День учителя

Глава 1
               —  Эй, полегче,— крикнул Тигров, переходя дорогу в неположенном месте. Здоровяк в милицейской шинели обернулся, и Женька узрел краснощёкое,  пышноусое лицо,  говорившее о том,  что его обладатель вполне доволен собой и жизнью.                — Старший сержант Щипкин, — приложился к фуражке здоровяк, и даже на расстоянии двух метров Женька уловил пивной выхлоп, свидетельствующий по меньшей мере о бутылочке, принятой сержантом во время дежурства.                — Почему нарушаете, гражданин? — ещё раз выдохнув пивные пары, постовой кивнул на место перехода.               
  — Слушай, старший сержант, — Тигров сразу доверительно перешёл на «ты»: — это же мои ребята. Двое подростков, стоявших на коленях на «островке безопасности», с надеждой смотрели на него.                — Твои?! А  сам-то ты кто?                — Да учитель я вот в этой школе, — он показал рукой на здание, видневшееся за деревьями, Тигров Евгений Васильевич. Я, понимаешь, на уроки иду и вижу, они тут у тебя молятся. Что они натворили?               
  — Дяденька, — жалобно забубнил вихрастый грешник с наполовину покрашенной перекисью водорода головой: — отпустите нас, мы больше не будем, ну, пожайлуста, отпустите, честное слово, не бу...                — Надо так стоять , — страж порядка аккуратно повернул его голову к светофору на другой стороне улицы и, надавив сверху ладонью, водворил приподнявшегося было с коленей нарушителя на законное место.                — Учатся, говоришь, у тебя, — он оценивающе взглянул на Тигрова, потом перевёл вгляд на второго из коленопреклонённых ребят.                — Какой предмет?                — Историю, — ответил тот. Был он постарше и держался посолиднее, в то время как первый продолжал бубнить.                — Гуманитарий, значит, — Щипкин приблизил лицо вплотную, и Женьке стало понятно, что одной бутылочкой у старшего сержанта дело не обошлось.  — Но порядок для всех один. И для «физиков», — сержант хмыкнул: — и для «лириков». Так что придётся ребятишек в отделение доставить, чтобы знали,  где улицу переходить, —  он махнул рукой двоим коллегам в милицейском «Форде», невдалеке: — Подъезжай!                — Ну нельзя же за неправильный переход улицы сразу в отделение,— сделал последнюю попытку договориться Евгений.                — Можно, — Щипкин сурово взглянул на него: — тем более они убежать пытались, ругались, плохо их воспитываешь.                Он подтолкнул ребят к машине, и, когда те садились, Евгений ясно разглядел у старшего огромный синяк на левой скуле, закрывавший пол-лица. — А ты проходи, проходи, не задерживай, — заметив его взгляд, сказал Щипкин и махнул жезлом в сторону перехода. — С  наступающим тебя Днём учителя, парень, — хохотнув, он похлопал Тигрова по плечу и, повернувшись спиной, повелительно поднял жезл. Затем пошёл к тормознувшей за разграничительной линией иномарке. Да, здесь твёрдо стояли на страже порядка. Представив, как эти двое будут объяснять пропуск уроков учителям и родителям, Тигров огорчённо вздохнул и направился в школу.
              Школа-гимназия имени святого Андрея Первозванного жила в преддверии праздника. Приближающийся День учителя ощущался в настроении взрослых и детей. Все были веселы, оживленны, в кабинетах царила предпраздничная суматоха, в актовом зале восьмиклассники доделывали декорации для спектакля, поставленного совместно учителями и учениками, в рекреациях, обычно почти пустых в начале учебного дня, происходило броуновское движение. Тигрову показалось, что даже окна светились по-особому, празднично. Он вошёл в вестибюль и, засмотревшись на огромную, иллюстрированную стенгазету, натолкнулся внезапно на высокого, лысого человека.                — О, чёрт! Извините. — он поднял глаза, и на секунду их вгляды пересеклись. — Где я мог Вас видеть?                — С дороги, парень! — коренастый, накаченный малый, очевидно, телохранитель, оттёр его в сторону и вслед за хозяином направился к выходу из школы.                Евгений пожал плечами и двинулся к лестнице. По ней он поднялся на третий этаж в свой кабинет. Многие дети здоровались с ним, в этой школе он преподавал пятый год. Сегодня у него был факультатив — два часа по истории Санкт-Петербурга. По факультативу оценок не ставили, но пришло больше половины класса, в основном слабый пол. Девушкам Тигров нравился. Был он молод, высок, внешность имел без изъянов, имел отличное чувство юмора и умел мгновенно ответить на самый каверзный вопрос. Предмет он давал гораздо шире, чем требовала того школьная программа, порою по настроению уходил совсем в сторону от учебника и рассказывал весь урок о взаимоотношениях Екатерины с Потёмкиным или о походах иноземцев на древних славян.  Когда Тигров вошёл, десятиклассники встали. Его не боялись, скорее уважали, поэтому вставали без понуканий. Он помолчал минутку, ожидая пока смолкнут разговоры, и в наступившей тишине произнёс:                — Здравствуйте.                — Здравствуйте, Евгений Васильевич, — пробасил с задней парты верзилистый Алёша Зубанов. Светка Величкина, торопясь, пока остальные садились, напомнила:                — Евгений Васильевич, Вы нам обещали про наш район рассказать.                — Ну что ж, если есть желание послушать... — он сделал паузу.                — Есть! Есть!                — А может, кто-то хочет мне рассказать про Васильевский остров                — Не-е-ет, — раздалось со всех сторон.                — Тогда про Английскую набережную, а?                — Ну, Евгений Васильевич, ну расскажите сами, — затянули девчонки: —  пожайлуста, Вы так интересно рассказываете.                — Ладно, — Тигров улыбнулся столь откровенной лести: — раз народ просит. Он помолчал немного, что-то вспоминая,  и начал читать стихи: —                За самой городской чертой,                Где светится золотоглавый                Новодевичий монастырь,                Заборы, бойни и пустырь                Перед Московскою заставой...                Ну что, эрудиты, чьи стихи угадаете?                — Пушкин, Лермонтов, Тютчев, — на все ответы он отрицательно качал головой, пока, наконец, Светка Величкина не сказала:                — Блок. — Он кивнул ей одобрительно:                — Вот правильно. — И она села на место, засветившись от счастья. А Тигров продолжал: — Торжественная закладка Новодевичьего монастыря  состоялась в 1849 году. Путники, которые въезжали в Петербург по                Московскому тракту, уже издалека видели высокую четырёхярусную колокольню с золочёным шпилем. Позади монастыря — Новодевичье кладбище. Оно считается одним из самых почётных в Петербурге. Здесь погребены поэты Некрасов и Тютчев, врач Боткин, художник Врубель, герой обороны Севастополя во время Крымской войны — контр-адмирал Берилев, шахматист Чигорин. Эти имена и многие другие составляют славу отечественной науки, литературы, искусства. В тридцатые годы прошлого века были снесены купола храмов Новодевичьевого монастыря, взорвана колокольня, уничтожены многие могилы.                Тигров на секунду остановился. Ему не давал покоя человек, встреченный в холле. Кого-то тот смутно напоминал. Где же он мог его видеть?                — Евгений Васильевич,— русоволосая красавица Ольга Пажукова уверенно смотрела на него. Она любила высказывать своё мнение, не похожее на другие. — А зачем всё это сейчас,— спросила Ольга:— зачем нужны литература, искусство, наука? Сейчас это неинтересно. Сейчас совсем другое важно.                — Что же? — спросил он спокойно и не без любопытства.                — Сегодня доллар подешевле купить, а завтра подороже продать. Сейчас это коммерцией называется, — она с вызовом посмотрела на него. Часть класса возбуждённо зашикала на неё: «Ну эта Пажукова! Ну даёт! Зачем сбиваешь? Сейчас вызывать будет». Но другие с интересом смотрели на Тигрова. Как-то он выкрутится? Ждали ответа, он это видел.                — Понимаете ли, — заговорил он:— все эти вещи прекрасные, вроде бы бесполезные, они ведь в адвокатах не нуждаются. Они просто существуют, живут среди нас. Хочешь — признавай их, развивайся, благодаря им, и наслаждайся ими; не хочешь — дело твоё, проживай, как знаешь. Занимайся тем, что делает тебя счастливым. А вообще самая твёрдая валюта — это сама жизнь. И прожить её нужно как, Борис? — с улыбкой спросил он у сидевшего рядом с Ольгой парня, заметив, что тот накрыл своей ладонью Олину.                — Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы! — под общий хохот отчеканил Борис корчагинскую фразу. Все в классе знали, что он вворачивал эту фразу при каждом подходящем случае.                Внезапно смех в классе оборвался. Тигров резко повернулся и замер ошеломлённый. Два человека с Калашниковыми в руках стояли в дверях.
           Между тем человек, встреченный Тигровым в холле школы, сидел  на сцене  актового зала в окружении декораций так и не показанного  спектакля. По телевизору передавали интервью, взятое у знаменитого на весь мир террориста. В 1995 году он захватил заложников в больнице Будённовска и вынудил Россию остановить военные действия в первой чеченской войне. Два дня назад он был перевезён в «Кресты» из Баксана в Кабардино-Балкарии, где его удалось пленить сотрудникам «Альфы» и «Вымпела» в частном доме. Теперь репортёр городского телевидения брал у него интервью прямо в камере:                — Моя борьба за свободу и независимость Ичкерии будет продолжаться и здесь в тюрьме,— говорил Рашид Масаев на экране. Лицо его оператор показывал крупным планом. — Наша борьба не окончится и с моей смертью. Её ареной станет каждый город и каждое селение России.                — Рашид, рассчитываете ли Вы на освобождение Вас вашими соратниками  в Петербурге? — задал вопрос корреспондент.                — Я могу ответить на этот вопрос так,— Масаев помолчал: — я выйду на свободу ещё в течение этого месяца, сколько бы дивизий меня не охраняло. На этом репортаж из тюрьмы прерывался.                — Да, ты прав, Рашид,— произнёс человек сидящий на сцене: — ты будешь свободен очень скоро. Он нажал на кнопку на  дистанционном переключателе, и изображение на экране погасло. — Муса!— крикнул он в раскрытую дверь актового зала. Показался коренастый Муса Джиоев, телохранитель и адьютант его ещё с абхазской войны:                — Здесь, командир!                — Муса, по спискам у тебя всё?                — Последняя группа,— тот сверился со списком: — класс 10 «А» — семнадцать школьников плюс учитель.                — Где они? — Реза Шалимов нахмурился. Время, отведённое по плану операции на захват заложников, уже истекало.                — Сейчас узнаю, командир.                Несмотря на то что его народу приписывался горячий темперамент, Шалимов уже давно не испытывал никаких эмоций и был абсолютно убеждён в правоте своего дела. Мать, сестра и семеро её детей погибли после ракетно-бомбового  удара федеральных сил по Шали в 1994 году. Младший брат — Ширвани — был отравлен в 1998 году. Жена — Мириам — и двое детей остались похороненными под развалинами дома в Грозном, и    теперь его в жизни интересовала только месть. Впрочем он не был ограниченным человеком. До войны он учился в Москве, в университете, много читал. Каждый день он уделял внимание занятиям воинскими искусствами и был в отличной форме, несмотря на свои сорок лет. Его спецотряд недаром считался одним из самых боеспособных в армии Ичкерии. В нынешней акции вместе с ним было задействовано тридцать два  боевика, и в каждом из них он был уверен, как в самом себе. Каждый владел   несколькими видами лёгкого и среднего вооружения, приёмами рукопашного боя, все они были обстреляны в десятках операций. Пожалуй,  только Мансур Тулеев был новичком. Был он молод, всего девятнадцать лет, но парень рвался отомстить за отца — однополчанина Шалимова — погибшего в Ножай-Юрте месяц назад. К тому же в отряде не хватало  подрывника, а Мансур полгода обучался минному делу в специальном лагере на территории Турции у очень опытных инструкторов. Так, размышляя, Шалимов продолжал изучение  плана объекта. Через минуту отбросил его, он и так всё помнил отлично. Да, сегодня всё пройдёт как  надо, да поможет им Аллах!                Между тем в зале нарастал шум. Здесь уже находилось более тысячи детей и около 40 человек взрослых. Хотя на сцене и в дверях стояли несколько вооружённых боевиков, некоторые дети уже освоились в обстановке и даже пытались затеять свои какие-то игры. Шалимов поморщился, поднял пистолет и выстрелил в потолок. В замкнутом пространстве выстрел прозвучал ужасающе громко. Мгновенно шум стих. Реза подошёл к краю сцены.                — Я, Реза Шалимов, командир специального отряда армии республики Ичкерия собрал вас здесь, и теперь я распоряжаюсь вашими жизнями. Вы сохраните их, если будете повиноваться приказам, в противном случае вас ждёт  смерть. Я даже не буду вас пальцем трогать, вас расстреляют свои же, когда будут штурмовать здание. Всё ясно?                В гнетущем молчании зала Шалимов должно быть уловил согласие и заговорил уже не так грозно: — Cейчас вам дадут воду. На класс —  один десятилитровый баллон. В туалет будем водить только по двое. К школе уже приближаются несколько милицейских машин, поэтому не исключена стрельба. Не поддавайтесь панике. Все взрослые, учителя, контролируют свои классы. Всем сдать мобильные телефоны. Без разрешения никто не разговаривает. Нашей целью является освобождение героя нашего народа — Рашида Масаева, поэтому пока эта цель не будет достигнута, мы все будем здесь. Помолчав несколько секунд, он добавил: — Здание сейчас минируется и если потребуется, если ваше правительство будет неуступчиво и пожертвует вами, мы погибнем. — Тут распахнулись двери и в зал ввели десятиклассников. — Ну что? Все здесь? — Шалимов спрыгнул со сцены.                — Они здесь, все семнадцать, но учитель ушёл,— запыхавшийся человек в пятнистом,  разорванном камуфляже с кровоподтёком на лице с ужасом смотрел на него из прохода. В отряде знали, что начальник не прощает опозданий. Шалимов подошёл к стрелку вплотную.                — Ушёл?! Как он мог уйти, Самид? Он что, профессионал? И где Асланбек?          — Он убил Асланбека, он и меня бы убил, если б не Хазоев. Мы стреляли в него, но он вылез в окно и ушёл на крышу по водосточной трубе.                Шалимов  медленно поднял «Стечкин» на уровень глаз Самида. То, что тот потерял напарника и упустил учителя, не имело значения для исхода                                операции, но опоздание на две минуты заслуживало наказания, поскольку боевик нарушил личный приказ Шалимова. Реза твёрдой рукой нажал курок, бесстрастно глядя в помертвелые глаза Самида, но боёк щёлкнул и выстрела не последовало. Главарь террористов усмехнулся.                — В следующий раз не опаздывай, Самид,— мягко сказал он, глядя на шумно задышавшего боевика: — а теперь иди и поймай его. Возьми Хазоева, Руту и Гнединьша. Иди!
                Когда боевики появились в дверях класса, Тигров наконец-то вспомнил имя человека, с которым он столкнулся в холле. Реза Шалимов, ну конечно. Недавно его лицо он видел на телеэкране. Как раз тогда Шалимов давал интервью на своей базе, где-то высоко в горах, корреспонденту Эн-Би-Си. Он говорил тогда, что освобождение Масаева — борца за свободу Чечни — неминуемо произойдёт, что, именно за таких людей, он готов отдать всё, а если потребуется и жизнь.                — Назад! Отойди назад! Ну! — Самид Жежлоев угрожающе повёл стволом автомата и Тигров поневоле подчинился, пошёл к задней стене класса. — Всем к стене! — приказал Самид: — и лязгнул затвором, видя, что десятиклассники не торопяться. Тут же девчонки с визгом кинулись к стене. Трое парней последовали за ними. Образовалась куча-мала,  и Тигров оказался на переднем плане. Самид остался в дверях, а Асланбек Саматов     прошёл к окнам и взял всех под прицел. Только после этого Самид  подошёл к учительскому столу. — Тигров Евгений Васильевич,— прочитал он на раскрытой странице классного журнала. — Это ты, что ли? — обратился он к Тигрову.                — Я,— сказал Женька, пододвигаясь поближе.                — Стоять! — тут же прозвучала команда, и Тигров замер. Сердце его беспокойно билось, он не знал, в школе ли Дашка, её 5“Б“ класс вроде бы  учился с третьего урока сегодня, но какая-то репетиция у них намечалась. Самид приказал: — Выходи по одному, руки за голову, если что, стреляю без предупреждения! Евгений Васильевич, идёшь последним. Пошли!               
                Он качнул стволом Калашникова,  и ближайшая девушка двинулась к двери, дрожа от ужаса. За дверью уже командовал Турсан Хазоев: он строил ребят вдоль стенки, лицом к ней. Всё было чётко отработано. Когда выходили последние ученики, боевики расслабились. Сопротивления от                учителя они не ждали, всем своим видом он демонстрировал полнейшую пассивность и покорность. Тигров весь, казалось, обмяк, руки его безвольно повисли вдоль тела, глаза тупо смотрели куда-то между Асланбеком и Самидом.                — Ну всё, пошёл! — Самид тронул его за плечо рукой, отведя ствол автомата в сторону, а Саматов закинул в этот момент свой автомат на плечо и двинулся к двери, проходя мимо них. В то же мгновение ноги Евгения прогнулись, и он прыгнул в воздух, как на двух пружинах, взлетев на полметра над учительским столом и одновременно выбросив обе ноги в стороны. Все трое находились почти на одной линии, поэтому удар, достаточно трудный в технике таэквондо, получился идеальным. Мысок  левого ботинка врезался точно в  переносицу Саматову, а правый раздробил Жежлоеву челюсть, отбросив его на метр. Но Шалимов недаром учил своих людей. Автомат Самид не выпустил и, тут же перебросив его в правую руку, открыл огонь, но болевой шок помешал ему точно прицелиться, и пули вдребезги разнесли стекло, не задев Тигрова. Тот перекатом ушёл в сторону окна, подобрав по пути автомат и два рожка с патронами упавшего Саматова, для которого его удар оказался смертельным. Хазоев начал стрелять из-за двери очередями. В течение нескольких секунд они поливали друг друга огнём в замкнутом пространстве, пули рикошетили, прошивали пол, стенки стёкла, потолок, но до противников не доходили, застревая в толстенных дубовых партах. Внезапно почти одновременно у боевиков кончились магазины и, воспользовавшись паузой, Тигров вскочил на подоконник и, уцепившись     за водосток, оказался за окном. Внизу стояли машины террористов — пикап и автобус — вниз ему было нельзя, поэтому он стал быстро карабкаться на крышу. Рассвирепевшие боевики открыли огонь, высунувшись из окна, но слишком поздно, он успел подняться и скрылся из зоны видимости. Сейчас он лежал в одном из углов П-образного здания школы и рассматривал горевшие внизу милицейские машины. Видимо, не разобравшись, сюда послали обычный отряд РУОПа без всякого прикрытия. Все три машины вспыхнули после прямых попаданий из 40-миллиметрового гранотомёта, словно свечки, а оставшиеся в живых РУОПовцы вели ответный огонь, рассыпавшись по периметру школьной территории. Милиционеры были видны как на ладони.                Тигров насчитал человек пять оставшихся в живых. «A это ещё что?» — Тигров тихо выругался. Во двор школы, с той стороны, где ещё не было милиционеров, спокойно и абсолютно беспрепятственно въехал крытый ГАЗ, сопровождаемый двумя легковушками. Из машин высыпали люди в камуфляже и стали сноровисто перетаскивать в здание школы, где их ждал один из боевиков, вооружение, воду и продовольствие. Недалеко от них находилась машина 99-ой модели цвета сливы. Труп водителя лежал рядом. Видимо, это был один из родителей, который привёз своего ребёнка в школу. На перегрузку снаряжения у террористов ушло ровно десять минут, как отметил Женька, взглянув на часы. После этого все они скрылись в здании школы. Арсенал и численность террористов увеличивались прямо на глазах. «В военном отношении школа не представляет собой неприступной крепости»,— размышлял Тигров: — «но вряд ли её будут штурмовать с помощью артиллерии; всё-таки — не Первомайское, а жилой район славного города Санкт-Петербурга. Да и заложников под тысячу, день-то учебный». Сердце снова кольнула мысль о дочери. Дочь была похожа на него, такая же сероглазая и улыбчивая и души в нём не чаяла, как и он в ней. «Ну да, с помощью обычных средств школу не взять, стратегически она расположена прекрасно, прямо на верхушке холма. Правда, остаётся неучтённая боевая единица в тылу врага, только боеспособная ли? Спецназ остался в далёком прошлом хотя...». Он вспомнил последний эпизод, всё-таки не зря он посещал  пять лет этот зальчик на Робеспьера, и старик Хван его кое-чему научил. Он прикинул, чем обладал. «Калашников», к нему два рожка полных. Белая рубашка служит отличной мишенью, лучше её снять,  что и проделал тут же. Ему повезло, первый раз за последний год, но будет ли везти в дальнейшем?                Светлану, жену, сбила год назад, вывернув на полной скорости из-за угла, какая-то пьянь, которую так и не нашли. Когда это произошло, только дочка и удержала его на этой грешной земле. Мать с отцом развелись, когда ему было лет пять. Отец, художник, давно жил в Москве с молодой женой, от которой у него родился ребёнок. Практически они не общались. Мать интересовала в основном её личная жизнь. Лет с двадцати, он был для неё отрезанный ломоть. Родители жены жили в Ярославле, предлагали, правда, Дашку тогда забрать к себе, мол, тяжело с ней будет, девять лет всего; да                Дарья вцепилась мёртвой хваткой в отца:  «Никуда не поеду от папки — кричит — никуда отсюда не поеду!». Да и он сам  тогда отказался наотрез. Жили они с тех пор в однокомнатной их квартирке, одни. Так никто ему за этот год и не приглянулся, тридцатидвухлетнему вдовому мужику. Тоска, неизбывная чёрная печаль спрятались, притаились глубоко, но не пускали в душу никого, кроме дочки.   Внезапно на крыше послышался шорох. Евгений осторожно выглянул из-за антенны, служившей ему укрытием, и увидел четырёх человек, выскользнувших из чердачного окна напротив. Школа строилась десять лет назад и была по-современному громоздка. В одном из углов буквы «П» находился Евгений, а гости вылезли в другом углу и сразу разделились, прикрывая друг друга в шахматном порядке. Они не знали, где он находится, поэтому двое направились в его сторону,  двое в другую. Тигров понял, что на него началась охота. «Ну что ж, поохотимся»,— прошептал он сквозь зубы.          
                Алексей Лян познакомился с Тигровым четыре года назад. Знакомство было по их меркам обычным, в поединке. В спарринге Тигров был хорош, быстр и резок. Не прошло и пол-минуты, как крутясь в воздухе, он врезал правой ногой в правое же плечо Алексею и тут же, пролетев за ним метра два, рубанул его высоко поднятой левой ногой по лицу с громким выкриком. Этот удар — «медвежья лапа» — при прямом попадании практически гарантирует нокаут. Каким-то чудом Алексею удалось уклониться и удар пришёлся опять же в многострадальное, правое плечо, которое потом болело дня три. Впрочем это не помешало им крепко сойтись. Они были ровесниками и занимались мужским делом.                Последние два года Алексей работал в частной охранной фирме «Алекс», которую сам же и возглавлял теперь, временно исполняя обязанности руководителя, откомандировавшего себя на Кипр. Офис «Алекса» — четырёхкомнатная квартира в доме сталинской планировки, в двух кварталах от школы — пустовал. Время было раннее — начало десятого, а сотрудники   раньше одиннадцати не приходили. В помещении находились только  Алексей и секретарша Снежана, которую он попросил прийти пораньше в служебных целях. И, естественно, в этих же целях он целовал в становившиеся всё более поддатливыми губы, одной рукой шаря на юбке в поисках молнии, а другой пытаясь расстегнуть пуговицы блузки. Раскрасневшаяся девушка уже не очень сопротивлялась, похоже, смирилась с неизбежным. Она опёрлась руками об офисный столик с принтером, как бы в знак сдачи своих бастионов новому шефу. Перед Алексеем открылись возможности, о которых он не подозревал, открылось, так сказать, всё поле деятельности, и  захваченный этими возможностями он ещё плотнее вжал губы в губки Cнежаны, а его руки, наконец, нащупали замочек, и  молния с приятным треском пошла вниз. Но тут — о, ужас!— хрупкая, итальянская мебель не выдержала двойного напора, ножки столика подогнулись, и он рухнул, увлекая за собой дорогостоящее оборудование, секретаршу и не в меру активного шефа.  Уже не сомневаясь в конечном успехе, Алексей собрался, было, продолжить борьбу в партере, когда заработал телетайп и прямо перед его глазами появилось сообщение. Оставив партнёршу, он пробежал его глазами. «Нападение на школу. Требуется помощь. Русанов». Русанов был директором школы имени Андрея Первозванного, охрану которой, в числе многих  других объектов, осуществляла фирма «Алекс». В этой же школе работал  Тигров, который и познакомил Ляна с Русановым. «Та-а-к»,— протянул Алексей.                — Вот что, Cнежаночка,— он подал руку и помог ей подняться: — ты сейчас прибери тут всё, а я на объект, извини уж, что так получилось.                — А жаль, Алексей Валерьевич,— секретарша томно потянулась и внезапно прыснула.                — Ты чего?— он недоумённо оглянулся, запихивая в наплечную кобуру пистолет.                — А принтер? Он дорогой, наверное.                Через пару минут Алексей уже мчался к школе на своём «Жигулёнке» с форсированным движком.                День выдался редкий для Питера, солнечный. Правда, солнце не жарило по- летнему, но ласково согревало. Ни ветра, ни дождя, спокойно было вокруг. Но при подъезде к школе это спокойствие нарушилось. Алексей услышал выстрелы и притормозил, свернув на обочину. Затем выскочил из машины,  чтобы оценить обстановку. «Что же это творится?  Война настоящая…», —     вздыхали и охали рядом с ним люди. Кто пришёл из  соседних  домов,                кто, как и он, подъехал на машине. Толпа нарастала, несмотря на то что сразу за деревьями зловеще чиркали пули, чадили разбитые милицейские машины, мимо проносили к подъехавшим «Скорым» раненых. Алексей прошёл ещё немного по дороге, направляясь к школе, и здесь его остановили. Оцепление возникало прямо на глазах. Его создавали солдаты, высыпавшие из подъехавших грузовиков. Распоряжался армейский полковник, выкрикивал что-то суматошно в портативную рацию милицейский капитан, вокруг сновали ещё какие-то люди в форме и без. Пока царила полнейшая неразбириха, но дальше уже не пускали. Алексей посмотрел на крышу школы. Там было заметно какое-то движение или это ему показалось?                Женька медленно отходил к краю крыши, стараясь, чтобы постоянно  между ним и парой охотников оставалось какое-то укрытие. Пока его не замечали. Однако было уже достаточно светло, так что — это был лишь вопрос времени. Чтобы реализовать задуманный план, ему надо было, как можно скорее, добраться до края крыши. Его враги были явно не новичками. Пока один из них передвигался по крыше, другой прикрывал его, оставаясь невидимым. Или другая. Пластика движений одного из них была явно женской. Впрочем его положения это не облегчало. Он кое-что слышал о женщинах-снайперах; они, как правило, были ещё более беспощадны, чем мужчины. Короткая очередь простучала над его головой, кроша кирпичную кладку трубы, за которой он прятался.Это был профилактический обстрел. Сейчас возле трубы взорвётся граната, значит, он должен отсюда срочно убираться. А куда? Он прикинул расстояние до последнего чердачного окна. Успеет. Дав отвлекающую очередь направо, вскочил и бросился влево, затем упал и, перекатившись два раза, замер, прикрыв голову руками. Сзади громыхнул взрыв, осколки с противным визгом полоснули воздух над его головой. О чём думает человек в такие секунды? В голове стало пусто. Ни одной мысли. Только инстинкты теперь руководили им. Он стал машиной, очень опасной, боевой машиной и двигался, по крайней мере, в два раза быстрее, чем обычный человек. Вскочил, сделал два шага-прыжка к краю и сальто. Очередь, которая должна была разрезать его, прошла прямо под ним. Есть! Мелькнул на мгновение левый бок и голова потерявшего укрытие стрелка. На курок он нажимает в воздухе. Ещё одно сальто в сторону. Краем   глаза успевает отметить, что стрелок поражён и заваливается на бок. Из-за узорчатой башенки — ослепляющие вспышки выстрелов из снайперской винтовки, но непрерывное движение спасает его. Перекатившись, он успевает уйти за домик — подобие избушки на курьих ножках. Русанов — директор школы — большой выдумщик и всеядный человек, обожавший всё новое и необычное, не только вводил в учебный план самые неожиданные предметы, но и школу украшал самым экстравагантным способом. Так крыша, наряду с обычными трубами, антеннами и вентиляционными  решётками, была утыкана такими                домиками, башенками, матрёшками и прочими декорациями древнерусских сказок. Это было теперь на руку Тигрову, ибо он лично с трудовиком лазил на крышу не раз и не два, устанавливая все эти произведения деревянного зодчества. Благодаря своему маневру, Женька сделал почти полкруга влево, но и противница его переместилась соответственно вправо, поменяв укрытие, и теперь находилась прямо напротив него за разноцветным Петей-петушком. В том что противник, именно женщина, Тигров был теперь уверен, успел рассмотреть её в момент боевого контакта. «Драгуновка» в умелых руках, да ещё снабжённая снайперским прицелом — страшная штука. Женька только высунулся из-за домика, чтобы всадить оставшиеся пол-рожка в деревянную птицу, как тут же вынужден был рухнуть обратно. Пуля сорвала с правого уха полоску кожи и ссадина обильно кровоточила. По счастливой случайности он избежал худшего. «Ладно», — он аж скрипнул зубами от злости: — «подождём». Но он понимал, что в его распоряжении времени не так уж много. Когда те двое подойдут поближе — а они уже миновали середину крыши — у него не будет ни единого шанса. Он выпустил очередь в приближающиеся фигурки, те притормозили, но он понимал, что ненадолго. Он перевёл флажок на одиночную стрельбу. У него оставалось минут пять. Рута Балодис тоже это прекрасно понимала, поэтому, несмотря на гибель напарника, нисколько не волновалась. Сейчас Самид и Турсан подойдут поближе и они прикончат этого гада, положившего Гнединьша. Гнединьша, с которым она прошла две войны — в Абхазии и Приднестровье. С каким наслаждением она всадит пулю в этого ублюдка! И поставит на прикладе тридцать первую зарубку. Хазоев и Жежлоев тоже особо не волновались. Они знали, что учителю теперь деться некуда. Домик, за которым тот прятался, притулился на самом краю крыши. Десять метров пустого пространства по обе стороны от него и прямо перед домиком                Рута со своей снайперской винтовкой. Беспроигрышная ситуация. Несколько мешали продвижению одиночные выстрелы из автомата. У парня, видимо, было немного патронов, но скоро они ему не понадобятся. Совсем скоро, когда они выйдут из зоны обстрела.                Женька критически оглядел верёвку, связанную из белых полосок, бывших раньше его рубахой, подёргал каждый узел. Ну, как бы там не было, иного выхода у него не было. Он начал привязывать верёвку к основанию домика.
               Где шагом, где перебежками, обогнув почти всю школу,  Алексей, наконец, нашёл, что искал. Посаженные, видимо, лет тридцать назад  деревья буйно разрослись  и достигали пятого-шестого этажа. На одно из них, скинув пиджак, и стал он карабкаться. Но вскоре был остановлен окликом:                — Эй, дяденька, Вы зачем сюда лезете? — Он поднял голову. Мальчишка, лет десяти, чувствовал себя довольно уверенно на своеобразном насесте из двух толстых  и одной тонкой ветвей, к тому же закрывал ему дорогу. На груди его болталась трубка от бинокля.                — А ты-то зачем сюда залез? — Алексей кивнул на оптический прибор. — Обозреваешь ?                — Угу. — Парнишка солидно протянул явно нравившееся ему слово: — цейсовский. С шестикратным увеличением.                — Ну ка. — Алексей подтянулся и очутился рядом с пацаном. — Тебя как зовут то?                — Ваня. — Иван,  значит. А меня Алексей. — Он прижал к глазу протянутую трубку и крыша школы сразу приблизилась на расстояние метра.                Он отчётливо разглядел Тигрова, торопливо привязавшего верёвку к  домику, и троих боевиков. Ваня возбуждённо, захлёбываясь словами, зашептал ему на ухо:  — Там историк наш, Евгений Васильевич, он сейчас такое делал! В воздухе два раза сальто крутил, ихнего одного стрельнул, а эти сейчас к нему подбираются. Ему помочь надо!                — Поможем, если надо. — Алексей извлёк из кобуры свой любимый «Магнум» и приладился рукой к сучку, проверяя выдержит ли.                —  Ух ты, настоящий! — восхищённо вздохнул Иван.  —  А то, — ответил Алексей и, плюнув на свой указательный палец, выставил его вверх. — А это зачем? — кивнул мальчик на палец.  — Если ветер в лицо дует, тогда чувствуешь на пальце прохладу. Сейчас  ветра нет, — ответил Алексей.                Затем он укрепил скотчем трубку от бинокля на пистолете и совместил фигурку снайперши с кустарным оптическим прицелом. Не очень удобный для применения в ближнем бою «Орёл пустыни», хорошо известный по голливудским блокбастерам, был незаменим для стрельбы на дальние расстояния. Именно поэтому, сегодня  Алексей захватил из офиса его. Снять человека из «Магнума» на расстоянии cта метров для мастера спорта по пулевой стрельбе было сложной, но выполнимой задачей.                Закинув автомат с оставшимся десятком патронов за плечо, Евгений заскользил на животе ногами вперёд к краю крыши. Боевики,подобравшиеся достаточно близко, кинули гранаты в то место, где он находился секунду назад. Но одновременно со взрывом  Женька прыгнул с  крыши, держась                за верёвку. Алексей же в этот момент нажал на курок своего «Магнума». Раздался дикий крик Руты Балодис, которой пуля попала между основанием шеи и ключицей.  Она упала на крышу, захлёбываясь кровью. Её аорта была разорвана и жить ей оставалось считанные секунды.                Несколько раз обернувшись вокруг своей оси и оттолкнувшись ногами от окна четвёртого этажа, Евгений всадил оставшиеся патроны в окно и, прикрывая глаза рукою от осколков, влетел ногами вперёд в класс, разбивая двойное стекло. Разъярённые неожиданной гибелью Руты и тем, что учитель опять от них ушёл, боевики подбежали к домику. Воспользовавшись верёвкой,  Хазоев быстро спустил Самида до уровня окна, а сам открыл беспокоящий огонь по деревьям, со стороны которых был выстрел. Нацелив автомат, Самид Жежлоев короткой очередью разбил стекло до конца и приземлился на подоконнике полном осколков, настороженно поводя стволом. Учителя в классе не было. Зато дверь открыта. Он соскочил с подоконника. И тут же, осознав свою ошибку, попытался, коснувшись левой ногой пола, обернуться, нажимая на курок, но не успел. Женька сбил его подсечкой, выкатившись из-под батареи. Оказался сбоку, захватив руку с оружием, заученным движением вывернул её, прижал к ноге и резко надавил кисть вниз, под прямым углом к предплечью. Раздался зловещий хруст, и тут же дикий вопль Жежлоева подтвердил очевидное.  Вырвав автомат из сломанной руки, Тигров прикладом в основание черепа добил противника и повернул автомат к окну, присев за учительским столом.                Через несколько секунд Хазоев, цеплявшийся обоими руками за верёвку,  возник в проёме окна и cразу получил короткую очередь в грудь, после которой не удержался, и продолжил свой путь уже без верёвки. Выйдя за дверь класса, Женька настороженно огляделся. 
Продолжение здесь: http://proza.ru/2025/07/04/1555