Отшельник с Подкаменной Тунгуски. Книга 3. Эпилог

 

            
          Вопреки моим ожиданиям, товарищи будто бы подзабыли о переходе на ту сторону реки, а может и какой договор случился средь них на эту тему. Ни за ужином, ни между слов даже и не упоминали про образовавшуюся на днях проблему, а неожиданным для меня образом увлеклись вдруг собирательством, и большую часть дня проводили в лесу, или на дальних примыкающих территориях. Стоило мне лишь показать им пару ароматных соцветий, как уже к вечеру парочка являлась с увесистыми букетами и требовала продолжений. И даже Альфа всецело поддерживала это начинание, каждый раз отправляясь за ними следом, а после еще и задерживаясь где-то на пару-другую часов. Ну, вот, чем не помощники мне в этом травяном деле, - думалось в такие минуты, а однажды даже поделился с Владимиром Ивановичем:
      - Не все еще повыдергали, и собираетесь куда подальше с ночевкой?
      На что получил вполне разумное пояснение:
      - Петька все хорохорится, и впрямь подбивает меня к отплытию, а посему таскаю его по тайге – вдруг образумится, да остепенится.
      Но Петр Петрович ближе к вечеру за трапезой проявил свою окончательную решимость:
      - Так вот, друзья мои, неожиданным образом силы вернулись ко мне, неужто и правда Егор ты что подмешал мне в питье? А раз так, то нет больше мочи сидеть на одном месте, и завтра, Иваныч, начнем собираться! Как ты на это смотришь?
      - Дак не близкий путь, осилишь ли?
      - А хоть и не осилю, что с того? А сюда доставить меня, живого или мертвого, ты завсегда успеешь. Хочу побыть с тобою в это лето, как в далеком пятьдесят седьмом.

            В лодку сложили все самое необходимое, лишь бы хватило припасов до жилища Владимира Ивановича. А там уж придется искать судно попросторнее, да помощнее, ибо путь предстоял неблизкий – неделю плыть по течению, да день по притоку против. Уже перед самым прощанием я вдруг задался к Петровичу вопросом:
      - А рацию забыли погрузить?
 На что случился вполне убедительный ответ и дружеское похлопывание по плечу:
      - Не забыли, моя всегда со мною, а ты на свою вечером жди звонка!
 Ну и хорошо, значит будем налаживать связь вдоль Тунгуски, и удивляться ее удаленной сущности. Да и будет мне возможность напомнить лишний раз Петровичу, что пора принимать мое питье, да заваривать свежее.
        Я шел вдоль берега, провожая затихающий на воде мотор, а с западной стороны в лицо налетали прохладные и усиливающиеся воздушные эманации. Плохой признак, возможно, что и дождь соберется, а на реке это так некстати.  Я не верил в их недетскую затею, скорее всего доплывут до селения, и на этом их путешествие закончится. Владимир Иванович найдет повод, чтобы не тащить товарища за тысячу верст неизвестно куда. Туда, где они были последний раз так много лет тому назад, и где впервые потеряли своего товарища. Это была, со слов Петровича, их первая потеря, а сколько было потом – он уже и не помнил. И где-то там, далеко в тайге, на берегу притока Подкаменной Тунгуски, было местечко, где они провели месяц в поисках товарища, но так и не нашли его следов.

           Альфа проводила меня лишь до излучины реки, за которой минуту назад скрылись искатели приключений, и легкой рысью отправилась восвояси. К чему бы это? Неужто опять отыскала себе друга, рыская по окрестностям следом за собирателями соцветий?  Если все так, то случится к зиме приплод, да пополнение в хозяйстве. Я вновь по привычке улыбнулся себе в почти отросшую бороду, и расчехлил бинокль. Собственно, для этого и потащился вослед за лодочниками, ибо еще в прошлом сюда прибытии заприметил на том берегу приличный кусок белого камня, а Петр Петрович как-то за разговором обмолвился – вот бы найти лунный камень, да установить на могилку. Это был самый любимый минерал его жены, и он даже показал мне табличку с инициалами, которую хотел привинтить к нему. В оптику камень был как на ладони, но лунный он или земной – это мне было неведомо. А вот то, что он искрился на пробивающемся солнце, вселяло надежду на мою неожиданную находку, и, значит, на днях организую экспедицию на противолежащий берег.  Дождь действительно вступал в свои начинания, и, перекрестив западное направление, поспешил следом за псом – прибрать оставленные при сборе вещи на берегу, да подсыхающие травы в тени елей.

        Рация действительно напомнила о себе, но уже ближе к полуночи, когда я наконец-то расположился ко сну на верхнем ярусе:
     - Егор, как слышимость?
     - Вроде слышу! Попали под дождь?
     - Попали, сейчас отогреваемся в палатке, да тебя вспоминаем. Иванычу налил что покрепче, а себе ни-ни, только твое питье. Вот держу сейчас горячую кружку в руках!
     - Владимиру Ивановичу привет, будьте внимательны на реке!
     - А то что? – и засмеялся.
       От случившегося разговора сон пропал совсем, и, набросив дождевик, выдвинулся наружу. Дождь закончился, а ветер уже почти разогнал тучи до самых ярких звезд, и хоть иди, да рассматривай в оптику подступающее небесное стояние. Вот знать бы еще их все по именам, то подвиг бы себя рисовать в небе контуры всяких мифических тварей, да и на камни у берега перенес… Ну, дела, что-то новенькое открывается в моей философии, не иначе как от недосыпа. Вот посижу полчасика у потухшего костра с беспокойными мыслями, да отправлюсь все-таки спать, а то на день настроил уже планов, да и за реку шастать будет несподручно после бессонной ночи.