Картина маслом. Роман со стихами. Глава 12

Иллюстрация -- Геннадий Улыбин

12

 Теренс вампирил жизненную энергию у всей нашей троицы, при этом сам не повышая ее уровень -- видимо, обучался этому еще при жизни. Я решил не обращать на это внимание, потому что вампиры редко забирают столько жизненной силы, сколько мы втроем можем дать за раз. Кроме того, у них было несколько специализаций, так что было понятно, как много я про них знаю, но не очень много. Еще можно было делать ставки, на эти их занятия, но, поскольку игра, похоже, никому особо не доставляла радости, мы решили не тратить на нее время. Эти штуки отнимали много сил, и мы не особо их экономили, поэтому чувствовали себя ужасно. Потом за окном потемнело, стало прохладнее, а на меня снизошло озарение.
 Оно было неуловимым, странным и ни с чем не сравнимым. Суть его сводилась к одному маленькому предлогу. Я не смогу выразить его словами. Он был сродни музыке, но, как бывает во многих случаях, отличался от нее. Эта музыка была очень странной и тяжелой -- ней были шипение и свист... или нечто среднее между этими звуками. Но она была именно музыкой, потому что она сразу затягивала, уводила за собой. Казалось, она вот-вот полностью подчинит себе мой разум и позволит увидеть что-то очень-очень важное, немыслимое.
 В каждом ее звуке была какая-то тайная угроза, и я знал, что эта угроза поразит меня, когда она стихнет. Когда это произошло, я понял, чем этот звук так же неуловим и страшен, неразрешим и непостижим для понимания, сколь непостижимо страстен. Он походил на нарастающую лавину, постоянно готовую обрушиться и раздавить. Что-то напоминающее рев зверя за тонкой каменной стеной. Но этот зверь был неизмеримо сильнее и страшнее даже громадного, бесстрашного и самонадеянного льва. И я, оставшийся в одиночестве, вдруг понял причину своего страха. Это был страх перед судьбой, перед тайной жизни. В конце концов, нет на земле существа, более хрупкого, уязвимого и беззащитного перед своими собственными мыслями и чувствами, чем человек, не огражденный от них никаким забором ума и знания, лишь спрятанный в лесу банальных, лишенных морали привычек.
 Потом я увидел огромный город, осажденный со всех сторон, на его стенах были нарисованы разные эмблемы. Некоторые из них были новые, другие относились к стародавним временам. Я заметил, что среди этих эмблем есть и эмблема с изображением полумесяца, и эмблема со звездой Давида; а вот символом всего остального был крест, знак первых цезарей. Вокруг города стояли валы из земли, причем в некоторых местах были возведены холмы, похожие на развалины древних сооружений. Эти руины я мог опознать как стены Трои. А потом я услышал, как поют боевые трубы.
 Осаждающие шли на приступ крепости Рима. Подо мной был гнедой жеребец, а в руке алебарда. Начался обстрел -- возможно, за нами была не только сила оружия, но и сила грома. Над рыцарями в блестящих доспехах и трубящими воинами появились разноцветные знамена. Это было даже красиво, поэтому я засмотрелся и чуть не пропустил самое главное. Еще я заметил странных существ, собравшихся у самых врат города. Они походили на людей, вот только головы их были не как у людей. Их лица были почти до смешного прекрасны, они казались сверхчеловеческими. И это были совсем не люди, скорее, посланники древнейшей расы, какого-то далекого, давно забытого мира богов. Все они были весьма воинственны и походи на гигантов, прилетевшие сюда с другой планеты. Все они имели крылатые руки.
 От этого становилось жутко. Но на этот раз я не испугался, а, наоборот, ощутил на себе печать грядущего. Если раньше я боялся, то теперь знал, в каком мире я оказался. Ведь наше прошлое так туманно. К его неясности мой ум был очень чувствителен. Каждый элемент памяти был зыбок и легко мог стать неверным и лживым. Наверное, я знал и чего мне ждать кармически, потому что мое прошлое не осталось за пределами общего плана. Сердце замирало так, словно я видел великую войну глазами новой веры, переложенной на зеркало совести старого  опыта. Только груз кармы, видимо, был частью мнимой памяти человека.
-- Похоже, я видел далекое прошлое, -- сказал я Теренсу, когда пришел в себя. -- Ничего особенного, всего лишь далекий-далекий Рим... или далекую Африку. Я узнал те места, где ты воевал. Но их я хорошо помню. Чего не скажешь об остальном... Как ты думаешь, всё это существует? Я имею в виду будущее?
-- Да, похоже, уже существует, согласно планам Заратустры. И все это реально. Только что-то в нем пока завуалировано.
-- А что это за планы? Ты можешь рассказать? Ну, хотя бы отчасти. Только без аллегорий и лишней мистики. Так, чтобы я понял.
-- Попробую. Будущее -- это когда рушатся старые устои... Например, были границы, за которые не было входа. Когда один путь вел к счастью, а другой -- в ад. Существовала плотина, отделяющая человека от божественной воли. ;Эта плотина стала рушиться... Это происходило постепенно. Сперва мы жили в языческом мире, очень далеком прошлом. Тебе известно, наверное, во времена заката Рима там была аристократия, которая увлекалась гаданием на бобах. Потом Римской империи пришел конец, и античный мир продолжал угасать в том смысле, что уже не отправлял роскошные колесницы в дар богам. По-моему, вскоре после этого появились первые университеты и прочее... я могу ошибаться. Так было в одной  из альтернатив. Идеалом развития стали технологии. Много чего еще тогда было названо красивым словом "рок". Рок, или судьба. Все возможное превращалось в рок, появлялось и преображалось.
-- Ты говоришь, все возможное превращается в неизбежное, мир изменяется... А будущее, по-твоему, во что превращается?
-- Я думаю, мир сейчас вступает в эру, когда нет никакого будущего. Мы пытались придумать Бога. Что-нибудь этакое... Абсолют. Это нечто совершенное относительно того, чего пока нет. Человек верит, ждет. А будущее постоянно и неизменно.
 Бред, подумал я, вот здесь ты откровенно морочишь всем голову...