11. Добро. С Владимиром Радимировым

И пришлось нечисти самой изворачиваться, да ловушки коварные приготовлять, все надеялись погубить витязя храброго, раз не выйдет взять силой, так хитростью. Но, придумать чего-то и без того непросто, а ведь надо ещё чтобы сработало. А с этим как раз, не получалося, завсегда что-то спасало героя, или кто-то. И тогда выбрали из числа своего троих самых хитрых и ловких, поручили им погубить обидчика, пообещали, коли справятся, станут средь других самыми главными, а коли не сладят, тут и говорить не о чем, ибо в живых их не оставит Добро ни за что. Первым из троих оказался один чертушка, по имени Урадиэль. Отличался он одной вещью, ото всех других, умел внушать смертным свои мысли, и казалось им, что сами так думают. Казалось бы, что быть может удобнее?


Сам даже не показывайся, посылай к Добру убийцу за убийцей, пока один из них не управится, только приходится спешить, пока нечисть полностью не закончится, или в ал обратно сбежит, убоявшись жестокой гибели. Первым своим оружием, выбрал коварный черт великана огромного, настоящего. Звался тот гигант «Костоломом», величиной был аж с гору. Почему он желал смерти нашему витязю? Дело в том, что некогда Лучик, да сын солнца могучий, прикончил брата Костоломова, Безобраза, который разбойничал, убивал и грабил людей, отбирал у них скот и сокровища. Все, что нашему хитрецу требовалось, внушить, что разбойника извел не учитель, а ученик, тем паче, великаны очень глупы, обмануть их не так и сложно, даже без отдельных способностей. Явился черт, когда спал Костолом, проник в его сон, и показал в подробностях, как убили его родича, во всех ужасных подробностях, даже то, чего и не было вовсе. И вскочил глупец, зарычал злобный, вырвал из земли гору огромную, да хотел бежать, воевать обидчика, раздавить его, растереть в пыль, только хитрый искуситель остановил вовремя.


Коли просто так напасть на Добро, то падет посланец могучий, потому как против меча Кощеева, не устоит и мгновения. Начал внушать ему иное решение, куда более разумное. Прежде всего, поспешил Костолом в одну деревню, да похитил почти всех жителей. А поселение то достатком славилось, да могло себе позволить нанять богатыря для спасения. Ну, а чертушка не пустил дело на самотек, а проник в разум сына тиуна, да внушил ему мысль разумную, поспешить к Добру, витязю смелому, да позвать его на помощь, на выручку. И собрал отрок денег, сколько имелося, поспешил к жилищу богатыря могучего. Повезло ему, что добрый молодец дома был. И пал перед ним отрок на колени, бил челом, просил о милости, говорил о беде горестной, что случилась с крестьянами.


Да не мог отказать Добро в такой просьбе, тем более ему денежки требовались, ведь жена молодая Алоцвет, постоянно чего-то просила, то платьев новых, то платочков, то сапожки изукрашенные, да и просто украшений из злата и серебра. Поспешил он следом за посланцем, да и прибыл в то поселение. А уж следы, великаном оставленные, не заметил бы разве слепой, оставалось же идти за ним, да найти, где скрыл злодей пленников. Меж тем, сокрыл Костолом крестьян да в пещере, намеревался он дождаться, пока явится витязь храбрый, после же обрушить ему потолок на голову, погребение устроить бесплатное, вместе с пойманными. Только Добро был подозрительным, привык к разным вражеским хитростям, потому облил себя жидкостью из ведьминой бутылочки, став для нечисти невидимым. Быстро отыскал он противника, благо, гиганту спрятаться не так просто, подобрался к нему потихонечку, да ударил по ноге своим мечом зачарованным.


Закричал Костолом от боли нестерпимой, закрутился он, ища обидчика, только видеть его он не мог, начали бить дубиной каменной, да куда не попадя, разбил её на кусочки. Меж тем, рана увеличивалась и упал гигант на сыру землю, забился в агонии. А Добро в пещеру кинулся, разрывал он цепи толстыми, коими были пленники скованны, успевал их вывести наружу, лишь в последний миг пещера обрушилась, да успел герой щитом закрыться, обошлось все небольшими ранами, да малыми повреждениями. А уж как Урадиэль злобствовал, и зубами скрипел, копытами топал. Все им было так чудесно продумано, да оказался богатырь куда хитрей его, знать, придется начать все заново, к сожалению. Проявить куда больше хитрости, да сыскать такого исполнителя, с которым витязь храбрый так быстро не справится, или хоть придется и ему немного помучиться, дабы сохранить свою жизнь и здоровьице. Поспешил черт к самой Алоцвет, да сообщил ей о чудесном сокровище, что хранила её семья от веку, да пришла пора им воспользоваться, если хочет она снять все проклятия, да что были на неё прежде наложены. Да подкинул ей тайную карту, где сыскать можно вещь ту нужную. Чтобы забрать предмет зачарованный, надо было проникнуть витязю смелому в черный храм, где поклонялись демонам, расколоть их алтарь черный, одолев все испытания, да вернуться обратно до указанного сроку, коль не сделает сего, ничего не получится. Поспешила жена недобрая, да ко мужу своему благородному.



Начала ему рассказывать о сокровище, да и требовать раздобыть его. А Добро в этом случае, не спорил с ней, собирался он тут же в дорогу, собирал любимое оружие, не забыл и бутылку с кристаллом тем. Меж тем, и Урадиэль не желал оставлять все на волю случая, кинулся он к тому храму настоятелю, да поведал тому, что мол скоро от, примчится сюда богатырь святорусский, да порушит их мерзкое капище, у жрецов и монахов распутных, поснимает буйны головы, саму веру их черную, да сотрет из людской памяти полностью. Поднимался от сна тот черный жрец, повелел собрать воинства злобные, да готовить смертоносные оружия, навострить ловушки коварные.
Окружили храм темный грозные наемники, да в доспехах чёрных, металлических, а нагнали их немало совсем, тучу чёрную, тучу чёрную, да могучую, а на стенах выстроились последователи, с луками да самострелами, приготовили котлы со смолою кипящей, камни огромные, удивительные машины иностранные, копья мечущиеся, да горшки с горючей смесью, во дворе стояли монахи злы, все с дубьем, да кривыми кинжалами, то казалось сам храм ощетинился. Налетал тут Добро серым соколом, на обрушился на храбрых наемников.


Пусть и видели его хорошенечко, да одолеть богатыря святорусского, ох непросто совсем, как махнёт мечом своим улица, перемахнёт, так и с переулочком. И не выдержали чёрные противники, побросали свои копья, да мечи двуручные, побежали прочь, кто мог ещё, кто не мог, тот змей уползал. Подскакал ко стенам, укрепленным витязь доблестный, да качался их своим мечом волшебным, разрушалась тут же кладочка, повалились вниз все последователи, да с котлами со смолой раскалённой, камнями огромными, да машинами хитрыми, копьеметными. Перескакивал через их тела конь богатырский. А там встретили и монахи злы, норовят героя кинжалами истыкать, изломать его тело дубинками. А хватал тогда Добро один из камней, что до прежде был на крепостной стеночке, да метал его во противников. Поднимал и другой, больше прежнего, да послал его в сам храм, у того стена до обваливалась, полетели обломки ужасные, да побили многих тех монашков, остальным дикий ужас внушили. А хватал богатырь святорусский котёл со смолою остатками, да метнул его, да в противников, и не столько побило снарядом тем, сколько каплями, разлетевшимися ожгло.


И не выдержали такого защитники храма темного, храма темного, трижды проклятого, побежали прочь со стенаниями. Те, за ком нет от веку правды истины, тот не сможет защитить своего добра, нету в сердце его нужной крепости, ну, а стены без доблестных хранителей, и не каменные совсем, а соломенные. И врывался витязь доблестный в храм тот темный прямо в пролом проделанный, а встречали его ожившие статуи, из камня да железа сделанные. Но, и они не могли ничего с мечом Кощеевым сделати, стоит лишь коснуться, как разрушались. Шёл вперёд Добро, не мало не тревожася, а всего впереди себя клинком касался он, не забывал сквозь кристалл свой посматривать, нет ли колдовских каких ухищрений. И послал тогда злой настоятель да рабынь своих, прекрасным телом, что распутством от века славились. Да велел соблазнить им недруга, да заставить забыть о битве той, заманить в свои сети коварные, успокоить поцелуями сладкими, а потом заколоть кинжалами, заколоть кинжалами, да ядовитыми.


Не соблазнился богатырь на тех девушек, сохранял пока верность жинке он, да хватал свою плеточку шелковую, разгонял распутниц ударами. С визгом громким они разбегалися, да где кто мог и прятались. Доходил наш витязь доблестный до ворот главной залы молитвенной, преграждали ему путь ворота огромные. Ударял те створки Добро ножкой, да нисколько они не колебалися, открываться не собиралися, падать наземь не намеревалися. Разозлился добрый молодец, да нажал на них могучим плечиком, только вновь ничего не вышло-то, те ворота проклятые, да нисколько они не колебалися, открываться не собиралися, падать наземь не намеревалися. Ещё больше силач наш разгневался, рубанул мечом волшебным, и не выдержали, наконец, обрушились, да рассыпались отдельными досточками. И ворвался витязь доблестный, и узрел пред собой злого идола, самому Чернобогу поставленного. А мерзей той образины не придумаешь. Рядом с истуканом и алтарь чёрный расположен, перед ними настоятель с длинным посохом. Как направил злодей свою палку, да начал в захватчика метать шары огненные. Только воина таким не напугаешь, налетал на колдуна добрый молодец, разрубал его посох волшебный, самого хватал дланью могучей, да швырял в идолища Чернобогова. Крепко настоятель ударился, повредил он спину и голову, и почуял, что смерть его приходит, неминуемая, да собрал последние силушки, вопрошал он Добро хриплым голосом.



— Гой еси ты добрый молодец, а по что к нам явился, прибыл ты, зачем разогнал мои войска темные, да порушил храм наш чёрный, вроде как на Русь пока не хаживали, да вреда вам никакого не делали, чем разгневали так, рассердили так? — таковы слова, говорил колдун.



— А не делай вид, что не знаешь ты, — отвечал богатырь святорусский, — есть у вас в алтаре чёрном вещь одна, что снимает проклятия, да за ней был сюда женой послан я.



— Видно кто-то придумал напраслину, — заскрипел зубами злой настоятель, — да откуда бы взяться в храме злом вещи, что проклятья снимает? Мы от веку обратным занималися, проклинали невинных, насылали муку смертную, муку смертную, да страдания. И сейчас с тобой то же сделаю, а скажу слова заветные, и сгниет твоя плоть заживо, да сползёт с костей, обнажит их, но и после того не скончаешься. А душонку твою неразумную привяжу к алтарю крепко-накрепко, чтобы злым духом его сторожила, охраняла до самого конца света, до того-то до светопреставления.




Да не стал Добро дожидаться, пока враг его колдовать начнёт, опрокидывал идола Чернобогого, да тем истуканом придавил настоятеля, тут ему и конец пришёл. После же, разрубил странник доблестный, тот алтарь чёрный да своим мечом, а внутри нашёл странный платок с неведомыми рунами, и забрал его с собой в подарок женушке. Сам же храм развалил он по камешку, не оставил и воспоминания, поспешил домой с доброй весточкой. А хватала тот платок Алоцвет, да на голову себе повязывала, и такое было тёмное влияние, вещи злой из проклятого храма, то последнее хорошее, что ещё оставалось в той женщине, утонуло во мраке злобы адской. Однако же, не доволен был хитрый черт-обманщик, ведь не смог он и второй раз погубить Добро, как ни старался, лишь сделал его жизнь невыносимее. И придумал тогда нечистый последнюю уловочку, да как думал он самую коварную.



Поспешил он к Змею Горынычу, да из всех драконов самому страшному, проник сон его, да представил доблестного витязя, что зовётся Добром сыном Живота, да как главную для него опасность. Мол, придёт богатырь непременно, да позарившись на сокровища змеиные, да отрубит все три головушки, не пожалеет и жену змеищу, да и деток мелких змеенышей. Испугался тому сну Горыныч злой, да решил, что надо бы первому, истребить врага коварного. Собирал он всю родню свою ползучую, коей нет и числа никакого, не забывал детишек с жинкою, да повёл всех воевать с храбрым витязем. Только вести о том добежали до Добра раньше воинства. И хватал он ведьмину бутылочку, обливал себя, сделался невидимым, поспешил навстречу орде чешуйчатой. А меж тем, доложу я вам, что те змеи меж собой не мирные, дружбы не ведают и любви привязанности. А вместе держатся, лишь по большой нужде, да приказу начальника.



Подбирался к одной такой змеище, богатырь наш хитрый, находчивый, ударял по хвосту кулаком своим. Зашипело чудовище от боли, начало вокруг себя оглядываться, не видать никого, кроме сородичей. И накинулась тварь безумная на соседа своего, сцепились, а сцепились, да в клубок свилися, драться начали, не на жизнь, но на смерть яростно. На других тут натыкалися, гнев сердцах их тем самым пробуждая, и перешло то побоище в общее, сцепилось все войско ползучее. Зарычал Змей Горыныч по-звериному, зашипел он, трехголовый, по-змеиному, закричал по человечьи матерно, принялся родню огнём палить, чтобы привести её в чувства так сказать, успокоить, унять ненависть, прекратить драку безобразную. Только не давал Добро успокоиться, только две змеи в стороны отскочат, разорвут смертельные объятия, как он снова бьет их или колет копьем своим, опять ярость в сердцах разжигая. И пришлось Змею Горынычу самому лезть в самое побоище, разгонять своих воинов в стороны, ну, а те совсем уж, развоевались, до драки разохотились, да вцеплялись в дракона старшего, чужую его зубами прокусывали, отравляли кровь чёрным ядом. Тут и наш богатырь не терял времени, подбирался тихонечко к недругу, наносил ему рану глубокую, зачарованным мечом Кощеевым.



И от боли великой обезумел трехголовый, принялся он во все стороны огнём палить, да не мог долго успокоиться. А когда рана увеличивавшаяся, да лишила его сил последних, успокоила, обнаружил, что сам спалил родню свою, да жену змеищу и малых деточек, малых деточек, да змеенышей. И заплакал змей слезами горючими, умолял он Добро снять его буйны головы, да унять горе великое, подарить покой вечной смерти. Богатырь святорусский чудовищу не отказывал, наносил он удар за ударом, да пока не упал дракон замертво. И озлился тогда хитрый чертушка, ведь не вышло ничего из его планов коварных, да накинулся на Добро, намереваясь его лично прикончить тут. Не забывал тому и мысли путать, оттого не мог долго витязь доблестный, нанести и малой раны противнику, ведь не видел его вовсе. Только вдруг, откуда не возьмись, прилетела стрелочка малая, стрела малая, оперенная, да впивалась она в спину чертику.



И от боли тот позабыл свою магию, перестал Добро путать на миг один, тут же витязь доблестный разглядел своего врага коварного, да сносил прочь его голову рогатую, отправлял обратно в ад, откуда вылез он, да спешил домой к любимой женушке. Меж тем, пришла пора второму посланцу нечисти браться да за дело губительное. А был тот злодей перевертышем, звался он Столиком Безжалостным. Кем угодно мог представиться, да в любое существо превратиться. И задумал он коварное нечто, погубить богатыря с лёгкостью. Добрался до одного старого боярина, из богатой семьи да могущественной, сожрал его, да облик похитил. Начал к князю, Руси правителю, он с тайными речами похаживать, что де вот есть такой богатырь, прозываемый Добро, сын Живота, и он весьма недобрый, невежливый, к правителю своему на поклон не является, не платит ему налогов-податей, да не шлёт даров, как положено, да чем желает, тем и занимается, будто сам себе он хозяин. И неведомо чего замышляет.


Предлагал послать за ним воинство, пусть да схватят злодея бессовестного, закуют его в кандалы железные, приведут князю под грозные очи, да заставят в проступках своих каяться, да за все годы, прошедшие заплатить в казну налоги-подати, принести правителю дары положенные, а откажется, дерзить посмеет, так положить его на плаху скоренько, да срубить витязю буйну голову. И наветов тех князь послушался, да вельми на богатыря разгневался, послал дружину хоробрую. Да поставил над ней недостойного, чернопузого сына дьячка, что прозывался Бестолковкою. И явился Бестолковка к нашему витязю, да к Добру сыну Живота, не ломал он шапки, поклонов не бил, а входил в палаты богатырские, словно в дом свой собственный, да надул он щеки толстые, принялся на богатыря лаяться.


— Ты почто, собака такая смердячая, сын купчишки, раб бессовестный, да не являешься ко князю пресветлому, под его да под грозны очи, — начинал чернопузый спесиво, — по какому такому дарованному праву, да не платишь ему подати положенные, да не шлешь даров, как положено?


— Где-то видано, где-то слыхано, чтобы простой дьяк, кем-то посланный, да на меня смел кричать, да покрикивать? — зарычал в ответ богатырь. — Если хочет наш князь пресветлый, повелитель всея Руси белая, чтобы прибыл я к нему самолично, заплатил все налоги-подати, и поднёс дары богатые, да пусть присылает достойного, и чтобы речи тот вёл ласковые. Потому как пред тобой не бродяжка, да не раб крепостной, не смерд лихой, а защитник нашей земли святой, да ещё сын гостя доброго, купца справного. А кто смеет грубить, да чваниться, не получит от меня ничего, кроме затрещины.