Нодира. 23 глава

     Светало, а я так и сидела возле Георгия и поверить не могла, что он вот так просто ушёл, даже не попрощавшись со мной. Боль переполняла моё усталое сердце, я не могла оторвать взгляда от его лица, вспоминая его добрую улыбку и ласковые глаза. Вышла Саида и увидев, как я сижу и плачу, она остановилась, как вкопанная, потом подбежала ко мне.
     - Нодира опа! Что это? Георгий акя, что это с ним? Он... умер, что ли? - тихо спросила она.
     Я была не в силах что-либо ей ответить, лишь кивнула головой и заплакала ещё сильнее. Саида подошла ближе и накрыла красивое лицо Георгия простынёй. Затем обняла меня и произнесла:
     - Крепитесь, дорогая, Вы нужны своим детям и нам.
     Потом она пошла звать Бахтиёра с Олей и своего сына Батыра. Не понимая, в чём дело, Бахтиёр и Оля подошли ближе и увидев накрытое лицо отца, сын побледнел, а Оля вскрикнула:
     - О, Господи! Как же это? Папа! Ведь вечером он так хорошо себя чувствовал, шутил с нами, с детьми игрался...
     Оля разрыдалась, я спустилась с топчана, где сидела не двигаясь почти два часа, ноги затекли, я шаталась.
     - Оленька, доченька, держись, родная, все мы смертны и когда приходит наш час, Всевышний не спрашивает, готов ли ты. Нам нужны будут силы, родная. Вы с Бахтиёром должны быть сильными и быть рядом со мной, - со слезами говорила я ей, обняв её  за плечи.
     Бахтиёр подошёл к отцу и открыл его лицо, он был бледен, белее той простыни, что была покрыта на лицо Георгия. Он просто молча стоял над отцом и плакал. Батыр тем временем пошёл к Мурад акя и договорился о том, кто будет омывать тело и с местом на кладбище, тем более, место было готово, оставалось лишь вырыть могилу.
     У узбеков тело покойного долго не держат. Если человек умер рано утром, его стараются похоронить до захода солнца, если вечером, то рано утром, на рассвете. Мурад акя поехал с Батыром в город и они привезли всё необходимое для погребения. Для этого, взяв себя в руки, я взяла из сумки деньги и настояла, чтобы Батыр взял их, хотя он отказывался, но я сунула деньги ему в руки.
     Потихоньку, дом Саиды наполнялся людьми. Плохая весть быстро разносится, так что приходили даже те, которых я и не знала. Я лишь благодарила Всевышнего, что сын со снохой были здесь, со мной. Ведь как бы они успели приехать из Ленинграда? Тело Георгия, мужчины перенесли в мой дом, где Саида постелила новые курпачи и застелила их новым постельным бельём. Она хорошо знала все местные традиции и обычаи, меня она не беспокоила, понимая мои чувства и я была ей безмерно благодарна. Она лишь спросила меня, по каким обычаям я буду хоронить Георгия. Я не думала об этом и была растеряна. Мы с мужем прожили без малого сорок лет, если считать и десять лет заключения. Ему было за семьдесят, да, но он был крепким и сильным. Я понимала, что годы, проведённые в лагере, подорвали его здоровье и если бы не это, Георгий мог бы прожить ещё много лет.
     Люди, пришедшие выказать нам своё соболезнование, просто молча стояли и скорбели вместе с нами. К трём часам дня всё закончилось, как сказали старики, надо похоронить до полдничного намаза. Женщины на кладбище не пошли, нельзя было и проводив в последний путь любимого нами человека, мы лишь плакали и ждали возвращения мужчин. Я совсем обессилила, готовить еду тоже было нельзя, соседи приносили, кто плов, кто машхурду. Я попросила Олю накормить детей и поесть самой.
     - Нодира опа, Вам силы надо беречь, ведь надо будет делать поминки. Вы поешьте хоть немного, - сказала мне Саида.
     Но кусок в горло не лез, перед глазами стояло посиневшее лицо мужа. Он ушёл с улыбкой и крепко закрытыми глазами, у нас говорят, что так уходят в рай. Если глаза крепко закрыты, значит покойный готов был уйти, выполнив свою миссию на этой земле и ничто его здесь уже не держало. Я верила в это, ведь вернувшись из Грузии, Георгий изменился, стал замкнутым и спокойным.
     Мужчины вернулись через два часа, кладбище было не близко, а ушли они пешком, неся тоут (гроб, типа носилок) с телом Георгия, меняясь местами, давая нести и другим. Видимо, я очень устала, но ночью уснула крепко и спала до самого утра, а когда проснулась, сына не было.
     - А где Бахтиёр? - спросила я Олю, которая с детьми сидела на топчане и кормила их.
     - Он ушёл в областной центр, на работу позвонить. Ведь ему завтра надо было выходить на работу. Он и маме моей позвонит, чтобы она хоть на поминки приехала, ведь мы к ней заезжали на два дня, когда с моря возвращались. Я хотела Вам сразу сказать, а тут такое... - ответила Оля.
     - Хорошо, пусть приезжает, я давно её не видела, - ответила я.
     Со вчерашнего дня я ничего не ела, у меня кружилась голова, Саида принесла мне горячий чай с новватом и попросила выпить. Только потом налила мне немного вчерашней машхурды. Я и правда очень проголодалась и молча поела.
     Вернулся сын, он был бледен и хмур, сев рядом со мной, он обнял меня за плечи и положив голову мне на грудь, молча заплакал. Я крепко обняла его и тоже заплакала, Оля увела ничего не понимающих детей. Бахтиёр и Оля с детьми остались ещё на неделю.
     На второй день после смерти Георгия, приехала сваха, мама Оли. Она выразила нам свои соболезнования и осталась у нас на несколько дней.
     Семь дней Георгию мы отмечали всем кишлаком, не думала я, что в такой трудный час, столько людей нас поддержат. Зарезали барана и сделали плов на весь кишлак. Нажарили, наварили, напекли всяких вкусностей, поставили у меня во дворе и на улице длинные столы и скамейки. Курпачи и мои, и Саиды очень понадобились, а скатерти и посуду, которые были припасены для таких случаев, взяли у Мурад акя на складе. Ведь в кишлаке люди делали и свадьбы, и поминки, так что махаллинский комитет позаботился о нуждах населения.
     Читали молитвы за упокой души Георгия, правда молились на узбекском языке, а молитвы звучали на фарси, но это было не так важно, главное, люди делали всё от души и я была всем очень благодарна.
     Дети плескались в бассейне, словно ничего и не произошло, но на то они и дети, а мы лишь радовались, глядя на них.
     Через неделю дети уехали, сваха тоже засобиралась. Положив им всем на дорогу гостинцы, мы с Мурад акя проводили их на станцию и посадили в поезд до Ташкента. А там они решили лететь самолётом, Бахтиёр и Оля должны были выходить на работу.
     Я осталась одна в своём доме, но Саида настояла, чтобы я ночевала с ней, не оставалась одна. Она и Гульнара заботились обо мне, а я часто помогала им по хозяйству, не сидеть же без дела, замкнувшись в себе. Саида первое время возражала, потом поняла, что бесполезно. Я тяжёлую работу не делала, так... помыть посуду, подмести двор, приготовить обед. Мне это было не трудно, я лишь отвлекалась от тяжёлых мыслей.
     Дни монотонно проходили в хлопотах. На девятнадцатый день после похорон, мы сделали поминки для мужчин, опять резали барана и делали плов. Так было положено издревле, я лишь давала деньги Мурад акя и Бахрому и они сами всё организовывали. Сорок дней делали для женщин, пришла отин, это женщина, которая проводит поминки, читая молитвы. И никто в кишлаке ни разу не обмолвился о том, что Георгий им чужой и другой веры. Лишь раз, видимо, был разговор и я услышала слова старика, уважаемого и почитаемого в кишлаке.
     - Аллах един! А Георгий был хорошим человеком и всё, что мы делаем, пусть будет во благо ему и его близким, аминь, - сказал он и обвёл лицо ладонями.
     У меня потеплело на душе, человек уходит, остаётся добрая память о нём.
     На зиму я уехала в Ленинград, к детям. Мы с Саидой открыли её сундук и я забрала с собой драгоценности. Деньги, которые у меня были, ушли на магазин и машину для шофёра, на похороны и поминки. Так что нужно было продать кое-что из драгоценностей, ведь деньги могут понадобятся, мало ли что может случиться, я уже тоже была в возрасте, хотя и не жаловалась на здоровье.
     Приехав на поезде до Ташкента, я сразу купила билет в купейный вагон до Ленинграда. До отхода моего поезда, времени было много, поэтому я поехала в центр города. Часто слышала про Алайский базар и вот решила там прогуляться. Да что-что, а базары Ташкента были действительно обильные. Здесь было всё: и фрукты, и овощи, и молочные, и мясные продукты, и мёд, и много чего ещё. Что-нибудь не купить, было просто невозможно. Я понемногу покупала того и другого, даже мёд купила и зелень взяла, сказали, чтобы она не завяла и не высохла, надо завернуть её в мокрое полотенце, что я и сделала. Я ходила по базару часа два, наконец устав, я поехала на вокзал. Вещей у меня почти не было, лишь платье и халат, в которые я завернула драгоценности.
     В те времена, дотошно, как сейчас, не проверяли и можно было спокойно доехать до дома, что я и сделала. Я из Ташкента дала телеграмму сыну, что приезжаю и он меня встретил на вокзале. Шел дождь, нет, даже не дождь, а ливень и я подумала, что хорошо сделала, догадавшись дать телеграмму сыну и мы благополучно добрались до дома.
     Дети были очень рады мне, а я очень соскучилась по ним. Сыну о драгоценностях я пока не говорила, лишь через месяц после своего возвращения, когда Оля с детьми уже спала, я позвала Бахтиёра в свою спальню.
     - Садись, сынок, мне надо серьёзно с тобой поговорить, - усаживая его рядом с собой на кровать, сказала я ему.