинотеатру, где уже стояла толпа моих одноклассников. Естественно, увидев у меня в руках дешёвый транзистор, меня встретили с насмешками. Именно этого эффекта я и ожидал, отлично понимая, что их ждёт впереди.
– А может посоревнуемся у кого аппарат баще? Не дожидаясь их ответа я включил свой скромный транзистор, и, как бы невзначай, поймал свою индивидуальную радиовещательную станцию. Когда все услышали хорошо узнаваемый голос знаменитого певца, они схватились за свои модные транзисторы, но у них ничего не вышло! Насмешки сменились на уважительное отношение к моему приёмнику и, конечно, ко мне. Так громко и чисто не мог принимать ни один дорогой транзистор! Это был взрыв удивления и мой фурор.
Сразу в моей голове мелькнули строки из творчества блатных поэтов: -«…Не вы ли, гниды, беса гнали, и по приколу, на дурняк всей вашей шоблою толкали на уркагана порожняк…». Я глядел на их суетливые лица и мне стало их искренне жаль. Их неуверенность в себе проявилась в один момент, как чернила на промокашке, как лакмусовая бумажка изменила свой цвет и указала на их слабость. Ведь это именно им когда-то торжественно повязали алые галстуки, именно им пристегнули ленинские значки, а сегодня передо мной стоят обычные стиляги и, унижаясь, просят уступить им мой «Альпинист» по двойной цене.
В этот самый миг я вдруг вспомнил тот незримый паровоз, призрачно уходящий по стальным рельсам строящегося социализма. Через годы мы встретились на одной станции, только эти мальчики беззаботно ехали в мягком вагоне, а я до этой станции добирался своим ходом на перекладных. Но сейчас на этом перроне в их глазах я выглядел самым крутым пассажиром.
Дождавшись, когда закончит играть пластинка, я объяснил своим урезоненным одноклассникам, что это всего лишь небольшой фокус. Они наперебой выказывали своё удивление, а мой авторитет в одно мгновение вырос даже среди девочек, тесно окружавших нашу шумную компанию. - Как же, у новенького была своя вещательная радиостанция!!! Это был мой беспроигрышный выход. Класс и все мои одноклассники  приняли меня как равного.
Таким образом, в новой школе № 8 я дипломатично обрёл авторитет с особым статусом. Иногда для девочек нашего класса я устраивал радиоконцерты по заявкам одноклассников. Некоторые парни читали стихи перед микрофоном и даже объяснялись в любви. Девочкам это было жутко приятно. Свою традицию я не нарушал и каждое включение радио «Космос» начиналось с арии «Мистера Икс», а заканчивалось произведением «Лунная соната».
Итак, радиостанция «Космос» по новому адресу начала работать во всю свою мощь на радиолампе 6П14П. Главное, что отец был не против. Он знал, что я не злоупотреблял эфиром, что имею опыт скрытности вещания, а потому он не боялся за меня. Опыт полученный мной от радиосектантов не пропал даром. Помню, как он был удивлён моей смекалке, спрятать передающую приставку. Я её разместил в дальнем углу ниши под кухонным окном за банками солений в трёх литровой банке. Антенну я вывел тонким обмоточным проводом на улицу, так что его не было видно ни снаружи, ни внутри. Питание накала радиолампы и модуляцию подвёл тремя проводами под плинтусом через гостиную из моей комнаты.


Как я в школе исправлял тройки.

Как то раз мне выпал случай продемонстрировать щедро полученные от отца знания, далеко выходящие за рамки школьной программы, и в этом мне помогла моя слабая успеваемость. По этому, выдерживая ряд успеваемости в классе, наш классный руководитель и преподаватель по физике Ольга Ивановна задержала меня после урока и, немного пожурив, попросила подтянуть свои отметки по физике и биологии. И тут мне пришла в голову мысль – вот оно, сейчас или никогда! Я улыбнулся самой красивой учительнице в нашей школе, а может и во всём городе и, осмелившись, заявил Ольге Ивановне, что одним махом смогу исправить свои оценки по обоим предметам, но для этого мне понадобится ещё и наша биологичка Лариса Алексеевна. Ольга Ивановна нескрываемо удивилась моему предложению, но выслушала. К её чести, она умела выслушивать от своих учеников любой бред, наверное, на это я и рассчитывал. Предложение заключалось в том, что я смогу продемонстрировать прослушивание школьного радиоузла без всяких наушников, динамиков и уж тем более без всяких электроприборов, а по окончании эксперимента смогу объяснить принцип действия с физической и с биологической точек зрения. За что мне за оба предмета поставят по пятёрке!
– Ну, что же, уверенно, – ответила мне Ольга Ивановна, – я бы сказала это дерзкое желание. Посмотрим, посмотрим...
Она подозрительно взглянула на меня как на шарлатана, но всё же назначила встречу для сомнительного эксперимента сразу после последнего урока в кабинете биологии. Не знаю, но душой она скорее всего сомневалась, и ей, как классному руководителю, наверное, хотелось бы в случае неудачи, проучить выскочку и троечника. Но моя решительность и горящие глаза подкупали её, и она всё же согласилась.
 Буквально через секунду после окончания последнего звонка, она решительно вошла в класс и попросила всех задержаться, объясняя всему классу, что Сергей Сушко сейчас при всех исправит свои тройки на пятёрки по обоим предметам. Весь класс с любопытством оглянулся в мою сторону и в одно мгновение образовалась мёртвая тишина. Я понял, физичка решила поставить меня на место  в присутствии всего класса.
 Небрежно бросив свою папку с учебниками на свой стол, я понял – началась «война». Я собрался, представляя, что передо мной стоит мой микрофон и уверенным шагом  подошёл к радио - розетке. От волнения у меня горели уши. Я вставил вилку классного динамика в эту розетку, и все услышали, как из него заиграла музыка школьного радиоузла.
– То, что я вам сейчас продемонстрирую, – обратился я ко всему классу, – убедительно прошу не повторять дома, особенно в присутствии своих младших сестрёнок и братишек. А в случае с электрическими розетками, это опасно для жизни. По этому, будьте все внимательны.
Я по-прежнему продолжал волноваться, но моя решительность была сильнее, так как к моим пятнадцати годам я был уже стреляным воробьём. Я уже «стрелял» в бандитов из своего «обреза» и почти каждый день общался с большой аудиторией радиослушателей посредством своей нелегальной радиостанции. Может поэтому мой голос не дрожал. Широко раскрыв глаза, класс замер. Лица одноклассников выражали, у кого недоумение, а у кого шутливые и кривые улыбки.
– Сейчас я продемонстрирую Ольге Ивановне и Ларисе Алексеевне, начал я тихим голосом, что радио можно услышать и без всяких радиоприборов. От класса нужна будет только гробовая тишина, а от вас, я повернул голову к своим преподавателям, – точное выполнение моих инструкций. Взяв у девочек две металлические заколки, я вставил их в розетку вместо вилки репродуктора. Взявшись обеими руками за них, я убедил всех, что сигналы радиовещания из этой розетки не опасны. Затем я поставил два стула рядом с розеткой так, чтобы Ольга Ивановна и Лариса Алексеевна сели в один ряд. Я попросил их взяться каждую за ближайшую заколку и нежно прикоснуться ушными раковинами друг к другу. Каково же было их удивление, когда они услышали объявление нашего физрука о предстоящих школьных соревнованиях!
– Как?! Как это возможно?! – наперебой начали расспрашивать они у меня. Эксперимент повторили ещё раз и ещё, но теперь уже весь класс гудел от восторга и окружил наших преподавателей!
– Ну, рассказывай, Сергей, если хочешь получить оценки по обоим предметам, – утихомиривая бурлящий класс, заявила Лариса Алексеевна. Кабинет биологии замер. Только после того, как все расселись по своим партам, я начал объяснять принцип действия данного эксперимента, указывая на плакате указкой строение человеческого уха. Я объяснил, что небольшой ток, проходя по телу Ольги Ивановны, при этом я провёл указкой от руки до её уха и от уха Ларисы Ивановны до кончиков её пухленьких пальчиков, наводит в строении уха электрические сигналы со звуковой частотой нашего школьного радиоузла, а те, в свою очередь, с этой же частотой раздражают барабанные перепонки участниц данного эксперимента.
– Помните опыты с лягушкой и электрическим разрядом? Звука нет, а барабанные перепонки воспроизводят его за счёт небольшого тока, проходящего через уши наших преподавателей.
Класс был в шоке, преподаватели с недоумением переглядывались и переваривали мои объяснения.
На следующий день в моём дневнике красовались жирные пятёрки по обоим предметам, а в нижнем уголке моего дневника алела надпись: «Сережа, больше никаких экспериментов!!!». Конечно, весть о необычайном эксперименте разнеслась по всей школе в одно мгновение. Поражения электрическим током замечено не было, и моя честь была спасена.
Этому фокусу меня научил мой отчим, а его, в свою очередь, преподаватель азбуки Морзе в далёкие военные годы. Так я подтянул свои оценки сразу по двум предметам в конце четверти до твёрдой четвёрки и выровнял показатели своего класса.


Всё когда-то заканчивается.

     Эфир на средних волнах в конце 60-х годов гудел от музыки модным для тех времён репертуаром посредством новомодных катушечных магнитофонов, а я скучал по радиохулиганам – фронтовикам и их сходам. Я скучал по их глубоким голосам в эфире. Но ветераны постепенно отходили от эфира, кто по возрасту, как мой отец, кто-то в иной мир, и в эфире к началу 70-х годов осталась одна молодёжь.
  Моё увлечение эфиром отчасти предопределило мою будущую профессию и мою судьбу. Вскоре, закончив курсы радистов в ДОСААФ с отличием, я был призван в армию по специальности. Там у меня была не менее яркая жизнь. Но даже отслужив 2 года, ностальгия по пиратскому эфиру осталась во мне навсегда. В какой-то период и отчим ушёл из жизни, а из пиратского эфира – последний фронтовик. Самое главное, что моя память об отце жива и я благодарен ему за мои детство, юность и сложившуюся взрослую жизнь.  За привитую «микрофонную болезнь», за любовь к своей семье, за любовь к своему городу и своей Родине, где я родился и вырос.


Послесловие

     У меня до сих пор есть средневолновый радиоприёмник с особой настройкой. Выход в эфир для меня всегда был и есть неким хобби, и сегодня, слушая эфир, я испытываю от этого особое упоение. Сегодня в эфире слышны голоса тех, кому за семьдесят. Это дети ветеранов Великой Отечественной Войны  воспитанные своими отцами - фронтовиками в духе ненависти к фашизму. Они дают достойный отпор украинским прихвостням  в эфире и защищают честь России,  как в специальной военной операции, хотя ни кто из них не был призван в ряды российских войск. Это гражданская позиция.
Искренно благодарен журналу «Broadcasting. Телевидение и радиовещание», который разместил на своих страницах мои высказывания относительно воспитания подрастающего поколения. Выпуск № 4 (стр. 68), июнь - июль 2008 года. 

Добра и здоровья читателям, достатка и мира нашей необъятной Родине! Всегда помните, мы держава!

Последний оператор средних волн,
Сергей Сушко из Тюмени.