Встреча с земляками

Осенним солнечным днем я встретился с жителем деревни Кузнечиха, Ламоновым Александром Николаевичем, у его избы. Не виделись мы с ним более тридцати лет, поэтому он меня узнал не сразу. Я родом из соседней деревни Новопокровское, и мы хорошо знаем друг друга. Он 1929 года рождения. На семь лет старше меня. Помню, парни нашей деревни ко всем сверстникам из чужих деревень враждебно относились и не позволяли дружить со своими деревенскими девушками, а Саша Ламонов, один из немногих, не боялся, приходил и дружил. Высокий, крепкий и добродушный. Среди жителей своей деревни всегда пользовался авторитетом. Ламоновы вообще на хорошем счету. Работящие, а значит, и зажиточные. Работать в колхозе Саша начал очень рано. В 1943 году его с другими колхозниками посылали от колхоза в Уренские леса. Там з/к пилили березу, а они на лошадях вывозили ее к узкоколейке. Норма была 250 куб. на одного извозчика. А извозчики-то старые да малые. Здоровые мужики воевали. Наверное, Саша был посмышленее других, потому его всегда и ставили старшим среди работяг. Ему доверяли вести расчет с хозяевами за ночлег и за продукты. Зимой 1944 года их отправляли в Ветлужские леса отрабатывать трудогужповинность. Там они сами пилили деревья, затем тралевали их и вывозили по ледянке на сплавную реку. Александр Николаевич имеет медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

У Саши отец, Николай Александрович Ламонов, 1889 года рождения, прошел две войны – первую мировую и гражданскую. В гражданскую войну ему осколком перебило сухожилие на левой ноге. Он хромал. Но более всего жаловался на легкие. Они у него болели от длительного пребывания в сырых окопах. И несмотря на это, извозничал. Днем возил кирпич, бревна, доски, а вечером, переодевшись, брал с собой старшего сына Константина и они ехали подрабатывать на легковых повозках к трактирам, отвозить домой подгулявших клиентов. Болезнь легких все-таки доконала его. В 1938 году Николай Александрович скончался. Мать Саши – Надежда Ивановна, попросту тетя Надежда, родом из деревни Никульское, была очень набожной. Начала поститься с семилетнего возраста. После замужества стала проживать в деревне Кузнечиха. Владела тайной лечения больных животных и людей. Дожила до 90 лет. Вырастила троих сыновей. Особенно она любила Александра. В армию был он призван в 1948 году. Служил в Новороссийске в морпогранфлоте шесть с половиной лет. За время его службы, в 1951 году, наш колхоз «Победа бедноты» объединили с кузнечихинским колхозом им. Сталина, оставив в названии имя вождя. Лишь после осуждения культа личности Сталина, укрупненный колхоз стал называться «Имени 22 съезда КПСС». Александр Николаевич в армии приобрел специальность водолаза. Демобилизовавшись, приехал в Горький, устроился работать на Сормовский судостроительный завод водолазом. Обследовал корпуса подводных лодок. Но колхозники, узнав об этом, написали письмо в Обком партии с требованием вернуть им их земляка в свою родную деревню.

С 1955 по 1960 год Александр Николаевич Ламонов работал заместителем председателя колхоза имени 22 съезда КПСС и завклубом. Жители обеих деревень ходили в этот клуб голосовать за наших кандидатов в депутаты в Верховный и местный Советы. А молодежь зимой ходила на танцы. Мы там однажды ставили своими силами концерт в честь 38-й годовщины Октябрьской революции. После концерта нас, участников художественной самодеятельности, председатель колхоза Евдокия Петровна Золотова пригласила на вечеринку, чтобы отметить этот праздник. Евдокия Петровна Золотова из села Чернуха. Удивительная женщина. Способный руководитель. Редкой души человек. Судьба у нее сложилась трагически. Я потом расскажу о ней. А пока остановлюсь на беседе с Александром Николаевичем Ламоновым. Он с юности хороший собеседник. О чем бы я не спросил его, все знает. Потому что сам всегда всем интересовался, и ему люди рассказывали.

На отшибе от их деревни стоит старая школа, в которой по зимам учились деревенские ребятишки, а в летнюю пору часто отдыхали дети из города. Теперь она вот уже лет 5-7 пустует. Я сегодня по пути из города заходил туда. Видел там, как один мужик заводил трактор, другой тащил электропровод для сварки. Спросил одного мимопроходящего: «Вы хотите отремонтировать школу?» – «Нет, – ответил он. – На ее месте будем строить лыжную базу!» Я ему сказал: «Так на Щелоковском хуторе имеется лыжная база!» Мужчина рассмеялся в ответ и громко проговорил: «Еще одну построим!»

Я спросил Александра Николаевича: «Интересно, в каком году построили вашу школу?» Он, не задумываясь, ответил: «В 1923. Мой старший брат Константин тринадцатилетним подростком возил лес для ее строительства. А вашу школу начали строить в 1924 году», – добавил Ламонов.

«Наша школа, – прервал я своего земляка, – была построена земской управой в 1890 году – так говорили мне старые люди нашей деревни». – «Ничего подобного, – стал успорять меня Александр Ламонов. – Мне лично говорил об этом брательник Костя».
Продолжая беседу, я стал говорить Александру Николаевичу, что давно уже слышал от его старшего брата, кузнеца Константина Николаевича, 1910 года рождения, ныне покойного, что деревня Кузнечиха названа в честь кузниц, которых, якобы, в этой деревне когда-то было много. Ламонов и здесь не согласился со мной, сказав, что кузниц у них никогда много не было. А деревню, скорее всего, назвали в честь каких-нибудь Кузнецовых, проживавших когда-то в нашей деревне.

Когда мы разговаривали с Александром Николаевичем, к нам на скамеечку подсели два мужика, его соседи – Пальгуев Василий Александрович и Ширшов Николай Семенович. Они тоже постарше меня. Я, честно признаться, их и не узнал. «Как время быстро состарило нас», – подумал я. Николай даже опирался на клюку. А ведь кажется, совсем недавно вместе ходили в город на работу через поселок Сахарный дол, в котором в начале 50-х годов была всего лишь небольшая улочка Горбатовская. Я их запомнил молодыми и здоровыми. В праздники (Пасху и Троицу) они с друзьями и женами, нарядно одетые, ходили с гармонями по деревне.
Услышав разговор о названиях деревень, мужики вклинились в нашу беседу. Василий, как бы между прочим, проговорил: «Почему деревню Утечино назвали таким именем? Потому что там когда-то крестьяне разводили уток. И от слова “утки” произошло это название». – «А я слышал, – возразил ему Николай, – что там раньше работала водяная мельница. И один крестьянин, недосчитавшись мешка муки, начал мельнику предъявлять претензии, мол, куда у меня делся еще один мешок муки. А другой крестьянин пошутил: “Утек, наверно”. Вот, говорят, от слова “утек” и название дали той деревне: Утечино.

Далее у нас разговор пошел о грязной речке Рахме. Я спросил Сашу, помнит ли он ее, когда она текла мелкой и чистой. Речка течет лугами мимо наших деревень. И мы ее зовем Улой (от слова «юла»). Он ответил: «Конечно, помню. Она брала свое начало от Ковалихинских родников и из-под Бугровского скита. Наши мужики заготавливали в Артемовских лугах сено и, чтобы добраться до туда, ехали прямо через нее на деревню Никульское. Мы с ребятишками до войны ходили туда ловить пескарей. Но в нее и тогда в определенные дни спускали нечистоты. С бойни, например, что находится на Сенной. И из тюрьмы. Мы, зная, в какие дни будет течь чистая вода, тогда и шли рыбачить. А утечинские бабы на этой речке полоскали белье. Позднее построили предприятия: Эмальпосуда, Молокозавод и другие. Рахма с тех пор стала всегда грязной. И, естественно, со временем углубилась. Первое время мы делали мосты, но грабиловские мужики ночами приходили и ломали их. Доски и слеги утаскивали. Теперь только у вас под Афонинской горой стоит мост».
Саша Ламонов помолчал с минуту и опять повел разговор о старине. Он сказал, что деревнями Грабилово, Афонино, Утечино, Ржавка, Федяково некогда владел один любвеобильный барин. По рассказам бабушки, ее покойная тетка, уроженка деревни Кузьминки, была очень красивой и замуж вышла во Ржавку. Говорят, что барин ее приметил и дарил ей подарки.

Я добавил к сказанному Александром Николаевичем, что у того барина (это я слышал от многих пожилых людей) работал управляющим некий Грабин. В честь его, якобы, нашу деревню Грабилово и назвали. Теперь она Новопокровское.

«А я слышал, – добродушно усмехнувшись, сказал Александр Николаевич, – что вашу деревню Грабиловкой назвали потому, что ваши мужики грабили на Афонинском лугу обозы, ехавшие из Казани торговать в Нижний! Однажды даже один обоз во спасение свое шел с попом. Мужики и попа уволокли к себе в деревню, оправдывая свой грабеж тем, что у них в молельной нет своего попа». – «Что ж, все может быть, – заметил внимательно слушавший наш разговор Василий. – Говорят, и Афонино с Федяковым назвали в честь разбойников: Афони да Федяки».

По поводу своей деревни Кузнечиха Александр Николаевич сказал, что она когда-то принадлежала графу Шереметьеву. Из бабушкиных рассказов Ламонов запомнил, что барин их деревни был добрым мужиком. И что он к ним в деревню приезжал всего-навсего один раз. Собрал сход и сказал: «Крестьяне, вот вам земля и лес. Пользуйтесь ими. Но разумно. Землю всю обрабатывайте. Лес чистите. Рубите его делянками. Коз не пускайте».

Александр Николаевич уточняет: «Лес, который идет стороной от Кузнечихи до Замостья и до Дубенок (по Анкудиновский лес), – это все графский лес. А его почему-то называют “Марьина роща”. “Марьина роща” – это лес, который всего лишь находится сзади завода “Орбита”».

Когда я стал прощаться с мужиками, Василий с Николаем спросили меня: «Ты и вправду, что ли, теперь совсем не пьешь?» – «Да, – ответил я. – Ленин говорил, что жизнь надо видеть прекрасной на трезвую голову». – «Не-ет, – в один голос заявили мужики, – мы сейчас сообразим. Жизнь в наше время только и видишь прекрасной, когда выпьешь!»