Мишка и Святой Франциск

        Бурундук посмотрел на меня наглым глазом, потом стрельнул черной бусиной в Андрюху и скрылся за стволом чахлой березки.

       - Нет, ну ты видел эту наглую рожу?! – сказал я возмущенно. – Он покосился на тебя и покрутил пальцем у виска…

       - Кто?

       - Да бурундук.

       - Сам он дурак, - Андрей поближе подошел ко мне и заглянул в мое маленькое пластмассовое ведерко, где тоскливо, стыдливо жались к донышку пять или шесть мохнатых обабков. – А это что за медвежья радость?

       Его ведерко был полно наполовину, так что мне оставалось разве что давить на качество и исключительность.

       - Ты ничего не понимаешь! Обабки – вкуснейшие грибы, не то что твои подосиновики.

       - А у меня еще парочка маслят, - в его голосе звучало: «Сделай вид, что завидуешь».

       - Мне сейчас старший из обабков шепнул, что они хотят в твое ведро, дабы быть возжаренными и вкусно-съеденными. Забирай, их ни отмачивать, ни варить не надо, можно сразу на сковороду…

       - Не, я не ем незнакомые мне грибы…

       - Думаешь, дядя посоветует тебе несъедобное? С кем дядя умничать будет, если ты богу душу отдашь?

       На лице Андрюхи было выгравировано: «Не возьму».

       Я подошел к березке, по-за которой скрылся зверек с полосатой спинкой; того, естественно, уже не было.

       - Этот бурундук – хорёк какой-то, - сказал я. – Хотел, вот, грибами с ним поделиться…

       - Прямо в лапки ему отдать? Чтобы он тебе спасибо сказал?

       - Спасибо я еще как-нибудь переживу… - пробормотал я, выкладывая грибы на открытый пятачок в тенечке. – Вот если он материться начнет, как некоторые, в кого мы не будем тыкать пальцами, то тогда за мной точно кондратий прискачет на белом медведе…

       Это было уже четвертое место, где мы остановились сегодня в поисках грибов. Сушь. Месяц не было нормального дождя. Ближе к морю еще наползали туманы, случалась морось, обильная роса… А пять-шесть километров от берега – сушняк.

       Зеленый «УАЗ-452» Андрея стоял с открытыми настежь дверями, являя миру свои охотничье-рыбацкие внутренности.

       - И как все это барахло не вываливается, когда ты двери открываешь? –чисто риторически полюбопытствовал я в жаркий августовский воздух.

       Андрюха с удивлением посмотрел на гору вещей, кажется, до меня никто эту мысль не озвучивал.

       - Сам поражаюсь… - протянул он, - только самое необходимое…

       - Зимние удочки и механический бур? Ну да, ну да, куда ж ты без них в августе?!

       - Пусть лежат: есть-пить не просят, и то ладно. Кстати, нашел в интернете, как еще обзывают такие «уазики». Полчаса хохотал - «Катафалк для ядерной войны».

       - Я тебе не рассказывал, - поменял я тему, - как мы однажды с Серегой приехали сюда, на аэродром. Выходим – «Нива» стоит, а в ней человек десять за закрытыми дверями и окнами тулятся. Друг в друга вжались и молчат. И как только забрались! Водилу в руль вдавили – он пожалел, что других вовнутрь запустил…

       - Мишку, наверное, встретили?

       - Ага…

       Андрюха уже вытащил из своего «танка», сиречь, «буханки», пару складных кресел, печеньки, сушки, бутыль с чистой водой, газовую горелку и чайничек. Выгадав момент, я намеренно устроился в его любимом кресле, чтобы слегка подзудить его и подтолкнуть к разговору.

       - Конечно, встретишь мишку и не такое совершишь, - продолжил он, устанавливая чайник на горелку. – Вот ты, что бы ты сделал, если бы появился мишка?

       - Сейчас?

       - Ну да!

       - Сделал бы жидко и махом забрался бы на крышу твоего «катафалка». А может, и по-другому.

       - ???

       - Ну, сначала бы взобрался, а потом сделал жидко. С верхотуры, так сказать…

       - От перемены мест сомножителей...

       - Произведение еще как меняется: от запора до поноса… Ну их на фиг, этих мишек. Еще накличем. Кстати, я тебе не рассказывал, как я медведю почти на голову съехал, когда лазил на Матросовскую сопку? Ладно, потом расскажу, как я мишку напугал; да любой бы обделался, если бы ему на голову съехал град камней с мужиком, орущим «Ки-Йа»… Мишка только-только на ночлег устроился, а тут я… Ой, давай потом живопишу широкими, так сказать, мазками…

       - Давай…

       - Помолчим?

       Мы молчали на заброшенном военном аэродроме, заросшем уж ольхой, шиповником, ивняком. Наш бивуак находился возле одной из рулежных дорожек, чуть дальше пролегала взлетная полоса, а слева, совсем недалеко, капониры для истребителей. Удивительно, но за много лет советская бетонка нигде не вздыбилась, не провалилась. Мы молчали и пили чай с листьями багульника и брусники.

       Глядя на рулежную дорожку, я вспомнил!

       - Андрюша, я тебе не рассказывал, как я здесь однажды заблудился?

       - Что?? Как можно заблудиться на аэродроме!

       - И тем не менее…

       - Ты ж хвастался, что даже в лесу не плутаешь…

       - Так и есть! Где вошел в лес, там и выхожу. У меня что-то вроде гирокомпаса внутри. А в тот раз мы приехали с Серегой, был туман, хоть глаз коли…

       - Давай ты мне следующий раз расскажешь про туман: уж больно хорошо на солнышке… Что-нибудь ближе к реальности…

       - Да не проблема! Я тебе не рассказывал про Святого Франциска Ассизского?

       Разомлевший Андрюха махнул рукой – валяй, типа.

       - Только ты вначале скажи, что это за перец? – спросил он сонным голосом.

       - Он вовсе и не перец, а само-настоящий святой!

       - Офигеть, - сказал Андрей и, как мне показалось, даже всхрапнул.

       - Рассказывают, что однажды к нему приехала познакомиться какая-то там святая, так их оставили в церкви ненадолго, а когда вошли в церковь…

       - Стали свидетелями гнусного разврата…

       - Тьфу на вас…

       - Когда это было?

       - В тринадцатом веке…

       - Ну вот!

       - Вошли в церковь и опупели: святой Франциск с этой святой плавали в воздухе под куполом! Левитировали! При этом было много свидетелей!

       - Бабник, наверное, был еще тот!

       - Как ты догадался? Но! – по бабам он шастал, до того, по младости ногтей, так сказать…

       Андрюха всхрапнул. Самым бессовестным образом.

       - Так вот, когда он уже достиг и даже прославился, к нему пришли жители находящегося неподалеку городка с жалобой на волка…

       - Уже интересно, - Андрюха приоткрыл один глаз. – Челобитную, наверное, в трех экземплярах всем городом писали?!

       - Ну, оговорился… Пришли жаловаться на волка.  Искать спасения. Волчара был вдвое больше обычного, а умный – ну, прямо, твой Эйнштейн! Водил за собой стаю, резал коз и овец, и никто не мог его изловить. И ямы рыли, и ловушки ставили, и облавы устраивали – так он стал на людей нападать! Горожане уже боялись нос высунуть за стены. Святой Франциск отправился с ними. На месте – помолился и исчез в лесу. Долго его не было, а когда все уже потеряли надежду, он появился на дороге к городу, ведя за ухо этого серого монстра. Толпа, ясно дело, врассыпную, а он подводит волка и говорит: обещал, мол, зверюга больше никого не трогать… И с той поры волк-убийца стал бегать с бездомными собаками по помойкам и больше не нападал ни на кого…

       - Да, страшная история, - у Андрюхи открылись оба глаза.

       - Почему? Представляешь, какой силы духа был Святой Франциск.

       - А ты себя на месте волка представь. Бегал, радовался жизни на воле, за зайчиками гонялся, ну овцу зарежешь – не без этого, кушать-то хочется. Тут на тебя весь город ополчился – поневоле озвереешь. Так мало этого, еще появляется какой-то тип несъедобный в черной рясе, и ты обречен до конца жизни по помойкам шариться.

       - Святой Франциск в сером ходил, после него францисканцы и стали носит серую одежду…

       - Ну и что? Думаешь, волк его со своими спутал? Да пусть хоть голышом, как индийские йоги. Был волк, как волк, - стал волк, как шавка. Человек-то все о себе, великом, венце природы беспокоится. Ему ж плевать, что с этой самой природой он творит. Прет нас не по-детски от величия…

       Я посмотрел на рулежную дорожку, на взлетную полосу, на заросшие уж бугры капониров для истребителей…

       - Может, пора домой? – спросил.

       - Едем!

       Мы быстренько свернулись. Андрей высыпал на пустой от травы пятачок обломки сушек и печенюжек – наше подношение мелкому зверью. Ах как мне хотелось, чтобы из-по-за березы выбежал этот полосатый гаврик – бурундук. И что-нибудь стырил у нас: сушку, печеньку, обабок… Нет, увы…

       Мы вырулили на подъездную дорогу.

       - Андрюша, что бы ты подумал, если бы я сказал, что за нами бежит ведмедь собственной персоной? А за ухо его держится левитирующий Святой Франциск.

       - Честно? Что ты ку-ку… - но в зеркало заднего вида он таки взглянул.

       - Нууу, повторяешься… У меня тут же появляются ассоциации с Кеном Кизи и Милошем Форманом. А представляешь, мы возвращаемся в город с мишкой?..

       - Так он все помойки перевернет и раскурочит. Это ж какой убыток ЖКХ! А потом его застрелят…

       - У тебя какие-то садистские замашки…

       - У меня?? Чем я его застрелю? Монтировкой, что ли? Так и мишки-то нет.

       Я вновь посмотрел в зеркало заднего вида: мишки не было. Святого Франциска тоже. А жаль.