О глубинной ценности репродуктивного поведения

Как-то мне случилось прикоснуться к волшебным манускриптам природы, где были описаны все её замечательные творения. В книге флоры я с большим интересом разглядывал неведомые научному миру экзотические травы, а книга фауны увлекла меня фантастическими видами обитателей недоступных морских глубин – таинственных насельников непознанного. Впрочем, в книгах природы не было обойдено вниманием ни одно живое существо, не говоря уже о том, что всем видам флоры и фауны посвящались, как правило, целые страницы подробнейших описаний.
К моему удивлению, люди в книгах природы не имели никакого приоритета перед прочими существами. И значились они не по именам и фамилиям, а по датам и месту рождения. Некоторые, правда, были отмечены небольшими примечаниями, содержащими, в большинстве случаев, сведения о фенотипических особенностях либо каких-нибудь генетических аномалиях.
Разумеется, едва обнаружив такой раздел в книге, я тотчас же принялся отыскивать там себя. Найти себя оказалось совсем несложно, но меня неприятно удивило то обстоятельство, что кроме самого факта моего рождения и данных о моих родителях, в книге больше ничего не было. Как же так! Я-то мечтал увидеть там свидетельства собственной значимости если не для матери-природы, то хотя бы для своей профессиональной страты или узкого круга своих единомышленников! Пришлось вернуться к экспликации таксономических категорий, которое я благополучно опустил, полагая, что в описании своего вида невозможно найти ничего нового и интересного.
Но и здесь я ошибся! Конечно, было бы правильнее привести непосредственные цитаты из прочитанного, но текст описания настолько меня разочаровал, что я имею законное право быть некорректным.
Коснусь только самого возмутительного. Например, как прикажете понимать это нелепейшее словосочетание – «фантомы общечеловеческих принципов бытия»? Если действительно допустить, что человеческому виду настолько свойственно самообманываться, то как же удалось сложиться и закрепиться в веках традиционным ценностям социального положения, нормам домашнего уклада и бытовой морали? А идеологемам общественно-политических формаций, канонам права и этическим законам? Непонятно, кому было адресовано такое выхолощенное и тенденциозное описание, с явным акцентом на физиологию вида и его репродукцию. Разве что глубоководным моллюскам, физиологические особенности которых так увлекательно изложены на первых страницах.
Не буду категорически отрицать, что нам незнакомо мифотворчество, что мы не любим прибегать к гиперболам и бегаем от иллюзий, но не настолько же мы лишены рационального порядка, чтоб ставить нас на один уровень с какими-нибудь там саркомастигофорами. Взять, допустим, нашу тягу к творчеству. Что, разве она наличествует у простейших? И чтобы не быть голословным, здесь я уже никак не могу обойтись без прямого цитатирования:
«Когнитивные способности рассматриваемого вида, обыкновенно носят признаки телесно-кинестетического характера, однако существуют особи с дивергентным и конвергентным мышлением. Креативная активность последних затрудняет коммуникацию и мешает установлению близких отношений, вкупе с сублимацией сексуальной энергии и преобразованием либидо. А это, в свою очередь, приводит к отсутствию стремления к преумножению потомства и лишает человека ценности продолжения рода».
В общем – сплошная физиология, и ни слова, что у «представителей этого вида» имеется свободная воля и стремление к познанию, наличествуют книги, где уже сама природа досконально разобрана в рамках Стандартной модели. И более того, немалым количеством мыслителей и художников эта самая природа, столь уничижительно описывающая феномен человека, представлена в фикциональном дискурсе, где её щедро наделяют вселенским сознанием и бессмертной душой.
Справедливости ради замечу, что некоторым из нас всё же посчастливилось иметь краткое «curriculum vitae». Но и здесь, у этих выдающихся представителей нашего вида, в приоритете значились не достижения на ниве социального или культурного прогресса, а особенности их репродуктивного поведения наряду с анализом этого программного алгоритма в свете эволюционно обусловленной стратегии формирования видовой идентичности.
Вскоре я совсем потерял интерес к раритетным манускриптам.
Материалистическая основа моего мировоззрения зашаталась и лишилась былой устойчивости. Поблекли авторитеты Бертрана Рассела и Джорджа Эдварда Мура, и возникло желание перевести весь свой прежний интеллектуальный опыт в метафизическую систему координат. Мне захотелось вновь прикоснуться к ветхой мудрости «Вед Гимнов» и «Вед Напевов» и переосмыслить идейную первооснову всего сущего.
Выбрав время, я поспешил туда, где давно пылились «Махабхарата» с «Рамаяной» и «Упанишады» с «Буддачаритой». Как любые невостребованные вещи, книги укоризненно смотрели на пришедших, отгородившись от праздных невежд скорбными корешками и, кажется, внимательно следили за тем, на чём же может остановиться мой выбор. Я решил действовать наудачу и положиться на случай, поскольку хорошо помнил слова Блеза Паскаля о том, что случай это тайное имя Провидения, под которым оно пребывает в мире. Я зажмурился, вплотную подошёл к полкам и вскоре в моих руках оказался тяжеленный том в целофанированном переплёте, приятном на ощупь.
Ну вот, теперь остаётся только следовать наставлениям мудрости Мироздания, подкрепляя себя уверенностью в правильности выбора руководящей книги, назло самой природе, поощряющей только размножение и репродуктивное поведение, и наперекор этим двум умникам: Бертрану Расселу и Джорджу Эдварду Муру.
Но каким же было моё удивление, когда в руках я держал не глубокомысленную и целомудренную книгу из ведийского канона, а бесстыжую «Камасутру».