На Байкале

На Байкале


Мы

Совсем, вроде бы недавно, легендарному человеку, мастеру спорта по лыжному туризму Евгению Валерьевичу Суздальцеву было столько же лет, сколько мне сейчас. Я же был тогда молод, неопытен, Суздальцева почитал своим гуру и считал хоть и высокоспортивным, но стариком. Интересно, что сейчас, когда я даже постарше, чем он был тогда, я без всякой натяжки ощущаю себя юношей. Наверное, и он ощущал себя тогда юношей, а, скорее всего, и до сих пор ощущает.
Так случилось, что команда не набиралась, и Суздальцев предложил мне идти вдвоем по льду Байкала из Северобайкальска в Усть-Баргузин. Уговаривать меня не пришлось, я был молод, жаден до походов и был готов ввязаться в любую авантюру.
 Палатки у нас не было. Ночевать мы планировали в спальниках, которые засовывали в еще один общий спальник и накрывали все это дело полиэтиленом. В первый же день мы на пределе сил по идеально гладкому льду перешли Байкал в самом узком месте, 42 километра  от Северобайкальска до бухты Аяя. Сильный ветер все время сносил нас на юг, но мы уперлись, стараясь точно удерживать свой азимут. В полной темноте вылезли на берег, перекусили и устроились в своих спальниках. Спали нормально, не мерзли. Утром градусник выдает -34°. Это вдохновило, значит, мы все продумали правильно, жить будем.
Утром оказалось, что все-таки нас значительно унесло на юг, и до бухты Хакусы, конечной цели уже дня сегодняшнего, мы дошли всего за два часа. То есть, если бы мы не сопротивлялись вчера ветру свыше, провидение занесло бы нас точно в Хакусы. А здесь роскошный курорт, мощнейший горячий источник с температурой +47°. Зимой, кроме егеря, здесь никто не живет. У егеря большой дом, половина его предназначена для гостей, таких приблудных, как мы. Сегодня и завтра мы никуда не идем, принимаем горячие ванны.
(В настоящее время в бухте Хакусы построено множество гостевых домов и отдыхать сюда приезжают со всей страны за немалые деньги, конечно же)


Люди.

Егерь оказался в отъезде по делам в Нижеангарске. Вместо него за хозяйством присматривал парень с отвислыми запорожскими усами – Саша Литвиненко. Так, как нас всего двое, он не стал нас запихивать в гостевую половину, а поселил у себя. Он один из тысяч тех неприкаянных, которые после «завершения» строительства БАМа остались без работы, без жилья и без семьи. Родом он с Украины. Строил БАМ, и все у него было. Жена, большие деньги и надежда вернуться домой с машиной и квартирой. Настали лихие времена, деньги пропали, Саша не смог устроиться в новых условиях. Жена уехала на родину, а он забомжевал. Пока прибился к здешнему егерю. Что дальше будет, не задумывается, хотя мужик он неглупый, имеет свою доморощенную философию. Суть ее в том, что нет в жизни счастья. Но в то же время только из счастья она и состоит, надо только научиться извлекать его из тех любых условий, в которых оказался. (Правда, у меня сложилось впечатление, что извлекает он своё счастье не теми способами)
В отсутствие хозяина, Саша сбраконьерничал, завалил марала и сегодня варит в огромном чугунке приличный кусок мяса. При звуках мотора проезжающих по Байкалу машин он испуганно прячет чугунок в чулан и выбегает посмотреть, не к нему ли едут гости. Если хозяин узнает о его браконьерской охоте, – выгонит. Наконец мясо благополучно сварено. Уже в сумерках начинаем готовиться к трапезе.
Зло залаяли собаки, явно на кого-то. Выходим на крыльцо. На белом горизонте колеблется темная точка. Быстро приближаясь, точка превращается в старика, одетого в задрипанный полушубок, обутого в самошитые ичиги, тянущего за собой железные санки. Старик заваливается с мороза в теплый дом и хрипит: «Спирт есть? Глоточек? У меня в горле горит, и свербит, мешает жить и любить». Спирт у нас на столе. Наливаем. Не раздеваясь, выпивает и с облегчением объясняет: «Утром провалился на какой-то речке в воду. Для активизации защитных сил проглотил (Я не помню, то ли маралий пант, то ли моржовый хрен), а тот встал в горле, и его надо обязательно залить спиртом». Раздевается по пояс и из седобородого старика превращается в крепкого мужика с мощным торсом и широкой, закачанной грудью.
Знакомимся. Володя Щегольков, 42 года, травник, народный целитель. Идет пешком с саночками с верховий Абакана. Вышел в конце апреля, а сейчас конец февраля. Если не вешает лапшу, то путешествие беспрецедентное. Без туристского снаряжения идет он с саночками, как зверь, по чутью и по внутреннему понятию о географических закономерностях. Ну и люди ему помогают везде и всюду. Володя рассказывает, что он так живет с молодых лет, травы собирает. Знают его хорошо в Томске, Бийске, Абакане. В Читинской области, откуда он родом, вообще, каждая собака его знает. Теперь вот захотелось ему на Байкал. Сначала он еще осенью прошел с разведкой вдоль восточных склонов Баргузинского хребта в Курумканском районе.
Я, говорит, хожу, с птичками разговариваю. Сплю прямо на тропах. Много раз медведи ко мне подходили, обнюхивали. Но я их не трогаю, звери тоже меня не трогают. Рассказчик он великолепный, Завладел нашим вниманием, и даже такой маститый говоритель, как Суздальцев, меньше говорит, больше слушает.
Лечит он, в основном, девушек. От всех болезней, часто и от психических расстройств одним способом: «Доверяют мне болезную красотку. Я ее в тайгу. Не кормлю, только травками пою, водичкой чистой, беседы веду, в бане парю, кости им мну. Хворь из девушек уходит потихоньку. Заключительный аккорд лечения – обязательная грандиозная интимная близость по фанфары, с пением ангелов и снисхождением божественного света с небес. Без этого, говорит, ни одну девушку на Земле вылечить невозможно. При этом глаз его загорается чертовским огнём. Видно, что он большой плут.
Я его тереблю, как диагноз ставишь, как знаешь, какую траву надо применять? Тут он профессор, разошелся, целую лекцию выдал.
- Болезни все, - говорит, - от неправильных мыслей и от неправильного питания. А неправильное питание тоже от неправильных мыслей. Иногда достаточно побеседовать недолго с человеком или просто посмотреть на него повнимательнее.
Тут он удостоил меня таким гипнотическим взглядом своих чертовских глаз, что я сразу понял, что все мое подсознание он изучил уже лучше меня.
- Вот и весь диагноз. А если у человека в голове все правильно уложено, его никакой гонконгский ящур, никакая трихомонада не возьмет.
- Ну а как правильные мысли от неправильных отличить? Не отстаю от него я.
- Правильная мысль это: ВСЕ ВСЕГДА ХОРОШО. А неправильная: ВСЕ ВСЕГДА ПЛОХО. У большинства людей мысли: ИНОГДА хорошо, ИНОГДА плохо. Поэтому они и пыхтят потихоньку, пока все хорошо.
Суздальцев слушал, слушал, да и вышел на пару минут. Володя мне и толкует:
- Вон командир твой, шибко умный и шибко сильный. Вон сам себе болячку неизлечимую создал. (Псориаз) Другие люди с такой бедой мучаются, страдают, комплексуют, а он ее себе сам создал, она ему помогает сильным оставаться и в суперменство при этом не впадать. И лечить его – никакой Господь Бог не вылечит. Потому что он со своей болячкой одно целое». Бесперспективный он пациент.
Вот так народный целитель моего сложносочиненного командира за полдня раскусил.
 В то время я тоже травками увлекался. Володя меня просвещает:
- Ты, Колёк, травы шибко не пей. Навредить можно сильнее, чем пользы будет. Травы больших серьезных знаний требуют. Ими конкретные болячки лечить надо, а просто так золотой корень, в тех дозах, в каких ты глыкаешь, пить нельзя. Опасно это для жизни. Дозу также очень важно знать. Я когда пациентику травку назначаю, сто раз оглянусь, подумаю, надо, нет. Особенно сборы несовместимых трав навредить могут. Так что пей лучше чай, а еще лучше, чистую воду. Кстати, ты, Колек, тоже, если займешься, людей лечить сможешь. Может быть, иногда и сейчас лечишь, только не осознаешь.
Два вечера и две практически ночи прошли в таких интересных разговорах. Не вдоволь (вдоволь невозможно) накупавшись в Хакусинском горячем источнике, который я имею веские основания считать лучшим в мире, наобщавшись с таким незаурядным Владимиром Щегольковым, мы с Суздальцевым уходим дальше на юг, навстречу солнцу.

Люди и медведи.

 Посещение Баргузинского заповедника входило в наши планы. И на какой-то день похода, вечером, пробежав от бухты Шегнанда, отнюдь не налегке, ровно 50 километров по плотным снежно-ледяным застругам, мы приперлись на Северный кордон заповедника. Нас встретил старый, уже тогда бывший на пенсии, егерь Лев Алексеевич Голубцов: «Ну, что, ребятки, я вас пока арестую». Привел нас в гостевую избу: «Устраивайтесь, топите печь, а я сейчас вам рыбки принесу». Не арест, а продолжение курорта. Поговорил по рации с Давшёй - центральной усадьбой заповедника. (Вообще-то поселок называется Давше – не склоняется, но в разговорной речи все говорят: «в Давшу, из Давши») Вот везение. Завтра по южному участку заповедника должен уходить человек на учет следов зверей. По технике безопасности по заповеднику ходят не менее, чем по двое, а с людьми именно сегодня напряженка. Нам предложили этого человека сопровождать, на общественных началах, конечно. О таком развитии событий мы и не мечтали – это судьба.
Назавтра нам представили крепкого, бородатого человека в старых роговых очках. Володя Алмаши. Венгерскую фамилию он объясняет тем, что он чистокровный коми, родом из Сыктывкара, а венгры – прямые потомки коми. Володя с большим сомнением смотрит на наши не подбитые камусом лыжи, он их называет – голицы. «Ох, и намучайтесь вы с ними, а я с вами». Сам он на широких камусных самоделках, в руках длинная крепкая палка, называется ангора. За плечами вещмешок с самой настоящей старинной понягой, сплетенной из ивовых прутьев. Колоритный мужичок.
Идем. Володя ангорой следы зачеркивает, в книжечку записи делает. Следов очень много. Зайцы, лисы, соболя, норки, рыси, маралы. Короче, полный комплект видового многообразия. Часто попадается помет соболя. Володя его подносит к очкам, рассматривает, разламывает, принюхивается, на зуб пробует. Такой у них в заповеднике естественнонаучный стиль. Встречаются надломленные молодые елки. Володя комментирует: «Это медведь в конце лета, когда в нем сила играет, елки на ходу перекусывает, территорию метит. А когда год голодный, в Давше бедствие, медведи лезут в поселок, и население держит оборону. Ходить днем по улицам без ружья опасно. Медведей в заповеднике и окрестностях очень много. Летом на километр берега Байкала приходится в среднем семь медведей».
 Володя вспоминает: «Однажды его сосед услышал, как в стайке истошно визжит поросенок. Залетает в стайку с винтовкой наизготовку. Поросенок забился в угол и визжит, а худющий медведь, не обращая ни на кого внимания, торопливо хлебает из свинячьей кадушки».
Путь наш проходит по строго определенному маршруту от избы до избы. Для нас такой график движения – просто отдых. На крутых спусках Володя  первым скатывается, опираясь на свою ангору и хватается за старенькую «Смену», что бы запечатлеть наши падения. Но мы не падаем. Володя поражен. В гору он на камусе забегает бегом. А мы без камуса и не отстаем. Это переворачивает его таежно-транспортное мировоззрение.
 По вечерам в избе мы кушаем гуся и заедаем малосольным ленком. Слушаем рассказы о заповедной жизни. Кстати, во многих избах котелки и другая посуда подпорчены медвежьими зубами. Поэтому оставлять немытую посуду нельзя, мишка её обкусывает. И часто он гадит прямо на железные печки. Что-то же хочет он этим донести до человека. Может быть самоутверждается?
На учет следов всегда выходят две группы, с интервалом в сутки. И сейчас перед нами идет пара, лыжню нам топчет. Уже вторые сутки валит снег, а по технологии считать следы в снегопад нельзя. После снегопада нужно делать паузу в двое суток. Впереди идущая группа сидит лишние сутки в избе, и мы их догоняем. Старшой у них – главный лесничий заповедника - Саша Карпухин. Сопровождает его демобилизованный солдатик Колян. Первый их вопрос к нам был: «Сколько раз упали»? Суздальцев солидно отвечает: «Ни разу». Алмаши кивает головой, подтверждает. Вечером наслаждаемся роскошью общения с интересными и даже в чем-то экзотичными людьми. Слушаем и смотрим моноспектакль в исполнении Саши Карпухина:
«Год назад, в ноябре, вышел я с научными целями на обход этого же южного участка заповедника. Сопровождал меня водитель заповедника Леха. У Лехи был карабин, а у меня пистолет «ТТ». На подходе к этой самой избе, где мы сейчас находимся, увидели мы свежий медвежий след, а затем еще один, другого медведя. Я отметил про себя, что шатуны бродят, но не насторожился нисколько. Беспечно, не оглядываясь, мы дошли до избы, беспечно сходили без оружия за водой, дров накололи.
Сидим на нарах у противоположных стенок, чай пьем. Карабин Лехин у стенки лежит, под рукой. Вижу вдруг сквозь полиэтиленовое оконце, что-то темное и большое стремительно приближается, света в окошке не стало. Кричу: «Медведь»!!! А медведь уже оконце пробил, и полтуши уже в избе на столике подоконном. Глаз желтый, клыки с мой кинжал, из пасти воняет. «Все»,- думаю спокойно, - «Вот она смерть наша». А Леха не сплоховал, раньше моего крика, молниеносно карабин схватил и выстрелил. Оказалось, попал точно в шейный позвонок. Ангел помог, не иначе – Леха стрелок неопытный.
Медведь растянулся на столике, зад на улице. А я запоздало соображаю: «У меня же пистолет есть». Копаюсь, ищу его, а затем в истерике выпускаю в лежачего медведя всю обойму. Половина пуль в стенке бревенчатой оказалась. Пули эти, вот они, до сих пор в стене». Все события эти уместились в одно мгновение.
Саша рассказывает очень эмоционально и артистично, прыгает по избе, жестикулирует, изображает все в лицах: себя, Леху, медведя, даже стену. Заново ситуацию переживает. Когда осознали, что могло быть, напади медведь раньше, возле избы - содрогнулись.
Как тушу разделывали, отдельная история. Вспомнили, что видели еще один след. И медведь этот, где-то рядом, может быть, наблюдает и готов напасть в любой момент. По очереди, один разделывал, а второй с карабином крутился, контролировал сектор в 360°. Медведь оказался без единой капли жира, потому и обезумел. Все это также было показано нам наглядно, сюрреалистично.
Володя Алмаши добавляет: «Недавно к Карпухину приезжали из  европейской России родственники. Они отсняли Сашин рассказ на видеокамеру. Получился шедевр. Саша сыграл лучше, нежели бы снимали натуральную сцену с медведем».
Назавтра Саша с Коляном  ушли, а мы сидим еще сутки. На южном кордоне нас ждала машина, которая доставила нас обратно в Давшу. Перезнакомились и подружились мы с полпоселком. Все шли посмотреть на людей, которые на голицах благополучно за камусом угнались.
 После этого похода на Байкале зимой мы были еще дважды. (Уже четырежды)  Обошли и северный участок заповедника. Последний раз были в 2016 году. В поселке Давша больше никто постоянно не живет, всех жителей вывезли. Находятся там только инспектора да научные сотрудники, и работают они вахтовым методом. Для заповедника это, может быть и лучше, зоны хозяйственной деятельности человека не останется. Но. Но. В Лету канула целая популяция эндемичных высших приматов – славных коренных обитателей Давши.


Выход.

После насыщенного событиями заповедной жизни отрезка путешествия, бредем к Чивыркуйскому заливу. Береговая линия здесь ровная, практически без бухт и мысов, поэтому дорога накатана вдоль берега. Хотя машины редки, запах бензина висит надо льдами, это сильно угнетает. К тому же у Евгения Валерьевича открылась застарелая проблема – мениск. А до Усть-Баргузина топать еще не один день.
Высшие силы все время курировали наши ходы. И сейчас мы под бдительным крылом ангелов-спасателей. Подходим к устью речки Малой Черемшаны. В бухточке стоят машины, автобус, люди толкутся. Оказывается, Ангарский нефтеперерабатывающий комбинат строит здесь свою базу отдыха. Мужики с полуслова понимают, что нам требуется. Нас отводят в отдельный коттеджик, приносят дрова. Живите, сколько хотите. А то смотрите, завтра в Ангарск автобус уходит, если желаете…
Растопили печку, сидим, прикидываем, как бы пожрать приготовить. Вдруг аккуратный стук в дверь и вежливый голос: «Вас ждут к ужину в столовой». Собираемся, идем. За одним общим столом сидят человек двадцать. Повара носят первое, второе и третье. Есть никто не начинает, сервировка не окончена. Повара продолжают обход с ящиками водки. Каждому наливают полный граненый стакан. Вот это размах. Мы к таким дозам непривычны. Пробуем отнекиваться. Куда там? Народ на нас смотрит, как на инопланетян. Какой-то их старший командует начало процесса и произносит трогательный тост: «За чистоту Байкала, за чистоту души и за непьющих, удивительных гостей», то есть нас. Чтобы не обидеть таких гостеприимных хозяев приходится пить стаканами, а потом ещё, а потом ещё.
Утром уезжаем. Заезжаем на Святой Нос, в рыбацкий поселок Курбулик. Ангарцы затариваются рыбой, забивают мешками весь автобус до потолка. После обеда мы в Усть-Баргузине, после полуночи мы в Слюдянке. Выгружаемся у вокзала, прощаемся с мужиками.
Поход окончен. Главный его итог: Байкал стал частью нашего внутреннего мира, и, чтобы внутренний мир был в балансе с внешним миром, приходится периодически возвращаться на Байкал и прокручивать внутри себя новые сюжеты Внешнего Мира.