12. Добро. С Владимиром Радимировым

И хватал Добро Бестолковку да за шиворот, да и выбрасывал его пинком на улицу. Покатился сын дьяка, угадал прямо в грязь. Заступились за него, было, дружинники, да полезли на витязя доблестного, да хотят его в цепи заковывать, только наш Добро им не дался, принялся их бить, да поколачивать, да погнал обратно, откуда прибыли. Возвратились воины к князю пресветлому, да один идёт, на обе ноги прихрамывает, а второй руку придерживает, третьего и вовсе слуги на щите несут, не шелохнётся. Увидал их князь да разгневался, призвал старшего он воеводу, что звался Хмуробровом, дал ему вдвое больше воинства, да велел привести ослушника, заковать его в цепи крепкие, дом-поместье пожечь, разломать полностью, а все его имущество, да принести в столицу правителю. Поспешил Хмуробров с дружиной, да исполнить приказ повелителя.  Не ломал он шапки, поклонов не бил, а входил в палаты богатырские, словно в дом свой собственный, топал он ножищей крепкой, принялся на богатыря лаяться.


— Ты почто, собака смердячая, сын купчишки, раб бессовестный, да не являешься ко князю пресветлому, под его да под грозны очи, — начинал воитель со скрежетом зубовным, — по какому такому дарованному праву, да не платишь ему подати положенные, да не шлешь даров, как положено?



— Может ты и есть старший воевала, — отвечал Добро, глазами посверкивая, — только приказывать не можешь мне, если хочет наш князь пресветлый, повелитель всея Руси белая, чтобы прибыл я к нему самолично, заплатил все налоги-подати, и поднёс дары богатые, да пусть присылает достойного, и чтобы речи тот вёл ласковые. Потому как пред тобой не бродяжка, да не раб крепостной, не смерд лихой, а защитник нашей земли святой, да ещё сын гостя доброго, купца справного. А кто смеет грубить, да чваниться, не получит от меня ничего, кроме затрещины.


И ударил богатырь в грудь Черноброва, да из палачей своих его выкинул. Поднялась тут дружина, разгневалась, захотели схватить обидчика, заковать его в цепи прочные, заломать его руки - ноженьки, привязать его к коню богатырскому, да в таком виде вести прямо к князю-правителю.  Только наш Добро им не дался, принялся их бить, да поколачивать, да погнал обратно, откуда прибыли. Возвратились воины к князю пресветлому, да один идёт, на обе ноги прихрамывает, а второй руку придерживает, третьего и вовсе слуги на щите несут, не шелохнётся. Испугался тут князь пресветлый, сколько правил он, сидя в зале пиршеской, а такого ещё не случалось, чтобы просто купеческий сын, добрый молодец, оказывал такое сопротивление. И не знал он что дальше делать, не собирать же все войско росичей, чтобы вести его на одного воина? Ну, а коли и здесь не получится, как жить дальше с таким унижением? Благо рядом был боярин старый, а коварный тот перевертыш, и говаривал он таковы слова:


— Коли силы нам недостаточно, а применим к ворогу хитрости, ты пошли к нему князюшка не воина, да не прислужника грубого, а отправь сразу боярина, чтобы пришёл к богатырю с ласкаю, словом добрым, да просьбой вежливой, да явиться к тебе не с повинной, мол есть прозьбишка малая, ради воцарения мира между вами, сделать малую работушку, да заплатить заодно все подати. А как явиться обидчик могучий, поднесём ему чару мёда отравленного, иль пошлём убийцу безжалостного, чтобы ткнул его ножичком в спинушку, иль отправим спать в палатушки, для гостей дорогих, да запалим их с трёх стороночек. Ну, а коли и сие не получится, придумаем такое заданьице, что не в силах исполнить смертному. Ну, уж коль не справится, то казним безо всякой жалости, никуда уж от нас не денется.



Те слова коварные да пришлись по душе правителю, и призвал он младого боярина, что звался «Светлооким Соколиком», да велел ему идти к богатырю, да без всякого воинства, да и кланяться ему в ножки низенько, и просить-молить прибыть в гости к князю, не гневить его своенравием. Ведь к покорным правитель милостив, окромсать того, не злопамятен, коль выполнит малое задание, позабудет обо всех обидах прошлого. И отправился Соколик в путь скоренько, доезжал он до палат Добра Животыча, заходил он к нему, как положена, кланялся низко на три стороны, а хозяину да в особицу, передал слова князя полностью, да просил более не куражиться, не гневить самовольство правителя, а прибыть к нему ради почестей, да в милости той искупатися, а в обмен лишь заплатить подати, да принести дары малые, ну, и выполнить одно задание.


Хоть умён был Добро, да уж слишком горделив, по душе ему пришлись слова Соколика, да и ссориться с правителем не хотелося, облачался он в свои лучшие доспехи, златом-серебром украшенные, самоцветными все каменьями, и накинул сверху шубы богатые, нижняя да из шкурок беличьих, а вторая соболья, третья из шкуры медведя белого с края света отцом привезённая, не забыл и меч Кощеев, да бутылку ведьминскую с кристалликом, а велел нагрузить телеги он сундуками с великим сокровищем, заплатить князю длани все выходы поднести дары невиданные. Хоть и не любила Алоцвет своего мужа, да считала для себя теперь полезным, кто ещё добудет сокровища, да поможет ей возвысится? Зная же нравы столичные, при дворе любого правителя, подносила ему чарку с зельем особенным.


— Ты испей сего зелья муж мой, — начала речь свою жена злобная, — и тогда каким бы ядом не подчивали, не добавляли сонной отравы, да нисколько они не подействуют. И второй совет мой верный, даже если прикажут снять оружие, не носить при князе доспеха воинского, оставляй под одеждой кольчугу тонкую, избежишь ты удара коварного, вот и третье мое предупреждение, коль предложат тебе спать в палатах гостевых, не в шатре своём, не с другими храбрыми дружинниками, опасайся ловушечки, если спать ляжешь, спи в полглазика, да в пол-уха прислушивайся, а не то погубят безжалостно. А коли все выдержишь, поручит тебе князь три заданьица, как их выполнишь, требуй, чтобы сделал своим старшим воеводою, да посадил подле себя на пиру, по праву руку. Надоело мне быть женой сына купеческого, а желаю изрядно возвысится, чтобы ты стал вторым опосля правителя.


К тем словам Добро и прислушивался, самому ему хотелось большего, чем уже судьбой доброй дадено, возможно, задумался и троне, да кто дозволит стать князем безродному, безродному, да худородному? Никаких денег не хватит, чтобы подкупить бояр, да воинство, а вот место старшего воеводы почетное, выше его уж и не прыгнуть смертному. Позабыл полностью, чему учил Лучик некогда, по-другому теперь на мир смотрел, и отпил он чарку с зельем, передернулся. После в путь свой скоренько отправился. А Соколик и не ведал об обмане, думал, что вправду послан, чтобы восстановить мир меж князем и воителем, не на пользу Руси святой такая пря совсем. Как узрел князь доставлены сокровища, разгоралась в нем жадность чёрная, захотел забрать все имущество богатыря да могучего. И велел он боярам встречать гостя приветливо, поднести ему чарку мёда крепкого, да конечно же, отравленного. Выпивал Добро подношение, да одним глотком, бросал чарку о землю. И ничегошеньки с ним не сделалось. Испугались как князь, так и боярин, тот боярин, коварный перевертыш, не сработало то, на что надеялись. И пришлось принимать гостя могучего, говорит с ним зело приветливо.


Подносил витязь князю пресветлому, да налоги-подати, да дары бесценные, со своего плеча снимал три шубы, перву беличью, а втору соболью, третью же из шкуры белого медведя, привезённую от самого края земли. За чёркали доспехи воинские, ослепили враз присутствующих, ещё больший страх зародился в сердце княжеском. И просил он прибывшего, не носить при правителе оружия, не надевать доспеха ратного, ведь не прибыл он в ставку хана коварного, или какого правителя заморского, но к своему природному властителю. И пришлось Добру подчиниться, только не забыл оставить кольчуги тонкою, да под одеждою. И вот начался пир горой, а столы ломились от закусок с заедками, зелено вино, да мед хмельной лились реками. Захмелел Добро, пересытился, подхватили его под руки слуги верные, повели в палате гостевые, да тёмными коридорами. А из тени чёрной выскользнул убийца злой, да с отравленным ножом в руке, попытался он богатыря ударить. Только оружие не пробило тонкой кольчуги, преломилось надвое. Приложил витязь доблестный, да напавшего ворога и единым ударом могучим, да сорвал с плеч его буйну голову. После продолжил путь свой, словно бы ничего и не случилось.


А как пристроился в гостевых палатах, то и спит, не спит, все поглядывает, все поглядывает, да подслушивает, не шумнёт ли кто, не шелохнётся? Хоть старались поджигатели подкрасться незамеченные, только у них не получилося, уронил один под ногу хворостиночку, наступил на неё с малым хрустом. Подскочил тут богатырь сильномогучий, да высаживал дверь палантин тех, нападал на злых посланников, перебил их всех, покидал в спаленку, да поджег её с четырёх сторон. Да на дым и шум от пожарища, да сбегались слуги, да воины, и бояре с ними, да и сам князь не выдержал. А видят они, что Добро стоит живехонький, да глазами на них гневно посверкивает. Испугалися не на шутку, затряслись, как листья на веточки, да от того да ветра осеннего. Говорит же богатырь святорусский, да таковы слова.


— Али я с тобой, князюшка сморился? — начал витязь доблестный. — Аль не привёз тебе налогов-податей, за все годы, да даров щедрых, да не явился по первому требованию? А не мог ты на меня без причины разгневаться, чую чью-то интригу подлую.


Доставал богатырь кристалл свой, да начал присутствующих осматривать. Между тем перевертыш коварный, пусть не в своём виде боярина, а присутствовал, думал глянуть, как сгорит в огне его враг, а потом не успел скрыться вовремя. Растолкал Добро да толпу бояр и слуг, да хватал коварную нечисть, и швырнул его о землю скоренько, мигом выбил дух из противника, не успел тот сменить облика, а как помер, так стал снова собою истинным, отвратительным мерзким уродищем.


— Вот кто в ухо вам ложь нашептывал, оказывается, — указал витязь на покойника, — да советы давал нечестивые, заставлял к ним прислушаться, наводил чары ужасные, да подсылал убийц безжалостных.


Что ещё оставалось князю пресветлому, кроме как принять такую версию, проще ведь признать, что околдован был, нежели в зломыслии прирожденном. Иначе что подумает дружина, да советники многомудрые, а особенно, богатырь. А уж как правитель расстроился, не дано ему было отобрать у богатыря его имущество, да сгноить его где-нибудь в ямище. Но, и теперь не простил унижения, благо, перевертыш ещё до своей гибели, да успел придумать три порученьица, что могли погубить воителя, коль простое убийство не получится.



— Ты прости меня за все Добро, сильномогучий богатырь, — начал князь с любезно улыбочкой, — впрямь навели, видно, морок злобный, мысли спутали, не туда направили, захотели погубить витязя, да святой Руси первого защитника. А хочу ради мира меж нами, дать тебе высокое назначение, сделать старшим воеводою, вместо глупого Черноброва, тем паче он, опосля встречи с тобой, занемог совсем, занемог совсем, да третьего дня и представился. Только просто так не смогу дать власть, должен ты доказать своё право, что сумеешь водить дружину хоробрую, да разить врагов милого отечества. Слышал я из краев чужедальних да спешит к нам злой волшебник, что зовётся по-ихнему некромантом-личом. А ведёт он с собой целое воинство, да все мёртвых людей зачарованных. Коль сумеешь их извести, выполнишь первое задание, тем весьма меня тем и порадуешь, и получишь сразу знамя воеводское, отличительное.


Поклонился Добро князю в ноженьки, благодарил за милость великую, обещал извести злого наезника, некроманта-лича бесчестного, заслужить право носить стяг воеводческий. Облачился тут же в доспех богатырский, вооружился мечом зачарованным, да сел на коня верного, да поскакал на войну с мерзким недругом. А меж тем, оставался ещё третий враг, из числа коварной нечисти, тот последний из троицы, что должен был погубить защитника родины, да святой Руси. Звался тот обитатель ада «Зубом Бронзовым», родом был из земли псов-людей. С головой да лапами собачьими, только с туловищем человеческим. И владел артефактом тёмным, тем самым бронзовым зубом, способным силу любой твари увеличивать. Хоть имел он собственные замыслы, а решил воспользоваться да наследием перевертыша, но добавить к ним своих мыслишек. Поспешил скоренько да к тому некроманту-личу, предупредить по-родственному, что идёт на него сильномогучий богатырь, да с грозным снаряжением, и способен он любого сжить со свету. Испугался повелитель мёртвых, закручинился, не надеялся на свою армию, вопрошал, что же ему делати, в таком случае, не бежать ли прочь, пока ещё есть возможность, бросив всех покойников на погибель верную. Только псеглавец успокаивал, мол, обеспечит собрату выживание, да поможет одолеть витязя, хоть придётся чем-то пожертвовать.