Возвратись из любой стороны,
Возвратись, хоть в сказанья, хоть в сны!
Возвратись на короткий рассвет,
На круженье не прожитых лет,
На слезу, что с ресниц упадёт.
Возвратись долгой горечью нот!
Раз дороги навечно сошлись,
тенью, ветром ко мне возвратись!
Пролог.
Они стояли неподвижно, десять фигур в белом, напряжённые, сосредоточенные на движении - силы жизни, что совершала великую работу. От замершей цепи людей шёл почти непереносимый для глаз луч света. Вернее десять лучей, что становились одним, создавая прочную стену. Из самых глубин земли поднимались камни, становясь каждый на положенное место. Сердцевину высокой преграды пронизывала сила Алар горячая, оберегающая. Она придавала камням тёплый золотистый цвет. Великая стена станет поистине неприступной для врагов.
Король Алкарина - Айрик Райнар с высокого холма смотрел на дело своих рук. Ещё в юности он понял, его народ устал от войны. Никакая светлая сила не способна победить ледяной край, населённый призрачными тварями, что не ведают жалости.
Долгие века поражений показали королю Айрику бесполезность борьбы с царством льда и скал. Он участвовал в нескольких гибельных сражениях, запомнив их навсегда. Король понимал, для Алкарина остались две возможности: умереть или закрыться стеной от верных союзников. Предатель решил возвести преграду.
Айрику Райнару чудилось, на него с укором смотрят прямые глаза двух союзных правителей, хотя их не видно за цепью воинов, что охраняли великую работу, но союзники здесь. От стыда королю хочется стать незаметным. Как отговаривали его смелые и верные сердца чужеземцев и собственных подданных от позорного решения, но правитель не согласился его изменить.
Король смотрел, как строили его стену. Она росла много дней, пока не сделалась неприступной. Тогда в Алкарин впустили обладателей силы жизни, что пожелали укрыться от войны, высоких лордов соратников с семьями, что решили последовать их примеру.
Ворота закрылись, чтобы не открываться почти никогда. Запор, созданный даром жизни, взломать невозможно. Иногда правители разрешали подданным выйти за стену, но ни один человек не вошёл в королевство из-за преграды.
Стоит принять кого-то из беженцев, как защита треснет по швам. С недовольными быстро расправились, выгнав их из страны или казнив.
Королевство привыкло жить позабытой мирной жизнью, стена защищала спокойствие людей страны, была неумолима к отчаянию мужчин и женщин, к слезам детей, что приходили просить убежища.
Стражники, что стояли на преграде, убеждали себя, в стране остались самые достойные. Мольбы чужеземцев не должны достигать их сердца, тревожить ночными кошмарами. Народ уверился, решение правителя было правильным. А в сердцах союзников поселилась ненависть к предавшему их королевству.
Только, когда последний камень преграды вставал на место, в полутёмной комнате при свете свечи, одна бледная женщина, провидица судьбы, лихорадочно записала пророчество, что заполнило душу.
«И тогда придёт один, носящий имя предателя, и будет у него сила всё разрушить и всё восстановить, и будет он иметь огонь и холод, но выбор его всё равно ведёт во тьму...»
Фраза завершена. Провидица знала, дар предсказания ушёл, явив ей записанное. Полные силы слова выжгли его дотла. Такие пророчества появляются единственный раз за много веков.
Часть I
Солнце стояло высоко над землёй. Алкарин – давно страна вечного лета. По дорожке из цветного гравия мчалась девушка по имени Риен. Любовь наполняла её сердце радужными красками, неповторимыми, удивительными. Она любила принца Амрала, самого младшего из королевской династии. Младшие дети редко наследуют трон. Старшие братья надёжно защищают их от судьбы правителя. Амрал мог выбрать жену по любви, главное,пусть у неё будет дар силы жизни,чтобы возникла возможность передать его появившемся в браке детям. Для удачной партии младшему принцу ничего больше не требовалось.
Он не заметил, как полюбил Риен - стройную, гибкую, будто виноградная лоза, с полными жизни светло-карими глазами и копной чёрных волос, чьи непослушные волны придавали причёске естественное очарование. Риен была непредсказуема, словно сама природа. Дар силы жизни девушки был ярким и свежим, похожим на растения, каким она помогала стремиться вверх, наливаться соком земли.
Светлую силу называли "Алар". От рождения человек наделён главным талантом сердца, что пронизан огнём. Способностей может быть множество, но самая яркая искра горит только в одной.
Как дар Риен был связан с растениями, так сила Амрала обрабатывала камень. Принц вырезал из него изящные фигурки. Жена приходила в восторг, глядя как глыба бесформенного мрамора превращается в изгиб кошачьей спины или умную морду собаки с длинными вислыми ушами.
Но сейчас Риен неожиданно замерла, остановившись на полушаге. В ней в первый раз шевельнулся малыш. Сердце подпрыгнуло,
"Мамочка, дёрнулся! Ой, да ты там, правда живой оказывается!"
Девушка подняла руки вверх, расхохоталась громко и безрассудно.
Ребёнок выйдет на свет, словно весенний всход, поднимется точно сочный стебель. Пусть сейчас он только слабое семечко.
Постояв минуту, она помчалась к деревянному навесу, где без устали трудился принц Амрал.
Лучи Алар пронизывали твёрдый камень, что стремился стать фигуркой супруги. Руку мастера вело сердце. Резец тонко вырезал длинные ноги, высокую грудь, складки лёгкого платья, но, приступая к лицу жены, принц на минуту остановился. Он вовсе не ощутил, как верно его передать. В ярких чертах много жизни и тайны. Луч Алар замерцал, иссяк, стал едва различимым. Однако, юноша снова его разжёг своим желанием и упорством. Он начал работать, постепенно фигурка определилась. Амралу удалось всё, кроме родного лица. Оно вышло совсем неживым. Профиль был холоден, как лестничный мрамор. Мастеру никогда не удавались портреты людей. Зверей, птиц, дома с башенками его Алар создавала изящными и точными, а человеческие лица мёртвыми. Видимо, самому принцу недоставало силы страстной души.
Неудачная фигурка выскользнула из рук Амрала. Но Риен, улыбнувшись, её подняла.
- Снова не вышло.
Принц виновато взглянул на жену.
- А ты не старайся. Я и так всегда рядом с тобой, лучше вырежи для меня цветущую яблоню. Создать дерево с фруктами не может никто, а вот ты сумеешь!
Риен горячо утешала супруга.
Золотые волосы и голубые глаза Амрала подходили к безмятежному нраву. Горячая жажда жизни принцессы пряталась в тени прохладного камня. Глядя на мир, точно со стороны, принц не знал сильной грусти, пронзительного счастья. Даже любовь к жене в нём тлела огоньком лучинки, пусть возникла с первого взгляда. Принцесса дарила Амралу то, чего у него самого не было: задор, смелость. Нежданная связь камня и травы, что проросла сквозь него, оказалась прочной.
Закончив работать, мастер поднялся со скамьи. Рука об руку они пошли к зданию школы Аларъян, супруги учились в ней последний год.
Никто не знал, что же красивее: школа Аларъян или королевский дворец. Оба здания были великолепны. Школа могла принять множество девушек и юношей, обладателей Алар. Во время обучения они читали, гуляли по саду, развивали природный дар почти без принуждения. Обязательных уроков было немного, для знатных девушек - рукоделие, для юношей – владение мечом.
В зале для занятий принц углубился в книгу, принцесса засела за вышивание. Нелепая фигура никак не хотела становиться цыплёнком. Девушка не умела вышивать ни руками, ни с помощью Алар. Оглядывая работу других учеников, она нечаянно встретилась с надменными глазами Сариан Ирдэйн.
Знатная соперница принцессы подсматривала за её вышиванием, довольная неумелой работой дикарки. Сама Сариан рукодельничала отлично. На синем фоне её полотна гордо подняли головы и расправили крылья два белых лебедя.
«Влюблённая пара всегда будет вместе, никогда не разлучаясь, а я? Почему у меня ничего не складывается? Неистовая Риен не подходящая партия для принца Амрала, она не умеет держать себя и никогда не научится. Неловкие руки не способны вышить и простой горошины, их лучшее украшение - земля под ногтями. Создатель, зачем Амрал женился на ней?"
Ревность не отпускала сердце.
Старшая дочь одного из четверых крупнейших землевладельцев королевства , Сариан когда-нибудь унаследует титул отца. У лорда Одара Ирдэйна нет законных сыновей, только два бастарда. Его дочери нужно удачно выйти замуж, чтобы родная вотчина не утратила руки хозяина, готовой умножить её достояние. Для наследницы знатного рода лучший выбор - богатый муж с не очень высоким титулом, чтобы имя: Ирдэйн не затмила другая семья. Пусть к ней приходят новые деньги, а не фамилия.
«А я влюбилась в принца Амрала, хотя он совсем не подходит мне в мужья, И чувство моё безнадёжно. А всё же какое счастье быть рядом с ним! Стать любимой женой, незаменимой в делах!"
Только Амрал не замечал никого кроме Риен. Игривые намёки и загадочные улыбки другой девушки были бесполезны. Язык жестов и знаков, известный каждой леди, не помог добиться ответной любви. Беспечная, порывистая дикарка увела Амрала без всякого кокетства. Яркая, страстная, она была привлекательна точно лесная колдунья во время танца при свете костра.
"Но неужели чтобы стать принцессой достаточно дикой грации?"
После школы Сариан вернётся в замок родителей, а супруги отбудут в королевский дворец.
"Почему это случится так скоро? Но пусть возвращение произойдёт как можно быстрей!- разозлившись на себя, решила девушка.
Чтобы не смотреть на Риен, она вышла в сад. Присев на скамейку, она принялась рисовать. Подчиняясь зову Алар, сила и сердце стали единым целым. Казалось, мир приобрёл нереальную чёткость. Она причиняла боль. Но от того каждая линия точна, безупречна, вместе они картина. Ладонь художницы, кисти, краски, даже сам холст пронизывали лучи Алар. Сила содержит гармонию. Только Сариан не всегда знала, кого или что нарисует душа. До окончания работы картина оставалась загадкой. Искра дара порой выводила на свет глубокие тайны разума.
На холсте, как живой, возник Амрал, рядом стоит молодая жена.
"Я не хочу, чтобы она занимала моё место! Я бы разрушила эту несправедливую любовь!"
Порывистым движением художница разорвала портрет надвое, бросила холст на землю, но отчего-то сразу его подняла.
Бережно свернув рисунок, она положила его в карман.
Временами девушке хотелось, чтобы её даром было другое искусство: например архитектура или вышивка.
«Глупая живопись только радует глаз и не приносит пользы.
Но дар, как и судьбу, не выбирают."
Хотя раньше Сариан ждала иного. Наивную веру разрушила разочарование первой любви.
Направившись в свою комнату, Сариан мельком взглянула на ящик для писем, достала оттуда пергамент с королевской печатью. Не в силах сдержать любопытства, распечатала письмо.
«Его величество правитель земель Алкарина король Ардан Райнар, а так же канцлер страны Дик Ричардсон, уведомляют, что указом от двадцать третьего июля сего года Сариан из рода Ирдэйн причисляется к свите принцессы Риен, супруги принца Амрала, в качестве её фрейлины. Потому ей надлежит прибыть вместе с принцем и принцессой к королевскому двору в назначенное время».
Девушка удивилась.
"Замечательно жить при дворе, видеть любимого каждый день."
Она победно улыбнулась.
"Я фрейлина соперницы! Дикарки, неспособной стать принцессой."
Сариан захотела топнуть ножкой, но удержалась.
"Нужно отказаться от заманчивой должности, лучше возвратиться домой, выйти замуж за богатого юношу, любого, кого укажет отец. Когда вступаешь в брак без любви, внешность и возраст мужа не имеют значения. Но я хочу в королевский дворец! Меня туда очень влечёт!"
Сариан решила стать фрейлиной Риен.
"Будь что будет. Честолюбие и любовь сильней гордости знатной леди."
Чтобы унять волнение, она до самого ужина вышивала красивое полотно.
Трапеза проходила в огромном зале, рассчитанном на семьсот учеников, но сейчас в нём было человек двести. По помещению гуляло эхо. Младшие ученики шумели и толкались. Старшие вели себя солидно, но и они порой задевали под столом соседа или смеялись в кулак.
Детей, наделённых силой жизни, отправляли на обучение в десятилетнем возрасте. Когда им исполнялось семнадцать, школа заканчивалась. Наступало их совершеннолетие. Простые юноши и девушки брали судьбу в свои руки, находя работу по сердцу в городах и деревнях Алкарина. Талантливые ткачи, ювелиры, даже земледельцы Аларъян ценились в любой местности. Наполненная силой жизни работа прекрасна и недоступна обычным ремесленникам и земледельцам. Однако, отпрыски знатных семей возвращались в родные имения или поступали на королевскую службу. Таков их долг.
Сариан Ирдэйн не отличалась от остальных знатных детей. Иногда ей хотелось свободы.
«Интересно, когда перед тобой открывается целый мир. Дорогу мастера определяет только врождённый дар, а не условности знатной жизни."
Предаваясь мечтам, она заметила Амрала и Риен. Супруги расположились в дальнем уголке, говорили о разных мелочах, важных для влюблённых. Риен загубила чужестранный цветок, что недавно увидела в книге растений. Крупный, яркий он ей очень понравился. Ученица выращивала цветок полдня, купив редкое семечко. Но росток погиб на чужой земле.
- Против природы идти нельзя. Это она указывает, где какому цветку расти. Учёные книги говорят, в разных странах земля различается. Времена года бывают холодней и дождливей, чем у нас, - твердила суровая наставница. Глядя на поникшие лепестки, девушка бранила себя за опрометчивость. Редко дослушивая длинные уроки, Риен часто ошибалась в решениях.
В спальне влюблённых ждал другой разговор. Говорили губы, руки, глаза, шептали о сокровенном, что никогда не передаст простой набор звуков человеческой речи: страсть Риен, безмятежность Амрала, тайну личной комнаты.
Принц не мог наглядеться на жену. При свете лампы она казалась загадочной и прекрасной.
- Да, я пока не могу передать тебя в камне! Но однажды я отыщу верные линии, чтобы века запомнили твоё лицо и мою любовь.
Прильнув к мужу, принцесса разбудила в нём силу чувства. Амрал подчинился, уступил, став счастливым.
Утром Риен разбудил птичий щебет. Она в который раз удивилась, что проспала так долго. Накинув платье, девушка выбежала в сад. Солнце припекало несильно, по деревьям носился озорной ветерок. Хотелось запеть или пуститься в пляс, жаль, она не умела ни того, ни другого.
Ученица добежала до участка земли, выделенного наставниками, чтобы она растила всё, что хотела. Риен засадила землю высокой травой, полевыми цветами. Два дерева тянулись к небу тенистые, гордые, но главной была пшеница. Налитые соком колоски принесли на участок часть бескрайних полей её детства.
Риен происходила из вконец разорившегося знатного рода. Слабый здоровьем отец умер, когда дочери не исполнилось и трёх лет. Девочку растила мать. Если бы у неё не обнаружился дар Аларъян, её судьба сложилась печально. Бесприданницу не возьмут замуж высокородные соседи, а за ремесленника или купца гордая леди её не выдаст.
Школа Аларъян стала хорошей судьбой для Риен, раскрыв светлую силу, подарив любовь принца. Но сердце тянулось к родному полю, где росли высокие колосья, летали жуки и бабочки, протяжно пели крестьяне. Участок земли, словно маленькое поле, зелёный лужок.
Каждый больной росток Риен делала здоровым и сильным. Лучик Алар - и увядающий цветок вновь распускается, пустой колос наливается зерном. Прекрасная пшеница не пропадёт. Когда зерно созреет, из него испекут хлеб, самый вкусный в Алкарине. Печь его будут мастера - Аларъян.
Проверив участок, принцесса села среди травы, вспоминая родительский дом: неухоженный особняк, высокую яблоню, похожую на куст вишню, грядки с овощами,
«Я, как дикая ромашка в оранжерее, совершенно не подхожу для жизни в королевском дворце. В браке с Амралом я стану заложницей этикета, не смогу погулять в саду, вернуться домой. Боюсь, что в золоте я погибну. Но я очень люблю супруга, и готова сама зачахнуть, только бы его камень расцвёл. Я буду сильной, никому не отдам нашу любовь."
Неожиданно Риен услышала чьи-то шаги. Повернувшись на звук, принцесса увидела, как к ней приближается высокая женщина в чёрной накидке. Это была Айдрин Тарир – полубезумная провидица судьбы, что жила в деревянной лачуге рядом со школой. Взглянув на Айдрин, девушка в испуге побежала прочь.
- Беги, девочка, спрячься, как можно дальше. От меня ускользнуть легко, только от судьбы никому не укрыться. Злой доли ни так-то легко избежать, она выпадает равно и нищим, и королям. Ты сделала выбор, и будешь платить за дела минувшие вместе с нашей страной.
Риен казалось, её спину буравят серые глазки. Провидица была некрасива: огромный нос, выдающийся вперёд подбородок. Светлые волосы, что торчали во все стороны жёсткими пучками.
Говорили, Айдрин раньше была нормальной. Дочь придворной провидицы - Лейдан Тарир унаследовала материнский дар. В двадцать лет она зачем-то отправилась за стену, выпросив разрешение возвратиться назад. Иногда знатным подданным оказывали такие милости.
На родину Айдрин вернулась, утратив рассудок. Она не выла по-звериному, не бросалась на людей, просто провидица постоянно твердила, для Алкарина пришло время платить по никому неведомым счетам. Знатные юноши должны обучаться владению мечом не для развития ловкости, а всерьёз.
Оставив королевский дворец, безумная поселилась возле школы Аларъян вместе с пятью воинами, что отслужили положенный срок на преграде.
Айдрин порой попадалась на пути Риен. Иногда принцессе казалось, провидица её подстерегает. Девушка боялась дурного глаза. Вдруг что-то случится с ней или ребёнком? Или Амралом?
И всё же выбросив Айдрин из головы, Риен заметила, что солнце стоит в зените, пришло время обеда. Когда принцесса встретилась с мужем, Амрал почувствовал запах луговых цветов от золотистой кожи.
- Ты пахнешь полем. Это очень приятный запах.
- Моя родина там, где поля. Ими я буду пахнуть всегда.
- Нет, скоро к тебе придут ароматы дворца. Мне хочется, чтобы ты никогда не пожалела о нашей любви.
- Разве можно жалеть об огромном счастье? Для меня нет никого дороже тебя! Не бойся, Амрал, я возьму запах родных полей с собой во дворец. Они живут в моей крови, наполняют Алар.
"У меня удивительная супруга. Как мне досталась её любовь? Ни одна придворная леди не сравнится с Риен, Это она наполняет меня силой."
После обеда принца ожидали упражнения с мечом. Ему совсем не давалось воинское искусство. Юные зрительницы в который раз увидят его беспомощность. Только неловкость перед ними немного беспокоила безмятежное сердце. Упражнения с клинком Амрал не любил.
"Они давно устарели, как и рукописи королевского архива. Но владение мечом обязательная дисциплина школы Аларъян."
- Воинское искусство закаляет дух, - так говорил мастер над оружием Инзар Далер. Поэтому принцу приходилось сражаться, пусть душа не лежала к зрелищным поединкам.
- Ты словно вода, куда попадает меч, там и расплёскиваешься, - настигал ученика голос наставника, когда рука пропускала простейший удар.
На площадке для упражнений Амрала встретил юноша по имени Дальнир Аторм – грозный соперник и преданный друг. Против него мог устоять один Инзар Далер, настоящий мастер клинка. Победив на многих турнирах, он по заслугам стал наставником школы Аларъян, так воинское иссскуство попало в надёжные руки.
Восхищаясь суровым учителем, Дальнир, как никто его понимал. У них обоих светлый дар определить не смогли, хотя в крови бушевала немалая сила.
Юноша смутно догадывался, каков их талант запретный и страшный: умение убивать с помощью Алар.
Убийство силой жизни принесёт гибель убийце. Сила, что таит рождение нового, причинять смерть неспособна, таков закон природы. Человек, виновный в его нарушении, будет проклят. Он совершит преступление светлым даром.
Рассказывали, в незапамятные времена сила жизни убивала теневых, обладателей серой стали и чёрных тварей, что имели холодный дар. Сила жизни смертельна для созданий мглы. Они не совсем живые. Убийство тёмных существ не позор, а честь.
Но Алкарин не верил в ледяной край. Возможно, страну хотели завоевать жестокие соседи, поэтому алкаринцы отгородились от них стеной. Со временем реальные враги превратились в легендарных существ.
Дальнир нередко задавался вопросом:
"Неужели воинский дар никому не приносит пользы? Если это правда, почему сердце исходит жаром, когда в руке даже деревянный клинок? Сила готова выплеснуться в него ярким потоком, чтобы сжечь живую плоть. Секунда огня и от неё ничего не останется. Тогда разорвётся сердце, способное выпустить наружу огненную смерть."
Страшась за себя, юноша изо дня в день упражнялся с мечом, пусть давно знал, среди учеников он лучший. Но Алар невозможно выпустить на свободу. Нельзя стать убийцей, какого проклянёт даже тот, кому он дорог. Но кто привязан к нему?..
В семье добрых, сентиментальных лорда и леди Аторм подрастал сын, словно волк одиночка, облазавший окрестности родного замка. Нелюдимый, сверкающий на всех глазами, Дальнир не умел внушать окружающим любовь. Главным чувством к нему было смутное беспокойство. Но он старший сын, законный наследник титула. Лорд Аторм очень обрадовался, когда мальчика забрали в школу Аларъян. Нашёлся отличный повод сменить наследника вотчины.
- Человек, наделённый силой, сам пробьёт себе дорогу в жизни. Ему ни к чему родительское достояние. Младший сын станет хорошим господином замка Аторм, – окончательно решил сеньор.
Остальные члены семьи одобрили его выбор. Дальнир Аторм лишился титула, предназначенного рождением. Жизненный путь стал неясным.
"Не больно-то и хотелось быть господином вотчины Аторм, только где она, моя дорога? Раньше за королей умирали, если, конечно, такое было. А я отдам сюзерену бессмысленную жизнь. Почему только безмятежный принц не испугался дружить со мной? Отчего не оттолкнул неуживчивого мальчишку, не ответил дерзостью на дерзость и не убежал при первой встрече? Наверно, спокойный нрав потянулся к силе и странностям. Но это давно неважно. Мы крепко - накрепко связаны, никому не дано разделить наши судьбы. Что ж, придётся растратить годы на потешные турниры и кривляния при дворе. Амрал – четвёртый сын короля Ардана едва ли займёт престол. Состоять в его свите, значит обречь себя на вереницу бесполезных лет. А если бы я был свободен, чему бы я мог себя посвятить? Тут дело ясное: ушёл бы за великую стену без возврата. Отпрыску мелкого лорда король Ардан вернуться не разрешит, чтобы по стране не ползли лишние слухи."
Юноша очень хотел убежать за ворота. На свете он мало чем дорожил, разве что стальными глазами Сариан, её волосами, похожими на серебро.
Но избранница сердца вечно глядит на Амрала, пусть тот неважный воин. Дальнир рубанул принца мечом - такой удар рассёк бы противника напополам. Амрал был должен, просто обязан закрыться щитом, но он промедлил.
Сариан кольнуло неумение любимого.
"Да, конечно, нынешнему Алкарину не нужны воины, однако, противник Амрала, отлично сложен. Он слишком легко побеждает младшего принца."
Глаза Дальнира будоражили девушку. В них есть что-то такое, безысходное, стремительное, неукротимое. Волосы собраны кожаным ремнём, какой носят лорды с окраин страны.
"Дальнир Аторм – сильный, но бесполезный зверь. Волк, посаженный на цепь. И надо же было им тесно сдружиться! Они же так непохожи. Лучше им разойтись в разные стороны. Тогда не придётся встречать опасного воина при дворе. Пусть бы возвращался в свою мелкую вотчину!"
Злая досада возникла словно сама собой. Покидая площадку, Дальнир отсалютовал избраннице сердца.
- Надеюсь, на предстоящих дворцовых турнирах, кто-то станет носить ленту с моим гербом и цветом, – произнёс юноша, как бы в сторону.
- Без сомнения, многие девушки будут счастливы её надевать, а я повяжу ленту принца Амрала. Если этикет позволит мне совершать небольшие вольности.
- По истине, принц – счастливейший человек королевства, раз ему принадлежат сердца лучших девушек нашей страны.
Показалось ли ей, что за лёгкой улыбкой таится грусть? Сариан не задумалась над мимолётным чувством, едва затронувшим сердце.
***
К школе Аларъян подкатила чёрно - золотая карета. На дверце гордо красовался кактус, покрытый белыми цветами – герб рода Райнаров. Значение древнего символа затерялось в веках. Когда-то герб говорил, что даже в пустыне жестокости живёт сострадание. Сейчас цветущий кактус вызывал снисходительные улыбки, но королю не изменить традиций.
За чёрно-золотой каретой ехали другие, попроще, но тоже украшенные узором. Их расписывали настоящие мастера Аларъян, о чём Сариан сказал намётанный глаз.
Девушка знала, экипажи прибыли за принцем Амралом, принцессой Риен и новой их свитой. Фрейлина разглядывала кареты с восторгом и любопытством.
"Скоро я прибуду ко двору, увижу короля Ардана и королеву Таиру, стану служить принцессе. Ничего, это только начало, главное попасть во дворец, а там, чем Вирангат не шутит."
Из школы как раз вышли молодые супруги. Они шагали рука об руку. Окинув окружающее прощальным взглядом, Амрал и Риен заняли первый экипаж.
Молодая женщина грустила:
"Сколько замечательных дней было у меня в школе. Мой участок отдадут другим. На хорошей земле вырастут новые растения. Они будут по душе другой хозяйке или хозяину." Принцесса страшилась скорых перемен. "Жизнь во дворце принесёт обременительные обязанности, такие же скучные, как вышивание. Придётся стать чопорной знатной дамой, а я вовсе не готова к сложной роли. Если бы нам насовсем остаться в школе Аларъян, вот это было бы чудо! Солидные люди правы, у счастья высокая цена."
Но Риен не желала платить за счастье. Любимая дочь нежной матери, да ещё сильная Аларъян, она жила легко, не задумываясь о будущем. Оно похоже на разноцветные сны, что уходят с рассветом, оставляя после себя ощущение радости.
Когда ученица вышла замуж, наставницы Аларъян так и не проявили к ней строгости. Умудрённые годами женщины понимали, из своенравной девушки невозможно вылепить изящную принцессу. Зачем же мучить её до срока?
Но теперь Риен подумалось, она может натворить много глупостей, раз не знает тонкостей жизни при королевском дворе.
"Всё равно, ничего страшного, главное, Амрал во мне души не чает! Я его тоже люблю, так пусть придворные принимают лёгкую неправильность дерзкой принцессы!"
Пока Риен утешала себя, остальная свита занимала другие кареты. Две школьные служанки помогали Сариан тащить тяжёлые сундуки. Дальнир Аторм нёс пожитки сам. Их было немного.
Нежданно порядок процессии нарушило непредвиденное событие. На дорогу выехала Айдрин Тарир. Провидица сидела на лошади по-мужски в неизменной чёрной накидке. За ней двигались четверо защитников стены. Поравнявшись с крайней каретой, безумная натянула вожжи.
- Я с вами, – сурово бросила она гвардейцам, что сопровождали Амрала. Принцесса в страхе прижалась к нему.
- Прикажи ей остаться, не надо ей никуда ехать!
Услышав горячую просьбу, принц подошёл к провидице.
- Вам совсем не обязательно отправляться с нами ко двору. В школе Аларъян живётся спокойно. Здесь для вас всё привычно.
Голос звучал размеренно, мягко.
- Я давно отыскала то, что должна. И теперь двигаюсь к вашей беде. Глупый мальчик, не способный держать клинок, ты заплатишь за преступления предков и сын твой заплатит за них, заплатит сполна.
Речи безумной поставили принца в тупик.
- Не бойся Айдрин, она не в себе, вот всех и пугает. Приказывать ей остаться, всё равно что заставить тучи разойтись. Удержать её силой невозможно из-за отца. Король высоко ценит её мать.
Хотя Амрал нежно привлёк жену к себе, на её сердце всё равно скребли кошки.
Забыв о провидице, принц вспоминал родителей,чувствуя к ним любовь и почтение.
Они редко наказывали младшего сына, наоборот часто выполняли его желания. Он не был капризным, пусть вовсе не походил на старших братьев, которые все как один удались в отца могучие, словно дубы, крепко стоящие на земле. Младший принц вышел в мать утончённый, безмятежный.
- Он у нас не от мира сего, - говорили придворные. Королева Таира правила дворцом жёсткой рукой. Похожий на неё сын мечтал в уединении, глядя на мир словно со стороны. Даже синие глаза Райнаров - единственное сходство с отцом у Амрала были голубые, словно их чем-то разбавили при рождении.
Иногда принц с матерью гуляли по саду, любуясь каменными статуями, могли говорить о скульптурах часами.
"Понравится ли королеве моя неистовая супруга?"
Раньше юноша себя об этом не спрашивал.
"Риен не похожа на придворную даму, она слишком живая для королевского двора, куда мы скоро прибудем. Родители могут не одобрить мой брак, но я не откажусь от жены! Не позволю разрушить нашу любовь."
Задремав под равномерную тряску, принц проснулся вечером, когда карета остановилась. Слуги расставляли яркие шатры. Сыновья короля должны путешествовать в роскоши.
Амрал и Риен уселись на мягком ковре. Принцесса любовалась могучим лесом. Его вершины освещало заходящее солнце.
"Почему деревья всегда тянутся к небу? А лесной закат пришёл сюда из легенд. Только в них краски такие таинственные."
Раньше Риен не бывала в лесах. Хорошо присесть в зелёной тени. Вечернюю прелесть нарушил порыв ледяного ветра, примчавшийся не ведомо откуда. Рука принца защитила жену от холода. Риен улыбнулась мужу, между ними мелькнула любовь, понятная только двоим. Таинство сильного чувства украдкой подсмотрел Дальнир Аторм. От чужого счастья тяжело на сердце, даже когда счастлив твой сюзерен. Юноше хотелось вот так же закрывать любимую от ветра.
"Но я вечный волк одиночка. Вот и стану выть на луну в полуночный час. Другие волки собираются в стаи, живут с подругой до самой смерти. Сариан, зачем ты смотришь с любовью на Амрала? Я бы отдал жизнь за твои стальные глаза! Возьми её, прекрасная леди!"
В сердечной тоске Дальнир Аторм подошёл к любимой. Он уселся на яркий ковёр, потеснив соседок.
- Вы так прекрасно сражаетесь. Я каждый день ходила на вас смотреть. Я прямо не могу! – послышался голосок рыжеволосой девушки справа. – Когда вы победите на королевском турнире, я повяжу вашу ленту, и, возможно, вы её даже заметите. Скажите, углядите вы её или нет?
- Победа в поединке всегда в руках Создателя. Говорят, наследник престола - отличный воин. Не знаю, смогу ли я его одолеть.
"Зачем я обмениваюсь глупыми фразами с другой? Сариан всё равно меня не замечает."
Но фрейлина заметила Дальнира сразу. Нелюдимый, неуютный он её испугал.
"В шальных чёрных глазах легко заплутать, как в чащобе. Есть на свете такая глушь, сплошной валежник и бурелом. Заходить опасно, но очень хочется заглянуть, ощутить краешек жути и убраться подобру поздорову, пока руку по локоть не откусили. Жаль, Амрал сидит на отдельном ковре, сейчас бы я на него взглянула!"
Сариан отодвинулась подальше от юноши. Скоро она вообще ушла, решив, что ковёр слишком узкий, а мрачный сосед слишком жаркий.
Дальнир остался один.
"Почему я не заговорил с ней? Неужели мне нечего сказать? Всё отвечал беспечным девушкам. Я и так знаю, что хороший воин, зачем мне глупое восхищение? Лучше бы помогли развеять тоску, но её окаянную никто не разгонит. Нет, надо погибнуть за стеной, так всем будет легче, мне самому в первую очередь. Убегу за ворота. Амрал без меня проживёт, у него есть Риен. Родители души не чают в младшем сыне, пропадать так бесповоротно."
Где хмель там и бесшабашность. В голове бродило вино. Его прогнала темнота ночи - верная и родная.
Пока Дальнир грустил, Риен и Амрал отдавались нежности. Принцесса отогревалась в тепле мужа, прогоняя ночные страхи, стараясь не вслушиваться в лесные шорохи. В таинственных звуках чудился низкий голос провидицы.
"Нет, Амрал здесь! Он спасёт меня от беды! Мы будем любить друг друга до старости верно и крепко."
По утру отправляться дальше никто не спешил. Открыв глаза, принцесса сначала не поняла, где находится. Вместо привычного светлого потолка над головой бордовый полог. В конце концов, вспомнив, она в дорожном шатре, Риен не спеша оделась и позавтракала вместе с мужем.
Так и ехали: поздно отправлялись, рано останавливались, спали в походных шатрах, разговаривали, смеялись, пили вино.
Через две недели прибыли в столицу. Город поразил Риен пестротой и шумом. В нём было всё: роскошные особняки, лачуги бедняков, густые сады, чахлые деревья на окраинах. Главным цветом повсюду был белый, белыми были низкие дома горожан. Сады, дворики, яркие клумбы пестрели тёплыми цветами. Многие ремесленники жили в достатке, поэтому с умением и любовью украшали дома и улицы. Жители столицы глазели на кареты, кричали, махали руками, приветствуя знать. Непривычная к чужому вниманию принцесса спряталась за мужа. Ей захотелось обратно в школу Аларъян, нет, лучше домой к матери.
Но больше всего Риен поразил королевский дворец. Его бело-золотое здание, устремлённое ввысь, точно взлетало. Утончённая белизна была чистой, почти блестящей. Позолота лежала на стенах тонким узором, не привлекая внимание, наоборот подчёркивая чистоту и возвышенность линий. Ничего лишнего, только тонкая, лёгкая красота.
Подъехав к воротам, кареты остановились. Конюхи увели лошадей, слуги и гвардейцы проводили прибывших в отведённые покои.
Увидев бесконечные коридоры, принцесса совсем растерялась. Всё же школа Аларъян была не такая просторная. Когда Риен раздевали и укладывали в ванну, она смущалась и протестовала, но никто её не послушал. Лёжа в воде, девушка пришла в себя.
Её нарядили в голубое платье, расшитое жемчугом тяжёлое и роскошное. Теперь она готова к королевской аудиенции.
Первым, что Риен увидела в главном зале дворца, был величественный трон с гербом кактуса на подлокотниках и спинке. На нём восседали король Ардан и королева Таира. На ступенях расположились наследный принц с братьями. Справа от принцессы встал Амрал. Им, как членам правящего дома, полагалось кланяться в пояс, а не вставать на колено. Риен замерла бледная, прямая как палка. Принцесса вспомнила о поклоне, только когда расторопная фрейлина потянула её руку вниз.
- Мы рады возвращению дорогого сына и тому, что с ним приехала молодая жена, несомненно сильная Аларъян, – неторопливо заговорил король.
- Мы так давно тебя не видели, но теперь, слава создателю, разлука закончилась, а твою очаровательную супругу я с удовольствием узнаю поближе. Я всей душой надеюсь, это милое дитя займёт достойное место во дворце, – поддержала Таира Райнар, указав на Риен.
- Я буду служить изо всех сил, – запнувшись, ответила та.
- Я верю, моя дорогая матушка в свою очередь проявит к моей жене любовь и снисхождение в первые дни во дворце, пока она не привыкнет к новой жизни.
- Безусловно, так и произойдёт, – вместо жены ответил король. – Сейчас можете идти отдохнуть после дороги.
- Спасибо, ваше величество, – произнёс Амрал.
Низко поклонившись, он вывел жену из зала.
Королевской чете представляли придворных.
Подойдя к трону, Сариан, конечно же, не забыла встать на колено.
- Клянусь служить вашим величествам верой и правдой до конца своих дней!
Верные слова прозвучали чётко.
- Мы ценим такую клятву. Нашему двору нужны молодые придворные, способные его украсить. А вы станете настоящим украшением свиты принцессы Риен, – с улыбкой принял слова правитель.
После, в тронный зал привели Дальнира Аторма. С достоинством опустившись на колено,юноша твёрдо посмотрел на королевскую чету.
- Я клянусь! Моя преданность навсегда принадлежит принцу Амралу! Ему я отдаю свою жизнь. Она моё единственное достояние.
Слова звучали решительно, почти с вызовом.
- Надеюсь, нашему младшему сыну в ближайшее время всё же не понадобится настолько сильная преданность.
Король улыбался с добродушной насмешкой. Его удивила горячность юноши, непривычная при дворе.
Понемногу дворец затих, окутанный ночной темнотой. Только на кухне слуги готовили завтрашний пир по случаю возвращения младшего принца.
Крепко спал Дальнир Аторм. Юноша видел во сне тёмный лес и охотников, что загнали оленя. Пугливая дичь - он сам. Во сне не волк, а олень.
Ворочалась в постели Сариан, девушке снилось, Амрал страстно признаётся ей в любви, вдруг принц превратился в отца. Он выбранил дочь за какую-то шалость.
Амрал и Риен отдавались любви. Ласка мужа вознаградила принцессу за нелёгкий день.
Но среди полок со свитками не спал хранитель королевского архива. В морщинистой руке дрожала лампа. Сегодня старик нашёл таинственный отрывок пророчества без начала и конца: «И тогда придёт один, носящий имя предателя. И будет у него сила всё разрушить и всё восстановить, и будет он иметь огонь и холод, но выбор его всё равно ведёт во тьму».
Странные слова растревожили душу.
"Если бы знать, почему именно сейчас на его глаза попался короткий отрывок утраченного пергамента."
***
Утро принесло Сариан неразрешимые проблемы. Она не знала в каком платье пойти на пир, какие драгоценности надеть. Перебирая наряды, фрейлина поворачивалась перед зеркалом и всё время вздыхала. Фигура девушки имела серьёзный изъян. Она была широка в кости и всячески это скрывала.
Выбор Сариан остановился на платье стального цвета, что подходило к глазам. К нему она надела серьги и ожерелье с сапфирами.
В который раз повернувшись перед зеркалом, девушка осталась довольна собой. Спадая широкими складками, платье скрывало изъяны фигуры. Служанка соорудила на голове госпожи сложную причёску.
"Волосы и глаза - мои главные достоинства. Я неплохо их подчеркнула."
Вечер наступил быстро. В огромном зале, освещённом десятками ламп со свечами, накрыты столы. Они ломятся от блюд. Затерявшись в шумной толпе, Сариан заняла место в укромном уголке и украдкой отыскала взглядом Амрала и Риен.
Супруги сидели за королевским столом. Испуганная принцесса не прикасалась к пище. Вокруг слишком много людей, от них стоит непрерывный гул.
Но Сариан не заметила бледности соперницы, её растерянности и страха. Она видела одно: Риен сидит рядом с мужем среди королевской семьи.
"А я, наследница рода Ирдэйн одинока и никому не нужна. Я как деталь убранства комнаты, какую редко посещают. Это несправедливо! Роль принцессы подходит мне куда больше! Я бы нашла, как стать нужной во дворце. Эта дикарка только испортит репутацию принца и ничем ему не поможет."
Девушку душили слёзы обиды.
Вдруг сверху послышалась весёлая мелодия. Это заиграли музыканты, что размещались в стенных нишах. Молодые придворные выбегали в центр зала для танцев. Убелённые сединами кавалеры и дамы остались за столами наблюдать за весельем, вспоминая былые годы.
- Да, когда мне было семнадцать, какие минуэты играли тогда, совсем не чета нынешним.
- Ох, я с Ричардом танцевала всю ночь напролёт, а на турнире повязала его ленточку.
Сариан струной вытянулась у стены в ожидании танца.
"Ну, подойдите, пожалуйста, кто-нибудь, пусть совсем некрасивый или даже горбатый. Я так хочу покружиться!"
К девушке приближался Дальнир Аторм. Он шёл пружинистой походкой, решительно прокладывая путь среди множества женщин.
"Сейчас приглашу её на танец и будь, что будет!"
Юноша поравнялся с фрейлиной.
- Дорогая Сариан, не составите ли вы мне пару в следующем кругу?
- От чего бы и нет, я могу немного с вами потанцевать.
Вежливый холодок надёжно скрыл ликование.
"Меня пригласили! Я не осталась одна!"
Взяв партнёршу за талию, Дальнир Аторм легко её закружил. Сариан задыхалась и куда-то летела в свете пламени, в звуках музыки. Сильные руки уносили её в дальнюю даль, чёрные глаза обжигали пронзительные, беспощадные. Фрейлина заразилась весельем.
"И не беда, что танец лёгкий и изысканный, я же лечу! Зачем я улетаю?! Ещё! Пока звучит музыка, и сердце задорно стучит!"
Дальнир Аторм оказался отличным танцором. Он увлечённо водил Сариан, заставив её выбиваться из сил.
- Пощады! Вы меня уморите!
Фрейлина задыхалась.
- Воды или вина?
Юноша остановился.
- Лучше вина, веселиться, так веселиться!
Осушив бокал до дна, девушка снова нырнула в танец, как в омут. Дальнир Аторм был стремителен, неподражаем.
И в танцах принцу Амралу было далеко до друга. Он вёл жену по залу не спеша, будто задумавшись о чём-то постороннем, может о новой фигурке из камня или о школе Аларъян, а возможно, о чём-то возвышенном и странном, что трудно поймать чувствам, но оно всё равно есть.
Зато Риен постоянно ловила испытующие взгляды придворных, поэтому совсем не веселилась. Глаза окружающих казались то снисходительными, то укоризненными. Принцесса не умела танцевать так, как кружатся во дворце. Она привыкла к незатейливым деревенским пляскам свободным от многих условностей. Девушка научилась им дома. В школе Аларъян она не захотела освоить сложные фигуры, принятые на королевском пиру. Риен всем сердцем жалела об упущенных уроках. Было жарко, по лицу струйками стекал пот. Плечи давило платье.
Она напрасно обрадовалась, когда Амрал прервал танцы. Едва оказавшись за столом, принцесса стала жертвой пожилых дам. Они без устали занимали её вопросами. Риен как умела отвечала на них. Каково её происхождение? Есть ли у неё проявившийся дар? Какие занятия приносят ей удовольствие?
Девушка поняла, престарелые матроны недовольны неловкими ответами.
- Жена младшего принца не слишком изыскана, однако она полна дерзости, и напрочь лишена королевского достоинства и терпения, – составили мнение дамы.
– Во дворце она станет кустом шиповника среди культурных роз, только дикостью своей подобный куст и красив.
Трудный танец сменяли нелёгкие разговоры. Риен обрадовалась, когда утомлённый принц решил покинуть пир. Едва державшаяся на ногах жена брела за мужем, опираясь на его руку.
Во дворце продолжалось веселье. Музыканты играли во всю. Дальнир Аторм кружил Сариан. В перерывах между танцами девушка пила вино, точно решив заменить безответную любовь лёгким хмелем. Только хмель оказался коварным. На рассвете фрейлина с трудом добрела до спальни. Комната и кровать показались почти нереальными. Рухнув в постель, Сариан проспала до полудня.
Проснувшись, она ощутила сильную головную боль и сожаление о вчерашнем празднике.
"Создатель, что подумали бы мои родители и наставники Аларъян, узнав, как я себя повела? Целый вечер протанцевала с нелюбимым человеком, да ещё с таким, кого надо бояться как огня. Творец, я перебрала, как настоящая крестьянка."
Фрейлина не подозревала, её поведение позабавило бы отца.
"Кровь моей матери всё-таки оказалась сильна. Не зря я дал девочке дорогое мне имя."
Сказал бы отец, лукаво сверкнув стальными глазами.
Бабка Сариан скакала по полям по-мужски, вертела мужем, как хотела и гуляла до упаду на весёлых праздниках. Утончённые лорды - жители городов, считали леди Ирдэйн дурно воспитанной. Но крепкая женщина только смеялась в ответ.
"Уж слишком изящные щёголи совсем разучились жить, они давно забыли, как надо страдать и радоваться, словно в жилах у них вода вместо крови."
Бабка Сариан не умела сдаваться.
"Скромные фрейлины никогда не ведут себя так, как ты. Советую тебе провести весь день в своей комнате, размышляя о непростительности поступка и как не повторять подобного впредь", – сказала бы мать, утончённая до мозга костей.
Вспомнив о ней девушка обрадовалась, что её положение при дворе пока не значительно и принцесса Риен не знает, как управлять свитой. Если бы не это, пришлось бы вставать, одеваться и идти в комнату для рукоделия или делать работу, какую назначит принцесса. Сейчас спокойно позвонив в колокольчик, Сариан приказала служанке принести горячего чая и воды для умывания.
"Пожалуй, сегодня не стоит показываться на глаза королеве и старшим придворным дамам."
Сариан закуталась в мягкий халат.
"Спасибо дикарке за возможность отдохнуть. Выходит, неумение тоже бывает полезным."
Припомнив прошлый вечер, девушка невольно улыбнулась.
"Конечно, Дальнир Аторм опасный человек. Это он во всём виноват. И зачем я согласилась танцевать с ним? Если бы только Амрал влюбился в меня! Уйти бы в тихую обитель, где можно до конца дней оплакивать погубленную судьбу, не становясь женой чужого лорда!"
Как наследница знатного рода, Сариан не могла удалиться в монастырь.
"А хорошо бы под стройное пение монахинь отрешиться от ревности, оставить в душе светлую грусть, простив своих врагов."
Несомненно, мысли о строгой монашеской кельи были так привлекательны только потому что фрейлина не собиралась в ней затворяться.
На следующее утро девушка поняла, следы пира изгладились. В окно весело светило солнце. Фрейлина бодро приступила к знакомству с новыми обязанностями.
Наблюдая за жизнью дворца, Сариан старательно постигала её премудрости. Множество придворных нужно где-то разместить, чем-то накормить, каждому необходимо уделять внимание согласно родословной и положению, занимаемому при дворе. Залы, статуи и вазы нужно держать в чистоте. За тысячей мелочей придирчиво следила королева Таира. Глаза внешне безмятежной правительницы успевали заметить оплошности слуг, знатных дам и фрейлин.
Сариан с большой охотой и пониманием исполняла мелкие поручения, что выпадали на её долю. Фрейлину начинали ценить. Мало - помалу у неё зародилась мечта перейти в свиту королевы Таиры или супруги наследника престола.
"Разве я связывала себя с Риен? Предать ту, кому не клялась в верности, вовсе не преступление. Пусть глупец Аторм до скончания веков остаётся в свите Амрала. Он так и будет прозябать на задворках блестящей жизни."
С мечтания о высокой должности мысль почему-то перескочила на опасного юношу, что постоянно попадался ей на глаза.
Дальнир Аторм то придерживал дверь, то помогал нести тяжёлый подсвечник, при этом насмешливо улыбаясь.
- Что, глупой бабочке не летается легко в свите принцессы Риен? Она хочет, чтобы злая королева приколола её иголкой к большой коллекции?
В свите младшей принцессы порхалось на редкость свободно. Она совсем не выполняла утомительные обязанности, не стремилась к пониманию сложного распорядка придворной жизни, раз и навсегда решив, он скучен. Вместо этого Риен целыми днями пропадала в саду, где ухаживала за цветами. Самые преданные из фрейлин бегали вместе с ней. Они смотрели, как лучи Алар украшают клумбы.
Не сумев образумить младшую принцессу, королева Таира от неё отступилась.
"Раз наш сын полюбил бесполезный цветок, мы примем его, скрепя сердце. Слишком порывистая дикарка беспомощна в важных делах, но слава Создателю, она лишена расчётливости и коварства. Главное, чтобы Амрал был счастлив с ней."
Конечно, Риен поняла, придворные оставили её в покое не из понимания, а из-за снисходительности. Так в семье не выпалывают сорняк, если он полюбился ребёнку и не забивает культурные растения. Наедине с собой принцесса плакала.
"Я хочу домой! Если бы не Амрал, я бы уехала отсюда! Какие холодные у придворных лица, какие надменные голоса. Возможно ли достучаться до их сердец? Если бы во дворце меня полюбили!"
Риен не знала, для чего ей расположение королевской свиты. Она не принимала придворных, они не понимали её. Но принцессе хотелось тепла восхищённых глаз, пусть кругом говорят, что она хорошая. От осуждения неуютно.
***
В середине июля ночи неожиданно похолодали. Да и днём над Алкарином проносились сильные грозы и порывы ледяного ветра. У королевы Таиры появилась новая забота: заставлять слуг протапливать камины и согревать постели грелками с горячими угольями, чего в стране не делали тысячи лет. Холод беспокоил людей. Отчего он пришёл? Когда закончится?
Перед предстоящим рождением ребёнка принца Амрала, решили устроить рыцарский турнир. Для этого привели в порядок боевую площадку, окружив её местами для зрителей. Участники с утра до вечера звенели тупыми мечами, готовясь к поединкам. Во дворце ярко зажглась боевая звезда Дальнира Аторма. Он не раз побеждал самого наследника престола. Хотя старший принц был отличным воином, сильный, ловкий Дальнир ни в чём ему не уступал. Он не играл, а жил боем. Холодный и расчетливый снаружи, но горячий в глубине души, юноша точно был рождён для меча.
Едва он выходил на площадку, как вокруг беспечной стайкой собирались фрейлины, полюбоваться воинским искусством. Только Сариан Ирдэйн среди них не было. Она упорно не желала восхищаться умелым воином,выказать ему и тени расположения.
- Велик талант, держать в руках меч. От прекрасных воинов в стране случаются одни беды.
В день турнира Сариан встала рано. Надев выбранное накануне пышное платье, она повязала на плечо белую ленту – цвет наследника престола. Цветом Амрала был светло зелёный, Дальнира Аторма тёмно синий. Несколько дней девушка всерьёз раздумывала, не повязать ли зелёную ленту в знак неразделённой любви. Но в конце концов, решила, это будет выглядеть слишком вызывающе. Обычно фрейлины, чьё сердце не занято, носят ленточки наследника престола или фаворита турнира. Если бы на плече Сариан появилась лента Амрала, то весь дворец узнал о её чувстве, о безответной любви, что в сто раз хуже. Фрейлина совсем не хотела носить цвет Дальнира Аторма, пусть он признанный фаворит турнира.
- Зачем он постоянно меня поддразнивает? Кажется Дальниру это нравится. Он мне решительно неприятен.
Устроившись в креслице наверху, девушка видела, как нижние ряды занимали старшие придворные дамы, что имели право на лучшие места. Самая нижняя ложа предназначалась семье правителя. Король, королева и их сыновья с жёнами, как обычно, прибыли последними. Риен, с трудом передвигавшуюся из-за её положения, поддерживали две служанки. На плече принцессы гордо красовалась зелёная лента. Уязвлённая ею, фрейлина, повернувшись в другую сторону, сразу встретилась со взглядом Дальнира Аторма. Отстав от соперников, юноша шёл прямо к ней.
- Здравствуйте, Сариан. Как жаль, что угодничество так глубоко укоренилось в
сердце наследницы столь знатного рода.
Поклонившись, Дальнир указал на белую ленту на плече фрейлины.
-Но я всё равно буду сражаться за вас.
Лицо Сариан залила краска стыда и гнева. Но она ничего не смогла возразить. Обидчик успел стремительно спрыгнуть к другим воинам.
- Нужно было надеть цвета Амрала. Пусть все смеются, зато никто не смог бы обвинить меня в льстивости. Мне всё равно, насколько ловок этот Аторм, пусть он сегодня поскользнётся, пусть его победит самый неумелый противник, пусть судьба наградит его огромной шишкой на лбу."
Турнир начался. Противники сходились, рубили друг друга тупыми мечами, кололи копьями. Младший принц выбыл из сражения во втором поединке. Довольный собой он занял место в королевской ложе. Амрал радовался, что сумел продержаться хотя бы один бой. Теперь он без зависти смотрел на Дальнира. Друг хладнокровно расправлялся с молодым придворным. Весёлый задира и зубоскал то и дело пропускал удары. Загнав противника в угол, Аторм выбил меч у него из рук. Остался последний соперник, сам наследник престола. Старший брат Амрала вышел на площадку размереным шагом, оценивая нового воина. Белый плащ на кольчуге, белый кактус на щите. Шлем блестел в лучах полуденного солнца. Земля или кровь не запачкают турнирный доспех, клинком невозможно убить. Всё будет красиво.
Дальнир тоже не спешил нападать, внимательно вглядываясь в движения принца, скромный, тёмно-синий, однако, по-своему грозный. Противники кружили, почти не
нанося удары. Постепенно наследник престола начал наседать на врага. Мускулистый, рослый принц действовал, точно бык, что пытается поднять соперника на рога. Стремительно уходя от ударов, тот спрашивал себя, как справиться с грозным натиском. Наконец, наступил единственный на свете момент. Мгновение, когда опытный воин увлёкся, не успел закрыться щитом, секунда подвластная только глазам и руке Дальнира. Меч ударил в шею. На войне неизбежная смерть. Удар видели все. Зрители на местах, судьи, что определяли победу.
Наследник престола упал. Противник выпрямился, смущённый тем, что поразил самого наследного принца. Встав с земли, старший брат Амрала с улыбкой протянул руку победителю.
- Я рад, что в нашем дворце появился достойный воин. Теперь у меня есть повод тренироваться с удвоенной силой. Надеюсь, это не последний наш турнир, на нём я непременно сумею вас одолеть.
В голосе принца звучала искренность.
- Спасибо, ваше высочество!
Дальнир испытал облегчение.
Королева Таира сама возложила на его голову венок из золочёных кактусов.
- По вашей вине мои фрейлины лишились ночного сна.
Надеюсь,однажды самая достойная из них сделается вашей женой.
Таира тоже сияла улыбкой.
- Благодарю вас, ваше величество, за эти прекрасные слова.
Дальнир почтил правительницу низким поклоном.
После, юноша отсалютовал Сариан. Фрейлина покраснела, как маков цвет. Если бы она могла, то убежала бы от чёрного взгляда.
У себя в покоях, решительно сорвав ленту наследника престола, Сариан повязала вместо неё зелёную.
- Дерзко, опрометчиво, но оскорбление нельзя оставить без ответа!
Придя на пир, Сариан то и дело замечала, как молодые фрейлины и старшие придворные дамы возмущённо глядят на неё.
- Какое вызывающее поведение. Она перешла все границы. Никто не может так поступать! – слышался едкий шёпоток.
"Как теперь прямо взглянуть им в глаза?"
Среди прочего шума отчётливо прозвучал голос Дальнира Аторма.
- Так значит в вас всё же проснулась гордость? Не слишком ли поздно это произошло?
Обернувшись для ответа, Сариан увидела печальные глаза. Они по-настоящему почернели.
"Зелёная лента - знак любви к другому. Винить некого. Я сам добился дерзкого поступка."
Юноше хотелось или рассмеяться, или разбить голову о дорожный камень, чтобы пришла темнота.
- Из-за Вас я совершила открытое признание в безответной любви к женатому человеку. Пусть тяжкие последствия падут на мою голову, знайте, я ни о чём не жалею!
Фрейлина с вызовом выпрямилась.
- Что ж, я рад быть причиной возвращения вашего достоинства!
Голос юноши был ледяным.
Начались танцы. Сариан наперебой приглашали кавалеры. Да только веселья не было. Амрал не отходил от жены. Дальнир Аторм танцевал с фрейлиной в честь него одетой в синее платье.
"Глупая курица кудахчет и машет крыльями. И как только она не поскользнётся на гладком паркете! Что Дальнир в ней нашёл? Надо же, он увлечённо рассказывает ей что-то. Вот подойду и подслушаю!"
Фрейлину удивила внезапная злость.
"Он же оставил меня в покое, всё время танцует с другой. Мне как раз того и надо. Зачем вместо того, чтобы глядеть на Амрала, я ищу взгляд несносного волка."
Сегодня Сариан почти не пила вина и рано ушла к себе
"Прекрасный вечер, спокойный, приличный. От чего же так муторно на душе?".
*****
На высокой скале стоит огромный замок. Вокруг чёрные скалы да белый снег. Это мрачное царство теневых и чёрных людей. Имя его - Вирангат, в нём царят три цвета белый, серый и чёрный. Вот всё, что известно про царство льда и скал, таинственное и жуткое. Ни один из живых постичь его суть не сумел. Многие попадали в Вирангат с военным походом или по зову сердца. Но они возвращались назад или не совсем людьми, или на веки пропали во тьме. Ледяным краем правит Дивенгарт - тёмный властелин. В его сердце осталась только жестокость, а много веков назад его наполняла любовь. Но сам Дивенгарт о ней позабыл. Как не помнит никто из людей, каким был мир до возникновения ледяного края.
Об утраченном мире сохранились немногие легенды. С древних времён философы говорят: высоко над землёй горит великий свет, ослепительный, чистый, который нельзя постичь. Возможно, душа достойного человека приходит туда после смерти, никому это неведомо. Есть ещё и великая тьма жестокая, страшная, её, как и свет, никто разгадать не смог. Вероятно во мрак в конце земного пути отправляются люди, что были очень жестокими. Но неизвестно, точно ли это является правдой.
Земля же – есть место, где торжествует жизнь кипучая, разнообразная, такая, какую нельзя объяснить словами. Отражение великой тьмы и великого света - две силы: разрушительная Аран и созидательная Алар.
Даром Аларъян человек наделён от рождения, как искрой таланта, что либо дан, либо нет. Неизвестно, по какому выбору сила находит душу. Но никто не отменял суровой верности слов: кому многое дано, с того многое и спросится.
Если Алар назначается каждому волей судьбы, то Аран от рождения никому не назначена. Алар - тёплая сила, сродни самой жизни, она хранит мир. Аран его разрушает. Страшно с самого детства знать , ты обречён приносить сплошное горе и боль. Поэтому люди могут принять Аран только по собственному желанию. Тёмную силу может получить любой: богатый или бедный, талантливый и бездарный. Но во все времена существовал великий запрет: человек, наделённый Алар, Аран обладать не должен. Если закон нарушить, произойдёт что-то непоправимое. Многие тысячи лет великий запрет соблюдали, но однажды родился он, сероглазый воин - обладатель Алар.
Властелин тьмы позабыл сероглазого мальчика, что сидел на коленях у матери. Когда-то малыша поднимали надёжные руки отца, мастерили с любовью игрушки. Сероглазый ребёнок вырос, стал сероглазым юношей. Он обладал не только даром Аларъян, но и большой воинской доблестью.
Дивенгарт не помнил, как человек сделался правой рукой короля, как правитель страны, чьё название затерялось в веках, поручал ему самые важные дела государства.
У сероглазого вельможи появилась жена и двое детей, но не было счастья. Честолюбивое сердце точила зависть.
Король их страны слаб и бездарен.
"Почему трусливое ничтожество правит народом, а я просто его слуга?"
Ответа на горький вопрос не нашлось. Только чёрная ненависть подтачивала душевное равновесие: чувство жаркое, несправедливое.
Однажды, сероглазый вельможа отправился в горную страну для заключения мира. От старого Аранъяр он узнал, среди гор можно найти пещеру, где человек - обладатель Алар, способен презреть Великий запрет.
Путь разрушения лёгок. Для того кто стремится к нему, он непременно откроется.
"Какой толк быть воином Аларъян? Если с помощью светлой силы можно убить только носителей тёмного дара? Яркий огонь никогда не обратится против обычного человека, жизнью нельзя уничтожить жизнь. Я зачерпну Аран только чуть-чуть, чтобы привлечь на свою сторону многих слуг тьмы, они помогут свергнуть ничтожного короля, что разрушает родную страну. Я буду править лучше него, сделаю жителей королевства богаче, я не собираюсь полностью становиться тёмным, живой огонь защитит сердце от страшной судьбы."
В безлунную ночь сероглазый воин отправился к мрачной пещере. Едва заглянув во мглу, он от неё отшатнулся. Слишком властно привлёк сердце холод. Сотни жутких видений коснулись души. Отступив от чёрной дыры, воин устыдился собственной слабости. Того, кто одолел сотни врагов, не должна устрашить какая-то тьма!
Человек шагнул вперёд. В чёрной пещере он испытал невыносимую боль, что разрушала душу, отнимала любовь, память, всё, чем наполнена жизнь.
Свет, что пришёл отдать себя тьме, сделался страшной мглой, таким мраком, какого на земле никогда не бывало.
Сероглазый воин исчез. Вместо него родился Дивенгарт. Прислужник мрака узнал, что должен соединить жалкий свет с прекрасной мглой, которая поглотит мир без остатка. Проникнув вглубь пещеры, Дивенгарт нашёл огромный камень, до краёв наполненный Аран, способный распространить тьму по земле. Чёрный камень обладал странным, холодным разумом. Дивенгарт вынес его на поверхность. Сколько веков камень ждал сердца, полного ненависти, души, способной принять разрушение, раньше, обладая Алар, презрев вечный запрет. Да, душа человека не понятна чёрному камню, даже ненависть - это свет, но она огонь ему близкий, такой жар можно использовать, пронизать ледяными нитями, заставить служить себе.
На краткий миг Дивенгарт осознал безвозвратность свершённого поступка, осознал, того, что случилось, исправить нельзя. Но сердце приняло ненависть, как что-то родное и близкое. Ледяные глаза не могли выносить яркого света, значит, нужно его погасить. Движение беспокоит мглу, оно должно замереть.
Над землёй поднялся ледяной ветер. Он залетал в каждое окно, проникал в каждую щель. В небе заклубились тучи, накрыли землю тёмным туманом. Закон равновесия нарушен. Этот закон гласит: «Силам великой тьмы быть под землёй, силам великого света над землёй, а силам жизни существовать на земле».
Дивенгарт принёс в мир частицу тьмы, что сумела распространиться в нём, поэтому словно огромный магнит, мрак притянул к себе прежнюю силу верных прислужников, она ушла в Вирангат, разом оставив тела и сердца людей, что когда-то её получили. Тогда по зову чёрного господина служители тьмы узнали, они должны отправляться во мрак за возможностью вечной жизни. Аранъяр последовали в него, разнося по земле весть: теперь каждый может обрести бессмертие, силу и красоту.
В Вирангат потянулись люди, что мечтали о вечной жизни, пусть даже узнали, получив её, человек становится холодным, забывает прошлые привязанности, отказывается от прежней жизни, переходя на службу Вирангату. Многие шли за бессмертием. Мечтает о нём только тот, кому не страшно пережить близких, кто не поймёт, чтобы мир мог стремиться вперёд, он должен меняться. Чтобы родилось новое, старому положено уходить.
Сначала бессмертных людей называли вечными или прекрасными, но позже стали называть полутеневыми. Постепенно в даре мрака обнаружился страшный изъян: став бессмертным, человек, прожив триста-четыреста лет, как будто истончается, пропадает, больше не хочет видеть солнце, слышать звуки людской речи, отказывается ходить и дышать. Тогда вечный, а по-новому - полутеневой , отправляется в Вирангат, чтобы стать теневым или чёрным. Теневыми становятся те, кто до связи с Великой мглой не имел светлой силы. В ледяном краю тьма заполнит собой бесцветное, опустевшее тело. Но тот, в чьих жилах когда-то струился яркий огонь Алар, что переродился во мгле в тёмную силу Аран, никогда не будет пустым. Там где раньше жил свет, теперь находится мрак. Наполненный им человек в Вирангате становится чёрным. Его облик не призрачный, он плотный и жуткий.
Для прислужников тени родились тёмные летуны, когда ледяной край исказил обычных птиц. Равновесие мира нарушалось, Вирангат разрастался, порой тёмный край призывал к себе Аларъян, тех, кто мог принести большую опасность.
Три союзника вступили в борьбу с царством льда и скал: Алкарин, Велериан и Дайрингар. Сначала они посылали во тьму отряды воинов, наделённых светом, чтобы разрушить ледяной край, но они терпели поражение за поражением. Когда царство льда и скал расширилось, и его населили теневые и чёрные, трём королевствам пришлось с ними сражаться.
Много крови пролили союзники вместе, прежде чем Алкарин предал. В чёрный день советником короля Айрика стал приспешник Вирангата, что мечтал получить бессмертие.
После предательства Алкарина, Велериан отчаянно сражался несколько лет, но потерпел поражение. Долгие годы королевство страдало под властью врага, теряло частицы живой земли, плодородный край перерождало царство льда и скал.
Чем страшней были лишения, тем сильней велерианцы ненавидели преступного союзника. В каждом доме пели легенды о предательстве короля Алкарина. Прислужники тьмы приложили немало усилий для укрепления ненависти в людских сердцах. Постепенно велерианцы решили: когда стена Алкарина падёт, он заплатит за всё. Велериан пройдёт его огнём и мечом. Пусть предатели узнают, что такое голод, холод и смерть.
Из горных крепостей серого камня Дайрингар противостоял ледяному краю, сражался, понимая, на земле он последний оплот людей. Перед врагом горцы падут после всех, но однажды они не выстоят.
Закрытый стеной Алкарин позабыл о минувшем, не помнил, что такое сражение. Былые воины превратились в изнеженных сибаритов. Алар, что прежде защищала от тьмы, стала искусством ради искусства.
Многие умения были утеряны. Алкаринцы забыли, как поддерживать силу в камнях преграды. Защита страны ослабела, но никто не заметил страшного мига, когда стена королевства утратила непреступность.
В эту ночь наступил долгожданный для Вирангата миг, сегодня теневые на чёрных птицах перелетят ворота Алкарина. Терпение мрака вознаградится. Тёмный господин торжествовал. Он пресечёт династию вражеских королей, единственный род, чей сын может принести ему гибель.
Теневые на чёрных птицах понеслись над спящей землёй. Страшись Алкарин, страшись предатель. Для тебя наступил час жестокой расплаты.
*****
Главную галерею дворца день и ночь освещали лампы. Нужно, чтобы посетители видели портреты королей династии Райнаров кисти лучших художников.
Сейчас перед ними стоял король Ардан. В последние годы он часто сюда приходил. Точно чувствуя приближение старости, он невольно старался сравнить совершённые поступки с делами других правителей. Сколько их здесь!.. Райнары правят страной очень давно. Вот он, основатель королевской династии - Диак Райнар, что выжил в смутное время, сумел объединить Алкарин. С началом его правления закончилась страшная смута, что унесла многие жизни, совершенно разорив королевство. Диак Райнар вернул подданным мир и процветание. Но в конце его правления появился Вирангат. Король Диак Райнар не замедлил начать борьбу с ледяным краем, заключив союзный договор с Велерианом и Дайрингаром.
Вот они, поколения правителей рода Райнаров, предки Ардана, суровые воины, чей долг перед страной был исполнен. Некоторые погибли в борьбе с Вирангатом, так и не сдавшись врагу. И вот он - король Айрик Райнар, что построил великую стену. Из легенд и летописей Ардан знал, Айрик был младшим сыном короля Кавира. Невысокий, болезненный, слабый отросток сильного дерева, он не имел военной удачи. И, совершенно отчаявшись, возвёл прочную преграду, спасая народ ценой предательства союзников.
Правитель не знал, как относиться к делам слабого предка. Он считал, случись ему править в страшную эпоху, когда возвели стену, она не была бы построена.
Если свитки не лгут о войне с тёмным царством, разве можно, пренебрегая долгом, спасаться самим?
Но многие летописцы доказывают, ледяной край - сказочная легенда. Король Айрик закрыл страну от жестоких соседей, что ходили на Алкарин войной. Ардану хотелось верить их рассуждениям, иначе жить слишком стыдно и страшно.
Король правил страной жёстко, но справедливо, не давая своевольничать лордам, защищая подданных от многих невзгод. «Правитель со стальным сердцем» - с уважением отзывались благодарные люди. Три старших сына удались в отца, такие же могучие и несгибаемые, как сам правитель. Они - надежда и гордость Ардана, а младший, тот самый палец, что сильнее всего болит. Амрала не интересует ничего, кроме камня и любви к жене.
" Зачем ему дар Аларъян? Если принц вырезает животных, годных только на то, чтобы их поставили в саду. Лучше бы строил дома. Несправедливо наделять силой того, кто не приносит пользу родному краю." Досада занозила сердце, несмотря на большую любовь к младшему отпрыску.
Королю вспомнилась мозговая горячка Амрала. Он переболел ей в трёхлетнем возрасте. Целебные средства не помогали. Дворец готовился к трауру.
- Надень на ребёнка твой медальон. Он исцелит его, – приказала провидица Лейдан Тарир.
Сняв с шеи фамильную реликвию, сделанную в незапамятные времена для защиты правителей рода Райнаров, Ардан надел её на больного. Пусть он не верил в чудеса, но чудо случилось, мальчик выздоровел. Медальон так и остался с ним.
- Мне он не понадобится, – говорил Ардан, скрыв от всех волю провидицы. - Оберег защитит принца до нужного времени, и внуку твоему он тоже сумеет помочь, - таинственно изрекла Лейдан.
- Ладно, когда меня не станет, пусть братья сами разберутся, кому носить заветную вещь.
"Сомнения сомнениями, а судьба смертным не подвластна."
Оставив портреты предков, Ардан пришёл к жене. Супруги были соратниками в правлении Алкарином, с полуслова понимая друг друга. Сейчас их беспокоили гороскопы детей. Они предрекали наследникам скорую гибель. Только гороскоп малыша, что находился в чреве Риен, был странным, обещая младенцу трудную жизнь, если тот родится сегодняшней ночью.
- Этот чудак, наш астролог, говорит: главным в судьбе нашего внука будет выбор, чтобы его избежать, ребёнку желательно оставаться в чреве матери ближайших несколько дней.
Таира была озадачена.
- Не удивительно, человеческая жизнь вечно на перепутье. Особенно жизнь в королевском дворце, когда бы малыш не родился.
Но во сне о заботах не думают.
Короля разбудил звук выбитого окна. Открыв глаза, Ардан увидел, в покои вплыл он! Страшный герой легенд. Теневой. Вскочив с кровати, чтобы погибнуть стоя, как и положено достойному правителю, Ардан пожалел об одном.
"Надо было держать в комнате меч! Не хочу умирать безоружным."
Клинок серой стали ударил в сердце. Умирая, король страдал от душевной муки.
- Мой Алкарин! Я узнал, ты предал! И мы заплатим! И я, вот, уже заплатил, Королева Таира умерла, отважно встав рядом с супругом.
После холодного дня пришёл зябкий вечер. В комнате ярко горел камин. Устроившись в мягком кресле, Риен пила чай, глядя в огонь. Её ребёнок скоро появится. Кто это будет? Сын или дочь?
Принцесса иногда представляла, как держит на руках новорожденного, завёрнутого в тёплую пелёнку. Маленький сильно брыкается в животе, готовясь выйти на свет. Несколько дней и ребёнок родится.
- Почему ты такой беспокойный? Хватит бить меня ножками! Приходи, мы тебя заждались. Ты будешь счастливым, я знаю. Раз твои родители счастливы, то и ты будешь.
Глубоко задумавшись, Риен не услышала, когда появился Амрал. Зато ощутила, как рука мужа легла на её плечо.
- Придворный астролог говорит, у нас будет сын. Но гороскоп у него странный. Он предвещает, то великую радость, то великое горе. Только мне сдаётся, старик просто лишился ума. Наш малыш едва ли понадобится стране. Наследники трона расписаны на сотню ближайших лет. Мы стоим в самом конце очереди.
Амрал улыбался. Он был лишён честолюбия, никогда не стремился к власти. Риен разделяла чувства супруга.
"Любовь мужа и материнство, главное назначение каждой женщины, не исключая меня. Ещё я живу, чтобы стремительно бегать по полю, когда кровь пронизана светом Алар. Растения тянутся к небу. Я счастлива поделиться силой с травинкой или цветком. А на надменных придворных мне глубоко наплевать!"
Сердце замирало от восторга, присутствие новой жизни сливалось с даром. Он был яркий, стремительный, как и сама Риен. Если бы ворота не были заперты, она умчалась бы в сад, наполнять силой деревья даже в ночной темноте.
Амрал осторожно положил руку на живот жены. Там, закрытая от посторонних глаз, защищённая материнским телом, созревает жизнь, готовясь выйти на свет. Когда она появится, он станет отцом. Какое непривычное слово.
Принц редко думал, что значит иметь ребёнка. Его занимали камень и любовь к Риен. Рождение малыша разрушив привычный уклад, заставит жить совершенно по-новому. Так многие говорят. Но принц не чувствовал радости перемен, что скоро должны наступить.
Отходя ко сну, Риен нежилась в тепле супруга. Улыбаясь мерному дыханию, она не заметила, как пришла дрёма.
Риен стояла в родном саду возле яблони. На встречу двигалась юная мать, которая умерла два года назад. Приблизившись, мама, как бывает только во снах, посадила взрослую дочь себе на колени.
- Высокое солнце встаёт над землёй,
И миру от века неведом покой.
Несчастье настало. Вставай и иди!
Пусть слёзы и пепел ты встретишь в пути,
От боли своей умирать не спеши.
Так много ещё предстоит совершить.
Надежда разгонит кромешную тьму,
А доли своей не желай никому.
И бурю, и холод неси на плечах,
Чтоб свет Алкарина во тьме не зачах.
При жизни мать никогда не пела суровых сказаний, только колыбельные песни.
- Жесток и бесславен твой путь Алкарин.
Союзников верных ты предал один.
Закрылся стеной на потеху врагам.
Теперь не сдавайся. Плати по счетам.
Запомни, моя яркая девочка, тёмная ночь никогда не бывает вечной.
Принцесса проснулась внезапно. Тишина во дворце показалась жуткой, отблески камина зловещими. Но супруг спокойно дышал. Наверное, видел хорошие сны.
"Ничего, утром, наваждение рассеется, мы вместе посмеёмся над глупым страхом. В ночной час чего только не привидится."
Вдруг двери покоев распахнулись, в них плавно влетел полупризрачный силуэт. Казалось, он состоял из мглистого тумана, серо-чёрного дыма. Сталь клинка сверкнула тяжестью зимнего неба, тревожного, пугающего, набухшего страшной пургой, что принцесса ни разу не видела. Холодно. Бесприютно. Риен закричала. Услышав её, проснулся Амрал. Не понимая, что происходит, он провёл рукой по глазам. Увидев мглистую тень, принц не успел испугаться, во сне страшиться нечего.
Клинок призрачной твари стремительно перерезал горло. Хлынула кровь. Принц застыл на постели мёртвым, не успев ничего понять.
Увидев, как тело супруга замерло, Риен захотела его позвать. Только слова застряли в груди. Казалось, дышать стало нечем.
-Амрал! - прорвавшись, раздался отчаянный крик.
Клинок серой стали устремился к животу матери, где спал беззащитный ребёнок. В поисках выхода принцесса метнулась к окну.
- Создатель! Прошу! Спаси его! Пусть не меня, только маленького!
Чудо случилось. Принцесса успела шагнуть вниз до того, как спину настиг смертельный удар.
*****
В покоях провидиц пахло ароматными травами. Лейдан Тарир посасывала леденцы и засахаренные фрукты. Рядом на тахте с книгой устроилась Айдрин. Но сказание не хотело читаться, отвлекали приторный запах и тяжёлое дыхание матери. На старости лет Лейдан, пристрастившись к сладостям, сильно растолстела.
Раньше она была истинной провидицей судьбы, но когда дар ушёл, чтобы сохранить роскошь, принялась обманывать людей, угадывая заветные чаяния, легко играя на них. У провидицы было немало мужчин. Никто не узнал, от какого из кавалеров родилась на свет некрасивая девочка.
Айдрин росла озорным ребёнком без всяких намёков на безумие. Став девушкой, она не изменила открытому нраву, не проливая слёз над непривлекательным лицом.
Когда дочери исполнилось девятнадцать, Лейдан Тарир сделала последнее истинное предсказание, повелев той идти за стену, чтобы найти собственную судьбу.
Добившись у короля разрешения в нужный срок возвратиться, Айдрин отправилась за ворота. Оказавшись в незнакомом лесу, она чуть не погибла от рук последних борцов с Вирангатом. Они ещё встречались в Велериане. Подобрав странную женщину с едва понятным выговором, десять измождённых людей чуть её не убили. Решение казнить незнакомку сделалось твёрдым, когда воины поняли, женщина появилась прямо из королевства предателей.
Только высокий юноша с ясными зелёными глазами решил за неё заступиться.
- Алкаринцы предали нас очень давно. Незнакомка ничего не знает о наших бедах. Неужели мы убьём её только за то, что она выбралась за стену? Вокруг и так много крови, давайте оставим предательницу в живых и посмотрим, как она себя поведёт.
Юноша говорил горячо, убедительно, его соратники согласились с настойчивыми речами. Айдрин осталась жить. В Велериане она увидела бедные деревни, нищих, что бродят по дорогам, голодных детей, обесчещенных женщин - много неизбывного горя.
Постепенно провидица возненавидела счастливую родину за богатую жизнь, за высокую стену.
"Как мы могли?! Как посмели предать других?!"
Но в страшный час, когда открылась её судьба, провидица поняла, она не отречётся от родного королевства. В свете огня Айдрин увидела беду, что однажды обрушится на него.
"Сколько крови! Кровь на паркете королевского дворца. И мне предстоит возвратиться, чтобы спасти единственную жизнь."
Скрепя сердце, Айдрин Тарир оставила в лесной чаще любовь к юноше с зелёными глазами, покинула, без надежды на встречу. Вместо весёлой девушки из-за стены пришла мрачная женщина, одетая в чёрное, твердившая о вине и расплате, конечно, же сумасшедшая.
Провидица избегала утончённой роскоши, беспечности придворных, она же видела мир за стеной. По велению судьбы женщина жила рядом со школой Аларъян. Вместе с ней в деревянном домике поселились четверо старых защитников преграды.
- Мне больше ничего не нужно, – отвергала Айдрин предложения помощи.
Никто не знал, как она скучает по ясноглазому юноше, что по ночам сердце изводит тоска.
Каждую осень провидица появлялась в школе Аларъян, поглядеть на принятых учениц. Наконец, она встретила ту, кого ждала. Это была бесшабашная девчонка, что нарушала все школьные правила. Глядя на непосредственную Риен, Айдрин тайком улыбалась.
Покинув школу Аларъян, провидица увезла за собой старых воинов, что с ней жили. Отыскав в столице пожилую женщину с интересным даром силы, она уговорила её перебраться в королевский дворец.
Которую ночь вспоминалось прошлое. Память царапает сердце, словно когти зверя добычу. Ей ли об этом не знать. Сквозь полудрёму слышалось, мать кряхтит и ворочается. Провидице снился юноша из велерианских дней.
Айдрин проснулась разом, будто её кто-то толкнул. Во дворце стояла сонная тишина. Только почудилось, лёгкий ледяной ветерок, прошелестел по комнате. В воздухе было что-то тревожное. Вдруг тишину прорезал страшный крик, грохот раскрытых дверей. Провидица поняла, час испытания настал.
Вскочив с постели, она выбежала в коридор, только мельком взглянув на мать. Последнее "прости" не сказано. Дочь оставила её умирать в одиночестве.
"Какой станет её гибель? Пусть она не проснётся, пусть перейдёт в вечность, не ощутив боли и страха. Моя вина перед ней и без того велика."
Низкий голос по вечерам пел дочери колыбельные, пухлые руки гладили по голове, когда у неё что-то не ладилось. Погрязнув во лжи и роскоши, Лейдан ни разу не осудила Айдрин, даже если во многом не соглашалась с ней. Это было не равнодушие, а большая любовь. Сколько раз глаза матери просили о разговоре. Но дочка упорно пряталась в раковине гордыни и страдания.
Тяжёлые мысли не мешали мчаться по коридору. Впереди бежали защитники. Они отгоняли теневых, раз не могли их убить. Айдрин взяла с собой немолодую Аларъян, испуганную, растрёпанную. Ворвавшись в покои Амрала, провидица увидела мёртвое тело и раскрытое настежь окно. Чтобы осмыслить страшную правду, хватило пары мгновений. Внезапно рука сама по себе потянулась к фамильному медальону Райнаров. Только он оставался чистым на залитом кровью теле. Горячий, радужный свет точно позвал глаза. Этот оберег, созданный древними Аларъян, обладал своеобразной жизнью, его могли носить только члены королевского рода. Бесценная вещь отдала себя в чужие руки, потому что Амрал был мёртв.
Схватив со стола уцелевшую лампу, Айдрин помчалась прочь из дворца, туда, где находились окна Риен. Нужно спешить, пока не стало поздно. Теневые грозили жестокой гибелью. Если бы не защитники стены, что отгоняли её огнём, серая сталь настигла бы тёплое сердце. Айдрин не ощущала страха, точно вернулись лесные ночи, бесшумная погоня за плечами, почти неизбежная смерть, по воле Создателя пролетавшая мимо.
"Нельзя опоздать! Успеть, это главное!"
Достигнув нужного места, провидица увидела на траве принцессу. Она лежала, раскинув руки, в кружевной ночной сорочке неподвижная, почти неживая.
"Творец! Всё потеряно!"
Айдрин коснулась Риен. Она была тёплая. Отыскав на шее слабое биение жизни, провидица бросилась к дворцовой конюшне. Защитники стены оседлали лошадей, что оглашали ночь испуганным ржанием. Кони успокоились, только почувствовав умелые руки воинов. Когда Риен привязали к лошади, Айдрин вскочила в седло. Хлестнув коня, она поскакала прочь из дворца к дому лучшей городской целительницы Дармелины Гирт.
*****
В небольшой комнате, при свете свечи Дальнир Аторм склонился над книгой. Она была политической. Юноша пытался проникнуть в тайны дворцовых интриг, читал, наблюдал, старался оценить прочитанное, но только сильней убеждался, лучше всего он умеет махать клинком.
"А есть ли смысл в подобном чтении? Оно только способ убить время."
Во дворце Дальнир Аторм, как породистый пёс, всеми силами должен поддерживать гордость владельца. Сам Амрал здесь значит не больше мебели, а его свита подавно. Но упрямо вчитываясь в книжные строчки, воин продирался сквозь них, как через лесные дебри. Когда отдаёшься сказанию, для лишних сомнений и не остаётся времени. Он читал о коварстве, предательстве, лести. Нелёгкая правда рождала грусть.
"Там, где власть, никогда не живут по совести. Наш век не исключение. Жители Алкарина сыты и счастливы, они не знают, что такое война. Мне тоже ничего о ней неизвестно. Так может мои сомнения - блажь. Когда что-то грозит жизни, человек не станет задумываться о её смысле."
Резко отбросив книгу , Дальнир погасил лампу и лёг в постель. Над ней висел острый меч.
Длинное отточенное лезвие, на рукояти изображён барс в прыжке, герб дома Атормов. Грозный клинок ему подарил не отец, а мастер над оружием Инзар Далер, как любимому ученику. Жёсткий, замкнутый наставник как и Дальнир долго искал себя и,наконец, нашёл в школе Аларъян. Юноша не раз хотел спросить, счастлив ли тот? Увы, он так на это и не решился.
В полусне возникли пристальные глаза Далера.
- Что, запутался?
Раздался суровый вопрос. Ученик ничего не ответил.
Вдруг сон разрушили посторонние звуки: звон разбитого стекла, грохот, душераздирающий крик. Не понимая, что происходит, юноша вскочил с кровати. Дверь открылась. Над полом парил теневой человек, лучшего слова не подберёшь. В плаще, точно сотканном из мглы, с холодным лицом, призрачный враг грозил зимним клинком. Сорвав со стены меч, Дальнир бросился на него, нанёс хороший удар. Клинок прошёл сквозь мглистую плоть, не причинив вреда. Горячую руку обожгло льдом. Неплотное тело чуть не лишило воина равновесия, ему едва удалось отвести клинок серой стали, оказавшийся вполне плотным. Вторично Дальнир ударил гораздо слабей, снова напрасно. Тогда он сделал то запретное, к чему давно стремилось сердце - направил в меч Алар. Сила наполнила острую сталь до самой рукоятки. Клинок засиял ярким светом, став горячим.
"Только это тепло не жизнь, оно принесёт врагу гибель. Судьба острой стали, вонзиться в чужую плоть. Огонь клинка, жар души, что умеет сражаться. Ты пришёл, Слава тебе!"
Увидев смертельный свет, теневой отшатнулся. Юноша нанёс удар прямо в бесплотную грудь, едва к ней прикоснувшись. Враг упал, уменьшаясь. Переступив серое тело, Дальнир выскочил в коридор. Он мчался к покоям Амрала и Риен, по пути убивая теневых. Светящийся меч пульсировал, точно живой, накрепко связанный с сердцем Аларъян.
Вбежав в покои принца, Дальнир увидел его на постели бледного, неподвижного, мёртвого. Юноша видел смерть в первый раз в жизни, только её не возможно спутать ни с чем. Амрал был безмятежно спокоен, не утратив холодной красоты. Только горло и грудь залила потемневшая кровь.
Увидев распахнутое окно, Дальнир догадался, что произошло с Риен. Опустившись на колени перед Амралом, друг бережно закрыл ему глаза, устроил руки вдоль тела. Оставив умершего, воин помчался к королевским покоям. Король Ардан и королева Таира лежали мёртвыми на полу. Убит был и наследник престола. Он встретил гибель с мечом в руках, жаль, старший принц не обладал Алар. Он лежал посреди спальни, так и не выпустив клинка. Рядом застыли жена и сыновья.
В гневе и отчаянии юноша метался по дворцу, убивая теневых, меч засветился невыносимо болезненным светом, точно душа стали истекала кровью, как и сердце Аларъян, что её пробудил.
- Идите сюда! Я всех убью! – Дальнира окружили теневые. Он носился среди врагов, отнимая призрачные жизни. Удар слишком легко нанести. Двигаться быстро воин всегда умел.
Сердце кипело от гнева. Ярость перетекала в клинок, заставляя его светиться всё ослепительней. Вот живое, несущее смерть не живому. Чем сильней гнев, тем страшней сталь.
Получив рану в бедро, воин упал на колени, но продолжил сражаться. Две мглистые твари кружили рядом, всего две. Только жестокий удар в бок положил юношу на каменный пол. Теряя силы, он поразил последнего теневого. Закрыв глаза, воин готовился умереть. Он понимал, что до утра истечёт кровью.
"Сариан! Пусть только она живёт! Её среди мёртвых не было."
Холод дошёл до сердца.
"Наверное, это конец. А я и не знал, что сегодня умру..."
*****
Вечер подкрался бесшумно, как кошка. Чтобы продолжить рукоделие Сариан зажгла лампу. Она вязала крючком ажурную салфетку на стол. Это изящное искусство она освоила во дворце. Вышивать хорошо, рисовать – её дар Аларъян, но вязание успокаивает сердце. Не нужно создавать фигуру, похожую на что-то из жизни. Салфетка или скатерть – просто узор из переплетённых линий. Девушке казалось, тонкие завитки уносят тревогу и смятение, что сопровождали её после опрометчивого поступка на турнире. Сариан осуждали все: старшие придворные дамы, молодые фрейлины, сама королева, только Амрал и Риен остались к нему равнодушны. Зелёная лента прошла мимо глаз супругов, увлечённых друг другом. От этого было ещё больней. Слова Аторма разбили гордые мечты. Сариан по-прежнему поручали дворцовые дела, но какими незначительными они стали.
Она простилась с возможностью попасть в свиту королевы. Придётся ждать долгие годы, пока забудется глупая ошибка. Временами фрейлина хотела домой, где нет насмешек и осуждения. Отец подберёт ей мужа, такого же рассудительного, как он. Сариан, как и её мать, станет хозяйкой родового замка, забыв придворную жизнь. Но девушка не могла оставить дворец, не решалась расстаться с мечтами, даже зная, они не сбудутся.
В голове шевелились сердитые мысли.
"Дальнир Аторм сначала разрушил моё положение, а теперь не показывается на глаза, как и все избегает отверженную."
Отложив недоконченную салфетку, Сариан, приняв ванну, легла в постель.
Она не могла сказать, что её разбудило. Открыв глаза, она нашарила в темноте кремень и разожгла лампу. Камин погас, в покоях похолодало.
"Как могла служанка допустить такое? Утром я её отчитаю."
Внезапно дворец ожил. Хлопали двери, кричали люди. Крик дамы в соседних покоях до смерти напугал девушку. Схватив со стола лампу, она побежала узнать, что стряслось. Когда фрейлина ступила через порог, к ней подплыла мглистая фигура. Серый клинок смотрел прямо в живот. Поднявшись, рука словно сама собой, ударила тёмную тварь яркой лампой. Пламя погасло, провалившись во мглистое тело, но клинок на мгновение дрогнул, теневого обжёг огонь. Девушка изо всех сил помчалась по коридору, обгоняя холодную гибель.
На счастье, она попала в дворцовое хранилище припасов. Спрятавшись среди мешков с мукой, фрейлина дрожала в смертельном ужасе.
"Откуда взялись мглистые люди? Зачем хотели меня убить?"
Сариан глубже вжималась в мешки, прячась от острого лезвия, что вот-вот пронзит беззащитную спину.
- Не хочу умирать!
Тишина хранилища словно подстёгивала страх, делая его огромным и сильным. Но, в конце концов, Сариан пришла в себя. Сначала она решилась просто выглянуть из-под вороха мешков, а дальше уж вылезти наружу. Осторожно приоткрыв дверь, фрейлина убедилась, за ней никого нет, и только потом шагнула в коридор. Во дворце стояла мёртвая тишина. Насколько правдива такая мысль, Сариан вскоре узнала. В ближайших покоях она обнаружила убитую пожилую даму и рядом юного пажа. Её везде встречали мертвецы. В ужасе она бросилась к королевским покоям, но туда тоже пришла гибель. Тело Амрала напугало её до полусмерти. Глаза принца закрыты. Значит, здесь кто-то был?
Фрейлина металась по дворцу в поисках живых, способных унять потусторонний ужас, только их не нашлось.
"Нет, всё неправда! Мне это снится! Я скоро проснусь, забуду ночной кошмар. Утро всегда прогоняет страхи!"
Оказавшись недалеко от выхода, Сариан увидела Дальнира Аторма. Он лежал посреди коридора, окружённый трупами теневых. Они стали маленькими и сморщенными, словно сухие стручки.
- Неужели и ты мёртвый? Как ты посмел умереть?!
Поборов страх, фрейлина дотронулась до груди юноши. Показалось, она немного приподнялась, чуть опустилась, и снова двинулась вверх. Достав в ближних покоях серебряное зеркальце, девушка поднесла его к бескровному лицу. На гладкой поверхности появились капельки влаги.
"Живой! Лесные звери так легко с жизнью не расстаются!"
Сариан улыбнулась.
Выдернув из-под двух мертвецов простынь, она разорвала нежную ткань и, как сумела, перевязала раненого. С трудом закинув тяжёлые руки себе на плечи, девушка поволокла юношу из дворца. Задыхаясь от усталости, чуть не падая под тяжестью крупного тела, она бранила его на чём свет стоит. Отыскав крепкую верёвку, Сариан привела двух коней и с трудом привязала юношу к лошадиному крупу. Решимость спасти раненого во что бы то ни стало помогла справиться с тяжёлым делом. Намотав на руку повод второго коня, она сумела вскочить в седло. Выехав из дворца, девушка помчалась по ночным улицам, пытаясь найти дом знаменитой алкаринской целительницы.
Темнота мешала понять, где она находится. С каждой минутой в груди нарастала тревога. Вдруг Дальнир умер, пока она едет, сама не зная куда? Завидев городского стражника, девушка подскакала к нему.
- Пожалуйста, помогите! Подскажите, где живёт целительница Дармелина Гирт.
Стражник не стал медлить.
Нужный дом оказался недалеко. Дальнира уложили в просторной комнате на кровати, застеленной белоснежным бельём. Дармелина имела средства на хороший уход за больными.
Родившаяся на окраине небольшого городка, Дармелина обладала силой жизни. В тринадцать лет девочка узнала, что её дар Аларъян - целительство. Тогда она покинула стены школы. Невозможно лечить людей, пользуясь только силой. Искусство исцеления – настоящая наука. Учителя Аларъян нашли лучшую целительницу Алкарина. Она взяла Дармелину в ученицы. Долгие годы та познавала тайны сложного ремесла. Училась искать и находить пути лечения болезней.
Узнала, как страшно смотреть в лицо умирающему, если ничем не можешь ему помочь. Зато как радостно видеть, когда выздоравливает человек, вылечить которого почти не надеялся.
После смерти наставницы, Дармелина заняла её место. Не один богатый вельможа предлагал ей жить в его доме. Сам король звал её во дворец. Но целительница отказалась. Она лечила всех: тех, кто к ней приходил, и тех, к кому её звали. Так и повелось, родовитые семьи имели личных целителей, но когда положение становилось отчаянным, все посылали за Дармелиной. Она не раз поднимала на ноги почти безнадёжных больных. Целительницу не удивило, что её разбудили среди ночи. Но оба случая тяжёлые, редкие.
"В королевском дворце случилось что-то страшное."
Размотав неумелую повязку, Дармелина заметила, раны успели нагноиться, покрылись серой коркой, но они совсем свежие, удар клинком нанесли недавно. Целительница не понимала, почему юноша умирает. Да раны серьёзны, но не смертельны. Отчего он такой холодный? Дармелина ощутила, чтобы жизнь продолжалась, в тело нужно направить Алар.
- Никогда не пытайся спасти больного прямым действием силы. Ты ничего не добьёшься, только получишь ответный удар, такой, что легко пережить нельзя. Светлый дар принадлежит только тебе. Ты никогда не сможешь отдать другому твой голос и нрав, фигуру, черты лица. Так и Алар рождается вместе с тобой и вместе с тобой умирает. Случалось, на пике мастерства целители возвращали людей, что погибли минуту назад, срастив смертельное повреждение. Но ценой великого чуда всегда становилась жизнь. Человек, что отдал огонь души, погибает. Его жизнь больше нечем поддерживать,- когда-то давно объяснила наставница.
Дармелина не раз убеждалась в её правоте.
В юности, она пыталась поделиться Алар с умирающим. Таково было желание - спасти хорошего человека, кормильца семьи. Но целительная сила только напрасно рассеялась. Сама Дармелина испытала жестокую боль. Алар точно растворялась рядом с больным, затягивая душу в страшный водоворот, из которого нелегко выбраться. Конечно, Дармелина пользовалась в лечении Алар, она усиливала ею целебные свойства растений из каких составляла лекарства. Дар способен рассказать о внутренних повреждениях больного. Когда известна причина недуга, то исцелить его намного легче.
"Только раны, что нанесла серая сталь, можно лечить прямым действием силы". Ещё одно давнее воспоминание.
– Говорят, серая порча образует в душе пустоту, её нужно заполнить. Серая мгла отнимает жизнь, когда по закону природы она должна продолжаться. Целительная Алар помогает больному наполнить плоть, словно штопая в ней прорехи. Но запомни, теневые - твари чудесных сказаний.
Мудрые мысли. Непреложная истина. Только тело юноши словно звало Алар, стремилось втянуть живительный свет, наполниться им, избежать гибели.
Не устояв, целительница потянулась вперёд осторожным лучиком. Жар проник в тело, Дальнир впитал его, как сухая почва впитала бы влагу. Из ран потекла жёлто-зелёная жидкость, очень похожая на гной. Увидев, как вытекает противная влага, из-за спины Дармелины испуганно вскрикнула Сариан.
- Что с ним? Он умирает?
- Нет, тело юноши как раз очищается от заразы.
Когда гной вытек, целительница, промыв раны, перевязала Дальнира чистым полотном. Добавив к целебному отвару частицу силы, Дармелина бережно вливала его в рот юноше. Щёки раненого порозовели, дыхание выравнялось.
- Теперь я верю, он будет жить.
Целительница оставила комнату Дальнира.
Она ушла к больной, что беспокоила её куда больше. Риен лежала почти не живая. Рядом сидела бледная Айдрин. Изучив принцессу, Дармелина увидела, как под материнской плотью бьётся ребёнок. Малыш задыхается, стремится выйти на свет, но неподвижное тело не может его вытолкнуть.
– Принцесса сама не родит, а срок её наступил. Если роженице не помочь, погибнут оба и мать, и плод, - голос звучал сурово.
Айдрин не знала, что отвечать.
- Кто примет верное решение? Если судьба ничего не подсказывает. Страх сковал сердце.
Решение приняла сама Дармелина, когда принесла стальные инструменты и приказала греть воду. Целительницу не волновала воля провидения, она знала одно: если вынуть ребёнка, возможно малыш выживет, если нет, гореть ему вместе с матерью на погребальном костре. Обдав инструменты кипятком, Дармелина протёрла их крепким вином и приступила к работе. Острая сталь вспарывала живот принцессы.
Айдрин смотрела на страшное лезвие.
"Создатель! Прошу! Помоги! Не дай разрезать ребёнка! Он должен спасти родную страну."
Внезапно тишину разорвал детский крик - требовательный, зовущий тепло материнских рук. Вынув новорождённого, целительница отдала его помощнице Ники, чтобы та обмыла и запеленала младенца. Малыш продолжал кричать, громко, пронзительно.
"Родился! Сильный ребёнок, способный жить!"
Айдрин улыбнулась. Черты лица на секунду смягчились.
– Творец! Спасибо тебе! У меня получилось!
Провидица обернулась на скрип двери. Это пришла Сариан, она услышала крик новорожденного. На табурете сидит Айдрин. Риен лежит на постели.
Целительница сшивала её живот шёлковой нитью.
"Создатель! Да у Амрала родился сын. Безумная знала, что так и будет! Ей было известно всё!"
В душе поднялся безудержный гнев.
- Вы прозревали будущее! Видели гибель дворца! Но вы молчали! Как вам хватило совести так поступить?!
- Я молчала? Нет, я говорила! Твердила о вине и расплате, Молила людей учиться держать клинки. Но кто послушал такие речи? Я же безумна!
Фрейлина устыдилась.
- Простите меня! Я не сдержалась. Но что теперь с нами будет?
- Теперь начнётся война. Наш долг отправить принца за стену, в Велериан. Чужая страна его спрячет. Никто не станет искать его среди врагов. В Алкарине наследник престола погибнет в первый же год жизни. На родине некому спасти малыша от острых мечей теневых. Вирангату известно пророчество о принце из рода Райнаров, что может стать для него роковым. Враги не раз прилетят за ним. Принц – наша последняя надежда, так предсказывает судьба. Он должен выжить любой ценой!
- Разрешите мне ехать с малышом, я выращу его как родного, научу любить нашу страну.
Сариан захотела помочь королевству, спасти наследника престола. Дочь знатного лорда - она должна служить Алкарину, в чужой стране заботясь о сыне соперницы. – Нет, лучше останься здесь. Как дочь влиятельного отца, ты можешь пригодиться в тяжёлые времена. Мне очень понадобиться помощь.
Айдрин смотрела с надеждой.
- Хорошо, я останусь и помогу.
Провидица взяла малыша. Ребёнок спокойно спал, красный и сморщенный, как все новорожденные.
- Не верится, что когда-нибудь ты должен нас защитить. Расти счастливым, малыш, пусть чужбина позаботится о тебе, накормит хлебом и молоком, согреет руками матери! Поможет сложиться удачной судьбе!
На обрывке пергамента Айдрин написала имя: «Айрик».
"Никто не лишит тебя наречённого имени!"
Вложив его в медальон, Айдрин надела родовой оберег на шею последнего принца династии.
Провидица вынесла малыша на улицу, где её ждали защитники стены и немолодая Аларъян.
- Его зовут Айрик, возьми его поскорей.
Айдрин протянула ребёнка пожилой женщине.
– Позаботьтесь о нём, в Велериане много опасностей. Удачного вам пути! Берегите монеты и жизни от рук грабителей.
Воины скрылись в ночи. Провидица продолжала ощущать на руках тепло беззащитного малыша.
Видение возникло внезапно. Смутный юноша ступил на перекрёсток дорог. Вокруг сплелись свет и тьма, их разделить невозможно.
- Что выберешь ты, Айрик?
Вернувшись в дом, провидица встретилась с Сариан, когда та шла к Дальниру. Рядом с юношей было спокойней. Фрейлина очень устала.
"Завтра мы вернёмся во дворец, где всё будет как раньше. Амрал проиграет учебный бой, король Ардан окатит меня холодом сурового взгляда, королева Таира выбранит за оплошность". Сариан заплакала, закусив зубами рукав, одолженного у целительницы платья.
Над Алкарином занялся рассвет, что отделил прежнюю жизнь от новой. Но никто об этом не знал. Настанет час, когда люди поймут, единственная ночь разрушила уют защищённого мира. Пришла война.
***
Очнувшись, Дальнир увидел над собой белёный потолок не расписанный орнаментом.
Первые секунды понадобились на то, чтобы понять, он жив.
- Но где я? Точно не во дворце.
В комнате пахло незнакомыми травами. Ногу и бок жгло и дёргало. Дальнир вспомнил вчерашнюю ночь.
"Амрал погиб, Короля убили. Никого не осталось в живых! А я вот здесь. На нас напали теневые, в которых никто не верил!"
- Да перестанешь ты когда-нибудь шалить? Смотри, если не перестанешь, призрачный человек придёт и заберёт тебя, – кричала на непослушного сына мать, когда он долго не ложился в постель.
"Детские сказки! Страна вечной ночи, где на троне сидит Дивенгарт, холодный и безжалостный. Рядом лежит чёрный камень – создатель Вирангата. Мы образованные, мы знаем, легенды лгут..." - Дальнир рассмеялся.
Когда в комнату вошла Сариан, юноша повернул к ней голову.
- Доброе утро, вот ты и пришёл в себя, – произнесла фрейлина радостно.
- Да, я очнулся.
Слабость собственного голоса удивила юношу. Он не мог насмотреться на Сариан.
"Неповторимая! Она избежала смерти!"
Девушка тоже глядела на воина.
- Риен пока жива. Ночью у неё родился сын. Мы отправили его в Велериан, чтобы в Алкарине малыш не погиб. Так решила Айдрин, она знает, чего хочет судьба, мы зря ей не верили.
- А кто мне помог?
- Я нашла тебя и привезла сюда на лошади. Знаешь, когда страшные твари напали на дворец, я спряталась в мешках с мукой, лежала там и дрожала. Я напрочь забыла о других. Потом я вылезла из мешков, а они все мёртвые, только ты живой, - Сариан не могла остановиться.
- Ой, Дальнир, прости, тебе же нельзя волноваться, а я!
- Нет, говори, мне кажется, бок меньше болит, когда ты обо всём рассказываешь.
Разговор оборвался, когда пришли Дармелина и Айдрин. Целительница осторожно сняла повязки. Раны опять нагноились, покрылись серой коркой.
Дармелина счищала её лучом Алар, Дальнир сдерживал стон, стыдясь Сариан. Вычистив гной, целительница перевязала раненого.
- Сариан, нам придётся отправиться в город, – произнесла Айдрин, когда Дармелина закончила. – Боюсь, столица охвачена паникой. Нужно найти капитана городской стражи, чтобы не дать начаться беспорядкам и грабежам. Мы сообщим народу, что Риен ранена, но жива, теперь она королева.
"Да, Риен придётся принять власть! Больше некому! Но править страной должна я! Уеду к отцу! Пусть лорды восстанут! Но как Алкарин выдержит смуту? Когда на пороге война с теневыми. Есть отличная поговорка: мудрый не восстаёт на пороге сражения."
- Хорошо, я иду с вами.
Сердце болело. В горле застрял комок.
Сариан и Айдрин прокладывали дорогу сквозь толпу, что запрудила улицы, ехали к зданию городской тюрьмы. Нужно найти капитана стражи, чтобы взять воинов. Они понадобятся для объявления народу вести о новой королеве и для посещения дворца.
Плохие вести разлетелись быстро. Начались грабежи и паника. Главный капитан городской стражи, Ример Милк начал с ними бороться. Утром, когда ему доложили, что королевский дворец полон убитых, защитник города поставил воинов возле ворот. Небольшие отряды принялись патрулировать улицы. Капитан понимал, большего сделать нельзя, пока неизвестно остался ли кто-то в живых из королевской семьи. Стражник удивлялся собственному спокойствию. Он служил Алкарину долгие годы.
- Запомни, Ример, – говорил когда-то король Ардан, - порядок в городе – твоя основная обязанность. Чтобы ни случилось в стране, ты должен его защитить.
Слова оказались пророческими.
"Только я могу помешать разбою."
Суровое понимание заставило действовать.
Узнав, что в живых осталась только Риен Райнар, капитан ощутил тяжесть рухнувшего мира.
"Вся правящая семья! Те, кому я служил! Но у страны есть королева".
- Спасибо , что вы не растерялись, мы очень благодарны вам за помощь, - сказала Сариан после тяжёлого рассказа.
- Хорошо бы болезнь Риен продлилась не долго. Пока люди не увидят королеву, они не успокоятся.
- Мы будем молиться создателю, - произнесла Айдрин.
В сопровождении стражников женщины объезжали город. Глашатай кричал на улицах.
- Королева Риен жива! Сейчас она ранена, но она непременно поправится!
Услышав хорошие вести, горожане расходились по домам.
Когда о спасении Риен было объявлено, Сариан и Айдрин отправились в королевский дворец.
Фрейлина не хотела туда входить. Она страшилась мёртвых, страшилась взглянуть на тело Амрала. Но справившись с собой, Сариан подошла к нему.
Дневной свет сделал смерть не такой пугающей. Лицо принца похоже на бледные фигурки, что он вырезал, прекрасные, но неживые.
- Как же так, Амрал? Я помню, как ты улыбался, пусть ты на меня не смотрел!...
Тело принца возложили на погребальный костёр рядом с семьёй, возле других придворных. Чтобы почтить великий траур из храма создателя прибыли служители в тёмной одежде.
Сариан замерла перед высоким костром. Амрал лежал на нём крайним, он младший принц в семье. Взметнувшееся пламя заставило тело словно бы приподняться в последний раз.
"Мама! Мне страшно!"
Девушка зажмурилась, чтобы не видеть, как умерший, словно живой, шевелится в огне.
Когда костёр догорел, служители создателя по обычаю собрали пепел и кости, чтобы похоронить их под сводами храма, унеся огонь в темноту.
***
Ещё два дня Риен пролежала без чувств, а на третий пришла в себя. Она испугалась, увидев рядом Айдрин. Воспоминания пришли жестоким проблеском: короткий удар, супруг, залитый кровью.
- Где Амрал? Он жив? – с надеждой спросила принцесса, но провидица отвела глаза.
- Значит, принц, правда, погиб.
Ощупав руками живот, Риен поняла, он уменьшился.
- Где мой малыш? Куда вы его унесли? –
Принцесса должна бы кричать, но голос звучал хрипом.
- Не бойся, у тебя родился мальчик. Он жив, он в Велериане, – ответила Айдрин.
"Лучше сразу сказать страшную правду. Пусть больная слаба, но, не узнав, что с ребёнком, она всё равно не успокоится. Не известность страшней тяжёлых вестей".
- Зачем вы его забрали?! Дайте мне умереть! Сделайте так, чтобы меня не стало!
Страдание унял сонный отвар.
Дни стали минутами отчаяния и часами тяжёлого забытья. Но однажды Риен проснулась надолго. Она набралась сил. Сначала принцесса плакала, изливая в подушку всё, что скопилась в душе, потом успокоилась, даже долгим слезам наступает конец.
- Риен, ты теперь королева, – сказала Айдрин. Слова ничего не значили. Душа опустела. Амрал погиб, сына отняли, сила жизни исчезла. Ослепительный свет, что наполнял сердце, погас, кровь стала холодной, словно она умерла.
- Я не могу никем править, - голос звучал бессильно.
" Но я могу умереть. Я довершу то, что страшной ночью начали враги."
Душа успокоилась, последнее решение принято.
"Горсть пепла для красивых цветов. Мой пепел сумеет ещё раз им послужить. Потом Амрал прилетит ко мне в сад."
Дармелина, Айдрин и Сариан не оставляли Риен в одиночестве.
- Уйдите отсюда! Я очень хочу покоя! Сариан, ты всегда считала, что лучше меня сумеешь править страной, так прими престол, скажи, чтобы меня отпустили.
- Алкарин не примет королеву другого рода, когда на пороге беда. Риен, ты должна занять трон.
Принцесса отвернулась к стене. Она принимала отвары, уйдя в наступившее горе. Никто не мог достучаться до её сердца , а город негодовал.
- Покажите нам королеву! – кричали гневные люди. – Хватит обманывать нас! Покажите её!
- Ты должна показаться перед народом, – подступилась к принцессе Айдрин. – Людям нужно видеть тебя, тогда беспорядки утихнут.
- Я всё равно не стану правительницей, вот и найдите кого-то другого!
Рассердившись, Риен отвернулась к стене.
Но на следующее утро она вдруг сдалась. В голове появился план.
- Если сейчас уступить, однажды, они оставят меня одну. Выйти на улицу и постоять перед толпой совсем нетрудно.
Риен не пыталась унять душевных страданий, поняв,ей никогда прежней не стать.
В назначенный день принцессу роскошно одели, тяжёлый наряд пригнул её к земле.
"Ничего, когда я умру, роскошные платья перестанут меня давить. Я буду лежать одна, свободная от тяжёлой парчи."
Но мысль о смерти не утешала, стало ещё грустней. К лицу прикоснулись лучи солнца. Из открытого окна долетел аромат спелых яблок, таких же как дома.
"Мёртвым темно и холодно. Кто вспомнит меня, когда я умру? Амрал сейчас в тишине, но я его вспоминаю и очень люблю. Как плохо мне без тебя, единственный."
Риен поняла, в ней что-то ожило.
По улице города принцесса ехала в открытом экипаже, запряжённом четвёркой белоснежных коней, гордостью алкаринских предместий. Чтобы принцесса могла устоять, Айдрин и Сариан поддерживали её под руки.
Ветер обдувал лицо, солнце светило над головой, по небу ползли небольшие облака, а на улицах собрались люди. Алкаринцы узнали жену принца Амрала. Они видели её раньше, незначительную принцессу в королевской семье. Но теперь Риен для них так важна! Народ машет руками, люди кричат, приветствуя правительницу. Все ждут, алкаринцы надеются на неё.
- Так вот как народ смотрит на королей! Восторженно, беззащитно. Я и не знала, что на правителей так глядят. Люди нуждаются в их поддержке!
От стыда Риен захотела спрятать лицо в ладони. Всю жизнь во дворце она увидела в новом свете.
"Я никого не замечала, любила только Амрала и растения, жила для себя. В стране есть поля крестьян. У меня был такой большой дар! А я никому не помогла! Мой принц тоже не строил дома из камня , но он хотя бы не роптал на судьбу, играя роль, что дана ему по рождению."
Горло стеснило сильное чувство.
"Я хочу умереть, а другие останутся жить, Кто спасёт Алкарин без меня?!"
Оказавшись на главной площади, принцесса с трудом поднялась на помост для речей, что произносят глашатаи и знать. Она не знала, что скажет людям. Все затверженные слова вылетели из головы.
- На нашу страну напал жестокий враг! Придётся дать ему отпор. Во дворце убили придворных, погиб мой любимый муж, у меня никого не осталось. Но теперь у меня есть вы! Я вам помогу, мы будем сражаться и победим! В глазах заблестели слёзы, она едва говорила, но вокруг стояла полная тишина.
Люди слушали правительницу, многие тоже плакали.
- Ничего, мы вам пособим! - раздалось из толпы. – Не бойтесь, ваше величество, твой народ никогда не предаст.
Риен спустилась с помоста под крики восторженных горожан.
В доме у Дармелины принцессе помогли раздеться. Она устроилась на кровати среди подушек. Спина болела, ноги замёрзли, но сердце хотело стучать.
- Я согласна править Алкарином, и не наложу на себя руки. Но я же ничего не умею, вы сами знаете, я была плохой принцессой.
- Всему можно научиться, главное чтобы появилось желание, – горячо произнесла Сариан. – Я соберу хорошую свиту, найду старых придворных дам и камергеров. Они отлично знают церемониал.
- Я так благодарна тебе! Мне же теперь нужно знать, что происходит вокруг.
Айдрин Тарир начала говорить. Она сообщила - Алкарин напуган и подавлен. Когда появляются беженцы, столицу приходят разговоры о нападениях теневых. Они, прилетая по ночам, вырезают всех, кого находят, не щадя ни женщин, ни детей.
С каждым днём становится холодней. Дует пронизывающий ветер, на деревьях пожухли листья, люди боятся незнакомой беды.
- Ваше величество, вам нужно назначить маршала, – завершила рассказ провидица. – Кто-то должен воевать с Вирангатом.
- Пусть им станет Дальнир Аторм, – горячо воскликнула Сариан. – Он один сразился с теневыми, когда убивали других.
- Смелый воин ещё не полководец. Осадить гуляку в таверне не то же самое, что навести порядок на улицах.
- А кто справится лучше? - спросила Риен.
- Инзар Далер, – ответила Айдрин. – Он стар и опытен.
- Но за Дальниром пойдут люди. Он сильный и храбрый, он сумеет увлечь сердца за собой.
- Значит, пусть он станет маршалом. Если я научусь править страной, юный воин научится быть полководцем.
Составив свой первый указ, королева скрепила пергамент печатью кактуса.
- Позовите Дальнира Аторма, – приказала она.
Юноша читал рукописи королевского архива, где встречались упоминания о теневых и войнах. Они помогали скоротать время, пока он поправлялся. Дальнир почти окреп, он без труда ходил и даже пытался ездить верхом. Правда, слабость ещё оставалась. Раны отзывались тупой болью. Но постепенно окрепнув, Дальнир не бросил чтения, по крупицам собирая упоминания о Вирангате, а как же мало их было. Юноша убедился, теневых убивает только Алар, чёрных птиц способен поразить огонь. На войне законы суровы. Лорды и капитаны казнят дезертиров. Крестьяне платят большие подати, чтобы воины победили врага. Дальнира тревожило, что Аларъян не умеют сражаться. Обладатели дара – мастера в мирных ремёслах, их труд ценится на вес золота. Только слабые обладатели силы иногда уходили на стену, раз для них нигде не находилось дела.
"Как мы одолеем врага, если не умеем воевать?!"
Книги не давали верного ответа.
" Но зачем мне его искать? Когда я буду сражаться, решать станут другие."
Юноша отложил книгу, когда в комнату вошла Сариан.
- Королева Риен послала за тобой.
- Ты не знаешь, чего она хочет?
- Дальнир, сейчас ты станешь маршалом Алкарина.
Следуя по коридору, юноша смутился оттого, что штаны и туника стали ему свободны. После ранения черты сделались резче, глаза потеряли шалый огонь, став острыми, пронзительными. Воина ошеломил облик самой Риен. От неё осталась печальная тень прежней женщины: тонкие руки, бледная кожа, большие глаза словно стали темней.
- Дальнир, вы меня не узнали?
- Простите, я как-то, вот...
- Как-то не ожидал? Ничего. А вы теперь маршал. Я только что назначила вас на высокую должность.
Юноша преклонил колено, Риен возложила руку на его голову.
- Клянусь верно служить вам и Алкарину до самой смерти.
Выпрямившись, воин взглянул на провидицу.
- Айдрин, вы были за воротами, расскажите, что происходит в Велериане? Сражаются ли там с Вирангатом?
- Велериан давно под властью врага, но страна ещё не погибла. Полутеневые живут в лучших домах, они безжалостны и бессмертны. Призрачные твари убивают людей по ночам, народ перед ними бессилен, хорошо днём враги улетают. Но самое страшное, от прежнего королевства осталась лишь половина. Ледяной край постоянно растёт, но, к счастью, перерождает мир медленно. В Велериане такие просторы! Наш Алкарин совсем небольшой.
- Так вот почему мы ещё не лежим в руинах. Теневые не могут остаться на день, а великая стена не разрушена, но сколько она продержится? Нужно проверить прочность преграды, завтра отправлюсь к ней. Ещё я прочёл, как правильно вести войну. Ваше величество, хотите я принесу свитки, где об этом написано.
- Да, принесите их маршал. Я хочу верно составлять указы. Идите, Дальнир! Знаете, я надеюсь на вас, вы тоже любили Амрала, всем сердцем были ему преданы.
Юноша вышел из комнаты. Он понимал, сражаться будут многие, решать придётся ему.
"Но мы ничего не умеем и только начали жить. Зрелые придворные погибли. Как мы, молодые, спасём страну? И было ли такое когда-нибудь? Чтобы власть принимала юность."
Отправившись в город, Дальнир побывал в квартале, где жили воины, что отслужили срок на стене. Маршал позвал с собой в дорогу нескольких бывших защитников преграды.
Утром он медлил отправиться в путь, ожидая, когда придёт Сариан. Она вышла на улицу в простом платье, серьёзная, повзрослевшая.
- Я хотел проститься с тобой.
Воин страшился, фрейлина бросит гордую резкость.
Удачи тебе в пути! И не смей погибать на стене!
Не замечая холодного ветра, Сариан смотрела, как маршал, вскочив на коня, поехал вперёд, махнув на прощанье рукой.
"Можно нарисовать прекрасный портрет. Только бы он не оказался последним! Создатель, я ничего ему не сказала. Вот только о чём я могла говорить?!"
Сариан стояла, не замечая холода.
– Творец, защити его!
Когда фрейлина вернулась в комнату, проснулась королева Риен. Раньше она спешила вставать, радуясь наступлению дня. Теперь долго лежала, зная, днём заболит спина, измучают ноги, что не хотят ходить.
- Я когда-нибудь поправлюсь? Алар вернётся ко мне? – спросила Риен Дармелину, когда решила услышать правду.
- Боюсь, этого может и не произойти. Когда тебя привезли, я думала ты умрёшь, но ты выжила. Тебя защитила Алар. Ты ждала ребёнка, поэтому очень хотела жить, сила выполнила желание. Она осталась внутри недужного тела, направившись туда, где больше всего нужна, спасать тебя от смерти. Прости, я должна повиниться перед тобой, у тебя никогда не будет детей. Помогая твоему первенцу, я разрушила то, что должно их вынашивать.
Целительница опустила глаза. Больная в отчаянии замерла.
"Вот она правда, но как мне справиться с жестоким ударом?"
- Дальнир Аторм уехал?- спросила Риен, когда вошла Сариан.
- Да, утром он отбыл на стену. Ваше величество, для вас во дворце приготовили роскошные покои. Сегодня можно их обновить. Не стоит медлить с возвращением ко двору и коронацией.
- Да, я готова вернуться прямо сегодня.
Почти не притронувшись к завтраку, больная устало прикрыла глаза.
- Я больше не стану матерью. Создатель, зачем ты отнял у меня живого сына? Я бы поняла если бы малыш умер, младенцы порой умирают. Но мой сын живой! А я его не увидела.
Чтобы королева могла перебраться во дворец, Сариан разыскала старых слуг, что жили в столице на заслуженном отдыхе, наняла новых людей. Они приготовили подходящие комнаты.
На постели пуховая перина, бельё вышито кактусами. В камине потрескивает огонь.
Риен прибыла во дворец вместе с ученицей Дармелины - Ники. Больной нужен хороший уход. Ники не огорчали предстоящие перемены. Да, теперь ей не стать целительницей, но разве это беда, если Алар у неё не очень сильная? Она будет личной служанкой королевы. Ученица не представляла такого даже в самых чудесных видениях.
Деревенская девушка, что мечтала жить в городе, Ники попала к Дармелине, благодаря огромному упрямству, а не таланту. Ещё девчонкой она знала, что не хочет ухаживать за скотом. Ники манил город с его нарядами и весельем.
Достигнув десяти лет, девочка уговорила отца поехать в школу Аларъян.
- Я знаю, я чувствую, во мне есть сила, – кричала она со слезами.
- Нет у тебя никакого дара, – бранился по вечерам отец. – Если бы он у тебя был, все бы его замечали.
Но слезам не было предела, однажды крестьянин сдался.
Прибыв в школу Аларъян, Ники с удивлением обнаружила, Алар у неё,действительно, есть, только слишком слабая для обучения. Тогда отец приказал выкинуть из головы всю дурь, наконец, заняться делом. Как ненавидела она родной огород, коров, кур, и гусей.
В четырнадцать лет, собрав скромные вещи в небольшой узелок, Ники убежала из дома. Порой голодая, засыпая под открытым небом, она добиралась до Алкарина. По дороге в столицу зарабатывая тем, что носила за богачами тяжёлые сумки, стирала, мыла, убирала в тавернах, в общем, выполняла грязную работу. От людей Ники узнала, в Алкарине живёт великая целительница, раньше девчонка с окраины. Беглянка решила повторить удивительную судьбу.
Когда оборванная, грязная Ники добралась до нужного места, Дармелина объявила ей об отсутствии хороших способностей. Однако, упрямица не сдалась. Каждый день возвращаясь к порогу целительницы, девчонка просила взять её на обучение, обещая взамен делать любую работу. Когда Дармелина, наконец, согласилась, то ни разу об этом не пожалела. Отсутствие таланта ученица заменила прилежанием, самозабвенной преданностью выбранному ремеслу, потому добилась успехов. Ники поняла, что станет целительницей средних способностей. Конечно, это принесло разочарование, но вовсе не отвратило от сложной работы.
Теперь переменчивая судьба повернулась по-другому. Ники посвятит жизнь королеве Алкарина, станет заботиться о ней, облегчать страдания отварами, мазями, растиранием. Целительница обучалась быть камеристкой под присмотром опытных служанок. Наполняя ванну для королевы, она добавила в воду целебные травы.
Опустившись в горячий отвар, Риен облегчённо вздохнула, боль унялась. Когда королева легла в постель, на сердце обрушилось горе.
"Амрал, ты должен лежать рядом со мной! Но тебя больше нет! Никогда мы не будем вместе! Создатель, за что?!" Она уткнулась в подушку, чтобы никто не услышал рыданий, но слышать их было некому.
Утром Сариан попросила разрешение объехать окрестности столицы, чтобы собрать придворную свиту.
Когда фрейлина отбыла, Риен окунулась в новую жизнь, пытаясь одновременно изучить этикет и искусство правления страной. И то, и другое у неё не ладилось. Дворец наполняла беспорядочная суета. Слуги не представляли, какие покои отдавать приезжающим. Кухни не справлялись с приготовлением пищи. Правительница не знала, за что хвататься, какие указания давать. Через неделю после отъезда, Сариан прислала в подарок королеве изящную, но прочную трость. Её привезла чопорная дама Шеан Давон, прежняя управительница дворца. Она согласилась снова занять эту должность, раз больше никого не нашлось. После её появления, при дворе установился порядок. По гербам знатных родов Шеан определяла, кому отводить покои попроще, кому побогаче. Узнав число прибывших придворных, она рассчитала сколько припасов на них уходит. Управительница дворца обучала королеву как правильно себя вести, став ей хорошей советчицей.
По утрам Риен гуляла в саду вместе с Ники и юными фрейлинами. Когда она глядела на жёлтые листья, на поникшую траву, то жалела об утраченном даре. Вокруг столько мёртвых растений, а она только смотрит на них, не в силах ничем одарить. Да, всю землю спасти невозможно. Но как хочется хотя бы немного её потдержать.
"Зато теперь не придётся учиться размеренному шагу, раз ноги без того еле ходят."
Губы тронула горькая улыбка.
После прогулки правительница давала указания фрейлинам, чтобы почтить их королевским вниманием. Девушки вышивали покрывала и скатерти для украшения дворца в день коронации, создавали искусственные цветы. Риен не работала с ними вместе, она не умела рукодельничать. Королева училась править страной. Королевство состоит из вотчин лордов. У каждого есть крестьяне, рядом живут и вольные землепашцы, с каждым годом их становилось всё больше. Хорошие господа не разоряют добрых людей. Они понимают: богатый крестьянин, богатый сеньор. Про самодура расскажут соседи. Преступника ждёт королевский суд. Алкаринцы уважают правителей, те защищают народ от различных бедствий. Быть королевой страшно и сложно, но Риен не собиралась отступать.
Когда во дворец возвратилась Сариан, то привезла множество увлекательных историй и отличную портниху, мастерицу своего дела - Клару Тивель. Принявшись шить платье для коронации, она прибавила Риен огорчений. Правительница с трудом выдерживала бесконечные примерки. Клара Тивель, решив создать непревзойдённое изделие, не отпускала королеву часами.
"Если мне не удастся придумать самое прекрасное платье, я зря родилась на свет и обучалась ремеслу. Сшить платье для коронации великая честь, что не каждому выпадает."
Риен страшилась всходить на престол, и всё ещё в это не верила, но трудное утро настало. Когда служанки закончили наряжать королеву, она увидела себя в зеркале. Риен была прекрасна. Золотистое платье спадало вниз крупными, лёгкими складками, точно фигуру окружило сияние, таинственный свет создателя. Мрамор кожи, печальные глаза, и прежние чёрные волосы, уложенные в затейливую причёску.
"Амрал, я, как плохая статуэтка из камня, что ты пытался создать. Вот бы тебе увидеть мой новый облик! Любил бы ты меня погасшей и ледяной?!"
Когда пришло время ехать, Сариан и Айдрин проводили королеву к карете, фрейлина в стальном с серебром платье, провидица в чёрно-золотом.
Лошади везли экипаж торжественным, медленным шагом, сзади следовала нарядная свита. Коронация была изысканной, но скромной. Из украшений искусственные цветы, но рядом с холодом осени они оживили вид, подарив народу надежду.
Помост для произнесения речи выстроили высоким. Риен шла к нему одна, с гулко бьющимся сердцем. Шаг за шагом она поднималась по ступеням, забыв о боли, алкаринцы глядят на неё. Наконец, королева замерла возвышаясь над толпой. Служитель храма протянул книгу создателя. Правительница возложила руки на свиток.
- Клянусь служить Алкарину до последнего мгновения! Обещаю править страной справедливо! Пусть жизнь моя превратится в пустыню, если нарушу данное слово! Пусть кактус Райнаров оберегает вас! - над толпой разнёсся решительный голос. Хотя он звенел от волнения, но Риен не разу не сбилась, обретая уверенность. В сиянии торжественного платья она походила на сам Алкарин красивый, тонкий, но стойкий. Народ разразился приветствиями.
- Да здравствует королева Риен! Слава прекрасной правительнице!
Служитель Творца возложил на голову королевы корону кактусов. Золотой обруч обжёг холодом лоб, она едва удержалась, чтобы его не сдвинуть.
Ликующая толпа провожала процессию до самого дворца, где начался торжественный пир. Придворные танцевали, Риен принимала изъявления верности.
- Кто бы мог подумать, что несколько слов, сказанных королевой, вызывают такую радость, – удивлялась женщина.
Она устала и очень хотела спать, ослабнув после болезни.
Когда Шеан Давон дала знак Ники, что можно покинуть приём, не оскорбив гостей, Риен вздохнула с облегчением.
В спальне она оказалась во власти глубокого сна.
Ей приснился Амрал.
- Ты же умер! – в страхе воскликнула Риен. – Тебя поразили теневые!
- Какая глупость. Я жив, разве не видишь?
На руках принца лежал крепко спящий младенец, их сын.
"Как я могла не назвать малыша? Оставив его беззащитным! Настоящая мать никогда не оставит ребёнка без имени, а я, я его не помню."
- Как зовут нашего сына?
В вопросе таилась надежда.
- Как зовут нашего сына? – повторил Амрал. – Может как ветер? Или как деревья? Нет, я не знаю, как зовут нашего малыша.
Улыбнувшись, супруг растворился в туманной мгле.
Риен проснулась в тревоге. За окнами занимался рассвет.
"Создатель, я даже не спросила, какое имя дали моему ребёнку. Может его вообще никак не нарекли?"
С самого детства Риен знала, безымянный младенец не защищён. Имя определяет судьбу. Правда, просвещённые жители Алкарина давно не верили в древние сказки, добродушно посмеиваясь над крестьянами. Но раз Вирангат существует, возможно связь имени и судьбы тоже реальна?
"Супруг стоял во сне как живой. Ввдруг наш сынок умер? Может отец забрал его к Создателю, безымянного? Алкарин будет ждать, а принц не вернётся."
Королеве было страшно. Едва дождавшись утра, она вызвала Айдрин.
- Как вы назвали моего ребёнка?
- Я нарекла его Айрик. Имя хранится в медальоне Райнаров на груди малыша. Он никогда его не утратит. Айрик на древнем языке значит «огонёк». Крошечный, светящийся в ночи.
- Огонёк, - задумчиво произнесла Риен. – Не огонь, не пламя, а огонёк. Но мы и есть огоньки тёплые и домашние.
Королева отпустила провидицу.
После завтрака королеву нашла Сариан. Фрейлина страшилась предстоящего разговора, пусть вынашивала принятое решение не первый день. Собирая придворную свиту, она увидела, как напуганы молодые. Растерянные юноши и девушки сбились во дворце, как цыплята, но наседки то нет. Риен пока обычная курица, она не умеет править, сама Сариан не знает как ей помочь.
"Кто станет слушать неопытную королеву, жену младшего принца? Уж точно не крупные землевладельцы, такие как мой отец. Как пополнить казну? Подготовить Алкарин к войне? Справиться с холодом, что лишает листвы деревья? Я могу одно, попросить отца стать канцлером. Если он откажется, тогда не согласится никто."
Тревожась о ненадёжных решениях, фрейлина заговорила.
- Алкарину нужен мудрый, сильный канцлер. Я хочу попросить моего отца им стать.
Риен ощутила холодок в сердце.
"Сариан меня никогда не любила. Её отец канцлер. Наследница знатного рода хорошо понимает в делах королевства, чтобы их на себя взять. А какова тогда моя роль?"
- Разве в нашей стране нет других лордов, что подходят для этой высокой должности?
- Стать канцлером во время войны всё равно, что плестись в гору на старой кляче, когда за тобой гонятся волки. Кто добровольно на себя такую тяжесть возьмёт? Я не знаю, решится ли мой отец. Господам легче не давать воинов, не платить подати, и пусть теневые летают. Родные ворота на крепком запоре.
- Я тебя поняла, но когда ты сумела меня простить?
- А я об этом даже не думала, Алкарин для меня дороже всего. Когда теневые прилетели, я спряталась в мешках и боялась. Причём тут любовь или ненависть? Если нужно бороться за жизнь.
- Ты права, поезжай к отцу и непременно уговори его принять трудную долю канцлера.
Сариан поняла, что рада оставив дворец, снова отправиться в дорогу.
- Видимо, душой я похожа на свою бабушку, такая же неуёмная.
***
Солнце стояло высоко над горизонтом. Под копытами коней шуршали жёлтые листья. Только пронизывающий ветер портил погожий день.
Дальнир Аторм не прячась от холода под капюшоном, поднял повыше воротник плаща. Он мчался вперёд, не глядя по сторонам, думая только о том, что встретит его на стене.
Останавливаясь на ночлег на постоялых дворах, Дальнир узнавал о нападениях теневых. Мглистые люди прилетали в небольшие городки ночью, уничтожая всех, кто попадался на их пути, а на рассвете исчезали. Алкаринцы стали бояться темноты. Запирая двери на все замки, они тревожно засыпали в тёплых кроватях, прижимая к груди родных. А в тавернах и на постоялых дворах стали больше пить и драться, заглушая вином и злобой поселившийся в сердцах страх. Говорили, защитники стены, разбежавшись, не хотят возвращаться обратно.
Слыша пересуды людей, Дальнир ощущал досаду и нетерпение.
"Нужно скорей остановить нападения теневых. Жаль конь не мчится как ураган. Каждую ночь погибают люди, а я нахожусь в пути."
Маршал чувствовал глухую вину за гибель других. Теперь он ехал один, отправив воинов на поиски дезертиров. Защитники передадут суровый приказ собираться в деревне возле ворот, Дальнир Аторм туда и прискачет.
Маршал мчался вперёд, пока не стемнело. Когда на небе зажглись звёзды, он остановился на постоялом дворе маленького городка. Здесь за пару монет ему предоставили приличную еду, кружку пива и кровать в чистой комнате.
Дальнир прислушивался к разговорам.
- Говорят, у нас теперь королева, – рассказывал новости какой-то крестьянин. – А короля старого и всех его сыновей убили те страшные твари, что прилетают из-за стены. В Чейнжере вчера об этом глашатай на всех площадях кричал, и пергамент для грамотных на щитах вешали. Завтра и у нас здесь объявятся.
- Да, куда они денутся, – отозвалась толстуха, что сидела наискосок от рассказчика. - Они утром сюда примчались, чуть лошадей не загнали, остановились у нашего лорда в доме.
- А как же, столичные в тавернах не останавливаются. Им всегда господ подавай, пусть в столице сами в лакеях ходят, – послышался из угла брюзгливый старушечий голос.
- А твари со стены вчера в Смитвике были. У меня брат оттуда удрать успел и жену с детьми прихватил. Так что нашей королеве или королю, пора бы, взявшись за дело возвратить защитников на стену, – вступил в разговор маленький человечек.
Поднимаясь в комнату, маршал обдумывал правду и сплетни горожан. Подчинившись неясному предчувствию, он взял в постель меч.
Он проснулся, когда разбилось окно. Схватившись за гладкую рукоять, Дальнир вскочил на ноги.
В комнате был теневой. Мглистый плащ развивался за спиной врага как крылья. Отведя клинок направленный ему в грудь, воин напал на тварь Вирангата. Теневой, отбив удар, что мог отсечь ледяную руку, опять устремился вперёд, грозя разрубить Дальниру череп. Отведя опасность, маршал ударил по мглистой руке, отрубив её. Теневой упал, начал съёживаться, никакой крови, но оставшаяся целой ладонь продолжала тянуться к врагу. В лице проявилось что-то похожее на признак страдания.
- Так значит, ты что-то чувствуешь.
- Мне больно, но вам это не поможет. Вирангат распространится. Вы все умрёте долго и мучительно, В отчаянии. Страш-но.
Голос призрачной твари подобен свисту ночного ветра, когда погибают бездомные люди, а в сердца тех, кто под кровом, приходит глухая тоска.
Дальнир Аторм не знал, что лучше сделать: прыгнуть в окно или бежать к двери. Окно было ближе. Приземлившись на камни, маршал почувствовал, как нога подвернулась, но кажется не сломалась. Воин бросился к конюшне. Скрипя зубами, забрался в седло и помчался прочь от таверны.
По улицам носились теневые, звенело разбитое стекло, страшно кричали люди.
"Городок убивают как королевский дворец. Но чем я помогу в одиночку? Ворвусь в дом, погибну и всё. Почему люди не сопротивляются, а только бегут? Нужно строить высокие башни, выставлять в городах дозорных, чтобы горели сигнальные костры, когда появятся теневые. Огонь отпугнёт чёрных птиц. Увидев его, зазвонит сторож на городской колокольне, пусть люди узнают, пора бежать или сражаться."
Дальнир мчался вперед, задыхаясь так, будто горло захлестнула петля.
"Это горожане, каких я должен защитить. Скольких я не сберёг? Скольким ещё не смогу помочь?"
Встречая теневых, маршал яростно сносил мглистые головы, оседавшие пылью на мостовую.
Городок закончился, Дальнир углубился в лес.
"Глашатаям некому кричать о новой королеве. Мертвецы перестали быть подданными."
В сумерках Дальнир приехал в деревню возле ворот. Из-за них она и получила странное название. Проскакав мимо домов, он достиг стены. Преграда была золотой, светилась ярче свечи или лампы. Огонь был живым, мерцал и менялся, напоминая, что стену воздвигли людские сердца. Ворота тоже горели золотом, но их испещрили чёрные точки.
"Растёт ли порча дальше? Если нет, тогда будет легче, мы сможем сдержать теневых. А если стена падёт?"
В деревне Дальнир зашёл на постоялый двор, где собирались воины. Столы из неструганного дерева, грубая, но сытная пища, матрасы, набитые соломой – всё говорило о том, что здесь появляются вовсе не мирные люди. Вокруг громко шумели. Защитники возвращались на стену. Хмурые воины пили и сквернословили. Они не понимали, зачем появились здесь? Никто не собирался подниматься на преграду. Каждый хотел жить.
Защитники стены носили гордое звание в память о древних временах. Сейчас отстаивать им было нечего. Деревенские и городские парни, что не знали, куда себя деть, Аларъян со слабой силой или не проявившимся даром - вот те, кто стоял на преграде. Когда прилетели теневые, немногие успели поднять против врагов копья.
Дальнир велел дезертирам собраться на деревенской площади. Люди гадали, какой он, их новый маршал? Высокий юноша с суровым лицом и острым мечом на перевязи.
Дальнир не знал, что скажет людям, как заставит пойти на стену.
- Я Дальнир Аторм – маршал Алкарина, могу казнить вас и миловать. Вы изменники. Вы бежали в страхе! Отдали Алкарин врагу! Потеряли воинскую честь! И заслужили петлю.
- Ты что, один нас повесишь?
Гневные выкрики глушили невольный страх.
- Нет, я отдам вас родным убитых в разорённых городах. Мы объявим по всей стране, никто не должен давать вам воды и огня, можно убить вас на месте. Тогда родня погибших сама вас настигнет.
Дезертиры молчали. Маршал прав. Они нарушили клятву, но как победить теневых?
- Сначала сам поднимись на стену, - выкрикнул капитан защитников. – Сперва уничтожь врага, только тогда суди.
- Я покажу вам, как пять обычных воинов и один Аларъян могут сдержать нападение мглистых людей, но это единственный раз. После, вы будете прощены, но только попробуйте снова струсить! Кто самый смелый? Шагните вперёд.
Толпа не шевелилась насмешливая, испуганная.
- Хорошо, тогда я сам укажу тех, кто пойдёт со мной завтра ночью.
Маршал выбрал четверых крепких юношей и самого капитана. Пятеро обречённых понуро поплелись на постоялый двор. Остальные расходились по домам.
Дальнир видел, защитники преграды считают себя мертвецами. Но выбора нет, петля или серая сталь, так лучше пусть будет удар врага.
Воины заняли самую большую комнату постоялого двора. Когда наступила ночь, они услышали шум огромных крыльев, рассекавших воздух. В окне Дальнир увидел, как по ночному небу, разрезая зловещей тенью лунный свет, мчатся чёрные птицы, что несут на себе призрачных всадников. Сегодня ледяные клинки снова отнимут жизнь у мужчин, женщин, детей.
"Ничего, осталось переждать единственный день!"
Маршал сжал кулаки.
А сердца дезертиров сжимались от страха. Завтра на чёрных крыльях примчится лютая смерть.
Капитан защитников Дик Лигер слишком хорошо помнил страшную ночь, когда впервые напали твари Вирангата.
Стоя на стене, он насвистывал залихватскую песенку. В голове весело шумело после хмельного пива, поэтому Дик не заметил мчащиеся по небу тёмные силуэты. Чёрные птицы подлетели близко. Несколько самых юных воинов без приказа выпустили точные стрелы, поразив летунов. Так на преграде оказались пятеро теневых и началась резня. Страшных тварей не брало никакое оружие, воины падали замертво. Несколько раненых умерли в три дня от холода и отчаяния, погибли даже те, кому серая сталь просто оцарапала кожу.
Тогда воины бежали со стены. В деревнях и городках, где Дик укрывался, он слышал злые проклятья. Никакие оправдания не помогали. На все слова о том, что призрачных людей нельзя убить, звучало одно:
- Вы должны их остановить. Вы же клялись защищать страну.
Запоздалые укоры совести не могли прогнать страх. Дик был уверен, что никогда не шагнёт назад, а теперь возвращался.
"Может это и к лучшему? Пусть придёт конец, чтобы исчез ужас, замолчала совесть. Умереть не так уж и плохо."
- Я видел теневых, – заговорил Дальнир, когда чёрные птицы исчезли из вида. – Я состоял в свите младшего принца Амрала , был во дворце в ночь, когда погиб король. Нарушив вечный запрет, я убивал мглистых людей Алар. Призрачных тварей может поразить только Сила, но их птицы боятся простого огня. Мглистые люди тоже ощущают что-то вроде боли, когда к ним прикасается пламя. Я научу вас это использовать.
- Зачем же ты угрожал нам на площади? –
- А разве ты сейчас полностью мне доверяешь? Разве толпа была способна внять уговорам? Между вами и мной стоит страх перед теневыми, словами его не рассеять.
- Тогда почему ты рискнул говорить сейчас? Ты знаешь, что завтра мы всё равно пойдём за тобой.
- Да, завтра вы последуете за мной. Вас поведёт страх петли. Но я хочу, чтобы вас направляло сердце.
Слова маршала казались правильными.
Утром воины принялись за работу, отыскав в оружейных складах самые тяжёлые стрелы, они обматывали наконечники паклей, пропитанной смолой. Для защиты преграды имелись устройства для метания стрел - баллисты. Увы, они пришли в негодность.
Нужно привести машины в порядок. Хорошо, запас стрел регулярно обновлялся. Сколько раз воины смеялись над глупой педантичностью людей короля Ардана. Теперь она спасала им жизнь. Собрав достаточно хвороста, на стене разложили костёр.
Ещё, наломав в лесу сухих крепких веток, превратили их в подобие факела, только огромное.
Закатное солнце окрасило людей в алый цвет, цвет крови. Какая эта примета, хорошая или дурная? Кто знает?
Внизу собралась толпа дезертиров. Они хотели видеть, как погибнет безрассудный маршал, или как он убежит.
Взглянув на ворота, Дальнир Аторм заметил, чёрные точки на них увеличились. Сердце болезненно ворохнулось.
"Значит, она растёт!"
Замерев на стене, Дальнир увидел за ней густой лес, похожий на алкаринский.
- У ворот никого не бывает. За все годы службы я не видел ни одного велерианца. Неужели люди когда-то сюда приходили? А мы отгоняли их, - задумчиво спросил капитан.
"Хотел бы я посмотреть на них, – подумал Дальнир. – Какие они, те, кого сотни лет назад король Айрик оставил за стеной?"
На маршале та же кольчуга, как на турнире. Перед тем, как надеть шлем он собрал волосы кожаной повязкой. Знак знатного воина во все времена. Рядом люди в стёганках, ещё одна глупость прошлого, спасительная в эту ночь.
"Сейчас мы посчитаемся с теневыми. Дадим отличный отпор врагу!"
Стемнело. На небе зажглись звёзды. Дальнир чувствовал возбуждение от приближения опасности, защитники стены - неуверенность. Сейчас они встретятся с тварями, что не ведают жалости!
Чёрные крылья вспороли воздух. Дик Лигер пряча страх, изготовил лук к стрельбе. Пустить стрелу с огнём - задача нелёгкая. Хорошо, многие учились владеть оружием с самого детства. Знать на турнирах сражается на мечах. У крестьян состязания в стрельбе из лука.
- Пли, – резкий окрик в ночи. Огненные стрелы настигли чёрных птиц. Тишину разорвал потусторонний вой. Три летуна камнем упали на землю. Защитники снова ударили. Ещё несколько птиц убиты. Падают вниз слуги Вирангата. Воины торжествуют. Толпа внизу замерла, затаив дыхание. Когда теневые подлетели близко, стрелы заменили огромные факелы. Враги парят на плащах, как на крыльях, и остаются внизу. Только фигура черней самой тьмы приземлилась на стену. Враг Дальнира не призрачный, он плотный как люди. Тьма влечёт, словно старается затянуть сердце в такие глубины, где не бывает дня. Маршал с трудом поднял меч. На земле словно нет никого, кроме воина и страшного врага.
"Свет Алар, приди! Защити меня!"
Жар возник, живой, белый. Дальнир ударил чёрного. Но враг не медлил, стремительный, сильный он грозил человеку смертью.
"Не сегодня! Не выйдет проклятая тварь!"
Единым усилием Дальнир снёс врагу голову. Поверженное тело он столкнул ногой со стены.
- Победа-а-!
Торжествующий клич людей на стене дезертиры превратили в оглушительный рёв.
Утром все воины, как маршал, собрали волосы кожаными повязками. Люди смотрели на него преданными глазами, он возвратил погибшую честь. Дальнир разъяснил капитану, слабые Аларъян в одиночку не справятся с чёрным, а могут и с теневым не сладить. Пусть обычные воины отвлекают врага большими факелами, пока обладатель силы наносит смертельный удар. Дик Лигер поклялся не подвести маршала.
Две ночи Дальнир смотрел, как защитники стены сражаются на ней. Нашлись мастера починить баллисты, используя чертежи из летописей.
Покинув преграду, маршал принялся, объезжая страну, собирать городских гвардейцев, объяснять неожиданные приказы и то, почему по другому поступить нельзя. Мирных Аларъян можно заставить сражаться с врагом только силой. Слов люди не послушают, не понимая, насколько страшна опасность, пока она не придёт в их дома.
**
В свете заката Сариан скакала по убранному полю. Позади двигались трое придворных, что должны её защитить. Утром въехали на земли рода Ирдэйн. Вскоре она увидит родителей, сестёр и братьев-бастардов. Девушка поняла, что очень по ним соскучилась.
Ларита и Одар Ирдэйн были совершенно разными. Если бы не обстоятельства, они никогда бы не заключили брак.
Отец невесты почти разорился. Тут на его пути и повстречался молодой лорд богатый, тщеславный, он мечтал стать придворным. Чтобы остаться во дворце, требовалась рука дочери городского аристократа, им стал Милк Фалер, отец Лариты. Обеспеченный зять оплатил долги тестя.
Лариту продали неотёсанному крестьянину, как судачили утончённые подруги.
Она безутешно рыдала, вспоминая нежную кожу, стыдливый румянец стройного юноши - Марка Дицеля. Он так нежно касался её руки. Говорил волнительные слова. Ларита мечтала гулять с ним по саду, но ею поправили семейное положение, какая банальная история.
Поздней осенью молодая хозяйка вошла в дом Одара Ирдэйна, невысокая, черноглазая, настоящая леди. Она казалась супругу драгоценным камнем, его нельзя поцарапать. Такой она и была, хрупкой и беззащитной в любви. Сердце Лариты не отзывалось на горячие ласки, они скорей пугали её. Лорду не доставало бережности, способной сдержать страстный порыв.
Женитьба не помогла Одару пробиться к власти. Королевский дворец не принял горячего нрава, привычки брать преграды сходу, не останавливаясь и не лавируя.
Спустя два года, лорд отбыл в родовое имение, зализывать раны.
Для молодой жены потянулась тусклая жизнь. Привыкшая к столичной суете, балам, ярким нарядам, она нелегко приспосабливалась к новой роли. Однако, хозяйка вотчины Ирдэйн не жаловалась на судьбу, а стиснув зубы, выполняла разнообразные обязанности.
"Что толку плакать о разбитой жизни, если её обратно не склеить. Пока у человека есть достоинство, жизнь не заканчивается."
В ночной час, когда звёзды стояли чистые и высокие, жена Одара Ирдэйна родила дочь. Разочарованию супруга не было предела. Вместо долгожданного наследника, девчонка – глупая, бесполезная, как все женщины, кроме его матери. Вопреки злой судьбе Одар Ирдэйн нарёк девочку Сариан, в честь той, кого очень сильно любил. Неизвестно, определило ли имя судьбу , или по судьбе подобрали и имя, но малышка лицом и душой вышла в покойную бабушку. Отец постепенно к ней привязался.
В тяжёлых мучениях Ларита произвела на свет ещё двух дочерей, после- мёртвого мальчика. Младенец чуть не забрал мать на погребальный костёр. Оправившись от родов, леди узнала, детей у неё больше не будет.
Лорд Одар ходил по дому злой и подавленный. Чтобы смириться с тем, что честолюбивые надежды пошли прахом, понадобилось немало времени.
"Создатель не захотел дать мне должности при дворе, не разрешил добиться влияния. Даже сына он мне не дал. Чем я так его прогневил?!"
Разделяя печали супруга, жена благодарила его за то, что он ни разу не произнёс страшных слов, какие могли бы ударить сердце сильней ножа. Одар бранил нелюбимые блюда, сладкие благовония, пестроту домашнего убранства, ничто не радовало глаз. Но с суровых замкнутых уст не слетело ни разу.
"Из-за тебя случились мои несчастья! Я не достиг высокой должности! У меня нет наследника!"
Ранить женщину, какую поклялся беречь, Одар не мог.
Жизнь текла серая, однообразная. У Сариан обнаружился светлый дар, её отдали в школу Аларъян. Лорд по привычке умножал доходы земельных владений. Прекрасно разбираясь в хозяйстве и торговле, он видел не только близкую выгоду, но и дальнюю. Так продолжалось, пока новая страсть не заполнила сердце.
Одар заметил Нэри на лугу в крестьянском хороводе. Смуглая, высокая она была прекрасна жгучей красотой дикой хищницы. Глаза обожгли лорда страстью, голос позвал за собой. Крестьянка не хотела соблазнить господина, она была неистовой от природы. Жёны рыдали, когда взгляды любимых супругов касались Нэри. Её никто не принимал, ни семья, ни соседи. Одинокая, гордая Нэри жила страстью, что наполняла её, как крепкое вино наполняет сосуд. С детства девушке твердили о тяжёлой работе, которая даст кусок хлеба - она не хотела трудиться. Мать рассказывала о замужестве и детях - дочь не хотела семьи. Она желала ветра в знойный день, запаха травы на руках и лице, прикосновения того горячего, запретного, что несёт в себе сильный мужчина.
Лорд пришёл к Нэри словно по наваждению. С ней он познал то счастье, какого не подарила жена.
Взяв любовницу в замок, Одар Ирдэйн отвёл ей две комнаты. Женщина украсила их безвкусными безделушками.
Ларита страдала молча, боясь упрекать мужа. Она понимала, гнев будет неистов. Если лорд привёл любовницу в дом, значит он от неё не откажется.
Когда Нэри родила одного за другим двух крепких сыновей, Одар Ирдэйн признал их своими. Он даже подумывал, не отдать ли титул и вотчину старшему из мальчиков, после его совершеннолетия. Конечно, сеньор пойдёт против правил, но кто посмеет оспорить завещание лорда с огромным доходом.
Госпожа вотчины полностью посвятила себя детям и хозяйству.
- Если сумеешь превратить невзгоды в радость, жизнь станет намного легче, – вспоминала она слова матери, бессильно смотревшей на развал семейного состояния. Ларита честно старалась следовать трудному завету, но порой её душили слёзы.
Так супруги дожили до страшного известия о гибели королевской семьи и придворных при первом нападении теневых.
Запершись от всех в кабинете, лорд Одар глухо стонал.
- Сариан! Доченька! Как же всё так?! Кто посмел коснуться тебя мечом?! Я бы убил эту тварь! Я бы умер вместо тебя!
Плотно сжатые зубы заперли страшный, звериный вой. Слуги боялись приближаться к суровому господину, он был раздавлен и грозен.
Когда с деревьев упали листья, лорд догадался собрать урожай, заготовить зерно впрок. Он хороший господин крестьянам, мудрый советчик соседям.
Подъезжая к дому, Сариан не знала о горе родных.
Ударив молотком в ворота, она услышала ворчливый голос.
- Ну кто там, на ночь глядя?
– Ты как меня спрашиваешь? Лучше открывай по-хорошему, а не то!
- Госпожа Сариан, это что Вы? Откуда Вы взялись?
- Прискакала по дороге на лошади.
- Вот господин обрадуется, он с того дня, как вас во дворце убили, ходит туча тучей.
- Меня? Во дворце? Убили?
Расторопный слуга доложил отцу о возвращении дочери.
"Неужели она! Сари?"
- Смотрите! Если кто лжёт, пеняйте потом на себя!
- Она, без сомнений, Создатель видит, такая как прежде неугомонная.
Одар шёл нерешительно, боясь поверить в чудо, но так на него надеясь. В холле стояла Сариан.
- С-сари... Д-девочка! - отец не мог говорить.
Он хотел обнять дочь, но дрожащие руки вдруг не послушались. Сариан сама прижалась к отцу, всегда такому надёжному.
- Папа! Папочка! Прости меня!
- Живая. Так вот, прощать и не за что. Живая!
- Сариан! Доченька! – раздался в тишине материнский крик. Забыв о достойной сдержанности, леди Ирдэйн бросилась вперёд. – Доченька моя! Вернулась! Сари, где ты была?! Как ты могла?!
- Простите меня.
От стыда фрейлина опустила взгляд в пол. Щёки горели, в глазах появились слёзы. После нападения теневых было не до писем, потом ей казалось, родители не станут думать о ней как о мёртвой, она же осталась жива.
Сариан не заметила, когда в холл вошли сёстры и братья. Любопытные глаза разглядывали сестру.
- Смотри, она стала ниже? Или мы выросли?
Мальчишки подмигнули друг другу.
- Да, точно мы выросли.
Айлин и Дариана старались держаться с достоинством.
- Почему она не приехала в роскошном платье? Дари, кажется я нарядней?
- Ну что за глупости. Кто одевает в дорогу шелка? Наряды у неё в сундучке.
Айлин покраснела.
– Сари, ты откуда взялась? - спросила она, когда родители отпустили сестру.
- Не слушай её, скажи лучше на долго ли к нам?
- Я приехала из дворца, а насколько сама не знаю.
Фрейлина обрадовалась возможности отдохнуть перед ужином у себя в комнате. Запах ароматических шариков, строгая мебель, разные соли для ванны, всё говорило о матери.
Ларита Ирдэйн растила дочерей настоящими леди, что могут достойно войти в дом мужа и королевский дворец. Сариан не всегда слушала мудрые наставления, пусть очень хотела. Она убегала играть с мальчишками, могла забраться на дерево, пустить по реке кораблик.
- Сари, ты же девочка. Вон опять расцарапала коленки, кто поставил тебе синяк?
- Мама, прости, но он сам виноват. Он сказал, Дариана злая, как теневой.
Девочка научилась утончённости, но не покорности и терпению.
"Чего стоила моя зелёная лента! Конечно Дальнир меня задел, но я же просто могла промолчать и точно не демонстрировать дерзости, когда шла на пир. Создатель, как давно это было! Неужели и месяца не прошло?! Хорошо я Дальнира спасти успела. И на стене ему погибать нельзя!"
Взяв холст и краски, что всегда лежали в комнате, готовые к рисованию, когда дочери не было дома, она набросала черты отца. Несколько чётких мазков, и возникло его лицо, суровое, но растерянное.
Отложив кисти, Сариан спустилась к ужину.
За столом собралась вся семья.
- Расскажи, как тебе удалось выбраться из дворца? - с любопытством спросила Айлин, когда поняла, родители разрешают говорить.
Сариан покраснела до корней волос.
– Я стремглав умчалась от теневых в дворцовые склады провизии и долго пряталась среди мешков с мукой. А когда всё стихло, ускакала из дворца на коне.
Айлин издала разочарованный вздох.
"А мне казалось сестру спас красивый гвардеец. Ах, как романтично бы это выглядело, прекрасный герой мчит Сариан на лошади при свете луны."
Девушка замечталась.
Дариана, услышав смущённый рассказ, торжествующе улыбнулась.
"Я верно догадывалась, что Сариан - трусиха. Ей не приходилось лежать в постели, ожидая смерти."
Обидные мысли родились от зависти к красоте и здоровью.
"Ничего, пусть хотя бы часок ощутит себя на моём месте! Она так смотрит на отца, словно страшится с ним говорить. Чего ей бояться! Отец очень любит её. Когда умру я, он точно не станет так убиваться."
Дариана была наблюдательна с раннего детства. Если ты не можешь бегать, как другие дети, не можешь играть на просторе, тебе остаётся следить за всеми со стороны. Все целители сходились в одном, она долго не проживёт. Стоило девочке быстро побежать, сильно обрадоваться или заплакать, как боль тисками сжимала грудь. Когда у Сариан обнаружили светлый дар, Дариана обиделась на судьбу. Она так мечтала иметь силу жизни, а её нашли у сестры.
Говорят, порой Алар возвращает здоровье её обладателю. Да, потом он не чувствует силы в крови, зато остаётся в живых!
"Если бы дар был у меня, я бы стала здоровой, научилась ездить на лошади, вышла замуж, родила много детей."
Злые мысли прервал голос отца.
- Завтра закатим весёлый пир. Созовём ближних соседей. Целых три дня будем гулять. Лари, ты согласишься потанцевать со мной?
- Нет, боюсь, ты меня утомишь. Я лучше послушаю песни, когда заиграют что-то лирическое и грустное.
От разговора родителей Сариан захотелось заплакать.
"Я дома, чтобы призвать отца ко двору. Если он станет канцлером, мы долго не возвратимся в родные края."
После ужина лорд Одар пришёл к Нэри. Он не был с любовницей с того дня, как в замке услышали вести о гибели королевской семьи. Влечение встрепенулось, только что-то неуловимое мешало поддаться ему.
Нэри сидела на кровати упругая, зовущая, но души не затронул её огонь.
- Почему ты не приходил? Я тебя всё ждала и ждала. Ты что, в другую влюбился?!
- Какие глупости! Кроме тебя у меня никого нет! Просто мы думали Сариан при дворе погибла. Видно горе унимает любое неистовство.
- Ох, можно подумать, повод! Она без того редко бывала в замке, а теперь и вообще оказалась жива.
Глаза Нэри полыхнули огнём, что перекинулся на насмешливую улыбку. Она не умела ничего прощать, стремилась бороться и ненавидеть.
- Скажи, за прошлое время ты хотя бы разок к нашим мальчикам заглянула?
- Отчего бы мне их глядеть? Твоя Ларита без того с них глаз не спускает. К тому же они отпрыски твои собственные. Уж без достатка никак не останутся!
- Да, Ларита глядела за ними, даже решив, что родной дочери у неё больше нет. "Я столько лет её обижал сильно, несправедливо."
Лорд тяжело вздохнул.
- Я обеспечу тебя на много лет. Захочешь, и замуж выйдешь, или просто живи в достатке, сама выбирай, как тебе поступить. Нэри, в общем, расстаюсь я с тобой! - выговорил он трудные слова!
- Ненавижу! Подлец! Негодяй!
Крестьянка метнула в любовника статуэтку, что больно ударила в спину, пока рука закрывала дверь.
Когда лорд вошёл к супруге, она ещё не спала.
- Одар, ты насовсем? Если нет, лучше иди, я очень устала.
- Лари, я вернулся. Может ещё не поздно? Давай попробуем опять. Помнишь, как нам было?.. Я тебя на руках держал, а ты дрожала, словно листочек.
- Помню, ты меня так пугал! Сильный, большой, думала, растерзаешь меня в первую брачную ночь.
При свете лампы улыбку было не различить. Но голос Лариты помолодел.
Утром принялись готовить пир. Слуги забивали скот. Гонцы скакали во весь опор, приглашая соседей на праздник. Окрестные лорды собирались с весёлым воодушевлением. Кому не хочется погулять за чужой счёт, тем более, когда наступили плохие времена.
После полудня в ворота въезжали кареты. Айлин и Дариана, встречая гостей, провожали их в комнаты, где можно привести себя в порядок. Ларита Ирдэйн царила на кухне, лорд Одар в амбарах и загонах. Только Сариан скучала одна у себя. Раньше, если большие торжества приходились на время каникул, она помогала матери. Ларита Ирдэйн учила дочь быть госпожой вотчины. Теперь она гостья - фрейлина королевы, значит , должна отдыхать от домашних дел.
Сариан чуть не плакала.
"Пир задали ради меня, но до меня никому дела и нет. Раздувайся тут, точно опара в тепле, но хлеб с аппетитом съедят. А я так и буду рядом с печью стоять, пока не скисну.".
Когда наступил вечер, гости расселись в зале согласно доходам и титулам. Глядя на обветренные лица родные с детства, фрейлина улыбнулась.
"Разве можно сейчас усидеть за столом! Мне хочется веселиться! Вдруг мы вместе в последний раз?"
Девушка перепробовала все блюда и хмельные напитки, что расставили для гостей. Когда начались танцы, она кружилась со всеми мужчинами, что её приглашали. Ларита пришла в ужас. Дочь будто забыла всё, чему её обучали: есть маленькими порциями, пить разбавленное вино, танцевать со скромными юношами. Хмельная, разгорячённая, дочь кружилась в безудержной пляске. Волосы растрепались, лицо раскраснелось. Довольный отец, громко смеясь, составил ей пару.
- Эх, жаль розги у нас никогда не водилось. Правда в юности, кнут меня самого бы не напугал.
В стальных глазах затаились весёлые искорки.
Дочь раскраснелась ещё сильней.
Пир длился три дня, весьма утомив гуляющих. Проснувшись на четвёртое утро, Сариан ощутила слабость. В комнату осторожно вошла мать с горячим питьём в руках.
- Спасибо, мама.
Фрейлина смутилась.
- Кровь Одара, Сари, его слишком жаркое сердце. Но лорд Ирдэйн мужчина, а ты? Кто примет тебя в семью? Узнав, как ты себя повела. Женщину красят покой и скромность: такое правило неизменно во все века.
- Не бойся, мама, отцовский доход и титул поможет смириться с преступной женой. И вообще, в ближайшее время я не собираюсь выходить замуж.
- Что мне делать с тобой, Сари? Когда ты поймёшь, что горячность и гордость счастливой жизни не составляют.
- Да, покорных оно выбирает, как раз. Знаешь, сколько счастливых на погребальном костре недавно сгорело!
Сариан было больно. Что-то разрушилось безвозвратно. И наступило время поговорить с отцом.
Фрейлина разложила два платья стальное и нежно розовое. Стальной цвет для неё привычен. Но недавно Клара Тивель настояла на розовом.
- Вот увидите, вы станете совершенно другой. Я сошью платье не для торжественного приёма, а для нежного чувства.
Швея оказалась права. Глядясь в зеркало, Сариан ахнула от удивления. Платье было изысканным и воздушным. Не обтягивая фигуры, подчёркивало высокую грудь и покатые плечи. В новом платье она стала нежной и соблазнительной. Только ей было страшно его надеть, но трудно не взять с собой в путь.
Вздохнув, девушка отложила обновку, надела привычный наряд.
Дочь отыскала Одара Ирдэйна в загоне для овец. Он проверял, как его утеплили. Нельзя чтобы животных погубил холод.
"Что если тепло никогда не вернётся? Вдруг Вирангат навсегда пришёл в Алкарин, чтобы его убивать? Страшно не видеть лета и знать- земля умирает."
Он упорно трудился, словно стараясь в одиночку одолеть врага.
Обернувшись к открытой двери, отец увидел фрейлину.
- Я смотрю, ты у меня ничего! И впрямь удалась в бабушку, она тоже с честью выносила пиры.
Его одобрение всегда её согревало.
- Папа, мне нужно с тобой поговорить. Это будет очень важный разговор.
Видно, что дочка волнуется.
Он встревожился не на шутку.
- Тогда пойдём в кабинет, там лучше всего разговаривать.
Сариан рассказала всё, что случилось, не прикрашивая трусости, не утаивая стыда. Закончив, она поняла, душа очистилась от страшных минут, ей полегчало.
- Папа, прошу, стань канцлером Алкарина! Королева Риен одобрила высокое назначение. Но желание это моё. Мы ничего не умеем, не знаем, как победить ледяной край. Отец, помоги нам, пожалуйста!
Лорд замер. В душе поднялась буря. Готовы были сорваться неистовые слова.
"Сколько отчаяния! Горечи! Напрасных надежд! А когда пришла беда, страна позвала того, кто в хорошие времена был ей не нужен. Но за неё пришла просить любимая дочь! Главная для отцовского сердца."
- Отец, я помню, ты говорил, Алкарин тебя отверг. Но мне больше не к кому обратиться! Я не люблю королеву Риен. Она недостойна трона, но службу ей приняла. Ты с детства мне говорил о полях крестьян, мы их единственные защитники.
- Ладно, Сари, я соглашусь. Раз надо, то значит надо. Справедливость на нашей земле - вещь невозможная.
Девушка улыбнулась, облегчённо, радостно.
- Отец, спасибо! Я знала! Ты у меня замечательный!
- Ладно, дочка, иди. Раз решили, то уж решили.
Лорд отпустил Сариан. На сердце лежала невысказанная горечь.
"Слишком уж позднее возвышение!"
Возвращаясь назад, фрейлина замечала, природа совсем поблёкла.
Траву и листья намочили дожди, они потемнели. С серого неба срывались холодные капли.
"Как будто и не у себя дома. Что станет с вотчиной без отца? Не хочу, чтобы мы разорились!"
У себя в комнате девушка неожиданно встретила мать.
- Я люблю тебя, Сари. Просто мне за тебя тревожно. Мы вечно хотим больше чем имеем и не видим того, что есть. Твой отец не всегда был счастлив со мной, не только я с ним. Создатель, как ты на него похожа!
- Мама, прости!
Заплакав, женщины обнялись.
Думая о дорожных сборах, Ларита страшилась к ним подступиться. Нужно отобрать наряды, годные при дворе, желательно дать указания слугам, как содержать замок в её отсутствие. Она отвыкла от больших перемен, которые вдруг нагрянули. Ларите казалось, весь мир стал с ног на голову.
Зато Айлин и Дариана радовались отбытию в Алкарин. Они будут жить при дворе.
"Я непременно встречу красивого гвардейца. Когда налетят призрачные твари, я не побегу как Сариан, чтобы отважный герой успел меня защитить."
Айлин кокетливо улыбалась. Дариана смотрела серьёзно.
"Может, в столице меня вылечат. При дворе есть целители, они, конечно, лучше, чем наши." Сестёр не пугал даже холод, какой тут страх? Если случилось столько хорошего.
Тревожась о родовых владениях, лорд Одар передавал дела управляющему, скакал по полям, проверял амбары и загоны со скотом. Постройки нужно утеплить, собранное зерно сохранить, лучшее оставить на семена. Они понадобятся, если холод когда-то уйдёт. Любовник ни разу не был у Нэри, решение принято, отступать нельзя, но попрощаться всё же пришёл.
Увидев лорда, она попыталась ударить его вазочкой, оцарапать лицо ногтями.
- Куда же ты без меня? Я без тебя не могу! Я тебя ненавижу! Сама, своими руками убью!
- Мы отбываем в столицу. Так что за моей головой, придётся тебе поехать туда.
Глядя в бешеные глаза, он улыбался вопреки тяжёлой минуте.
- Поеду! Пешком дойду! На части тебя разрежу!
- Ладно, придётся мне каждую ночь ставить топор в угол спальни, чтобы успеть от любви твоей защититься.
Отстранив руки любовницы, лорд Одар вышел за дверь.
До отъезда господ Нэри заперли в комнате, чтобы она ничего не натворила.
Когда господа отбыли, управляющий открыл засов.
- Уехал! Оставил!
Она взвыла раненой медведицей.
- Бросил! Одар! Покинул!
Она бежала к реке. От воды пахло тиной. Омут глубокий, тёмный. Он зовёт вниз, в никуда.
Нэри бросилась в воду рывком, не успев обдумать решение. Ощутив страх, она попыталась выбраться, но не сумела, вода была ледяной.
Тело утопленницы никогда не нашли. Лорд Одар писал домой, приказывал разыскать неистовую, чтобы узнать о её судьбе. Позже смирился, Нэри исчезла так же внезапно, как пришла в его жизнь, яркая, безоглядная, его главная страсть.
Только сейчас он в столицу ещё не прибыл.
Когда путники садились в карету, взгляд юноши по имени Дирк Каунс украдкой задержался на Дариане. В ней было всё - и нежность, и тайна. Бледная, непохожая на сестёр, она была задумчива и грустна.
"О чём она печалится? Грустные девушки прекрасны."
Застенчивый юноша пугался весёлых девушек, когда те поддразнивали его насмешливым взглядом.
"Дариана не станет смеяться. Значит, я к ней подойду. С ней можно заговорить."
Дирк видел ночь. Он стоит у садовой калитки. Пальцы нежно переплелись с пальцами Дарианы.
- Я люблю тебя, - тихо шепнула девушка.
- Я тоже тебя люблю.
Первое чувство пришло наивное и нежданное.
Увы, Дариана его не заметила , мечтая о новой жизни во дворце. Когда столичные целители её вылечат, она станет сильной, весёлой, приглянётся богатому лорду, выйдет замуж, родит много детей. Первенцем обязательно будет мальчик.
"Нет, я не повторю судьбу матери, проживу долгую счастливую жизнь. Я её заслужила!"
Дорога вела к размышлениям. В пути Сариан поняла, что больше не хочет быть фрейлиной. Во время войны роль придворных очень мала. Они расточают одно сверкание, когда мужчины убивают врагов.
"Риен будет править, отец станет канцлером. А что буду делать я?"
Дорожные дни, дорожные ночи. В тавернах, путники узнавали, что теневые больше не налетают. Зато мирных Аларъян силой берут в войско.
- Нечего нам воевать. Пусть кто умеет, тот и размахивает клинком, - говорил сердитый старик, встреченный по пути. Фрейлина поняла, Дальнир начал действовать.
В Алкарин приехали под вечер. Великий город остался таким же шумным и белым, как в юные годы супругов Ирдэйн. Они полные задора и сил не знали, жизнь окажется трудной. Сколько стремлений ушло!.. Но Алкарин стоит как и стоял, город не умеет стареть.
Дети во все глаза разглядывали столицу, напоминая прежних родителей. Сёстрам казалось, стоит выйти из экипажа, как они затеряются в городе словно в густом лесу. Королевский дворец поразил взор утончённостью.
"Это самое красивое здание на свете, – решила Дариана. – Я буду порхать здесь как птица. Но больной мне страшно войти под высокий свод."
Юные гвардейцы были на страже. Они сразу доложили королеве о прибытии канцлера. Она читала жалобы на маршала.
«Всех уважаемых горожан, что обладают Алар, в числе каких находится и мой муж, королевские гвардейцы забирают из родных домов и против воли зачисляют в войска. Жестокой правительнице пора бы избавить страну от набегов теневых, вместо того, чтобы учинять произвол над лучшими гражданами»- писала гневная горожанка. Похожие письма теперь составляли многие.
«Я пытаюсь призвать в войска Аларъян и понимаю, служить их заставит лишь сила. Теневых убивает только Алар, я вытащу мирных ремесленников из тёплых постелей. Алкарин будет сражаться с врагом.»
Пришло суровое послание Дальнира Аторма. Жалобы не прекращались. Несколько женщин сами дошли до дворца.
- Вы понимаете, мой муж замерзает в военном лагере, он плохо ест! Его могут убить призрачные твари! Если они существуют.
- Моего супруга же убили враги. Он лежит пеплом в храме создателя. В Алкарине война! В сражениях погибают часто! Пора бы припомнить такую малость!
Правительница не на шутку разгневалась.
"Каждый думает о себе! Каждый! Им всё равно, что убили семью короля! И враги никого не щадят! Главное, чтобы мужья оставались дома".
Прибытие канцлера обрадовало королеву. Хотя бы одна хорошая весть среди плохих.
Лорд Одар вошёл вместе с дочерью. Поклонившись, она отошла в сторону, чтобы канцлер дал клятву верности. После правительница заговорила.
- Вставайте скорей и садитесь в кресло. Я так благодарна, что Вы приняли должность в тяжёлый час. Сариан, спасибо тебе, иди, можешь отдыхать. Завтра обо всём подробно доложишь.
"Она отсылает меня как девчонку! Как будто мне не важен их разговор. Я сделала всё, чтобы Риен взошла на престол. Но она отодвинула меня в сторону!"
Фрейлина ушла подавленная и мрачная, хотя в глубине души понимала, Риен абсолютно права, но обиду непросто унять.
- Лорд Одар, прочтите это, - королева протянула послание маршала. - Как Вы думаете, я правильно сделала, дав разрешение действовать так жестоко?
- Да, Ваше величество, Вы поступили правильно. По-другому было нельзя.
- Но я боюсь, алкаринцы поднимут мятеж. Всё это гневные письма. Народ недоволен.
Королева указала на гору пергаментов.
– И ещё меня волнует холод. Я спросила хранителя архива, что это такое. Он сказал, дождливое время называется «осень». Дальше настанет зима, тогда на нас начнёт падать замёрзшая вода. Не представляю, как это будет. После холод на время закончится, и всё повторится снова. Если справимся с первой зимой, вторую тоже переживём.
- Да, час от часу не легче. В стране появилось войско, ему нужны припасы. Для войны будет трудиться много людей: кожевники, кузнецы, сукновалы. Придётся отнять у лордов зерно и скот, что идёт на продажу в города. Сперва заберу провизию у себя, уж потом у других. В стране будет голодно. Понадобится обеспечивать гвардейцев, чтобы они не примкнули к мятежам. К сожалению бунты могут случиться.
- Неужели нам нельзя обойтись без жестокости? Я не хочу, чтобы погибло много людей. Представляете, правит женщина, а людей умирает столько, сколько не умирало за тысячи лет.
- Да, выбор тяжёл, Ваше величество. Либо голод, либо Вирангат. Но голод хотя бы не вечен. К другой зиме мы поднимем подати. За войну платить будут все, у лордов опять появится доход от зерна, пусть не такой как прежде. Высокой ценой, но страна выживет.
- Я понимаю, канцлер. И всё же, как это ужасно!
Когда лорд удалился, Риен прибыла на приём в воздушном зелёном платье. Клара Тивель не шила ей тяжёлых нарядов. Правительница поймала себя на том, что хотела бы танцевать. Если бы ноги хорошо ходили, она могла бы выбрать партнёра и немного покружиться, конечно же после того, как траур закончится.
Риен и не догадывалась, до чего её чувства совпали с мыслями Дарианы.
Стоя возле стены, девушка с улыбкой отказывала красивым кавалерам, что к ней подходили.
- Простите, но я не танцую, – щебетал серебристый голосок.
- Поверьте, вы многого себя лишаете. Такой красивой леди ни к лицу одинокая грусть.
- Я не люблю танцев, они глупы и бессмысленны. Никогда не понимала, зачем человеку кружиться под музыку, – больная бесстыдно лгала.
О танце мечталось, хотелось, чтобы ноги легко скользили по полу, но тогда кавалеры узнают о страшном недуге.
- Да, танцы, наверно, глупы, – произнёс Дирк Каунс.
После отказа девушки, всё равно остававшийся рядом.
– Хотите я принесу вам вина или изысканных сладостей? Можно прогуляться на балконе, пусть там свежо. Вы увидите сад с высоты дворца, жалко сейчас почти стемнело.
- Хорошее развлечение любоваться садом ночью! К тому же я хочу посмотреть, как танцует младшая сестра, вдруг она положит тень на честь строгих родителей.
Дариана пыталась отделаться от упорного кавалера. Дирк Каунс ей не понравился. Бледный, светло-русый он казался котёнком, что недавно открыл глаза, маленьким и растерянным.
- Я могу вам помочь проследить за сестрой. Мне долго пришлось изучать границы дозволенного при дворе, правда всё время со стороны.
Дирк смутился.
-Как дочь строгой матери я знаю их ещё лучше. Вы видели, как мы знатны, а Вы?
Юноша потупился. Больная следила за танцами.
"Удивительно, Сариан ведёт себя по всем материнским правилам. Вот бы рассказать, как она отплясывала на отцовском пиру, тогда бы все фрейлины потешились."
Сариан было грустно. Ей вспоминалось, как Дальнир Аторм прокладывал путь среди дам, словно таран пробивая ворота, с напором, никого не страшась. К тому же фрейлины казались слишком наивными, перед тем, что происходит в стране.
"Нужно найти достойное дело! Женщины не должны стоять в стороне, когда мужчины сражаются!"
***
В комнате горел огонь в очаге. Под одеялами хорошо, Вилент Калфер не хотел вылезать из постели. Он любил тепло. Тому, кто работает в жарком помещении, холод непривычен. Вилент, пекарь Аларъян, работал в лавке отца , что пёк хлеб тоже с помощью силы. У них была отличная выпечка, лучшая в городе. Вилент хорошо выпекал торты и пирожные. Вместе они обеспечивали вкусностями большинство горожан, и были одними из самых уважаемых мастеров в здешних местах.
Потянувшись до хруста, юноша встал. За окнами едва занимался рассвет, пришлось зажечь лампу. Отец ставил хлеб рано, чтобы продать горячим в утренний час, когда горожане только принимаются за работу.
Сын должен ему помогать, пусть не любил вставать на рассвете. Зевая во весь рот, он вышел на кухню к холодному завтраку, что по утрам оставляла мать. Мелита Калфер была ленива, при муже Аларъян трудиться необязательно. Если бы не служанка, в доме наступил бы полный развал.
Позавтракав, юноша спустился в подвал, где стояли огромные печи. В умелых руках отца хлеб постепенно менялся. Возникнув в душе, сила распространялась по телу. Пройдя по пальцам и инструментам, передавалась тесту, превращала бесформенные комки в отличные булки. Отмеченные даром они ровно пропекутся в печи, покроются хрустящей корочкой.
Не говоря ни слова, сын встал рядом с Хортом. Он не любил выпечку хлеба. Пропитываешь булку силой и в печь, так можно до бесконечности, долго, однообразно. То ли дело торты! Тесто, фрукты и хлеб живые, они сложатся в неповторимый узор.
Но любимым делом придётся заняться вечером. Сейчас он должен торговать в лавке. Продавать булки приятно, можно улыбаться людям, обмениваясь разными новостями.
Юноша встречал горожан на высоком пороге, под вывеской с румяным караваем, продрогнув от холодного ветра. Он слышал, похолодало из-за каких-то теневых, что прилетели из Вирангата. Страшным рассказам не верилось.
"Люди всегда плетут небылицы. Видно стена просто не может удержать погоду. Скоро её восстановят."
Вилент надеялся, тепло в скорости возвратится, ждал, как остальные люди. В других городах Аларъян забирают в войска, но до их мест пока не дошли.
"Зачем короли самодурствуют? Будто мечи прогоняют холод."
Покупая горячий хлеб, ремесленники улыбались. Булочка с пылу с жару, да стакан чая хорошо согреют нутро. Народ спешил к пекарю перед рабочим днём. Дик-строитель, Нэнси-красильщица, Бен-шорник. Юноша был доволен.
Завидев кружевницу Тинэль Гирэнт, он засиял улыбкой. Обладая теплом Алар, девушка словно светилась ей изнутри.
"Какая же она милая! Маленькая, голубоглазая, с ямочкой на щеке."
При виде Тинель сердце пекаря замирало. Он создавал для неё лучшие торты, даже когда кружевница их не ела.
- Доброе утро, вот, я испёк для тебя пирожное, смотри, какое вышло.
Пирожное оказалось в нежной руке. Красный цветок, зелёные листья, запах отличной сдобы.
- Ой, какое красивое! Боюсь, я его не съем.
- Я ещё тебе испеку.
Юноша круглый, розовощёкий. Тинэль ему улыбнулась. Ей снились гвардейцы отважные, стройные, но с Вилентом так легко.
- Смотри, не корми меня сладостями часто. Я растолстею, мама станет сильно браниться.
- А я за тебя заступлюсь.
Девушка звонко рассмеялась. Взяв пирожное и хлеб, она пошла домой. Вилент долго глядел ей вслед. На пухлых губах играла широкая улыбка.
За тучами не было видно солнца, поэтому юноша не заметил, когда наступил полдень. Пекаря позвали обедать. Семья сидела за большим столом: родители и трое детей, Вилент, Анира и Рик. Он поглядывал на старшего брата с озорством.
- Вон, гляди у тебя пятно от крема.
Когда юноша ничего не нашёл, мальчишка прыснул в кулак.
– Да что ты такой безобразник? - бранился отец. – Вот возьму и отколочу тебя палкой, будешь знать тогда.
" Пусть треплет. Отец дерётся не больно. Не буду я пекарем, хочу стать гвардейцем."
После обеда пришлось выйти в лавку.
"Скоро вечер! Охота приняться за торты! Если подумать про Тинэль, они выйдут отличные."
Ему представился песочный дворец с башенками, совсем как у богатых людей.
"Сверху побольше глазури и крема."
Слышалось, как по дороге грохочет повозка. Грохот затих возле их крыльца. На него ступили четверо гвардейцев.
- Тут лавка Хорта и Вилента Калфера? – спросил капитан с золочёной нашивкой на рукаве.
- Да, мы торгуем здесь, мой отец Хорт, я - Вилент Калфер. Чем мы можем вам услужить?
- По приказу маршала Алкарина Дальнира Аторма мы берём вас в войско на войну с Вирангатом. Вот свиток, можешь прочесть.
Юноша не поверил суровым словам. Душа ушла в пятки.
"Началось!"
- Что, теневые и правда есть?
Сорвался глупый вопрос.
- Как же, конечно, проклятые твари имеются. Кто бы тогда нашего короля и всех принцев убил?
- Я воевать не умею. Меча в школе страшился. Тут у нас с отцом дело хорошее.
- Что за беда? Сражаться тебя научат. А откажешься уходить, так повесят. Свиток прочли, артачиться нечего.
Гвардейцы чуть выдвинули вперёд рукояти мечей.
Понурив голову, пекарь вошёл в дом.
Мелита неумело собирала мужа и сына в дальний путь. Если бы не служанка, они не поспели бы к вечеру. Когда мужчины надели походные мешки, Мелита заголосила.
- Родненькие мои! Куда же вас?!
Она понимала, что одна пропадёт, раз отвыкла работать.
- Мили, не плачь.
Хорт обнял жену.
- Мы скоро назад придём. Там разберутся, что мы в войсках не нужны.
- Ну хватит, пошли уже.
Отведя глаза, капитан говорил нарочито резко.
Хорт и Вилент влезли в повозку, в ней были ещё Аларъян. Юноше досталось место в углу. Притиснутый к краю людскими телами, он утешался мыслями о торте, что испечёт, когда возвратится домой.
"Почему жизнь такая несправедливая? Зачем нас с отцом забрали? Когда другие дома остались. В центре большой цветок, вокруг меленькие бутончики. Ух, торт бы отличный вышел!"
Вечером повозка остановилась. Рядом стояли другие. Из каждой выбирались Аларъян, осматривали поляну, где будет разбит лагерь.
Гвардейцы ставили палатки, разводили костры.
«Берегите обладателей силы, как зеницу ока! Помните, без них Вирангат победить нельзя» - звучало в приказе маршала. Людей хорошо накормили, дали тёплые плащи, указали место в палатке.
Юноша не мог заснуть на голой земле, искал положение поудобней, ворочаясь с боку на бок. В лесу что-то шуршало, плащ плохо грел.
Утром всех разбудили гвардейцы. Пора двигаться дальше.
Так время и проходило. День в дороге, ночь в палатке.
Однажды подъехали к высокому частоколу. За ним тянулись ряды деревянных строений, напоминавших сараи. Это был лагерь для воинов. Внутри нашлись деревянные топчаны и горячая печь. От тепла и постели на глазах Вилента показались слёзы. Ночь прошла. Утром воинов построили перед маршалом. В стороне упражнялись другие Аларъян. Пекарь слышал сухие удары палок.
Стоя перед людьми, Дальнир гневался на них. Всякий раз одно и тоже, обиженные коровьи глаза или открытая ненависть.
- Алкарин беззащитен перед врагом. Если вы не возьмёте в руки клинки, он погибнет. Теневые убили нашего короля, разорили дворец. Их может поразить только Алар, кроме вас защищать страну некому.
Обладатели силы молчали.
- Восстановите стену!
Наконец, прозвучал возмущённый крик.
- Да, точно, почините нашу преграду!
Поддержали другие голоса.
- Мы не можем этого сделать. Если бы только могли, то давно бы её восстановили. Никто не помнит, как создали преграду. Утрачено слишком много.
Воины стояли упорные, непримиримые. Они не хотели встречать врага со стальным клинком. Не хотел сражаться и Вилент. Он не верил, что другого выхода нет.
"Война. В Алкарине тысячи лет не бывало сражений."
***
Придворные дамы вышивали покрывало для кресел. Сариан трудилась вместе с ними. Иголка прокладывала стежок за стежком. Умелые руки создавали картину, точный глаз помогал. А мысли блуждали совсем далеко.
"Я должна вовсе не шить. Может мне нужно взять в руки меч?"
Сариан пробрал озноб, - она испугалась собственных мыслей. "Но чего же я так боюсь? Если во дворце мне теперь не живётся спокойно. Сперва я совершила многое, только дела закончились. Ждать новых не имеет смысла."
В комнату фрейлин вошла Риен.
- Я вами очень довольна. Думаю, зимой нам не помешает немного тепла, вышивка будет напоминать о лете, раз холод станет ещё сильней.
"Когда она успела так измениться?"
Королева шла с достоинством, спокойная, торжественная. Никто бы не догадался, что ей больно ходить. Сариан вспомнила дикарку с портрета, который она разорвала.
"Амрал стоял там с женой. Я разделила сердца из ревности, смерть разлучила влюблённых навечно."
Правительница ушла. Работа продолжалась. Вечером состоялся королевский приём.
Сариан явилась на него в скромном сиреневом платье, но со сложной причёской. За столом фрейлины оживлённо болтали о нарядах и развлечениях.
"Как будто теневых вовсе нет! Неужели страх так легко забывается?! Дальнир Аторм берёт Аларъян в войска. С Вирангатом будут сражаться те, кто не хочет воевать".
Фрейлина не кружилась в изящном танце. Восторг мирных дней куда-то пропал.
Дариана не танцевала тоже, замерев у стены. Недавно она точно узнала, её никто не вылечит.
- Я вижу, твоё сердце не справляется с тем, что положено выполнять. Такую болезнь исцелить невозможно. Я составлю для тебя отвары, они будут временно помогать, главное постоянно их пить.
- Я больна, потому что у меня нет Алар?
- Нет, просто у тебя такая судьба. Дар не творит чудес. Королева Риен ждала ребёнка, поэтому сила уберегла её. Когда под сердцем дитя, порой выживают и обычные женщины. Ни один человек не знает, сколько ему отмерено. Тебе этого тоже никто не скажет. Не жди смерти, просто живи.
Но мудрые слова не уняли печали и горечи. В покоях Дариана рыдала, пока не заболело сердце.
Глядя на весёлых придворных, девушка понимала, она никогда не будет счастливой. В который уж раз подошёл Дирк Каунс. Он улыбался робко, застенчиво.
- Может сегодня, Вы всё же сумеете согласиться пойти со мной на балкон? Вечер удивительно ясный. Можно на звёзды смотреть.
Что-то задумав, Дариана вдруг согласилась.
– Почему он здоров, а я нет? Вот возьму и скажу, что больна. Вот тогда он на меня поглядит! Конечно же, сразу испугается.
Стоя на балконе, девушка глядела в ночное небо, такое же тёмное, как отчаянная душа.
- Я люблю тебя, – неожиданно выпалил Дирк. – И хочу чтобы ты улыбнулась! Только подай надежду, я буду ждать!
Ночью говорить сокровенное легче, в глазах не видно насмешки.
- Ты меня любишь! Создатель! Какой глупец! Знаешь, я скоро умру, правда умру. Не от чувства к тебе. У меня больное сердце, поэтому я не танцую, и ребёнка родить едва ли смогу. Но если захочешь, так возьми меня замуж! Я не люблю тебя, но это не важно, если ты на мне женишься! Ну что ты? Оставайся с умирающей!
Больная расхохоталась.
- Я останусь! Конечно же, я не смогу от тебя уйти!
Впервые в жизни Дирк ощутил себя сильным. Он может совершить что то такое, большое, удивительное, что выпадает редко. Он способен на настоящий поступок! От него никто ничего не ждёт, а он возьмёт и сделает.
"Я смогу её утешать. Когда Дариана умрёт, я стану о ней грустить. Но может она выздоровеет! Сколько сказаний о любви обещают счастливый конец, когда жизнь кажется безнадёжной".
"Я что? Решила свою судьбу? Теперь придётся выйти за него замуж, раз я сама обещала", - Дариана так удивилась, что даже забыла о постоянных страданиях.
Вернувшись в зал, она случайно встретилась с Сариан.
- Сари, а мне сделали предложение, представляешь, я вступлю в брак раньше тебя!
Дариана смотрела с торжеством и вызовом.
- Дари, тебя берут в жёны? Так выходит, надо сказать родителям?
Сариан удивлённо уставилась на сестру. Они никогда не говорили по душам. Между ними была стена. Сариан сильная – любимица отца. Дариана больная, сдержанная, как мать. Но сейчас от сдержанности не осталось и следа. Глаза горят нездоровым огнём, лицо бледней, чем обычно. Сариан стало страшно. Она отступила назад. Дариана прошествовала к себе, держась за руку Дирка. Сестра смотрела ей в след, чувствуя страх и вину.
- Дариана неизлечимо больна. Я здорова, но ничем не могу ей помочь. Сестра никогда меня не любила, и, кажется, в одну минуту разрушила собственную жизнь.
Уходя к себе, Сариан словно вглядывалась в глаза Дарианы. Фрейлина долго лежала в постели без сна. Вспоминались легенды о смелых воительницах, что защищали мир от тьмы наравне с мужчинами. Линдин справедливая, Койлин длинноволосая, грозные героини сказок пугали по ночам маленьких алкаринок, сверкая сталью клинков.
Однажды Сариан изобразила воительницу. Она одела в воинский костюм квадратную повариху, вложив в крепкие руки меч выше её роста. Рисунок насмешил отца и напугал мать.
Став старше, девушка читала героические сказания. Она узнала, все до одной воительницы были Аларъян.
- Теперь снова война. Как в древние времена кто-то должен собрать в войско женщин. Их же могу призвать я?"
Сариан не единственный раз об этом подумала.
" Мне нужно изменить судьбу. Но новая дорога опасна. Я не пыталась держать в руках клинок, училась жить, как наследница знатного рода. Но что делают леди во время войны? Ждут. Не хочу жить как они, когда моя страна погибает."
Сариан поняла, что решилась.
"Придётся идти на войну, иначе мне всё равно не найти покоя."
Утром, девушка принялась действовать, для начала попросив аудиенции королевы. При этом она случайно встретилась с Дармелиной. Целительница тепло улыбнулась.
- Вот собираюсь в дорогу. Хочу найти девушек Аларъян, чтобы обучить их лечить удары серых клинков. Целители очень нужны, раненых будет много.
- Я тоже хочу отправиться в путь, чтобы призвать в войско женщин - обладательниц силы, сама став воительницей, если, конечно, королева это позволит.
- Так можем поехать вместе.
Сариан позвали в зал для приёмов. Правительницу не обрадовал этот визит. Она отстранила от дел девушку, что возвела её на престол.
"Она помнит меня прежнюю. Мы соперничали в любви, когда я была счастлива".
- Зачем ты пришла?
- Ваше величество, я хочу стать воительницей. Вы читали легенды. Помните, в древности женщины воевали. Алкарину нужны все мечи, какие мы можем собрать.
Риен обрадовалась.
- Так стань ею Сариан! Я тебя отпущу!
"Когда покинешь дворец, мне будет намного легче".
- Спасибо Вам, Ваше величество.
Девушка вышла, сама удивляясь себе: "Вот и решилось. Я пойду на войну. Выходит, судьбу так легко изменить! Только придётся рассказать обо всём родителям."
В обеденный час дочь застала их вместе. Они удивились её появлению.
- Мне надо сказать. Теперь я воительница Аларъян. Королева Риен дала нужное разрешение.
Лорд Одар не удивился. Он видел, что дочь утратила душевный покой. Отец всё понимал. Выйдя в другую комнату, он принёс родовой меч. Тяжёлое лезвие для богатырской руки. На ножнах медведь, сжимающий в лапах серп. «Не бойся ни войны, ни мира» - слова семейного девиза.
- Возьми его, дочка. Носи фамильный клинок с честью!
- Отец, я вас не подведу!
Голос Сариан прозвенел, нарушив торжественный миг. Лорд Одар чуть улыбнулся.
- Что ты наделала Сари?
Леди Ирдэйн побледнела.
- Ни замужества! Ни детей! Трудная дорога! Чужая кровь!
Доченька! Подожди! Образумься!
- Нет, мама, всё решено! Мне трудно здесь находиться. Роль фйрейлины не для меня!
Не опустив глаз, девушка бросила вызов материнскому воспитанию.
- Мы просто принимаем правду такой, как она есть, – утешал Лариту супруг, когда Сариан ушла. – Как не корми медвежонка травой, телёнок из него не вырастет. Кто поддержит её кроме нас? Кто не осудит?
Леди Ирдэйн неудержимо всхлипывала.
- Ты прав, но Сари будет так трудно! Я представляла её жизнь другой, безопасной, уютной. Верила, наша дочь вырастит много детей, раз я не сумела тебе их родить. Мечтала, она станет госпожой вотчины. Из Сариан получилась бы прекрасная леди!
- Что ж, теперь из неё выйдет воительница. Господа для мира, воины для войны.
Лорд Одар вздохнул.
А фрейлина спешила укладывать вещи. Глядя на наряды и украшения, девушка поняла, они ей больше не понадобятся. Только розовое платье, сшитое Кларой Тивель, она зачем-то взяла с собой.
Перебирая старую одежду, воительница случайно нашла две половинки разорванного когда-то портрета, Амрал и Риен отдельно. Принц улыбается жене безмятежной улыбкой, голубые глаза задумчивые, большие. Он никогда не искрился жизнью, но теперь Сариан понимает. "Тогда жизнь его согревала!"
И королева... Неистовая, огневая. Такой Риен никогда не будет!"
Сариан заплакала. Она оплакивала сердца влюблённых. И Алкарин! Их беззаботную родину! Девушка не поняла, как грудь обжёг белый луч. На миг стало трудно дышать. Сила прошла жаром по пальцам, коснувшись половинок портрета. Они потянулись друг к другу, начав срастаться. Волокна холста переплетаясь, становились целым.
"Пусть будут вместе!"
Сариан удивлённо держала в руках соединённый силой портрет. Солнечный отблеск прежнего мира. Для скорби! Для памяти!
Бережно отложив рисунок, фрейлина продолжила работу. Закончив перебирать вещи, она отправилась в лавку готового платья, где купила пару мужских костюмов нужного размера. Она сразу надела светло-серый костюм, что подходил к глазам. Дальше госпожа приказала служанке остричь длинные волосы. Гордость Сариан, светлые, почти серебряные, пряди упали на пол. Чувствуя, как в горле застрял комок, девушка бережно собрала их. Завернув волосы в бархатную ткань, она положила локоны в дорожную сумку. Её воительница будет носить на поясе вместе с мечом. Смахнув слёзы, Сариан повернулась к зеркалу. Оттуда взглянуло отражение незнакомого юноши, широкого в кости, с серебряными волосами до плеч и стальными глазами. Он удивил её сдержанной строгостью.
До вечера девушка занималась разными мелочами. Но в глубине души затаилось решение, как правильно поступить с возвращённым портретом. Воительница отдала его королеве.
- Возьмите его. Он ваш.
Риен взглянула на холст. Боль проснулась, она всегда была близко.
- Ты видела, как он сгорел на костре. Я нет! Холодный, он не ощутил прощальный отблеск любви.
- Простите, Ваше величество! Понимаю, его должны были проводить Вы!
Сариан опустила глаза. Дела при дворе закончены.
Ночью она испугалась. "Как же я без всего?! Роскошные наряды останутся во дворце. Руки загрубеют, лицо обветрится. Дальнир на меня на такую не взглянет! Утром скажу, что никуда не поеду. Вот будет стыдно! Отказаться от перемены судьбы из-за роскошного платья. Теперь уж точно нельзя повернуть назад!"
В темноте девушка поняла, как покраснела.
Утром она прискакала за Дармелиной. Сегодня, в первый раз за много дней, в небе светило солнце, только воздух был ледяной и прозрачный, словно тепла на земле не бывало. Подъехав к аккуратному домику, Сариан, спешившись, вошла во двор. Дармелина сердилась. Она не могла уложить в сундук сотни склянок и ящичков, в каждом важные средства. Поняв, что не сможет забрать всего, целительница, наконец, оседлала коня. По утренней улице женщины поскакали прочь из города.
***
По щекам Тинэль катились слёзы. В который раз она окидывала взглядом уютную комнату: лазоревые шторы на окнах, зелёное покрывало на постели, перина, ворох подушек, большое кресло, недоделанные кружева на столе. Девушка плела их с любовью. Кружева бы украсили роскошное платье, что шила портниха по соседству. До вчерашнего дня Тинэль не догадывалась, что решится оставить уютный дом. Грусть в душе вызывали только воспоминания о Виленте Калфере. Проходя по утрам мимо пустой пекарни, кружевница чувствовала, как сжимается сердце и почему-то хочется плакать. Пекарь никогда не был героем её вечерних грёз. Для романтических мечтаний девушка облюбовала высокого гвардейца, что жил по соседству. В ночных видениях ей не раз представлялось, как сильный юноша обращает на неё внимание, обнимает, целует. И вдруг, настаёт новая, совсем счастливая жизнь, такая, какой у других не бывает. Румяный сын пекаря, что дарил ей булочки и пирожные, казался чем-то домашним, само собой разумеющимся, и вдруг он исчез. Гвардейцы забрали юношу в войско против его воли, они взяли туда большинство мужчин Аларъян. Сначала жизнь в городе замерла, однако, простые пекари, сапожники, портные стали получать невозможную раньше прибыль.
В семье Гирент Алар имели Тинэль и её мать, жестокие перемены их дом не затронули. Отец был хорошим плотником, но обычным человеком. Глядя на закрытую лавку Хорта Калфера, девушка радовалась уюту родного очага. Её, конечно, пугал холод, но пока рядом родные люди, страх надежды не отнимает.
Прошлый день изменил привычную жизнь. Направляясь утром за хлебом, Тинэль узнала, в городок прибыли знатные дамы. Народ собрался на площади послушать важные речи. Кружевница присоединилась к толпе. Стоя среди людей, она с интересом разглядывала достойных женщин, что поднялись на помост. С возвышения на площади обычно выслушивали серьёзные вести. Первая женщина, одетая в мужской костюм, призывала Аларъян становиться воительницами, чтобы защитить Алкарин. Другая - полноватая и круглолицая, набирала целительниц. Пока она говорила, перед глазами Тинэль возник Вилент, раненый, истекающий кровью. Он умирает на раскисшей от грязи земле. Серая сталь поразила юношу прямо в сердце, глаза закрылись, губы едва шевелятся.
- Только целители, обладатели силы могут излечить раны, нанесённые теневыми, – говорила высокая женщина. – Без помощи светлого дара смерть ваших отцов, мужей, сыновей станет неминуемой. Не надейтесь, никто не возвратит их домой, пока Алкарин не избавится от врагов.
"Помочь будет некому! Некому будет их исцелить!"
Застряв в голове, короткая мысль заполнила сердце.
"Если мужчин не спасти, они станут умирать от ран."
Дерзкое решение сложилось внезапно. Она отправится в войско Аларъян, станет целительницей, чтобы было кому перевязывать юношей, чтобы кто-то сумел удержать Вилента на земле.
Сейчас Тинэль собиралась покинуть дом. Слёзы не останавливались, зато руки собирали вещи. Нужно успеть уйти, пока не вернулась мать. Властная, непререкаемая Алина Гирэнт непременно остановит дочь, посмеявшись над глупыми чувствами. Беглянка бросала в сумку всё: кружевное бельё, заколки для волос, пряники, булку хлеба. Никто не учил её дорожным сборам, никто не советовал, что может пригодится в будущем.
Решив, брать больше нечего, Тинэль взвалила на плечи внушительный мешок и вышла за ворота. Она страшилась задержаться во дворе, прощаясь с небольшим садиком, качелями, заботливо сделанными отцом, деревянной кадкой для воды, из неё поливали цветы. Долгий взгляд осторожно окинул уютный двор.
"Кажется, я успеваю уйти!"
Тинель припустила по улице бегом, пока тяжёлый мешок не остановил движения девушки.
Беглянка заметила подруг, что её поджидали, Тален Хинтэр и Тойю Дакрин.
Они отличались нравом, как небо и земля. Казалось, только Тинэль удерживает их вместе. Тален в тёмно-красном плаще с копной рыжих волос и тёмно-зелёными глазами, в каких можно потеряться, была прекрасна и беспечна. Алар помогала девушке вязать чудесные вещи. Порой она вязала пушистый свитер или ажурную салфетку, чтобы продать на рынке или подарить хорошим друзьям, но чаще всего она позволяла себе легкомысленное безделье. У родителей Тален не было светлой силы. Дочь представлялась им таинственным ярким созданием, ей разрешалось делать всё, что угодно. Ни одна работа не занимала Тален надолго, её чувства тоже были мимолётны. Кружа головы кавалерам, красавица быстро их бросала, оставляла не из жестокости или коварства, просто из легкомыслия. Вчера девушка безумно захотела стать воительницей. Она представляла себя в развевающихся на ветру одеждах, с пламенным мечом, сражающую орды врагов. В конце войны маршал Алкарина награждает её главным орденом королевства.
- Если бы не ваш меч, воительница, Алкарин никогда не победил бы теневых, – говорит он, с благодарностью глядя на Тален.
Она, гордая и прекрасная, берёт заслуженную награду, скромно склонив голову. А кто такие теневые, и будет ли война долгой, девушка не пыталась себе представить.
- А вот, наконец, и ты, – воскликнула она , заметив Тинэль. – Я вижу твой заплечный мешок ничуть не меньше моего.
- Да, она, как и ты, затолкала туда великолепные наряды. Конечно, в войске без них не обойтись. Пускай враги погибают от восхищения, вовсе не от меча, и перевязывать раны лучше шёлковым платьем, а не холстом, – прервала подругу Тойя, окинув кружевницу мрачным взглядом. – Прекрасно, лучшей дорожной одежды найти нельзя, одна в красном, другая в белом. В палатках на свежем воздухе вы будете смотреться замечательно, а спать и того лучше.
Тойя оделась в тяжёлый мужской костюм и серый плащ. Она догадалась купить практичный наряд прошлым вечером. Невзрачная одежда скрывала угловатую, плоскую, точно доска, девушку с волосами, заплетёнными в тонкую косичку сзади и прилизанными спереди. Длинный нос и тонкие губы не добавляли образу привлекательности, только большие карие глаза могли бы достучаться до чьего-нибудь сердца, если бы в них не застыло вечно угрюмое выражение. Тойя умела одно - точить ножи силой Алар, работая с утра до вечера. Казалось, однообразный труд - это единственный смысл её жизни.
Возможно, так бы и вышло, если бы в школе Аларъян нелюдимые глаза однажды не заметили красавца Дарга Финсона. Не одна девчонка тайком вздыхала о нём. Увидев светловолосого, сероглазого повесу, Тойя потеряла голову, влюбившись в широкие плечи, небрежную манеру держаться, в снисходительный взгляд, каким он окидывал мир. Конечно, глаза юноши ни разу не задержались на невзрачной фигурке, печально бродившей за ним по пятам. Даргу не могла приглянуться некрасивая девушка, что жила в их родном городке. Зато он вовсю ухлёстывал за Тален, не давая красотке прохода. В свою очередь, та кокетничала с повесой напропалую, ни капельки не любя. Однако, внимание красавца способно польстить самолюбию. Тойя не одобряла подругу, так жестоко поступавшую с ней. А та не замечала любви другой к ненужному кавалеру.
"Она же не видит в жизни ничего кроме своих ножей. Да ещё пилит друзей за мелкие глупости. Ну подумаешь, чашка раскололась, подумаешь, зола испортила платье. Нет, этой зануде непременно надо нас отчитать."
Закончив школу Аларъян, Тойя не перестала страдать, встречая на улицах Дарга и Тален.
Когда юношу взяли в войско, влюблённая несколько дней проревела не в силах даже точить ножи, что ей приносили.
- Проклятая лентяйка, – пилила сердитая бабка, что вырастила её. – Вот, когда в доме не останется ни куска хлеба, тогда только работать и примешься. Вся удалась в беспутного попашу! Он-то уж точно ушёл во тьму, сгубил мою дочь и тебя сироткой оставил.
Отец Тойи не погубил её матери. Женившись на ней по закону, он прожил с доброй женой несколько счастливых лет, пока обоих не унесла болезнь. Оставив на руках бабки маленькую девочку, дитя брака, какой она не одобрила.
Ворчанье старухи было привычным. Скрипучий голос почти до Тойи не доходил. Понемногу придя в себя, она продолжала нелёгкий труд. А вчера случайно узнала, как попасть в войско Аларъян. Став воительницей, можно попробовать встретиться с Даргом.
"Может, тогда он меня заметит."
Несбыточная мечта согревала нелюдимое сердце робким огоньком.
Между войском и лазаретом Тойя выбрала долю воительницы, не считая себя способной к лечебному ремеслу. Даже точить ножи она научилась с трудом, правда сейчас делала это виртуозно. Невзрачная во внешности, слабая в Алар, она тусклая во всём.
Глядя на подруг, Тойя завидовала их симпатичным личикам.
"Зачем иметь здравый смысл и терпение, когда есть красота? Только она не поможет согреться в палатке на голой земле или наполнить желудок."
Тинэль и Тален спешили вперёд, Тойя шагала за ними. Подруги радовались, что никто из близких не застал тайных сборов. Беглянки оставили родным записки, где объясняли своё исчезновение. Главное не встретить на пути никого из старших, пока не успели выйти из города.
"Почему мы их так боимся? Мы же уже взрослые."
Но три подруги только недавно закончили школу Аларъян и не привыкли принимать самостоятельные решения. Они боялись, близкие разумными словами сумеют остановить побег, а подруги вовсе не хотели останавливаться.
Выйдя за городскую стену, беглянки заметили небольшой лагерь, разбитый Дармелиной и Сариан для присоединившихся женщин.
Лагерь обустроили гвардейцы. Мудрые дамы взяли опытных помощников, поняв, что сами не справятся с тяготами походной жизни.
Увидев, как к ним приближаются два угрюмых воина, Тинэль и Тален замерли в испуге, Тойя упорно шла вперёд.
- Мы здесь, чтобы вступить в войско, я и Тален.
Девушка указала на рыжую подругу.
-А я хочу стать целительницей,- голосок Тинэль прозвучал нерешительно.
- Отлично, сейчас мы вас в список внесём.
Воин достал длинный пергамент. Как только их имена записали в свиток, подруг пропустили в лагерь. Появившийся рядом гвардеец, указал небольшую палатку, где для них нашлось место. Вскоре беглянки горько жалели о принятом сгоряча решении. В палатке было тесно и холодно. С каждой минутой всё сильней ощущалось неудобство. Боясь испачкать нарядные плащи, Тален и Тинэль не могли лечь на землю. Только Тойя свернулась в углу, но и она замерзала без одеяла и огня. Подруги молчали, боясь поделиться тревожными мыслями. Каждая втайне хотела вернуться домой, туда, где нет холода и шума лагеря, но не решаясь выказать перед другими постыдную слабость, оставалась на месте.
Пришёл вечер. Старшие женщины развели костры. В огромных котлах, сварилась каша, зажарилось мясо. Почувствовав аппетитный аромат, беглянки приободрились. Выйдя из палатки, они вместе с другими женщинами грелись у костров. После того, как им выдали жёсткие походные одеяла, ночь в палатке показалась не такой страшной, как раньше.
Расстелив на земле нарядные плащи, Тинэль и Тален легли рядом с Тойей. Завернувшись в одеяла, они тесно прижались друг к другу, чтобы согреться. Стараясь заснуть, каждая думала о своём.
Тален представляла, как будет убивать неведомых врагов, заслуживая награды, или свяжет новую салфетку, когда сражения закончатся. Походы всегда завершает победа.
Тинэль вспоминала кружева, тёплую постель, улыбку отца, что вдруг превратилась в улыбку Вилента.
Тойя радовалась тому, что больше не слышит скрипучего голоса бабки, жалела о не заточенных ножах, оставшихся дома. Ещё представляла Дарга Финсона отчаянно, ярко, до боли. В мечтах юноша улыбался именно ей.
- Ты хорошая девушка, Тойя. Не беда, что совсем некрасивая, я знаю, ты меня любишь.
Почему наяву снисходительные глаза не бывают такими тёплыми, а голос добрым? Но Тойя сквозь слёзы улыбалась восторгу наивной мечты.
Наконец, к девушкам пришёл тревожный сон, прервавшийся с рассветом.
Утром всех ждал горячий завтрак. Его раздавали старшие женщины и гвардейцы, приказавшие остальным не мешкать. Конечно, ремесленницы не умели собирать палатки, поэтому воинам пришлось сворачивать лагерь самим. Шумная толпа разместилась в повозках. Места хватило для всех. Не многие решились покинуть родные дома, чтобы поступить на воинскую службу.
Трясясь на ухабах, подруги ясно почувствовали, обратной дороги нет. Даже если они решат повернуть назад, всё равно не переживут пешего перехода по холодному лесу. Остаётся одно: двигаться вдаль вместе с другими. Они станут их соратницами по оружию или несчастью? Кто знает. Так значит, только вперёд, навстречу неизвестности походной жизни.
***
При свете лампы Дальнир читал донесения из разных концов Алкарина. Войско Аларъян вырастало в числе, но не в умении и желании воевать. Сила стены слабела, её защитники не могли сдержать напор теневых. От обладателей дара, взятых в войско, не было никакого толку.
"Что я делаю не так? Чего не умею?"
На сердце лежала тревога, в глазах двоилось от усталости. Маршал спал урывками, ел очень мало.
Проснувшись на рассвете, Дальнир вышел на улицу. Солнца не было, небо затянули высокие серые тучи, чем-то не похожие на дождевые. Вдруг, что-то холодное упало на руку, точно тоненькая иголочка, кольнув её. Вместо дождя с неба спускались странные белые фигуры, не похожие ни на что, виденное раньше. Слишком холодные, странно красивые, они ложились на землю, стараясь покрыть мир собой, стереть черноту.
"Вот он, снег, тот самый снег из легенд. Замёрзшая вода, что падает с неба зимой."
Удивлённый маршал застыл в центре лагеря. Никогда в жизни он не мог представить, что снег будет настолько красивым. Подул лёгкий ветерок, замёрзшая вода закружилась в странном танце, закрывая собой холодную землю, делая её сверкающей.
"Холод - это смерть. Мёртвый теряет тепло, сталь теневых холодна. Но форма ледяной воды прекрасна, цвет удивительно чист. Наверное, смерть тоже бывает прекрасной, если она наступила достойно."
Дальнир наблюдал, как просыпается лагерь. Покидая постройки, люди во все глаза глядели на замёрзшую воду, что падала с неба, издавали удивлённые и восхищённые восклицания, никто раньше не видел сверкания белой красоты. Понемногу приходя в себя, лагерь возвращался к обычной жизни. Зажигались очаги, на огне готовилась пища.
Маршал делил завтрак с простыми воинами.
"Может то, что я ем из походного котла, однажды прибавит им веры в меня? Тогда кто-то из них закроет мне спину в смертельном бою, а не пронзит предательским ударом."
Угрюмую мрачность нарушала надежда.
"Но должны же мы победить теневых!"
Начинались воинские занятия. Появляясь на них, маршал давал хорошие советы или вступал в поединки. Главным над обучением Аларъян был Инзар Далер, призванный в новое войско.
Мастер над оружием был предан маршалу от чистого сердца, что помогало тому удержаться от какой-нибудь глупости.
Дальнир смотрел, как Инзар обучает Аларъян направлять силу в клинок. Ученики не старались слушать наставника.
- Я пытаюсь им показать, как сосредоточившись, легко перелить свет в сталь. Но нужно чтобы ученики собственной волей хотели пронизать клинок силой. Только ты всей душой стремился учиться воинскому искусству. Я столько раз видел, твоя Алар, точно просилась заполнить клинок, нанести удар. Убивать светлой силой - твой дар, как и мой собственный. Кто бы мог знать, что он когда-нибудь пригодится?!"
Не ведая отдыха, Инзар Далер обучал юношей сражаться, каждый день стоя на острие клинка, страшась, что Алар, вырвавшись на свободу, сумеет разрушить сердце.
В юности он, как и Дальнир, решался уйти за стену, чтобы не возвратиться назад. Женившись по приказу отца, он узнал любовь, когда в семье родилась дочь. Крета Далер спасла отца от смерти. Она любила и понимала его, почти ощущая жестокую, разрушительную силу, что стремилась выйти на волю.
Находясь в военном лагере, дочь Инзара с нетерпением ожидала появления Дармелины Гирт, чтобы начать обучение обладателей дара целительству.
Глядя на наставника, Дальнир часто вспоминал похожую на него дочь. Такая же высокая и светлокожая, как отец, она светилась искренней добротой, но была и достаточно твёрдой, чтобы выносить походные тяготы.
"Хорошо, что такие люди встречаются, без них было бы страшно."
Вдалеке послышался скрип повозок, конские топот и ржание.
"Вот и новое пополнение войска."
Юноша поспешил к воротам лагеря. Повозки выстроились цепью у частокола, их встречали гвардейцы. Шумные путницы высыпали прямо на первый снег. Одни кричали, восторгаясь чудом природы, другие замерли в удивлении. Среди женщин воин заметил Дармелину и Сариан. Да, это была избранница его сердца в мужском костюме.
"Зачем она здесь появилась?"
Маршал обрадовался.
"Сариан внезапно приехала! Я так долго её не видел!"
И день, и сам снег стал ярче, даже холод отступил. От мороза щёки фрейлины раскраснелись.
- Я, Сариан Ирдэйн, прибыла, чтобы вступить в войско Аларъян. Со мной женщины, готовые встретить опасность лицом к лицу.
- Зачем вам сражаться?
Дальнир растерялся, радость исчезла. Воительница заметила в чёрных глазах не шальную искру, а тень.
"Так вот как он меня встречает!"
- Обычно воинами становятся затем, чтобы убивать врагов. Королева дала добро. Значит, принять нас вам, маршал, придётся.
- Да, я, конечно, приму, раз королева Риен разрешила.
Дальниру было не по себе.
"Война, кровь Сариан на чёрной земле! Но сражаться должны все, кто сумеет не отступить."
От безрадостной встречи девушке захотелось плакать, ей стало холодно, а раньше было тепло.
"Он совершенно мне не обрадовался. Зря я по нему скучала! И ждала как мы встретимся! Ну Дальнир! Смотри! Дождёшься ты у меня!"
Стальные глаза пытались пронзить спину маршала.
- Я вижу, вы взяли с собой девушек Аларъян, чтобы учить их целительству?
Дальнир обернулся к Дармелине.
- Да, можно попробовать научить их помогать раненым теневыми действием силы жизни, чтобы несчастные могли надеяться на спасение.
Когда женщины устраивались в лагере, Дальнир ушёл в темноту одинокого жилья.
"Сариан! Ну что я мог сделать?! Зачем ты приехала на войну?! Как тебя уберечь теперь?!"
Однако, маршал был счастлив.
А лагерь засыпал снег, ложился на землю и крыши построек, холодными иглами колол воительниц. Сариан обрадовалась, когда вместе с другими спряталась в тепле деревянного жилья. В очаге весело затрещали дрова. Согревшись, она всё равно продолжала грустить.
"Чужой, совсем чужой! Что с тобой случилось? Мне так хочется вернуть тебя того, прежнего! Чтобы ты не был холодным".
Сариан невольно прислушалась к голосам соседок. Разговоры велись о разном: старшие женщины вспоминали дом и взрослых детей, просили за них Создателя.
Конечно, они записались в целительницы.
В воительницы подались в основном молодые девушки: кто-то из любопытства, кто-то, мечтая о славе или, решив, что их долг - защитить Алкарин, а некоторые, ушли на войну вслед за любовью. Сариан заснула под тихие разговоры.
Утром она принялась учиться сражаться. Если бы раньше она представляла, что воинская наука окажется такой непростой, то, наверное, до сих пор оставалась бы фрейлиной? Сариан сомневалась в себе. Женщин учили сражаться наравне с мужчинами, теневой не смотрит, кого убивает. У леди Ирдэйн, как у других, болело всё тело, руки покрылись кровавыми мозолями. По ночам она тихо всхлипывала, плакали и другие девушки. А утром снова брались за мечи. Если бы лагерь не был далеко от человеческого жилья, из него убегали бы многие. Но холод и замёрзшая вода не позволяли бежать. Тех, кто решился, нашли поблизости мёртвыми, твёрдыми, как камень.
Тела дезертиров напугали Сариан не меньше, чем остальных.
"Как будто от серой стали. Оказывается, зима разит людей без клинка."
Хорошо Дальнир Аторм ободрял избранницу сердца, когда учебная палка норовила выпасть из неловкой руки.
- Ну давай, удержи её. Ты же можешь, ты сильная дочь крепкого лорда.
Окрылённая верой в неё, Сариан резко вскидывала дубину. Старались и остальные девушки. День за днём, выпад за выпадом они становились сильней.
***
Замёрзшая вода на учебной площадке давно превратилась в жидкую грязь. Виленту Калферу не нравилось, как ноги скользят в смешанной со снегом жиже. Это был один из тех поединков, в каком юноше хотелось победить. Его противником был Дарг Финсон. Небрежный, точно летящий, он смотрел на соперника свысока. Он, вообще, на всех так глядел. Пекарь не знал, что сильней в душе, восхищение противником или неприязнь к нему. Деревянный клинок опять метил в грудь Вилента. Едва уйдя от удара, он, поскользнувшись, растянулся на земле. Очередное глупое поражение. Быстро вскочив, юноша направил на Дарга меч, едва успев закрыться щитом. Противник отбил выпад и снова напал. Вилент опять уходил от него, стремясь достать Дарга. В груди нарастала злость, противник улыбался, не сомневаясь в собственном превосходстве. С силой отбив стремительный выпад, Вилент рванулся вперёд, нанося удар по руке Дарга. Если бы меч был настоящим, она была бы отрублена. Остановившись, пекарь вытер пот со лба, пока он не превратился в сосульки. Капли на носу, полное тело, круглое лицо, розовое, наивное. Юноша знал, Дарг опять нападёт, заставив расплатиться за случайное поражение. У Вилента иногда выходили неожиданные победы. Дарг злился на них, пусть и не собирался на войну. Юноша готовил побег.
Родители прислали из дома тёплые вещи и деньги, только припасов, что стали редкостью, не было. Прибывшее от родных золото, юноша потратил на подкуп троих гвардейцев. Они обещали достать дезертирам лошадей и выпустить ночью из лагеря. Дарг Финсон бежал не один, с собой он брал Дейна Хута - хитрого человечка с бегающими глазками. Именно он нашёл гвардейцев, что согласились помочь дезертирам. Снисходительный приятель предложил бежать и Виленту.
- Я возьму с собой Тинэль!
- Мы с Дейном решили, никакие женщины в подобном предприятии не нужны. Побег – штука опасная. Если нас поймают, то повесят. Ты же не хочешь, чтобы Тинэль казнили вместе с тобой? Я вот для Тален такой участи не желаю.
- Так возьмите вместо меня отца. Он крепкий и выдержит побег.
Дарг Финсон задумался.
- Ну да, пекарь, правда, выносливый, опытный в делах. Такой пригодиться в пути.
- Отца твоего берём, пусть только решится бежать.
Хорт Калфер согласился дезертировать. Сын радовался неожиданной надежде на спасение отца. Сам он не мог оставить Тинэль одну в лагере среди холодной зимы.
"Хорошо, Дарг скоро убежит, и я не буду с ним биться. Побег назначен на сегодня."
Вечером Вилент пришёл к кружевнице, она встретила юношу грустью. Целительство ей не давалось. Алар кружевницы напрочь отказывалась лечить людей. Любая попытка составить с помощью силы лекарство, причиняла боль. Она едва могла пронизать слабым лучом целебные травы. Каждый день, крутая нравом Дармелина, бранила девушку за неумение. Более добрая Крета просто сочувственно вздыхала.
Единственной радостью долгих дней был Вилент. Приходя тёмными вечерами, он утешал девушку, разговаривая о доме. Тинэль рассказывала о подругах, родителях, кружевах. Увидев, как пекарь, пригнувшись, вошёл в дверь, Тинэль улыбнулась. Присев рядом, юноша обнял её за плечи. Прильнув к широкой груди девушка рассказала обо всех огорчениях.
- Я сегодня работала ещё хуже, чем вчера. Мне ни разу не удалось усилить целебные свойства розового корня, ну совсем ни капельки. Как целительница я никуда не гожусь.
- Зато ты плетёшь чудесные кружева. Не все люди должны помогать больным. Я помню платья, какие ты украшала, они отлично смотрелись на привередливых модницах. Когда окажемся дома, ты развеселишься и наплетёшь много кружев.
Пекарь не хотел, чтобы Тинэль огорчалась. Он бы многое отдал, за её прежнюю, лучистую улыбку.
"Кажется я бы мог за неё умереть, если бы Тинэль грозила опасность. Пусть я бы её не видел, но она была бы счастлива."
Обдав юношу морозным воздухом, на пороге возник Дарг Финсон. Он пришёл сюда, в надежде встретить Тален и Тойю, что каждый вечер бывают у целительниц. Взрослые женщины по-матерински утешали молоденьких девушек.
Дарг подсел к Тален,возле которой, словно надутый сыч, расположилась Тойя. Говоря об одержанных победах, юноша беззастенчиво гладил кокетке ногу. Отодвигаясь, она легонько била кавалера по пальцам, показывая лицом, как сильно сердится на него.
- Он даже палку держать не мог. Вот я её у него и выбил. Он рухнул в грязь как подкошенный.
- Вот если бы ты сразился со мной, тогда бы я поверила в твою смелость. А то каждый вечер одно и тоже, будто и говорить не о чем.
А Тойя украдкой улыбалась, прощая юноше тщеславную гордость.
"Если бы он погладил меня, я бы не отодвинулась. Ты мой, Дарг, беспечное сердце, не замечаешь самой верной любви к тебе, раз я некрасивая."
Время шло, в очаге горел огонь, в комнате текли неспешные разговоры, подводя Вилента и Дарга к неизбежной минуте, когда придётся уходить.
Пекарю никак не хотелось расставаться с Тинэль. Если бы он мог, оставаясь рядом, сторожить крепкий сон, чтобы девушка и во сне чувствовала, она не одна. На прощанье юноша нежно поцеловал кружевницу. Казалось, от неё пахнет цветами. Обвив шею пекаря, Тинэль уткнулась в неё, чтобы помнить сдобный, надёжный запах, засыпая на жёстком дереве. Юноша вышел в ночной холод. Он грустил и радовался. Прекрасное состояние первой, наивной любви.
Ночью юноша поджидал, когда дезертиры решатся на побег. Сквозь дрёму он слышал, как Дарг Финсон осторожно зашевелился. Бесшумный, словно кошка, он дотронулся до Хорта и Дэйна. Они тоже встали, стараясь не шуметь. Прокравшись к двери, трое дезертиров вышли на улицу. Дарг долго ждал заветной минуты. Глядя на звёзды, на утоптанную сотнями ног замёрзшую воду, юноша ликовал. Он оказался самым умным, решившись избавиться от военной службы. Дарг побеждал в поединках не для войны, для себя. Он должен быть первым во всём, сейчас он первый в побеге. Дезертиру не приходило в голову, что его могут поймать и повесить.
- Таких, как он, не казнят. Удача всегда на их стороне. Он вернётся домой как герой, что избежал самодурства маршала и королевы. Его никто не может принудить остаться в войске.
С самого детства Дарг грезил о королевском дворце, придворных турнирах, сотне красавиц, отдавших ему сердца. На каждом женском плече гордо красуется его лента, королева подносит победителю золочёный кубок с кактусами.
- Этот дворец ещё не видел такого воина, как вы! Если бы у короля не было сына, он бы назначил вас наследным принцем, - в восхищении говорит она.
Мечты, вечные спутники тщеславного сердца.
В школе Аларъян у Дарга определили сильный дар, но так и не нашли призвания. Такое случалось редко.
- Если перестанешь гордиться собой, посмотришь на мир вокруг, тогда твой дар и проявится, - говорили наставники Аларъян.
Но юноша считал, его обучают неправильно. Жизнь обошлась с ним слишком сурово, заставив родиться в семье ремесленников. Его место в королевском дворце, среди придворных, а не в маленьком городке. Жители далёкого захолустья ничего не значат для Алкарина. Но теперь всё изменится. Он, Дарг, возьмёт своё.
Дезертиры крались через лагерь бесшумно, чтобы снег не скрипел под ногами. Военные постройки окутал сон, не спали одни дозорные гвардейцы. Подойдя к тем, кого они подкупили, Дарг со спутниками выбрались за частокол. Дезертиров подвели к лошадям, с навьюченной на них поклажей. Вскочив в седло, юноша помчался вперёд, Хорт и Дэйн двинулись следом.
Скачка пьянила Дарга, жаль, за ними нет погони. Ускакать от преследователей, вот было бы здорово. Но, погоню ещё могут устроить. Ощущение близкой опасности будоражило кровь. Хотелось, чтобы им вслед слышались зловещие крики, над ухом свистели стрелы, конечно, не достигая цели. Дезертиры скакали вперёд, а в оставшемся позади лагере, Вилент, наконец, заснул.
Утром, весть о побеге вызвала настоящий переполох. Маршал отрядил в погоню лучших следопытов. Для остальных ничего не изменилось. Обучение продолжалось. Сегодня Вилент направлял силу в меч, этому воинов обучали то Инзар Далер, то Дальнир Аторм.
- Станьте едины с клинком! Вы и есть меч, рождённый для того, чтобы нанести удар! Ваша Алар смертельна, вы есть смерть полная света! Гибель для врага.
Голос Инзара вонзался в мысли Вилента, как клинок входит в дерево или тело. Юноша видел, сталь как и выпечка, состоит из частиц. Между ними может проникнуть сила, она сумеет их изменить. Но сталь жестока и холодна. Душа пекаря не принимала стремление приносить гибель.
"Нет, я останусь собой! Но как хочется пронзить серую плоть! Врёшь! Не поддамся! Моя рука не поднимется! Но сердце достанет врага, что станет сгоревшим хлебом!"
- Сталь ждёт! Она живая! Клинок примет тепло! Уничтожит холодную мглу! Горячий меч растопит лёд! Так наполните его силой! Ощутите призвание грозного света!
Инзар звал. Вилент тянулся на зов, с которым был несогласен.
Вечером он пришёл к Тинэль очень усталый. Сегодня девушка улыбалась. Ей удалось добавить немного Алар к порошку из змеиной травы, отличному заживляющему средству. Сидя на коленях у пекаря, Тинэль рассказывала о нежданной удаче, изредка поглядывая на Тален и Тойю. Подруги никак не ожидали, что Дарг устроит побег. Тайна на то и тайна. Тален возмутилась до глубины души.
"Ну Дарг! Ну трус! Значит, другим сражаться, ему удирать! Вот такой трусости я от него не ожидала!"
Увлечение красавицы прошло, словно его и не было.
А Тойя горевала.
"Дарг даже не простился с нами, не сказал, что решил бежать! Как он мог так скрываться?!"
Влюблённая тосковала. Она одна в холодном лагере.
Я пришла сюда ради любви, а Дарг воевать отказался! Выходит, всё зря, походные испытания напрасны!"
Когда девушка больше не сумела крепиться, она выскочила за дверь и зарыдала. Никто не бросился за ней, ни Тален, ни Тинэль. Подруги не представляли, что Тойя может о ком-то грустить.
Наконец, ночной лагерь утих.
Новый день прошёл в обучении. Вечером Вилент узнал, пойманных дезертиров вернули в военный лагерь.
Дарг Финсон получил желанную погоню, только она завершилась не победой, а поражением. Умелые следопыты на быстрых конях без труда их догнали, да и как было их не настичь, если на снегу следы отпечатываются, точно рисунки на белом холсте. Десять до зубов вооружённых гвардейцев окружили троих беглецов. Увидев направленные на них мечи, копья и луки, дезертиры остановились и сдались. Гвардейцы заперли пленников отдельно от остальных воинов, дожидаться решения маршала. Приговор оказался коротким.
- Повесить.
Гвардейцы неумело готовились к казни, вбивали в землю брёвна, прикрепляли к ним перекладину, притащили из леса три пня.
Беглецы томились во тьме. Никому из троих не спалось.
" Дезертирство карается смертью"– засела в разуме Дарга жестокая мысль.
"Нет! Меня не посмеют так наказать!"
Юноша не понимал, почему вместо снежного поля, по какому он ускользает от погони, он заперт в деревянной постройке, ожидать безнадёжного приговора. Его участь не может оказаться плохой. Судьба не допустит такой несправедливости.
"Почему страшная мысль возвращается так настойчиво, делает комнату холодней, пусть в ней растопили печь? Меня же не убьют! Со мной не могут так поступить!"
Юноша не смыкал глаз до рассвета.
Рядом Хорт Калфер, вздыхая, прощался с жизнью. Он понимал, что умрёт и не тешился ложной надеждой. Если бы не страх за жену, пекарь не стал бы бежать.
"Кто с малых лет не работал, тот трудиться и не научится. Мелита одна пропадёт. Хорошо, в побег пошёл я, а не Вилент. Повидаться бы с ним перед смертью! Сказать, он ни в чём не виноват, попросить отслужить Алкарину и за меня, если та напасть, о какой в лагере говорят чистая правда."
Сквозь щели в стенах смертник пытался смотреть на новое утро.
Справа вертелся Дэйн, изобретая невероятные хитрости.
"Кого подкупить? К кому подольститься, чтобы меня не повесили? Нельзя допустить жестокой расправы! У меня хорошая голова! Дарг только сильный, Хорт покорный. Пусть они умирают. Ловкость поможет мне выкрутиться."
Едва поднялось солнце, в двери вошли шестеро гвардейцев.
- Дарг Финсон, Дэйн Хут, Хорт Калфер, приказом маршала Алкарина Дальнира Аторма завтра в полдень вы будете казнены за дезертирство. Для ожидания смерти вас переводят в другое место. Скажите, о чём вы хотите попросить.
- Вы не можете нас повесить! Ни у кого нет такого права! Это слишком жестоко!
В отчаянии кричал Дарг
- Умоляю! Попросите маршала за меня! Я жалею, что убежал! Я готов быть храбрым и преданным!
Упав на колени, торговался Дэйн Хут.
- Маршал твёрдо сказал, миловать вас не будет. Лучше заведите руки назад, мы их свяжем. Не надо сопротивляться, всё равно не поможет.
– Я хочу повидать сына, – заговорил Хорт, спокойно протянув запястья.
- Его мы позовём, такое выполнить разрешат.
Гвардейцы вывели смертников на улицу. Дарга пришлось тащить на себе, Юноша отчаянно кричал и бился.
Постройку для приговорённых разбили на три отдельные комнаты. Исполнять закон, не значит унижать.
Присев у огня, пекарь протянул затёкшие руки к теплу. Оставив смертника в одиночестве, гвардейцы его развязали. Запертая дверь убежать не даст.
"Очаг почти как домашний. Никогда у Милиты еда не выходила. Она с самой юности пищу умудрялась испортить. Даже смеялась, что полюбила меня из-за хороших булок. Жаркие печи в подвале без моих рук никто не растопит. Я бы сейчас пару хлебов испёк для неё, для моей единственной. Порадовал бы в последний раз."
Хорт вздохнул.
Сын появился, когда стемнело. Он вступил в постройку, качаясь, казалось, того и гляди упадёт.
- Отец, зачем я только узнал о проклятом побеге?! Как жить мне теперь?! Как я матери в глаза загляну, когда она спросит куда ты пропал?
Хорт обнял юношу надёжно, крепко.
- Ничего, сынок, я пожил, другие живут и меньше. Я мог отказаться, не убегать, но раз пошёл, так за всё расплатился. Ты служи Алкарину по совести, если тебе доведётся встретить врага. И маршала не проклинай, не надо. Злые чувства, злые слова к хорошему не приводят.
- Но почему он тебя не простил?! Ты же хороший! Честный! Добрый! Нашу пекарню весь городок уважал.
- Король Ардан и в мирное время преступников петлёй награждал. На войне подавно побег никому не простится, хоть мы её и не помним. Во все времена закон единый на всех. За прошлую честность поблажек, его приступившим, не делают.
Они пробыли вместе до самого утра. Когда за Вилентом пришли, пекарь прижал к себе сына в порыве последних объятий.
"Эх, вот она и причина снисхождения вымаливать! От расставания с сыном сердце множество раз обливается кровью и горечью."
***
Вместе с шестью гвардейцами Тален и Тойя пришли к постройке, где находился Дарг Финсон. Девушки со слезами просили воинов дать это свидание, пусть они неродные ему.
Мечась, как зверь в клетке, юноша бросился к двери, едва та открылась. Появление посетителей - единственный шанс спастись!
Рванувшись вперёд, Дарг нанёс одному из гвардейцев сокрушительный удар в челюсть, остальные пятеро снова его связали, бросили на кровать. Оставив девушек внутри, воины заперли дверь. С трудом подавляя рыдания, они присели рядом с юношей. Если бы они знали, что говорить в страшный час, как верно утешить смертника.
- Идите к тени! Катитесь к призрачным тварям! Вы мне не нужны! Уходите отсюда, я не хочу вас видеть!
Надменный, презрительный к жалости Дарг рыдал, отвернувшись к стене.
Возмущённая Тален молчала. Она подошла к двери. Сотня слов для отповеди вертелась на языке.
"Но он же приговорён к смерти," – остановила упрёк внезапная мысль.
- Не надо так, Дарг, – нежно уговаривала Тойя. – Мы пришли утешить тебя, хотели помочь. Знаешь! Я так долго тебя люблю! Ещё с самой школы. Как только увидела, так сердце и замерло!
Девушка гладила плечи смертника. Они крупно дрожали. Он отшатнулся, как от удара.
- Не нужны мне ничтожные утешения! Вешать же собираются не вас, и как вы хотите мне помочь? Устроите дерзкий побег? Две жалкие, бесполезные дуры!
В жестокой насмешке пряталась капля последней надежды.
– Если бы мы только могли! Но гвардейцы тебя не выпустят. На подкуп у нас денег не хватит. Ты прав, мы такие беспомощные!
Тойя краснела, стыдясь собственного бессилия.
- Вот и катитесь отсюда! Вы противны мне обе.
Нечего было сюда приходить!
Дарг хотел уязвить девушку побольней, унизить дурнушку не грех.
- Это ты оказывается противен, – холодно бросила Тален. – Бессердечный трус, не желающий принимать заслуженное. Петух прикинувшийся орлом.
- Нет, не надо, - заговорила Тойя. - Ему же страшно. Он не ведает, что творит. Дарг, прости нас, смягчись. Мы можем побыть с тобой, одному так плохо ждать неизбежной казни.
Но юноша не смягчился.
- Уйди от меня, лягушка! Холодная, мерзкая. Меня повесят, я умру. Но ты никому не понадобишься, не приглянешься. Слышишь, Тойя, такая ты никому не нужна! Никому! Никогда! - обречённый расхохотался.
Девушка отскочила прочь. Слова обожгли жестоким огнём.
Тален постучала в дверь, чтобы вернулись гвардейцы.
- Тойя прости. Я и не знала, что ты любишь его так сильно! Готова ошибки и трусость принять!"
Подруги вышли, воины заперли дверь. Тойя брела по снегу, не ощущая холода.
- Я всегда была жалкой! Меня никто любовью не наделит! Ни он! Ни другие! Страшная, страшная жаба.
Ей захотелось ударить себя одним из острых ножей, что она раньше точила.
Девушки ушли. Дарг остался один. Жестокое унижение не уменьшило смертного страха.
– Меня повесят! Нет, мне нельзя умирать!
К утру юноша совершенно сдал.
Он бессильно дёргался в путах, скрипя зубами.
Когда за ним пришли, смертник упирался изо всех сил, молил маршала о пощаде. К месту казни воинам пришлось тащить его по земле. Двое других приговорённых были покорны. Дэйн Хут впал в беспамятство, Хорт Калфер смотрел на солнце, на небо, на снег, прощаясь с ними. Впервые он видит замёрзшую воду. Пекарь радовался тому, что успел поглядеть на такое чудо.
Рядом с виселицей стоял маршал. Всё утро Дальнира просили за дезертиров. Он сурово отказывал.
"Помилуй сейчас одного, другие опять побегут, они начнут надеяться. У Аларъян хороший доход, на подкуп гвардейцев неизменно будет хватать."
Смертников поставили на пни. На шеи накинули петли. Гвардейцы замерли. Затих весь лагерь.
- Раз уж решил казнить дезертиров, тогда убивай их сам.
Слов не было, но глаза говорили одно. Маршал подошёл к смертникам. Первым он выбил пень из-под ног Дарга. Короткий крик безнадёжно рванулся ввысь, оборвался хрипящей нотой. Юноша повис в петле мёртвый. Дэйн Хут словно хотел снять верёвку, пока не пришёл конец.
- Ничего, не медли, чего уж там!
Прозвучал неожиданный голос последнего смертника. - Я зла не держу, вижу тебе самому тяжело.
Глаза без ненависти: вечный укор без надежды на избавление.
Пень вылетел из-под ног. Тяжёлое тело повисло в петле.
- Больше своими руками я никого не казню. Исполнять приговор будут те, кто придёт ко мне сам, добровольно. Но теперь вы видели, я готов на страшное, чтобы вы воевали.
Дальнир шёл прочь из лагеря, прямой, суровый.
Сариан видела, как он уходит за частокол.
- Да я же люблю его! Я жалею его! Создатель, кто, кроме меня его пожалеет?! Кто простит его, кроме меня?!
Воительница помчалась за маршалом.
Дальнир сидел в снегу, качаясь, схватившись руками за горло. Казалось, он умирает.
"Скорей уже! Когда умру, всё пройдёт. Нет, всё останется! Не закончится никогда! Я буду вечно видеть глаза! Всех троих!
Тело трясли беззвучные всхлипы без слёз. Вдруг руки Сариан обхватили его, прижали голову к тёплой груди, гладили волосы, гладили спину.
- Дальнир, ненаглядный, Дальнир!
Сариан утешала его как мать, когда мать вообще его утешала.
Маршал заплакал горько и тяжело, по-мужски. Пока слёзы не высохли, воительница не смела его отпустить.
- Сари, ты что, любишь меня?
Дальнир взглянул в заплаканное лицо.
- Конечно, же да! Я так сильно тебя люблю! Я не могу без тебя!!
- Прими меня, Сариан! Прими вот таким! Прими, пожалуйста, если сможешь!
- Приму, мой хороший! Приму! Ты видишь, уже приняла.
Влюблённые возвратились назад рука об руку.
К маршалу подошли Вилент Калфер и Тойя Дакрин, просить отдать им тела дезертиров. Казнённых вынули из петель. Для прощания отвели ту же постройку, где они провели последнюю ночь.
Воительница сидела рядом с Даргом.
"Он умер, ничего не изменится. Он не возьмёт обратно слова, что сказал, когда они приходили прощаться. Как можно любить мёртвого?! Ненавидеть его тоже нельзя. Создатель! Я прощаю его! Для него не будет костра. Дезертирам огонь не положен. Их смерть недостойна последнего света. Дарга положат в холодную землю."
Гвардейцы долго долбили её лопатами. Когда яма стала глубокой, они опустили туда тело дезертира. Тойя накрыла его плащом. Могилу забросали землёй.
Когда мёрзлые комья стали холмом, девушка ушла на самый край лагеря. Дальше мешал уйти частокол. Присев на корточки, она закрыла лицо руками.
"Дарг не хотел умирать, а я очень хочу! До утра много времени, никто меня не найдёт. Возможно, меня положат к нему. Было бы хорошо находиться рядом!"
Вдруг ей увиделся нож. Она затачивает лезвие тонким лучом, чтобы сталь сделалась бритвенно-острой. Только Тойя может сделать его таким. В окно светит солнце, мимо снуют люди.
"Бесконечная тьма прервёт дорогой сердцу труд! После войны он не будет продолжен! Холодные руки к нему не вернутся!"
Девушка встала, она возвратилась из холода в тепло, Дарг навсегда остался в холоде.
***
Чашка горячего чая немного согрела Айдрин. Но ароматный напиток не прогонял внутренний холод. Провидица проснулась среди ночи. Её мучили яркие видения. Конечно, она знала, причин беспокоиться множество.
Месяц назад на стену отправили лучших строителей Аларъян, чтобы они постарались её починить, только у них ничего не вышло.
- Мы не знаем, как создавалась преграда, – объяснил главный мастер. - В ней много Алар. Сила невероятно огромна. Она подавила нас. Строители пытались понять, как возводили стену. Но камень и сила - сплошной монолит, никакого зазора между частицами. За годы мира было утрачено много тайн ремесла.
Неудача мастеров разочаровала страну.
Королева и канцлер, не отступив, прибегли к суровым мерам. Лорд Одар Ирдэйн забрал провизию у крупных землевладельцев, начав при этом с себя. Войску было что есть. Королевство кормило гвардейцев и крупных ремесленников. Выжить могли и крестьяне, у которых осталось зерно на долгую зиму.
- Нельзя разорять земледельцев, иначе весной некому будет пахать. Чтобы хлеб вырос, надо его посадить. Без крестьян города не выживут.
В королевстве многие голодали, по дорогам в поисках пропитания бродили толпы людей. Но не беды сегодняшние тревожили сны Айдрин, в них появлялся малыш - наследник престола. К принцу подкрался холод, сердце заполнила тьма. Айрик может пропасть. Провидица знала как никто: где вершится судьба, там даётся и выбор. Жизнь без него не складывается.
Одно Айдрин узрела с особой ясностью: нужно, чтобы каждый воин запомнил: когда в Алкарине появится человек с фамильным медальоном Райнаров на груди, о нём незамедлительно нужно оповестить любого лорда знатного рода, что будет военачальником на стене или в крепости.
Такой приказ зачитали войскам.
Хорошо, ночные видения днём уходили, провидица могла отдохнуть.
"Айрик жив, это главное. Пусть вокруг клубится тьма. Война продолжается. Пока человеческая душа не отдана Вирангату, всегда остаётся надежда."
***
На покрытой льдом скале стоит каменная чаша. Даже странные животные ледяного края страшатся её. К сосуду тьмы прилетают бесплотные призраки, мрачный зов слышат только они. Бесцветные очертания людей чего-то желают. Вирангат одарит их последней наградой. Великий дар - продолжение жизни.
Бесплотных теней почти не видно. Они лишены формы и мысли. Стремление только одно, скорее наполниться тьмой. Призраки кружат возле чаши, словно лёгкая дымка.
На скале появились фигуры черней самой мглы. Они взялись за руки и начали петь. Тоскливые звуки, страшная песня. Мотив о неминуемой гибели, о душах, что веками томятся во мгле. В Вирангате стоит стон и плач. Плачут живые твари, забывшие, что значит жить, стонут земля и скалы, никогда жизни не знавшие, от пения тьмы плачет весь ледяной край! Над чашей поднялась мгла, что хочет сгубить свет. Тьма колышется, ждёт и зовёт.
Бледные призраки влетают во мрак, окунают в него мечи, купаются сами. Очертания мглистых людей стали ясней, наполнились серым холодом. Тогда они вновь выходят на верх. Теперь они обрели силу, став теневыми. Аран, вечный ужас для света, наполнила очертания собой.
Вирангат велик, несметно число его воинов, не утеряно древнее умение.
Тёмную песню над чашей слышит сам Дивенгарт. Она тревожит прислужника тени частицей чего-то неясного, чуждого. Мелодия мглы слишком живая. Когда Вирангат победит, живого не будет нигде. Движенье замрёт окончательно, превратится в вечный Покой, где никогда ничего не меняется. Там будет холод, только движение порождает тепло, там будет тихо, все звуки идут из зелёного мира. Там будет темно, свет и краски во мгле не живут.
Все чувства: ненависть, страх, даже боль, посторонние для Вирангата, чужие для чёрного камня, что вышел когда-то из мглы. Но как уничтожить мир?! Если не знать его суеты? Только поэтому чувства наполнили гладкую, ледяную поверхность: боль, страх, ненависть – они служат победе мглы. В болезни и горе человек просит покоя, желает его усталый и старый, но только отдых тот временный, чуть - чуть живой тишины, чтобы снова подняться, продолжить земные дела. Неизменный покой есть смерть. Однако, закон таков: один умирает, другой родится на свет. Движенье на то и движенье, чтобы всегда идти. Но в отчаянный миг жестокого горя, растерянности, сомнений, когда человек готов умереть до срока, застыть навсегда раньше нужного часа, способен убить других - чёрный камень позовёт его за собой, предложит избавиться от невзгод. Тогда живой примет тьму. И никогда назад не вернётся.
***
Морозные дни сменялись метелями. Пурга превращалась в оттепель. Жители Алкарина, крестьяне, горожане, войска узнавали, что такое - зима. Люди боялись холодной непогоды.
Но, несмотря на морозы, военный лагерь жил обычной жизнью. Обучение воинскому искусству разгоняло кровь. Только метели заставляли Аларъян сидеть в помещении. Ветер наполнял сердца тоской.
Слыша пронзительный свист, Тален сжималась в клубок, натягивая на голову одеяло. Девушке было тревожно.
"Вдруг там, в зимнем вое, кружится призрак Дарга, который не хотел умирать. Не приведи, Создатель, он придёт ко мне, заставит за всё заплатить. Я обидела обречённого перед смертью."
Днём девушка не боялась призраков. Они страшны в ночную метель.
На утро пурга прекратилась. Выйдя на улицу, Тален увидела солнце. Оно заливало мир яркими лучами. Было очень тепло. Белый покров стал превращаться обратно в воду. Она мерно капала с крыш. Ноги вязли в снегу, точно он стал липким. Погода была замечательной. Воительницу радовало, что скоро начнутся занятия. Ночные страхи улетучились, Тален улыбалась солнцу, каждой частичкой тела, впитывая тёплый воздух. Пусть он был не такой горячий, как летом, но всё же теперь не колючий.
На учебной площадке подруга стала против Тойи. Рядом Дальнир Аторм обучал Сариан Ирдэйн.
После долгих споров он сумел её убедить, что фамильный меч знатной семьи не подходит женской руке.
- Это родовой клинок.
Воительница горячилась.
- Лорды нашей династии всегда брали его на войну, я, леди Ирдэйн, должна сражаться достойным мечом. Мой отец вручил мне его, я клялась не позорить фамильную честь.
- Оно и заметно, что меч фамильный. Когда его ковали, теневых и в помине не было. Им не мглу поражать, а кромсать крепкие кости. Гибель дочери с огромным мечом в руках, раз она с ним не справилась, наполнит сердце отца не печалью, а гордостью. И мать она тоже утешит.
Когда Сариан сдалась, она поняла правоту Дальнира. С лёгким клинком в руках она стала намного быстрей.
- Скажи, вот куда ты спешишь? Откуда такой напор?
Воин легко отклонил удар, в котором была сила, но не хватало точности.
– Я тебе не загон, а меч не рога быка. Меня точно дверью не выломать.
- А как ещё мне в тебя ворваться? Ты же крепкий как дерево, и голова у тебя чугунная.
- Того и гляди зазвенит?
Воин широко улыбнулся.
- Сари, завтра я отправлюсь на стену с теми, кто успел хотя бы чему-то научиться.
- И, конечно же, я уеду с тобой?
- Нет, лучше поупражняйся ещё немного с учебным клинком. Рано вам стоять на стене.
- Ты хочешь дождаться когда будет поздно?
- Если я погибну, война всё равно продолжится.
Они смотрели друг другу в глаза.
"Ну что бы ей не опустить взгляд? Но, кажется, сейчас мне не выстоять."
Маршал успел понять, воительница поедет с ним, на этот раз она не уступит.
Внимательно оглядывая площадку, он наблюдал, как сражаются девушки.
Высокая, рыжеволосая Тален сумела победить юношу гораздо крепче неё.
Бесцветная Тойя неутомимо колола мечом, как будто точила нож, упрямо, точно. От крепких ударов враг всегда отступал.
- Завтра со мной поскачешь на стену ты и эти две девушки.
- Так бы намного раньше, а то уговариваю его! Все разумные доводы исчерпала, осталось на женские глупости решиться.
Сариан улыбнулась.
- Вот видишь, настояла таки на своём. Не терпится тебе со мной сложить голову на преграде.
Дальнир вздохнул.
- Слышишь! Мы не погибнем! Даже не смей об этом думать! Я буду тебя защищать, ты станешь оберегать меня. Вместе и выживем.
Поверив любимой, воин утешился.
Маршал подошёл к Дармелине Гирт, узнать, как дела у целительниц.
- Ну как, по-прежнему ничего?
Он очень хотел надеяться на внезапное чудо!
- Да, никаких результатов. Женщины от всего сердца стремятся исцелять, они изучили травы, отлично накладывают повязки. Но Алар молчит. У каждой она делает то, в чём есть её талант. На другое сила не направляется.
- Тогда возьмите с собой в дорогу тех, кто больше всего умеет. Мы очень нужны на стене. Крета Далер останется в лагере, чтобы учить остальных.
- Я поняла. К завтрашнему дню будем готовы.
Целительница похудела, осунулась. В глазах поселилась тревога. Дармелина не привыкла к неудачам, что приходили одна за другой, словно Создатель решил погубить Алкарин.
- Спасибо. Знаю, вы прилагаете большие усилия к безнадёжному делу, просто законы по каким живёт дар изменить невозможно.
На душе притаилась тяжесть.
"Ничего, скоро я начну воевать, тогда сомненья уймутся".
Со стены приходили дурные вести. Порча росла, защитники не справлялись с врагом, призрачных тварей прилетало всё больше. Простые воины вступали в войска добровольно. Те, чьих родных убили теневые, и те, кто видел смерть, согласны идти в сражение.
"А вот Аларъян… Что же обладателей силы приведу я сам. Военный лагерь налажен, войско растёт, пора начать воевать."
Нарушив раздумья маршала, к нему подошла Сариан.
– Почему ты не ешь?
Ужин Дальнира был не тронут.
- Прости, я не заметил, когда принесли еду.
Воин взглянул на поднос с удивлением. Ей захотелось коснуться его волос.
"Беспокойный мой Дальнир, самый лучший на свете! Однажды я тебя нарисую. Твои чёрные глаза, два огня, что осветили наш путь. Радость и печаль переплелись, чтобы возникли яркие краски на холсте души. Я пронесу их через всю жизнь, отдам прекрасному портрету, чтобы другие могли увидеть твоё смелое сердце."
Пока Сариан на него смотрела, Дальнир писал указания для своего заместителя. Солидный и обстоятельный человек сумеет обо всём позаботиться. Но если бы маршал мог, он успевал бы везде, не упуская ни одной мелочи, страшась потерять что-то важное, без чего невозможна победа. Но,скрепя сердце, Дальнир учился доверять надёжным помощникам, скрывая в душе неуверенность.
- А я совершенно готова к дороге, - произнесла Сариан, когда увидела, маршал отложил перо в сторону.
- Да, нам собраться только подпоясаться, даже вам женщинам. Вот походная жизнь.
Внезапно Сариан устрашилась жестокой схватки с врагом.
"Когда теневые прилетели, я испугалась, спряталась, смогу ли я с ними сразиться?"
Потянувшись к любимому, она прижималась лицом к жёстким ладоням, словно закрываясь от ночного страха.
- Сари, помнишь, в ту ночь, ты была безоружна. И никогда не держала в руках меча. Но ты ударила лампой, сумев убежать. Да ещё и меня из дворца вытащила.
- Спасибо, что на меня надеешься. Мне так намного легче. Раз веришь, я выстою!
"Какой детской была моя любовь к Амралу. Я хочу выйти замуж за Дальнира и тогда…"
Сариан сама не знала, что тогда. Главное, чтобы их «тогда» наступило.
В ночной темноте воительница поняла, пора уходить. Перед деревянной дверью воинского жилья она увидела высокую фигуру Тален. Она недавно заступила в дозор.
- Стой, кто идёт? – раздался в тишине звонкий голос.
- Это я, Сариан Ирдэйн. –
Тален открыла дверь. Отличное настроение, что пришло утром, до сих пор её не покинуло. Стоя в дозоре, она словно впитывала в себя звенящую тишину, серебристый лунный свет превратил лагерь в сказку. Сердце наполняло неясное томление. Хотелось сделать что-то прекрасное или расплакаться. Это было предчувствие любви, что отнимает покой, разрушает серые будни, не принимает легкомысленного флирта, привычного для Тален. Если бы не лагерь вокруг, она могла бы запеть. Пусть мотив услышат деревья, постройки, луна в небе. Человеческое сердце счастливо вопреки всему. Оно хочет жить, взлетая птицей к таинственной высоте. Стремится, надеяться, зная, ожидания не напрасны, заветные мечты исполнятся, вдруг, сами собой, когда и не ждёшь.
Чудесные грёзы прервало появление Тойи. Она сменила подругу возле двери. Кутаясь в серый плащ, девушка ощущала, ночь сырая, холодная, луна светит отвратительно ярко, деревья черны, как никогда. Воительница была угрюма и раздражительна. Не раз приходя к мысли убить себя, она останавливалась, только вспоминая блеск острого ножа в солнечном свете. Луч Алар, тонко направленная линия, снова огонь, снова прямая черта. Когда-нибудь она возвратится к ножам и угрюмой бабке, Тойе казалось, она ненавидит подруг за наивную красоту, за ослепительные улыбки. Чёрная зависть снедала сердце.
"Если бы последние слова Дарга не были такими жестокими… Он умер, презирая меня. Он лежит там, в земле, навечно успокоившись. Какой прекрасный его покой. Я тоже хочу быть безмятежно спокойной, когда приду к нему. Но он не был готов погибнуть! Прости, Дарг! Я не сумела облегчить твои последние минуты! или умереть вместо тебя!"
Тойю душили слёзы, что не могли принести очищения.
Остаток ночи она проплакала.
Ранний подъём вызвал привычное ворчание. Рядом, зевая, протирала глаза Тален.
" Сегодня в дорогу."
Такая мысль отгоняла сон, наполняла сердце тревогой, ожиданием чего-то нового. Одеваясь, воительница тихонько напевала.
После завтрака новички стали строем. Пережившие зиму Аларъян были вполне готовы к пешему походу. Тален, Тойя и Вилент шли в центре войска. Сариан скакала рядом с Дальниром во главе колонны, по самому главному праву, по праву любви. Тинэль и Дармелина ехали в повозке, как и остальные целительницы.
Снег продолжал таять. Ступая на нетвёрдую корочку, какую когда-то давно звали настом, люди и лошади проваливались в глубь по колено, а то и по шею. Поход оказался трудным. Вечером, устраиваясь на ночлег, воины не смогли развести костры из влажного дерева на сырой земле. Поев не досыта, улеглись в палатках, заснув мёртвым сном. На утро снова двигались вдаль. Понемногу замёрзшая вода превращалась в жирную грязь, такой слякоти алкаринцы прежде не видели. Хорошо, с каждым днём становилось теплее. Зима отступила, сменилась весной, первой в жизни страны за долгие века. Люди, узнавшие холод и страх, теперь узнавали, как радует возвращение тепла, раньше казавшегося привычным. Природа обновлялась, вместе с ней оживали сердца, с удивлением понимая, смерть всегда сменяется новым рождением.
Двигаясь по уши в грязи, к вечеру уставая, воины приближались к стене.
Она появилась на горизонте в солнечный полдень. Никогда не видевших её Аларъян, поразил удивительный, золотой блеск преграды, казалось, его не могла создать сила людей.
Однако, подъехав близко, все заметили, стену покрыли тёмные точки. Странная порча убивает волшебный огонь. Аларьян отчётливо ощутили это.
"Так вот почему появились теневые," – с удивлением подумала Сариан. Она давно знала, стена проницаема, но увидеть разрушение своими глазами, убедиться в реальности несчастья, что принесло войну…
Сарин тяжело вздохнула.
Навстречу обладателям Дара вышли защитники преграды. Воины приветствовали пополнение, прикладывая ладони ко лбу,казалось, они улыбаются, хотя на таком расстоянии это трудно определить.
Стена встретила обладателей силы новыми домами. В них ещё витал запах свежих брёвен, стояла добротная мебель.
Капитан защитников постарался на славу. Привлекая жителей окрестностей к жаркой работе, он сделал всё, чтобы прибывшим воинам жилось хорошо. В эту ночь они спали крепко: отдыхали Дальнир и Сариан, разделённые стенами дома. Дремала Тойя, забыв про горе и злость на весь мир. Спала Тален, видя яркие сны, такие завораживающие, непонятные. Отдыхали Тинэль и Вилент, связанные любовью. Спала Дармелина, забыв про беспокойство, раны и увечья.
Только дозорные на стене упорно всматривались в даль. Они ждали нападения теневых. В ночной час враги прилетели.
*** Тревожный удар колокола разрушил тишину. От протяжного звона, что возвещал беду, Тален проснулась. Поднялись и другие воительницы. Стремительно одеваясь, они хватали оружие.
- Вперёд! На стену! – едва выскочив на улицу, услышала Тален слова, разносившиеся в ночи.
"Неужели всё правда? И призрачные твари на самом деле есть?"
Поверить страшному трудно, даже когда доказательства нельзя опровергнуть.
Вместе с другими, Тален взбиралась на стену по лестнице. Грёзы куда-то исчезли, оставив только чувство опасности, почти страх. Ночь и луна дышали войной. Свет костров сочился кровью. Оказавшись на стене, воительница тот час увидела призрачные фигуры, сражавшиеся с опытными воинами. Перелетая огонь, теневые прыгали вниз с пронзительно воющих летунов. Плащи развивались, как крылья. Блеск стали, лучи Алар, крики и стоны. На несколько секунд Тален замерла, даже не пытаясь поднять меч. Сердце отчаянно колотилось, мысли метались в стремительном беспорядочном беге.
- Дура! Не стой! – раздался чей-то оглушительный крик, он вывел её из оцепенения, но было поздно. Почувствовав резкий удар в живот и боль, девушка осела на стену. Внезапно руки и ноги перестали слушаться. Впадая в беспамятство, Тален почувствовала, её кто-то подхватил.
***
Проснувшись от ударов колокола, Тойя поняла, сейчас придётся сражаться. Такой же набат возвещал в их городке несчастье. Хорошо, что в тишине звучал знакомый с детства сигнал, иначе Аларъян не смогли бы понять, что происходит. Спеша на преграду, воительница понимала, сегодня она может умереть. Суровая правда почти не пугала. В последние дни она не раз стояла на пороге жизни, замерзая на снегу после казни Дарга, потом в беспросветных мыслях.
"Если погибну, придёт облегчение. Пусть чужой клинок положит конец печальной судьбе. Меч теневого всё же не собственная рука."
Но, увидев призрачные фигуры, Тойя испугалась, впервые по-настоящему устрашилась конца. Смерть предстала в жестоком, неприглядном обличии. Серая сталь, алая кровь, крики и стоны, боль без конца и края, и холод, что не имел ничего общего с жизнью на земле.
"Я должна направить Алар! Сейчас яркий свет наполнит клинок!"
Ладонь крепко сжала холодную рукоять.
– Я могу резать сталь. Значит, мой дар окажется острым! Ты, огонь, что затачивает металл, сделай его разящим, дай клинку свет, чтобы тень навсегда пропала. Враги не должны осквернять наш край!
Меч засиял ослепительным светом, воительница ощутила тепло. Удар по призрачной фигуре, дальше ещё один. Тойя сражалась, как и точила ножи, холодно, упорно. Рука, что сжимала клинок, болела, ноги дрожали. Скоро она не выдержит, упадёт без чувств. В рассветной мгле теневые отступили. Воительница стояла на стене, опустив меч и щит.
- Ура, я победила! Ура-а-а! Я смогла!
*****
Когда Сариан мчалась на стену, в душе происходила отчаянная борьба. Ужас ночи первого нападения призрачных людей схлестнулся с желанием отомстить Вирангату. Оказавшись наверху, девушка сразу увидела теневых. Воспоминания туманили голову: мёртвый дворец, пыль мешков, потусторонний страх, но память о тьме перекрыл погребальный костёр, на котором сгорела прекрасная жизнь.
"Рисуй! Создай жестокий узор на клинке! Чтобы он засиял, отомстил врагу! Изобрази картину нашей победы и! Ибо только ты, моя Алар, способна заполнить сталь яркими красками!"
Меч вспыхнул бесстрашным огнём. Движимая ненавистью, воительница врубилась в гущу теневых. Она сражалась самозабвенно, не щадя врагов.
- За Алкарин! За Амрала!
Вырывались из горла крики.
Теневые падали со стены, Сариан торжествовала.
Бой кончился внезапно. Поняв, что больше некого рубить, воительница почувствовала отрешённую пустоту, тело стало тяжёлым. В рассветной мгле Сариан отправилась искать Дальнира. Над ней стояло высокое небо, такое безмятежное, точно покой, что внезапно наполнил сердце.
"Я смогла, я сражалась с теневыми! Наконец-то, убивала врагов! Мой клинок поразил их немало. Теперь можно выйти замуж за Дальнира. Я, как и он, смелая, как воительница древних легенд, сильная и достойная."
***
Лазарет пропах кровью, холстами для перевязок и травами. На соломенном матрасе умирала Тален. Свет и звуки доходили до угасавшего разума сквозь туманную дымку. Она чувствовала, рука Тойи держит её слабую руку, то исчезают, то появляются глаза Тинэль, подруга должна заниматься другими ранеными. Девушка знала, что умрёт. Сдерживать стон жестокой обиды было совсем нелегко.
"Она ни разу не ударила мечом, не убила ни одного теневого. Зачем она убежала из дома? Решив стать отважной воительницей."
У горла стояли невыплаканные слёзы, но гордость не позволяла давать им выхода.
"И всё-таки нужно решиться, пора сказать Тойе... Пока ещё можно успеть."
- Дарг не стоил тебя! Мы все тебя не ценили.
Горло мучительно жгло, очень хотелось воды.
- Молчи, тебе нельзя разговаривать, – отозвалась подруга сквозь подступивший комок.
- Оденьте меня в то красное платье. Я его сохранила, – почти прошептала умирающая.
"Почему сейчас мне всё равно хочется быть красивой? И ещё одно попросить бы суметь! Иначе совсем не могу!"
- Пить!
Жалея её, Тинэль поднесла кружку к бледным губам. Безнадёжным нельзя отказать в запретном для тех, у кого есть надежда выжить. Она попила, несколько раз тяжело, судорожно вздохнула и умерла, облегчённо вытянувшись в постели. Глотая слёзы, Тинэль ушла к другим раненым.
Не в силах поверить случившемуся, Тойя смотрела в спокойное лицо подруги.
"Минуту назад ведь живая была! А вот не дышит! Лежит мёртвая!"
Когда пепел девушки скрылся под слоем земли, Тинэль пошла в храм помолиться Творцу. Раньше она никогда не молилась по-настоящему. Но перед глазами стояло страдание близкой подруги. Она виновата! Она не спасла! Если бы смерть была обратима!
- Прошу тебя, Творец всего сущего, дай мне силу лечить! Их столько! А я ничего не могу!
Стоя на коленях, Тинэль, словно была в лазарете среди белых повязок и лиц, стонов, пролитой крови.
Душа переполнилась состраданием пронзительным, горьким. Слёзы лились из глаз. Она хотела исцелять с помощью Алар, так неистово, как ничего никогда не желала.
Вдруг сердце пронзила невыносимая боль. Тело забилось в судороге. Упав на пол, Тинэль прикусила язык, по жилам полился жидкий огонь, расплавляя их, перестраивая, точно отливая заново. Менялась сама душа, обретала новую суть. Исчезло всё: стены храма, она сама, остался беспредельный, горячий огонь.
"Создатель, кажется, я умираю, вот расплата для недостойной!"
В глазах метался пожар.
Боль отпустила так же внезапно, как и нахлынула. Постепенно придя в себя, девушка поднялась с пола. Она ощутила, что стала другой. Первого же человека, какого Тинэль встретила на пути, она увидела силой Алар. Перед ней были мускулы, кости, суставы, печень и сердце – всё, о чём рассказывала Дармелина.
"Это человеческое кружево, может не такое тонкое, как моё прежнее, но очень сложное и красивое. Человек состоит из многих частей, в их переплетения мне ещё предстоит проникнуть. Но, Создатель, я же могу лечить! Спасибо тебе, Творец! Какое замечательное чувство!"
Тинэль улыбалась великому чуду, которое с ней совершилось.
***
Вилент Калфер стоял на стене. На землю упали лучи закатного солнца. Сегодня юноша заметил робкий, едва проклюнувшийся росток.
Мир по ту сторону весело зеленел. А в Алкарине не многие растения пережили зиму, только самые стойкие потянулись вверх. Зрелище чёрной зяби удручало сердца.
Деревья стояли скрюченные, на них не выросло ни одного листа. Птицы молчали. Из голых лесов исчезли звери, кроме грызунов. "Хорошо, казнённый отец не увидел гибель родной земли. Мать скорее всего погибла. Живы ли брат и сестра?
Проклятые призрачные твари разрушили всё вокруг. Маршал казнил отца, но ненависть растворилась в войне и горе. Душа пуста, служба в войсках да любовь Тинель, вот всё, что ему осталось."
Когда девушка обрела целительный дар, её радость вернулась.
Лицо лучилось улыбкой, голос звенел колокольчиком, в страдании согревая людей.
Стоя на продуваемой ветром стене, пекарь чувствовал солнце, когда вспоминал любимую.
В минуты чёрного отчаяния Вилент представлял чудесные торты. Казалось, он может испечь их из ничего. Пекарня стала единственной, несбыточной мечтой.
"Когда-нибудь я погибну от серой стали. Наш Алкарин разрушат враги. После падения не останется жизни."
Горькое понимание сгибало плечи суровых воинов. Города восстанавливали древние крепости. Больше никто не считал маршала самодуром, нападения призрачных тварей происходили часто.
Закончив дозор, Вилент пришёл в лазарет. Он присел в уголке, глядя на жизнь и смерть, что крепко переплетались здесь. Любящий взгляд безошибочно отыскал Тинэль.
Она искрилась светом, облегчала страдания. В любую свободную минутку девушка подходила к Виленту, перекинуться словом и взглядом.
За счастьем влюблённых наблюдали грустные глаза Тойи. Она перестала завидовать любви, красоте, юности. Они не спасли Дарга и Тален от гибели. А она сама может глядеть на солнце, радоваться тёплым лучам.
"Так пусть Тинэль выживет всем теневым назло, не потеряет любви Вилента."
Глядя на её точные, решительные движения, подруга восхищалась целительницей.
"Откуда в такой хрупкой девушке нашлась сила изменить дар Аларъян, сделать его исцеляющим? Раньше она любила кружева, пирожные, мягкий халат и плед, теперь бесстрашно глядит на кровь и смерть, а где возможно, спасает жизнь. У меня есть меч и Алар, что закаляет и пронизывает сталь. Ради целительной силы подруги я выстою на стене! Дарг был труслив, жаль это не отменяет любви. Но если бы Тален осталась в живых! Без её ослепительно рыжих волос на сердце стало темней. Не представляла, что без неё станет настолько грустно."
Вернувшись к воительницам, Тойя увидела Сариан – придворную даму, что поменяла вышивку на клинок. Она не была высокомерна. Знатная леди обращалась с другими как с равными. Глаза улыбались весёлой шутке и откликались на горе, а всё же она отличалась от остальных. В движениях сквозило достоинство знатной семьи, что не сотрётся ни испытаниями, ни жизнью среди простонародья.
В ночной темноте сердце билось тревожно. Сариан не спалось.
- Я не знаю, как справиться с Вирангатом, – недавно сказал Дальнир. - Жаль, невозможно восстановить стену. Она бы надёжно нас защитила. Отстроенные замки никогда не заменят преграды.
"Но если бы стену восстановили, Айрик не смог бы вернуться домой. Что стало с принцем в Велериане? Как он живёт среди чужеземцев? Малышу не исполнилось и года. Он даже не знает, что такое: страна. А как её защитить и подавно."
Воительница улыбнулась, пытаясь представить ребёнка Риен и Амрала.
"Вот бы узнать, как спасение целой страны может зависеть от одного младенца? И можно ли одолеть ледяной край?"
Сердце страшила жестокость врага.
"Ну уж нет! Мы его разобьём! Дальнир сдаваться не собирается, пока стена стоит. А что будет завтра, кому известно?"
Сариан заснула. Маршал спустился со стены. Наступил рассвет, а ночью теневые сумели прорваться в Алкарин. Горе и смерть для кого-то.
"Сколько месяцев или лет мы продержимся? Вирангат несметен. Суровые сказания говорят: царство льда и скал было несметным даже в седой древности."
Воина тревожила судьба и её пророчества.
"Страшно то, что война тяжела. И полагаться на возвращение ребёнка совсем не надёжно. Но если не верить? Тогда, остаётся считать, что погибнет весь мир?"
Войдя к себе, Дальнир увидел в комнате Сариан. Улыбаясь, она следила, чтобы маршал вовремя ел и спал.
"Хорошо рано утром увидеть её! Нет, я не дам погибнуть нашему миру, даже если никто не вернётся! Я выстою ради избранницы сердца! Ради Алкарина! А если вдруг упаду, меч поднимет кто-то другой".
Влюблённые вышли на улицу, держась за руки.
- Иногда мне хочется убежать за стену, – задумчиво произнесла воительница, глядя на поникшие деревья. – Когда стоишь на верху, видишь зелень за ней. А у нас всё черным-черно, словно мёртвое.
- Я всю жизнь мечтал уйти за ворота, чтобы вкус опасности ощутить. Только она нас на родине отыскала. Теперь не понятно, выживем ли?
Сердце гулко забилось. У Сариан широкая ладонь, твёрдая, вовсе не женская, но такая необходимая для него!
"Всё, сейчас попрошу у неё руки! без цветов, вина и колечка. Но пока живой, надо действовать, чтобы призрачные твари помешать не успели! "
- Сариан, ты станешь моей женой?
Голос звучал взволнованно, хрипло. Дальнир сдавил её пальцы так, что они хрустнули.
Пожалуйста, выходи за меня, или я тебя украду. Увезу куда-то на край земли и спрячу от отца. Знаешь, я без тебя не могу! Слышишь, сколько глупостей я говорю, но не могу остановиться.
- Я согласна.
От стеснившего сердце чувства голос чуть дрогнул.
Воин подхватил невесту на руки. Она громко взвизгнула, не ожидая страстного движения.
- Отпусти, Дальнир, поставь обратно. Хорошо, у меня кость широкая, а то бы ты мне все рёбра переломал.
Маршал рассмеялся победно и весело.
***
Дни проходили, становилось теплей. Теневые по-прежнему нападали. Однажды Дальнир Аторм получил королевский приказ прибыть во дворец для рассказа о войне. Сариан поехала вместе с ним. Они скакали вдвоём, глядя на поля, что засевали пережившие зиму крестьяне. В городах восстанавливали древние замки, укрепляли стены. Бледные, с затравленными глазами, видевшие смерть от голода и теневых, люди работали с неведомым раньше упорством. Они спасали свою жизнь.
"Во что превратилась страна!" При виде мрачных картин, Сариан вспоминались благополучные дни. Сердце наполнялось глухой ненавистью к Вирангату. Страшное чувство утолит только гибель врага.
"Это будет бой до конца: тьма или свет, тепло или холод. Другого выхода не дано."
Алкарин встретил влюблённых мрачным упорством в восстановлении укреплений. Только королевский дворец казался таким же беспечным, как в мирное время. На приёмах весело танцевали придворные, внимательные глаза следили за каждым движением правительницы. Королева Риен и канцлер Одар Ирдэйн делали всё, для продолжения блестящей жизни, чтобы дворец оставался островком постоянства и надежды в стране, чья судьба висела на тонкой ниточке.
Оказавшись при дворе, воительница поняла, что соскучилась по роскоши и удобствам.
Ларита и Одар Ирдэйн вдвойне обрадовались появлению дочери. Они готовились к свадьбе Дарианы и Дирка Каунса. Родители пошли на неё, скрепя сердце.
- Она не будет счастлива в неудачном замужестве, – по ночам вздыхала мать.
- Я до сих пор не могу понять, что толкнуло её на опрометчивый шаг? – вторил отец.
Но Дариана настаивала на глупом решении - до слёз и приступов болезни.
- Я люблю его, – упрямо возражала она, пряча неприязнь к жениху, когда кто-то пытался её отговаривать.
За долгие месяцы Дирк Каунс надоел наречённой постоянным восхищением и робостью. От присутствия жениха у невесты болели то сердце, то голова.
"Совсем слабый человек."
Сердито возмущалась она, упорно отказываясь разорвать помолвку.
"Для больной девушки, неспособной удержать жизнь, под стать бесполезный жених. Прекрасная пара, бесцветное ничтожество и увядающая роза, смех, да и только. Так пусть придворные хохочут до слёз, я тоже посмеюсь".
Не решаясь перечить дочери, родители смирились с необъяснимым упрямством.
Лорда Одара поджидало новое испытание. Дальнир Аторм пришёл просить руки Сариан.
Воин, волнуясь, шагал к его кабинету. Ни для кого не тайна, у канцлера крутой нрав.
"Что, если он мне откажет? Сариан уважает отца. Выбирать между нами будет непросто. Тогда я отступлю первым, пусть очень её люблю. У меня нет дохода для достойной жизни, а опасностей предостаточно."
В кабинете оба присели в кресла.
- О чём Вы хотели со мной говорить?
Пристальный взгляд Одара напомнил маршалу глаза любимой.
- Я хотел бы просить у вас руки старшей дочери. Я всем сердцем её люблю! Жизнь за неё отдам! Сберегу от призрачных тварей!
Дальнир застыл, ожидая решения.
"Второе замужество. Во время войны браки заключаются стремительно. У них родятся прекрасные дети, наследники, что стремятся вперёд, не сдаются внезапным невзгодам. К тени сомнения, этот зять мне решительно нравится. В отличие от первого, он подходит моей девочке. Жене - воительнице под стать супруг - маршал."
- Пусть Сариан выходит за вас, если захочет. А я в этом не сомневаюсь! "Сыграем две свадьбы в один день, где первая, там и вторая. Раз дети спешат к супружеской доле, родители не станут чинить препятствий на их пути."
- Спасибо вам, канцлер! У меня словно гора с плеч упала!
- Подождите прощаться с тяжестью. Семейная жизнь новую приготовит. Сари моя, далеко не подарок.
Одар весело подмигнул.
Узнав, что ей предстоит выйти замуж в один день со старшей сестрой, Дариана не на шутку рассердилась: "Даже худший день жизни Сариан у меня отнимает!"
Сначала девушка наотрез отказывалась от возможности второй свадьбы. Невеста часами плакала, от чего случился тяжёлый приступ сердечной боли.
Церемонию Сариан и Дальнира решили отложить, когда Дариана неожиданно согласилась.
"И пусть, хочу, чтобы стало ещё больней. Я несчастная увижу счастливую пару. Мне не узнать, что значит любить сильного, красивого человека, а он будет рядом, отдавая себя сестре".
Больная упрямо настаивала, чтобы две церемонии произошли в один день. Никто не понял совершившейся перемены. Для придворных Дариана оставалась неразрешимой загадкой.
Накануне заветного дня, обе невесты не спали: одна ждала и боялась, вторая ненавидела и злилась.
Утро Сариан встретила возбуждённая и счастливая, Дариана несчастная и разбитая.
Золочёная карета везла сестёр в храм Создателя, где служитель Творца проведёт брачную церемонию. Экипаж с гербом рода Ирдэйн подчёркивал, замуж выходят дочери самого канцлера. Народ ликовал, праздник во дворце напоминал о потерянной мирной жизни. На улицах раздавали бесплатное угощение, не такое дорогое, как в былое время, зато намного более желанное.
Вступив в храм , Сариан едва справилась с душевным волнением. Древнее здание было огромным. Тонкие колонны точно взлетали в высь. Сверху неслась величественная музыка. Она заставила сердце трепетать, ощутить что-то торжественное, щемящее. Только рука наречённого давала понять, она не исчезла с грешной земли, не растворилась в Великом свете.
Две невесты поднимались на возвышение в центре зала. Сариан в розовом платье, что возила с собой, так и не решившись надеть. Дариана в белом, хрупкая, беззащитная. Два жениха поддерживали девушек под руки. Дальнир в чёрном камзоле, украшенном золотом, Дирк Каунс в тёмно-сером, с серебряным шитьём.
На возвышении пары встретил служитель Творца в белоснежном одеянии.
- Да будете вы вместе, пока бьются ваши сердца, пока светят над вами солнце и звёзды, чтобы ничья злая воля не могла помешать супружеской верности! Если хотя бы один из вас решит отказаться от вступления в брак, пусть скажет об этом сейчас или не говорит никогда.
- Мы не откажемся, – вместе произнесли Сариан и Дальнир.
- Мы не откажемся, – вторили Дариана и Дирк.
- Да будет так, союз ваш скреплён навеки на небе и на земле!
Служитель создателя по очереди возложил руки на головы молодых. Дальнир и Сариан, Дариана и Дирк, обменявшись кольцами, поцеловались.
Выйдя из храма, супруги почувствовали облегчение. Придворные и горожане бросали под ноги полевые букеты, кареты тоже украшали цветы. Громко играла музыка. Сариан поняла, она счастлива.
"Творец! Дальнир теперь мой! Он со мной навсегда!"
От огромного счастья, что возникло в душе, хотелось смеяться и плакать.
Во дворце новобрачных ждал весёлый пир. Молодые танцевали с гостями, старики разговаривали между собой. Королева Риен сидела в роскошном кресле во главе стола. Глядя на Сариан и Дальнира, она загрустила. Молодые кружились в танце, не замечая никого вокруг. Им принадлежал целый мир.
Неожиданно встретившись с огромными глазами Дарианы, правительница разделила её страдание, отлично поняв больную.
"Трудно смотреть на веселье других, когда сама танцевать не можешь. Меня согревала Алар, было бесшабашное веселье, и любовь наполняла сердце, такая большая, что порой закрывала собой солнце. Казалось, Амрал освещает мне путь. Наверное, на свете так любить нельзя. Дариане достались одни страдания. Они превратились в гнев и зависть. Она никогда не узнает, что значит, дышать полной грудью, идти навстречу миру с открытым лицом, не ожидая от жизни плохих событий. Каждый день поднимаясь с болью, я могу убежать в память. Дариане некуда скрыться. Однако, я рада за Сариан. Хорошо, она разлюбила Амрала! Принцу хватит моей жизни, любви и преданности.
Если ты меня видишь, Амрал, если можешь услышать там, знай, я защищаю твой Алкарин! Пусть королевская власть меня чаще сердит, чем радует!"
Устав от страданий, правительница прикрыла глаза. Когда молодым настала пора удалиться в спальни, она тоже отправилась на отдых.
Поднимаясь по лестнице, Сариан нечаянно встретилась с ней глазами. В этот миг её обожгло чувство вины. Почему мы всегда ощущаем себя неловко рядом с чужой бедой?
Однако, горячие ласки заглушили другие чувства. Краткий миг боли и Сариан унеслась куда-то, обретая лёгкость. Не было ничего: ни войны, ни мира, ни дворца, ни Алкарина. На свете существовал только Дальнир, его огненные глаза, чёрные как лучшие ночи. Пусть сейчас жена их не видит, зато хорошо помнит страстный, пронзительный взгляд.
Пока Сариан любила супруга, в другой спальне страдала её сестра.
Прикосновения Дирка были противны, романтические признания давно надоели.
"Что я наделала! Зачем вышла за него замуж?"
Дариану душили слёзы. Когда утомлённый муж мирно засопел, она выбралась в уборную, где разрыдалась. Почувствовав как заболело сердце и затруднилось дыхания, больная взмолилась о смерти.
"Она постоянно находится рядом! Целители строго предупреждают. Так пусть конец наступит прямо сейчас! Чтобы я не страдала в браке."
Но приступ прошёл, Дариана возвратилась в спальню к супругу и осколкам жизни.
***
Спустя несколько дней, сполна отчитавшись перед королевой и отдохнув от войны, Дальнир и Сариан возвратились на стену.
Отъезд супругов обрадовал. Жизнь во дворце надоела молодым. За первую зиму Алкарина они от неё отвыкли. Хотелось вернуться к опасному миру, где на каждом шагу подстерегает смерть, но оттого только дороже жизнь.
Королевский двор не заметил отсутствия маршала и его жены. А семейная жизнь Дарианы была невыносима. С утра до вечера жена изводила Дирка то слезами, то насмешками. Муж безропотно их терпел. Он очень любил супругу, был слишком слаб духом, чтобы сопротивляться. Вскоре женщина узнала, она ждёт ребёнка, об этом поведали головная боль и тошнота.
Страна сражалась с теневыми, что в ночной темноте прорывались из-за преграды. Каждый город поднял вокруг надёжную защиту: старые замки заселили беженцы и воины. Положение становилось трудней. Судьба Алкарина волновала всех, кроме Дарианы. Она страдала от тяжёлой беременности. Ребёнок отнимал материнские силы. Болела голова, содержимое желудка не могло удержаться в теле надолго, приступы сердечной боли сделались чаще.
Большое страдание усилило ненависть во сто крат, находиться рядом с больной оказывалось непростым испытанием, его могли выдержать только Ларита и Дирк.
Лето сменилось осенью. Живот вырос, беременной стало тяжело ходить. Теперь она постоянно лежала.
- Я боюсь, она может не вынести родов, – говорила придворная целительница Анна Кларк. – У неё слишком слабое сердце и хрупкое тело, нужно готовиться к худшему.
От юных супругов тревожные разговоры скрывали.
- Всё будет хорошо, – отвечали близкие беспрестанным вопросам, не в силах глядеть в тревожные глаза больной. Она принимала бодрые заверения, стараясь не замечать, как родные отводят взгляд в сторону, цепляясь за крошечный лучик надежды.
Роды начались в полдень и продолжались до полуночи. Рядом находились Анна Кларк, Ларита и королева Риен. Она пришла посмотреть, как на свет появляется ребёнок, раз ей никогда не быть матерью. Дариана кричала. Лицо побелело, исказилось, но внимание правительницы привлекала крошечная головка, что начала рождаться на свет. Чувство неприятное, почти болезненное, но притягательное Риен бы её потрогала, если бы разрешили.
- Тужься!
Приказывала целительница. Роженица тужилась, страшно кричала, почти по-звериному.
"Ей очень больно. А я ничего не чувствовала, когда Айрик рождался. Меня словно не было на земле."
С последним толчком тела матери ребёнок вышел наружу. В комнате раздался громкий крик здорового новорождённого. Но вместо того, чтобы начать успокаиваться после испытания, Дариана неожиданно начала ловить воздух ртом. Руки метнулись к груди, словно стараясь её схватить, утихомирить боль.
"Дышать! Нет! Жить! Материнство!"
Коротко дёрнувшись, больная застыла. Дыхание прекратилось.
"Умерла."
Королева устрашилась внезапного облегчения. Анна Кларк успокаивала Лариту. Ники обмывала ребёнка. Риен продолжала смотреть на маленького. Ручки и ножки крошечные, красные, на головке лёгкий пушок, мокрый. Королева улыбнулась нежности, что родилась в груди светлая, непохожая на прежнюю страсть к Амралу, но тоже по-своему очень большая.
"Дариана ждала столько лет! Страшилась и ненавидела. Умерла, успокоилась. Такая мирная на постели лежит. Ей хорошо, а я ребёнка у мёртвой могу забрать! Сынок у меня появится! Дирк всё равно женится второй раз. Ребёнок мужчине не требуется. Мачехи чужих малышей не всегда хорошо принимают."
Младенца запеленали, Риен взяла его на руки,жалея, что никогда не сумеет накормить малыша молоком.
"Маленький, мягкий! Будешь спать у меня на груди! Всё равно твоя мама навечно заснула. Я не меньше её тебя полюблю! Может быть даже больше! Принцем быть хорошо! Скоро ты об этом узнаешь."
Счастье, которого нужно стыдиться, только нельзя не испытывать.
Тело покойницы положили на высокий стол для прощания. К супруге пришёл Дирк Каунс. Прохладная Дариана разрешила ему погладить себя, коснуться губами бледной щеки, прекрасная, не насмешливая. Траурный стол был широкий.
"Если бы мне отдохнуть на нём! Я бы спокойно лежал рядом, такой же мёртвый, как и она. На меня много места бы не потребовалось. И не будет долгих лет в одиночестве. Не надо растить ребёнка, я не знаю, как с ним обращаться. Я устал вставать каждый день. Слабый, никому не нужный. Остановившемуся сердцу не ощутить потери, не придётся справляться с ней. Пусть дыхание прекратится, так будет лучше."
Оставив покойницу, юноша пришёл в супружескую спальню. Тонкий кинжал хранился в столе роскошный, богато украшенный. Когда началась война, такие стали подарками для придворных. Дирк Каунс долго примеривался, чтобы, попав точно в сердце, умереть легко, без страданий. Это ему удалось.
Их так и сожгли вдвоём на одном погребальном костре. Родители надели траур. Королевский дворец притих, но ненадолго. Понемногу Дариана ушла в дальние уголки памяти. А розовый, пухлый малыш стал центром любви и внимания. Ему дали имя, Амир.
Риен твёрдо решила его усыновить.
- Ваше величество, оставьте ребёнка его судьбе, – говорила Айдрин Тарир. – Он принесёт много горя. Пусть подрастает вдали от двора.
- Я никому его не отдам! Одного малыша у меня жестоко отняли по воле судьбы! Я не позволю забрать у меня второго. Внук крупнейшего землевладельца, самого канцлера, наречённый Райнаром, когда я умру, отлично займёт престол. Мой кровный сын едва ли вернётся домой. Взглянём правде в глаза. Не станем надеяться на чудо! Недавно я отправляла воинов на поиски принца Айрика, назад пришёл только один, остальных перебили Велерианцы. За преградой всех убивают, мой мальчик давно погиб. Именно вы осудили его на смерть!
"Жаль, ко мне редко прислушиваются. А когда пророчества исполняются, рвут на себе волосы, сожалеют о собственной глупости."
Провидица грустила и сердилась.
Морозным днём состоялась торжественная церемония усыновления малыша. Риен улыбалась, израненная душа словно взлетала вверх, вернув для себя частицу радости. Ей снова было кого любить.
"Спите в Великом свете вдвоём Амрал и Айрик, а я продолжаю жить. И долг перед страной выполнен! О чём бы Айдрин не пыталась предупреждать."
Сынок мирно спал у её груди, словно нечаянная надежда стать настоящей матерью.
Шли годы, Алкарин боролся с Вирангатом, привыкая к невзгодам войны. Укреплялись старые замки, строились новые крепости. Города расширяли стены, чтобы ночью поддерживать огонь. Люди, то боялись жестоких нападений, следя за кострами в тёмное время, то словно забывая о возможной встрече с призрачными тварями, оставляли на стенах одни дрова. А когда налетали теневые, не успевали себя спасти. Неизвестно, где и когда ударит враг, что прилетает из-за преграды. Но на ней костры возводились всегда, благодаря их огню, страна успевала отбиться.
Королева больше не посылала людей на поиски кровного сына. Дворец позабыл о его рождении. От крошечного ребёнка осталась запись фамильного древа: "Такой-то явился на свет."
Любовь и внимание достались живому принцу, он подрастал, окружённый лестью и нежностью.
Часть II
***
Главным чувством в ней был холод. Она двигалась под пронизывающим ветром, под секущим лицо снегом. Снег, так они называют замёрзшую воду, что колется тысячей игл, может убить. От холода не спасало завёрнутое в тряпьё тело ребёнка, малыш продолжал жить. Он цеплялся за жизнь в этом ужасном мире, заставляя её идти вперёд, не сдаваясь холоду. Айрик Райнар – единственный принц королевской династии.
У неё была очень слабая Алар, но один странный талант. Интересная сила могла заставить человека забыть о её присутствии. Благодаря редкому дару, она до сих пор жила, воровала для себя еду, для ребёнка молоко.
Их ограбили в первом же велерианском городе, если его вообще можно так называть, скопище строений без плана, окружённое крепкой стеной, за которую всё равно проникают теневые. В одном мрачном тупике у них отняли все деньги, жестоко убив защитников стены.
Теперь она понимала, их смелость оказалась глупой, воины погибли зазря, оставив её одну.
Подчиняясь приказу провидицы, несчастная шла всё глубже в Велериан, чтобы Айрик затерялся в тоске холодных улиц. Для неё здесь не было ни угла, ни ремесла. Только просить и красть, вот всё, что она могла вместе с другими нищими. Она просила и крала, ни на что не надеясь, понимая, что не должна погибнуть раньше ребёнка. Иногда ей хотелось, чтобы наследник Райнаров, наконец, умер, отпустив её. Пусть маленькая жизнь легко исчезнет, так и не успев раскрыться, тогда она сможет остановиться, опустить руки, раствориться в сером мире под снегом.
Но чаще всего ей не хотелось ничего, она просто брела вперёд, продолжая существовать.
Не в силах идти, она присела возле стены. Прижав к себе малыша, она запела неясный мотив, он напомнил об Алкарине, о лете. Тепло, домик с ажурной верандой, чашка чая, хрустящий хлеб, намазанный маслом, горячая ванна. Так было, пока её не выбросили в ледяной мир, где ей суждено сгинуть. С ней исчезнет и ребёнок, последняя надежда Алкарина, что сейчас шевелится и слабо пищит, точно предчувствуя скорый конец, а она не может помочь, раз не в силах куда-то идти.
- Подай мне дитя, – раздался откуда-то голос грубый, требовательный. - Ведь всё равно подыхаешь!.
Несчастная открыла глаза. Над ней нависло расплывшееся лицо, оно торжествующе усмехалось.
- Ну, гони сосунка сюда, а то вырву сама!
"Какая она мерзкая, ей нельзя отдавать ребёнка! Но летний день... Розы в цвету... Садик такой уютный! Скамейка!
Чужые руки вырвали свёрток. Принц тихонечко запищал, почувствовав холод.
" Светлей! Неужели тепло?! Хорошо!"
***
Детство Зини, как и любой трущобной девчонки, прошло в грязи, голоде и мечтах. В городе Эрге, как и в других крупных городах Велериана, была огромная трущоба, в ней словно в болоте тонули все, кому не повезло: разорённые крестьяне и ремесленники, рождённые нищими дети, те, кто сумел пережить младенчество.
Правда, отец Зини в сочувствии не нуждался. Он прожил жизнь, пропивая гроши, что шитьём зарабатывала жена, зверски избивал домашних. Вышло так, что девочка не получила ни приданного, ни ремесла, утратив остаток жалкого положения в обществе. Лёжа в грязном углу на соломе, слушая пьяную ругань отца, она мечтала встретить красивого лорда. Добрый юноша возьмёт её замуж, спасёт от жестокости и нищеты. Только отважный герой не появился.
***
Зини росла, побираясь на улицах, получая побои, тоскуя о лучшей доле. На свою беду она оказалась красивой. Густые рыжие волосы, серые глаза, что беззащитно оглядывали мир, чистая кожа, толкнули девушку на горькую, вечную дорогу. В пятнадцать лет она пошла по рукам, шагнув вниз легко, не задумываясь о завтра. Женщинам трущоб, что не имели мужа и ремесла, даны две дороги: попрошайничать или продавать себя. А где-то в душе продолжала таиться мечта: придёт красивый ремесленник, полюбит её без памяти и заберёт в богатую жизнь.
Зини была красавицей, поэтому получала немало денег. Тратя монеты, она пристрастилась к нарядам и вину, а время шло… Женщина родила четверых детей, из них выжила девочка, Сальвиари или Сальви, как звали её другие. Звучное имя нищенка слышала пару раз в жизни. Его носила какая-то леди родной страны.
От пьянства, родов и разных мужчин красота постепенно поблекла. Однажды Зини снова пришлось побираться, и о красивом юноше она теперь не мечтала, теперь ей хотелось только куска чёрствого хлеба или глоточек вина. Без него жизнь совсем тосклива. Ей подавали мало. Опухшая женщина без грудного ребёнка сострадания не вызывает. Больше всего подавали женщинам с детьми.
Сегодня Зини увидела отличного малыша: его можно кормить корочкой хлеба, не только материнским молоком.
Старуха вытянулась.
"Слава создателю. Померла. Теперь и пальцем не дёрнет."
- Айрик, – прозвучало в голове незнакомое имя.
Зини поняла, мальчика так зовут. Странное имя никогда не сотрётся из памяти. Попав в тёплые руки, малыш замолчал, голодный, громко кричать он всё равно бы не смог.
Попрошайка пришла в закуток в ветхом доме, что служил ей пристанищем. Она решительно размотала пелёнку.
"Чирьёв и пятен каких вроде невидать. Живучий сопляк выйдет. И я от заразы дурной не скопычусь."
Нищенка улыбнулась. Она не знала, зачем продолжает жить, когда смерть могла бы избавить её от страданий. Надежды давно исчезли, но тело упрямо цеплялось за воздух и еду, хотело выпить немного вина.
"Ух, вот так штуковина!"
Медальон Райнаров притянул заинтересованный взгляд нищенки. Но мысли продать его в голове не возникло. Ни один человек, в ком осталась хотя бы крупица совести, не захочет отнять у принца родовую реликвию его династии.
Зини была довольна. Малыш обеспечит ей хорошее подаяние. Чтобы он не погиб, нищенка затолкала ему в рот корочку хлеба, размоченную в воде. Малыш понемногу её проглотил.
Теперь можно и отдохнуть. Когда нищенку не мучил голод, ею всё чаще овладевала лень. Зини легла на солому и долго лежала на ней не шевелясь.
Вечером вернулась шестилетняя Сальви. Она давно просила милостыню без матери, на отведённом старшими месте. Отдав Зини монеты, что остались после поборов других попрошаек, девочка принялась с любопытством разглядывать нового малыша, что появился у них.
"Да он меньше меня! Ну ничего себе, какой мелкий!"
Сальви знала, когда она была крохой, мать не носила её по улицам. Тогда Зини хорошо выглядела. Только девочка не могла представить, насколько красива была её мать.
"Она же всегда была такая, бледная, толстая, с синяками под глазами, а ночью ещё и пьяная".
Нищенка не казалась девочке противной, раз она её мама.
- Как его звать? Откуда ты его притащила?
- Он, Айрик. Я выдернула его у старухи. Она окочурилась. Мертвяки младенцев не носят.
Нищенка хрипло расхохоталась.
Она не любила дочь, но радовалась мелким монетам, что та приносила в каморку. Несчастным сиротам обязательно подадут. Женщина, чей ребёнок умеет ходить, а она не работает, просто ленива, значит милостыня ей не положена.
Сальви родилась, чтобы пройти материнский путь, если будет красивой. Если нет, ремесло нищенки она успела освоить. Если бы Сальви сумела притвориться калекой, или сочинить жалостливый рассказ, они бы могли заработать гораздо больше. Зини плохая нищенка, поэтому часто голодает. То, что она умела, исчезло вместе с красотой. Мать завидовала дочери, ей ещё предстоит быть красивой.
"Пусть будет уродиной, чтобы в дурной башке глупости всякие не заводились."
Подчинившись неумолимому влечению, Зини встала. Стремление выпить победило даже лень. Пьяница представляла вкус вина на языке. Горло горело от предвкушения заветного глоточка. Руки мелко дрожали.
"Пара монет есть. Завтра ещё подадут."
В таверне было тепло, ярко горел очаг. А какой запах пищи, кажется, им одним легко насытиться. Но разве можно есть, когда в бокале желанным огнём горит дешёвое пойло. Греясь в хмельном тепле, женщина не замечала, как в никуда исчезает жизнь.
- Вина на все.
Она протянула монетку.
Полбутылки дешёвой кислятины стало исполненной мечтой. Голова затуманилась, Пришли смутные, утешительные грёзы. Душа ощутила покой. Бутылка стремительно опустела. Беспросветность вернулась обратно.
До поздней ночи Зини оставалась в таверне, прося налить ей хоть каплю вина.
А в тёмной каморке Сальви прижимала к себе Айрика. Девочка давно научилась спать в комнатушке одна, зная, пьяная мать возвратится к утру. Она снова услышит неверную походку, непонятные, мрачные разговоры в пустоту. Сальви пугала не темнота, а холод и голод. Верное ощущение, что возникло из самых глубин женской души, подсказало, беззащитного малыша надо согреть. Девочка видела мёртвых детей и взрослых. Ей не хотелось, чтобы Айрик стал холодным и твёрдым, какими были они. Малыш нежный и тёплый. Он пахнет чем-то приятным, удивительный, новый запах. Только он слишком маленький, как все голодные дети. Чтобы крошечный ребёнок остался живым, Сальви отддала ему хлеб, что берегла на утро.
"Сейчас он умеет только пищать, кряхтеть и ворочаться, но когда подрастёт, обязательно будет меня защищать. Девочки, у кого есть братья, говорят, мальчишки за них заступаются. Правда они порой отвешивают им тумаков, но я с этим занятным мелким драться не буду."
Согревшись, поев, Айрик выпростал из тряпья крошечную ладошку. Сперва тёплые пальчики потянули сестру за длинные пряди, потом пребольно схватили за нос.
- Ну ты чего? Мелкий, а уже со мной драться полез. Ну какой нищий без настоящей драки!
Девочка весело расхохоталась. Крохотная ручонка смело полезла ей в рот.
- Смотри, цапну за палец. Вот тогда как заревёшь! Будешь знать, как сестру не слушаться!
Пусть голос звучал грозно, в душе Сальви зародилось тёплое чувство, что заставляло её улыбаться. И вдруг малыш начал гулить. Он словно пытался что-то рассказывать.
- Уауагх, - передразнила сестра, скорчив забавную рожицу. Не сумев повторить движение большой девочки, малыш заливисто засмеялся, увидев, какое оно забавное.
- Чего, я тебе тоже нравлюсь?! Вроде довольно пищишь.
Сестра не знала, откуда в груди возникло нежное, почти материнское чувство к ребёнку, что сегодня появился у них. Просто в тёмной каморке она теперь не одна. Что-то внутри изменилось, словно на сердце смягчилась жёсткая корочка.
Зини пришла под утро. Завалившись на солому, она проспала много времени, в какое могла бы просить. Сжимая трещащую голову, нищенка злилась на весь белый свет: на дочь, на младенца, что мирно спал на её руках. Забрав ребёнка, мать отвела Сальви на постоянное место. Таким, как она, его определяли настоящие нищие. С ними делились чуть ли не половиной выручки, иначе страшный конец.
Держа на руках малыша, попрошайка шла по холодной улице. Здесь приличные дома, люди, что всегда живут в тепле. Зини всем сердцем ненавидела сытых счастливцев. Они имели всё, чего судьба лишает нищих. Если бы она могла, то вышвырнула бы их на улицу.
"Пусть бы поголодали и помёрзли, когда тебе подают медяки."
Впервые в жизни Айрик запомнил себя самого на городской улице. Сначала его носили по ней на руках, после учили ходить пешком. Когда малыш подрос, Зини отдала его Сальви. Большая девочка, что водит маленького братишку, принесёт в каморку много монет. Улица стала домом Айрика. Летом тёплая, зимой ледяная, она несла жизнь и смерть, жестокая и опасная. Улица учила малыша жить, учила бояться и ненавидеть. Ненависть - вот главное чувство трущобы, гнев на богатых и знатных, их дома стоят рядом, слишком благополучные.
Так по какому великому праву судьба возвысила их над людьми в лохмотьях?! Над тощими, неухоженными детьми, что словно чахлые сорняки, цеплялись за жизнь в пыльном дворе, среди кучи отбросов. Улица учила Айрика ненавидеть, в первую очередь, Алкарин. Здесь, среди отверженных людей, что скатились до самого дна, ненависть к неведомому, но сказочно богатому королевству была сильна, как нигде. Нищие кормили страшное чувство отчаянием, несбывшимися мечтами. Оно вырастало жестокое, тёмное, на очень обильной пище. Когда-то давным-давно Алкарин предал союзников, оттого сегодня отверженные Велериана замерзают и голодают. Если бы он не закрылся стеной, еды и денег хватило бы на всех. Никакая правда не могла развеять легенды, рождённые безысходностью. Того, кто богат, легко обвинить в тяжких невзгодах, тем более, если преступник не может явиться на "праведный" суд.
Первой наукой мальчишки стало умение просить милостыню. Едва научившись ходить, он протягивал руку и жалобно хныкал, пусть ещё не умел говорить.
- Подайте бедным сиротам, – тянула Сальви невинным голоском, что звенел серебряным колокольчиком.
- Несчастные дети, почему судьба их так обделила? - вздыхала сердобольная старушка или чувствительная девушка, протягивая руку к кошельку. Беда, смягчённая красотой, легко вызывает сочувствие.
Больше всего девочка любила, когда подавали хлеб или мясо. Деньги и одежду нужно отдать старшим нищим и матери, еду можно прикончить тут же на месте. Во время богатого пиршества Айрик получал лучшие куски. С самого детства он знал, Зини ему не мать, но Сальви - сестра. Она сама захотела ей быть. Нет, сердце нищенки не было добрым и нежным. Если её оскорбляли, она выдавала в ответ такие ругательства, какие смутили бы отъявленного разбойника и пьяницу. Девчонка отчаянно дралась с другими оборванными детьми за место под солнцем, сражалась до полной победы или поражения.
Становясь старше, она начала чувствовать неприязнь к матери. Дочь не любила Зини, нищенка, забирая все деньги, тратила их на выпивку. Девчонке не нравилась тёмная каморка, где никогда не было огня, и всё пропахло вином и грязью. Только к Айрику она привязалась от чистого сердца, так крепко, как только была способна. Именно это, редкое в трущобе тепло, согревало обоих детей. Не успев воспринять сильное чувство разумом, малыш полюбил сестру. Это она согревает его по ночам костлявым телом, когда в каморке темно и страшно, мир наполняется разными шорохами, очень громко храпит Зини. Кажется, она, как большая собака, лая, набросится на него. Однажды крепкий мужчина натравил на маленьких нищих свирепых псов. Сальви едва успела спасти себя и брата от страшной смерти. Это она выбирает для малыша вкусные кусочки, когда им достаётся немного хорошей пищи, срывает сочные яблоки. Забираясь в чужие сады, таскает малину и клубнику у богачей-огородников.
Едва научившись ходить, Айрик понял, когда сестра дерётся, он тоже должен пускать в ход кулаки, кусаться, царапаться. После, побитый большими мальчишками, малыш громко ревел. Но в следующий раз снова отважно бросался в свалку.
Браня брата, Сальви про себя улыбалась.
"Он отлично меня защищает. Хоть вон ещё какой мелкий !"
Вот они, первые воспоминания Айрика: тёмная каморка с кучей соломы в углу, подстилка воняет, но нищий не замечает ужасного запаха. Пространство пропиталось вином, только мальчик к нему привык. Опухшая от пьянства Зини надтреснутым голосом пытается петь колыбельные. Ребёнок не спит, тогда попрошайка колотит и треплет его. Городская улица. На узкой мостовой нужно не попасть под ноги прохожих, избежать тычков стражников и выпросить побольше монет. Драка с другими мальчишками. Нищие дети бьют до синяков, до крови, точно злые щенки дворняги, что никогда не знала цепи. Мясо и хлеб, добытые сестрой и жадно съедаемые, пока никто не видит. Сальви постоянно рядом, смелая и дерзкая, она защищала маленького брата.
Став постарше, девочка научилась прятать от матери хотя бы немного медяков. На них дети покупали еду. Утаивать выручку от взрослых нищих Сальви не решалась, зная, что с ней жестоко расправятся.
Зини всё больше тупела. Вино, холод и голод подтачивали без того бессильное тело. Жизнь дочери и Айрика интересовала её только когда они приносили деньги. Жадной рукой нищенка отбирала у малышей монеты и отправлялась в таверну, пропивать всё, что имела. На улицах Зини подавали ничтожно мало. Голодная, замёрзшая, она плелась за прохожими, не умея вымолить для себя хотя бы монетку. Только пьяное тепло таверны утешало нищенку в её беспросветности.
Зимой, когда Айрику исполнилось четыре, а Сальви одиннадцать, Зини начала надрывно кашлять. Чувствуя слабость и ломоту в отяжелевшем теле, она перестала выходить из каморки. Больная дрожала от холода, в груди что-то хрипело, ноги и руки отказывались шевелиться. Настал день, когда Зини не смогла подняться с соломы. Лёжа в холодной темноте, она просто ждала чёрствого куска хлеба. Его приносили дети. Что ещё можно сделать в трущобе, где не знали целителей, даже тех, кто работал из милосердия. В грязные норы, где любого приличного человека могли убить, целители никогда не заглядывали. Замерзая на соломе, нищенка не думала о жизни и смерти. Ничего не припомнилось, ничего было не жаль, хотелось выпить, поесть и согреться. А когда сил не осталось, она перестала ждать и этого, скользнув в полное забытьё, что предвещало скорую смерть.
Слыша тяжёлое дыхание, по временам переходившее в кашель, дети тесно прижимались друг к другу.
"Что, если мать умрёт ночью?
Тревожилась Сальви. – Она же будет лежать холодная до утра. В темноте мы её не вытащим"
Однажды, возвратившись вечером в каморку, дети удивились полной тишине, что стояла в ней. Не было слышно дыхания Зини. Она умерла пару часов назад. Увидев тело матери, дочь ощутила облегчение и ужас. Страх не перед мёртвой, а за будущее. Вместе с братом девочка выволокла покойницу из каморки. Поняв, что Зини мертва, взрослые нищие выгнали брата и сестру в ночь, Нагретое место занял пронырливый оборванец. Он был большой. и намного сильней.
Сальви и Айрик непременно бы замёрзли, если бы не обнаружили ветхую лачугу, даже хуже прежнего жилья. Под порывами ветра трухлявая постройка шаталась и скрипела, сквозь дыры в крыше проникал снег и дождь, но здесь оказалось возможным пережить морозную ночь, тесно прижавшись друг к другу.
Началась новая жизнь. Больше никто не отбирал у них деньги, зато теперь приходилось искать приют на ночь и нередко платить за него монетой. Трущобного ребёнка всякий норовит обидеть. Маленькие попрошайки сбивались в большие стаи. К одной из них пристали брат и сестра. Айрик не заметил, когда он понял, что живёт в нищете, казалось, он знал это всегда.
Однажды пришёл день, когда он принялся промышлять на улицах без Сальви. Конечно, мальчишка не мог выпросить больше, чем симпатичная, беззащитная девочка, зато мог быстро бегать по поручениям, носить грузы, воровать всё, что плохо пристроено. Айрик жалел, что не может освоить ремесло карманника. Его движения были стремительными, глаза зоркими, но пальцам не доставало особой чуткости, что нужна для сложного воровского дела. Быть карманником - настоящий талант. К тому же Айрик хорошо запоминался прохожим. Они легко описывали чёрные волосы, подвижное лицо, яркие синие глаза. Принц воровал еду, иногда вещи, быстрые ноги уносили его от разъярённых торговцев. Нисколько ни страшили высокие заборы, колючие заросли. Теперь не сестра, а брат таскал фрукты и овощи, карабкаясь по деревьям, как кошка, сбивая яблоки метким камнем.
В уличных драках он получил немало синяков и ссадин. Айрик сражался отчаянно и мог победить многих сверстников, а иногда мальчишек старше себя. Бродя по улицам Эрга, он заметил, люди делятся на две части. Одни такие же, как он, оборванные и грязные, что не гнушались любой работы и воровства, другие - приличные, что занимались единственным делом. Правда, были и третьи, короли ночных улиц, но они пугали трущобных детей, одновременно внушая прочное уважение к таинственному ремеслу. В глубине души каждый нищий мальчишка хочет быть грабителем, но не всякий может им стать. Сначала на улице надо выжить, а ещё быть действительно жестоким и не бояться петли.
Айрик захотел заниматься единственным делом. Его восторженный взгляд привлекали кузницы, где горел огонь, ковалось железо, закалялась сталь. Вид кузнечной работы будил что-то странное в детской душе. Не понимая, что происходит, Айрик ощущал притяжение к расплавленному металлу, как к чему-то родному. Это был просыпающийся дар Аларъян, о котором велерианцы позабыли очень давно.
Много раз подходя к кузнецам, Айрик просил научить его делать красивые инструменты. Мастера или смеялись над нищим, или гневно прогоняли мальчишку прочь.
- Если бы кто-нибудь за тебя заплатил, – слышался неизменный ответ.
Так мальчишка узнал, обучение ремеслу надо оплачивать. Он стал собирать редкие медяки, надеясь, однажды овладеть кузнечным делом. Когда он будет жить в кузнице, приличные люди перестанут коситься на него с неприязнью, что вызывала обиду в душе.
Слово: «презрение», было ему неизвестно, но видеть его на лицах встречных прохожих ему доводилось часто.
Презирали нищих прилично одетые дети, что гуляли с родителями или наставниками, обучались ремеслу. За презрение попрошайки платили жестокой ненавистью. Стоит, хорошо одетому ребёнку затеряться на улице, выпадет оборванцам его увидеть, как голодная стая накинется на него, снимет всё, отколотит до полусмерти, а возможно, убьёт, не сумев вовремя остановиться.
Конечно, Айрик бил приличных детей, подчиняясь единству стаи, только кулак не хотел касаться расквашенного лица. Когда жертва лежала в крови на земле, мальчишка стремился уйти в сторону. Судьба наделила его ярким воображением. Когда он бил другого ребёнка, то вспоминал, как колотили его беспомощным малышом, как он собирался в комок, беззащитный, дрожащий.
Айрик ненавидел приличных детей всех вместе. Они жили лучше него. Но к израненному мальчишке, что тщетно просил пощады, он злости не ощущал.
***
Сальви было пятнадцать, когда ей почти перестали подавать. Да и те, кто бросал пару монет, окидывали страстным взглядом, ожидая многого. Девочка-подросток превратилась в стройную девушку. Небольшого роста, но хорошо сложенная, она взяла от матери густые рыжие волосы, от неизвестного отца большие голубые глаза. Теперь юная нищенка вызывала не жалость, а у женщин зависть, у мужчин желание. Она ощутила это остро, болезненно. Девушка поняла, пришло её время повторить судьбу матери. Пока стояло лето, Сальви отчаянно сопротивлялась судьбе, перебиваясь с хлеба на воду, разделяя еду с братом. Вовсе не нравственные чувства мешали ей продавать себя. Ни чести, ни достоинства у неё не было. Такие качества есть у приличных людей, а не у жителей трущоб. Нищенку останавливал страх. Он безошибочно говорил, то новое, неизведанное, через что когда-то прошла её мать, погубит Сальви, окончательно, неотвратимо.
Когда наступила зима: этот ужас трущоб, голодная, замёрзшая девушка смирилась с несчастной долей. Они с Айриком выживали с большим трудом. На последние медяки Сальви купила старые, но целые юбку и кофточку. Нарядные вещи закрывал дырявый плащ, на новый денег не оставалось.
"Ничего, завтра у меня будет куча монет, так много, как никогда."
Стоять на улице ночью было страшно. Тусклые фонари даже в богатых кварталах не разгоняли тьму, а в трущобах их почти не было.
Не умея предложить себя, Сальви замерла возле уцелевшего фонаря, как у последнего средства защиты. Только умение и не потребовалось, красота и юность делали всё за неё. Упорно отвергая трущобных разбойников, что пожирали её глазами, она ждала кого-то другого. Наконец, желанный клиент появился. Это был грубый стражник из тех, что не брезговали услугами трущоб, жестокий прислужник ледяного края. Нищенке он не понравился, но отказываться нельзя, не зря ей выпал редкий случай.
- Сто золотых. Я - девственница.
Твёрдо произнесла она заветные слова.
Сегодня, в первую ночь, её право заломить высокую цену, все так говорили. Потом не получишь больше пятидесяти , но сегодня можно отхватить сто.
- И ты, трущобная девка, ни с кем не путалась?! Низкая дрянь! Падаль! Да ты спала с мужиком, когда тебе стукнуло десять, – грубо крича, стражник старался напугать малолетку, чтобы товар достался ему дешевле.
- Сто золотых. Я - девственница!
Девушка не поддавалась страху, пусть тот пробегал холодком по сердцу.
- Смотри, сука, если врёшь, я спущу с тебя плёткой всю шкуру! Каждую косточку будет видать.
- Я, правда, - настоящая девственница.
В свете фонаря стражник отсчитал сто полновесных монет. Сальви впервые держала в руках столько золота, невероятное богатство.
- Ну, пошли!
Клиент властно дёрнул её за руку.
Она не сопротивлялась, Сальви была продана. Стражник привёл девушку в дешёвую таверну, где, как и при жизни Зини, пахло вином и горел огонь. Каким чудесным казалось это убогое заведение с жирными столами, загаженным полом, грубыми посетителями. Здесь было тепло, пахло едой.
В дешёвой комнате, на узкой кровати, застеленной нечистым бельём, Сальви испытала самую страшную в жизни боль. Стражник оказался противным до тошноты, до слёз в глазах. Он ушёл довольный, как-никак девчонка ему не лгала. За такое удовольствие сто золотых отсыпать не жалко. Девушка осталась на кровати одна, в голубых глазах стояли редкие для них слёзы. В миг беспросветного отчаяния она простила беспробудное пьянство матери. Ей самой захотелось забыться, пусть даже вином, какое она когда-то терпеть не могла. Но вместо пьянства, Сальви купила ведро горячей воды и право помыться в железной ванне. В первый раз нищенка делала это по-настоящему, мылом и мочалкой, тёрлась, глотая слёзы.
"Я не буду как Зини! Не стану пить! Накоплю денег! Куплю таверну или притон. Я не вернусь на улицу попрошайничать. Иначе лучше сразу умереть."
Помывшись, Сальви сняла приличную комнату с узкой постелью и деревянным столом. Упав на кровать, она скоро заснула. Первым, что почувствовала девушка, когда проснулась, был голод. Спустившись в зал, она заказала отменный завтрак, жареную картошку с мясом и стакан чая. Какое это удовольствие, есть горячее блюдо до сытости. Сестра хотела бы накормить Айрика.
"Сегодня возьму его сюда."
Позавтракав, Сальви отправилась искать брата на городских улицах. Она встретилась с ним в полуразрушенном доме, что был пристанищем стайке трущобных детей.
- Где ты пропадала? Я боялся, тебя убили!
Губы мальчишки дрожали, голос звенел, напряжённый.
- Я зарабатывала. Теперь у нас будет много еды!
Айрик понял, что случилось. Он знал, как женщины трущобы достают по ночам деньги. Боль пронзила сердце, предательская, неожиданная. Мальчишка не умел разбираться в своих чувствах, они приходили нежданные, естественные, связанные с проснувшейся мыслью. Что-то разбилось, оборвалось.
- Я добуду нам денег! Научусь заниматься делом!
Подбородок упрямо вздёрнулся, глаза загорелись.
- Дурной, никто ремесла нам не даст. Мы попрошайки. Нас отовсюду гонят и хлещут кнутом.
Неожиданно Айрик ощутил, сестра права, понял остро и ясно, в одно мгновение потеряв надежду на лучшую жизнь.
- Я никуда не пойду! Как вырасту, стану грабителем! Ух, мы тогда заживём!
– Вот единственные слова, какими брат мог выразить любовь и гордость.
- Приходи в таверну «Драный петух». Там можно вкусно поесть, ты даже не представляешь, как! А в комнате тепло и настоящая постель! Я не хочу, чтобы ты голодал.
Сестра тоже не умела выразить материнскую нежность, что наполняла глубины души.
Она ушла, ощущая непоправимую боль.
Айрик остался. Лёжа в темноте, пытаясь согреться в одиночестве, он жалел о совершённом поступке, но понимал, что к сестре не придёт. Он представлял себя смелым грабителем, какой не боясь ничего на свете, погибает в петле на городской площади. Такие мысли не напугали нищего. Он хотел быть дерзким. Бросив в толпу злые слова, он всходил на виселицу. А потом! Что было дальше Айрик представить не захотел. Ничего, петля будет ещё нескоро. Он успеет отлично повеселиться, до того, как придёт конец.
На утро, опустошив заветный тайник, мальчик купил на жалкие медяки еды в таверне, где жила сестра. Всего богатства хватило на горячий пирог с мясом. Дожёвывая последний кусок, нищий чувствовал, как холодно у него в груди, хотя снаружи было тепло. Подобрав со стола крошки, он вернулся на улицу, бегать по поручениям, воровать, попрошайничать. Надежды на лучшее нет. Он навсегда останется оборванцем. Оттого движения стали резкими, в поступках возник отчаянный вызов.
Шло время. Сальви продолжала работать. С той первой ночи она принимала одних грубых стражников. Только они платили золотом за услуги продажных женщин. Выполняя твёрдый зарок, нищенка не притрагивалась к вину, не тратила денег на наряды и сладости, а покупала только самое необходимое, чтобы быть красивой, желанной. Страшилась она одного, заболеть дурной болезнью, не успев завести доходный притон.
После ночной работы она встречалась с братом. Айрик приходил в заведение, где сестра снимала комнату. Они вместе обедали. Несмотря на тепло и сытость, мальчишка упорно убегал на улицу, не понимая, в душе говорит уязвлённая гордость. Он не хотел зависеть от сестры.
"Это неправильно! Я не хочу так!"
Вечерами мальчишка мечтал, как, став удачливым грабителем, уверенно бросит перед Сальви кошелёк, плотно набитый золотом.
- Всё, теперь я тебя обеспечу!
Голос звучит хрипло, рожа самая зверская, как положено замечательному разбойнику.
Сестра благодарно берёт монеты. Она весело улыбается.
- Ты молодец, что грабишь богачей.
После, у них начинается новая жизнь, какую ведут только лорды, целыми днями валяются на постели и досыта набивают живот.
Продолжая жить в полуразрушенном доме, половину выручки Айрик отдавал Урги, крепкому парнишке, что верховодил в их стае. На свою беду, однажды он сам привёл нового мальчика в ветхое жильё. Тот ревел, закрывая лицо руками, не зная, как быть, когда потерял родных.
"Я научу недотёпу быть нищим!"
Сын обедневших крестьян неделю скитался по Эргу. Гордые жители хутора, не умея просить подаяние быстро погибли, первой мать, а теперь отец. Оставшись один, Урги обрадовался, когда Айрик его пристроил. Принявшись попрошайничать, мальчишка с начала мечтал возвратиться в деревню, собирал редкие медяки, но постепенно вольная трущобная жизнь ему полюбилась. Не надо вставать спозаранку, чтобы пахать, сеять, собирать, молотить. После поборов прислужников тени он ел не больше, чем попрошайничая и воруя на улицах. Постепенно мальчишечья стая подчинилась новому вожаку, он оказался жестоким и сильным.
Когда выпадала возможность отколотить богатея, Урги считал, что справедливо мстит за умерших родителей. Обрушивать кулаки на беззащитное тело - весёлое удовольствие. Стая свистит, улюлюкает. Айрик невольно стремится отойти подальше.
"Настоящий слабак и трус!"
- Чего? Вечно держишься за юбки продажной сестрёнки. Без неё бы давно копыта откинул!
Возразить нечего. Руки сжимаются в кулаки.
- Как вырасту, я за эти слова с тобой рассчитаюсь!
Стая хохочет.
Из-за ненавистного вожака мальчишка начал не только сбивать камнями яблоки, но и бросать ножи в силуэт человека, что грязью или углём рисовал на стене. Осваивать непростое умение, помогала природная меткость, да неожиданные советы бывалых грабителей.
- Держи руку ровней, иначе всегда будешь мазать.
Айрик старался, у него получалось. Убийце нравилась понятливость сорванца, он увлекался грозными объяснениями.
Айрик учился драться, чтобы победить.
"Против метательного ножика в сердце, никакая сила не устоит!
***
Оли Даурк вырос добродушным толстяком лет двадцати. Благодаря своей матери, он занимал в трущобах Эрга доходное место. Адорина Даурк или попросту Дори была хозяйкой таверны, где жила Сальви. Содержательница заведения ненавидела красивое имя, данное матерью – продажной женщиной. В юности она тоже вела такую жизнь, с большим успехом и шиком.
Накопив достаточно денег, Дори купила таверну. Она не помнила мужчину, от какого родила сына.
"Он был глуп, как пробка, и малый в него идиот," – думала мать в сердцах, когда Оли опять что-нибудь разбивал.
Он рос совсем неспособным ни к жизни в трущобе, ни к управлению таверной. Добрый, наивный юноша был готов довериться первому встречному.
Пару долгих месяцев толстяк смотрел на Сальви влюблёнными глазами. Ему не давал покоя её дерзкий вид: густые рыжие волосы, что нищенка носила распущенными, стремительные движения, призывный голос. Конечно, он знал, чем занимается та, кого выбрало его сердце.
Вырастая в трущобе, юноша не видел других женщин, кроме нищенок и проституток, не удивительно, что он влюбился в одну из последних.
Когда Сальви заспанная, с кругами под глазами с утра выходила в зал, юноша подходил здороваться, предлагал вкусные блюда. Женщина отвечала приветливой улыбкой. Ей были по душе наивные серые глаза Оли, его тихий голос. В робком юноше не было голодного огня, какой Сальви видела каждую ночь. Неуклюжий толстяк чувствовал нежность, ему хотелось обращаться с любимой бережно, холить и лелеять её.
Совсем потеряв покой, Оли плохо ел и почти не спал. Он понимал, что не хочет жить без Сальви, а её каждую ночь уводят сильные стражники. Они платят за любовь большие деньги. Кто рядом с ними он, Оли? Ничтожный сын хозяйки таверны, к тому же неуклюжий и тупой, как постоянно твердит крепкая мать. И всё-таки, окончательно впав в тоску, юноша решился на разговор с прекрасной постоялицей.
- Я хочу что-то тебе сказать, можно? – робко произнёс он когда Сальви закончила есть.
- Можно, скажи.
Чтобы никто не подслушал разговор, толстяк увёл любимую в заднюю часть таверны где, кроме разных построек, росли две яблони, что непонятно как выжили на трущобной земле. Возле них-то и замер влюблённый.
- Понимаешь, я так долго думал, долго терпел, но больше не могу. Я люблю тебя, выходи за меня, пожалуйста, – одним духом выпалил он.
Сальви не знала, смеяться ей или плакать. Даже в самых смелых мечтах она не представляла, что кто-нибудь позовёт её замуж.
А Оли серьёзен и смотрит с наивной надеждой.
Странная волна тепла затопила сердце.
– Я подумаю, и если выйду замуж, так за тебя.
Сальви решила, хозяйка таверны всё равно не разрешит сыну жениться на ней.
Однако, Дори была не против. Она давно подглядывала за отпрыском, а потому заметила, как тот увёл избранницу из таверны.
"Мой балбес хоть умудрился втюриться в кого следует."
На этот раз мать была довольна неуклюжим сынком. Сальви ей нравилась, хозяйка заведения подмечала упрямое выражение голубых глаз, слышала с каким задором она отшивает королей ночной улицы, привыкших брать трущобных девушек, ничего не давая взамен. Грабители делали их подружками, почти жёнами, пока не понравится другая. Разбойники дарили подарки, говорили разные пошлости, угощали вином. Сколько девочек велись на дешёвую мишуру, такую же недолговечную, как и само зимнее дерево. Сальви упорно принимала только стражников, пусть те не говорили ласковых слов, они знали, зачем пришли в трущобу, оплачивая утехи золотом.
Девушка не выпивала вина, не покупала море нарядов и безделиц. В каждом движении дерзкой девчонки Дори узнавала себя.
"Значит, и хочет она того, что я раньше. Отлично, мой дурень положил на неё глаз."
Едва Сальви вернулась в таверну, как его мать к ней подошла.
- Видела, мой балбес говорил с тобой.
- Понимаю, сейчас ты скажешь, я ему не пара и чтобы я выметалась отсюда.
- Для моего олуха жены лучше тебя не найдётся. Мне не нужна дура, чтобы они промотали таверну, а ты её купишь, раз тебя прогнали. Выходи замуж, держите заведение вместе. Так тебя не накроет дурная болезнь и прочие «радости». Ты сможешь даже завести любовника, пусть только муж о нём не прознает.
- Я выйду за Оли, и вовсе не стану ему изменять.
Дори ушла. Сальви присела за стол. Вместо радости, почему-то пришла пустота. Силы куда-то исчезли. Мечты сбылись, жизнь обеспечена. Не надо больше копить деньги и, принимая стражников, представлять, как она покупает притон. Никаких трудных ночей больше не будет. Останется Оли и таверна. Поняв, что это значит, нищенка, наконец, улыбнулась.
"Я никогда не буду мёрзнуть и голодать, не стану побираться. Отлично! Как замечательно!"
Плечи расправились сами собой, поза стала горделивой, поза хозяйки заведения. Так дочь получила то, о чём напрасно мечтала мать.
***
Свадьба Сальви и Оли оказалась безудержной. Она проходила в таверне, где была хозяйкой Дори. Гуляли короли трущоб и даже несколько стражников. Гости пили, танцевали и сквернословили. Молодые носились в танце среди винных паров. Сама свекровь кружилась по залу, схватив за руки приглянувшегося стражника, как-никак она удачно женила сына и имела полное право попраздновать.
Только Айрик сидел в углу, ему вовсе не хотелось веселиться. Брат чувствовал, раскрасневшаяся сестра, с разметавшимися по плечам волосами, навсегда отдаляется от него. Теперь Сальви замужем, она будет с Оли, он останется жить на улице. Выбрав минуту, когда никто на него не смотрел, мальчик выскользнул из таверны в ночь, обратно в полуразрушенный дом на кучу соломы, к насмешкам Урги.
Но лучше быть там, чем здесь. Что это, зависть или ревность? Только сестра теперь совсем чужая. Он остался один.
Кружась в танце, Сальви не заметила исчезновения брата. Носиться по залу с Оли не было удовольствием. Жена напряжённо следила, чтобы неловкий муж не отдавил ей ноги, или что ещё хуже, не задел короля трущобы или стражника, тогда её замужество окажется очень коротким.
Когда Дори приказала новобрачным идти наверх, Сальви вздохнула с облегчением. Наверху молодых ждала кровать, застеленная лучшим бельём хозяйки и даже осыпанная полевыми цветами.
Конечно, женщина не испытывала ни робости, ни радости. Сейчас начнётся тяжёлая повинность, что она будет выполнять всю жизнь, пусть теперь с единственным мужчиной.
Только Оли восторженно смотрел, как жена раздевается при свете свечи.
"Какая она красивая!"
Восхищённый юноша захотел обнять гибкое тело.
Потушив свечу, Сальви скользнула в постель. Скоро она поняла, ей вовсе не противны робкие прикосновения мужа. Оли проявлял нежность, а стражники всегда были грубыми. Проститутка – вещь. Дешёвый товар не нужно беречь. Поэтому душа , нет не тело, именно душа откликнулась на ласку, подаренную неуклюжим толстяком. Сальви захотелось доставить ему удовольствие, и, конечно, всё получилось, как надо.
Утром женщина проснулась усталая, но довольная. Семейная жизнь началась. Пришлось осваивать множество новых дел. Она узнавала, как нужно следить за поваром и судомойками, чтобы те умеренно крали из кухни, как утихомирить разбушевавшегося гуляку без помощи вышибалы, пусть он в таверне был, как соблазнить комнатой новую девочку, что вышла продавать себя на улице.
В первую же неделю Дори загрузила невестку делами. Свободное время она тратила на обучение грамоте у невзрачного старика, что зарабатывал на жизнь, занимаясь с бедняками чтением и письмом. По настойчивой просьбе сестры Дори, скрипя сердце, предложила Айрику учиться грамоте вместе с ней. Сначала он упорно отказывался, но побывав на одном занятии, понял, что придёт и на другие. Грамота захватила мальчишку, ему было интересно, как смешные палочки, крючочки и кружочки складываются в слова. Айрик принялся за письмо и чтение с завидным упорством. Если Сальви забросила занятия, едва научившись выводить своё имя и читать по складам, чтобы понимать расходную книгу, то брат продолжал заниматься сам, и после того, как учитель посчитал обучение законченным. Когда удавалось, Айрик воровал или покупал книги, написанные не на пергаменте, а на коре дерева, очень распространённого в лесах Велериана и Алкарина. Деревянные книги считались уделом бедняков. Кора недолговечна и не очень красива. Ни один уважающий себя лорд не станет хранить в библиотеке такой хлам, а неимущим деревянные книги в самую пору.
В руки мальчишки в основном попадали любовные или приключенческие сказания слишком лёгкого содержания. Именно простые книги чаще всего появлялись в трущобе, раз их читали все. Айрик не знал, что будет ему понятно из книг. Иногда он бросал книгу в самом начале, порой в середине, а некоторые истории дочитывал до конца. В голове скопилось немало разрозненных знаний, но никто не мог сложить их вместе. Скоро мальчишка начал понимать, жизнь трущобы отличается от жизни богатых людей. Герои прочитанных книг ведут себя не так, как нищие. Увидев другого ребёнка, приличный мальчик не ударит его, а поможет добраться домой или постарается с ним подружиться. Могучий лорд отведёт красивую даму в комнату с очагом, а не станет мять её в подворотне или таверне. Увидев чужие деньги, достойный человек попробует найти их хозяина, а не заграбастает монеты себе. Айрик не мог сказать, нравится ли ему книжная жизнь, пусть она была очень интересной. Странный мир, описанный в книгах, увлекательный и захватывающий, но не понятный для нищего. Картины другой действительности рождали в душе смутные мечты о лучшей жизни, чем-то напоминавшие желание обучиться ремеслу.
Однажды, мальчишка заметил, что начал внимательно слушать разговоры стражников, которые заходили в заведение сестры. Многие слова были ему понятны. Постепенно он узнал, Велерианом правит король, поставленный призрачными людьми, сам полутеневой. Не только Алкарин, но и твари Вирангата виноваты в том, что в трущобах полно нищих. Давным-давно всё было не так, в далёких веках ледяного края на свете не существовало, тогда не было теневых, везде правили люди. Это было хорошее время, крестьяне не разорялись, ремесленники делали прекрасные изделия. Правда, чудесный мир казался Айрику сказкой, придуманной для развлечения, как и песни, что пели в таверне.
Когда появился Вирангат, Велериан, Алкарин и Дайрингар долго воевали с ним. Позже, предатели отгородились стеной, Дайрингар смог оборонять только свои рубежи. Велериан оказался под властью врага. Теперь Айрик ненавидел Алкарин даже больше, чем богачей. Это чувство питалось вековой памятью народа, что потерпел сокрушительное поражение в борьбе с царством льда и скал. За тысячи лет жестокого правления полутеневые прекрасно удобрили ростки, посеянные неправедным поступком союзного королевства. Велерианские матери по ночам напевали детям песни о возведении стены. О ней исполняли сказания в тавернах. Зини тоже пела приёмышу об Алкарине, пока была жива. Только точного имени короля - предателя нищенка не знала. За прошедшие века у простолюдинов оно стало звучать, как Джерик, приблизившись к велерианскому произношению этого слова.
Ещё мальчик хотел узнать, кто были его родители. Нет никаких сомнений, о чём бы не мечтали трущобные дети, выжившие по случаю, их родители – всегда нищие, воры и пьяницы. Каждый уличный ребёнок в глубине души знает правду. А вот Айрик верно догадывался, с его рождением всё не так просто. Во-первых, имя - такого не было ни у кого в трущобе. Да, здесь встречались красивые имена, например, Адорина или Сальвиари, но так нарекали известных леди Эрга. Мечтательные нищенки иногда хотели назвать ребёнка красиво. Но ни один лорд или даже странник не носил имя Айрик. Как оно пришло в голову женщине, какой ребёнок был нужен только, чтобы просить подаяние? На расспросы Сальви ответила брату, его назвала умирающая старуха, у которой мать его отняла. Она сама не знала, почему Зини его запомнила.
Но ещё сильней имени мальчишку волновал медальон на его груди. Как бы не мёрз и не голодал попрошайка, ему не приходило в голову, продать дорогую вещь. А если подобная мысль закрадывалась в разум, он начинал чувствовать такую тоску, что тут же отказывался расстаться с бесценным оберегом.
Однажды, когда принцу было лет шесть, двое самых жестоких грабителей решили отобрать дорогую реликвию. Как только грубая рука прикоснулась к металлу, тот полыхнул ослепительным светом. Ладонь разбойника обожгло. Боль прокатилась по всему телу. Пальцы оттдёрнулись. Не веря своим глазам, второй грабитель схватился за роскошную вещицу. Его постигла та же участь.
"Такая волшебная вещь не могла достаться простому попрошайке. Она чем-то со мной связана,"
Однажды открыв медальон, Айрик обнаружил миниатюрный портрет черноволосой женщины и светловолосого мужчины в роскошных одеждах. Они, как будто, улыбались мальчику. В красивых чертах он обнаружил странное сходство с собой.
"Неужели они мои родители? Нет, неправда. Одёжка у них слишком нарядная. Они настоящие лорды."
Ещё в медальоне нашёлся обрывок пергамента. На нём странными буквами было выведено одно слово. Принц с трудом догадался, оно означает «Айрик».
"Выходит, моё имя всегда пряталось здесь!"
Такое открытие удивило мальчишку. Тайна собственного рождения не перестала его волновать.
Иногда Айрику казалось, красивые люди с портрета рано или поздно придут, чтобы увезти его в сказочную страну лордов и леди. Вот тогда-то он им и отомстит. Мальчишка не представлял, как это можно проделать, но отплатить надо точно.
"Нужно поджечь их дом или убить кучу слуг. Нет, лучше ограбить лорда с портрета. А когда меня схватят, я скажу, что отомстил за всех уличных мальчишек и нищих попрошаек".
Айрик взрослел, постепенно превращаясь из нескладного подростка с длинными руками и ногами, в симпатичного юношу, что вырос высоким, но не могучим. В стремительной, гибкой фигуре не было ничего лишнего. Только смертоносная быстрота, чтобы выжить в трущобе. Если бы образ принца кто-то нарисовал, он оказался бы гордым: чёрные волосы, белая кожа, яркие синие глаза, зоркие, острые. Но вечный страх за себя, вечная борьба за жизнь сделали благородный облик резким, затравленным. Юноша всегда был готов бежать или ударить.
Только придав себе вид калеки, он мог продолжать попрошайничать. Но горячая кровь восставала против занятия трусов.
"Всю жизнь клянчить подачки. Никогда не стать по-настоящему смелым и сильным, только хитрым и пронырливым. О попрошайках в тавернах песни не поют. Сказания складывают о грабителях, разбойников помнят. Они смеются над страхом, я тоже хочу над ним хохотать."
Попрошайки с детства начали обучать юношу своему ремеслу. Они показывали, как нужно составить краски, чтобы сделать нарыв или шрам, как лучше его нанести. Айрика учили подвязывать руку или ногу, ходить, подражая тем, у кого правда есть увечья.
Все дети в трущобе просили на улице. Но взрослыми попрошайничали те, кто больше ничего не мог, либо те, у кого был талант. Одни жили мало, другие доживали до почтенного возраста.
Старики брались обучать только способных мальчишек, понимая, они опора и смена. Даже нищий род требует продолжения. Но юноша твёрдо решил стать грабителем. Разбойники - сила! Попрошайки ничтожны.
***
Наступившая ночь навсегда изменяла жизнь стаи. Она превращалась в шайку, что шла на первый грабёж.
Урги нашёл приличный дом, его хозяева уехали. Правда жильё небогатое, зато и охраны никакой. В полной темноте грабители подкрались к облюбованному зданию.
Айрика нисколько не мучила совесть. Он всей душой ненавидел богачей.
"Это они отняли надежды, приговорив жить на улице. Забрали мечту, не дав научиться ремеслу. Пришла пора отомстить. Я их ограблю, я их убью. Пусть они поплачут, как раньше ревел я."
Как самый ловкий, юноша лез по стене первым. Отыскав запор, он открыл окно и бесшумно спрыгнул на пол. Закрепив верёвку за резную ручку стола, по счастью, оказавшегося поблизости, грабитель бросил её пяти остальным подельникам. Они, не мешкая, поднялись наверх, зажгли факелы, что принесли с собой и принялись шарить в комнатах.
Словно оказавшись в другом мире, Айрик застыл в удивлении.
"Так вот о каких домах пишут разные книжки. Здесь слишком чисто. И мебель яркая и через чур красивая. Ничего, сейчас тут будет грязно, как в настоящей трущобе. Хозяева вернутся, а мы их обокрали. Вот будет горя, ни одной вещички не осталось. Всё унесли."
Обшаривая шкаф, юноша радостно улыбнулся. Душой овладело жестокое торжество.
Осмелев, грабители принялись шуметь. На громкие звуки и прибежал старый сторож, за ним дочь и двое внуков. Напуганные, они цеплялись за материнскую юбку и тоненько плакали.
- Давайте, кончим их!
Голос Урги странно повеселел, предвкушая расправу.
- Вот здорово они нам под руку подвернулись! Ты первый, Эр, раз первым влез, так первым и убей.
Насмешливо улыбнувшись, главарь взмахнул огромным лезвием, почти тесаком.
А нож Айрика дрогнул в мокрой ладони. Юноша глядел на женщину и детей. Малыши спрятались за матерью. От ужаса даже перестав плакать. Старик шагнул вперёд, пытаясь заслонить семью собой. Удар длинного лезвия выбил короткий кинжал из не очень умелой руки.
- Хочешь, меня! Не их! Их то зачем?!
Вытянув руки, сторож подался к разбойничьему ножу. Губы дрожали, шепча молитву.
Предсмертный ужас затронул сердце Айрика. Представилось, острая сталь прошла между костей. Первая жертва упала в крови. Лезвие пронзило женскую грудь. Убитая дёрнулась и затихла. Малыши захрипели перерезанным горлом.
Нож опустился, грабителя била дрожь.
"Не могу."
Короткая мысль поймала невысказанное чувство.
"Не могу!"
Ненависть разлетелась вдребезги, столкнувшись с тем, что люди веками зовут: СОСТРАДАНИЕ.
- Сдрейфил! Кишка тонка!
Зарычал Урги, занося тесак. Не понимая, что делает, юноша выскочил в окно. Вслед раздался хрип сторожа. Вскоре грабители спустились вниз, их одежда была в крови.
- Ух! Ну, она! Во как ползла! Всё от нас уползала!
Повторял главарь, возбуждённый чем-то таким, чего Айрик не смог испытать.
Остальные поддерживали слова торжествующим хохотом. Юноша захотел вернуться назад, чтобы вонзить нож, заработав право быть вместе со всеми. Поздно. Теперь он плёлся позади других в заведение Сальви, делить награбленное.
"Мне ничего не достанется. Но что-то всё-таки меня ждёт... Я себя погубил! И почему мы идём в таверну сестры? Но отчего рука задрожала? Надо всё объяснить! Попросить! В другой раз я точно сумею ударить!"
По дороге к шайке пристали ещё пятеро разбойников, что всегда не прочь отметить чужой успех. Так одиннадцать человек и ввалились в зал. Десять грабителей вместе, Айрик один.
Присев за стол, он не взглянул на сестру.
"Сальви меня не простит. Она бы хотела, чтобы я сегодня убил. Я обещал никогда не трусить."
Юноша не мог примириться с жестокой судьбой. Мысли скользили отчаянные, бессвязные.
Остальные пили и считали добычу. Но вдруг Урги поднялся с места. Он взглянул на обречённого со страшной улыбкой. Слабый сейчас умрёт. Как же долго он мешал главарю, был для него укором и вызовом. Теперь Урги мог покарать его как труса.
- Эр, а мы сейчас чикнем тебя. Эй, мы же прикончим его? Пора перерезать ему глотку! – в ответ утвердительное мычание.
Убийцу и жертву разделял только стол. Айрик понял, сейчас он умрёт. Гибель блестела на лезвии тесака, неотвратимая, окончательная! Но юноша ей не верил. Вот он есть! Мгновенье... Его не станет! Грабители будут шуметь, Сальви утихомиривать пьяных, Дори браниться на всех. Только он будет лежать, ничего не чувствуя, пока не сгниёт до костей.
"Нет! Так нельзя! Я попрошу Урги. Скажу, что попытаюсь снова! Не надо меня убивать! Я хочу жить!"
Вдруг юноша вспомнил жалкое существо в грязной канаве, почти непохожее на человека. Трущоба знает, увечный попрошайка днём, в ночи выхватит нож, когда у него отнимут монеты. Иначе становятся только падалью.
Тело распрямилось само, напряжённое, готовясь к неминуемой схватке.
"Человек должен встречать смерть достойно."
Внезапно возникла прочитанная где-то мысль.
Айрик принял её. Бросая разбойникам вызов, он вскочил на стол. Сделав в сторону Урги неприличный жест, юноша выхватил из рукавов пару метательных ножей. Обежав глазами таверну, он увидел Сальви. Она застыла бледная. Или брату так кажется? У нищенки дрожали ноги, руки сделались ледяными. Минута. И её Айрик вытянется на полу, после кто-нибудь выбросит убитого нищего в воду Эрга. В трущобе обречённых не спасают.
"Но это мой брат! Это Он обречён!"
- Беги Сальви, потом придёшь!
Юноша хотел попрощаться, сказать что-то важное, да только не знал как.
- Да, лучше потом приходи!
Разбойники захохотали.
- Гляди, во герой нашёлся, "Иди на верх Сальви», ну лорд, не дать, не взять.
Урги направил тесак. Тогда пришли другие слова. Верные ли? Айрик не знал, но такие, какие нельзя не сказать:
- Зато вас повесят, а меня нет. Вас живых по грязи протащат. А меня вы сами неживым в Эрг отнесёте.
Обречённый торжествующе улыбнулся. Спрыгнув со стола, он оказался в кольце разбойников.
Юноша дрался отчаянно, не щадя себя, стараясь ударить грабителей посильней, чтобы успеть отомстить за слишком короткую жизнь. Почувствовав, как чьё-то лезвие вошло в бок, выронив оба ножа, Айрик упал. Зубы сцепились, готовясь не застонать, когда тело примет удар, что станет последним.
"Страшно! Но им не узнать!"
Неожиданно убийцы закричали, начав падать рядом. Это Сальви в отчаянии бросившись к нескольким стражникам, что сидели в таверне, вымолила их помощь в обмен на целый месяц бесплатного угощения и лучших девочек в заведении.
Перебить грабителей нетрудно, особенно, если ударить в спину. Разбойники, стражники - в Велериане разница между ними не велика.
Айрик был жив. Из раны на боку текла кровь. Наспех замотав её тряпкой, юношу отнесли на верх. Сначала он тихо лежал, но через час начал бредить, когда поднялся жар.
Раненый лежал на гнилой соломе в углу, замерзая, и рядом не было сестры. Зато Зини стояла тут. Смеясь, она тянула заунывный мотив пьяным, надтреснутым голосом, пела что-то страшное. Айрик знал – это песня смерти, Зини зовёт его к себе. Она пришла за ним. Юноша сжимался, стремясь отползти, спрятаться в соломе, но жалкая труха не укрывала от Зини. Жуткая, распухшая, она надвигалась, растопырив пальцы с длинными когтями. Острые иглы пронзили бок, он горит. Крича, Айрик пытался оттолкнуть нищенку, что наваливалась на него необъятным телом, смрадно дыша.
Вдруг вместо Зини возникло лицо Сальви. Во рту совсем пересохло, жарко.
- Пить.
Прошептал Айрик, протягивая руку к сестре. Но кружку не поднесли к губам. Сальви известно, попив, раненый умирает. Если не дать воды, брат останется жить. А вдруг его всё равно невозможно спасти. Тогда она зря мучает умирающего.
- Пить.
Хрипло и слабо. Снова начался бред. Женщина поняла, что не справится без целителя. Самому Айрику не выжить.
За окнами трущобная ночь, в опасную темень нельзя выходить из дома. Приходится ждать утра.
Медленно наступил рассвет. Успокоившись, раненый погрузился в тяжёлое забытьё.
Утром Сальви ушла искать помощи. Путь оказался долгим, сначала пешком, дальше в наёмном экипаже. Кучер указывал скромные дома, где берут за лечение недорого. Все целители отказывали нищенке, боясь ехать в глубину трущоб, где их самих могут убить.
Наконец, кучер привёз Сальви к лекарю, что выхаживал сирот и нищих без денег.
- Он залечивает больных до смерти. Вот и берётся только за безродных, – рассуждали горожане.
Они не знали, не сумев спасти жену и дочь от неизлечимой болезни, когда-то давно косившей многих людей, целитель принялся лечить всех, от кого отказывались другие, надеясь, хотя бы на том свете оправдаться перед близкими. Перед ними лекарь вечно чувствовал себя виновным. Нет, не судьба, а он не сумел помочь родным.
Как редко возле скромного дома останавливался экипаж. Обычно целитель сам находил больных в лазарете или на улице. Увидев женщину с длинными рыжими волосами, он очень удивился.
- Спасите моего брата! Я заплачу! У меня есть деньги! Я дам сколько надо!
- Куда нам ехать?
В голосе было участие.
- Таверна «Драный петух» в «Немытом» квартале.
Женщина опустила глаза.
Лекарь вздохнул. Она добралась к нему из тех мест, куда даже он не заглядывал. Там, близкие скорее рады гибели близких, а не спасают их жизнь.
- Сейчас поедем. Вот только возьму с собой лекарственные средства.
Кучер высадил их на краю трущоб. Он наотрез отказался ехать дальше.
Когда пришли в таверну, лекарь увидел юношу, что метался в бреду. Он стонал, приподнимался с постели, срывал повязку, которой прикрыли рану. Оли не раз возвращал тряпицу на место, но Айрик снова хватал её пальцами.
- Я не знаю, что делать с ним!
Толстяк поглядел на жену кроткими, несчастными глазами.
Осмотрев рану, целитель решил, что приехал сюда ненадолго. Рана тяжёлая, скверная. Она успела опухнуть и будет гноиться. В неё попала грязь. Нож зацепил важные внутренности, они редко успевают срастись, обычно больной умирает раньше от жара, от гноя.
- Что Айрик? Как он? –
Нищенка волновалась.
- Пока не известно, но лучше вам подготовиться к худшему.
- Так вы ему не поможете?
- Я попытаюсь поставить его на ноги.
Дни были долгими. Айрик бредил, метался и звал, сбивая постель. Когда жар спадал, лежал неподвижный, бледный, почти не живой. Целителю казалось, что раненый вот, вот сдастся, перестанет дышать, покорившись судьбе.
Сколько раз он видел, как люди, что жили в достатке, покорно погибали от раны под плач жены и детей. Умирали знатные, дорогие семьям и городу. Но этот трущобный побег, нужный одной сестре, упрямо отказывался умирать. Он цеплялся за нищую жизнь так, как цепляется мало кто из людей.
Лекарь очищал рану от гноя под стоны юноши и снова закрывал её повязкой.
- Зачем тебе жить? Твоя дорога горька. Уступи своё место другим. Тебе самому полегчает.
Не слыша таких уговоров, Айрик упрямо боролся со смертью,
тогда она отступила. Рана очистилась, постепенно начав затягиваться.
Настал день, когда Айрик, придя в себя, осмотрелся вокруг осмысленным взглядом. В комнате были целитель и Оли. Сестра ушла в таверну. Рана болела, но намного меньше, чем раньше. Юноша ощутил голод.
- Есть хочу.
Вернувшийся аппетит его удивил.
– А Сальви где? Мне кажется, она здесь была.
- Да, сестра постоянно рядом с тобой находилась. Держала за руку, когда ты бредил.
Целитель поправил постель,
Оли спустился в таверну.
- Айрик хочет есть! Он поправляется!
Сальви принесла больному бульон, горячий и ароматный.
- Вот попей. Пока тебе ничего нельзя.
Айрик смотрел ясно, как прежде. Он пил маленькими глотками, чувствуя как внутри распространяется тепло.
Сальви улыбнулась, взглянув на него, словно лучик весеннего солнца осветил сдержанное лицо.
- Ты чего такая счастливая?
- Айрик, ты живой!
Допив бульон, юноша почувствовал, у него слипаются глаза. Раненый заснул крепко и надолго.
Айрик поправлялся, сперва начал сидеть, дальше вставать с постели, потом ходить, и однажды вышел на улицу.
Солнце приятно грело лицо, но юноше было грустно. Вчера Сальви сказала, что уговорила Дори взять его в таверну. Всё, с гордыми мечтами покончено. Он хотел попробовать ещё раз, мечтал доказать, что способен убить. Но ни одна шайка его не примет. Из-за него погиб Урги. Только уважение к Дори и Сальви, и то что Урги был юным главарём, не успевшим добиться влияния, спасло юноше жизнь. Его просто предоставили собственной судьбе. Но ни к разбойникам, ни к нищим дороги у слабака нет.
"Почему я не смог? Ну от чего у меня не вышло?!"
Солнце светило ярко, рядом шумели ветви яблони. Айрик стоял униженный жестокостью жизни в трущёбе.
Через несколько дней Дори приставила его вести приходно-расходную книгу. Неприятное, но нужное дело. Женщина вообще не хотела давать юноше никаких поручений, пусть бы пропал. Чтобы спасти никчёмную жизнь, пришлось кому-то заплатить, кого-то уговорить. Дори скрипела зубами, но не остановила Сальви.
"Мой Оли не заносился. Кобель дворняги, вздумавший лезть к волкам, заслужил чтобы ему перегрызли глотку."
Но когда Сальви, спасая брата, бросилась за помощью к стражникам, она доказала, ради мальчишки сестра способна пойти на многое.
"Пусть лучше живёт у нас, чем невестка из-за него обозлится."
Так и решили, Айрик всё понимал. Но труд в таверне его увлёк.
Вскоре юноша научился вести приходно-расходную книгу лучше Сальви и Дори. Он хорошо считал, записывал числа аккуратно и терпеливо.
Проводя время в таверне, Айрик постепенно заметил, что любят, а что не любят грабители и стражники. Понемногу он стал советовать владелицам заведения кого куда посадить, кому какую девочку и блюда предложить.
Посмотрев, как женщины разговаривают с поставщиками товара, юноша научился говорить с ними так же и даже лучше. Он много знал, был внимателен и решителен.
Вскоре таверна не помнила, как без него обходилась. Она теперь процветала.
Айрик ходил в приличном костюме, хорошо питался, спал в тепле, в общем, заслужил уважение. Только непонятная заноза в сердце мешала новому счастью.
"Почему я родился нищим?"
Не раз приходил вопрос в ночной тишине.
Трущобные жители разрешали сомнения единственным ответом: "Нищие появляются на свете потому, что так хотят богатые. Если попрошайки исчезнут, лордам будет некем помыкать. Если бы они не имели столько золота, а раздали его другим, жизнь бы разом наладилась. Но богачи жестокие и жадные. Нищим приходится убивать и грабить, чтобы добыть себе место под солнцем. А хуже всех - предатель Алкарин, там живут одни лорды. Они закрылись стеной, чтобы не делиться богатством. Пока мы голодаем, они едят кусок, по праву принадлежащий Велериану".
Айрик разделял трущобную правду, от всей души ненавидя людей, что жили в роскоши. Но как-то раз он услышал совсем другие слова. Их произнёс истощённый мастер-ремесленник, случайно оказавшийся в таверне Сальви.
- У каждого человека своя судьба.
Говорил он усталой жене. - Мы не знаем, почему одним выпадает больше испытаний, а другим меньше. Но что-то мы выбираем и сами. Мы с тобой выбрали то, что примем голод и смерть, только не воровство и убийство. А то, что я на жизненной дороге встретил лорда, который нас разорил, было нашей судьбой.
- Спасибо, что утешаешь меня, как умеешь, - улыбнулась женщина. – Ты у меня истинный философ, и останешься им до конца. А знаешь, мне даже почти не больно. Всё же было, и мы промелькнули нечаянным лучиком по земле. Я помню серёжки, что ты подарил, с такими большими камнями. Они были красные, как кровь, я тогда не понимала почему, а теперь понимаю. Помню наш садик, я смотрела на него из открытого окна. Неужели мы больше никогда не вернёмся домой?!
Женщина заплакала. Муж погладил её по голове.
Их разговор почему-то проник в сердце юноши. Он сам не знал, как относится к странным нищим, презирает их или уважает.
"Надо же, они такие же слабые, как и я. У меня тоже не вышло убить. Но раньше я воровал, значит, я всё же сильней."
Решив так, Айрик обрадовался.
Он смотрел на необычную пару, пока супруги не вышли из таверны. После, лёжа ночью в постели, юноша старательно пробуждал в себе ненависть отверженных к лордам и леди. Он ненавидел обеспеченных людей, что стояли в ярком воображении.
"Вот они, нарядные, глядят на нищих с насмешкой. Это богачи вешают грабителей на площади. Они отрубают воришке руку и прогоняют прочь попрошайку. Всем лордам надо жить в трущобе, тогда придёт правда."
Однако, два слова:
судьба" и "выбор. Надолго запомнились Айрику. Всплывая в памяти, они ничего не объясняли, но почему-то тревожили сердце чем-то загадочным и сложным.
Юноша не был доволен жизнью, ощущая странное беспокойство. Пристальные глаза притягивались к городским кузницам, сердце манили железо и сталь, звала загадка ковки.
Душа подсказывала, он есть что-то большее, чем нищий. Только Айрик не слышал её подсказок. Проходя хорошими кварталами, юноша смотрел на приличных людей, старался понять неизвестную жизнь, узнать, похожи ли они на героев прочитанных книг. Оставаясь в одиночестве, Айрик старательно подражал походке и жестам ремесленников или воинов, представлял себя на их месте. Конечно, он хорошо понимал, ему чего-то не достаёт. Наверное, нужного происхождения.
"Если на кошку нацепить собачий хвост и уши, она всё равно замяукает. Так и я всё равно буду нищим, кем бы я себя не вообразил."
Заставая брата за странным занятием, Сальви грубовато посмеивалась над ним, Дори бранила дурнем, олухом, сбрендившим дармоедом. Прекрасно понимая, они обе правы, Айрик не прекращал странные представления. Мир приличных людей звал его в дальнюю даль, туда, где приходит открытие многого, что раньше казалось таинственным.
***
Свадьба была шумная. До утра в замке лорда Джернила Карэля пировали гости. Веселился и сам хозяин, то и дело поглядывая на жену. Женитьба принесла не любовь, а слияние двух имений. Высокая, надменная Гердана Керн с холодком смотрела на мужа, она не была в него влюблена, любила только себя. Но раз лорд Джернил Карэль теперь её супруг, значит, он её вотчина. А уж своё достояние цепкие руки леди удержат.
Под одобрительные крики гостей лорд на руках понёс жену в спальню. Не издав не единого звука, она лежала в горячих объятьях, как каменная.
Первая брачная ночь прошла, за ней случились другие. Но семейная жизнь не наладилась. Супругов не связывали ни любовь, ни уважение.
Восторженный романтик не понимал холодную жену. Практичная Гердана не одобряла нежного мужа. Пылкий Джернил заменил семейное счастье мечтами о справедливости. Вместе со своими друзьями, горячими землевладельцами Велериана, он мечтал освободить королевства от власти Вирангата.
- Мы отправимся в Дайрингар. Горцы не откажут нам в помощи, – неистово жестикулируя, говорили друг другу лорды. Сердца, полные задора юности, горячила вера в свои силы.
Однажды, Джернил Карэль с двумя соратниками тайно отправились в горное королевство, просить или требовать помощи. Горная страна встретила чужеземцев приветливой непреклонностью.
- Нам жаль, но мы ничем не можем помочь, – отвечали на просьбы лорды Дайрингара. Друзьям отказал в поддержке и сам король Тальгер Инглар. Зато в каждом замке велерианцев встречали как дорогих гостей и кормили, словно на убой.
В просторной комнате замка лорда Дарнфельда, Джернил встретил свою любовь, свою погибель. Юная Ариан Дарнфельд с наивными зелёными глазами, прекрасным лицом, оказалась той, кого он всегда искал. Она разбила восторженное сердце утончённой печалью и возвышенностью. На беду лорда девушка ответила взаимностью на нежданное чувство.
Влюблённые тайком встречались в укромных уголках замка. Их счастье продолжалось несколько месяцев. Давно пора возвращаться в Велериан, король Дайрингара ясно дал понять, надежды на помощь тщетны, а Джернил с соратниками всё остаются в замке лорда Дарнфельда, живут, пока не грянула гроза.
Сначала Ариан стало нехорошо по утрам, дальше окружающие заметили, как вырос живот юной леди. Лорду Джернилу с позором отказали от дома, пообещав убить, если только он появится поблизости. Но влюблённый не мог уехать, оставив избранницу сердца в безнадёжном положении, пусть увезти её с собой было никак невозможно.
Для женщины настала печальная пора, отвергнутая родными, она в тоске бродила по замку, вспоминая любовь лорда Карэля. Тёмной ночью Ариан родила девочку, наречённую Дийсан, ненужную родственникам незаконную дочь.
Послеродовое кровотечение не прекратилось, к утру молодая мать умерла. Родные и слуги упорно шушукались о том, что она сама не захотела жить, не приложив силы к выздоровлению. Вскоре мрачная сестра покойной отыскала печального любовника, чтобы отдать ему дочку.
- Забирай её с собой. Мой отец сказал, этот приплод нам не нужен.
Маленький свёрток оказался в сильных руках.
Взяв для Дийсан кормилицу, лорд Джернил, наконец, отправился в обратный путь.
На самом рубеже Велериана ослушников взяли полутеневые. Гостей им выдал король Дайрингара, в обмен на два месяца мира, что очень пригодиться стране.
Потянулись дни в каменном мешке, когда узник не знал, что с женой и дочерью, долго ли ему жить.
В последствии Джернил слишком хорошо помнил тёплый день, когда его вывели из темницы.
- За измену Велериану вы будете казнены. Ваша семья умрёт вместе с вами, – прозвучали страшные слова. Глаза высокого стражника обдали смертника холодом.
Рядом стояли Гердана и Дийсан с кормилицей. Взгляд жены проник в самое сердце, надменные глаза теперь широко распахнуты. Вечно сложенные в нитку губы дрожат.
- Зачем ты всех нас подвёл? Я тебя ненавижу, я не хочу умирать из-за твоей глупости!
Маленькая дочка спит на руках у кормилицы, которая крепко прижала малышку к груди, точно стараясь закрыть собой.
- Вы можете покаяться в преступлениях, пообещать служить королю Герберту Второму верой и правдой, тогда вас отпустят и возвратят замок, – предложил стражник.
В глазах Герданы мелькнула надежда.
- Ну клянись же! Проклятый!
Кричали они.
– Спаси нас! Тогда я тебя прощу.
Кормилица покачивала Дийсан.
Узник, сломавшись, покаялся. Двоих непреклонных друзей казнили вместе с жёнами. Смелые шагнули за грань. А он остался.
По дороге в замок супруги молчали. Им было не о чем говорить. Благодарность Герданы скоро переросла в гнев. Она не пыталась его скрывать.
"Муж сам виноват в налетевших невзгодах, никто не звал его в Дайрингар. Победить Вирангат, какая глупость. Только наивные лорды могли до такого додуматься! Он вернулся домой с незаконной дочерью. В горной стране у него была любовница. Не даром его глаза так печальны. Наверно, скучает по ней. Как он мог так со мной обойтись? Я его не люблю, но я верно его ждала."
Едва взгляд леди задерживался на Дийсан, ей хотелось покинуть мужа. Она сердилась на него и девочку, что тихонько спала у тёплой груди.
Встречая глаза жены, Джернил опускал свои. Ему хотелось, чтобы время вернулось назад.
"Лучше мне было умереть, чем жить вот так."
Возвратившись домой, господин с трудом принялся за дела. Они валились из ослабевших рук. Вотчина теряла доход.
Гердана остановила разорение замка, взяв на себя управление супругом и хозяйством. Жёсткая и холодная, она обладала расчетливым упорным характером. Став главой семьи, леди почти обрела счастье. Всё было бы прекрасно, если бы не падчерица - вечное напоминание о том, что она нелюбима.
Девочка подрастала живой. В двухлетнем возрасте она нередко путалась под ногами взрослых, тащила в рот каждую мелочь и начинала бойко говорить.
Лютой зимой на замок обрушилась мозговая горячка. Этой странной болезни, что приходила с жаром, бредом и судорогами, целители дали такое название.
Из семьи лорда, что состояла из него, жены, тёщи, незаконной и законной дочерей, заболела только Дийсан. Днём и ночью малышка металась в бреду и плакала. Тело крутили судороги. Приглашённый лекарь грустно вздыхал, глядя на маленькую, иссушенную болезнью девочку. Отец молился.
"Прошу тебя, Создатель, спаси её, пощади! Не наказывай за мои грехи! Это я грешен перед тобой, я полюбил, не имея права на чувство, предал друзей, испугавшись честной смерти. Не она!"
Гердана тайно надеялась.
"Пусть она умрёт, ей самой лучше оставить жестокий свет. Тогда она не узнает участи бастарда. Умереть в младенчестве легко. Хорошо скользнуть в вечность, не ощутив страданий. И я больше не увижу напоминание его измены, слишком сильно любимое им."
Постепенно Дийсан поправлялась. Прошли судороги, спал жар, но девочка почему-то продолжала лежать в кровати. Наблюдая за ней, кормилица заметила, вместо того, чтобы смотреть на предметы, какие ей приносят, малышка ощупывает их руками. Она реагирует только на то, что слышит или чувствует. Глаза девочки перестали направляться на окружающее, их взгляд сделался странным, точно он не принадлежал подвижному ребёнку. Так в замке поняли, Дийсан ослепла.
Лорд сильно горевал. Дочурка осталась жива, но как ей быть теперь? Вечной калекой, какую никто не возьмёт замуж, приживалкой в доме брата, если он родится?
Однажды, привлечённая звуками и запахами, Дийсан начала подниматься с постели. Сперва она ходила неуверенно, будто опять училась становиться на ножки. Держалась за стены, трогала предметы вокруг. Когда малышка приспособилась к новой жизни, её походка выровнялась.
Запомнив расположение вещей или научившись слышать, где они находятся в пределах замка, она ориентировалась почти, как зрячая.
Слепота не отняла бойкий нрав. Предоставленная сама себе, Дийсан подружилась с детьми крестьян и слуг. Они приняли маленькую слепую в шумную игру, будто так и должно быть. Крестьянские мальчики учили подругу перебираться через невысокую стену крепости, лазать по деревьям. Постигая весёлую науку на ощупь, Дийсан не унывала. Она не помнила, когда поняла, что отличается от других. Знакомясь с огромным миром, девочка узнала, другие могут видеть, а она нет. Мальчишки сбивают с деревьев яблоки, не касаясь их руками. Они находят дорогу просто так, без палочки. Носить её с собой Дийсан посоветовала одна мудрая повариха.
- Раз ты узнаёшь вещи, трогая их рукой, значит, с палкой сумеешь доставать намного дальше.
Такой простой вывод сделала крестьянская женщина, увы, скольким знатным он не даётся.
Девочке полюбилось ходить по-новому, теперь она меньше отставала от видящих друзей. Другие дети замечали мачеху Гердану раньше, чем Дийсан слышала решительные шаги. На вопрос, почему так происходит, она получала постоянный ответ: «Ты слепая».
А ещё странные слова: «свет и цвет.»
Как не старались видящие объяснить, что это такое, до разума Дийсан многочисленные попытки не доходили.
"Люди вокруг говорят, солнце светит. Что оно греет, сразу почувствуешь, но свет рукой не достать."
Странные слова оставались загадкой. Небо голубое, что это значит? Вот над ней летают птицы, в деревьях шумит ветер. Там, над головой, что-то большое, высокое, шире любого зала. Но небо голубое, странная фраза.
Дийсан хотелось увидеть, чтобы понять других. Сама слепота не заставляла её страдать, как не приносит страданий невозможность узнать, что там за горизонтом или отсутствие тонкого собачьего нюха. Желание видеть возникало из любопытства или когда она не могла чего-то сделать, например, прочесть на гладком пергаменте буквы, их же никак не потрогаешь.
Когда девочке исполнилось пять лет, у неё родился брат Кирвел. Появление наследника вотчины отпраздновали шумным пиром, даже лорд Джернил немного оживился. Чаще всего он проводил время, сидя в кресле, уставившись взглядом в одну точку. Только Дийсан могла немного развеселить отца. Лорд замечал, как дочь походит на Ариан: её зелёные глаза, только загадочные, отстранённые, те же тёмно-каштановые волосы с лёгким рыжим отливом.
"Она растёт красавицей, но никогда не выйдет замуж!"
С болью думал отец.
- Давай отдадим твою дочь в приют для калек в монастыре.
Постоянно предлагала Гердана.
– Ей там будет намного легче, чем с нами, в обители она сможет быстрей принять несчастную судьбу. Среди здоровых людей калека всегда чужая.
- Нет, пока я жив, она никуда не поедет.
Только в этом Джернил ещё оставался решительным.
Шли годы, Дийсан росла.
Настало время, когда вольной жизни пришёл конец. Его положила бабушка Наарет – мать Герданы. Наблюдая за девочкой, она поняла, та подрастает смышлёная. Суровая леди постепенно привязывалась к внучке, незаметно, словно бы исподволь. Сама для себя бабушка решила, что взялась обучать калеку из благоразумия.
"В доме Кирвела не нужна беспомощная приживалка. Раз слепая живёт на земле, пусть приносит пользу."
Верные мысли деревенской леди, что всю жизнь трудилась, не покладая рук.
Наарет раз и навсегда разлучила Дийсан с крестьянами.
- Негоже пшеничному колоску расти в поле ржи.
Говорила она, приказав девочке одевать приличные платья, расчёсывать волосы.
Старая леди приставила к внучке личную служанку её возраста, чтобы та училась быть глазами госпожи. Девочку звали Вири, она оказалась глупой, но доброй.
Дийсан не понравилась новая жизнь, совсем непохожая на игры со сверстниками. Правда, друзей девочки родители тоже приставили к труду. Пути детей прислуги и незаконной дочери лорда постепенно разошлись.
С большим трудом юная госпожа училась вышивать на ощупь. Бабушка показывала ей, как чистить овощи, варить их и жарить, как печь хлеб, солить и коптить мясо на зиму, делать компот и варенье. Своими руками, другими предметами, ложкой или широкой лопаткой и, конечно, по запаху, Дийсан постигала премудрости жизни замка, пусть совсем не любила их.
Понемногу Вири научилась быть глазами маленькой леди, помогая ей в том, чего она не могла.
Наарет вбивала в Дийсан приличные манеры, точно решив выколотить из неё всё лишнее.
- Не качайся, как деревянная кукла, держи спину ровно!
Суровая леди обрушивала на спину ученицы короткий удар.
- Не наклоняй голову, на тебя мешок не кладут. Поворачивайся в мою сторону, когда со мной разговариваешь, я - человек, а не доска.
Вот так Дийсан училась быть знатной леди. Она не заметила, как привыкла вести себя правильно, словно раньше не было другой жизни.
- Зачем ты взялась за неё?
Говорила Гердана.
– Когда Джернила не станет, она уедет в монастырский приют. Я не хочу видеть её рядом с собой.
- Только Кирвел начнёт грустить без сестры. Ты видишь, брат к ней привязался. Когда он станет лордом, надёжная помощница ему пригодится. Такая и за женой присмотреть сумеет, если она без ума попадётся.
Брат и впрямь любил Дийсан. Она смешила его, водила за собой, учила видящего малыша лазать по деревьям, перебираться через стену замка. Кирвел ходил за сестрой хвостиком, не понимая её слепоты. Да и когда понял, то не оставил крепкой привязанности.
Гердане пришлось не по нраву поведение сына. Мать жестоко бранила его за любовь к падчерице, но Кирвел не слушал упрёков, как прежде продолжая весёлые игры с ней.
Дийсан взрослела. Когда ей исполнилось двенадцать лет, в замок Карэль постучался продрогший бард. Его пустили обогреться и исполнить несколько песен. Старик сыграл на арфе и спел легенды об Алкарине и Вирангате. Мелодия летела по огромному залу. Она наполнила сердце Дийсан чем-то тёплым, волшебным. Душа устремилась в высь, вслед за струнами инструмента, растворилась в звуках огромного мира. Арфа то звенела сталью мечей, то плакала слезами женщин. Голос певца поднимался в неведомую даль и почти шептал. Дийсан слушала, она поняла, песня приносит жизнь, делает сердце большим и прекрасным.
Бард остался в замке на неделю, дальше на месяц и так прижился до самой смерти.
- Научите меня играть на арфе.
Однажды попросила девочка.
- Для чего тебе нелёгкое обучение? Ты маленькая леди, тебе не придётся зарабатывать на жизнь пением. Песня, словно болезнь, приносит страдания и никогда не смолкает.
- А зачем мелодии останавливаться? Пусть всегда поёт. Вот я и научусь её исполнять.
- Гляди, как бы песня сама тебя не исполнила.
Старик невесело улыбнулся.
Дийсан была упорна. Бард, наконец, взял её в ученицы.
- Ну вот, ты сама пришла к нелёгкой судьбе. Запомни, я тебя отговаривал.
Девочка уселась напротив учителя.
И тут волшебство закончилось. Оказалось, петь песни – тяжёлый труд. Чтобы им овладеть, приходилось заучивать ноты и строфы, искать то самое, верное, что даст голосу силу, заставит песню литься, а не скрипеть или выть.
Но Дийсан не отступилась.
Постепенно девушка поняла, что обладает прекрасным слухом и сильным голосом, скорее низким, чем высоким. Но и верхние ноты ученице давались, просто для них нужно больше трудиться.
- Теперь тебе осталось ходить по дорогам, петь ты у меня научилась.
Старый певец улыбался.
- Вот я и буду мерить шагами неведомый мир, всё равно хозяйкой замка мне никогда не сделаться, – весело отвечала та, а про себя боялась.
"Только бы меня не отправили в монастырь. А то заключат в четырёх стенах и никуда не выпустят. Вот и придётся целыми днями петь суровой запертой келье."
Чем старше становилась Дийсан, тем дальше уходила прежняя беззаботность. Девушка понимала, она калека. Таких замуж никто не берёт. Отец с каждым днём слабел. Тайком от него мачеха говорила.
- Дай создатель, Джернил скоро отправится к Великому свету. Тогда я смогу отдать его дочь в монастырь, чтобы и ноги её в замке не было.
Слова о приюте пугали до дрожи.
"Не хочу затворяться в обитель, там сплошная тоска. Создатель нас любит, но почему-то монахини обо всём рассказывают, так мрачно, что на душе кошки скребутся."
Служитель храма Творца пугал девушку сильней, чем его прислужницы.
- Молись, – говорил он. - Тогда в великом свете услышат тебя. Твои страдания на земле закончатся. Создатель примет тебя в вечное счастье, какого земная юдоль скорби не позволяет никому обрести.
- Это мне что, о смерти надо просить? Я не хочу уходить в великий свет. Мне ещё рано туда отправляться! Я хочу петь для людей!
- Земная жизнь миг, у Создателя вечность, там, в прекрасном чертоге ты больше не будешь калекой. Среди высокого света нет боли. Но пока твой путь не окончен, терпи. Каждому человеку дано смиренно нести на земле невзгоды, чтобы в свой час обрести награду, что в тысячи раз дороже всякого золота.
- Да, конечно, лучше я подожду, моего терпения ещё надолго хватит!
После таких разговоров Дийсан стремглав убегала из храма.
***
Солнце клонилось к закату. Дийсан сидела на пне, на речном берегу. Глубоко задумавшись, она слушала звонкую воду. С самого утра она убежала из замка, чтобы не помогать готовить пир по случаю пятнадцатилетия сестры Ризель. Праздник будет большой. На него съедутся многие лорды, ещё бы, теперь сестру можно выдавать замуж.
Самой Дийсан исполнилось пятнадцать в прошлом году и по поводу этого торжество, конечно, не устраивали. Бастард и калека, она не заслужила пира.
С утра Ризель задирала нос больше обычного. Четырнадцатилетняя Мирен от неё не отставала.
Громко, чтобы слышала Дийсан, сёстры обсуждали, какие наденут платья, со сколькими кавалерами доведётся потанцевать.
Казалось, слепую девушку не должны занимать наряды и юноши, но они волновали юную кровь. Отсутствие красивого платья и вечное стояние у стены, когда другие танцуют, лишний раз говорило, она от всех отличается.
В неясных грёзах Дийсан представлялся юноша, в которого можно влюбиться. Конечно, он должен говорить басом, чтобы гремел под сводами замка, но иногда в тишине пусть в разговоре проскальзывают бархатные нотки, точно мурлыканье кота. Пусть кавалер будет широкоплечий, с буграми мускулов на руках, как у крестьянских детей. В детстве они поднимали подругу вверх. А ещё, пусть у него будет сильная шея, такая, чтобы нельзя было обхватить. И ладони пусть будут огромные, только нежные без мозолей, чтобы не щекотали кожу.
Шум воды навевал неясную мелодию. Пальцы то и дело пробегали по струнам арфы. В голове возникало что-то вроде:
- Танцуют здесь пары, как птицы легки.
И нежно рука вдруг коснётся руки.
А я не узнаю любви никогда.
Останусь я в мире одна навсегда.
Дийсан не нравились её глупые строчки. В сравнении с легендами, каким учил старый бард, они казались совсем неуклюжими. Даже крестьянские песни гораздо красивей.
Девушка мечтала сложить героическую балладу, хотя бы о последней войне соседей лордов. Она столько слышала о ней. Но верные слова не появлялись. Героическая мелодия уплывала вдаль вместе с речными волнами.
- Сверкают на солнце большие мечи.
А быстрые кони всегда горячи.
За две недели Дийсан сложила всего две строчки.
- Почему я не могу составить героическое сказание? – в сердцах спрашивала она учителя. – Я хочу сочинить песню про войну, настоящие менестрели всегда слагают песни о битвах.
- Глупая, бойся страшного мига, когда ты сложишь хорошее сказание о войне. Молись, чтобы он никогда не настал. Пока ты не знаешь, чем менестрели платят за дар героической песни.
Суровые предостережения нисколько не утешали. Дийсан и сейчас старалась настроиться на героический лад. Не сумев этого сделать, она заиграла крестьянский мотив.
- Ах, зачем ты всходишь, солнышко?
Что горишь ты, зорька красная?
На войну забрали милого.
Я теперь одна несчастная.
Что ж пришла пора ты страдная?
Спелый колос наливается.
В сердце думы безотрадные,
Болью сердце обливается.
Если бы учитель услышал протяжную мелодию, ученицу бы отругали. Играть на благородной арфе простые песни, совсем неправильно. Но бард никогда не выбирался на реку, а девушка с детства любила песни крестьян и слуг, научившись играть их все. Она легко подбирала мелодии, стоило просто услышать мотив.
Поддавшись неясному чувству, Дийсан представляла себя крестьянской девушкой, что пахнет землёй и хлебом, с мозолью на руках, волосами, запрятанными под косынку. Наверно, похожую носит и молодая повариха, что работает в замке. Её мужа в прошлый год забрали на войну. Она продолжала звонко смеяться, как раньше осаживая лакеев и конюхов весёлыми шуточками. Но иногда голос становился потухшим, тревожным. Госпожа угадала его страх и грусть. Оттого, незатейливая песенка о любви для неё наполнилась чувствами поварихи.
Допев последний куплет, Дийсан задумалась. В комнате лежит полотно с тремя вышитыми яблоками – подарок Ризель. Она вышила их по форме, что вырезал из дерева замковый плотник. Он изготовил много таких фигурок. Вири и бабушка выбрали цвет. Жёлтые яблоки на синем фоне.
Девушка помнила, яблоки могут быть зелёные, жёлтые и красные. Она знала цвета многих вещей, каких никогда не видела, поэтому понимала людей вокруг. Дийсан часто произносила слово «видеть» наравне с теми, у кого было зрение.
"Просто я вижу предметы руками."
Яблоки – это всё, что сестра вышила в подарок на совершеннолетие Ризель , хотя могла вышивать забавных котят и цыплят. Однажды она подарила отцу чёрно-белого котёнка, которого создавала три месяца, безжалостно исколов иглой музыкальные пальцы.
- Как живой! –
Лорд Джернил нежно погладил дочку по голове. Она не видела, как он улыбается, но радость отца ощутила.
"Ризель, конечно, хочет в подарок фигурку животного, она не раз намекала на такое желание. Не заслужила она сложной работы! Ради сестры и так задали огромный пир. Так что, было бы ради кого пальцы портить."
Пока Дийсан сердилась, птицы запели потише, по земле потянуло холодком, даже запахи изменились. Девушка поняла, настал вечер, пора возвращаться в замок. Поднявшись с камня, она взяла палку, сделанную из лёгкого дерева, с удобной ручкой и петлёй. Её хорошо одевать на запястье, чтобы палка надёжно держалась.
Ощупывая тропинку кончиком трости, девушка двинулась от речной воды. Каждый поворот, каждый бугорок на небольшом пути был для неё знакомым. Дийсан уверенно шла вперёд. Когда палка коснулась гулкой стены, девушка двинулась вдоль неё, отыскивая место, где возвратиться во двор легче всего. Там стена обвалилась, став пологой и низкой. Чтобы не пропустить нужный выступ, девушка вела по стене рукой.
Коснувшись шершавого бугорка, Дийсан заложила палку за пояс и принялась карабкаться вверх, цепляясь за удобные уступы, подтягивая вперёд по-крестьянски сильное тело. Достигнув широкой площадки, она замерла, вдыхая холодный воздух, готовясь к трудному вечеру. Решившись, она спрыгнула вниз, уверенная, что ничего себе не повредит, высота не очень большая. Во дворе и замке она легко передвигалась иногда даже бегом. Вот девушка и помчалась, как в детстве, улыбаясь самой жизни.
- Ты где пропадала целый день, негодная девчонка?
Раздался ворчливый голос Наарет. – Как видишь, в замке обошлись без твоей помощи. Тебя вовсе не стоило бы приглашать на пир. Сегодня ты не заслужила гуляния.
- Так и не надо меня на него одевать, лучше я в комнате посижу. Всё равно на церемонии Ризель для меня ничего интересного не найдётся.
- Ладно, пойдём, у нас мало времени.
Бабушка крепко взяла внучку за руку.
Она тщетно старалась понять, откуда в той столько упрямства. Когда старая леди принялась обучать девочку премудростям жизни в богатой вотчине, она упорно внушала, раз Дийсан калека,значит живёт в замке отца из милости.
- Твой долг помогать близким, не требуя благодарности. Они заботятся о тебе. Ты должна нести суровый жребий с достоинством.
У девушки возникало достоинство, правда своеобразное, вовсе не то, какому учила бабушка. На неприязнь мачехи и сестёр она отвечала искренним возмущением. На привязанность Кирвела сильной любовью. Наарет знала, разреши внучке вести себя так, как она хочет, та и впрямь не придёт на пир. Они вместе пришли в комнату с нагретой ванной, девушка вымылась. Вири, как умела, уложила волосы госпожи и помогла надеть длинное платье без единого украшения.
Под руку со служанкой, Дийсан вошла в главный зал, где её ожидало место за дальним столом, в то время, как остальная семья расположилась в самой его середине.
Привыкнув к скромному месту, девушка была довольна собственной неприметностью. Почувствовав аппетитные запахи, она поняла, что проголодалась. Попросив Вири рассказать о блюдах, что стоят на столах, госпожа приказала принести те, что её привлекли.
"Раз ни остаётся ничего другого, так хотя бы буду есть сколько хочу."
Вскоре Дийсан услышала, в зале начали преподносить подарки сестре.
- Пойдём туда, пора подарить Ризель её полотно.
Госпожа положила ладонь на локоть Вири.
- Это тебе.
Девушка протянула вышивку, услышав довольный голос сестры.
- Посмотрим, что тут у нас!
Наверно, Ризель в придвкушенни улыбалась.
- Там три яблока, можешь и не глядеть. Котята для рук калеки работа не лёгкая. Как не старайся, а не успеешь!
Насмешливо улыбнувшись, Дийсан развернулась кругом. От маленькой мести она загрустила ещё больше.
"Надо было вышить сестре котёнка, пусть бы порадовалась! От обидного дела жизнь к лучшему не изменится."
Заиграла музыка, начались танцы.
- Проводи меня до стены.
Сердца коснулась напрасная надежда.
Конечно, Дийсан знала, ей лучше уйти на скамьи, где разговаривали пожилые матроны.Там не так больно, будто она сама не хочет танцевать.
Замерев в одиночестве, девушка жалела, что снова не повела себя сдержано и достойно, показала заветные желания, вдруг кто-нибудь решится её пригласить.
"Тогда я впервые узнаю, что значит идти в паре с юношей. Мне хорошо показали разные движения, просто так, на всякий случай, но какой это соблазн!"
Напряжённая, как струна, замерев в неподвижности, Дийсан не знала, насколько красива. Прелесть не портило даже тёмно-серое платье. Длинное, до самого пола, очень широкое, оно отлично скрывало соблазнительную фигуру, только для восхищения достаточно было лица. Черты правильные, как говорят, породистые. И словно - изюминка, загадочные тёмно-зелёные глаза, что волновали кровь отсутствием ясного взора, таинственной глубиной. Каштановые волосы с лёгким рыжим отливом уложены в небрежную причёску, густые, волнистые. Угловатость отличных манер, придавала движениям своеобразное очарование.
"Не была бы она слепая…" - тайком вздыхали юноши. Рядом со старшей сестрой Ризель и Мирен выглядят бледными.
Музыка смолкла, гости расселись по местам. Девушке наскучило торжество.
"Надо было сидеть у реки, пускай бы дикие звери до косточек меня обглодали. Ой, страшно, сама себя напугала. Нет, лучше попасть к разбойникам, они захотят надо мной надругаться, а смелый юноша меня из беды выручит. Да не нужна я ни воину, ни грабителям..."
- О, Джон, ты так хорошо танцуешь, – услышала Дийсан голос Кирвела. - Милый, когда ты женишься на мне? Чтобы я нарожала тебе много, много детей, глупых, самодовольных, как две капли воды похожих на меня, - показывал брат Ризель. – А может ты, Дик, возьмёшь меня в жёны? Неважно кто, главное, чтобы женился ну хотя бы кто-нибудь. Ну пожалуйста, женитесь на мне, я очень хочу замуж.
Сестра невольно улыбнулась.
- Дий, мама велела ложиться спать, как будто я не знаю, к утру гости напьются и вповалку попадают под столы, несколько парочек уйдут в пустые покои или даже уединяться в укромном сарае. А завтра слуги начнут убирать осколки и кости после пьяных соседей. Так скажи, чем взрослые могут меня напугать?
- Ничего, Кир, у тебя будут сотни таких пиров. Вот вырастешь и начнёшь их сам задавать, тогда никто не прикажет тебе ложиться в постель. Ты с удовольствием сможешь полежать под столом пьяный, сколько захочешь, или тайком увести в сарай пригожую девушку.
Дийсан едва сдерживала смех.
- Ну, когда я ещё вырасту? Мне сейчас спать не хочется! В комнате темно и пусто, а валяться под столом и уводить девушку я, даже старый не захочу. Они все писклявые и пугливые, только ты смелая.
- Тебе всё равно пора спать, Кир, давай я пойду посидеть в твоей комнате, чтобы тебе одному не было скучно. На ночь могу исполнить легенду об Алейском ущелье, твою любимую.
Когда мальчик лёг в постель, сестра завела.
- Над скалами солнце упрямо встаёт,
И пылью дорога стремится вперёд.
Идут они трудной судьбою своей,
Чтоб сердцем и жизнью спасти свой Алей.
Слова величественной и грустной песни будили в сердце неясные грёзы. Кирвелу виделось, он сам защищает таинственное ущелье, вход в цветущую долину Алея от несметных полчищ теневых. Это он падает с мечом серой стали в груди, чтобы никогда не подняться с земли. Только смертельная рана чудесным образом заживает, Кирвел приходит домой к красивой жене и сёстрам, пусть защитники алейского ущелья домой никогда не вернулись.
Закончив песню, Дийсан не могла отстраниться от печального мотива. Она была там, ждала воина домой, того, что назад не пришёл.
"Как же верили в них жёны! Они узнали любовь. О воинах Алея составили прекрасную балладу. Я хочу сложить песню о нём, о сильном и смелом. Только пусть он ко мне вернётся! Даже если однажды отправится на войну."
Когда Кир заснул, девушка оставила его комнату.
У себя она сразу легла в постель, но сон прийти отказался, сердце томило что-то неясное, грустное.
"Скажи, ты вообще появился на свет? Тот, кто должен в меня влюбиться. Наверно ты давно есть, раз я сама выросла. Просто ты не заметил слепую девушку или её пожалел. Вот и страдай теперь в одиночестве до скончания дней! Другой любви для тебя всё равно не найдётся! А я о тебе и слезинки не пророню!"
С утра Дийсан принялась за повседневные дела. В горячую августовскую пору в замке варили варенье из яблок. Вместе с другими девушками госпожа отбирала целые, не червивые плоды, только служанки на глаз, а она на ощупь. В воздухе стоял медовый запах, над яблоками вились осы. Разве можно обтрясти дерево без потерь, чтобы не повредилась тонкая кожица, не брызнул кисло-сладкий сок. Слуги работали весело, то и дело перебрасываясь шутками.
- Слышь, Джек, смотри не грохнись, а то раздавишь все яблоки, – звучал задорный девичий голос.
- А ты меня поймай, руки у тебя такие, что медведя косолапого в лесу заломаешь.
Дийсан смеялась вместе с крестьянами.
- Эй, Тим, говорят ты вчера у чужого лорда коня увести хотел, потом тебя его слуги мётлами охаживали, то-то ты с утра неразговорчивый, - поддразнила она дружка детства, услышав знакомый голос.
- А не ты ли неделю назад на чужую морковку позарилась, так что на тебя здоровенного кобеля спустили. Были бы штаны, без них бы домой воротилась. Не повезло кобелю, запутался в женских юбках, бедняга.
Госпожа весело рассмеялась.
- Вот осадил, так осадил. А всё же, как ты садиться-то будешь? От мётел заноз много бывает.
Отобранные для варенья яблоки резали сначала на большие куски, дальше на маленькие дольки, засыпали сахаром, после в огромных посудинах ставили на печи.
Дийсан резала, засыпала, мешала, и конечно, пробовала варенье на вкус. В жаркой работе за ней часто увязывался Кир, мальчишка то и дело старался придумать шалость, чтобы сестра отвлекалась от дела.
***
Незаметно наступила осень. Крестьяне собирали урожай, большую часть они отдавали господину. Тот в свою очередь, обеспечивал хлебом жестоких стражников и надменного короля Велериана, за него горой стояли полутеневые и ледяной край.
В центре замкового двора лорд Джернил принимал зерно, мясо, птицу и всё, чем богаты его люди. На сердце лежала тоска. Господин знал, у многих крестьян ветхие жилища. Каждую зиму земледельцев косил холод и голод. Самых крепких юношей забирали на войну. Хорошо, он хотя бы не пользовался правом первой ночи, заставляя бедные семьи страдать или откупаться монетой.
"Нет, мы были сотню раз правы, когда в юности мечтали освободиться от Вирангата. Сотню раз жаль, что мы проиграли. Тысячу раз мне было бы лучше сгореть на погребальном костре вместе с друзьями, чем жить всё это время. Я спас ценой чести семью, но для какой судьбы?"
Внезапно острая боль пронзила сердце, в глазах потемнело. Долгие годы Джернила точила болезнь, рождённая душевным страданием, только он сам об этом не знал.
Чувствуя, как подкашиваются ноги, лорд пробовал устоять, но тело не подчинилось. Господин медленно осел на землю.
Двое слуг, подхватив его на руки, отнесли сеньора в замок.
Точно в тумане, он видел лицо жены, потом целителя. Больной не различал слов, только странный, неясный гул. Но он не просто понимал, всем телом чувствовал, пришёл его смертный час.
- Дийсан, – прошептал Джернил непослушными губами.
"Почему они не хотят шевелиться?"
- Приведите к нему дочь, – холодно приказала Гердана.
Она вовсе не смягчилась, но не выполнить последнюю просьбу умирающего грозит страшным проклятьем. А вдруг это и есть его последняя просьба?
Слуги стремглав бросились исполнять приказ. Из тревожных, сбивчивых речей Дийсан ничего не поняла, но сердцем почувствовала: случилось что-то непоправимое.
В комнате больного пахло лекарственным настоем, девушка не знала горьковатого запаха.
- Вот табурет, – прозвучал холодный голос мачехи.
Жёсткая рука показала сидение.
- Отец здесь? –
- Да, он звал тебя, – бросила Гердана.
Протянув руку, дочь нашла родную ладонь. Она показалась ей совершенно вялой, почти неживой. Девушка не знала, отец смотрел в её глаза, очень похожие на материнские.
"Ариан. Скоро он предстанет перед судом любимой женщины. Это он сбил её с пути. Она погибла из-за него. Дийсан. Она останется одна перед Герданой. Он мог властью сеньора заставить вассала жениться на слепой дочери, дать за ней хорошее приданное, что спасло бы её от приюта. Но он ничего не успел."
Лицо Дийсан медленно исчезало. Вместо него возник портрет Ариан, только с огромными, отстранёнными глазами.
"Почему взгляд такой чужой? Неужели она не хочет взглянуть на меня?"
- Ариан!
Никто не расслышал неразборчивого слова, даже дочь. Чуть вздрогнув, родная рука замерла в тёплой ладони. Дийсан поняла, оно, самое страшное, произошло.
- Всё.
Закрепил правду голос Герданы, простой, какой-то будничный. В словах звучало странное облегчение.
Поднявшись с табурета, девушка пошла к выходу неверными шагами, выставив обе руки вперёд, как самая настоящая слепая в представлении зрячих. Никогда она так не передвигалась по замку, а сейчас показалось, ещё шаг и она упадёт, растянется на радость Гердане.
Добравшись до постели, Дийсан упала на неё. Она долго лежала неподвижно, не понимая, спит или нет.
На завтра была погребальная церемония и, наконец, пришли слёзы. Они хлынули потоком, который очистил сердце, но не дал забвения. Было всё: неверие и отчаяние, и страшное слово «приют.» Оно возникло на другой день после высокого огня, какой унёс в дальний путь лорда Джернила. Девушка ничего не воспринимала.
Она плохо помнила, как Наарет, старый бард и Кирвел уговаривали Гердану оставить падчерицу в замке, только леди Карэль была непреклонна. Столько лет она мечтала избавиться от Дийсан, чтобы та больше не напоминала ей об измене мужа.
Нелюбимый, беспомощный супруг предпочёл её другой.
Никакая сила не была способна заставить Гердану отступиться от решения, что она давно приняла.
Послав слугу в приют дальнего монастыря, леди Карэль получила желанный ответ: обитель предоставит повозку и монахиню. Прибыв за несчастной калекой, она заберёт её на попечение приюта.
Дийсан приняла печальную весть почти равнодушно, виной тому было горе. И только, когда прибыла обещанная повозка, девушка внезапно очнулась, точно сердце оставил бред тяжёлой болезни.
***
Лёжа под одеялом, Дийсан прислушивалась к ночным шорохам. Замок спал. Наверное, сегодня не спится ей одной. Наступила последняя ночь дома. Завтра она уедет из замка, скорей всего навсегда.
Девушка ощущала, её жизнь кончена. В обители будет тоскливо и холодно.
"Я не хочу в приют! Неужели они не понимают, как там плохо! Почему мне нельзя бегать на речку, плести венки. Цветы хорошо пахнут, летняя травка колется и щекочет руки. Почему нельзя трудиться в замке, когда наступила осень? Дома столько мяса и овощей, работать жарко и весело, пускай впереди холода."
Дийсан тихонечко всхлипнула, заплакала - тоненько, жалобно, пока не заснула.
Крепкий сон нарушил скрип двери. Почему-то её открывали.
- Пора, госпожа, вам надо вставать, – грустно сказала Вири.
Они расставались. В приют калека поедет одна.
- Да? Уже ?
Девушка неохотно встала. Позавтракав и надев колючее платье и плащ, что привезли монахини, она вышла на улицу.
Прощаясь с замком, Дийсан обходила постройки, прикасалась рукой к шершавому дереву, о какое можно занозить руку. Слышала голос цепного пса, что охрип от частого лая. Мычали коровы, хрюкали свиньи. Утки плескались в огромной луже.
"Как же я отсюда уеду?"
- Ты куда пропала? Давай скорей, пора в дорогу, – послышался вдалеке голос монахини, что говорила с ней вчера.
Девушка захотела спрятаться в сарае среди душистого сена.
"Зароюсь так, что никто не отыщет! Нет, меня, конечно, найдут. Тогда Гердана узнает, как мне было больно."
Дийсан вернулась к ступеням замка.
На них стояли мачеха, Наарет и Кирвел.
- Когда я вырасту, то заберу тебя из приюта! Ты только подожди, – пообещал брат, звонким, дрожащим голосом.
- Не бойся Кир, мне будет в обители хорошо. Ты станешь большим и сильным и тогда возьмёшь меня обратно домой.
Тяжёлым душевным усилием сестра сделала голос спокойным, заставила губы и ресницы не дрожать.
Вдруг девушка ощутила, её обняла бабушка Наарет. Уткнувшись в надёжную грудь, что пропахла травами и книжной пылью, внучка поняла, её плечи коротко вздрагивают.
- Просто живи достойно, – рука Наарет гладила волосы девушки. – Несчастье, как и счастье изменчивы. Жизнь долгая и ты не знаешь, какой стороной она к тебе обернётся. Главное, я вырастила тебя хорошей. А ещё, Кирвел и я любим тебя, ты, внучка, помни об этом.
В похожем на дерево с жёсткой корой голосе, послышалась редкая нежность, словно на крепких ветвях ожил молодой листочек.
- Я буду помнить, останусь достойной.
Наарет её отпустила.
Чужая рука монахини крепко взяла девушку выше локтя.
- Ну, ладно, хватит прощаться, пора ехать, – произнёс строгий голос.
Вири подала узелок с вещами, что госпожа брала с собой.
- Я буду скучать!
Служанку душили слёзы.
- Я тоже буду грустить о тебе!
Монахиня повела Дийсан вперёд, той пришлось идти.
Возле конюшни послышалось лошадиное фырканье. Девушка ощутила, впереди что-то стоит. Она поняла, это повозка.
- Давай забирайся. Я тебе помогу.
- Не надо, я сумею всё сделать сама.
Поставив палку на край повозки, и слегка опёршись на неё, Дийсан залезла внутрь.
Забившись в дальний угол, она обхватила колени руками и положила на них голову.
- Н-но! – раздался окрик возницы.
Конь тронулся, повозка подпрыгивала на ухабах. Как непохожа была тряская езда на движенье в карете. Кучер лихо посвистывает, кони мчатся вперёд, даже Гердана смеётся.
Но монастырская колымага с грохотом и скрипом тащилась по дороге. Её везла одна рабочая лошадка тяжёлая, неторопливая.
Дийсан неуютно, снова хочется плакать. Только тряский ход лошади убаюкал и сильную грусть.
Девушка проснулась, когда монахиня тряхнула её за плечо.
- Давай выходить, мы на постоялом дворе.
Дийсан спустилась вниз. Помощница привела её в помещение, где посадила за стол. После ужина поднялись в отведённую комнату, монахиня показала калеке кровать и ушла. Ни жаркого очага, ни пуховой перины с ворохом подушек. Кровать узкая и скрипучая, постель пахнет чем-то нечистым.
Девушке захотелось петь, излить в мелодии налетевшую тоску, свою загубленную жизнь.
- Тишина на душе, в сердце прячется плач.
Этот мир - мои грёзы, мечты и палач.
Вырвать с корнем желанья хочу из души.
Ты, забвенье надежды, ко мне поспеши.
Строчки уж слишком возвышенные, но не петь же, что одеяло колется?!
- Вот лежу я одна, тереблю одеяло.
Лучше б в замке родном новым утром я встала.
Новое утро началось с голоса помощницы. Она разбудила калеку для завтрака. Однако, в дороге монахиня по имени Ризьен, всё время молчала, просто не зная о чём говорить со слепой. Дийсан не была ей неприятна, Ризьен никогда не чувствовала отвращения к калекам, много лет ухаживая за ними. Круглая сирота, она ушла в монастырь, прячась от нищеты.
Приют обители существовал давно, его содержали сердобольные прихожане. Ризьен понимала, её долг помочь несчастным дожить отведённый век. Когда Создатель забирает калеку к себе, он больше не мучается, ему хорошо. На земле убогим нужна сытная еда и тёплая постель, чего им ещё желать?
В приюте жили три слепые женщины. Они ходили, касаясь пальцами стенки, ждали, когда еду подадут им в руки. Дийсан удивила Ризьен своей умелостью, но не больше.
"Сразу видно, что дочка лорда," - нашла объяснение монахиня и на том успокоилась.
На третий день повозка дотряслась до монастыря. Когда Дийсан из неё вышла, монахиня взяла калеку под локоть и провела под аркой тяжёлых ворот, которые затворились со зловещим скрипом, напоследок они громко лязгнули.
Ощутив под ногами мощёную камнем дорожку, девушка решила, по бокам скорее всего находятся клумбы или грядки, как во остальных замках. Монастырский холл поразил гулким эхом. Оно рассказало об огромных размерах зала. Холод поведал о каменных стенах.
По длинному коридору помощница привела Дийсан к маленькой келье.
В ноздри ударил спёртый воздух от плохо вымытых тел, что лежат на старых постелях.
- Вот, к вам ещё одна, как раз на четвёртую кровать.
Монахиня закрыла за собой дверь.
- Ты к нам, а меня зовут Дэли, – раздался приветливый голос. К девушке приближались шаги.
- А я Дийсан.
Протянув руку на звук, девушка не ощутила ответной ладони. Она удивилась.
- Ой, а у меня же рук нету. Я поняла, ты пожатия ждёшь, а что я не могу его сделать, не видишь.
Кажется, Дэли смутилась.
- Ну да, я слепая. Вот и не догадалась, хотя, наверно, могла, раз попала в приют. Ты меня прости.
Дийсан смутилась тоже.
- Нас тут целых трое. Есть Ане, она не ходит. У неё ног нету. У Мини ноги совсем маленькие, так что она тоже всегда лежит. И вот есть я. Твоя кровать у моей стены, совсем рядом. Да, да, это она. Теперь потрогай её, вот ты и дома.
- Нет, меня привезли насильно в чужое место!
Девушка не могла прийти в себя.
"Здесь очень нехорошо!"
Соседка молчала, не зная, что говорить.
Разложив одежду в ящике для белья, Дийсан достала арфу.
- Ой, это твоя? И ты умеешь на ней играть?
Восхищённо спросила Дэли.
- Да, я с детства играю на арфе и даже пробую складывать песни, иногда они у меня выходят, только совсем неуклюжие.
- А мне медведь на ухо наступил. Если я запою, все монахини сбегутся узнать, кто тут ревёт. Писать ногой научилась, читать тоже сумела, а петь духовные гимны никак.
- Вот мне бы читать. Люблю послушать сказания. После из разных историй много песен можно сложить.
Дийсан не знала, чем заниматься. Одежда разложена, арфа в руках, больше делать и нечего. Она вовсе забыла, когда так долго не работала.
"Монастырь большой. Если куда пойду, так сразу же заблужусь, вот стыдно то будет, когда монахини станут калеку в её комнату возвращать."
- Зачем нам играть на инструментах и читать? Если мы всё равно скоро умрём, – раздался суровый голос от дальней стены.
- Ты кто? Ане или Мини?
- Я Ане, но как меня зовут всё равно никому не нужно, тем более тебе.
Раньше Ане была совершенно здоровой деревенской девушкой. Впереди предстояла свадьба и обычная крестьянская жизнь. Но на свою беду она попала под тяжело гружёную подводу. Девушка до сих пор корила себя за то, что тогда замечталась, не углядела страшное несчастье. Ноги раздробило в нескольких местах, поэтому, их отрезали. Став калекой, Ане пробыла дома недолго. Родители, конечно, горевали, но всё же отдали дочь в монастырский приют. Бедной семье не под силу кормить лишний рот. Лёжа целыми днями в постели, калека никак не могла понять, почему беда случилась именно с ней? Сёстры в монастыре говорили, убогие созданы для того, чтобы люди проявляли к ним милосердие. Но она-то родилась здоровой, её просто переехала подвода. Теперь Ане молилась Создателю - отчаянно, неистово. Только зачем? Никакая молитва не отрастит отрезанные ноги. Даже Творец не совершит такого чуда. Остаётся одно: поскорее умереть. Наверное, о смерти она и просила. Если Создатель, как говорят, милосерден, он скоро возьмёт её в великий свет.
Увидев слепую девушку, Ане захотела понять, что лучше? Ходить, совсем не видя мира, или смотреть на единственную комнату, вечно лёжа в постели.
"Если глаза покроет тьма, как она будет передвигаться? А вот три слепые женщины, что живут здесь же в приюте, говорят, как-то плетутся вдоль стеночки. А всё равно не видеть неба и солнца так страшно."
От непривычных мыслей пришла головная боль, девушка отвернулась к стене.
Дийсан догадалась об этом, услышав шорох и скрип.
"Нет, я не хочу умирать в приюте! Жить здесь и стареть, покрываясь пылью, словно старый пергамент, пока сам не распался в труху."
На сердце стало тоскливо.
Девушку удивила молчаливость последней соседки.
- Она у нас всегда такая, - объяснила Дэли.
Мини родилась с маленькими ножками. Дома её кормили, одевали, иногда выносили гулять. Дочь богатых ремесленников получала наряды, сладости, слёзы и никогда ничему не училась, так и оставшись большим ребёнком, совсем не умеющим говорить.
Когда отец разорился, а мать умерла, девушка попала в приют, здесь её тоже одевали и кормили, только вместо нарядов - жёсткие платья, вместо сладостей - каша и хлеб. Сначала Мини капризничала, выплёвывала еду, ревела, позже привыкла. Совсем погрузившись в полудрёму, сделалась равнодушной к окружающему.
- А ты? Дэли, сколько лет ты здесь провела?
Соседка вздохнула.
- Я в обители двадцать лет, всю мою жизнь. Родные отдали меня в приют, как только увидели, что я родилась безрукой. Меня вырастили монахини, сестра Марика даже обучила меня грамоте, жалко, она умерла. Марика была очень добрая!
- Целых двадцать лет в монастырском приюте! Да ты старше меня!
- Знаешь, наверное, лучше как я, чем вот так, как вы, сюда приходите из родных домов. А потом слишком по ним скучаете.
Дийсан не знала, что отвечать. Она заходила по комнате, устав сидеть на одном месте.
Прозвонил обеденный колокол. Когда Дэли поднялась, соседка положила руку ей на плечо. Они вместе пошли на ужин.
Дийсан вела палкой вдоль стены, запоминая дорогу, она не хотела, чтобы Дэли постоянно ей помогала. Пройдёт пара дней она привыкнет к приюту.
По грому кастрюль и запаху подгоревшей каши, Дийсан поняла, они добрались до места. Девушки сели рядом.
Легко проведя рукой по столу, Дийсан убедилась, перед ней ничего нет. Она внимательно прислушивалась к незнакомым голосам, сливавшимся в смутный гул. Порой из него выскальзывали отдельные фразы.
- У меня болит нога.
- Каша опять подгорела.
– Если бы нас почаще водили гулять...
Когда поставят еду, сразу за неё не хватайся. Надо дождаться общей молитвы, – предупредила Дэли. Рядом села послушница, что постоянно кормила калеку с ложки. Как бы настойчиво монахини не учили смирению, но во время трапезы Дэли ощущала себя неуютно.
"Вот бы удобную скамейку и столик, тогда можно есть точно так же, как я писала и читала ещё при сестре Марике."
Звучный голос монахини начал молитву. Она благодарила Творца за то, что убогим рабам его ниспослана скромная пища. Дийсан едва дождалась, когда закончится чтение.
- Уж кто здесь точно в плохих отношениях с Создателем, так это повар. Был бы в хороших, не готовил бы так отвратительно. И сами припасы можно купить получше, у нас и бедный крестьянин такого не ест.
Девушка отбросила ложку.
- Не надо так, мы за эти припасы просить подаяния каждый месяц выходим, иначе приют бы совсем пропал.
Голос Дэли звучал боязливо.
- А что, калеки в обители не работают?
Такое открытие оказалось поразительно неприятным. Ещё Дийсан совсем не наелась.
Вечером она очень старалась заснуть. Одеяло тонкое, в келье холодно. Дэли храпит, Ане временами стонет. Мини издаёт странные звуки губами.
В первый раз девушка спит в комнате не одна.
Предутреннюю тишину разорвал звон колокола. Услышав его, Дэли вскочила и принялась быстро одеваться.
- Ты чего?
Спросила Дийсан.
- Колокол зовёт нас к заутренней службе. Опаздывать на неё нельзя, туда даже Ане и Мини монахини понесут.
Вода для умывания была ледяной. Когда Дийсан шла вместе с Дэли в храм, у неё непривычно горело лицо.
"Если умываться холодной водой, кожа высохнет, станет шершавой на ощупь."
Девушка трогала горячие щёки.
В храме она опустилась коленями на холодный пол рядом с соседкой,
не зная, сумеет ли долго так простоять. И вдруг запели монахини. Мелодия текла под каменным сводом, возвышенная, печальная. Слов было не разобрать, но сердце подсказывало, монахини влекут её вверх, туда, где горит ослепительный свет, что живому неведом. Сердце затосковало, заплакало. Дийсан поняла, что хочет на солнышко, туда, где ветер и птицы поют о земных делах. Ничего не пройдено! Ничего не сбылось! Но великий свет принимает всех.
После службы и завтрака начались повседневные дела. Монахини переписывали свитки, рисовали духовные картины, вышивали полотна; послушницы и служки трудились на кухне, огороде и скотном дворе; калеки лежали без дела.
Вернувшись в келью, Дийсан проспала до обеда, а когда он прошёл, взяла в руки арфу.
Тихо заиграв, она запела.
- Как пойду я жать полосу.
Столько ржи я в дом принесу!
Будет много хлеба зимой.
Долюшки не встретим лихой.
Нехитрую песню любили замковые крестьянки, простой мотив утешал госпожу.
Дэли замерла без движения, ловя каждый звук. Она никогда не слышала таких песен.
Мини было всё равно, она, как обычно, дремала.
Но Ане вдруг зарыдала в подушку. Родной напев разбудил сердце. Девушка вспомнила поле. Колоски стоят тугие, полные ржи. Солнце палит. Жницы поют протяжную песню. В ней надежда на зиму, на то, что крестьяне принесут домой хлеб.
Как она тогда уставала! Как ночью чесалось тело, и громко пели сверчки.
- Прости, это наши крестьянки пели. Я с детства их слушала. Отец у меня был добрый. Он наших людей любил.
- Нет, ты пой, пожалуйста. Мне хочется их послушать. Они такие мои!
И Дийсан продолжила.
Проходя мимо кельи, одна из монахинь, сестра Клара, услышала греховные звуки. Она отворила дверь, чтобы их прекратить.
- В обители Создателя полагается петь духовные гимны, а вовсе не это.
Раздался суровый голос.
- Но я не знаю гимнов Творцу, а песни крестьян люблю! А ещё они дом мне и Ане напомнили.
- Духовные песни можно выучить, когда ты на службу ходишь. К тому же мирская суета для Создателя неважна. Твой дом – пристанище временное. Великий свет вечен. Когда он придёт за тобой, ты отринешь убогое тело, чтобы предстать в Его чертоге чистой. Для того вы, калеки, и живёте в приюте монастыря.
- Но я не хочу оставаться в обители! Отпустите меня за ворота, если такое возможно.
- Такова твоя судьба. Роптать на неё, великий грех.
"Но почему Творец решил так со мной поступить? Нет, это не он отправил меня в приют, а Гердана. Создатель вложил в мои руки арфу и дал хороший голос, чтобы я могла петь для других."
Так, успокоив себя, Дийсан, не став молчать, пела до самого ужина.
Вернувшись в келью, она не нашла арфу там, где оставила.
- Куда монахини задевали мой инструмент?
- Приходила сестра Клара и унесла его, чтобы ты не искушала нас,- ответила Ане. – Мы же калеки, у нас ничегошеньки своего не должно оставаться.
Девушка рассердилась. Арфу подарил отец. Он выбирал инструмент долго, с любовью.
В гневном сердце поднялось что-то неудержимое. Встав на середину кельи, Дийсан затянула во весь голос о четверых из Гаера, величественную балладу о смелых воинах. Девушка пела совсем не тихо. Голос лился мощным потоком, заворожив даже Мини, испугавшуюся никогда прежде не слышанных звуков.
Из-за громкого голоса в келью ворвалась разъярённая сестра Клара.
- Как ты смеешь показывать всем твой нечестивый талант?
Крикнула она.
- А как вы смели забрать мою арфу? Она же не ваша! Разве создателем одобрено воровство?
Голос калеки звучал с вызовом.
Монахиня сперва побледнела, потом покраснела, задыхаясь от ярости.
- Завтрашний день ты проведёшь на хлебе и воде.
Произнесла она тихо сквозь стиснутые зубы.
- Я могу замолчать сейчас и больше не исполнять ничего в приюте, но только верните мой инструмент! Он - подарок отца. Без памяти о родных стенах оставаться в обители трудно!
- Никаких условий, уступки не принимаются. Арфа останется у нас, и я даже не сомневаюсь, что ты и так замолчишь.
Только Дийсан не унялась, Мелодия продолжалась.
- Зачем ты с ней спорила? Не подчиняться уставу нехорошо, это грех.
Спросила Дэли, когда они готовились ко сну.
- А разве красть чужую арфу достойное дело?
- Но сёстры говорят, мы должны быть всегда покорны. Смирение и послушание – добродетель. Чем лучше мы будем мириться с судьбой и слушаться тех, кто мудрей, тем легче нам будет в свете Создателя.
- Вот я приду к Творцу, Он спросит меня: «что ты сделала на земле? А я отвечу: "В приюте всю жизнь прожила, в постели постоянно лежала. Так зачем я такая в великом свете? Чем я его заслужила? Создатель возьмёт и прогонит меня в великую тьму.
Обе девушки замолчали. Дийсан отвернулась к стене. Утром она не пошла на службу. За это ослушнице добавили ещё трое суток наказания. Так вышло четыре дня.
Сперва девушка бодро пела крестьянские песни и героические баллады, дальше устала, всё больше хотела есть.
Лёжа в постели, ослушница старательно вспоминала замок.
"Вот утро пришло. Крестьянки коров подоили, налили детям кувшинчик парного молока. Кур покормили и сами завтракать сели. Хлеб ржаной чуть кислый. Да что же это такое? Я есть хочу! Как есть охота!"
Но несмотря на голод, Дийсан не собиралась сдаваться, подарок отца нельзя оставить в чужих руках.
Девушке приходилось молчать. Решив, соседка неисправимая грешница, Дэли боялась шептаться с ней.
"Вдруг сёстры возьмут и меня тоже накажут. Но как же она так смогла? Взяла и поспорила с монахинями. Я бы вот так не сумела."
Ане просто не знала о чём могла говорить. В тайне ей хотелось, чтобы Дийсан не возвратили её инструмент, крестьянке понравились песни, какие о доме напомнили. Но соседку всё-таки было жалко, Арфа – хорошая память о родных.
На четвёртую ночь голод Дийсан притупился, она то ли дремала, то ли грезила наяву.
Девушка не знала, показались ли ей лёгкие шаги или в келью кто-то вошёл. Но тёплая рука легла ей на лоб.
- Грустно, что я не могу послушать песен, за какие тебя наказали, хочется понять, можно их петь в обители или нет, – произнёс приятный голос.
Возле постели дерзкой девчонки стояла сестра Натэль. Калеки и послушницы знали, она добрая и никогда не бранится. Говорили, в приют её привела очень печальная, романтическая история.
- В храме бедняжка так молится, ну так просит Создателя! Видно душа не на месте!
Шептались они, глядя на склонённую фигурку Натэль на каменном полу.
Приют для калек стал главным делом доброй сестры. В душе она была не согласна с суровостью матери-настоятельницы.
"Я могла бы здесь много чего поменять, цветочки на окнах поставить. Хорошее бельё бы купила и приказала, чтобы его почаще стирали."
Узнав о наказании слепой девушки, монахиня пришла её навестить. Склонившись над постелью, она увидела, калека красива. Правильные черты лица, такими по традиции живописи отмечается сильный характер, гладкая кожа, каштановые волосы с лёгким рыжим отливом, да ещё глаза. Большие, зелёного цвета немного странные, но не отталкивающие.
- Зачем кому-нибудь мои песни? Если никто не может вернуть мне арфу.
- Возможно, я и смогу тебе помочь, мне очень хочется с тобой поговорить.
- Для чего вам со мной разговаривать? Вы же хотите, чтобы Создатель меня поскорей прибрал. Ходите за мной, как за древней старухой. А я жить хочу! Я любви хочу! Понимаете?!
В уголках зелёных глаз скопились слезинки.
"Вот, надо же, и она о страсти мечтает."
- А ты влюблялась когда-нибудь? Я вот так сильно влюбилась, что меня печаль об утрате в монастырь отправила.
- Нет, не любила я никогда. А теперь вот и не встречу, кому бы могла чувства свои отдать!
- Хорошо, я попрошу мать-настоятельницу, чтобы тебе возвратили арфу. Но не знаю, получится ли.
Сестра Натэль вышла. Когда монахиня подходила к приёмной матери Галины, у неё тряслись поджилки.
Настоятельница правила монастырём и приютом жёсткой рукой.
Кири Барайт рано осиротела, родителей совершенно не помнила. Грустная некрасивая девочка редко слышала ласковое слово в доме строгого дяди. В его семье она и выросла, просто теряясь среди многочисленных детей бедняка. А ранимому сердцу хотелось любви. Девочка мечтала, чтобы её погладили по голове, обняли или просто сказали что-то хорошее.
Становясь девушкой, Кири поняла, едва ли она выйдет замуж,раз удалась некрасивой. Маленького роста, с бледным неправильным лицом она вовсе не привлекала внимание деревенских юношей, а в её положении сироту-бесприданницу могла спасти только красота. От равнодушия и невзгод сердце очерствело. Девушка стала мечтать о власти и положении.
Сирота ушла в монастырь сама, не дожидаясь, пока родные об этом попросят. Сестра Галина стала матерью-настоятельницей, благодаря хитрости и упорству. Сколько унижений перенесла она пока была послушницей, сколько пришлось склоняться перед другими, став простой монахиней. Теперь никто не посмеет ей и слово сказать без почтения и страха. Мать Галина вела аскетический образ жизни, не оставляла себе ни одного подношения. Каждая монета отправлялась в казну монастыря. Обитель должна быть богата. Монахиням надлежит жить в строгости, они служат Создателю. Их долг скорбеть на земле за тех, кому в жизни выпало радоваться. Калеки должны быть покорны, они, самые немощные пришли на свет для страдания. Вот пусть со смирением встречают судьбу.
Увидев в приёмной сестру Натэль, мать Галина мгновенно решила не выполнять её просьбу.
"Такая красивая монахиня не может быть праведной. Её обязательно посещают грешные мысли. Долг настоятельницы просвещать неразумных детей."
- Я смиренно молю вас возвратить арфу несчастной слепой девушке, недавно поселившейся в нашем приюте.
Голос звучал негромко, но решительно.
- Обитель Создателя не место для мирских песен. Они развращают души калек. Слепой полезно узнать, что такое покорность.
- Но разве нельзя проявить милосердие? Несчастная девушка недавно приехала в монастырь. Она пока не привыкла к приюту. Со временем она успокоится и всему научится.
- Не стоит продолжать отнимать моё время. Иначе я могу посчитать, что ты, сестра, тоже заслуживаешь наказания, как и непокорная калека.
Ничего не добившись, Натэль покинула приёмную настоятельницы. Она рассердилась на себя и на мать Галину.
"Ничего не могу у неё добиться. Почему она так сурова? Но можно же разрешить несчастным заниматься мирскими делами: ткать, вышивать, или даже готовить. Такие занятия не вернут им здоровье, но хотя бы скрасят тоску."
Монахине стало стыдно перед Дийсан, она страшилась идти к ней в келью.
"Но чем я тогда лучше Галины? Выходит, я тоже лелею своё самолюбие?"
Чтобы смягчить неудачу, сестра принесла наказанной кусок белого хлеба с маслом.
- Прости, у меня не получилось вернуть тебе инструмент. Вот возьми, поешь.
Хлеб был очень вкусный, но Дийсан ела медленно, от голодных крестьян девушка слышала, жадно накинувшись на пищу после голода, человек может и умереть.
- Ничего, я спою вам и так.
Девушка тихо запела о любви.
Нежная мелодия откликнулась тоской в сердце Натэль, разбудила утраченные мечты.
- Нет, не надо. Твоя песня не грех для тебя, ты мирянка. Это мне нельзя её слышать, просыпается слишком многое. Может, потому тебя и наказали настолько сурово.
На другое утро с Дийсан сняли наказание. Она ходила на службу, а после исследовала монастырские коридоры. Калеки нередко слышали, как постукивает по стене звонкая палка. По вечерам девушка напевала, так тихо, чтобы монахини не слышали, пела о многом: о крестьянской жизни, о любви, о героической смерти.
От наполненных жизнью звуков в сердце Дэли приходили страх и восторг. Душа Ане наполнялось непрошеным желанием жить. Даже Мини порой вспоминала что-то: сладкие конфеты, лицо и руки матери, яркие наряды, она начинала реветь в голос, по-детски. Дийсан и Дэли едва удавалось её успокоить.
Незаметно наступила последняя неделя октября, когда калеки приюта должны просить милостыню. За подаянием ходили каждую вторую и четвёртую неделю месяца.
Узнав, что ей предстоит идти в процессии нищих, Дийсан устыдилась. Она не представляла, как сможет быть попрошайкой.
- Пожалуйста! Я сумею хорошо работать в обители – упрашивала она сестру Клару отменить решение. – Могу печь хлеб, делать варенье, если надо и вышивать, могу посадить овощи. Только бы не просить милостыню!
- Ты калека, значит должна вымаливать подаяние, чтобы смирить гордыню.
После четырёх дней голода Дийсан не посмела протестовать.
***
Холодным октябрьским утром увечных выстроили в монастырском дворе. Те, кто мог идти, шли сами. Тех, кто не мог, несли служки и послушницы. Каждому повесили на шею деревянную кружку для подаяний.
Стоя с другими калеками, Дийсан полной грудью вдыхала влажноватый осенний воздух. Она давно не была на улице, поэтому сердцу сейчас хорошо. Пусть скоро случится что-то неприятное, после чего жизнь станет трудней. Но пока девушка счастлива, она не заперта в четырёх стенах, вокруг долгожданный простор.
Процессия просителей доплелась до ближней деревни. Проходя по широкой улице, убогие затянули.
- Подайте на пропитание ради Создателя, пусть он благословит вас! Подайте нам несчастным, чтобы Великий свет был милосерден к вам!
Горло Дийсан перехватило, губы не могли произнести жалобные слова. Нестройный хор заунывных голосов поднял что-то жестокое в глубине сердца. В голову ударила горячая волна, что затопила всё существо, вытеснив остальные чувства, тёмное возмущение, что не ведает страха.
- Ох, я вечером с дружками долго развлекался.
Не нашёл родные двери во дворе остался, – внезапно зазвучал сильный мелодичный голос, заглушив причитания калек.
- Подарил своей подруге я браслетик золотой.
А чудесные серёжки вижу, дарит ей другой.
Процессия застыла, хор не мог продолжать. Дийсан пела озорные куплеты, пока твёрдая ладонь не закрыла ей рот. Руки связали ремнём за спиной.
Дерзкую приволокли в монастырь, бросили в подземелье. Она догадалась об этом по затхлому запаху и писку крыс, с потолка мерно капала вода.
"Что я наделала, ой, что же я натворила!"
Возникло раскаяние, когда лязгнул замок.
Только ослушница не стала просить прощения.
Она не понимала, что такое свет, поэтому тьмы не страшилась. Съёжившись на куче гнилой соломы, девушка не шевелилась. Когда стало невмоготу, она попыталась запеть, но замкнутое пространство, тяжёлые стены глушили звуки, делали их неприятными, беспомощными.
Дийсан не могла сказать, когда пришёл сон. Проснувшись, она сначала не поняла, где находится, но звук капель воды и гнилая солома напомнили неприглядную правду.
В страхе Дийсан хотела колотить в дверь, просить прощения, но сумев взять себя в руки, прислонилась к стене, начала петь, чтобы тоска отступила, пусть голос звучит слабо, но он разгоняет сырость.
Когда лязгнул замок, и открылась дверь, девушка замолчала. Звук шагов, на пол что-то поставили. Узница нашла кружку с водой и кусок чёрствого хлеба.
Потянулось томительное время. В темнице узница не знала разницы между днём и ночью. Она то спала, то пела, то вспоминала замок. Иногда нападал страх. Вдруг монахини решили оставить её здесь навсегда. Она так и умрёт в полном одиночестве. Когда кто-то открывал дверь, принося хлеб и воду, Дийсан напрягалась, собираясь заговорить, но всё равно молчала, не в силах просить прощения.
Так прошёл месяц.
Наконец, однажды вечером ослушницу выпустили из тюрьмы. Две монахини провели ослабевшую девушку по коридору к её келье, где узницу встретило ведро горячей воды и дешёвое мыло. Мытьё оказалось счастьем, пресная еда была невероятно вкусной, жёсткое одеяло стало самым мягким на свете.
В рассветный час калеки снова пришли на храмовую службу. Дийсан слушала пение монахинь на грани сна и яви. Сегодня от строгого ритма духовной песни на сердце пришёл покой.
"Твоя жизнь в руках Создателя. Стань покорной. Ты ничего не изменишь, ничего не исправишь."
По щекам покатились слёзы.
"Поручаю себя Тебе! Всё в Твоей воле. Помоги мне, Творец! Подскажи, как остаться собой! Пусть не стать счастливой, просто принять судьбу! Избавь меня от лишнего, наносного! Если дерзкие желания чем-то неугодны Тебе, научи смирять их, справляться с гордыней. Помоги мне Создатель, в твоих строгих стенах!"
Слёзы текли, Дийсан не пыталась их вытирать.
Служба закончилась. Идя на завтрак, девушка ощущала себя слабой, совершенно не выспавшейся.
"Ничего, вот поем и снова в постель."
Только надежды не оправдались. После завтрака сестра Клара повела Дийсан к матери-Галине. Мирская красота калеки вызвала необъяснимую неприязнь.
"Зелёные глаза и высокая грудь – признак нечистого. Да ещё слепота. Если бы не наша обитель, она непременно стала бы ведьмой."
- Значит, ты отказываешься просить подаяние?
Услышала девушка ледяной голос.
В помещении, куда она попала, пахло свечным воском, старыми пергаментами и ещё чем-то неприятным, наверное, самой настоятельницей.
- Да, я отказываюсь просить подаяние, раз я могу работать.
- Отлично, такое желание будет исполнено. С этого дня ты будешь трудиться не покладая рук.
Раздалось зловещее обещание. – Сестра Клара, поручите дерзкую заботам сестры Мили для исполнения наказания.
Дийсан привели на кухню. Она узнала запахи разных продуктов, смешанные в один неповторимый аромат.
- Сестра Мили, вот ваша новая помощница. Наказывайте её, как можно строже, – обратилась к кому-то провожатая.
- Но она же слепая?
Раздался справа удивлённый голос.
- Тем хуже для неё. Её зовут Дийсан, она слепая, но непокорная.
Монахиня вышла, наказанная замерла на месте.
- Пожалуйста, покажите мне, где я должна трудиться.
В кухне есть люди, они ответят.
- Мира, подведи её вон к тому котлу. Посмотрим, как она с ним справится.
Ослушницу подхватила чужая рука.
- Вот она, эта громадина, – произнёс юный голос, когда ладонь Дийсан коснулась чугунной поверхности. – Тут щётка. Котёл нужно чистить, забравшись внутрь. Лучше сейчас попросить прощение. Ты же не видишь, как ты будешь работать?
- Если бы я не умела трудиться, тогда просила бы подаяние. Лучше уж здесь, чем с калеками.
Наказанная забралась в котёл вниз головой, потрогав заранее дно. Оно оказалось в наростах жира.
Орудуя щёткой и водой, работница методично отскребала чугунную поверхность, пока та снова не сделалась гладкой. Она чистила посудину тщательно, до самого обеда.
Сегодня на кухне все работали спустя рукава, то и дело оборачиваясь посмотреть, как слепая справляется с наказанием. Она трудилась хорошо. Конечно, немного медленней, чем могут работать видящие, но очень старательно и точно. К обеду котёл снова блестел как новенький.
- Не обольщайся, – раздался голос сестры Мили. – После трапезы тебя ждёт второй, и не меньшего размера.
Эта посудина тоже оказалась большой и вонючей. У Дийсан заломило руки и поясницу, особенно к вечеру.
Возвратившись в келью, она удобно легла в постели. Только сразу заснуть не вышло.
- Ты и правда умеешь вышивать?
Раздался в тишине голос Ане. Ей не терпелось узнать об этом с того дня, как соседку посадили в темницу. – Вот если бы научиться вышивке! Так можно заработать много денег. Красивые полотенца, сарафаны, платки, скатерти на рынке стоят недёшево. Я хорошо тку и шью, а вот вышивать не умею. Я бы послала монеты домой, тогда бы меня забрали из приюта к отцу или в семью сестры.
Девушка ждала ответа.
- Да, я умею рукодельничать, только несложные рисунки: животных или растения отдельно.
- Научи меня, пожалуйста. Мы достанем холст и нитки через сестру Натэль или послушниц из моей деревни. Я должна научиться работать красиво.
- Хорошо, я буду учить тебя, если у нас появятся всё, что нужно. Мой набор для рукоделия приехал в приют вместе со мной.
Голос Ане так изменился. Вместо чуть хрипловатой мрачности, он звенел жизнью. Подвести такую надежду было нельзя. Ане шевельнулась в постели.
"Вот хорошо было бы обняться и вместе поплакать. Только я с кровати не поднимусь, а сама соседка подойти сюда не решится."
Уставшая за день Дийсан крепко заснула.
Утренняя служба стала настоящим испытанием. Болели колени, ныла натруженная вчера поясница и закрывались глаза, они хотели ещё поспать. Пение монахинь нагоняло тоску, обещая длинный день вонючих котлов. Это правда был день громадных посудин, как и все остальные тоже. Монастырские котлы огромны. В день можно вымыть только два из них, остальные остаются грязными. Жир успевает подсохнуть. Когда не котлы, так кухонный пол, если не он, то стирка белья лежачих калек, что ходят под себя – отличный труд для дерзкой ослушницы. Она выполняла его без жалоб.
"Сама захотела приносить обители пользу, вот теперь и приношу."
Вечерами соседка учила подругу вышивать. Она делала стежки, та их повторяла. Сидя рядышком на кровати, девушки не только работали, но и делились воспоминаниями. У Ане была надежда вырваться из приюта, Дийсан радовалась за неё.
Порой, держа в руках иглы для вышивания, она тихо напевала, тогда Дэли закрывалась подушкой. Она была уверена, слепая одержима тьмой.
"Как она могла петь срамные песни во время похода за подаянием? Разве есть у неё право на странные мелодии о незнакомом мире. Люди за стенами монастыря очень жестоки к несчастным. Мы - калеки – напоминание всем о тщетности человеческой жизни, о её суете. В любую минуту каждый может стать увечным, если такова воля Создателя. Дийсан не надо сопротивляться. Наша жизнь просто дорога к Великому свету. Прекрасный чертог принесёт утешение. Перед ним все равны: здоровые и убогие, богатые и бедные."
А всё же, непокорный нрав и пение соседки, пробуждали в душе смутное томление, стремление к чему-то другому, чего ей никогда не постичь.
Дийсан давно ходила везде сама без Дэли, хорошо изучив монастырь. Только к сердцу подкрадывалась усталость, незаметно исчезала надежда.
Прошла зима. Ане освоила вышивание. А её подруге становилось трудней скрести котлы, мыть пол, стирать бельё. Но просить подаяние было ещё хуже. Кухонные служки и послушницы привыкли к наказанной, постепенно их удивление сменилось уважением и сочувствием к ней. Как стойко она выполняет тяжёлый труд. Творец видит, она делает его хорошо.
Послушницы, служки, и даже некоторые монахини стали задумываться, почему бы не разрешить Дийсан зарабатывать кусок хлеба на монастырских работах. Быть может, Создатель не предназначил её для подаяния? Возможно, Его воля - это показать, какой сильной становится даже калека, если она освещена Его искрой?
Мать Галина и сестра Клара заметили, что понемногу теряют уважение в глазах послушниц и монахинь. Упрямство слепой подточило его изнутри. Сёстрам пришлось отыскать отличный выход, чтобы легко разрешить серьёзное положение. А Дийсан не догадывалась о скорых переменах.
Стоя у монастырского окна, она ловила весенний воздух, что проник в помещение между прутьями решётки. За ней после зимы оживает земля: крестьяне выходят на пашню. В замке затеют большую уборку, будут всё мыть, чистить, выбивать. Закончив работу, господа и слуги сядут за стол, уставленный оставшимися запасами сушёных фруктов, мясом, вином, начнут веселиться, танцевать и петь. Только она навсегда останется здесь, без надежды, без радости.
Девушке захотелось умереть.
"Можно сделать верёвку из простыни, крюк всегда найдётся. Можно украсть кухонный нож. Зачем жить? Если жизнь закончилась. И дни тянутся слишком медленно, никогда не станут быстрей. Ни костра, ни храма, камень на перекрёстке дорог. А по ним лошади скачут, люди ходят, там будет нескучно. Только бабушка и Кир обо мне и поплачут, остальные за грех проклянут. Но страшно! Кто умер, тот не встаёт. И вдруг, в моей жизни что-то изменится, а я так и уйду, не дождавшись."
Печальные размышления завершил голос сестры Клары.
- Пойдём со мной, тебя хочет видеть мать настоятельница.
Дийсан подала руку. Путь по длинному коридору, снова смешанный с чем-то неприятным запах свечного воска в келье матери Галины.
- Так ты до сих пор считаешь, что должна трудиться, а не зарабатывать насущный хлеб подаянием?
- Конечно, моё мнение не изменилось. Разве я не сумела вам доказать, что права?
- Нельзя никому позволить нарушать вековой устав монастыря. Он возник до тебя, и останется после. Для смирения гордыни, калеки должны просить. В сравнении с Создателем человек ничтожен и жалок. Смотри, у тебя есть выбор: либо смирись, либо завтра же оставишь обитель. В родном замке тебя не ждут. Я писала твоей мачехе, она тебя не примет.
Мать Галина была довольна. Либо ослушница смирившись, останется, либо остальные калеки устрашаться жестокой судьбы. Большая победа одержана малыми силами.
- Когда я оставлю приют, вы возвратите мне арфу, что у меня украли?
- Конечно, тебе вернут инструмент, ещё позволят забрать домашние вещи и больше ничего.
Сестра Клара отвела Дийсан в келью. Присев на постель, она с удивлением обнаружила, ей больше не надо работать.
"Не надо и всё. Больше не будет утренних служб, пресной каши, сестёр, что не понимают калек. Завтра она уйдёт из приюта в неведомый мир, в тот самый, о каком всегда тосковала. А может на трудной дороге мне встретится юноша? Пусть я и слепая. Он заметит меня на тропинке, посадит на лошадь и помчит в богатый замок или скромный шалаш!"
Стащив монастырское платье, девушка переоделась в домашний наряд.
- Что случилось?
Тревожно спросила Ане.
- Ничего страшного, просто завтра я отсюда уйду. Мне предложили на выбор: или побираться вместе со всеми, или вон из обители.
- Пожалуйста, не уходи, лучше тебе просить, – заговорила Дэли. – Оставайся с нами. Ты погибнешь одна в мире, где убогих никто не ждёт. Если ты останешься, я снова буду с тобой разговаривать и даже слушать крестьянские песни начну, они очень красивые.
- Ну здесь я точно умру, а на свободе может и выживу. Дэли, лучше ты помолись обо мне, пожалуйста! Создатель тебя услышит, он любит добрых и нежных.
- Конечно, я за тебя попрошу, и знаешь, я тебя никогда не забуду.
- Я тоже на всю жизнь вас запомню! И буду очень скучать.
Во время обеденной трапезы, весь приют знал о важном разговоре, что состоялся утром. Увидев Дийсан в мирской одежде, калеки удивились и испугались.
Девушка слышала тихие голоса.
"Ну и пусть себе шепчутся."
Вечером подруга долго говорила с Ане, сегодня они не вышивали.
- Мне жалко, что так получилось. Меня вот забирают в семью сестры, вчера пришло письмо. Никто не удержит меня в приюте, раз за мной приедут родные. Я не говорила тебе раньше, чтобы не огорчать. А ты же одна. Дэли права, тебе будет очень трудно.
Ане гладила подругу по голове, та загрустила.
"Я, правда, одна в целом свете! Мне некому помочь, некому защитить."
- Не бойся за меня. Я же всегда хотела скитаться по дорогам, вот и буду теперь исполнять сказания, люди станут мне деньги платить. Мне совсем не страшно.
Но Дийсан, конечно, боялась.
"Разве я видела мир? Я не знаю, как он живёт? Замок и приют, вот два места, где я была, а всё остальное… Рано или поздно наступит зима, снежная и холодная. По дорогам бродят разбойники. Они грабят и насилуют одиноких женщин, а я ещё и слепая."
Девушка засыпала тревожно. На утреннюю службу её не подняли.
Только возвращение Дэли да тихие разговоры монахинь, что укладывали Ане и Мини, помогли разогнать сон.
Не став залёживаться под одеялом, Дийсан не могла дождаться, когда сёстры принесут арфу. Вещи она собрала вчера, да разве их много? Пара платьев и всё. Скромный набор для вышивания подруга дарила на память Ане. Она научилась делать красивые узоры, сестра Натэль так говорит. Себе девушка оставила только деревянные формы, ненужные видящим вышивальщицам.
- Ты помни! Как только уеду домой, так в деревеньке Чардин тебе всегда будут рады.
- Я не забуду её название! И однажды в гости к тебе загляну.
Горло Дийсан сжалось, к глазам подступили слёзы. Подойдя к узкой кровати, она легко подняла подругу на руки. Неподвижность и плохая пища сделали её хрупкой.
- Жалко, ты не видишь, что я красивая. У меня чёрные глаза и смуглая кожа и такие же, как у тебя, густые волосы, только тёмные. Просто встреча с лошадью меня укоротила.
- Я верю, ты красивая. И буду помнить тебя такой, самой лучшей на свете!
Не успела Дийсан вернуть Ане в постель, в комнату вошли сестра Клара и настоятельница.
- Так значит, ты окончательно решила оставить приют?
В последний раз уточнила мать-Галина.
- Да, я готова отсюда уйти.
Тогда сестра Клара подала арфу. Бережно погладив инструмент, менестрель повесила его на плечо, ощутив огромную радость. На другой руке разместился узел с вещами. Крепко взяв её под локоть, помощница решительно повела калеку к монастырским воротам.
Створки со скрипом отворились.
- Прямо перед тобой дорога. Можешь идти по ней, пока не найдёшь помощь или пока не погибнешь. Всё случится по воле Создателя.
Сестра отпустила руку Дийсан.
Услышав лязг тяжёлого запора, девушка замерла на месте, ощутив себя беззащитной перед судьбой. Позади стены обители, впереди неведомый мир. Захотелось постучаться обратно, подчинившись уставу приюта, просить подаяние и никогда не знать опасностей новой жизни.
Но она сделала шаг, другой, третий. Дийсан шла по дороге медленно, чтобы подбодрить себя, она запела весёлую песню.
"Зато теперь никто не может помешать мне петь, когда и сколько хочу!"
Казалось, душа расправила крылья. С каждой минутой голос становился громче, радуясь великому простору и долгожданному, весеннему теплу.
Среди звуков погожего утра послышался цокот копыт, грохот крестьянской телеги.
Когда та поравнялась с ней, Дийсан стала на дорогу, подняв руку вверх, как в детстве учили деревенские приятели.
- Так путники останавливают экипажи, – объяснили они, смеясь.
- Чего тебе?
Послышался угрюмый голос. Крестьянин, или кто он там есть, был недоволен неожиданной остановкой.
- Подвезите меня до соседней деревни или туда, куда едете. Я - менестрель, вечером я спою и тогда оплачу вам дорогу.
- А ты что, слепая? Почему ходишь с палкой?
- Да, я не вижу, но это совсем не мешает мне петь.
Менестрель широко улыбнулась.
- Что верно, то верно. Сама на телегу залезешь? Осторожней, там мешки с ячменём. Сегодня ничего не продал. Вот жизнь.
Отыскав деревянный край, Дийсан, примерившись, забралась внутрь. Она уютно устроилась среди мешков. Лошадь тронулась.
Девушка тихо перебирала струны арфы, с радостью вспоминая, как это, касаться пальцами инструмента. Менестрель улыбалась весеннему дню.
К вечеру въехали в деревню. Дийсан услышала, как закудахтали куры, закрякали утки, залаяли собаки. Нахлынули запахи дыма, навоза, свежей земли. Как будто она вернулась домой.
- Ну, слезай.
- Где у вас тут постоялый двор? Пусть кто-нибудь проводит меня туда. Я хочу на нём выступить.
Крестьянин кликнул сынишку лет десяти. Схватив путницу за руку, он отвёл её туда, куда та просила.
Вечером менестрель впервые пела на постоялом дворе. Она исполнила весёлые крестьянские песни, грустные любовные баллады, два героических сказания. Пришлось подобрать несколько мелодий, чтобы деревенские жители поплясали под них.
Хозяин угостил постоялицу отменным ужином, свиным жарким с удивительной подливкой, какую умела готовить только его жена. Как отличалась простая сытная пища от монастырской еды!
Разошлись поздно, развлечения в деревнях случаются редко. Дийсан упала на постель, совершенно усталая, но счастливая.
Утром её разбудили рано. Хозяин постоялого двора договорился с местным торговцем о том, чтобы менестреля отвезли в другую деревню.
Под стук копыт девушка то дремала, то думала. У неё появился план действий.
"Нужно добраться до города и найти там постоянное место в таверне. Говорят, здесь близко Эрг – сама столица. Ходить по деревням хорошо весной и летом. Зима холодная и вьюжная, можно и насмерть замёрзнуть."
Так девушка ездила по разным местам. Однажды она оказалась в Шире, большом селении недалеко от родного замка.
Собираясь начать выступление, менестрель услышала до боли знакомый голос.
- Госпожа! А я-то гадала, что за слепую к нам Сэм привёз. Я, правда, надеялась, это вы.
Твёрдые руки Вири обняли госпожу, заплаканное лицо уткнулось в грудь. Когда служанка её отпустила, Дийсан пришлось подождать, пока схлынули чувства, и только потом запеть.
Вечером Вири тихонько к ней постучалась.
- Госпожа, я хочу уехать с вами. Возьмите меня с собой. Жить в деревне после замка совсем тяжко. Я же знаю, как вам нужно прислуживать.
- Со мной у тебя будет трудная жизнь. Я больше не знатная леди. Видишь, пою по дорогам. Из приюта меня выгнали, в замке никто не ждёт. Ты будешь делить со мной сплошные тяготы и скитания.
- Ну и что! Знаю, госпожа, вы обязательно заработаете на двоих, а я буду вам помогать.
- Хорошо, если не передумаешь, с утра приходи, я подожду тебя.
Служанка ушла, менестрель гадала, решится она или нет.
"Пусть отправиться со мной в путь, всё буду бродяжничать не в одиночку."
Утром Вири пришла, оставив дом без одобрения отца. Крестьянин бранился ей вслед.
- Ленивая корова! Ты пойдёшь по рукам вместе со слепой тварью, какая своротила тебя с пути! Никто не подаст тебе руки!
Забитая работой мать молчала, сёстрам и братьям было всё равно. Вири стыдилась того, что покинула их в несчастье.
"Ничего, когда госпожа разбогатеет, я пришлю родным деньги. Тогда они заживут хорошо, и ещё спасибо мне скажут."
Тем беглянка и утешалась.
Закинув в телегу маленький узелок, она помогла госпоже сесть среди мешков поудобней. Прижавшись друг к другу, девушки ехали молча, они и в замке говорили мало. Слишком непохожие мысли роились у них в головах.
Дорога убегала вперёд, деревни, городки, выступления.
Однажды под вечер путницы приехали в Эрг.
Он ошеломил Дийсан запахом испражнений и помоев. Жители выливали отходы из окон прямо на улицу. Стук ботинок и башмаков по деревянному настилу, а в центре по каменным мостовым, плавный выговор знати, резкие крики торговок, грохот экипажей, узкие переулки, где звук казался приглушённым – вот что такое город.
Не тратя попусту времени, девушки узнали, где есть приличные таверны, чтобы найти в них ночлег и работу.
С первым вышло легко, у путниц были деньги, со вторым оказалось намного сложней. В заведении имелись хороший певец, арфист и флейтист, конечно, они не желали уступать место безвестной слепой певице.
- Ничего, всё устроится, – утешала себя Дийсан, сидя за ужином, что оказался на редкость дорогим. Постель тоже была недешовой.
- Это не последнее заведение. Где-нибудь обязательно да нужна певица.
Не теряя веры, девушки бодро ходили по разным местам, встречая отказ за отказом. В хороших тавернах имелись почти оркестры. Даже в средних - были свои певцы.
Следующую ночь провели в заведении подешевле. Так и повелось: днём поиски, ночью сон во всё более скромных местах. Настал день, когда накопленные деньги закончились, пришлось петь на городской улице, зарабатывая на еду и постель. Менестрель устрашилась.
"Как пережить зиму? В холода почти не бывает прохожих, чтобы платить за романтические баллады. Большая беда, что певцы в любую погоду едят."
Однажды под вечер девушки забрели в настоящую трущобу, опасную и грязную. На них сыпался град оскорблений и непристойностей. Держась в кармане за рукоятку ножа, Дийсан надеялась: если на неё набросятся, она угодит лезвием, хотя бы куда-нибудь и лучше туда, пониже.
Неожиданно Вири заметила огонёк, похожий на свет, что льётся из окон таверны. Когда они вошли внутрь, в ноздри ударил застарелый запах вина, жира, немытых тел. Но вернуться на улицу было страшней.
Менестреля обрадовали звуки арфы, доносившиеся откуда-то справа. Музыкант играл ужасно, а пел и того отвратительней.
"Вот сюда-то меня непременно возьмут."
- Вири, давай подойдём к хозяину.
Увидев слепую красотку в приличной одежде, Дори и Сальви удивились.
- У вас отвратительный певец, за ту же цену я сыграю и спою гораздо лучше него. Ещё, говорят, я красива.
Дийсан держалась уверенно.
- Да, ты не врёшь, что яркая штучка, – ответила Дори. – Даже если ты будешь завывать пострашней нашего старикана, всё равно место твоё. Тут есть на что посмотреть, и за что подержаться тоже.
Нищенка хохотнула.
Так менестрель осталась в трущобе, а старого певца выгнали вон.
"Создатель, куда я попала! Да, тут же кругом грабители! Они пьют и дерутся, и к девушкам пристают. Но лучше уж здесь, чем на холоде. Кто-то и для воров должен петь, раз они слушают песни."
Девушке было страшно.
Утром её разбудила Сальви.
- Нужно пересмотреть твои шмотки, тусклый наряд выступать не поможет. Тут притон, а не монастырь.
Но подходящего платья не отыскалось, Сальви достала кричащий наряд у высокой продажной женщины. Безвкусное платье неприятно пахло дешёвыми духами и немного потом.
"Ну вот, я теперь, как трущобная девка. А я нищенка и есть, зачем от правды скрываться. Хорошо, хотя бы не попрошайка. А то стоило тогда из обители уходить? Чтобы всё равно вымаливать подаяние, спасаясь от голода!"
Дийсан ждала выступления. Оно оправдает и нищету.
***
Деревянный стол был уставлен блюдами с мясом. В рюмках плескалась крепкая настойка. За столом сидели трое: Оли, Айрик и поставщик таверны Мэтью Кларк. Ему по положению дозволялось носить фамилию. Правда, у Айрика она теперь тоже была. Крин, что на древне-велерианском означало - нищий. Юноша сам её выбрал. Он поменял и имя, Эр. Безродному человеку короткое прозвище подходит больше, чем странное слово Айрик. Понемногу в трущобе привыкли называть юношу по-новому, как Сальвиари, звали Сальви.
Старательно оплетая клиента словами, Кларк подливал настойку. Юноша упрямо отказывался. Оли был совершенно пьян. Если бы договор о поставке провизии зависел от него, торговец продал бы двадцать свиней и пятьдесят кур в таверну по высокой цене, за двести пятьдесят монет. Айрик настаивал на ста, Мэтью - на двухсот. Юноша знал, надо поднять цену ещё на пятьдесят монет, но хитроумному поставщику догадываться об этом не обязательно.
"Только не поддаваться на уговоры. Ни одной лишней капли, ни одного случайного слова, иначе торговец клещом в меня вцепится и до скончания века не выпустит..."
Поставщик заливался соловьём, расхваливая отличное зерно нынешнего года. Слушая льстивую болтовню, юноша напряжённо ждал, когда Мэтью свернёт на нужную тему. Минута, две и он как пить дать о цене заговорит.
- Что же вы не пьёте? Это самая лучшая настойка, какую я сумел раздобыть. Невежливо обижать меня, молодой человек.
- Да, настойка у вас ничего. А вот поросята жестковаты и никак не стоят двухсот монет.
- Что вы! Это, наверное, повар. Всё он виноват, крестьянин, что с него возьмёшь. Глупые селяне совсем не умеют готовить хороших поросят, мои свинки стоят все триста монет. Попробуйте, какие они ароматные и жирненькие.
- Да, свинина стоит все триста монет, – вдруг рявкнул Оли. – А настойка так все семьсот.
Услышав могучий рёв, Мэтью быстро наполнил рюмки. Айрик едва пригубил угощение.
- Крепкая у вас настойка. В неё случайно снотворный Мивир не подмешали?
- Да вы что?! Как могли такое подумать? – но глазки поставщика забегали.
Торг продолжался. Когда Оли рухнул на пол, его унесли в постель.
- Вы меня прямо режете вашим острым ножом, – сдавшись, воскликнул торговец. – Сто пятьдесят монет за всё и не монетой меньше. Иначе я разорюсь и пойду по миру.
- Вы разоритесь? Но я согласен, по рукам.
Айрик с облегчением улыбнулся.
"Сумел! Настоял! Можно немного расслабиться, хотя, конечно, несильно."
Покончив со сделкой, юноша отправился спать в комнату наверху.
Он начал задрёмывать, когда услышал лёгкие шаги. Тёплая рука осторожно легла на плечо, провела по груди. Пришла дочь крестьянина сероглазая, большеротая, странно привлекательная.
- И часто ты выполняешь такие поручения?
Айрик едва справлялся с собой.
- Какие поручения?
- Да приказы торговца, конечно. Вот ты мне понравишься, я сбавлю цену.
- Но ты обо всём догадался, значит не будешь снижать. Так что ты теряешь?
В полумраке, женщина казалась ещё привлекательней, чем могла быть при дневном свете.
"И правда, чего я упрямлюсь?"
Крестьянка ласкала его умело, расчетливо.
- А может накинешь ещё пятьдесят монет? Мэтью хороший, ты снова приедешь сюда, и я тебя с удовольствием встречу, – проворковала она, решив, ей пора говорить.
- Нет, я ничего не стану накидывать.
Юноша отодвинулся в сторону.
Женщина молча встала, Айрик не позвал её обратно.
Крестьянка вышла из комнаты.
"А я перед ней устоял. Ну, надо же, у меня получилось справиться!"
Айрик гордился собой.
Он успел познать любовную ласку. Однажды старшая женщина сама его совратила. Она жила в таверне. Нищенка позвала, Айрик не отказался. Так поступали все. В трущобу идут за любовью, её покупают, её крадут, за неё иногда дерутся, за любовь, что сама продаётся.
Так если тебя выбрали по доброй воле, без денег, просто нельзя отказать.
С женщиной было хорошо. Она была большая, податливая, учила юношу многому. Он приходил не раз, не зная, что после хороших ночей нищенка плакала.
"Где ты был вот такой не жестокий, в мои семнадцать лет?! Нет, тогда я бегала за грабителями, они же такие сильные, на тебя бы я тогда и не взглянула. Сейчас, я бы всё отдала такому как ты, но поздно!"
Однажды женщина оставила Айрика. После были другие, похожие на неё. Крестьянка юноше не понравилась, он сам не знал почему.
Возвращаться в таверну было непросто. Помня, как унесли Оли, Айрик нанял экипаж для них двоих и не ошибся.
Проклиная злую судьбу, толстяк держался за голову, то и дело заставляя кучера останавливаться. Юноша успокаивал и поддерживал его.
- Творец! Моя голова, мой живот, – стонал Оли. – Зачем я вчера так набрался?
- Ничего, завтра пройдёт, будешь опять, как новенький.
Брат Сальви ободряюще улыбнулся.
В таверну приехали вечером. Оли бледный, как полотно и совсем усталый, Айрик бодрый и весёлый. Он проголодался, поэтому устроился за столом в уголке, чтобы поужинать.
Сначала Айрик услышал её. Низкий голос, полный страсти и вызова: страсти горячей, вызова дерзкого, что стремится в такие дали, куда не способны дойти никакие слова. Юноша замер, внимательный, напряжённый, словно готовый к схватке, вот только с кем?
- Посмотри на меня, посмотри, посмотри.
Помнишь шалую пляску всю ночь до зари?
Помнишь губы мои, что пьянее вина?
Помнишь бурную страсть, что лишала нас сна?
Посмотри мне в глаза, ведь меня ты предал.
На роскошную жизнь ты меня променял.
Жалкий подлый червяк! Ненасытная вошь!
Где такую как я, негодяй, ты найдёшь?
Ложь, измену, предательство сердце простит.
Пусть жестокая смерть мне в глаза поглядит.
Ты не бойся, ведь я-то тебя не предам.
Эту хрупкую жизнь палачу я отдам.
Заплачу за тебя я высокой ценой,
Чтобы мог ты с другой поплясать под луной.
Для первого выступления Дийсан выбрала песню о Камилен, продажной женщине, подружке разбойника. Она пошла на смерть за любовника даже зная, что вовсе ему не нужна. Неистовый образ, несбыточная мечта. Он волнует кровь юных нищих любовью и дерзостью, пусть они не поверят, что такая когда-то была.
В душе самой девушки бушевал жаркий протест. Злая судьба поступила жестоко, отправив её на самое дно, откуда редко кому довелось вернуться.
Так мог ли Айрик не понять отчаянный вызов?! Когда в страшный час сам сурово играл судьбой, сжимая в холодных руках блестящие лезвия.
Обернувшись к помосту, юноша увидел Её! Певицу, что стояла на возвышении. Она была в красном платье, безвкусном, но нищий не замечал дешёвой вульгарности этого жара. Он видел только огонь и девушку в красном пламени, высокую, стройную, живую, очень красивую. Лицо гордое, облик самой Камилен, большие зелёные глаза, взгляд с отстранённой загадкой.
Юноша глядел на певицу во все глаза. Он никогда не видел таких.
"Нет, она точно здесь не жила. Уж я бы её не пропустил. Такие в трущобе вовсе не попадаются. Они встречаются там, среди лордов и леди."
С сердцем что-то случилось. Оно встрепенулось, ожило, наполнилось чем-то большим и светлым. Юноша этого испугался, но всё равно не мог отвести от певицы взгляд, на свете существовала только она одна!
Дийсан пела долго, исполняя разбойничьи песни, простые и неуклюжие. Айрик послушал их все.
Понемногу посетители начали расходиться: кто наверх с продажными женщинами, кто в ночь и холод. В таверне осталось немного людей. Поняв это, менестрель провела рукой по стене, отыскала палку в углу. Попробовав пол внизу, она спустилась с возвышения и двинулась наверх чуть неуверенной походкой, раз ещё плохо изучила таверну.
"Да она же слепая!"
Внезапная догадка вспыхнула молнией.
"Она совсем ничего не видит, вот и глядит так не понятно. Калеки – дно самого дна. Их все унижают. Они жалкие, никогда не могут отбиться. Это не те, кто притворяется увечными, чтобы хорошо подавали. Калеки правда больные, и долго они не живут."
Потрясённый Айрик страшился себя и мира, где убогие бывают настолько красивыми, что при взгляде на них на сердце теплеет.
Перед сном юноше вспоминалась певица, удивительный голос, большие зелёные глаза, пусть он всеми силами старался о них забыть. И приснилась ему незнакомка, прокравшись ночной воровкой в тайные уголки души.
Дийсан тоже не спалось. Внезапно она поняла, что никогда не вернётся в замок Карэль.
"Не приду же я домой из трущобы, где пела, как нищенка для грабителей. Что скажет Кир, когда вырастет, узнав такое про сестру. Нет, брат меня здесь не найдёт, так даже лучше. Но как они подпевали мне и оглушительно хохотали. Ещё визжали женщины. Так вот она какая, настоящая нищета. И я в неё погружаюсь!"
Девушке хотелось плакать, но сегодня она сдержала слёзы.
Утром менестрель решила, они с Вири непременно вымоют комнату и постирают постель, но сначала нужно выйти на улицу, на свежий воздух.
После уговоров певицы служанку оставили с ней, решив, лишние руки в заведении не помешают, помогать слепой всё равно кто-то должен.
- Будете жить в одной комнате и проедать твою плату, - жёстко сказала Дори. Девушки не решились перечить.
Осеннее солнышко дышало теплом. Дийсан с удовольствием подставила щёки нежарким лучам.
- Эй, ты, калека, яблоко хочешь?
Разрушил приятную тишину резкий голос незнакомого юноши. Менестрель вздрогнула от испуга.
– Вон, у нас дерево стоит, на нём яблоки висят.
С самого утра Айрик упрямо боролся со вчерашней слабостью, решив вести себя так, как будто ему всё равно. Калека и есть калека. Но увидев незнакомку на заднем крыльце таверны, он не удержал собственные ноги, которые сами принесли его к слепой певице. Юноша заговорил, поняв, что не может стоять и молчать.
– Да? А я думала на яблоне обычно груши висят или, скажем, вишни. И вообще я привыкла рвать фрукты сама, ни на кого не надеясь. Тем более на тех, кто свои имена при знакомстве не хочет назвать.
"Вот ещё, вздумал мне яблоки предлагать. Голос у него совсем не бас, какой-то сухой, словно льдины на речке трещат, когда ледоход пошёл."
- Ну и как ты сорвёшь яблоко? Ты же его не увидишь.
Вопрос незнакомца звучал с таким искренним удивлением, что Дийсан не на шутку рассердилась.
"Вот всегда они так, чуть что, сразу слепоту вспоминают!"
Певица напомнила Айрику рассерженную кошку, того и гляди фыркнет и зашипит.
- Мя-яу-у, - пропел юноша, не удержавшись.
- Ну ты, чего замяукал? У вас в трущобе что, когда в первый раз к девушке подходят, положено кошек изображать? А яблоки я руками сорву, как все обычные люди.
- Да, нет, это ты на сердитую кошку похожа, поэтому мя-яу-у. И давай к дереву двигайся, раз думаешь, что у тебя получится.
Дийсан замерла, настороженно прислушавшись к окружающему миру. Вскоре она уловила лёгкий ветерок в листве. Осторожно проверяя дорогу перед собой, девушка двинулась на едва слышный шум, очень надеясь, что доберётся туда, куда надо. Вот будет смешно, если вместо яблони она придёт к другому дереву, например, к иве или к берёзе.
Айрик следил за слепой. Ему было интересно. Певица, правда, шла правильно. Когда палка коснулась ствола, она потрогала листья и с облегчением вздохнула: "Ура, яблоня!"
Ловкими пальцами девушка отыскала два прохладных плода.
- Вот тебе яблоко, надеюсь, оно будет самое кислое на свете, сегодня ты только такое и заслужил.
- А завтра я что? Сладкое заработаю? Тоже мне, решила пугать нищего кислыми яблоками. Я и гнильё разное ел, когда голодный был, и в отбросах раньше копался. А вкусные, они на верхушке растут, их там солнце нагрело.
- Ну так, знаешь, как я в нашем замке по деревьям лазала. Так что и твои солнечные плоды достать сумею.
- А что, ты в замке жила? И правда достать их сможешь? Тогда полезли вместе, посмотрим, как калека против нищего устоит.
Юноше очень хотелось посмотреть, как слепая полезет на дерево, но не мог же он просто стоять внизу, когда на верх забирается калека.
В глубине души испугавшись, Дийсан не отступила. Отказаться от предложения не позволила гордость, незнакомец сильно её рассердил.
Достигнув верхушки дерева, Айрик смотрел, как слепая осторожно взбирается на него.
"Ничего себе, лезет! Правда карабкается! И как она ветки находит, те, куда надо подтягиваться?"
Не удержавшись, юноша показал певице два пальца, пусть та их не видела.
Яблоня была большая, незнакомая. Дийсан двигалась вверх осторожно, долго отыскивая опору для рук и ног. Конечно, предательская ветка, хрустнув, обломилась в самый неподходящий момент.
Вскрикнув, девушка повисла на одной руке, боясь, что вторая опора тоже сейчас сломается. Но вдруг её запястье обхватили горячие, жёсткие пальцы, такие сильные.
Айрик потянулся вниз мгновенным душевным порывом, страшась представить, как девушка падая, ломает руку или ногу, а то, вообще, разбивает голову.
Но об опасности для себя юноша и не подумал.
- Давай, сначала, правую ногу ставь. Правей, ещё чуть-чуть.
Певица отыскала опору.
- Теперь давай левую.
Незнакомец говорил уверено, без тени испуга. Менестрель тоже перестала бояться. Подчиняясь его словам, она скоро встала на дереве надёжно.
- Стой там, где стоишь. Сейчас я спущусь и тебе помогу.
В голосе юноши Дийсан услышала облегчение. Айрик помог ей спуститься вниз медленно, осторожно. Менестрель поняла, её защитили, как в детстве отец, или ещё надёжней. Трущобный юноша не был потухшим и тихим.
- Зачем ты меня схватил? А если бы ты сломал себе шею?
- Ничего, один раз меня чуть ножом не зарезали, так что с дерева падать даже нестрашно.
Девушка поняла, незнакомец не хвастается, он так её утешает. Она жалела, что горячие пальцы отпустили запястье. Когда юноша её держал, в крови словно бы затопили очаг, даже сухими дровами запахло.
"Или пожар это был! Страшный такой, нет, сама не пойму.".
- А ты раньше вообще с девушками разговаривал?
- Ну, да, с моей сестрой Сальви и с теми, что у нас в таверне живут.
Дийсан зарделась, как маков цвет.
- Нет, с такими, как ты, я, наверно, ни разу не говорил. Я про вас странные книжки читал. Вы там ждёте кого-то и плачете вечно.
Менестрель расхохоталась.
- Меня зовут Дий.
- Я Эр.
Стоя рядом, оба молчали. Смех певицы вызвал улыбку Айрика. Он смотрел на неё, в скромном домашнем платье, в солнечном свете она казалась ещё красивей, чем вчера, свежая и весёлая.
Вернувшись в таверну, Айрик понял, очарование не рассеялось. Наоборот, Дий влекла его ещё больше.
Занимаясь счетами заведения, юноша вспоминал вчерашнюю песню горячую, страстную. Утром певица залезла на яблоню. Его ладонь тронула нежную кожу запястья, когда калека чуть не упала. А после они говорили, стоя у дерева.
Вечером, Дийсан второй раз вышла петь в зал. Сегодня она меньше страшилась и волновалась.
" Кругом люди. Нет ли среди них Эра? Вдруг он тоже сидит в таверне?"
Целый день девушке вспоминался его льдистый голос. Когда льдины тают, река выходит из берегов, она начинает петь. Дальше вода уходит, земля становится щедрой, на ней вырастает высокий хлеб. Конечно, менестрель рассказала служанке о неожиданной встрече.
- Я видела вас, госпожа. Простите меня. Я у двери стояла, через щёлку смотрела, вдруг что случится. Когда вы стали падать, я так испугалась!
Сейчас ей вспомнились эти слова.
- Вири, не видишь ли ты здесь того юношу, что утром ко мне подходил?
- Да, госпожа, он тут, ест за крайним столом, говорят, он всегда за ним сидит. Этот юноша здесь живёт, он помогает сестре, она замужем за сыном хозяйки таверны.
"Хорошо, Эр не разбойник, не хочу, чтобы он грабил людей."
– Скажи, а как он выглядит?
- Он симпатичный, волосы чёрные, глаза синие-синие, я таких раньше не встречала. Правда, я его боюсь. Как выпрыгнет из кустов, как набросится, у нас рыси такие бывают. Вот и он на рысь похожий, только юноша.
"А на меня он утром не набросился."
Девушка тайком улыбнулась.
"И даже с яблони слезть помог. Но лучше он был бы страшный, тогда бы Эр в меня влюбился, не испугавшись, что я слепая."
Менестрель улыбнулась, не смотря на душевную грусть.
Казалось, чувства певицы достигли юноши, заставив сердце стучать быстрей. Если бы руки могли скользнуть ей на талию. И дальше!
"Зачем Дий пришла к нам в таверну? Но если один из тех, кто глядит на неё плохо, попробует к ней подойти, я метну в него нож!"
Пальцы крепко сомкнулись на прохладной рукоятке, в душе появилась злость.
Лёжа в постели, юноша вспомнил, как прикоснулся к Дийсан, когда помогал ей спускаться с яблони. От этого он долго шевелился и ёрзал, пока, наконец, не встал, чтобы пойти к последней женщине, которая с ним была. Она встретила его такая же, как и прежде грустная, но умелая. Нежные руки скользили по телу, но Айрик стал другим, он просто не смог быть с ней. В сердце звучала горячая песня, словно мотив самой Камилен безудержный, смелый.
"Я бы не предал такую. Пусть сам бы погиб. Но Дий, она же калека! Как я смогу быть с ней?"
Утром юноша пошёл на рынок, чтобы купить мешочек сладких орешков. Он думал о нём ещё ночью, а теперь вдруг решился. Айрик приблизился к лотку со сладостями осторожно. С самого детства он знал, лакомства не для нищих, они слишком дороги. Даже в таверне Сальви их не едят. Грабители брали их для девушек, когда бывали при больших деньгах.
"Но Дий, наверно, она редко радовалась, конечно, меньше меня. Кто её вот такую угостить захочет?"
- Вот, дайте на все.
Прежде чем протянуть торговцу монеты, юноша долго их пересчитывал. Его выручка за месяцы старательного труда. В руке оказался заветный мешочек. Сколько раз Айрик мечтал подержать его в ладони, хотел узнать, почему приличные дети едят то, что в нём, с таким желанием.
Конечно, Дийсан не знала, что Эр пошёл за орешками для неё. Выходя на задний двор таверны, она таила в сердце неясные надежды.
От нового утра менестрель ждала чего-то хорошего. Стоя на крыльце, она поняла, погода испортилась. Щёки обдувало холодным ветром, сверху накрапывал дождь, но девушка упрямо не хотела уходить.
"Нет, Эр не придёт, зря я его жду. Подумаешь, подошёл вчера, мало ли в трущобе девчонок."
Но Дийсан всё равно замерзала на крыльце.
- Вот, я пришёл. Принёс тебе орешки, будешь?
Холодные пальцы вложили в руку менестреля маленький мешочек из ткани.
- Они, наверное, вкусные? Ты их любишь?
- Не знаю, я никогда их не пробовал.
В горле Дийсан запершило. Отец привозил ей лакомства: медовые пряники, крендели с изюмом, такие орешки, простой жжённый сахар и всё. Знатные юноши дарили сладости сёстрам. Но ей сейчас отдали в сотни раз больше, чем им! Не удержавшись, девушка прижала шершавые пальцы к своей щеке.
- Спасибо тебе! Ты очень хороший! Я не встречала таких!
Из глаз менестреля скатилась слезинка, Айрик ей удивился.
- Орешки такие невкусные, что от них хочется плакать?
Тогда Дийсан засмеялась всем лицом, кроме глаз.
- Так вот, возьми, попробуй.
Девушка широко раскрыла мешочек.
Юноша почему-то не ждал, что ему предложат угощение. Рука потянулась к сладостям нерешительно. Когда орешек был съеден, Айрик толком не ощутил его вкуса, как нередко бывает с тем, о чём долго мечтал.
- Ну как?
Смущаясь, спросила менестрель.
- Да ничего вроде. Но ты ешь сама. Мне больше не надо.
- Ты вырос здесь?
Дийсан стремилась продолжать разговор.
- Да, я вырос на улице. Мать Сальви отняла меня у какой-то старухи, так что родителей я не знаю.
- А можно я согрею тебе ладонь?
Девушке захотелось снова почувствовать пальцы Эра.
- Давай, мне ещё никто руки не согревал. Попробуем, что это такое.
Ладони юноши были тонкими, скорей похожими на кисть лорда, чем на руку крестьянина или нищего, просто они были шершавыми, когда-то на них были мозоли. Не удержавшись, менестрель просунула пальцы под рукав Эра, потрогала руку до локтя, столкнувшись при этом с ножом.
- Не надо, порежешься, он хорошо заточен.
- Ничего, я осторожно.
Рука была тонкой, но крепкой, жилистой. Дийсан поняла, как Эр вчера её удержал. А, главное, она была такой тёплой, что отпускать её не хотелось. Однако, Дийсан отняла пальцы, почувствовав, как Эр шевельнулся, словно чего-то страшась.
Послушавшись желания сердца, менестрель тихонько запела нежную песню о любви. Мелодия текла ясная, спокойная. Она пришла из бескрайнего мира, который намного шире трущобы.
"Наверное, мир очень большой! Такой, что мне никогда не представить. Однажды какой-нибудь грабитель настигнет меня на кривой дорожке. Или, как Зини погибну в зимние холода. Но пусть хотя бы что-то от меня останется! Может память и песня? Нет, о нищих не бывает памяти, значит, и мне она не нужна."
Певица замолчала. Айрик невольно отступил на пару шагов.
- Откуда ты её знаешь?
Вопрос прозвучал неожиданно резко.
- Прости, я родилась в замке. Я - незаконная дочь лорда. Когда отец умер, мачеха отдала меня в монастырский приют. Оттуда меня за непослушание выгнали. Потом я долго скиталась по дорогам, пока не добралась сюда.
Юноша не знал, что ответить.
- Если тебя кто обидит, скажи, я отомщу даже грабителю или стражнику, - Решившись, произнёс он то единственное, что и мог сказать.
- Я тебе верю. Ты меня сегодня в таверне послушай. Я спою для тебя самые лучшие песни. Жалко, что все они красивыми быть не могут, здесь разбойничьи напевы требуются.
Так и пошло. Они каждый день встречались, разговаривали, держались за руки и только. Менестрель не смела надеяться, нищий слишком страшился. Но он срывал для Дийсан цветы, приносил осенние фрукты, потому что хотел порадовать. Она так ему улыбалась, пусть и совсем не смотрела.
Однажды, Айрик нашёл, чем удивить певицу. С самого детства он видел, как отчаянные грабители катают красивых женщин в наёмных экипажах и везут их за город. Задумав шикарную поездку, юноша копил на неё деньги, что получал от Дори. Он решил, катание в старом, но надёжном экипаже, запряжённом тройкой лошадей, развеселит Дийсан.
Конец октября подарил Эргу погожие дни. В один из них юноша сумел исполнить заветное желание.
- Сегодня мы едем кататься, – весело крикнул Айрик, когда увидел менестреля на дворе.
- Вот это да! А мы отправимся за город?
Девушка радостно улыбалась.
- Да, мы поедем туда, такие экипажи за город и ездят.
Юноша подставил Дийсан руку, найдя локоть Эра, она на него оперлась.
Услышав лошадиное фырканье, она ощутила, как к горлу подступает комок. Знакомые звуки из детства.
Сперва подсадив менестреля, Айрик тоже забрался в экипаж. Он решил, они будут кататься стоя. В этом весь шик весёлой поездки. Лошади тронулись. Экипаж дёрнулся, возница резко взял с места. Не удержавшись на ногах, юноша рухнул на дно, он катался впервые в жизни. Когда менестрель свалилась на Эра сверху, тот крепко прижал её к себе. Оба громко расхохотались. Но вдруг губы Эра нашли губы Дийсан, тёплые, нежные. Эр пах приятно, возможно, как огонёк и сталь. Дийсан прижималась к юноше в кольце его жёстких рук. Айрик не хотел её отпускать. Она лежала на нём упругая, налитая, совсем не такая как те, продажные. Если бы не день и не кучер, который мчал экипаж, возможно, юноша совершил бы с Дий то, чего ему очень хотелось. Но день и кучер никуда не исчезли. Значит, Айрик сумел, отстранился.
"Ого! Ничего себе! Вот это я целовал Дий! Как я её целовал! Но разве мне можно с калекой? Да мне и со знатной леди нельзя."
Дийсан замерла удивлённая, счастливая. Она в первый раз поцеловалась с юношей, и даже не представляла что будет так! Не знала, что Эр такой! "Горячий! Твёрдый! Камни в очаге всегда раскалённые!"
От полноты чувства даже обрывки песен, что вечно вертелись в её голове, куда-то исчезли. Девушка замерла, улыбаясь хорошему дню.
Экипаж остановился на берегу реки. Выбравшись на землю, менестрель осторожно приблизилась к воде. Трогая текущую влагу рукой, она улыбалась. Журчание реки, как и лошади, вернули сердце туда, где был жив отец, где бабушка Наарет учила её многим премудростям взрослой жизни. Оказывается, она была счастлива в замке, там неприязнь мачехи всегда уравновешивала любовь. Девушка осторожно подняла шуршащий лист.
- Зачем они высохли и упали? Под снегом им будет холодно. Ни одного тёплого лучика!
- А я бы согласился лежать жёлтым листом. Это хотя бы не в Эрге плавать, когда тебя убили или повесили. А холода там уже не чувствуют.
Айрика поразила грустная красота. Он никогда не был за городом. Теперь тревожное сердце наполнил покой, немного похожий на счастье. Деревья золотые и алые, тёмно-синяя река, бледное солнце и воздух, такой прозрачный, что в нём видны паутинки.
- Так здесь, наверно, и рыба водится. Вот бы её поймать!
Подобрав увесистый камень, юноша метнул его в воду, намерено не добросив до берега, чтобы Дийсан услышала громкий всплеск.
Она засмеялась.
- Дай мне! Я тоже хочу!
Отыскав подходящий снаряд, Айрик направил девушку в нужную сторону. Весёлое занятие им понравилось.
Вечером трущоба увиделась юноше блёклой, такой как она была.
"Когда-нибудь я отсюда уйду! Но куда мне ещё деваться?!"
Дийсан тоже грустила. Исполняя песни грабителей, сегодня она особенно ясно понимала, какие они неприятные.
"Только Эр тут хороший. Ради него я здесь и останусь! Нет, я отсюда его уведу! Да только он вряд ли уйдёт. Пусть встретит другую, здоровую. Не хочу, чтобы он пропадал среди нищих!"
Ночью менестрелю приснилось, как наставник-бард учит её брать первые ноты. Звуки выходят некрасивыми, хриплыми, как голоса грабителей и стражников.
- У тебя совсем нет слуха!
Кричит старик. – Я зря согласился тебя обучать.
- Ты бездарная непокорная девчонка, - вторит бабушка Наарет.
- Ты огорчила меня, – с горечью говорит отец.
- Нам не нужна слепая калека, – выносит приговор Гердана.
Громко, навзрыд плачет Кирвел.
Когда девушка проснулась, её руки сделались ледяными.
"Зачем он приснился такой страшный?!"
Наступало утро, таверна оживала, страхи уходили прочь. Осенний день оказался таким же, как остальные, только погода испортилась. За окнами метался ветер, лил, как из ведра, дождь. То, что недавно было золотым и алым, потемнело, улицы заполнились зловонной от нечистот грязью. Не было никакой возможности выйти наружу, не рискуя промокнуть до нитки.
Весь долгий день менестрель провела в комнате, не находя хороших занятий.
"Вот взял бы и пришёл ко мне, а я бы ему спела или просто руку погладила. Зачем Эр вчера меня обнимал?! Теперь ещё сильней ощутить его захотелось. Одиночество стало трудней."
Только Айрик весь день был занят. Мэтью привёз припасы, юноша принимал их с Дори и сестрой. Каждую свиную тушу, каждую птицу, каждый мешок зерна нужно тщательно осмотреть и слишком плохое отправить обратно. Торговец подсовывает дрянной товар всегда, такая его натура. Трущобной таверне нельзя надеяться на хороший продукт, но какая-то мера должна соблюдаться. Мясо должно быть просто съедобным, зерно тоже, иначе посетители уйдут в другие трущобные заведения.
- Эта птица уже протухла.
Айрик поднял за ноги утку.
– верните её хозяину! И пусть пришлёт нам другую, иначе мы не заплатим.
- Да, да останетесь без монет, – подтвердила Дори. – Или найдём другого поставщика. Хватит везти нам сплошную гниль!
Только Сальви пыталась утихомирить сына, вертевшегося под ногами. Она родила малыша на второй год замужества.
- Иди к отцу, балбес, чего пришёл?
Мальчик убежал после звонкого шлепка.
Товар закончили принимать к полудню. Айрик основательно продрог, тепло таверны стало блаженством. Горячий обед казался на редкость вкусным. Усталый юноша принялся за дела. Он записывал в книгу новый товар до самого вечера, одновременно высчитывая его полную стоимость.
Айрик работал, пока не пришла петь Дийсан. Она появилась, как всегда красивая. Юноше показалось, вокруг стало светлей. Он улыбнулся, но опустил глаза.
Внезапно неясные мысли нарушил грубый голос стражника.
- Алкаринская! Стена! Пала!
Нежданная весть грянула словно гром.
"Стена Алкарина разрушена! Преграда предателей рухнула, наконец!"
Сердце заполнила радость. Она была жаркая, мстительная, словно огонь пожара. Новость облетела таверну. Души грабителей, которым было глубоко плевать на далёкий Алкарин, сердца стражников, прислуживавших Вирангату, как и душа Айрика наполнялись торжеством. Алкаринская стена пала, её падения ждали столько лет! Но никто не верил, что оно случится. И вот до трущобы долетела великая весть. За гибель преграды наполнялись бокалы, люди громко смеялись. Отверженные дождались мести. Она пришла! Алкаринская стена пала.
Только Дийсан устрашилась громкого смеха. В нём бушевала ярость.
"Эр, он тоже хохочет? Наверно он тоже смеётся."
На глазах появились слёзы. Скоро начнут плакать алкаринские женщины.
"Вирангат стал сильней. Мой отец проиграл, он погиб от позора совершенно беспомощный. А теперь ледяной край торжествует! Что будет дальше? Неужели большая война? Когда мы пойдём на Алкарин в поход?"
В родном замке бывали увечные, бывали в нём и убитые. Лорды часто воюют между собой.
Дийсан не любила, как женщины плачут о мёртвых мужьях, или когда крепкий крестьянин возвращался домой калекой.
Скоро война началась. Через две недели в Эрге остановились наёмники. Они набирали мужчин для похода, что будет весной. Это был самый жестокий отряд, куда принимали любых негодяев. Став воинами, они получали прощение за зверства, что совершили.
Однако, девушки Эрга сходили с ума от красоты и весёлых песен бравых преступников. Много наивных дурочек сломали себе жизнь, пленившись мнимой смелостью этих вояк. Многим оставили они сыновей и дочек, чьё имя звучит "безотцовщина."
Так входила война в Эрг, наконец-то большой поход после мелких междоусобиц сеньоров.
***
Он сидел в таверне и был стражником. Рядом сидели приятели, все как один жестокие. Сколько крови было на грубых руках, никто не считал, они знали, что много. Который вечер он слушал в таверне слепую певицу, да и не только слушал, ещё и смотрел.
"Почему она так красива? Калекам лучше быть безобразными, чтобы не искушать людей восхитительным видом".
В голове шумело вино. Не первый раз он заказывал песню о бравом вояке. В жестоких походах тот соблазнил сотни невинных девочек, но превыше всего ценил грозный меч, что разом срубает головы. Он сам лихой воин. Сколько девчонок у него было! И не беда, что все оказались продажными. Он ценил верный меч больше всего на свете. Острый клинок давал настоящую силу. Что может быть лучше власти убить, растерзать? Он не знал, но был уверен, конечно же, ничего. Правда, ему ещё никогда не пришлось рисковать своей шкурой. Прислужников тени много, тех, кто сражается с ними раз, два и обчёлся.
Стражнику можно всё, можно и эту слепую, что поёт так красиво, и слишком соблазнительна сама. Почему он не встанет? Не возьмёт, чего хочется? Что удержит его?
Он с приятелями выпил ещё вина. В головах заметался хмель, бродили страстные видения.
- Она сама нас хочет, конечно, она сама мечтает о нас. Все должны желать стражника, которому можно всё. Она его не увидит.
Пьяная мысль вызвала неудержимый хохот.
- Она меня не увидит!
Повторял он хорошую фразу.
- Она нас не увидит, – подхватили дружки. – Она нас вообще не увидит.
- Зато ощутит!
Снова раздался хохот.
- Ещё как почувствует!
Они захотели, чтобы слепая их ощутила, сегодня, сейчас. Для стражников нет запретов.
Трое поднялись из-за стола. Они давние приятели. Счастье делится поровну. Насильники подошли к Дийсан. Она их не видела. Но сразу почувствовала, как её схватили грубые руки, ощутила как несёт потом и хмелем от чужого тела.
Менестрель закричала, отчаянно отбиваясь. Где-то в складках платья спрятался так нужный в трущобе нож, только она не успела его достать. Их было трое, жертву хватали вместе. Девушка была сильной. Она кусалась и царапалась, но ничего не помогло. Никто не бросился защитить её. Певицу схватили стражники. А им можно всё!
Сильные руки тащили её наверх. В отчаянии она звала Эра, который, к несчастью, оказался слишком далеко.
Если бы он только здесь был!
С Дийсан сорвали платье. Дальше, пришёл спасительный туман.
***
Проклятая повозка еле тащилась по грязи. Айрик бранился, на чём свет стоит, понося всё того же Мэтью.
"Сперва завезёт, тень знает куда, потом попробуй из этакой дали обратно вернуться!"
Повозка подкатила к таверне. Юноша вошёл в зал замёрзший, с ног до головы забрызганный грязью.
Дий на помосте не было, в сердце что-то оборвалось.
- Где наша певица? Куда она подевалась?
Девчонку утащили наверх три стражника, – ответила старая нищенка. – Ух, как они там с ней позабавятся! Аж пёрышки полетят!
Айрик побледнел от ярости, губы дрожали. Он метнулся наверх словно дикий зверь.
"Я их найду и убью!"
Одна дверь приоткрыта, одна комната занята. Ворвавшись внутрь, юноша увидел всё.
В свете лампы сверкнуло длинное лезвие, даже не было крика, только хлынула кровь. Второе так же настигло жертву. Третий стражник успел развернуться, но Айрик оказался быстрей.
Нож перерезал горло безжалостно, неотвратимо.
Три тела застыли в крови неподвижные. Убийца смотрел на них с торжеством. Он считал , что поступил справедливо.
"Другие придут. Я с этими рядом лягу. Наверно, суда не будет, так сразу меня и зарежут. Зато я успел отомстить за Дий!"
Айрик улыбнулся, вынув из тел убитых ножи, что вскоре ему пригодятся.
Дийсан поняла, её больше не держат. Кажется, жестокие насильники погибли.
- Эр, это ты? Ты здесь?
Голос хриплый, его невозможно узнать.
- Вставай, тебе скорей надо вниз уходить! И вообще вам с Вири больше нельзя здесь оставаться.
Менестрель пыталась прикрыться разорванным платьем.
"Такая, я никуда пойти не могу!"
В комнату примчалась Сальви. Она понимала, сейчас что-то случится. Сестра никогда не видела брата таким безрассудным, похожим на смелых грабителей.
- Беги, Эр! Пока можно! Укройся у наёмников. Они в свой отряд кого угодно берут.
"Отличный план для спасения! Как он у меня в голове не возник?"
Чтобы стащить Дийсан с постели юноше понадобилось немало усилий. Она отбивалась, но хватка Айрика оказалась железной.
- Да, не вырывайся ты! Они же тебя вместо меня прикончат. Кому-то же надо за смерть заплатить.
Только ей были противны прикосновения, не доходили предупреждающие слова.
- Да оставь ты её! Пусть подыхает, раз не хочет спасаться!
Задержка бегства сердила Сальви. Только юноша не сдавался, не собираясь оставлять менестреля в таверне, где с ней могут расправиться.
Обессилив, Дийсан перестала сопротивляться, Айрик стащил девушку вниз, в её комнату.
Растерявшись, испуганная Вири не могла накинуть на госпожу платье и плащ.
- Ну, давай же! Быстрей! Кому шкура не дорога, тот вечно копается!
Сердитый Айрик сам помогал служанке со сборами.
Ночь обдала менестреля холодом. Подморозило, воздух обжёг лицо. Она зарыдала, почувствовав невыносимую боль, вцепилась в запястье Эра, преодолев отвращение.
"Нет, это не их рука!.. Это ладонь отца! Пальцы брата! Только у них я могу попросить защиты! Нельзя, чтобы они отпустили меня!"
Дийсан зарыдала сильней. Вири и Айрик влекли её вперёд.
В предрассветной мгле юноша едва разыскал лагерь наёмников. Дозорные стояли перед частоколом.
- Стой!
Раздался в морозном воздухе резкий окрик. Айрик замер.
- Всё, стою, я пришёл записаться к вам в отряд. Они тоже хотят со мной.
Юноша указал на женщин.
- Одна менестрель, она хорошо поёт. Другая может делать всякую работу. Позовите вашего капитана, пока меня стражники не настигли. Я сегодня им дорогу перешёл.
Бойкий нищий понравился дозорному, поэтому тот поспешил в лагерь.
Юноша стоял не шевелясь, ожидая своей судьбы. Дийсан не отпускала надёжную руку. Вири тоже жалась поближе к нему.
"Куда я их спрячу? Если сюда не возьмут."
Появившись, квадратный капитан придирчиво осмотрел юношу и двух женщин.
"Нищий и две девчонки, одна вообще калека. Мальчишка явно меча в руках не держал, но кость у него крепкая будет. И в глаза без страха глядит, такие обычно не отступают во время сражений."
- Ты чего натворил такого, что подался в наёмники? Или за большой платой пришёл?
- Я троих стражников зарезал, вы таких принимаете? От монет я бы тоже не отказался.
- Тебя я, допустим, возьму, а вот с ними, что делать?
- Их тоже надо взять. Дий в нашей таверне пела, и ничего, мы все её слушали. Выступает хорошо, пусть не видит. Вири много умеет, готовить там, шить. А если что, так вышвырнете нас вон.
- Свой менестрель у наёмников.
Капитан схватился за бока от хохота. – Ладно, пусть будет, хорошая песня всегда в цене. Входите, я вас беру.
Наёмник ушёл. Айрик остался за частоколом, решив подождать, когда лагерь двинется вперёд, или когда определится его место среди наёмников.
Дийсан и Вири нашли обоз. Как только служанка помогла госпоже забраться в повозку, та заснула среди мешков, обессилев за страшную ночь. Проснувшись, она поняла, повозка куда-то едет. Значит, наёмники оставили Эрг. Дийсан замёрзла изнутри и очень устала. Сначала приют, дальше дороги и таверна. Теперь вот это.
"Они были такими жестокими! Мне было так больно!"
Девушка снова заплакала. Ей захотелось домой, к теплу отца и строгости бабушки.
"В замке бы я отогрелась!"
Но вокруг большой лагерь, где надо вставать и петь.
Когда пришло время, менестрель покорилась судьбе. Песня полилась бравая, вечная. В ней сердце вдруг ожило. Боль не утихла. Глубокая рана так сразу не затянется. Но Дийсан узнала, душевный мотив способен помочь продолжать жизнь.
После хорошего вечера её оставили в лагере. Красивое пение всем понравилось.
Поздней ночью пришёл Эр. Он просто сел рядом и молчал.
Айрик удивлялся, вчера вечером он стал воином, вот так просто взял и ушёл из таверны. Наёмники его не испугали.
"Они почти, как грабители. Любят золото и убивают людей."
В лагере юноша занял такое же место, как и в шайке Урги, до того, как с ней расправились стражники.
"Только здесь воины опытные, они будут учить меня разным военным вещам."
Вчера он узнал, что не может убить только слабых, тех, кто сам боится других.
"Зачем таких вообще убивают?"
Вопрос поставил Айрика в тупик. В нём было что-то неясное, и тревожное.
"Ну алкаринцы, те не отступятся, значит, и я их мечом достану!"
Решив так, юноша успокоился.
Придя к менестрелю, он увидел, в ней что-то погасло. Айрику было больно.
"Зачем эти твари её обидели? Разве Дий заслужила такую беду?"
В груди поднялась бессильная ярость. В мыслях юноша опять убивал тех троих.
Посидев ещё немного, он отправился спать. На рассвете стало зябко. Но холод не волновал привычного ко всему нищего.
Зашагав утром вперёд, он легко согрелся. Бывалые воины шли стройными рядами, чеканя шаг. Юноши двигались вразнобой. Мороз крепчал. Нищий с интересом глядел по сторонам.
"Да я же теперь посмотрю мир! Увижу предателей алкаринцев! А когда стану бывалым воякой, вернусь в таверну Сальви с кучей золота. Накуплю Дий столько нарядов, что она опять станет красивой леди..."
Пока Айрик шагал, Дийсан дремала в повозке. Она то засыпала, то слушала звуки вокруг, больше ничего. Менестрель понимала, чувства когда-то вернутся, но сейчас они словно умерли. Хорошо просто ехать вперёд, ни о чём не волнуясь. По дороге отряд пополнялся воинами. Деревенские юноши, что мечтали о славе; бедняки, отчаявшиеся заработать на кусок хлеба; воины и головорезы, чьи руки стосковались по мечу и грабежам – вот те, кто приходил к наёмникам.
Для Айрика началась новая, интересная жизнь, всё же в чём-то ему привычная. Для Дийсан нашлась возможность душевно поправиться.
Снежным вечером воины прибыли в крепость для обучения до весны. Здесь было всё: жилые постройки, загоны для скота, большая учебная площадка. Бывалые вояки радовались крепости, как родному дому, новички с любопытством осматривались вокруг. Айрика удивила огромная комната, куда он попал. В ней могли поместиться человек пятьдесят. Прежде нищий не видел таких помещений. Постели тоже были интересные, просто доска на ножках, на ней упругий тюфяк. Не кровать, и не куча соломы.
"Но спать на такой удобно. Даже одеяло есть. И ночью будет тепло, вон очаг как растопили."
Юноша засыпал, не зная, что Дийсан думала о нём. Она соскучилась по Эру. Он приходил каждый вечер, садился рядом, что-то рассказывал. Но только она молчала. Изредка Эр брал её руку, ощущая, ладонь менестреля дрожала в горячей, сухой руке.
"Вдруг он на меня обиделся? Что, если больше он не придёт? Завтра я начну разговаривать с ним, чтобы Эр меня не оставил."
Дийсан поняла, проснувшись, сердце больше не хочет быть одиноким.
***
Ясным утром Айрик не раз хотел отшвырнуть в сторону тяжёлую палку, что натирала мозоли на его руках. Длинная деревяшка, изображавшая копьё, не очень хотела повиноваться юноше. Правда, сегодня он двигался уже чуть лучше, чем вчера, но до мастерства ему далеко, как нищему до места на роскошном пиру.
- Неуклюжий осёл, – кричал мастер над оружием, высокий старик с тёмной кожей, какая покрывала лицо, словно сухой пергамент. – Ты так и будешь махать копьём, как будто сражаешься с великаном, не меньше! Так и не перестанешь древком то выше, то шире противника попадать, я спрашиваю?
Сказать по совести, Айрик не боялся суровых окриков. Наставник бранился на всех. Каждый день мастер над оружием сражался с учениками, осыпая новичков отборными ругательствами, он показывал тонкости, что пригодятся в жестокой битве.
- Проклятый олух, завтра ты возьмёшь затупленный наконечник, чтобы понять, как больно, когда тебя насквозь протыкают железом.
"Завтра я возьму настоящее копьё! Пусть и учебное."
Юноша удивился.
- Нет, ты не осёл, ты мул. Такой же медлительный и неповоротливый. Сейчас я продырявил твою грудь, а теперь выколол глаз. Можешь считать себя сотню раз мертвецом, – гремел мастер.
Ученик пытался устоять. Не смотря на мороз, по его спине катился пот.
Жизнь в крепости оказалась нелёгкой. Конечно, судьба никогда Айрика не баловала. Однако, обучение воинскому искусству требовало таких умений, каких не бывает у нищих. Сначала новичков ждало сражение с соломенными чучелами, чтобы научиться наносить удар деревянной палкой, держа её правильно, а ещё метать копьё, разбивать лагерь, чётко маршировать, да просто понимать команды.
Теперь ученики сражались между собой и с наставником на деревянных палках, продолжая ставить частокол для лагеря, бросать копьё в щит, быстро выполнять воинские приказы.
К вечеру они уставали так, что, едва успев поужинать, падали на постель, где засыпали мёртвым сном. Утром испытания начинались заново.
Сейчас Айрик с облегчением понял, наставник решил оставить его в покое. Опустив палку, юноша случайно заметил Дийсан.
Она вышла на улицу, чтобы услышать звуки учебного боя. Есть в них что-то тревожное и привлекательное: звон мечей и копий в руках бывалых воинов, чуть глуховатый звук деревянных палок новичков, что сталкивались друг с другом, даже брань мастера над оружием – всё говорило о жизни. Только ночами ещё бывало холодно от воспоминаний о стражниках, днём менестрель снова могла улыбаться.
Однажды утром она пришла на кухню, чтобы трудиться вместе с Вири. Служанка стала помощницей поварихи. Менестреля потянуло к запахам хлеба и мяса, к делам, знакомым с самого детства.
Сначала повариха Гилда и её помощницы Али и Дезири, удивившись появлению калеки, пытались отговорить её от работы.
- Я не раз готовила пищу, когда жила в замке отца. Мясо в котле наполовину потушено. К нему добавили лук и больше ничего.
- Откуда ты всё поняла?
Удивилась Гилда.
- Мне известно, как пахнет наполовину готовое мясо с луком, и аромат полностью приготовленного блюда я тоже знаю. Меня долго учили разным обязанностям деревенской леди.
- У меня госпожа умелая. Возьмите её на кухню. Нам станет намного веселей, - вмешалась в разговор Вири.
Так госпожа принялась помогать в работе. Жизнь постепенно налаживалась. Дийсан радовалась, что теперь поёт для воинов.
"Неужели я настоящий менестрель? Наверно, и героическое сказание сложить сумею, когда попаду на войну."
Прислушиваясь к учебным звукам, девушка старалась определить, где стучит палка Эра.
"Вот бы я умела узнавать её стук. Хоть бы голос подал. А может он сейчас на меня взглянул своими видящими глазами?"
Айрик, правда, посмотрел на Дийсан, расплатившись за страстный взгляд, хорошим ударом в бок. Самым обидным было,что противник не стоил и ломаного гроша. Неуклюжий юноша чуть не плакал, когда нищий осыпал его градом ударов. Учебная палка била больно, раньше крестьянина так не охаживали. Главным достоинством Айрика было то, что его то колотили не раз, даже плетью как-то за воровство отхлестали.
"Завтра на этой палке будет железный наконечник. Конечно, он ещё больше мне ссадин и синяков наставит. Интересно, сумела бы Дий их залечить? В книгах благородные леди нежно смазывают раны воинам."
Юноше захотелось, чтобы девушка прикоснулась к нему, обрабатывая порезы.
"А если не она, тогда пускай заживают сами. На мне они быстро зарастут."
После обеда метали лёгкие копья в силуэт человека на щите. Такое занятие отличалось от обращения с длинным ножом, однако, Айрику оно давалось легко.
Незаметно пришёл вечер. В свете очага юноша слушал, как бывалые воины говорят о походах. По рассказам смелых вояк можно было решить, война - лучшее на свете занятие. Отважного рубаку ожидают приключения, горы золота и красотки. Глаза новичков загорались от предвкушения. Зажёгся восторгом и взгляд Айрика.
"Скорей бы попасть на войну! Хорошее время будет!"
На другой день юноша взял в руки тупое копьё, чтобы сразиться с бывалыми наёмниками. Учебное сражение наставило ему немало синяков и ссадин, заставило хорошо попотеть. Вечером ученик понял, у него ломит каждую кость.
"Вот это они меня отходили! Что, завтра они меня точно так же отколошматят?"
Так продолжалось и дальше: наёмники безжалостно учили новичков, и те становились сильней. Со временем Айрик обнаружил, что пропускает всё меньше ударов, некоторым наёмникам достаётся и от него. Воины понимали: из нищего выйдет толк. Возможно не та ширина плеч, чтобы валить дубы, но прочность такая, что дубы сами рухнут встретившись с ней. Воины гоняли юношу на совесть. Кто выживет, тот и выживет, на слабых наёмники силы не тратили.
Молодец!
Однажды сказал мастер над оружием. – Если будешь так держать, тебя заколют не в первом, а во втором бою, а может даже в третьем.
"Ну, надо же, меня похвалили и даже не назвали ослом"
- Айрику это понравилось.
***
Весна вступила в свои права. После свирепых мартовских вьюг морозы вдруг прекратились. Солнце прогревало землю, снег начал таять. Дни проходили под звон капели. Дийсан любила звук весёлых капель и часто его слушала.
Крепость наполнилась ожиданием похода.
- Ты пойдёшь с воинами в Алкарин, – завидовала менестрелю грустная Дезире. – Вири тоже уйдёт с тобой. Она не такая красивая, как я. Что ей делать во время привалов? Лучше возьми меня, я тоже хорошо тебе помогу.
- Нет, Вири со мной с самого детства. Она - моя служанка ещё из замка. Представляешь, как ты будешь рада, когда зимой отряд вернётся в крепость, и с ним приедут новые юноши.
Крепкие воины были страстью красавицы Дезире. Она любила всех, и искренне жалела, что приходится выбрать кого-то одного.
- В войне нет ничего хорошего, – ворчала повариха Гилда. Её муж погиб в мелкой сваре много лет назад. – Я вот любила Джека, а он оставил меня в наёмничьей крепости, а сам взял и умер. Даже ребёнка от него не успела родить. И что мне было делать? В деревне ремесла нет. Здесь тоже не сахар, а всё жизнь.
"Вот и Эра так же могут убить! Придёт вечер, а его не будет. Он останется там где-то лежать как простые воины в поле, или как лорды на погребальном костре."
Девушка испугалась. Теперь она не хотела, чтобы поход начался.
***
Поздним апрельским вечером в крепость прискакал гонец на взмыленной лошади. Развернув свиток, капитан Глет узнал, его отряду пора спешно выступать в дорогу, герцог Гранвер готов дать за мечи наёмников тройную цену. Не пряча алчного блеска глаз, Дикон Глет привёл крепость в движение.
В соседних селениях закупались мешки с зерном, пригонялся живой скот. Новички заканчивали учиться, бывалые воины оттачивали грозное мастерство. Кто грустил, кто радовался, но все знали, скоро в поход на неведомый Алкарин, что за много веков превратился в легенду.
При мысли о битвах с предателями Айрик ощущал восторг. Ему вспоминался хриплый голос Зини, что напевал в тишине каморки:
"И гордую стену они возвели.
Чтоб счастья другие узнать не смогли.
Чтоб всех остальных поглотил Вирангат.
Пока их вельможи в домах мирных спят".
Мрачную песню в багровых отблесках свечей повторяли грабители в тавернах, тянули продрогшие мальчишки на улицах, подпевал он сам.
"Это мне выпало отомстить богачам за всех отверженных! Это я вместе с наёмниками буду входить в красивые города. Когда-нибудь я так же, как бывалые воины, смогу похвастаться отважными подвигами. Тогда Дий сложит про меня сказание. Интересно, какое оно выйдет? Пусть только не будет грустным, чтобы в конце я вернулся домой с победой".
Айрик вспомнил тревогу менестреля.
- Эр, понимаешь, Вирангат стал сильней. Я боюсь. Вот мы, люди, воюем между собой, а царство льда и скал смеётся. Почему мы не можем помириться? Мой отец хотел победить ледяной край, дальше с ним случилось ужасное, отчего он и умер так рано.
Говорила она как-то вечером.
Её страх затронул что-то в сердце юноши. Но пришла пора спать, разговор угас.
"Наверно, женщины всегда боятся? Но я должен быть смелым."
Да, Дийсан сама не знала, что чувствовать к Алкарину.
"Конечно, они предатели, но и там тоже люди живут. Мой отец отступился от соратников и после всю жизнь страдал. А что, если алкаринцы тоже мучаются да назад повернуть не могут?"
Менестрель не знала верного ответа.
***
Ранним утром наёмничью крепость подняли звуки рога. Они возвестили поход. Из ворот выходили воины - пешие и конные. Пока ещё бодрые после зимнего отдыха они чеканили шаг. Когда ворота закрылись, раздалась удалая песня.
- Зовёт нас дорога в далёкие дали.
Держитесь враги, ведь нас вы не ждали.
Девчонок и золото брали мы силой.
Нескоро ещё мы сойдёмся с могилой.
В нестройном наёмничьем хоре Дийсан уловила грозную силу, запах крови и гари, звон мечей, крики детей и женщин. Сердце наполнилось ужасом.
Солнце пригревало щёки, воздух был свежим. Птицы встречали весну громкими трелями, только их заглушили страшные звуки. Дийсан знала, на земле проснулись молодые ростки, ещё нежные, на деревьях появились почки, как часто трогала она руками новую жизнь. Но сейчас прямо по ней идут воины, они поют. В голове зарождались строчки, что подстроились под ритм наёмничьей песни, слова суровые, мрачные:
"Мы горе и смерть за собою несём.
Врагов убиваем, дома их сожжём.
Вы, женщины, плачьте, и бойтесь нас дети.
Мы самые страшные люди на свете".
Дийсан удивилась суровой песне. Это что, сложила она? Неужели она сумела такую составить?
"Мы тёмные слуги глубин Вирангата.
За месть ожидает весь мир наш расплата.
Пока время есть, вы назад оглянитесь!
И кровь Алкарина пролить не стремитесь.
Мы бывшие братья, мы люди, мы люди.
От страшной войны людям лучше не будет.
Зачем оставлять нам одни лишь руины,
От жизни, что в ночь Вирангат опрокинет..."
Менестрель тихонько наигрывала мелодию, запоминала её, привыкала к словам и ритму.
- Ой, жуткий какой! – воскликнула Вири, услышав мотив госпожи.
- Я сама поняла, что страшный, но вот он такой появился.
Девушка замолчала.
Наёмники шли по весенней земле. К полудню сделали привал, тогда воины перекусили. Песни давно замерли, чеканный шаг расстроился.
Айрик радовался, что у него за плечами лёгкий мешок: "Ещё ни чем, как воин не обзавёлся, кроме котелка да копья со щитом."
Помятую, поцарапанную посудину нищему дали в первый же день. Недавно он получил острое боевое копьё, круглый щит и стёганый доспех, по виду не лучше прежних обносков, только толстый и прочный.
Даже крестьянские сыновья платили монеты, когда их снаряжали на битву. Ради жизни медяков не жалеют.
Увидев нищего юношу, наёмники подобрей отводили глаза.
- Ты что, совсем заплатить не мог?
Спросил один из них.
- Да. А чего ты поинтересовался? Как какой-нибудь город возьмём, так денег и заработаю!
- Впрямь, заработаешь, верно.
"Местечко для косточек на сырой земле! С таким снаряжением едва ли хотя бы одно сражение выстоять выйдет."
Вспомнив наёмничьи взгляды, Айрик, не удержавшись, засвистел песню о нищем сироте, что обирает прохожих и вечно ищет ночлег, но никого на земле не боится. Мотив был весёлый, отчаянный.
Пара воинов, улыбнувшись, обернулись на звук.
- Видать о себе и свистишь?
- Ну да, о себе. У нас много кто эту песенку знает.
В сумерках разбили лагерь, зажгли огни, приготовили пищу. Слышались весёлые разговоры, это большой привал, ночной сон.
От капитанского костра раздался сильный голос Дийсан, пусть ей хотелось плакать. Новая песня не отпускала менестреля.
"Что, если исполнить её наёмникам? Меня тогда сразу выгонят? Или сперва побьют? А Эр? Отправится он со мной или нет? Вдруг если уйдёт, тогда будем скитаться по дорогам попрошайка и менестрель."
Благоразумные мысли остановили дерзкий порыв. Вечер был длинным, но завершился и он. Когда менестрель вернулась к повозке, её встретил Эр.
- Попробуй, как я сам хлеб поджарил, меня только что научили. Оказывается, это очень просто, но зимой наёмники почему-то такой не делали.
Девушка взяла горячий кусок, что пах походным костром.
- Вкусно, пускай и ржаной. Ты здорово научился готовить хлеб!
Юноше было приятно, нехитрое угощение понравилось Дийсан.
- Вот, послушай, я сегодня сложила.
Менестрель заиграла на арфе. От новой мелодии Айрику стало неуютно.
– Зачем ты её сочинила? Не надо тебе такое петь, вообще никогда не стоит!
Юноша говорил сердито.
- Но это же правильно, Эр, я чувствую, в этой песне правда. Я хочу, чтобы ты её слышал.
- А разве у нас нет правды? Не мы закрылись стеной, Алкарин. Почему один растёт в замке, другой на улице? Почему одним всё, другим ничего? Я тоже хочу иметь много хороших вещей, значит, сам у богачей отберу! Они не заслужили права жить лучше меня!
- У меня бы ты тоже всё отнял? Вот встретил бы и ограбил?
- У тебя ничего нет. У других, таких же как ты, да, я бы всё отобрал. Мне никто не помог, почему я должен жалеть богачей? Должен замерзать и голодать, раз никто меня ничему не учил? Раньше я хотел заниматься ремеслом. Меня никуда не взяли! Слышишь, выгнали отовсюду !
Голос юноши сорвался на крик.
Дийсан было больно. Она замолчала. Внутри не сложилось правильных слов, но жили верные чувства, только как объяснить их Эру?
Резко вскочив, юноша помчался к палатке. Ночью ему снилась женщина в доме, где он не смог никого убить во время первого грабежа, и странное белое здание. Медальон на груди потеплел, свет бился, как тревожное сердце.
"Зачем Урги всех резал, когда мы грабили дом? Если бы не Сальви, я тоже тогда бы умер."
Утром снова двинулись вперёд, Наёмники шагали целый день, потом ставили лагерь, после ночи снова шагали. Так до встречи с большими войсками.
Отряд Глета увидел большие войска в полдень в окрестностях крупного города. К небу поднимались столбы густой пыли.
- Вот и войско, – пролетело слово среди воинов.
Да, огромное скопище людей, войско разноцветное.
Воины Велериана носили цвета высоких лордов. Зелёные, синие, тёмно-бордовые, даже оранжевые, они задавались друг перед другом и презирали разношёрстных наёмников, всегда считавшихся самыми отчаянными, но и самыми ненадёжными рубаками. Наёмник без колебаний покинет битву, если она проиграна, у него нет чести - таковы верные утверждения всех стран и народов.
Герцоги распушили друг перед другом хвосты, обмениваясь оскорблениями в форме любезностей, и ничего не значили. Маршалом войска был полутеневой Аркер Малт. В холодном сердце прислужника тьмы не осталось ничего, кроме восхищения Вирангатом. Солнечный свет и люди вокруг раздражали льдистые глаза.
"Зачем они суетятся? Чего-то хотят? Они всё равно погибнут, не исполнив заветных желаний. Один Дивенгарт вечен. Только Вирангат непоколебим. Там нет сомнений, там есть тишина и тьма. Скоро она принесёт мне покой, скоро всем станет в ней хорошо."
Маршал единственным словом осаживал лордов, что шли разорять Алкарин.
Сейчас, стоя на высоком холме, он видел, как в войско вливается крошечная капля, новый отряд наёмников.
Крестьянские воины и люди лордов смотрели на них с нескрываемым презрением.
- Эй, вояки, пока не дойдёт до настоящей драки, – кричали они. – Чтобы наёмнику стать храбрым, вместо знамени ему нужен мешок с золотом. Эй, вы, слуги тысячи хозяев!
Наёмники отчаянно огрызались.
- Воин лорда лучше лишится последних штанов и шкуры, чем подведёт господина. Крестьяне такие смелые, потому что всегда голодные.
"Ну точно лорды и нищие. Конечно, я среди нищих, - заметил Айрик, с любопытством слушая перепалку. – Когда-нибудь я им тоже такое скажу!"
Ночь прошла беспокойно, случались драки между воинами разных отрядов. Они пили, точно забыв о начале похода. К палаткам подходили продажные женщины, те, у кого были деньги, уводили красоток к себе. Айрик смотрел на счастливцев с завистью.
"Но, кажется, я бы повёл за собой только Дий."
Назавтра войско двинулось в путь. Оно ползло по дорогам , как огромное неповоротливое животное. Большому зверю нужна палка погонщика. Знатные лорды, что возглавляли отряды, привыкли ехать с комфортом, разбивать на ночь удобные шатры, тащить за собой обозы с предметами роскоши. Даже холодные глаза Аркера Малта не могли отучить их от такого образа жизни. Непривычные к строгости велерианские воины, выполняли приказы только своего господина, а они нередко противоречили друг другу.
Попав в этот шумный поток, Айрик и Дийсан привыкали к его законам. Среди велерианских воинов Дийсан встретила других менестрелей. Молодые и старые, способные и не очень, они отнеслись к новенькой по-разному: одни восхищаясь талантом, сочувствовали недугу, другие избегали калеки, завидуя большому умению.
Девушке очень понравилась пожилая женщина - Нэнси Такер. Несмотря на свои шестьдесят лет, она сохранила былую смелость и привлекательность.
- Зачем ты шагаешь с наёмниками?
Как-то спросила Нэнси, когда они вместе пили чай. – Если я попрошу лорда Гранвера, он тебя возьмёт. У нас платят намного больше. Ещё у знатных людей не приходится петь весь вечер, нас у герцога несколько.
Доводы казались убедительными.
- Нет, мне хорошо и так, с наёмниками мой Эр идёт. Я без него не хочу.
- Эр, тот юноша, что вечерами рядом с тобой появляется? Да, оказывается, ты в него влюблена!
Голос немолодой женщины звучал удивлённо.
- А разве я не могу полюбить?
- Прости, конечно же можешь. Любой человек способен на сильное чувство. Раз ты слагаешь песни, любить ты должна непременно. Менестрель без любви засыхает, как цветок без полива. Знаешь, иногда нам многое в тебе кажется странным. В человеке мы любим черты, улыбку, глаза. А ты ничего не видишь.
- Зато у него такой голос! Сначала он мне не понравился, как будто льдинки хрустят, но иногда он звенит ручьём. Знаешь, Эр такой горячий. Один раз он меня как обнял! Я думала, сейчас и сгорю! Только он взял и отпустил. Теперь вот жду, когда снова в объятьях сожмёт.
Нэнси расхохоталась.
- Я думаю, равнодушие страшней темноты в глазах. Когда человек не любил, он и не жил совсем. Любовь согревает и мучает, но без неё судьба никогда не бывает полной.
Руки женщин встретились. Обеих охватили чувства: одну нерастраченная надежда, другую воспоминания.
Когда разговор иссяк, Дийсан направилась к своей повозке. Она шла осторожно, проверяя дорогу палкой, чтобы не встретиться с ненужным предметом. Спать совсем не хотелось, душой завладело страстное томление. Оно звало менестреля искать Эра.
"Вот сейчас, разбужу Вири! Найду его. Пусть или всю возьмёт, или совсем прогонит. Я жить без него не могу! Но если расстанемся, значит, буду."
Однако, Дийсан сумела не поддаться порыву, сердце её было гордым.
"В ночи поют сверчки, поднимаются вверх ароматы цветов и трав. Только их топчут воины. Погибая, плоды земли отдают миру самый сильный, самый красивый запах, точно предсмертный крик. Но прощальный зов никому неслышен."
Дийсан стояла, не в силах пошевелиться, пойти лечь спать, околдованная весенней ночью.
- Тебя проводить?
Раздался рядом встревоженный шёпот.
- Нет, я рядом со своим местом. Мне просто не спится.
- Да, иногда людям не хочется спать. Надеюсь, тебе не о чем вспоминать, не о чем сожалеть. Вы - менестрели, как певчие птицы, живёте в особом мире.
"Да ну вас, как будто вы что-то о бардах знаете? И про слепых вам тоже ничего неизвестно!"
Девушка рассердилась. Очарование ночи разрушили.
Следующий день принёс монотонное движение. Войско неумолимо катилось к неведомой судьбе, Дийсан и Айрик шли вместе с ним.
Наступил день, когда воины приблизились к разрушенной стене Алкарина. За ней стояла мощная крепость, которую за прошедшие годы удалось отстроить Дальниру Аторму.
Велерианцы ликовали, разбивая лагерь. Завтра они начнут осаду, конечно же, победят врага, вступив на его территорию, раньше запретную.
Ярко горели походные огни, жарились свиные и бараньи туши, открывались бочонки с вином и пивом, только старые воины брюзжали.
- Нечего праздновать победу, когда враг ещё не разбит.
Возле походных костров, как всегда в поздний час, пела Дийсан.
А Айрика томила тревога. Голова то и дело поворачивалась к невидимой в ночной мгле крепости. Её защитники целый день осыпали врагов бранью с ужасным выговором. Велерианцы горячо отвечали на оскорбления. Когда юноша вспоминал перебранку, у него загоралась кровь.
"Вот скоро мы сцепимся. Тогда зададим им такого жару! В клочки предателей разорвём!"
Но завтра воины начнут засыпать ров перед крепостной стеной. Работа будет тяжёлая, не больше. Айрик не понимал тревоги опытных людей. Она сквозила в каждом движении, сосредоточенные лица бледнели. Как только стало холодней, юноша ушёл в палатку, где укрывшись плащом, заснул.
Он открыл глаза, когда солнце ещё не встало. От чего-то спать не хотелось. Поднимались другие наёмники. Айрик видел, как опытные воины устанавливают осадные машины, что будут метать стрелы и камни в стены крепости. Отряду Глета вместе с людьми лорда Гранвера приказано засыпать ров. Люди двигались в полном молчании, несли фашины, держали щиты. Едва приблизившись ко рву, велерианцы попали под град камней и стрел. Да, первые удары не были меткими. Но дальше воинов накрыл смертельный ливень, от него не всегда спасало крепкое дерево.
Айрику стало страшно. Он не знал, какая стрела или камень его убьёт. Люди падали рядом, совсем близко! Многие кричали. Но это лучше, чем неподвижность других, что обдавала холодом. Сбросив фашины, несколько воинов отошли назад. Юноше вовсе не хотелось возвращаться ко рву, но вернуться в опасность пришлось. Сердце часто стучало, словно боясь не успеть ударить в последний раз, если настигнет гибель. Айрик не замечал, как велерианцы тоже ударили по вражеской крепости. Для него существовала только темнота рва, да стрелы и камни, что падали сверху.
Когда страшный день закончился, велерианцы принялись латать укрепления, испорченные камнями врага. Целители и обычные женщины перевязывали раны.
Дийсан и Вири им помогали. Менестрель могла перевязывать других только с глазами служанки. Ещё ей было страшно. Люди стонали и бранились.
Сегодня с утра девушка слышала звук дерева и земли, что падала в ров; удары камней, какие били в стены. Она испугалась за Эра.
"Один камень! Одна стрела! Сколько людей сейчас умирает! А дома их кто-то ждёт. Да был ли когда-нибудь на Земле мир? Велериан вот его не помнит."
Наконец, вечернее пение прогнало сомнения и вопросы.
Когда Айрик услышал песню любимой, его сердце взволновалось.
Сегодня она пела самые отчаянные, самые шальные песни.
- Я тебя целую в губки.
Будь со мной моя голубка.
Я тебя сейчас ласкаю.
Буду ль завтра жив, не знаю.
"Дий поёт про всех нас."
- Дай любви твоей напиться,
Чтобы смерти не страшиться.
"Интересно, любовь впрямь помогает не страшиться смерти? Вот завтра стрела прилетит. И всё! А я так и не был с Дий. И какая кому будет разница, калека она или нет? Если я останусь лежать на земле, не отдав ей ни одной ночи! Она меня ждёт! Я знаю!"
Менестрель завершила выступление. Когда она возвращалась к повозке, её неожиданно обняли руки Эра. Уткнувшись ему в грудь, девушка вдохнула стальной, неповторимый запах. Горячие губы юноши нашли её губы.
"Он сам пришёл ко мне! Наконец то решился! Раз завтра может не быть!"
Дийсан крепко-крепко стиснула любимого. Надёжные руки сильно её обнимали.
"Да, ты, конечно, пожар, бушующий и неистовый. Но может всё же очаг?"
Они упали в траву. Ладони Эра нежно ласкали её, осторожно снимали платье. В сердце поднялась холодная волна.
"Раньше были другие прикосновения, тогда всё порвали и сдёрнули! И сколько же было потом!"
Дийсан замерла.
- Я напугал тебя?
Эр бережно её гладил. Но менестрель дрожала под тёплой рукой.
- Не бойся, я не заставлю, заставить - это нехорошо! Но я хотел быть с тобой. Ты настоящая! Пока живу, я рядом всегда! Но хочешь, сейчас отпущу? Только любить всё равно буду!
Дийсан потянулась к нему сама, схватила шершавые ладони, прижала к лицу и груди. И Айрик пришёл, чтобы скрепить и вернуть, чтобы начать и остаться на век. Горячий, нежный, единственный! Дийсан отдалась по любви, поверив, приняв, удивившись. После... она горько заплакала.
- Прости, что не был с тобой раньше них.
Как почувствовал? Как догадался? Просто видел так много того, что лучше не знать в его годы.
Только предутренний холод поднял влюблённых с теперь неприветливой земли. Душа менестреля звенела мелодией, что казалась шире самого мира, мотив большой любви.
Не ведая счастья двоих, велерианцы продолжили засыпать ров. Они не могли начать подкоп. Прочный фундамент крепости укреплён Алар. Надежда одна: на штурм. Он состоится, но только нескоро.
***
Тихая ночь не предвещала плохого. Лёжа рядом с Дийсан в тепле повозки, Айрик почти засыпал, как вдруг услышал крики, лязг стали о сталь. Едва открыв глаза, он увидел: полог повозки сорвали, над ними нависло чужое лицо.
Стремительная рука метнула нож, подчинившись смертельной решимости. Острое лезвие попало в шею врага. Хлынула чужая кровь. Человек упал. Юноша выскочил из повозки.
- Лежи тихо! Или прячься!
Крикнул он Дий, стиснув в ладони рукоять меча.
Айрик не мог разобраться, где свои? Где чужие? Что происходит? Люди кричали, что-то горело. На него надвинулась высокая фигура воина. Юноша начал сражаться, словно в учебной схватке, старательно выполняя движения. Враг похож на опытного наёмника, какой не раз побеждал новичка, бросая на землю.
"Просто теперь я с неё не встану!"
Но рука не дрогнула, не опустилась.
"Нужно выстоять до самого конца, просто взять и не сдаться!"
Казалось, зубы сжались сами собой, помогая держать древко в мокрой ладони.
***
Этьен Сор шёл в ночную вылазку вместе с другими воинами. Сам маршал Алкарина, что прибыл в крепость, встретить врагов лицом к лицу, организовал её.
- Жаль, этим осады не снять, – предупреждал он, вызывая добровольцев. – Но я хочу, чтобы они устрашились. Лучше напасть на обоз, пусть поживут без провизии. И бейте по осадным машинам. Ров почти засыпан, не сегодня - завтра придётся отбивать штурм. Для вылазки самое время.
Конечно, Сор вызвался идти в ночь. Когда-то у него были жена и сын, едва вступивший в совершеннолетие. Их погубили теневые, пока он ночевал у друга. Вернувшись домой, Этьен и узнал о великом горе.
Потеряв родных, человек с опустошённым сердцем записался в войско, жалея, что не обладает Алар. Всегда мрачный Сор был отчаянным смельчаком. Его огненные стрелы точно поражали чёрных птиц - тварей Вирангата. Не раз, держа в руках боевой факел, Этьен так занимал собой теневого, что даже очень слабому Аларъян удавалось того убить.
Воин шёл на опасное дело, как всегда мрачный, без особого желания возвратиться назад.
Сначала двигались по подземному ходу, пусть вылазка грозила его обнаружением, значит, проберёмся к стану врагов так, чтобы они не проследили за тайным перемещением. Далеко обойдя укреплённый лагерь, алкаринцы решили напасть с самой незащищённой стороны.
"Мало нам тёмных тварей, что годами опустошают города!-
гнев Сора усиливался, пока он крался в ночной темноте. -Так ещё человеческое войско пришло нам на погибель."
Бесшумные, стремительные алкаринцы перебрались через вал, напали на обоз страшными тенями.
Кто-то помчался к осадным машинам, сея разрушение и гибель. Внезапность - их главное преимущество. Быстрота – единственная надежда.
Когда Сор заметил вражеского воина, что выскочил из повозки, то двинулся на него по закону войны. Живого врага нужно убить.
Он оказался слабым, с плохим снаряжением. Копьё сломалось от удара чужой руки. Нож, что его заменил, пригоден скорей для метания. Отчаянная неловкость велерианца вызвала в сердце злую, торжествующую насмешку.
"Такие то вы пришли! Да вас можно резать, словно цыплят!"
Нож вылетел, щит треснул. Враг упал безоружный. Придавив тело к земле, Сор достал кинжал, добивать. Когда руки противника взметнулись вперёд, в бесполезном усилии вырваться, Этьен невольно взглянул на него в красноватом свете пожара. Мальчишка лет семнадцати отчаянно закусил губы. Справившись с собой, он вернул руки на землю. Коротким рывком, положил их вдоль тела, словно готовясь к костру. Глаза закрылись, прячась от отблеска лезвия. Только дыхание, учащённое страхом, стремительно поднимало грудь.
"Я тебя осторожно, в самое сердце. Тебе больно не будет."
Уговаривал воин себя самого. Горло сжал спазм. Вот он вернулся в лагерь, оставив лежать на земле, остывающее тело велерианского мальчишки, не старше его погибшего сына.
"Тут мне и победа! И доблесть! И долгая память о подвиге!"
Как следует размахнувшись, Сор обрушил кулак на голову Айрика. Обратно в крепость он волок на себе бесчувственного пленника.
***
Прячась под повозкой, Дийсан слышала лязг стали и крики.
"Создатель, да все сражаются!"
В страхе менестрель жалела об отсутствии зрения. Она не могла точно узнать, что происходит.
Рядом слышались звуки боя.
"Эр умчался туда, в схватку!"
Вдруг сильно потянуло гарью, повозка затрещала. Девушка в ужасе вскочила. Схватив палку, она бросилась просто куда-нибудь, подальше от страшного треска, от запаха гари и дыма. Огонь - настоящий, смертельный! Дийсан мчалась вперёд, не чувствуя, как палка цепляет углы и неровности, не боясь, подвернув ногу, упасть.
Она бежала от пламени. Вдруг госпожу подхватила знакомая рука Вири. Они побежали вместе.
Когда пожар и лязг отдалились, девушки смогли остановиться, перевести дыхание.
- Вири, ты не видела? Эр, он живой?
- Нет, их было так много! Они так напали! Я совсем никого не разглядела.
Дийсан ощутила тревогу. Как только бой стих, служанка и госпожа вернулись в лагерь. Оказалось, их повозка сгорела, вместе с ней сгорела и арфа.
"Я даже о ней не подумала! Арфа – подарок отца! Какой же я менестрель?! Если в страхе забыла про любимый, заветный инструмент. Ещё Эр до сих пор не пришёл, значит, он или ранен, или убит."
Они тщетно искали юношу среди тех и других.
- Видать, алкаринцы вашего Эра в крепость свою отволокли. Значит,он в плен угодил, раз тут его не отыскали.
"Эр один во вражеской крепости! Может ждёт смерти? А может, уже и не ждёт!"
Сердце наполнил ужас. Менестрель знала: иногда пленных выкупали, но тех, за кого некому заплатить, убивали и мучили.
- Эр, ему же некому помочь!
Менестрель прижала руку к груди, стараясь унять сердцебиение.
"Нужно узнать, что с ним. Надо самой отправиться в алкаринскую крепость. Менестрели в войне не участвуют."
Верная, спасительная мысль.
"А я слепая калека, меня могут впустить за ворота. Ночью нужно перебраться через частокол, скорей всего под утро, когда дозорным спать хочется. Сегодня попробуем, и будь, что будет."
Девушка едва дождалась предрассветного часа.
В конце ночи дозорными овладела сонная одурь, они утратили внимание. Этим воспользовались Дийсан и Вири. Служанка пошла вниз первая, чтобы подать руку госпоже. Она осторожно следовала за ней, ориентируясь на едва слышимый звук.
Для крепкого тела дело нетрудное. Укрепления никогда не бывали выше человеческого роста.
Всё обошлось, девушки миновали вал. До самого восхода прятались в чахлом кустарнике, кое-как сохранившемся на вытоптанной земле.
Утром настало самое страшное. Едва солнечные лучи коснулись почвы, беглянки поползли к крепостным воротам, зажав в руках белые тряпки. Они преодолевали засыпанный ров, слыша свист стрел и камней над головой. Каждый раз женские плечи вздрагивали. Девушки поднялись, только оказавшись у самых ворот.
- Чего вам надо?
Прозвучал грозный голос.
- Я - менестрель. И хочу войти к вам в крепость. Менестрели в войне не участвуют. Я слепая, у меня есть помощница.
- А чего же вам в осадном в лагере не сиделось?
- Вы же нас вчера и напугали, сожгли мою повозку и арфу. За стенами крепости женщине безопасней, тем более, раз она калека.
- Если ты менестрель, так спой, а то может вы лазутчицы? Разузнаете всё, что надо и ночью обратно сбежите.
Чтобы доказать своё звание, Дийсан запела балладу о древних временах. В ней Велериан и Алкарин отважно сражались вместе.
- Ладно, входите. А то ещё погибнете под своими же стрелами.
Ворота открылись ровно настолько, чтобы беглянки могли в них проскользнуть. Девушки вошли в крепость. Они сумели добраться до Алкарина, чтобы узнать о судьбе пленного юноши.
***
Над крепостью поднялось солнце. Сариан обходила стену. За годы нелёгкой жизни она похудела. Черты лица сделались резче, вокруг глаз и в углах губ залегли морщины, только сами они оставались стальными, яркими, хотя в их глубине затаилась неясная грусть.
Глядя на вражеское войско, воительница понимала, то, чего страшились долгие годы, произошло: преграда рухнула, на Алкарин напали велерианцы, в сражении оказался не только Вирангат, но и люди.
"Можно ли выстоять? Как победить врагов?!"
Ответ терялся вдали.
За долгие годы алкаринцы привыкли бояться ночи, научились прятаться в крепости, защищать себя. Сейчас у королевства есть надёжное войско, что состоит из Аларъян и обычных воинов. Они всеми силами сражаются за родную страну.
Подрастающие дети Алкарина не знали, что такое мир. Они с удивлённым недоверием смотрели на родителей, когда те вспоминали прекрасную юность. На них с Дальниром глядели шестнадцатилетний сын Альгер и пятнадцатилетняя дочь Эрин.
Порой Сариан сомневалась, что мирная жизнь была. Неужели когда-то страной правили король Ардан, королева Таира, жил принц Амрал, тогда воительница была в него влюблена. Неужто случился первый дворцовый турнир, после которого она дерзко надела запретную ленту зелёного цвета. Вспоминая мирные горести, воительница тепло улыбалась. Светлые дни, что,увы никогда не вернутся. Куда они улетели? Но сердце вечно стремится к миру, каким бы далёким он не казался.
Пусть за долгие годы вера в лучшее истаяла. Теневые прилетают в ночной темноте. Ледяной край поддержали люди.
"Принц Айрик, куда он исчез? Наверно, малыш погиб, никто не узнает где. Последний ребёнок из рода Райнаров бесследно пропал за стеной. В родном королевстве о нём позабыли." Она припомнила малыша только после прихода велерианцев.
А война продолжалась. Сариан обходила стену, наблюдая за всем, запоминая нужное.
Возле осадной машины замерла Тойя Дакрин. Она стала хорошей воительницей. Вилент Калфер стоит на стене, устремив взгляд вдаль. Сариан до сих пор не может понять его сдержанной души. Юный пекарь превратился в сурового воина. Согреть нелюдимое сердце способна только его жена Тинэль, главная целительница крепости.
Неустрашимые воины, верные защитники родины. Сариан рисовала всех, печальных и суровых, таких, как они есть.
"Пусть воины хорошо защитят крепость. Надежда не должна уходить."
Во дворце вырос наследник престола, Амир Каунс-Райнар - красивый и надменный. Ему править страной, родному племяннику Сариан.
"Он должен спасти свой край! Раз мы начинаем отчаиваться."
Закончив обход, воительница спустившись вниз, отыскала супруга. Он просматривал донесения, что приходили с голубиной почтой и от гонцов.
Теневые нападают в разных частях страны, но их успевают отбить.
"Почему они не летят на крепость во тьме? Люди изматывают нас днём, призрачные твари ночью, тогда нам не будет отдыха: простая, но действенная тактика. Однажды так и случится. В нашей стране мало воинов, дети растут не быстро, взрослые умирают от серой стали."
Алкарин никогда не имел обширных земель, потому король Айрик сумел возвести стену. В благополучные годы дети рождались нечасто. Крестьяне и ремесленники знали: ребёнок скорей всего выживет. Зачем много наследников, когда можно хорошо вырастить одного-двух.
Дальнир Аторм, вздохнув, взглянул на жену.
- Хорошо мы их потрепали. Пусть теперь укрепления и машины чинят.
Он улыбнулся небольшой, но победе.
- Но вот, если ты уморишь себя работой, никто не сумеет тебя поправить. Что станется с Алкарином без твоей верной руки?
Маршал почти не ел и не спал. Сариан поняла, сейчас ей опять не удастся накормить его, уложить в постель. Воительница вышла из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.
Быть женой отважного воина нелегко. Супруг вечно занят, порой слишком раздражителен. Но она любила его точно так же, как в дни юности, а может даже сильней. Жена маршала – не просто почётное звание, а скорее долг, такой же трудный, как служба Алкарину. Нужно следить, чтобы Дальнир вовремя поел и поспал, и после ночи холода и крови его всегда встречали тёплые руки. Воительница в тайне гордилась собой. Ей всё удавалось.
- Мама!
Нарушил мысль звонкий голос. По двору мчалась Эрин, она постоянно бегала.
За ней трусила огромная собака Анат, похожая на волчицу. Рядом с девушкой всегда были животные. Она не представляла жизни без собак, коров и лошадей, вообще любой живности, дарила любовь всем животным, никогда не привязываясь к одному настолько, чтобы забыть о других.
- Я слышала, ночью была удачная вылазка. Мама расскажи мне о ней.
Взгляд горел любопытством. У неё были густые серебристые волосы и серо-синие глаза матери, высокий рост и стройная фигура отца. Эрин была красива. Она надела светло-серый костюм, что невзначай подчеркнул тонкую талию и высокую грудь. Девушка носила мужскую одежду. Достигнув семнадцати лет, она станет воительницей Аларъян. Ей давно не терпелось повзрослеть, чтобы бороться с теневыми.
Эрин выросла на войне, не зная ничего о мире. Она редко задумывалась о будущем, просто радуясь жизни.
"Погибнет Алкарин или нет, кто знает судьбу королевства?"
Она не любила обременять себя лишними размышлениями. Ловкая и сильная, с самого детства она училась сражаться, помогала подносить камни для метания, перевязывать раненых. Любая работа спорилась в умелых руках.
Эрин очень обрадовалась удачной вылазке, спланированной отцом. Небольшая победа поможет крепости продержаться. Дочь горела нетерпением услышать рассказ о ней.
- Ты сегодня Альгера не видела?
Спросила Сариан, закончив описывать нападение.
- Нет. Наверно, в пергаментах роется, где ещё ему быть? Может он в них ловкость обнаружить хочет.
Эрин не понимала брата, что любому занятию предпочитал книжную пыль.
Он обладал слабым даром Аларъян и совершенно не умел обращаться с мечом. Сариан удивляло, что он готов читать целые дни напролёт. Такие мужчины ей редко встречались.
Матери вспоминались длинные ночи. Рядом с постелью сына стоит жаровня с углями. Ребёнок болеет, он плачет. Целители говорят, для выздоровления малышу нужны покой и тепло. Но откуда их взять на стене среди воинской жизни?
- Это кровь матери и Дарианы, - упрекала себя воительница.
- Нет, это наследство моих родителей, - отвечал Дальнир. – Они у меня нежные, романтичные и никогда бы не вынесли суровости нашей судьбы.
Однако, итог был один: Альгера отправляли в замок Ирдэйн к тётке Айлин.
В тепле и покое мирного жилья он быстро поправлялся, чтобы опять возвратиться на стену.
К десяти годам болезни прошли, оставив на память грустную мечтательность, вечное недовольство собой. От реальной жизни юноша прятался в мир легенд. Там он был смелым героем, таким, каким его хотели видеть окружающие. А сердца родителей тревожились о будущем юноши, каждый Аларъян теперь становился воином, даже самый неприспособленный. Спасение сына - позор для маршала.
Эрин не знала, любит ли брата. Их привязанность никогда не проверялась на прочность. Девушка знала одно: Альгер хрупкий и странный.
Он никому не доверял сокровенные мысли, тем более диковатой сестре.
Закончив говорить с матерью, Эрин снова помчалась на улицу. После ночного поражения враг не решился на штурм, восстанавливая повреждённые укрепления и осадные машины. Хотя война продолжалась, алкаринцы метали камни, но сами раны не получали. Недолгая передышка порадовала людей.
К полудню по крепости разошёлся слух: утром в неё попросилась слепая менестрель, коренная велерианка с помощницей.
Услышав интересную новость, Эрин зажглась любопытством. Впервые в жизни увидеть живую вражескую девушку, да ещё калеку. Возникшее чувство не покидало мысли, пока она стирала бинты в горячей воде. Занимаясь неприятной работой, девушка громко напевала весёлую песенку. Не имея ни слуха, ни голоса, она очень любила петь. Иногда казалось, Анат ей подпевает. Она постоянно бегала рядом. В легендах герои разговаривали с волками, что отвечали им верной дружбой.
Эрин хотелось уметь говорить с собаками, понимать, как они ощущают мир. Девушка верила: животные умеют думать, только по-своему.
Анат похожа на волчицу, такая же быстрая и сильная. Дочери маршала хотелось быть достойной верной собаки или красивой боевой лошади, когда она станет воительницей.
Когда с бинтами было покончено, девушка облегчённо вздохнула. Присев на корточки, она смотрела на заходящее солнце. Скоро наступит вечер. Свободные воины придут на учебную площадку. Туда же отправится и она с братом. Подумав о нём, Эрин ощутила досаду.
"Если Альгер будет сражаться как сонная курица, ей опять будет стыдно. Ну как можно быть таким неуклюжим? Вот, правда, спит на ходу!"
Девушка знала, щёки покраснели, предательски выдав чувства.
"Что за дурацкая особенность кожи?"
Эрин - единственная надежда родителей на достойное продолжение. Почему же мать смотрит на брата так ласково? Отец редко бранит за малодушие. Она делает всё, что положено выполнять хорошей воительнице, но родители любят слабого сына слишком сильно. Когда она станет убивать теневых, они, наконец, начнут гордиться смелостью дочери.
Холодный собачий нос ткнулся в колени. Почесав Анат за ухом, девушка поднялась с земли.
"Ты права, нужно идти. Пора разрешить чужим мечам посчитать мои рёбра."
На учебной площадке против Эрин встала Тойя Дакрин, что привело ученицу в большое волнение.
Беспощадная воительница напирала на врагов, как таран, круша их в бою и во время занятий.
Умения Эрин хватало только на то, чтобы уклоняться от метких ударов, не получая лишних синяков. Но для юной воительницы это было неплохо.
Наконец, Тойя решила, сегодня она хорошо погоняла Эрин.
Ученица радостно опустила клинок.
После занятий положено идти в замок. Но Эрин не хотелось ложиться в постель за каменными стенами. Она бродила среди костров и палаток.
У каждого большого огня пели менестрели, одни лучше, другие хуже. Вдруг внимание воительницы привлёк сильный голос со странным акцентом. Он исполнял озорную песню. Её пела Дийсан, решив, героические сказания Велериана вряд ли привлекут воинов вражеской крепости, а горячий ужин ещё никому не вредил.
Придя к звукам песни, Эрин увидела, высокая девушка перебирает струны арфы. На новый инструмент потратили сбережения, что Вири сумела сохранить во время пожара у себя в поясном кармане. Пока Дийсан пела, беспокойное сердце томилось о судьбе Эра, сегодня менестрель не сумела ничего о ней разузнать.
"Эр, куда алкаринцы тебя посадили? Что они с тобой сделали? Только бы ты был живым! Может ты сейчас меня слышишь? Пусть песня долетит до тебя, чтобы ты знал, я пришла за тобой. Я так сильно тебя люблю!"
Не зная тревог менестреля, глаза Эрин пристально её осматривали.
"Она же совсем слепая! Пусть она непохожа на слепцов, что побираются с кружкой на шее, они жалкие и оборванные. Эта красивая, но она всё равно ничего не видит! Как можно так жить?!"
Эрин не уходила, её томило любопытство.
Замолчав, Дийсан повесила арфу на плечо и подняла длинную палку. Она оставляла её слева от себя, чтобы легче найти. Увидев, как слепая, трогая землю перед собой, ищет место у костра, дочь маршала почувствовала укол неприязни и жалости.
- Я устроюсь здесь?
Калека подсела к огню.
- Ну, и как это - быть слепой, да ещё велерианкой? Наверное, совершенно ужасно?
Раздался девичий голос справа наискосок.
- А что, в Алкарине калек не бывает? Или в вашем королевстве предателей нас давно перебили? Союзников за стену выгнали, а убогих в Великий чертог Создателя отправили.
Дерзость калеки привела Эрин в ярость.
- За королевство предателей я и ударить могу! Вы сами к нам пришли, вас сюда никто не звал!
- Гляди, как бы я тебя не побила. Сперва закрылись стеной, а теперь плачетесь на судьбу. За преступления предков отвечать не хотите.
Рука поднялась. Дочь маршала дала менестрелю пощёчину. Пальцы Дийсан, поймав запястье противницы, крепко вцепились в него. Если не видишь, хватай врага или сразу сдавайся.
Когда Эрин поняла, что не может вырвать руку у калеки, она опешила. Девушка была сильной, как любая воительница. Но годы крестьянского труда сделали менестреля не менее выносливой. Сказалась и тяжёлая работа в монастыре. Эрин ударила другой рукой, но хватка не разомкнулась. Молотя друг друга, что есть силы, соперницы покатились по земле. Дочь маршала оказалась наверху, но слепая отчаянно вырывалась.
И Эрин поняла, победить калеку непросто, они дерутся всерьёз. Девушка покраснела.
- Знаю, мы закрылись стеной, и на судьбу мы не плачемся, но зачем вы на нас напали?
- Я и сама не могу ни в чём разобраться. Да вообще, что на меня нашло? Извини, пожалуйста, только за Алкарин, не за вопрос про слепых.
- За него извини меня ты. Не надо было так спрашивать, просто мне очень интересно, как можно не видеть мир!
- Так мне самой любопытно, как зрячие живут. Представляешь, я с раннего детства лишилась зрения.
- В жизни разное случается. Пойдём со мной в замок. Хорошему менестрелю можно греться у очага. И помощницу свою с собой возьми.
Эрин указала на Вири.
Растерянная служанка не знала, чем помочь госпоже во время драки. Она стояла, замерев от страха, а теперь смогла успокоиться.
- Нет, я подожду, пока меня в замок за хорошее пение пригласят, а не за то, что хотели побить.
- Тогда я завтра сама сюда приду. Можно?
- Конечно приходи, буду рада с тобой поговорить!
Едва Эрин ушла, Дийсан легла на землю, завернувшись в плащ. Во вражеской крепости у неё не было ни уютной повозки, ни места в палатке. Поворчав немного, Вири устроилась рядом с госпожой. Всю ночь они согревали друг друга своим теплом. Даже, чувствуя спиной присутствие помощницы, Дийсан не могла заснуть. Во вражеской крепости в первую ночь спать тревожно.
Менестрель ворочалась, когда всё кругом успокоилось. Только в ночной тишине не спал маршал Дальнир Аторм.
Недавно он принял нелёгкое решение: предлагать всем воинам, попавшим в плен, вступить в алкаринское войско за плату.
"Конечно, служить нам пойдут одни наёмники и трусы, что бегут с поля боя при первом поражении или раньше него. Достойные велерианцы всем сердцем нас ненавидят. Но несколько лишних клинков и есть несколько лишних клинков. Они сберегут надёжным воинам жизни, те самые, что ценней золота и достоинства. Пусть предают и получают монеты, какое-то время они будут за нас сражаться."
***
Небольшая палатка Аркера Малта отличалась утончённой красотой. Утратив память, бессмертный прислужник Вирангата получил вместо неё огромную тягу к красивым вещам. Раз он прекрасен, всё вокруг должно быть великолепным. Полутеневой не помнил любви, поэтому ненависти тоже не испытывал. Прислужник мглы отрицал тепло, не принимал странных существ, что звались людьми. В мире должно быть два цвета: белый - цвет снега, да чёрный - цвет скал. Все люди когда-нибудь станут призрачными. Он сам пока просто несовершенный теневой. Слишком близкий к глупой, горячей жизни. У Аркера Малта был острый, но ледяной разум, каким он прекрасно пользовался, чтобы верно служить Вирангату. Когда он оставался один, в призрачном сердце бродили холодные порождения тьмы, непонятные обычному человеку. Чёрный камень дарил слуге покой, что приносил ему наслаждение.
Аркер Малт прибывал в глубинах безмолвия, пока не отдёрнулся полог палатки, возникла призрачная фигура теневого, как всегда безымянного.
- Ты разочаровал Дивенгарта собственной слабостью, – прошипел холодный голос.
Остаток сердца пронзило подобие боли.
"Господин недоволен! Так не должно быть. Он хочет, чтобы я служил мраку лучше."
- Вы слишком долго осаждаете порубежную крепость. Тебе велено взять её как можно скорей, любой ценой. Вот пергамент, прочти его.
Призрачная рука протянула свиток. Когда Аркер закончил чтение, бледные губы растянула безжизненная улыбка.
Воля короля Велериана, Герберта второго гласила: на помощь человеческому войску с этого дня начнут прилетать теневые.
"Люди достаточно поиграли. Каждый велерианец хорошо уяснил, без помощи Вирангата Алкарину нельзя отомстить. Только царство льда и скал принесёт победу в войне. Два неудачных штурма доказали, люди беспомощны. Враги забросали осаждающих камнями и стрелами, залили кипящим маслом, опрокинули рогатками высокие лестницы."
Прислужник мглы усмехнулся с торжеством и надменностью. Теперь-он выполнит волю Дивенгарта с огромным тщанием. Теневые прекрасны, намного сильней и лучше жалких, спешащих людишек.
На другое утро лорда Гранвера и Глета, капитана наёмников, растянули между четырьмя лошадьми. Войско людей должно устрашиться власти маршала тёмного края.
- Любого, кто по недомыслию решится трусить, ждёт такая же участь. Звания и заслуги значения не имеют! Мне по силам казнить любого из вас.
Бледные губы Малта кривила безжалостная улыбка. Каждому велерианцу казалось, именно в его душу глядят ледяные глаза.
– Сейчас все на приступ! Убивайте побольше врагов. Так уж и быть, разрешаю вам отступать, спасая никчёмные жизни, когда штурм станет безнадёжным. Только бы алкаринцев стало намного меньше.
Сказав короткую речь, полутеневой занял обычный пост на высоком холме.
Войско третий раз штурмовало крепость. Алкаринцы гибли от рук врагов, но нападение было отбито. Только осаждённые напрасно радовались, впереди воинов ожидала тяжёлая ночь.
***
Голова сильно болела, хотелось пить. Ощупав себя, Айрик понял, что обзавёлся огромной шишкой на лбу. Осмотревшись вокруг, юноша увидел, его заточили в темницу. Каменные стены, окно под потолком, но вместо соломы в углу постель с одеялом, на ней удобно лежать. И воздух совсем не спёртый, только немного пахнет сыростью.
"Ну вот, я угодил в плен к предателям. Похоже судьба серьёзно решила, что мне пора умирать. Враги вряд ли меня пощадят, зачем им нищий велерианец? Почему этот воин сразу меня не убил? Ничего не пришлось бы ждать. А теперь! Но может, ещё обойдётся? Зачем-то меня сюда притащили? Может у алкаринцев отыщется повод, оставить меня в живых?"
Юноша очень на это надеялся.
Встав с постели, он обследовал подземелье, ощупывал стены, даже заглянул под кровать. Нигде ни лазейки.
"Да, из темницы только в сказаниях и убегают. Ни один настоящий грабитель в Эрге из неё ещё не выскальзывал. И я отсюда удрать не сумею."
Закончив осматривать подземелье, юноша не знал, чем заняться дальше.
"Ждать решения участи, оказывается, нелегко. Почему я не умею петь, как Дий? Я бы попробовал, да слишком смешно получится. Вдруг кто из врагов услышит?"
Айрик принялся вспоминать оскорбительные песни, что пели в тавернах про королевство предателей.
"Жалко темно, и чего-нибудь острого у меня нет, а то бы я слова на стене написал, пусть на память врагам останутся."
Настала ночь. Юноша сумел заснуть. Ему снились беспокойные сны. Бледная женщина смотрела с укором. Туманный человек улыбался, приветливо махал рукой, словно звал. Только идти не хотелось. Вдруг сердце обжёг странный огонь.
Проснувшись, юноша понял, его обжёг медальон.
"Раньше с этой вещицей такого не творилось. А лорд и леди с портрета зачем приснились? Лорд и вообще напугал, слишком на призрак смахивал."
Растерянный Айрик больше не сомкнул глаз.
Далеко от него, в столице Алкарина, Айдрин Тарир проснулась в тревоге. Она поняла, время свершений пришло, вот только какими они окажутся?
"Судьбы целого мира сейчас держит слишком тонкая нить! Кто поможет нам?! Пусть Создатель его сбережёт!"
Увы, молитвы не долетали до темницы, где Айрик томился бездельем. Чтобы отвлечься, он оторвал от одеяла несколько длинных полосок и принялся вязать их странными узлами, составляя узор.
"Интересно, что у меня получится? Но выйдет же что-нибудь. Когда придут, спрячу их под кровать, чтобы смеяться не над чем было."
Не долетали молитвы провидицы и до Вилента Калфера, что приближался к темнице, где находился принц. Для каждого пленника выбор один: либо алкаринское войско, либо петля. Для осаждённых врагами воинов проявлять милосердие – роскошь. Когда крепость падёт, живые пленники поднимут клинки. Только мёртвые никого не убьют.
Вилент открыл дверь. Направив свет лампы, он оглядел нищего юношу. При виде знатного воина, тот хотел вскочить с постели, вытянуться в струнку, как перед другими наёмниками, но удержался, вспомнив, перед ним враг. Одежда юноши давно потеряла цвет или никогда его не имела, настолько она вытерлась. Сапоги разбиты, во время марша в них остаются вода и снег.
Айрик не успел выпустить начатые узелки и косички, они показались Виленту глупыми. Пленник испуган и насторожен.
"Вот с таким никаких хлопот не возникнет. Сразу видно, он из наёмников, точно не лорд, не человек на службе у знатных."
- Как твоё имя?
- Эр Крин.
- Какого ты происхождения?
- Я нищий без рода и племени, кто были мои родители, не знаю.
- Слушай меня, Эр Крин, у тебя есть отличная возможность спасти свою жизнь. Вступив в войско Алкарина, ты не только избежишь смерти, но и сможешь хорошо заработать. Уж точно одежду сменишь, и кормят у нас замечательно. А если откажешься воевать на нашей стороне, тебя повесят в ближайшие дни, но я верно думаю, тебя не устроит такой исход?
Воин смотрел на него так, как глядят велерианские стражники на жалкого попрошайку, что с детства привык к унижению. В глазах юноши вспыхнул стальной вызов. Вилент повёл разговор неправильно.
- Нет, всё не так. Смерть от руки врага меня отлично устроит. Доходить последние дни на земле можно в плохой одежде без денег. Кормить откажетесь, в детстве я голодал. Слабым легче умру. Я не стану служить королевству предателей!
- Подумай хорошенько, обратной дороги для тебя нет. Наш маршал ни одного смертного приговора не отменил.
В голосе воина слышалась непонятная горечь.
- Здесь сомневаться нечего. Я не вступлю в ваше войско и всё.
Замкнувшись, юноша накрепко переплёл пальцы.
Вилент вышел за дверь. Тогда Айрик понял, что натворил, разом приговорив себя к казни.
"Но можно вступить в их войско, а позже перебежать обратно к наёмникам. Так легче лёгкого поступить, тогда сумею отлично жить дальше."
Однако, казалось, Айрик ощутил не просто сердцем, а собственной кожей, поддавшись придуманной хитрости, он что-то в себе сломает, так же бесповоротно и окончательно, как петля прерывает жизнь. К наёмникам возвратится другой человек, вовсе не он.
"Это тоже самое, что молить Урги о пощаде, надеясь дождаться его за углом, чтобы заколоть ножом в спину, как раз по-грабительски. Даже Сальви меня бы одобрила. Но тогда все поймут, я - трус. За жизнь я сделаю, всё что угодно. Меня можно, как тесто для лепёшки, налить в любую форму, какую только захочется, просто пригрозив смертью. И потребуют! И унизят! Станут унижать до самого конца! А, наверное, жизнь оказалась бы долгой!"
Айрик стремительно схватился за узелки, начал вязать косички, отрывал полоски шерстяной ткани, чтобы мысли были чем-нибудь заняты.
"Вот хотя бы одеяло врагам испортил."
Ночью юноша вставал, ходил по камере, прижимался лбом к холодному камню, отчаянно хватался руками за решётку.
"Там всегда темно! Вот так же мрачно, как сейчас. Там ничего нет! Меня не ждёт свет Создателя, я - нищий. Моё место среди теней, что не помнят себя. Я не вернусь в таверну Сальви! Никогда не коснусь Дий! Никто не расскажет им, как я умер."
Айрик ложился обратно, но снова вставал. Медальон обжигал ледяные пальцы, хорошо опять наступал день. В скудном свете окна смертник находил силы, чтобы выдержать ожидание.
***
Утро выдалось холодным. На землю выпала большая роса. Но в рассветный час Дийсан дрожала совсем не от холода. Вчера Эрин сказала, юношу по имени Эр Крин завтра повесят на дворе крепости. Вместе с другими воинами, что отказались пойти служить в алкаринское войско.
"Утром его казнят! Руки остынут! Ничего для него ни исполнится! Останутся безмолвие и пустота! В свете Творца земного счастья не существует!"
Поднявшись с земли, менестрель ушла в дальний угол лагеря, где безутешно заплакала.
"Эр не должен умирать! Его повесят из-за меня. Если бы не насильники, он бы не стал наёмником, не попал в плен. Вместо него надо погибнуть мне! Зачем я остаюсь жить?!"
И всё-таки менестрель справилась со слезами. Сегодня вечером ей разрешили последнее свидание с Эром. Сам маршал Алкарина оказал велерианке такую милость. В королевстве предателей хорошо обращались со смертниками, тем более с воинами, что повели себя достойно перед концом.
"Я буду сильной! Смогу его утешать! Только его последний взгляд останется безответным, когда обратится ко мне! Говорят, перед смертью глаза всегда просят о жизни, а я не смогу в них заглянуть, чтобы Эру стало легче!"
От такого бессилия менестрель снова заплакала.
"Зачем ты такой упрямый?! Ты же мог согласиться! Нет, я то знаю, никак не мог!"
Девушка поняла, начался штурм. Слушая страшные звуки, Дийсан отдавалась им всем сердцем.
"Пусть придут! Чтобы крепость пала! Тогда Эр останется жив!"
Кричали люди, звенела сталь, стучало сухое дерево. Менестрель поднялась, захваченная жестоким тактом сражения. Но вдруг, суровый ритм нарушил мелодичный зов, полный любви и тепла. В подвалах замка что-то пело. Оно влекло Дийсан, звало, мечтая наполниться песней, стать огромным и сильным. Сердце менестреля зазвучало вместе с горячей мелодией, оно могло поделиться силой, готово было отдать любовь, надежду, рождённую сердцем грусть. В душе много чувств, она может расстаться с их частью. Тогда жар оживёт, чтобы противостоять холоду. Не помня себя, менестрель устремилась на зов, она не могла на него не идти. Неважно, что замок ей незнаком, в подвале крутые ступеньки, раз прекрасная песня звучит впереди! Сердце бьётся звуком мелодии.
Дийсан отыскала её источник, это была каменная чаша на высоком постаменте. Именно из неё раздавался мотив, что не мог освободиться, но так мечтал родиться на свет.
Коснувшись чаши рукой, менестрель в полный голос запела. Мелодия полилась полная, свободная, прекрасная. Дийсан стала центром большого жара, всего, что живёт на свете. Собственный огонь менестреля вплетался в живую песню, делал мелодию чистой, дарил неповторимый оттенок. Дийсан не знала, что её окружило ослепительное сияние Алар. Сила жизни вырвалась на волю, поднялась вверх, словно тянулась к солнцу сквозь камень тяжёлых сводов.
Рождённую пением силу ощутили все Аларъян в крепости. Дийсан продолжала вести мелодию, словно слилась в унисон с самой жизнью. Почувствовав зов огня, Сариан, Эрин, даже Дальнир Аторм спустились в подвал, оставив стены замка. Хорошо враги как раз отступили.
Воительница и маршал замерли на пороге. Комнату заливал свет. Чашу наполняла Алар невиданной силы.
- Древняя чаша ожила, – произнёс поражённый Дальнир. – Если окунуть в живой огонь клинок, сталь станет смертельной для теневых.
Сариан и Эрин без сил прислонились к стене. Их захватил горячий поток.
Один за другим в подвал спускались воины. Они окунали клинки в свет. Тогда сталь становилась похожей на серебро, какой бы тусклой не была раньше.
Когда песня иссякла, Дийсан упала без сил. Воительница с дочерью бережно отнесли её в замок.
Проснувшись в вечерний час, менестрель мгновенно вспомнила о любимом.
- Эр! Он ещё жив? Я не опоздала к нему?
Она со страхом ждала ответа от тех, кто мог находиться рядом.
- Вставай, идти на последнюю встречу, самое время.
Голос Эрин звучал приглушённо.
Менестрель поднялась, подруга подставила ей руку.
- Но что за песню я пела утром? Я и сама не поняла. Просто мелодия позвала, она была такая хорошая, живая, горячая!
- Ты разбудила чашу силы, способную дарить Алар клинкам. Теперь обычные воины могут убить теневого, благодаря тебе наша крепость сегодня устояла.
Менестрель удивилась. Вдруг она поняла.
- Но тогда я могу попросить твоего отца помиловать Эра! Пусть он его пощадит! Я же спасла вас сегодня!
- Давай попробуем, хотя боюсь, у нас ничего не выйдет, у меня очень суровый отец, но всё равно попытаться надо.
Пройдя по длинному коридору, девушки вошли в кабинет маршала.
Потрогав тростью высокое кресло, менестрель опустилась на колени, низко склонив голову.
- Молю вас, помилуйте Эра Крина! Пожалуйста, не надо его казнить! Я же сегодня вам помогла! Неужели целая крепость не стоит единственной человеческой жизни?!
Дийсан кусала губы, чтобы не плакать, но слёзы всё равно покатились. Перед Дальниром на коленях стояла слепая девушка, сильная Аларъян.
"А моя Сариан молила бы так за меня? Если бы мы оказались у велерианцев."
- Хорошо, я пойду с ним поговорить. Пойми меня, девочка, закон на войне один. Если мы казним всех, кто не вступает к нам в войско, его тоже нельзя пощадить. Ни твоя любовь, ни твоя сила моего решения не отменят. Я не могу оставить жизнь одному, раз остальные умрут. Но я с ним поговорю.
Маршал поднялся.
- Вы тоже идите со мной. Ночные часы для смертника коротки. Когда я закончу, ты сразу к нему войдёшь.
Услышав щелчок дверного замка, Айрик невольно вздрогнул.
"Обещали казнить завтра, а что? Решили сейчас? Так вроде вечер, по вечерам не вешают."
В темницу вошёл высокий воин. Сегодня юноше оставили лампу, поэтому он сразу осмотрел незнакомца. Новый воин был ещё грозней, чем тот, что приходил раньше. Айрик невольно им восхитился.
"Вот бы научиться держаться так! Но чего это я? Мне теперь никак не держаться."
Присев на табурет, маршал внимательно осмотрел пленника.
- Эр Крин, я пришёл с тобой поговорить.
- Зачем?
- Твоя девушка Дийсан Дарнфельд сегодня помогла нам отстоять стену. Ты не бойся, она того не хотела, просто так вышло. Она приходила просить за тебя, потому что любит. Когда ты умрёшь, девушка будет страдать.
- Из моей жизни для Дий тоже ничего хорошего не выйдет. Слабый не сможет её защитить. Скажите, труса любить правильно?
- Нет, лучше ответь ты сам, почему воевать на стороне Алкарина для тебя равняется отсутствию смелости.
- Так вы же всех предали. Разве у вас предателей не убивают? Хотя, наверное, правда милуют, вы же сами предатели.
Юноша усмехнулся. Нищий наёмник понравился маршалу. Он глядел прямо, говорил дерзко, но искренне.
- Только сейчас вместе с вами бьётся ледяной край. На нашей стороне он не сражается. Разве Вирангат может вести за собой людей ради достойной цели?
- Тем быстрее мы вас победим. Мы жили с ледяным краем тысячи лет и ещё проживём, зато вы за всё, наконец, заплатите. Вы тоже поймёте, как жить в голоде и нищете.
- Поверь, мы много успели понять. Послушай, ты можешь добиться больших высот. Я могу тебе помочь. Я вижу достоинство смелой души. Останешься жить, сумеешь во всём разобраться. Если погибнешь, разом лишишься надежды.
Слова алкаринца затронули сердце Айрика. Но перед ним был лорд. Знатные всегда обманывали нищих, сперва обещая горы золота, в конце убивали и мучили.
- Я без того знаю что правильно. Жить в королевстве предателей никому не стоит, мне в том числе.
Юноша остался непреклонным. Дальнир Аторм, вздохнув, поднялся.
"Прощай, несговорчивый мальчик. Завтра Алкарин наградит твою смелость петлёй."
- К тебе пришла твоя Дийсан. Попытайся сам её утешить, раз ты оказался настолько упрям.
Ступив в темницу, девушка в тревожном ожидании замерла на пороге.
Лицо юноши осветила удивлённая, мальчишеская улыбка. Жаль маршал её не увидел.
Порывисто вскочив с места, Айрик крепко прижал к себе менестреля. Пригнувшись, он приложил тёплые ладони любимой к щекам, покрытым юным пушком, и высокому лбу.
- Чувствуешь, рост у меня немаленький, вон как наклониться к тебе пришлось. Ты запомни, какой я был! Ладно?
Слова словно вырвались из самых глубин души. Дийсан залилась слезами, судорожно притянув Айрика к себе.
- У меня про тебя и сказания хорошего нет!
Юноша растерялся, Девушка плачет о нём.
- Дий, знаешь. Когда-нибудь красивый лорд услышит твой голос, полюбит и женится на тебе. Тогда ты поймёшь, как хорошо, что меня давно нет. Я бы тебя никому не отдал! Пришёл с острым ножом, чтобы тебя отбить, и забрал обратно в трущобу.
- Мне никого больше не надо! Я не смогу без тебя! Только ты и отец защищали меня такую, какая есть, прощали от чистого сердца. Даже бабушка Наарет всегда чего-то ждала. Ты один любил надёжно и преданно! Так зачем-то Создатель решил тебя у меня отнять! Ненавижу несправедливый мир!
Выкрикнув страшное, Дийсан устыдилась себя, сжалась в комок, захотела выбраться из кольца уверенных рук.
- Выпрямись!
Айрик поднял её на ноги.
- Выпрямись! И никогда не плачь, не показывай страха, даже если внутри всё дрожит. Словно опять на высокую яблоню лезешь. Тогда защита найдётся, будет надёжней моей.
Девушка успокоилась. Юноша взял её на колени.
- Я попрошу, чтобы тебя хорошо одели и положили рядом со знатными на костёр.
Она словно оправдывалась. Айрик улыбнулся.
- Вот и отлично. Мёртвый, последний вызов им брошу, благодаря тебе. Возьми на память, я долго их плёл. Может быть пригодятся.
Он вложил в руку любимой косички из грубого, шерстяного одеяла: единственное, что мог ей оставить после себя.
"Разве что медальон... Но сердце сопротивлялось."
- И если сможешь, ты расскажи Сальви, что я, как надо погиб.
- Конечно, выполню всё! Послание кому-нибудь продиктую, твоя сестра его прочитает. Их проклятую крепость непременно скоро возьмут.
- Правильно, штурма дождись, после, иди на службу в отряды богатого лорда, с таким голосом тебя куда угодно возьмут. И, Дий, запомни ещё. Я хотел жить долго, да только вот для чего? Ладно, повоевал бы, отлично предателям отомстил, а дальше что? Возвратился бы в таверну Сальви, золото бы пропил, твою судьбу бесповоротно разрушил, опускался бы ниже, как остальные нищие. Много я видел таких. Завтра я успокоюсь, перестану метаться просто и на всегда.
Она только сильней заплакала, не зная, что возразить на его страшную правду. Прижалась лицом к горячей груди, охватила жёсткую голову, чтобы запомнить, помочь, не расстаться!
Так они и сидели, пока не настал рассвет и смертника не пришли готовить к казни пожилой воин, что давно не держал меч и два дюжих тюремщика. Когда подходит последний миг, порой сдаются и самые дерзкие.
- Ну всё, вам пора, - услышала Дийсан неторопливый голос. Юноша разомкнул руки.
- Дий, ты иди. Всё хорошо.
От слёз менестрель ничего не смогла ответить.
- Проводите меня туда, пожалуйста! - попросила она, когда на локоть легла рука подруги.
Девушки вышли. Айрик остался. На столе стояла еда. Он не знал, трогать её или нет.
"Они же все на меня смотрят. Как я смогу есть?"
Но пища так пахла. Крепость не голодала. Ворота Алкарина давно ожидали врагов, поэтому отлично запаслись провизией, её хватало и обречённым. Хорошее мясо, белый хлеб, даже кусок пирога. Айрик касался его пальцем, и сразу отводил руку.
- Да поешь, ты, поешь. Твоей гордости наша еда не унизит. Обычай такой, кормить смертников перед казнью. Мы проявили уважение, прояви и ты, - сказал пожилой воин, взглянув на юношу так, что тот взялся за вилку.
Пока он ел, в темницу принесли ванну. Айрик стоял перед ней, не зная, что делать. Наверно, в такой надо мыться. Но раньше он плескался в Эрге или в таверне окатывал себя из ведра.
- Чего ты стоишь? Времени у тебя не так много.
- Значит, в ней, правда, моются?
Айрику понравилось, что при его росте он может почти весь погрузиться в горячую воду. Мочалка была жёсткой, мыло приятно пахло. Юноша мылся быстро, чтобы его не успели поторопить.
- И чему ты так улыбаешься, спрашивается?
Проворчал алкаринец, словно бы про себя.
- Так я в этой лохани почти весь поместился. Она у вас тут немаленькая!
Юноша развёл руки в стороны, показав огромный размер. Когда он вышел из воды, ему подали длинную рубаху белого цвета. Ткань была мягкой на ощупь. Айрик невольно потянул её, проверяя на прочность.
- А это мне для чего? Мою одежду никто носить не захочет. Думал, она вместе со мной на тот свет и отправится.
Юноша не мог ничего понять. Удивлённо глядя на хорошую ткань, он продолжал её растягивать.
- Ты же к создателю идёшь, значит, надо одеть тебя в чистое.
Горло тюремщика дёрнулось, словно пытаясь что-то сглотнуть.
- А у вас что, смертников под решёткой не тащат? И гнильём по пути не забрасывают?
- Ну, душегубов каких, это бывает. А тебя нам за что тащить?
Сердце когтила обида.
- Был бы я старше, нашлось бы за что!
Голос дрогнул, сорвавшись.
- В этом и сомневаться нечего! Перед смертью не каждый так хорошо держится.
Внезапно решившись, Айрик расстегнул медальон.
"Нужно было расстаться с ним ночью."
Смертнику казалось, он отнял у себя частичку души, только потом и вообще будет поздно.
- Вот, здесь есть слепая девушка, Дийсан зовут. Она менестрель, отдайте ей, ладно?
Когда Айрик протянул оберег королевского рода, тот ослепительно вспыхнул. Свет ударил воину прямо в глаза, заставив внезапно вспомнить давний приказ: о человеке, что имеет заветную вещь, нужно немедленно доложить маршалу.
Алкаринец вышел, никому ничего не сказав. Тюремщики удивились, но продолжили делать своё дело. Айрик накинул рубаху. Чистая ткань приятно легла на чистую кожу. От хороших ощущений юноша передёрнул плечами.
- Ты руки-то назад сам заведи, ладно? Если спокойно пойдёшь, мы не будем тебя сильно стягивать.
- А как я ещё пойду? Я сам решил умереть.
Развернувшись, обречённый и протянул запястья. Связав его, тюремщики вздохнули и повели узника на двор.
Оказавшись на солнечном свете, Айрик сначала щурился, он давно на улице не был. Юноша вдохнул полной грудью весенний воздух, пока ещё мог им дышать. Захотелось расправить плечи, но руки-то были связаны.
Айрик с интересом осматривался кругом.
"Построек здесь больше, чем у наёмников, и выглядят они лучше. Наверно, алкаринцы их красят."
Вместо эшафота юноша заметил шесть петель и небольшие скамьи. Из темницы вывели других приговорённых, суровых и мрачных.
"Сразу видно, воины знатного лорда, а с ними я затесался."
Мысль вызвала невольную улыбку.
Алкаринцы кричали и свистели, они ненавидели врагов, что пришли на их землю с мечом.
Сердце смертника успокоилось. Гневные крики вернули душевное равновесие. Когда его поставили на скамью, тюремщик протянул палачу пару монет.
- Ты, мальчика вон того, первым повесь. Не надо ему тяжкого видеть и мучиться.
Скамья оказалась устойчивой, верёвка прохладной и влажной.
"Наверное, смазали чем-то. Говорят, тогда не так больно бывает."
Оглядываясь вокруг, Айрик заметил Дийсан. Она стояла в толпе с Вири и высокой девушкой, что приходила за ней в темницу.
"Хорошо, я Дий вижу, а она меня нет".
Айрик напряжённо застыл, чувствуя верёвку на шее. Спокойно стоять было трудно.
"А я же умру! Вот прямо сейчас и умру! Повисну в петле и всё! Для чего я вообще жил? Зачем приходили мечты?! Зачем полюбил Дий? Раз мне всё равно умирать."
К горлу подступил комок. Через мгновение шею захлестнула петля. Айрик забился, пытаясь дышать, пока верёвка не сломала шейные позвонки. Увидев, как мёртвое тело, спокойно кочнулось в петле, тюремщики с облегчением отвели взгляд.
- Режьте! Верёвку! Режьте! Её!
Закричала Сариан, прорвавшись через толпу.
- Создатель, что мы наделали!
Прошептал Дальнир Аторм побелевшими губами. – Мы казнили последнего принца великого королевского рода, единственную надежду нашей страны.
Петлю разрезали. Айрик упал на землю. К нему подбежала главная целительница крепости Тинэль Калфер. Рядом с юношей кружил яркий свет нерастраченной Алар. Здесь на войне, где смерть забирала людей до срока, Тинэль не раз видела, как уходит вдаль сила погибших. Чей-то огонь отчаянно цеплялся за тело, отказываясь оставлять мир, порой пытался увести за собой других, иногда стремительно рвался вперёд, словно встречая давно желанное.
Дар казнённого принца растерялся. Он кружил над телом, словно не зная, как поступить. Возможно, оттого горячие искорки коснулись силы целительницы. Она находилась рядом, излучая другой, но похожий свет. Запутавшийся юноша. Внезапно свершившаяся судьба.
"Каким ты был, Айрик Райнар? Никто на Родине теперь не узнает тебя!"
Нежданно искры откликнулись на зов Тинэль. Ярко синие глаза юноши заглянули ей прямо в душу.
- Зачем жалеешь? Я умер быстро, лишнего не страдал. В сравнении с многими мне повезло. Отпусти! Боли не причиняй. Огню неживого положено распадаться, ты не даёшь.
Сердце дрогнуло, затронутое смирением взгляда, того, кто принял внезапную смерть, как неизбежный исход, пусть едва начинал жить.
Целительнице хотелось рыдать в голос.
- Айрик, ты же наш принц! Ты алкаринец, Айрик! Смотри! Ты вернулся домой! Теперь ты лежишь на родной земле!
Искорки замерцали, пытаясь разрушить связь, уйти, никогда не узнав тайны собственного рождения, настоящей цены юной души.
Силой целительного света Тинэль удержала дрожащие огоньки, направила их в не остывшее тело, распределив по сети сосудов, что была тонкому дару отлично видна. Когда свет женщины коснулся разрушенной кости, она ощутила преграду, ей стало больно. Соединить частицы костей, значит, поделиться собственной жизнью, совершить больше, чем может выдержать сердце. Такой поступок нарушает все законы природы. Чужой свет должен стать родным для не предназначенной ему плоти. Но сила целительницы упорно проникала через барьер, словно бы поднимая слабой рукой тяжёлую каменную плиту. Кости срастались.
"Всё правильно. Жизнь за жизнь. Алкаринцы казнили последнего принца великого рода. Наша кровь тебя и вернёт."
Сердце остановилось, разорванное страшным усилием. Тинэль упала на землю.
А принц Айрик Райнар снова вдохнул, сначала тихо и неуверенно. Когда свет ударил ему в глаза, когда возвратились звуки, юноша растерялся, не понимая, что происходит.
- Я помню, как задыхался. Мне было страшно, потом что-то хрустнуло. И всё.
Дальше не было ничего.
Айрик поднялся на ноги.
"Всё правильно. Другие висят. А я?... Нет, только не снова! Боюсь, не смогу ещё раз."
Рядом стоял вчерашний воин и знатная воительница. Ещё уносили тело какой-то женщины.
"Она что? Умерла за меня? И зачем эти двое на меня так глядят?"
- Возьмите ваш медальон, ваше Высочество, - сказала суровая леди. – Он обжигает нам руки, хочет вернуться к вам.
- Кто? Я? Ваше Высочество? Наверно, я всё-таки умер.
Юноша надел медальон.
"Создатель! Какой он ошеломлённый! Какой затравленный! И так ненавидит родную страну, что дал нам себя повесить!"
- Да, ты Айрик Райнар, наследный принц Алкарина, последний в своём роду.
- Неправда! Вы лжёте! Я вам не верю! Я не могу быть принцем! Тем более вашей страны.
Дальнир и Сариан переглянулись.
Вдруг Айрик услышал плач Дийсан. Он побежал к менестрелю, забыв про прошлые горести.
"Эр! Мой хороший! Зачем ты погиб?! Как быстро они тебя казнили!"
Менестрель закрыла лицо руками.
- Я здесь, Дий, вот он я, слышишь?! Меня не повесили, я вернулся к тебе. Теперь никуда не денусь!
Горячие руки подняли любимую с земли, бережно вытирали слёзы. Менестрель зарыдала ещё сильней. Перейти от горя к радости нелегко.
Свершилось. Принц Алкарина вернулся в родную страну. Но что принесёт королевству его страшное возвращение?..
Часть III
***
Огромная постель была занавешена пологом, чтобы дневной свет не помешал хорошему отдыху наследного принца. Амир просыпался, потягивался до хруста в суставах, широко зевал, он знал, если не будет охота, можно и не вставать.
Вдоволь понежившись в постели, юноша позвонил в колокольчик. В покои принесли ванну с ароматными травами и масла, чтобы растереть тело принца. Пока роскошный туалет приводили в порядок, Амир блаженствовал.
Едва юноша покинул покои, его окружила толпа молодых придворных, что всегда ищут милости. Во дворце Амир - всеми признанный наследник престола. Королева Риен сделала для этого всё возможное. Она не верила предсказаниям.
В первые дни войны её кровного малыша отдали во власть чужеземцев. Неведомая судьба привела его к смерти или безвестности. Но, спасибо Создателю, у неё есть другой сын – красивый, почтительный юноша, очень любимый двором. Из него выйдет неплохой правитель. Немного жаль, что Амир не обладает яркими талантами, желательными стране в тяжёлое время войны. Но рядом всегда окажутся мудрые советники, они помогут юноше править после её смерти. Она совершенно не подходила к восхождению на трон, но продержалась у власти целых семнадцать лет.
В первые годы правления королева радостно наблюдала, как по залам дворца топочут ножки пухлого малыша. Амир рос прелестным, шаловливым ребёнком, её единственным утешением.
Вечерами он забирался на колени матери. Она любила его подержать, пусть ощущала, как на движения маленького отзывается повреждённая поясница. Сначала малыш лепетал, со временем научился рассказывать о разных детских делах. Слыша тоненький голосок, королева смеялась, вспоминая себя прежнюю.
Подрастая, Амир оказался не очень прилежным в учении, но разве когда-то она не была точно такой же.
- Мама, как мне надоели суровые вельможи! Я устал! И хочу играть и сражаться!
Риен не могла отказать горячей просьбе в красивых глазах, чуть капризному голосу и улыбке.
"Словно в нём моя собственная кровь. Беспечный нрав романтической юности."
Усталое сердце оживало глубоким материнским чувством. Жизнь наполняла единственная любовь.
Окружённый придворной лестью и безграничной нежностью правительницы, мальчик становился надменным, легко усвоив внешние манеры поведения принца, холод, приказной тон.
- Я буду править! Все говорят, я прирождённый король!
Риен умилялась такой уверенностью.
- Конечно, когда-нибудь так и случится.
"Хорошо, он не рвётся к свободе, как я в своё время."
Превратившись в красивого юношу, Амир по-прежнему вызывал в материнской душе только восторг. Сердце, скорее страстное, чем рассудительное, мудрых предостережений не понимало.
На посту канцлера лорда Одара Ирдэйна два года назад сменил его незаконный сын Наркель. Он унаследовал ум и хватку отца, который с большим удовольствием дал отпрыску титул и имя.
Постарев, Одар Ирдэйн проводил время в дворцовом саду и на скотных дворах близлежащих замков. Возвращаться в родную вотчину ему было незачем, Ларита Ирдэйн умерла четыре года назад, скончалась тихо, во сне, никого не побеспокоив. Сыновья полюбили столицу. Мальчик Дарианы рано или поздно станет правителем королевства. Айлин с мужем, незначительным лордом, уехала в сельскую глушь.
"Хотя бы кто-то решил позаботиться о родовом достоянии."
Радовался мудрый сеньор.
Встречая деда в покоях дворца, Амир относился к нему со снисходительностью юности, что хочет цветущего здоровья и не переносит дряхлости. К дяде принц питал доверие и дружбу. По-другому быть не могло, Наркель баловал мальчишку с самого детства.
Канцлеру было одиннадцать, когда племянник появился на свет. Ребёнок казался ему очень занятным. Как только Амир достиг подходящего возраста, Наркель начал обучать его управлению страной. Беззаботность наследного принца вызывала у него одновременно умиление и большую тревогу. Принимая привязанность канцлера как должное, Амир не понимал строгих укоров:
"Мой дядя ко мне слишком требователен! Никто, кроме него на меня не бранится. Я знаю, как верно приказывать и подписывать. Для чего королю советники, если весь день всё равно приходится проводить в делах."
Юноша досадовал и сердился.
Шагая среди легкомысленных подхалимов, Амир направлялся в покои матери для церемониального приветствия.
Королева встретила приёмного сына, сидя в кресле, как обычно, бледная.
"Погибающей стране досталась бесплодная правительница, - только Риен понимала, сколько правды в горьких словах. - Поясница болит, но улыбка всегда на лице, раз она - королева. Придворные должны видеть: в стране всё хорошо."
Тем более её мальчику улыбнуться легко, ему невозможно не радоваться.
Риен с трудом вспоминала весёлую дикарку, что беспечно носилась по полям, признавалась в любви принцу Амралу, встречая ответное чувство. Но иногда, по ночам приходили хорошие сны. В них Амрал был живой, и она не болела.
После ярких видений просыпаться совсем не хотелось. Хорошо, сегодня они не пришли.
Королева спокойно направилась к завтраку.
Принца волновала бледность матери, тёмные круги под большими глазами. Конечно, она никогда не отличалась здоровьем, но не часто это было настолько заметно.
"Что, если Риен скоро умрёт?!"
Внезапная мысль обдала холодом, заставила сердце вздрогнуть:
"Мне рано быть королём! Да, я абсолютно готов к правлению страной. Но столько скучных обязанностей! Творец, прошу, пусть она проживёт как можно дольше! Даст мне остепениться, достигнув зрелости."
Когда рука правительницы потянулась пригладить ему волосы, юноша отшатнулся. Он давно немаленький.
Придворные рассаживались за столом по праву рождения и по положению во дворце. Сын сидел по правую руку от королевы, по левую находился Наркель Ирдэйн, рядом его отец.
Слева сидела красивая девушка, по имени Цаони - дочь лорда Роланда Клайса. Несколько лет она считалась наречённой наследника престола.
Род Клайс только немногим уступал в доходах и знатности семейству Ирдэйн. К тому же лорд Роланд привык находиться при дворе.
Цаони старательно делала вид, что совсем не голодна.
"Но я же, впрямь, не хочу есть, неважно, что аппетитный десерт так и глядит на меня, всё равно я его не попробую. Иначе можно поправиться."
Девушка счастливо улыбалась, когда на неё попадали горячие взгляды жениха, совершенно не догадываясь о том, что светлые волосы и серые глаза на очаровательном личике невесты, ни капли его не привлекают. Тоненькая фигурка, робкая улыбка кажется принцу лишённой красок. Амиру нравились пухлые девушки, весёлые и податливые.
"Была бы она хотя бы немного ярче. Пресная, как разбавленное вино. Но пока есть доступные служанки и красивые фрейлины, унывать не стоит."
Однако, принц был изысканно внимателен, подкладывая в тарелку Цаони ароматные фрукты, покрытые кремом, до каких она не могла дотянуться, вёл непринуждённую беседу. Цаони улыбаясь, откусывала от каждого по кусочку и морщила носик. Юноша забавлялся,вовсе неутомлённый лёгким флиртом со скучной девушкой. Скоро трапеза закончилась.
- Сегодня ты со мной и канцлером будешь читать письма и донесения курьеров.
Строго приказала Риен, чтобы принц не умчался по своим делам.
Тяжко вздохнув, Амир пошёл в рабочий кабинет матери.
Сидя в уютном кресле, Наркель Ирдэйн зачитывал вслух пергаменты. Королева Риен слушала текст, прикрыв глаза. Она неизменно одобряла решения канцлера, так и не научившись принимать собственные. Правительница была упорна в одном, никакие обвинения против мудрого советника она не слушала. Лишиться его поддержки, значит, обречь королевство на большие невзгоды. Даже если канцлер, как говорят, не избегает собственной выгоды, он незаменим для страны.
Наследник престола пытался вмешаться в работу, хотя его мнения друг другу противоречили. Придворные честолюбцы, давая советы, тянули Амира каждый в свою сторону. У самого принца не хватало ни знания, ни терпения разобраться во всём лично. Он быстро вспыхивал и быстро гаснул, словно чадящее пламя сырого дерева.
Первые документы юноша слушал внимательно, запальчиво выдвигал предложения. Пока сын говорил, королеве казалось, он прав. Но выслушав Наркеля, Риен убеждалась, Амир ошибается. Старания юноши хватало ненадолго. Через пару часов он начинал скучать, став невнимательным. Принца влекли блестящие развлечения, улыбки девушек, отважные упражнения с клинком.
Когда его отпустили, юноша быстро помчался на учебную площадку , чувствуя ликование.
Высокий, стройный Амир имел тёмные волосы кровной матери и серые глаза отца. Он был красив, но не хрупкой красотой Дарианы. Черты принца, очень похожие на материнские, были резче, мужественней. Занятия с мечом привлекали его куда больше государственных дел.
С тяжёлым клинком в руках он за два часа сокрушил четверых партнёров, отнюдь неплохих воинов. Однако, Инзар Далер редко бывал доволен наследником престола, когда обучал того воинскому искусству.
- Ты сражаешься, как бык или медведь. Много натиска и мало ума. Бой на мечах – это не только сила, но и работа мысли. Умный противник, похожий на меня, всегда тебя сокрушит.
Брови наставника хмурились.
- Вот бы понять, почему у любого дела тобой воспринимается только внешняя сторона?
Вопрос ушёл в пустоту. Амир не принимал суровые слова всерьёз.
"Если я могу победить любого придворного, то мне нет равных в воинском деле. Инзар Далер вообще не способен кого-то хвалить."
В волю поупражнявшись, принц возвратился во дворец в приподнятом настроении, напевая новую песенку. Последние несколько дней юные фрейлины с восхищением переписывали её на пергаменты, чтобы исполнять самим или заказывать менестрелям.
Встретив по пути четырёх девушек и трёх молодых бездельников, наследник престола расположился на балконе, что выходил прямо в сад. До самого вечера они распивали вино, играя в карты, шутили, смеялись. Амир был неистощим на остроты и комплименты.
Фрейлинам льстило его внимание. Одна из них - озорная и ясноглазая, особенно приглянулась принцу.
В очередной партии он сделался её партнёром. Во время игры юноша украдкой касался своей ногой ноги девушки, будто нарочно задевал её локтем. Фрейлина заливисто смеялась, ей было приятно и немного страшно. Когда игра иссякла сама собой, Амир увёл избранницу в укромный уголок сада, где поймал первый поцелуй. Ему предстояли приятные недели или месяцы лёгкого романа, пока фрейлина, сдавшись ухаживаниям, не наскучит наследнику престола.
Чтобы унять страстные влечения, юноша провёл ночь в обществе симпатичной служанки. Её любовь он оплачивал недорогими подарками и пылкими признаниями. Озорная девушка, конечно, не верила в искренность принца.
"Зато будет, что вспомнить в старости, в юности ею владел сам наследник престола!"
Жаркие объятья не помогли заснуть. Честолюбивое сердце переполняли мечты. Амир видел себя на троне - властным, величественным. Придворные кланяются, ловят каждое слово сюзерена. Дядя подходит, опустив голову.
- Простите меня, ваше величество, я был неправ! Нужно было прислушаться к вам, чтобы бедствия не случилось!
- Я милую тебя, канцлер. Но впредь не смей нарушать мою волю!
Приятно быть милосердным, когда перед тобой повинились.
На другое утро принц снова проснулся поздно. Этот день был похож на предыдущие: визит к матери, завтрак, дела королевства. Хотя сегодня вместо сражения на мечах, пришлось присутствовать на большом королевском совете.
На него собрались лорды, недовольные войной.
- Почему жалких велерианцев ещё не выбросили за стену?! Отчего преграду до сих пор не восстановили?!
Звучали гневные выкрики. Нападения теневых давно стали привычным злом, вторжение Велериана - зло непривычное. Подданные пока не в силах его принять. Канцлер разъяснял сложности положения страны, королева одобрительно кивала. Наследник престола сердился, нетерпеливо ёрзал на кресле, стремясь вмешаться.
"Много чести глупцам! Лорд Роланд не зря советовал кое-кого заточить в темницу или просто казнить. Глядишь, тогда не станут жаловаться на беды. Как будто сами не знают, что в королевстве война. Дядя слишком труслив и деликатен."
Гнев сдерживал предостерегающий взгляд канцлера. Принц страшился жестокой выволочки, что тот ему учинит, если только произнести опрометчивые слова.
После совета состоялся роскошный приём, завершившийся танцами. Для Амира он стал лучшей частью дня. Танцуя с Цаони и фрейлинами, принц вскоре забыл о большом совете, что сильно его разъярил.
Глядя, как веселится наследник престола, канцлер тревожился о будущем королевства.
"Амбиции Роланда Клайса не для кого не секрет. Только Амир принимает лесть за чистую монету. Усмирить лордов древних родов, богатых вассалами и деньгами, непросто. Особенно если король не продолжает династию, чьё правления помнят века. Один неверный шаг, и королевство охватит смута. Если бы только племянник не слушал каждого придворного льстеца, что способен говорить с большой уверенностью. Прекрасная почва для постоянных интриг."
Наркель Ирдэйн не смыкал глаз до утра, в который раз усомнившись в способности принца достойно править страной.
А на рассвете из крепости, что находилась в осаде, примчался запылённый гонец, подземным ходом оставивший укрепления.
Правительницу поспешно разбудили, чтобы передать в её руки чрезвычайно важное послание.
«Ваше Величество, королева Риен, я - маршал Алкарина, Дальнир Аторм, считаю своим долгом сообщить, ваш сын Айрик Райнар вернулся из-за стены. Через подземные переходы мы, как можно быстрей, доставим его во дворец. Только я очень страшусь, возвращение принца станет для всех слишком тяжёлым ударом.»
Риен читала пергамент раз, другой, третий. Она не могла понять! Совершенно не верила ошеломительной вести.
"Творец! Он всё-таки не погиб! Скоро я увижу кровного сына! Создатель, зачем он вернулся? Мы так привыкли! Мы не ждали его! Ни я, ни Амир, ни придворные. Что же будет теперь?!"
Руки тряслись. Стало трудно дышать.
- Разбудите Амира, – единственное, что смогла сказать королева.
"Мой мальчик поможет мне справиться! Позже я всё объявлю."
Принц несказанно удивился, когда подняв с постели ни свет - ни заря, его повели в покои матери без обычного туалета.
Риен сидела суровая, словно бы неживая.
- Вот, прочти!
Она протянула письмо.
Разум как будто не мог воспринять краткие строчки.
«Ваше величество, королева Риен, я - маршал Алкарина Дальнир Аторм, считаю своим долгом сообщить...
- Это что?! Правда!
- Да, сынок, к сожалению, полная правда.
- Но я не хочу! Он не должен вернуться! Он же давно погиб!
- Я думала так же, но принц Айрик жив, значит, престол нашей страны по праву принадлежит ему.
- Не отдавай ему королевство! Ты готовила трон для меня! Ты рассказывала мне, как править, его никто ничему не учил.
- Но в нём течёт кровь Райнаров. У принца Айрика прав на престол больше, чем у меня самой. Народ ничего не поймёт, если сразу его отстранить. Давай, подождём и посмотрим, что будет.
Королева пыталась смягчить удар.
Амир покинул покои матери в отчаянии и растерянности.
"Нет! Я ничего ему не отдам! Я стану бороться за то, что предназначено мне от рождения. Пусть королева-мать сомневается и страшится! Престол должен остаться за мной!"
После полудня собрался большой совет. Риен и объявила важную весть. Она потрясла весь двор. Когда люди узнали о возвращении кровного принца их королевства, сердцами овладели сомнения и страхи.
"Какой он, Айрик Райнар, что вырос в Велериане? Сумеет ли он править Алкарином? Амир подрастал у них на глазах. Придворные знают его достоинства и слабости, понимают, как лучше играть на них. Кровный принц совершенно им незнаком, что он с собой принесёт? Лучше бы всё оставалось как прежде."
Услышав дворцовые разговоры, Амир отогрелся душой.
"Замечательно! У меня есть надежда. Если весь двор не захочет его принимать, Айрик Райнар возвратится туда, откуда пришёл или вообще погибнет."
После совета, отправившись в свои покои, принц тщательно готовился к ужину.
"Я должен быть безупречен, как настоящий правитель."
Сидя по правую руку от королевы, Амир ловил на себе осторожные взгляды придворных, словно бы кожей чувствуя поток безмолвных вопросов:
"Сколько ещё он будет находиться на этом месте? Как примет появление принца Айрика? Начнёт ли поднимать против него мятеж? Или попробует устранить тайком?"
Разрушая сомнения в глазах людей, что его окружали, наследник престола улыбался. Он был холоден, безупречен, неотразим.
"Сколько утончённости и достоинства, решительно, из него выйдет отличный правитель."
Не сомневались придворные помоложе.
"Неплохо держится."
С уважением отмечали старики.
Закончив ужин, Амир отправился в зал для танцев, где возле него кружила стайка придворных девушек. Одетые в яркие платья они чирикали словно птички. Ясноглазая фрейлина тоже была здесь. Бросая восхищённые взгляды, она придвигалась поближе к принцу. Тот поощрял лёгкий флирт, растягивая удовольствие от ухаживания.
"Весёлое, интересное время томительного ожидания. Когда всё случится, азарт пропадёт."
Танцы закончились. Сегодня принц не взял к себе служанку, он слишком устал быть безупречным. Когда душа в неизбывной тревоге, не до любовных утех.
***
В тоннеле пахло сыростью, но не было холодно. Кромешную темноту разгонял свет факелов. Иногда Айрику хотелось, чтобы они погасли, раз на его душе наступил полный мрак.
"Я - алкаринец! Я им не верю! Я себя ненавижу! Во мне алкаринское сердце! Во мне алкаринская кровь! Не надо было меня спасать!"-
Юноша был ошеломлён, растерян, поражён, но главное, он был напуган.
"Ещё я принц! Даже не лорд, а - принц! Наследник трона предателей! Неужели такой Кошмар может быть правдой?!"
Прикасаясь к себе,Айрик проверял, живой ли он, точно ли он идёт по тоннелю:
"Ну этого я никому не прощу! Я отомщу так, как им и не снилось!"
В сердце бушевала тёмная ненависть. Подобного чувства юноша прежде не знал:
"Интересно, кто мог придумать, что в трущобе можно спастись? Даже последние нищенки редко бросают детей. Без них не достать подаяния. Ничего, я взгляну в глаза матери. Увижу провидицу судьбы, пусть знает, она ошиблась. Выбор. Предназначение. Разве предназначение Сальви быть продажной женщиной? Урги стать грабителем? Пусть теперь попробуют оправдаться, посмотрим, как это у них получится."
Айрик про себя улыбался, насмешливо, торжествующе, в ожидании встречи с врагами.
Шагая во тьме, он следил за светом факелов, слушал шаги воинов, что двигались сзади. Единственное движение, и вражеский меч ударит в спину или сердце.
- Мы не отдадим тебя Вирангату, - сказала леди Сариан, жена воина, что говорил с ним в темнице. Он оказался самим маршалом Алкарина.
– Ты принц, рано или поздно прислужники мглы придут за тобой, раз твоё происхождение открылось. Вирангат потребует твоей верности, заставит воевать против нас. Я вижу, ему и просить тебя не придётся. Тебя нельзя отпустить. Выбор таков: либо ты едешь в столицу, либо сейчас умираешь.
Промолчав, Айрик отправился вместе с предателями.
"Я всё равно убегу. Найду лазейку, и только меня и видели. Или сперва отомщу, тогда удеру."
Юноша едва различал, как впереди шагает Дийсан. Менестрель наполнила Алар великую чашу силы, поэтому её взяли к королевскому двору.
Девушке нравилось, что по узкому тоннелю она идёт сама, трогая палкой путь впереди.
Если бы он не был узким, кто-нибудь вёл бы её за руку.
Сзади двигались Вири и Эрин, следя чтобы менестрель не сбилась с дороги.
Дийсан и радостно, и страшно, и больно. Её Эр вовсе не Эр, он Айрик – наследник престола Алкарина.
"Выходит, я прямо, как героиня сказания, полюбила чужестранного принца, что всей душой ненавидит родную страну. Вот удивительная история! Став королём, он будет воевать с Вирангатом, и может быть, его победит! Только цена возможного подвига - сердечная тоска. Короли никогда не женятся по любви! Нет! Участи нищего я Айрику не хочу! А-айри-ик - достойное, звучное имя. Оно мне нравится больше, чем грубое имя, Эр." -
Дийсан улыбалась сквозь грусть:
"Хорошо, я сумела разбудить чашу силы, поэтому иду вместе с принцем во дворец, а так бы осталась в крепости. Теперь в руках воинов есть клинки с частицей горячего жара. Пусть убьют побольше теневых. Отец гордился бы мной!"
Внезапно услышав, как открывается люк, менестрель невольно остановилась. По движению свежего воздуха, она поняла, тоннель закончился, крепость осталась позади.
Над землёй стоял вечер, Дийсан узнала это по прохладе, молчанию птиц, пению сверчков и по множеству других шорохов, знакомых с детства.
Люди полной грудью вдыхали ночной воздух. Свобода для всех кроме Айрика. По приказу Сариан ему связали руки. Глядя в полные дерзости синие глаза, она поняла, юноша сбежит, едва только выпадет подходящая возможность.
"Что нам делать с тобой, Айрик? Ты упрямый и гордый, ты вырос на улице. Как примет тебя наш двор? Как встретишь его ты сам? Возможно, Тинэль не стоило возвращать тебя в мир живых? И решать, как с тобой поступить, пришлось мне и Дальниру. Но когда ты вдруг улыбнёшься, увидев свою Дийсан, я сама тайком улыбаюсь."
Принца освободили только для ужина. После, снова связали. Ему не оставалось ничего, как лечь на землю и постараться заснуть, пусть руки совсем затекли.
Айрик предавался мрачным мыслям, когда запела Дийсан. Она завела грустную песню о любви. Женское сердце мечтает о мире, которого нет долгие годы. Юная крестьянка хочет спокойно жить с мужем, надеется, что любимого не заберут на войну. На сеновале душистое сено. В нём так приятно лежать.
Все вокруг заслушались пением: воины и Эрин, не знавшие что такое мир, Сариан, невольно вспомнив наивную юность, Айрик - взъерошенный, беспокойный.
"Влюблённые в сене запрятались!"
Юноша невольно улыбнулся.
"Я тоже могу из волос Дий колючки вытаскивать. Крестьяне часто лезут на сеновал, даже Урги про них такое рассказывал. Пахарей много, они ненавидят нищих и грабителей. В трущобе злятся на всех. Так сколько вокруг ярости!"
Принц устрашился, но песня смолкла, Айрик опять успокоился.
Когда на утро его развязали для завтрака, он долго шевелил запястьями и пальцами, возвращая чувствительность, одновременно поглядывая на менестреля.
Дийсан прислушивалась к каждому звуку, пытаясь понять, чем Алкарин отличается от Велериана. Мир вокруг как будто оставался прежним: та же рассветная прохлада, отчаянный птичий хор, а всё-таки в шуме листвы, в весёлых трелях даже в самом воздухе ощущалось что-то неуловимо другое, только девушка не могла понять, что именно.
Вскоре подошла Эрин, взяла подругу за руку. Алкаринцы двинулись вперёд. Айрик шагал в середине отряда. Солнце поднималось всё выше, становилось жарко, сильно хотелось пить, но юноша не желал просить воды у врагов. Он выдержит, дождётся привала. Айрику вспомнилась таверна Сальви, увиделись рыжие волосы сестры, её голубые глаза, грубоватая ласка.
"Это ты вырастила меня, не они. Однажды я точно вернусь домой, и никому не скажу, что я - алкаринец, раз я твой брат."
Добравшись до ближней деревни, Сариан сделала привал для покупки лошадей и запаса провизии.
Не стоит ночевать на постоялых дворах. Пока не добрались до столицы, лучше не привлекать лишнее внимание. Лазутчики Вирангата могут быть где угодно.
Через полчаса удалось раздобыть крепких неприхотливых коней, что легко возили людей и грузы. Без долгих разговоров Айрика усадили на лошадь позади высокого воина. К нему принца и привязали.
Дийсан никогда не ездила верхом, поэтому страшилась забраться на коня. Из гордости, она не решилась просить, чтобы её притянули к подруге. Едва лошади тронулись, менестрель изо всех сил вцепилась в Эрин. Взвизгнув, она прижалась к подруге всем телом.
- Да ты, оказывается, боишься ездить верхом!
Девушка удивилась
- Ох да, мне так страшно! Даже вместе с тобой. Как бы огромная лошадь меня не сбросила!
- Какая глупость. Я научу тебя верховой езде, когда мы доберёмся во дворец.
- Но я же не вижу дорогу.
- Умная лошадь всегда будет следовать за другими, и если надо приведёт тебя домой лучше человека, просто нужно найти отличного коня.
Дийсан улыбнулась, её утешало то, что Вири тоже боялась ехать верхом. Госпожа слышала отчаянный визг служанки, когда ту сажали на коня позади алкаринского воина.
Путники двигались вперёд. Несмотря на спокойную рысь деревенской лошадки, к вечеру ягодицы Дийсан сильно ныли, она давно так не уставала.
- Ну как тебе тряслось на алкаринском коне?
Раздался рядом озорной голос Айрика. Шершавые пальцы коснулись её щеки.
– Мне вот ужасно тряслось, зато привязали крепко.
- Ничего, я всё-таки живая. Наверное, когда-нибудь мне не будет страшно ездить верхом.
Едва ли менестрель доверяла бодрым словам.
- Никогда не буду садиться на эту проклятую скотину! У меня от неё каждая косточка болит.- голос Вири совпал с чувствами госпожи. Она жаловалась на горькую долю пригожему воину, что помог ей спуститься с коня.
- Сядешь, сядешь, ну конечно же, заберёшься, как миленькая!
Алкаринец улыбался в густые усы. Личико симпатичной велерианки, которое сморщилось от недовольства, будило в душе что-то тёплое.
- Смотри, завтра я сам тебя подсажу. Тогда никуда от кобылы не денешься. Не слезая до самой столицы поскачем.
"Носик у неё забавно дрожит, так бы пальцем и щёлкнул."
Воин улыбнулся ещё шире.
- А вот и не сяду, убегу от вас ночью, так вы меня не поймаете.
Усатый алкаринец не был похож на деревенских юношей, он весь был большой и сильный, и улыбался не так, как другие.
"И как он эти усы длиннющие отрастил?"
- Поймаем, а как же! Нельзя не поймать. У меня ноги быстрые, а руки длинные, вот я тебя догоню и схвачу.
- Ох, и даже не пробуйте, ночка-то тёмная, а лес густой-густой.
Сверкнув озорными глазами, Вири, играя, побежала в зелёный лес.
"Во, как несётся-то, аж пятки сверкают!"
Воин помчался вслед. Служанка бежала совсем не быстро. Поймав её, алкаринец крепко обнял налитый соком стан. Девушка, шутя, сопротивлялась, и вдруг замерла, опьянённая поцелуем.
Вири не возвратилась до самого рассвета. Госпоже стало больно. Ей тоже хотелось обычного счастья, уютного дома, детей и мужа, как у других людей.
"Мой Айрик едет к нелёгкой судьбе. Я следую вместе с ним. В любой стране я запою о нём во весь голос! Я никому его не отдам. Айрик моё сердце!"
Мелодия зазвучала. Дийсан стало легче.
Служанка вернулась раскрасневшаяся, счастливая, но, увидев, как менестрель грустит, сразу поникла.
- Простите меня, госпожа! Я не знаю, как вот так вышло. Случилось оно и всё!
- Зато я знаю. И пусть твой воин женится на тебе! А то слышали мы про любовь в походе. После неё, такие, как я бастарды, как раз на свет и рождаются.
Вири расплакалась, она не знала, что делать. Её долг - служить леди Дийсан. Госпожа у неё калека, кто станет такой помогать? Но вдруг появился воин с густыми усами и хриплым смехом. Как они щекотали её сегодня и, казалось, ничего ей на свете не надо! Но утро разрушило ночные мечты. Служанка опустила голову, грустная и покорная.
- Ладно, иди уже! У меня Эрин есть, она за мной скоро придёт, я без тебя справлюсь.
- Простите, пожалуйста!
Вири на секунду замерла, и вдруг помчалась к коню и алкаринцу со всех ног.
Воин бережно подсадил её в седло. Менестрель слышала весёлый смех и игривые, ворчливые разговоры.
"А мой Айрик молчит и сердится, его так крепко связали."
Дочь маршала подошла совершенно бесшумно, но подруга её услышала.
Сегодня посадка на лошадь давалась немного легче. Теперь менестрель представляла высоту животного, знала, что надо делать. Она почти не боялась ехать верхом и даже ненадолго задрёмывала, уютно устроившись за спиной Эрин.
Иногда на любимую посматривал Айрик, но в основном он глазел по сторонам, разглядывал алкаринский лес, деревни и города.
Заросли густые, словно в Велериане. Правда, в лесах юноша не разбирался, раз проходил их только с наёмниками. Не разбирался Айрик и в городах. Но точно видел, они красивей, чем за стеной. Алкаринцы одеты по-другому, чаще улыбаются прохожим, с любопытством глядят на него.
"А хорошо они жили в богатой стране, пока не пришёл Вирангат. Мы тоже так хотим, и мы сумеем так жить. Когда победим предателей, мы всё у них отберём!"
Юноша ни с кем не разговаривал, раз он в плену. Только леди Сариан иногда обращалась к принцу.
- Айрик, а вдруг мы тебя развяжем? И воины в сторону отойдут. Что тогда делать станешь?
- Так я сразу и убегу, только меня и видели. Чего тут спрашивать?
- И куда ты пойдёшь? К наёмникам? В трущобу? Скажи, тебе нравится нищая жизнь?
- Уж я-то найду, куда убежать. Главное только не с вами!
Но юноша вздрогнул, отвёл глаза.
Сариан поняла, слова задели его за живое.
Отряд продолжал двигаться вперёд, с каждым днём приближаясь к столице.
Дийсан понемногу привыкала ехать на лошади, Айрик разглядывал окружающий мир, а любовь Вири и воина с каждым днём становилась сильней.
Однажды алкаринец решительно подошёл к менестрелю, испуганная служанка жалась за крепкой спиной.
- Отдайте, пожалуйста, вашу Вири за меня. Разрешите ей быть со мной, когда мы приедем в столицу...
Воин скрывал страх. Судьба слуги в руках лорда. Слепая леди может не отпустить девушку на волю. Как тогда быть?
- Вири, ты сама-то хочешь за него замуж?
Задала госпожа глупый вопрос. Она прекрасно догадывалась, какой услышит ответ.
- Да, очень хочу! Даже не высказать как!
- Я отпускаю тебя, Вири, ты свободна.
К горлу подступил комок, менестрель захотела отвернуться от радостных наречённых.
- Ты, алкаринец, береги её, не обижай, она у меня хорошая, и верно мне служила.
Воин упал перед велерианкой на колени.
- Спасибо вам, леди Дийсан, я буду её беречь!
Вири тоже бухнулась в ноги госпожи.
- Простите меня! Я не хотела! Я никогда не думала... А оно получилось вдруг!
- Идите уже, ради Создателя!
Дийсан закусила губы. Взяв в руки палку, она ускользнула из лагеря, стремясь побыть в одиночестве.
Зарывшись лицом в траву, менестрель безутешно заплакала.
"Шёлковая! Родная! Как же ты пахнешь! Нет, чужая ты для меня! Не примет меня Алкарин! И Айрик станет однажды чужим! Король, полный достоинства, холодный и неприступный. И я простой менестрель, калека и незаконная дочь. Сколько его, моего счастья на свете? Но сколько бы ни было всё моё! Каждая минутка! Секундочка каждая с ним дорога!"
В волю наплакавшись, Дийсан поднялась с земли, чтобы вернуться в лагерь, она запомнила бугорки и ямки под палкой по пути сюда, как шла, куда повернула. Ещё голоса воинов подсказали, она на верной дороге.
Среди костров и палаток менестрель отыскала Айрика, самого юношу не пускали к ней.
- Дий, я ждал тебя, вот ты и пришла, – в родном голосе звучала улыбка.
Девушка провела рукой по жёстким волосам, отвела непослушные пряди с высокого лба.
- Они тебе мешают, а ты убрать их не можешь. Знаешь, сегодня я Вири отпустила. Она замуж за алкаринца собралась.
Голос любимой был грустным.
– Так и пускай себе идёт. У тебя же есть я. Хочешь? Я на тебе женюсь! Отпразднуем свадьбу в королевском дворце. Я вот себе её никак не представляю, но роскошным такое гуляние будет уж точно.
Дийсан улыбнулась.
- Конечно, я решила не держать Вири, не хочу, чтобы она страдала. А я всегда буду рядом с тобой.
Сегодня Дийсан заснула у Айрика на груди, прямо на связанных руках. На ночь запястья пленника стягивали спереди, но очень крепко, сложнейшим узлом, который нельзя ослабить, как не старайся. Юноша не шевелился, глядя на звёзды.
"Я видел, Вири прямо светилась - от счастья. Как Дий в темнице обо мне плакала! Сейчас была бы одна. И никакая трущобная правда тут не утешит! Хотя хорошему грабителю положено женщину без сожаления оставлять."
Айрик не спал до рассвета.
Утром Дийсан начала мучить совесть.
- Зачем ты терпел? Почему меня не разбудил?! Тебе всю ночь было больно.
Потрогав запястья принца, менестрель поняла, верёвка глубоко врезалась в кожу.
- Ничего, меня скоро развяжут, руки отойдут. Днём на лошади высплюсь. Пусть караулят, чтобы я с неё не свалился...-
В голосе слышалась досада на врагов.
Дорога продолжилась. К полудню по-летнему знойного дня принц Айрик прибыл в столицу родного королевства.
Город его поразил. Он был белый! Белыми были все дома, они словно сверкали на солнце, отражали тепло лучей. Вокруг ходили нарядные люди, разговаривали, улыбались. Кричали лавочники, тащились куда-то лошади и повозки, и все словно терялись среди белоснежного цвета. На несколько мгновений задержав дыхание, принц глубоко вздохнул.
- А почему ваш город... такой... белый?!
Не удержавшись от вопроса, Айрик говорил медленно, нерешительно. В горле першило, а глаза горели восторгом и удивлением перед невероятной красотой, что вдруг открылась ему. У самой воительницы в горле застрял комок.
- Ваш город, ваше Высочество. В столице есть мел и белый камень, мы всё вам покажем, когда вы примете титул.
- Вы мне покажете? Только править вами я никогда не буду!
Подбородок упрямо вскинулся, плечи приподнялись. Айрик отвернулся.
Однако, Сариан поняла: сейчас её сердцу открылось что-то настолько важное, чего невозможно высказать в точных фразах.
Стыдясь за себя, юноша разозлился. Вскоре он увидел королевский дворец. Роскошное здание тоже его ошеломило. Нищему страшно сюда ступить.
"Столько всего кругом! Столько всего!.."
Юноша ёжился в походной одежде, по сердцу пробегал холодок.
Пока Сариан готовила королеву к встрече с принцем, его и Дийсан отвели в покои в разных частях дворца.
Попав в роскошную комнату, Айрик сумел прийти в себя, наконец, оставшись один. Он не знал, куда можно шагнуть, к чему прикоснуться, всё было слишком роскошно.
На полу стояла ванна с горячей водой. Она была больше, чем в темнице. На постели лежал дорогой костюм, кем-то аккуратно развёрнутый.
"Нет уж! Чего это я?! Сейчас я им покажу! Они у меня всё увидят!"
Не став мыться и переодеваться, юноша так и стоял на пороге, пока за ним не пришли двое гвардейцев.
Вступив в главный зал, принц взял себя в руки. Никто не заметил, как его рассмешили непонятные украшения на подлокотниках трона.
"Ни дать ни взять ёжики, только странные. Такого нигде не встретишь."
Айрик разглядел бледную женщину с карими глазами, почти непохожую на портрет из медальона. Ещё на него смотрели: сероглазый надменный юноша, мужчина с очень смуглой кожей, некрасивая женщина в чёрной накидке, чьё лицо казалось страшным и таинственным и леди Сариан.
Принц принял небрежную позу, словно бесстрашный грабитель перед стражниками. Риен его испугалась:
"Создатель! Неужели это мой сын?! Разве в нём может течь кровь моя и Амрала?! Растрёпанный, грязный. А глядит так, словно готов вонзить в меня меч! Как можно доверить Алкарин жестокому королю? Он же камня на камне от страны не оставит! Куда там её спасать! Творец, благодарю за то, что подарил мне Амира, он наша единственная надежда на благополучную жизнь!"
- Так, значит, вы - моя мать? И провидица судьбы, наверное, тоже пришла?
Айрик обвёл окружающих пристальным взглядом.
Айдрин узрела, вокруг него сгущается тьма.
"Да, остался ли в нём огонёк?! Что нам делать теперь?!"
- Это я, ваше Высочество.
- Да, говорят, вы меня ждали. Вот я и вернулся, прямо из грязной трущобы!
Юноша усмехнулся.
- Велерианцы идут на Алкарин войной, а я - ваш наследный принц, значит, по праву могу открыть им ворота, тогда ваш город разрушат, считайте, это будет моя победа. Или я подожгу дворец, я учился у нищих, и могу быть пронырливым и бесшумным. Знаете, раньше у меня были ножи, пока вы их не отняли.
Принц сделал стремительное движение руками, словно бы выхватив лезвия.
- Но я достану другие, и кого-нибудь ночью зарежу, так тихо, что жертва даже закричать не успеет! -
Опять усмехнувшись, Айрик замолчал.
Стояла полная тишина.
- Ваше высочество, едва ли победа останется за нашим врагом, - нарушил её уверенный голос канцлера. - Алкарин гораздо богаче Велериана. Наше оружие лучшего качества. За семнадцать лет вашего отсутствия в стране выстроили достаточно крепостей, их хорошо укрепили. Так, как же вы сможете нас одолеть?
На принца смотрели холодные, испытующие глаза. Он задохнулся от ярости. Лицо побелело.
- А зачем вы тогда предлагаете нищим пленникам в ваши войска вступать? Значит, дела в королевстве неважные. Если война удачная: за знатного выкуп, нищему смерть. Воинов из трущобы лорды берут, только когда близится поражение.
Тихий голос сдержал гневный огонь. Айрик не понял, почему губы врага смягчила довольная улыбка.
- А вас, ваше высочество, оказывается, интересно послушать.
- Давайте мы лучше поужинаем, - предложила королева, переглянувшись с Наркелем и Сариан. - Думаю, сейчас всем лучше отвлечься. А вам, ваше Высочество, могут прийтись по вкусу алкаринские блюда.
- Поверьте, мне любая пища понравятся, я нечасто досыта ел.
За трапезой принца усадили справа от королевы. Рядом поставили пиалу для мытья рук, положили вилку и нож. Юноша выпил прохладную воду, громко её втягивая. Запустив в золочённое блюдо обе ладони, он начал есть, жадно чавкая, облизывая пальцы, как ели нищие оборванцы. Поев, принц вытер руки о штаны.
- Теперь я могу уйти?
Бесцеремонный вопрос завершился сытой отрыжкой.
- Да, конечно, ты можешь удалиться, – ответила Риен. – Слуги проводят тебя в твои комнаты.
Поднимаясь, Айрик грохнул креслом так, что оно чуть не перевернулось, входная дверь с силой хлопнула.
Когда королева вернулась на трон, к ней привели Дийсан.
Вслушавшись в эхо своих шагов, менестрель поняла, что попала в огромное помещение.
"Где-то находится королева Алкарина, только бы знать где?"
- Значит, тебя зовут Дийсан, – произнёс незнакомый голос. В нём прозвучала повелительность.
- Да, я - Дийсан Дарнфельд, незаконнорождённая дочь лорда Джернила Карэля из Велериана и знатной леди горных союзников, имя матери мне и оставили при рождении.
"Хотя бы девушку для утех выбрал из знати, пусть и калеку, манеры и осанка вполне достойные!"
Слепая без посторонней помощи приблизилась к трону, трогая пол длинной палкой. Правительница этому удивилась.
- Как же тебе удалось разбудить чашу силы?
- Я сама не могу понять этого. В крепости она меня позвала, чтобы я пела песню без слов. Я - менестрель, моя судьба исполнять сказания.
Палка коснулась ступени трона, голос правительницы звучал совсем близко. Опустившись на левое колено, Дийсан положила правую руку на сердце и склонила голову.
- Я придаю себя вашей власти!
Зазвучали слова древней велерианской клятвы. – Клянусь служить вам до последней капли воды, глотка воздуха, до последнего мгновения времени, отпущенного Создателем, жизнью и кровью!
Не зная, как правильно ответить на чужестранные слова, правительница спустилась со ступеней трона по обычаю родины.
- Я, Риен Райнар, - королева Алкарина, принимаю твою верность! Как ты будешь служить Алкарину и его королевскому кактусу, так он станет защищать тебя. Да не предаст он твою веру!
На голову велерианки легли прохладные руки.
– Теперь вставай и спой что-нибудь, я хочу послушать чужеземное пение.
Риен возвратилась на трон.
Настроившись на нужный лад, менестрель завела балладу о трёх великих братьях: Велериане, Дайрингаре и Алкарине, что вместе сражались с жестоким врагом.
- Как северный ветер, летит Дайрингар,
Ему не свернуть с пути.
Где был вечный холод, там будет пожар.
Спасенья врагу не найти.
Храбрец бесшабашный наш Велериан
На копья врагов поднял.
Сражается он, не считая ран,
И жизни он цену узнал.
Мудрейший и стойкий цветёт Алкарин,
Защитник и старший наш брат.
Сквозь сотни смертей он пройдёт один
И не повернёт назад.
Ломал Вирангат его горечью слёз.
Огнём и золой городов,
Но жребий всегда Алкарин свой нёс,
И дальше нести готов!
Полный силы голос разносился по залу. Он звучал сурово, будто менестрель сама стала воином.
Правительнице казалось, рядом слышен звон стали. Сердца придворных наполнились болью. Алкарин - старший брат, стойкий союзник, как ты посмел предать вековую верность?!
- Какие песни теперь поют о нас в Велериане?
Решилась спросить королева, когда баллада закончилась.
- Я могу спеть одну, Ваше Величество, но, пожалуйста, не наказывайте меня за то, что в ней будет.
- Я не стану карать за правду, тем более, если сама её попросила.
Другая песня звучала точно так же сурово.
Не укрыться тебе за высокой стеной.
Мы пройдём сквозь неё справедливой волной.
За предательство будешь платить, Алкарин.
И живым не останется враг ни один.
Сердце выжжет огонь. В нём поселится страх.
Мы хотим, Алкарин, чтоб навек ты зачах.
Так предатель, держись! Мы однажды придём.
Мы разрушим тебя и огнём, и мечом.
Мы с землёю сравняем твои города,
Чтобы ты не восстал никогда! Никогда.
Песня не вызвала ответной ненависти. В ней была доля суровой истины. Для преступной страны, пришло время взглянуть в глаза разорённому ледяным краем союзнику.
- Почему ты принесла нам клятву верности?
Спросила Риен, когда зал погрузился в тишину.
- Мой отец ненавидел Вирангат намного больше, чем Алкарин. Он прожил жизнь предателя, но был хорошим человеком. Верю, что смогу вас простить. Знаю, отец бы меня одобрил. К тому же мой Айрик родился здесь, он должен править этой страной.
- Жаль, что таких людей мало, – задумчиво протянула Сариан.
- Ты можешь быть свободна, – закончила разговор королева.
Служанка вывела Дийсан из зала.
Когда менестрель удалилась, начался тайный совет.
Риен замерла белая, как мел. Она искала в душе частицу доверия и симпатии к законному принцу, старалась его понять, но не могла.
- Знаете, для позорных решений отыщется много сторонников. Придворные трусы, подлецы, властолюбцы - все будут с ним заодно! Многие хотят заключить договор с Вирангатом, ради бессмертия, большого дохода, высокого положения. Айрик - кровный принц. Его решения имеют вес. Выходит, мы зря боролись с врагом целых семнадцать лет!
Правительница секунду помедлила, набираясь решимости.
- Наркель, наверняка у тебя имеется хорошее средство? Что, если принц спокойно заснёт, а утром уже не проснётся? Для страны защита от возможных потрясений. Для Айрика Райнара спасение от самого себя. Трущоба разрушила его сердце. Возможно, лёгкая смерть в его случае своеобразное милосердие?..
- Нет, постойте, ваше Величество, - заговорила Сариан. – Айрик Райнар ненавидит нас не больше, чем каждый достойный велереанец. Он вырос среди нищих и грабителей, нельзя ожидать, что в первый же день при дворе, он повёл бы себя, как истинный принц. Айрик Райнар не так жесток, как хотел показать. В дороге и перед казнью он вёл себя достойно. Тюремщики, что готовили принца к смерти, всей душой пожалели его! На войне , жалость, редкое чувство. Недостойных ею не награждают! Может, вы правы насчёт законного наследника престола, а всё же... Честное сердце редко слушает подлецов. -
Слова воительницы становились всё горячей.
- Если устранить принца сейчас, Алкарин лишится последней надежды на лучшее. Не знаю зачем, но он нужен нашей стране и целому миру, - произнесла Айдрин.
- Да, принца ни в коем случае нельзя убивать! За него стоит бороться!
Вмешался Наркель Ирдэйн. – Так твёрдо держаться в окружении врагов, безоружным. Айрик Райнар вовсе не грубый невежда, он хотел нас напугать и напугал. Стал правильно, говорил хорошо, и так эффектно показал, как будто ножи вынимает.
Канцлер улыбнулся.
- А когда он ел, я видел, Сариан, ты удивилась. Вероятно, принц в дороге вёл себя на много приличней. Айрик Райнар всеми силами показывал нам, он - нищий. Но сам нищим не был. Попрошайки обычно угодливы, грабители просто грубы и жестоки. Наследник престола прекрасно играл на публику, рассчитывал каждый шаг, каждый жест. Такой устоит в страшный час для страны, если сумеет принять её сердцем. Амир - неплохой король во время мира, при хороших советниках, во время войны он в правители не годится. Тем более, когда положение тяжёлое. В трудный час Амир и сам растеряется, и никого не послушает, поворачиваясь, как мельница от порывов придворного ветра. Айрик Райнар легко шататься не станет, он хорошо мне ответил, показав стойкость и наблюдательность. Думаю, лучше всего, предоставить ему свободу действий, пусть оглядится, проявит себя. Если он способен учиться и принимать новое, со временем груз власти отлично удержится на крепких плечах.
Сердце Риен не поверило уговорам, но она послушалась разума.
- Хорошо, я согласна, мы подождём. Тем более, законный принц - моя кровь, последний потомок великой династии нашей страны, мне страшно взять на себя то, что возможно придётся исполнить. Ты, Сариан, займись слепой девушкой менестрелем, подбери хорошую служанку и напиши в школу Аларъян Таниари Гильден, пусть прибудет во дворец, посмотреть дар у неё и у Айрика Райнара.
- Да, Ваше Величество.
Совет закончился. Служанка помогла правительнице добраться до комнаты. В последнее время она плохо ходила сама, особенно к вечеру.
Лёжа в постели, Риен вспоминала насмешливую улыбку и дерзкие глаза законного принца.
"Амрал, он совсем на тебя не похож! Он - не наш сын! А - дитя гнусной трущобы. Если бы ты мог его видеть, то всем сердцем понял меня. Твоя кровь течёт в жилах страшного человека, ради неё мне придётся оставить его в живых, пусть возможно на короткое время.
***
Солнце грело Айрику лицо. Он крепко спал на ковре рядом с постелью. Вернувшись в покои, юноша долго стоял рядом с ней. Постель манила: большая, роскошная. Но лечь в неё было нельзя, он был пыльный после дороги. Даже если раздеться, ничего не изменится. Пижама лежала рядом, такая же неприлично чистая.
Тогда юноша лёг на ковёр.
"Он тоже мягкий. Выспаться на нём удобно. Всё равно рано проснусь, и меня так никто не застанет."
Увы, Айрик слишком устал, чтобы проснуться в утренний час. Слуги, которые принесли завтрак и ванну, обнаружили его растянувшимся на ковре.
- Ваше Высочество, зачем же вы так то? Кровать же для вас разобрали!
Юноша стремительно вскочил на ноги.
- Постели у вас слишком чистые и мягкие они чересчур.
Слуги тактично вышли. Айрик опять не помылся, но хорошо позавтракал.
Томясь от безделья, он вышел в коридор. Юношу окружила дворцовая суета: спешили куда-то придворные, занималась работой челядь. Айрик ходил среди них мрачным пятном. Люди дружно шарахались от него, не решаясь заговорить. Грязный юноша, сверкавший на всех глазами, казался настоящим зверёнышем.
- Вы знаете, принц Айрик Райнар ночью спал на коврике, как щенок, причём дворовый, а не породистый. Мы вот думаем, не хочет ли он на нас наброситься и рыча, покусать, - разлеталась весть по дворцу.
Юноши и девушки посмеивались в кулак, исподтишка поглядывая на нищего.
Айрик с интересом смотрел на дворцовую жизнь. Вокруг много непонятных слов, неизвестных дел. Под конец дня он обнаружил только то, что придворные делятся на более знатных и менее знатных, хотя это было понятно и раньше. Королевские слуги, как и везде, выполняли много обязанностей.
Проходя мимо высокого зеркала, Айрик случайно взглянул на себя.
"Страшный и жалкий одновременно. Они видят меня вот такого."
Юноша передёрнул плечами.
Когда к вечеру он проголодался и заблудился, то поневоле обнаружил, что даже слуги разбегаются от него в разные стороны. Резко схватив за руку пожилую служанку, принц силой заставил её показать дорогу в его покои.
Юношу поджидали ванна и ужин. Немного поколебавшись, он разделся и плюхнулся в воду, обдав крупными брызгами стены и мебель. Принц безжалостно тёрся мочалкой и душистым мылом, словно стараясь соскрести не только грязь, но и кожу.
Вымывшись, он одел пижаму и лёг в постель. Айрик долго не мог заснуть, провалившись в перину и потерявшись в подушках.
"Кажется, в них можно и задохнуться. Отличный конец для нищего. Интересно, сумели бы слуги отыскать меня в этом ворохе?"
Среди придворных разговоров принц услышал, его Дий поклялась в верности Алкарину. Юноша рассердился:
"Так, значит, вот как она поступила! Даже не поговорила со мной. Пусть Дий сама ко мне приходит, я не буду её искать."
Сердитые мысли перешли в сон.
Утром, вместо дорожного костюма, Айрик обнаружил другой, очень роскошный. Отчаянно сражаясь с застёжками и завязками, он решил, что дорогая ткань непременно порвётся от неумелых рук, но хорошая материя устояла.
Закончив сражаться с камзолом, юноша взглянул на себя в зеркало.
"Всё тот же нищий, вот только одетый красиво. Как вообще алкаринцы принцем меня признали?"
Скорчив себе зверскую рожу, Айрик вышел за дверь покоев.
Когда он сегодня бродил по дворцу, слуги не так от него шарахались.
- Ваше Высочество, вам что-нибудь нужно?
Спрашивали самые смелые. – Мы могли бы проводить вас на учебную площадку, чтобы вы поупражнялись с мечом, или в дворцовый архив и библиотеку.
Вслушиваясь в людские разговоры, юноша понял, челядь говорит о грязной посуде, пыльных окнах, ценах на зерно и муку и с удовольствием сплетничает о господах. Сколько любовников у такой-то дамы, а того лорда на днях обыграли в карты... Молодые женщины болтают о нарядах и кавалерах, мужчины о войне и политике. Бывали во дворце и исключения, но Айрику они не встретились. Придворные с увлечением обсуждали нового принца.
- Сегодня он выглядит немного лучше. Интересно, сколько слуг понадобилось, чтобы затолкать его в ванну? Наверно, он долго сопротивлялся, оставив при этом ни один синяк на благожелательных лицах.
- О, да! На него ушло кусков десять мыла, двадцать вёдер воды и стёрлась не одна стальная мочалка.
- А он хотя бы разговаривать умеет?
- Лучше бы трущобный принц оставался в Велериане или был повешен. Нищему никогда не понять жизнь во дворце и не стать хорошим королём.
Ушей самого Айрика не достигали дерзкие слова, зато он ловил на себе снисходительные взгляды. Когда юноша прилично оделся, надменный холод пересилил страх перед нищим. Айрику хотелось оскорбить придворных, но он понимал, что не сможет сказать хорошо.
"Если заговорю, то буду смешно выглядеть. Речь у них слишком складно звучит."
Айрик досадовал на собственное невежество.
Вернувшись под вечер в свои покои, он застал в них Дийсан. Не дождавшись прихода любимого, она отыскала его сама.
Весь день Дийсан была занята. Она примеряла новые платья и начала обучаться придворному этикету. Королева Риен решила со временем сделать менестреля фрэйлиной.
- Айрик, ура, это ты! Как я соскучилась! Если бы ты только знал?!
Воскликнула девушка, услышав стремительные шаги.
На мгновение принц обрадовался, но внезапно в душе вспыхнул гнев, безудержный, неуправляемый. Слишком много надменных придворных с неприязнью смотрели на него сегодня.
- Зачем ты поклялась в верности Алкарину?!
Голос звучал тихо и страшно. Дийсан пробрал озноб. Раньше с ней он никогда так не говорил.
- Айрик, я не хочу, чтобы на нашей земле оставался только ледяной край.
Сердце стучало часто, губы неудержимо дрожали.
- А я, выходит, хочу? Выходит, нас от него спасёт королевство предателей? Кто предал однажды, тот предаёт всегда, ты сама об этом поёшь. Значит, и ты меня предала, Дийсан! Что мне делать с таким открытием?
- Айрик, в тебе кровь Алкарина, значит, ты должен им править!
Голос звучал с осторожностью.
- Да! Да! Да! Во мне кровь предателей! Тех, кого я поклялся безжалостно убивать! И что мне делать?! Убить себя?! Себя в первую очередь! Я вырос там, за стеной! В голоде и нищете. Они так на меня глядят! Придёт час, когда я на них посмотрю! Я так на них взгляну! Что они никогда не забудут! И теперь ты на их стороне! Уходи, Дийсан! Я не хочу тебя видеть! Больше не приходи ко мне! Нищий предательства не прощает!
Юноша был непримирим. Разговаривать с ним бессмысленно.
Менестрель ушла с плачем. Ничего нельзя вернуть. Мысль самая страшная. Она приняла Алкарин, но потеряла Айрика.
"Создатель! Но зачем мне чужая страна?! Если единственный выгнал меня за порог?!"
Принц остался один.
"Я же разрушил в ней что-то, сам, своими руками!"
Юноша распахнул окно, встал на подоконник. Земля была далеко внизу. Камни, наверное, острые.
"Вот самая лучшая месть! Утро придёт, а я лежу на камнях. И никому не принадлежу: ни нищим, ни богачам, ни себе самому. Я правду сказал, мне нужно себя уничтожить, я Алкаринец!"
Только Айрик знал, что не прыгнет. Нищие дети с собой не кончают. Слабые умирают и сами, сильные слишком хотят жить.
Юноша ощутил, как защипало глаза, горло перехватило. Сжав кулаки, Айрик сцепил
зубы, чтобы слабость не смела вырваться наружу. Только предательская капля всё равно обожгла щёку.
Ночь стояла слишком красивая. Большая луна, таинственные деревья, она причинила боль.
"Завтра я сам пойду к Дий, попробую склеить то, что разрушил, если, конечно, у меня выйдет."
Утром, принц решил отправится в библиотеку. Он так давно хотел читать книги, теперь можно заняться этим вплотную.
"Они же сами держат меня во дворце. Ну что мне ещё делать?"
Оказавшись в зале наполненном фолиантами, Айрик ощутил восторг.
"Да здесь книг на тысячу моих жизней наберётся!"
Схватив с полки первый попавшийся свиток, юноша с радостью понял, алкаринское письмо, как и язык, очень похожи на велерианские. Только пергамент оказался неинтересный. В нём описывалось, как звёзды движутся по небу.
Убедившись, что сам не сумеет найти подходящих книг, Айрик попросил помощи у хранителя архива.
- О чём вы хотите прочесть, ваше Высочество?
- Дайте чего-нибудь интересного, про подвиги, например, но точно не про любовь и не про звёзды.
Немного подумав, библиотекарь снял с полки небольшой свиток. В нём было сказание об одном из первых королей Алкарина увлекательное, лёгкое для чтения. Такое повествование принцу понравилось. Король воевал с соседями, когда ещё не было самого Вирангата, побеждал врагов, терял друзей, производил наследников, в общем, совершал всё, что положено делать правителю. Слова древнего сказания рисовали короля живым, в меру жестоким, в меру добрым, со всеми человеческими доблестями и слабостями. Легенду, которую дал Айрику хранитель архива, когда-то составили для обучения юношей истории родного королевства, она была простой, но правдивой.
Учебный свиток выгодно отличался от авантюрных сказаний, что оказывались в руках юноши в трущобе. В нём не было невероятных преувеличений и слишком ярких украшений. Казалось, с пергамента на него взглянула реальная жизнь. Битвы, интриги разворачивались перед глазами, показывая новые стороны мира. Юноша оторвался от рукописи, только когда за окнами совсем стемнело.
- Я беру книгу с собой, - коротко бросил принц, библиотекарь ему улыбнулся.
Пора отправляться к Дий, пусть это стыдно и страшно, но принц понимал, отступать нельзя.
Менестрель его не ждала, лёжа в тоске от жестокого расставания. Когда раздался негромкий стук, тихий скрип и шорох, Дийсан узнала его шаги. Она села, выпрямившись, сложив руки на коленях, пусть невольно забилась в дальний уголок постели.
- Прости меня, Дий!
Хриплый голос дрожал. -
Я неправ!
Самые трудные в жизни слова. - Я сделал тебе очень больно, совсем по-грабительски, и не знаю, как быть теперь? В общем, не злись на меня, если сможешь.
Менестрель потянулась к нему, обняла, прижала к груди жёсткую голову.
- Слышишь! Никогда не уходи от меня! Я без тебя не могу!
- Дий, я рядом. Пусть сам иногда не уверен, чего могу натворить.
Они были вместе долго.
Когда менестрель заснула, юноша осторожно зажёг лампу и принялся читать. Сказание о древнем короле было закончено только к рассвету. Проспав до полудня, в библиотеку он пришёл прямо из покоев любимой.
Наркель Ирдэйн, Сариан и королева выслушали сообщения слуг: принц провёл ночь со слепой фавориткой. Нужно подумать какую пользу способна принести важная новость.
Сегодня хранитель книг точно знал, что предложить юноше. С утра заглянув к нему, канцлер собственноручно отобрал несколько рукописей, подходящих для чтения Айрика Райнара, очень обрадовавшись, что он это умеет.
"Упрямца непросто уговорить обучится грамоте у врагов. Сейчас он пришёл в библиотеку сам. Хорошо подобранная книга разбудит мысль, заставит усомниться в прежних решениях, по-другому взглянуть на будущее. Человек с широким кругозором редко бывает резок в суждениях."
Конечно, Айрик не догадался о тайных действиях Наркеля. Взяв свиток, он с первых прочитанных строк понял, в его руках оказалась легенда о зарождении царства льда и скал.
" И пала на землю тьма, и родился Вирангат, страна тайная и загадочная." Так кем же он был, тот безымянный воин? Что привело его в пещеры тьмы? Гордыня? Ненависть? Или мечты о справедливости? А возможно и всё вместе. Но вряд ли это теперь имеет значение, раз то страшное, о чём предупреждал Великий запрет, совершилось.
Новая книга была сложнее предыдущей. Она рассказывала о появлении ледяного края сурово и без прикрас. Безымянный автор пробовал разобраться в мотивах сероглазого воина, что однажды стал Дивенгартом. Дочитав рукопись в предрассветный час, Айрик не мог заснуть. Перед глазами стояло одно: вот он идёт к пещере тьмы, спускается вниз, и с ним происходит что-то страшное, о чём не сумел написать древний человек.
"Неужели я бы смог точно так же? Да, я ненавижу Алкарин! На самом деле хочу ему отомстить и придумаю способ для жестокой расплаты! Но как же дорого заплатил сероглазый воин за свою ненависть!"
"Никогда не ошибается только тот, кто ничего не делает!"
Вспомнились слышанные от кого-то слова.
"Да, решительно действовать: правильный выбор. Но все мы страдаем от совершенного Дивенгартом зла. Даже я сам не остался от него в стороне. Может, иногда лучше и отступить?"
Айрика охватила жуть. Перед глазами клубилась тьма, забирала Дийсан, разрушала красивый дворец Алкарина.
"Нет, со мной так не произойдёт. Мы с Дий проживём долгую жизнь. Однажды мы просто умрём дряхлыми стариками. И никакая мгла до нас не доберётся. Мне-то чего бояться? Даже если Вирангат не победить, всё равно он поглотит землю ещё не скоро. К тому времени меня не будет на ней лет тысячу."
Однако, сомнения не рассеялись. Решив перечитать интересную рукопись, принц не вернул её в библиотеку.
Вечером, во дворец пришла весть о падении первой крепости. Слабым утешением послужило то, что женщины и дети сумели спастись, пройдя тайным подземным ходом за укрепления. Дальнир Аторм тоже остался в живых, как и его приближённые обладатели дара.
Он готовил новый рубеж, где можно долго стоять, защищаясь. Сил наступать у Алкарина нет, страна может только обороняться.
Печальную весть услышал и Айрик. Он старался почувствовать ликование, но его не было. Принц видел яркую картину: серая улица с ветхими домами, непролазная грязь. По ней идёт мальчишка лет десяти, сгорбленная женщина зябко кутается в платок, старик тяжело опирается на палку. Вчера они были крестьянами, ремесленниками или слугами. Теперь они попрошайки.
"Нищие алкаринцы. И велерианцы тоже не богачи. Наёмники награбят золота и пропьют. Воины лорда отдадут всё ему. Остальное трущоба отлично проест. Всё верно, каждый ищет свою выгоду. Только Сальви меня от грабителей защитила, алкаринская женщина за меня умерла. А за Дий я сам убить и погибнуть готов!"
На другой день Айрик принялся за новую рукопись. Так время и шло. Юноша пропадал в библиотеке, читая книги, подобранные канцлером. Понемногу узнавал историю Алкарина: как отчаянно страна боролась с Вирангатом, сколько невзгод перенесла. В судьбе королевства были и победы, и поражения.
Принц прочёл, как потерял надежду король, чьё имя он носит. В юности, зарывшись в дворцовых архивах, Наркель Ирдэйн нашёл древнюю летопись, где строительство стены вовсе не выглядело героическим деянием. Благодаря ей, юноша понял, не все приближённые одобряли правителя. Некоторых из непокорных Айрик Райнар даже казнил. Автор рукописи с горечью писал:
"Велериан и Дайрингар называют действия нашего короля предательством. По прошествии десяти лет, обдумав эти события, я прихожу к выводу, они были правы. Трудно жить в безопасности за стеной, когда бывшие наши соратники страдают от войны. Хотелось бы надеяться, что потомки не осудят нас слишком строго. Но, сказать по правде, подобной иллюзии я почти не питаю."
"Выходит, древний алкаринец понимал, мы не забудем. Да, мы запомнили и ненавидим. Теперь идём отомстить. Что, если Велериан всё же не прав?!"
Устрашившись нежданной мысли, принц сразу её прогнал, чтобы сердце не тревожилось. Только тень сомнения осталась, как ржавый осадок на дне стакана.
Айрик получил и более позднюю версию истории великой стены, где деяние его тёзки представало в героическом свете, а союзники выглядели ничтожными.
Юноша узнал о нескольких восстаниях, что случились в стране за тысячелетнее уединение.
Постепенно героические сказания сменились поэзией мирной жизни, воспеванием природы и красоты девушек. Война совершенно забылась.
«Существует ли на земле что-либо более прекрасное, чем блики солнечных лучей, пробивающихся сквозь полог листвы? Я смотрю на удивительные золотые блёстки, и, конечно, вижу её, Анэли, потому что её кожа тоже очень золотистая. А глаза Анэли – и есть та самая листва, сквозь которую пробивается солнце.»
Айрик не смог подобрать правильных слов для чувства, охватившего его, когда он осознал неизмеримую глубину трагедии существования великой преграды.
"Они ничего не помнили! Алкаринцы о нас забыли! Два-три поколения - исправлять преступление стало некому. Предатели вовсе не ведали, что они в чём-то ошиблись. Мы точно вонзаем нож в сердце двадцатилетнему юноше за то, что двухлетним малышом он нас стукнул. Мы упали и сильно покалечились. Я родился в ночь начала расплаты, и ненавижу Алкарин вместе с велерианцами. Вот страшный знак судьбы предателей. Зачем мне дали проклятое имя?! Каким не смели наречь ребёнка целую тысячу лет! Неужели оно предвещает неизбежную гибель всего живого?!"
Принц получал книги по математике, географии, военному искусству, изучал грамоты договоров и деловые документы, читая их с большим интересом. В каждом - знания о разнообразных мелочах жизни.
Юноше не понравились трактаты о строении и лечении человека, о движении небесных светил и высокая философия мироздания, какую пытались постичь мудрецы.
Только несколько чудесных историй возвращения жизни с помощью дара, он прочёл очень старательно, хотя понял из них далеко не всё. Они задевали Айрика за живое.
Пока он проводил время в библиотеке, не обращая внимания на дворцовую жизнь, при дворе ходили сплетни.
Вот какое диво, нищий принц увлёкся книгами, он не пьёт, ни дерётся, ни щупает девушек, а просто читает запоем.
Такое занятие вызывало невольное уважение гвардейцев и слуг. В своём чувстве они отличались от молодых придворных, приближённых Амира Райнара-Каунса.
- Грубый невежда, червяк, что едва выполз из трущобы, вдруг засел за рукописи. Неужто ему захотелось стать образованным попрошайкой?
Насмехались утончённые юноши и фрейлины. – Неужели трущобное высочество надеется, что чтение привьёт ему хорошие манеры? Королеве Риен желательно отправить неотёсанного сына куда-нибудь в деревню, чтобы он занялся крестьянским трудом. А ещё лучше ему защищать осаждённую крепость. Там он сложит глупую голову, пусть корона украсит того, кто поистине её достоин.
«Нищий со свитком, - это стало самой весёлой шуткой двора.
Только зрелые придворные, что прожили долгую жизнь, начинали подумывать, из Айрика Райнара однажды может выйти хороший правитель.
"Было время, когда его дед король Ардан проводил в библиотеке не меньше часов, чем внезапно вернувшийся внук."
- Я клянусь вам, лорд Карс, принц взглянул на меня точно так же, как наш покойный правитель, пусть ему будет хорошо в свете Создателя. От Амира блеска немало, а дел почти никаких.
- Да, Алкарин много лет не чувствовал твёрдой руки правителя. Королева Риен неплоха. Но она, во-первых, женщина, во-вторых, жена короля. Ей приходится слушать подхалимов и лизоблюдов, если у них хватает знатности и богатства. Главное достоинство Айрика Райнара – кровь, что течёт в его жилах. К тому же стране необходим дальновидный, упорный король, ни Риен, ни Амир такими качествами не обладают.
Вздохнув, старики улыбнулись.
Однажды Айрик понял, что устал сидеть в библиотеке. Тогда он решился пообедать на дворцовой кухне. Заняв неприметное место в уголке, юноша окунулся в тёплую суету. Вскоре он с удивлением заметил, люди глядят на него по-другому, не так сурово, как раньше. Вместо страха в глазах пробегали интерес и симпатия.
- Ешьте побольше, ваше Высочество, - сказала дородная повариха, подавая блюдо с говяжьей отбивной. – Нашему наследнику престола нужно хорошо питаться. Представляете, лет через сто люди скажут,что вы были самым тощим королём Алкарина за всю его историю!
Повариха сердечно улыбалась. Вокруг тёплых глаз лучиками разбегались морщинки. Айрику показалось, пухлая рука хотела бы пригладить ему волосы да не решилась, он всё-таки принц.
- Ладно, я отлично наемся, раз вы задумали меня откормить.
Грубить доброй женщине не захотелось. Через несколько дней Айрик решил, если немного поупражняться с копьём, ничего страшного не случится.
"Вот велерианцы осадят столицу, а я забыл, как держать в руках древко. Враг на меня набросится, а оно из руки вырвется."
Пока Айрик шёл к учебной площадке, он заметил фигурный сад. Деревья в форме животных и башенок издавна украшали столицу. За ними тщательно ухаживали, поливали, подрезали. Юноша расхохотался.
"Вот уж обстригли, так обстригли. В кустах не спрячешься, на дерево не залезешь. Да я бы и не стал на такие забираться. Сидеть на зелёной собаке смешно. А на башне тем более."
Увидев сражающихся, Айрик нерешительно замер. Кругом знатные воины, даже самые юные. Намного более ловкие, более сильные. На деревянных палках они учатся рубить и колоть, как будто с мечом в руках, не так, как он у наёмников.
- Ваше высочество, вы хотите поупражняться в воинском искусстве?
Вежливо осведомился мастер над оружием Дагир Винт, заметив принца.
- Да, но я вот так не умею.
Айрик ощутил сердитую, досадную неловкость, захотелось сбежать.
- Вы никогда не держали в руках меч?
Верно догадался наставник.
- Да.
- Поверьте, вы можете его взять. Встречались гвардейцы, что знали не больше вашего, когда приходили ко мне на обучение. В сельских домах порой им показывали только обращение с копьями. Услуги хорошего мастера клинка стоят дорого.
Юноша не устоял. Это был настоящий соблазн. Научиться владеть благородным мечом, какой мальчишка с самого детства не мечтал сжимать в ладони прохладную рукоятку.
- Ладно, показывайте.
Сегодня принц увидел только первые стойки и движения.
В конце занятия он сам подошёл к чучелу, чтобы колоть его словно копьём.
Тогда соперника заметил Амир. Крестьянская неловкость трущобного принца вызвала неудержимый хохот.
"Да, конюх во дворце сражается лучше. Самое хорошее для него, это возить сено."
Принц ощутил превосходство.
Насмешливо улыбаясь, он подошёл к Айрику, как только тот решил отдохнуть.
- Ваше трущобное Высочество, не хотите ли скрестить со мной палку?
В голосе слышалось надменное торжество. -Отчего бы не нет, давай скрестим. Глядишь, ты чему-нибудь у меня научишься.
Айрик понял, сейчас его будут бить. У них выйдет не драка, именно избиение.
"Амир сильней, он это знает. И мне это известно."
Учебная палка поднялась, поединок начался. Принц получал по рёбрам, по рукам, по ногам. Чувствуя, как тяжёлая деревяшка обрушивается на нищего, как неумело тот отклоняет удары, Амир ярился всё сильней.
Щит выпал из рук, времени чтобы его поднять не оставалось.
"Вот так. Ещё раз. И снова! Ты будешь знать! Заплатишь за всё! Тебе не место во дворце!"
Получив жестокий удар, Айрик ощутил, в его теле что-то хрустнуло. Наверное, сломалось ребро. Крепко вцепившись в палку, он продолжал стоять. Махнув дубиной сквозь боль, Айрик почувствовал новый хруст. В глазах помутилось. Не удержавшись на ногах, принц так и не выпустил палки, сжав её мёртвой хваткой.
Амир продолжал избиение. Юноша не мог остановиться, опьянев от победы, от запаха крови врага, от его абсолютного бессилия. Стараясь отползти в угол площадки, Айрик сцепил зубы, чтобы не застонать.
"Кто просит пощады, того добивают."
Страшная правда трущоб.
После, мастер над оружием долго объяснял канцлеру и королеве, как мог допустить произошедшее, не заметив момента, когда поединок перешёл рамки дозволенного.
- Простите меня, я отвлёкся, чтобы дать указания другим ученикам, - оправдывался Дагир Винт.
- Вы должны были следить только за ними. Они враги, и могли убить друг друга.
Жёстко припечатал Наркель.
Наследному принцу Амиру вообще не следовало бы разрешать сражаться с более слабым противником. Он у нас, натура увлекающаяся. Высокий титул не должен был вас устрашить воспрепятствовать поединку.
Канцлер понимал, причина случившегося кроется в страхе перед гневом наследника престола, почтение, даже убийство способно оправдать.
Однако, мастер над оружием успел почти вовремя, Амира оттащили от поверженного врага.
Поняв, его перестали бить, Айрик с трудом поднялся с земли. Казалось, он опять упадёт. Упрямый юноша сделал нетвёрдый шаг. Он шёл, качаясь, вытирая рукавом кровь, что бежала из носа. Пройдя пару шагов, Айрик снова упал. Тут его заметили двое слуг. Их послали специально, чтобы ему помочь.
Подняв принца на руки, слуги отнесли его в покои, где раненого ждала придворная целительница.
Когда синяки были смазаны мазью, а два сломанных ребра крепко перевязаны, юноша сумел заснуть.
По дворцу разнеслась новость, Амир Каунс избил Айрика Райнара. В ночной час наследник престола не подозревал, что сегодня утратил часть королевского влияния. Его поведение не понравилось многим придворным.
"Истинный лорд не станет обижать более слабого, тем более во время благородного поединка. Подобный поступок ниже его достоинства. А Айрик Райнар оказался ничего, говорят, он даже ни разу не застонал."
Сумев указать, где нищему самое место, Амир обрадовался. Красивая фрейлина уступила настойчивым ухаживаниям, впереди ждала жаркая ночь любви, аромат свечей, духов и женского тела. Он наслаждался счастьем и юностью, не зная, завтра мать и канцлер выразят неудовольствие жестоким проступком, а перевязанный Айрик вызовет во дворце сочувствие. Его собственный гнев - осуждение.
***
Крепость Даргель стояла на непреступной скале, что была островом на южной оконечности Алкарина, очень далеко от стены. В ней воинскому искусству обучались мужчины и женщины, без всякого светлого дара, лучшие защитники королевства.
В одной из дальних комнат, под тонким одеялом спала Дайнис Кармент, семнадцатилетняя девушка, что готовилась стать воительницей.
Её детство было счастливым. Дочь богатого торговца шерстью, она росла, окружённая любовью младших сестёр и брата.
- Куда я дену моих девочек, когда они вырастут? – привычно вздыхал отец. – Хоть бы получились красивыми, тогда найти подходящую партию будет легко.
- А мы у тебя и сейчас замечательные!
Дайнис сверкала озорными глазами.
Алкарин сражался с Вирангатом, но семью торговца война обходила стороной.
Шерсть отлично продаётся, войску необходимо сукно для одежды, вот и выгода от времени битв. Девочки этого не понимали, просто они были богаты.
Страшную ночь, когда рухнула её жизнь, Дайнис помнила плохо. Прилетев прямо с неба, теневые проникли в дом, жестоко убили родителей. Запах крови и сдавленный крик порой приходили в тяжёлых снах. Дети разбежались, попрятались. Малыши нередко спасались, когда нападал враг. Призрачные твари охотились в основном за взрослыми, а детей убивали походя.
Целых три дня сироты были дома одни. Их кормили сердобольные люди, что похоронили родителей.
Дальше приехал дядя по отцовской линии – мелкий ремесленник.
- Шестеро ртов! – воскликнул он. – Я же их не прокормлю.
Поохав и присвоив наследство, дядя отвёз малышей в сиротский приют,
где Дайнис узнала, что такое холод, голод и побои. Еду у слабых отбирали нагловатые, шустрые дети бедняков. Монахини кое-как обучали сирот грамоте, не делая больше ничего. Приют существовал на пожертвования добрых прихожан.
Поколотить сироту, нагрузить её тяжёлой работой, казалось делом угодным Создателю. Несчастные с детства должны привыкать к трудной жизни.
Хоть кричи, хоть плачь в подушку, никто не услышит.
Холодной зимой разразилась эпидемия какой-то горячки, сёстры и брат от неё и умерли. Могилки малышей заносил снег на приютском кладбище, а слёзы Дайнис высохли, на смену пришла жажда жизни и ненависть.
Весной девочка убежала из приюта, решив стать воительницей, чтобы мстить теневым за непоправимую беду, за смерть близких.
Побираясь, кое-где воруя продукты, получая плети, босая полуголодная девчонка пробиралась к великой крепости Даргель. Она слышала, в ней готовят лучших воинов королевства.
Пережив суровую зиму, Дайнис достигла побережья, где умолила лодочника, что доставлял на остров провизию, взять её с собой.
- Я хочу стать воительницей! Теневые перебили мою семью! Разве лохмотья могут помешать ненавидеть Вирангат?! Мне четырнадцать, я сирота, никто не может запретить мне учиться воинскому искусству!
Добрый лодочник согласился забрать тощую оборванку.
Прибыв к воротам крепости, та долго умоляла стражников пустить её внутрь. Воины сжалились над девчонкой, только когда увидели, она собирается ночевать под открытым небом.
Позже, высокая широкоплечая мастер над оружием долго сомневалась, хватит ли в некрепком теле сил для воинской службы. Но Дайнис была упорна, говоря об одном, война единственный смысл её жизни. Сдавшись настойчивости девчонки, мастер над оружием взяла её в обучение.
Дайнис оказалась неутомимой, сумев достигнуть немалого успеха во владении коротким мечом и рукопашном бое. Юная воительница неплохо справлялась и с пикой, умела держать строй. Девушка всегда писала с ошибками, зато могла легко сосчитать, сколько припасов требуется отряду на определённое количество воинов.
Дайнис отлично стреляла из лука, к семнадцати годам овладев стрельбой в совершенстве. Только с верховой ездой дело никак не заладилось - то ли кони не переносили воительницу, то ли она не любила лошадей, а скорей всего неприязнь оказалась взаимной.
Сосредоточенная, нелюдимая девушка не имела подруг. Привязанность – боль, этот жестокий урок вынесла она из короткой жизни. Все, кого она любила, погибли, значит, прочь нежные чувства, пусть останется только дело.
Дайнис упрямо стремилась попасть на войну.
Сейчас она крепко спит, но едва прозвучит сигнал горна, воительница проснётся. Вскочив с кровати, она стремительно натянула штаны и тунику, пристегнула к поясу меч.
Вместе с другими ученицами Дайнис поспешила в столовую. Сегодня съесть завтрак нужно как можно быстрей. Вчера в крепость прибыла Сариан Аторм – жена самого маршала. Она будет оценивать их обучение. Девушки спешили как никогда.
Едва дожевав кусок, Дайнис выбежала на улицу, заняла положенное место в рядах воительниц.
Молодые воины показывали строевые упражнения: чеканный шаг, салют, повороты.
Дайнис выполняла их играючи.
Когда пришло время боя на мечах, девушке достался огромный, широкоплечий юноша - обладатель немалой силы. Ловкая, быстрая - она отклоняла могучие удары и, наконец, извернувшись, нанесла противнику жестокий удар в пах.
Воительница ликовала, Сариан заметила её радость.
В рукопашной схватке ей так же удалось одолеть противника мужчину, жене маршала понравились стремительные, точные движения.
"Девушка лёгкая, собранная, ничего лишнего. Короткие русые волосы, голубые глаза, приятное лицо – симпатичная внешность будет отлично смотреться во дворце. Сделать костюм по мерке, из неё выйдет прекрасная служанка и телохранительница для Дийсан, лучше не подобрать."
Обучение закончилось. Дайнис помчалась обедать, не зная, что над её головой сгустились тучи. Сила, ловкость и красота изменили её судьбу.
Девушку вызвали к Сариан.
Выполняя приказ, воительница гадала, для чего понадобилась жене маршала. Ей виделась опасная воинская служба. Сражаясь против теневых, она прикрывает спину очень сильному аларъян, так в последнее время и поступали. Для чего ещё она нужна воительнице Сариан, как не для чего-то важного.
Подбежав к массивной двери, Дайнис остановилась, отдышалась. Являться к знатной леди запыхавшейся и растрёпанной - верх неприличия. Когда она постучалась в дверь, то выглядела отлично.
Отдав Сариан салют, девушка застыла на месте в ожидании разговора. Окинув её придирчивым взглядом, жена маршала обдумывала, как лучше всего подойти к сложному делу. Из собранных сведений она поняла, предстоящая служба не придётся воительнице по душе.
"Значит, буду приказывать!" Ловкая красивая девушка, что на первый взгляд не представляет опасности, станет надёжной помощницей для Дийсан."
- Дайнис, тебя ожидает важное дело. С сегодняшнего дня ты назначена личной телохранительницей и служанкой для юной Аларъян, что разбудила великую чашу силы, по имени, Дийсан Дарнфельд. Твоя служба окажется сложной и деликатной, Дийсан совсем ничего не видит.
- То есть она что? Слепая?
- Да, Дийсан полностью лишена зрения. Дайнис, безопасность редкой Аларъян – большая ценность для королевства. Ты получила это назначение за большие способности, вовсе не в наказание.
Девушка замерла, не в силах двинуться с места. Судьба разрушена, но она совершенно в это не верит. Разве так может произойти?
- Мне нельзя быть телохранительницей, а тем более служанкой, – прошептала воительница. – Я всю жизнь хотела сражаться с теневыми. Я должна отомстить за родных!
- Находиться на службе Дийсан Дарнфельд тоже своеобразное сражение. Каждый из нас делает всё возможное для борьбы с Вирангатом, вот и ты должна выполнять предназначенный долг. У тебя есть выбор: либо подчиниться приказу, либо завтра на рассвете, оставив крепость, быть уволенной с королевской службы.
Сариан спросила себя, почему она не готова пожалеть юную воительницу.
"Вот она передо мной, бледная как смерть, пальцы слегка подрагивают. Чего бы проще отпустить, выбрать другую, но есть в ней что-то неуловимое, кажется, настоящий стержень. Такая станет защищать Дийсан ценой своей жизни, только вдруг стержень сломается? Ладно, попробуем. Вернуться назад никогда не поздно."
- Решай, как поступишь, и собирайся. Если последуешь за мной, завтра на рассвете я жду тебя во дворе крепости.
Закончив разговор, воительница жестом отпустила девушку.
Медленно двигаясь к комнате, Дайнис чувствовала себя разбитой.
"Всё напрасно! Мечты, стремления оказались бессмысленны! Одним жестоким приказом Сариан Аторм уничтожила меня. Я жила для того, чтобы мстить теневым. А теперь буду служить калеке до конца своих дней!"
До самого вечера пролежав в постели, воительница не ходила на ужин. Поздно ночью она тихо встала, увязала в небольшой узел скромные пожитки. Дайнис знала, что отправится во дворец.
"Я не умею ничего, кроме воинского искусства. Женщина-воительница нужна только на королевской службе. В наёмники и вышибалы берут одних мужчин. Стать воровкой или нищей - неприглядное ремесло. Придётся прожить жизнь до конца, выпив до дна чашу горя, впрочем, как и многие на этой земле. Хорошо бы умереть молодой, если судьба позволит."
На рассвете воительница отправилась к Сариан. Лицо её стало холодным, из него исчезли все краски.
Сев на лошадь, девушка, словно марионетка, поехала вслед за женой маршала. Она не замечала, как мимо летит дорога, ей было всё равно куда скакать.
Они проезжали через какие-то деревни, ночевали на постоялых дворах. Дайнис ехала, спала, снова двигалась, всё точно в полусне.
Глядя на неё, Сариан начала страшиться, что совершила непоправимую ошибку.
В столицу прибыли поздним вечером. Великолепие королевского дворца не поразило Дайнис, она его не заметила.
"Завтра я увижу слепую. Да, да, я на неё посмотрю!" -
воительница рассмеялась.
"Я на неё взгляну, а она на меня нет, и никогда глядеть не сумеет!"
Упав на постель , Дайнис заснула. Несмотря на душевную боль, сон оказался крепким.
На утро девушка встала бодрой. Первым, что она заметила поднявшись с постели, была одежда королевских гвардейцев бордового цвета, которая шла к стройной фигуре.
Одевшись, телохранительница принялась ждать указаний.
Вскоре пришла молодая служанка.
- Тебе всё покажут, – щебетала она. – Госпожа Дийсан хорошая, совсем не капризная. Прислуживать ей очень легко.
"Да замолчит она или нет? Так бы и стукнула по голове!"
Когда служанка помогла Дайнис закончить туалет, та продолжила ждать.
Дверь открылась. В комнату вошла Сариан.
- Ты готова?
- Да.
Проведя девушку извилистым коридором, жена маршала подошла к покоям в его конце.
- Кто пришёл ко мне?
Спросила менестрель, когда дверь открылась.
- Дийсан, это я, Сариан Аторм. Я прибыла представить тебе личную служанку и телохранительницу.
Та, кого назвали, поднялась. Калека была высокой, она была даже красивой. Зелёное платье, украшенное серебром, спадая вниз лёгкими складками, подходило к отстранённым глазам. Клара Тивель постаралась на славу, не подвели и дворцовые мастера. Замеченная Дайнис палка, что стояла в углу, была из хорошего дерева, лёгкая, прочная. Золочённую ручку украшал небольшой изумруд.
- Я же говорила, мне нужна обычная служанка, как у других леди. Зачем мне телохранительница?
– Ты слишком важна для королевства, чтобы подвергать твою жизнь опасности. Едва ли умение разбудить чашу силы придётся по нраву Велериану и Вирангату. Теперь у тебя на службе находится Дайнис Кармент, она хорошая воительница, а ещё симпатичная девушка.
- Ну ладно, раз вы так настаиваете. Дайнис, скажи что-нибудь.
- Я здесь.
И больше ни слова.
– Пожалуйста, протяни мне руку, чтобы мы познакомились поближе.
Пальцы оказались холодными и немного дрожали.
Сариан ушла, девушки остались вдвоём, обе не представляли, что делать дальше.
"Как способна калека быть Аларъян? Как она разбудила чашу силы? Если я того не могу? А слепая калека может?"
Дайнис в такое не верилось.
Дийсан слышала, служанка стоит и молчит, только сопит очень громко.
"Вот навязали ещё на мою голову! Какая воительница захочет служить калеке? Сейчас прикажу, и пусть слушается, я всё-таки знатная леди."
- Дайнис, иди к себе, я думаю, дверь в комнату ты видишь, пока ты мне не нужна. Когда понадобишься, я сама тебя позову.
- Да, госпожа.
"Стукнуть бы её хорошенько, чтобы не заносилась, вместо того, чтобы повиноваться!"
Оставшись одна, телохранительница заплакала, зарывшись лицом в подушку. А Дийсан, немного позанимавшись вышивкой, собралась идти обучаться верховой езде. Неделю назад Эрин принялась выполнять решение, обещанное в дороге. Хотя менестрелю объяснили, телохранительница должна ходить с ней повсюду, но Дийсан не собиралась брать ту в конюшню вместе с собой.
Услышав звук шагов и лёгкий скрип двери, Дайнис выскочила из комнаты, подбежав к калеке, резко схватила ту за руку повыше локтя.
- Во-первых, надо спрашивать, берут тебя с собой или нет. Во-вторых, никогда меня так не хватай, а то я от испуга и умереть могу!
Менестрель резко вырвалась.
- Когда вы споткнётесь или заблудитесь, отвечать придётся мне. Давайте, я вас поведу, вы же совсем не видите.
Телохранительница говорила с ней, словно с капризным ребёнком.
- Нет уж, отвечать за всё придётся мне, и за тебя в том числе, потому что ты служанка, а я госпожа, так что изволь меня слушаться.
Калека неторопливо пошла вперёд. Дайнис последовала за ней. Она смотрела, как госпожа трогает пол и стены палкой, которая слегка стучит.
"Значит, она может ходить сама только вот так. Фу, ни за что бы так не хотела!"
Девушка передёрнулась от невольного страха и отвращения.
Дойдя до конюшни, менестрель поняла, она не хочет открывать тяжёлую дверь, до смерти боясь ездить верхом.
Однако, гнедая кобыла, которую выбрали для особой наездницы, была смирная и послушная. Тау, так звали лошадь, выросла в кадских конюшнях. Они считались лучшими в Алкарине. Говорили, предками тамошних лошадей были кони из огромных степей где-то за Велерианом. Прекрасных жеребцов разводил кочевой народ. За века существования стены порода ухудшилась, но иногда в конюшнях рождались небольшие лошадки, невзрачные на вид. Они то и были самыми преданными друзьями людей. Дийсан только приучала кобылу к себе. Под присмотром Эрин и конюха она училась чистить её и седлать, кормила с руки.
- Лошади, как человеку нужна и любовь, и ласка. Стань Тау надёжным другом, тогда она верна тебе будет и жизнь за тебя на войне отдаст, если понадобится, - говорил старый конюх. Ученица внимательно слушала.
"Неужели я должна её полюбить? Она же огромная! То ржёт, то фыркает, и ещё неприятно пахнет."
- Дий, а я было решила, ты уже не придёшь, – раздался справа весёлый голос подруги.
- Так я сама думала, что здесь не появлюсь. И вчера была в этом уверена, и позавчера в себе сомневалась.
- Зато твой костюм для верховой езды сегодня портниха мне отдала, так что идём примеряться. Он зелёного цвета. Клара любит для тебя зелёное шить, чтобы хорошо подходило к глазам.
Дочь маршала заметила Дайнис.
- Дий, ну и суровая у тебя служанка. Как будто только вина выпила, что в уксус перебродило. Ты держись от неё подальше или лучше у принца Айрика нож попроси, чтобы в постель положить, от телохранительницы защититься.
Бард улыбнулась.
Подруги пришли в комнатку для конюшенных слуг. Дайнис спешила за ними, как тень.
"Вот бы служить такой! Самой дочери маршала. Я бы надёжно прикрывала отважную спину, но меня на всегда отдали калеке!"
Достав из свёртка костюм, Эрин аккуратно разложила его на столе.
- Вообще-то, заниматься подобной работой должна ты. Хорошо, что здесь оказалась я, а не другие придворные дамы, они бы ещё похлеще тебя отчитали. Дальше справляйся сама. И смотри, если услышу хотя бы намёк о плохой службе, тебе не поздоровится!
Дочь маршала взглянула на телохранительницу так, что та похолодела.
- Ладно, Эри, она со мной только первый день, ещё успеет привыкнуть. И защищать меня отлично научится. А если что, я сама за себя постоять сумею.
- Понимаю, но если бы ты только её видела!
- Не волнуйся, зато я голос прекрасно слышу. Кажется, такой холод огромный лесной пожар затушить бы сумел!
Эрин весело расхохоталась.
Осмотрев костюм, Дайнис поняла, что сумеет правильно подать его госпоже. Это
была мужская одежда воинского покроя, служанка носила в крепости точно такую же.
Как только подруга оделась, Эрин придирчиво её оглядела.
- О, да тебе, как и мне идёт мужская одежда. Ты смотришься в костюме отлично. Самое время оседлать лошадь и прокатиться на ней.
- Уже так скоро?
Вопрос прозвучал удивлённо.
- Конечно, чего медлить? Красивому костюму полагается хорошая наездница, вот и пора ею стать.
- Ох, думаю, это едва ли случится, но какой-то наездницей верится, сделаюсь.
В конюшне Дийсан искала Тау, с трудом пробираясь среди стойл.
"Здесь столько лошадей!"
Касаясь перегородок палкой, Дийсан отыскала нужное место, шестнадцатое в четвёртом ряду.
Увидев хозяйку, Тау приветливо фыркнула. Менестрель погладила лошадь по крупу и холке, дала припасённое яблоко со своей руки. Доверчиво ткнувшись в ладонь, Тау щекотала её мягкими губами.
"Странное ощущение. Неужели это огромное существо, что не умеет говорить, может привязаться ко мне?"
Дома девушка не дружила с лошадьми и собаками. В детстве она их остерегалась. Ржут, рычат, могут наброситься и затоптать.
- Теперь седлай её, – крикнула Эрин. Она гладила свою белоснежную кобылу, по имени Раи. Лошадь просто переполняло довольство и веселье.
Призванием Аларъян девушки был уход за животными. Немного силы в корме, лёгкое исцеление и они никогда не заболеют, проживут необычно долгую жизнь.
Удивительный дар подруги восхищал Дийсан.
"Замечательно, отдавать частицу себя другому живому существу, пусть оно совсем не такое, как ты. Мои песни приносят в мир лишь несколько минут грусти или облегчения. Хотя, оживить чашу силы, оказывается, огромный дар. "
Поставив трость в угол, Дийсан принялась ощупывать упряжь Тау. Оседлать лошадь - нелёгкая наука. Ученица услышала, как сзади подошёл конюх, но старик молчал, не делая ни одного замечания.
"Неужели он думает, что приблизился без всякого шума? А может, я просто слишком подозрительна? Звуки всегда выдают человека. У конюха тяжёлые, медлительные шаги."
Дийсан трудилась долго. Каждый ремешок, каждая застёжка должны быть тщательно прилажены.
В последний раз потрогав проделанную работу, ученица довольно вздохнула.
- Неплохо, теперь пора её выводить, - конюх говорил неторопливо.
Взявшись за поводья, менестрель позволила лошади идти впереди себя.
- Она сама знает дорогу. Мне нужно научиться доверять моей кобыле.
Тау, правда, вышла на улицу. Почувствовав движение воздуха, Дийсан напряглась, стараясь остановить лошадь.
- Сто-ой! Мы уже во дворе.
Кобыла замерла.
- Молодец, – прозвучал одобрительный голос Эрин. – Теперь то и начнётся самое трудное.
Перед тем, как попробовать сесть на лошадь, ученица долго осматривала рукой стремя, измеряла высоту от него до луки седла. Наконец, решившись, она ухватилась за лошадиную холку и закинула ногу. Балансируя почти на весу, менестрель испугалась, поняв, что не может закинуть вторую. Кобыла сама переступала копытами, лошадь слишком высокая и неустойчивая.
От страха Дийсан вскрикнула. Испуганная Тау рванулась вперёд, волоча наездницу по земле. Та никак не могла выпутать ногу и удержаться в седле тоже не сумела. Конюх и Эрин двойными усилиями остановили лошадь. Почувствовав, что свободна, бард поднялась с земли и принялась отряхиваться.
- Может, я зря решилась обучать тебя верховой езде?
Голос подруги звучал смущённо и виновато.
- А разве другие люди не падают с лошадей? Сейчас попытаемся снова.
Менестрель успела прийти в себя.
Внезапно к ней подбежала Дайнис, и принялась изо всех сил отряхивать пыль с одежды.
- Я думала ты поняла, меня не надо касаться без предупреждения. Лучше бы ты лошадь так останавливать бросилась, чем сейчас меня трясти.
Телохранительница молчала.
"Когда калеки не садятся на коней, тогда они с них не падают. Беспомощным нечего равняться со здоровыми."
Однако, служанке пришлось признать, госпожа хорошо отряхнулась и поправила причёску.
Справившись с собой, она снова подступила к лошади. Погладив Тау по крупу, Дийсан решительно сунула ногу в стремя. Повиснув в воздухе, она снова боялась. Сдержавшись, наездница перекинула ногу через луку седла и, наконец, попала туда куда нужно.
"Ура, я залезла на лошадь! Сижу одна, без никого!"
Хотелось смеяться, но вместо этого пришлось крепко вцепиться в поводья, удерживая Тау на месте.
- Поехали шагом, – крикнула Эрин. – Слушай, как звучат копыта Раи, правь на слух, как мы показывали.
Слегка отпустив поводья, наездница почувствовала, лошадь пошла вперёд. Слыша цокот копыт другой кобылы, Дийсан ехала прямо.
- На сегодня хватит, поворачивать не будем, – сказала дочь маршала, спрыгнув с лошади.
Менестрель сошла с Тау очень осторожно. Вернув кобылу в конюшню, она расседлала её и почистила и только тогда отправилась во дворец.
У себя в покоях Дийсан с сожалением сменила мужской костюм на платье.
- Помоги мне с застёжками, – приказала она и замерла, повернувшись к служанке спиной. – Теперь убери костюм в шкаф, там есть крючки. Когда повесишь, осмотри, хорошо ли я одета. Исправь, всё что я пропустила, если чего-то не умеешь, тогда позови других служанок, пусть научат тебя, что надо делать.
- Здесь нечего исправлять.
- Вот и хорошо, смотри, если обманешь меня хотя бы один раз, больше я тебе никогда не поверю.
- Да, госпожа.
Покончив с туалетом, Дийсан села за столик для вышивания. На нём поместилась не начатая работа: квадратное полотно чёрного цвета без единого стежка.
- Это белый цвет?
Госпожа показала нитки.
- Да, белый.
- Всё, мне ты пока не понадобишься, можешь идти, заняться своими делами.
- У меня нет никаких дел, госпожа. Я должна быть рядом, я - ваша телохранительница.
- Никто не убережёт человека от его судьбы. Прости, что тебя приставили ко мне. Я просила о личной служанке, она мне и правда нужна.
- Что же это за чаша силы? Из-за которой меня приковали к вам, забрав из воинской крепости, уволив со службы.
- В её глубине живёт Алар, что дарит свет клинку. Наполнившись огнём, оружие в руках обычного воина сумеет убивать теневых.
- Что? И в моей руке тоже?
- Конечно же, и в твоей. Поверь, Дайнис, мы успеем попасть в сражение. Боюсь, эта война продлится долгие века. А если закончится, то совсем не так, как хотелось бы людям.
Телохранительница молчала, начав многое понимать.
"Так моя служба, оказывается,важна. Какая разница, что я рядом с калекой, если обычный воин сумеет убить теневого, когда его меч наполнит Алар. Я тоже смогу отомстить, как всегда мечтала. Ради этого можно вынести неприязнь к госпоже!"
Дийсан начала рукодельничать. Она решила вышить Раи, кобылу Эрин, стоящую на траве. Менестрель с детства знала, трава зелёная, спросив у подруги, она запомнила, Раи белая. Приступая к работе, Дийсан долго обследовала кобылу, запоминая её руками, дальше заказала деревянную форму лошади дворцовому мастеру. Проводя стежок, бард вспоминала, как не любила вышивку в замке отца, хотелось всё время находиться на свежем воздухе, неважно трудиться или играть. А теперь вышивка унимала сердечную тревогу. Дийсан до смерти надоело находиться в бездействии. Обучение этикету, пение для знатных - вот и все дела, что заполняли дни.
"Говорят, скоро в столицу прибудет Таниари Гильден – главная наставница школы Аларъян, и ожидание завершится. Наставница научит меня пользоваться силой и узнает, есть ли дар у Айрика. Пусть приезжает поскорей. Сколько можно томиться бездельем?"
Вышивание закончилось, когда молодая служанка принесла приглашение от королевы петь на приёме сегодня вечером.
"Жалко, я не увижу Айрика до самой ночи. Он отказывается посещать приёмы. Кажется, он их страшится."
Улыбнувшись, девушка принялась готовиться к вечеру. Дайнис пришлось постигать тонкости прекрасного туалета: наряжать госпожу, укладывать волосы.
"Ура, я ей несколько прядей выдернула, а она терпеливо молчит. Можно делать так каждое утро, чтобы доставить себе удовольствие."
Служанка мстительно улыбнулась.
Закончив туалет, они с телохранительницей прибыли в зал для приёмов.
Увидев Дийсан, Риен захотела услышать пару песен о мире. Последние дни королева прожила в постоянной досаде.
"Амир плетёт против соперника интриги, что шиты белыми нитками. Мой наивный сынок, нет в нём истинного коварства. Зато у Айрика Райнара его вероятно немало. Мрачный, замкнутый. Что творится в потёмках дикой души?"
Сердце Риен не хотело отдавать новому принцу престол, только она не имела права переписать вековые законы.
"Если бы он утратил медальон! Тогда бы никто его не узнал, он был бы давно повешен."
Дийсан запела о любви, а правительница подумала о смерти.
"Она подходит ближе, с годами силы истаяли. Дармелина и Ники продлевают ей дни, но однажды старания окажутся бесполезны. Перед смертью хотелось бы знать, что Алкарин выстоит, и престол займёт достойный. Раз юность была счастливой, умереть тоже хочется с надеждой."
Когда мирный мотив отзвучал, менестрель запела о войне, того хотели придворные. Молодые слушали сказание, затаив дыхание от восторга.
"Я их не понимаю! Мне хватило крови Амрала, что в страшный час пролилась на постель. Я не была на войне, но долгие годы сражалась с ней. Всё, пора отдыхать! Пусть воюют другие!"
Королева удалилась. Приём продолжался. Дийсан пела о разном: об озорстве и грусти, про любовь и подвиги.
Когда вечер закончился, менестрелю хотелось мчаться к себе бегом, только мешало присутствие Дайнис. В покоях её встретит Айрик. Надежда была не напрасна.
- Ну как, развлекла пением знать?
Раздался в тишине родной голос.
Юноша сидел в кресле рядом с постелью.
- Сегодня я много им пела. А с тобой бы могла и потанцевать, если бы ты только решился прийти на приём.
- Зато я тебе свиток со сказанием принёс. Сейчас почитаю, когда твоя новая служанка к себе в покои удалится.
- Так вы, правда, наш принц! А я думала, всё глупые сплетни. Вы давным-давно погибли. Или Вас вообще на свете не было.
- Да, я живой, как видишь. Значит, на свете я не только был, но и есть.
"Ну и служанку для Дий подобрали, не могли приставить кого-то повеселей."
В последнее время Айрик привык к алкаринцам, словно забыв, что они враги. Некоторые принцу нравились: например леди Сариан. Она по-прежнему приходила к нему, рассказывала об Алкарине, показывала придворные манеры. Видя её улыбку, Айрик переставал ершиться, а слушал и многое повторял.
Однажды заглянув в библиотеку, Наркель Ирдэйн предложил принцу разъяснить сложные места в книгах, что тот читает. Сначала он отказался. Тогда канцлер, сев за стол, принялся что-то писать. Пару дней он так и ходил, пока не настала минута, когда желание понять неизвестное, оказалось сильней враждебности.
Поборов раздражение и неловкость, Айрик сам обратился за помощью.
Так началось его обучение у канцлера. Вскоре наставник увидел глубокую пропасть и тонкий мостик через неё. Для будущего правителя Айрик знал слишком мало, для нищего очень много.
"Что, если бы он погиб? Так и не узнав себе настоящую цену?!"
Такая мысль вызвала душевное беспокойство. Стремление к знаниям и наблюдательность неизменно влекли к себе сердце Наркеля. Принц учился с большим интересом.
Сталкиваясь с трудным, он не отступал, а старался его понять, докопаться до правды. Однажды Айрик осознал, мир сложен. Это открытие одновременно устрашило и привлекло юношу. Он с сожалением убедился, всех людей нельзя сделать богатыми, а если богатые превратятся в бедных, счастья тоже не получится. Пока существует Вирангат, никто не будет жить хорошо, а станет ли жизнь лучше после гибели ледяной страны, тоже неясно. Но после исчезновения тьмы, хотя бы родится надежда на изменения.
Айрик не мог понять, на кого больше хотел походить, на Дальнира Аторма или на Наркеля Ирдэйна. Но раз канцлер был рядом, ученик невольно повторял его жесты, манеру говорить, пусть это звучало смешно, когда он ненароком вставлял в солидную речь словечко нищего.
Со временем юноша догадался, его обучают быть принцем. Однако, дороги назад больше не было. Он привык есть досыта, хорошо одеваться, а главное его манили знания о жизни целой страны, и очень нравился канцлер.
- Ну раз я принц, а ты служанка , так и иди в свою комнату, ты нам здесь не нужна.
Дайнис ушла, напоследок сверкнув глазами. Менестрель села на колени Айрика, удобно устроила голову на надёжном плече, он приступил к чтению.
Айрик читал спокойно, но негромкий голос тонко передавал чувства, что хранило для всех сказание.
Дийсан услышала, как королева сначала потеряла на войне короля, дальше - всех сыновей. Собрав последние силы Алкарина, она жестоко отомстила врагам, но династия прервалась.
- Что же случилось дальше? Я думаю междоусобица, так всегда происходит при смене власти.
- Да, страшная кровавая смута. После неё трон оказался в руках Райнаров. Дий, понимаешь?! Короли никогда не живут хорошо! Они воюют, заставляют народ жить по закону, конечно, если это хорошие правители. Против них плетут заговоры, иногда убивают. Если мне обучиться ремеслу, ну ладно, даже стать воином, чтобы сразиться с Вирангатом, я буду возвращаться к тебе каждый вечер, чтобы ты встречала меня после дня труда. Ты будешь петь в хорошей таверне – всё как у других людей.
- Да, Айрик, я последую за тобой, куда бы ты не ушёл! Я стану ждать тебя и встречать.
Юноша перенёс менестреля в постель. Он прижался к ней, как прежде горячий, но теперь он пах по-другому, наверное меньше улицей и больше собой самим.
"Мы уйдём! Настанет замечательный день, когда мы убежим отсюда!"
Дийсан заснула, доверчиво прильнув к нему.
Айрик проснулся на рассвете. Двигаясь неслышно, чтобы не разбудить любимую, он, одевшись, отправился в свои покои. Дворец спал, только немногие слуги видели, как он идёт по коридору, но они будут молчать. Так было испокон веков, и будет всегда, короли и принцы посещают постели фавориток.
Айрик шёл по дворцу, а Дийсан продолжала спать. Утром она приняла горячую ванну и позавтракала прямо в воде, так делать ей очень нравилось.
Менестрель одела костюм для верховой езды. В нём было намного лучше, чем в женском платье.
"Почему мужчинам досталась такая удобная одежда, а нам она не положена?"
Дийсан отправилась на конюшню, всем сердцем желая, чтобы у Эрин не нашлось времени для занятий, но подруга его выкроила.
Сегодня менестрель не так боялась взобраться на Тау. Она оперлась не на лошадиную холку, а на луку седла.
Устроившись в нём, наездница двигалась шагом за звуком подков Раи.
"Оказывается, поездка верхом может быть и приятной, когда сердце не выпрыгивает из груди, и лошадь тебя слушается."
Проехав до конца по дорожке для верховой езды, подруги возвратились обратно, они даже сделали поворот.
Возле конюшни госпожу поджидала Дайнис, рядом стояли Шеан Давон и Райзи Квирт, управительница дворца готовила ученицу себе на замену.
Услышав их разговор, Дийсан приуныла. Раз менестрелю придётся стать фрейлиной, она должна изучать этикет.
- Фаворитка принца всегда придворная леди, – жёстко отвечала королева на попытки возражать принятому решению.
Шеан и Райзи учили Дийсан разбираться в тонкостях дворцовой жизни. Их было великое множество: кто за кем садится, кому делать реверанс.
Суровая доля знатной леди замка теперь показалась ей лёгкой. Сельская госпожа занимается важными хозяйственными делами, а не утомительными церемониями. Менестрель старалась принять этикет, как неизбежное зло. За несколько часов занятий служанки согнали с учениц семь потов. Шеан обучала Дийсан быть фрейлиной, Райзи показывала Дайнис как прислуживать знатной леди.
Несчастные причёски, вид нарядов, умение подавать пищу слились в голове в поток чего-то невообразимого. Руки сжимались в кулаки.
"Кто вообще придумал тонкости этикета? Наверно, жестокий мудрец ненавидел простых людей."
- Не горячись, не смотри так хмуро, сначала многим бывает трудно, – мягко убеждала Райзи. – Прислуживать правильно: непростая наука. Но тебе повезло, твоя госпожа только учится быть фрейлиной, вы совершенствуете умения вместе.
"Великое утешение, обучаться этикету вместе с калекой."
А всё-таки служанка была довольна тем, что с Дийсан обращаются так же сурово как с ней.
- С детьми четырёх высоких лордов всегда здоровайся первой и не забывай совершать реверанс, они намного выше тебя по положению, - говорила Шеан.
- Конечно, я его сделаю, если пойму, что они стоят рядом. А сколько придворных живёт во дворце? И как королевским поварам удаётся приготовить множество вкусных блюд?
- Сейчас здесь живёт человек пятьсот придворных. А в лучшие времена двор способен вместить больше тысячи обитателей. На кухне есть главная повариха. Ей повинуется множество помощников. Готовить приходится день и ночь. Мы покажем личной служанке высоких лордов и леди, чтобы она их запомнила. К тому же ты прекрасно узнаёшь людей по голосу, в нужный момент это тебе поможет.
Когда Шеан Давон услышала, ей предстоит обучать этикету слепую фрейлину, она совершенно растерялась. Но живое общение быстро развеяло сомнения и страхи.
- Новой леди в пору быть не фрейлиной, а моей помощницей. Она ведёт себя точно так же, как дочери сельских лордов, что недавно прибыли ко двору. Мне повезло, у неё быстрый ум и хорошая память, если позволит Создатель, со временем она сумеет украсить свиту королевы Риен.
Часы проходили быстро, Шеан Давон учила, ученица запоминала и задавала много вопросов.
После занятий девушки остались вдвоём.
- Ненавижу этикет, – горячо воскликнула госпожа. – Родословные лордов перемешались у меня в голове. Разве важно, где лежит салфетка или как стоит поднос, если на подносе еда, а салфеткой вытирают руки?
Телохранительница удивилась сходству сердитых мыслей.
Чтобы успокоиться, Дийсан принялась вышивать, несколько стежков и душа пришла в равновесие.
Едва узнав, что наступил вечер, менестрель выбрала в гардеробе простое платье без оборок и серебра. Но и оно оказалось зелёным, словно весенняя травка.
Переодевшись, она уложила волосы вокруг головы тугой косой, как делала в доме отца.
Взяв служанку, госпожа пришла на дворцовую кухню. Она была поистине огромна. По вечерам здесь собирались слуги и гвардейцы, играли в кости и карты, пили медовуху, во дворце её было немало. Кто-то чинил сбрую, кто-то латал одежду, в общем, занятия находились для всех. Музыканты наигрывали на флейтах и цимбалах незатейливые мелодии. Под них кружились парочки.
Когда менестрель появилась на пороге, многие приветствовали её возгласами.
- Дийсан звонкоголосая, – неслось из разных углов.
Улыбаясь, девушка взобралась на помост для выступлений, на плече висела арфа, другие музыканты смолкли. Не став подыгрывать себе на инструменте, она завела песню разудалого гуляки. Голос стал хрипловатым, точно у весёлого пьяницы, что до утра поднимает в таверне бокалы вина. Дайнис казалось, госпожа говорит о себе. Знатная леди исчезла под напором простого мотива. В другой песне она превратилась в стражника.
Искусный воин всю жизнь охраняет покой короля, служит ему верой и правдой. Менестрель становилась лакеем, лордом и леди, воином, кокеткой, невинной девственницей, продажной женщиной, призывала на смерть и пить до упада, брала крепость и штурмовала красотку. Она пела вдохновенно, не так, как для знатных лордов и леди, вчера она была изысканным бардом, холодным и чопорным, сегодня стала простым менестрелем. Послушать её в кухонный зал пришли Айрик и Эрин. Принц стал часто здесь появляться, а дочь маршала любила грубоватых стражников, похожих на воинов её отца. На озорных песнях она с удовольствием танцевала с могучими гвардейцами, не позволяя юношам ничего лишнего.
Слушая песни любимой, Айрик глядел на неё.
Устав, Дийсан спустилась с помоста. Музыканты заиграли заводную мелодию. Подхватив менестреля, принц закружил её по залу.
- Вот здесь, я с тобой потанцую. И придворных приёмов никаких нам не надо.
Бард улыбнулась.
Весёлая пара привлекла внимание Дайнис. Она смотрела на них, словно в тумане. Всему виной была медовуха. Телохранительница не заметила, как она ударила в голову, вкусная, сладкая.
Сколько лет она жила в приюте и на улице, дальше в комнате крепости. Когда сёстры и брат умерли, девушка решила, делом разрушенной жизни должна стать месть.
"Но почему заболело в груди? Сейчас отчего-то хочется, чтобы судьба сложилась как-то иначе."
Дайнис считала, что выплакала все слёзы, сердце стало кусочком льда.
"Но как бесшабашно кружится влюблённая парочка! Как скользят другие танцоры, забыв про печаль, про ледяной край."
И глаза обожгло что-то давно ушедшее!
Солёные капли текут по щекам?
"Зачем они мне?! Ледяное сердце плакать не может. Во рту сладкий вкус медовухи, в голове каша, и душа ранена острым клинком."
Закончив танцы, Айрик Дийсан и Эрин подошли к ней.
"Нужно встать, но ноги не держат. Почему они перестали слушаться?"
Дочь маршала вывела Дайнис из кухни.
Менестрель и принц шли впереди.
- Не выдавай её, пожалуйста, – попросила Дийсан, когда служанку уложили в постель.
- Ладно, не выдам, может, она станет служить тебе верней. Она была такая грустная. Вот я и не остановила её, когда поняла, что Дайнис напьётся, не решилась и всё тут.
Наутро трещала голова и было очень стыдно, только воспоминания о боли остались. Теперь Дайнис знала, её сердце, оказывается, тёплое.
***
По улице Алкарина катила роскошная карета. В кресле дремала сама Таниари Гильден - главная наставница школы Аларъян. Когда шестёрка лошадей приблизилась к дворцу, карета остановилась. Проснувшись, Таниари спустилась во двор. Стоя перед экипажем, она терпеливо ждала, пока личная служанка поправит дорожный костюм. Женщина не сомневалась, что сразу удостоится визита к правительнице. А если её не пригласят, аудиенции стоит потребовать самой. Главная наставница школы Аларъян не последнее лицо в королевстве.
Странные дела творятся при дворе: объявился наследник престола Айрик Райнар, пусть его много лет считали погибшим. Слепая Аларъян разбудила древнюю чашу силы. Таниари не терпелось узнать ответы на все вопросы.
Важная встреча последовала незамедлительно.
После положенных приветствий и обмена любезностями Риен некоторое время молчала. Нежданно нахлынули воспоминания.
Когда она прибыла в школу Аларъян, Таниари обучала самых маленьких детей. Только она умела распознавать к какому дару расположено сердце ученика. Риен помнила смешные косички и то, как наставница карала за шалости. Никогда не наказывала больше, чем дети заслуживали, но и никогда меньше. Никто не мог предположить,эта строгая женщина станет главной наставницей школы Аларъян.
Грянула война с Вирангатом. Обладателям дара пришлось становиться воинами. Роскошное доброе заведение растерялось. Наставники не знали, что делать. Юношей призвали на службу королевству, в учениках оставались дети. Их дар нужно развивать по-новому. Взрослые Аларъян метались из стороны в сторону, страшились сражений, и как обучать детей для войны совершенно не знали.
Тогда Таниари Гильден отправилась в королевский дворец. Попав туда, она объявила, что знает, как спасти родную школу, сделать обладателей силы воинами. Наставница уверяла, она справится с трудным делом, если её поставят во главе заведения с полной властью во всех решениях.
- Никто из стариков не выберет меня на высокую должность. Они страшатся перемен, цепляясь за прежние порядки, будто теневые ужасный сон. Школа погибнет, учеников заберут в военный лагерь или спрячут подальше от сражений. Я могу это предупредить.
Риен согласилась на предложение. Из дворца Таниари отбыла главной наставницей.
Школа Аларъян преображалась, условия жизни ужесточались, вместо развития дара главное внимание начали уделять военному искусству.
Таниари Гильден и несколько молодых наставников попросили Инзара Далера научить их сражаться на мечах и даже участвовали в паре битв с призрачными людьми, чтобы выяснить, смогут ли пронизать клинки Алар. Наставникам удалось. Таниари убила пару призрачных тварей. Она имела железный нрав.
Старики плакали, жалуясь, школа Аларъян лишилась истинного лица.
- Либо подчинившись мне, вы остаётесь на месте, либо отправляетесь воевать. Другого выбора нет.
Правительница припоминала поток гневных писем наставников.
Шло время, Алкарин становился другим, подрастали юноши суровые, готовые к сражениям. Наставница оказалась права.
Наконец, королева заговорила.
- Я вызвала тебя, чтобы ты проверила Айрика Райнара. Нужно узнать, есть ли у него дар Аларъян.
"Не удивлюсь, если у него не окажется силы. Отправить бы его на окраину королевства в тихую деревню, где принц прожил бы жизнь под присмотром верных людей, ни в чём не нуждаясь. Но Вирангат будет его искать и найдёт."
- Ещё ты должна посмотреть девушку, разбудившую чашу силы. Важно определить каковы её точные способности.
- Ваше величество, я готова заняться ими в самом скором времени.
Главная наставница поняла, Риен устала. Ни взгляд, ни бледность не могли передать её истинного состояния, но Таниари увидела: сила правительницы, вся, что есть, до последней капли, поддерживает в ней жизнь, но Алар с каждым днём иссякает.
"В том, что никому не дано передать частицы дара значимым людям, таится большая несправедливость. Риен до возвращения мира не доживёт. А встречу ли его я? Хотелось бы поглядеть, как школа становится прежней, такой же, как в дни моей юности."
- Ваше Величество, я вижу, вы меня отпускаете.
- Да, Таниари, не медли. И, пожалуйста, не испугайся нищего принца. У него напрочь отсутствуют приличные манеры!
- Поверьте, мы брали учеников из таких мест, что дерзкий юноша не будет мне страшен!
Наставница улыбнулась уголками губ.
Надев строгое серое платье и уложив редкие волосы в аккуратную причёску, она приступила к работе.
Первым, канцлер и Сариан привели принца Айрика. Он вошёл в покои решительно и осмотрел Таниари с ног до головы яркими синими глазами.
"Ты, конечно, сразу заметил, что на моей голове почти не осталось волос. Смотришь без ненависти, скорей с любопытством. Такие редко становятся разрушителями. Королева Риен ошибается на твой счёт."
- А как вы будете узнавать про мою Алар?
- Я начну петь про себя, тогда твоя сила отзовётся на песню.
- А я пойму, если это произойдёт?
- Нет, ученики обычно мелодию не ощущают.
- Ладно, давайте. Вдруг я всё же почувствую?
Улыбнувшись, наставница тихонько запела. Вскоре ей показалось, лицо опалил жар, огонь, что расплавит холод, блестящий и гладкий. После, он снова застынет, станет изделием, раз и навсегда приняв нужную форму.
- Айрик Райнар! Твоё призвание: кузнечное ремесло!
Радостный юноша осторожно улыбнулся.
- В детстве я хотел научиться кузнечному делу, но мастера меня выгоняли.
- Очень зря, здесь ты сумеешь его освоить. И пригласите во дворец Инзара Далера, пусть обучает принца сражаться на мечах. Айрик, не бойся своего сердца, оно звенит в тебе верно. Стремись навстречу огню!
"Вот только сумеет ли кто-то сберечь жар твоей жизни? Ты сам тому никогда не научишься."
Когда наставница отпустила принца, к ней привели Дийсан. Таниари было известно о её слепоте. Однако, калека сама шла ей навстречу, служанка осталась сзади. На этот раз наставнице не пришлось начинать мотив. Едва Дийсан ступила в комнату, мелодия, что определяет дар человека, зазвучала сама собой. Таниари увидела, девушку окружает ослепительное сияние.
Перед ней стояла родная душа, только намного сильней. Когда-то наставница тоже слышала зов чаши, в тот миг все чувства были остры, как никогда. Их мир разрушили теневые! Школа Аларъян должна измениться. Только огня души не хватило на то, чтобы чаша ожила. А слепая менестрель разбудила её в одиночку. Силы чувства в ней очень много. Она всегда рядом, способна заплакать и засмеяться, так рождается песня.
Дийсан будет способна увидеть дар других Аларъян, но не так тонко, как Таниари. Яркий жар сердца затмит огоньки людей. Бард должен петь, поднимать народ на подвиг и грусть, но не читать в человеческом сердце.
"Придётся многому её научить. Но как я смогу с ней заниматься? Если она не видит света."
Наставница вздохнула.
- Подойди поближе.
Менестрель осторожно шагнула вперёд.
- Я знаю, тебя зовут Дийсан Дарнфельд. Моё имя Таниари Гильден. У нас обнаружился общий дар. Сегодня я попрошу королеву, чтобы она отпустила тебя в школу Аларъян, там я буду тебя учить.
"Но как же мой Айрик? Без меня он что-нибудь натворит! И вообще разве можно расстаться с ним?!"
– Я повинуюсь воле королевы Риен.
Давай начнём первый урок прямо сейчас. Скажи, ты понимаешь, где я нахожусь?
- Да, я знаю, где вы сидите, раз я вас слышу. -
"Ничего нового: когда ты не видишь, значит и разумом тебя Создатель наделить отказался!"
- Отлично, сосредоточься на мне, представь мой образ, как только можешь, слушай меня, если захочешь подойди и потрогай, только пойми меня, думай только обо мне, почувствуй, какая я, что люблю, что ненавижу. Пусть мысли станут иглой, направленной в моё сердце, точно ты хочешь его проколоть, узнать из чего я состою.
Подчинившись словам, Дийсан представила голос наставницы. Он звучал не только снаружи, но и внутри менестреля. "Женщина сильна и решительна, она очень много знает. Увидев калеку, она испугалась, но сразу взяла себя в руки."
- Пой про себя. Но только пой обо мне, пой мою песню.
И Дийсан запела. Мотив зазвучал голосом Таниари.
Вдруг от наставницы к менестрелю потянулось тепло. Воздух сгустился, почти затвердел. Ученица ощутила его всей кожей. Она поняла, Таниари поёт. Сердце наставницы слышит других людей.
- Вы тоже должны слышать мелодию чаши, – удивлённо протянула Дийсан. – Только не так как я, намного слабей, но как-то глубже.
Таниари обрадовалась.
Урок оказался удачным.
- Да, мой дар тоже звучит. Я тебя отпускаю, ты хорошо справилась.
Дийсан и Дайнис вышли в коридор.
Вернувшись к себе, менестрель принялась вышивать, но рукоделие не заладилась. Бросив бесполезное занятие после пары неудачных стежков, Дийсан вышла в сад. Она решила, прогулка поможет уменьшить волнение.
Менестрель отлично изучила садовые дорожки, раз часто гуляла по ним, когда нетерпение и желание действовать становилось слишком сильным. Если бы такое позволялось, она давно бы сбежала на кухню, чтобы готовить пищу, или помогать слугам в уборке дворца, а может пришла бы к садовникам.
"Как фрейлины вышивают и только? Лучше бы я сгребала листья, очищая дорожки. Сухая листва так шуршат под ногами. Было бы замечательно её собирать."
Дийсан хотелось работать граблями, носить воду, делать что-нибудь потяжелей, только бы не слышать гулкого биения сердца, не сражаться с тревогой в душе.
"Узнавать дар других Аларъян интересно. Удивительно самой петь над чашей. Какая она, алкаринская школа? Но без Айрика я туда не хочу! Мне страшно оставлять его во дворце! Я забыла, как жить одной. В разлуке время будет тянуться медленно, раньше мы надолго не расставались."
Менестрель гуляла по саду, не зная, что её судьба уже решена. После долгих споров королева Риен разрешила Таниари на время забрать барда с собой.
- Такую силу нельзя оставить без обучения. Я взяла бы её к себе на несколько лет, - говорила наставница.
- Нет, нельзя отпустить её так надолго. Я не знаю, чего ожидать от принца Айрика, когда он узнает, что его фаворитка уехала на немаленький срок.
Наставница улыбнулась.
- Конечно, и ей самой такое решение не понравится. Жаль, принца нельзя забрать из дворца, он слишком взрослый для верного обучения. Разрешите мне взять девушку месяца на три, потом пусть она возвращается.
- Хорошо, на такой срок я согласна её отдать. С принцем мы что-нибудь придумаем. Три месяца он продержится.
На том и порешили.
Служанка Таниари нашла барда в саду.
- Моя госпожа, главная наставница, велела вам передать, через два дня вы отбываете вместе с нами в школу Аларъян.
- Да, я поняла и соберусь вовремя.
Осенний ветер стал ледяным. Менестрель ощутила, холод пробрал её до самых костей. Листья шуршали грустно, их скоро сожгут.
Дийсан возвратилась во дворец. Она захотела согреться. Придя к себе в комнату, легла на постель, в ожидании появления принца.
"Надо прижаться к нему, Айрик сумеет утешить, если, конечно, меня поймёт."
Схватив арфу, Дийсан принялась наигрывать грустную мелодию, в голове рождались бессвязные строки о разлуке.
Открыв двери любимой, принц их услышал.
- Дий, ты чего? Что навело на тебя злую тоску?
- Айрик, меня забирают в школу Аларъян, так приказала королева. Я очень хочу ослушаться её приказа, но жалко, что не могу.
Менестрель подавила плач.
- Знаешь, я бы попросился с тобой, у меня тоже нашли Алар, но я им такого наговорил, когда мы только приехали, что меня никуда не отпустят.
Шершавые пальцы зарылись ей в волосы.
- Айрик, я непременно вернусь! Очень скоро приеду обратно! Если меня задержат надолго, ради тебя я сумею сбежать.
- Нет, убегать вовсе не надо. Я тебя подожду, и очень обрадуюсь, когда ты приедешь назад.
Менестрель нравилась юноше в роскошных платьях, что сшили ей во дворце, гораздо больше, чем в дорожной пыли.
"Алкаринцы заботятся о ней лучше, чем нищие."
Принцу стало грустно, но горячая ночь его утешила. Перед разлукой объятья должны быть страстными.
Айрик проснулся перед рассветом. Он сам не знал, почему поднимается так рано и уходит от Дийсан, крадучись, пока дворец спит. Но если начать оставаться в покоях менестреля, какая-то неприятная тень ляжет на их чувство. Слухи, сплетни, они и так разлетелись по дворцу. Если, задерживаясь у фаворитки до дневных часов, он покажет развязное поведение, разговоры станут открытыми, все покровы будут сняты. На Дийсан польётся поток нечистот, тогда ей будет больно.
Скользя по коридору, Айрик ощущал, как огромен дворец. Однажды придётся сделать выбор: остаться или уйти.
В своей постели принц долго вертелся, он не мог заснуть.
"Амир мне не нравится. Он чем-то похож на Урги, только более жалкий."
Юноше были неприятны и люди, что кружили рядом с наследником престола. Теперь принц понимал, они так же невежественны, как раньше был он сам. Просто он не видел ничего кроме трущобы, а они ничего, кроме дворца.
Когда на улице посветлело, Айрик встал, умылся холодной водой и пошёл на кухню.
В ранний час завтракали гвардейцы и слуги. Юноша любил есть вместе с ними, он и одевался, как гвардеец, выбирая в костюмах то, что близко к воинскому покрою.
Принц с большим аппетитом ел, пока на его плечо не обрушился крепкий удар. Айрик стремительно развернулся, но увидев, кто его стукнул, весело улыбнулся. На него смотрел Ратвин Ник – юный гвардеец.
- А если бы я подавился? Или плечо сломалось?
- Ну я же видел, что ты успел проглотить кусок, а плечи у тебя железные. Я их не раз проверял.
- Да, только ты и железо расколешь.
Гвардеец застенчиво улыбнулся.
- Ух, может и расколю, в моих руках в детстве много чего ломалось.
Они познакомились, когда принцу в первый раз разрешили участвовать в поединках. Радуясь, что долгожданное время настало, юноша увидел, для первого сражения на него идёт великан, кажется, такие живут только в сказаниях. Они способны раздавить человека одной рукой, но без причины не обидят и мухи. Копна соломенных волос, словно сверкала на солнце, глаза весело смеялись, лицо улыбалось тоже.
- Ого, ты откуда такой взялся? Может мне сразу палку опустить? А то рёбра только недавно срослись.
Ратвин понял, соперник с ним шутит.
- Нет, ваше Высочество, я вас пощажу. Об ваши рёбра как-то жалко дубину ломать, откуда только такие кости берутся?
- Ну да, спросил бык у котёнка, почему он мяукает, а не ревёт? Интересно, что малыш пропищал в ответ? А в тебя много пива влезает? Раз сам огромный, то и живот большущий, наверное?
- А это можно сегодня на кухне проверить, хотите даже на спор? Вдруг вы меня как принц перепьёте?
Тем же вечером юноши изрядно напились, и не только они одни, ещё гвардейцы, что не прочь погулять.
Показывая трущобное умение, принц засадил в дверной косяк пару ножей, что ему принесли.
В конце, забравшись на скамью, он пел разбойничьи песни, забавно жестикулируя. Гвардейцы хохотали, признав принца своим.
Юноша явился к Дийсан под утро и, ненароком, её разбудил.
- Ну вот, вчера ты набрался, как истинный лорд, - подшучивала менестрель , когда он проснулся.
- А голова у истинных лордов потом так же трещит, как у меня сейчас?
- Конечно, раскалывается, ещё как. Но ты привыкай, а то вдруг станешь королём, тебе же тогда больше всех своих подданных пьянствовать придётся. Настоящий сеньор никому не позволит себя перепить, а правитель подавно.
- Значит, я прав, судьба королей ужасна. А если верить твоим словам, так нищий в трущобе трезвей, чем высокородный пьяница.
Шутки шутками, а дружба между Айриком и Ратвином крепчала сама собой.
Поев, юноши вышли на улицу. На учебной площадке они сразились друг с другом. Нанося сокрушительные удары огромной дубиной, Ратвин наступал, Айрик отбивался более лёгкой палкой. Устоять под таким натиском было непросто, но у принца получалось. Он сам не понял, как миновав защиту, нанёс удар гвардейцу в живот, да ещё с немаленькой силой. Могучий юноша согнулся пополам.
- Побери тебя тень, тебе совсем не надо настоящего меча, чтобы меня победить.
- Ничего, когда у тебя в руках топор окажется, едва ли я устою. С ним ты будешь, как настоящий герой сказания, несокрушим.
- Пора ему сразиться со мной, – крикнул Дагир Винт, указав на Айрика.
Став против наставника, он сразу понял, что значит опытный воин. Юноша не раз падал в осеннюю грязь.
- Ничего, когда меня заменит Инзар Далер, от тебя вообще мокрого места не останется, - обнадёжил мастер над оружием, опустив палку.
Не успел принц найти глазами Ратвина, чтобы вместе покинуть площадку, как на ней появился Амир. Он шёл расслабленной походкой в окружении восхищённых придворных.
Увидев соперника, Айрик подобрался, готовясь к поединку, что снова окажется неудачным.
"Сколько ещё раз он меня опозорит перед толпой надменных почитателей?"
Амиру нравилась беспомощность нищего принца, пьянило собственное превосходство. Наследник престола сражался с ним каждый день.
- Какая неожиданная встреча, трущобное высочество снова с клинком.
- Какой предсказуемый вид, наследный осёл опять с длинным хвостом подхалимов.
Айрик улыбнулся, подняв палку. Амир разъярился. Удары врага не могли до него дотянуться, зато язык иногда бил больно. Амир не понимал, как нищий умеет его задеть.
- Всё, на сегодня урок окончен. Лишний день занятий ничего для тебя не изменил, оставив по-прежнему неуклюжим.
- День не год, а тебя и десятилетие ничему не научит.
- Знаешь, я наверное, посвящу твою калеку в тонкости продажной любви. Когда она тебе наскучит, хотя бы будет, чем денег на жизнь заработать, тем более если тебя из дворца выставят, а её нет, раз всё равно ты не способен за неё заступиться.
Удар по лицу застал принца врасплох. В носу что-то хрустнуло. Он не успел опомниться, как получил подножку. Наследник престола упал на землю. Айрик не стал его колотить, а просто, оказавшись сверху, взял противника за горло. Не шевельнуться, не вырваться. Принц ощутил ужас.
- Ты сам говоришь, я нищий. Запомни, в трущобе себя и других не щадят. Ещё раз коснёшься Дийсан оскорбительным словом, убью!
Амиру казалось, в его глаза заглянула смертельная сталь. Внезапно руки Айрика оставили шею. Почувствовав, хватка врага ослабла, юноша поднялся на ноги. Придворные окружили принца. Раны не были страшными, возможно, сломан нос, да на лице есть синяки и горло саднило. Сильнее всего был смертельный ужас, какого Амир никогда не испытывал.
Айрик смотрел на врага с грустью.
"Зря я не одолел его клинком, а просто побил, как нищий. Теперь Амир будет далеко меня обходить. Значит, Дий никогда не тронет."
- А здорово ты его! Амира никто так ни унижал. Все гвардейцы станут за тебя горой.
Ратвин улыбался до ушей.
- Ему давно пора было дать затрещину, пусть он и наследный принц. Слишком часто он других унижать старается.
- Ладно, я тоже принц, как никак.
- Айрик, возьми у него титул, знаешь, сколько людей тебя примет! Гвардейцы считают, Амир погубит страну.
Юноша отвёл глаза.
- Рат, я сейчас обедать, а потом искать кузницу, проводишь меня туда? Могучий у нас ты, а молотом махать мне по дару Алар положено.
- Ну так и маши! Это хорошо, делать что-то своими руками. А я всегда хотел быть воином, раз силушкой меня Создатель не обделил. И воинская служба честная: или ты врага, или враг тебя. Наука проста.
- А я вот и не знаю, какое оно, кузнечное дело, но меня всегда к нему влекло.
После обеда друзья направились в кузницу. Широкоплечий закопченный мастер в кожаном фартуке встретил Айрика хмуро. Вчера ему приказали ни в коем случае не отказывать принцу в занятиях, когда он придёт учиться.
"Но ширина плеч не та. Есть ли у некрепкого юноши сила, чтобы держать в руках тяжёлый, кузнечный молот?"
Давно работая во дворце, Билль Вайзиль не любил суеты и напрасных дел.
"Нечего знатным идти в ремесло."
Но с властью не спорят."
Недовольно вздохнув, мастер принялся объяснять Айрику устройство кузницы, для чего нужны инструменты, как закаливать сталь, ковать простые изделия. При этом мастер старался, чтобы ученик понял, насколько сложно кузнечное дело, возможно тогда он не решится его осваивать. Но принц слушал рассказ наставника с невероятным восторгом. Процесс ковки пришёлся ему по сердцу, так и хотелось взяться за молот и клещи или раздувать горн, но азы, есть азы.
"Это замечательный труд! Сила, ловкость, и красота. Изделия кузнеца холодны, но они перед этим горели."
- Можешь понаблюдать за работой. Если захочешь учиться дальше, приходи завтра. Тогда мы посмотрим, на что ты годен.
Биль Вайзиль намеренно разговаривал с юношей на ты. В кузнице принц - ученик, мастер - суровый наставник. Этот закон не нарушал даже королевский двор.
- Приду обязательно, даже не сомневайтесь!
Айрик присел в уголке.
- Я пойду, ладно?
Смущённо попросился Ратвин. Его донимала жара и копоть.
- Конечно, иди. Это мне тут интересно, раз дар такой у меня в крови обнаружили.
Принц глядел, как раскалённый добела металл преображается под руками кузнеца.
"Для разных вещей разный металл, разная ковка, разная закалка."
С каждым ударом тяжёлого молота бесформенные комки железа и стали становились инструментами, они нагревались, остывали и снова в жаркий огонь, пока процесс не завершался, сильный, сложный.
Айрик всей душой принимал горячий труд, вбирал его каждой частицей тела.
"Когда-нибудь я тоже попробую так!"
Просидев в кузнице до самого вечера, юноша примчался к Дийсан.
Едва узнав шаги принца, услышав голос, менестрель бросилась отчаянно его обнимать.
"Завтра последний вечер, как быстро он настал!"
Схватив любимую на руки, Айрик сел с ней в постель.
- Дий, иметь Алар хорошо. Ты должна понять свою силу, я сегодня свою узнал. Разлука пройдёт, мы снова встретимся.
- Только будь осторожен. Я всё услышала, сегодня ты бил Амира из-за меня. Если с тобой что-то случится, меня не утешит то, что ты защитил мою честь. Дворец, он опасней трущобы.
- Не надо тебе бояться, я всегда настороже. Амира давно следовало побить. А то он уж слишком надменный и гордый. Представляешь, ты вернёшься во дворец, а со мной случилось такое! Я растолстел, как огромный бочонок и научился говорить басом.
Менестрель засмеялась. Упёршись принцу в грудь, она, повалив его на постель, покрывала лицо поцелуями.
- Это, чтобы ты не забыл меня! Чтобы ни одна служанка или леди не посмела на тебя взглянуть! Через три месяца я вернусь, так сказала Таниари Гильден.
- Это вообще замечательно! Каких-то три месяца даже не год.
Только ночь показалась слишком короткой, так же быстро мелькнул день, и вечер за ним.
Сегодня Амир не вышел на учебную площадку, пока враг её не покинул.
В последний рабочий час кузнец показал ученику как готовить инструменты для ковки, как нужно раздувать горн.
- Железом займёмся завтра.
Биль Вайзиль, будто не замечал нетерпения принца.
В ночь перед расставанием любовь юных сердец была ещё отчаянней, три месяца разлуки казались вечностью, которую невозможно пережить.
- Я буду думать о тебе, – говорила менестрель. – А ты пиши мне. Дайнис станет читать твои письма. Я продиктую ответы, пусть даже не всё смогу в них рассказать, но что-нибудь же сумею. Если будешь писать, я буду знать, ты любишь меня по-прежнему.
- Не волнуйся, Дий, ты будешь получать много писем. Рука Дайнис устанет держать перо.
Настало неумолимое утро разлуки. По дворцовым коридорам Дайнис и Дийсан шли на улицу к школьной карете. Служанка несла небольшой сундучок. Госпожа взяла с собой несколько платьев и, не зная почему, мужской костюм для верховой езды.
Таниари Гильден сообщила, школа Аларъян предоставит ученице всё необходимое для прибывания. Наставница встретила Дийсан возле кареты. Проводить барда вышли Айрик и Эрин.
После объятий подруги, Дийсан приникла к принцу, словно старалась оставить печаль у него на груди.
"Нет, я не буду отдавать ему свою грусть. Пусть уезжает со мной! А Айрику останется радость. Я заберу тоску с собой, чтобы она не коснулась любимого сердца, пусть только принц по-прежнему любит меня и ждёт, но без печали."
- Нам пора, – прервала прощание Таниари, поняв, что влюблённая пара никогда не расстанется. Ещё раз, с силой стиснув менестреля, Айрик её отпустил.
Двигаясь по направлению голоса, ученица встретилась палкой с подножкой кареты и забралась в экипаж.
Когда разместились все остальные, кучер крикнул: «Н-но!» – и хлестнул лошадей.
Карета тронулась. Принц продолжал стоять. Казалось, сердце уехало вместе с любимой в школу Аларъян.
***
Свет небольшого светильника падал на постель. На ней в обществе служанки расположился Амир. Девушка крепко спала, разметав по подушке светлые пряди. Принцу не спалось. Третью ночь подряд он забывался тревожным сном только к рассвету. Сердце точила ненависть к Айрику Райнару. Юноша хотел действовать.
"Как он мог меня избить? Да ещё на глазах у всех!"
Амир никогда не верил, что Айрик решится к нему прикоснуться. Он не понимал нищего принца. Конечно, он грубый и дикий. Он ходит на кухню с гвардейцами и даже порой с ними пьёт, но вместе с тем он покорный. Когда Амир приходил на площадку, трущобное высочество ни разу не уклонился от поединка.
"Я бы никогда не позволил себя так позорить, тем более, если бы в первый раз меня так изувечили."
Уверившись в покорности врага, принц ощущал надменное торжество.
"Кто вырос в трущобе, до конца дней будет уступать воспитанным во дворце."
Недавняя драка ошарашила и напугала Амира. Безжалостный зверь показал зубы.
"Я бы не стал никого бить за служанку. Девушек для утех защищать не стоит, но Айрик Райнар дрался со мной за калеку! Меня, благородного принца, избили за какую-то убогую!"
Юноша знал, дворец для двоих тесен. Нищее высочество не наказали за жестокий поступок. Айрик Райнар веселится с гвардейцами, пока он страдает.
- Я не могу действовать против него, - говорила Риен. – Айрик Райнар был в своём праве. Если бы я наказала тебя за первый ваш поединок, могла бы сейчас осудить и его за драку. А так все решат, я несправедлива. Тогда ты сломал Айрику Райнару два ребра, а твой нос остался целым.
Наследник престола привык, мать выполняет каждую просьбу сына. За это его боялись и уважали. Но теперь на уступки она почему-то не шла.
"Как можно избавиться от нищего так, чтобы мне всё сошло с рук?"
- Не спешите, ваше Высочество, - убеждали придворные. – Если Айрик Райнар откажется от власти, проблема исчезнет сама собой.
Увы, Амир не хотел ждать.
"Почему нищее высочество не погиб в трущобе? Там всегда умирают. А он взял и выжил!"
Принц проснулся перед рассветом, чтобы отправить из покоев служанку. Сон ушёл, но пришлось делать вид, что это не так. Нужно дождаться, пока слуги принесут ванну, лениво потянувшись, встать, словно ничего не происходит, точно жизнь осталась прекрасной.
Утром Амир в совершенстве исполнил придворный ритуал, терпеливо сносил, пока его мыли, раз прежде купание ему нравилось.
Выбрав бордовый костюм, наследник престола ждал, пока слуга поможет в него облачиться, красиво завьёт волосы, чтобы идти к королеве.
В последнее время сын приходил очень точно, стараясь ей угодить. Но Риен тревожилась за него.
"Если бы он научился ждать! И не был так опрометчив! Только юность всегда горяча. Терпению учатся с возрастом, умению править тоже. Но это когда жестокость не отравила живой души."
Правительница слабо могла представить, что такое трущоба. В мирные времена нищих и разбойников в Алкарине было немного, с ними легко справлялись городские стражники. Из-за войны число попрошаек и грабителей, конечно, увеличилось. Человек с кружкой для подаяний перестал быть на улице редкостью. В богатый дом могли проникнуть воры.
"Если сердцевину плода прогрызли черви, съели сочную мякоть, совершенно неважно, что он зародился хорошим, рос на ветви красивого дерева."
Глядя на сына, что старательно ел нелюбимый десерт, Риен тайком улыбалась.
"Но начать разговор придётся."
- Послушай меня, сынок. Не надо тебе враждовать с Айриком Райнаром. Будь вежлив, не торопись. Нищий юноша не готов взять на себя высокий титул, наверное, сам понимая, что не подходит для власти правителя. Так дай гвардейцам и канцлеру тоже это увидеть. Пока ты идёшь на рожон, симпатии к новому принцу только растут.
От справедливых укоров юноша рассердился ещё сильней.
- Ты знаешь, я верю в тебя, и всем сердцем хочу, чтобы именно ты стал правителем Алкарина. Но, если Айрик Райнар однажды решится принять свой титул, никто не посмеет оспорить его решение, даже я. Он кровный принц, он внук короля Ардана, не племянник, не брат, а внук – прямая наследная линия. Род Райнаров в народе чтят и боятся. Из него вышло столько достойных королей, что подданные по сей день тоскуют об этой семье. Они захотят, чтобы её представитель снова воссел на престол. Мне жаль, что это не ты! Амир, управлять страной тяжело, ты даже не представляешь, какая свобода откроется перед тобой без высокого титула. Ты богат и знатен, ты мой сын и сможешь заняться чем угодно без ежедневного тяжёлого труда правителя. Айрик Райнар обречён на него кровью, ты нет. У тебя есть прекрасный выбор стать воином, землевладельцем, вельможей, которого запомнят в веках, возможно больше, чем короля с жестоким нравом самодура.
- Так значит, ему всё за даром?! Он пришёл и отнял у меня высокое положение, предназначенную тобой судьбу! Жизнь стелется перед ним, как ковёр, а меня отодвинули в сторону! Но он вырос в трущобе! Может, он по ночам забирался в чужие дома?! Зря никто не успел его заклеймить. Мама, он меня чуть не убил! А ты простила ему страшный поступок!
Королева поняла, разговора не получилось. Принц не хотел ничего слышать.
- Принимай собственные решения,сынок, но хотя бы запомни, что я тебе сказала.
Доев десерт, разъярённый юноша покорно направился к канцлеру, где два часа пытался делать вид, что его интересуют государственные дела: война, поставки зерна тысячи разных проблем королевства.
"Ну зачем правителю знать такие мелочи? Дядя отлично в них разбирается, он станет мне помогать, как и матери. И другие умные люди в стране найдутся! Королю не пристало, словно лорду сидеть над амбарной книгой, он должен сиять, возвышаясь над подданными."
Почувствовав, что терпение племянника истощилось, Наркель сам предложил ему уйти.
- Почему ты меня предаёшь? Это я твоя кровь, не Айрик Райнар.
- Я не могу тебя поддержать. Моя верность Алкарину сильней, чем преданность собственной крови. Амир, пойми, наконец, хорошего короля из тебя не выйдет. Это говорю тебе я,твой родной дядя, раз королева Риен не в силах сама тебе всё объяснить. Её глаза застилает материнская любовь.
- Но почему ты думаешь, что трущобный принц будет править лучше меня?
- Во-первых, он никогда не отступает перед трудностями. Во-вторых, ты сам не умеешь смотреть далеко вперёд, у тебя нет терпения, и ты любишь только себя. Когда ты в последний раз что-то прочёл? За эти месяцы Айрик Райнар изучил больше книг, чем ты за всю свою жизнь.
- Да, конечно, он читал то, что предлагал ему ты!
- А разве я никогда ничего тебе не подсказывал? Я занимался с тобой с самого детства, но ты вечно старался от меня удрать.
- И зачем правителю знать столько незначительных пустяков? Ты сам говоришь, в Алкарине война, пусть читают и пишут другие, а я умею сражаться. Клинком я владею лучше, чем нищее высочество, уж это никто не оспорит.
Амир решил, он сумел победить дядю.
- Ты хочешь попасть на войну? Тогда сегодня пойди на площадку и сразись с Айриком Райнаром. Если сумеешь так поступить, возможно, я взгляну на тебя по-другому.
Принц вышел, поняв, что и в разговоре с канцлером ничего не добился.
"Мой дядя привязался к нищему принцу больше, чем ко мне, когда он только успел? Его трущобное высочество завоевал доверие самого Наркеля Ирдэйна - моего кровного родича!"
На учебной площадке юноша безжалостно разил клинком молодых придворных. Перед его глазами всё время возникал ледяной взгляд врага.
Однако, завидев живого соперника, принц понял, он вдруг испачкал роскошный костюм, обязательно нужно его поменять. Нельзя же стоять перед всеми в грязи.
"Почему я не переоделся перед сражением? Хорошо, послушаю дядю завтра, один день ничего не изменит. И вообще, он не понял, на что обрекает меня."
Надев чистый камзол, юноша почувствовал себя гораздо лучше. Пора в главный зал на королевский приём, чтобы старательно демонстрировать всем, каким сдержанным он стал, как повинуется королеве и канцлеру и рано или поздно будет истинным правителем - сильным и справедливым.
Занятый тревожными мыслями Амир сперва не заметил, когда в зал для приёмов вместе с Ратвином Ником осторожно вошёл Айрик, внезапно решившийся совершить дерзкий поступок.
"Я здесь в первый и последний раз!"
Унимал неловкость принц, сев за самый дальний стол.
Друг очень настаивал, убеждая, среди изысканной болтовни ему никак не обойтись без хорошей поддержки.
"Ладно, я придворных и так постоянно встречаю по отдельности в коридорах, просто они собрались тут все вместе, чтобы меня рассматривать."
Юноша напряжённо следил за движениями ножа и вилки.
Его появление заметили многие: королева Риен, Сариан, Наркель Ирдэйн и, наконец, Амир.
- Смотрите, ваше Величество, – довольно произнёс канцлер. – Очень неплохо держится. От тех, кто жил во дворце с самого детства, можно отличить только с большим трудом.
- Но зачем Айрик Райнар сюда пришёл? Может, он решил устроить погром.
- Нет, ваше Величество, думаю алкаринцы больше ему не враги, и скоро мы станем его народом.
Правительница вздохнула. Появление принца её встревожило, как не обрадовало оно и Амира.
"Ну вот, теперь он ещё на приёмах начнёт показываться, как будто мало ему коридоров дворца и учебной площадки."
Сопернику захотелось удалить Айрика из зала, а лучше всего опозорить перед придворными, чтобы трущобный принц никогда не поднялся в надменных глазах.
"Я не могу верить матери, он вряд ли оставит дворец по собственному желанию. Нищий крепко держится за роскошь. На его месте я поступил бы точно также."
Наследник престола не мог отвести от Айрика упорный взгляд.
Заметив неприязнь врага, тот как будто выпрямился. Его манеры улучшились, пусть напряжение возросло.
Начались танцы. Стоя у стены, Айрик чувствовал неловкость. Он не умел кружиться так, как двигались люди вокруг.
- Ваше Высочество, почему вы стоите один и тоскуете?
Спросила юная фрейлина с острыми карими глазами.
– Раз танцевать не умею, вот и стою.
- Так неумение совсем не беда, я с удовольствием вас всему научу, пойдёмте же в круг. Танцевальный вечер - прекрасное занятие. Скоро вы в этом убедитесь.
Незаметно для себя, принц оказался среди танцующих. Подошли ещё несколько девушек, смеясь, они показывали, как нужно вертеться во многих сложных движениях. Юноша старательно повторял фигуры. Легкомысленное обучение случайно разглядела Цаони Клайс, хотя изящно шла по залу с Амиром.
Сегодня он был неотразим.
"Я непременно должен удержать на своей стороне лорда Клайса. Нет способа легче, чем завоевать глупое сердце его дочери."
Скользя с женихом, Цаони смущённо улыбалась.
"Он красивый, внимательный, но разве это любовь? Говорят, любовь – что-то большое, тайное, – девушка задумалась. – С Амиром спокойно. Он такой же, как остальные придворные юноши- утончённый, и, наверное, смелый. Только титул наследного принца отличает его от других, но разве это способно взволновать кровь? Ни одно сказание не говорит, что сильное чувство приносит покой. В прекрасных легендах сердце девушки замирает от восторга, моё стучит размеренно. Даже щёки ни разу не покраснели. Но, Амир - мой жених. Значит я его полюблю, а если чувство не появится, всё равно выйду замуж, как велит отец. У других высоких лордов нет дочерей подходящего возраста, а Вилет Ирдэйн и без того брат канцлера."
Но постепенно и незаметно принц Айрик полностью завладел её вниманием.
Он танцевал в обществе фрейлин, смущённо им улыбаясь.
Когда девушка впервые его увидела, принц её испугал. Он дерзко смотрел на придворных, чавкал, ел руками.
"Какой он грубый и невоспитанный! Наверно, он скоро покинет дворец. Королева Риен не станет терпеть неуважительного наследника престола, когда в стране есть другой, достойный."
Теперь Айрик Райнар стал совершенно другим. Тёмно-синий костюм воинского покроя подчёркивал стремительность движений. Принц был по-своему грациозен, как дикий кот, что не знает отдыха на охоте и не боится прыгнуть вперёд, на врага гораздо крупней его самого. Придворный танец давался Айрику легко, юноша был способным и ловким. Его лицо понравилось девушке даже больше фигуры. Светлая кожа, чёрные волосы. Они постоянно падали принцу на лоб. Он небрежно их поправлял. Синие глаза по-мальчишески озорные, тёплые. Улыбка робкая, словно юноша сам не знает, откуда она взялась. Это в сторону фрейлин, а для Амира стальной клинок.
"Ударить сердце врага глазами. Теперь я вижу, Айрик - достойный соперник моему жениху. Я тоже хочу учить его танцевать, и пусть он смотрит на меня, как на фрейлин или даже теплей. Если принц поведёт меня по залу, можно будет забыть обо всём, ничего не страшиться. Надёжные руки удержат в падении."
Цаони вся расцвела.
- Зачем ты так смотришь на нищее высочество?
Прервал грёзы Амир. Его глаза обдали девушку холодком.
Устыдившись, она сразу увяла.
- Амир, принц Айрик такой занятный. Он вырос в трущобе и совсем не походит на придворных. Я его даже пугаюсь. Но где ещё мне можно увидеть нищего? У принца неприличные манеры. Я понимаю, он опасный! Но если ты меня поцелуешь, страх мгновенно рассеется. Придворный танец позволяет невинные вольности.
Жених нежно поцеловал наречённую.
- Да, Цаи, я сумею тебя защитить. И вообще я считаю, смотреть на нищих не стоит. А то сначала посмотришь, дальше заговоришь и, в конце концов, рядом с ними в трущобе окажешься.
Принц холодно улыбнулся.
- Прости! Я один только раз, обещаю, больше не буду. Разве можно смотреть на других, когда рядом есть ты?
- Правильно, ты, конечно, не должна этого делать.
Юноша обнял невесту. Почувствовав надёжные руки, Цаони успокоилась.
"Я молодец, что сумела убедить жениха в своей любви и верности. Я хорошая невеста, послушная дочь. Но вот бы спрятаться от Айрика Райнара в саду, чтобы он меня нашёл. Или нет, я побегу, пусть он меня поймает и поднимет на руки..."
Покраснев до самых корней волос, девушка не смела взглянуть на Амира.
Только виновник смущённых мыслей ничего не заметил. Дотанцевав с фрейлинами, он разыскал Ратвина Ника. Друзья двинулись к выходу из зала. По дороге, им, словно случайно встретилась Сариан. Она тепло улыбалась.
- Ваше Высочество, вы сегодня держались отлично. Мы долго этого ждали, и вот вы, наконец, решились посетить королевский приём.
Глаза леди сияли.
- Так никто не сказал, что я приду на него снова, может больше никогда в зале не появлюсь.
Сделав скептический жест, Сариан продолжила путь. А на сердце Айрика стало тепло от её поддержки.
- Ну, как тебе сборище знати?
Спросил Ратвин, расставаясь возле покоев.
- Ничего плохого, но уж лучше работать в кузнице, чем танцевать бесконечные танцы в окружении девушек.
- Уж с ними-то ты освоишься, главное, чтобы блестящий курятник придворных смотрел на тебя, открыв клювы от восхищения, а не принялся возмущённо кудахтать.
- - И пусть кудахчут, я с большим удовольствием выдерну им пару перьев. А кого-то и наголо ощипать можно.
Оставшись один, принц загрустил.
"Моя Дий, наверное, сейчас спит в какой-нибудь придорожной таверне. Пробраться бы тайком в её сны. Тогда, может, скучал бы меньше. Если Дий мне приснится, тогда и поговорим. Обязательно расскажу ей об этом вечере."
На другой день Биль Вайзиль в первый раз показывал ученику, как нужно раздувать горн. Прикоснувшись к мехам, юноша почувствовал жар у себя в груди, свет прошёл по рукам, заполнил тело и инструменты, подсказывал и поддерживал. Огонь разгорелся ровный, такой как надо.
Айрик был крепким и терпеливым, Алар дала мускулам силу, чтобы держать могучий кузнечный жар.
"Скоро я что-нибудь выкую своими руками! Надеюсь хорошую вещь."
Мастер с удивлением понял, почему юношу отправили в кузницу.
"Похоже жизнь закалила его самого, как я закаляю сталь. Когда есть стойкость, приходит и сила. Я займусь обучением принца, и у Алкарина будет хороший король-ремесленник."
Сегодня ученик увидел, что закопчённый кузнец умеет и улыбаться. Среди жаркой работы Айрик не заметил, как время домчалось до вечера.
***
Чёрный камень притягивал взор Дивенгарта. Господин дарил верному прислужнику возможность увидеть всех Аларъян земного мира, но жаль, на очень короткое время. Посланник тьмы не мог долго выдержать чуждый для себя свет. Чтобы не обжигаться приходилось быстро убирать от живого огня щупальца мрака, пусть Дивенгарт очень любил уводить в Вирангат обладателей дара. Он выбирал для призыва во мглу только тех, чей жар горит очень ярко, чтоб в ледяном краю они становились чернее самой ночи. Верные слуги, больше для тьмы не опасные. Тогда мрак торжествовал.
Тепло и свет Дивенгарт ненавидел.
"Они все должны превратиться в чёрных, все до одного, или пусть станут пылью. Жалкие светлячки, зачем они светят? Они сияют единственный миг и растворяются без следа, превращаясь в кости, которые обращаются в прах. Почему невозможно послать зов всем людям?"
Дивенгарт не помнил, чтобы кто-нибудь от него отказывался. Когда такое происходило, случалось настоящее чудо. Властитель тьмы находил в обречённых сердцах самые тёмные, самые страшные мысли. Цепляясь за них, он разрушал человека изнутри. Мало кому под силу справиться с мраком, рождённым своей же душой, возвести перед ним неприступную преграду. Люди издревле знают, идти по дороге света трудней, чем двигаться по дороге тьмы.
"Когда-нибудь я обращу их всех, пусть пока забираю немногих."
Внезапно господин тьмы увидел сильный горячий свет. Огонёк дрожал, разрастаясь в ширь, стремился стать ярче. Он ослепил нечеловеческие глаза. Дивенгарт забыл, что такое страх, но ужас вырос внутри него. Прислужник мглы не умел чувствовать боль, но она его настигла.
"Вот тот, о ком теневые и чёрные говорили, они убили его ещё до рождения. Как он остался жив? Я найду тех призрачных тварей! Пусть вспомнят, что значит - быть людьми, что значит - страдать. Они испытают страшные муки. Я брошу призыв, пусть он придёт ко мне, раз даже камень страшится его огня, чувствуя силу, скрытую в нём."
Да, камень её ощущал. Тьма шевелилась с шипением. Прислужник тьмы начал ждать, несмотря на невыносимый свет. Наконец, огонёк, став мягче, замерцал, истончился, пропустил Дивенгарта в себя.
Айрик заснул. Во сне принц оказался в комнате тёмной, мрачной. Он увидел большой сгусток мглы, по очертаниям похожий на человека.
- Кто ты?!
Испугавшись, юноша невольно поднял руки в защитном жесте.
- Тот, кто вернёт тебе правду.
Тихий шёпот свистел ветром в щелях ветхой лачуги, где Айрик прожил немало лет.
- Как быстро тебе забылась жестокость! Как ты посмел стать размазнёй?!
Внезапно припомнилось всё: холод каморки, пьяная Зини, блеклая улица, Урги.
Он вновь был голодным, продрогшим, слышал крики грабителей, стоны калек, на шее затягивалась петля.
- Ты променял верность трущобе на Алкарин! Предатели поманили тебя хлебом, красивой одеждой, и ты совершенно размяк. Но они сначала узнали, ты принц, только тогда помогли. Попрошайку все гонят прочь. В детстве ты тщетно мечтал о лучшей доле. Никто тебя не принял. Нищим лорды тебя казнили, принцу позволили жить. Только Сальви тебя любила, неужели сейчас она бы тебя одобрила? Разве сестра не хотела, чтобы ты стал смелым грабителем, вовсе не жалким лордом. Только знать плачет, цепляясь за жизнь. Твоя Дий оказалась беззащитна в трущобе, поэтому с благодарностью оперлась на твоё плечо. Знатной леди она бы тебя никогда не выбрала. Покажи кто ты есть! Убей их! Сожги! Я тебе помогу, приходи ко мне! Пусть наступает тьма. На земле не бывает правды! Предатель, грабитель и лорд здесь живут хорошо, остальным достаются только отбросы!
Простая истина прежних дней, где мир легко разделить на своих и чужих, где нет сомнений и колебаний.
На сердце стало легко, жизнь вернулась на место.
"Мглистый человек прав! Когда я успел забыть унижения и обиды? Потерял то, что знал, купившись на алкаринские подаяния? Но теперь я снова всё помню!"
- Жди меня! Я следую за тобой!
Принц сделал разбойничий жест, громко расхохотавшись. В потемневшей душе тенями из прошлого восстали дерзость и сила. Сердце приняло зов Дивенгарта, щупальца мрака проникли в горячую душу, тогда свет потускнел.
Проснувшись, Айрик чувствовал себя отлично, только в сердце горела неумолимая ненависть к королевству предателей и к самому себе.
"Зачем я сомневался столько времени? Всё очень просто: Алкарину нужен король, вот лорды меня и пригрели. Амир трусливый и слабый, я сильней, раз вырос в трущобе."
Казалось, краски вокруг стали ярче, только они были холодней. Вместо растерянности кристальная ясность.
Не хотелось есть, но он пошёл на кухню.
"Нужно притворяться прежним, чтобы они меня не убили."
Завидев Ратвина, принц усмехнулся.
"Ну, глупого юношу я сейчас прогоню. Он или полный простак, или хитрый обманщик. Такой приятель меня не устраивает."
Увидев изменившегося друга, гвардеец испугался. Перед ним был совсем не Айрик. Глаза похожи на две синие льдинки, на губах насмешливая, безжалостная улыбка, кожа стала бледней, словно сверкающий снег.
- Послушай, скажи, что приключилось с тобой ночью? Я никогда не видел, чтобы люди так быстро менялись.
Юноша тревожно глядел принцу в глаза.
- Со мной всё отлично. Я вспомнил, кто я есть. Но мне интересно, кто ты?
- Как кто? Ратвин Ник: королевский гвардеец, твой преданный друг.
- Нет, ты ошибся. Раз, ты алкаринец, два, ты предатель, как все вы. Три, - ты дурак, раз веришь в воинскую доблесть. Знаешь, что делают наёмники, когда входят в города? Они убивают детей, насилуют женщин. Люди лордов от них не отстают. Когда станешь воином, тоже научишься так поступать. Лучший способ убить врага, напасть на него сзади, достав коварным ударом. Вот однажды тебя так и прикончат, если продолжишь быть как прежде наивным и глупым. Придётся выбрать, что лучше, выжить или сохранить бесполезную честь.
Обидные слова били в самое сердце, попав слишком точно. Но всё равно Ратвину было больно не за себя, за друга. Прежний принц просто не мог так говорить.
- Айрик, слышишь! Вернись, пожалуйста! Давай пойдём к целителям, попросим помощи! Такие слова ни к чему хорошему не ведут. Ты, наверное, заболел.
Гвардеец чувствовал непоправимое, страшное!
- Чего за меня бояться? Я никуда не исчез! А ты иди. Я больше не хочу тебя видеть. Раньше я был слепым, ну совсем как моя Дий. Теперь зрение вдруг вернулось. Я понимаю главную правду. И тебя в два счёта разгадываю, твою доверчивую наивность, неспособность к большим делам.
Ратвин ушёл, печально опустив голову.
"Ну за такой вид я бы ещё раз его прогнал."
Принц торжествующе усмехнулся.
Сегодня он был только в кузнице. Огонь не хотел разгораться, он чадил, обдавая других искрами, стальные заготовки портились. Биль Вайзиль бранил ученика. Но юноша не хотел отказываться от труда. Он ощущал, раскалённый металл возвращает в сердце что-то на место. Оно не так сжимается в холодных тисках, можно легче вздохнуть.
"Зачем я обидел Ратвина? Я же мог его просто прогнать!"
Едва работа закончилась, принц опять решил, что зря сомневался в себе.
Вечером Айрик не понимал, почему в покоях стало так холодно. Замерзать оказалось неприятно. Только юноша улыбнулся приходу ночи.
"Сейчас Дивенгарт опять появится у меня во сне. Он научит, как надо себя вести, чтобы не попасть впросак среди надменных придворных."
Как только Айрик лёг в постель, в другом конце дворца проснулась Айдрин Тарир. Она увидела. Щупальца тьмы вырвали сердце принца. Руки трущобного юноши доверчиво открыли мгле незащищённую грудь.
"Жизнь не учила его любви и доверию. Прежний мир рухнул, новый ещё не сложился. Как часто тьма похищает души людей в такие минуты! Когда, застряв на развалинах прошлого, они не знают, как жить."
Но вдалеке мерцал слабый огонёк. Для Айрика не поздно к нему прийти.
"Что за свет горит для него? Как помочь принцу к нему добраться? Нельзя, чтобы мир погиб! Разве можно такое допустить?!"
Утром Айдрин решила поговорить с Айриком. Она нашла его на кухне, где он ел медленно, без аппетита.
- Ого! Да ко мне провидица идёт! Сейчас я скажу ей всё, что давно хотел.
Принц подобрался, приготовившись ранить Айдрин словами.
- Айрик! Остановись! Если не начнёшь сопротивляться Вирангату сейчас, окончательно пропадёшь! Неужели не чувствуешь, как он убивает душу?
Провидица как всегда говорила прямо.
"Как достучаться до него? Почему я не умею говорить осторожно? Может, сейчас, деликатность меня бы выручила?"
- Молю тебя! Не погуби целый Свет! Он пропадёт вместе с тобой! Прошу, пожалей нас всех!
- А зачем надо спасать себя и мир? Ваш король предал союзников тысячи лет назад. Вы, невинные, сейчас за него платите. Когда я родился, перебили весь королевский дворец, спасли одного ребёнка, да и то, чтобы отправить за стену к нищим. Скажите, когда люди не воевали? Они убивали друг друга до Вирангата, продолжат и после, не устав унижать, грабить и мстить. Сколько невинных погибло от несправедливых судов, от жестокости лордов, раз кто-то сильный пришёл и убил, просто так, без всякого повода.
- Но люди ещё умеют любить всем сердцем! Надеются на лучшее, создают красоту! Они защищают друг друга, отдав ради близких силы, богатство, порой даже жизнь. Если не хочешь спасаться сам, достань острый нож, убей меня прямо сейчас, я не смогу видеть, как погибает цветущий мир! Если в тебе остался лишь холод, мне незачем жить.
Айдрин смотрела принцу в глаза. Руки юноши дёрнулись, потянулись к ножу, губы искривила зловещая улыбка. Внезапно она превратилась в судорогу, в которой забилось всё тело. Схватившись за стол, Айрик ловил ртом воздух. На секунду в глазах мелькнуло тепло.
- Что? Может точно мне вас убить? Нет, это будет слишком легко, лучше хорошенько помучейтесь. Я хочу показать вам, что значит, ждать неизбежной казни.
Провидица уходила с печалью на сердце.
"Твой огонёк погибает под гнётом тьмы, он сражается с ней! Но как нам тебя спасти?!"
Так Айрик и жил. Сердце окружала ледяная ненависть, медленно, но неуклонно она гасила свет, день за днём понемногу.
Принц продолжал учиться у канцлера, работать в кузнице, начал приходить на вечерние приёмы, говорить с придворными. Многим он даже нравился. Манеры Айрика улучшились. Он приобрёл дерзкое изящество, утратив пугливую осторожность. Никогда прежде принц так не привлекал девушек. Он их насмешливо поощрял.
"Почему бы не развлечься? Когда развлечение так и идёт в руки."
Только тем, кто верил в него, от нового облика принца было страшно и горько. Исчезли тепло, искренность, наивный восторженный взгляд, словно погас огонёк в очаге.
Сариан приходила в отчаяние от невозможности достучаться до дерзкого юноши. Наркель запирался в кабинете, сердясь на бессилие перед судьбой. Ратвин не знал, как подойти к другу, который теперь постоянно причинял ему боль.
Когда ко двору прибыл Инзар Далер, Айрик принялся обучаться владению клинком и силой Алар, чтобы однажды направить её в меч. Только эти занятия да работа в кузнице пробуждали в душе тёплые искорки.
- Брось глупый молот, - убеждал по ночам Дивенгарт. – Ну выкуешь пару топоров. Они сломаются, заржавеют, оказавшись в руках лентяя или убийцы. А если к хорошему человеку попадут, всё равно топор рубит деревья, коса косит траву, хомут одевают на шею лошади.
Казалось, возразить тьме нечем. Но принц упорно не отказывался от дела, что давало душе отдохнуть, на миг возвращая огонь.
***
Он подстерёг Амира в покоях рано утром, когда тот только принял ванну. Маленький бледный карлик с бегающими глазками проскользнул в дверь едва постучав.
- Кто ты? Как здесь оказался? Сейчас я прикажу прогнать тебя вон.
- Погодите меня выгонять, ваше Высочество. У меня имеется средство, чтобы решить вашу главную проблему.
Голос звучал угодливо.
- Какую ещё проблему?
- Мне известно, как избавить вас от присутствия Айрика Райнара в Алкарине, причём это не будет убийство. Я покажу ему, как выйти из дворца. Обещаю, он навсегда исчезнет. Только для нашего дела потребуется два кошеля с золотом, один мне в уплату, другой ему, чтобы у беглеца были средства на первое время, иначе он едва ли покинет столицу.
- Как я могу тебе доверять? Вдруг, получив монеты ты отправишься к моей матери или дяде и всё им расскажешь.
- Хорошо, дайте мне один кошель с золотом прямо сейчас, а другой, когда Айрик Райнар исчезнет. Только смотрите, если обманете, ваше Высочество, я найду надёжную возможность, сообщить королеве и канцлеру нашу небольшую тайну.
Карлик нахально улыбнулся. Он увидел, Амир проглотил наживку.
- Подожди до вечера. Тогда приходи, обещаю, монеты будут.
Взяв у казначея деньги на мелкие расходы, принц никак не мог дождаться заветного часа.
Как только человечишка явился, он получил кошель с золотом и сразу исчез.
На другой день он появился в покоях Айрика.
- Обычно, по утрам я не принимаю незваных гостей, хотя по вечерам они мне тоже не требуются. Так что, сделай милость, уйди.
Принц смотрел холодно.
- Ваше Высочество, меня послал Дивенгарт. Вам пора отправиться в ледяной край. Господин решил, вам нужно держаться подальше от кузниц и мастеров. Да и светлая сила в клинке очень вредит нашему делу.
- Ну раз сам Дивенгарт зовёт за собой, то я пойду. Только как отправляться в дорогу без денег?
"Не хочу расставаться с кузницей! Ничего, я перехитрю тёмного господина, найду, где заняться ремеслом."
- Вот монеты. Их вполне хватит для долгой дороги.
Взвесив кошель на руке, Айрик осмотрел его содержимое.
- Да, согласен, денег в нём предостаточно, но как можно покинуть дворец? Если за мной всё время следят.
- Пару лет назад я обнаружил подземный ход за городскую стену. По нему-то я вас и выведу. О ходе больше никто не знает, побег удастся. Пойдём прямо сегодня ночью, ваше Высочество.
- Ладно, я буду ждать. Смотри, обманешь! Я до тебя доберусь.
Принц сделал угрожающий жест.
– Ваше Высочество, я вас не обману.
"Немного грустно расставаться с богатым дворцом, но раз тёмный господин позвал, придётся к нему идти."
Последний день при дворе Айрик провёл как обычно, он ни о чём не тревожился, за себя принц не страшился, других ненавидел. После занятий с мечом Инзар Далер похвалил ученика.
- В тебе есть то, чего не доставало твоему отцу, стремительность и упорство. Если станешь постоянно сражаться, со временем дорастёшь до мастера и Алар в клинок тоже направить сумеешь.
"Наставник меня высоко оценил, а я по собственной воле ухожу в Вирангат."
В груди шевельнулось слабое чувство вины, но холод его раздавил.
Первое весеннее солнышко пригревало землю, на деревьях весело щебетали птицы. Принцу захотелось, чтобы они замолчали. Пусть повсюду вечно стоит тьма.
- Пусть всегда царит холод. Однажды на земле останется два цвета, белый и чёрный, белый цвет снега, чёрный цвет скал.
Мрачные мысли затушили огонёк, что обжигал душу чем-то болезненным, странным.
"Ничего, скоро я навсегда окажусь в темноте. Вечность она неизмерима."
Вечер настал. Королевский дворец заснул.
Надев самый простой костюм, Айрик спрятал в рукавах ножи.
"Они меня не подведут, длинный меч с собой не унести. Его каждый стражник заметит, тогда меня остановят."
Не в силах усидеть на месте, принц ходил по комнате, появилось волнение.
"Интересно, какой он, ледяной край? Уж точно совсем таинственный. Скоро я его узнаю."
Когда в дверь еле слышно постучали, сердце Айрика подпрыгнуло от радости.
- Пора, – шепнул прислужник тени.
Юноша вышел в коридор. Провожатый направился к дворцовым темницам. В их лабиринтах и затерялся подземный ход. О нём действительно никто не знал. Столица давно не подвергалась осаде. Несколько лет назад тоннель искали, но так и не нашли.
В пропахшем сыростью мраке пришлось двигаться пригнувшись. Странный карлик шёл впереди, освещая путь факелом, принц едва за ним поспевал.
Только перед рассветом он выбрался на поверхность.
- Город в той стороне.
Прислужник тени махнул рукой направо, и снова спустился в люк.
"Свободен! Ледяной Край ждёт!"
Только сердцу стало ещё холодней. От неприятного чувства принц на секунду остановился, ощущая, как лёд сдавил что-то внутри. Вскоре холод стал снова родным.
"Служить Вирангату, вот что поистине важно!"
Сжимая за пазухой кошель, юноша двинулся вперёд.
До маленького городка он добрался к вечеру. Ноги изрядно болели, но голод как обычно не приходил. Улицы показались Айрику слишком узкими, люди жалкими. Таверна, где он остановился, была чрезмерно ухоженной, хозяин чересчур толстым, широкая улыбка - приветлива до неприличия.
"Видно, самый настоящий мошенник. Честный человек не будет таким сияющим."
Сидя в тёмном углу, принц презрительно рассматривал посетителей.
"Зачем люди вечно чего-то хотят, если они однажды умрут? Когда Велериан придёт, перед гибелью их ждёт такая расплата, что мне даже страшно. Я что, за других боюсь?"
Внезапно гул голосов в таверне перекрыли удары колокола. Они повторялись раз за разом, предвещая нападение теневых.
Люди знали, для их защиты на башнях зажглись сигнальные огни и большие костры.
Вряд ли стены и стражники спасут горожан от призрачных тварей, только тревожный набат позволит счастливчикам спрятаться в подземельях, даст уличным стражникам встретить врага лицом к лицу. Знал значение гулких ударов и Айрик. Вскочив из-за стола, он выбежал наружу вместе со всеми.
Люди мчались туда, где есть подвалы. В них можно укрыться. Но укрытия слишком далеко. Из домишек окраины выбегали женщины, они прижимали к груди детей.
Принц тоже мчался, захваченный чем-то тревожным.
"Почему я бегу? Теневые меня не тронут. Я же за царство льда и скал!"
В толпе появились несколько стражников. Они стремились защитить горожан от серых клинков.
Теневые налетели внезапно, пусть все знали о них. Холодные фигуры спустились с неба, смерть в тёмных плащах, глазах серого льда, боль, принесённая призрачной сталью.
Люди зашлись криками. Они просто не могли не кричать. Всем было страшно. Горожане понимали, пришла гибель, неотвратимая, бесполезная. Они беззащитные, безоружные, теневые грозные и жестокие. Люди всё кричали. У крика нет имени. Он единый на всех, как единой на всех сейчас стала смерть.
Мрак в душе принца отозвался на страх и боль обречённых, разрастаясь в груди, он словно её расширил. Тьма ликовала. Казалось, для слабого огонька души внутри не осталось места. Горячий остаток света прятался и дрожал, беззащитный перед жестоким холодом, готовым навечно его потушить. Айрик схватился руками за грудь, пытаясь её согреть.
"Как это? Когда я успел так замёрзнуть?! Что происходит со мной?! ! Сальви! Дий! Где же вы?! Не уходите! Не оставляйте меня одного в темноте!"
Внезапно принц понял, как исчезал, истончался несколько месяцев. Огонь превращался в холодный мрак. Сил для борьбы не осталось.
"Ладно же! Если гибель, так, значит, прямо сейчас!"
Судорожно вздохнув, юноша развёл руки в стороны. Он пошёл к теневым прямой, не страшась ничего.
Вокруг ярко горели факелы. Взгляд Айрика случайно встретился с другими глазами, большими, лучистыми. Девушка примерно его возраста, бежала плача, протянув руки вперёд, чтобы её защитили. Теневой перерезал тонкое горло почти мгновенно, отшвырнул тело в сторону, словно старую вещь. Только в глазах принца успел отразиться чужой, бездонный ужас, долгий предсмертный миг. Юноша закричал. Тепло взбунтовалось в кольце безжалостной тьмы.
"Проклятая тварь! За что?! Ненавижу!"
В руках сверкнули ножи, готовые поразить теневого, пусть После. Мрак разорвёт непокорное сердце. И свет вернулся, настолько горячий, что его тепло причинило невыносимую боль. Темнота шипела, съёживаясь. Уползая прочь, она царапала сердце когтями. От глубоких порезов выступали капельки крови. Принц ловил ртом воздух. Жар стеснил грудь. Он был шире самой души. Глаза застилали слёзы. Свет вырвался наружу коротким глухим рыданием. А для чувства, что очистило сердце, никогда не нашлось верных слов!
Вокруг проливалась кровь. Айрик не понял, как его ещё не задели. От тёплой живой крови только умерших лезвия стремительно заполнились огнём, ослепительно белым. Секунда. Нож поразил теневого, неся ему мгновенную смерть. За ним второй, третий. Когда ножи закончились, принц забрал копьё из рук мёртвого стражника.
- Спасибо тебе, и прости!
Стальной наконечник побелел ярче факела. Айрик колол мглистые тела призрачных людей. Свету нужно торжествовать над тьмой, звенеть весёлой сталью на наковальне души, сверкать искрами большого горна.
Принц ликовал, сражаясь с чёрным. Взгляд его страшен, как тьма подвала, но сейчас невозможно бояться! В облегчённой душе слишком много жизни. Белая сталь пронзила грудь врага. В этот миг принц почувствовал укол боли в левой руке. Хорошо, противник оказался последним. Наступал рассвет. Поманив чёрных птиц тоскливым свистом, теневые улетели прочь.
Айрик присел на землю, бессильно привалившись к стене дома. Наверное, он должен был стыдиться и раскаиваться, но вместо этого очень захотел спать. Устало закрыв глаза, юноша чувствовал, как проваливается в забытьё. Боль в руке нисколько этому не мешает.
Засыпая, принц совсем не заметил, как на улице появились несколько мужчин и две пожилые женщины. Мужчины в молчании собирали трупы, женщины занялись ранеными.
- Пойдём со мной, – заговорила одна из них, увидев Айрика. – Я вижу, серый клинок немного задел тебя.
Справившись со слабостью, юноша встал. Рука очень болела, была точно чужая, по всему телу от неё распространялся холод. Увидев, что раненый едва стоит на ногах, пожилая женщина крепко взяла его под локоть. Несколько трудных шагов и юноша оказался возле здания, где три усталые целительницы помогали людям, поражённым клинком Вирангата. Когда до него дошла очередь, одна из них наложила на рану густую мазь, немного пронизанную Алар, закрыв всё повязкой. Подведя раненого к постели, женщина приказала ему лечь. Едва закрыв глаза, Айрик провалился в сон.
Он снова стоял в тёмной комнате, которая являлась ему по ночам. Только сейчас по мрачным стенам змеились искорки яркого света. Конечно, Дивенгарт был здесь, чтобы позвать жертву за собой. Принц стоял, защищая руками сердце, чтобы Вирангат в него не проник. Юноша приготовился не сдаваться тьме, даже если ему не придётся проснуться.
- Глупец, что ты натворил? Ты сражался за алкаринцев, вернулся туда, откуда я тебя вывел.
- Вот и отлично! Я всей душой этому радуюсь! Любые надменные лорды в сто раз лучше тебя! Я понял: близкие могут предать меня, но я не могу предать и оставить близких! Нельзя отдавать тебе целый мир!
- А если я сейчас тебя убью? Глупая, бесполезная гибель!
Прислужник тьмы был насмешлив.
- Холодное тело на безымянном костре, застывшее, скорчившееся. Никто не узнает, как ты погиб, никто о тебе не вспомнит.
- Умру, не сразив никого по приказу тьмы, вот ненависти и станет меньше. Не вспомнят. Так о нищих никто не грустит.
Айрик весело улыбнулся. В сердце горел белый огонь. Жар проник в пальцы.
"Ну проклятая тварь! Держись!"
Раскалённый свет ударил Дивенгарта словно клинок.
Огонь выжигал его из сна и жизни принца. Юноша был свободен, сумев одолеть врага.
Господин мглы корчился от боли. Его леденящий душу крик,
всё же навсегда затаился в душе Айрика, оставив в ней чёрный отпечаток тоски. Она временами начнёт приходить поздней порой, не давая принцу заснуть, но не больше.
Утром Айрик проснулся с удивительно лёгким сердцем. Конечно, пришли и страх, и раскаяние, словно мрачные стражи совести. Последние месяцы вспоминались как единый тёмный кошмар, что ещё долго будет тревожить его по ночам. Он не раз спросит себя, как мог настолько быстро поддаться Вирангату?! Но в окошко светило солнце, весь мир оживал его теплом. Можно ли ему не радоваться?!
"Я вернулся! Я живой!"
Не замечая боли в руке, юноша вскочил с постели.
"Вот это да! Мне хочется есть! У меня давно аппетита не было! А я и не замечал!"
Айрик улыбнулся самому себе.
Рука болела не так сильно, как вчера. Увидев, что раненый проснулся, к нему подошла целительница.
- Вы проспали весь день и всю ночь. Сейчас я сниму повязку и посмотрю вашу рану.
- Спасибо, я давно так отлично не отдыхал.
- Ничего, рука заживает хорошо, мы сумели вырвать из неё серую порчу. Всё равно я добавлю Алар к мази, чтобы действие стало надёжней.
- Спасибо, что замотали меня как следует!
Благодарность юноши вызвала ответную улыбку.
Когда целительница наложила повязку, Айрик вышел на улицу. Никто не сумел его удержать.
"Мечта исполнилась. У меня много денег. Можно научиться ремеслу, выручить Дий из алкаринского плена. Она скучает и будет этого ждать!"
Только радости не было. Принц вспоминал столицу, белый дворец, людей, что остались в нём.
"Они в меня верили! Ратвин, Наркель, Сариан. Гвардейцы и слуги глядели с надеждой! Я не оправдал ничьих ожиданий! Где мне найти счастье?! Когда буду помнить, я принц. Целая страна останется в руках у Амира, который хуже Урги!"
Поднеся к глазам фамильный медальон Райнаров, Айрик, открыв его, взглянул на портреты родителей.
"Вы дали мне алкаринскую кровь! Я больше не могу её отрицать! Если бы знать, королева Риен, решитесь ли вы её пролить? Но уж лучше быстрая смерть, чем годами скитаться в сомнениях!"
От принятого решения на душе стало светло. Шагая по улице в поисках извозчика, принц свистел песенку дворцовых гвардейцев. Он подхватил её от Ратвина Ника.
"Если не выживу, так хотя бы в последний раз погляжу на людей без тьмы в душе. Городок выстоял! Я тоже приложил к этому руку!"
Большое новое чувство стеснило сердце.
Извозчик нашёлся на площади. Здесь их было несколько. Юноша выбрал самого скромного.
- В столицу отвезёшь?
- Почему бы не поехать, если хорошо заплатишь.
- Заплачу, деньги есть. Сколько стоит дорога?
- Двадцать монет.
Отсчитав плату, Айрик забрался в экипаж.
Лошади тронулись. Юноша удобно устроился на сидении. Рука почти не болела.
"Во дворце меня или долечат, или лечение мне не понадобится."
Принц шевельнул пальцами довольный, что они действуют.
Кучер что-то напевал. Айрик с удовольствием слушал. Он не спал. Разве можно тратить время на сон перед возможной смертью. Дорога лежала среди зелёного леса.
"Как я его не заметил, когда шёл пешком? Нет, алкаринцы меня простят. Я буду править их страной. Вот стану королём, и навсегда забуду, что значит скучная жизнь. Война, интриги, заговоры - столько всего, чего и представить нельзя. Такая судьба редко кому даётся."
Юноша улыбался в надежде на лучшее.
Незаметно наступили сумерки. Карета остановилась.
- Всё, приехали, слезай, – крикнул извозчик.
По спине пробежал холодок. Принц понял, что не очень хочет выбираться наружу.
- Сейчас я выйду из кареты, направлюсь к воротам, и меня поразит стрела.
Спустившись вниз, Айрик выпрямился, подняв руки вверх. Он сделал шаг, другой, третий. Пожилой стражник узнал принца. По приказу королевы его нужно убить на месте, как прислужника тени. Второй караульный вскинув лук, натянул тетиву.
- Подожди, – остановил помощника капитан. – Смотри, принц знает о суровом приговоре. Он поднял руки. Почему-то же он приближается к собственной гибели?
Капитан шагнул из ворот.
- Зачем вы идёте в столицу, ваше высочество?
- Я, принц Айрик Райнар, иду принять свою судьбу, как бы она не сложилась, – Юноша ощутил, как у него пересохло во рту.
- Ты знаешь, что можешь погибнуть прямо сейчас, как предавшийся мраку?
- Да, наверно, так и выйдет. Но на земле для меня нет другого пути. Я пришёл заплатить за ошибки.
Айрик Райнар вовсе не походил на полутеневого. В синих глазах не было льда, в них читалась решимость, в самой глубине разбавленная страхом.
– Когда убьёте, доложи во дворец, я пришёл сам, не сопротивлялся. Может, хотя бы этим что-то исправлю.
"Интересно, если случайно моргну, он расценит моё движение, как страх или как попытку сопротивляться?"
Принц стоял, собираясь с силами, чтобы в тот самый миг не дрогнуть.
- Хорошо, вы войдёте за ворота, дав себя связать. Мы доставим вас во дворец. Я не хочу совершить непоправимое, – наконец, решил стражник.
Айрик повиновался. Самый важный разговор ожидал впереди.
Во дворце царило уныние. Принц Айрик Райнар из него сбежал. Нет, в сто раз хуже того, он последовал в Вирангат. Радовался только Амир, юноша давно не чувствовал настоящего облегчения. Хитрый человечишка получил деньги не даром.
"Нужно было устранить его раньше. Не стоило колебаться! Зачем я так медлила?! Всё ждала?!" -
гневалась на себя королева Риен.
Только гнев всё равно был бессильным.
"Айрику Райнару лучше быть мёртвым, чем служа Вирангату, предать Алкарин. Кровь Амрала сначала в полутеневом, после, в тёмном Аранъяр, какая невероятная дикость! Создатель! Он же не станет теневым, он будет чёрным, черней самой ночи. Алар принца превратиться в Аран. Быстрая смерть хотя бы спасла его от позорной памяти, проклятий людей, какими он мог бы править. Как я взгляну в глаза своему народу? Мой кровный сын предал Алкарин. Какая разница, что я его не растила? Это же я, мать человека, способного погубить родное королевство!"
Правительница совсем отчаялась. От тягостных мыслей в груди точно поворачивали кинжал.
- Что ты можешь сказать? Что показывают твои видения?
Обрушивалась она на Айдрин.
- Ваше Величество, я ничего не знаю. Когда принц убежал, борьба в его душе ещё не была окончена. Завершена ли она сейчас, мне не известно. Точных видений не появилось.
Безнадёжный разговор услышали подавленные Наркель Ирдэйн и Сариан Аторм.
Канцлер жалел, что вовремя не распознал коварство врага.
"Когда ледяной край похитил нашего принца? Как я этого не заметил? Не сумел остановить побег? Во дворце у него оставалась возможность вернуться назад. Я видел, он сражался с Вирангатом, боролся долгие месяцы! Тьма точила сердце по капле, но в душе ещё что-то светилось. Надежда не умерла."
Воительница разделяла печаль канцлера.
"Почему мы не успели сделать того, единственного, что ещё могло облегчить твою участь. Ты бы спокойно заснул, став печальной легендой о принце, что не занял престол королевства, внезапно тяжело заболев. Прекрасная сказка, рассказанная по вечерам у огня. Теперь твою память ждёт великий позор. Наши воины найдут тебя, ударят мечом. Жестокая весть разнесётся по всей стране. Трущобного принца настигло зло. Но я-то знаю, наивное сердце запуталось, не справилось с жизнью, что редко тебя щадила. Прости нас! Мы не были рядом! Не поддержали! Не закрыли от тьмы собой! Мы те, кто намного старше и опытней. Айрик, ты ни в чём не виноват. Вирангат сам находит жертвы, он всегда выбирает лучших!"
Неожиданно тяжёлые мысли прервали. В покои бесцеремонно ворвалась служанка.
- Леди Сариан, слушайте, принца Айрика связанным привезли во дворец, говорят, он добровольно пришёл к городским воротам и сдался. Королева зовёт вас в главный зал на совет.
Новость была настолько ошеломительной, что знатная леди не обратила внимания на вольное обращение прислуги. Она помчалась по коридору почти бегом.
В главном зале королева Риен восседала на троне. По правую руку находился Амир, на ступенях расположились Айдрин и Наркель.
Развязанный Айрик стоял напротив матери. Воительница посмотрела прямо на принца. Синий взгляд моргнул, словно дёрнулся, стараясь не дать покатиться слезам.
- Почему ты убежал из дворца?
Холодно спросила правительница. – И зачем вернулся обратно?
- Я бежал по приказу ледяного края. Изгнав его из души, решил возвратиться назад. Оказывается, я не люблю, когда убивают слабых. Мне хочется их защитить.
- Ты собираешься снова жить при дворе? Пользуясь всем, что мы тебе дали, не отвечать за свои поступки? Так вот, больше не выйдет!
- голос правительницы звенел от гнева. Она успела принять решение.
- Сегодня вечером, - приказала Риен канцлеру до того, как вошла в зал. – Пусть всё скорее закончится.
"Но нужно увидеть глаза приговорённого к смерти. Иначе совесть не даст мне покоя до конца моих дней."
- Не спешите, ваше Величество, - просил Наркель Ирдэйн. – Помните, смерть безвозвратна. Вдруг Айрик Райнар пришёл во дворец по своей воле? На месте Вирангата я не послал бы его на заклание. Я подождал бы, пока враг будет стоять у ворот, тогда законный король мог призывать страну к поражению. Сейчас он мог бы собрать недовольных, поднять мятеж. Но идти в одиночку! На смерть! На продуманный план непохоже, но очень напоминает нрав прежнего принца.
- Хватит, Наркель! Перестань его защищать! Я и так слишком долго ждала! Медлила понапрасну.
Канцлер опустил голову, он вошёл в зал с тяжёлым сердцем.
- Нет, я пришёл, чтобы за всё ответить, так или иначе. Я готов принять титул принца и когда-нибудь стать королём, раз во мне течёт королевская кровь, и я последний, кто остался в моём роду.
- Не верьте ему!
Крикнул Амир. – Это ложь! Всё красивые слова! Он просто хочет жить, вот и принялся льстить! Нищие хорошо умеют притворяться. Он понял, что на улице холодно, он опять остался без гроша в кармане, вот и вернулся в тепло и роскошь королевского дворца.
- Айрик, ты можешь доказать, что Амир неправ?
- Нет, не могу. Что бы я не сказал, вы всё равно не поверите.
Королева глядит сурово. Наркель Ирдэйн и леди Сариан не поднимают на него взгляд.
"Я верю тебе, Айрик! Такие глаза неспособны лгать, в них столько раскаяния и грусти! Искренний взгляд возвратился. Если не верить ему, лучше сразу отдать мир ледяному краю. Но не я решаю твою судьбу, поэтому ты умрёшь."
Горло воительницы щемило.
Взгляд Айдрин непроницаем.
"Я помолюсь о тебе Создателю. Сейчас ты в Его руках. Раз видения не было, я бессильна что-то исправить."
"Видимо, кончено."
Казалось, принц выпрямился ещё сильней, расправил плечи, несмотря на повязку, боль теперь неважна. Собравшись с силами, он внимательно всех оглядел.
- Леди Сариан, лорд Канцлер, мне так стыдно! Я всех подвёл! Но прошу вас! Запомните, я успел принять себя алкаринцем. Ваше величество, королева Риен, я вас прощаю. Хочу, чтобы страна простилась со мной легко. Настала пора прекратить ненависть, сполна за неё расплатившись. Пусть Дийсан Дарнфельд считает мою гибель несчастным случаем, лучше ей ни о чём не знать, у вас ей хорошо. Я должен разговор королевскому гвардейцу Ратвину Нику, прошу разрешите его! И скажите, когда и как это будет, не хочу последние часы жизни всех и всего бояться.
Замолчав, принц стоял так же прямо, не опустив глаз.
- Айрик, сейчас ты совершил так много!
В полной тишине негромкий голос воительницы был хорошо всем слышен.
– Мало кто за одну минуту делал больше тебя. Мы будем помнить достойный поступок наследника престола. Судьба была к тебе несправедлива, ты сам оказался на высоте.
- Ваше Величество, но существует и другое решение! Гораздо более справедливое!
Канцлер с надеждой смотрел на Риен пристальным, неподкупным взглядом.
Тогда правительница поняла, невинно пролитой крови ей не простят. Не простит опора трона Наркель Ирдэйн, Сариан Аторм: все честные люди страны. Не простит и Амрал, если они встретятся в свете Творца. Айрик его сын, единственный след на земле, что остался от безмятежного принца. Прислужник тьмы не сумеет ни так смотреть, ни так говорить. За гибель принца не оправдаться.
- Да, канцлер, иное решение есть. Айрик Райнар, я объявляю тебя наследником престола. Торжественная Церемония состоится, когда будет готова. Возьми то, что твоё по праву.
"И пусть Алкарин тысячу раз заставит тебя сожалеть о принятом титуле!"
Только принц широко улыбнулся. Не удержавшись, он подмигнул Наркелю и Сариан.
- Теперь то мы за тебя по-настоящему возьмёмся, - сказала воительница.
- Вот теперь я, как следует, начну тебя учить, - пригрозил канцлер.
- А я ничего не боюсь, раз я остался жить!
Когда выходили из зала, Амир взглянул на соперника с ненавистью. Он не мог понять, почему всё так быстро случилось. Положение изменилось стремительно, необратимо!
"Казалось, решение матери бесповоротно! Я хочу научиться так говорить! Чтобы влиять на них! Они все от меня отвернулись. Как же я его ненавижу !"
Не замечая врага, Айрик страшился трудного разговора с другом.
"Если бы мне предстояла смерть, поговорить с ним было бы легче. Но я буду жить."
Постучав в покои гвардейца, принц застыл на пороге, не решаясь войти внутрь. Узнав прежнего друга, Ратвин поднялся, смущённо ему улыбаясь.
- Прости меня! Знаешь, я боялся умереть, не успев сказать тебе этих слов. Я был не прав и жесток! Винить Вирангат было бы легче, но страшные мысли мои собственные. Тьма просто вытащила их на поверхность, так в сточной канаве вечно всплывает мусор. Я не прошу вернуть дружбу, пусть очень её хочу! Но, пожалуйста, дай мне прощение!
Ратвин улыбнулся широко, искренне, как раньше. Подойдя к принцу он стал перед ним на колени.
- Клянусь вам служить, ваше Высочество! Верой и правдой! До последнего дня! До последней капли крови!
Дав клятву, воин поднялся.
- А как друг я тебя прощаю! В тебе всё равно говорил Вирангат. Сколько бы ты не бранил себя! Айрик, как же радостно! Ты вернулся! Поверь, тут по тебе скучали!
Когда друг хлопнул принца по плечу, тот слегка согнулся.
- Что, гвардейцам на кухне не хватало моих разбойничьих песенок? Готов прямо сегодня их спеть.
- Тогда мне придётся одному выпить целый бочонок пива, раз песни в моей голове всё равно не держатся.
Оба расхохотались искренне, облегчённо.
***
Размеры школы Аларъян были огромны. Она оказалась только немного меньше, чем королевский дворец. За три месяца занятий Дийсан с трудом научилась передвигаться в извилистых лабиринтах.
Сейчас, стоя на крыльце, менестрель вдыхала чуть влажный воздух, полный запахов весны. На родине, в Велериане, пахнет почти так же. Слева звенят детские голоса, маленькие Аларъян сражаются на деревянных мечах. Пока они воспринимают обучение владению клинком, как весёлую забаву, шалят и громко смеются. Пройдёт время, вырастая, дети поймут, игра со сталью отнимает жизнь.
Дийсан вздохнула. Даже понимая, причина внезапной грусти – разлука с Айриком, она не могла не грустить.
Наконец, решившись, бард спустилась с крыльца и направилась к детям. Сегодня главное испытание её мастерства: если она пройдёт его успешно, то возвратится в королевский дворец.
"Мне надо справиться! У меня всё получится!"
Внушала себе менестрель, приближаясь к голосам и ударам.
Почувствовав слабое движение детской Алар, как тонкий покров тепла, такого же живого, как лучи солнца, и в тоже время совсем другого, ученица сосредоточилась. Она старалась быть иглой, направленной в одну точку, на маленьких Аларъян, что бились деревяшками. Резкий стук палок немного отвлекал менестреля.
"Не обращай на него внимание. Просто не обращай и всё".
Наконец, бард стала иглой, крошечной точкой в огромном пространстве. В сосредоточенном сердце, во всём её существе зазвучала странная, ни на что не похожая песня. Ученица отдалась ей полностью, она почувствовала их всех: девочек и мальчиков, таких живых, окружённых теплом, как коконом из мягкой шерсти.
От высокого ребёнка пахло деревом, свежей снятой стружкой, в голове застучал молоток.
- Я вижу его столяром, – сказала бы Таниари. Дийсан не знала, что такое видеть, поэтому определила дар ученика, пользуясь совершенно другими чувствами.
Алар уловила девочку, пальцы ощутили вязальную нить, что тянулась прямо к малышке. Барду казалось, в руке она держит клубок, скоро он станет изделием. Значит, девочка будет вязать.
Камень и запах глины означали строителя, шорохи леса и звук стрелы слетевшей с тетивы - охотника, Аромат жареного мяса и десерта - повара.
Только один мальчик вызвал неясные чувства, его Алар, будто хотела ускользнуть от неё, но Дийсан её поймала. Она ощутила гладкий лист пергамента. На нём был нанесён вдавленный рисунок, но ощущение было расплывчатым. Менестрель знала, оно означает художника. Летописца или поэта она ощущала по скрипу пера по пергаменту, неясным, ещё не написанным строчкам у себя в голове. Художника ученица сначала вообще никак не определила, поэтому Таниари Гильден дала ей в руки чистый пергамент.
- Ты чувствуешь что-нибудь на вот этом листе?
- Нет, я ничего на нём не ощущаю.
– Да, для твоих пальцев на нём, действительно, ничего нет.
Взяв острую палочку, наставница нацарапала на пергаменте очертания человека.
- Давай ка, потрогай ещё раз.
- Вот теперь что-то чувствую. Ваш рисунок чем-то на человека похож, только очень уж приблизительно.
- Точно так же мы можем дотронуться до картины, только глазами. Мы её видим. Конечно, художники создают рисунки гораздо красивей моих.
Таниари чуть улыбнулась.
- Цвет, такая же неотъемлемая часть предмета, как температура, форма, гладкость, объём. Для нас вещь можно изобразить без остальных её качеств, только одними красками, и мы представим всё остальное.
- Но я не могу ощутить, как это у вас получается. Конечно, я понимаю объяснения разумом, и принимаю сказанное. Вы же замечаете то, до чего не могут дотронуться мои пальцы. Ваш глаз ощущает вещи на расстоянии, и не так, как длинная палка, а именно как ладонь, и даже ещё лучше. Запомнив , что вы сказали, я попробую распознать художника. Они делают такие предметы, какие способны потрогать ваши глаза.
- Ты мыслишь примерно правильно.
Таниари сдалась.
Так Дийсан и ощутила художника, неясными линиями под пальцами на листе пергамента.
Закончив исследование, ученица почувствовала радость. Она прошла последнее испытание, Дийсан твёрдо это знала, сегодня она обнаружила даже живописца.
"Осталось только доложить Таниари о моей победе."
Менестрель возвращалась к крыльцу, полностью заглушив в себе желание узнать, что значит, прикасаться к миру глазами.
В школе Аларъян менестрель окончательно убедилась, она никогда не будет видеть. Грустный ответ бард услышала, обратившись к лучшей целительнице, что обучала молодых обладателей дара.
- Прямо направленная Алар, увы, неспособна лечить ничего, кроме ран серой или чёрной стали. Попытки воздействия ею в других случаях причиняют боль, забирают жизненную силу. Ты утратила зрение очень давно, теперь оно не вернётся. Мне жаль, что тебе невозможно помочь.
После суровых слов Дийсан ощутила невольную грусть, немного похожую на обиду.
"Значит, она никогда не научится хорошо владеть мечом, не станет воительницей, не сумеет сама прочитать свиток. Для многих дел ей понадобятся чужие глаза."
От этого было больно. Ей никогда не хотелось узнать внешнюю красоту мира. Он прекрасен в звуке и ощущении. Красота есть в тёплых лучах солнца и в свежем воздухе рассвета, в запахе цветов и хлеба, в прекрасной песне, в горячих руках и голосе Айрика. Кожа на его руках сухая, грудь не имеет волос. Менестрель слышала, у других мужчин они на ней растут, да и её отец был волосатым.
Кожа принца не была такой нежной, как женская, но по-своему она была гладкой, мужественно гладкой. Прикосновение к ней дарило покой, Айрик был упругим, он состоял из мышц и костей, не одной лишней частицы жира, чтобы он стал дряблым. Иногда принц колол её своей щетиной, тогда его фаворитка смеялась.
"Зачем видеть Айрика, если его можно слышать и чувствовать?! Скоро она снова его почувствует. Ой, как же она его ощутит! Нужно только возвратиться во дворец."
Определив Алар Таниари, ученица направилась прямо к ней. Наставница следила, как она двигается по дороге. За время занятий Таниари обнаружила, отсутствие зрения Дийсан заменяется отличным вниманием и живым умом. Она знала настолько много об окружающем мире, что правильно понимала неясные ощущения, какие посылали в пространство ученики - Аларъян.
"Настанет день, когда она приедет сюда, чтобы обучать других, точно так же как я сейчас занималась с ней," – подумала женщина, оценив проделанный труд.
- Я определила их всех!
Менестрель смущённо улыбалась.
Кратко перечислив дар каждого, она замерла в напряжённом ожидании.
- Конечно, ты справилась отлично. Это младшие ученики. Их Алар почти не развита. Разрешаю тебе вернуться в столицу, но и в королевском дворце ты не должна забывать упражнять свою силу.
- Я буду об этом помнить!
Прощание состоялось.
Не медля ни секунды, менестрель помчалась в свою комнату.
- Дай, давай собираться, – крикнула она с порога. – Я прошла испытание, мы едем ко двору.
- Наконец то, – обрадовалась служанка. Воинское обучение Аларъян напоминало о том, чего она лишилась. В королевском дворце гвардейцы тоже часто сражались между собой. Но в их числе редко встречались женщины. В школе Аларъян они как и в крепости, бились наравне с юношами.
Глядя, как Дийсан складывает вещи в небольшой сундучок, Дайнис не пыталась ей помогать, теперь она знала, госпожа сама скажет, когда ей понадобится помощь.
Своей одежды у телохранительницы немного. Она соберётся в две минуты.
- Пойди, принеси что-нибудь поесть. Не хочу отрываться от сборов.
Служанка повиновалась бесприкословно.
За эти три месяца она с удивлением обнаружила, первоначальная неприязнь к госпоже понемногу улетучилась. Дайнис перестала относиться к ней как к калеке. Дийсан обладала несгибаемой волей. Оказывается, слепота не способна её отменить. Чтобы как можно скорей вернуться во дворец, менестрель училась, как одержимая. С её уст ни разу не слетело ни единого слова жалобы. Несмотря на то, что их комната была очень холодная, одеяла колючие и тонкие, таким образом, школа Аларъян закаляла тела будущих воинов. Ранний подъём, целый день работы, насмешки учеников. Они совершенно не понимали, как калека способна быть Аларъян.
Вечером госпожа валилась с ног от усталости. Утром снова начинались трудности.
- Зачем вам выносить постоянные тяготы? Неужели наставница не может войти в ваше положение и смягчить требования?
Однажды спросила телохранительница.
- Конечно, Таниари легко меня пожалеть, раз я слепая. Но теневые и чёрные меня не пощадят. Дайнис, мы на войне. И я буду выполнять всё необходимое, чтобы сразиться с Вирангатом, когда он нас настигнет. Лучше погибнуть в бою, чем сразу сдаться из-за постыдной слабости. Поверь, в жизни мне приходилось и хуже.
Однажды настало время, когда менестрель на занятиях боя начала попадать в Аларъян. Она просто била палкой в сгусток тепла, наделённый силой. Здесь не важно, куда угодишь, главное просто куда-то ударить, чтобы причинить боль.
- Ты, конечно, будешь чувствовать тварей ледяного края. Они излучают холод. Когда на тебя полетит серый или чёрный клинок, рука сумеет его отклонить. Поэтому, возможно, ты сумеешь выжить в схватке с Вирангатом, – сказала главная наставница.
- Твоё дело сразиться с теневыми, обязанность Дайнис защитить тебя от людей.
Дийсан была довольна собой. Она могла уехать из школы Аларъян с чувством выполненного долга.
Когда вещи собрали, бард, усевшись на постель, начала напевать счастливую мелодию, не сложенную, неясную.
"Просто карету дадут только завтра. А нужно же чем-то заполнить пустой, длинный вечер. Почему одежда сложилась так быстро?"
В ночной тишине Дийсан снился Айрик, к ней пришли его руки и голос. Он появлялся рядом много ночей подряд. Но сегодня возник особенно ярко. Наверно, из-за того, что приближалась долгожданная встреча.
Наутро влюблённая едва вынесла завтрак, казавшийся бесконечным. После еды Таниари Гильден давала последние наставления, ученица старалась внимательно их слушать. Едва наставница закончила говорить, как менестрель побежала в комнату, чтобы переодеться. Да, она впрямь помчалась, выставленная вперёд трость громко стучала, задевая о ступеньки. Вслед госпоже поспешила Дайнис.
Переодевшись, Дийсан застыдилась своего поведения, во двор она выходила уже спокойно.
- Карета прямо, слева дверь, – дала указание служанка. Последовав ему, госпожа забралась в экипаж.
В скромной карете были деревянные сидения. Она была намного меньше той, что увезла их из дворца. Но менестрель не мечтала о мягких креслах.
"Роскошный экипаж разлучил меня с Айриком, простой вернёт обратно к нему."
Дайнис поместилась рядом.
- Но!
Крикнул кучер.
Лошади тронулись.
Дийсан тихо запела песню возвращения. Сначала появилась мелодия без слов. Но фразы рождаются сами собой, вот они проникают в мысли неясным ритмом, чтобы в следующую секунду вплестись в нехитрый мотив.
- К тебе! Я скучала, я столько ждала.
К тебе! Я в разлуке, как будто спала.
К тебе! Эта радость, как солнца лучи.
К тебе! Ясным днём и в глубокой ночи, - первые строчки появились, другие придут потом.
Дорога убегала вперёд, менестрель пела.
Служанка дремала под нежные звуки. Она не хотела чувствовать боль от глупых мечтаний.
"Жаль, её сердце никогда не наполнится похожей радостью. Она сделала всё возможное, чтобы в суровой судьбе не оставалось лишних чувств, ненужных на войне, а в сражение она пока не попала..."
Задрёмывая, Дайнис ощущала пустоту в сердце, смутно желая, чтобы однажды она оказалась заполнена.
Карета ехала вперёд целыми днями, на ночь останавливались на постоялых дворах, где ели горячую пищу, спали на узких кроватях.
Вдыхая запах пыли и подгорелой каши, Дийсан радовалась тому, что однажды таверны закончатся, она окажется во дворце, встретится с Айриком.
"Конечно, он меня ждёт! Но скучает ли он? Почему принц не написал ни одного письма, как обещал? Я диктовала послания для него каждый день. От него ни единой весточки!"
От душевных сомнений радость сменилась грустью и тревогой.
"Вот я вернусь, а у Айрика появилась другая, красивая и здоровая, и что же мне делать тогда?!"
Менестрель понимала, придётся просто остаться жить. Но продлевать мгновения с израненной душой, будет совершенно невыносимо.
"А, может, принц просто такой беспечный? Или он не придумал, о чём написать? Иногда он совсем не разговорчивый."
Наивные предположения едва ли могли успокоить сердце.
Ночь приносила тревогу, а новый день смывал её надеждой.
Наконец, однажды вечером карета въехала в столицу.
***
Клара Тивель битый час ходила с ножницами и иглой вокруг Айрика. Наряд для церемонии объявления наследником престола был почти готов, но портнихе всё что-то в нём не нравилось.
Костюм был из тёмной материи, цвета самой тьмы, такой чёрной, почти блестящей - это самая дорогая ткань, редкая даже в Алкарине. Наряд был расшит золотыми кактусами и сидел отлично, прекрасно сочетаясь с чёрными волосами и светлой кожей принца. К тому же портниха, уловив воинскую строгость будущего наследника престола, решила её подчеркнуть.
"Ещё несколько штрихов, тогда всё будет идеально."
Айрик хотел шевельнуться, но, сдерживая порыв, стоял, словно каменная статуя.
"А то у неё все иголки посыплются, и я пару из них на себе унесу. Наследник престола идёт по дворцу в швейных иголках, будет чем уколоть придворных."
Хуже примерок, наверное, были только визиты к Риен. Встречаясь с ней каждое утро, принц не знал, о чём говорить. Риен не делала ни шагу к нему навстречу, холодная, чопорная.
"Да, она меня родила, но вырастила Сальви. На портрете мать совсем на себя не похожа. На неё такую, как сейчас, больше походит мой отец,безмятежный и отстранённый. Неужто он, правда, погиб в одну секунду, не успев узнать, что я появился на свет."
От таких мыслей становилось не по себе.
Обучение у канцлера, как и прежде, Айрику нравилось.
Он вовсе не ощутил, чтобы Наркель Ирдэйн стал более требовательным. Он и раньше был очень суров.
- Как только твой титул станет официальным, ты будешь не только читать пергаменты, но и участвовать во всех королевских делах, учиться решать их по-настоящему.
Юноша с нетерпением ждал этого дня.
"Интересно будет узнать, на что я способен, как правитель страны."
- Пожалуй, всё. Можете идти, ваше Высочество, – довольно произнесла Клара Тивель. – Запомните, ваш стиль - это строгость. Никогда не одевайтесь пышно, вам пышность не подойдёт. Она только всё испортит. Я надеюсь, вы доверите мне, шить вам наряды?
- Конечно, только вам я одевать себя и доверю.
"Вот и хорошо, что мне идёт строгость. При настолько пышных придворных Алкарину не повредит скромный король. Как бы я сверкал на них взглядом в красном или жёлтом костюме? Вот бы мне цвет глаз маршала, тогда взгляд точно станет пронзительным."
Едва принц вышел от портнихи, его окружила стайка придворных. Все ожидали милостей. Среди утончённых юношей, словно ястреб среди голубей выделялся Ратвин Ник.
- Я думал, сойду с ума, пока старая перечница тебя отпустит. За такое долгое время можно успеть убить парочку теневых или выпить бочку пива.
Друг весело улыбался.
- Ты то хотя бы просто ждал, а мне туда повернись, сюда повернись, тут стежок не тот, здесь кактус плохо смотрится, как будто я не принц, а юная фрейлина, что часто вертится перед зеркалом!
Айрик с трудом скрывал раздражение.
- Прекрасному принцу и великому королю должно соответствовать самое роскошное одеяние, а вам без сомнения подойдёт самый лучший наряд. Поскольку вы, ваше Высочество, несомненно, станете великим королём, – заговорил откуда-то справа долговязый юнец, его губы растягивала льстивая улыбка.
- А тебе, несомненно, будет соответствовать на две трети укороченный язык и подбитый глаз. Такое лицо очень хорошо смотрится вместе с роскошным бордовым костюмом, а через пару дней оно и к синему, и к лиловому подойдёт. И я, на правах наследника престола, от всей души посодействую появлению у тебя новых украшений в знак моего несомненного расположения.
Льстец быстро растаял вдали.
"Разогнать бы эту шайку, пусть возле Амира вертятся, разливаются перед ним, как нищие перед капитаном стражников, когда их денег лишают."
Наконец, скрывшись с Ратвином в своих покоях, Айрик облегчённо вздохнул.
- Зачем ты его так?
Спросил друг. – Я вот в придворные интриги вникать не хочу, а всё же он, как пить дать к Амиру помчится. Все они жалеют, что у нашего королевства скоро появится новый наследный принц. Тебе надо союзников иметь, иначе придворные шакалы тебя прикончат, а если и не загрызут, так кровь выпьют. Шакал и комар - животное самое опасное. Первый, пока ты в силе, нападать не подумает, а дождётся, пока тебя ранят, вот тогда бросится и сразу добьёт. А насекомые нападают тучей, говорят, в южных лесах комары человека насмерть заедают.
- Я всё понимаю, только на шакалов положено охотиться, а комаров отгонять куском пергамента. Они, как трущобные воры, если почувствуют силу, тогда и уважать начнут. А ты, Рат, в интриги вникать не любишь, но в них разбираешься. Скоро придётся тебе в них вмешаться, иначе я один пропаду.
- Попробую, конечно, только боюсь, слишком надеяться на меня не получится. Наблюдать я умею, а вот хитрить и юлить нет, моё враньё сразу все разгадывают.
- Врать, я так понимаю, придётся мне. Вижу, королевский дворец ничем не отличается от трущобы, в нём без хитрости попрошайки не обойтись. Только стать настоящим нищим мне гордость не разрешила, для вора карманника пальцы не подошли, для грабителя оказался не очень жестоким. А вот какой выйдет король и сам пока не пойму.
Принц тяжело вздохнул.
Едва успев расположиться на отдых, он услышал стук в дверь. Это пришли Райзи Квирт и Шеан Давон. Они рассказывали Айрику о королевской церемонии и обучали, как вести себя на ней.
Женщины терпеливо показывали, как нужно идти к трону, как кланяться королеве, как держать руки и разворачивать плечи. Канцлер Наркель Ирдэйн написал торжественную речь. Принц должен произнести её перед народом. Айрик легко выучил красиво составленные слова.
Когда наставницы оставили его в покое, юноше показалось, сейчас он не может думать. Сами мысли очень устали.
- У нас есть пару часов до ужина, – весело сказал Ратвин, он пришёл поддержать друга.
- Тогда скорей пойдём на улицу, пока меня ещё кто-нибудь не застал. Иначе я опять засажу пару ножей в дверной косяк только не кухни, а собственных покоев. И вынимать их не буду, чтобы придворные знали, какой грозный у них сюзерен.
На учебной площадке друзья сражались до самого ужина. Когда принцу пришлось готовиться к приёму, он чувствовал, как его волосы доставляют слуге по имени Дик много хлопот, тот никак не мог с ними справиться. Жёсткие пряди, отказываясь ложиться в причёску, хотели торчать в разные стороны.
"Вот замечательно носить на лбу воинский ремешок, как у маршала и гвардейцев. Дайте только стать принцем, тогда никто не запретит мне заниматься опасным делом. Выбрать занятие из-за причёски: такую причину ещё нужно поискать", - улыбнувшись озорным мыслям, принц вышел из покоев, направляясь в зал для приёма.
Теперь за столом он занимал место по левую руку от королевы, справа по-прежнему расположился Амир, но так будет только до церемонии объявления, пока юноша остаётся наследником престола. Рядом с Айриком сидела Цаони. Он недавно услышал, эта знатная девушка должна стать его невестой.
Украдкой поглядывая на юную красавицу, принц понимал, какая она нежная и хрупкая – настоящая леди. Ничего общего с Дийсан: ни огня, ни дерзости, ни безудержного стремления выстоять всем несчастьям назло. Сердце принца начинало саднить. Ему прекрасно дали понять, женой короля не может стать слепая велерианка незаконного происхождения. Стоит только жениться на Дийсан, в Алкарине произойдёт дворцовый переворот, а если и нет, принц всё равно лишится большинства верных сторонников. Три благородных лорда не потерпят того, что дочерью одного из них пренебрегают ради брака с калекой.
Цаони тоже глядела на двух принцев поочерёдно.
"Они оба очень красивые, только Амир свой, простой и понятный, я знаю его с детства, а глаза Айрика заставляют сердце биться быстрей, кровь приливать к лицу. Если бы ещё он заговорил со мной, наконец, решившись пригласить на танец. Неужели он скоро станет моим мужем? Айрик такой привлекательный, загадочный. Быть его женой чудесно и радостно. Амир найдёт другую невесту. Их брак окажется счастливым, всё сложится как нельзя лучше."
Когда ужин закончился, музыканты заиграли громче, они играли то медленно, то быстро.
Надежды Цаони не сбылись, Айрик танцевал с другими фрейлинами, старательно избегая будущую невесту. Зато её всё время выбирал Амир.
"Она должна остаться со мной. Нищее высочество её не получит. Он не приобретёт верность Роланда Клайса! Его дочь станет моей женой!"
Голос принца сделался проникновенным, глаза заставляли Цаони чувствовать неясное томление и жар по всему телу, но кокетливый взгляд нет-нет да и обращался к Айрику, который больше не смотрел на неё.
Танцуя с фрейлинами, он упорно глядел на королеву, ожидая, когда она решит покинуть зал. Юноша не собирался оставаться на приёме долго. Ему было тревожно.
"Как правильно быть принцем? Как дать понять, что мне не нужна Цаони?"
Наконец, заметив, что правительница удалилась из зала, Айрик решительно устремился за ней, по пути вежливо кивая всем, кто к нему подходил.
В коридоре его поджидал слуга.
- Ваше Высочество, спешу вас уведомить, ко двору прибыла менестрель Дийсан Дарнфельд. Она очень хочет вас видеть.
Нежданная радость сияла на сердце, Айрик помчался к любимой бегом.
"Дий здесь! Прямо сейчас я попрошу у неё прощение за всё! За ненаписанные письма, за то, что чуть не ушёл в ледяной край, и чуть не погиб от рук алкаринцев."
Сколько раз за эти недели он сидел перед листом пергамента, держа в руке перо.
"Айрик, мой хороший! Единственный! Я очень скучаю без тебя! Если ты меня разлюбил, просто скажи мне правду, скажи и всё. Быстрое прощание гораздо лучше неизвестности", - вспоминались страстные строчки, продиктованные её душой.
"Нет, Дий, я тебя не разлюбил. А сделал хуже: чуть не отдал себя Вирангату, потом я возвратился во дворец и принял титул наследного принца. Это до сих пор кажется невероятным.
Сухие фразы не могли отразить сотни чувств, что населяли сердце, поэтому ни одно письмо так и не было отправлено.
Вбежав в комнату Дийсан, юноша сразу её увидел. Бард сидела на постели, бледная, напряжённая, сцепив руки на коленях.
Менестрель долго ждала заветной встречи, она успела узнать, Айрик решился принять титул наследника престола.
"Так почему он не написал мне? Наверно, он позабыл меня. Чувства мужчин непостоянны, так говорят мудрые женщины. Во дворце всегда весело. Способна ли песня простого менестреля сравниться с изысканной прелестью фрейлин?"
В покоях слышны родные шаги.
- Дий, ты вернулась! Я так тебя ждал! Прости меня! В одиночку я чуть не погиб во тьме! -
Принц взял руки Дийсан в свои.
– Тебе было страшно не зря, я себя не берёг. Только ты и Сальви возвратили меня назад. Теперь я понял, стремление к мести самое страшное на свете чувство. Жестокость разрушает душу, её хранит только любовь.
Мысли иссякли, Айрик замолчал.
- Так значит, ты меня любишь?!
Менестрель сдавила ладонями его плечи.
- Конечно, люблю! Наверное, даже больше, чем раньше. И никогда не смогу разлюбить! Я хочу остаться с тобой до конца нашей жизни, сколько нам её выпадет.
- Айрик, когда-нибудь я сложу о тебе песню, очень светлую и красивую. Она станет лучшим моим сказанием! Просто сейчас у меня на неё не хватит таланта. Когда ты её услышишь, то сам удивишься, что я сумела её так хорошо составить.
- Не стоит загадывать будущее, просто всегда пой для меня. А складывать что-то обо мне совсем и не надо.
Принц смущённо улыбнулся. Прижав Дийсан к себе, он упал с ней на постель. Долгожданный час встречи, есть долгожданный час встречи. Он оказался страстным.
Новое утро было последним перед днём церемонии объявления наследника престола. На завтраке у королевы принц и Риен почти не разговаривали. Амир тоже молчал, он был мрачнее тучи. Если бы не присутствие матери и дяди, юноша страшно оскорбил нищего.
"Нужно только найти самые ядовитые слова. А лучше всего, вступить в поединок или драку. Теперь-он не застанет меня врасплох, я буду сильней. Почему в тот день, когда Айрик в первый раз пришёл на учебную площадку, я не покалечил его до смерти? Я мог легко его убить! Несчастный случай, я просто чуть-чуть не рассчитал силу. Меня бы, конечно, простили. Создатель, пусть он отчего-нибудь погибнет! Люди же часто умирают..."
- Как я тебя ненавижу!
Прошипел юноша в ухо соперника, когда они покинули правительницу.
- Надеюсь, я стою твоей ненависти. Ты моей нисколько не заработал!
Отойдя от массивных дверей, Айрик почувствовал, сейчас он не хочет быть во дворце.
"Нужно выскользнуть на улицу, пока ещё можно. Пора погулять напоследок, завтра я стану наследным принцем. Титул обяжет к серьёзности."
Отыскав Ратвина Ника, Айрик попросил его вывести из конюшни к укромной калитке коня, на котором он учился верховой езде. Скакун по кличке Рид был смирным, поэтому неопытный наездник его не боялся.
- Ну что, мне отправиться с тобой?
- Без всяких сомнений, если хочешь покутить, как следует.
- В ночь перед церемонией объявления титула порядочный наследник престола должен в одиночестве предаваться достойным мыслям о стране.
Ратвин широко улыбался.
- А я самый весёлый на свете принц, так что в эти торжественные часы с удовольствием предамся отчаянному гулянию.
- Чувствую, правление у тебя тоже выйдет весёлым. Верные подданные всегда берут пример с разгульных королей.
- Так кутить тоже надо уметь, по-нашему, по-велериански.
Возвратившись к себе, Айрик отыскал самый скромный костюм, какой только мог найти.
Переодевшись, он отправился к Дийсан.
- Едем сейчас со мной?!
Менестрель растерялась от внезапного предложения.
- Ой, зачем нам куда-то ехать! Не надо меня пугать!
–- Удерём отсюда на целую ночь, чтобы погулять в самой развесёлой таверне, какая только в Алкарине найдётся. Надеюсь, в ней будет нестрашно.
Улыбнувшись, бард собралась в недалёкий путь.
Выскользнув из дворца, они отыскали дешёвое заведение, где заняли стол у окна.
Принц подошёл к симпатичной певице, что исполняла любовную песню. Двое музыкантов играли на флейте и барабане.
- Вот, это вам за то, чтобы вы не выступали пару часов.
Айрик протянул девушке горсть золотых монет.
– Сегодня на ночь сюда пришла другая певица. Вашей работе это не помешает. Новое пение будет только один раз.
- Ладно, я уступлю своё место, раз вы того хотите, но какая странная у вас просьба.
Певица взяла плату неуверенно. Она никогда не зарабатывала столько монет, особенно за молчание.
Возвратившись к столу, Айрик проводил Дийсан на помост для выступлений.
- Спой, для них и для нас. Спой, всё что исполняешь гвардейцам и слугам, и даже то, что им не поёшь!
Сердце менестреля гулко билось, щёки разрумянились. Сегодня она выступала как когда-то в таверне для всякого сброда, ничего не стесняясь.
"Пусть на время шальных часов возвратится разгульная жизнь нищего люда. Моё пение напомнит принцу о том, что ушло и никогда не вернётся. Сегодня он простится с прошлым. Ни жестокость, ни холод и голод не изменят того, что дни трущобы - это дни его детства, время подарившее нам любовь."
Глядя на Дийсан, Айрик пил дешёвое пиво. Он давно не был в подобных местах. Ратвин не отставал от друга.
Когда менестрель замолчала, вернув певице помост, принц кружил её по таверне, носился в диком танце, неистовой пляске нищих и грабителей. Их танец был безудержным, ничего запретного, держать любимую за талию, прижимая к себе, целовать в губы, выписывать кренделя, какие придворным даже не снились. Айрик танцевал так до Урги, до того, как стая его отвергла. Отчаянные движения вспоминались в такт задиристой мелодии.
Вечером выбрались за город, заплатив стражникам приличную сумму.
- Сейчас пропустите нас за ворота и никому не говорите об этом. Утром мы снова придём.
Айрик глядел заговорщически.
"Какая замечательная ночь! И пиво здесь вовсе не причём!"
Ратвин привёз друга на берег речки. С собой они взяли податливую особу, что не прочь провести пару часов с красивым мужчиной.
Снова лилось пиво и песни для них четверых. Была любовь, такая же страстная и шальная, как безудержный танец нищих.
"Человек живёт ради единственной минуты! Она должна наступить, чтобы оправдать печаль и испытания мира. Вот она. Здесь! Сейчас!"
Вовсе не мысль, а чувство, что не стало словами, правдивое, искреннее, словно свет звёзд, что стояли над головой Айрика.
Только счастливый принц их не замечал.
Перед рассветом, оторвавшись от Дийсан, он понял, что хмель не выветрился из головы.
Подойдя к реке на нетвёрдых ногах, принц опустил её в воду. Сильный холод его отрезвил, но голова всё равно трещала. Только сейчас принц подумал, возможно, всё-таки стоило провести прошлую ночь в размышлениях. Взобравшись на коня, он посадил барда себе за спину.
Оставив подружку Ратвина возле её дома, они возвратились во дворец, который спал крепким сном.
Добравшись к себе, Айрик разделся и лёг в постель.
Утром слуга едва его добудился. Когда принц медленно встал, ванна показалась ему слишком горячей.
- Принеси воды похолодней, иначе я снова засну.
Окунувшись в холодную воду, юноша почувствовал себя лучше.
Одеваясь для завтрака, он спрашивал себя, будут ли его бранить за вчерашнюю выходку или решат закрыть на неё глаза.
Сидя у королевы, Айрик не мог проглотить ни куска. Мешали головная боль и волнение. Находившийся рядом Амир тоже ничего не ел.
"Вот самый чёрный день моей жизни! Зачем он настал?! Как он мог наступить?!"
Сегодня соперники не обменялись и словом.
Двигаясь по коридору, Айрик настойчиво ощущал, за ним упорно следят глаза врага.
У себя в комнате он присел в кресло, чтобы немного отдохнуть. Дик раскладывал на столе торжественный наряд для церемонии. Айрик оделся сам, позволяя слуге только поправлять костюм и разглаживать складки.
Наконец, принц вступил в огромный зал, где на троне восседала королева Риен. По бокам стен стояли лорды и леди, здесь собрались четыре высоких лорда и вся высшая знать Алкарина.
Медленно подойдя к трону, юноша, опустившись на одно колено, сложил руки на груди. Правительница зачитывала указ о назначении Айрика Райнара наследником престола. Слова падали весомо, каждым звуком припечатывая принца к полу.
Риен замолчала.
- Клянусь служить Алкарину! Клянусь защищать своих подданных от любой опасности! Когда придёт время, я вступлю на престол с чистым сердцем и помыслами, направленными только во благо королевства.
Чётко звучали слова в тишине зала.
Айрик принёс обет. Спустившись с трона, королева возложила на его голову простой серебряный обруч – знак наследного принца.
- Да будет так!
Слова заключившее перемены.
Свершилось, Айрик Райнар принял титул, предназначенный ему с самого рождения.
Глядя на врага, Амир ощутил, как сердце до краёв наполняется бешенством. Ярость слепила глаза, руки сжимались в кулаки.
"Теперь я всего лишь мебель в дворцовом зале! Простая и незначительная! Создатель! Всё кончено! Трущобный принц украл у меня судьбу."
Юноша чуть не заплакал.
Церемония продолжалась, королева Риен и принц Айрик покинули дворец.
Стоя в открытом экипаже, они приветствовали народ. Герольды впереди провозглашали нового наследника престола.
Когда экипаж достиг площади, Айрик выбрался из него. Окружённый народом, приветствуемый герольдами, он встал на возведённый для церемонии помост.
Постепенно толпа замолчала, ожидая традиционной речи наследного принца. От множества людей, оттого, что юноша возвышался над ними, из памяти выскочили заученные слова.
"Но должен же я что-то сказать алкаринцам! Провалиться в самый значительный момент! Решено. Скажу то, что думаю."
– Я, Айрик Райнар, принимаю свою судьбу и хочу научиться быть хорошим принцем, а позже достойным королём. Когда настанет время, я постараюсь править страной справедливо. Обещаю сделать всё возможное, чтобы прекратить войну. Если смогу, я уничтожу Вирангат. Пусть даже память о нём изгладится из ваших сердец. Если не сумею, это просто окажется не в моих силах.
Замолчав, принц спустился с помоста. Толпа разразилась приветственными криками, народу понравилась краткость и искренность речи.
Правительница с наследником возвратились во дворец, где предстоял роскошный пир. Айрик занял место по правую руку от королевы, Амир находился по левую. Рядом расположились Сариан Аторм, Наркель Ирдэйн и Эрин, и семьи остальных высоких лордов.
На этом приёме Айрик тщательно взвешивал каждое движение.
"Сегодня надо вести себя безупречно: красиво есть, правильно говорить. Став наследником престола, я должен найти себе союзников в лице лордов и знатных придворных."
Принц старался поддерживать пустые разговоры, сдобренные лестью. Он улыбался, вежливо отвечал престарелым лордам, что подходили к нему, пытался кокетничать с молодыми леди, а сердце стремилось покинуть торжественный зал.
Когда заиграла музыка, Айрику и Риен предстоял мучительный ритуал, они танцевали вместе. Наследник престола почти нёс королеву на себе, та едва переставляла ноги.
После, правительница поспешно покинула приём, но сегодня принц не мог последовать за ней. Раз пир в его честь, то придётся отбыть на нём до конца.
Второй танец Айрик отдал Цаони, подчинившись настойчивому шёпоту канцлера. Ведя девушку по кругу, принц почти не разговаривал. Но Цаони улыбалась оттого, что Айрик находится рядом.
"Да, я правильно догадалась, руки у него надёжные. Они крепко держат меня за талию. Платье вроде бы лёгкое и танец не быстрый. Отчего мне так жарко?"
Перекинувшись на щёки, огонь окрасил их в алый цвет.
"Только смотрит он так серьёзно, не хочет мне улыбаться. Но скоро он всё равно станет моим, ничего, я его подожду."
Проводив партнёршу к стене, юноша приглашал всех, кого подсказывал Наркель Ирдэйн, престарелых дам и молодых девушек самого высокого происхождения.
Пока Айрик выполнял обязанности наследника престола, Амир веселился напропалую, он танцевал с красивыми фрейлинами, прерывая кружение только для того, чтобы пить вино бокал за бокалом.
Наконец, в танцах наступил перерыв, все снова уселись за столы. На помост для выступлений взошла Дийсан, сегодня она пела только строгие баллады.
"В Алкарине радость, теперь Айрик - наследник престола, он принял свой долг. Так что же так больно? Почему хочется плакать? Счастье не выбирает королей и менестрелей, поэтому сердце пронзила тоска."
Когда пение снова сменилось танцами, бард с облегчением удалилась.
Айрик продолжал танцевать, мельком увидев, как Амир, пошатываясь, покидает зал, на каждой руке повисла симпатичная фрейлина.
"Сегодня у бывшего принца будет весёлая ночь, а завтра он почувствует себя не лучше, чем я этим утром."
Наследник престола довольно улыбнулся.
Когда на пиру остались самые хмельные и бесшабашные придворные, решив, что можно уйти, Айрик направился к Дийсан.
- Интересный день у меня сегодня вышел. Кажется, попрошайничать на улице Эрга и то было легче.
Принц присел в кресло. Менестрель нежно коснулась бритой щеки.
- Кто принял судьбу правителя, тому лёгкой жизни не ждать.
Он не понял, грустит менестрель или улыбается.
- Ладно, лучше спой для меня что-то простое и не торжественное.
Сегодня он не сумел ускользнуть из комнаты фаворитки перед рассветом, потому что очень устал. Дийсан сама разбудила его, когда проснулась Дайнис.
Отчаянно протирая глаза, принц поднялся с постели. Он брёл к себе, неудержимо зевая. Но снова заснуть не вышло, мешали непрошеные мысли. Наследника престола настигли раздумья о стране, которой ему предстоит править.
"Примет ли меня Алкарин? Как сделать так, чтобы королевство меня признало? Придётся многому научиться. Успею ли я разобраться во всём?"
Нелёгкие размышления прервал ежедневный визит к королеве.
Сегодня у матери не оказалось Амира, мучаясь головной болью, тот решил не вставать с постели. Зачем утруждать себя, если ты не наследный принц? Став никем в королевском дворце, можно пьянствовать и страдать.
Отсутствие врага удивило Айрика. Без него королева и канцлер смогли приступить к важному разговору.
- Ты должен начать официальные ухаживания за Цаони Клайс, - приказала Риен.
- Лорд Роланд Клайс вчера расторг её помолвку с Амиром Каунсом, теперь она твоя наречённая. Лучшей партии для тебя всё равно не найти, – продолжил Наркель Ирдэйн.
- Она мне совсем не подходит. Наш брак не будет удачным.
Твёрдый взгляд принца никому не понравился.
- Тебе придётся понять. Приняв высокий титул, ты отказался от личного счастья. Женидьба правителя – долг, такой же важный, как и другие дела королевства. Амир был готов исполнить эту обязанность.
Королева едва сдерживала гнев.
- Не волнуйтесь, ваше Высочество, Дийсан Дарнфельд, вполне может жить при дворе, став официальной фавориткой. Такое положение женщины почётное и достойное. С древних времён известно:настоящая королева сидит не на троне, а в личных покоях правителя.
Канцлер старался смягчить удар.
- Видимо, каждая женщина на земле мечтает прожить жизнь любовницей? Знаете, нищенки живут не хуже придворных дам, они официальные фаворитки грабителей.
Точная фраза заставила Наркеля улыбнуться.
-Увы, для тех, кому принадлежат сердца королей выбор не велик: либо ходить в фаворитках, либо страдать в разлуке.
"Вот и первая жертва: ради Алкарина я должен предать Дий. Что такое мой брак, если не предательство?"
- Для достойной женщины, жить любовницей, хорошая награда за верность? Неправда ли? Такой-то она и ждёт.
- Надеюсь, у леди Дийсан Дарнфельд достанет смирения, принять непростую судьбу, если она настоящая леди, - устало произнесла Риен, утомлённая непокорностью кровного сына.
После завтрака перешли в рабочий кабинет. Канцлер читал свитки, королева и принц внимательно слушали. Войска Велериана и Вирангата ползли вглубь страны медленно, но неотвратимо. На севере случилась засуха, хорошо, на юге урожай сохранился, голод стране не грозит. Сталь, шерсть, зерно – сколько всего уходит на воинов. Нужно, чтобы дворец оставался роскошным. Пока правители богаты, народ надеется на лучшее.
После работы с пергаментами, Айрик побывал на королевском суде, где разбирались тяжбы за землю, обвинения в убийстве и воровстве, прочие преступления.
На суде принц впервые понял, как трудно выносить приговор, если доказательств вины недостаточно, или если свидетели кажутся ненадёжными. Но закон есть закон, и Риен, прислушиваясь к советам Наркеля, старалась казнить и миловать по справедливости.
Вечером, был ужин с придворными, изящное время танцев. Принц кружился с многими фрейлинами, старательно пропуская Цаони Клайс. Тех, кому не досталось высочайшего внимания, отлично развлекал Амир, к концу вечера он опять напился пьяный.
Глядя на бросивших её женихов, Цаони страдала у стены. Невесте хотелось нежности и внимания.
"Я столько готовилась! Надела такое нарядное платье! И вот целый вечер грущу одна! Зачем принц Айрик развлекает других фрейлин? Я нисколько не хуже их. И вообще я его наречённая!"
На длинных ресницах блестели прозрачные слезинки. Цаони старалась поймать синий взгляд, но он от неё ускользал.
"Нет, зачем он такой искристый? Отчего не желает меня пронзить? Я бы такой удар с удовольствием приняла, прямо в самое сердце!"
Утомлённый принц оставил танцы, едва увидев, как их покинула Риен. Он поспешил к фаворитке.
- Знаешь, меня сегодня сделали фрейлиной королевы, так что теперь я на официальной должности, – объявила менестрель, когда он появился.
- Смотри, если кто-то проявит к тебе неуважение, ты мне сразу всё расскажи! Тогда он жестоко за дерзость поплатится! Ещё я принёс забавную рукопись, какую нечаянно обнаружил в архиве. Похоже, тут описывается самый ленивый король на свете. Поверь, у него есть чему поучиться.
Устроившись на постели, Айрик принялся читать.
Дийсан задремала, не успев дослушать сказание. Она не проснулась, и когда принц встал. Он всегда радовался тому, что любимая фаворитка спит так крепко.
Рано утром Дайнис разбудила госпожу.
Взяв корзинку с вышиванием, бард, волнуясь, направилась в комнату фрейлин.
"Теперь она сможет закончить лошадь Эрин и вышить что-нибудь для Айрика."
Когда Дийсан открыла дверь, другие девушки с любопытством уставились на неё.
- Она же совсем слепая, как она будет вышивать?
Прошелестел по комнате шёпоток, конечно, менестрель его уловила.
"Не забывайте, что раз я не вижу, то слух у меня замечательный!"
Ей так и хотелось укоротить длинные язычки. Но бард, взяв себя в руки, сдержалась.
"Раз я помогаю Айрику, значит, не должна навредить ему резким словом."
- Пожалуйста, подскажите, куда бы я могла присесть?
- Сюда, подходите, слышите голос? –
тоненькая, как стебелёк, фрейлина, усадила новенькую рядом с собой.
– И вы сами вышиваете?
В голосе прозвучал удивлённый восторг.
- Да, я умею рукодельничать. Вот видите, у меня есть специальные формы для того, чтобы мои пальцы могли делать стежки на ощупь.
Дийсан разложила вышивку на небольшом столике.
- Зачем же вы сами? Давайте я Вам помогу.
- Спасибо, но не стоит. Если Вы станете мне помогать, я могу перепутать нитки, а они разложены по цветам.
Фаворитка сделала аккуратный стежок, дальше ещё один. Пока она работала, соседки смотрели на неё во все глаза. Ещё они задавали много вопросов, от очень простых до каверзных. Самые высокородные девушки пригласили барда спеть в их покоях.
Прислушиваясь к придворным пересудам, менестрель постепенно поняла, против Айрика плетутся интриги. Когда несколько фрейлин громко шушукались между собой, до барда долетали обрывки фраз. Заговорщицы не очень скрывались, фаворитка трущобного принца слепа и наивна. При её неопытности по-другому выйти просто не может.
- От нового наследника престола добра не жди. Он слишком упрям и непредсказуем. Амир Каунс слушал советы тех, кто верно умел их давать. Новый принц уважает одного канцлера. Дай Наркелю Ирдэйну волю, он давно бы укоротил многих на голову, особенно тех, кто говорит, что бесполезную войну с Велерианом и Вирангатом пора прекратить, и лучше не стоит облагать высочайшую знать таким же налогом, как и простых алкаринцев.
- Когда королева Риен умрёт, какой-никакой договор с ледяным краем был бы возможен. Пусть полутеневые убивают простых крестьян, высокая знать сохранит положение и доход.
Услышав дворцовые тайны, Дийсан ощутила, как тело прошиб холодный пот.
"Айрик, любимый! Я знаю, куда приводят такие разговоры! Я вынесу всё! Насмешки, неуважение! И помогу тебе, чем только сумею!"
Вечером бард получила второй удар. По поручению королевы в её комнате появилась Сариан Аторм. Не став ходить вокруг да около, воительница как обычно заговорила прямо.
- Дийсан, я принесла тебе боль. Ты понимаешь, что принц Айрик никогда не сможет вступить с тобой в брак?
- Да, без сомнения.
Сердце фрейлины упало.
- Прошу тебя, помоги ему выполнить долг! Только ты сумеешь его поддержать. Айрик слишком тобой дорожит, чтобы легко отбросить упрямство. Поговори с ним! Если принц не женится на Цаони Клайс, от него отвернётся весь двор. Алкарин не примет на престоле велерианку, незаконную дочь и, мне трудно тебе это говорить, калеку. Ты знаешь, как двор карает неугодных правителей. И наказывать станут не только придворные, вся страна.
Менестрель поднесла руку к груди. Дышать стало трудно. Сердце дёрнулось, останавливаясь.
– Оставьте меня! Не могу видеть! Ни вас! Ни Алкарин! Ни его!
Лицо побелело, губы дрожали.
Как только Сариан ушла, бард упала на постель. Она кричала, сжав ладонями грудь, отчаянно рыдала без слов. Услышав истерику госпожи, Дайнис выбежала из комнаты, но так и замерла на пороге, не решившись приблизиться к менестрелю.
Когда пришёл Айрик, такой родной, немного пропахший вином, Дийсан обняла его крепко, неистово, осыпала поцелуями: лоб, щёки, ладони и, конечно, горячие губы. Сорвав с принца камзол, менестрель упала на него сверху, не давая опомниться.
После, она решилась начать разговор.
- Айрик, прошу тебя, будь осторожен, не показывай придворным до срока дерзкий, упрямый нрав.
- Но как я могу уберечься? Если они не слышат никого кроме себя. У них для меня один главный довод, лесть. Тех, кто мудр, я слушаю, хорошо, что такие во дворце тоже имеются. Ради них я принял высокий титул. А ещё ради гвардейцев и слуг, и крестьян, и ремесленников, наверное.
- Всё равно опасайся льстецов, мой хороший. Они носят на сердце серебряные кинжалы, как ты прячешь в рукавах ножи. И ещё - ты должен жениться на леди Цаони Клайс.
Самое страшное сказано.
- Я понимаю, Дий. Но если бы кто-нибудь знал, как это трудно. Выходит, ты крепче меня.
- Ничего, Айрик, мне почти не больно. Меня защищает твоя любовь! Я даже не знаю, что на свете может быть сильней её. Но ты наследный принц, пусть мы встретились в нищете. Я сумею любить короля, пока он не устанет дарить мне себя без остатка. А если забудет, поняв, что счастлив с законной женой, я уйду из дворца, чтобы петь на просторе, складывая сказания о прежних бездонных чувствах.
- Дий, наверное, я бы мог утешить тебя, но не буду. Только знай, я отдам Алкарину жизнь. Но сердце оставлю тебе. Ты самое дорогое, что есть у меня на свете. Только раз первый шаг сделан, я совершу и второй. Прости!
"Вот он и сказал мне всё!"
Фаворитка спрятала лицо на груди принца. Он обнял дрожащие плечи, запутался пальцами в густых волосах. Его поцелуй, словно унял горе.
Возвращаясь к себе на рассвете, Айрик ощущал боль в груди. Он понимал и раньше, подчинившись законам двора, ему придётся жениться на дочери Ролонда Клайса.
"Какая ты сильная, моя Дий. А я не могу уберечь тебя от страданий собственной судьбы. Чего же больше тебе выпадет? Печали или радости? Боюсь, со мной, первой окажется больше."
Чтобы унять грусть, принц отправился в кузницу.
- Видно, не просто быть наследником престола?
За улыбкой наставника скрывалось сочувствие. Он заметил, что принц не в духе.
- Да, кузнецом быть гораздо лучше.
- Только отличных ремесленников намного проще найти, чем хороших королей.
Принц улыбнулся, на душе полегчало.
- Я начну традиционные ухаживания за Цаони Клайс и после женюсь на ней, – решительно объявил он, во время визита к Риен.
- Вот и прекрасно.
В короткой фразе правительницы слышался холод.
- Я знал, что разум восторжествует над чувствами.
Канцлер одобрительно улыбнулся.
- Мой долг будет выполнен. Только в этой стране станет больше на трёх несчастливых людей.
После завтрака принимали просителей: молили матери за осуждённых, бедные лорды хотели земли, женщины чтобы мужей не брали в военный поход. Большинству приходилось отказывать.
"Как мало может король, хотя в руках у него большая власть. Соблюдать писаный закон Алкарина и неписаный совести, вот главное моё утешение."
Решил для себя Айрик, глядя на горькие слёзы крестьян и ремесленников.
Вечером он танцевал с Цаони. Длинные ресницы девушки трепетали, глаза блестели лукаво и весело.
- Ты сегодня красивая, – сумел выдавить из себя принц.
- А вы-то как замечательно выглядите, ваше Высочество!
Цаони восторженно улыбнулась.
- Когда мы поженимся, то будем очень привлекательной парой. Вы повезёте меня по городу, а люди будут на нас смотреть. Принцесс всегда по столице катают.
- Да, однажды мы вместе поедем, если вы не испугаетесь быстрой езды.
- Конечно, я её устрашусь. Но вы же сумеете меня удержать и утешить?
После танца наследник престола угощал невесту вином.
Держа высокий бокал, он заметил, что в зал вошла Дийсан.
- Я совсем не могу понять, как можно не видеть света? Мне её очень жалко, такая красивая, а слепая.
- А может, это Дий надо жалеть придворных, таких самувереных и знатных? Вы ничего не знаете о жизни, кроме великолепного дворца!
Жёсткие слова уязвили Цаони до слёз.
- А иногда придворные шепчутся, любить калеку почти извращение. А вы вот к ней очень привязаны.
- Значит, брать в постель поочерёдно то служанок, то фрейлин извращением не является? Бывший наследник престола - высокий пример для подражания?
Девушка не нашлась, чем возразить.
"Я хочу, чтобы Айрик так же меня защищал! Но он бережёт её. Горько, его любовь по-настоящему отдана ей. Чем менестрель её заслужила? Неужели звуками песни? Только я не сумею составить сказание."
Молча встав, Цаони покинула пир. От веселья не осталось и следа.
"Дий, разве она виновата, что жалеет тебя как и все? Но я не могу принять её жалости. Я не прощаю ей ничего."
Когда принц после приёма пришёл к менестрелю, Минуты любви уняли сомнения и тревогу.
*****
На столе лежали пергаменты. Лорд Роланд Клайс склонился над отчётом управляющего, который недавно пришёл из его вотчины. Урожай в этом году отменный.
"Слава Создателю, у меня нет северных владений, как у других господ."
Из спальни доносились жалобные рыдания дочери.
"Теперь она часто плачет по вине Айрика Райнара."
Лорд Роланд давно заметил, новый наследник престола не хочет жениться на Цаони.
После пяти сыновей,в семье появилась дочь, словно предел мечтаний каждого родовитого человека. К тому же единственная девочка у трёх высоких лордов страны, рука короля принадлежит только ей.
Амир Каунс позже Райнар совершенно устраивал тестя, как наследник престола.
"Не слишком дальновидный, зато порывистый и честолюбивый, он очень мечтал стать королём, чтобы повелевать придворными, нет, не страной. Наркель Ирдэйн – любимый канцлер королевы, однажды много на себя возьмёт, Амир отстранит его от власти. У короля останется верный помощник Роланд Клайс. Он непременно станет его правой рукой, канцлером, правящим Алкарином. Подумать только! Грандиозные планы рухнули в одночасье!"
Последний Райнар внезапно вернулся на родину. У него обнаружилась сильная воля, какую не так-то легко сломить. Наркель Ирдэйн обучает его быть настоящим правителем, не просто символом власти. "Создатель! Неужели с его-то умом можно не видеть прямой выгоды для себя? Племянник его глуп, неопасен для высокого положения. Сильный король любого вельможу отодвинет в сторону. Подтачивать бесспорное влияние собственными руками, очень недальновидно."
Роланд Клайс тайком посмеивался над канцлером. Однако, если вовремя не принять меры, заветная мечта о тайном правлении страной никогда не исполнится.
- Айрик Райнар появился во дворце некстати, - шепчутся по углам заговорщики. – Кровь великого рода защитит его от нашего неудовольствия, лучше телохранителей. Королева Риен вступила на престол, как жена младшего принца. Амир Каунс-Райнар и вовсе только её приёмный сын. Мы всегда сумеем напугать его как следует, чтобы добиться привилегий, а если не устрашить, так подольститься точно получится. Глупость - прекрасная почва для достижения успехов. Айрику Райнару можно нас не бояться, он единственный на земле кровный наследник великой династии. К счастью, на свете есть много скоротечных болезней, неужто одна из них никогда не поразит принца? Он же вырос в трущобе, тело юноши ослаблено холодом и недоеданием, не может быть, чтобы он обладал крепким здоровьем.
Такие разговоры старательно доводились до ушей лорда Роланда Клайса. Заговорщики знали, на кого можно положиться в подобном деле.
"Амир Каунс подавлен, напуган и ненавидит. Вот превосходный настрой для страшного преступления."
Лорд Роланд вывел записку в несколько строк. Позвонив в колокольчик, он позвал к себе доверенного слугу.
- Пойди, отнеси тайное послание бывшему наследнику престола, только имени моего не называй. Помни, я должен оставаться в тени, иначе вместе с моей головой скатится и твоя. Ответ принесёшь так, чтобы ни одна живая душа о нём не прознала.
- Я рад служить вам, господин.
Доверенный слуга исчез, чтобы через несколько часов появиться в покоях Амира.
Юноша страшно ругался, пока посланник его расталкивал. Наконец, встав с постели, принц умылся ледяной водой.
- Что тебе надо?
Юноша был недоволен.
- Вот сообщение от самых надёжных союзников, Ваше Высочество, в нём есть особо важные сведения.
Слуга смягчал недовольство угодливостью.
- Тень с тобой. Давай сюда свой пергамент.
«Некие тайные друзья могут предложить удивительно дорогие духи, для подарка очень уважаемому вами лицу, в знак искреннего почтения, чтобы возникшее между вами недоразумение разрешилось к всеобщему благу.»
Почерк совсем неразборчивый. Кто-то очень не хочет, чтобы его узнали.
Едва прочитав послание, Амир сжёг его над пламенем свечи.
- Ваше Высочество, вы будете составлять ответ?
- Сейчас напишу.
Юноша набросал так же нечётко.
«Буду рад оказанной услуге.»
Человек лорда Роланда ушёл. Принц снова лёг спать в хорошем настроении.
На другое утро он нашёл в себе силы, посетив завтрак у матери, увидеть лицо врага. Пока продолжался визит, принцы обменивались колючими взглядами.
"Подожди, недолго осталось, – про себя торжествовал Амир. – Мы ещё посмотрим, кто окажется победителем. Глядишь мрачно в свою тарелку, что, тяжело быть наследником престола? Ничего, мы скоро избавим тебя от такой непростой участи."
Завершив трапезу, принц отправился на учебную площадку, где провёл насыщенный поединками день.
Ночью, явившийся слуга лорда Роланда передал юноше крошечный флакончик, завёрнутый несколькими слоями ткани. Спрятав его среди вещей, Амир заснул легко и радостно.
На другой вечер он принялся ухаживать за помощницей поварихи, хотя бледная девушка была не в его вкусе. Пустив в ход всё своё обаяние, юноша одержал восхитительную победу в чувствах. Помощница поварихи влюбилась в него без памяти. От неё принц узнал. Айрик Райнар часто приходит обедать на кухню. Обычно он накладывает пищу сам, но иногда служанки приносят ему хорошие блюда. Глупая челядь предана новому наследнику престола.
На подготовку преступления ушло три месяца. За это время Амир приучил поваров к своему присутствию в кухонном помещении, он приходит сюда, чтобы поворковать с пригожей помощницей.
- Если бы появилась возможность, я бы женился на тебе, – с притворной грустью вздыхал принц, девушка ему верила.
- Ничего, мы же и так счастливы, а если у меня появится ребёночек, я выращу его с нежностью, ничего у тебя не попрошу.
- Какая ты у меня умница!
Юноша улыбался про себя.
Жарким августовским днём он решил, наступила пора действовать.
Появившись в дворцовой кухне, убийца собрал большую тарелку овощного рагу со свининой, любимое блюдо Айрика. Убедившись, никто на него не смотрит, он выхватил из нагрудного кармана крошечный флакон. Мгновение, его содержимое оказалось в тарелке. Сосуд снова исчез. По лицу Амира стекали капельки пота, и кухонный жар виной тому не был. Несколько секунд убийца старательно размешивал рагу, так делали все, чтобы оно стало вкусней.
- Вот, отдай это блюдо Айрику Райнару, когда он придёт обедать.
Попросил Амир помощницу поварихи. – Я знаю, ему по душе такое кушанье. Только, пожалуйста, не говори, что оно от меня, иначе принц не возьмёт приятный сюрприз, а я хочу быть с ним вежливым, пора нам помириться. Вражда не может продлиться вечно.
Преступник натянуто улыбнулся.
Обман настолько наивен, шит белыми нитками, но может ли сердце, в котором живёт глубокое чувство, усомниться в намерениях избранника?
Помощница поварихи взяла рагу. Когда блюдо остыло, она снова его подогрела. Любовь не дала ей подумать, что блюдо можно заменить, или съесть самой. Кушанье принёс её ненаглядный.
- Возьмите, ваше Высочество, вот, вы часто его едите.
Сказала она, доверчиво улыбнувшись принцу, когда он пришёл на кухню.
Тот улыбнулся в ответ, глаза женщины искренние.
- Спасибо, мне, правда, оно нравится.
Принц начал есть. Вдруг медальон Райнаров обжёг грудь, жар дошёл до кончиков пальцев. Оберег задрожал словно часто стучащее сердце. Айрик почувствовал трепещущий стук в горле.
"Почему оно так выпрыгивает? Отчего так трудно дышать?"
Тело скрутила жестокая резь. Выронив ложку, принц попробовал подняться, но вместо этого упал на пол. Мир завертелся вокруг в странном танце.
"Кажется, я умираю. Но нет! Я не дам себе умереть! Я не успел совершить, что должен!"
Айрик пытался встать, старался позвать кого-то на помощь, пока его не подняли на руки.
К больному вызвали всех целителей: Аларъян и обычных.
- Яд очень сильный, если бы принц принял его чуть больше, то был бы уже мёртв, - тревожно сказала Дармелина. – Сейчас я вызову рвоту и буду готовить противоядие. Надеюсь, я успею.
Слова целительницы дошли до Айрика с трудом.
- Дий! Сюда! -
губы не слушались, сжавшись, горло, словно хотело оставить просьбу внутри, но принц сумел её вытолкнуть. Тогда фаворитку позвали.
- Идите к нему! Принц хочет вас видеть!
Голос слуги Айрика звучал испуганно.
Дийсан поняла, случилась большая беда. К умирающему отцу её звали также.
Когда её усадили рядом с постелью, бард протянула руки вперёд.
- Дий.
Голос звучал сдавленно. Принц был очень горячим и твёрдым. Тело, скованное напряжением, била частая дрожь.
- Что с ним?!
- Наследника престола отравили, – заговорил незнакомый женский голос.
Хрипло дыша, Айрик крепко сжал руку менестреля.
"Если её не выпущу, то удержусь и в жизни! Да, я в ней останусь! Должен справиться с болью!"
- Вот, давайте ему отвар. Он поможет больному меня дождаться.
Сказала Дармелина перед тем, как уйти готовить нужное средство.
Услышав её, Дийсан поняла, надежда ещё не потеряна.
"Может, у неё всё выйдет! Создатель, пусть у неё получится! Молю тебя, не оставляй его! Пусть Айрик живёт! Пусть он существует на этой земле! Без меня ли, со мной ли, любит другую, прогонит прочь, но он должен жить!"
Подчинившись силе предчувствия, бард тихо запела. Айрик понимал, песня зовёт его оставаться на свете.
Разжав больному зубы, целительница по капле вливала ему отвар. Принц пытался глотать через боль и спазм, пусть бесценные капли старались вернуться обратно, поражённое тело стремилось их вытолкнуть.
- Ещё немножечко, ваше высочество, - по-матерински уговаривала целительница, видя усилия юноши. - Правильно, не сдавайтесь! Мы не дадим вам уйти! Раз вы сами стараетесь задержаться. Целители любят таких больных.
В покои принца вошла королева Риен. Она уже знала, в отравлении Айрика Райнара виновен Амир. Наркель Ирдэйн успел расспросить поваров и кухонных слуг.
Помощница поварихи, с которой принц провёл последние месяцы, успела уйти из дворца.
- Не стоит искать несчастную, ваше Величество. Мой племянник задурил ей голову. Говорят, женщина побелела, как полотно, едва услышав страшную весть. Решение примем, когда узнаем, останется ли наследник престола в живых. И это будут совсем разные действия.
Правительница была согласна. Едва увидев больного, она поняла, он очень близок к смерти. Он лежал на кровати бледный, черты обострились, спазм точно собрал тело в тугой комок.
"Секунда! Айрик умрёт! Всё станет как раньше: Амир взойдёт на престол после меня. Сейчас, приказать оставить его без противоядия, или дать тайное указание слуге подмешать яд в лекарство. Я просто подтолкну умирающего к концу. Он всё равно скоро наступит. Амир будет спасён! Им обоим не жить во дворце!"
Страшное решение принято. Сердце стучало спокойно. Казалось, мир возвращается на круги своя.
Только принц судорожно дёрнулся в своей тяжёлой борьбе. Риен случайно взглянула в страдающие глаза. Они её понимали, безмолвно просили о жизни. Сейчас, посветлев от боли, они напоминали отцовские, в бледном лице проступили любимые ею черты.
- Нет, ничего не станет, как прежде, раз ты во дворце был! Ты пришёл, как обещала Айдрин, Айрик Райнар, последняя надежда Алкарина, пусть я тебя не ждала! Как я тебя ненавижу! За чистоту и достоинство души! Чувствую, , если бы я решилась, ты бы меня простил, понял причину сделанного. Увы, я не в праве так поступить! Ты защитишь Алкарин от войны, сумев совершить то, чего никогда не сможет мой сын. Я снова тебя пощажу, ради страны, ради Амрала. Но, Творец! Умоляю! Забери его сердце в Великий свет! Дай жизни тому, чьей матерью я сама себя назвала."
Оставив больного, королева внезапно повернула в покои провидицы. Стоя в углу на коленях, та молилась.
- Айдрин! Мне так больно!
Риен упала на пол рядом с ней.
– Я хочу, чтобы он умер! Скажи, почему именно он должен жить?! Айдрин, я не знаю, как выдержать это страдание?!
- Терпите, ваше Величество, судьба сама всё решит, сейчас ничего не в нашей власти, позвольте произойти тому, что должно совершиться. Поверьте, мне тоже было больно, когда сердце ещё жило, пока его не очерствили видения. Никто не избежит горьких потерь. Выбор судьбы и наши желания переплетены слишком тесно.
Королева постепенно успокоилась. По дороге к себе, она столкнулась с Дармелиной.
- Ну как? Вы сумели?
- Да, я несу противоядие, если принц ещё жив, у нас появилась надежда его спасти.
Когда целительница пришла к нему, вместо отсрочки на время, Айрик получил настоящую помощь. Проглотив горький отвар, он ощутил, дышать стало легче, туман рассеялся, комок внутри распался.
- Действует.
Дармелина облегчённо вздохнула.
– Давайте противоядие каждые полчаса. Если он сам не проснётся, тогда будите.
Айрик заснул неглубоким сном болезни. Услышав ровное дыхание, Дийсан отпустила его руку.
"Создатель! Спасибо тебе! Я так благодарна тебе за него!"
Проснувшись, принц ощутил боль во всём теле, особенно в животе и груди. Повернув голову на бок, он увидел, менестрель сидит рядом с постелью.
- Дий, как же радостно тебя видеть!
Произнёс он вполне внятно.
- Нет, это слышать твой голос - настоящее счастье!
- Ваше Высочество, с вами желает встретиться ваша невеста, – объявила придворная целительница Анна Кларк.
Узнав об отравлении наследника престола, Цаони примчалась к его покоям в страхе за своего загадочного жениха, но невесту к нему не пустили. Когда дверь открылась, чтобы вошла Дармелина с противоядием, Цаони увидела в комнате Дийсан. Тогда требования стали настойчивыми, но ей всё равно отказали.
Цаони горько заплакала. Она боялась и ревновала.
"В страшный час он позвал не меня, а её! Другая примет его последние минуты. Она вернёт ему жизнь. Но это я хочу быть рядом! Помочь его сердцу своей любовью!
Плача, невеста убежала к себе.
Выпив лекарство, принц задремал. Так ночь продолжалась: сон, отвар, снова сон.
Надолго Айрик открыл глаза на рассвете. Слабо горел светильник, у его постели оставались Дик, Анна Кларк и Дийсан. Увидев, больной проснулся, целительница дала ему отвар. Принц чувствовал себя таким же слабым, как вчера, боль не отступала.
- Скажите, у меня есть надежда? Мне нужна правда, даже если она меня не обрадует.
- Ваше Высочество, Вы будете жить. Противоядие действует.
Успокоившись, Айрик закрыл глаза. Он не спал и не бодрствовал, находясь где-то между явью и сном, реальными были только пальцы Дийсан в его ладони. Постепенно полудрёма перешла в крепкий сон.
В полдень наследник престола почувствовал себя чуть лучше, он даже выпил немного бульона.
В комнату вошла Сариан.
- Айрик, Цаони Клайс ожидает встречи с тобой. Вчера мы не стали тебя тревожить, ты сам должен понять почему, но сегодня жизнь обратно взяла права на твоё время.
Воительница смотрела заботливо, но строго.
- Хорошо, сейчас я её приму. Дий, пойди отдохни в комнате Дика, ты и так провела возле моей постели всю ночь.
Менестрель осторожно вышла, в покои шагнула Цаони. Она увидела принца высоко на белых подушках, такого же бледного, как и они. Кажется, глаза жениха глядят растеряно.
- Цаи, я тебе рад, – собравшись с силами, произнёс он.
- Но почему меня не хотели к тебе пускать? Тебе же было так плохо.
- Вчера я думал, что умираю и, наверное, когда кажется, что смерть близка, совершенно не успеваешь поступать правильно.
Айрик не знал чем оправдаться перед наивными глазами невесты. В них блестело горе.
"Но её ты позвать успел!"
Только эти слова не были сказаны.
- Боюсь, я совсем тебе не нужна! Наверно, ты любишь другую.
- Цаи, ты станешь моей женой по закону, ты подходящая партия для меня. Тогда мы попробуем жить хорошо, насколько это будет возможно для нас при дворе.
"Честность, совсем не любовное признание. Айрик, ну какой же ты честный!"
- Ладно, я пойду, отдыхай.
Цаони встала.
"Как мне отнять тебя у другой? Я должна вас разлучить, я тоже тебя люблю! Да, ты мой по закону. Моё сердце ждало только тебя одного!"
Знатная леди грустила, а бард радовалась, слыша их разговор.
"Он не сказал другой нежных слов. Замечательно! Даже не попытался! Сердце твоё со мной!"
Едва невеста скрылась за дверью, как в покои друга проник Ратвин, за его спиной скромно держалась Эрин.
- Ух, вот это ты нас напугал, – раздался весёлый голос гвардейца. В серых глазах сияло облегчение. – Меня вчера вместе с твоей невестой сюда не пускали, Эрин тоже не давали пройти. Она очень хотела тебя видеть, как и её мать. А выглядишь ты, как будто впрямь с того света вернулся.
- Да нет, я вовсе и не собирался туда уходить насовсем, хотя вчера многим так показалось, в том числе и мне самому.
Принц смущённо улыбнулся в ответ.
- Нечего вам здесь делать, – прервала разговор целительница. – Больному нужно спать, набираться сил, а вас тут так много, как будто мало ему наречённой. Приходите завтра, когда он окрепнет.
Извинившись, друзья оставили покои. Айрик отдыхал.
Ему снилась таверна Сальви, сестра качала на руках сынишку. Оли был рядом, как всегда наивный и неуклюжий. Они улыбались друг другу.
Проснувшись, наследник престола понял, в душе наступил долгожданный мир.
"Наверное, вы там тоже по-своему счастливы, пусть и живёте всегда в нищете. Став королём Алкарина, я не дам Вирангату добраться до вашей таверны, пусть вы меня не поймёте."
Постепенно Айрик поправлялся, тело возвращало силы. По дворцу разнеслась хорошая весть, смерть отступила от наследника престола.
Каждый день приходили посетители: появлялась Цаони, безупречно одетая, с подведёнными глазами и губами, навещали Риен и Сариан, являлся с новостями Наркель Ирдэйн, приходили Ратвин и Эрин, пару раз заглянула Айдрин.
Понемногу Айрик начал вставать с постели, медленно ходить, чувствуя постоянную слабость. Принц был похож на скелет, обтянутый кожей, но целительницы сходились в одном: он будет жить. Это главное, Алкарин не лишился сильного наследного принца.
***
В кабинете стояла простая, но дорогая мебель, всё в нём было строгим и изысканным. Сидя в кресле, Наркель Ирдэйн упорно вглядывался в свиток со сказанием об одном из мало известных королей Алкарина. Чтение обычно отвлекало его от забот королевства. Но сегодня оно не помогало. Канцлер мысленно возвращался к двум флаконам с прозрачной жидкостью, надёжно спрятанным в шкафу, что защищён работой Аларъян. Какие бы воры не попытались взломать запор, они не достигнут успеха.
Сильные средства, о каких думал Наркель Ирдэйн, недавно привёз доверенный человек.
- Вот самый безотказный состав, даже лучше того, который сумел достать некто, что пожелал смерти Айрику Райнару.
Решение канцлера твёрдо, решение окончательно.
"Сомнений нет, отравить Айрика пытался Амир, но он никогда бы не совершил преступления в одиночку, нрав и способности не те. Если заговорщикам не помог яд, возможен несчастный случай: стрела на охоте, нападение грабителей, лошадь, что понесла всадника или сломала ногу. Айрик должен остаться единственным принцем в королевском дворце, только тогда он будет в безопасности. Если бы не война, если бы Алкарин не сдавал крепость за крепостью, решение могло быть другим… Убийца сидит под домашним арестом, королева бездействует, не в силах принять верное решение. Принять его могу только я, я один готов заплатить цену сделанного."
Достав один из флаконов, Наркель позвонил. На пороге появился слуга, приставленный дядей к племяннику.
- Вот, всё должно быть сделано завтра вечером, после ты должен исчезнуть.
Канцлер протянул сосуд с бесцветной жидкостью.
- Как прикажете, ваша светлость.
В голосе беззаветная преданность.
Человек ушёл, Наркель остался один. Взгляд задержался на его собственной руке, под смуглой кожей перекатываются бугры мышц. От матери канцлер унаследовал цвет кожи и волос и высокий рост, только глаза были отцовские, серо синие, пронзительные. Сильный и крепкий Наркель никогда не болел. Если бы его разум не оказался острым, он мог бы стать отличным воином или крестьянином.
Иногда он завидовал брату, который унаследовал материнскую простоту.
Сейчас канцлер чувствовал каждую частицу сильного тела, оно никогда его не подводило, не зная, что значит болезнь.
"Времени у меня до утра послезавтра."
Решительно отбросив свиток, Наркель принялся наводить порядок в личном архиве. Он ничего не сжигал, а просто запирал самое важное в шкаф сделанный Аларъян. Ключ от него Наркель носил на шее.
"Айрику должно остаться всё, пусть будущий правитель узнает о великих и малых секретах нашей страны. Создатель, защити его и Алкарин. Когда всё будет кончено, пусть совершённое не будет напрасно. За Алкарин я отправлюсь не в свет, а во тьму, только королевство стоит моей души. Создатель, я верю, ты видишь, оно её стоит."
Рассвет наступал неумолимо, время не под силу остановить никому из живущих, канцлер продолжал сортировать свитки.
Когда время приблизилось к полудню, он закончил долгую работу, даже не притронувшись к пище. Закрыв кабинет, Наркель отправился к себе в покои, где принялся писать длинный свиток. Перо скрипело по пергаменту, оставляя на нём сокровенные мысли. Заветные планы он ещё никому не доверял.
"Мои записи я тоже оставлю для Айрика Райнара, слава Творцу он будет жить."
***
Новое утро для Амира началось с ленивого потягивания в постели, в последнее время так начинались все его дни.
"Зачем вставать, если некуда спешить? Стоит позвонить, как стражники позовут слугу для утреннего туалета."
Заключённый в своей же комнате юноша метался между скукой и ненавистью к сопернику, она просто отказывалась уходить.
"Трущобное высочество всё-таки будет править Алкарином. Нищий остался жить! Он живучий, как дикий зверь. А я? Что будет со мной?! Я не хочу умирать!"
Узника оставили одного. Его не посещала даже Риен.
"Нет, мать не сможет меня казнить. Она меня так любит!"
Отчаянный шёпот, направленный в темноту. Амир понимал, покушение на наследника престола карается смертью. Только пока в руках находился яд, и готовилось преступление, убийца не думал о страшных последствиях. Тогда он снова становился единственным наследником престола. Чтобы не было смуты, его никто не тронет. Но жертва осталась в живых, значит, преступник может за всё заплатить.
"Пусть только мать придёт ко мне. Надо на коленях просить у неё помилование. Я его вымолю! Пообещаю всем, что больше никогда не подниму руку на трущобного принца и, возможно, даже сдержу данное слово, смотря по обстоятельствам."
Юноше вспоминались поединки, придворные танцы, служанки и фрейлины. В них состояло его прошлое. Своё будущее он тоже представлял в их блестящем кружении. Только там, впереди, он становился королём, самым важным человеком страны, как было обещано ему с детства. Узник подходил к окну, смотрел в сад.
"Неужели жизнь оборвётся вот так?! Неужели ничего, никогда не будет?! Должно же случиться какое-то чудо!"
Не в силах справиться с ужасом, юноша метался по комнате, громко кричал, только звука в ответ не слышалось.
Время дошло до вечера. Слуга принёс ужин, как всегда изысканный. Желание спать, что возникло после него, не вызвало никаких подозрений. Хорошее снадобье убило страх, наполнило сердце хмельной уверенностью.
Удобно устроившись в постели, Амир грезил о чём-то значительном и ярком.
Он был правителем, великим и мудрым, принимал хорошие решения, каких не умел понять даже канцлер. Придворные им гордились.
Утром узник не звонил и не звал. Когда слуги открыли дверь, они нашли его мёртвым, давно успевшим остыть.
Узнав страшную весть, королева побелела, как снег. Руки дрожали, она вызвала к себе канцлера.
*****
- Время истекло, – сказал себе Наркель Ирдэйн, как только услышал приказ, явиться к правительнице незамедлительно. Достав из шкафа второй флакон, канцлер спрятал его в нагрудный карман. Он шагал к покоям королевы обычной размеренной походкой, никто не мог заподозрить, что каждый шаг даётся ему с трудом.
Риен, точно бледная статуя, ждала страшной встречи в высоком кресле.
- Скажи, Амира устранил ты?
- Да, ваше Величество, это совершил я.
Канцлер глядел в глаза королевы прямо.
- Наркель, ты понимаешь, что стал преступником? Без моего приказа ты убил моего сына! Уничтожил родного племянника своей же рукой! Что мне делать с тобой теперь?! Как осудить тебя? Как огласить страшную правду?
- Верный приговор для меня подобрать можно. Ни о чём никому не придётся сообщать.
Наркель достал прозрачный флакон.
- Внезапный сердечный приступ от горя. Слухи возникнут, но разбирательств никаких не последует, для них не останется повода.
- Тогда, пусть всё случится здесь и сейчас! Я хочу увидеть твой приступ своими глазами.
Взяв со стола графин, канцлер плеснул в стакан воды. Вылив в него содержимое склянки, размешал всё серебряной ложечкой. Руки не дрогнули, взгляд ушёл куда-то в себя к недоступной Риен глубине.
"Как я хочу, чтобы ты молил о пощаде, отчаянно говорил, ты был прав. А я бы тебя не помиловала!"
- Вот ключи от моего кабинета и всех шкафов в нём.
Наркель снял с шеи серебряную цепочку со связкой ключей.
– Возьмите их себе, если так решите, ваше Величество, но лучше оставьте принцу Айрику. Королевские архивы я привёл в порядок.
Взяв в руку стакан, канцлер повернулся к правительнице. Он молчал, но стальные глаза прощались и с ней, и с жизнью. Секунду помедлив, Наркель решительно поднёс стакан к губам.
"Нет, ты не отступишь! Сейчас ты выпьешь его и умрёшь, прямо на моих глазах, как я приказала. И такого защитника, как ты, у Алкарина никогда не будет! Человека, верного стране больше, чем жизни! Сильней, чем родной крови!"
- Стой!
Королева выбила стакан. Он со звоном разбился.
- Зачем же вы так? Ваше Величество.
Побледнев, канцлер опустился на ковёр. Подкосившись, ноги перестали его держать.
- Я не могу казнить тебя, Наркель! Тогда всё будет напрасно: жизнь Айрика Райнара, твоя, и Амира смерть. Без тебя твой принц не продержится и года, он слишком неопытен, прям и горяч. Вот и учи его дальше, ко мне больше не приходи, я не хочу тебя видеть. Если сумеешь защитить Алкарин после моей смерти, тебе всё простится. Вот, возьми обратно ключи.
Приняв цепочку, Наркель Ирдэйн вышел из комнаты на нетвёрдых ногах.
"Теперь я увидела, ты всё же человек. Только и это меня не утешило."
Когда за канцлером закрылась дверь, королева поднялась из кресла. Она шла к сыну, не чувствуя боли в ногах, тяжело опираясь на трость.
Траурную комнату убрали с изысканной утончённостью. Покойный лежал на столе, одетый в роскошный наряд.
Завтра его тело предадут огню, а сегодня близкие проведут с умершим ночь.
Приёмная мать глядела на сына. В глазах туманом стояли слёзы. Они текли по бледным щекам. Риен не хотела их вытирать.
Она совсем не заметила, как в комнате появился Айрик. Он пришёл сюда не спеша, опираясь рукой о стену. Остановившись возле стола, принц взглянул в лицо умершего. Ненависть навечно ушла, остался холодный покой.
"Мёртвый перестаёт ненавидеть, всё справедливо. Но вместо него на высоком столе мог бы лежать я! Две жизни отняты, чтобы моя продолжилась. Сначала целительница Тинэль Калфер вернула меня после смертной казни, теперь погиб Амир Каунс Райнар, признанный принц, любимец придворных. Его заменили мной, безвестным и непонятным для блестящего королевского дворца. Зачем?! Как сердцу принять такой выбор судьбы?!"
Айрику было страшно. Ни радости, ни торжества.
"Я видел, Риен приходила ко мне, она на меня смотрела. Если бы мне забыть её безнадёжные глаза, что проникли в сердце через туман! Лучше бы оказаться тогда в беспамятстве! Амир её сын точно так же, как Сальви моя сестра."
Набравшись мужества, принц повернулся к правительнице.
- Простите меня, ваше Величество! Надеюсь, когда-нибудь я оправдаю в ваших глазах свою жизнь.
Прямой, честный взгляд, голос чуть дрогнул, пальцы для сдержанности сплелись в замок. Правительница привстала, забыв про боль. Склонилась к нему в страшном порыве.
- Нечем тебе оправдаться! Как ты посмел явиться сюда?! Пойди прочь! И запомни! До самой последней минуты твоей проклятой жизни, ты живёшь у других в займы!
Вздрогнув, как от удара, он чуть не упал, когда волной нахлынула слабость, но удержавшись, в молчании вышел.
Служитель Создателя тихо читал молитву. Она провожала умершего в другой мир к Великому свету. Риен упала на неподвижное тело того, кому готова была простить любую подлость и преступление, став ему настоящей матерью. Обняв холодного юношу, она долго кричала в голос, пока не лишилась чувств. Тогда правительницу осторожно отнесли в её покои.
Наступил новый день. Когда солнце высоко поднялось над землёй, молчаливые слуги в чёрном возложили тело Амира на погребальный костёр на городской площади. Самые близкие собрались возле прощального огня. Стоял возле него и Айрик. Его поддерживали под руки Дийсан и Ратвин.
Менестрель понимала, она должна скорбеть об умершем вместе со всеми, но сумела почувствовать одно облегчение.
"Айрик поправляется. Ему больше ничего не грозит. Теперь он - единственный наследник престола. Раз другого принца во дворце нет, заговорщики не посмеют отнять его жизнь. Хотят придворные или не хотят, им придётся его принять."
Лорд Роланд был в ярости.
"Изворотливый Наркель Ирдэйн в очередной раз его переиграл. Неуязвимый канцлер даже остался в живых, видно королева не подозревает, именно он отравил своего племянника, больше никто не мог. Значит, надо подкинуть Риен очень важную мысль."
Цаони искренне плакала. Она не могла понять, как такого сильного Амира могла унести скоротечная лихорадка. Наверное, в глубине души девушка догадывалась о правде, но решила её не принимать, чтобы сердцу не было слишком страшно.
Королева Риен и канцлер решили не открывать дворцу позор преступления.
А где-то в толпе придворных затерялась девичья фигурка, скрытая тёмным платком.
"Что ты сделал со мной, Амир? Зачем разрушил мою жизнь?! Обрёк на позор преступления! Любил ли ты меня хотя бы немного? Теперь я этого не узнаю, но пусть Создатель примет и простит тебя."
Увидев, как правительница поднесла факел к костру, помощница поварихи ощутила, что по её лицу катятся слёзы.
Пламя взметнулось в высь, унося Амира с собой. Как только костёр догорел, служители Творца собрали пепел умершего, чтобы похоронить его в главном храме.
Когда Ратвин и Эрин помогали наследнику престола возвратиться в покои, с ними поравнялась леди Сариан. Глаза принца опустились. Казалось, плечи согнула незримая тяжесть. Он словно бы ждал кнута, что способен мгновенно ожечь открытое сердце.
- Помни, Айрик! Не ты хотел крови Амира, а он хотел твоей гибели. Я это помню, пусть он из нашего рода, только потому я его и простила. А тебя нам винить не за что! Словами Риен правило горе, они не были справедливыми. Я понимаю, вычеркнуть их из памяти невозможно, но время однажды острые грани сотрёт.
Принц не знал, как ответить, но когда он взглянул в глаза воительницы, плечи его расправились.
Осень залила Алкарин дождями. Королевский дворец снова стал оживлённым, оказалось, Амир был угоден придворным, но не был ими любим. О поступках погибшего принца было мало что вспомнить. Двор привыкал к принцу живому, изучал замкнутый нрав, чтобы хорошо к нему приспособиться.
Дийсан помогала Айрику, где только могла. Посещая покои фрейлин, она пела красивые любовные баллады, рассказывала истории, склоняя сердца к новому принцу. Слепая диковинка дворца постепенно сделалась его естественной частью.
Эрин и Ратвин тоже поддерживали принца. Дочь маршала чаще всего общалась с лошадьми и собаками, отлично сражалась на учебной площадке, но при этом весёлым шуткам легко удавалось рассмешить дам и кавалеров. Гвардеец кого угодно располагал своей сердечностью, к тому же при внешней простоте он отличался большой наблюдательностью.
Так Айрик Райнар занял придназначеное рождением положение. Дни состояли из королевских забот. Наследник престола разбирал свитки вместе с Наркелем Ирдэйном, сам принимал просителей, вершил королевский суд, а не просто смотрел, как нужно действовать.
После погребения Амира ноги Риен совсем отказались ходить без посторонней помощи. Правительницу носили две крепкие служанки. Она быстро уставала, начинала засыпать в самый неподходящий момент. Дела страны больше её не волновали. У себя в покоях правительница придаваясь воспоминаниям, глядела на портреты Амира и Амрала, мечтала о чём-то несбыточном.
По утрам она вызывала Айрика. Они говорили коротко, по существу. Принц давно не ждал ни прощения, ни привязанности. Но сегодняшний визит был особенно непростым.
На завтра назначена свадьба наследника престола Айрика Райнара и леди Цаони Клайс. Дворец шумел от приглашённых гостей, повара готовили изысканные блюда, музыканты пробовали инструменты, невеста примеряла платье, только жених и его любовница грустили.
"Трудное время приблизилось. И, выходит,мне к Дий до конца дней словно вору по дворцу пробираться в тёмный разбойничий час."
Губы сложились в горькую улыбку. Портниха приготовила для него роскошный тёмно-синий наряд, а он с большей радостью одел бы чёрное. Платье невесты жениха не интересовало.
Вместо того, чтобы заниматься делами, принц ускользнул в кузницу. Жар огня и звук молота стали музыкой его сердца. Билль Вайзиль начал доверять ученику выковывать простые инструменты. Айрику казалось, горячий металл пропитывается болью и сомнениями, остывая, они становятся твёрдыми и блестящими.
В кузнице друга и разыскал Ратвин.
- Я так и знал, что застану тебя у горна. Наркель Ирдэйн рвёт и мечет, он ищет тебя по всему дворцу. Канцлер сказал, пришло какое-то важное послание из нескольких крепостей. Он хочет, чтобы ты немедленно его прочитал.
Неохотно оставив ковку, наследник престола поспешил к неотложным делам. Вскоре он постучал в кабинет Наркеля.
- А, вот и вы, Ваше Высочество.
Канцлер отложил в сторону свиток.
– Пришло донесение лазутчиков с велерианской стороны. На наши рубежи собираются огромные войска, в том числе немало полутеневых, похоже они так и будут стоять лагерем всю зиму. И как им только хватает монет на такой расточительный поход, так что первая весенняя травка принесёт королевству новые неприятности.
- Весной я сам поеду на войну и посмотрю, что значит, сражаться на стороне Алкарина. Если Велериан собирает силы на наших рубежах, нам придётся заняться тем же самым. Передайте мои соображения маршалу, хотя я ни капли не сомневаюсь, он успел принять похожее решение. Завтра у меня свадьба, поэтому на сегодня с пергаментной волокитой покончено.
- Как скажете, ваше Высочество.
Выйдя из кабинета, Айрик то ковал в кузнице, то упражнялся с мечом.
Когда короткий день был на исходе, он отправился к Дийсан. Сегодня любимый появился у неё в ранний час.
"Вот и настала наша последняя ночь, завтра я отдам его другой! Какой трудной станет новая жизнь. Другая нежно его обнимет. И целовать его она начнёт. Айрик прижмёт её к груди. Вот так, как меня. Нет! Вовсе не так! Как ко мне, он не сможет к ней прикоснуться. Он не забудет мои руки и страстную песню!"
Внезапно Дийсан решилась. Она не знала, почему никогда раньше не смотрела дар Аларъян принца. Но сейчас, пока единственный рядом, захотелось узнать его во всей полноте. Став тонкой иглой, она запела тихонько, без слов. На песню откликнулось горячее пламя. Не простое тепло, обжигающий жар. В кузнечном горне бушует огонь, он способен расплавить и сотворить. Менестрель догадывалась,её Айрик горячий и полный сил.
- Как ты, наверное, сияешь для других! Они не могут не видеть ослепительный свет, его же столько!
Дийсан ощутила огромный восторг.
– А я наполняюсь до краёв твоей жизнью, большим теплом. Когда ты горишь, то не убиваешь, а согреваешь жаром других людей!
- Что с тобой, Дий? Отчего ты так заговорила?
Принцу стало неловко.
- Просто я проникла в сердцевину твоего дара, заглянула не глазами, сердцем.
- Я рад, что ты сумела его разглядеть. Весной мы разбудим все чаши силы, какие только найдутся в Алкарине. Ты обязательно отправишься со мной в поход.
- Значит, я буду ждать весны, как бы трудно нам не было.
Часы проходили, рассвет наступал. Когда Айрик возвратился к себе, ему показалось, душа замёрзла.
"Сегодня я свяжу свою жизнь с другой женщиной. Какая расплата ожидает меня за неверность? И за неверность кому она меня настигнет? По вере моего сердца, так за измену Дий. А по закону мне надо платить за Цаони. Видимо, я расплачусь за обеих."
В груди зародился полный горечи смех. Мир за окном был белым от снега.
"Моя дорога к нарушению свадебной клятвы будет на редкость белой. Тоже мне: называется символ чистоты."
Айрик прекрасно знал, что не сможет расстаться с Дий.
Принц не шевелился, не в силах избежать нелёгкой судьбы.
***
В предсвадебную ночь Цаони не спала. Ей было страшно. Завтра настанут большие перемены. Она сделается принцессой Алкарина, разделит с мужем то, о чём все шепчутся с нежным трепетом, лирическим ожиданием. Понять бы, какое оно.
Сердце замирало от восторженного волнения. Наступило утро, к невесте вошла толпа служанок и фрейлин. Окружив её плотным кольцом, они помогали надевать золотистое платье и накидку из белого меха, укладывать волосы в пышную причёску. Наряжая Цаони, служанки и фрейлины обменивались шутками, как равные, пели протяжные песни.
Девушка не заметила, как оказалась готова к свадебной церемонии.
Две симпатичные подружки в розовых платьях вывели невесту в коридор и дальше на улицу. Перед каретами стоял Айрик в роскошном тёмно-синем наряде, стройный, решительный. Жениха вели Наркель Ирдэйн и Ратвин Ник, оба в тёмно-серых костюмах. Вокруг собирались высокие придворные, чьи кареты расположились по близости.
Процессия дожидалась появления королевы. Две служанки вынесли Риен в закрытых носилках. Закутанная в меха правительница не желала показывать народу постыдную слабость. Риен устроили в экипаже, процессия двинулась к храму Создателя. Среди придворных была и Дийсан. Казалось, холодный день проник ей в самое сердце. Сейчас она превратившись в большую сосульку, со звоном упадёт на дорогу, прямо под ноги сопернице.
"Возможно, она хотя бы споткнётся перед свадебной церемонией!"
Когда вступили под своды храма, менестрель почувствовала его величие. Голоса стали гулкими. Откуда-то сверху доносилось тихое пение, пахло чем-то непонятным, почти неземным.
"В приюте не было так хорошо, там служба была мрачная. Монахини любили нагонять на калек тоску."
Зазвучал размеренный голос служителя Творца. Он произносил слова клятвы. Айрик и Цаони повторяли короткие фразы. Они должны идти по жизни вместе, никогда не предавая друг друга. Голос жениха не дрожал только чудом. Он клялся в любви нелюбимой женщине.
Слова невесты звучали чётко и звонко.
- Леди Цаони, урождённая Клайс, берёшь ли ты в мужья Айрика из рода Райнаров?
- Да.
- Принц Айрик из рода Райнаров, берёшь ли ты в жёны Цаони, урождённую Клайс?
- Да.
- Вы связаны клятвой на вечные времена! И в горе, и в радости, и в болезни, и в здравии, пока смерть не разлучит вас! Наденьте друг другу кольца!
Надев кольцо на тонкий пальчик жены, принц ощутил облегчение.
"Связали! Осталось пережить пир."
В весёлой толпе глаза Айрика отыскали Дийсан, бледную, как полотно.
"Создатель, он теперь женат! Мчаться во дворец! Запереться в своих покоях! Но нельзя! Я должна петь на свадебном пиру. Так я и спою! Ох, как же я выступлю! Я такое исполню, чтобы они навсегда это запомнили!"
Рука Дайнис увлекла госпожу обратно к каретам. Лошади скакали по городу, молодые придворные громко шумели. Под ноги новобрачным бросали оранжерейные цветы. Они тут же втаптывались в снег множеством людей.
На улицах и площадях дворцовые слуги ставили столы с вином и угощением. Сегодня свадьба наследника престола, достойные горожане должны веселиться.
Сам принц не чувствовал радости. Маленькая ручка жены лежала в его руке.
- Теперь мы супруги!
Восторженно произнесла она, глядя на Айрика наивными серыми глазами.
- Да, теперь мы муж и жена, – подтвердил тот без особых чувств.
В огромном зале накрыли столы отдельно для королевы, отдельно для новобрачных и общий для всех. Заняв положенное место в центре зала, наследник престола почти не притронулся к изысканным блюдам. Пока гости ели и разговаривали, музыка играла негромко.
Когда придворные поднялись для танцев, инструменты ударили во всю мощь. Взяв супругу за талию, Айрик танцевал красиво и скромно, первый танец принадлежал им одним. Придворные любовались прекрасной парой, тёмно-синей и золотой. Высокий жених, хрупкая невеста - они символ нового времени. Когда-то оно наступит.
Дальше кружились все, свадьбу принца отмечали пьяно и весело. Для того, чтобы пирующие отдохнули, должны были выступить менестрели. Дийсан оказалась в самом начале очереди.
В платье изумрудного цвета с золочёным поясом, решительно поднявшись на помост, она запела скабрёзную народную песню, подражая крестьянскому акценту.
- Ох, и козочка, какая,
Зубки ровны, грудь большая.
А жених-то наш могучий,
Как бычок шальной, бодучий.
На кровать свою взбирался,
Так с невестою лягался.
А невеста обалдела,
В рот ему всю ночь глядела.
Вот потом они зажили.
Кучу деток наплодили.
Услышав песню простонародья, Цаони покраснела до корней волос, в глазах блеснули непрошеные слёзы.
- Всё было так красиво! Зачем она испортила очаровательный вечер? Она грубая и невоспитанная!
- Наши крестьяне на свадьбах такое поют, чтобы жизнь сложилась удачно. Я читал об этом в сказаниях. Придворным немного легкомысленных пожеланий не помешает.
Утешив жену, принц взглянул на менестреля. Она стояла отчаянно дерзкая, как тогда в таверне. В изумрудном платье, окружённая придворными, Дийсан протестовала против несправедливой судьбы, заставив других покраснеть.
Когда бард закончила песню, её освистали, но преступница спустилась с помоста гордо. Она ожидала позорного приёма.
"Так вам и надо! Это вы отняли его у меня! Бедный мой Айрик, зачем я сделала тебе так больно?! Зачем причинила нам обоим страдание?!"
Покинув зал, Дийсан не знала, едва отчаянный вызов был брошен, как многие ей восхитились. Вокруг бесшабашной головы фаворитки возник ореол печального мятежа.
Менестрель ушла, свадебный пир продолжался.
В самый разгар веселья, когда зал покинула королева, придворные решили, новобрачных пора провожать на супружескую постель. Им под ноги летели цветы и зерно, хмельная толпа громкими голосами желала молодым прекрасной ночи, жениху мужской силы, невесте пламенной страсти.
- Видишь, знать от народа не отличается. Она тоже решила пожелать нам любви вполне неприлично.
Принц подмигнул Цаони. Та снова залилась краской, ей стало страшно, как никогда.
Соблюдая древний обычай, Айрик перенёс жену через порог супружеской спальни, где юные служанки принялись её раздевать, готовя ко сну, предложив мужу отвернуться на недолгое время.
Когда Цаони в кружевной сорочке улеглась в постель, служанки покинули комнату. Принц раздевался сам при неярком свете лампы. Глядя на него, девушка чувствовала, как у неё холодеют пальцы. Ей так много рассказывали о таинстве любовной ласки, вот сейчас она и случится. Страшно, томительно сладостно одновременно.
Айрик, потушив лампу, скользнул под одеяло. Ни трущоба, ни жизнь в лагере наёмников не сделали его грубым. Он угадал страх жены, зная, как плачут иногда нищие девочки от жестоких рук стражников и грабителей, когда это происходит в первый раз.
"Если больно даже выносливым детям нищих, то что ощутит Цаони, когда она выросла в роскошных дворцах? Не любить женщину - это одно, обидеть - совсем другое".
Принц прикоснулся к ней осторожно. Супруга оказалась робкой, послушной, она, не сопротивляясь, молчала. Цаони понравилась нежность мужа, его горячие ласки. Перейдя главный рубеж, страх рассеялся. Устроившись на его плече принцесса крепко заснула.
Только Айрик не спал, на сердце лежал тяжёлый камень.
Осторожно, чтобы не разбудить жену, принц поднялся с постели.
"Я поступаю неправильно, подло, но находиться здесь просто не в состоянии. Надо у Дий хотя бы прощения попросить!"
Айрик выскользнул в коридор.
Шаги за дверью, лёгкий стук в покои любимой. Минута, и принц к ней вошёл. Он увидел, лицо менестреля бледное. Большие глаза покраснели. Сегодня она много плакала.
"А я принёс ей себя и свои сомнения".
- Дий, что же я сотворил с нашей жизнью? Одна сплошная горечь, точно весь мир стал серым. Прости меня, Дий.
Его голос звучал медлительно, словно скрывая боль. Пальцы вцепились в полу камзола.
- Ничего, мой хороший, твоя печаль пройдёт. Она не может продлиться вечно. У меня есть мятный чай, мы с Дайнис только сейчас заварили. Возьми его, чай ещё горячий. А травы в нём удивительные.
Айрик сидел в кресле, слушая, как менестрель поёт о том, что для них никогда не исполнится, о любви и мире, но почему-то в наивности добрых песен, он отыскал облегчение. Дийсан нежно погладила руки Айрика, его плечи, пошевелила жёсткие волосы.
"Так дай же ты ему счастья, Создатель! Со мной ли, без меня ли. Просто дай и всё. Пусть с его пути исчезнут невзгоды, пусть душа его обретёт мир. Тогда я уйду, но только тогда, не раньше".
Принц сидел неподвижно, устав от душевных сомнений. Постепенно сердце обретало необходимый ему покой. Наследник престола не заметил, как ночь пролетела в песнях и разговорах.
Айрик поднялся в сером утреннем свете.
- Подожди минутку, у меня есть что-то для тебя.
Дийсан протянула ему кусочек кожи с вышитым на нём толстой нитью, сплетённой из множества тонких, гербом Райнаров алкаринским кактусом.
– Носи его, пожалуйста, не снимая. Я вышила его сама. После ходила к знахарке, она его заговорила, чтобы он защищал тебя в бою. Я знаю, у тебя есть медальон, но это оберег от меня, в нём с тобой навсегда остаётся моё сердце.
Айрик бережно надел герб на шею.
- Спасибо тебе, Дий. Я буду носить его постоянно, никогда не сниму. Верю, однажды именно он сохранит мою жизнь.
Легко прикоснувшись к лицу фаворитки, принц нашёл в себе силы возвратиться в супружескую спальню.
А Цаони плакала. Проснувшись среди ночи, она не нашла мужа рядом с собой и сразу всё поняла.
"Создатель, супруг покинул меня в первую брачную ночь! Я ничем его не привлекла! Об этом узнают фрейлины, заговорит весь королевский двор, люди поймут, я нелюбимая жена!"
Сон бежал, принцесса страдала.
- Скажи, ты был у неё?
Встретил супруга горький вопрос.
- Да, я посещал Дийсан Дарнфельд.
Солгать невозможно. Обман всё равно бесполезен.
- Что мне теперь делать? Как мне это принять?! Как можно тебя простить?!
В отчаянии Цаони ломала руки.
- Мне нечем тебя утешать. Придётся жить так, как это у нас получится. Раз обстоятельства связали нас вместе, мы будем им подчиняться. Возможно, мы даже сумеем наладить отношения или хотя бы не станем допускать страшных ссор.
- Но как мне смотреть людям в глаза? Кто я при этом дворе? Слышишь, я тебя люблю! Айрик! Ты главный в моём сердце! За что ты его разбил!
- Только в моей душе для тебя места нет! Она не была свободна. В ней другая женщина. Страшно тебе! Но иначе не выйдет!
Принц вздохнул, жена отвернулась.
На завтрак к королеве новобрачные пришли усталые и бледные.
- У тебя не будет времени на отдых. Важных дел в стране слишком много, а я не могу за них отвечать, - объявила Риен, когда визит закончился.
- Вот и хорошо, я буду рад приступить к королевским обязанностям, согласен начать заниматься ими прямо сейчас.
Отсутствие медового месяца его абсолютно не огорчило.
"Лучше с головой погрузиться в работу, чем отдыхать в постоянной печали."
Супруги разошлись в разные стороны. Вернувшись к себе, готовиться к посещению комнаты фрейлин, принцесса принялась заниматься важными делами: выбирать дневной наряд, подводить глаза и губы, поправлять причёску, глядя на себя в зеркало. Она в совершенстве владела мастерством девичьей привлекательности. С самого детства отец внушал девочке, она станет женой короля.
Цаони лишилась матери когда ей не было и трёх лет, воспоминания о ней были смутными. Туманная женщина, кажется светловолосая, как и она сама, с нежными руками и голосом.
Принцессу вырастила няня. Она любила девочку, как родную дочь. В представлении простой женщины королева должна быть красивой для грозного короля, чтобы супруг любовался ею.
Наставница придворного этикета, что сменила няню, знала много любовных баллад, танцев, умела вышивать и даже слагать немудреные стихи, но не могла представить заботы страны, понять роль госпожи вотчины, а тем более королевы огромного дворца.
Отдавая внимание сыновьям, лорд Роланд Клайс не интересовался образованием дочери. Главное, чтобы она была хорошо воспитана и понравилась жениху.
- Быть женой правителя вовсе не то же самое, что быть королевой. Пусть король правит, а жена танцует, поёт и вышивает крестиком.
Всё это занимало мысли Цаони. Ещё она любила лирические сказания.
В красивых историях часто повествовалось о том, как влюблённые, пережив череду невероятных испытаний, в конце концов живут вместе долго и счастливо. Рассказы печальные принцессу не привлекали, читать их очень грустно.
"Другие почему-то видят в слезах красоту и правду, но красота и правда должна быть только в радости. Отчего я сама попала в печальное сказание, где любовь прекрасного принца похищает злая колдунья? Нет, миг счастья обязательно наступит. Чары рассеются, всё встанет на свои места."
Цаони вышла из покоев, только убедившись, что выглядит безупречно.
В свите принцессы собралось много девушек и женщин постарше, они вышивали, оживлённо болтая друг с другом. Две симпатичные брюнетки, подхватив Цаони под руки, усадили её на почётное место перед огромным полотном. Фрейлины создавали большую картину два дня.
- Мы вышиваем подарок принцу Айрику, – заговорила одна из девушек. – Он сможет разместить полотно в личных покоях или супружеской спальне, там, где сам пожелает.
Как вы думаете, ему понравятся большие цветы и яркие птицы?
- Не знаю.
Короткий ответ прозвучал жалко. Принцесса смутилась. Однако, фрейлины не растерялись.
- Несомненно, полотно придётся по душе принцу, только если вы нам поможете, ваше Высочество. Муж должен доверять вкусу жены, как скажете, так он и выполнит.
Не зная, куда скрыться от внимательных взглядов, Цаони принялась вышивать. К рукодельницам подходили другие фрейлины, все на перебой старались показать, насколько принцесса им нравится, какой прекрасной королевой станет.
Другой кружок собрался возле фаворитки Айрика. Она расположилась в противоположном конце комнаты.
Занятые работой фрейлины весело загадывали загадки, стараясь подбирать самые сложные и каверзные. Разговаривая с ними, Дийсан упорно заглаживала вчерашний проступок. Она была приветливой и весёлой с каждой женщиной. Бард быстро поняла, никто не пытается показать, каким скандальным было её поведение на пиру.
С самого утра по дворцу разлетелся слух о путешествии принца в покои фаворитки. Он совершил отважный поход в полуночный час, что предназначен для любовных утех. Фрейлины поняли, женитьба Айрика Райнара не изменила положение Дийсан Дарнфельд, ей по-прежнему нужно оказывать приязнь и почтение.
Пока менестрель развлекала других забавными историями, Цаони продолжала вышивать, пытаясь отвечать на град вопросов и комплиментов, что сыпался на неё.
Она его почти не выдерживала. Увидев улыбку Дийсан, принцесса и вовсе сникла. Горло стиснула ревность.
"Как она может находиться здесь? Почему фрейлины ей во всём потакают? Я бы хотела, чтобы она ушла, но, наверно, она никогда не исчезнет."
Цаони мечтала уколоть соперницу обидными фразами, но не сумела найти подходящих. Едва справляясь с чувствами, принцесса перестала слышать слова обращённые к ней. Её состояние было невозможно не заметить. Стайка девушек что её окружала, значительно уменьшилась, оставшиеся говорили сочувственными голосами. Услышав их интонации, Цаони ещё глубже спряталась в раковине горя.
Она не знала, что уловив её голос, Дийсан тоже начала ревновать.
"Понравилась ли Айрику вчерашняя ночь? Он ничего о ней не сказал, я не спросила, и никогда не спрошу. Но сердце так мучается оттого, что он провёл ночь с другой! У них будет немало ночей!"
Однако, менестрель запретила себе уходить в гнев и боль.
"Уж если я допустила эту свадьбу, чтобы Айрик остался на троне, он его и получит. Все фрейлины будут на моей стороне. И его сердце я законной жене не отдам! Айрик встретил меня первую, он со мной по вечному праву, по праву влюблённых сердец!"
Смеясь, разговаривая, иногда тихо напевая, Дийсан не могла дождаться, когда наступит вечер, и фрейлины начнут готовиться к ужину.
Ждала его приближения и Цаони, что проводила неверный стежок за стежком.
Брюнетки, из вежливости делали вид, что принцесса работает правильно, аккуратно исправляя вышивку. Они твёрдо решили завтра присоединиться к кружку менестреля.
"Жаль только, фаворитка обычно работает сама, запоминая вышивку по цветам. Ничего, они непременно найдут, чем ей услужить."
Пока удача на стороне менестреля, грех ею пренебрегать.
Перед приходом ужина, соперницы одновременно оставили комнату фрейлин, обеим нужно было подготовиться к приёму.
Цаони надела вечернее платье розового цвета. Новый наряд очень ей шёл. Принцесса не понимала, почему стремится одеться для Айрика как можно красивей.
Сегодня ночью он её предал. Его поступок можно назвать только предательством, ничем иным.
Чувствуя, как по щекам покатились слёзы, она устрашилась, что глаза покраснеют.
"От грусти можно сделаться страшной и вовсе никому ненужной."
Кокетливо повернувшись перед зеркалом, Цаони пыталась справиться с напряжением, которое ощущала весь день.
Она бы расплакалась в комнате фрейлин, если бы так не стыдилась слабости.
За дверью послышались стремительные шаги, деликатно постучав, в комнате появился Айрик, одетый в простой костюм. Рядом с платьем супруги неброский наряд смотрелся особенно строго, глаза были усталыми, жёсткими.
***
Перед свадьбой наследника престола объявили королевскую амнистию. Из темниц выпустили узников, приговорённых к каторге, но только не всех. В заключении оставили смертников, чьи жёны и матери обивали королевский порог, вымаливая помилования. Сегодня Айрик принимал отчаявшихся просительниц. Понемногу у него созрело решение, завтра посетить городскую тюрьму. На душе скреблись кошки. Переход от чужих слёз к роскоши оказался слишком быстрым.
Взяв Цаони под руку, супруг повёл её на приём. Он шёл с тем достоинством, что так долго прививали наставники. Заняв место по правую руку от Риен, принц случайно поймал на себе печальный взгляд. Королева точно распространяла вокруг ореол безнадёжного холода. В её присутствии голоса становились тише, любое веселье сходило на нет, окружающие понимали, она страдает. После шумной свадьбы опустошённость Риен стала сильней. Правительница ощущала, ей трудно жить. Присутствие королевы на ужине оказалось коротким. После того, как она удалилась, придворные оживились, в зале зазвучал смех. Юноши приглашали девушек на танцы, Айрик понял, пора покружиться с Цаони. После отчаянных слёз матерей и жён преступников, лёгкое движение казалось трудным.
"Сверкающая мишура дворца отказывается видеть боль, что живёт в остальной стране. Без неё веселиться намного легче."
Решительно встав, Айрик взял жену за руку и вышел в центр зала.
"Это тоже обязанность, долг своеобразный, ни на что не похожий".
Музыка играла, подхваченные ритмом, супруги кружили вместе.
В этот момент о них думала Дийсан. Менестрель замерла у стены. Как фаворитка принца она должна присутствовать на приёме и знать: Айрик танцует с женой, прислушиваться к звукам, догадываясь, они двигаются по кругу вместе.
"Айрик научился хорошо танцевать. Наверно, сейчас все глядят на них."
Дийсан отдала бы многое, чтобы тоже на них посмотреть. Едва танец закончился, принц подвёл жену к столу.
- Я думаю, нам можно оставить королевский приём.
Голос супруга звучал строго.
- Хорошо, я готова идти. Наверное, ты устал разбирать дела государства.
Принцесса не смела возразить, пусть очень хотела побыть в шумном зале, отдаться лёгкому танцу, представляя в мечтах, что вчерашняя ночь неправда. Спальня напомнит, какой прекрасной виделась супружеская жизнь, только рассвет оказался печальным.
Когда супруги оказались в спальне, принц вызвал служанку, что наполнила ванну горячей водой.
Сегодня Айрик сам нежно вымыл жену. Она, стесняясь, краснела. Принц стыдился того, что вчера оставил её среди ночи.
"Эта наивная, хрупкая женщина ни в чём не виновата. Но я всё равно на неё сержусь. Кто бы знал, как не хочется её видеть! Но я проведу с ней столько времени, сколько понадобится для рождения наследника престола. Жестокую правду не скроешь от самого себя."
Вымытую и вытертую Цаони Айрик закутал в мягкий халат. Лёжа рядом с женой он не ощутил влечения, хотелось её утешать, поддразнивать, защищать, но не дарить страстный любовный пыл. Рассказать о душевных сомнениях супруге он не решился, чтобы не напугать наивное сердце, полное грёз.
"А с Дий я могу говорить о любых трудностях, ничего не утаивая. Она отлично меня понимает."
Душа потянулась к любимой, без неё сердце невольно начинало грустить.
А Цаони мечтала о супружеской ласке и нежности, вчера ей было с ним хорошо, правда немного больно, но всё равно замечательно. Собравшись с силами, Айрик прикоснулся к жене. Постепенно желание появилось. Он сделал то, что должен был совершить и некрепко заснул.
Проснувшись перед рассветом, принц ощутил, он в чужой постели, вокруг тяжёлые запахи, рядом ненужная женщина. Тихо одевшись, принц выскользнул в коридор.
Лёгкий стук в дверь нарушил чуткий сон менестреля. Дийсан спала тревожно. Она то надеялась, что Айрик придёт, то хотела, чтобы он её оставил.
Оказавшись в её покоях, принц присел в роскошное кресло.
"Зачем я снова пришёл к Дий? Мало того, что прокрадываюсь к ней по- разбойничьи, так ещё не даю любимой спокойно поспать."
Несколько пронзительных мгновений, и принц поведал менестрелю о пролетевшем дне, о принятом непростом решении.
- Айрик, я тебя понимаю. Моему отцу было трудно вершить суд над крестьянами, если они были женаты, имели много детей. Наказание мужей за воровство и убийство, приносит их семьям боль, но таков наш мир. Если хочешь, возьми меня с собой, мы вместе посетим узников.
- Нет, я отправлюсь туда один. Дий, я на собственном опыте знаю, что значит ощущать, твоя жизнь закончится в петле. В трущобе никто о других не думает. Нищие дети и женщины часто смиряются с судьбой и легко пропадают. Но что толкает детей крестьян и ремесленников на разбой, уводит из благополучной жизни?
- Если бы я сама это знала...
Она вздохнула, обняв Айрика, чтобы его поддержать.
Рассвет наступал. Принц сидел в кресле, не в силах оставить комнату Дий. И всё же ему пришлось отправиться к супруге. Айрик застал её спящей, принцессу утомила свадьба и вчерашний день. Проснувшись, она не решилась задавать никаких вопросов.
"Если неверность останется тайной, мне будет немного легче. Узнаю правду, наступит душевная боль."
Принц тоже молчал о ночном посещении фаворитки.
" Не стану же я глупо оправдываться перед ней! Мы с Цаи слишком разные. Как я могу хорошо себя повести? Если я сильно обидел её и горько разочаровал."
Поддавшись размышлениям, Айрик ясно увидел, их брак окажется непростым.
"Мы связаны до конца наших дней! Где найти терпение и понимание? Чтобы не допустить жестоких ссор, что постоянно случаются между чужими друг другу людьми."
Принца страшила вереница лет, где есть нескончаемые обиды, поражала сила любви к Дийсан, неизменное стремление находиться с ней рядом.
Супруги вышли из покоев под руку, словно счастливая пара.
"Придворные должны убедиться: вместе нам хорошо, неважно, что на сердце глубокий порез. Пусть ему никогда не затянуться, на поверхности мы счастливые принц и принцесса."
Завтрак прошёл в молчании. Глаза королевы излучали холод.
"Амир легко бы развлёк её и меня. Мы бы могли веселиться, поддерживать изысканный разговор. Как мне надоела вечная замкнутость принца Айрика! Сидит за столом словно каменный истукан, какого легко мог бы вырезать Амрал!"
Окончание трапезы обрадовало всех.
Вежливо попрощавшись, супруги покинули покои правительницы. Проводив жену в комнату фрейлин, принц отправился готовиться к посещению тюрьмы.
Для визита в городскую башню он надел чёрный костюм. Рядом с человеческим горем любая роскошь неуместна.
Утро дышало морозом, снег ослепительно сверкал, оттого каменная башня тусклого серого цвета казалась ещё мрачней, чем была на самом деле.
Немного постояв в сомнении, Айрик вошёл под её тяжёлый свод. Он сразу ощутил смрадный запах сырости.
Смотритель тюрьмы, увидев принца, на мгновение утратил дар речи и дальше рассыпался в уверениях, что ворам и убийцам прекрасно сидится в городском каземате.
- Как-то не очень верится, что хотя бы один из узников оказался в мрачной темнице по собственному желанию.
Айрик насмешливо улыбнулся. У испуганного смотрителя затряслись поджилки.
- Проводите меня в тюрьму. Хочу своими глазами увидеть, насколько она замечательна.
- Ваше Высочество, не знаю право, стоит ли? Эти разбойники, они такие грубые, они ненавидят всех людей особенно богатых и знатных и могут вас оскорбить.
- Благодарю за беспокойство, но ни ужасным ли содержанием узников в подземелье я обязан такой заботе о моей утончённой душе?
Страшась и угодничая, смотритель повёл принца вперёд к плесени и полумраку коридора.
Тюремщики открывали темницы с мрачными оконцами под самым потолком, Айрика встречала вонь, гнилая солома, грязные узники, полные ненависти.
- Глаза Урги, не важно, какого они разреза и цвета, всё это были глаза погибшего главаря нищей стаи, абсолютно жестокие.
Окончив осмотр, наследник престола понял, он не отменит ни одного смертного приговора.
"Сердца таких отъявленных негодяев едва ли навещает искреннее раскаяние."
- Каждый месяц городскую башню будут осматривать. Конечно, вы не узнаете когда именно это произойдёт. Я лично прослежу, чтобы деньги из казны шли на узников, а не к вам в карман. Знаю, убийцы снисхождения не заслужили, они заплатят жизнью за жестокий разбой, но это не значит, что их не надо сносно кормить и стелить свежую солому.
- Будет исполнено, ваше Высочество.
Подобострастный смотритель не внушил принцу никакого доверия.
Мрачный, Айрик покидал городскую башню. Сверкающий день больше не радовал сердце. Его собственная жизнь могла закончиться на грязной соломе, в тёмном каменном мешке. Эр Крин относился к такому исходу без всякого страха. Айрику Райнару подобная мысль внушила настоящий ужас. Он изменился, сделался мягче, привык к хорошей жизни. Гнилая солома, блохи и голод вызвали отвращение. Но хуже всего была неприкрытая жестокость разбойников. Айрик Райнар научился ценить свою и чужую жизнь.
"Выходит, по сердцу я даже тогда не был настоящим нищим! Не сумев убить женщину и ребёнка, когда мы грабили дом, я впервые отверг трущобу. Вскочив на стол, решив умереть достойно, отказался от неё второй раз. После, я просто продолжил начатое!"
Внезапно Айрику стало очень легко. С души свалилась такая тяжесть, какой он раньше не замечал.
"Я имею право приговорить разбойников к смерти, раз сам выбрал Алкарин, отверг зов Вирангата. Любого вора и убийцу, в чьём взгляде я увижу сомнение и боль мятущегося сердца, я с радостью помилую, но глаза Урги должны умереть. Душа плачет о них. Я сам испытал ужас последней секунды. Когда-нибудь у Создателя мне придётся за всех ответить, но сейчас назад повернуть не дано."
Во дворце, подписав смертные приговоры, наследник престола направился к королеве Риен, доложить о визите в городскую башню.
- Хорошо, что сегодня ты посетил тюрьму. Жаль, я в ней никогда не была. Если бы я могла, то уже сейчас объявила тебя королём. Ты вершишь дела страны лучше меня, наверное, правишь, как твой дед. Алкаринцы его помнят и любят.
Она говорила холодно, с трудом, и всё же она его одобряла.
- Ничего, ваше Величество, мне всё равно, кто я: король или принц, раз дела страны полностью сосредоточились у меня в руках.
Принца удивил мимолётный отблеск тепла, что промелькнул в карих глазах Риен,
"Вот надо же, мне был приятен такой её взгляд."
Неожиданно Айрик понял, Цаони точно так же обрадует частица сердечной привязанности, если он подарит её жене. Решив уделить принцессе внимание, супруг пришёл за ней прямо в комнату фрейлин.
- Пойдём, прогуляемся по саду. В такой день грех находиться во дворце.
Он старался говорить, как можно мягче.
- Конечно, пойдём!
На губах жены расцвела счастливая улыбка.
– Сейчас я мигом оденусь, просто немножко меня подожди.
Выйдя из комнаты, принцесса почувствовала, что хочет не просто бежать к себе в покои, ей хочется в них лететь. Она возвратилась в белых сапожках и шубе. Маленькая, мягкая, принцесса оперлась на руку наследника престола.
В саду они шагали по хрустящему снегу, не зная, что могут друг другу сказать.
- Говорят, в Алкарине до войны с Вирангатом не было зимы? – спросил Айрик, чтобы нарушить тягостное молчание.
- Да, это правда, иногда я слышала чудесные рассказы о вечном лете от няни и наставницы. Вот бы оно снова вернулось, я бы хотела жить совсем без холода.
- В трущобе я тоже мечтал о постоянном тепле, только потом я понял, что зима красива. Природа, как и человек, должна засыпать. Наверное, новая весна даже не знает, что родилась только после гибели предыдущей. Так и новый человек не вспомнит о том, чьё место он занял.
Слова мужа испугали Цаони, Ей захотелось ему возразить.
- Не надо думать о смерти, мы же только начали жить. Верю, для нас жизнь окажется очень долгой! Мне совсем не хочется, чтобы наступала старость. Я так её пугаюсь. Айрик, я не хочу ходить по дороге с клюкой, видеть в зеркале, сколько морщин появилось у меня на лице. Вот бы юность могла длиться вечно. Почему такие мечты люди всегда считают наивными?
Настроение для откровенности прошло. Айрик понял, Цаони не способна разделить его мысли.
- Да, мы с тобой впрямь только начинаем жить, у нас много чего впереди, самого замечательного. Ничего не бойся, может, после войны в Алкарине снова наступит вечное лето. Ты будешь отлично смотреться среди цветов, юная и красивая. И я древний, скрипучий дедушка ковыляю рядом с тобой. Вот придворные удивятся.
Улыбнувшись, Айрик озорно подмигнул, Цаони робко смеялась.
Обняв жену, принц прижался к холодным губам, стараясь развлечь её поцелуем, та нежно ответила на прикосновение.
Они стояли среди заснеженных деревьев, пока Цаони не почувствовала, что замёрзла.
- Давай пойдём назад. Мне стало холодно.
Принцесса разрумянилась и дрожала.
- Хорошо, я разрешу тебе возвратиться к рукоделию. Вышей для меня прекрасное полотно на зависть придворным дамам.
Айрик проводил жену в комнату фрейлин.
Дийсан второй раз за этот день услышала родной голос, что говорил не с ней. Ревность обожгла сердце горячей волной.
"Так, значит, она ему нравится! Он гулял с ней по саду, сейчас проводил сюда. Его голос звучал нежно."
Жаль, менестрель не знала, стоя на пороге, наследник престола долго смотрел на неё.
"Как ловко двигаются тонкие пальцы, губы чему-то улыбаются. Дий, ты для всего: для хмельного, как пир, веселья и для пронзительной ночной грусти."
Остаток дня Айрик работал с канцлером. Они легко понимали друг друга, дела королевства шли хорошо, насколько это возможно в тяжёлое время войны. Наркель Ирдэйн больше не был таким усталым, ещё одни плечи стали под груз страны.
Принц не заметил, как потемнели окна, в кабинете зажгли лампы.
Перед тем как отправиться в зал для ужина, он зашёл за Цаони. Она светилась счастьем. В лёгком светло-голубом платье принцесса была неотразима, помимо воли супруг оценил её прелесть. Войдя в зал, он сперва не заметил королевы Риен. Сегодня она прибыла на приём с небольшим опозданием. Правительница как всегда, была холодна, её слепил яркий свет, оглушали звонкие голоса. Она чувствовала себя осколком ветхой мебели среди новых вещей.
Встречаясь глазами с наследником престола, королева отводила взгляд в сторону.
"Не для него сохраняла страну, роскошь королевского дворца, но судьба покарала меня за слишком большую привязанность к чужому сердцу."
Правительнице припомнилась беззаботная юность.
"У принца такой не будет. Его детство разрушила трущоба, зрелость отнимут долг и война. Мне бы ему посочувствовать, но в душе нет ничего, кроме пустоты. А вот его любимую фаворитку могу понять всем сердцем. Не она отняла у меня жизнь сына. Не её вина, что связала судьбу с принцем Айриком Райнаром."
Риен чуть улыбнулась, глядя в сторону менестреля.
Среди множества голосов Дийсан стремилась услышать один единственный, родной для неё.
"Айрик здесь. Появится ли он ночью? Конечно, придёт! Я не буду тревожить сердце до срока, не позволю моей любви умереть от удара моей же ревности."
Когда придворные поднялись, менестрель тоже замерла у стены. Она давно не ждала приглашений, пусть кавалеры иногда подходили к ней, заинтересованные красотой.
На третьем танце на плечо любимой легла рука принца. Цаони увёл молодой придворный, и наследник престола не выдержал.
- Спой что-нибудь для меня. Завтра по моему приговору казнят людей. Пожалуйста, если сможешь, оплачь песней их жизнь вместе со мной.
Тихий голос звучал горячо.
- Да, единственный, я, конечно, её оплачу, – отозвалась Дийсан, пусть сама осветилась невольной улыбкой.
"Он мне доверился! Он меня попросил!"
Когда танцы замерли, бард приказала, чтобы её проводили на помост для выступлений.
- Не приходи рассвет, молю не приходи!
Ведь жизни у меня не будет впереди!
Не надо пенья птиц, не надо света дня!
Ведь только эта ночь осталась у меня!
От пения менестреля, сердца придворных наполнялись тоской и страхом. Никто не понимал, почему она испортила весёлый вечер, только ей было всё равно. Одно дорогое сердце плакало вместе с печальной песней.
- Слезами не унять тоску моей души.
Не наступай рассвет, не надо, не спеши. -
завершила мотив бард.
Спустившись с помоста, она уловила неясный, осуждающий шёпот, Дийсан не обращала на него внимания, главное, Айрику стало легче.
Когда заиграла весёлая музыка, грустная песня забылась, но в сердце принца она продолжала жить обрывком печального мотива. Танцуя с супругой, он то и дело поглядывал на фаворитку прямую, как струна. Уловив заветные взгляды, Цаони поняла, утреннее счастье ушло. Поманив светлым лучом, надежда снова растаяла.
"Он глядит на другую! Это именно он попросил её спеть песню о жестокой казни преступника. Не зря в саду он заговорил о смерти, только я не поняла его настроения.
Принцесса кусала губы от досады.
"Я совсем не знаю Айрика, пойму ли я его когда-нибудь? Почему он такой молчаливый? Зачем надорвал нам сердца печальным сказанием?.."
Цаони ломала голову над загадками мужа, устрашившись расспрашивать его самого.
Сегодня Айрик решил принять ванну в покоях Цаони. Раньше принцесса никогда не помогала мужчине мыться. Увидев принца голым, молодая жена покраснела от смущения. Кожа его была светлой, как и лицо. Он был напряжённый и гибкий.
- Создатель, да кто же посмел тебя так ударить?!
Воскликнула женщина, увидев шрам на боку наследника престола. Жена нежно коснулась его пальцами, пусть ей было очень страшно. Айрик смутился, что его так сильно жалеют.
- Неважно, к тому же меня зацепили давно. Я и забыл, что он есть. Цаи, ты потрёшь мне спину?
- Да, конечно, я тебе помогу.
Жена тёрла его осторожно, боясь причинить боль.
Вымывшись, принц, завернувшись в халат, приказал, чтобы теперь воду принесли для супруги.
- Может, меня искупают служанки?
Почти попросила она.
- Нет, думаю я сделаю это нисколько не хуже. Пусть получат нечаянный отдых, пока у меня отличное настроение.
Айрик ободряюще улыбнулся.
Съёжившись в ванне, Цаони ждала прикосновений супруга. Как и вчера они были нежными. Молодой женщине раньше никогда не было настолько хорошо в воде. Бережно уложив вымытую супругу в постель, принц погасил свет.
Купание не придало принцессе страсти, она по-прежнему была робкой покорной, такой, какой должна быть хорошая жена. Выполнив неизбежный долг, Айрик не мог заснуть. Кровь волновалась, ему вспоминалась Дийсан. В кармане камзола лежал небольшой свиток, какой они могут прочесть вместе.
Супруга мирно дышала во сне, осторожно, чтобы её не тревожить, принц направился в покои фаворитки. Очередной поход видели дворцовые слуги.
Постучавшись к барду, наследник престола услышал, в замке щёлкнул ключ.
- А я тебе что-то принёс, – заговорщически произнёс он, войдя в покои менестреля.
- Дай-ка я догадаюсь. Наверное, ты приволок здоровенную подкову. Конечно, ты целый день её выковывал, поэтому еле-еле притащил её сюда.
- Нет, к сожалению, я принёс только маленький свиток с изречениями одного отшельника, но крошечный пергамент всё равно оттянул мне карман, так что пришлось согнуться в его сторону.
- Тогда доставай его поскорей, чтобы он больше тебе не мешал.
Присев в кресло, Айрик начал читать. Дийсан обсуждала понравившиеся высказывания.
- Если в жизни всё хорошо, то человек обязательно решится её испортить. Возможно, отшельник и прав, но почему-то мне стало грустно.
Они сами не поняли, как это случилось. Просто рука принца погладила фаворитку по спине. Просто бард положила голову на родные колени. И оно пришло само: то самое влечение, что долго отказывалось возникать для Цаони, страсть взаимная. Айрик не успел ничего с собой поделать, да и хотел ли он чему-то мешать? Вряд ли.
"Вот, кажется, я и принял решение, – думал наследник престола, одеваясь в сероватой мгле. – сам, по собственной воле завлёк себя в постоянную супружескую неверность. Но от Дий я не откажусь! Она со мной! И точка!.."
Прокравшись в покои принцессы, Айрик ждал её пробуждения полностью одетым. Цаони мерно дышала во сне.
"Я никогда бы не смотрел на тебя. Но мне придётся всю жизнь тебя видеть! И всё же ты не мой выбор! Нет, не мой! У кого есть право меня судить? Если я возьму у Алкарина то, что он сам предложил. У наследного принца есть право на фаворитку, женщину, с почётным статусом при дворе. Если Дий захочет, пусть оставит меня сама! Я не стану её преследовать. Но своими руками я наши сердца разделить не смогу. Моих сил на это не хватит."
Принц дождался, когда супруга проснулась. Они вместе пришли к королеве. Во время визита она глядела тревожно. Казалось, строго оценивая, не слишком ли принцесса хрупка и нежна для выполнения её главного долга.
"Хотя бы одно я совершила по-настоящему хорошо, пусть в этом мне помогла только воля Создателя, я родила очень крепкого сына. В страшный миг моё тело сумело его сохранить. Вряд ли стоит бояться его болезни, но стоит страшиться войны. Весной Айрик Райнар отбудет в поход. Творец, пусть к тому времени у них с женой успеет начать созревать наследник."
Тревожный взгляд Риен казался укором самому принцу.
"Если Цаони родит здорового сына, я перестану так ранить её и Дийсан. Пусть короли для надёжности заводят двоих и троих сыновей, для моего сердца одного ребёнка будет вполне достаточно."
После завтрака, супруг проводил принцессу к комнате фрейлин. Прикоснувшись на прощанье к тёплой щеке, он отправился на встречу с канцлером.
Каждое утро тот делал доклад о важных событиях вчерашнего дня.
- Ваше Высочество, – произнёс он, закончив сообщение. – Почему бы вам не перебраться в главные покои короля. Её величество занимает комнаты, издавна отведённые королеве. Вы единственный – кто может занять те помещения, что ваши по праву.
- Если я не ошибаюсь, Амир Каунс-Райнар умер именно в них?
- Да, смерть застала его в этих комнатах. Но кроме печальной памяти в главных покоях есть значительное достоинство: потайной ход в помещения, куда правители Алкарина с древних времён селили официальных фавориток. Не пристало принцу бегать по дворцу в ночное время, словно он юный паж.
Минуту Айрик молчал.
- Я согласен, приказывайте, пусть их подготовят.
Наследник престола принял решение.
На другой день дворец облетела новость: главные покои короля снова обретут владельца. Будут заняты и те комнаты, о каких все знают, но вечно говорят намёками и полунамёками. Таким образом, менестрель - фаворитка принца получила официальный статус.
Узнав печальную весть, Цаони не удержала дрожащие от слёз ресницы. Покинув комнату фрейлин, она безутешно заплакала в супружеской спальне.
"Айрик, что ты делаешь со мной? Зачем причиняешь боль? Как мне жить? Здесь все обо всех знают! Как мне быть? Если я совершенно тебе не нужна!"
Когда супруг вечером появился у неё, принцесса сидела бледная, потухшая.
- Вы всегда убиваете наши лучшие чувства!
Сколько горечи слышалось в её голосе!
Принц молчал, чем он мог возразить на такой справедливый упрёк?
Цаони заплакала жалобно, тоненько. Айрик подошёл к ней не в силах вынести слёз, погладил по голове. Она, повернувшись к нему, улыбнулась, пусть глаза были мокрыми, протянула дрожащие руки.
- Я не могу обещать тебе, что стану верно любить и не буду изменять. Но я обещаю, что никогда не буду жестоким, я не обижу тебя неуважением.
Цаони заплакала ещё горше.
Ночью, когда наследник престола ушёл, принцесса проснулась. Лёжа в темноте, она не могла принять, что жизнь сложилась несчастливо. Цаони твёрдо верила в счастье, надеялась с самого детства.
"Айрик полюбит меня, я хорошая, верная. Но отец обдавал холодом мою мать, и она умерла, не найдя тепла в его равнодушном сердце, где жило только стремление к власти..."
Цаони стало страшно, она зажгла светильник.
"Глупая, о чём я думаю! Когда у нас появится чудесный ребёнок, принц меня примет. Я рожу королю здорового сына. Тогда его сердце наполнится благодарностью!"
Принцесса улыбнулась новой надежде.
Так время шло до весны. Наследник престола делил себя между супругой и фавориткой.
Наступила весна. Сначала морозы сменились метелями с сырым снегом, дальше снег начал таять, целыми днями слышался звон капели. Дороги высохли, из земли принялась пробиваться трава. Когда возобновилась война, принц Айрик решил, ему пора в дорогу. Сейчас наследник престола отчаянно сражался с Ратвином Ником и ещё одним высоким гвардейцем. Пот градом тёк по лицу, рука устала держать меч, сколько раз за сегодня он был убит.
"На войне будет достаточно одного удара."
Той страшной ночью, когда Айрик отверг Вирангат, только чудо спасло его от смерти, после месяцев занятий он был в этом уверен.
"Теневые и чёрные гибки, они обладают отличным умением убивать. Уйти от серой стали трудно, а мне придётся постараться и спастись от клинка врага."
В очередной раз упав на площадку, Айрик решил, на сегодня с него достаточно воинского искусства.
- Ваше Высочество, вы бились как истинный лев, - заискивающе похвалил мастер над оружием. Принц насмешливо улыбнулся.
- Да, теперь только и осталось провести королевский турнир, чтобы я одержал на нём сокрушительную победу, раз каждый достойный воин сочтёт своим долгом поддаться неумелым ударам правителя, дабы не уронить его честь.
Айрик направился в сторону дворца.
- Ты слишком суров к себе, – заговорил Ратвин. – Нас всё-таки было двое, и мы неплохие воины, головы у нас точно крепкие.
- Ну, должен же сюзерен хотя бы в чём-то превосходить верных вассалов. Раз мне никак не удаётся перепить прекрасных гвардейцев в дружеских кутежах, и я ещё никого не обыграл в кости, я решил, обойти вас в поединках.
- С тобой попробуй поспорь. Только в жестокой битве не мы станем защищать наследника престола, а он примется оберегать нас. У тебя безрассудная смелость даже на лице написана.
- Прекрасная мысль, юный принц, что заслонил огромным мечом от неминуемой смерти сотни могучих воинов, отличный сюжет для героического сказания. За него не стыдно бардам золотом заплатить, чтобы принц удался, как можно безупречней.
- И в конце принял честную смерть на клинках теневых, чтобы нашим девушкам было, о ком поплакать.
- А вот и не угадал. Отважный принц перебил всех врагов и даже не получил ни одной царапины, чтобы прекрасным фрейлинам было в кого влюбляться.
Вернувшись во дворец, Айрик обедал на кухне, прислушиваясь к разговорам. Подданные говорили о скором походе. Они гордились наследником престола, который сам отправлялся на войну. Айрику было приятно слушать людей.
После такой поддержки он мог вернуться к спору между ним и канцлером, королевой Риен и управительницей дворца по поводу пышности свиты наследника престола в походе.
- Ты принц, а не простой воин, – упорно настаивала Риен. – И должен выглядеть роскошно. Собранная в дальний путь королевская свита должна поражать своим блеском. Алкаринцы привыкли к богатству. Они не помнят скромных правителей.
- Войну они тоже когда-то забыли. В походе пышность не к лицу, мы просто от теневых уйти не успеем и от велерианцев тоже, если потащим за собой изысканные наряды и обоз.
"Наверное, Айрик Райнар прав, по крайней мере он убедителен. Но когда-то Амир казался народу прекрасным. Его утончённый облик всегда вызывал восхищение."
Правительница вздохнула.
Направляясь на встречу с канцлером, Айрик вспомнил утренний разговор.
"На моём месте она всегда будет видеть приёмного сына, того, который погиб."
У Наркеля Ирдэйна имелись отличные новости: лошади и провизия для отряда готовы, деньги из казны получены, через неделю можно отправляться в путь.
- Вот свиток, предназначенный для вас, ваше Высочество.
В жесте вельможи сквозила лёгкая нерешительность.
– В нём завещание её Величества, королевы Риен Райнар.
Быстро пробежав глазами пергамент, Айрик понял причину замешательства канцлера. По завещанию правительницы, в случае гибели принца Айрика Райнара наследником престола назначался ребёнок Цаони, какого она носила около месяца. Регентом при малолетнем короле становился нынешний канцлер. Королева успела заверить свиток большой печатью.
- Наркель, другого решения нет. Если я не вернусь, кроме вас защитить Алкарин будет некому, даже мать Амира это поняла. Такую власть в королевстве можете взять только вы.
- Вернитесь, ваше Высочество. Будьте осторожны и возвратитесь! Во время тяжёлой войны малолетний ребёнок и слабая женщина на троне – непоправимая беда. Придворные начнут тянуть их каждый к себе. Если бы у нас был выбор, я никогда не одобрил бы ваш брак с дочерью лорда Роланда Клайса. Сейчас он притих, затаился, но Роланд Клайс однажды себя проявит. Останься страна без вашей руки, соблазны проснутся во многих сердцах, разорительные интриги станут неизбежными.
- Я, конечно же, постараюсь сохранить свою жизнь во время похода. Если бы только каждый мог знать, когда осторожность превращается в трусость? Недостойные действия легко оправдать ответственностью и значимостью.
Канцлер вздохнул.
Принявшись за дела королевства, они трудились до темноты: писали, считали, решали, принимали людей.
Вечером, наследник престола отправился одеваться к ужину. Приём наступал в независимости от сердечных желаний.
Принц должен идти к Цаони, спросить, согласится ли жена сопровождать его на королевскую трапезу.
В покоях будущей матери стояли полумрак и духота. С самого начала беременности она чувствовала себя неважно. Её то и дело тошнило, желудок часто освобождался от съеденной пищи.
- Это ты?
Встретил супруга жалобный вопрос.
- Да, без сомнения я. Может, тебе открыть окна? Мне кажется, от жары тебе становится только хуже.
- Нет, я тогда замёрзну.
Цаони лежала среди вороха подушек. Раньше она не представляла, что ждать ребёнка так трудно. Малыш отнимает её красоту и здоровье.
Ей очень хотелось, встав с кровати, отправиться на трапезу вместе с мужем, но слабость мешала решиться на это.
Наконец, молодая женщина позвонила служанке, та помогла госпоже надеть лёгкое светло-лиловое платье, самое мягкое из её нарядов. Бросив на себя взгляд в зеркало, Цаони в очередной раз пришла в уныние от бледности усталого лица и тёмных кругов под глазами.
- Сегодня ночью ты опять будешь с ней?
В тревожном вопросе звучал укор.
- Успокойся, Цаи, я просто пойду ночевать в свои покои.
Ладонь Айрика коснулась волос жены. Ему было жаль её, он никогда не подозревал, что беременность окажется настолько мучительна.
- Нет, я не верю тебе!
Принцесса заплакала.
- Не надо, хватит, Цаи, вытри слёзы, тебе нельзя расстраиваться. Мы с тобой должны беречь нашего наследника.
"Но как же мне не грустить? У женщины нет достоинств, кроме красоты, а теперь она увядает. Неужели я больше никогда не буду красивой?"
Ресницы Цаони дрожали.
Завершив туалет, она оперлась на руку принца, чтобы идти в зал для ужина.
На королевском приёме Цаони поняла, запахи пищи ей отвратительны, раздражает свет светильников и голоса придворных.
"Я зря пришла сюда, лучше было остаться в постели и пить бульон. Всё равно я не могу съесть ни кусочка вкусностей, станцевать ни одного танца."
Принцесса в отчаянии смотрела на блюда с изысканными кушаньями, на мужа, у которого никогда не портился аппетит. Пока он ел, супруга боролась с тошнотой.
- Уведи меня отсюда!
Взмолилась она после первого танца.
- Цаи, потерпи, пожалуйста, ещё немного. Мы с тобой уйдём, как только королеве помогут удалиться из зала.
- Я не могу больше ждать! Я сейчас умру, и никому меня не будет жаль. Вы все повеселитесь, когда меня не станет. Моё тело сожгут на погребальном костре, а вы будете танцевать!
Наследник престола понял, ему ничего не остаётся, кроме как, нарушив правила, увести жену в её покои, иначе разразиться большой скандал.
К счастью, королева Риен, заметив состояние принцессы, велела нести себя готовиться ко сну, дав возможность супругам спокойно оставить ужин.
Поняв, неловкое положение улажено, Айрик вздохнул с облегчением.
- Побудь со мной немного, – попросила принцесса, снова устроившись среди подушек. – Мне кажется, я правда умру при родах. Скорей бы это случилось. Если придётся так. Я очень устала.
- Перестань, Цаи, не говори глупостей, ты обязательно будешь жить. Трудное время закончится, у нас родится здоровый мальчик или красивая девочка. Давай лучше я тебе почитаю.
Взяв небольшой свиток, принц принялся читать вслух наивное сказание о любви. Он читал Цаони каждый вечер, чтобы развлечь её.
По просьбе наследника престола, Сариан Аторм помогла подобрать свитки, что могли понравиться принцессе.
- Поверь, твоей Цаони будет нетрудно угодить. В нашей библиотеке есть множество лирических сказаний, которые легко её развлекут.
Глубокий вздох нарушил обнадёживающие слова.
- В юности я сама зачитывалась такими. Хорошее было время. Ты даже не представляешь какое!
Сариан ускользнула в воспоминания.
- Ничего, когда-нибудь Алкарин победит врагов, чтобы вернулся мир. Однажды счастье придёт в нашу страну. Я верю, мы дождёмся его!
Принц улыбался с надеждой и радостью.
Вслушавшись в спокойный голос мужа, Цаони понемногу задремала. Когда её дыхание сделалось ровным, принц потихоньку оставил комнату. Он шёл по дворцу свободно, возвращаясь к себе.
Открыв деревянную дверь с позолоченной ручкой, он проскользнул в помещение и повернул ключ в замке, теперь можно спокойно идти к Дийсан.
Менестрель ожидала любимого, тайная дверь открыта, наружная заперта.
После крепких объятий Айрик скользнул в постель.
- Я не знаю, что стал бы делать, если бы в Алкарине не было тебя!
Шершавые пальцы погладили её шею, коснулись груди.
Принц засыпал, зная, Дайнис и Дик не предадут доверия. Утром они приготовят нужное для туалета быстро и осторожно.
Всё так и случилось.
Для барда настало хорошее утро, ей очень нравилось проводить с Айриком ранние часы.
"Когда начнётся поход, мы вообще будем всё время рядом."
Дийсан ждала его с нетерпением, пусть иногда ощущала тревогу принца.
- Я буду беречь тебя и не позволю погибнуть!
Порой шептал он в ночи. - Если бы не твоя сила, ты осталась бы в безопасности.
Забота Айрика наполняла сердце теплом.
"А всё же Алар – замечательная сила! Она позволит мне сопровождать единственного в походе. Может, тогда горячая молитва сбережёт его ещё надёжней, раз моя любовь полетит к нему не из дали дворца, а от очень близкого места."
Душа Дайнис тоже стремилась в битву.
"Скоро она отправится на войну, чтобы жестоко отомстить Вирангату за погубленную семью. Она будет беречь госпожу ценой собственной жизни! Разве можно не выполнять важный для королевства долг? Когда в её руках будет клинок полный Алар, ни один теневой не уйдёт от расплаты!"
Утро проходило. Наследнику престола пора отправляться к жене.
Он открыл её двери бодрый, безупречно одетый. Цаони ждала мужа, полностью готовая к визиту в комнаты правительницы.
Рано утром молодая женщина выпила горький отвар, принесённый целительницей, и чувствовала себя сносно. Она сумела проглотить бутерброд с маслом и мясной бульон и удержать его в себе, только неприятная бледность и тёмные круги под глазами совершенно не нравились принцессе. Увидев супруга, она осветилась робкой улыбкой.
- Вчера я наговорила всего такого, прости меня! Я не знаю, что творится со мной в последнее время, точно я разучилась держать себя в руках.
Виноватый голос принцессы, словно бы отразил собственную вину принца.
"Её безответное чувство ко мне – наше большое несчастье. Создатель, но я не могу изменить своё сердце, которое любит Дий! И стремлюсь ли я его переделывать? Не надо себя обманывать, ни капельки не стремлюсь!"
- Ничего страшного, Цаи, я понимаю, сейчас ты не в себе.
Рука принца легла на её плечо. Цаони снова растаяла.
"Разве можно быть равнодушной к его прикосновениям и голосу? Что-то есть в Айрике, совсем неизведанное. Оно заставляет сердце стремиться к нему, несмотря ни на что. Неразгаданная загадка его души."
Супруги пришли к королеве.
Сегодня она встретила их редкой улыбкой.
Ранним утром Риен разбудил луч весеннего солнца. Не дождавшись прихода Ники, она в ночной рубашке с трудом добралась до окна и распахнула его настежь.
В лицо пахнуло ветром, наполненным ароматом свежей травы. Птицы пели вовсю, встречая рождение новой зелени.
"Жизнь продолжается!
По щекам покатились слёзы. – Амира нет, она почти не ходит, а тут наступила весна... для чего вернулось желание жить?"
Не затворив окна, королева дошла до постели, чтобы дождаться служанку.
Риен с удивлением чувствовала, она рада видеть Айрика и Цаони. Глядя на принцессу, правительница вспомнила, как сама носила под сердцем маленького.
"Айрик шевелился во мне, я с надеждой и радостью ждала его появления, пела нежные колыбельные. Тогда я была его матерью, Создатель, только тогда я ей и была! Я дважды чуть не убила его. Амир стал мне единственным сыном! Но это Айрик моя кровь, а ему от меня достался лишь холод. Я вижу неуловимые чёрточки Амрала в развороте стремительных плеч, в том, как он порою смотрит. Да, чёрточки прячутся за быстротой движений, за живым взглядом, полным то стали, то озорства, но они, для меня родные - есть. Я не могу тебя полюбить, но я тебе всё простила!"
Правительница захотела плакать.
- Айрик, я хочу, чтобы ты вернулся из похода. Я прошу тебя, пожалуйста, не погибни в нём! Алкарин и я будем тебя ждать.
Грудь принца стеснило сильное чувство.
- Я буду очень стараться, ваше Величество. А если всё-таки не сумею прийти назад, мне будет спокойней погибнуть, раз вы не держите на меня зла.
Глаза Айрика потеплели. Королева отвела свои.
Проводив Цаони в её покои, Айрик вышел на улицу, где его ожидал Ратвин, чтобы начать поединок на мечах. Принца охватил весёлый азарт.
"Сегодня я всем покажу! Меня же сейчас простила сама королева Риен!"
Улыбающийся Айрик случайно увидел, как из конюшни выехала лошадь, что везла на себе Дийсан и Дайнис. Госпожа правила, телохранительница говорила, куда надо ехать. Как только бард научилась управлять кобылой, она стала сажать сзади себя служанку, чтобы та подсказывала всё, что требовалось. Во дворце отношения Дайнис и лошадей лучше не стали.
За подругой ехала Эрин, гордившаяся успехами менестреля. Скоро настанет время, когда они отправятся на войну, девушка увидит отца, она по нему соскучилась.
Подруги отдались свежему ветру, лёгкому бегу кобылы.
"Весна, пришла весна!"
Пело сердце Дийсан.
"Никогда в жизни она не могла представить, что будет мчаться на лошади, с развевающимися волосами, может, и раскрасневшимся лицом. Сердце бешено бьётся, хотя скачка до сих пор не стала привычным занятием."
- Быстрей! За мной!
Ликуя, дочь маршала вырвалась вперёд. Сильная и здоровая Раи точно составляла с ней единое целое. Слыша голос подруги и цокот копыт, бард невольно стремилась за ними.
- Налево, прямо, теперь направо, правей, правей, затопчем человека, – едва успевала кричать Дайнис, но менестрель сумела справиться с Тау.
Подруги остановили лошадей только за городом. Спешившись, они повели их в поводу.
- Мне почти не верится, что я скоро попаду обратно к отцу. Этот год оказался очень длинным. Его нелегко было прожить среди придворных.
Дийсан улыбнулась горячим словам дочери маршала.
- Я, вообще, никогда не могла представить, что стану придворной леди, да ещё в Алкарине. Мечтала петь песни на дорогах и в тавернах, а теперь буду заряжать чаши силой, и ещё умею распознавать дар Аларъян.
Дайнис молчала, полностью разделяя чувства подруг.
Закончив прогулку, менестрель принялась за вышивание в комнате фрейлин. После того как наследник престола поселил её в покоях фаворитки, она внушала придворным почтение. Старые дамы и молодые фрейлины наперебой старались ей угодить, таким образом надеясь добиться милости принца. Отлично разбираясь в придворной жизни, Дийсан не приближала к себе глупых и бесполезных женщин.
"Пусть рядом находятся сильные и честолюбивые, что бьются за себя и мужей или детей. Рано или поздно они понадобятся Айрику".
Кружок, что собрался возле барда был отчаянным и весёлым, только за улыбками таилась зависть.
"Почему принц полюбил калеку?! Он даже берёт её с собой на войну!.."
Но никакая зависть не помешает льстить, и придворные в этом преуспевали. Прекрасно понимая угодничество, Дийсан не верила красивым словам. Они падают на сердце точно капли тёплой воды, чтобы тут же и высохнуть. Только две-три девушки были по-настоящему верны фаворитке, они не предадут, даже если представится такая возможность. На них менестрель полагалась больше всего.
После вышивания предстоял ужин. Следуя древнему обычаю, бард переоделась для приёма. Тёмно-синее, расшитое серебром платье, приготовленное Дайнис, сделало её какой-то чистой и строгой, приглушив вечную дерзость, стремление к простору, что сквозили в каждом движении.
- Айрик пришёл на ужин?
Спросила менестрель войдя в зал.
- Да, он тут, сидит на своём месте и смотрит на вас, - в ответ прошептала Дайнис.
Фрейлина улыбнулась.
Заняв место среди других дам, она принялась за еду.
Едва начался первый танец, как Айрик с женой ушли. Служанка не медля сообщила фаворитке важную весть.
- Кажется, Цаони снова тошнит.
Дийсан не могла определиться, что принесла такая новость: торжество или сочувствие?
– Не потанцуете ли вы со мной?
Раздался голос справа.
Многие кавалеры приглашали барда, не смотря на слепоту, танцевать с фавориткой наследника престола никому не может быть стыдно.
- Отчего бы и нет, сегодня я соглашусь.
Менестрель поддалась озорному настроению.
– Раз Айрику можно танцевать с другими фрейлинами, почему бы мне не покружиться с пажом?
Партнёр уверено вёл Дийсан по залу. Она улыбалась ему, рассказывая о верховой езде.
Когда танец закончился, кавалер проводил фрейлину обратно к стене и вежливо откланялся.
Сегодня менестрелю не захотелось петь. Она рано покинула зал. У себя в покоях фрейлина приняла ванну и легла в постель.
Айрик появился, когда она почти заснула.
После утешений плачущей Цаони, он чувствовал себя усталым, но обнимая тёплую от сна Дийсан, успокоился. Принц ощутил острую нежность, что не живёт без большой любви.
Новый день принёс тревоги, огорчения и радости, как и любой другой день жизни.
***
Над Алкарином и королевским дворцом занимался рассвет. В этот ранний час Айрик и Дийсан не спали. Они отдавались волнению отбытия в поход.
"Наконец, они помчатся навстречу неизвестным опасностям!"
Принцу казалось, долгожданное время никогда не наступит. Сегодня никаких пожеланий доброго утра жене, никаких церемонных визитов к королеве, наследника престола ждут лошадь в конюшне, отряд воинов и дорога, а перед ней прощание с близкими.
Одевшись в тёмно-синий костюм и высокие сапоги, Айрик постучал в покои Цаони. Дверь открыла служанка, а полностью одетая жена ждала его в кресле.
При взгляде на мужа, принцессе подумалось, сейчас он особенно строгий и собранный.
Принц двигался с гибкой грацией хищника готового к прыжку, он выходил на охоту, каждый жест наполняла решимость. Супруга за него устрашилась.
"Среди неизбежных опасностей Айрик может встретить смертельный удар меча, тогда он не вернётся! Оставшись лежать где-то на далёкой от них земле!"
Какими мелочными показались её обиды перед лицом возможной потери.
- Я тебя люблю, обними меня покрепче, – горячо попросила жена. – И береги себя там, пожалуйста! Я хочу, чтобы ты увидел нашего наследника. Может быть он и во мне знает, что ты его отец. Ты иногда кладёшь руку мне на живот.
- Я обязательно буду себя беречь. И непременно вернусь к вам всем!
Принц бережно обнял Цаони, коснулся губами лба.
Наступило время прощания с королевой. Она встретила наследника престола бесстрастным лицом.
- Желаю вам выяснить всё нужное для того, чтобы Алкарин смог справиться с врагом, – слова звучали строго, только сердце правительницы щемило невысказанное чувство. Опасность есть опасность.
"Если Айрик исчезнет из жизни дворца, королевство утратит многое."
- Мы обязательно узнаем необходимое, ваше Величество, попробуем защитить страну.
В горле Риен запершило.
"Я бы хотела, чтобы мои слова стёрлись из твоей памяти! Не вспоминай их в последний миг, если смерть придёт за тобой!"
Верная мысль прозвучала, но она не сумела сказать её вслух. Лёгким жестом королева отпустила наследного принца. В следующую минуту она поняла, что хочет проводить Айрика. Невозможно не посмотреть ему вслед, нужно на прощанье махнуть принцу рукой.
Цаони тоже почувствовала, она должна проводить мужа.
Обе вышли на улицу с помощью служанок, заняв почётное место среди придворных.
Увидев Риен, канцлер Наркель Ирдэйн незаметно скрылся в толпе:
"Пусть сегодня ничто не напомнит ей про Амира, тогда Айрика Райнара в пути защитит молитва матери."
Возле дворцовых ворот появился принц. Он сидел на коне прямо, за эту зиму став хорошим наездником.
За наследником престола следовали Ратвин Ник, Сариан, Эрин, Дийсан с Дайнис и другие воины.
Принц отстоял своё право, его свита не была роскошной, облик Айрика и его спутников дышал собранностью.
Тёмные плащи, под ними доспехи из ткани. В борьбе с теневыми железо лишнее. Серая и чёрная сталь легко режет его.
Небольшой отряд, королевская гвардия, что давно ожидала сражений, вот все, кого мог взять с собой принц. В Алкарине мало людей. Все годные защищают города и крепости.
Увидев Риен и Цаони, наследник престола махнул рукой, королева и жена махнули в ответ.
"Удачи тебе, огромной тебе удачи!"
Горячо пожелал Наркель Ирдэйн.
Когда Айрик выехал за ворота, они затворились за ним. Промчавшись по городу, принц со спутниками углубились в лес, они скакали, не останавливаясь, до самого вечера.
К концу дня Дийсан поняла, езда на лошади – утомительное дело. У неё болело не только всё тело, но и голова. Едва сойдя с Тау, наездница упала на траву чтобы немного отдохнуть.
Люди разбили лагерь среди густых деревьев, с трудом разместив укрытия в их тени. Отряду без них нельзя. По ночам летают теневые. Палатки, что защитили силой Алар, не пробьют серая сталь и когти чёрных птиц. Алкарин сделал всё возможное для защиты наследного принца.
Огня тоже не разводили, чтобы не привлекать призрачную смерть на огромных крыльях, в темноте не звучали песни.
Среди наёмников Дийсан двигалось веселей, но в поход на защиту Алкарина их призвала не мечта о просторе, а необходимость. Весенняя ночь не казалась холодной, вяленое мясо жёстким, раз Айрик рядом, и всё совершается для борьбы с ледяным краем.
Почувствовав, как ей на плечи легли тёплые руки, бард улыбнулась.
- Пойдём, – прошептал на ухо принц.
Встав с земли, менестрель попала прямо в крепкие объятия. Подняв барда на руки, Айрик внёс её под тяжёлый полог, положил на постель. В палатке пахло пылью и кожей. Поддавшись порыву верного чувства, Дийсан запела о чистом диком просторе, о свободе без конца и края, о ярком солнце и синем небе, какого она никогда не видела. Бард переняла прекрасную песню от старого учителя. Она ей очень понравилась.
Айрик слушал мотив, затаив дыхание.
"Я люблю великий простор и глубокое небо, люблю жизнь человека, пусть она слишком недолговечна. Но для Дий она будет длинной. Её удивительный голос останется в памяти людей. А я буду жить огнём её сердца, именно он освещает мой путь!"
В темноте принц улыбался.
Закончив петь, фаворитка положила голову ему на грудь, она слушала, как бьётся надёжное сердце.
"Оно стучит размеренно, Айрик знает, что поступает правильно, и я, как умею, поддерживаю его."
В эту ночь Дайнис спала в палатке госпожи в одиночестве, и все остальные тоже.
Утром продолжалась дорога, стремительная, неумолимая. Через три дня Дийсан с удивлением обнаружила, что устаёт от верховой езды немного меньше, чем раньше. Теперь она помогала Дайнис ставить палатку, держала колья, натягивала кожу. Пыльные, жаркие ночи с любимым стали сбывшейся мечтой - ночи в палатке, ночи на постоялых дворах. Ни отсутствие костра и песен, ни постоянный страх перед теневыми не могли сделать их менее прекрасными. Только всё замечательное рано или поздно заканчивается.
Однажды в полдень, спустя две недели пути, отряд прибыл к осаждённой крепости. Она пока держалась. Принц и его спутники ещё издалека увидели серую громаду, окружённую кольцом врагов.
- Разбиваем лагерь здесь, – возвратившись немного назад, приказал Айрик. – Вот вам карта, отыщите подземный ход в крепость. Только будьте осторожны, чтобы велерианцы не заметили ваших стараний.
Лес привлекал принца торжественной мрачностью.
"Мир деревьев вовсе не похож на серые города Велериана или светлые Алкарина, а уж тем более на трущобу. Здесь каждый человек кажется ничтожным. Когда меня не станет, когда развеется сама память обо мне, вот эти деревья всё ещё будут тянуться вверх."
Айрика удивляло, почему величие природы приносит душе не грусть, а умиротворение. Но при всей любви к лесу, он совершенно не умел в нём ходить, поэтому сидел рядом со своей палаткой, пока Ратвин Ник и другие воины искали подземный ход под стену.
"Почему так бьётся сердце, ощущая приближение борьбы? Откуда взялся холодок? Я давно не был в опасности, выходит, я по ней скучал..."
Под вечер, воины возвратились.
- Подземный ход нашёлся, – доложил друг.
- Отлично, значит, сегодня ночью мы в него и войдём. Я хочу проникнуть в крепость, чтобы поговорить с маршалом и увидеть штурм со стороны осаждённых.
Слова любимого не на шутку встревожили менестреля.
- Не надо тебе идти туда одному! Возьми в крепость нас всех! Без надёжной поддержки гибель бывает неотвратима.
Тёплая рука крепко сжала его запястье.
- Нет, туда отправимся только я и Ратвин. Это я должен увидеть войну изнутри, вам подвергать себя опасности незачем.
Сердце Айрика подсказывало, в крепости он поймёт что-то важное, чего не понимает сейчас.
- А как же я? Как же Сариан и Эрин? Мы все должны беречь тебя, а ты хочешь оказаться один на острие вражеского удара.
- А вы защитите меня своей надеждой. Если вы все будете верить в меня, я обязательно вернусь. Воины возвращаются, только когда в них верят.
"Бесстрашный! Шальной! Слишком решительный. Как мне заслонить тебя от беды? Когда ты не хочешь беречь себя."
Дийсан молчала, поняв, решение принца не изменится.
Она просто положила голову Айрика на свои колени, давая ему отдохнуть. Улыбнувшись, принц пощекотал тыльную сторону родной руки.
- Ничего, Дий, вряд ли враги предполагают с моей стороны такое безрассудное путешествие, значит, ни один до меня не доберётся.
Когда наступили сумерки, наследник престола собрался в путь.
- Для сохранения тайны поставьте мою палатку, – приказал он тем, кто оставался на стоянке. – Пусть враг думает, что я здесь и вообще будьте внимательны к мелочам.
Айрик и Ратвин отправились в крепость, не взяв с собой ничего, кроме оружия. Они старались двигаться бесшумно, принцу помогало трущобное детство, гвардейцу - детство лесное.
- Здесь.
Наконец, произнёс Ратвин почти одними губами. Никогда в жизни Айрик бы не догадался, что обычный булыжник может скрывать люк в подземный ход. Вниз по ступенькам он спускался первым, держа впереди факел. Узкий тоннель почти не отличался от тех двух, по каким Айрик двигался раньше: та же душная сырость, корни кромешная темень.
Пробираясь среди извилистых поворотов, принц боялся лишиться огня. Хорошо, есть запасной факел, никому не хочется оказаться в непроницаемом мраке.
"А моя Дий находится в таком положении всю жизнь, отлично справляясь с ним..."
"Я не страшусь мрака, потому что не видела света", – давала она единственный ответ.
Впрочем, сейчас было некогда задумываться о посторонних вещах.
Тоннель закончился, поднявшись наверх по каменным ступеням и дёрнув за кольцо, Айрик выбрался в пыльное помещение, где тут же оказался под направленным на него мечом защитника люка.
- Кто вы?
Резко спросил воин в то время, как другой клинок упёрся в грудь Ратвина.
- Я, принц Айрик Райнар. И сейчас представлю верные доказательства.
- Так покажите их.
Наследник престола стремительно вынул из-под одежды медальон, защитную реликвию рода, что дважды спасла ему жизнь. Медальон светился, переливаясь всеми цветами радуги, обдавая окружающих волнами тепла, на нём горел белый цветок на кусте кактуса.
- Простите, ваше Высочество, у нас был приказ охранять подземный ход от любого вторжения.
Воин низко поклонился.
- Я вас прощаю. Вы поступили правильно, а теперь ведите меня к маршалу Дальниру Аторму.
Как всегда усталый, маршал стоял на стене. Вокруг кипел бой. Теневые сражались с осаждёнными.
"Завтра или послезавтра истощённая крепость падёт. Пора исчезать, сея панику и отчаяние в сердцах защитников. Всем известно, его уход предвещает неминуемый конец."
Долгие годы Дальнир Аторм оборонял Алкарин, не давая ему попасть под власть теневых и чёрных, но вторжение Велериана не оставляло надежды на победу.
Невесёлые раздумья прервало появление воина, что стерёг подземный ход.
- Почему вы оставили пост?
- Господин Дальнир Аторм, прибыл его Высочество принц Айрик Райнар, он хочет немедленно встретиться с вами.
Что наследник престола решил посмотреть на войну, маршалу было известно и раньше, но вот так ночью, через тайный тоннель. Двигаясь к своему кабинету, Дальнир ощущал холодок от неизбежной встречи.
"Принц не сможет забыть, я повесил его. Как сложится наш разговор? Затаил ли он ненависть ко мне?"
Маршал прекрасно помнил дерзкие глаза нищего юноши, что ждал казни в темнице. Они отказались сдаться его милосердию.
"Как неистребимая ненависть способна обратиться в преданность?"
- Дальнир, у Айрика Райнара чистое отзывчивое сердце. Он крепко привязывается к тем, кто дарит ему тепло. Он ненавидел Алкарин, раз так его учили. Другой жизни он не знал. Когда принц во всём разобрался, ненависть прошла, – говорила однажды Сариан.
"Наверно, Сари права. Она понимает людей лучше, чем я. И всё-таки мне не верится во внезапные перемены."
Размышление прервало появление самого наследника престола.
- Здравствуйте, маршал!
Сказал он просто.
Но Дальнир понял, нищий юноша исчез, перед ним стоял принц: одежда, осанка и взгляд твёрдый, но без коварства. Дальниру показалось, Айрик перед ним совершенно открыт.
- Маршал, я хочу сказать всё сразу, и навсегда. Я помню, как вы старались спасти мне жизнь. В темнице вы предложили помощь от чистого сердца, я сам тогда от неё отказался. Вы и тюремщики, что готовили меня к казни, были первыми людьми, которые пожалели мою жизнь. Жизнь нищего наёмника – врага, ненавидевшего вас всем сердцем. Алкарин проявил милосердие, хотя не мог меня не казнить. Страна, где есть такие люди, заслуживает искренней преданности, я принял её всем сердцем!
Глаза принца честные, маршал ему поверил, тогда в темнице Айрик Райнар был таким же прямым. Поняв, что должен исполнить, Дальнир опустился на колени перед наследником престола.
- Ваше Высочество, клянусь вам служить до последней капли крови! С этой минуты моя преданность отдана только вам! Как когда-то принадлежала вашему отцу.
Айрик возложил руку на голову воина.
- Я принимаю вашу клятву! Обещаю, что не подведу вас и Алкарин! Верность такого достойного человека, как вы, для меня бесценна!
Когда Дальнир Аторм поднялся, они присели в кресла друг напротив друга.
- Завтра я хочу пойти вместе с вами на стену. Я знаю насколько эта крепость важна, хорошо изучив военные карты. Если защита падёт, врагу откроются три дороги вглубь нашей страны.
- Но увы, ваше Высочество, мы не сможем её удержать. Так не лучше ли вам увидеть битву с высокого холма в отдалении? Вы - единственный наследник престола.
- Теперь уже нет, моя жена ожидает ребёнка. Стоя далеко от сражения, я не пойму чего-то важного, что можно узнать только в битве, а значит не смогу хорошо защитить королевство.
- Тогда, ваше Высочество, не смею вас отговаривать. Что я могу сделать для вас сейчас?
- Вы можете обеспечить мне постель, любую и самую простую еду. Я не забыл, что такое быть нищим.
Воины улыбнулись.
"Кажется, мы с сыном Амрала друг друга поняли!"
Маршал, как мог, позаботился о принце. Высокий воин проводил его в комнату с походной постелью. Туда принесли и еду. Несмотря на усталость, потоком накатили воспоминания. Вот его ведут на казнь, вот на шее затянулась петля.
Айрик отдал бы многое, чтобы вспомнить секунды, когда он лишился жизни. Только человеческая память не может увести за грань.
Принц не забыл одно: возвратившись обратно, он не испытал радости. В первые минуты жизнь не была желанной. Радость пришла поздней: с улыбкой и песней Дийсан, первой прочитанной книгой, ударом меча и молота по наковальне. Та целительница, Тинэль Калфер, сделала невозможное, отдала за него жизнь.
"Почему она так поступила?"
Безответный вопрос приходил в ночные часы. Принц видел портрет Тинэль, кисти леди Сариан. Голубоглазая, светловолосая женщина с удивительно доброй улыбкой. За короткую жизнь она спасла немало людей. Он оказался последним.
- Иногда так бывает, - однажды объясняла Дармелина Гирт. – Целитель может срастить своим даром смертельное повреждение, если очень захочет спасти человека. Я думаю, Алар Тинэль позвал твой собственный свет. Конечно, сила порой иссякает до срока, обычно, когда умерший очень стар, или если долгие годы он был ленив, не стремился себя растрачивать. Тогда после смерти, вокруг остаётся одна пустота. Но когда гибель пришла внезапно, особенно от ранения или казни, над телом погибшего кружит нерастраченная Алар, она не успела иссякнуть. Взгляните сюда, ваше высочество.
Целительница показала изображение человека, оплетённого неповторимым узором серебряных линий. Он был прекрасен, дышал гармонией, удивительный, сложный.
- Так видится нам обладатель дара. Свет движется в теле, как кровь по незримым сосудам. Они составляют чёткие переплетения. Иначе сила не умела бы собираться, направляться единым потоком в пальцы и инструмент. А теперь посмотрите на это.
Второй рисунок был неприятен. Сосуды Аларъян стали шире, но тоньше, словно светясь болезненным алым светом. То слишком тусклые, то очень яркие они пугали нарушенной целостностью, вокруг фигуры клубился лёгкий туман, того же серебряного оттенка, что линии первого изображения.
- Он что, очень болен?
- Этот человек умирает. Ему остаётся жить не больше нескольких часов. Сосуды для силы расширились. Став проницаемыми, они выпускают наружу частицы дара, готовятся к неизбежному уходу его обладателя. Конец придёт постепенно. Когда гибель стремительна, свет исчезает разом, потому он задерживается возле мёртвого тела на некоторое время. Так случилось и после вашей казни. Вероятно, тепло нерастраченного огня привлекло сердце Тинэль. Отчего-то она пожалела вас настолько, что вернула жизнь, срастив безвозвратно разрушенное, ценой собственной смерти.
В память принца надолго врезались оба рисунка.
" Странно понимать, что внутри я опутан множеством нитей, пусть сам их не вижу. Чем мог затронуть другую душу мой свет? Стоил ли я судьбы отданной за меня?! Боюсь, мне никогда не узнать об этом..."
***
А Вилент Калфер был абсолютно уверен, наследник престола жертвы не заслужил. Его светлая добрая Тинэль ушла внезапно, не успев с ним проститься, не оставив после себя ничего, кроме памяти и боли. Как же Вилент ненавидел принца за гибель жены!
"Никогда он не испечёт для неё торт своей мечты, после войны ему больше незачем возвращаться домой, только смерть почему-то за ним не спешит. Отчего меч гонит её прочь? Враг лишает жизни других, достойных надежды и радости."
Часто втайне от маршала, воин надирался крепкой настойки, которую носил с собой во фляжке на поясе. Это сам Вилент думал, что пьёт тайком. Если бы не верная рука, какая ещё не тряслась, пьяницу давно бы выгнали из свиты воинов, приближённых к маршалу, но пока он продолжал хорошо сражаться, Дальнир его прощал.
В полупьяном тумане теневые казались совсем не страшными. Откуда-то бралась бесшабашная смелость, боль и ненависть ослабляли жестокую хватку, чтобы утром обрушиться с прежней силой. Замкнутый круг: настойка, мнимая лёгкость, боль, снова настойка.
Замерев на стене в предрассветный час, пекарь почувствовал себя слабым. Хмель прошёл.
Ранним утром Тойя Дакрин, как всегда позаботилась о завтраке для протрезвевшего воина.
Он последний живой из тех Аларъян, которые много лет назад покинули родной городок, чтобы служить королевству. Воительница никогда не любила его, и мог ли Вилент понравиться ей, Тойя и не знала.
Бесшабашный, трусливый Дарг Финсон заморозил преданное сердце. Много лет последние слова, брошенные воительнице, выжигали память страшным огнём. Дальше погибла Тален, после Тинэль.
"Она сама - некрасивое, никому не нужное создание, осталась жить. Точить ножи и методично кромсать врагов мечом - вот два главных её умения."
- Почему не ты?
Много раз кричал в пьяном угаре Вилент.
- Поверишь, я тоже не знаю, отчего так вышло, – горько отвечала та.
С утра чувствуя себя беззащитным, воин с благодарностью принимал из рук Тойи отвар и холодный компресс. Воительница никогда его не утешала, казалось, она не умеет говорить ласковых слов, но она и ни разу не вышла из себя. Тойя просто ворчала.
- Давай, пьяница несчастный. Снова вчера нализался, и где только ты её находишь?
Воительница помешивала отвар.
– Бери питьё, пусть ты его и не заслужил. Может, сегодня тебя проткнут, наконец, мечом, тогда прекратятся мои мучения.
- Да уж поскорей бы, – с надеждой отозвался Вилент. – Мои страдания тогда тоже уйдут.
- Ты мне это брось. Ты доживёшь до победы, как миленький, или до самого поражения дотянешь, тут уж, как судьба решит.
Постепенно помятый пекарь достаточно пришёл в себя, чтобы начать новый день. В сражении Тойя прикрывала ему спину, оба они защищали маршала. Сегодня вместе с ними на стене стоял принц Айрик.
- Берегите его больше вашей и моей жизни, – приказал Дальнир Аторм.
- Пронзить бы его спину мечом, или метнуть нож, – в мрачной ненависти мечтал Вилент. – Вот принц стоит доверчивый, совсем незащищённый. Я очень легко могу его убить.
Только воин понимал, что никогда не осуществит страшное желание.
" Ненавистный, недостойный Айрик Райнар всё равно остаётся моим принцем, будущим королём Алкарина. Ему положено повиноваться. Другого правителя у страны нет."
Хорошо, сам наследник престола не догадывался о холодных глазах, что с ненавистью его сверлили. Принц стоял на стене с мечом. В рукавах притаились ножи, он сам их и выковал. Такие лезвия он отлично метал в трущобные годы.
Вставало солнце. Для своего последнего часа крепость приготовила огромные камни, котлы с кипящим маслом. Да только бросать снаряды и лить кипяток было некому. Большая часть осадных машин замерла без движения, лишившись надёжных рук воинов. Едва солнце поднялось из-за горизонта, велерианцы пошли на штурм. Они лезли на стену именно там, где молчали машины. Осаждённые старались заполнить пустоту, но время было упущено. Вместе с другими Айрик защищал ворота. Таран бил в них с размеренной неотвратимостью. Алкаринцы осыпали врагов, укрывшихся под навесом, камнями и стрелами. Принц метал камни без передышки, так быстро, как мог. Погибающие под жестоким градом велерианцы в бессилии отступили от ворот. Отошли они и от стен, отброшенные упорством защитников. Но число их ещё уменьшилось. Все люди устали. Наследник престола видел серые лица.
Вечером, когда воинам требовался долгожданный отдых, на крепость обрушились теневые на чёрных птицах. Защитники, что не имели Алар, били их горящими ветками, на миг отводя угрозу. Ещё лучше подтолкнуть призрачного врага к костру, где ему будет больно. Но убить теневых могли только единицы обладателей силы. Принц рубил призрачных людей ослепительно белым мечом. Движение то вперёд, то назад, отвести клинок врага, самому нанести удар. Он будто попал в нескончаемую карусель, что сам и вращал. Гибельное кружение не оставляет мысли об отдыхе, не думается вообще ни о чём. А в окованные железом ворота снова бьёт таран. Велерианцы вновь пошли на штурм, теперь под прикрытием теневых. Каждый воин понимает: скоро ворота рухнут. Осаждённые не способны остановить врагов, взбирающихся на стены по лестницам. Велерианцы тушат костры. Шаг за шагом защитники крепости отступают. Айрик отходит с ними, сначала во двор, дальше в замок.
"Пора бежать, пора в подземный ход, иначе - неминуемая смерть, но как же хочется остаться! Разделить с другими жестокую боль, последний позор."
Маршал, наследник престола и уцелевшие Аларъян покидали замок. Простые воины добровольцы остались прикрывать отступление. Трусливо, неправильно, но по-другому нельзя. Это понимают те, кто уходит, и те, кто остался. Руки принца сжались в кулаки от бессильной ярости.
"Ведь мы отбили атаку людей! Нападение теневых – словно нож, который ударил в спину, когда кажется, воры успели уйти от погони стражников. Такое же обидное чувство. Одно мы можем сделать, каждый воин должен получить от Дийсан клинок, заряженный силой. Мы объедем все крепости, зарядим все чаши. Зато я узнал, что хотел. Какое ничтожное утешение!
Подземный ход закончился, но лесной простор не принёс в сердце радости.
Над землёй плыла ночь. К лагерю приближались в молчании. За спиной защитники крепости доживали последние минуты, теневые и велерианцы добивали уцелевших, занимали замок.
Айрику казалось, в ночной тишине слышатся предсмертные крики людей. Когда подошли к лагерю, воины разразились радостными приветствиями.
Услышав их, из палатки выбежала Дийсан.
- Мой Айрик вернулся! Где же он? Отведи меня к нему, – приказала госпожа Дайнис. Руки любимой трогали принца, словно проверяя, точно ли он целый и невредимый.
- Вот видишь, Дий, я пришёл, я же тебе обещал.
- Айрик, война никого не слушает, а ты осторожность не принимаешь.
- Зато таких, как я, любит сама судьба. Смерть не станет подкрадываться ко мне исподтишка, раз я от неё не прячусь. Она будет ждать меня долго.
- Я выпрошу у судьбы твою жизнь, когда смерть придёт за тобой! Я спою ей, и она отступит на время.
Обнявшись, влюблённыене замечали никого вокруг. Они не услышали, как Сариан и Эрин налетели на маршала.
- Папа! Дальнир!
Восклицали они, обнимая сурового воина. Он никак не мог отстраниться от женских рук.
- Я же такой пыльный и усталый.
- Ничего, ты нам дорог любой!
Заявила дочь.
- Я так долго тебя не видела!
Подтвердила жена.
Глядя на счастливые пары, Вилент Калфер понял, вечером он жестоко напьётся.
"Как я их ненавижу! Моя Тинэль точно так же встречала меня после сражения! Она погибла по их вине, отдав жизнь за Айрика Райнара, что горячо обнимает свою ненаглядную. Так почему они счастливы рядом друг с другом?! Зачем остался на свете я?!"
Хотелось, чтобы настойка обожгла пересохшее горло, а дальше спать, как можно дольше, а лучше всего умереть прямо сейчас.
Когда объятья сошли на нет, Маршал решил, лагерь, разбитый в чаще, нужно оставить.
Сегодня враг будет обустраиваться в крепости, и обязательно вышлет вперёд дозорных, нет глаз зорче, чем глаза теневого.
В полной темноте углубились в лес, огня не зажигали, коней вели в поводу, сами выбирая для них дорогу.
Дальнир Аторм и Ратвин Ник шли впереди, за ними двигался принц и остальные воины.
Дийсан и Дайнис следовали в середине отряда, женщины вдвоём держали повод Тау, такое передвижение приносило барду сплошные трудности. Телохранительница вела лошадь среди деревьев, не давая ей оступиться или шарахнуться от теней и странных звуков. Госпоже оставалось следовать за ними, приноравливаясь к лошадиному шагу, наступая на ветви, проваливаясь в ямки.
Менестрель молча корила себя за самоуверенность:
"Ты сама решила равняться со здоровыми, теперь получай все невзгоды войны. Ну да ладно, когда отряд остановится, у тебя появится время для отдыха".
Наступил рассвет, но отряд продолжал движение. Через час Дальнир Аторм предложил выбираться на дорогу, теперь воины, что имели лошадей, могли на них сесть. Движение верхом не принесло Дийсан желанного облегчения, под ровный стук копыт и потряхивание лошадиного крупа она постоянно засыпала.
Едва воспринимая команды Дайнис, наездница отчаянно боролась с дрёмой, только покладистый нрав и сообразительность Тау сегодня спасли женщин от падения и удара.
В сумерках, когда решили разбить лагерь, усталость чувствовали все. Едва поставив палатки и подкрепившись вяленым мясом, воины попадали спать.
Над лесом взошла луна.
Люди отдыхали, бодрствовали только те, кому выпало стоять в дозоре, но как только наступил новый день, лагерь зашевелился. Проснулся принц Айрик. Он чувствовал себя отдохнувшим. Долго потягивалась в палатке Дийсан. Она ощущала странную разбитость во всём теле. Ночной сон не возвратил силы, наоборот, менестрелю казалось, усталость ещё увеличилась.
Жёсткий кусок отказывался проваливаться в желудок, едва его проглотив, бард помчалась вон из лагеря, сбивая всё на своём пути, пока её не подхватила Дайнис. В ближайших кустах менестрель без сожаления рассталась с завтраком.
- Что с тобой? Ты не заболела? Ты просто на себя не похожа, – тревожно спросил принц, как только женщины возвратились обратно.
- Со мной всё в порядке, ничего страшного. Наверное, вчера слишком устала, да и походная еда решила со мной поспорить.
Дийсан чуть улыбнулась.
Она взобралась на лошадь, борясь с усталостью. Несколько часов наездница правила Тау, точно марионетка на ниточке приказов Дайнис, находясь в полусне.
В какой-то миг, утратив связь с окружающим миром, менестрель начала заваливаться на бок. Телохранительница едва успела задержать неминуемое падение.
Увидев, как служанка помогает госпоже остаться в седле, Сариан с Эрин, остановились.
- Кажется, она ждёт ребёнка, – как гром среди ясного неба раздался на весь отряд голос жены маршала.
Она сделала вывод, сопоставив вместе всё виденное с самого утра. Конечно, воительница не ждала, что слова прозвучат в полнейшей тишине. Да и был ли смысл скрывать то, чего никак не удастся спрятать?
"Ни одна целительница и знахарка не станет травить плод принца, не решится подвергать смертельной опасности его единственную фаворитку. Лучше из осторожности носить голову на плечах, чем лишиться её из сочувствия к нелёгкой доле любовницы, что рожает бастарда."
У самой Дийсан, внезапное открытие вызвало приступ паники.
"Создатель, я же пила нужные травы!"
Почти вслух воскликнула бард. Она не хотела ребёнка, слишком хорошо зная, что значит быть бастардом.
"Незаконного малыша ожидают вечные придирки, ненависть Цаони. Кто позаботится о ребёнке, если она умрёт при родах? Кто будет его любить? И защитит от невзгод?
Айрик, конечно, решительный и твёрдый, он не такой, каким был её отец, но сколько дел лежит на плечах принца, где ему найти время для бастарда? Любовница не должна быть матерью, а она отчего-то ею станет!"
- Дий, вставай, ты поедешь со мной.
Прервал сомнения голос Айрика. Поняв, в отряде произошло неладное, он повернул назад, чтобы выяснить причину задержки. Услышав Сариан, принц принял мгновенное решение.
Взяв фаворитку за руку, он помог ей спуститься с лошади.
– Дайнис, ты поскачешь с Ратвином или Эрин, сама выбери с кем.
приказал Айрик, вспомнив неумение служанки ездить верхом.
Ратвин, дай мне ремень, я привяжу Дий к себе.
Посадив менестреля впереди, принц крепко притянул её ремнём.
- Теперь мы упадём только вместе, – прошептал он ей на ухо.
Бард молчала, не зная что отвечать.
Прислонившись к груди Айрика, чувствуя по бокам надёжные руки, она, успокоившись, задремала. А принц предавался невесёлым мыслям.
"Придётся возвращаться обратно. Только нищенки носят детей абы-как, и рожают в грязи на соломе. Женщинам благородной крови для появления на свет здорового младенца требуется хороший уход."
Вспомнив, как носит малыша Цаони, Айрик поддался глухой досаде.
- Вот и ещё одна проблема, как успокоить принцессу, а тут Алкарин проигрывает войну, не ко времени этот ребёнок, совсем не ко времени. А разве незаконный малыш приходит на свет в подходящий час?"
Тревоги не оставляли наследника престола до самого вечера. Когда пришла пора разбивать лагерь, он осторожно развязал ремень и помог фаворитке спешиться.
- Как сильно он её любит, – подумали Сариан и Дальнир, глядя на принца.
- Дайте Дийсан моё походное одеяло. Она будет сидеть на нём, пока мы поставим палатки и раздадим ужин, – приказал он воинам, следившим за снаряжением.
Уютно устроившись на одеяле, бард почувствовала себя отдохнувшей, только аппетит так и не возвратился. Вспоминая о вяленом мясе, желудок протестовал, но чтобы поддержать себя и ребёнка, менестрель героически с ним справилась.
- Пора в палатку, тебе надо отдыхать.
Айрик повёл любимую под полог, когда та поужинала.
- Дий, ты спи, а я пойду, поговорю с маршалом, завтра мы повернём во дворец.
- Нет, мы не должны возвращаться назад. Малыш походу не помешает. Есть знахарки, и хорошие травы. Они помогут избавиться от плода, я вытравлю ребёнка, обещаю тебе!
- Не вздумай! Ни в коем случае так не поступай! Дий, от этого часто умирают. Пусть наш малыш родится, я признаю его своим. И может, даже научусь любить. Я сумею защитить его и тебя.
Принц судорожно схватил менестреля за руки. Подчинившись вечному зову сердца, заглянул в большие глаза, пусть они не могли ответить.
- Хорошо, я послушаюсь тебя, но мы всё равно не станем поворачивать обратно. Я дам Алар каждой крепости, и пусть будет то, что будет.
- Тогда наш поход продолжится, раз ты сама на это решилась. Если бы не необходимость, я бы отдал приказ о возвращении, только выбора у нас нет. Без Алар в каменных чашах страна погибнет.
Вздохнув, принц устроился рядом с Дийсан. Положив голову ему на грудь она спокойно заснула.
"Странно, ещё недавно в Дий не было ребёнка, а вот теперь он есть, и заставляет заботиться о себе ещё до рождения. Спи, хорошая. Я сумею всё разрешить! Верю, тебе не придётся страдать."
На утро снова была дорога. Дийсан ехала, крепко привязанная к принцу. Она то проваливалась в сон, то просыпалась и крепилась изо всех сил.
Тряский ход лошади, невкусная еда, ночёвки то в палатках, то на постоялых дворах. Менестрель переносила трудности нелегко, но не сдавалась.
"Нужно двигаться дальше. Крепости ждут клинков, что поразят теневых."
Именно замки давали отдых. В них вкусно кормили, постели были мягкими, ванна с горячей водой оказывалась верхом блаженства.
И в каждой крепости Дийсан звала каменная чаша, она точно пела только для неё. Подчинившись звучанию горячего напева, бард тоже начинала петь без слов, кружилась в такт сильной мелодии, что свободно лилась на простор. Жар сердца и тела менестреля переходил в каменный сосуд, и то, что он наполнялся Алар, заставляло её отдаваться чудесной радости, восторгу от жизни мира.
Так и продолжалось, Аларъян отдыхала, дарила частицу света каменной чаше и снова уезжала. А после четвёртой крепости глухой ночью на отряд принца Айрика напали теневые. Вирангат и Велериан не могли стерпеть того, что Алкарин готовит на них оружие.
- Найдите и убейте их! – приказал Дивенгарт нескольким чёрным и полчищу призрачных людей.
Дозорные оповестили лагерь вовремя. Едва открыв глаза, воины взялись за мечи. Айрик крепко сжал рукоять клинка, ножи тоже были с ним.
- Я с тобой, я чувствую тени врагов, - прошептала Дийсан, поднявшись. Беременность на удивление обострила её Алар, Менестрель ощущала по всему лагерю комки тепла и холода, это Аларъян, и теневые, и Аранъяр. Жаль, обладателей дара гораздо меньше, чем ледяных тварей.
- Нет, оставайся внутри. Я знаю, они пришли за тобой.
Принц встал с мечом возле полога палатки.
Вокруг него собрались все: Дайнис, Дальнир Аторм, Сариан, Ратвин Ник, Тойя Дакрин и даже Эрин, пусть ей было ещё рано сражаться. Только Вилент Калфер храпел где-то пьяный.
Теневые и чёрные, спустившись вниз, стремились взять людей в кольцо. Но стены палатки с частицей Алар оставались для них неприступными.
- Она за пологом!
Шипели глухие голоса. - Она там, достать её!
- Я застану рассвет живым, чтобы враги не коснулись Дий.
Айрик принял на клинок высокого чёрного, гибкого словно змея. Вместе с другом сражался Ратвин. Он рубил теневых тяжёлым мечом, как дровосек рубит крепкое дерево. Гвардеец был спокоен.
"Всё правильно. Я на своём месте. Если я сегодня погибну, то просто с честью пойду на костёр. Но пусть Создатель даст мне попасть под клинок, что судьба предназначила для принца Айрика."
Рядом с Ратвином сражались Сариан и Дальнир Аторм, двигаясь, как единое целое. Справа от них билась Тойя Дакрин, она убивала врагов с неизменной упорной размеренностью.
"Сражаться, всё равно, как точить ножи: движение, движение, ещё движение."
Возле жестокой воительницы ликовала Дайнис, с заряжённым госпожой мечом.
"Вот оно счастье! Долгожданная месть! За родителей! За сестёр и брата! За то, что разучилась любить!"
Почти рука об руку с Дайнис впервые в жизни сражалась Эрин.
"Вот сейчас я направлю Алар в меч, пусть сталь станет живой в пряном запахе леса. Я сама сильный зверь, Вместо когтей у меня острый клинок, такой же смертоносный для врагов, как лапы волчицы. Мамочка! Чёрный! Он двигается ко мне!"
Девушке стало страшно.
"Сделать всё, как учил отец и мастера над оружием: ударить, уйти, подставить щит, снова ударить."
Внезапно бок обожгла боль, по телу разлился холод, Эрин упала на землю. Чьи-то руки, подхватив её, отнесли в палатку. Бой продолжался, отчаяние придавало мужества, оно позволило победить.
Как не много было теневых, но после гибели чёрных, после того, как их число изрядно уменьшилось, они отступили и улетели, огласив окрестности тоскливым воем. Враги оставили воинам принца двадцать погибших и тяжело раненую дочь маршала. Как раз половину отряда. Вместо радости живые чувствовали усталость: потери слишком большие, в палатке лежит тяжело раненая Эрин, самая молодая, та, кто вообще не должна сражаться. Но когда до твоего совершеннолетия осталось несколько месяцев, не вступить в борьбу является трусостью.
Наложенная повязка помогала слабо. Девушку поразил чёрный клинок, что хуже мечей теневых.
Сариан и Дальнир, как родители, Ратвин, Айрик и Дийсан находились рядом с раненой. По странной случайности её принесли в палатку, где беспробудным сном спал Вилент Калфер. Проснувшись, он сначала не понял, что произошло, а когда узнал, что проспал жестокую схватку, то пришёл в ужас.
- Да, на нас напали теневые, пока ты тут нежился. Они оставили в отряде половину воинов, а вот она – дочь маршала сразилась с чёрным. Но тебе было всё равно, ещё бы, жалеть себя, оно намного проще. На месте маршала я бы тебя казнила, – сурово бранилась Тойя, каждое слово попадало в цель.
- У него ещё есть шанс меня наказать, – еле слышно пробормотал пекарь, жалея трещащую голову. Руки дрожали, во рту пересохло, но сильней всего болело сердце.
"Он, Вилент Калфер, пропил нападение. Лицо юной девушки, дочери маршала, было ему немым укором. Нет, пусть он, наконец, испытает мою боль, пусть узнает, что значит, потерять самое дорогое на свете. Но почему так муторно на душе?"
Воин увидел, маршал медленно подходит к нему.
- Прогоните меня прочь или казните!
Став на одно колено, пекарь низко склонил голову.
– Я достоин презрения!
- Сегодня я тебя прощаю, но это первый и последний раз. Я милую тебя ради памяти твоего отца и Тинэль, но помни, теперь ты навлёк на себя бесчестье.
- Я знаю, что навлёк его на себя.
Повинная голова опустилась ещё ниже.
"Выпить бы сейчас, но мешают колючие глаза Тойи и бледное лицо Эрин Аторм."
Медленно, почти нехотя, пьяница, встав с колен, вышел из палатки. Дальнир в ней задержался, чтобы взглянуть на дочь, только она отца не видела.
Эрин плыла в странной темноте. Долетавшие словно издалека голоса, слились в смутный гул, девушка не понимала, что ранена. Во мгле не было боли и страха, существовал только сплошной холод. Он заполнил собой каждую частицу тела. Даже то, что ледяная мгла означала смерть, не казалось страшным. Невнятный шёпот звал раненую вдаль, стараясь увести от гула голосов, от слабого тепла, тлеющего вокруг, и в ней самой. Только что-то упорное, самое глубинное, сопротивлялось чёрному шелесту, мечтая вырваться из мрака к дневному свету. Ощущая чутьё зверей, Эрин продолжала жить.
Девушка не чувствовала, как мать не отпускает её руку, стараясь задержать её на земле. Сердце Сариан рвалось из груди, стремясь пойти за дочерью, в тот страшный мир, где она сейчас находится.
Раненая не слышала, как Айрик и Дальнир осторожно привязывали её к лошади, каждую секунду боясь, что дыхание прекратится.
- Мы поедем в ближайший город, где обязательно найдём целителей Аларъян. Эрин будет жить! По крайней мере, мы сделаем для этого всё возможное, - утешал принц страдающего отца.
Маршал старался ему поверить. Он смотрел, но не видел, как несколько воинов складывали погребальный костёр для погибших. Весь мир, как будто оставался за гранью зрения маршала. Чувства словно бы замерли. Даже за дочь ему не было больно. Сам понимая, бесчувствие совершенно неправильно, маршал не мог ничего изменить.
Сев на лошадь, точно деревянная кукла, пришпорив коня, он помчался за принцем.
Позади Айрика была привязана Дийсан. Ей хотелось исчезнуть.
"Пусть меня не станет! И ветер развеет мой прах по миру! Только бы не помнить, что за меня, калеку, в ночи умирали сильные, здоровые воины."
Дым костра заполнял ноздри менестреля, жестоко жёг горло. Даже когда лошадь умчалась далеко, бард ощущала горький погребальный дым. Казалось, он проник ей в самое сердце.
"Погибшие поднимаются ввысь со страшным треском, а я еду вперёд! Они защитили меня, для них всё закончилось. Айрик! Ты никогда не полетишь ввысь в прощальном огне! Я не знаю, как можно жить без тебя! Эрин, ты не поднимешься в нём тоже! Ты со мной подружилась, меня поддерживала, ты должна жить!"
Шепча молитву, Дийсан не знала, как материнское сердце Сариан могло бы её разделить.
"Создатель, пожалуйста, не отнимай у нас Эрин! Я ничего ради неё не пожалею! Дай нам спасти дочку. Дай её защитить. Возьми мою жизнь взамен, если это потребуется. Не допусти, чтобы вместо нас погибали дети."
Простая, понятная Эрин никогда не доставляла хлопот. Беззащитный, замкнутый Альгер казался намного дороже, мать всегда за него боялась. Но сейчас воительница поняла, она любит дочь ничуть не меньше, чем сына, таким огромным оказался ужас перед тяжёлой раной и возможной жестокой потерей.
Когда солнце поднялось высоко, принц и его отряд въехали в город. Несколько встреченных жителей подсказали, где можно найти его лучшего целителя.
Хорошо, у него имелась Алар, удача оказалась на стороне раненой.
Высокий, седовласый старик намного пережил своих жену и детей. Только внуки и правнуки радовали его взор. Городок и вся округа знали, он прискачет на лошади в любой дождь, град и метель.
Стоя на резном крыльце, целитель любовался огромными жёлтыми цветами. Их очень любила его жена.
Тереза, рыжая, круглолицая, имела нрав жаркого огня или котла, с вечно срывающейся крышкой. Если она слетела, паром непременно обдаст всех вокруг. От огненной женщины доставалось и мужу, и детям, но не было человека добрей и веселей её.
Целитель любил жену без памяти. Терезе было около пятидесяти лет, когда муж заметил шарик в её желудке. Постоянно разрастаясь, он отнимал все силы больной. Кларк, так звали целителя, беспомощно наблюдал, как она угасала, страдая от невыносимой боли.
- Дай мне хорошее средство, чтобы я заснула и не проснулась, - попросила однажды жена.
- Создатель нас не простит, - отказался Кларк. Он был глубоко верующим человеком, старательно соблюдал законы Творца.
- Рано или поздно твои страдания на земле закончатся, а в великом свете нас ожидает покой.
- Я тебя ненавижу! И попрошу кого-нибудь другого, пошлю твоего ученика с запиской к аптекарю, или доползу куда-нибудь и повешусь, если только силы достанет...
После нескольких дней просьб и стонов муж сдался. Смешав сильнодействующее снадобье, он принёс его Терезе.
- Вот, я составил яд. И сам дам его тебе, потому что хочу разделить твою участь во тьме. Решай сейчас, примешь ты средство или нет.
До последней минуты Кларк надеялся, жена не станет себя убивать.
- Ты не понимаешь страшных страданий, раз говоришь мне так. Создатель несправедлив, если заставляет человека терпеть невыносимую боль. Я верю, он меня простит, и не позволит тебе платить за совершённый грех, ты жёсткий человек, но за это я тебя и любила.
Целитель держал стакан, наклонившись к нему, жена решительно выпила содержимое. Улыбнувшись в последний раз, она умерла.
Кларк остался жить в ожидании встречи с Терезой за гранью смерти.
"Зачем она так долго страдает во тьме одна?" -
Вызывал тяжёлый вопрос взгляд на цветы.
Когда на Алкарин напали теневые, Кларк ушёл на войну сам, не став дожидаться призыва, что мог его миновать. Несколько лет старый целитель обучал других Аларъян своему мастерству, пока не получил разрешение вернуться на покой.
Сейчас огромные жёлтые соцветия наполняли сердце старика странным светом.
"Ничего, подожди немного, скоро я к тебе приду. Срок даже самой долгой жизни когда-нибудь завершается. Моя жизнь оказалась удивительно длинной."
Кларк чувствовал, как крутит суставы, и гнётся вниз спина.
"Верный признак прихода старости, а значит, приближения смерти."
Раздумья прервал отчаянный звон колокольчика на воротах. Звонили несколько мужчин и женщин, запылённые, усталые. К одной из лошадей привязана раненая девушка.
- Это вы здесь целитель Аларъян?
Спросил высокий, черноволосый мужчина. За его спиной ехала молодая женщина со странным взглядом. Кларку казалось, её глаза не умеют смотреть.
- Да, я обладаю силой Алар.
- Тогда мы прибыли туда, куда нужно, - продолжил принц Айрик. - Это дочь маршала Алкарина Эрин Аторм, она ранена чёрным клинком. Мы просим немедленно ей помочь.
Девушку осторожно внесли в дом.
Когда, вслед за подругой на звук шагов двинулась зеленоглазая женщина, целитель понял, она правда слепа.
- Вы принц Айрик?
Спросил он высокого мужчину, разматывая повязку на боку Эрин.
- Да, я принц Айрик. Это Дийсан Дарнфельд - фрейлина королевы и Аларъян, которая умеет пробуждать чаши силы. Сюда прибыли те, кто вместе со мной отправился в военный поход. Все достойные воины.
Близкие собрались у постели раненой. Напряжённые лица скрывали тревогу, но в глазах теплилась надежда.
- Она будет жить?
Наконец, решился спросить маршал. - Лучше знать страшное сразу, быстрая смерть предпочтительней пытки.
- Я не знаю. Рана глубока. Её нанёс чёрный клинок. Удивительно, что девушка до сих пор не погибла. У вашей дочери очень сильная воля. Повязку я сменил. Сейчас начнётся самое главное.
Приготовив целебный отвар, старик направил в него яркий луч Алар. Он был такой сильный, что Дийсан, не сосредотачиваясь, ощутила густое тепло. От неожиданности она даже вздрогнула.
Только Эрин не чувствовала живого луча, смутный гул разговора становился совсем отдалённым. Шёпот бархатной тьмы звал к забвению, покою, где закончится боль.
"Даже холод исчезнет. Это самое верное, так всё завершается. Так зачем сопротивляться?"
Чёрный голос говорил правду без слов, Эрин соглашалась. Глубинное чувство замолчало, подавленное смирением.
- Я иду вниз! Отчаянно крикнул разум.
Но вдруг замёрзшее тело пронзила боль. Это луч целительной Алар коснулся девушки. Эрин увидела свет, такой ослепительный, невыносимый.
- Не надо огня! Не хочу его!
взмолилась душа. - Бархатный шёпот лучше, он успокоит, он знает всё, что нужно.
Но глубинная часть существа стремительно ожила, она ликовала, тянулась к теплу, принимая его, как необходимый для жизни воздух. Свет переставал быть болезненным, становился родным, горячим, дарящим жизнь, бархатный шёпот холодным и страшным.
- Мне ещё рано останавливаться, - решило сердце. - Я ещё так недолго стучало, - приняв в себя свет, Эрин открыла глаза.
Очнувшись, она ощутила острую боль в боку и сильный озноб.
- Почему мне так холодно?
Прошептала Эрин, с трудом узнав близких. Пришли тоска и страх смерти. - Мама, папа, пожалуйста, не оставляйте меня одну! – голос звучал беззащитно.
- Конечно, мы никуда не уйдём, - ответила Сариан, сжав ладонь дочери. Материнские руки такие тёплые, глаза надёжные и спокойные.
- Мама, я знаю, ты мне поможешь. Но вы тоже останьтесь рядом! Вы мне нужны!
Эрин узнала Айрика и Дийсан.
- Конечно же, мы останемся! Мы никуда тебя не отпустим! Я ещё Раи твою ни разу не подковал. Так что когда вернёмся во дворец, скакать ей с моими подковами, пусть даже немного кривыми и ненадёжными, но для парадной скачки и недоделанная работа всегда за отличную сходит, - принц слегка улыбнулся.
Раненая чуть улыбнулась в ответ.
Силы девушки истощились, она начала проваливаться в туман.
Положив руку на плечо подруги, Дийсан осторожно его погладила.
- Эри, ты у меня самая отважная, моя прекрасная дочь, - произнёс отец без обычной суровости.
- Они-то тебя не бросят, главное, ты сама держись, - убеждал старый целитель, поднося к губам Эрин кружку с отваром. - Вот выпей это, и тебе станет легче.
Раненая пила горячую жидкость мелкими глотками. Ей стало теплей, тоска отступила вдаль, к боли в боку.
- Теперь я знаю, ты будешь жить, - произнёс целитель. По лбу старика катился пот, лицо побледнело. Слова Кларка встретил общий вздох облегчения.
- Спи, девочка, спи без сновидений, хорошие травы помогут тебе.
Скоро раненая задремала.
- Вы разрешите остаться у вас?
Спросил Айрик у Кларка.
- Конечно, оставайтесь. Дом большой, места хватит для всех. Я же целитель, поэтому часто принимаю больных.
- Тогда покажите нам комнату, где можно немного отдохнуть.
Принц взял барда за руку. Между ними промелькнуло что-то неуловимое, чистое и светлое. Сами не сознавая того, эти двое становились похожи друг на друга, нет не внешне, а внутренне.
"Можно ли судить любовь за то, что она стоит вне закона?
Спросил у себя старик. - Надёжный ответ найдётся только в чертоге Творца."
Алар рассказала целителю, что менестрель ждёт ребёнка.
"Идёт война, а дети рождаются. От того что круг жизни опять повторится, на душе как-то спокойнее. Старикам приятно смотреть на юношей. Значит жизнь промелькнула не даром."
Влюблённые скрылись за дверью комнаты, но возле неё осталась строгая девушка. Целитель даже не заметил, когда та появилась.
Едва Дийсан и Айрик помчались в город, как Дайнис устремилась за ними следом. Телохранительница была счастлива. Месть теневым началась, рука не дрогнула, клинок настигал врагов. Она не настолько любила Эрин, чтобы страдать за неё.
"На войне смерть - обычное дело. Взяв в руки меч, нужно понимать, ты можешь погибнуть."
- Тебе тоже показать комнату, где можно отдохнуть?
Спросил незнакомку высокий целитель.
- Нет, я останусь здесь, но можно мне положить постель на пол?
Дайнис устроилась в коридоре, возле двери менестреля.
В отведённой им комнате, Дийсан с удовольствием вдохнула аромат старой мебели и сухих, незнакомых растений. Запах чистой постели вызвал неловкость, не хотелось забираться в неё, не приняв ванну. Рядом стоял Айрик, такой же смущённый. Его пальцы с удивлением прикасались к чистой простыне.
- Надо же, мы продолжаем жить, пройдя сквозь такую ночь, – недоверчиво произнёс принц.
Наконец, решившись, он разделся и скользнул под одеяло.
- Иди сюда, здесь очень хорошо.
Родная рука привлекла барда к себе.
Сегодня Айрик и Дийсан, заснув без сновидений, вовсе не придавались нежности. В соседней комнате дремали Дальнир и Сариан, опустошённые пережитым. Спала в коридоре Дайнис. Только старый целитель не сомкнул глаз, готовя мазь и отвары.
"Может, для встречи с принцем, и исцеления дочери маршала Создатель так долго держал меня на земле? Может, теперь он разрешит мне уйти?"
Кларк почти не помнил Терезу, только ласковые руки да огонь рыжих волос и ту счастливую улыбку, какой она одарила его перед смертью.
"Почему сегодня он вспоминает жену так часто? Неужели воспоминания вызвали молодые, что внезапно примчались к его дому? Сколько у них всего впереди: горького и счастливого, мирного и тревожного. Человеческий век короток. Такой длинной казалась жизнь, а вспоминается, как единый миг."
Почувствовав боль в спине, Кларк вздохнул. Приготовив мазь, он посмотрел на крепко спящую Эрин.
- Так и надо, отдыхай до самого вечера, потом я снова тебя перевяжу, напою отваром и ты дальше будешь спать.
Стариковская привычка разговаривать самому с собой, целитель это понимал, но ничего не мог с ней поделать.
Когда солнце перевалило за полдень, Ратвин Ник привёл в городок остатки отряда. Люди разместились в саду целителя, попросившего их не ломать цветы и не разорять огород. Едва расставив палатки, воины повалились спать. Усталые, пропахшие дымом, они смотрелись среди яркой зелени чужими блеклыми пятнами. Живые пятна едва избежали гибели и не знали, что принесёт новый день.
Воины ожили только на закате. Первыми проснулись Сариан и Дальнир, они отправились к дочери, которая крепко спала.
Поднялся и Айрик, чтобы не потревожить Дийсан, он двигался бесшумно. Выходя из комнаты, принц лоб в лоб столкнулся с Дайнис, от неожиданности он даже слегка отступил назад.
- А, это ты, как настоящее привидение, ходишь крадучись и появляешься не вовремя.
Возмущение принца было весёлым.
- Телохранительница и должна походить на призрак своей госпожи, иначе грош ей цена.
Полыхнув на сюзерена синевой глаз, Дайнис озорно улыбнулась.
Выйдя в сад и увидев, что его отряд успел разместиться в нём, Айрик испытал радостное облегчение.
- Вы, храбрецы! Настоящие защитники Алкарина!
Обратился он к воинам. – Поэтому заслужили небольшую передышку. А какой же отличный отдых без хорошего пира?
- Ура-а!
Дружно воскликнули люди.
Взяв с собой Ратвина, Айрик отправился в город, доставать еду.
А проснувшаяся в это время Дийсан, почувствовала, принца нет рядом. Шаря вокруг себя, менестрель не понимала, где находится.
"Почему я лежу не в палатке? Где запах пыли и кожи и пение птиц за пологом?"
Постепенно вынырнув из сонного тумана, бард вспомнила, она в доме целителя. Мысль о погибших наполнило сердце гарью.
"Нет, всё! Хватит! Горе не даст сражаться! Если победим теневых, тогда и оплачем павших."
Запрятав вину в глубокие тайники души, Дийсан отыскала трость, что вчера небрежно бросила в угол. Обойдя комнату, потрогав мебель, она поняла, что находится в спальне. Обнаружив дверь, женщина медленно вышла в коридор.
"Рано или поздно в доме отыщутся люди," - решила она. Не успев пройти пары шагов вдоль стены, бард почувствовала, трость легонько коснулась чего-то мягкого.
- Доброе утро, леди Дийсан.
Раздался голос телохранительницы.
- Доброе утро и тебе! Пойдём разведывать обстановку, узнаем, как чувствует себя Эрин,-
Дийсан положила ладонь на локоть служанки.
В комнату раненой они вошли, как раз когда та проснулась.
Слабость и боль были такими же сильными, как раньше, но холод немного отступил, ещё очень хотелось пить. Эрин с большим удовольствием приняла терпкий отвар.
Протянув матери пустую кружку, она увидела, как пришла подруга.
- Дий!
Слабо произнесла девушка, – Подойди сюда, пожалуйста, посиди рядом со мной.
Всем существом раненая тянулось к полной жизни Дийсан. Эрин хотелось коснуться руками её огня, пропитаться живым теплом, чтобы смолк бархатный шёпот, исчезла смерть, она неотступно следует за плечом.
"Ей слишком холодно и страшно. Откуда-то взялась чужая сердцу тоска. Сильный зверь, что живёт в глубине души, ранен. Он скулит, свернувшись в беззащитный клубок. Если подруга будет рядом, холод не посмеет его убить."
Присев у постели раненой, менестрель нашла слабую руку. Ладонь Эрин чуть тёплая, еле живая. Внутри поселилась чёрная смерть. Сейчас надежда на лучшее казалась преждевременной. Бард держала подругу за руку, пока она не заснула.
Эрин ровно дышала, Дийсан сжимала её пальцы, боясь чёрной тоски, что стучится в окно ночной птицей, предвестницей несчастий.
Однако понемногу, сквозь пелену страха, начал просачиваться голод. Аппетит подстегнул запах жареного мяса, что долетел сквозь приоткрытое окно.
"Это он, ребёнок, настойчиво потребовал своего. Малыш входит в жизнь, где его не ждут. Нужно избавиться от плода, собрав отчаянную решимость, хорошо мы в доме целителя. Пока младенец не предъявил права на моё сердце."
Смущённая холодом жестоких мыслей, Дийсан вышла на улицу. В ноздри ей властно ударил запах жареной говядины. Мясо давно готовилось на костре.
Два рослых горожанина притащили упитанного быка, купленного Айриком и Ратвином, ещё в калитку вкатили бочку хмельного мёда.
- Мёд замечательный, совсем не крепкий и вкусный, - уверял наследника престола крепыш в широкой шляпе.
- Сегодня мы его и проверим.
Воины встретили бочку радостными криками. Говядину и мёд пробовали все, только Сариан отказалась оставлять Эрин. Дайнис поспешила принести ей в комнату большой кусок мяса и кружку мёда. От сытости, от лёгкого хмеля, от цветочного запаха у людей кружилась голова. В воздухе носилось что-то печальное, пронзительное.
Почувствовав нужный момент, Дийсан взяла в руки арфу.
- Ой, зачем над землёй всходит солнышко?
Зацвели в саду цветы белые?
Раз от нас вдали, на чужой земле
Полегли защитники смелые.
Лёгким ветерком поднимусь я ввысь.
Упаду к земле горькою росой.
Чтоб душе моей долететь к тебе,
Чтоб омыть тебя чистою слезой...
Пылыли над садом звуки древнего погребального плача.
Замерли воины, застыл целитель, внимая протяжному мотиву, что вечно будит в душе печаль. И унять её может только мелодия, способная высказать то, чего во век не поведать словам. И блестят на глазах слёзы, словно та роса, что упала туда, где высокий курган закрыл пепел убитых.
Мелодия завершилась, менестрель замолчала.
Мёд допит, бык съеден. Затушив костёр, воины укрылись в палатках, крепко заперли ворота, точно засов может отгородить от теневых. От них могут защитить одни городские стражники: тревожным светом огня, колокольным набатом, что внезапно разорвёт тишину.
Взяв Дийсан за руку, Айрик увёл её в дом, где их ждали краткие часы сна.
Так пусть сегодня придёт отдых: это раскрытое настежь окно, что наполнило комнату запахом ночной фиалки и целебных трав; будет чистая постель, где так хорошо лежать. В темноте двоим легко забыть о войне, пока можно любить, слышать дыхание друг друга, целоваться словно в первый раз и опять, и опять, как в первый раз. Пусть за окном не наступает рассвет, и длится ночь – вечная союзница любви.
Усталый Айрик заснул. Как только его дыхание стало мерным, Дийсан украдкой поднялась с постели. Страшась принятого решения, она осторожно оделась. Замерев посреди комнаты, менестрель словно сделалась тонкой, острой иглой.
"Вот он, свет Алар целителя, слишком чистый, удивительно тёплый. Такой, что грешному сердцу становится больно."
Но не в силах повернуть обратно, бард бесшумно вышла в коридор, уверенно двинулась на тепло дара. Вот заветная дверь, будущая мать осторожно в неё постучалась.
- Кто там?
Раздался старческий голос.
- Это я, Дийсан Дарнфельд, простите, что разбудила вас, но мне очень нужно с вами поговорить, разрешите войти?
- Ну, заходи, раз пришла!
В голосе прозвучали ворчливые нотки. – Справа стул, присаживайся.
- Вы можете вытравить плод?
Напрямик спросила менестрель.
Ей показалось, сердце забилось в груди подстреленной птицей, руки стали холодными.
"Маленький, зачем ты ко мне пришёл? Ты там, наверно, крохотный и живой, а я решила тебя убить".
Целительная Алар Кларка пронизала женщину насквозь, только он не сказал ей, что видел.
- За все свои годы я никогда не травил младенцев, – строго произнёс старик. – Продолжишь настаивать на своём, тогда я не поручусь за твою жизнь. Та, кто убивает ребёнка должна быть готова умереть вместе с ним.
Менестрель даже обрадовалась.
"Айрик ясно сказал, что не хочет избавления от малыша ценой моей жизни. Если погибну, он меня не простит."
- Спасибо, что выслушали!
Бард поднялась. Вернувшись к себе, она легла в постель и скоро заснула умиротворённая.
Утром Дийсан и Айрика встретили заботы. Оглядев остатки отряда, принц понял, без пополнения двигаться дальше нельзя. Новое нападение теневых непременно станет для них последним.
- Эй, могучий герой сказания, хватит спать, так все победы мимо тебя пройдут, – весело крикнул Айрик, брызнув холодной водой на Ратвина Ника, что во весь рост растянулся под пологом палатки.
- Да что это за чудо? На улице солнце, а на меня сверху дождик льётся.
- А если не встанешь, то на тебя и палатка от ветра обрушится. Поднимайся, пора искать новых воинов, чтобы нас теневые на земле лежать не оставили.
Когда гвардеец выбрался наружу, друзья умылись холодной водой. Они отправились в город. К вечеру новички были набраны. Глядя на принца восторженными глазами, молодые стражники без колебаний записывались в отряд. Рядом с Айриком Райнаром конечно, ждёт слава, ночёвки в лесу под открытым небом, бои с теневыми. Разве можно оставаться в родном городе, когда люди нужны самому принцу Алкарина?
Глядя на восторженную поросль, бывалые воины только вздыхали. Юношам не объяснить никакими словами, что все мечты о славе обманчивы, а гибель часто реальна.
Возвратившись к целителю, Айрик увидел, его Дийсан стоит на крыльце. Сорвав длинную травинку, он бесшумно приблизился к менестрелю и пощекотал ей нос. Дийсан чихнула, принц засмеялся. Бард поймала жёсткую руку.
- А вот теперь ни за что не вырвешься.
Айрик грозно щёлкнул зубами. Женщина тоже расхохоталась.
- У-у, страшный какой. Смотри не ешь меня, зверь лесной, я же совсем невкусная.
- А ты, красивая, успокой меня ласками и всю ночь до зари в тёмный лес не пускай.
Они ушли в дом. Снова за окном ночь, наполненная ароматом фиалки, и рассвет, что приносит печали, наступивший день отъезда.
Прощание с Эрин и Сариан. Воительница оставалась выхаживать дочь.
- Берегите себя, – слабо сказала раненая, когда к ней подошла Дийсан. Рука Эрин сжала ладонь Айрика. – Не дайте теневым себя убить, ваше Высочество.
- Конечно, я не позволю им так со мной обойтись. Как я могу не вручить тебе высокую награду вместе с королевой, когда ты вернёшься во дворец?! Получить её без меня, настоящая несправедливость.
Принц улыбнулся.
Сариан горячо целовала Дальнира Аторма, точно они до сих пор молодые. В саду осёдланные кони нетерпеливо перебирали копытами.
Взлетев в седло, Айрик подсадил к себе менестреля. Её волосы пахнут свежей травой, принц нечаянно уловил лёгкий аромат. Воины выехали за калитку, старый целитель закрыл её за ними. Кларк пристально смотрел вслед молодым, что на короткий срок наполнили его дом шумом. Дрогнув, рука целителя осенила воинов знаком Создателя.
- Да будет Он к вам милосерден! Пусть даст вам долгую жизнь, и пусть в ней будет поменьше печали!
Глаза Кларка наполнены светом. Стариковское сердце считает молодых своими детьми. Но скачущий во главе отряда наследник престола не видел защитного знака. Оглядываясь на воинов, он вздыхал.
"Крепкие юноши мечтают совершать подвиги и посмотреть мир..."
"Увидят ли они Алкарин, неизвестно, а вот сражаться с врагом им придётся."
Независимо от принца подумал Дальнир, глядя на весёлые лица новичков. Позади скакали Вилент и Тойя. Воин был очень зол. Он всерьёз решил бросить пить. Но как же хотелось промочить горло.
"Хмельной мёд, фляжка с крепким пивом или вином, прозрачная как слеза настойка – в ход пошло бы всё. Но слово, данное самому себе, нарушать нельзя. Послать всё к теневому, просто напиться, пусть даже перестать быть воином. Но если он не защитник страны, то просто выпивоха. Ну, пьяница, и ладно! Раз он больше ни на что не годится, остаётся одно: быть пьяницей. Только такой судьбы почему-то не хочется. Без чести ему жить нельзя."
Замкнутый круг размышлений не давал Виленту покоя, Тойя ему по-своему сочувствовала:
"Да, всё-таки дочку маршала ранили не зря, если этот болван опомнится, а то же спивался, дурак такой! Носом чувствую, мечтает о выпивке, а вот и кукиш ему с маслом, пусть будет теперь трезвенником. Свою долю хмельного он уже выдул. Вон принц с фавориткой скачет впереди, если что, он башку ему открутит, и я от всей души с ним соглашусь..."
Сам наследник престола тревожился, сумеет ли отряд до темноты добраться до города или деревни. Это был вопрос жизни и смерти.
Когда солнце перевалило за полдень, Айрик всё чаще всматривался вдаль и карту Алкарина, что лежала в его кожаном поясе.
"Мы должны доскакать до города. Он обязательно должен появиться. Раз Дивенгарт разгадал наши планы, теневые обязательно прилетят, как только застанут нас в лесу или открытом поле, и теперь их окажется гораздо больше."
Город показался когда стемнело. Отчаянно погоняя коней, люди слышали шорох крыльев чёрных птиц у себя за спиной. С каждой минутой призрачные фигуры настигали отряд. Враги зависли прямо над ними, воинов встретили закрытые городские ворота.
На громкий стук молотка из окошка высунулся мрачный стражник.
- Кого принесла нелёгкая? Да ещё с теневыми на хвосте, - пробурчал он, увидев путников.
- Немедленно открывайте! Я - принц Айрик Райнар!
Крикнул наследник престола, неожиданно прорезавшимся громовым голосом, одновременно метнув нож. Движение. Чёрная птица лишилась всадника в мглистом плаще. Лезвие принца пронизывала собственная Алар горячая, ослепительная.
- Зовите стражников, пусть собираются возле ворот и помогают нам их отстаивать, - приказал он, когда подъёмный мост заскрипел.
Отчаянно отбиваясь мечами, отряд вступил в город. Ворота захлопнулись, но проклятые птицы их перелетели. Хорошо, на стене успели зажечь огонь, чтобы не пропустить в город остальных тёмных летунов.
- Я буду заряжать стрелы, - крикнула Дийсан. - Все у кого нет светлого дара, идите ко мне с оружием.
Легко пообещать помощь. Но как можно петь? Когда вместо чаши есть просто железный котёл. В нём ни капли Алар.
Менестрель замерла перед огромным сосудом. Вдруг она вспомнила погребальный костёр! Ощутила дым, что наполнял сердце невыразимой горечью! Бард запела не так, как для чаши красиво и гармонично. Она отчаянно закричала праведной ненавистью к врагу, надеждой на жизнь свою и Айрика. И белый огонь родился, пусть слабый, едва живой, но свет загорелся! Аларъян кричала песней, пока не упала без чувств.
Её отнесли в ближайший дом, уложив там в постель. Рядом сидела Дайнис. В эту ночь враги не проникли за стену, Дийсан помогла победить.
Узнав, что с менестрелем, Айрик встревожился за неё.
- Скорей всего у вашей леди очень сильное истощение, она столько работала Алар. Но я ничего не вижу, у меня самой дара нет, просто дайте ей отдохнуть, - утешала принца целительница.
- И сколько по-вашему ей отдыхать? А вдруг вы не правы? И с ней случилось что-то серьёзное?
Наследник престола глядел строго. Женщина опустила глаза, но ничего не могла добавить.
После полуночи бард пришла в себя. Она ощутила сильную слабость, но зверский аппетит.
- Есть хочу, - прошептала она вместо приветствия.
- Вот, ты и вернулась ко мне! Сейчас распоряжусь, чтобы тебя отлично накормили!
Айрик обрадовался.
После еды к Дийсан возвратились силы и Алар.
Утром отряд покинул гостеприимный городок, оставив стражникам котёл со слабым светом. Но и в таком огне можно немного зарядить клинок. Высыпавшие на улицу люди благодарили Дийсан за неожиданный дар. Сидя позади принца, менестрель, улыбаясь, махала рукой на громкий звук. Она была счастлива, сумев помочь воинам, благодаря ей горожане вчера отбили теневых. Барду хотелось во весь голос запеть победную песню, чтобы мотив зазвенел над городом, над лесом, над всем Алкарином, только она пока не решалась. Но вдруг желание спеть стало таким огромным, что удержать его в себе сделалось невозможным.
- Здравствуй, великая даль!
Сил для победы не жаль!
Гордый, как меч, Алкарин.
Верный Создателя сын.
В стойкости сила и честь.
Будет великая месть!
менестрель пела, горожане слушали. Двинуться в путь сумели, когда закончилось нежданное выступление. Вслед воинам неслись одобрительные крики, люди, словно старались отбить хлопками ладоши.
Так отряд мчался от города к городу, от крепости к крепости. В каждом из селений Дийсан просили спеть хотя бы кружку Алар, чтобы стражники могли зарядить мечи и луки.
- Хотя бы немного, - просил городской голова.
- Пожалуйста, ну самую капельку, - молил капитан стражи.
Не в силах отказывать просьбам, Аларъян соглашалась. После пения она больше не падала в обморок, но чувствовала себя очень слабой и ела всё подряд. Города не скупились на пищу, от добровольцев в отряд не было отбоя. Некоторых приходилось вести за собой.
Несколько ночёвок под открытым небом превратились в кошмар. На воинов жестоко нападали теневые. Сидя во время боя в палатке, Дийсан жалела, что не может петь и кружиться, убивая врагов на большом расстоянии.
Только заряженные мечи сражаются вместо неё."
"Значит, я тоже нужна во время битвы!"
На утро, узнав сколько людей погибло, менестрель вдыхала дым прощального костра, который ещё не возводили.
Так отряд принца сменился четыре раза. В мыслях и сердце барда постепенно возникали бессвязные слова и мелодия песни о героях, что сгорели в последнем огне.
"Я обязательно её сложу, это будет прощальный мотив для них. Пусть они его не услышат, но живые должны помнить ушедших, для того и приходят на Свет менестрели. Тишина словно звенит. Летняя ночь полна жизни, мёртвые исчезают, мы остаёмся."
Даже любовь Айрика не могла отвлечь барда от пронзительных мыслей. Ещё хотелось вымыться и немного отдохнуть, постылый когда-то дворец казался желанным пристанищем. Чувство Дийсан разделяли и все остальные.
Наконец, каждая крепость с чашей обрела источник Алар, многие города получили его слабое подобие. Настало время возвратиться домой.
***
Они въезжали в Алкарин, усталые, запылённые, пропахшие потом и кровью. Они прибыли в столицу. Воины видели, широкие улицы заполнили жители города. Алкаринцы приветствовали отряд криками ликования, бросая под ноги цветы, что купили на рынке, срезали в родных палисадниках, отыскали за городом. Разные трепетные головки говорили одно: "Вы: победители!
Чувствуя, как его сердце наполнилось счастьем и гордостью, принц Айрик поднялся в стременах. Бутоны били его по лицу, осыпали грудь. Он махал народу, горячо приветствуя его. Обняв Дийсан одной рукой, наследник престола поднял любимую вверх, бережно поддерживая за талию.
- Пусть все видят, это ты у меня - победительница!
Менестрель, Аларъян, фаворитка принца, она ощущала щекочущие прикосновения лёгких соцветий.
- Айрик отважный! Дийсан Звонкоголосая!
Кричала восторженная толпа.
Если бы алкаринцы могли, они качали бы всадников на руках. У королевства давно не было принца, который встречал врага смелым ударом клинка, стоя на стене, в поле, в лесу рядом с простыми воинами. Красивый, бесстрашный наследник престола был знаком алкаринской воли, его упорного сопротивления теневым. Дийсан Дарнфельд, что ожидала ребёнка, но всё равно заряжала Алар чаши, котлы, кружки в городах и крепостях, не отказав и самому бедному селению, не попросив ни почестей, ни платы. В этот бесценный миг она получила всё.
Удостоились почестей другие смелые воины: Аларъян и нет: те, кто выжил и те, кто сражался, погибая, но не сдаваясь. Отважных героев приветствовали, осыпали цветами.
От горячей народной любви Айрику хотелось то ли спрыгнуть с коня, то ли прослезиться. Горло щемило невыразимое чувство.
В дворцовых воротах наследника престола встречала королева Риен. Она стояла прямая, с помощью надёжных служанок. Только душевной радости не возникло, сердце когтила боль. На месте Айрика упрямо появлялся Амир восторженный, удивлённый.
Только в самых тайниках души, где Риен оставалась честна с собой, она знала, Амир никогда бы не заслужил горячих приветствий.
"Он стал бы королём придворных, изысканным и надменным. Айрик Райнар станет правителем простого народа. Улыбайся, Айрик, радуйся и гордись! Сегодня по праву твой день, пусть ничья боль и зависть не омрачит его! Даже если она моя собственная."
Рядом стояла Цаони с налитым животом. Она смотрела, как супруг спустился с коня. Вот он идёт вперёд, в тёмном костюме, сама его кожа, будто стала темней от солнца и ветра, но загара крестьян на ней всё равно нет. От Айрика веет счастьем и силой.
Душа переполнилась любовью, руки стремились обнять мужа, губы хотели коснуться его щеки. Она сильно скучала, долго ждала. Вот он ненаглядный! Возвратился! А рядом другая, с животом! Сердце погасло. Цаони показалось, дневной свет внезапно померк.
"И она тоже! У неё тоже будет ребёнок! Как она могла?! Зачем мне живое тепло любви? Если всё время в походе Айрик проводил с другой. Где взять сил, чтобы их разлучить! На что продолжать надеяться!?!"
Принцесса стояла неподвижно.
Спешившись, наследник престола поклонился королеве и подошёл к жене.
- Здравствуй, Цаи.
Супруг взял в руку её ледяную ладонь.
– Вот я и пришёл назад, как обещал.
- Здравствуй, – чуть слышно ответила принцесса, сквозь подступившие слёзы.
"Почему я не могу оттолкнуть его пальцы? Ударить по щеке, сказать: Ты изменник! А если бы ты там остался? Было бы мне больней или легче, чем сейчас?"
Цаони устрашилась внезапно пришедших вопросов.
- Я вижу, нашему малышу осталось недолго ждать рождения на свет!
Супруг счастливо улыбался.
- И другой младенец появится тоже, - горько прошептала жена, так чтобы её услышал только он.
- Да, судьба решила, он придёт на землю в назначенный срок.
Радостная улыбка сменилась серьёзностью.
Пока его приветствовали канцлер и другие придворные, наследник престола не заметил, как королева благодарила Дийсан за отвагу и стойкость. Кучка фрейлин повлекла менестреля во дворец к горячей ванне и роскошному платью, что приготовила Клара Тивель.
Погрузившись в тёплую воду, Дийсан поняла: купание – самое настоящее счастье. Жаль, только тонкое платье не подошло из-за наметившегося животика. Пришлось подобрать наряд шире, чтобы он скрыл появившуюся полноту.
Едва служанки помогли госпоже одеться, как в её комнате появилась Эрин. Она горячо обняла подругу.
- Ура, вы вернулись! Мы с мамой так волновались за вас. Видишь, я совсем поправилась, - щебетала дочь маршала с напряжённой весёлостью,
её настроение не понравилась барду.
- Эрин, что с тобой?
Спросила менестрель напрямик. - Я знаю, ты не захочешь портить мне праздник, но поверь, неизвестность растревожит меня куда больше, чем грустная истина.
- Я так и знала, что тебя не удастся обмануть. Тело моё совсем здорово, а вот душа не в порядке, в ней поселился кусочек чёрной смерти. Мне трудно радоваться и общаться с животными, Ещё постоянно хочется умереть, пронзить себя мечом, или сотворить другую непоправимую глупость. Это частица тёмного, бархатный шёпот. Я не знаю, когда с ним справлюсь.
Менестрель крепко прижала подругу к себе.
- Ты просто терпи, Эри, даже если станет невмоготу. Знаю, ты сильная, ты нам очень нужна!
- Понимаю. Если бы меня никто не любил, наверное, я бы сдалась. Но собаки и лошади, и все остальные животные, они крепко привязаны ко мне, не только люди. Это зверь во мне помог тогда удержаться на краю, я всегда его чувствую. Всё, хватит обо мне. Представляешь, в вашу честь сегодня будет большой приём. Ещё народ до утра будет гулять на улицах.
Подруги вышли из покоев, ладонь Дийсан легко лежала на руке Эрин.
- Ты такая живая! Раньше я не подозревала, что в тебе столько жизни. Айрик тоже очень горячий и отец светится, и Ратвин такой тёплый. В нём столько силы! Пусть нет ни капли Алар.
За разговорами подруги добрались до главного зала. На королевском приёме воины принца, кроме него самого, сидели на почётных местах в центре стола. Айрику пришлось расположиться по правую руку от королевы рядом с женой. От холода обеих было неуютно, только присутствие любимой согревало счастливое сердце.
Менестрель начала краснеть от смущения, ощутив, её посадили на почётное место. Дийсан казалось, из-за слепоты она натворит что-нибудь не то и даже не заметит, как оно получилось.
Королева и канцлер произнесли красивые речи, похвалив отвагу и мужество наследника престола и его приближённых. Несмотря на большую опасность со стороны теневых, воины совершили важное дело. Придворные вежливо соглашались. "Их странный принц пренебрегает балами и фрейлинами, зато всё лето мотался по стране, подвергая себя большой опасности..."
Пока правительница находилась на приёме, Айрик аккуратно ел, танцевал с несколькими фрейлинами, пытался развлекать разговором жену. Но она, погрустнев, молчала. Цаони не давал покоя живот соперницы.
"Почему она не исчезла? Если бы серая сталь или стрела поразила её, всем стало бы легче."
Занятая горькими мыслями принцесса пропустила время, когда королева решила покинуть бал. Риен терпела, сколько могла, но силы правительницы закончились.
"У себя в покоях можно в который раз проливать слёзы над несбывшимся. Как угнетает сердце чужая радость!"
Едва Риен удалилась, как принц громко, чтобы слова услышала Дийсан, объявил, он отправляется на улицы, присоединиться к народному гулянию. Менестрель радостно поднялась, взяв трость. Выбравшись из-за стола, она двинулась к выходу. По безмолвному уговору Дайнис пошла следом. Госпожа не любила, чтобы её водили за руку там, где можно ходить самой. На городской улице бард полной грудью вдохнула прохладный воздух без гари и крови.
- Где здесь находится помост для выступлений?
Шаги телохранительницы чётко стучали по каменной мостовой, Дийсан обратилась на их звук.
- Сейчас немного вперёд, теперь левее.
- А вот, я слышу, кто-то запел.
Едва завидев фаворитку наследного принца, другие артисты расступились.
"Сегодня её день. Вернувшись из долгого похода, она должна петь по собственному желанию, сказания о летних сражениях, если так будет угодно, или о чём-нибудь другом, раз так решит."
- Горький дым от костра поднимается ввысь.
В нём героев сердца в серый пепел рвались.
Вмиг истаяла плоть и истаяла кость.
На тебя, Вирангат, поднялась наша злость.
На тебя, Дивенгарт, заточили мы меч.
Наши жизни в бою мы не будем беречь.
Отдадим смерти всё без стенаний и слёз,
Чтоб тебя, Вирангат, горький пепел унёс!
Пока Дийсан пела, сердца горожан наполнялись болью и гневом. Каждый хотел броситься в битву, крушить врагов, мстить за тех, кого больше нет. Закончив мелодию, менестрель добралась до стола с едой и хмельным мёдом.
Рядом появился Айрик. Пройдя по спине любимой, родная рука развернула менестреля к себе.
- Ты, как обычно, была несравненна! Я хотел то заплакать, то броситься с грозным мечом в гущу призрачных тварей. Воины горели на костре ради нас. Однажды мы уничтожим ледяной край и умрём без стенаний и слёз, если это потребуется.
Встав на цыпочки, бард обняла принца за шею, притянула вниз шальную голову. Её напугал суровый голос Айрика.
- Ты слышишь меня! Не смей даже думать о гибели! Кто бы не горел за тебя на погребальном костре! Я запрещаю тебе расставаться с жизнью!
Её встревоженное лицо было так близко в красноватом свете пламени.
- Дий, сегодня не надо бояться. Давай не разрушим хорошую ночь, раз она наступила.
Когда музыканты заиграли залихватскую мелодию, Айрик увлёк Дийсан в общий танец. Сегодня он водил фаворитку осторожно, защищая их будущего малыша. Менестрелю было весело и легко в кольце уверенных рук, что не дадут оступиться. Рядом шумят люди, слышится музыка. Мелодия заполнила мир задорная, неповторимая.
Где-то на улицах Вилент Калфер кружил Тойю Дакрин, Ратвин Ник носился с Эрин в стремительной пляске, даже Дайнис подхватил румяный крепыш из пополнения, телохранительница позабыла спросить его имя.
После танцев менестрель опять захотела выступить. Сегодня она решила петь много. Айрик отвёл фаворитку к помосту, а сам закружился с горожанками старыми и молодыми неважно, он с удовольствием танцевал с алкаринками. Глаза женщин блестели восторгом. Сам наследник престола подарил им удивительный танец, будет, что вспоминать в старости. Где-то внутри скреблась робкая мысль о жене, но ночь была слишком прекрасна, выстраданная страхом и отчаянием, оплаченная жизнями других. Наследник престола не сумел уйти от народа и Дий. Он пил хмельной мёд из кубков, воины и гвардейцы не уставали их подносить. Поддавшись всеобщей радости, принц сам не заметил, насколько основательно её разделил. Голова закружилась, мир плавал перед глазами, с неудержимой силой потянуло к Дийсан. Когда он решительно снял менестреля с помоста, та поняла, принц держится на ногах далеко нетвёрдо, но упорно куда-то её влечёт.
- Айрик, ты хотя бы знаешь, куда мы направляемся? Что-то мне страшновато.
- Мы идём в потайную беседку. Там фрейлины и кавалеры придаются любовным утехам. В дворцовых садах укромные уголки для того и строили. Ну чем я не юный паж?
- Надеюсь, мы не заблудимся? А то движения у тебя сейчас совершенно пьяные. Такими кривыми тропками ты ещё ни разу меня не водил.
Дийсан всеми силами старалась сдержать рвущийся из груди смех.
- Ничего, я принц, значит меня найдут в любых дебрях. Должен же кто-то в дела королевства с головой погружаться. Не бойся, со мной затаиться нигде не выйдет.
Беседка была тихая, рядом шумел фонтан. Айрик прилёг на широкую скамью.
- Ложись ко мне, иначе замёрзнешь. Со мной будет тепло.
Он уткнулся лицом в холодное дерево.
- Скольких я не привёл! Ни одного слова упрёка, сплошная незаслуженная благодарность!
Язык заплетался. Он говорил ни ей, себе.
- Дий, Эрин, если бы их ещё! Вообще жить бы не смог!
Менестрель поняла, она слышала что-то личное. Но всё равно осторожно прижалась к нему, погладила напряжённую спину.
Они заснули на скамье вместе, тесно прильнув друг к другу.
Наследника престола разбудили обильная роса и холод. Голова трещала, Бард лежала в его объятьях, ровно дыша во сне.
- Вставай, Дий, нам пора в помещение. Иначе ты замёрзнешь, простудишься и наш ребёнок тоже.
- Ничего, с тобой мне было вовсе не холодно. Кровь у тебя горячая.
Айрик шёл во дворец, сквозь туман от головокружения.
Добравшись до покоев менестреля, принц вошёл туда вместе с ней. Ему было так плохо и холодно, что он решил лечь в постель.
Проснувшись в поздний час, Айрик поднялся на ноги, поборов головную боль и слабость.
"Нужно проведать жену, сделать доклад королеве и канцлеру, и всё это сегодня."
От количества дел наследнику престола стало страшно, но он мужественно принялся их выполнять.
Убедившись, что вчерашний костюм никуда не годится, принц не став его надевать, приказал Дику приготовить другой наряд.
Когда наследник престола был готов выходить, проснулась Дийсан.
- Знаешь, вчера в беседке во мне в первый раз шевельнулся маленький. Айрик, это так удивительно!
- Особенно, когда малыша в животе громким храпом напугал его пьяный отец, наверно, поэтому он и решил ладошками уши заткнуть.
Улыбнувшись, принц оставил покои фаворитки. В дворцовый коридор он ступил, как и положено из своих дверей.
Появление мужа не обрадовало Цаони. Её успели уведомить о случившемся вчера. Пока воины были в походе, отец подарил принцессе служанку Дани, преданную ему, хитрую, остроглазую. Узнав от неё, что Айрик провёл ночь в беседке в объятиях любовницы, жена, целое утро проплакав, встретила мужа бледностью и воспалёнными глазами.
- Здравствуй, Цаи, - заговорил Айрик.
- Тебе тоже доброго дня. Скажи, почему вечером ты совсем не пришёл ко мне?
- Прости, вчера я так радовался, что сумел избежать опасности, вот немного и потерял голову, обо всём забыв.
"Айрик, отыскивал ли ты её когда-нибудь? А если и находил, то жаль не со мной."
- Ты послушай меня сейчас, когда Дийсан Дарнфельд произведёт на свет ребёнка, возможно, ей стоит удалиться в уютное, тихое место? Бастарду во дворце жить всегда трудно, а иногда ещё и опасно. Мало ли что решат придворные, положение складывается неустойчивое.
- Да, Цаи, в основном решать станет твой отец. Можешь ему передать, если с Дийсан Дарнфельд или её малышом что-нибудь случится, кто-то очень сильно пожалеет об этом! Тайные недоброжелатели внезапно могут утратить не только положение в обществе, но и с жизнью расстанутся в неожиданный миг.
"Нет, ничего не изменится. Айрик защищает любимую фаворитку. Только почему поперёк горла отцу стоит не её, а его жизнь? Мои угрозы - всего лишь бессильный гнев""
- Цаони, ты нанесёшь со мной визит к королеве?
Строго спросил принц, меняя тему разговора.
- Да, я пойду к ней с тобой. Подай мне, пожалуйста, руку,так мне будет немного легче двигаться.
Айрик с готовностью выполнил просьбу. Поднявшись с постели, принцесса тяжело на него оперлась.
Когда супруги вошли к правительнице, она полулежала в кресле.
- А я тебя заждалась, - произнесла Риен, обдав Айрика холодом глаз. Хотя строгий облик принца успел смягчить недовольство опрометчивым поведением.
- Ты можешь идти, Цаи. А этот бесшабашный гуляка останется у меня. Я хочу услышать, что он узнал в Алкарине за эти четыре месяца. Айрик, говори без утайки, я давно привыкла терпеть боль, и конечно, догадываюсь, рассказ о войне окажется невесёлым.
Наследник престола говорил долго, поведав обо всём: о крепости, что сдалась, о чашах и котлах и гибели многих людей.
- Ваше Величество, я буду честен. Думаю, если не случится чудо, мы войну проиграем. Чаши помогут сдержать врагов, но войско Велериана большое, его поддерживает Вирангат. Воины в крепостях не знают отдыха ни днём, ни ночью, нас просто берут измором.
Правительница вздохнула.
- Спасибо тебе за правду. Только поэтому я прощу бесшабашную ночь не достойную облика наследного принца. Заснуть с фавориткой в беседке. Такое можно сотворить впрямь от неистовой радости, когда сумел ускользнуть от самой судьбы.
Риен насмешливо улыбалась.
Айрик опустил глаза.
Покинув правительницу, он рассказывал о походе Наркелю Ирдэйну. Когда канцлер отпустил принца, тот почувствовал непреодолимое желание отправиться в кузницу. "Голова перестала болеть, пусть жар кузнечного горна подарит душе равновесие!"
Увидев ученика, Биль Вайзил широко улыбнулся.
- Настоящий воин сам куёт себе клинки, едва вернувшись из военного похода.
Мастер весело подмигнул.
- Какое там оружие могу я себе сковать, кроме разбойничьего ножа? Мне бы пару топоров для колки дров научиться делать в совершенстве, да ещё какие-нибудь мирные крестьянские инструменты. Мечи и кинжалы работа для меня слишком тонкая.
- Так отличный топор выковать тоже не плохо, дрова людей зимой согревают. А сено, скошенное косой корова в холодную пору ест.
Забыв обо всём, Айрик отдался работе. Он дарил огню и металлу скопившиеся сомнения, боль и отчаяние. Перед глазами возникал новый топор, его принц и выковывал. Топор вышел огромный, неуклюжий, как его мастерство, зато дрова им правда будут колоться отменно.
- Вот, я же говорил, вещь нужная. Принц, что умеет ковать топоры, у народа всегда будет в цене.
- Конечно, особенно если он сделает ещё не один инструмент, чтобы на весь город хватило!
Настроение Айрика улучшилось.
Вечерний приём больше не казался ему неприятностью.
Покинув кузницу, наследник престола направился к нему готовиться. Одевшись в тёмно-синий костюм, собрав волосы в воинский хвост, он пришёл в покои жены.
- Цаи, ты будешь сегодня присутствовать на приёме? Или мне попросить, чтобы тебе подали еду в покои?
Мягко спросил Айрик, увидев, что супруга лежит в постели под одеялом.
- Да, я хочу поесть у себя, извинись, пожалуйста, за меня перед королевой, - беззащитно ответила та.
Её лицо было настолько маленьким и жалким, что сердце принца защемило. Принцесса словно бы высохла. Это ребёнок отнял у неё последние силы.
- Айрик, сегодня утром я опять говорила не то. Ничего не случится с вашим малышом. Я только хочу, чтобы наш поскорей родился. Он будет сильным и смелым, похожим на тебя в словах и поступках.
- Конечно, таким он и окажется, а может даже лучше меня. Если родится девочка, она будет очень красивая и нежная. У такой матери должны появиться замечательные дети.
- Нет, верю, у нас будет мальчик! Знаю, тебе нужен сын! Продолжатель династии.
- Говорят, матери часто правильно чувствуют, кто у них родится, поэтому раз тебе кажется, мы будем ждать только наследника.
Айрик осторожно коснулся светлых прядей супруги.
После ужина Айрик отправился не к Дийсан, а в свои покои. Лёжа в широкой постели один, он читал сказание о походах древнего короля Дайрингара.
Наследник престола твёрдо решил спать у себя, но чем больше строк пробегали глаза, тем чаще вместо букв возникало лицо Дийсан. Через некоторое время желание помешало принцу увлечься сказанием. Вместо чтения о подвигах дайрингарского короля, ему вспоминались собственные ночные подвиги: любимая в палатке, на постоялом дворе, в лесу и в крепости.
Борьба с собой закончилась, когда Айрик, поднявшись, пришёл в покои менестреля и осторожно прилёг рядом с ней.
Дийсан спала, утомлённая долгим походом.
Принц тоже дремал. Его разбудил громкий стук в дверь.
- Господин!
Кричал верный Дик, - У принцессы Цаони Райнар начались роды! Она вас зовёт! Вас все требуют!
Стремительно вскочив, наследник престола принялся одеваться.
- Иди и передай. Я сейчас буду.
Принц спрашивал себя, что увидит в комнате жены. Почему они все так встревожились?
Айрик услышал отчаянные крики, ещё не заходя к принцессе.
Женщина кричала пронзительно, почти по-животному. Она рожала тяжело. Страх сковывал тело, казалось, после новой схватки она непременно умрёт.
- Тужься!
Кричала Дармелина. – дыши, глубже. Дыши ровней. Со мной. - ра-аз, два-а. Дай ребёнку выйти на свет! Ты начала его убивать! Выталкивай малыша наружу, если не выпустишь, он задохнётся.
Только роженица ощущала,страшная боль грозит ей гибелью. Она совсем не хочет умирать. В разуме, что заполнила безумная паника, не осталось места для волнения о ребёнке. Хрупкая, чувствительная Цаони не справлялась с тяжёлым испытанием.
- Я не хочу умирать!
Услышал Айрик, ещё стоя на пороге.
- Ты будешь жить, Цаи, я не дам тебе уйти.
Твёрдо убеждал он, взяв жену за руку.
- Пусть она тужится, скажите ей, чтобы она выпускала ребёнка из себя, а не сжималась. Иначе она может его задушить, - приказала целительница.
- Тужься, Цаи, тужься, ты не умрёшь. Слушай советы, - произносил Айрик в одном ритме с Дармелиной. Восприняв голос мужа, роженица начала дышать ровней, немного успокоилась, страх ослабил крепкую хватку.
"Айрик рядом, он меня никуда не отпустит."
- Я правда не умру?
- Конечно же, ты выживешь! Если будешь слушать меня и целительницу, то скоро станешь настоящей матерью. А я стану отцом.
"Что меня удивляет."
Цаони начала тужиться, справившись со страхом. Показалась головка ребёнка, крошечные плечики, дальше младенец вышел весь. Когда Дармелина поймала его, малыш не дышал, личико посинело.
"Всё-таки она его задушила."
Целительница тревожно глядела на новорожденного.
"Теперь, если он выживет, то может остаться больным."
Положив тельце ребёнка на стол, Дармелина принялась вдувать в маленький ротик воздух, при этом ритмично надавливая на грудь.
- Делай так, даже если не чувствуешь никакой надежды, - говорила старая наставница. – Иногда, внезапно отнятая жизнь возвращается, если совершить несколько странных движений, словно чужой воздух разгоняет в умершем кровь.
- Что с ним?
Не понимая происходящего, спросил Айрик.
- Не знаю, кажется, он родился неживым, - испуганно ответила Ники, - королева послала личную служанку помочь при важных для страны родах.
Руки принца похолодели. Но вдруг малыш закричал. Болезненный, слабый, но всё-таки голос его раздался. Облегчённо вздохнув, Дармелина принялась бережно обмывать новорожденного.
- Кто у меня?
Спросила Цаони. Слабость по-прежнему была сильной, но страх прошёл. Кровотечение прекращалось, окружающие вздохнули спокойней.
- У вас мальчик, - ответила целительница. – Ваше Высочество, вы хотите взглянуть на сына? - обратилась она к принцу.
- Да, я хочу.
"Наверное."
Растерявшись, отец осторожно взял малыша на руки, страшась что-нибудь ему поломать.
Ребёнок был красным и сморщенным.
"Неужели, и я был таким, когда появился на свет? Он же чуть меньше моей руки от локтя до пальцев. Но вон ножки есть, ручки есть. Правда, живой человечек! Спасибо Создателю, что он начал дышать!"
Вернув новорожденного Дармелине, принц, оставив покои жены, отправился к королеве. По обычаю именно он должен сообщить ей о появлении первенца.
Риен ждала вестей совершенно одетая.
- Ваше Величество, королева Риен, я, принц Айрик Райнар, торжественно объявляю: только что появился на свет мой сын - наследный принц Алкарина!
Голос звучал торжественно, строго.
- Ты принёс хорошие вести. Они меня очень обрадовали. С таким как ты доблестным воином на троне, королевству позарез нужен ещё один наследник престола, чтобы тебя заменить, если понадобится.
Правительница улыбнулась.
Айрик не стал рассказывать, что ребёнок родился почти мёртвым, и спасти его помогло только чудо по имени Дармелина Гирт. Судя по рассказам придворных, для наследников короны непростое рождение становится печальной традицией.
Покинув покои королевы, Айрик отправился к Дийсан. Менестрель не спала, ожидая возвращения принца.
- У меня родился сын!
Воскликнул он взволнованно, радостно, как только вошёл.
Горло фаворитки сдавили непрошеные слёзы.
"Создатель, на месте другой должна быть я! Он должен радоваться появлению нашего малыша!"
- Поздравляю тебя.
Лицо барда побледнело, голос звучал глухо.
Принц устыдился нечаянного порыва.
- Дий, понимаешь, если война с Вирангатом однажды со мной расправится, я уйду в неизвестное легче, когда в Алкарине есть кому править после меня. Я не знаю, способен ли я вообще любить детей. Ничто маленькое и жалкое меня не привлекает, трущобная кровь даёт о себе знать,- он говорил горячо, убедительно.
- Прости меня! Я такая глупая!
Улыбнувшись, Дийсан положила руки на плечи любимого, притянула его к себе, нежно коснулась губ.
"Ты никуда от меня не денешься! Пусть у тебя с женой родится хоть десять законных детей, главное, чтобы ты оставался живым до самой глубокой старости!"
Утром дворец облетела радостная весть, у наследника престола Айрика Райнара родился первенец. Придворные и слуги готовились к торжественной церемонии наречения имени. Коридоры и огромный зал украшали цветами и ветками, натирали до блеска всё, что только можно вычистить. На кухне стряпали роскошные блюда для знати и простые угощения для горожан. Как прекрасно, что возвращение наследника престола из похода совпало с рождением его малыша, это хороший знак.
Сам виновник торжества лежал в колыбельке, даже не подозревая о своей значительности для страны. Вчера ночью его отдали кормилице Лини, она ждала рождения младенца целую неделю. Собственный пухлый ребёнок безмятежно спал на упругой груди, а наследник престола не мог взять желанный сосок, чтобы напиться молока. Малыш тихо плакал. Вспомнив, как в детстве выкармливала слабеньких щенков, оставленных собакой, Лини, осторожно сцедив молоко в бутылочку, поила ребёнка через тоненькую соломинку.
"Почему он такой маленький и слабый? Разве такой сумеет унаследовать целый Алкарин? Создатель, и вообще пусть всё остаётся по-прежнему как можно дольше, храни принца Айрика и королеву Риен!"
Читая молитву, кормилица уложила малыша в колыбель.
Вечером она принесла наследника престола на церемонию наречения имени. Оказавшись в огромном зале, Лини совсем растерялась, заметив множество взглядов устремлённых на неё. Смущённая кормилица так и стояла не шевелясь, пока бледная Цаони не забрала у неё сына. Она ещё ощущала слабость, стыдилась того, что вчера чуть не убила ребёнка безумным страхом.
"Вот он, мой первенец!"
Принцесса изо всех сил старалась пробудить в душе материнскую нежность, но в место неё в сердце жили память о невероятном ужасе и облегчение оттого, что страшное испытание позади.
"Ничего, я скоро к нему привяжусь! Хорошие матери души не чают в крошечных детях..."
Малыш на руках не кричал, он был равнодушным к гулу придворных, ярким цветам вокруг.
Остановившись в центре зала, Цаони глядела, как торжественно одетый наследник престола приближается к ней с обнажённым мечом в руках.
- Варварская церемония, - говорили многие поколения алкаринцев, забывших, что такое битва, когда рождался наследник лорда или короля.
- Варварская церемония, - повторяли они, продолжая её проводить и не подозревая: однажды настанет время, когда суровое действие вновь обретёт свой истинный смысл.
Встав рядом с женой, Айрик взглянул на ребёнка. Обнажив левую руку до локтя, он полоснул по ней клинком, чтобы густая кровь окрасила острое лезвие.
- Нарекаю тебя - Анрид!
Выкрикнул Айрик, чертя над головой сына древние буквы его имени. - У нас одна кровь! Кровь отца и кровь сына смешаются! Будь сильным и смелым! Стань верным защитником Алкарина! Да скрепится судьба с именем сына кровью его отца!
С последними словами принц легко провёл холодным клинком по лбу наследника престола. Анрид тихо заплакал.
- Имя наречено! Судьба начертана!
Айрик с облегчением опустил меч.
"Очевидно, моя судьба тоже начертана. Её скрепила даже не кровь, внезапная гибель отца. Никто не мог бы придумать скрепления сильней, чем то, что связало наречённое имя с судьбой. А я всё же хотел бы узнать: каким он был... Амрал Райнар, по рассказам придворных, безмятежный принц, где сейчас твоя душа? Возможно, за гранью смерти я сумею тебя узнать. Если только там что-то есть, за гранью смерти..."
От таких мыслей в душу вполз холодок.
После церемонии наречения имени начался пир, вполне скромный, вовсе не народное гуляние.
Сидя рядом с супругой, наследник престола почти не пил и не ел. Протанцевав с ней один танец, да и тот Цаони еле выдержала, муж разрешил ей оставить церемонию, а сам продолжил кружиться с фрейлинами, которые ждали его внимания.
Рыжеволосая девушка, чем-то похожая на Сальви, вызвала невольную улыбку и тёплые чувства. Наследник престола отдал ей целых три танца, вспоминая яркую дерзость любимой сестры.
***
Прошёл месяц, жизнь во дворце текла обычным порядком, если не считать появления на свете Анрида. Он оказался слабым, болезненным малышом. Первые две недели он всё время спал, но для всех детей это нормально, неправильным было то, что Анрид не брал грудь кормилицы и плакал очень тихо, точно ничем не интересуясь. Но с третьей недели от роду малыш внезапно принялся кричать громко, пронзительно, однообразно. Если его могли успокоить, то ненадолго. Анрид боялся любых резких звуков, яркого света. Лини тревожилась, не зная, как правильно быть с малышом. Не могла помочь сыну и Цаони, пусть она быстро оправлялась от родов.
Принцесса радовалась возвращению красоты и стройности. В её груди не появлялось молоко, поэтому женщина не страдала.
Только малыш расстраивал мать, напоминал о тяжкой вине.
"Я сама не пускала его на свет! И сделала больным! Каждую ночь он так невыносимо кричит."
Цаони не хотела брать сына на руки, страшилась смотреть на него, боялась видеть строгий взгляд Айрика, когда принц к ней приходил.
Больше всего дворец угнетало то, что даже Дармелина Гирт не могла сказать, каков недуг принца Анрида.
- Я вижу, он болен, но не могу понять, чем именно. Недуг спрятался глубоко. Он там, куда даже дар Аларъян проникнуть не может.
Неведомая болезнь сына сердила отца.
"С таким голосом – его впору выносить на улицы, просить подаяние, а не быть наследником престола. В трущобе мой сын имел бы высокую ценность, только жил бы недолго."
Крики ребёнка раздражали и страшили отца.
Супруги почти не разговаривали. Айрик сдерживал гнев, чтобы случайно не упрекнуть жену в болезни малыша. Только Цаони и без того всё понимала.
"А живот у другой продолжает расти. Его колдунья, конечно, родит здорового младенца! Это её коварное сердце навело на меня порчу! Она никогда не желала мне счастья!"
По ночам, когда Анрид успокаивался, принц заглядывал к нему в комнату. Хрупкий малыш сделался красивым, только остался крошечным.
"Интересно, будешь ли ты вообще расти? Твой молочный брат, вон какой пухлый и розовый, а ты у меня совсем маленький."
Поднимая сына на руки, отец невольно чувствовал, как в душе просыпается тепло.
- В тебе же есть моя кровь! Пусть она поможет тебе справиться с болезнью, чтобы я мог положить на твои плечи Алкарин! Быть здоровым очень хорошо. Поверь, тебе сразу понравится.
Только горячие просьбы принца, видно, не доходили до Создателя. Сердце Айрика тревожилось. Постояв немного у колыбели Анрида, он возвращался к себе, направляясь к Дийсан через главные покои короля.
Узнав о болезни ребёнка соперницы, менестрель испытала невольное торжество: "Так ей и надо, за то, что постоянно старалась отнять у меня любовь Айрика. Значит, Цаони нет счастья, как королеве."
Бард даже улыбнулась, а через несколько дней она услышала крик Анрида, пронзительный, полный чего-то невысказанного. Малыш словно просил о чём-то, только никто не мог понять, что его мучает. Сердце женщины заболело, пожалев малыша и его невезучую мать. Никто не заслуживает такого горя, когда страдают дети.
- Айрик, пожалуйста, не обижай нездорового сына. Анрид не виноват, что родился больным. При наречении имени ты сам произнёс, его судьба уже предначертана.
- Только я не говорил, что его ожидает такая судьба. Как я назначу наследником престола больного ребёнка? Сколько он проживёт? Как будет думать взрослым? А если и вырастет мудрым? Как можно править, одновременно сражаясь с болезнью? Ничего не изменилось! Всё осталось неопределённым!
- Пойми, надежда на лучшее никогда не должна быть утрачена. У вас ещё будет другой малыш. Возможно, Анрид сумеет поправиться, если Творец поможет ему.
Айрик вздыхал. Когда он клал руку на живот менестреля, она улыбалась чему-то тайному, как же любимая улыбалась!
- Принца Айрика ждёт удивительный подарок судьбы, - сказала Дармелина Гирт, когда осмотрела будущую мать. – Я вижу, у тебя родится двойня. - Не знаю, сыновья или дочери у вас появятся, но двойня всегда благословенье Создателя.
Только Дийсан молчала о важной вести. При рождении ребёнка всегда присутствуют тёмные силы. Радоваться до срока – плохой знак, тем более, когда во дворце горе.
Лёжа рядом с фавориткой, принц спрашивал себя, почему судьба поступает так, а не иначе.
Мысли о предначертаниях свыше привели к неожиданному решению.
"Спасти Алкарин может только чудо, такое же как моё рождение или возвращение в королевство. В Алкарине одна Айдрин Тарир может знать, как верно поступить, чтобы исполнить веления судьбы."
Сколько бы решений и возможностей спасения страны не приходило принцу, он с сожалением отвергал их все, как не состоятельные.
"Наверное, нужно просто пойти к провидице, и выполнить то, что она скажет."
Айрик посетил Айдрин на другой день, как только королева его отпустила.
Провидица жила в дальней части дворца в скромных комнатах. Сейчас она вязала, стремясь отвлечься от трудных мыслей. Каждый день приходили люди, просили предсказать судьбу. Она предсказывала всем: кому-то хорошее, кому не очень. По ночам Айдрин мучили сны, их наполняли огонь и кровь. Быть провидицей нелегко в любые века, но насколько же страшно родиться ею во время войны!
Увидев принца, Айдрин удивилась.
- И вы ко мне с вопросом, ваше Высочество? Ваша ненависть постепенно сумела исчезнуть, пусть когда-то казалась мне очень сильной.
- Глядеть в будущее так тяжело, что ненавидеть вас, Айдрин, равняется преступлению. Мне бы очень пригодилась любая помощь. В одиночку я не могу понять: как суметь отстоять Алкарин?
- Если бы я сама это знала? Ваше Высочество, мне известно только одно: нашу землю помогут спасти огонь и песня. Если в нужный час перекрёстки дорог сойдутся как надо, целый мир останется жить.
- Прямо скажем, очень расплывчатая подсказка, но я благодарен вам за неё.
- Поверьте, я сама бы хотела помочь вам гораздо больше. Но увы, судьба постоянно в тумане. Она даёт неясные знаки, а не точные знания.
Айрик вышел от Айдрин озадаченным.
"Огонь и песня? Когда и где они могут сойтись?"
Так время и потекло дальше. Закончилась осень, наступила зима.
Декабрь выдался холодным и снежным, во дворце топили камины, грели камни для ног, перины и одеяла.
Летний поход позволил королевству отстаивать четыре крепости до зимнего времени. Зарядив в свете чаши клинок, каждый воин мог сражаться с теневыми на равных.
Маленький Анрид не выздоравливал, он стал меньше кричать, но не мог держать головку. и улыбался одной Лини, так и не взяв грудь. Во дворце ясно поняли, болезнь принца окажется затяжной.
Айрик, как умел, старался принять тяжёлое положение, однако, это плохо ему удавалось. Порой принц ловил себя на мысли: его не привлекает маленький Анрид. Он отлично умеет одно: громко плакать. Новый наследник престола не зачинался, в животе Дийсан созревал бастард.
С утра до вечера наследник престола решал дела королевства, сражался на мечах, когда выпадало время работал в кузнице. Вечера и ночи проводил между женой и фавориткой. Сегодняшний вечер не стал исключением.
Войдя в покои супруги, принц услышал плач сына. Мать держала его на коленях. Скрип двери напугал Анрида, чтобы его успокоить, отец взял малыша на руки, но тот раскричался ещё сильней. Что-то в облике принца не понравилось больному ребёнку. Разочаровавшись, отец отнёс малыша кормилице. У неё на груди Анрид, успокоившись, мирно заснул.
- Ты поужинаешь со мной?
Спросила Цаони, когда муж возвратился из комнаты сына.
- Да, я останусь в твоих покоях, приказывай. Но тебе давно пора выходить на вечерние приёмы. Анрид всё равно остаётся с кормилицей, по вечерам ты ему не нужна. Ты давно поправилась после родов.
- Айрик, придворные так на меня глядят! Они постоянно спрашивают и сочувствуют, и шепчутся за спиной! Я не могу посещать большой зал! Мне лучше остаться здесь, в тишине покоев.
- А на меня они никогда не смотрят? Мне они не сочувствуют? Цаи, – ты принцесса, будущая правительница. Значит, должна появляться на людях. Провести всю жизнь в тоске и уединении у тебя не получится, ты рождена для другой судьбы. Взгляни на королеву Риен, она много лет страдает от боли, но никто не услышал от неё ни единой жалобы, пусть она потеряла супруга и сына.
- Но муж королевы Риен был ей верен до самой смерти! Слышишь, он не разу не изменил! А просто погиб трагически, в одночасье. Тебе далеко до его достоинства! - закричала Цаони.
Целых три месяца она крепилась, стараясь как можно лучше угодить супругу. Только сейчас вина неожиданно вылилась в отчаянный гнев.
- Это твоя Дийсан навела на меня порчу! Во дворце многие так говорят. Ей не нужно, чтобы у меня был здоровый ребёнок! Она коварна и желает мне зла! Только тебе отвратительная калека дороже всего: меня, королевства, собственной жизни.
Принцесса сделалась бледной, только большие глаза горели на белом лице.
- Цаи, не стоит играть с огнём. На земле есть слова, которые не прощаются никому.
Тихий голос внушал ледяной страх.
Его гнев тоже давно накипел
– Я ничего твоему отцу не забыл. Так вот от кого расползаются грязные слухи. Ядом не уничтожил, так решил сплетнями затравить. Запомни, тот, кто обвиняет в собственных несчастьях других, лишается моего уважения. Я способен простить слабость, но нежелание её признавать, безнаказанным не оставлю! Смотри, я тебя и "любимого" тестя за единое целое в душе никогда не считал, но продолжишь в таком же духе, небо с овчинку покажется, ни одного доброго слова от меня не услышишь! Уничтожить обоих не устрашусь!
Принц поднялся холодный, безжалостный.
- Прости меня! Я была неправа! Я не знаю, как это случилась! Как не смогла удержаться!
Сжавшись в комок, принцесса горько заплакала.
- Замолчи сейчас же! Не смей моё прощение притворными слезами вымаливать. У тебя будет время подумать и решить, какую дорогу для жизни выбрать. Только это предупреждение не забывай.
Гнев принца не утих. Оставив жену, он демонстративно отправился к фаворитке через коридор, а не через свои покои.
"Не пройдёт и часа, как Дани обо всём доложит Цаони."
Менестрель лежала в постели. Держа руки на животе, она слушала, как в нём бьются малыши.
"Может они там дерутся? Вот и не дают мне заснуть. И Айрик отчего-то не появляется, или мне кажется, что он не приходит долго. Ничего, когда вы родитесь, дворцовые сплетницы замолчат, а то им так хочется знать больные вы или нет, раз ваша мама калека. Но я то знаю, вы у меня здоровые, вон какой суровый поход пережили!"
Когда принц открыл дверь, бард поняла, всё-таки он появился рано.
- Почему ты вошёл прямо из коридора? Придворные твой поход непременно увидели. Столько новых слухов возникнет, на несколько дней разговоров хватит.
- Неважно, так захотелось и всё. Главное, я принёс тебе летопись правления короля Анрида. Она интересная. Тёзка моего сына издал много хороших законов. Алкарин до сих пор по ним живёт. Ещё в его времена построили наш дворец. Вот бы мне тоже составлять законы и возводить красивые здания.
Наследник престола улыбнулся.
- Так начинай читать поскорей! Ты мне давно не читал, мне прямо не терпится тебя послушать.
Негромкий голос убаюкал Дийсан. Услышав мерное дыхание, принц замолчал. Ему не спалось. В голову приходили разные мысли:
"Что делать с Цаони и нашим сыном? Как примириться со случившимся? Где найти силы на любовь и прощение, и есть ли они?.."
Три долгих месяца Айрик был для принцессы жилеткой. Она измучила его жалобами на окружающих, не было дня, чтобы она бывала довольна судьбой. Сравнение супруги и фаворитки оказывалось не в пользу первой.
"Горе нрава не выбирает, но принимают его люди по-разному."
Айрик не мог отделаться от мысли, именно своей неспособностью рожать, жена нанесла непоправимый вред их первенцу.
"Но ей же было очень больно, как бы я повёл себя на месте Цаони?"
Мужчине об этом никогда не узнать. И всё-таки недовольство супругой затвердело, как сталь, отказываясь испаряться.
Принц ушёл из комнаты на рассвете.
Менестрель проснулась в одиночестве. Немного потянувшись, она приказала Дайнис нести воду для ванны.
Блаженство купания нарушил внезапный приступ боли. Похожие схватки у будущей матери уже случались, поэтому она продолжала лежать. Роды приближаются, но сегодня ли они начнутся?
Когда, выйдя из воды, Дийсан принялась одеваться, приступ повторился. Третья схватка случилась, когда Дайнис расчёсывала ей волосы. Через некоторое время женщина убедилась, схватки приходят снова и снова.
"Кажется, время настало."
Дийсан этому удивилась.
- Дайнис, пойди к Дармелине Гирт. Сообщи, мои роды начинаются, пусть придут целители и помощники.
Пока у фаворитки принца продолжались схватки, по дворцу разнеслась весть: Дийсан звонкоголосая рожает бастарда.
До Айрика она дошла, когда он заканчивал ежедневный разговор с канцлером.
- Ваше Высочество, у вашей официальной фаворитки с самого утра начались роды, - доложил запыхавшийся слуга.
Прервав доклад, наследник престола помчался в покои любимой. Она лежала в постели, бледная, сосредоточенная.
- Тужься, – громко приказывала Дармелина. Роженица старательно тужилась. Ей хотелось поскорей выпустить малышей из себя, чтобы боль, рвущая тело, закончилась.
- Я здесь, - тепло и тревожно произнёс Айрик, взяв барда за руку.
- Мне хорошо, что ты рядом. Но может тебе будет легче, если ты не увидишь, как это происходит? Ты ничем не сумеешь помочь в таком абсолютно женском деле.
- Нет, я останусь здесь.
Решительно ответил принц.
"Я был с ней, значит, и от тебя тоже никуда не уйду!"
Схватки учащались. Дийсан тужилась и кричала, кричала и тужилась.
- Молодец, - подбадривала целительница. - Молодец, давай, крепись, ещё немножко. Умница, тужься, не прекращай.
Первый малыш вышел легко, огласив комнату громким криком, а вслед за ним, показалась вторая головка.
Увидев её, Айрик удивился и растерялся.
"Вот это да! Надо же! В одной моей Дий малышей поместилось целых двое! Не даром живот так и ходил под моей рукой, когда я к нему прикасался, наверно, спорили за уютное место."
Принц улыбался смущённый, растроганный.
- Вот видишь, я же говорила. Давай, постарайся, осталось недолго, другой уже идёт. Первый у тебя мальчик.
Второй вышла девочка, что встретила рождение не менее громким криком, чем её старший братишка.
- Посмотрите, вот у вас сын, а вот ваша дочь, - улыбаясь, говорила целительница, показывая принцу детей. - Они совершенно здоровые.
Взяв на руки мальчика, Айрик решил, он не такой маленький, как Анрид. Завёрнутый в пелёнку малыш перестал кричать.
- Они правда не больные? Покажите их мне, - волнуясь, просила Дийсан. - Я хочу их потрогать, раз взглянуть на них не могу.
Взяв детей у отца, Дармелина положила их на постель матери.
Легко проведя рукой по одеялу, менестрель нашла маленькое личико, крошечные ручки и ножки, завёрнутые в пелёнку. Они полусогнуты, ладошки сжаты в кулачки. Не справившись с любопытством, менестрель развернула малышей. Они оказались тёплые и гладкие. Кожа нежная, нежная, не такая, как взрослая. Новорождённые закричали, менестрель их опять завернула. Подчинившись внезапному рождению тепла, она бережно взяла сначала одного ребёнка, потом другого и прислонила их к груди. Губы малышей принялись шевелиться, что-то ища, новое, ни на что непохожее ощущение, удивительно светлое. Сердце наполнил покой, она в первый раз держит родных детей.
- Не надо, верни их назад, если молоко вдруг пойдёт, и они начнут сосать, будет трудно отдать их кормилице, - заговорила целительница. - Сейчас я возьму у тебя младенцев.
Дийсан стало больно и страшно. Она только почувствовала беззащитных своих малышей, родившихся у них с Айриком.
- Нет, - Я не хочу их никому отдавать! Я стану сама их кормить! У меня будет хорошее молоко! Я здоровая, пусть и не вижу! Айрик, пожалуйста! Не разрешай их у меня отнимать!
Крикнула женщина, когда ощутила, чужие руки хотят взять её новорожденных.
- Оставьте детей у Дийсан, кормилицу брать не надо.
Решительно приказал принц. - Я знаю, Дий и Дайнис отлично сумеют за ними ухаживать. А вы покажете им, как нужно обращаться с младенцами и пронаблюдаете, чтобы всё было правильно.
Оставляя покои любимой, наследник престола страшился перемен, что снова заполнили жизнь.
"Вот тебе раз, я трижды отец! Я, Айрик Райнар, отец троих малышей! Ну Дий! Ну сильная кровь сельской леди!"
Принц не сумел понять, грустит он или радуется.
"Эти двое будут жить прямо в комнате Дий, реветь они будут у нас под ухом. Как Сальви только ко мне привязалась, если я постоянно орал?"
Айрику вспомнилась легенда о брате и сестре – древних правителях Алкарина.
"И был он подобен мечу, что разит врагов. Но не тронет слабого. Сильный и справедливый, настоящий защитник для подданных. И была она подобна утренней заре, чистая и светлая. Милосердие её лилось на народы живительным дождём, и порой роса её слёз оплакивала даже злодеев. И правили они мудро и долго, пока в глубокой старости не призвала их смерть."
Поняв, что нужно сделать, наследник престола направился отдать распоряжение о приготовлении пира для гвардейцев и слуг.
"Пусть отметят вместе со мной рождение детей Дий. Я проведу для малышей церемонию наречения имени, чтобы придворные поняли, я признаю их своими."
Сделав необходимые указания, принц ощутил непреодолимое желание взять в руки молот, а не пергаменты.
На этот раз Биль Вайзиль доверил ученику выковать косу.
"Что за зима выдалась, не одного решённого вопроса, а проблемы накапливаются, словно снежный ком. Начнёт ли он когда-нибудь таять?"
Сперва пылал горн, потом молот бил по металлу, дальше изделие опускали в воду. Когда коса была готова, наступил вечер.
- Хотя бы для нового инструмента найдётся простое применение. Хорошая мысль среди непрерывных тревог."
Переодевшись, принц отыскал Ратвина Ника и Эрин. Маршал оставил дочь во дворце поправляться душевно.
- Пока ты хочешь умереть, тебе нельзя в сражение, в битве нужно стремиться к жизни. Смерть встречает воина сама, если для неё наступила пора.
Эрин не сопротивлялась решению отца. Тоска отняла у неё мечту о битвах и исполнении долга.
"Жизнь совсем скучная, серая, скорей бы она закончилась".
Увидев Айрика и Ратвина, девушка, чуть улыбнувшись, присоединилась к ним. Так втроём они вбежали в покои Дийсан. Менестрель покачивала детей, тихо напевая им что-то нежное.
- Вставай, Дий, пойдём на нашу церемонию наречения, - крикнул принц с порога. - Пусть Дайнис возьмёт малышей, я поведу тебя.
Передав младенцев служанке, молодая мать оперлась на локоть любимого.
Взяв малышей на руки, телохранительница посмотрела на них долгим взглядом. От вида новорождённых, тепла их прикосновения, в сердце проснулось что-то забытое, запрещённое. Кажется, похожее на любовь:
"Эти крошки, каких у неё никогда не будет, они пришли на свет, как её погибшие сёстры и брат. Пусть их минует сиротская доля! И жизнь сложится счастливо, несмотря на большую войну!"
Дийсан и Айрик пошли вперёд, телохранительница следовала за ними.
Громкие голоса на кухне, а ещё яркий свет заставили младенцев сморщиться. Поставив барда в центре помещения, наследник престола приказал всем замолчать. Служанка отдала детей госпоже. Закатав рукав, Айрик решительно разрезал мечом руку от запястья до локтя, глубже, чем в первый раз.
- Нарекаю вас Арверн и Найталь!
Громко выкрикнул он, чертя над сыном и дочерью их имена. - Кровь отца смешается с вашей кровью! Вы дети Алкарина, Велериана и Дайрингара. Любите наш мир! Защищайте его от беды! Узнайте всё, что не смогу узнать я. Станьте счастливее меня! Пусть судьба разрешит вам много радости!
Айрик вложил в слова заветные стремления сердца, забыв о положенных формулах.
- Да скрепит судьбу с именами кровь вашего отца!
Принц коснулся мечом сына и дочери. Они встретили сталь пронзительным криком. После мирного сна их рёв стал неожиданным.
- Имена наречены! Судьба начертана!
Наследник престола не стал перевязывать руку.
"Пусть вытечет то, чему положено вытечь, может, тогда судьба Арверна и Найталь сложится удачней.
Дийсан улыбнулась принцу.
- Спасибо, Айрик! Я не ждала от тебя такого.
- Этого и я сам от себя не ожидал, но я поступил правильно. Моё сердце так чувствует. Сегодня я прочитаю тебе легенду о правителях, чьи имена даны нашим детям.
Младенцы успокоились. Передав их Дайнис, Дийсан оказалась за столом рядом с наследником престола. Напротив сидели Ратвин и Эрин. Немного развеселившись, дочь маршала улыбалась бледной улыбкой.
Вокруг ели и пили гвардейцы, стражники и слуги, отмечая рождение незаконных детей наследного принца. Сам он тоже ел и пил хмельной мёд, но немного. На душе и так почему-то стало светло и радостно. Вернувшись в покои Дийсан, принц быстро заснул, обретая душевный мир.
Айрика разбудил детский писк. Принц увидел, как Дийсан на ощупь меняет младенцам пелёнки. Дармелина, её помощницы и Дайнис больше часа показывали менестрелю, как правильно это делать. Когда мать приложила малышей груди, они замолчали, принявшись сосать.
Минутное раздражение отца исчезло.
Такой рёв понятен. Разве может младенец попросить покормить и поменять пелёнку по-другому? Если умеет только кричать.
Почувствовав, что малыши заснули, Дийсан отнесла их в колыбель и снова легла. Айрик обнял её.
- Я тебя люблю, - шепнул он тихо.
- Я тебя тоже очень люблю!
Прижавшись к нему, бард спокойно уплывала в объятия сна.
Проснувшись в утренний час, она кормила детей, пока принц одевался для визита к Цаони, решив позвать жену на завтрак к правительнице.
Он появился в её покоях суровый и сдержанный. Но для Цаони визит супруга стал большим счастьем. Принцессу оповестили о рождении детей фаворитки, о церемонии наречения имени. Но до злости ли , если Айрик не на шутку разгневан?
"Короли разводятся с неугодными жёнами, отправляют их в монастырь или просто казнят. Муж не причинял мне жестоких обид, что терпят в супружестве многие знатные леди! Я неспособна родить здорового наследника – хороший повод для расторжения брака, что заключён без любви."
- Цаони, ответь, ты успела решить, как хочешь поступать дальше? Я тебя слушаю.
- Да, Айрик, ты прав. Я начну выходить на приёмы. Прости меня. Я зашла слишком далеко. Я очень погорячилась и была неправа.
- Так-то намного лучше. Конечно, и я далеко зашёл. Цаи, ты сама увидишь, когда разрешишь себе жить, со временем душа найдёт облегчение. Дело – лучшее средство от сердечной боли, тем более, если ничего исправить нельзя.
Пока супруга готовилась к выходу, Айрик зашёл к сыну. Когда он покачивал Анрида на руках, малыш улыбнулся. Принц улыбнулся в ответ, Анрид улыбнулся снова. Недавно отцу удалось обнаружить, когда он спокойно носит сына на руках, не пытаясь с ним поиграть, как играют с другими детьми, малыш никогда не плачет. Но эта улыбка детского узнавания, она случилась впервые.
- Да ты у меня большой молодец! Запомнил, кто каждый вечер и утро тебя на ручки берёт! Ты у меня не сильный и далеко не здоровый, но раз ты появился на свет, я тебя принимаю, как и твою беззащитную маму. Главное, ты улыбайся почаще, мне это нравится.
Передав сына кормилице, Айрик возвратился к принцессе. Она ждала его, готовая к посещению комнат Риен.
"Отлично, день начался. Утро пообещало, он будет удачным."
Айрик пришёл в хорошее настроение, расправил плечи, невольно улыбнулся.
***
Небольшой городок целых три дня засыпал снег, сугробы поднимались выше крыш домов.
Снегопад не беспокоил Альгера Аторма, до позднего времени засидевшегося за свитками при свете лампы.
Пожилая горожанка, хозяйка комнаты, беззлобно ворчала на чахлого лорда.
"Глупый юноша вместо того, чтобы заниматься подобающими знатным делами: пьянством, ухаживанием за женщинами и драками, читает днём и ночью сказания, обнаруженные в городском архиве."
Альгера не волновало бурчание хозяйки. Сейчас он с одним из отважных героев пытался проникнуть в Вирангат. В этом году юноша стал совершеннолетним, и должен принимать участие в сражении. Из-за непригодности к военному делу Дальнир Аторм отправил сына в отдалённый городок, надеясь, этакую глушь теневые и чёрные минуют. Альгер тоже всей душой верил в возможность, избежать лихой доли. Первое же сражение станет для него последним. На сердце притаился вечный страх. Его мрачную тень прогоняла романтика чтения.
Только никому не удаётся уйти от судьбы. В полночь ударил городской колокол, возвестив нападение теневых. В поздний час юноша ещё не спал. Первой возникшей мыслью было: остаться в комнате, забиться куда-нибудь в угол, но дальше суд и всё равно смерть, только позорная. Молча опоясавшись мечом, Альгер вышел в ночь, руки мелко дрожали.
Мглистые плащи теневых прекрасно видны на белом снегу. Снежинки на них не тают. Самый страшный враг - чёрный всадник, гибкий, как горный барс, безжалостный, как неотвратимая гибель. Его глаза приковали к себе беспомощный взгляд юноши. В них он прочёл неизбежную смерть.
"Закончится чтение свитков, исчезнут отец и мать. Ничего не будет, или придёт что-то совсем иное!"
Выскользнув из руки, меч со звоном упал на землю.
- Пощадите!
Прошептали губы. - Не убивайте! Я не хочу умирать.
- Пощадить?
Прошипел чёрный, ощущая безудержный страх жертвы. - Я оставлю тебе жизнь, но ты сам знаешь, какова цена тёмного милосердия.
Губы всадника растянула холодная усмешка.
- Да, всё равно пощадите!
Покрытая чёрным плащом ледяная рука, опустившись на плечо Альгера, вздёрнула его вверх на огромную птицу. Сердце труса замерло.
Безжалостный Аранъяр убивал врагов, пленник, съёжившись позади него, мелко дрожал.
Настал рассвет, тёмные твари взвившись вверх, помчались над землёй. Цепляясь за ледяной плащ, юноша думал, сейчас он замёрзнет или сорвётся, но сила Аран поддерживала в человеческом пленнике жизнь, его несли в Вирангат.
Оказавшись в стране белого и чёрного, птица опустилась на землю. Трус ощутил ужас, вовсе не равный тому, что бросил его к тёмному всаднику.
"Здесь нет ничего живого! Только в его слабом теле продолжает теплиться жизнь! Значит, он тоже скоро умрёт!"
Теневые и чёрные не стали обыскивать человека. Сколько бы оружия у него не оказалось, в Вирангате оно бесполезно.
Альгер испугался мглистой руки теневого. Точно сковав плечо обручем льда, она взяла его выше локтя и повела за собой в одну из чёрных дыр, где нет ни луча света, ни капли надежды.
Оказавшись во тьме, пленник упал на пол. Неспособный пошевелить ни рукой, ни ногой, он погрузился в полусон-полубред, пугающий и мрачный. А может всё-таки привлекательный?
"Почему исчез холод? Куда он пропал? Только ни капли тепла не появилось. Это что-то другое. Я дышу или уже нет? Я живу или нет? Но мне совсем не страшно. Я никогда и не ведал ужаса."
С Альгером заговорил чёрный камень, сын подземных глубин. Он показывал человеку самые тайные страхи, самые неприятные воспоминания жизни. Пока господин тьмы двигался осторожно. Алар живого горит. Она может обжечь. Непонятный мгле свет заполнял множество тонких сосудов, он шевелился, менялся, он жил.
"Они никогда не любили тебя, - нашёптывал камень пленнику. - Они знали, ты слаб и труслив. Эрин сильная, родители хотели такого сына, как она. Никчёмный отпрыск не оправдал их надежд, ты не достоин уважения. Твоя любовь к свиткам глупа, никто её не разделит, люди грубы, они не способны тонко чувствовать. Ты просто хотел ускользнуть от войны, но родители не дали тебе сделать этого. Не каждый человек способен сражаться. Ни твоя вина, что в тебе не оказалось нужной силы и умения. Тебя должны были простить и позволить посвятить жизнь свиткам архива, но близкие оказались жестокими. Справедлив ли мир, где желания никогда не исполняются? Где каждый получает занятия не по плечу. Ты хотел просто жить, а чужая прихоть обрекла тебя на жестокую гибель. Теперь ты можешь доказать другим, что не был безнадёжен. Помоги наказать человеческую жестокость! Осудив вместе со мной мир, породивший её."
Огонь души стал холодней, он потускнел, тогда в него проникли крошечные частицы тьмы, в тепле человека они растворились, растаяли, но и сам свет померк ещё больше, впитав в себя мрак. Так час за часом, день за днём в живую Алар понемногу входила мгла, пока огонь не стал холодным и слабым.
- Да, я попробую! Я всех накажу!
В душе потемнело, Альгер забыл про тепло и любовь, а если и помнил, неважно, теперь они стали ему не нужны.
Всё, пора сотворить самое главное. Чёрный камень торжествовал. Рука теневого, снова взяла локоть пленника.
"Какой он красивый! Сколько в нём холода! Лёд всегда безмерно спокойный! Когда-нибудь мир застынет без движения, став вечно одинаковым! Вечно тёмным! Или в нём не останется даже мглы!"
Теневой прислужник привёл юношу в огромный зал, где на троне восседал Дивенгарт. Он состоял из мрака, отдалённо похожий на человека. Мгла клубилась втягивая в себя всё, что попадалось ей на пути.
В центре зала стоял чёрный камень. Он и был самой тьмой, огромный и плотный, без единого просвета.
Пленник бестрепетно лёг на гладкую поверхность. Он не почувствовал холода. Только сердце кольнула игла. Оно как-то странно дёрнулось. В сосуды Алар просочилась тьма. Она забирала огонь куда-то вдаль. Уходили чувства и память, сначала они отдалялись, дальше совсем распадались, и это было прекрасно. Какой холодный восторг, когда мрак ледяными волнами прокатился по жилам. Только где-то в самой глубине существа осталась тёплая точка, едва заметная, слабый отзвук и отсвет, зачем-то нужный для тёмного царства.
Альгер Аторм стал полутеневым. Он поднялся с камня с новой гибкостью и силой,
готовый подчинять и повиноваться. Зал огласился шипящим смехом Дивенгарта.
- Для маршала Алкарина у него есть отличный подарок, приятно ли ему будет погибнуть от руки собственного сына? Дочь маршала принадлежит Вирангату малой частицей сердца, зато сын полностью.
На чёрной лошади полутеневой скакал в лагерь войска Велериана. Он прибыл туда, когда начался штурм большой крепости, что теперь находилась в осаде. Слуги Вирангата воодушевлены, велерианцы испуганы и сломлены, и те и другие идут на штурм с отчаянной решимостью.
За битвой наблюдал Дальнир Аторм. Вдруг он заметил фигуру полутеневого. Она маршалу кого-то напоминала. Порождение тьмы приблизилось. Враг помнил, что должен поразить этого человека, тоже смутно ему знакомого. В остатках неуловимых черт, в форме носа и губ, в цвете волос и ледяных глаз, в зове памяти сердца Дальнир Аторм узнал сына. Смесь горя и ненависти толкнула отца к нему, они сошлись в поединке. Меч черноглазого человека налился ослепительным светом, огнём слишком жгучим, смертельно опасным для мглы. Остатки былого страха всколыхнулись в душе прислужника тени, но он силён и ловок, у него есть повеление господина.
- Если бы ты был таким при жизни!
Сердце отца наполнилось горечью. Рука отбивала удары.
"Я не могу позволить тебе существовать, не допущу такого позора! Сегодня я не умру!"
Отчаянная решимость человека, опыт воина помогли Дальниру, как не раз выручали его в сражении. Меч пронзил грудь полутеневого, ни на мгновение не остановившись.
"Какая боль, такая невыносимая, как страшно!"
Тёплая точка души слабо затрепетала. Юноша вспомнил, кто перед ним.
- Отец. Прости!
Глаза не закрылись, только пальцы чуть вздрогнули. Альгер Аторм был мёртв.
Поздней ночью, когда никто не видел, родители предали сына огню, пусть он был его не достоин. Они не посмели возвести над пеплом предателя курган, развеяв его над землёй собственными руками.
- Иди, - произнёс отец. - Пусть Создатель простит тебя, пусть подарит покой, если творец встречает всех за порогом смерти. Если нет, тебе всё равно лучше ничего не чувствовать. Пусть Создатель простит меня за всё.
По щекам маршала текли слёзы. Сариан плакала рядом с мужем.
- Это я не уберегла! Не сумела вырастить его правильно! Не дала силы и стойкости! Наш Альгер ушёл в чертоги Творца предателем!
На утро во дворец полетела страшная весть. Её услышала Эрин. Девушка узнала, как погиб её брат, и в одну ночь постарели родители.
"А я тоже заражена льдом! Меня поразила чёрная сталь. Мне до сих пор хочется умереть. Что, если однажды ночью мгла завладеет мной?! И не помогут ни слёзы, ни мольбы!"
Больное воображение подсказало одно верное средство покончить с сомнениями: Нужно убить себя, всё равно ей самой хочется гибели. Эрин давно не хранила в покоях меча, страшась бархатного шёпота.
"Значит, схожу в оружейную, где без присмотра лежат плохие клинки. Воины берут их для учебных занятий."
Девушка решительно вышла на улицу. Когда она пересекала двор, это заметил Ратвин Ник, сражавшийся с принцем. Могучий гвардеец пропустил простейший удар.
- Ты чего, Рат, вроде воробьи над площадкой не пролетали, чтобы ты их считал? Откуда взялась невнимательность?
Айрик удивился.
- Я видел, Эрин куда-то идёт. Разреши мне бросить сражение? Что-то мне не по себе, кажется, она направилась в сторону оружейной.
- Раз тревожишься, так иди, проследи за ней.
Сказать, что Ратвин был сильно взволнован, значило бы вообще ничего не сказать. Страх был большим. Воин давно влюбился в дочь маршала, беззаветно, всем сердцем.
Ратвин ворвался в оружейную, когда Эрин готовилась бестрепетно упасть на меч. Могучие руки схватили девушку, вырвали клинок.
- Ты зачем, Эри? Неужели Вирангат совсем завладел тобой?
- Нет, но я боюсь, он меня одолеет. Мгла сумела перековать моего брата в полутеневого.
- Глупая, разве не понимаешь?! Ледяной край изменил его сердце, как труса, соблазнив бессмертием. Слышишь! Перековываются только добровольно. Страшный кусочек тьмы не сумел захватить твоего сердца, оно у тебя слишком цельное и чистое, а ещё очень смелое. Поэтому Вирангат убивает тебя изнутри.
Оказавшись в объятьях воина, девушка, уткнувшись в широкую грудь, расплакалась. Как давно она не лила слёз, может, с самого детства, когда решила стать воительницей.
- Я люблю тебя, Эри! Ты никогда не оставляй меня.
Гвардеец гладил волосы дочери маршала.
- Что? Ты меня любишь?!
Девушка так удивилась, что перестала плакать.
- Да, я тебя люблю. До сих пор не пойму,как оно получилось. Я не хотел тебе говорить, боялся обидишься, рассмеёшься, а тут так испугался, что никакой смех мне теперь не страшен, если я мог тебя потерять.
- Тогда целуй, обнимай меня крепче, дай сердцу тепла, держи меня. Я так хочу быть живой.
Ратвин радостно исполнил пожелания любимой. Поцелуи оказались жаркими, объятья могучими. Влюблённые начали тайком встречаться.
***
В Алкарин пришла ранняя весна. Март выдался на удивление ветреным и тёплым. На площадке для тренировок Айрику было жарко, а может причина была в другом: просто маршал Дальнир Аторм прибыл навестить дворец, чтобы посмотреть на дочь и разрешить ей вступить в брак с Ратвином Ником. Эрин встречалась с ним "целых" два месяца.
- Я не могу больше ждать, папа!
Говорила дочь. - Мне кажется, я без него умру, причём правда погибну, не как в красивой фразе о любви. Ратвин могучий и тёплый, в нём столько жизни. Я не хочу принести нежданного внука до вступления в брак.
Улыбка на бледном лице Эрин утешила сердце маршала. Мог ли он не разрешить свадьбу единственной дочери, если она заражена чёрной смертью.
Сейчас Дальнир выплёскивал душевную боль, безжалостно разя клинком принца. Под градом ударов тот понял, что так ничему и не научился.
- Неуклюжий, медлительный, как ты выжил летом?
- Поверите, маршал, и сам не пойму. Наверное, теневые и чёрные не захотели убивать настолько слабого врага, чтобы не позорить величие воинского искусства уж слишком лёгкой победой!
Увидев озорной огонёк в глазах Айрика, маршал невольно улыбнулся в ответ. От точного удара ученик упал на землю. Поднявшись с неё, он одним глазом заметил, как Дийсан и Дайнис вынесли на прогулку детей.
Арверн и Найталь подрастали спокойными малышами. Отец начинал к ним привязываться. Он начал привязываться и к Анриду, хотя болезнь ребёнка была всё видней. Молочный брат наследника престола давно сидел, бросал игрушки, тащил в рот разные предметы, даже пытался ползать, пусть это у него не получалось. Движениями Анрида были какие-то странные подёргивания. Его руки, ноги и голова работали вразнобой, на спине ребёнок лежал прямой, как палка, на животе собирался в тугой комок.
- Он пробует двигаться, пытается подражать Гилину, только у него ничего не выходит, - защищала малыша наблюдательная Лини. Принц соглашался с ней. Лёжа на надёжных руках отца, Анрид пытался пищать что-то по-своему, для его возраста совершенно осмысленно и улыбался. Иногда среди судорожных подёргиваний Айрику казалось, сын пробует тянуть к нему ручки.
Только Цаони всё меньше интересовалась Анридом. По приказу мужа на людях она старалась быть весёлой и оживлённой, оставаясь наедине с собой, плакала.
"Я родила безнадёжно больного малыша, а будут ли у меня другие дети неясно. Вдруг Айрик решит со мной развестись? Сколько продлится тяжёлая неопределённость?"
Принцесса страшилась всего: и возможной бездетности, и новых родов.
Видя горе и страх жены, принц всё больше от неё отдалялся. У него не хватало терпения и ласковых слов, для постоянной поддержки Цаони. Слишком сильно отличались от печальных комнат супруги покои Дийсан, где его ожидали с улыбкой. Айрику нравилось тихое пение, чтение свитков, способность любимой выслушать его и понять. Цаони одаривала супруга постоянными слезами. Так сколько можно их терпеть?
Сейчас, улыбнувшись, Айрик подошёл к Дийсан и детям.
- Радуетесь тёплой погоде?
Раздался его весёлый голос.
- Конечно, радуемся, как можно встречать весну без счастья?
- Не знаю, сколько времени у меня остаётся, чтобы видеть вместе со всеми весеннюю зелень. Мне только что убедительно показали, насколько я бездарен во владении мечом. Так что едва ли сумею пережить следующий поход.
Глядя в сторону маршала, принц улыбался уголками губ.
- Айрик, вовсе ты не бездарность, а просто неопытный юноша. Но раз я приехал сюда, ты овладеешь клинком в совершенстве. Я твоего обучения из рук не выпущу.
Дальнир заметно смягчился, словно льдинки немного оттаяли.
- Ладно, опыта буду набираться потом, раз завтра свадьба Эрин. Клара Тивель обещала соорудить самые роскошные наряды. Пора сдаваться на её милость.
Пока принц примерял праздничный костюм, Дийсан гуляла с детьми. Айрик готовил гвардейцев для отбивания невесты, раздав метательные снаряды и деревянные мечи.
В это время менестрель поочерёдно кормила детей, пела Эрин старинные свадебные песни Алкарина и Велериана. Несколько фрейлин неумело ей подпевали. Сегодня бард прощала другим некрасивое пение. Подружки невесты должны поддерживать напев накануне свадьбы.
Долгую ночь фрейлины отвлекали невесту от грустных мыслей. Утром служанки помогали ей одеваться. Эрин честно старалась веселиться, но сердце брала в плен тоска.
- Я буду Ратвину плохой женой, ему всё время придётся за меня бояться.
Менестрель положила руку на плечо подруги, поддерживая её.
- Но другая ему не нужна! Ратвин любит тебя такой, какая ты есть. Когда мы победим Вирангат, ты опять станешь весёлая, совсем как прежде!
Дийсан оказалась вместе с невестой в свадебной карете. Раз так получилось, сегодня Дайнис придётся поить Арверна и Найталь козьим молоком.
Не успела Эрин встретиться с женихом, как между ними вырос Айрик со смелыми воинами.
- Ну, всё, Ратвин, не выйдет у тебя сегодня жениться, ходить тебе вечно в холостяках, если невесту у нас не отобьёшь. А я буду сражаться, как медведь, пусть фигурой не вышел. Ну, или, как разъярённый бык, хоть грозно реветь у меня тоже не получается. А может я стану сражаться, как самый настоящий баран. Баран – животное поистине грозное. Хотя он глуповат и трусоват, зато никогда вовремя не отступает, раз никак не поймёт, что пришла пора ему удирать.
Уклоняясь от деревянных мечей, принц метко обстреливал жениха и придворных небольшими гладкими камешками.
- Эрин, ну зачем он тебе такой нужен? Он же тебя сразу раздавит. Вон все придворные говорят, мне пора завести вторую фаворитку. Так я тебя и возьму. Во мне столько безграничного достоинства от титула наследного принца, что другие достоинства мне вовсе и не требуются!
Развеселившись, дочь маршала робко улыбнулась.
Выхватив деревянный меч, Ратвин бросился на друга. Немного повоевав для веселья, принц сдался грозному натиску.
- Ладно уж, пропустим, женись. Только потом не пожалей, смотри, какая она страшная и, конечно, будет пилить тебя всю жизнь, как дровосек дрова.
- Ничего, мой огромный меч, наверно, будет пострашней самой острой пилы! – поняв, что сморозил, жених покраснел до корней волос. Справившись со смущением, он взял невесту за руку.
Церемония в храме Создателя оказалась яркой и короткой. Эрин произносила слова клятвы, сама как будто не веря в происходящее. Когда Ратвин поцеловал жену, ей неудержимо захотелось расплакаться.
Свидетелями на брачной церемонии стали королева и канцлер, только на свадебном пиру они побыли недолго. Риен из-за плохого самочувствия, Наркель Ирдэйн просто не любил шумные сборища легкомысленных придворных.
Цаони тоже рано ушла к себе. Принц разрешил ей удалиться, сам оставшись на празднике. Айрик веселился вовсю. После третьего танца он увёл у Ратвина невесту и самозабвенно кружил её, пока Дийсан под зажигательную музыку распевала свадебные песни, что загорались в крови огнём.
Едва менестрель ступила с помоста, как принц, подхватив любимую под руку, начал увлечённо водить её по залу. При этом Айрик почти не пил, а просто был счастлив за друзей. Принц немало потанцевал с другими фрейлинами, Дийсан подхватили хмельные кавалеры. В конце концов, снова соединившись, влюблённые вместе с толпой шутливых юношей провожали Ратвина и Эрин на брачное ложе, желая разные непристойности.
- Пойдём-ка и мы придадимся разврату, - тихонько шепнул Айрик, когда молодые скрылись за дверью.
- Пойдём, сегодня ты покажешь мне такое, что продажные женщины трущобы от стыда бы сгорели.
Королевский дворец заснул мёртвым сном, только у себя в комнатах рыдала Цаони, да в страдании маялась королева Риен.
Никакие ванны и мази больше не помогали, не унимали боль и растирания. Ноги, сделавшись холодными, почернели. Правительница ощущала головную боль и жажду. Она понимала, это жар. Уже с февраля королева совсем не ходила, для неё ночь веселья обернулась ночью страдания.
"Попросить у Дармелины маковый раствор и заснуть? Только завтра голова будет тяжёлой и разговора с маршалом не получится."
В пустой спальне Риен стонала, сейчас больную никто не слышал, даже Ники. Служанка придёт, только если позвонить в колокольчик. Лицо горело, голова налилась тяжестью. В тишине спальни слышался голос Амрала. Он звал жену из неведомой дали, молил о помощи.
- Где ты?
Шептала королева одними губами. Перед её постелью в серой дымке склонился Амир. Он тянул руки к матери. Растопыренные пальцы заканчивались звериными когтями, лицо сына превратилось в лицо чудовища. Амрал безнадёжно звал, стонал где-то за гранью мира живых.
- У меня бред, я брежу.
Прорезалась в затуманеном разуме ясная мысль. Рука потянулась к колокольчику. Он превратился в крысу с розовым хвостом.
"Дёрнуть за длинный хвост, пусть уберётся, пусть растает. Почему она звенит?"
На звонок появилась Ники. Королева едва различила служанку сквозь пелену перед глазами.
Увидев состояние больной, Ники смешала маковый раствор и травы, что понижали жар. Риен забылась тяжёлым сном болезни.
Наутро королева проснулась совершенно слабой. Боль отступила куда-то далеко, но, никуда не исчезла. Мысли были медленными, тяжёлыми. Понимая, что скоро придут Айрик и Цаони, желать доброго утра и завтракать, Риен позволила погрузить себя в ванну и одевать.
"Если бы моего тела никто не касался. Пусть от него никому ничего не будет нужно."
Супруги пришли, когда правительницу успели усадить в кресло.
Принц как обычно, выглядел строго, Цаони была роскошной.
"Какие они разные: кустарник, что крепко стоит на земле, и цветок, хрупкий и нежный."
Она улыбнулась неожиданно возникшим мыслям.
"Скоро они останутся без меня. Айрик будет хорошим королём, за Алкарин можно не беспокоиться. Вот только они несчастливы, и здоровый наследник престола так и не появился. Наверное, человеку никогда не даётся увидеть всего, что ему хочется..."
Королева украдкой вздохнула, но на душе было спокойно.
Последние дни Риен видела, как Дармелина и служанки отводили глаза в сторону, о чём-то тихо шептались.
"Уж лучше бы разговаривали вслух, близкая смерть меня не страшит, я иду к ней несколько лет."
- Я скоро умру?
Собравшись с силами, спросила правительница Дармелину. Целительница не решилась ответить прямо, тогда Риен продолжала.
- У меня есть очень важное дело, какое я могу совершить только перед смертью. Мне хотелось бы знать, пора действовать или нет?
- Пора, ваше величество, к сожалению, вам самое время его совершать.
Сердце оборвалось. Королева не думала, что ей будет больно.
Она с грустью припомнила недавний разговор, глядя на принца и принцессу, у них многое впереди.
Завтрак не длился дольше положенного времени.
- Зовите маршала!
Приказала королева, как только супруги удалились рука об руку.
Когда Дальнир Аторм вошёл, Риен заметила, его виски поседели, серебряные пряди проходили через всю голову, в уголках глаз и рта залегли морщины, но стать осталась такой же прямой, как раньше.
- Здравствуйте, ваше Величество!
Дальнир отвесил низкий поклон.
- Здравствуй. Я вижу, судьба не щадит никого из нас. Только я прошу тебя, не сдавайся ради Айрика и Эрин! Этому королевству невозможно выстоять без твоего воинского умения!
- Конечно же, я останусь стойким, не позволю Вирангату меня сломить до самой смерти. Но и вы, ваше Величество! Не смейте отчаиваться! Несколько лет, верю, у вас ещё впереди!
- Едва ли, скорее несколько дней. Но это неважно, судьба и так без конца продлевала мне жизнь.
- Риен улыбнулась светло и грустно.
- Дальнир, ты же помнишь его? Амрал прошёл по жизни, как будто его и не было! Только мы с тобой любили его безмятежное сердце. Пожалуйста, ты и меня не забывай! Иногда я страшусь, что наша любовь мне только приснилась.
- Моя королева, конечно, я буду вас помнить! Порой я всё ещё вижу вас прежнюю... Вы бежали по саду, наш принц никогда не сумел бы вас обогнать. Вы были его единственным огоньком.
Чёрные глаза смотрели с печалью. Маршал склонился к ней ближе. Казалось, он захотел взять слабую руку правительницы, чтобы её поцеловать.
Риен словно смутилась.
- Всё, Дальнир, иди, тебе пора. И пусть явится Сариан. Расстанемся поскорей, а то ещё приревнует тебя к умирающей женщине.
Карие глаза сверкнули насмешкой.
Воительница постарела тоже, стальной взгляд словно выцвел, вокруг век залегла чернота, только волосы, по-прежнему отливали роскошным серебром. Сариан протянула королеве портрет Амира, как только вошла к ней. На холсте принц стоял как живой, капризная складка губ, надменность и неуверенность глаз.
- Вот, я только недавно сумела его изобразить. Наверное, мне помогло горе. Я никогда не верила, что позор однажды коснётся моей семьи. Нас растили такими прямыми! Что, кажется, не сломаешь.
В облике воительницы проступила неуверенность. Раньше она не бывала такой.
- Я рада, что успела на него поглядеть! Лучше тебя в Алкарине никто не рисует. Хотя бы память о нём осталась, пусть позорная, небольшая, а всё же она есть. Знаешь, горе понемногу утихло. Я Айрика всем сердцем не приняла, но укромный уголок в нём он занял. С тобой и Дальниром Эрин осталась, ваша родная кровь. Она будет достойной, как вы, до конца!
- Спасибо, ваше Величество. Вот видите, вы меня утешаете, а не я вас. Пусть, кажется, должно быть наоборот, - Сариан украдкой вздохнула. - Куда убежала юность, я даже почти не помню, когда мы соперничали в любви. До того в мирных днях всё кажется радостным и прекрасным.
- Я тоже об этом забыла. Но, говоря по совести, ты отхватила отличного воина нашей страны! Выходит, тебе одной повезло, что Амрал погиб, а то неизвестно сколько ещё твоего Дальнира не замечала бы.
В глазах у обеих возникли слёзы, пусть женщины улыбались.
Королева отпустила воительницу с лёгким сожалением. Они могли бы проговорить ещё пару часов.
После обеда Риен решилась принять канцлера. Она давно готовилась к трудным словам прощения, но почему-то медлила. А сегодня
по-настоящему устрашилась, что если ждать и дальше, можно и не успеть выполнить важное дело. Перед непростым разговором Риен приказала Ники растереть ей поясницу, приготовить целебный отвар, поправить наряд и причёску.
Королева встретила Наркеля Ирдэйна торжественная, холодная.
Канцлер опустился перед ней на колени.
- Встань, Наркель. Я скоро умру. Я давно тебя простила и поняла, ты был прав, но раньше, увы, сказать тебе всё не хватало душевной решимости. Амир слишком дорог моему сердцу. Мы скоро встретимся у Создателя, от этого боль притихла.
- Спасибо Вам, ваше Величество! Поверьте, мне стало гораздо легче. Быть прощённым, на много лучше, чем не прощённым.
- Береги Айрика. Это отважное достояние королевства не умеет находить осторожность и компромиссы. Его спину только такой трезвый разум, как у тебя, способен защитить от возможных ошибок.
В улыбке правительницы промелькнул невольный отсвет тепла.
- До конца моих дней, ваше величество! Обещаю! Можете верить!
Оба молчали, больше говорить нечего. Королева отпустила канцлера без сожаления, трудное дело совершилось. Простить и хотеть видеть - разные вещи.
Когда правительница легла в постель, она позвала Айрика. Он вошёл, лёгкий, стремительный. Королева смотрела в его глаза, ясные, проницательные. Их глубокая синева не узнала материнской любви. Она хотела заговорить, только никак не решалась. Тогда Айрик сам сделал первый шаг.
- Спасибо вам, ваше Величество! Я пришёл в Алкарин с ненавистью, занял место вашего сына и никому не доверял, но вы мне однажды поверили, приняли и простили. Между нами стоит такое, что не в силах преодолеть даже самое отзывчивое сердце! Мне на вашу любовь надеяться не дано, уважение я заслужил. Больше мне ничего не надо.
Правительница видела, принцу непросто, он собрал волю в кулак, чтобы прямо заговорить с ней.
- Прости меня, Айрик!
Короткий всхлип прервал начатые слова.
- Ты, единственный человек на свете, у кого я должна просить прощения! Только к тебе я была жестокой. Пусть должна бы любить! Если бы в страшный час тебя у меня не отняли, всё вышло бы иначе. Взглянуть бы разок на тебя маленького, погладить головку, подержать на руках, услышать как первое слово сказал. Ничего для нас не случилось! Всё промелькнуло, ушло!
Риен заплакала в открытую, безнадёжно.
- Нет, мама, не плачьте так! Ваше величество, успокойтесь! Всё случилось, как оно вышло. Сестра научила меня дерзости и любви, вы научили вечным сомнениям. Когда понимаешь, что живёшь ценой чьей-то смерти, каждый важный поступок невольно стараешься взвесить, чтобы его не стыдиться. Значит, пройти через такое было дано не зря.
Айрик смотрел светло, искренне, прощая её, ничего не тая за душой.
"Сынок! Да, именно так, про себя, в первый и последний раз."
Принц этого не услышал.
Риен потянулась к его руке. Он подал её, крепкую и горячую. В неё легли очень холодные пальцы.
Когда королева закрыла глаза, принц не стал отнимать ладонь. Риен было хорошо и спокойно.
"Конечно, она умрёт не завтра. Успеет ещё поглядеть на солнышко. Дийсан споёт что-то пронзительное и нежное, может, Айрик почитает вслух, он не откажется, если его попросить. Она завещала развеять её над садом, чтобы на её пепле росли красивые цветы. Значит, о последней воле можно не думать. Хотя бы несколько дней прожить для себя, помечтать о многом, всё вспомнить."
Сон пришёл незаметно.
Риен бежала по саду зрелой женщиной. Каждое растение подчинялось её Алар. С годами сила становилась всё точней. Принцесса научилась спасать безнадёжные побеги, восстанавливать убитые градом поля. Амрал любил жену так же, как в юности. Принцесса сама не знала, кого любит больше. Мужа или их шестерых детей. Старшим был сын Анир Райнар, добрый юноша с бесшабашной улыбкой, неистощимый на выдумки, любимец всего двора. Принцесса бежала в нежные объятия мужа, Амрал и Риен смотрели друг другу в глаза, в который раз понимая, они единое целое. Душа наполнилась счастьем, таким забытым, безмерно далёким. В крови светилась Алар, сметая преграды неистового сердца, как прежде рождала жизнь.
Айрик не решился убрать пальцы из рук больной, страшась её разбудить, раз она спит так спокойно. Принц сидел в красноватом свете лампы, думал о разном, когда дыхание королевы неожиданно изменилось. Она вдыхала коротко, редко, словно в груди не осталось сил на движения.
"Видимо, умирает!"
Застыв, Айрик, не шевельнувшись, дождался, когда слабые вздохи перешли в тишину. Удостоверившись, что движения не потревожат мёртвую, он поднял лампу.
Лицо Риен было счастливым. При жизни сын ни разу не видел её такой.
Сердце наполнило что-то щемящее, он осенил покойницу знаком Творца.
- Прощайте, ваше Величество! Идите с миром, я вижу, вы его обрели.
Айрик вызвал в покои людей. Служанки, омыв королеву, одели её в тонкое белое платье, давно для этого приготовленное. Служители храма создателя пели протяжные песни. Дворец затих, погрузившись в траур.
Дальнир, Сариан, Эрин, Ратвин, Наркель, и Айрик с Цаони находились возле высокого траурного стола. Приходили прощаться придворные. Отдавая последний долг королеве, они пытались подольститься к новому правителю. Сдержанный Айрик не обращал на них внимания. Он искал в себе слёзы, но они не пришли.
"Спасибо Создателю, Риен умерла легко. Хорошо, я был при ней, и точно знаю, ей не было плохо. Страдания перед смертью - жестокий удел, нелёгкий даже для сильных."
Сариан и Дальниру казалось, вместе с покойницей безвозвратно растаяла их мирная юность. Когда-то Риен была весёлой, непосредственной, бесшабашной. Никто кроме них не помнил неистовую дикарку, что не хотела быть принцессой. Она лучилась жизнью, словно россыпью драгоценных камней. Только Сариан и Дальнир тогда не понимали, ту наивную, огневую Риен. Теперь они одни, свидетели потерянного мира, сохранят дорогие сердцу воспоминания, пока смерть в свою очередь их не возьмёт.
Канцлер Наркель Ирдэйн низко поклонился покойной.
"Спасибо, ваше величество! Теперь я могу жить! Надеюсь, Амир вас встретил в чертоге Создателя, ваши слёзы открыли ему дорогу туда из Великой тьмы, чтобы души умерших навечно соединились."
Наступили вечер и ночь. Поток придворных иссяк. Рядом с королевой остались только те, кому это положено. Часы тянулись томительно медленно. Люди устали, захотели спать, поневоле разговаривали о посторонних вещах, нарушая долгую тишину, что непросто выдерживать.
Как только настало утро, двое служителей храма Создателя в чёрных одеждах подняли тело покойной на руки, они возложили Риен на погребальный костёр. Чистый голос запел поминальную песнь. Провожающие молча слушали печальные звуки. Когда стихли последние слова, другой служитель Творца протянул королю Айрику факел, чтобы тот поджёг последний огонь.
Он вспыхнул яркий, высокий, наполненный горьковатым ароматом, его придавали специальные дрова и масла. Ими натёрли тело покойницы. Костёр горел, служитель пел протяжную песню. Близким казалось, она взлетала вместе с дрожащим пламенем, провожая королеву в то неведомое, что ждёт человека в чертоге Создателя.
- Прощай, – говорила мелодия. – Прощай!
Повторяли слова. – Лети не останавливаясь, пусть свет Алар не оставит тебя в вечности, пусть смерть подарит страдавшей душе то, что не смогла подарить жизнь. Прощай, Риен Райнар, пусть пепел твой станет жизнью новым растениям,которые ты неизменно любила.
Высокий костёр догорел. Придворные разошлись. Понемногу дворец оживал, готовясь к переменам, к правлению нового короля.
***
Несколько непростых дней король Айрик готовился к коронации, твёрдо решив, соблюсти точный баланс между состоянием казны королевства, что ведёт войну, и желаниями подданных. К сожалению, без пира для придворных и угощения для народа обойтись нельзя, но можно же сделать их не такими роскошными, какими коронационные торжества бывали в мирное время. Айрик, Наркель Ирдэйн и Райзи Квирт целую неделю бились над тем, чтобы всё получилось, как надо.
Клара Тивель сшила правителю строгий костюм тёмно-синего цвета, но украсила его рукава тонкой полосой серебра.
- Ваше Величество, в нём вы достойны, но не мрачны. Для коронации траурный цвет не подходит.
Наконец, Айрик скрепя сердце подписал смету. Королевской подписи дождалось и помилование мелким ворам.
- Не одного разбойника, из тех, кто убивал людей, – настоял на своём правитель. - Мало нам войны, так ещё придётся наводить порядок на большой дороге. Я своих приятелей по трущобе знаю отлично. Стоит их помиловать, как они из благодарности обрадуют благодетелей новыми грабежами и убийствами.
Канцлер признал решение непривычным, но справедливым, обычно, во время коронации выпускали всех разбойников.
- Народ может не понять таких действий, сочтя вас слишком суровым правителем. Родные преступников решат, в вашем сердце нет милосердия.
- Возможно и так, но пусть лучше живые подданные меня осуждают, чем погибнут от рук убийц, которых я сам и выпустил на свободу.
Ночь перед коронацией наступила быстро. Айрику было тревожно. Да, он давно вёл дела Алкарина, но надеть корону и есть надеть корону. Ночью король читал сказания, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей.
Утро пришло стремительно. Чувствуя, как холодно на душе, правитель надел торжественный костюм и собрал волосы в воинский хвост.
Теперь он готов идти за Цаони. Сегодня жена должна сопровождать его на коронацию и получить корону поменьше, без права правления.
Измученная криком Анрида, Цаони не спала. Сидя перед зеркалом, она тщательно скрывала бледность и круги под глазами.
"Риен умерла. Почему её не стало так скоро? Теперь у меня нет защиты от холодности мужа. Если бы только он меня полюбил! Почему я сама не могу разлюбить его? Но разве можно не мечтать о его надёжных руках, его глазах с озорными огоньками?! Синие искорки, ни у кого таких нет. Когда Айрик улыбается, на душе становится так тепло!"
Женщина прощала ему всё: измены, непонимание, жестокость.
Увидев, какой Айрик сегодня торжественный, она восхитилась его обликом.
- Пора, пойдём!
Супруги вышли из дворца. В открытом экипаже Цаони села на скамью, Айрик ехал стоя, он улыбался и махал рукой на приветствия подданных. А их собралось столько!
Теперь страной будет править сильный, красивый король. Его так долго ждали. Унылые годы правления больной королевы позади, наконец, Алкарин победит врагов.
Правителю страшно от многих надежд на него.
На городской площади король взошёл на помост стремительным шагом. Он решительно возложил руку на книгу Создателя.
- Клянусь, сделать всё возможное для спасения Алкарина! А если не справлюсь с тем, что должен, я погибну вместе с королевством!
Вместо клятвы по обычаю правитель дал народу свою собственную присягу. Когда он замолчал, служитель Творца надел на его голову золотой обруч.
"Ничем от серебряного не отличается, такой же холодный, только долга у меня теперь стало больше".
Айрик спустился с помоста так же стремительно, как поднялся на него. Вокруг ликовали горожане. Корона надета на достойную голову.
В вечерний час подданные гуляли на улицах. Во дворце тоже был пир- весёлый? Торжественный? Или всё вместе.
Сегодня король в первый раз сидел во главе стола. Теперь королевское величие могло спасти его от танцев с фрейлинами, но самому Айрику хотелось танцевать.
- Пойдём в круг, Цаи.
Правитель предложил руку жене.
"Если бы я мог с ней развестись. Но из королевской спальни ведут две дороги: одна в монастырь, другая на эшафот..."
Цаони робко улыбнулась. Она легко подчинилась движениям мужа. Цаони хотелось танца, хотелось красок и веселья, душа стремилась к взаимной любви.
Внезапно она вспомнила, как точно так же кружила по залу с Амиром, ловила улыбки придворных юношей. Они, словно капли росы, все доставались ей. Как бездумно она их растратила. Амир был красивым, и умер так быстро. Только Цаони о нём не жалела, новый прекрасный принц отнял её сердце.
"Айрик, ты заполнил мой мир, а своего мне не отдал. Зачем я полюбила тебя? Зачем так легко приняла смерть бывшего жениха? Он был и нет. Амир бы меня оценил."
На секунду Цаони представила, она согласилась обречь Айрика на смерть, как недавно предложил отец.
- Тогда ты накажешь его за неверность, и сама будешь править страной. Неужели ты не хочешь справедливости?!
"Если Айрик погибнет, на душе наступит покой. Умершего никогда не будет рядом. Он навсегда прекратит ходить к Дийсан."
Но сегодня король долго водил супругу по залу, подчинившись вине и жалости. Женщина решила, она не согласна с отцом, когда на свете не станет Айрика, для неё на земле не останется ни надежды, ни жизни.
Сегодня правитель покинул приём вместе с женой. Пока она готовилась ко сну, король заглянул к сыну.
- Ваше величество, ваш малыш чувствует себя лучше, – тихо сказала Лини. – Он у вас умный, пытается делать всё, как надо, только у него ничего не выходит, и я не знаю, чем можно ему помочь.
Глядя на сына, отец вздохнул. Он давно убедился, малыш его узнаёт. Он всегда улыбался и гулил, когда Айрик брал его на руки. Даже Цаони Анрид любил не так, как отца. Хорошо Лини заменила ребёнку мать. Цаони так его и не приняла. Анрид напугал её при родах и сильно разочаровал.
Жена ждала Айрика в постели в кружевной сорочке. Когда он лёг рядом с ней, Цаони тихо потушила лампу. Она сама прильнула к мужу, чтобы согреться в его тепле, чтобы найти утешение. Король ответил на ласку. Он не мог на неё не откликнуться, он сам с ней сегодня остался.
Часть IV
За окном бушевал ветер. Это лето оказалось на редкость холодным.
Тоскливые звуки не давали заснуть лорду Роланду Клайсу. Ещё мешала задрёмывать привычная боль в суставах. Подкрадывается неумолимая старость, но силы ещё есть, осталось желание власти большое и неизменное. "Король Айрик должен умереть, тогда в Алкарине наступит смятение, даже канцлер Наркель Ирдэйн не спасёт положение в королевстве, что безнадёжно проиграло войну. Его, Роланда, дочь окажется слабой, но всё же правительницей, у которой есть только больной наследник. Династия Райнаров обречена... Тут и выйдут из тени они, придворные лорды, которые давно ушли от земли, живущие милостями дворца. А возглавит заговорщиков он - Роланд Клайс!"
В душе лорда давно зародилась настойчивая мечта о договоре с Вирангатом. Ему вовсе не хочется постепенно терять силы, а потом умереть. К тому же, главным в его жизни всегда было стремление достигнуть вершины власти, придти к ней любой ценой. Конечно, с помощью царства льда и скал его судьба - рано или поздно превратиться в теневого, но сколько счастливых лет подарит ему обращение. К тому же оно вернёт ему молодую стать, - говорил себе лорд, глядя в зеркало. В своём стремлении Роланд Клайс был далеко не одинок.
- Имейте же решимость!
Сказал ему вчера один из придворных. – Пора прекратить глупое сопротивление королевства. Оно давно проиграло войну, впереди нас ждёт только гибель, а мне совсем не хочется умирать. Если горячие головы не прекратят борьбу с Вирангатом, Алкарин будет разрушен. Можно же договориться с врагом, сохранить страну, спасти жизнь, вот правильное решение.
Во дворце их немало, людей у которых есть здравомыслие. Все они поддерживают лорда Роланда Клайса, хотят стать полутеневыми. После обращения можно не страшиться падения обречённого королевства.
Но осуществлению заветной мечты мешает решительный и сильный король. Уже который месяц Дани старательно порочит его в глазах Цаони, но глупая дочь всё не решается возненавидеть неверного супруга, не хочет пожелать ему смерти. А время неудержимо уходит, Велериан и Вирангат приближаются к городу, нужно сломить Цаони, пусть она, наконец, согласиться на гибель Айрика Райнара. Только законная королева может собрать столицу в кулак, конечно, она соберёт Алкарин не без помощи лордов, но без согласия Цаони заговорщикам никак не обойтись. Слишком многим придётся не по вкусу решение о сдаче столицы, но воля хрупкой королевы, которая недавно потеряла любимого мужа, правительницы, что живёт горестями своих подданных, и только оттого не желает, чтобы они погибали в напрасной борьбе, вполне способна запретить горожанам подняться на стены, повлиять на умонастроения стражников.
Целых два месяца король Айрик готовит Алкарин к безнадёжной защите. Если Цаони не сумеет проявить должную твёрдость или обвинит лордов в убийстве супруга, или просто запрётся в своих покоях, не выходя к народу, то разделившись на два лагеря, алкаринцы восстанут. А ледяному краю не нужен непокорный город и слуга, не сумевший выполнить обещаний.
Сегодня утром лорд Роланд передал Дани письмо. В своём послании он пригласил дочь на очередную тайную встречу. Получив небольшой пергамент, Цаони испугалась. Она совсем не хотела видеть отца, но очень боялась отказаться от приглашения.
"Я могу стать настоящей королевой, спасительницей отечества от ненужных жертв. А главное, перестану страдать. Говорят, после перерождения в полутеневого человек забывает прежние привязанности, становится холодным, как лёд."
Женщина очень хотела, чтобы сердце, наконец, перестало чувствовать горе.
"К тому же, отец говорит, Вирангат поможет Анриду выздороветь. Нет, это неправда. Анрид так и останется вечным ребёнком, маленьким полутеневым с холодной кровью. Но, чем такая жизнь хуже его болезни? Забвение станет для малыша благом. Только цена избавления от страданий, пролитая кровь Айрика. Могу ли я пролить его кровь?"
Цаони не заметила, как наступила ночь, и супруг пришёл к ней в покои. Глубоко задумавшись, он присел в кресло. Четыре дня назад Наркель Ирдэйн рассказал ему, лорд Роланд Клайс готовит новый заговор, втягивая в него собственную дочь.
- Преданные лазутчики донесли, Цаони ещё колеблется, но кто знает, сколько продлится её колебание? Лучшим выходом из положения станет отъезд Дийсан Дарнфельд из дворца и ваше воссоединение с женой.
Канцлер посоветовал то, что считал наиболее правильным.
- Уже несколько месяцев по городу ползут слухи, что Дийсан Дарнфельд колдунья, её умение заряжать чаши от тьмы, это именно она наслала болезнь на наследника престола. Пока любовница остаётся рядом с вами, Алкарин обречён. Такое кричат на площадях. Находятся люди, готовые верить подобным россказням, тем более наших побед что-то не видно. Цаони и её отца будет кому поддержать. Половина придворных возраста королевы Риен не хочет, чтобы Алкарин оказывал сопротивление Вирангату. Одни - тоскуют по дням мира, им кажется, когда королевство падёт, в страну возвратится подобие прежней жизни. Другие - боятся смерти и хотят сделаться полутеневыми, третьи, как сам Роланд Клайс - мечтают о власти. Ваше Величество, вам нельзя подвергать свою жизнь опасности, Вы должны дожить до осады города.
- Долой, Колдунью! На плаху её!
Король сам не раз слышал дерзкие крики. Сплетников, конечно наказывали, кого темницей, а кого и плетью. Но утихнув в одном месте, слухи приходили в другое.
- На все языки кнутов и башен не хватит.
Айрик вздыхал. "Лорд Роланд имеет сторонников, знатных вассалов. Другие заговорщики тоже. Они готовы к борьбе. Возьми их под стражу, приближённые смутьянов пустят по городу искру мятежа, тем более действенную, что поражение близко.
Наркель прав."
Только правитель всё равно не мог согласиться с хорошим предложением канцлера.
" Отказаться от Дий станет настоящим предательством."
Четыре дня король решался поговорить с женой напрямик, и будь что будет. Сегодня он, наконец, приступил к делу.
Женщина тревожно смотрела в суровое лицо супруга.
"Неужели он что-то подозревает?"
- Цаи, ты знаешь, что я тебя не люблю. Я разрушил твою жизнь не по своей воле. Меня заставили жениться на тебе, я согласился, я совершил ошибку и давно плачу за неё. Прости, я никогда несумею тебя полюбить, но смогу разделить с тобой власть. Когда мне придётся сражаться, Алкарину понадобится твёрдая рука. Стань ему надёжной опорой, пожалуйста! Если ты встретишь человека, что окажется тебе по душе, я постараюсь прикрыть вашу тайну, насколько это получится. Он станет твоей отрадой, я признаю ваших возможных детей своими без права наследования короны и обеспечу их будущее. Я могу дать тебе только то, что взял сам, иначе - либо прежняя жизнь, либо монастырь! - закончив говорить, Айрик ждал ответа.
Цаони тоже молчала. Женщине казалось, её кровь прямо сейчас превратилась в лёд. "Она знала! Понимала всё это раньше. Но такая безжалостная прямота!.."
- Думай, Цаи, – наконец, устало сказал правитель. – Можешь сообщить мне о своём решении словами, или я узнаю о нём по твоим делам.
Поднявшись с кресла, Айрик вышел за дверь. В своей комнате пронзительно закричал Анрид.
"Он предложил мне власть, завести любовника, всё, кроме любви!"
Цаони неподвижно сидела в кресле. Неумолимая правда разбила тонкий покров надежды, который ещё защищал сердце.
Когда часы пробили полночь, женщина оставила свои покои. По тихим коридорам она шла на тайное свидание с отцом в отдалённой часовне. Чтобы её не узнали, королева закуталась в плащ.
Лорд Роланд Клайс ждал дочь, сидя на полу, подстелив под себя покрывало.
- Я согласна, – тихо сказала Цаони, увидев отца. – Я хочу, чтобы Айрик умер, а меня сделали полутеневой и Анрида тоже.
Лорд Роланд усмехнулся. Заговор состоялся, ни Айрик Райнар, ни Наркель Ирдэйн не сумели его проследить.
Только сейчас король направлялся в покои фаворитки по тайному ходу, который не раз его выручал. Конечно, правитель не знал, сегодня Наркель Ирдэйн говорил с менестрелем.
- Королю Айрику Райнару грозит большая опасность. Отец его супруги готовит заговор, что приведёт к смерти правителя. Он добивается согласия своей дочери на его убийство. Если сейчас заточить Роланда Клайса и нескольких придворных лордов в темницу без доказательств вины, только на основании сведений, что передали лазутчики, народ начнёт роптать. Многие поверят, что ты околдовала короля, а лорд Роланд оказался в темнице за правду. Слухи о твоём колдовстве ходят давно, и чем ближе подходит враг, тем сильней они разлетаются. Народ ищет двух вещей: чуда и того, кого можно во всём обвинить. Цаони просто не должна согласиться с отцом. Дийсан, тебе следует отступить.
Медленно шли ночные часы.
"Появится или нет Айрик? Пусть не приходит, послушавшись канцлера. Его жизнь дороже всего на свете."
Только в глубине души менестрель знала, если король оставит её одну, что-то в сердце навсегда умрёт. Тогда она будет знать настоящую цену его любви. Дийсан упорно гнала нежеланное чувство, но оно возвращалось вновь.
Дверь открылась, Айрик шагнул. Душа осветилась запретной радостью.
- Скажи? Ты боишься смерти?
Спросила менестрель напрямик, когда они лежали рядом. Вопрос застал короля врасплох.
- Не больше, чем все хорошие воины.
- Зато я страшусь твоей гибели за нас двоих! Айрик, я хочу уехать, чтобы ты оставался жить! Живи без меня с Цаони. А я буду о тебе грустить, стану тебя вспоминать.
- Дий, моё сердце не допускает твоего отъезда! Я буду осторожен, тогда останусь в живых. Сегодня я говорил с Цаони и предложил всё, что мог предложить.
Дийсан поняла, Айрик не уступит, значит, завтра она уедет сама. Менестрель долго гладила родные руки, лицо и волосы.
- Когда-нибудь в старости я вспомню о нашей любви и улыбнусь. Твоё верное сердце любило меня больше жизни! Такая любовь достойна сказаний и моих, и чьих-то ещё. Спи, единственный, настанет день, когда к тебе возвратится счастье. Другая сумеет тебя заслужить, если рядом не будет меня.
Король скоро заснул, но проснулся в рассветный час, теперь он всегда рано вставал. Хорошие времена, когда они могли проводить утро вместе, давно прошли. Обязанности правителя заставляли Айрика завтракать вместе с женой, придворными, что заслужили особую милость. Холодная ванна, быстрое одевание, и супруг постучался к Цаони.
" Почему сегодня Дик так прятал взгляд?"
Он никогда не интересовался, что любит слуга, о чём мечтает.
"Наверное, я напрасно не уделял ему больше внимания."
Утром, двигаясь по тайному ходу, король поймал себя на мысли, ночью он зря не взял с собой ножей.
- Сегодня я спрячу их в рукавах.
Обычный путь почему-то показался ему очень длинным.
Цаони успела приготовиться к завтраку, идеально одетая, немного притираний, она была бледна и прекрасна. Взяв жену за руку, Айрик повёл её к себе, от надёжного прикосновения к горлу подступил комок.
"Его рука такая горячая, живая. Неужели, она может стать холодной и неподвижной? Да, может, да, скоро станет, в прочем, как и всё в нашем мире."
Во время еды жена не смотрела на Айрика. Ей было трудно видеть его, больно разговаривать с ним. Цаони жалела, что согласилась на план отца. Заметив, что супруга не в себе, король почувствовал, как по спине ползут мурашки.
"Выходит, я начинаю бояться. Мне вовсе не хочется умирать. Но неужели она решилась обречь меня на смерть?"
Тягостный завтрак закончился. Приступив к повседневным делам, Айрик забыл о тревогах. С утра он принимал просителей, что сумели мольбами и взятками пробиться к нему на приём. Люди просили о разном: добивались льгот, помилований, разрешения судебного спора. От потока лиц и обилия сведений голова немного кружилась.
"Я просто стараюсь быть справедливым," – говорил себе правитель, отказывая в помиловании разбойника, удовлетворяя одну из сторон спора. Только часть радостных лиц, которые получили то, чего искали, уравновешивала две чаши весов на одной - счастье, на другой - горе.
Едва Айрик закончил принимать людей, как его нашёл канцлер с кипой свитков. В них было многое: отчёты о войне, сведения о дворцовом хозяйстве и казне, отчёты лордов о доходах поместий. Хорошо, что перед тем, как предоставить грамоты королю Наркель Ирдэйн их рассортировал.
Засев в кабинете, Айрик погрузился в чтение документов. Работа прервалась, только когда Дик принёс обед. Как только слуга поставил блюда на стол, король обрадовался, что медальон не потеплел.
"Что-то будет, знать бы, что и когда."
- Ваше величество, вам нужны телохранители, - не раз говорил канцлер. - Обидно выжить в военном походе, но погибнуть от рук убийц в королевском дворце.
- Телохранители тоже могут предать, или их просто окажется недостаточно. Самая лучшая защита от гибели - моя собственная рука.
Однако, Наркель не отступил. Воины ходили за правителем точно бесшумные тени, где только могли. Блюда на кухне проверялись.
Заговорщики слишком знатны. Их не возьмёшь под стражу без суда. За лордом Роландом Клайсом стоит много богатств и влияния. Его род второй по знатности после семьи Ирдэйн. В народе известна "точность" пыточных показаний. Людей можно напугать, но во время осады их не заставить быть преданными насильно.
После обеда Айрик вновь принялся за утомительный труд. Дочитав документы, он успел уделить внимание упражнениям с мечом и работе в кузнице. Король нуждался в отдыхе, чтобы не загореться, словно сухой ствол, подожжённый собственным пламенем. Пока правитель занимался делами, его фаворитка тайно покинула дворец.
- Я думаю, вам не стоит наносить королю последний визит, – посоветовал Наркель Ирдэйн.
Дийсан сама страшилась прощаться с ним. Иначе сил для отъезда не хватит. Бард только продиктовала Дайнис записку.
"Прощай, Айрик, спасибо тебе за жизнь, которую ты подарил, спасибо за мечту и песню, будь счастлив с Цаони. Только живи! Мой самый лучший!»
Поцеловав и погладив прохладный лист, менестрель положила его на столик возле постели. Когда фаворитка закрыла за собой дверь, её душили слёзы.
- Не уезжай! Не надо его оставлять!
Взмолилось сердце. Но Дийсан его не послушала.
Не увидев за ужином менестреля, король не стал волноваться. Бард нередко оставалась с детьми в покоях, когда они плакали.
Рядом сидела Цаони, холодная, очень медлительная.
"Вот он поднёс вилку ко рту, как всегда порывисто, улыбнулся высокой фрейлине. Она подошла сказать легкомысленный комплимент. Скоро не будет ни этой улыбки, ни порывистых движений, ничего от него не останется!"
Доев, Айрик повёл жену танцевать.
"И лёгкие танцы закончатся! Айрик, почему ты такой живой? Стремительный! Суровый! Неповторимый! Встретит ли тебя что-нибудь после смерти? Создатель, возьми его душу в Великий свет! Айрик, прости меня! Прости преступление, Творец всего сущего!"
Цаони казалось, её сердце готово остановиться.
Как только танец закончился, жена попросила проводить её в спальню.
- Ты подумала, Цаи? Ты разделишь со мной правление Алкарином?
- Нет, я пока ничего не решила, –пролепетала королева, отведя глаза в сторону.
Когда жена замолчала, король вошёл в комнату сына, взял его на руки.
Анрид внимательно глядел на отца. Айрик давно понял, когда малыш начинает к нему тянуться, нужно медленно ему помогать. Сперва ребёнок плачет от боли, но со временем совершает движение лучше, больше похоже на правильное.
Лини занималась с малышом днём, король учил его вечером.
- Ваше Величество, Создатель видит, Анрид любит ваши руки больше чем мои, наверно, потому что они уверенней.
- Да, я и сам это заметил. Если бы у меня было больше времени, чтобы помогать ему.
"Ты плачешь, когда я тебя вытягиваю, но ты меня не боишься. Неужели ты чувствуешь, что наше дело важное?"
Малыш улыбнулся и что-то пролепетал. Айрик ощутил, как жёсткое сердце смягчается.
Когда Анрид устал и заснул, отец положил его в кроватку. Лини села рядом с ребёнком. Правитель покинул покои Цаони.
Как только он вошёл к себе, глаза Дика снова забегали. Королю показалось, слуге хочется спрятаться. Перед тем, как пойти к Дийсан, Айрик взял с собой ножи, как и решил утром.
Открыв дверь, он шагнул в полумрак потайного хода.
"Нужно было оставить здесь побольше светильников. Почему строители дворца сделали его таким извилистым?"
Сердце забилось тревожно, медальон снова его обжигал.
- Если сейчас отступлюсь, никогда себя не прощу! Особенно если здесь никого не окажется.
Айрик пошёл вперёд осторожно, тело напряглось в ожидании схватки.
***
Он стоял в неглубокой нише с ножом наготове. До него в другой такой же замер ещё один убийца.
"Король не должен пройти короткое расстояние живым. Им дали много монет за смерть Айрика Райнара, как же хорошо им за неё заплатили, и заплатят ещё."
Слуга короля, Дик, тоже получил деньги, чтобы открыть собственную торговлю на окраине страны, он очень давно о ней мечтал. Именно он впустил двух убийц в полутёмный переход. Человек стоял собранный, сосредоточенный.
Убивать – единственное дело, какое он умеет. Смерть других позволяет ему жить, именно она помогла ему превратиться из голодного мальчишки в крепкого мужчину, который любит вино и знает много женщин.
Человек увидел, король вошёл в потайной ход. Он двигался осторожно, точно отмеривал каждый шаг, словно подозревая что-то неладное, не лёгкая жертва - опасный, собранный враг.
Стремительный бросок. В спину обречённому полетел нож другого убийцы. Сейчас он войдёт под лопатку, вонзится в сердце. Жертва упадёт, умирая. Только правитель метнувшись в сторону, развернулся лицом к врагу. Отблеск лезвия в свете лампы, из ниши раздался хриплый стон.
"Не зря им отмеряли огромную плату, теперь он получит деньги один."
В тот самый миг, когда Айрик бросил свой нож, второй убийца ударил ему в спину. Услышав неумолимый свист, король успел чуть- чуть отклониться в сторону, сильное тело оказалось быстрее разума. Несмотря на острую боль, раненый развернулся, ощущая, как по спине течёт тёплая кровь.
Убийца увидел, жертва идёт ему навстречу.
"Нет, падать нельзя! Я не могу упасть!"
"Конечно, король догадался, я жду его в нише. Как только метну нож, лезвие полетит в ответ. Я не ранен, я сильней."
Враг решился на открытую схватку. Возможности отступить нет, только вперёд. Двое бросились друг на друга. Убийца вложил в свой бросок холодную силу, уверенность в победе. Айрик яростное отчаяние, безумное желание жить.
"Только не навзничь! Если он собьёт меня, я сразу умру."
Со всего размаху, сквозь боль и туман в глазах, король сам сбил врага на пол, одновременно выбив у него нож.
Руки убийцы тянулись к горлу правителя, лезвие Айрика устремилось к сердцу врага. Туман становился гуще, горячая струйка продолжала птечь. Верный нож велерианской трущобы вошёл в грудь противника по рукоятку. Тот дёрнулся и замер. Король с трудом поднялся. Мир вращался, ноги подкашивались, раненый опёрся рукой о стену. Но он пошёл, упрямо шагал к двери Дийсан.
"Назад нельзя, Дик предатель. Если бы не так больно! Если бы не дрожащий свет! Почему лампы горят так слабо? Так размыто?"
Раненый шёл, двигался целую вечность, подчиняясь стремлению жить, самому неистовому на свете желанию. Оно одно придавало силы, словно притупляя боль.
"Вот она, заветная дверь, единственная, куда я могу войти."
Айрик толкнул её, только дверь заперта. Он стучался к Дийсан слабой рукой, но услышал молчание.
"Она уехала, оставила дворец."
Тело наполнилось тяжестью, сердце пустотой, ноги больше не могли держать раненого. Последним усилием воли он упал на бок, а не навзничь.
"Завтра утром они найдут меня здесь, возле её комнаты. Как не хочется умирать, так обидно, так глупо. Никому не верил, хотел всё по-своему."
Мир кружился перед глазами, пол словно дрожал.
"Клянусь! Сделать всё возможное для спасения Алкарина!"
Слова обещания вспыхнули в разуме красным огнём, огнём пролитой крови.
"Я не выполнил клятву! Не выполнил, что обещал!"
Опираясь рукой о стену, правитель попытался подняться, но вновь упал. Тогда он пополз назад медленно, осторожно.
"Если доберусь до покоев, может, Дика в них не встречу. А если застану? Тогда... Прости Алкарин мою глупость! Прости самонадеянность!"
Айрик почувствовал, ему хочется спать.
"Так и засну навсегда посреди коридора. А всё же, может, и нет?"
Пока раненый полз вперёд, сердце Дийсан металось в груди. Его наполнило предчувствие страшного.
"Я не должна уезжать. Откуда взялась странная мысль? Мне нужно вернуться!"
Ужас сделался невыносимым.
"Вдруг Айрик один умирает?! Но я оставила дворец, чтобы его спасти! Создатель, мне надо действовать! Прямо сейчас, пока ничего не поздно исправить!"
- Поворачивай!
Крикнула менестрель кучеру, внезапно решившись. – Сейчас же поверни обратно, я никуда не поеду.
- Да, как же, госпожа? Был же приказ канцлера, вы согласились?
- Возвращайся назад, я приказываю! Мы немедленно едем в столицу!
От крика матери заплакали Арверн и Найталь, она крепко прижала их к себе. Кучер развернул карету.
"Почему лошади скачут так неторопливо? Зачем я успела уехать так далеко?!"
Сердцу хотелось мчаться быстрей, чем экипаж.
***
Время ползло еле-еле. Цаони казалось, неумолимые секунды давят её, пронзают сердце, окутывают непроницаемым коконом мрака.
- Всё случится сегодня, – шепнула Дани, когда Айрик ушёл.
"Скоро по её вине он станет холодным, безжизненным телом! Навсегда! Айрик! Как я могла?!"
За дверью пронзительно кричал Анрид. Мать поднялась, пришла к нему, взяла сына на руки.
"Какой он тёплый и беззащитный. Тебе постоянно больно, зачем ты дёргаешь ручками и ножками? Они так сгибаются, поэтому ты и кричишь? Ничего, скоро ты станешь ледяным комочком, что не ведает боли, и я перестану ощущать душевную муку, забуду обиды и разочарования. Зачем бессмертие, если в нём есть одно страдание. Главное- получить забвение. Только сердце так болит, как же тяжко в груди! Айрик не получит ничего кроме смерти: нож в сердце или яд в питьё. Он жестокий, он никогда меня не любил, но он не заслужил небытия, куда отправится по моей вине. Ему бы пошло обратиться в полутеневого, глаза синего света превратились бы в синий лёд. Но Айрик упадёт и останется лежать где-то во дворце, без защиты и помощи, в последнем отчаянии!"
Положив Анрида в кроватку, Цаони вернулась к себе в комнату. В следующую минуту она стремительно выбежала в коридор, помчалась к покоям мужа. Постучавшись, женщина услышала нерешительный голос Дика.
- Кто там?
- Это я! Немедленно открывай дверь!
Слуга отпер замок.
- Зачем вы пришли, ваше величество?
С дрожью в голосе спросил он. – Король пошёл к своей фаворитке, в тайном переходе его поджидают убийцы, наверное, он успел умереть. Только почему никто не выходит назад?
- Беги, спасайся!
Внезапно закричала Цаони. – Пока ещё есть время! Только открой мне нужную дверь! Слышишь! Они могут вовсе не заплатить, могут убить тебя! Чтобы не оставлять лишнего свидетеля преступления.
Никто не знает, откуда в сердце королевы вдруг взялась решимость, но от её голоса в душе Дика родился страх.
- Ваше Величество, вы хотите здесь подождать, всё сами проверить?
- Да, хочу, я - королева, если король убит, я в любом случае вне подозрений, я пришла к своему мужу. Никто во дворце не может меня обвинить.
Убеждённый горячей речью, слуга показал Цаони дверь, отдал ключ от потайного хода и скрылся дворцовыми закоулками, боясь за свою жизнь.
Королева стремительно вставила ключ в замок, резким движением его отперла.
"Вот он, тайный переход. Айрик слишком часто ходил по нему к своей любовнице. Смерть настигла мужа на пути к его фаворитке. Жестокая справедливость!"
Цаони отчаянно расхохоталась, смех быстро перешёл в плач.
Она шла по коридору в страшной тишине.
"Неужели, Айрика больше нет? Неужели, я увижу его мёртвым? Может, если увидеть его тело, мне, наконец, полегчает?"
Проходя мимо двух трупов, женщина наклонялась к ним, подавив тошноту и головокружение.
"Спасибо, Создатель, это не он, но где же Айрик?!"
Жена нашла его посреди коридора. Он продолжал ползти бледный, сосредоточенный. Король почти не узнал женской фигуры в белом тумане и красном свете светильников, но сердцем понял, это Цаони. Айрик замер.
"Она позовёт тех, кто меня добьёт. И сказать ничего нельзя, да и нечего говорить, просто пришла пора расплатиться за все ошибки."
Раненый закрыл глаза, кажется, он сдавался.
- Не смей! Слышишь! Не оставляй меня! Сейчас я тебе помогу! Я побегу за помощью! Прости меня, Айрик! Держись!
Открыв глаза, супруг слегка улыбнулся.
Цаони помчалась вперёд, она верила, Айрик её дождётся.
Выбежав из покоев, королева вызвала Дармелину. Целительница и два её помощника подняли правителя на руки, пронесли по коридору, положили в постель.
В беспамятстве раненый ничего не почувствовал. Он не ощутил, как целительница, решительно выдернув из его спины нож, наложила тугую повязку.
- Рана не опасна, – сказала она Цаони, Ратвину, Эрин и Наркелю, появившимся в покоях короля, едва узнав о случившемся. – Слава Создателю, нож вошёл не так глубоко и не задел ничего важного, но раненый потерял много крови, только поэтому положение серьёзное, но ждать худшего вам не надо.
Целительницы приготовили крепкий мясной отвар, выжали сок из красных фруктов. Всё это влили в рот правителя. Он дышал ровно, сердце билось слабо, но в правильном ритме.
Цаони присела возле постели супруга. Душа оттаяла, с плеч свалилась тяжесть.
"Айрик, как хорошо что ты у меня такой сильный! Если бы я не успела?! Мне не нужно забвения, не нужно бессмертия, когда ты живёшь на земле!"
Королева заплакала и почти не услышала звук открывшейся двери.
В покои вошла Дийсан. Едва возвратившись во дворец, она узнала тревожную новость. Теперь бард поняла, любимый вне опасности.
"Создатель, вот я бы вернулась! А Айрика! Нет!"
От одной мысли об этом волосы шевельнулись на голове, душа ушла в пятки.
"Как бы я жила?! Я уехала, чтобы его спасти! А Айрик бы!... Цаони, спасибо тебе! Какая может быть ревность и ненависть?! Если ты всё же одумалась и пришла за ним! Но нет, я никому не дала бы его убить, даже если бы он меня разлюбил!"
Жена тоже не ревновала, даже увидев, что другая присела возле его постели.
"Разве важны жестокие обиды? Если он остался рядом."
Обе женщины молчали.
Целительницы время от времени вливали в рот правителя отвар и сок.
На рассвете раненый пришёл в себя. Открыв глаза, он увидел свет лампы и два лица, Цаони и Дийсан.
"Одна разрешила меня убить, другая уехала, даже не попрощавшись."
От слабости мысли были медлительными и очень хотелось пить.
Поэтому Айрик попросил воды.
Целительница дала вместо неё прохладный кислый сок. Избавив раненого от жажды, он продолжил восстанавливать в крови что-то нужное.
- Теперь, ваше величество, пейте бульон, – решительно приказала Дармелина. – Он необходим не только чтобы утолять голод, а чтобы кровь снова стала хорошей. Вчера вы много её пролили.
Айрик взглянул на обеих женщин.
- Прости меня!
Сказали они почти одновременно. У каждой своя боль, своя надежда.
Крупные, чистые, как роса, слёзы текли из огромных зелёных глаз, всегда таких отстранённых, но сейчас боль победила таинственность.
"Как же я могу тебя в чём-то винить, Дий?! Ты же поступила так, как считала верным. И как хорошо, что сейчас я могу тебя простить."
Слёзы текли из больших серых глаз. Они невыразимо грустные, они давно стали такими. Цаони маленькая, усталая.
"Как я могу не простить тебя, Цаи?! Если ты обрекла меня на смерть и сама же спасла. Разве ты была неправа? Или я причинил тебе мало боли? Чтобы ты захотела призвать меня к ответу. Это я разрушил твою жизнь, именно я, никто другой."
- Я вас обеих ни в чём не виню! Но сейчас вы должны уйти, здесь придётся остаться только канцлеру.
Когда женщины вышли, Айрик, приподнявшись на подушках, прямо взглянул в глаза Наркелю Ирдэйну.
- Я знаю, чего нельзя оставить без наказания! Это вовсе не женские слёзы, предательство сильных придворных льстецов, что должны бы хранить мне верность, а вместо этого хотели обречь Алкарин на позорный мятеж.
Лорд Роланд Клайс должен умереть. Его сторонники должны разделить участь своего главаря. Я предал бы их публичной казни на площади, но каждый предатель перед смертью крикнет, что был невиновен, а я опутан сетями слепой колдуньи. Я тысячу раз могу сказать, на меня было совершено покушение, но верят обычно жертве, не палачу. Простой народ не должен узнать о делах дворца, чтобы остаться единым. Но знатным пусть станет известно обовсём. Я уничтожу убийц их же средствами, жестоко и тайно, тогда им волей неволей придётся молчать.
Глаза короля превратились в две синие льдинки.
"Дважды он составлял против меня заговор! Дважды отправлял на порог гибели! Второй раз руками родной дочери!"
В холодной ярости думал Айрик.
- Будет исполнено, ваше величество, – произнёс Наркель Ирдэйн, полностью соглашаясь с решением сюзерена. – Больше всего заговорщики заслуживают публичной казни, но мы не можем сейчас её позволить, чтобы не сделать из них мучеников за справедливость.
- Я всё понимаю и даже не смогу взглянуть в глаза «любимому» тестю.
Закончив говорить, правитель отпустил Наркеля Ирдэйна. Боль в спине стала сильней, раненый захотел спать. Погружаясь в дремоту, он понял, смерть снова прошла стороной. В душе появилась радость.
"Спасибо судьбе! Она не взяла с меня высокую цену за упрямство и опрометчивость."
Айрик спал крепким сном без сновидений, очень полезным для выздоровления.
Дворец жил обычной жизнью. Раз король находится вне опасности, можно приниматься за дела, плести интриги, дожидаться милостей.
Цаони и Дийсан возвратились каждая к себе. Войдя в свою комнату, бард без сил села на постель. От пережитого её немного трясло.
"Хорошо, Айрик остался со мной. Создатель, спасибо тебе!"
Прижав к себе детей, менестрель поняла, её глаза слипаются от усталости.
Заснула и Цаони, измученная тяжёлой ночью. Королева ещё не решила, как поступить. Но она поняла, жить придётся по-новому, нужно на что-то решиться.
- Я спасла Айрика, но прежняя жизнь всё равно не вернётся. Он будет помнить, я чуть не решилась на такое. Я сама никогда не забуду этого! Что мне делать теперь?!
Только сейчас королева отдыхала, отбросив сомнения души.
Дремал и Айрик, спал настолько крепко, насколько мог.
Проснувшись, правитель понял, он принял жестокое решение. Когда оно открылось во всей своей ясности, горло перехватило, словно его опять захлестнула петля. Приподнявшись на подушках, раненый попросил открыть окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха. То, чего Айрик не захотел сделать для спасения собственной жизни, он совершит для Алкарина. Перед осадой народ должен быть един.
"Белый город, только ты стоишь моего сердца! Оказывается, ты мне дороже моей любви. Ты тоже моя большая любовь! Чтобы лорды, которых я казню, не стали мучениками в глазах горожан, Дийсан уедет из дворца. Я внешне воссоединюсь с женой, тогда в столице восстания не произойдёт."
Собравшись с силами, правитель начал отдавать распоряжения служанкам, что находились покоях.
- Мне нужен слуга, пока я не поправлюсь, любой, главное преданный, пусть управительница дворца его подберёт. Сейчас позовите сюда Дийсан Дарнфельд и можете удалиться.
Менестрель пришла улыбаясь.
- Полежи со мной, – попросил король.
- Айрик, но ты же ранен, сейчас тебе нужно отдохнуть, а я могу тебя как-нибудь зацепить, если буду шевелиться, тогда тебе будет больно. Давай я просто посижу с тобой рядом.
- Нет, рана почти не болит и от твоих движений сильней мучить не будет. Я чувствую себя хорошо. Мне очень хочется тебя обнять.
Голова менестреля легла на руку короля.
- Дий, может ты мне споёшь? Хотя бы какую-нибудь колыбельную. А я под неё засну. Всё равно долго поговорить у нас не получится.
В родном голосе была такая грусть, что сердце менестреля защемило.
Она чуть слышно запела.
- Скрылось солнышко вдали.
Месяц ясный, ты гори.
Мы сейчас закроем глазки.
Чтобы слушать на ночь сказки.
Спит котёнок на полу.
И телёнок спит в углу.
Засыпай, с тобой я рядом.
Ночью спать всем людям надо.
В небе звёздочки горят,
Нам заснуть они велят.
Как заснёшь, приснится сон.
И хорошим будет он.
Простая крестьянская песенка для её Айрика.
"Хороший мой, никто тебе их не пел! Как же тяжело на твоей душе! Если ты попросил меня спеть колыбельную. Я понимаю, скоро придёт разлука. Судьба оказалась сильней любви. Надолго ли я уеду? Но расстаться точно придётся. Жизнь короля взяла своё. Когда-нибудь это должно было случиться."
Менестрель слушала сонное дыхание правителя, она не решилась встать с постели, страшась его разбудить.
Айрик открыл глаза на рассвете, менестрель проснулась вместе с ним.
"Медлить больше нельзя. Иначе не хватит сил совершить нужное."
Король понимал, легко всё равно не будет. Если сердце рвётся от расставания, его ничем не утешить.
- Дий, сегодня я прикажу тебе оставить дворец.
Родной голос звучал твёрдо.
– Знаешь, ты уедешь не насовсем. Когда осада закончится, ты обязательно вернёшься сюда! Думаю, враги скоро нагрянут, так что возвращения не придётся долго ждать.
В его словах менестрель различила лёгкую улыбку.
Но верил ли Айрик тому, что говорил?
– "Алкарин погибнет. И я! Нет, это несправедливо!"
- Дий, ты поезжай в школу Аларъян. Я прикажу главной наставнице тебя принять. И буду писать страстные письма, так часто, как только время сумею на них выкроить.
Король продолжал спокойно, размеренно. И вдруг дрожащие руки сжали менестреля так крепко, словно он не ранен, и ему не больно.
- Знаешь, мы непременно увидимся. Просто ты верь в заветную встречу, тогда я тоже смогу на неё надеяться!
В голосе короля столько надежды, что менестрелю стало холодно.
- Айрик, я буду каждый день ждать, когда мы увидимся. Тогда ты снова прижмёшься ко мне. Обнимешь намного сильней, чем сейчас. Ты будешь не раненый и очень счастливый, оттого, что самое страшное осталось позади!
Собравшись с силами, король отстранил руки барда от себя.
- Ты иди, вот прямо сейчас, иначе я никогда не смогу тебя отпустить.
- Да, я скоро уйду. Сумею спокойно тебя оставить.
"Ты моя опора! Моя защита! Но и я твоя сила тоже. Я буду надеяться на лучшее ради тебя."
Закусив губы, чтобы не плакать, бард отворила дверь.
"Наверное, всё к лучшему. Если я останусь навек в Алкарине, я буду лежать на земле один."
Айрик позвонил в колокольчик. Вызвав слугу, он послал его за женой. Узнав, что муж приказал явиться к нему, королева принялась приводить себя в порядок. Цаони не нравились красные глаза с тёмными кругами под ними, бледное лицо.
"Она не величественная, а жалкая. Виной тому две длинные ночи. Но благодаря им, принято трудное, но верное решение."
Старательно наложив слой притираний, королева отправилась к мужу. Сердце отчаянно стучало от волнения.
"Что Айрик скажет мне? Смогу ли я вести себя подобающе?"
Оказавшись в покоях короля, Цаони увидела, он полусидит на подушках, бледный, суровый. Пальцы сцеплены в замок на груди, глаза - два отблеска стали. Повинуясь чему-то неотвратимому, жена опустилась перед правителем на колени.
- Ваше Величество, я прошу вашего дозволения отправиться в монастырь, чтобы принять постриг.
Супруга глядела в пол.
Ночью она решила оставить королевский дворец, чтобы искать искупление в смирении монашеской кельи.
- Теперь я не могу позволить тебе стать монахиней. Решение принято слишком поздно. Ни у меня, ни у тебя нет выбора. Сегодня дворец оставит Дийсан Дарнфельд. Твой отец и приближённые заговорщики будут казнены. Служанка Дани будет заменена на другую, преданную Алкарину.
Каждое слово склоняло королеву ниже к земле.
- Прости меня, пожалуйста, пожалей!
Повторяла она как молитву.
"Всё равно смерть, если не Айрик, так отец."
Да, он её никогда не любил, но дочь с самого детства к нему тянулась, принимая отблески ласки, которые редко ей выпадали, встречала благодарно и счастливо, точно так же, как отсветы нежности Айрика.
– Помилуй меня! Прошу тебя, пощади!
Звучали в тишине слова безнадёжной мольбы.
- Я не держу на тебя зла. Но нам придётся вынести судьбу вместе до окончания осады Алкарина. Мне жаль, что я не могу отослать тебя из дворца, разрешить уйти в монастырь. Ты королева этой страны. Но даже прислужники Вирангата щадят женщин, если они сдаются. Цаи, возможно, после осады ты станешь свободной. Судьбу предсказать нельзя, но, видимо, долгая жизнь мне не назначена. Наверное, это единственное, чем я могу тебя утешить.
- Айрик!
Жена схватила его за руку.
– Не для того я тебя спасла! Не смей так думать! Ты должен остаться жить! Я не хочу, чтобы ты умирал, даже зная, что твоё сердце не для меня.
Король молчал, только суровые глаза вдруг смягчились. Супруг отпустил Цаони.
Дийсан прошла по переходу почти неслышно, лёгкая трость слабо касалась стен.
Позади двигалась Дайнис с малышами на руках. С ними отцу тоже нужно проститься. Остановившись возле постели Айрика, менестрель молча протянула ему ладони.
"Вот она стоит в тёмно-зелёном дорожном костюме, бледная, застывшая, как мрамор, как моё сердце."
Они молчали. Отец смотрел на Арверна и Найталь, страшась взять малышей на руки. Иначе он может оставить детей во дворце, разрушив душу их матери, лишив дочь и сына необходимой любви. Стараясь быть сильной, менестрель сама отняла пальцы от его горячей руки.
- Подожди, – хрипло произнёс король и позвонил в колокольчик.
На звонок прибежал молодой слуга.
- Сейчас я встану, а ты поможешь мне идти, – приказал Айрик. Сжав зубы, он поднялся.
- Зачем ты встал? Прошу! Не надо этого делать! Мы уже попрощались!
В испуге просила Дийсан.
- Нет, надо!
Мир перед его глазами закружился, боль стала сильней.
"Хорошо, меня туго перевязали. Если рана откроется, надеюсь, промокнуть она не успеет..."
Одну руку король положил на плечо слуги, другую протянул любимой. Горячие пальцы дрожали от напряжения.
"Сейчас они даже теплей, чем обычно. Вдруг у него жар?"
Менестрель поцеловала родную ладонь.
Король сделал шаг, другой, третий. Стены покрылись дымкой, начали странный танец. Но он двигался, как тогда в переходе, упорно и молча. Менестрель продолжала держать его руку. Она слышала хриплое дыхание, понимала, королю непросто идти.
"Я запомню, как ты шёл ради меня, раненый! Не забуду, как тебе было от этого больно!"
Позади менестреля и правителя собралась толпа придворных. В ней затерялись Эрин, Ратвин и Цаони. Айрик вышел на улицу. Мир перед глазами двоился, по спине текла кровь. Рана открылась.
"Это даже хорошо, что Дий у меня в глазах сразу две. Ничего. Упаду, когда карета уедет, а раньше нет."
Один шаг к экипажу, другой шаг.
Когда они замерли у дверцы, Айрик обнял Дийсан, нежно коснулся её губ, и потом разомкнул объятья.
Менестрель забралась в карету, уселась на сидение. Когда лошади тронулись, раненый упал. Подбежав к нему, Ратвин поднял друга на руки. Перед собой Айрик видел его лицо. В серых глазах возникла тревога.
- Не бойся, я не уйду. Мне просто очень больно сейчас, больно внутри, не снаружи.
Наверное, страдания и слабость заставили правителя быть настолько откровенным.
Дойдя до его покоев, Ратвин уложил друга в постель. Дармелина сменила повязку, успевшую намокнуть от крови, напоила раненого мясным отваром и соком.
- Ваше Величество, зачем вы так? Недавно вы побывали на краю жизни, и опять устремились туда!
Целительница говорила сурово.
"Только оно того стоило! Пусть никто не поверит, но это не было зря!"
Пока Айрик отдыхал, Цаони сидела перед зеркалом, до боли всматриваясь в доведённые претираниями до совершенства черты.
- Вот она, прекрасная маска, фасад, а сердце давно разрушено. Как же хочется всё исправить, возвратиться назад. Платой за принятое решение всё равно станет смерть, только теперь отца."
Дочь не утешало то, что это он спланировал убийство.
"Судьба Айрика находилась в моих руках. Я обрекала его на гибель. Я его и спасла. Почему никто меня не остановил?! Другая уехала из дворца. Как он шёл рядом с ней, сквозь боль, какими были его глаза! Для меня они никогда такими не станут!"
Даже теперь к сердцу подкралась ревность, только она оказалась очень далёкой.
"Вот, я одетая в роскошное платье, настоящая королева..."
Цаони хотелось убежать от себя, от других, от самой жизни. Взяв в руки тонкий кинжал, последнюю защиту женщины от позора, королева попыталась направить его в сердце.
"Нужно погибнуть! Пусть смерть станет платой за жизнь, за любовь, за мечты и ошибки, вот верное средство, получить забвение, о каком я раньше грезила!"
Только Цаони хотела лишиться памяти а не жизни. Рука замерла, через мгновение возвратилась обратно. Бесполезные слёзы текли по щекам, в который раз.
Услышав крик Анрида, мать бросилась в его комнату. Схватив сына на руки, она покрывала его поцелуями.
- Позволь мне тебя полюбить! Дай силы к тебе привязаться! Я родила тебя для страдания, Я хочу разделить его с тобой. Нет счастья! Нет забвения! Есть одно горе!
Малыш успокоился на руках матери в первый раз за долгое время. Продолжая его качать, она неторопливо ходила по комнате. Казалось, тепло ребёнка согревает застывшее сердце.
"Я разделю твою боль, раз нет ничего другого. У нас будет страдание одно на двоих. Мой Айрик не захотел пустить меня в своё счастье."
Положив Анрида в кроватку, Цаони села рядом с ним. В эту ночь, глядя на сына, она ни на мгновение не сомкнула глаз, а на рассвете крепко заснула в кресле.
Жена увидела короля только вечером, когда он позвал её разделить ужин. Обложенный подушками Айрик сидел с горячим подносом на полотенце. Жидкий суп, отварное мясо и чай, - вот и вся пища, положенная раненому.
Сегодня супруг был таким же строгим, как и вчера. Войдя в его покои, Цаони осведомилась о его самочувствии. Она присела к столу, только получив разрешение.
Ужин королевы составили тушёная говядина, овощи и десерт.
- Отличные блюда, мне бы сейчас такие, – заговорил Айрик, задыхаясь в тишине.
- Да, наши повара, как всегда на высоте. Ты скоро поправишься и будешь есть всё, что только захочешь.
- Скорей бы это время пришло, быть раненым – занятие чрезвычайно скучное.
Жена сидела рядом, подавленная, покорная.
"Лучше бы она упрекала! Лучше бы ненавидела! Создатель, услышь меня! Я так редко к тебе обращаюсь, но помоги мне, Творец всего сущего! Где истина, Создатель? Кто я? Король, что исполняет свой долг, или предатель двух женщин, которые любят меня больше всего на земле! А может и то, и другое? Что есть сила, что слабость?! Творец! Я ещё могу отменить приказ, сделать так, чтобы смерть лорда Роланда была быстрой и безболезненной, или вовсе его не казнить. Если сослать заговорщика в почётную ссылку, его дочери станет легче. Но я так не поступлю!"
На сердце лежала тяжесть.
- Знаешь, Анрид сегодня сказал слово «папа». Он сказал не мама, а папа, – тихо произнесла жена.
- Не бойся, Цаи, слово, мама, он тоже скоро научится говорить, главное, ты уделяй малышу побольше времени. Анрид отлично всё чувствует. Я страшусь того мига, когда он поймёт свою болезнь, мы должны его очень любить, чтобы тяжёлый час для него оказался легче. Дай ему то, на что у меня нет ни сил, ни времени.
- Я поняла тебя, Айрик, я постараюсь.
Окончание ужина стало для супругов большим облегчением.
***
Тонкое платье кремового шёлка струилось по стройным ногам. Сегодня у лорда Роланда Клайса была женщина, бледная, светловолосая. Она пила вино маленькими глотками, изысканно выражалась. Среди продажных женщин подобные встречаются редко. Лорд Роланд ощущал себя очень живым. В такие минуты казалось, к сердцу возвращается юность. Самым краешком разума он понимал, это - просто мираж, такова продажная любовь, но погружаться в её обман очень приятно.
Мужчина пил вино и смотрел на женщину, пока только смотрел. Куртизанка отвечала ему томным взглядом. В какой-то момент лорд Роланд понял, он хочет взять её в постель. Куртизанка подчинилась, скромная, послушная, ни капли вульгарности или дерзости. Мужчина ценил таких. Закончив придаваться любви, он очень крепко заснул. Немного снотворного в вино, такого, которое действует далеко не сразу, не позволяя жертве заподозрить, что её усыпляют. Но, когда человек заснёт, то даже страшный грохот не способен его разбудить.
Стройная женщина в кремовом платье, обмотав руку тканью, достала крошечный пакетик с бурым порошком и дала жертве вдохнуть содержимое. Для убийцы опасно, но под тонкой одеждой флакон прятать нельзя. Она ускользнула через дверь, сказав телохранителям лорда, что ночь любви завершилась. Отец Цаони нередко отпускал продажных женщин ещё до рассвета, чтобы утром снова стать благопристойным человеком, чтящим мораль. Стройная женщина шла по улице. Заговорщик спал в своей постели.
Утром он проснулся с резью в горле и слезящимися глазами.
"Где я мог простудиться среди лета?"
Больной удивился.
К обеду он понял, у него жар, к тому же ломило все кости.
Спустя несколько часов, заговорщик догадался, какая у него болезнь, уж слишком ему плохо, невыносимо крутит живот, перед глазами плывут круги.
Королевское правосудие или месть всё же настигли его. То, на что не решилась Риен Райнар, совершил её сын. Лорд Роланд послал слугу с запиской во дворец к Цаони.
"Глупая девчонка спасла неверного мужа. Я не знаю, почему она так поступила. Меня никогда не интересовали тайны женской души. Или я сам допустил ошибку, не внушив ей честолюбия, заставив расти на сказках?"
Дочь приехала не одна. Вместе с ней попрощаться с предателем прибыл Айрик. Что привело его сюда: то ли вина? То ли торжество?
"Вот он стоит возле моей постели, высокий, затянутый в тёмно-синий костюм, с неизменным кожаным ремешком, собравшим волосы в воинский хвост. Он смотрит в мои глаза прямо, и даже раскаяния не чувствует!"
Король молчал.
"Что сказать ему? Я прощаю тебя, так это неправда. Нельзя лгать умирающему. Я ненавижу тебя, и рад, что тебя покарал? Но это неправда тоже. Как выразить пустоту, которая поселилась в душе, после выполнения жестокого приказа. Нет слов для чувства, возникшего в сердце, как не было их в трущобе для многих чувств."
Заговорщик продолжал смотреть прямо в глаза правителя, ясные, пристальные, в которых не находилось ни капли жалости. Куда-то исчезла ненависть. Липкий страх пополз по всему телу.
"Скоро пустота! В ней всё закончится! Раскаяние, где ты?! Нет его, истинного раскаяния. Есть только ужас! Там наказание настигнет его! Он будет страдать. Или пусть лучше мучения, чем темнота и холод, или ничто, где нет даже мрака!"
Лорд Роланд чувствовал жажду, жар усилился.
Так и не найдя верных слов, Айрик вышел из комнаты умирающего, оставив супругу наедине с отцом.
- Прости меня!
Прошептала Цаони, по её щекам катились слёзы. Сколько раз говорила она эти слова за последние дни?! Да только они НИЧЕГО НЕ СПОСОБНЫ ИСПРАВИТЬ.
- Я прощаю тебя.
В краткой фразе звучал лишь холод.
"Жалкая! Слабая как и её мать. Почему она побежала к нему? Перечеркнула все мои планы! А теперь плачет и просит прощения! Но нельзя её проклинать. Творец наказывает предсмертные проклятья. Как же страшно! Как страшно-то, Создатель!
Ледяной ни с чем не сравнимый ужас! Нужно было просто подождать, теневые всё равно рано или поздно появятся, тогда можно пойти к ним за бессмертием, а уж потом взять власть в свои руки. Айрика убьют, погибнет Цаони. А я бы мог выжить! Наконец, добиться правления Алкарином! Какой я глупец! Какой непоправимый дурак! Создатель, почему Ты не подсказал правильное решение?! Почему не подсказал, не подсказал… не подсказал…" – мысли запутались, стали бессвязными. Цаони увидела, умирающий вскинулся в постели, пытаясь то ли кого-то позвать, то ли погрозить дочери кулаком. Потом мёртвая рука бессильно упала вниз. Жизнь так и не принесла лорду Роланду победы.
Король и королева находились перед высоким столом. На него положили тело умершего. Дочь должна оставаться возле отца, муж должен поддержать её. Но как холоден воздух в траурной комнате, холоден, точно так же, как сам покойник. Так вымерзли их отношения, где всё тепло заменил долг.
Сложенный на дворцовом дворе погребальный костёр стал для супругов большим облегчением.
В это утро в столице он был не единственным. Одна ночь унесла жизни многих. Подсыпанный яд, удар кинжала, подкуп слуг и телохранителей. Король и канцлер долго готовили кару, которая лишила заговор его верхушки.
Сторонники лордов растерялись. Они ждали открытой борьбы, а не такого удара. Одни просили помилования, другие бежали.
Конечно, от гибели знатных возникли новые слухи, но превратить их в восстание было некому.
Колдунья покинула дворец. Король воссоединился с женой. Город утих.
Правитель ходил по дворцу, суровый, неприступный.
Подданные страшились к нему подступиться.
***
Дождливое лето сменилось не менее дождливой осенью. Она перешла в зиму. В эту ночь густыми хлопьями валил снег, снежинки падали на окна таверны, пытаясь заморозить их собственным холодом, а внутри весело горел очаг. Посетители пили пиво или мёд, ели мясо с овощами.
Многих людей интересовал высокий человек, сидевший за столом в углу.
- Почему он ни с кем не разговаривает? От кого скрывает лицо под капюшоном плаща? Из-за чего не поднял глаз вверх?
И никому не приходило в голову, в заведение мог прийти их король.
Да, за столом сидел Айрик.
Уже много ночей он ускользал тайным ходом в маленькие таверны, где не бывает грабителей, но нет и состоятельных людей. В них всегда вкусно кормят, наливают хорошее пиво и мёд, предоставляют кровать с чистой постелью.
На возвышении в углу певица исполняла какую-то грустную балладу о несчастном юноше. Он полюбил гордую девушку, но она не ответила страдальцу взаимностью.
"Какая наивная песня, но если бы её пела Дий, она была бы прекрасной. Жаль, не всегда возможно ответить на сильное чувства. Наверное, я сам способен любить только одну женщину, и она давно нашлась."
- Видно, весной или летом Алкарин падёт, вот я и закрываю лавочку, перебираюсь подальше от столицы, - услышал король неспешный разговор.
- Я вот тоже хочу. А может, кто его знает, вдруг да, всё обойдётся, или жизнь под Вирангатом окажется не такой страшной, как все рассказывают. Не хочется покидать родной дом. Не всех же ледяной край убивает.
"Да, Вирангат уничтожает не всех, - возникла горькая мысль. - Он просто заставляет нас сражаться друг с другом, плодит огромные трущобы и мало-помалу забирает себе всё больше земли. Бегите, люди, бегите! Агония будет долгой, на век вашей жизни хватит. А я не останусь жить под властью царства льда и скал. Мне слишком хорошо известно, насколько она страшна. Конечно, неправильно, оставлять близких в долгом страдании. Но Алкарин заслужил хорошую память. Наш белый город не станет городом, который открыл ворота врагу. Чтобы каждое сказание стыдилось нашей жизни. Столица готовится защищаться. Я готовлюсь вместе с ней. Я - король Алкарина!"
Доев жаркое и допив мёд, Айрик поднялся в комнату, где улёгшись в постель, попробовал заснуть. Только сон в который раз не пришёл.
"Огонь и песня, где я найду этот огонь и эту песню? Будет ли у меня время, чтобы догадаться об их значении в предсказании Айдрин Тарир? Если бы я мог понять, как их использовать. Тогда бы у королевства появилась возможность спастись. И я сам получил бы надежду на жизнь..."
Когда король засыпал, ему показалось, его обнимают руки Дийсан, она поёт что-то тихое и печальное.
- Я понимаю, отчего ты сегодня грустишь, это к тебе приблизилась моя тоска, но ты же приносишь лучик света в мой безнадёжный мир!..
Сон Айрика прервался перед рассветом. Встав с постели, он потихоньку выскользнул из таверны через чёрный ход. За такую возможность было щедро заплачено.
Закутавшись в плащ, в рассветной мгле правитель шагал к потайной калитке. Снег продолжал валить, делая сумрак мутно-белым.
"Я всю жизнь иду в сумраке, стараясь развести его руками, отыскать верную дорогу. Это не Дий – не видит, а я. Нет на земле ничего, только белая мгла, где мельтешат неясные тени, и я точно такая же тень."
Разглядев очертания калитки, король открыл её и оказался во дворе. Дальше одна из нескольких тайных дверей и он зашагал по тёмному коридору, оставляя за собой следы подтаявшего снега.
На приличном расстоянии шли два телохранителя. Их посылал Наркель Ирдэйн, когда его Величество предпринимал подобные походы. Если канцлер не в состоянии остановить сюзерена, то он хотя бы проследит за его безопасностью.
Оказавшись в своих покоях, Айрик разделся и послал нового слугу Роя за ванной. Розовощёкий, широкоплечий помощник кузнеца ещё не очень хорошо справлялся с обязанностями слуги, зато огромную ванну носил, как пушинку. После морозного утра правитель изменил привычке мыться в холодной воде, заказав вместо неё горячую.
"Дий очень любит тёплую воду по утрам, а ещё ей нравится завтракать в ванне. Я помню её сонный вид во время еды."
Король улыбнулся. Пока он мылся, Рой неумело раскладывал одежду, юноша сопел от напряжения и то и дело норовил почесать затылок. Райзи Квирт, несколько месяцев назад ставшая единственной управительницей дворца, не одобряла выбор правителя.
- Ваше Величество, во дворце есть столько вышколенных лакеев. Любой из них прекрасно справится со своими обязанностями, – убеждала она Айрика изменить неправильное решение.
- Рой вполне устраивает меня в качестве слуги, я верю, он быстро научится хорошо выполнять свои обязанности, – с вежливой улыбкой отвечал правитель, а про себя думал: "Прекрасно вышколенный слуга привёл убийц в потайной ход. В сердце Роя хотя бы нет хитрости, и уважает он меня за то, что я кузнец, а не только король."
Сейчас, глядя на потуги юноши стать хорошим слугой, господин чуть улыбался, поправляя его работу.
Когда король был одет, то понял, у него ещё есть немного времени, прежде чем проснётся Цаони. Он решил потратить его на очень важное дело, пусть едва ли представлял, как лучше его совершить.
Когда Дийсан уехала, правителя начали посещать размышления о судьбе Алкарина. Страна может пасть уже в этом году. Хотелось спасти хотя бы людей и память о королевстве.
"Пока они живы, надежда на возрождение не напрасна!"
Точно призрак бродя по дворцу, Айрик искал и не находил верного решения тяжёлой проблемы. Но однажды ему в руки попался рассказ об обычаях Дайрингара, записанный древним путешественником.
"Этот горный народ суров. В Дайрингаре много серого камня, вот из него и строят надёжные убежища от теневых. Закалённые природой люди не любят слабость и изнеженность. Нам, алкаринцам бывает трудно в общении с ними."
"А что, если обратиться за помощью к суровым горцам?
Затмило строки внезапное озарение. - Ведь Дайрингар был когда-то союзником Алкарина и Велериана. Алкарин - предатель, но и разбойников порой милуют. Попытаюсь попросить горцев о помощи, ничего страшного не случится."
В последующие дни Айрик всё больше укреплялся в своём решении, сейчас пришло время выполнить задуманное.
Достав чистый лист пергамента, перо и чернила, король сел за стол и подпёр голову руками. Глубоко задумавшись, он искал слова, какими можно попросить Дайрингар об убежище для королевы и придворных.
"Какие извинения нужны? Да и способны ли слова утихомирить тысячелетнюю ненависть. Дайрингар помнит, Алкарин – предатель." - Айрик сам знает, что это значит. Именно такая ненависть чуть не испепелила его душу.
"Разве можно передать пергаменту глубокое раскаяние? Никак нельзя. Но составить послание необходимо, чтобы у других появилась надежда. Если погибнут Цаони, их сын, Дийсан с детьми, от королевства не останется ничего. На свете будет стоять лишь Дайрингар - последний оплот людей..."
Так и не подобрав верных слов, правитель обмакнул перо в чернила.
«Я, король Алкарина, Айрик Райнар, извещаю вас: падение нашей страны неизбежно, и прошу у Дайрингара убежища для королевы с наследниками и части подданных, когда это случиться. Если в помощи будет отказано, правда останется на вашей стороне. Увы, Алкарин заслужил суровую кару.»
Отложив перо, правитель приложил к свитку перстень с печатью кактуса и посыпал его песком.
"Больше ничего не напишешь. Он так и не научился украшать рассказ яркими фразами, чтобы легко достучаться до сердец. Вряд ли любые мольбы помогут, когда речь идёт о сострадании к виновным и побеждённым. «Да» или «Нет» Дайрингара не в его власти, значит, не стоит беспокоиться об ответе горного королевства, но всё же от сомнений невозможно скрыться."
Решив, что пришло время завтрака, Айрик послал Роя на кухню. Отдав приказания поварихе, слуга должен пригласить Цаони и Лини с Анридом в его покои.
В ожидании жены король бросил мимолётный взгляд в зеркало. "Одет вполне удовлетворительно, сегодня юный кузнец неплохо справился с трудной работой."
Дверь открылась. Два поварёнка принесли блюда, простые и сытные для короля, сложные и изысканные для королевы. Повара часто посмеивались над разным вкусом супругов.
Наконец, прибыла жена. В длинном платье кремового шёлка почти до пола, на шее ожерелье розового жемчуга, светлые волосы уложены в сложную причёску - королева прекрасна и величественна.
За Цаони шла Лини. Она несла на руках Анрида. Мальчик весело щебетал.
- Мама, папа, еда...
Все давно знали, Анрид любит завтраки, на которых его родители вместе. Тогда отец кормит его сладкой кашей и клубникой со взбитыми сливками.
"Живой больной человечек, что не сумеет быть королём."
На сердце скребли кошки.
Сегодня он нанесёт Цаони и старшему сыну жестокий удар. Сейчас Анрид не поймёт: удар отца нанесён. Он продолжит есть кашу, смеяться и лепетать, но однажды малыш узнает: он, законный наследник престола, по завещанию короля, никогда не будет править Алкарином, раз родился калекой.
"Пусть тебе не захочется власти над этой страной! И тебя увлечёт что-то другое, чтобы твоя судьба оказалась счастливой! Я хочу увидеть, как ты растёшь. Хочу сам объяснить тебе принятое решение. Я смогу найти для тебя хорошее дело, если только останусь в живых..."
Завтрак начался, Цаони ела изящно, брала пищу с подноса, отрезая маленькие кусочки. Она пережёвывала их долго и тщательно.
"Мне никогда так не научиться," – думал Айрик, глядя на жену. Сам он всегда ел быстро, с большим аппетитом.
"Когда завтрак закончится, начнётся нелёгкий разговор, а сейчас я даю нам всем последние минуты отдыха. Цаи даже не знает, насколько они короткие."
Когда блюда убрали, король отослал Лини и Анрида в их покои, а Цаони велел остаться. Та замерла, с волнением и страхом ожидая важных слов. Что их значение окажется большим, она поняла по замкнутому лицу правителя.
- Цаони, сегодня я составлю завещание. По нему наследником престола будет назначен Арверн Райнар, регентами при нём - ты, Дийсан и канцлер Наркель Ирдэйн.
Королева только слегка побледнела, ни упрёков, ни ненависти.
- Ты прав, так всем будет лучше, – произнесла она ломким голосом.
Когда жизнь разбита, очередного удара почти не чувствуешь. Цаони и не ощутила, просто мир вокруг сделался чуть темней, да тонкое стекло веры разлетелось на острые осколки. Слёзы не потекли, они давно иссякли.
– Я принимаю твоё решение, и буду защищать наследника престола, насколько это окажется в моих силах, – слова прозвучали немного уверенней.
- Спасибо тебе, Цаи, – с чувством ответил Айрик.
От безнадёжного смирения жены ему стало больно.
"Вина – очень неприятное чувство, жаль от неё нельзя ускользнуть."
Цаони ушла, неестественно прямая, застывшая. Когда её шаги затихли за дверью, король взял новый лист пергамента.
"Неприятные дела лучше выполнять , как можно быстрей. Не очень то хочется составлять завещание. Его составление напоминает о возможности скорой гибели."
От мысли о смерти на сердце было холодно. Рука быстро бежала по пергаменту, разум находил нужные слова, пусть душа отказывалось с ними соглашаться.
Наконец, документ был составлен и присыпан песком. Выйдя из-за стола с огромным облегчением, Айрик послал Роя за канцлером. Тот вошёл в комнату, как всегда размеренной походкой. Пожелав доброго утра, он застыл в ожидании объяснений причины срочного вызова.
- Вот послание, которое нужно как можно скорей доставить в Дайрингар. В нём я прошу горцев предоставить убежище королеве и придворным, когда падёт столица. А здесь - моё завещание. В нём я назначил наследником престола своего сына Арверна Райнара, а регентами при нём Цаони, Дийсан и вас.
- Печальное решение, но при нынешних обстоятельствах, увы, необходимое, только стоит ли возлагать на Дийсан Дарнфельд регентство?
- Если не сделать этого, боюсь, придворная клика разлучит её с нашим сыном. Я не хочу лишать своего ребёнка того, чего был сам лишён и не могу принести любимой такую боль. Канцлер! Прошу тебя, защити её, если так понадобится! Я знаю, тебе это по силам.
В глазах Айрика плескалась такая надежда, что Наркелю стало не по себе.
- Ваше Величество, обещаю вам сберечь Дийсан Дарнфельд! Я не позволю, чтобы придворные и лорды расправились с ней или её детьми, только мне от всего сердца хочется, чтобы ей не потребовалась моя защита.
- А я-то как этого хочу!
С лёгкой горечью ответил король.
Получив указания, канцлер вышел.
Оставшись один, Айрик легко прикоснулся к кусочку кожи с вышитым кактусом. Казалось, он вечно хранит частицу тепла её рук. В сердце звучит обрывок лирической песни:
"На свете случаются чудеса, судьба человека не предсказуема, она должна быть милосердной к тем, кто любит. Сердца, связанные друг с другом, разлучать нельзя! Я не дам тебе оставить мир живых на стене Алкарина!"
- Я верю тебе, моя Дий. Разве можно тебе не верить?
Надев тёплый плащ, правитель вышел из дворца. На улице его ждали Ратвин, Эрин, Дальнир Аторм и Сариан, Вилент Калфер и Тойя Дакрин. Вместе они каждый день ходили смотреть городские стены. Старые укрепления чинили, новые возводили. Высокие стены, тройной вал и ров, конечно, не станут препятствием для теневых, но людей прекрасно задержат.
Среди белизны снега двигались тёмные точки, горожане носили глину, мешали раствор, укладывали камни, вбивали колья – все трудились в весёлом азарте, не замечая мороза.
- Алкарин ещё покажет зубы!
То и дело носилось над толпой.
"Да, столица легко не сдастся!
Отвечали подданным мысли короля, его тоже захватил весёлый азарт. – Мы будем защищаться отчаянно, до последнего вздоха!"
Пройдя вдоль укреплений, похвалив работников, правитель со свитой направился на огромную, очищенную от снега площадку, огороженную кольями, где стражники и горожане учились сражаться, биться на мечах, бросать копья, стрелять из луков.
Несколько прошлых дней Айрик и его ближнее окружение сражались именно здесь, обучая неопытных людей. Отдав пару часов важному делу, правитель заметил, его зовёт Дальнир Аторм. Они сражались ежедневно, не пропустив ни одной возможности. Маршал упорно учил сюзерена. Оказавшись напротив него, король смущённо улыбнулся. Лицо словно бы озарил солнечный лучик, неуловимо напомнив черты Амрала. Но если отец - слабый отсвет, сын - настоящий огонь.
Он сражается, как и живёт, не щадя себя, от всего сердца.
Короля можно без жалости бросать и бросать в снег, он всё равно встанет и не отчается.
- Маршал, у меня когда-нибудь выйдет вас победить?
- А если скажу, никогда не получится, как не старайся?
- Ну вот это, мы ещё посмотрим!
Глаза сюзерена блеснули.
Он нанёс удар, Дальнир его отбил и улыбнулся, втайне гордясь учеником. Наконец, он решил, занятие пора завершить.
Правитель направился во дворец. Сбросив в покоях плащ на руки слуги, он пошёл на кухню. Сегодня ему хотелось обедать среди людского шума. Сев за дальний стол, Айрик начал есть и прислушиваться к разговорам слуг и стражников.
Все говорили о том, что король составил завещание. Его огласят завтра вечером. Значит, он собирается оставаться в Алкарине, когда подойдут Велериан и Вирангат. Но увидев на кухне самого правителя, стражники и слуги испуганно замолкали. На его сердце стало тепло.
"Простые люди примут любое моё решение о престолонаследии, главное, чтобы я остался с ними во время осады. С придворными и лордами придётся трудней..."
После обеда Айрик встречался с приближёнными, которые помогали ему в делах и разбирал свитки. А вечером пришло время идти к Цаони.
Жена ждала его в домашнем платье, Лини с Анридом на руках тоже были здесь. Сев за стол, король взял сына к себе на колени.
- Папа, папа, – лепетал мальчик, пытаясь протянуть ручки к отцу, иногда это у него получалось. – Мама, Лини, каша, каша, Лини, мама.
- Да, Лини и мама кормят тебя кашей, но сегодня есть ты будешь со мной.
После смерти королевы Риен, вечерних приёмов во дворце стало меньше. Айрик не считал, что каждый ужин он обязан проводить с придворными.
"Пусть веселятся без моего присутствия. Иначе у меня вообще не останется времени для семьи."
Когда правитель рассправился над заговорщиками, его стали бояться. Поэтому он мог поступать так, как считал нужным.
Начав увлечённо кормить сына, Айрик испачкал его и себя. Анрид не мог хорошо есть, сладкая каша постоянно летела во все стороны.
- Вот так, ещё, и ещё. Ну-ка, кто у нас самый грязный? Ты или я? Ну, конечно, же я! Я же большой, а ты маленький.
Цаони громко смеялась. Она не могла понять, почему её неизбывное горе, в руках мужа не раз становилось весельем. Зато кормилица Анрида понимала, так отец незаметно учит больного ребёнка правильно есть.
"Создатель назначил малышу родиться с недугом, но дал и хорошего отца, чтобы горе смягчилось."
Слуги унесли подносы, Лини забрала Анрида, чтобы уложить его спать. Айрик собрался уходить.
- Пожалуйста, останься. Сегодня мне очень грустно, я не могу быть одна.
Ничего не сказав в ответ, король возвратился в кресло.
"У неё же кроме меня никого нет! Я неверный супруг, убийца отца. Была ли она на свете кому-то нужна? Уж точно не тому, кого я казнил. Разве можно так с собственной дочерью? Да я не пощажу того, кто хоть пальцем тронет Найталь. А лорд Роланд дочери своей не пожалел!"
В душе проснулся гнев на умершего.
Когда Цаони легла в постель, Айрик просто провёл рукой по её волосам и начал читать сказание о нелёгкой судьбе королевы. Правитель очень любил его. Теперь он приносил жене серьёзные свитки. Они ей нравились. Пока Айрик читал, в сердце Цаони срасталось что-то разрушенное.
"Жизнь оказалась больше чем то, о чём я мечтала. Она оказалась сложней и страшней. Если бы я могла от него отказаться. Истинная сила – отпустить любимое сердце, если оно не любит тебя. Почему я такая слабая? Но, Айрик, поверь, я смогу! Мне кажется, в последние дни ты даёшь мне тепла даже больше, чем раньше. Ты себя для меня приоткрыл."
- Знаешь, я совсем не хочу, чтобы ты умирал, когда падёт Алкарин, но если ты всё же погибнешь, я не обижу Дийсан и твоих детей, я попробую их защищать, главное, чтобы у меня получилось...
- Спасибо, Цаи! Стоять на стене со спокойным сердцем легче, чем с неспокойным. Тогда рука бьёт верней, и возможностей выжить больше.
- Значит, я точно решила правильно. И хорошо, что успела тебе об этом сказать.
Утром супруги завтракали в покоях Цаони.
"Мне жаль, что счастье тебя не выбрало!"
Айрик глядел на жену. Она сидела в голубом платье, светлые волосы вьются по плечам, красивая, беззащитная.
"А меня оно выбрало ли? Но в моей судьбе выпала большая любовь. Дий, песня моего сердца. Я перестану тебя любить в тот миг, когда перестану дышать. Но я и тебя променял на белый город, на королевство, что движется к гибели."
Супруга смотрела на короля. На секунду в его сердце проникла печаль её серых глаз. Поэтому он облегчённо вздохнул, когда завтрак закончился. Снова поход на укрепления, сражения на площадке, обед, и свитки, вечные, неизменные пергаменты!..
Вечер наступал неотвратимо, вечер недовольства придворных.
"Я снова дам пищу для распространения слухов, назначив наследником престола сына Дийсан. Но где мне взять здорового законного отпрыска? Судьба посмеялась над всеми: придворными, королевством и даже надо мной. Но раз канцлер страны бастард, пусть бережёт незаконнорождённого правителя на троне, тем более он согласен."
С такими мыслями король пришёл в главный зал дворца и сел на трон, вокруг цветным осиным роем летали придворные.
"Да, они точно осы, способные жалить, только давать мёд они не способны. Пчёлы - честные насекомые, кусают, только защищаясь, и после этого умирают. Они кормят многих своим трудом, а осы никого, только сами едят."
Придворные затихли, едва на помост в углу взошёл королевский герольд. Сейчас прозвучит завещание правителя. По обычаю оно одновременно является указом о престолонаследии.
Громкий, отлично поставленный голос зачитывал важный документ. По нему наследником короля Алкарина объявлялся Арверн Райнар – сын его Величества Айрика Райнара и Дийсан Дарнфельд, фрейлины и придворного барда, отстранённой от двора.
- Бастард, бастард!
Возникло среди осиного роя зловещее жужжание.
Но жалить никто не решился. Придворные хорошо помнили, как Айрик Райнар поступил с лордом Роландом и его союзниками. Никто не хотел оказаться на их месте, изменив законной власти. Только позже, во время ужина и все последующие дни, придворные поодиночке подходили к Айрику, вежливо спрашивая, не желает ли он жениться вторично, чтобы новая королева родила ему здорового законного сына. Без своего отца Цаони оказалась беззащитной перед двором. Её братьям было не до сестры, их волновала только собственная жизнь.
- Сначала нужно выдержать осаду, – жёстко отвечал правитель, придворные уходили ни с чем.
***
Который день снег засыпал королевский замок Дайрингара, он сделал непроходимыми все дороги, зима в горной стране долгая и суровая. Король Норгар Инглар сидел, глядя в огонь очага. Проклятая метель неизменно навивала на него скуку. Сегодня вместе с ней в сердце поселилась скорбь.
Его отец Тальгер умирал долго и мучительно, можно сказать гнил заживо. Всю жизнь этот толстый человечек ни в чём себе не отказывал, за что, в конце концов и поплатился.
Много дней Норгар сидел у постели умирающего. Он то кричал, то забывался тяжёлым сном, подаренным отварами, что смягчали боль и туманили разум. Отец умер ночью, так ничего и не сказав. Прошёл месяц, минула коронация, только сыну до сих пор больно, что родные глаза до конца остались отстранёнными, так и не были произнесены тёплые слова.
Они с отцом всю жизнь не ладили, а принесла ли смерть примирение, теперь останется тайной. Норгару очень хотелось, чтобы оно всё-таки наступило.
Тальгер Инглар рос некрасивым, угрюмым ребёнком. Он отличался коварством и упорством.
- Мальчишка станет прекрасным королём, – не раз говорил отец, сам в немалой степени наделённый такими качествами.
Однажды, когда Тальгеру исполнилось девятнадцать, он увидел Ариан Дарнфельд. В лёгком розовом платье с распущенными волосами она была прекрасна. Девушка играла на арфе и пела любовную балладу. У неё почти не было таланта, но нежный голос лился весенним ручейком. Щёки раскраснелись, огромные зелёные глаза смотрели вдаль, мечтая о чём-то большом и настоящем.
- Она станет моей женой, – окончательно и бесповоротно решил принц. – Моё сердце не проживёт без неё.
Подойдя к Ариан, наследник престола, поздоровавшись с ней, сказал,что она замечательно играет на арфе, а поёт ещё лучше, девушка испугалась и убежала.
- Ну и глупая, – говорила ей сестра Дийран. – Надо было сказать ему что-нибудь колкое или кокетливое, смотря по настроению. Наш будущий король страшный, как голодный пёс, что пугает невинных девушек громким лаем, а посмотри подобрей начнёт ластиться щенком.
Маленькая сероглазая Дийран с копной непослушных каштановых волос была непохожа на высокую сестру, чьи волосы имели странный чуть рыжий оттенок.
Ариан витала в небесах, сестра ходила по земле. Ариан умела петь, прекрасно читала стихи, вышивала. Дийран отлично ездила верхом, охотилась с собаками, терпеть не могла рукоделия. Ариан ждала прекрасного чувства, Дийран успела влюбиться и была помолвлена.
Такие разные сёстры были очень привязаны друг к другу. Погодки, - в детстве они вместе играли, доверяли одна другой самые страшные тайны. В юности пришла пора грёз и любовных секретов, прошёптанных в темноте на ухо.
Через три дня девушки сидели за обедом, ничего не подозревая о предстоящем испытании, как вдруг в замок нагрянул король со свитой и вызвал лорда Дарнфельда в кабинет для серьёзного разговора.
Сёстры сильно испугались.
"Неужели опала? Правитель бывает так жесток!"
- Ариан, к тебе посватался сам наследник престола Тальгер Инглар, – мрачно произнёс отец, когда сюзерен отбыл.
Отчаянию девушки не было предела.
- Я его боюсь! И не выйду за него замуж!
Кричала она родителям.
- Наследнику престола нельзя отказывать, иначе нас всех ждёт опала.
Сурово ответили те.
- Пусть опала! Пусть хоть казнь! Я всё равно не вступлю с ним в брак!
Продолжала противиться дочь, но, в конце концов, замороженная льдом родительских глаз, она согласилась выйти за Тальгера.
Дийран сочувствовала сестре. Её Мельгар, конечно, не красавец, но он такой трогательно добрый. Чуть полноватый, неуклюжий жених вызывал у невесты почти материнские чувства.
Помолвка прошла пышно. Ариан должны выдать замуж через год и сестру тоже.
Холодным осенним вечером в ворота замка Дарнфельд постучал лорд Джернил Карэль с друзьями. Они совсем промокли и продрогли, как их не пожалеть. Горячих юношей пустили в замок. Лорд Джернил был красивый, восторженный, не одно девичье сердце разбила печаль его серых глаз.
Ариан , как скошенный росток, упала к ногам юноши. Тот пылко ответил на чувство, такое нежное, такое невинное. Любовь, что связала романтичные сердца, была пронзительно светлой, как огонь свечи и бабочка на ветру, как снежинка, растаявшая на ладони. Увы, закончилась она совершенно обыденно, беременностью.
Узнав о ней, владельцы замка с позором выгнали лорда Джернила за ворота.
- Если посмеешь появиться в пределах моей вотчины, я тебя убью!– сурово сказал сеньор.
Печальный влюблённый тщетно прятался у крестьян, менял постоялые дворы. Знатные горцы знали, где он находится, но не предпринимали никаких действий. В Велериан спешил гонец с приказом известить первого же полутеневого об измене лорда Джернила Карэля законной власти Вирангата.
Тальгер Инглар умел мстить и мстил. Помолвка с Ариан была расторгнута.
- Я возьму в жёны другую сестру, – мягко сказал наследник престола, но от такой мягкости лорда Дарнфельда пробрала дрожь. – Раз одна твоя дочь оказалась неверной, пусть другая её заменит.
Наивное счастье в глазах Дийран ранило обманутого наследника престола острей ножа.
"Это я должен любить и быть любимым! Значит, пусть восторжествует королевская справедливость, семья предателей должна искупить позор до конца."
Холодным вечером отец позвал старшую дочь к себе в кабинет.
- Ты должна разорвать помолвку с Мельгаром и выйти замуж за наследника престола.
В жестокий миг Дийран поняла, она ненавидит сестру и её несостоявшегося жениха. Только она устрашилась: испугалась опалы, испугалась, что узнав о немилости королевского двора к семье невесты, Мельгар сам расторгнет помолвку, тяжёлые испытания разрушат любовь.
- Я согласна, - почти прошептала девушка.
Отец нежно погладил её по голове.
- Молодец, доченька, спасибо тебе!
Дийран готовилась к свадьбе, для Ариан наступили страшные дни: никто не говорил ей доброго слова, родители молча осуждали, слуги презирали, сестра ненавидела. Точно бледная тень, несчастная скиталась по замку, она то и дело поглаживала живот, где созревал их с Джернилом ребёнок.
"Я всю себя отдала ему, мне больше ничего не нужно. Где любовь там и печаль. Истинное чувство всегда бывает печальным."
Отверженная смирилась с судьбой.
Её сестра до сих пор помнила страшную ночь, когда родилась Дийсан. За окнами бушевала гроза, Ариан долго и страшно кричала. Забыв о ненависти, Дийран, как в детстве, держала её за руку, говорила бессвязные слова утешения. Девочка давно огласила комнату первым криком при вспышках молний, а кровотечение матери продолжалось.
- Я назову её Дийсан, почти как тебя. Пусть она будет сильная, такая как ты, а не такая как я, – прошелестел слабеющий голос.
При яркой вспышке молнии сестра увидела лицо Ариан. Она улыбалась счастливой улыбкой.
- Дура, чему ты радуешься? Ты же умираешь!
Отчаянно закричала Дийран.
- Ты ничего не знаешь. Смерть - моё облегчение. Я больше не увижу горя родителей и твоей ненависти. Если больше незачем жить, тогда умереть не страшно. Мне уходить радостно.
- Борись, несчастная! У тебя же есть дочь!
Снова крикнула сестра, пытаясь достучаться до Ариан.
- Мне нечего ей дать. Я отдала всё ему, пусть другие позаботятся о ней. Я даже жалею, что она родилась живой, в свете Создателя ей было бы легче чем с вами здесь.
"Тогда оставайся, не беги в смерть от своей девочки! Помоги ей в трудной судьбе бастарда!"
Крик остался в душе Дийран. Она поняла, слова бесполезны.
Ариан умерла к утру, а старшая сестра впервые в жизни испытала горечь вины.
Вторично она её ощутила, когда по приказу отца отнесла Дийсан лорду Джернилу Карэлю. Один из крестьян показал ей его убежище. Убитый горем влюблённый взял дочь с благодарностью.
- Не бойся, я позабочусь о ней, – сказал он твёрдо.
Дийран ушла, унося в своей памяти образ крошечной девочки, что лежит на руках у отца.
Через несколько месяцев состоялась свадьба наследника престола Дайрингара Тальгера Инглара и дочери лорда Дарнфельда.
Невеста стояла в роскошном платье, гордая и холодная. Накануне свадьбы она выплакала последние слёзы, утратила страх.
В тревожную ночь Дийран поняла, что хочет жить. Значит, придётся загнать вину в дальние тайники души, чтобы она изредка прорывалась страшными снами, непрошенной грустью, носить её в себе постоянно - равносильно отсроченному самоубийству. Она станет хорошей женой наследнику престола, в будущем королю и тем заплатит за слабость, за ненависть к Ариан. Сестра обрела покой, её последнее желание исполнилось. Дийран ничего не должна умершей. А если не так, то до пределов, где находится Ариан, ей всё равно не достучаться. Вот страшная правда. Придётся принять жестокую истину, и продолжать жить.
Дийран сумела стать верной супругой Тальгеру и хорошей королевой Дайрингару. Подарив мужу одного сына и двух дочерей, женщина положила все силы на то, чтобы вырастить их достойными людьми. Жена никогда не упрекала правителя ни в жестокости, ни в слабости, она беспрекословно выполняла все его требования, когда считала их справедливыми. Став королём, Тальгер не сумел простить Дийран её силу и уверенность в себе.
- А ведь лорд Джернил и его незаконная дочурка давно развеяны пеплом над землёй. Вирангат узнал от моего гонца о том, что они задумали. Полутеневые казнят предателей вместе с семьями, если только они не раскаиваются. А наивный глупец лорд Джернил никогда не отступит, уж я в нём не сомневаюсь, – жестоко усмехнувшись, заявил король во время одной из семейных ссор.
Слова нанесли коварный удар. Дыхание королевы перехватило. Она прекрасно знала, Вирангат беспощаден.
- Тальгер, ты будешь наказан за совершённое зло! Такие поступки никогда не остаются без последствий. На твоих руках кровь невинного ребёнка! Ни судьба, ни Создатель тебе её не простят. Ты зря так поступил с собой.
На несколько минут королю стало страшно. Отчаянные слова случайно попали в цель. Своей карой за преступления Тальгер считал то, что все его дети оказались похожими на Дийран. Ни у одного из них не было огромных зелёных глаз и чуть рыжих волос Ариан. Заключив брак с её сестрой, Тальгер втайне надеялся, кровь рода Дарнфельд сумеет вернуть любимые черты в облике зачатой ими дочери.
"Ещё раз увидеть отблеск девушки, какую он очень любил. Заветная мечта. Увы, не сбывшаяся. Единственный раз в сердце расцвело светлое чувство, и то растоптали без жалости.
"Почему не она смирилась со своей судьбой? Почему Ариан предпочла,изменив, умереть? А её сестра оказалась достойной, верной женой совсем без любви ко мне. Я бы принял от Ариан холодную верность, только бы она была рядом. Наверное, я сумел бы простить и ненависть, и измену, если бы не ребёнок от другого, если бы все не узнали, сам наследник престола отвергнут. Ариан так быстро скользнула в объятья смерти, убежав от страданий, а мы остались жить и расплачиваться..."
Дочери росли легкомысленными, Норгар прямым и горячим.
"Что станется с Дайрингаром без моей жестокости и расчёта?"
Спрашивал себя король, глядя на сына.
Небольшого роста, с непослушной копной каштановых волос, с серыми глазами Норгар походил на мать. Как и Дийран он любил охоту, лошадей, собак, упражнения с клинком и совсем не любил дворцовые интриги. Неглупый наследник престола много читал, особенно старые боевые сказания. В архивах Дайрингара их хранилось великое множество.
Однажды, роясь на полках с рукописями, наследник престола встретил странный отрывок.
«И тогда придёт один, носящий имя предателя. И будет у него сила всё разрушить и всё восстановить, и будет он иметь огонь и холод, но выбор его всё равно ведёт во тьму.»
Из нескольких летописей Норгар понял, странное предсказание сделала провидица, которая жила в эпоху короля Айрика, отгородившего Алкарин великой стеной.
Древние легенды, охота и лошади не всегда могли отвлечь от печальных мыслей. Сын понимал, родители не любят друг друга. Каждое юное увлечение отца наполняло сердце обидой за мать. Тоненькие, наивные, умные и глупые, они не задерживались надолго, надоедая королю, как дешёвые безделушки.
Жена не ревновала Тальгера, просто стена отчуждения между ними росла всё сильней.
Норгар не мог понять, почему она появилась? Он не знал страшной истории, что связала родителей вместе. Конечно, юноша слышал, у матери была младшая сестра. Это она должна была стать женой отца, но очень рано умерла. Рассказы об Ариан Дарнфельд занимали Норгара точно так же, как упоминания о давно ушедших тётушках и дядюшках, то есть никак. Нельзя горевать о том, кого не знаешь.
Наследник престола уважал отца за ум и хитрость, мать - за честность и прямоту; и очень любил обоих. Только Тальгер едва ли ощущал привязанность к сыну.
"Он совершенно не похож на меня, и на Ариан он тоже не походит. Он плоть от плоти Дийран, её кровь – моё наказание."
Заболев страшной болезнью разгульной жизни, Тальгер посчитал, это тоже его кара. Временами выныривая из тумана, он так и не нашёл верных слов ни для жены, ни для сына. Перед приходом смерти ненависть ослабла, но не ушла окончательно. Силы для прощания и прощения так и не появились. Однажды туман, затмевавший рассудок, сделался полным, перейдя в смерть.
Она потрясла сына до глубины души. Между ними осталось много недосказанного, что теперь не будет досказано никогда.
"Закончится ли когда-нибудь проклятая метель? Почему она воет, как души тысяч мертвецов? Может, в ледяной круговерти скитается душа отца, что так и не нашла покоя, не простившись с близкими."
Огонь очага не согревал сердце Норгара.
- Ваше Величество, я принёс очень важные свитки, их обязательно нужно прочесть. В пергаментах прошения подданных. Их нужно или подписать, или отклонить, – оторвал короля от размышлений канцлер Вильдур Варлейг.
- Сейчас я не собираюсь разбирать дела страны!
Норгар никогда не любил читать и подписывать пергаменты.
- Простите, ваше Величество, но сама ваша матушка послала меня к вам. Она сказала, если вы не прочитаете прошения, что я принёс, она лишит меня головы, к сожалению, я не смог её ослушаться!
Канцлер всегда был почтителен, сначала при короле Тальгере, теперь при его сыне.
- Раз твои свитки такие важные, пусть матушка сама их и читает, – буркнул правитель. "Разве до королевских дел, когда болит сердце?"
Канцлер занялся долгими уговорами, привычными для него. Наконец, Норгар сдался почтительности и усердию. Взяв свитки, он принялся бегло их просматривать. Приграничным крепостям требовались провизия и оружие.
- Да уж, точно придётся всё подписать, – воскликнул король, взявшись за перо. Только благодаря пограничным крепостям, прорубленным в отвесных скалах, Дайрингар ещё держится. Сам королевский замок - почти скала, такой же серый и неприступный.
- Вот бы когда-нибудь поглядеть дворцы Алкарина и Велериана!
Мечты о неведомом не раз наполняли сердце восторженным любопытством.
"Говорят, даже дома Алкарина очень величественны. Вот бы узнать, какими бывают красивые здания?"
Подписав прошения, король снова предался раздумьям. Норгару не нравилась его тоска. Не раз в зимние дни он превращался в ни на что не годный студень, который может одно: непрерывно мучить себя сомнениями, растравлять душевные раны.
- Это она, метель, – иногда говорил мудрый мастер над оружием. – Она заставляет человека впадать в уныние или драться. Зима в Дайрингаре слишком длинна и сурова. В холода человек забывает себя. Но ты крепись, потому что станешь править народом.
Норгар понимал, сдаваться нельзя. Теперь он уже король.
Подозвав одну из собак, правитель погладил её по мохнатой голове, от живого тепла ему стало легче. Поворчав, большая собака улеглась у ног короля.
Неожиданно тишину зала нарушил топот двух пар маленьких ножек. Шумно распахнув широкие двери, к королю стремительно подбежали его сёстры, Дайрун и Койлин.
- Норги, там такое случилось, – начала Дайрун.
- Стражники нашли человека, он совсем обмороженный, – продолжила Койлин. - Говорит слабо-слабо, и даже словно бы не по-нашему, хотя все слова понятные. Всё зовёт тебя, шепчет, что пришёл из Алкарина и ему обязательно нужно тебя увидеть.
- Обмороженный человек из королевства предателей, хочет на меня посмотреть, что-то вы меня совсем запутали, я так ничего не пойму.
Дверь зала открылась. Девочки притихли. На пороге возникла их мать. Она шла среди придворных недоступная и суровая.
При виде её Норгар забывал, что мать едва ли достаёт ему до плеча, и от возраста она немного отяжелела. Из-за величественного достоинства королева казалась самой высокой женщиной в замке.
- Норгар, стражники доставили к нам странного человека. Обмороженный чужеземец хочет встретиться с тобой. Со мной он разговаривать отказался. Человек говорит, он прибыл из королевства предателей, но я пока не знаю верить ему или нет.
"Путник прибыл из самого Алкарина!"
Сердце правителя подпрыгнуло в груди от волнения.
Он слышал, великая стена пала, на королевство предателей напали Велериан и Вирангат, но война была очень далеко, а тут прибыл обмороженный странник из дальнего края. Правда ли он оттуда?
- Сейчас я пойду к нему.
Норгар поднялся из кресла.
- Мама, мама, можно мы проводим брата?
В один голос попросили сёстры.
- Так уж и быть, проводите, только тихо. Нашему гостю сейчас очень плохо, поэтому вам запрещается шуметь и в особенности расспрашивать его о всяких глупостях.
- Да, да, конечно.
Девочки повлекли короля по коридору. Они привели его в затемнённую комнату, где на постели лежал человек. Его руки и ноги были полностью забинтованы.
"Какая боль! Они ведь почти успели умереть, а теперь их оживили, и они так сильно болят! Наконец, долгожданное тепло, и не нужно никуда идти."
На путника наползал сон, но он изо всех сил с ним боролся. Свиток, что хранится у него на груди, послание от короля Айрика Райнара. В нём возможное спасение многих людей. Его непременно нужно передать правителю горцев.
Их было восемь, путники всё шли и шли сначала по лесу, потом по горам. Они погибали, совсем не готовые к лютому холоду, к отвесным скалам.
Он остался один и то шёл, то полз. Последней каплей стала страшная метель, она чуть не добила его. От снега не было видно ни неба, ни земли, одна сплошная воющая колючая масса. Точно он уже умер и попал в страну теней, только почему-то посланник всё равно двигался, не разбирая дороги, ничего не понимая. Он бы, конечно, погиб, если бы не стражники Дайрингара. Они подобрали чужестранца и отнесли в королевский замок. Теперь он здесь и ждёт их правителя.
Смутная человеческая фигура наклонилась над ним.
- Кто вы?
Прошептали губы.
- Я Норгар Инглар, король Дайрингара, – ответил голос с певучим выговором.
"Значит, горный правитель пришёл. Сейчас я исполню приказ сюзерена и может, даже останусь в живых."
Забинтованная рука потянулась к груди. На ней спрятан свиток, но горящие огнём пальцы не сумели вынуть пергамент.
– Я не могу, достаньте вы.
Протянув руку, Норгар взял послание и сразу пробежал его глазами.
"Я, король Алкарина, Айрик Райнар, извещаю вас: падение нашей страны неизбежно, и прошу у Дайрингара убежища для королевы с наследниками и части подданных, когда это случиться. Если в помощи будет отказано, правда останется на вашей стороне. Увы, Алкарин заслужил суровую кару.»
Краткие, строгие слова, в них нет ни мольбы с извинениями, ни унижения. Точно правитель предателей принимает свою судьбу, какой бы она не была, отдав решение в полную власть его, Норгара.
В душе возникло разочарование. Ему хотелось чего-то большего, чтобы Алкарин признал свою вину, чтобы назвал себя лишённым достоинства.
"Но смогли бы даже такие слова вызвать его сочувствие? Исправить что-нибудь? Зачеркнуть годы одиночества. В долгих веках войны каждый житель Дайрингара знает: его страна падёт последней перед Вирангатом, но она неизбежно погибнет. Ледяной край непобедим! Король Айрик Райнар. Это имя вписано в историю чёрными буквами. Правителя с таким именем до сих пор проклинают! Именно он построил великую стену, отняв у союзников всех Аларъян и надежду."
"И будет он носить имя предателя", – слова древнего пророчества накрепко засели в голове Норгара. Только он не мог припомнить точные фразы. Там было что-то о том, что король с именем Айрик сможет всё разрушить и всё восстановить, откуда-то у него возьмутся огонь и холод, и самое страшное: все его пути ведут во тьму.
"Совпадение ли это? И как можно что-то восстановить, если все дороги идут во мрак?"
Правитель застыл обуреваемый злостью, досадой, любопытством. Но он уже понимал, что ответит на просьбу бывших союзников согласием.
"Хотя бы только для того, чтобы пережить минуту великого торжества, он не станет мстить за предательство Алкарина, пусть даже через столько веков. Он будет великодушным и примет скитальцев."
На губах Норгара заиграла улыбка. Но алкаринский гость не видел отражения надежды родного королевства, он крепко спал.
Услышав мерное дыхание путника, король Норгар потихоньку вышел из комнаты. В голове вертелись бессвязные слова послания, какое он отправит в Алкарин.
"В жестоких строках можно столько сказать: Заставить предателей в полной мере ощутить, им нет прощения! Горное королевство решило проявить к ним простое милосердие. Хорошо бы написать, как долгие века Дайрингар сражался с Вирангатом в одиночку. Это он, Норгар Инглар- по праву единственный защитник людей..." - разные мысли кипели внутри не в силах сложиться в точные фразы, стать текстом, достойным отправки в Алкарин.
Возвратившись в зал, молодой король увидел мать. Она сидела в кресле у огня. Во взгляде Дийран читались вопрос и ожидание.
- Что это за человек?
Спросила она, едва сын подошёл поближе.
- У нас, впрямь, появился посланец Алкарина, вот свиток от его короля, можешь прочитать.
Дийран пробежала глазами послание.
- И что ты намерен делать?
- Я хочу приютить алкаринцев.
- Нужно всё хорошо обдумать с разных сторон. Необходимо точно обозначить, сколько беженцев мы можем принять. И не стоит присылать к нам бесполезных людей, пусть в горы идут только те, кто многое умеет или очень важен.
Норгар застыдился порывистого нрава. Его разумом вечно правят чувства, а не наоборот. Горячее послание дало бы королю Алкарина такую волю, что он бы всю страну мог в Дайрингар привести. Глядя в ясные глаза матери, сын ощутил, как лицо залилось ярким румянцем.
- Я прошу тебя и канцлера составить послание для правителя Алкарина, обдумать все трудности, какие могут случиться, а потом показать этот свиток мне для прочтения и подписи.
Королева украдкой вздохнула.
"Мой слишком горячий, слишком прямолинейный сын! Создатель, как он будет править без меня?"
Дийран давно решила подыскать для Норгара мудрую жену. Теперь, когда Тальгера не стало, его вдова приступила к делу. Она вела себя осторожно, отвыкнув от опрометчивости в браке с грозным королём.
Поднявшись с кресла, королева вышла из зала, а Норгар снова сел у огня. Только теперь вместо тоски им владело лихорадочное возбуждение. Ему захотелось приступить к делу, сражаться на войне, собрать отряд в Алкарин или поехать на охоту, неважно, только бы не сидеть, сложа руки, когда мир начал меняться, когда Вирангат очень близок к победе.
Вскочив с кресла, король принялся расхаживать по залу, разговаривать с придворными. Поняв настроение сюзерена, придворные как могли старались ему угодить.
Правители Дайрингара часто бывали жестоки. Недовольство подданных они подавляли опалой и казнями, поэтому в сердцах горных людей жил вечный страх перед властью. Придворные боялись Норгара, как огня. Его порывистый характер казался непредсказуемым, он подчинялся минутным прихотям.
"Такой правитель в сотню раз опасней, чем коварный холодный Тальгер!"
Придворные не знали, как себя вести, чтобы их сюзерен всегда оставался доволен.
Случайно глаза Норгара увидели незнакомую девушку. Она сидела недалеко от очага и вязала на длинных спицах свитер. Нэйрин, так её звали, предпочитала вязание всем остальным рукоделиям.
"Вышивка глупа, она просто радует глаз, который взглянет на красоту и через несколько минут забудет. Шитьё неплохо, но оно слишком холодное, обыденное. Вязание – совсем другое дело. Каждый его краешек пронизан любовью человеческих пальцев. Когда кто-нибудь морозной зимой наденет свитер, шапку или варежки, что она смастерила, в них будет тепло её рук, частица её души."
Сейчас Нэйрин вязала свитер из лёгкой белой шерсти лучших овец Дайрингара.
"Знать бы, чьей будет эта красивая вещь?"
Когда две недели назад её отцу богатому сельскому лорду, пришло письмо с приказанием его дочери прибыть ко двору, лорду тонко намекнули, если та окажется умной, практичной женщиной, которая способна привлечь внимание короля, она может стать его женой.
Так Дийран начала важное дело женитьбы сына, пригласив в замок несколько девушек - дочерей лордов, что славились умением умножать доходы вотчин.
Только Нэйрин не стремилась быть королевой, ей хотелось одного: вернуться домой, где столько работы. Даже зимой, когда вся жизнь замирает, замок лорда требует уборки, стирки, приготовления пищи. После смерти матери девушка во всём помогала отцу, заменив ту в делах хозяйства и заботе о младшей сестре и трёх братьях.
"Как бы мягкий свитер из белой шерсти подошёл её сестрёнке, можно вывязать на нём тонкий узор, а если шерсти хватит на шапочку, будет совсем замечательно."
На секунду подняв взор от спиц, Нэйрин вдруг встретила серый взгляд короля.
- Вы здесь недавно?
Вопрос был брошен резко от неуверенности. Чёрный взгляд незнакомки был таким строгим.
Увидев его, Норгар сразу забыл и простой наряд, и широкую нескладную фигуру девушки, и прилизанный пучок её волос. Чёрные глаза незнакомки были прекрасны: жгучие, как то жаркое лето, какого Дайрингар никогда не знал; глубокие, как речной омут, куда приходят не купаться, а топиться; печальные, как самая страшная тоска, такую невозможно утешить, если она вдруг пришла.
"Так отчего она глядит на меня с таким унынием. Король я или нет?"
- Почему вы такая мрачная?
Вопрос сам слетел с языка.
- Я хочу домой.
Нэйрин не собиралась завлекать правителя в свои сети.
"Пусть другие его в силки заманивают. Когда он женится, я домой уеду, главное, чтобы вступил в брак не со мной."
- Что можно делать дома такой лютой зимой?
Чёрный омут глаз затянул Норгара в свою глубину.
Раньше король не интересовался женщинами. Он знал, женитьба и рождение наследников неизбежны, но пусть супружеская жизнь начнётся как можно позже. Когда ему хотелось утех, он шёл к доступным служанкам. Король не говорил им нежных слов, ничего не обещал, а просто дарил безделушки и устраивал жизнь каждой. Чёрные глаза Нэйрин стали для правителя неожиданностью, как лавина в горах. В Дайрингаре горы везде, и лавины накрывают людей так, что уже не выберешься.
"Только я совсем не замёрз. Люди под слоем снега никогда не мёрзнут, они погибают блаженно и тихо, вот так я погиб в её глазах с первого взгляда!"
- Я бы помогала отцу.
Голос звучал так же резко, как раньше. Нэйрин всё сильней желала, чтобы король от неё отстал.
"Он же мне до плеча не достанет. Я что так и буду его подмышкой носить? Если вдруг я ему приглянусь. И глаза у него не сдержанные. Они сверкают как лёд на солнце, так и хочется зажмуриться и отвести свои."
- Ну какие дела бывают в юности? Зимой положено веселиться, никакой работы нет, а веселья в метель не бывает. Погода королям не повинуется, сколько ей не приказывай!
- А плохих правителей, что важного труда для себя не умеют найти, погоде вообще слушать не стоит.
Норгар не на шутку рассердился.
- Я прикажу матери, чтобы она тот час отправила вас обратно домой. А то и в темницу всю вашу семью заточу.
- Да, совсем как ваш отец, чуть слово поперёк сказали, как сразу в каменный мешок или голову с плеч, даже когда в речи есть правда.
Нэйрин не поняла, откуда возникла дерзость. Девушка сразу о ней пожалела. Но вместо того, чтобы взъяриться сильней, король смутился и покраснел.
- Хватит с тебя и родного замка. Ещё будешь казематы мои занимать.
Девушка невольно смягчилась, но только в душе, внешне она осталась, как прежде строгой.
"А может, он не такой и плохой? Я сумела его смутить, и краснеет он интересно. Серые глаза и алые щёки..."
Нэйрин захотелось прыснуть, она только чудом сдержалась.
Норгар замолчал и отошёл от девушки. Он понимал, никуда он её не отошлёт, а рано или поздно заставит улыбнуться.
Упрёк незнакомки всё же глубоко уязвил правителя, поэтому отыскав мастера над оружием, он отправился в огромную пустую комнату, где было удобно упражняться на мечах. Запах пыли причинил Норгару немало неприятных минут, когда во время схватки он чихал в самый неподходящий момент.
От быстрых движений пыль покинула своё место и взвилась в воздух серым облаком. Упражнения с клинком не прогнали мрачность. Норгар понимал, он сражается неуклюже, пропуская простые удары, а наставник молчит, страшась королевского гнева. Наконец, поняв, что не может больше сражаться, король, отбросив меч в сторону, выбежал из комнаты.
Остаток дня он слонялся по замку без дела, временами садясь у очага, то снова вставая.
"Выскочить на улицу в метель, добраться до конюшни, но такой глупый риск не достоин правителя."
Промаявшись бездельем весь день, король плохо спал ночью. Ему снились странные сны. Во сне он за что-то просил у отца прощения, мать хлестала его золочёным поясом, строгая девушка с чёрными глазами смеялась над ним.
Утром Норгар проснулся сердитый и мрачный. Когда он позавтракал, королева-мать и канцлер принесли ему послание для Алкарина, над каким они долго трудились.
Текст оказался суровым, ясно давая понять, Дайрингар примет королеву и придворных предателей только из сострадания. Беженцев должно быть немного, иначе горная страна не сможет обеспечить их всем необходимым.
Прочитав пергамент, правитель его подписал.
- Как только метель закончится, нужно готовить отряд для поездки в Алкарин, – озвучил он принятое решение.
- Конечно, подготовим, – ответила Дийран.
Пурга прекратилась на следующий день. Ветер разогнал тяжёлые тучи, мороз окреп, ярко засветило солнце, точно не было мрачной непогоды, точно не вихрился над землёй снег.
Выйдя из замка, Норгар почувствовал ослепительную радость, к нему возвратилась жизнь.
"Зима пройдёт, отряд будет отправлен в Алкарин. Наверное, отец просто не успел попрощаться со мной. Мы бы обязательно нашли, что сказать друг другу, если бы только он пришёл в себя."
Солнечный день возвратил надежду. От хорошей погоды тоска развеялась.
Правитель вернулся в замок.
Главный зал был оживлён, в нём гудели молодые лорды и стражники, все гадали, кого из них отберут для отправки в страну предателей. Каждому хотелось войти в небольшой отряд, посмотреть неведомые земли. Вслушавшись в человеческий гул, Норгар пожалел, что он король. Ему тоже захотелось пробираться по горам, осторожно обходить вместе с верным конём препятствия, скакать по незнакомым равнинам, сопровождать беженцев к собственному замку. Настроение снова испортилось, ему как нельзя лучше соответствовал хмурый взгляд чёрных глаз Нэйрин. Норгар снова поймал на себе её взгляд.
Девушка не разделяла веселья, что царила кругом.
"Радуются, как глупцы, пути в королевство предателей и вовсе не понимают, такой путь предвещает одиночество Дайрингара, неминуемую победу Вирангата. Когда придёт тьма, никому не понадобится свитер белой шерсти, запас варенья на зиму, огромные спелые яблоки в их саду. Умирать и так страшно, но ещё страшней умирать, если знаешь, после твоей смерти некому тебя помнить, кругом будет одна тьма и холод."
От безнадёжных мыслей захотелось расплакаться. Горячий взгляд сюзерена вдруг стал её утешением.
"Наш король очень смелый, он обязательно что-нибудь придумает. Хорошо, что в страшное время стране достался отважный, а не коварный правитель!"
Не догадываясь о мыслях Нэйрин, Норгар не решился к ней подойти.
А сборы в Алкарин продолжались независимо от человеческих стремлений. Постепенно сумели определить, кто из лордов войдёт в отряд. Глядя на молодых воинов, сюзерен продолжал им завидовать.
"Ничего, придёт час, когда он тоже покинет Дайрингар, чтобы схватиться с Вирангатом не на жизнь, а на смерть. После падения Алкарина он, Норгар - последний защитник людей."
Зимнее утро, когда отряд отправлялся в дорогу, выдалось морозным и ясным. Норгар, Дийран, Нэйрин и лорд, который прибыл из Алкарина, вышли провожать воинов на замковый двор.
Люди садились на коней, навьюченных провизией, сами тепло одетые. Из-под овчинных тулупов и шапок видны глаза, сверкавшие удалью. Подходя к каждому, король желал всем счастливой дороги. В горячих словах он был искренен. Пусть он завидует тем, кто уезжает, но никогда бы Норгар не захотел, чтобы его сильные, смелые подданные погибли в пути, не доставив его послание туда, куда нужно. Король гордился дайрингарцами. В сравнении с ними алкаринский лорд, с отрезанными после обморожения пальцами, выглядит слишком жалко. Он остаётся в Дайрингаре, страшась обратной дороги.
"Нет, мои воины не такие, они сильней жителей равнин, больше знают о горах, они никогда не пропадут."
Получив напутствие сюзерена, всадники выехали за ворота. Десять сильных и смелых людей, они углубились в горы, что издавна не балуют путников лёгкой дорогой. Три лошади погибли, один человек сорвался в пропасть, ещё двоих погребла под собой лавина. Остальные продолжали путь, они берегли лошадей и припасы сильней своей жизни.
Настал день, когда дайрингарцы спустились с гор. Перед ними открылась широкая равнина, воины никогда не видели такого простора. Бескрайний простор покрывал снег. Пользуясь составленными давным-давно картами, путники продолжали путь по незнакомой местности. Чужая страна показалась им слишком богатой, слишком гостеприимной.
Настал день, когда послы прибыли в Алкарин, прекрасный обречённый город.
"Какие огромные здесь дома! Очень величественный королевский дворец. Столько лет алкаринцы жили без страха, так пусть заплатят за прошлую беззаботность!"
Въехав в дворцовые ворота, дайрингарцы бы затерялись в яркой суете, если бы их не встретили гвардейцы в красном и золотом: цветах королевской службы. Они приказали слугам отвести лошадей в конюшню и проводили послов в роскошные покои. Расторопные слуги принесли вновь прибывшим ванну, мягкую одежду, накормили изысканным обедом.
Сами не сознавая того, горцы пожалели Алкарин.
"Неужели его великолепие обречено на смерть? Скоро от утончённой роскоши ничего не останется. Суровый Дайрингар выстоит, а могут ли выстоять изнеженные жители равнины?"
Когда послы немного отдохнули, их повели на аудиенцию к королю Айрику. В последние несколько часов он репетировал, как будет скрывать нетерпение, с каким ждёт ответа горной страны.
"Неужели сейчас он узнает, есть ли надежда для его королевы, для Дий и детей?"
Голова закружилась, во рту появился железный привкус. Это всё волнение, невероятное напряжение душевных сил. Но в небольшой уютный кабинет, где Айрик решил принять послов, он вступил со всем достоинством, на какое только был способен. Король решил не унижать гостей торжественностью тронного зала.
"Просителям не стоит показывать своё величие."
Шесть послов увидели перед собой высокого человека. Правитель предателей совсем не похож на их Норгара. В его манерах гораздо больше сдержанного достоинства.
- Я, король Айрик Райнар, и весь Алкарин, рады приветствовать вас у нас в королевстве, послы Дайрингара. Вам будет оказано уважение, какой бы ответ на мою просьбу вы не принесли!
Голос чудом остался твёрдым.
"Вот сейчас он задрожит, сорвётся на хрип и я всё испорчу."
По спине пробегал холод, но его следов не было на сдержанном лице.
- Правитель Дайрингара, Норгар Инглар, передал с нами составленное послание. Мы сейчас же готовы вручить вам его, – произнёс старший посол.
- Хорошо, в свою очередь я готов его принять.
Минута, пергамент оказался в руках короля. С затаённой надеждой он пробежал его глазами.
Королева и канцлер Дайрингара сделали всё возможное, чтобы бывшие союзники поняли, насколько трудно им будет дать приют беженцам из чужой страны, насколько это жест доброй воли, которого Алкарин не заслужил, но всё же – горный край дал согласие.
"Горцы согласились! Создатель! Надежда вернулась!"
Айрик почувствовал, его тело стало лёгким, с души свалилась огромная тяжесть, но послы ничего не заметили.
- Я благодарю короля Дайрингара, Норгара Инглара, за оказанную им милость, Алкарин с радостью и благодарностью принимает её. Когда вы отправитесь назад с беженцами, я передам правителю горной страны свой ответ. Сейчас прошу вас разделить со мной и королевой Цаони ужин.
Горцы перешли в покои Айрика, где их ожидал стол, уставленный подносами. Из-под кружевных салфеток распространялся аромат мяса, рыбы и овощей.
В комнаты тихо вошла Цаони, одетая в светло-серое платье, украшенное расшитым жемчугом поясом да жемчужной брошкой. Сегодня она заплела волосы в простую косу. Вместе с ней на ужин прибыл канцлер Наркель Ирдэйн, тоже одетый скромно.
Пока послы ели, все трое по очереди расспрашивали их о родной стране.
"Здешние придворные слишком отличаются от наших правителей. Наверное, Алкарин ещё помнит о мире. Пусть он давно ушёл, но оставил свой отсвет в величии дворца, в нарядах и манерах изящных жителей."
Послам стало грустно.
"Если бы хотя бы на один день понять, что значит жизнь без Вирангата, без постоянных нападений теневых, от которых защищают одни непреступные скалы да огненные стрелы. Вот они, алкаринцы, сидят такие тонкие, красивые, точно вышли прямо из сказки! Дайрингар никогда не знал изысканной роскоши. А всё же равнинные люди попросили приюта у нашего сурового королевства."
Сердца горцев наполнила гордость за родную страну.
Поговорив с путниками ещё немного, Айрик отпустил их отдыхать. Вслед за послами ушли канцлер и Цаони. На прощанье жена улыбнулась печальной улыбкой. Она точно говорила: пойдём со мной, подари мне покой и утишение, почитай красивый рассказ.
"Нет, сегодня он не способен идти к ней. Слишком много мыслей теснится в голове. Их лучше обдумать наедине с собой."
У королевства появилась надежда на будущее. Если кто-то поймёт, как победить Вирангат, Алкарин может возродиться, чтобы снова стать красивым и сильным. Нет, совсем неважно, каким он станет. Главное, страна будет жить, если только ледяной край не распространится по всей земле. Ещё останутся Велериан и Дайрингар. Велериан сможет выбрать себе короля или стать республикой, летописи говорят и о таких странах, хотя не понятно, как народ может существовать без правителей. Айрик без них не жил даже нищим.
"Только бы победить врага! Или закрыть царство льда и скал на его же землях, навсегда запереть. Тогда продолжится жизнь! Высокие дайрингарцы, одетые в меха и кожу, с их певучим выговором, совсем не похожи на нас. Какой он горный край? Вот бы увидеть легендарные крепости серого камня, какие описывают во множестве летописей."
Неприметно вздохнув, Айрик приказал Рою нести ванну, а сам прикоснулся к вышитому на кусочке коже кактусу. Он всегда пробуждал в сердце свет и неясные надежды.
Тихий напев точно убаюкал правителя, он заснул, предаваясь хорошим мечтам.
Наутро начались приготовления к отъезду. Приходилось определять, кто из придворных должен отправиться в Дайрингар. Туда могут уехать не все.
"Очень сложно решить, кому жить, кому умирать..."
Одно Айрик знал точно: в горную страну отправятся Цаони с Анридом, Эрин, Сариан, канцлер Наркель Ирдэйн. Они очень нужны Алкарину. На счёт остальных беженцев, хоть бросай жребий. Король радовался тому, что решил остаться в столице.
"Когда приходится выбирать надежду или отчаяние для других, самому нужно остаться в отчаяние."
Лучшие придворные тоже решили не оставлять родины, облегчив сюзерену выбор их судьбы. В конце концов, король решил отправить в Дайрингар в основном женщин и детей – надежду страны. К весне список беженцев был составлен.
Морозы сменились оттепелью. Она оказалась стойкой. Приближалась весна. Айрик решил, с отправкой беженцев медлить больше нельзя. Как только дороги станут твёрдыми, войско врага двинется на Алкарин. Нужно вывезти людей до его прихода.
Весенним вечером король Айрик снова сидел над листом пергамента. Послание правителю горцев составлено и вручено старшему послу. Теперь с ним не возникло никаких затруднений. Сейчас нужно написать главное письмо, письмо для Дийсан. Часть дайрингарцев отправится в школу Аларъян, чтобы забрать лучших учеников. Они без сомнений полезны горному королевству. Вместе с ними в путь отправится и менестрель с детьми.
Перед королём лежал лист пергамента, в руках перо, справа чернильница. Чистый лист нужно заполнить словами.
"Но можно ли рассказать в кратких строчках, что единственное желание его души: ещё раз взглянуть на неё, увидеть и всё. Тогда можно сразу умереть. С любимым образом перед глазами погибнуть будет не страшно. Но можно ли позвать её вместе с собой на смерть? Разве она заслужила осаждённый город, кровь и стоны. Я сам её отослал. Так какое право есть у меня желать заветной встречи, если она не приведёт ни к свадьбе, ни к счастью? Если бы вынуть сердце и послать его вместо пергамента, вот это было бы послание. Непокорное сердце не хочет стучать без Дий и останавливаться без неё оно тоже отказывается."
Наконец, Айрик взял перо.
«Спасибо, что ты была в моей жизни! Я очень тебя люблю! И здесь, и наверное, там...»
Появились короткие слова. Больше сказать нечего, остальное одни надежды и грусть, а их никак не доверишь пергаменту.
"Живи, моя Дий, живи и радуй мир прекрасными песнями, может быть, я скользну лёгким прикосновением в твоём сне, стану солёной каплей слёз, но только одной единственной каплей! Я долечу до тебя ночным шорохом, но я больше тебя не увижу! Создатель! Я же больше её не увижу!.."
Рука сама потянулась к кактусу на прямоугольнике кожи, пальцы крепко вцепились в него, точно дорогой оберег, что сделали руки Дийсан, мог успокоить боль. Она действительно утихла, только что-то обожгло глаза. Айрик удивился, поняв, на них выступили слёзы, пусть он давно забыл, когда в последний раз плакал.
Пальцы нашли в кармане простую цепочку с синим камнем, который понравился королю сразу. Он привлёк его внимание в небольшой ювелирной лавке. Её хозяин собирался покинуть столицу.
Просто камешек, похожий на цвет его глаз, синий шарик с совершенно гладкой поверхностью. Она приятно холодит пальцы, пробуждает в сердце что-то неизъяснимое. Конечно, этот камень обрабатывал ювелир Аларъян, он отдал ему частицу своей силы.
"Почему я не сумел ничего выковать для Дий? Я просто нашёл для неё хороший подарок. К нему потянулось моё сердце. Пусть Дий почувствует отблеск меня, когда возьмёт его в руки, пусть мой оберег защитит её от напастей. И когда я стану тенью, синий камень укажет мне дорогу к ней. Запомни же, чьи руки касались тебя, чьё сердце выбрало, передай это ей без слов!" - Айрик вложил подарок в письмо. Смахнув солёную каплю, он запечатал послание и поднялся из кресла.
"Пора идти к Цаони, последнее предательство любви, но прощальная ночь принадлежит ей. На рассвете супруга отправится в Дайрингар".
Войдя в её покои король увидел, жена сидит в кресле, бледная, с покрасневшими глазами, вокруг них залегли круги. В последние дни женщина опять плакала. Ей было очень страшно, и совсем не хотелось прощаться с королевским дворцом и Алкарином.
"Разве будет счастлива она вдали от всего, что любит и помнит?"
Вся жизнь Цаони прошла в столице, сначала в доме отца, потом при дворе. Лорд Роланд редко вывозил дочь за город, потому что там ей становилось тоскливо. Цаони не любила высоких деревьев, что росли за стенами столицы, не любила тёмной сырости под ними.
"Лучше сидеть у огня камина или во фруктовом саду, где зелень такая весёлая, нарядная. Яблоня одета белым цветом, цветы пахнут счастьем. Иногда к ним прилетают пчёлы, главное, уберечься от их укусов. Скоро перед ней откроется новый мир, но лучше ему навсегда затвориться. Кажется, легче умереть в осаждённом городе, чем отправляться куда-то далеко, в Дайрингар. Легенды о горном королевстве полны суровости.
Приказав служанке подавать ужин, Цаони смотрела на Айрика, стараясь набраться от него решимости.
- Не бойся, Цаи, – тепло сказал король. – Просто мы все должны делать то, что дано судьбой. Мне назначено оставаться, тебе - уезжать.
- Но ты же остаёшься здесь по своей воле, а меня отправляешь в Дайрингар. Айрик, неужели ты непременно должен погибнуть?! Я прошу тебя, возвращайся ко мне и к ней! Мы обе будем тебя ждать! Разве любовь двух женщин не может спасти твою жизнь?!
Щёки жены раскраснелись, в глазах стояли слёзы.
- Цаи, если мне суждено вернуться, то только ради вас всех. Король не может оставить королевство в час падения. Нельзя правителю жить, когда подданные погибнут. Но я обещаю тебе, что буду искать жизни, а не смерти. Я всегда поступаю так, ты же знаешь!
Как только стол был накрыт, королева позвала Лини с Анридом. Мальчик протянул руки к отцу. Взяв сына на колени, Айрик снова кормил его кашей.
- Папа, каша, ням-ням, – лепетал ребёнок.
Он ещё рассказывал отцу что-то своё, пытался протянуть ручки к ложке, наклониться к ней головой. Король ему помогал. Ручки и ножки ребёнка судорожно напрягались, он кричал. Но когда отец его отпускал, Анрид опять лепетал и продолжал попытку.
- Да, в тебе моя кровь! Ты тоже не отступаешь перед трудностями, когда-нибудь ты начнёшь есть сам. Может, я и ходить тебя научу? Или Лини тебе поможет.
Когда ужин закончился, Айрик носил малыша на руках, пока тот не заснул.
- До свидания, сынок! Я верю, что у меня получится снова тебя увидеть.
Выйдя из комнаты Анрида на цыпочках, король оказался в покоях жены. Цаони сидела на кровати, обхватив руками колени. Присев рядом Айрик обнял её за талию, Цаони доверчиво положила голову ему на плечо.
Король погасил лампу и начал читать по памяти:
- Цветут маргаритки в огромном саду.
Я тропкою узкой к тебе иду.
Мир вечного лета не знает зимы,
Зима лишь легенда, надежда - мы.
Они оба не знали вечного лета Алкарина. Только королева не встречалась и с войной.
- Когда-нибудь люди снова будут счастливы, – тихо сказал король. – Плохие времена не могут длиться вечно, Алкарин возродится, даже если погибнет сейчас. Крестьяне будут сеять зерно, ремесленники делать посуду, Аларъян наполнять мир красотой. А может быть, кто-нибудь восстановит и вечное лето, о каком ты раньше мечтала. Цаи, помни лучшее в самый чёрный день твоей жизни. Если надежды совсем не останется, такая память поможет тебе.
- Спасибо, Айрик. Ты добрый, ты всегда был таким, а я раньше этого не понимала. Так жаль, что мне досталась одна твоя доброта, а не любовь, но так хорошо, что хотя бы она мне выпала.
Не боясь помять дорожный костюм, королева легла на кровать, положила голову на колени супруга, а он гладил её по волосам.
Понемногу Цаони заснула.
Айрик разбудил её, едва за окнами забрезжил рассвет. Протирая глаза, женщина поднялась с постели.
"Как хочется спать, как же страшно покидать уютный мир."
За стеной заплакал Анрид. Лини одевала его в тёплую одежду. Мальчик с трудом проснулся и не понимал, что происходит, зачем на его непослушные ручки и ножки натягивают вязаный костюмчик, в нём же гуляют на улице. Пока Лини одевала малыша, служанка принесла королеве завтрак - огромный ломоть свежего хлеба, намазанный маслом, и тарелку с горячим жарким. Это простая еда. Цаони совсем не привыкла к такой пище, а в дороге она будет ещё хуже. Но королева сдержала слёзы и жалобы. "Сейчас никому не нужна слабость."
Когда завтрак прошёл, правитель решительно встал с кресла, за ним поднялась Цаони. Очень долго поправляя дорожный костюм, она оттягивала неизбежное расставание. Из своей комнаты вышла Лини с Анридом и Гилином на руках. Оба малыша мирно спали.
- У тебя крепкий молочный брат, надеюсь, материнское молоко поможет вам стать родными.
Открыв дверь, Айрик первым шагнул в коридор, за ним вышла Цаони, кормилица двигалась последней.
Король привёл жену к входу в подземный тоннель, где уже стояли Сариан и Дальнир, Ратвин и Эрин. Золотоволосый великан крепко притиснул к себе жену.
- Не бойся, Эри! Я обязательно окажусь в Дайрингаре, я же просто не смогу тебя оставить. Ты у меня самая лучшая! И нашего неуёмного короля я обязательно приведу с собой, я просто не разрешу ему погибнуть! Ну или наш сюзерен мне сам умереть не даст.
Воительница крепко вцепилась в мужа.
"Он такой сильный, горячий. Разве сумеет она выжить без Ратвина? Как не поддаться зову тьмы? ,Что день за днём подтачивает её силы."
Дочь маршала не могла отстраниться от могучих рук. Они стали для неё главным источником жизни.
Рядом прощались Дальнир и Сариан.
- Я бы очень хотела остаться с тобой. Нам нужно вместе разделить падение королевства. Алкарин закатится в отблесках мечей, а моего клинка среди них не будет!
Воительница напряглась сразу вся, задрожала от безнадёжности, что заполнила сердце.
- Хороший мой, да это же уходит вся наша жизнь!
Воскликнула она, словно только сейчас всей душой ощутив страшную правду. Отчаянный голос прозвенел в тишине коридора, он напугал Ратвина и Эрин. Никто не ждал от суровой воительницы её крика.
- Сари, родная, ты что?!
Дальнир растерялся, он не знал, что надо делать. Руки маршала опустились, хотя сердце стремилось поднять их, обнять жену. Воительница сама спряталась на груди мужа.
- Ничего, Дальнир, я сейчас справлюсь.
Только плечи её дрожали, Маршал решился их сжать.
- Сари, ты просто живи рядом с Эрин. Понимаешь, мне так будет спокойно. Она же у нас одна. Я очень люблю тебя! Ты же знаешь, я не могу уйти. Наш король Айрик остаётся, вот и мне надо.
- Я понимаю. Ты береги его и Ратвина. Знаю! Ты сможешь. Пожалуйста, вы приходите к нам!
- Ты верь, мы рядом с вами, уж если не живыми, так тенью точно появимся!
- Утешил! Вот так взял и утешил!
Воительница отстранилась, она смотрела мужу в лицо. Он опустил взгляд чёрных глаз.
Никто не заметил, как ко входу в тоннель подошли Айрик и Цаони. Король притянул жену к себе.
- Поцелуй меня, хотя бы раз! Чтобы я не забыла! И знала: ты у меня есть!
Губы Айрика коснулись щеки и лба королевы. Руки легли ей на плечи.
- Спасибо тебе!
Да только она ждала не того, всё равно надеялась на другое. Цаони всхлипнула.
Королеве казалось, она никогда не войдёт в тоннель, потому что просто не сможет сделать шаг.
"Можно ли оставить Алкарин? Неужели сейчас я его покину?!"
Стоя в объятьях мужа, Цаони не видела, как Дальнир Аторм отстранил руки жены, как с тяжёлым сердцем она первая шагнула в подземный ход, как Эрин в последний раз приникла к Ратвину, из её глаз катились крупные слёзы. Бархатная тьма внутри ликовала, она радовалась тоске.
"Я заберу тебя всю, до самой последней частицы, твоё сердце остановится, оно не выдержит расставания, вечной разлуки, - шептала зловещая Тьма.
Стараясь её не слушать, дочь маршала шагнула в тоннель вслед за матерью, когда родные ладони оставили её.
Увидев это, Айрик отнял руки от жены.
- Всё, пора!
Король слегка подтолкнул Цаони ко входу в тоннель. Испугавшись темноты, она сначала отшатнулась, но потом, увидев факел Сариан, сумела шагнуть на ступеньку.
"Прощай, Алкарин! Прощай, Айрик!"
Свет факела исчез. Правитель решительно закрыл люк. Они трое стояли у входа в тоннель, пусть знали, женщины оттуда больше не вернуться. Раньше король считал, что обрадуется расставанию с Цаони, но сейчас сердце ранило её бледное лицо, большие глаза.
"Вряд ли я когда-нибудь буду тебя утешать! Кто станет вместо меня это делать?! Пусть кто-то полюбит тебя всем сердцем, раз я не сумел ответить на твоё чувство!"
Решительно отвернувшись от входа, Айрик зашагал к себе, за ним двинулись маршал и друг. Оказавшись в спальне, король натолкнулся взглядом на план Алкарина, что лежал на его столе. Каждый городской перекрёсток на нём отмечала жирная точка. Сердце наполнилось мрачной радостью. Это только его мысль, построить своеобразные укрепления на каждом перекрёстке столицы. В ход шло всё: брёвна, камни, строительный мусор, содержимое свалок, мебель, которую добровольно отдавали горожане.
Каждое утро, выходя на городские улицы, король видел, как растут эти укрепления, с каким усердием работают на них люди. В сердце рождалась гордость за достойный народ.
Алкарин укреплялся, на огромных площадках стражники обучали военному искусству всех желающих, даже стариков и женщин. Таким был твёрдый приказ Айрика, пусть каждый, кто хочет, встанет на стены родного города.
"И я тоже выйду на его защиту!"
Улыбнувшись, правитель взял план столицы в руки. Прочный кусок пергамента казался ему знаком краткого будущего, что им предстоит.
Положив карту на стол, правитель присел на краешек кресла. Ему было странно, что Наркель Ирдэйн больше не принесёт документы. Глубокой ночью канцлер ушёл из дворца с пятью лучшими гвардейцами, которые должны его охранять. С собой он забрал самые важные грамоты, дав клятву их защищать даже ценой собственной жизни.
Король не спешил выходить из комнаты. Заниматься пергаментами совсем не хотелось. На городских улицах кипит суровая жизнь, а ему нужно остаться в помещении.
Айрик направился в кабинет канцлера. Он знал, нужные грамоты гонцы принесут туда.
В комнате за столом, положив голову на руки, дремал помощник Наркеля Ирдэйна, Джер Квирет. Сегодня у него выдалась на редкость бурная ночь. Целых три фрейлины добивались его любви, ни одной из них Джер не отказал. Сейчас сквозь сон, он как будто продолжал ощущать женские руки на своей талии, слышал лившийся колокольчиком голосок.
"Когда Алкарин падёт, всех ждёт смерть. Так хотя бы любовь у него случилась, она принесла с собой немного радости."
Сколько юношей и девушек поддавались похожему порыву, почувствовать частицу любви перед концом. Пусть счастье окажется мимолётным, но всё-таки оно будет.
Услышав звук открывшейся двери, Джер с трудом разлепил глаза. Увидев короля, помощник канцлера поднялся, отчаянно подавляя зевоту. Дотянувшись до шкафа, он достал документы и протянул их Айрику.
- Вот, ваше Величество, здесь всё, что пришло сегодня.
Сев за стол, король принялся просматривать пергаменты. В основном к нему попали доклады о работах на городском валу и укреплениях на перекрёстках и просьбы то прислать камень, то глину, то брёвна. Сейчас, когда канцлер уехал, все мелкие прошения оказались на столе правителя. Теперь предстояло решить, чем можно помочь строителям.
"Есть ещё старые дома, имеются городские деревья, есть каменный карьер рядом с Алкарином. Нужно им пользоваться. Укрепления будут достроены."
Просмотрев документы, Айрик с облегчением встав, отпустил помощника. Как только король отвернулся, юноша широко зевнул. Выйдя из кабинета, правитель направился на учебную площадку, где его ждали Ратвин Ник и Дальнир Аторм. Снова непростой бой с маршалом. С Айрика сходило семь потов, но за зиму он многому научился. Наставнику было нелегко с ним совладать. Ловкость короля оказывалась смертоносной, быстрота достигла совершенства. Дальнир Аторм был доволен учеником, но оставался таким же строгим.
"Ради того чтобы он стал мастером, нужно и дальше его гонять. Вот, видишь ты, придумал выстроить укрепления на городских перекрёстках. Если Айрик погибнет в осаде города, страна лишится очень хорошего воина и правителя. Как жаль терять молодых! Особенно, когда в них столько таланта! Горькое чувство пришло с годами. Юность не знает жалости ни к себе, ни к другим."
Закончив сражаться, король смотрел, как вокруг дворца возводили вал. Молодые стражники разрушали старые постройки, выносили мебель, рубили деревья в саду. Всё шло за ворота, на укрепление, которое станет последним рубежом Алкарина.
Внезапно к правителю подбежала бледная, как смерть, Райзи Квирт.
- Что же Вы творите?! Зачем это всё разрушаете?! Вы не наш! Вы не родились в Алкарине! Вам здесь ничего не дорого!
"Да, может, она и права?
Пронзила сердце короткая мысль. – Но мне же трудно смотреть на развал! Когда стражники рубят деревья, они прокладывают просеку в моей душе. Алкарин - моя страна. Королевский дворец - мой дом. Другого у меня нет! С каким упорством работают гвардейцы, ни один не оспорил мой приказ, в их глазах мечется злое веселье, как сталь, что режет тело до крови, как искра, что разжигает пожар."
– Значит, когда придут враги, пусть достояние королевства достанется им целиком?
Суровый взгляд сюзерена столкнулся с глазами Райзи. Управительница растерялась, впервые поняв правду.
"Когда Алкарин падёт, королевский дворец займут враги, они будут разрушать и грабить, увезут лучшее в свои города. Так всегда происходит на войне, только Райзи войны не видела."
Женщине было больно думать о том, что случится тогда, и тяжко смотреть на то, что происходит сейчас.
"Она - управительница дворца, её труд - хранить достояние Алкарина, делать так, чтобы придворным и гостям короля было хорошо. Но что станет её призванием после падения страны? Решится ли она оставить дворец? Сможет ли хранить его богатство для врагов?"
Райзи ничего не знала. К горлу подступили слёзы. Управительница убежала. Разрушительная работа продолжилась.
От чувства, внезапно подступившего к сердцу, Айрику самому захотелось бежать, как Райзи. Скрыться в тишине покоев, чтобы не видеть, как погибает уютный мир.
"Но он разрушается по моему приказу. Сумел приказать, - смотри, что из этого вышло."
Чтобы не чувствовать острой боли, король, схватив железный лом, принялся крушить стену флигеля для слуг. Казалось, отчаяние, передавшись металлу, обрело мощь и злость. Каждый удар обращал кусок стены в груду обломков. Их подбирали строители, что превращали обломки в вал. На нём будут стоять люди.
"Другие-то строят! Пусть что-то некрасивое, обречённое быть разрушенным, но оно создаётся, а я, оказывается, умею отлично разрушать. Ещё! Сейчас!"
Молот бил ритмично, с силой.
"Ещё! Удар! Пусть всё превратится в пыль, скоро и я стану прахом, горсткой серого пепла, что развеет ветер. Ещё! Пока есть сила и жизнь! И надо мной горит солнце! Но пусть оно посветит для меня подольше! И придёт то единственное решение, способное отстоять Алкарин! Чтобы не вести о нас полетели в Дайрингар, а наши близкие возвратились домой с надеждой и песнями!"
Айрик прекратил крушение стены только к вечеру.
Опустив лом, король вытер пот со лба. Ему предстоял ужин с придворными, что оставались во дворце.
У себя в покоях правитель быстро принял ванну и надел чистый костюм. На ужин к обречённым не пристало являться грязным и потным, хотя бы так он может оказать им уважение, а ещё он окажет его тем, что трапеза вообще состоится, несмотря на его нежелание на ней присутствовать.
В главном зале Айрика встретили беспечные щёголи и фрейлины. Они не умели ничего, кроме как вести светские разговоры, музицировать, подчёркивая ярким блистанием королевскую свиту.
Для пустых людей был закрыт Дайрингар, у них не было земель в Алкарине, с которых они бы имели доход. Жизнью подобных придворных был дворец и королевские милости. Теперь они, точно призраки, окружали правителя, говоря тихими голосами, пугая потерянными взглядами. Отчаявшиеся не представляли, как можно спасти жизнь. Конечно, они бы бежали из столицы, если бы у них было другое пристанище.
Придворные не знали, что ужасней: смерть или нищета? Айрик мог бы сказать: гибель страшней, но кто знает, сколькие переживут тяжёлую зиму?
Большинство неспособных к борьбе людей погрузятся в трущёбы, только для того, чтобы в них умереть. Кусок не лез в горло. Он не мог изменить судьбу обречённых, не мог ничем помочь, поэтому старался смириться с безнадёжностью их положения.
Но гораздо страшней, были до отчаяния твёрдые глаза, что иногда встречались в зале. Стальные взгляды жили надеждой, наверное, такой же, как у него самого.
- Ваше Величество, мы же отстоим наш город? Да?
Спросил сюзерена высокий седой старик, служивший ещё его деду. По счастливой случайности он не погиб в ночь первого нападения теневых. Благодаря недовольству короля Ардана, которое отправило вспыльчивого приближённого в спасительную ссылку.
– Мои дочь и внуки отбыли в Дайрингар. Но они же должны расти дома! Как же так произошло? Наша страна не может погибнуть. Алкарин, наша жизнь и гордость!
- Да, Алкарин не будет разрушен! Мы непременно его отстоим.
С внешней твёрдостью ответил Айрик.
- Нет, Ваше Величество, не утешайте меня! Знаю, мы проиграли! И потеряем всё: свой дом, надежду, достоинство, - в глазах старика дрожали слёзы. – А нашим внукам останется горькая память о прошлом.
Когда ужин закончился, король понял, что не может оставаться во дворце. Позвав с собой Ратвина Ника, он выскользнул через потайную калитку в город. Друзья надели тёмные плащи с капюшонами. Улицы были тихи. Айрик уводил гвардейца в кривые грязные переулки, где никто не строил укреплений, не боялся нашествия Вирангата. Трущобных людей не волновала смена власти, они испытывали презрение к любому правлению, теперь Айрик это понимал. Они ощущали ненависть к любому богатству, раз их уделом была глубокая нищета. Алкарин жил в роскоши, оттого его ненавидела трущоба Велериана. Король давно принял такое знание. Но сейчас ему захотелось заглянуть в грязную таверну, чтобы она была похожа на заведение Сальви. Пусть он знал, рыжих волос, дерзких движений сестры в Алкарине не повстречать.
Оказавшись в дешёвой дыре, где никогда не вытирают столов, и хрипловато поёт певица на помосте, друзья заняли столик в углу. Айрик принялся смотреть вокруг. Внезапно он понял, почему оказался здесь. Он ему вспомнился, танец длинных ножей, какой танцуют грабители, когда понимают, терять больше нечего, или если известно, они идут на безнадёжное дело. Танец предельного отчаяния, пляска безудержной радости, порождённой восторгом гибели.
Перед мысленным взором Айрика возникли стремительные движения. Он ничего не мог с собой поделать. Напряжённое тело, словно уже начало их совершать. Король не танцевал так ни разу в жизни.
"Но сегодня смогу! Я справлюсь! А если и нет, то какая разница когда? Но я чувствую свою кровь, верю в силу судьбы! Она не сложится неудачно."
Завязав лицо шейным платком, так чтобы из-под него были видны одни глаза, Айрик ринулся на пространство, оставленное для плясок. Остальные нищие расступились.
"Ты же есть у меня, удача?! Я очень хочу жить! Но больше собственной жизни, хочу спасти Алкарин! Это его надежда вела меня сюда, бросили слёзы в глазах старика, что я видел сегодня вечером."
Когда ножи выскочили из рукавов, другие танцующие вернулись за столы. Три королевства, одни обычаи. Айрик закружился в странной, ни на что непохожей пляске, держа в руках острые лезвия. Несколько раз король метнул их в стену, продолжая движение. В этом и состояла опасность, совершить бросок так, чтобы не угодить под собственный нож. Король под него не попал, гибкое тело стремительно увернулось.
Заворожено следя за другом, Ратвин его понимал.
"Сейчас наш Алкарин танцует со смертью и жизнью. Айрик, как истинный воин не жалуется, не плачет, а просто отдаётся на волю судьбы. Сегодня ты доведёшь опасное дело до конца и не порежешься! Достойная кровь не должна проливаться!"
Когда Айрик вернулся, друг крепко хлопнул его по плечу.
- Я всегда знал, ты самый безумный правитель, какого только видел свет!
Голос Ратвина был гордым.
- Ничего, лучший друг от меня не отстаёт. Спасибо, что не бросился защитить меня от моих же решений.
- Тем, кого оберегает жизненное предназначение, друзья мешать не должны!
Рассмеявшись, они до самого утра пили крепкое пиво, которое везде одинаково, что в Алкарине, что в Велериане. Какая-то важная мысль мелькнула в голове короля по этому поводу, возникла и исчезла, чтобы появиться в назначенный срок.
Солнце пригревало всё сильней. Воздух дышал свежестью, от неё хотелось жить. Любая тяжесть спадёт с души, если вдохнуть полной грудью весенние ароматы. Только пустота в сердце Дийсан никуда не девалась, тянущая тоска там, где живёт Айрик.
"Как он в столице? Чем заняты его мысли? Наверное, он тоже обо мне вспоминает."
Барду казалось, родные пальцы снова лежат в её ладони, его хриплый голос прощается с ней. Король снова шёл рядом, провожая её из дворца. Оттого в душе поселился холод. Лёд разлуки не растопит даже весна.
Недалеко от себя Дийсан слышала весёлые крики множества учеников, дети разных возрастов занимались на улице. Изгнанницу приняла школа Аларъян. Главная наставница Таниари Гильден очень обрадовалась возвращению своей ученицы.
Слыша вокруг себя разные голоса, менестрель сосредоточилась, она искала сгустки тепла шумных детей.
- Сколько их вокруг. Вот один сгусток совсем наивный, очень живой, только тепло его то исчезает, то появляется. Он боится выпустить себя на свободу, прячась за чем-то, что обдаёт сердце страхом.
Взяв трость, Аларъян направилась прямо к нему. Остановившись рядом с теплом, наставница опустила руку на плечо бледной девочке, которая поражала всю школу своей нескладностью.
Почувствовав чужое прикосновение, ученица вздрогнула.
- Не бойся меня, зачем ты всего пугаешься?
Бард развернула малышку лицом к себе.
"Это она, слепая наставница, что теперь живёт здесь. Она часто разговаривает с учениками."
Отец девочки говорил, слепые посланы в мир Вирангатом, все калеки отправлены на землю великой тьмой. И её собственная Алар тоже дар ледяного края. Она будет танцевать, как продажная девка. Отец постоянно об этом твердил, он пил крепкое вино и бил мать, брата, сестру и её.
Обучение в школе Аларъян до сих пор казалось малышке волшебной сказкой.
"Но почему слепая наставница заговорила со мной?"
- Я ничего не боюсь, – пролепетал нерешительный голос.
- Хорошо, я верю, ты ничего не страшишься.
Прикоснувшись к руке ученицы, Дийсан услышала музыку. Она так и звала ноги в пляс. От шлейфа платья танцовщицы в душе менестреля поднялся ветер.
- У девочки очень красивый дар, только он не хочет выходить наружу, он спрятался от страха, закрутился клубком.
Наставница запела весёлую песню. Отдавшись дару малышки, она повела её за собой. Девочка закружилась, забыв обо всём. Она испытала большую радость, тёплый клубочек в груди расплетался, окутывал сердце живыми нитями, тонкие нити тепла отразились в душе Дийсан, они прекрасны своей наполненностью и лёгкостью. Песня лилась сама, ученица и бард продолжали кружиться.
Наконец, наставница остановилась. Тут же замерла и девочка. Всё её существо сжалось от ужаса.
- Я позволила танцу вырваться на свободу! Я обрадовалась ему!
Ученица забилась в рыданиях.
- Я плохая! Все узнают, какая я дрянь!
Закричала она.
Наставница прижала девочку к себе, погладила её по голове.
- Разве ты плохая? Не верь никому, кто так говорит, даже если это твои близкие люди. Удивительный танец может принести другим радость, ты подаришь им частицу недоступной мне красоты. На короткое время сердца людей будут созвучны с твоим, их жизнь станет немного лучше от прикосновения лёгкого дара. Разве танец не самое прекрасное, что есть на свете?
Малышка понемногу успокоилась, Дийсан отпустила её. Сейчас девочка не верила странной наставнице, но её дар раскрылся. Зерно брошено. Танец больше не свернётся клубком, победит все преграды. Когда-нибудь слова, что сказала менестрель, помогут ученице научиться думать самой. Чтобы мысль пришла, нужно показать ей дорогу.
Их очень много вокруг, сгустков тепла. Они трепещут, горят неровным жаром. Одни боятся учиться, другие стремятся вперёд, одни хотят иной дар, другие - Алар сильней, чем имеют. Пройдёт ещё много времени, прежде чем неровные огоньки детей станут ровным жаром взрослых Аларъян, а пока теплу детского дара нужна помощь наставников.
Днём Дийсан этим и занимается, а по вечерам поёт для всех песни, детские и взрослые.
Если бы не тоска по Айрику, бард была бы здесь счастлива. Ей казалось, в школе Аларъян она могла бы найти своё место и постоянный приют. Шумные дети, что познают мир, юноши и девушки, которые стремятся в бой, строгие наставники, многие из них на самом деле добрые – всё это пришлось ей по душе.
"Если бы не Айрик! Без него разве может быть у неё дом? Что делать, когда ночами любимый приходит к ней, если со знакомым скрипом открывается дверь, и звучат в тишине стремительные шаги, как будто он здесь, рядом. И на душе становится пусто, когда она в который раз понимает, это просто мираж, обман слуха и ощущений, ведь сердце осталось во дворце вместе с ним. Оно навсегда неразлучно с её королём. Догадывается ли он о его чаяниях? Конечно, да, не может не знать! Я же помню его недлинные письма."
«Дий, сейчас за окном светит солнце, а я пытаюсь тебе написать. Цаони и Анрид чувствуют себя неплохо. Мы публично благополучная семья. Сегодня начали строить вал вокруг дворца. И мои укрепления на перекрёстках тоже возводятся. А мысли, они всегда с тобой, видимо, так я устроен. Вот, кажется, и всё, я заканчиваю письмо. И сам понимаю, что рассказал очень мало.»
"Такой он, мой замечательный. Его голос слышен в коротеньких строчках!"
Неожиданно к ногам Дийсан прикоснулись тёплые ручки детей.
- Мама, мама, – пищали малыши.
Детские ладошки обхватили ногу, дёрнули за юбку. Менестрель наклонилась. Она подхватила своих крошек на руки. Уже привычно мать стала иголкой, настроив тепло Алар на нехитрый мотив малышей, лёгкий и нежный.
"Никогда ей не повторить его чистых, наивных звуков. У Арверна и Найталь без сомнения есть сила. Пока их жар ещё спит, он даже не собрался в комочек, а таится где-то глубоко, посылая едва слышную мелодию только ей, матери."
Бард не знает, каким будет дар маленьких детей. Она только может почувствовать лёгкое трепетание их огня. С каждым днём оно становится чуточку сильней, просыпаясь вместе с детским познанием мира. Ей очень приятно сливаться с даром сына и дочери, узнавать его. Арверну и Найталь это тоже нравится.
- А, вот вы где, – услышала Дийсан звонкий голос.
Детей позвала Нэти, юная Аларъян. Она имела слабую силу, как и все обладатели дара, который действовал на людей. Человека трудно изменить извне. Его душа сложна, неповторима и никем не познаваема. Алар касается тонких чувств, поэтому сама стремиться стать похожей на них, скорее чуткая, чем жаркая. Чтобы узнать призвание Аларъян, Дийсан приходиться собирать дар в иглу. Её сильный свет загорается для котла и чаши, не для человека. А песня она для многих, минута горя, страсти и ликования, в ней тоже великая сила, мощь никем не измеренная.
Нэти же чувствовала настроение детей и всегда могла их успокоить, остальным Аларъян она сама казалась ребёнком. Маленькая, кругленькая наставница целыми днями носилась по саду вместе с малышами, вся перепачкавшись, но она никогда не забывала покормить или вовремя переодеть детей. Они слушались подругу с радостью. Юная Аларъян крепко привязалась к Арверну и Найталь, они стали самыми маленькими её друзьями. Разве можно не стать близкой таким малышам? Когда они шумные и весёлые.
Наконец, соскользнув с материнских рук, малыши потянули Дийсан, каждый в свою сторону туда, где ему было интересно.
- Вы бы договорились между собой. А то я и не знаю, куда мне за вами идти, - женщина весело засмеялась.
Арверн и Найталь хором заревели, тогда матери пришлось взять их на руки и принести в дом, раз пришло время обедать.
Как наставница, бард могла брать еду к себе в комнату. Вместе с ней обедали Нэти и Дайнис. Служанка только сейчас догнала госпожу.
Телохранительница целыми днями сражалась с юными Аларъян. Волей неволей им пришлось по достоинству оценить её мастерство. Учить беспокойных юношей и девушек было сложно. Каждый из них в глубине души считал, что давно готов к сражению с врагом, их только зря держат в школе. Изо дня в день Дайнис доказывала ученикам обратное точным клинком.
Сейчас, догнав Дийсан и Нэти, воительница вытерла пот со лба и помчалась на кухню, чтобы взять обед. Быть служанкой давно не было для неё в тягость. Менестрель поняла, более верной телохранительницы нельзя сыскать. Дайнис всем сердцем привязалась и к малышам, сама не понимая, как это вышло.
Когда она вернулась, менестрель и Нэти уже сидели за столом, рядом бегали дети. Едва служанка внесла в комнату еду, как госпожа ощутила аромат мясного супа, свежего хлеба и джема. С трудом усадив малышей за стол, взрослые долго уговаривали их проглотить несколько ложек супа, зато джем с хлебом они уплетали за обе щеки. Мать улыбалась.
"Вот так всегда, в детстве любишь самое вкусное."
После обеда Нэти увела Арверна и Найталь на улицу, Дайнис отправилась сражаться с учениками школы, а бард осталась у себя в комнате. Она ждала четырёх учениц Аларъян, что могли научиться заряжать чашу силы. У юных девушек был небольшой талант пения, примерно такой же, как у Таниари Гильдэн. Они могли слышать зов каменного сосуда, могли видеть какой дар Аларъян имеет человек, но самостоятельно вдохнуть в чашу жизнь ни одна из них не способна, зато они сумеют наполнить её все вместе.
Едва увидев девушек, Дийсан это поняла. Она не могла знать, что подобный ей дар очень редок. Так сложилась судьба, и причудливо переплелась кровь Велериана и Дайрингара. Однако, в каждом поколении Аларъян рождались девушки и юноши с небольшим даром. Вместе они могли разбудить чаши силы. Увы, Алкарин забыл древнее умение как и многое другое, что помогает в битвах, забыл, как и саму войну. Даже великая чаша столицы была утеряна при перестройке королевского дворца. Однажды из мрачного замка он превратился в чудо строительного искусства. И никому не было дела до сосуда серого камня огромного и неуклюжего. Странный осколок мрачного прошлого пропал без следа. Теперь перед предстоящей осадой Алкарин был беззащитен, а Дийсан учила девушек петь на железной кружке. От трудных занятий у двоих из них часто шла носом кровь, но ученицы не бросали нелёгкого дела. Они должны возвратить стране древнее искусство, которое очень помогает в борьбе с Вирангатом.
Девушки вошли осторожно, но наставница всё равно их услышала, почувствовав дар близкий ей самой. Подчиняясь зову Алар, ученицы взялись за руки. Менестрель тихо запела. Все, кроме неё, увидели лёгкое свечение над железной кружкой, сама наставница почувствовала тепло. Она начинала тихонько, просто подталкивая силу в нужном направлении. Ученицы запели сначала нестройно. От этого свечение над кружкой слегка задрожало болезненной дрожью, точно живое существо, которому не нравится отсутствие гармонии. С каждой минутой девушки пели ровней, их вела наставница и сама Алар. Пение становилось сильней, свет в кружке разгорался всё ярче.
Наконец, Дийсан остановила урок. Она не доводила учениц до сильной усталости. Наступит день, когда им придётся себя истощить, но пока он не настал, не надо его приближать.
Девушки ушли, бард замерла, сидя в кресле. Каждый проведённый урок лишал её большей части силы. Только она могла заставить железную кружку светиться. Да, потом другие её разожгут, но они не положат начало огню. Если бы в школе Аларъян осталась каменная чаша, но каждая на счету, каждая позволяет какой-нибудь крепости подольше не сдаваться врагу.
"Но как помочь самому Алкарину? В том, что у столицы страны в час падения не будет чаши силы, есть что-то неправильное."
Грустные размышления прервало появление двоих юношей Аларъян.
- Кажется, мы её создали!
Выпалил один из них прямо с порога.
Эти ученики тоже спрашивали себя, как Алкарину сражаться без чаши силы? А раз их даром была работа по камню, юноши мечтали её создать, и не только мечтали, но упорно работали над воплощением заветного желания в жизнь. Сколько раз ученики слушали, как Дийсан поёт над кружкой, смотрели, как лучи слабого света с трудом заполняют неподготовленное к пению железо или дерево, или камень. По просьбе горячих сердец бард пела на всех материалах. Однажды юноши поняли, чаша силы должна сама звать лучи. Её создатели должны направить для этого собственную Алар, сделать так, чтобы камень одновременно звал песню и откликался на неё. Долгими ночами ученики не смыкали глаз, пытаясь пронизать камень лучами дара. Пару раз они приносили Дийсан неудачные заготовки. Тогда юноши сами чувствовали, они неправильные, но сейчас голоса творцов звенели от радости.
Через секунду наставница почувствовала её: каменную чашу, что была в руках одного из учеников. Она звала Алар, просто требовала песни, такая же безрассудная и дерзкая, как создавшие её мастера. Ещё никогда Дийсан не ощущала такого живого огня. Все сосуды наполненные её силой, были древними и достойными, а этот совсем юный.
- Позовите моих учениц.
Голос наставницы дрогнул.
– Это они должны разбудить её в первый раз, я их только направлю.
Вскоре девушки пришли. Они тоже почувствовали сильный зов дара, который проник в сердца. Едва бард тихонько запела, как над чашей взвился столб света. Наставницу обдало неистовым жаром. От нестройных голосов сосуд словно бы разозлившись, осыпал комнату колючими искрами, и обрадовавшись, смягчился, когда мелодия пришла в гармонию. Чаша стремительно наполнялась огнём, забирая силу Аларъян, сплетая их свет с даром своих создателей. С каждым мгновением она оживала.
Юноши стояли, точно заворожённые.
"Нам удалось! Мы сумели!"
Возникла одна пьянящая мысль на двоих.
– У нас получилось! Мы её создали!
Взявшись за руки, счастливые мастера закружились под песню собственного шедевра. Их наполнила радость и гордость от удачного творения. Дийсан остановилась.
В чаше горел ровный свет, в него можно опускать клинки.
- Нужно показать её главной наставнице, и после отправить в Алкарин, – произнесла бард, внезапно почувствовав тоску.
"Что будет делать она в осаде без меня? Кто пополнит её, когда жар иссякнет? Чаша будет рядом с Айриком, а я нет! Нужно возвратиться в Алкарин."
Мелькнув, мысль сразу угасла, только чувство осталось тлеть.
Юноши унесли созданный ими сосуд, менестрель опять вышла на улицу, где её нашла Нэти с детьми. Малыши весело бегали вокруг, давали маме в руки травинки и камешки, которые находили повсюду. Улыбаясь, бард их хвалила. Кругом носились Аларъян постарше, с площадки для упражнений с клинком слышался стук деревянных мечей.
"Что будет с вами, когда Алкарин падёт? Школу Аларъян сотрут с лица земли. Обладателям дара придётся скрываться от Вирангата, теневые будут за ними охотиться. Дальше придёт разорение, непомерные подати, жестокость, равнодушие к человеческой жизни, то самое чувство, что хуже злости, безысходное, страшное понимание: прислужникам тьмы позволено всё. В трущобной таверне я узнала его сполна. После придёт ледяной край. Он принесёт с собой холод, убивая землю часть за частью, медленно, неизбежно, словно долгая мучительная болезнь.
Разве я могу отправиться в Алкарин? Могу отвезти туда чашу? Если рядом бегают Арверн и Найталь. В страшные ночи тоски я должна прижимать их к себе, чтобы укрыть от жестокости."
Сердце Дийсан болело.
Наступил вечер. Уложив детей, бард легла в постель. Она слышала, как поскрипывает дом. Любой дом издаёт скрипы и шорохи, даже самый уютный и добрый. Дийсан казалось, Айрик стоит у её постели. Только протяни руку, и прикоснёшься к нему.
"Да, я сейчас к тебе прикасаюсь, к теплу твоему точно. Оно навсегда со мной. Скажи! Сколько грустить без тебя? Сколько я ждать тебя буду? Хоть всю жизнь, единственный! Хоть всю жизнь!"
Неясные грёзы уплывали вдаль. Незаметно для себя менестрель засыпала.
Она не знала, что на рассвете к школе Аларъян приблизились четыре человека: двое дайрингарцев и двое придворных, что несли приказ короля для Таниари Гильден и его письмо к фаворитке.
Школа должна быть закрыта, лучшие ученики отправятся в горное королевство, остальных придётся где-нибудь прятать.
Четверо людей подошли к воротам почти бесшумно, дайрингарских послов поразила тишина и свежесть места, что им открылось.
"Всё здесь пронизано силой жизни: деревья, здания, кажется даже сам воздух и рассветное небо дышит Алар. Вот то, чего лишил всех предатель - король Айрик. За это Алкарин по совести должен заплатить. Так почему мы помогаем ему? Отчего рука не поднимется на чудесную школу, не предаст её огню или просто не оставит предателей погибать в отчаянии?"
Такова воля короля, и сердца дайрингарцев согласны с ней. Школа Аларъян прекрасна. Когда в горном краю появятся обладатели дара, их будет кому учить.
Суровый стражник, прочитав грамоты, пропустил послов за ворота. Здесь в глубине сада стояли небольшие белые домики со строгими комнатами учеников. Их было великое множество, сад был огромный. Если бы не другой стражник, прибывшие никогда бы не нашли дорогу к главной наставнице.
Оказавшись в её приёмной, они замерли в ожидании, а почтительный стражник помчался доложить о прибытии важных людей.
- Госпожа наставница примет вас немедленно, – произнёс он, возвратившись.
Послы проследовали в кабинет. Таниари сидела за столом тяжёлого дерева. Увидев вошедших, она, поднявшись, слегка поклонилась. Прибывшие поклонились в ответ.
- У вас есть приказ короля для меня?
Почти утвердительно спросила наставница. Её лицо оставалось бесстрастным, хотя женщина догадывалась, с чем прибыли к ней послы.
"Сейчас налаженная жизнь рухнет вторично. Опять придётся, собирая осколки, создавать что-то новое."
Взяв у старшего посла грамоту, Таниари пробежала её глазами. Пальцы стали ледяными, но напряжённое лицо не дрогнуло.
"Столько лет отчаянной борьбы вопреки всему! Она шла напролом, сметая недовольных, не считалась ни с кем, спасая школу Аларъян. Оказывается, напрасно! Дайрингар, суровый и загадочный. Меня ожидает путь туда. В горах придётся создавать школу не на фундаменте, даже не на обломках, а на пустом ровном месте. Создатель, выйдет ли из этого что-то хорошее?!"
В душе нарастала паника, но сквозь неё просачивались важные мысли.
"Кого из учеников и наставников взять в Дайрингар? Сколько провизии им понадобится? Как сделать так, чтобы все талантливые дети выжили? Выходить нужно небольшими отрядами, значит, в каждом из них должен быть толковый взрослый, способный собрать подопечных в кулак, и обязательно нужно отправить чашу силы в Алкарин, как прощальный подарок погибшей школы."
Когда Таниари отпустила послов, дайрингарцы в сопровождении молодого слуги отправились в отведённые комнаты. А двое алкаринцев нашли Дийсан Дарнфельд, чтобы вручить приказ и письмо сюзерена.
Когда в её дверь постучал слуга, бард сидела за завтраком.
- Госпожа наставница, к вам прибыли посланники правителя, – почти нараспев выкрикнул молодой голос.
Придворные остановились позади лакея.
- Так пусть они войдут.
Сердце часто забилось от волнения, стремясь выпрыгнуть из груди.
- Леди Дийсан Дарнфельд, мы привезли вам приказ его Величества короля Айрика Райнара!
Придворный низко поклонился.
- Ещё он передал личное письмо для вас.
- Прочитайте приказ и вручите послание.
Слова прозвучали резко.
"Айрик, что ты для меня приготовил? Как услышать приказ и дождаться письма?"
Развернув грамоту, придворный принялся читать вслух. В приказе правителя сообщалось: сын её, Дийсан Дарнфельд, и Айрика Райнара, Арверн Райнар, назначен наследником престола. Ей и детям надлежит отбыть в Дайрингар с другими придворными. Горная страна дала убежище некоторым алкаринцам.
"Отбыть в горный край! И всё!"
Рука Дийсан крепко сжала письмо.
"Это оно для меня, а не суровые слова! Приказ, он для всей страны."
Менестрель не поняла, каким чудом сумела предложить прибывшим завтрак со спокойным достоинством. Сердце стучало словно кузнечный молот. Бард очень обрадовалась, что придворные отказались остаться.
Едва они удалились, как Дийсан сорвала печать с пергамента. В руку скользнул, круглый камень, удивительно гладкий. Под прохладной поверхностью билось живое тепло.
- Дайнис, смотри, что Айрик мне прислал!
Менестрель раскрыла ладонь.
- Наш король этим камнем словно на вас глядит. Цвет у него, как его глаза, такой же синий. Как он только такой оттенок нашёл? У него глаза редкие, - телохранительница удивилась.
"Значит, теперь я могу потрогать рукой любимый взгляд, всегда, когда захочу. Как будто я тоже его немножко вижу."
- Прочитай мне письмо.
- Спасибо, что ты была в моей жизни! Я очень тебя люблю! И здесь, и наверное, там.
- И всё?
- Да, госпожа, это всё.
"Как холодно, как пусто, как горько... Создатель, да Айрик простился со мной!"
Бард замерла, она растерялась.
"Враги возьмут Алкарин. Острый клинок ударит бесстрашную грудь. Он упадёт на стену, а я буду думать, что он живой! Он на меня из великой дали через камень смотреть собирается!"
Менестрель рассердилась на любимого за такое решение.
"Нет, я тебе не позволю! Как ты мог так со мной?! Я приеду в столицу. И тогда мы ещё поглядим! Да, я вернусь в Алкарин, пока осада не началась!"
Фаворитка приняла решение. На душе стало легче.
Опустившись в кресло, Дийсан послала Дайнис разыскать Нэти. Почему-то именно сейчас на колени матери забрались Арверн и Найталь. Они пищали, никак не могли разместиться, толкали друг дружку. Обняв малышей, менестрель с нежностью ощутила тепло их Алар.
"Нэти хорошо позаботится о вас. Она будет вас любить, если я не вернусь!"
Мать целовала сына и дочку в макушки, покрытые мягким пушком.
"Я должна увидеть вашего папу. Он же у нас такой! С ним невозможно не встретиться!"
Дверь открылась неожиданно.
- Я здесь, госпожа наставница, – произнесла Нэти.
Даже увидев любимую подружку, малыши не сползли с материнских колен.
- Садись, присаживайся поудобней.
Дийсан не решалась начать разговор. Девушка присела. Она была робкой, поэтому молчала.
- Нэти, я хочу просить тебя отправиться в Дайрингар вместе с моими детьми, став их воспитательницей. Сегодня посланники короля передали приказ отбыть в горное королевство мне и сильным Аларъян, остальным придётся прятаться. Арверн назначен наследником престола. Но я не поеду в горы, а вернусь обратно в Алкарин. Нэти, только ты сможешь дать моим детям любовь, если моя судьба сложится неудачно.
- Конечно, я согласна, наставница Дийсан, но с вами ничего не должно случиться!
Воскликнула девушка.
Она понимала, менестрель дала ей единственную возможность спастись. В страшное время войны разве важен кому-нибудь дар общаться с детьми? Ей, дочери бедных ремесленников, негде прятаться.
Услышав, что школы Аларъян не будет, и самых способных учеников забирают в горы, а остальные должны спасаться, как судьба положит, Нэти расплакалась. Девушка не умела бороться за жизнь, она просто любила детей. Предложение леди Дийсан вернуло надежду на будущее. Находиться рядом с Арверном и Найталь очень хорошо. У них впереди несколько лет полного понимания, только когда малыши вырастут, Нэти перестанет чувствовать, чего они хотят. Живая связь будет уходить постепенно, истончаясь, ускользая, принося минутную боль, но привязанность останется навсегда, раз это она вырастит Арверна и Найталь. Ещё в замках бывают другие дети и очень много новорождённых. На лице ученицы расцвела робкая улыбка.
"Только поющей наставнице не нужно отправляться в Алкарин, не надо умирать в осаде! Она хорошая, добрая, жаль Нэти никогда не решится сказать об этом. Леди Дийсан смелая и упорная."
Уходя из комнаты, девушка забрала с собой Арверна и Найталь. Дети побежали за ней весело смеясь, а бард приказала Дайнис вновь позвать посланцев правителя. Придворные должны узнать первыми о принятом решении. Потом она скажет о нём Таниари Гильден.
Посланцы Айрика появились в комнате отвергнутой фаворитки.
- Я, менестрель Дийсан Дарнфельд, говорю вам: я не поеду в Дайрингар, а возвращаюсь в Алкарин. Вместо меня в горную страну отбудет Аларъян по имени Нэти Коут, назначенная воспитательницей моих детей. Если король Айрик разгневается за моё непослушание, я приму гнев на себя. Вас недовольство правителя не коснётся.
Лицо опальной фаворитки дышало решимостью. Оно прекрасное, гордое. Сюзерен передал ей личное письмо, никто не знает, что в нём. Говорят, он выслал Дийсан Дарнфельд из дворца только для того, чтобы народ был един перед осадой города. Подумав так, придворные не стали оспаривать неожиданные слова менестреля.
- Леди Дийсан, уважая ваше решение, мы не смеем ему противиться.
Посланцы оставили комнату с низким поклоном.
Взяв в руку трость, бард отправилась к Таниари Гильден. Она шла сама, без телохранительницы, решив, так будет правильно.
- Входите, – произнесла Таниари, услышав стук в дверь.
Она всё писала, отдавала распоряжения, радуясь тому, что у неё нет ни одной свободной минуты.
- Это я, госпожа наставница.
Бард закрыла за собой дверь. Она застыла на пороге, прямая и бледная.
– Я бы хотела сама отвезти чашу силы в Алкарин, если позволите мне её взять. Я всё равно отправлюсь в столицу, так зачем подвергать опасности других девушек? Они умеют достаточно, чтобы в случае неблагоприятного исхода моей судьбы продолжить важное дело.
- Если с тобой что-то случится, в стране очень долго не будет такой сильной Аларъян. Женщины из легенд часто не рождаются. Алкарин падёт, школа обречена. Я бы тоже хотела защищать королевство до последнего вздоха, чтобы только не видеть разрушения. Пожалуйста, отправляйся с нами в Дайрингар, помоги построить что-нибудь на новом месте, - главная наставница говорила горячо, но сурово.
К ученице пришли угрызения совести.
- Я понимаю, что это слабость, но не могу поступить по-другому. Вы же догадались почему я вернусь в столицу?
- Любовь заставляет совершать глупости и подвиги. Иногда бывает трудно отличить одно от другого.
Достав чашу из запертого на секретный замок шкафа, Таниари отдала её Дийсан.
– Хорошо, я так и не узнала великой любви, не изведав великих сомнений и страданий. Раз ничто не заставит тебя отказаться от возвращения, возьми её и иди навстречу судьбе. И всё-таки ещё раз подумай. До завтрашнего утра разрешаю тебе вернуть чашу, а если не передумаешь, то всё равно живи, чтобы мы увиделись, хотя бы в Дайрингаре, раз этому не дано случиться на родине.
- Спасибо большое. Я так благодарна вам за многое, в том числе и за это. А вы, действительно, ждите меня, судьба переменчива!
Замолчав, ученица оставила кабинет Таниари.
Сердце заныло. Возвратившись к себе, менестрель принялась укладывать вещи.
"Пусть их будет немного, чтобы не отягощать лошадь. Они поскачут со всей стремительностью на какую только способны и вовсе без сопровождения."
Конечно, чашу силы нужно сберечь любой ценой. Поэтому Аларъян завернула её во множество слоёв ткани.
"Надо спрятать драгоценный груз под плащом, рядом с сердцем, чтобы забрать его могли только с жизнью."
Незаметно пришёл обед, дальше наступил вечер. Время летело стремительно, приближая отъезд. Но теперь, когда он стал неизбежностью, Дийсан стремилась его задержать.
Сидя возле Арверна и Найталь, бард пела колыбельную, а из глубин памяти поднималась холодная постель. Дийсан лежит на ней, укрывшись с головой одеялом. Дрова в камине еле-еле потрескивают. Таинственный треск пугает девочку, из глаз текут слёзы, но плакать нельзя. Никто не придёт её успокоить, ничья рука не погладит Дийсан по голове, у неё же нет мамы. Мамы, большие и добрые, они любят своих сыновей и дочек, нежно гладят их, целуют, рассказывают на ночь сказки, кормят разными вкусностями, а ещё не дают никому обижать. Почему у неё нет мамы? Пусть отец подарит тёплую маму на день её имени, тогда она станет самой счастливой девочкой на свете. Даже Гердана, которая совсем её не любит, мама для её задавак сестёр.
Позже, когда дочь подросла, отец рассказывал ей об Ариан, об их большой любви и её собственном рождении.
В одно пронзительное мгновение поняв, её мать отказалась жить, хотя у неё родилась дочь, девушка почувствовала обиду.
"Как она могла так поступить? Я бы никогда так не сделала! Я бы уцепилась за жизнь, чтобы только остаться с маленькой дочерью! Значит, моя мать не стремилась меня принять. Она любила одного моего отца. Зачем существуют такие чувства?"
Только судьба за всё заставляет платить. Сейчас она собирается сделать почти то же самое, что Ариан Дарнфельд.
"Однажды наступит страшный миг, Арверн и Найталь поймут, их мать по доброй воле отправилась в Алкарин. И уж я-то прекрасно знаю, что они тогда почувствуют. Значит, нужно остаться живыми в осаде! Пусть пока неважно как, просто надо спастись, и заставить жить Айрика! Рано ему отправлять прощальные слова и камень. У нас есть сын и дочь, ради них надо выбраться из сражения. Раз я решила не уезжать с детьми в Дайрингар, я привезу туда их отца!"
Закончив петь колыбельную, Дийсан легла в постель. Дети мирно посапывали. Спали они и когда настало утро, и бард собиралась в дорогу.
Слыша сопение малышей, женщина двигалась очень тихо, чтобы их не разбудить.
"Лучше ускользнуть, пока они спят, чтобы маленькие ручки не вцепились в неё, чтобы дети пронзительно не заплакали. Прощайте, мои родные тёплые комочки! Верьте! Ваша мама вернётся к вам!"
Лёгкая нить силы скользнула по Арверну и Найталь, успокаивая их, запоминая навсегда. Ступив за дверь, Аларъян притворила её за собой. Из комнаты для слуг вышла Дайнис, они вместе пошли по коридору, госпожа впереди, телохранительница сзади. Они уезжали без завтрака, нужно очень спешить, в ожидавший осады город.
В конюшне Дийсан оседлала Тау, слыша приветливое ржание, мягкие губы ткнулись ей в руку. Наездница вскочила в седло, Дайнис устроилась позади.
Выехав из ворот, менестрель помчалась по дороге к столице.
"Скорей в Алкарин, быстрей, пока путь открыт!"
На шее висит заветный камень, сердце греет чаша силы.
"Вперёд, ещё не поздно его увидеть! Его спасти!"
Заметив двух всадниц, из зарослей, что были по бокам дороги, точно бесшумные тени вышли юноши Аларъян. Они досрочно ступили на дорогу войны. С ними было четверо опытных стражников, чтобы не дать отряду рассыпаться при первой же схватке. Вот все, кого Таниари Гильден смогла отрядить для защиты чаши силы.
Люди взбирались на коней. Их копыта обмотаны тряпками, но менестрель всё равно услышала негромкий звук. Она поняла, защитники оказались впереди и сзади, чтобы не дать врагам напасть на женщин, что везут великую чашу. Сердце наполнилось благодарностью.
"Надеюсь, мы приедем вовремя."
Они мчались целыми днями, не останавливаясь на привал, только временами давая кобыле отдых и жалея, что её нельзя сменить. По ночам останавливались в городах и деревнях, попадавшихся на пути, засыпали за стенами постоялых дворов.
Утром снова мчались вперёд, обгоняя слухи о том, что Дийсан звонкоголосая возвращается в Алкарин. Нет в королевстве другой такой пары. Можно попытаться стать осторожными, выиграть время, но времени нет. Нужно достичь столицы, пока не началась осада, слухи на постоялых дворах заставляют спешить. Враги неумолимо приближаются к городу, никто не может им помешать.
Всадницы мчались вперёд, пока однажды в вечерних сумерках не подъехали к городу.
- Вот и конец пути, – тихо шепнула Дайнис.
Сердце Дийсан зажглось нетерпением и надеждой.
Крепкие ворота заперты наглухо. Город окружили ров с водой и высокий вал. Алкарин ощетинился зубцами стен, приготовившись к долгой осаде.
- Кто там хочет въехать в столицу на ночь глядя?
Спросил суровый стражник, увидев небольшой отряд.
Услышав его голос, бард подумала: грозный воин нацелил копьё или лук ей в сердце, в своей догадке она оказалась права.
- В город хочу въехать я, Дийсан Дарнфельд, наставница школы Аларъян, и отряд, что прибыл со мной. Мы привезли чашу силы. Она поможет нас защищать. Пустите нас за городские ворота.
Стражник принял решение. Подъёмный мост опустился, засов заскрипел.
– Добро пожаловать в Алкарин тем, кто прибыл сразиться с врагом!
Воин склонился до самой земли. Отряд въехал в город, который нельзя было узнать.
- Придётся оставить лошадей здесь, в общей конюшне. По улицам невозможно проехать.
Довериться мудрому совету решили не напрасно. Среди городских укреплений пришлось пробираться пешком.
Путь ко дворцу вышел долгим.
- Кто идёт?
Прозвучал грозный вопрос караульного гвардейца.
- Это я, Дийсан Дарнфельд, любимая фаворитка короля, пусть мы с ним недавно расстались. С собой я привезла новую чашу силы. Никто кроме меня не сможет поддерживать в ней огонь. Так что я прибыла сюда по назначению.
Гвардеец растерялся, не зная, как правильно поступить.
"И правитель, как назло, отправился на городские улицы, по странной привычке последних дней, ходить по столице в ночные часы."
Пришлось обратиться к помощнику канцлера. Посовещавшись, решили пустить барда во дворец, но отвести скромную комнату. Путница обрадовалась и ей. Она очень устала. Ещё навалились сомнения.
"Вдруг Айрик меня не ждал? И не на шутку разгневается на безрассудный поступок? Я решилась приехать сюда, оставив детей, будет больно, если он меня не поймёт!"
Дийсан ощутила тревогу. Пока скакали к столице, казалось, долгожданное свидание произойдёт, как только она приедет. Айрик встретит её с любовью. Но его нет во дворце.
Лёжа в постели, она загрустила, и кажется, начала уходить в забытьё, как вдруг горячие пальцы погладили её лоб, обвели вокруг глаз, осторожно прикоснулись к носу.
- Просыпайся, Дий, я знаю, тебе хочется отдохнуть. Но я не могу! Я соскучился!
Голос Айрика был хриплым, и даже немного дрожал. Возвращаясь во дворец на рассвете, он тосковал и жалел, что не написал Дийсан больше и не знал, что можно ещё сказать. А она взяла и вернулась! Вот она, рядом!
- Я вовсе и не сплю! И даже не собиралась засыпать в одиночестве. Айрик, я приехала! А ты куда-то пропал!
Поймав родное запястье, рука менестреля крепко его сжала. Король улыбнулся светло и счастливо.
- А я уже здесь. И оказывается не зря так спешил.
Внезапно надёжные руки подняли её вверх. Дийсан оказалась высоко. Её самый лучший! Имеет немаленький рост.
- Ой, мамочка! Напугал то как! И куда ты меня теперь понесёшь? Смотри, весь дворец увидит.
Пусть глядят, всё равно я теперь один. И могу отыскать для тебя укромное местечко в складе провизии, например.
Ладони менестреля коснулись любимого лица, потрогали лоб, щёки, волосы.
- Такой же как был, не изменился, даже бриться не забываешь. Представляешь, когда-нибудь твою кожу покроют морщины. Пожалуйста, обещай! Однажды они у тебя появятся! Не дай вот этим глазам погаснуть, не постарев!
- Раз ты возвратилась сюда, видимо, обещать можно. Дий, ты опять рядом! А я совершенно не ждал!
Они горячо целовались. Айрик отнёс барда к себе в покои по полупустым коридорам дворца.
- Теперь будешь спать у меня. Постель очень широкая, даже больше твоей.
Едва коснувшись подушки, она глубоко заснула, счастливая, умиротворённая.
Когда дыхание барда стало ровным, Айрик оставил её. Сердце томило дело. Он понял, если сейчас отправится в кузницу, то сумеет выковать прекрасную вещь, о которой нельзя даже мечтать. В груди поднимался жар, ладони горели, стремились взять молот, взору открылись два ярких предмета: метательный нож и звонкая дудочка, на которых играют дети. Его любовь! Надежда и вера в жизнь! Сердечная стойкость! Огонёк озорной души! Сплелись в ослепительной радости, когда вернулась Дийсан. Она должна превратиться в изделие.
Став у наковальни, мастер не спросил у наставника работы. Увидев восторг в глазах короля, Биль Вайзиль понял, сейчас ему не нужно ничего поручать.
"В эту минуту труд сам нашёл кузнеца. Великий час для хорошего мастера, когда сердцу дано узнать, годы упорной работы прошли не зря."
Рука безошибочно взяла кусок безупречной стали. Кузнец положил его на наковальню. Горн горел, мехи раздувались, сердце билось в такт с молотом. Жар, что заполнил грудь, прошёл через пальцы к инструменту. Тот отдал огонь стали, ослепительно белый, живой.
Нож появился быстро. Хотя в конце ковки потребовал ювелирной работы тонкими инструментами. Оглядев изделие, кузнец удивился его форме. Лезвие лёгкое, длинное, скорее изящное, чем грозное, но по краю идут острые зубцы, идеально отточенные.
"Только таким Дивенгарта и можно убить, если однажды суметь до него добраться. Страшной твари нечего умирать легко, пусть задыхается и страдает, когда зубцы будут при каждом вздохе разрывать ледяную грудь. За столько погибших человеческих жизней мучительная смерть в несколько часов - плата вполне справедливая!"
Нож пришёлся мастеру по сердцу. Цвет напомнил серебряный только более светлый и чистый. В рукоятке ощущалось живое тепло, что оставила лезвию вложенная в него Алар.
"Жаль, разбойничьим ножам имён не дают, как великим мечам. Они рождаются для того, чтобы настигнув цель в ночной темноте, уйти в неизвестность безымянными."
Позже король заказал ножны из кожи с узким ремнём, чтобы, повесив лезвие на шею, носить его не снимая.
- Зачем ты его надел?
Спросила Дийсан, в первый раз обнаружив грозное изделие, скрытое в ножнах на груди короля.
- Чтобы помнить для чего я живу.
- Ты что, собираешься им сердце тёмного господина достать?
- По крайней мере очень на это надеюсь!
Бард легко прикоснулась к жёсткой руке.
- Знаю, она у тебя не дрогнет! Если наступит минута действовать.
- Представляешь, тогда исполнится вековая мечта всех людей! Один единственный точный удар, и с Дивенгартом покончено!
Менестрель улыбнулась.
Только сейчас Айрик приступил к дудочке, действуя небольшими инструментами для ювелирного труда. Он брался за подарок для менестреля не раз, но он никогда не выходил. Работа тонкая не для молота и клещей. Рукам и сердцу мастера не доставало верного чувства, нужного для рождения музыки.
- Но теперь всё должно получиться, как надо!
Свет Алар приглушился, стал теплей и нежней. Сердце запело, чтобы заветное изделие умело играть в любимых руках. Дудочка вышла теплее ослепительнее ножа. Живая, она словно искрилась на солнце, пусть ярких лучей в кузнице не было. Король поднёс инструмент к губам, страшась, что звука в очередной раз не получится. Но он раздался, странный, ни на что не похожий, вовсе не нежный, а пронзительный, громкий, стальной.
"Зато в эдаком свисте она точно меня услышит! Настоящая песня лихих времён."
Рассмеявшись, Айрик с увлечением извлекал бесшабашную какофонию. Остатками чувства кузнец выковал простую цепочку, чтобы менестрель носила дудочку, не снимая.
Закончив работу, он вернулся к себе. Дийсан продолжала крепко спать. Едва она начала просыпаться, как ей показалось, рядом лежат два тёплых комочка, Арверн и Найталь, малыши прикоснулись к маме. Из зелёных глаз покатились слёзы. Айрик их увидел.
- Дий, не надо плакать, я здесь.
- Арверн и Найталь, я подумала, они рядом, а они так далеко! Вот и не удержалась.
Сердце Айрика защемило.
- Дий, не надо тебе оставаться в столице, поезжай в Дайрингар к детям, ты нужна им. Я нечасто вспоминал их в последние дни. Ты сделала главное, подарила мне заветную встречу, о какой я так мечтал. Не смотря ни на что, она у меня была! Ты помни об этом в Дайрингаре!
- Айрик, единственный мой! Почему нам с тобой выпало время войны?! Говорят, они были на свете, времена мира. Как же мне страшно знать, что ты можешь погибнуть в любую минуту!
- Дий, представляешь, мы возьмём и победим Вирангат! Тогда мы узнаем, что такое мир. Для Алкарина наступят долгие годы счастья, и тебе никогда не придётся за меня страшиться!
Слёзы менестреля остановились.
- Нет, я останусь с тобой! Я сама решила приехать, никто меня не неволил.
- А я тебе что-то принёс. Вот никогда не догадаешься, что я мог сюда приволочь.
Достав дудочку, Айрик набрал в грудь побольше воздуха и издал стальной, громкий звук. Менестрель вздрогнула от испуга и удивления. Она весело улыбнулась.
- Это что такое? Ты где это взял?
Фаворитка протянула руки по направлению мелодии. Король отдал ей заветный подарок. Бард дотронулась до гладкой живой стали. В её прохладе было так много тепла!
- Да ты сам её выковал! Для меня! Любимый, как ты угадал!
Менестрель крепко обняла короля. Сердце наполнила благодарность. Она попыталась играть на новом инструменте, как всякий бард она умела немного обращаться и с дудочкой, и со свирелью. Только инструмент Айрика отказался от верной игры. Из него выходили звуки всё время разные, не желая сложиться в точный мотив. Дийсан рассмеялась, Айрик поддерживал смех любимой собственным хохотом.
- Ладно, пойдём, я тебе лучше стену возле дворца покажу. Она у нас тоже неказистая получается. Мы строим вал из всего, что под руку подвернулось.
Повесив заветный подарок на грудь, бард ощутила, как тёплая сталь нежно коснулась кожи.
"Его родная частица всегда будет со мной!"
Дийсан взялась за руку правителя. Они вышли из комнаты.
- Сейчас ты свободна, можешь отдыхать, – сказал Айрик Дайнис.
Телохранительница ждала госпожу возле покоев. Воительница помчалась на площадку для упражнений с клинком. А влюблённые направились к валу, что окружал дворец. Подойдя к нему, менестрель коснулась укрепления рукой.
"Это неровная, шероховатая стена. В ней чувствуются камни, песок, дерево и ещё что-то другое. Она создана, чтобы простоять совсем недолго. Вокруг шумят люди, переговариваясь между собой."
Бард слышала кипучую работу.
"Все трудятся для того, чтобы Алкарин не сдавался врагу. Если победа невозможна, пусть смерть наша будет достойной.
Так можно ли не отправиться сюда? Оставить столицу без чаши силы? Алкарин! Великий город человеческих легенд! Ты века стоял против тьмы! Пусть однажды предал союзников! Можешь ли ты не встретить врага лицом к лицу?! Умереть тихой смертью покорности?! Алкарин! Город Айрика, что стал ему самым родным! Способен ли настоящий правитель остаться в живых, в час твоей гибели?! Конечно же, да. Если я не позволю ему уйти в великую даль! А если меня не окажется здесь, Айрик примет смертельный удар, оставляя меня одну."
Работники на укреплениях задорно шутили, сейчас они жили так полно, как может быть, не случалось в мирные времена, сгорая искрами, раз скоро им предстоит погаснуть.
Постояв у стены ещё немного, влюблённые возвратились во дворец.
Через несколько часов столицу облетела весть: великая Аларъян вернулась в Алкарин. Она привезла с собой чашу силы, которая поможет защищать город до последнего, и не нашлось ни одного человека, чтобы вспомнил наветы мёртвых или сосланных лордов. Некому больше подбивать столицу к восстанию. Дийсан звонкоголосая возвратилась. Она не могла не вернуться, её место рядом с королём, который в страшный час остался со своим народом.
***
Они шли по Алкарину, осаждали крепости, разоряли города. Ни крепости, ни города не хотели сдаваться без боя, сопротивляясь врагам до последнего. Из густых лесов королевства нападали летучие отряды, стремясь замедлить каждый шаг врага по родной земле. Налетев на обоз или растянувшиеся войска врагов, алкаринцы словно тени растворялись в густых зарослях. Но чужеземные воины продолжали идти вперёд. Среди них шёл он, Гернил Клирт, что вырос в бедном крестьянском доме. Война помогла крестьянину проститься с полуголодной жизнью. В числе добровольцев было множество таких, как он воинов, для кого война стала избавлением от нищеты.
- Разве нет у них права вторгнуться в богатый Алкарин, что предал союзников? Разве не могут они потом и кровью добыть себе место под солнцем? Чтобы спасти от голода матерей, отцов, детей, сестёр, братьев.
Только города Алкарина оказались слишком прекрасными, красивыми какой-то тонкой красотой, и вовсе не такими роскошными, как казалось из-за стены. Королевство предателей ощетинилось мечами, копьями и стрелами. Каждый шаг завоевателей по разорённой стране был оплачен кровью. Крепости не сдавались, умирая порой до последнего человека, в городах и деревнях находились люди, что встречали врагов с мечом в руках и, погибая, алкаринцы проклинали захватчиков.
Так Гернил и шёл, не заработав богатства. Зато пролив немало крови, услышав немало предсмертных проклятий, а проклятья убитых, как известно, сбываются.
"Что-то не так в нашей войне. Почему они так сражаются? Все же говорили, алкаринцы - трусы. Только слабые духом могут закрыться от войны стеной, предать союзников. Но враги не похожи на трусов. В бою их ненавидишь, после него уважаешь. Что не так с этим миром? Где порой Гернилу кажется, он воюет не на той стороне? Только другого выхода нет.
Приблизившись к столице предателей, велерианцы окружали её плотным кольцом.
"Скоро капкан сомкнётся, Придёт их победа, но радость куда-то исчезла..."
Подойдя к Алкарину, Гернил увидел, город приготовился к защите и смерти. Завоевателям придётся долго сидеть в осаде и не раз штурмовать столицу врага. Велерианцы ставили палатки, возводили укреплённый лагерь, разводили костры, для каждого находилась работа.
Гернил и несколько других воинов отрывали ров и возводили вал, пусть небольшой, но он послужит защитой от вражеских вылазок. А завтра случится страшное. Вокруг города есть он, заполненный водой ров, ужас осаждающих. И подкоп стен, укреплённых Алар в который раз невозможен. По временам Гернил удивлялся тому, что он до сих пор живой.
После хорошей работы котелок горячей каши улучшил настроение воина.
"Как бы ни было, а сейчас он на стороне победителей, и пока не погиб, что уже немало. Не стоит заглядывать в завтра, когда вокруг ясная ночь. Если бы чужая темнота не была холодной и не пахла сыростью. Алкаринские леса встают стеной, словно тоже стараются прогнать захватчиков с родной земли."
Гернил любил бескрайнюю степь и поля, засеянные зерном. В Велериане есть удивительные места. В лесной сырости сын крестьянина вспоминал их, чтобы тоска не мучила сердце. Засыпая, Гернил чувствовал запах то ли сена, то ли хлеба, слышал мычание коровы.
На утро воины наводили мост через ров в то время, как по ним били стрелы и камни врага. Несколько огромных булыжников уничтожили все старания велерианцев. В ногу Гернила попала стрела. Теряя память от боли, он успел обрадоваться, лихая судьба снова его миновала.
Остальные принялись перебрасывать мост заново, благо брёвен заготовили в достатке. Пока враги обменивались каменным дождём, Дийсан пела над чашей. Менестрель догадывалась, сегодня ночью Алар понадобится воинам. Айрик и Ратвин управляли осадной машиной. Наваливаясь на рычаг, они придавали скорость камням. Рядом работали Вилент и Тойя. Тяжёлый, однообразный труд. Но он приносит гибель осаждающим, значит, работа продолжается. Ответные камни и стрелы отзывались холодком по спине и не больше. В нелёгком труде бояться некогда.
К вечеру руки и поясницу правителя начало нещадно ломить. Едва штурм закончился, король надолго припал к кружке холодной воды, с облегчением вытер пот со лба.
"Сегодня мы потеряли немногих, это хорошо."
Айрик присел прямо там, где стоял, глаза закрывались. Но огромный кусок жаркого привёл его в чувство, когда женщины принялись разносить пищу. Приняв из рук пожилой, по-матерински улыбающейся алкаринки аппетитное кушанье, Айрик впился в него зубами, поняв, насколько сильно проголодался. После еды желание спать снова вернулось.
Из забытья его вырвал отчаянный сигнал тревоги, Айрик открыл глаза. Вокруг стояла ночь. В прохладной темноте расплывчатыми силуэтами к стене летели чёрные птицы. Они несли на себе теневых. Сон прошёл, воин приготовил ножи. Порой он стыдился, что так и не научился хорошо обращаться с луком. Но время было упущено в раннем детстве. Рядом неслись стрелы соратников. Издавая пронзительный вой, чёрные птицы падали на землю. Вражеский вой рвал сердца на части, наполнял их потусторонним ужасом и, словно в ответ на него по жилам Айрика заструился белый огонь. Острый меч засветился, засверкали блестящие лезвия. Ни один точный бросок не попадёт мимо цели. А когда враги опустятся на стену, каждый удар клинка станет опасным для призрачных тварей.
Сердце переполняла сила смертельная, точно расплавленная сталь.
"Идите сюда! Идите! Я вам покажу! Вас станет меньше, чем было!"
Теневые приблизились, чёрных птиц было много, поток стрел и яркий огонь не мог остановить всех прислужников ледяного края.
Напротив Айрика плавно опустились три фигуры в развевающихся плащах. Обнажив меч, он не бросался вперёд, а только встречал удары серой стали с обычной стойкостью, уверенный, что не должен упасть со стены. Когда приходил главный миг, что нельзя пропустить, Айрик наносил единственный смертельный удар. В теле словно текла не кровь, а белый огонь, наполняя движения гибельным жаром, давая им невозможную силу и ловкость.
Сколько было призрачных фигур, воин не считал, нашлись среди них и чёрные. Время стало стремительным. Король Алкарина защищал яркий мир от порождений холода и мрака. Рядом бились Дальнир, Ратвин и Вилент Калфер с Тойей Дакрин, в их крови тоже бушевал огонь, свой у каждого Аларъян.
Перед рассветом теневые отступили или улетели, что точней. Защитники без сил осели на стену, враги того и добивались. Алкаринцам не будет отдыха ни днём, ни ночью.
Из крепкого сна Айрика вырвал пронзительный сигнал рога. Воин чувствовал, тело наполнила тяжесть, глаза точно запорошило пылью. Отдохнули одни женщины и дети, что носили камни и масло, но их не поставишь на стену вместо себя.
Велерианцы упорно пытались навести мост. Только Гернил не трудился вместе с ними, а маялся от боли в раненой ноге.
"Есть в такой войне что-то нечестное, – думал воин, лёжа в палатке лазарета. – Днём мы, ночью теневые, они изматывают алкаринцев, крадут наши надежды. Это должна быть битва людей против людей, только тогда можно по-настоящему победить.
Одни раненые воины сами приходили в лазарет, других приносили соратники, и все говорили одно: алкаринцы сражаются, как тигры, и разве можно их не понять, для них наступил последний бой. Дальше осаждённых ждёт смерть. Сегодня враги продолжали обмениваться камнями и стрелами.
Когда стихло сражение, защитники замерли на стене, вместе с ними замер Айрик, такой же смертельно усталый, как остальные люди.
"Нужно заснуть, пока не пришла ночь. Когда придёт темнота, явятся теневые."
Правитель блаженно закрыл глаза и не слышал постукивания трости. Это Дийсан поднималась на стену. Сколько раз за сегодня проделывала она трудный путь вместе с другими женщинами, трость в руке, сумка с камнем на спине.
- В чаше силы много тепла, Алар в душе, кажется, не осталось. Зато есть сила таскать камни, даже если её нет, всё равно нужно носить булыжники, пусть упадут на врагов.
Бард чувствовала, её руки болят, как в монастыре, когда ослушницу наказывали трудом. Ноги не хотели идти, но шаг, ещё один на встречу сонному огню Айрика.
Сквозь забытьё король почувствовал тепло фаворитки, но у него не хватило сил ни заговорить, ни шевельнуться. Бард задремала рядом, словно забыв о войне.
Громкий звук рога разбудил обоих. Влюблённые вскочили вместе. В руке менестреля сверкнул короткий клинок, что ей подобрали ещё в школе Аларъян. Вторая ладонь невольно сомкнулась на стальной дудочке, словно она её защитит.
- Ты что, Дий, спускайся сейчас же!
Крикнул король приготовив ножи.
- Нет, я останусь с тобой на стене. Я чувствую теневых и чёрных, ощущаю потусторонний холод. Не для того меня учили сражению с ледяным краем, чтобы сейчас я спустилась вниз. Завтра, когда начнётся война с людьми, я уйду.
Дийсан чувствовала холодных птиц высоко в небе, точно мёртвые крылья хлестали её по лицу, ощущала сгустки льда всадников Вирангата.
- Сейчас она ответит врагам силой жизни. Сжав дудочку и клинок, Аларъян запела совсем не так как раньше над чашей, а по-другому. Мрачный мотив звал чёрных птиц, замедлял движение теневых. Тёплый клинок находил холодное тело, он ранил и убивал его.
Рядом словно горел пожар, грозный, неотвратимый. Огонь пах сталью. Это её отважный сражается с врагом. Он не щадит Вирангат!
"Пусть моя песня ему поможет! Пусть мой клинок в страшный миг убережёт его от судьбы! Создатель, пока мы сражаемся, мы живём! Так дай нам сражаться подольше!"
Сколько вокруг ледяных игл. Рука не успевала отдыхать. Рукоять клинка стала горячей и мокрой. А мелодия звучала. Её слышала тьма да сердце менестреля.
На рассвете враги опять улетели. Для короля и его фаворитки занялся новый день, но для многих погибших он не пришёл.
Через несколько часов начался обстрел, сражение без передышки, что закончилось только вечером. Ночью опять теневые. Так время шло для Алкарина: масло, камни, стрелы, мечи – это днём, а в ночной темноте Алар, одна светлая сила, способная остановить призрачных людей, чтобы днём наступил новый бой.
Дийсан много раз пела над чашей, наполняя её огнём, смертельным для врагов. А когда мотив иссякал, носила камни и стояла на стене. Алкарин не сдавался, держась собственной обречённостью.
Над палатками лазарета вились жирные мухи, зудя, оседали на раны, как их не отгоняй. Стоны раненых и умирающих, кровь и гной. Запах страдания душил Саен, ещё донимала жара, в неё превратилось весеннее тепло. Каждый день перевязка за перевязкой, после стирка пропитанных кровью холстов. Когда ткань высохнет, её снова наложат на раны. Вонючие мази сладковатые или терпкие, их готовят целители, тоже раздражали Саен. Она ненавидела лазарет, где помогала в уходе за ранеными. Старшая сестра Риа таскала на стену котлы со смолой, эту работу Саен не переносила ещё сильней, раз не смогла бы с ней справиться.
- А что, здесь только лазарет, одни перевязки и никакой настоящей угрозы. Вдали от битвы тебя не может ранить шальная стрела, - так говорила сестра, она всегда была жестока к ней, младшей.
"Да, тут просто лазарет, и нет настоящей опасности, зато предостаточно боли и смерти, что ничем невозможно смягчить."
Саен перевязывала ногу раненого. Она невероятно распухла, постоянно сочилась гноем, и никакие мази не помогали.
- Нужно резать, – говорил пожилой целитель.
Только воин не соглашался отдать ногу. Он считал, умереть для него лучше, чем остаться калекой.
"Эта вонь! Вид гниющего тела! Разве можно такое выдержать?!"
Наспех замотав рану, девушка отвернулась, скрывая тошноту и слёзы. Едва у неё выдалась свободная минутка, как она выскочила из палатки на свежий воздух. Теперь раненых полагалось кормить. От запаха мяса и капусты Саен мутило тоже.
- Как вообще можно есть среди страданий и гибели?
Но девушка покорно разливала горячую похлёбку, хмуро глядя на воинов, что медленно пережёвывали пищу, которая не имела для них вкуса. На утешения и уговоры силы не оставалось.
В лазарете встречались девушки, что самоотверженно ухаживали за ранеными, старались утешать умирающих, сквозь подступившие слёзы. Саен так не умела, её мрачный вид никому не приходился по душе.
Девушка отправилась в лазарет только для того, чтобы избежать упрёков и насмешек старшей сестры. Риа могла гордиться собой, ей удавалось поднять тяжёлый котёл с маслом одной, без помощи других женщин.
Этот день, впрочем, как и другие, казался Саен нескончаемым.
"Почему не приходит вечер? Когда всех отпустят домой? Славно будет заснуть, растянувшись на кровати."
В последние дни желание спать стало постоянным и сильным, но в глубине души затаилась заветная мечта: уехать из осаждённой столицы. Жаль, она никогда не сбудется.
Отец Саен плотник, причём плохой. Его столы и табуретки получаются грубые, какие-то неуклюжие, их покупают бедняки по дешёвке. Мать – прачка. Целыми днями она стирает бельё небогатых ремесленников. Четыре года назад сестра Риа стала её помощницей. Сама Саен полгода назад поступила ученицей к швее, только швейная работа впрочем, как и любая другая, была ей не по душе.
Наверное, девушка любила только смотреть в окно, мечтая о лучшей жизни, а всё же, шитьё гораздо лучше стирки белья, заниматься тяжёлым трудом Саен не позволило бы здоровье.
Родители понимали, за стенами города семью ожидает нищета. В родном королевстве не мало плохих плотников и прачек. В осаждённой столице у них есть скромное место, за стенами встретит страшная неизвестность.
Немного научившись обращаться с тяжёлым копьём, отец Саен стоял на стене. Мать вместе с сестрой носила котлы со смолой.
"Если бы только родители решились уехать из города!" Швее хотелось посмотреть мир, но скоро её встретит жестокая гибель от рук насильников.
Утомительный день закончился, помощниц отпустили из лазарета. Девушки возвращались домой небольшими группами, разговаривая и весело смеясь. Швея присоединилась к одной из них, чтобы не страшиться идти в уличной темноте. В ночной час легко встретить разбойника, что решил, перед смертью ему всё можно. Разговоры нередко касались таких происшествий.
Попрощавшись с другими у грубоватой калитки, Саен за неё вошла. Родительский дом, такой же невзрачный, как и его ворота, швея никогда не чувствовала к нему любви. За большим столом собралась вся семья, они ели, не дожидаясь младшей дочери. Первое, что заметила она, войдя в комнату, стало весёлое лицо сестры, её белые зубы, полные щёки. Риа была красива: чёрные волосы, озорные карие глаза, курносый нос, алые губы и здоровые белые зубы. Прачку не портили слишком широкие для женской фигуры плечи и сильные руки.
"Как она может радоваться жизни, когда повсюду течёт кровь!"
Взглянув на сестру, Саен удивилась и рассердилась. У неё самой не было аппетита, с трудом проглотив кусочек мяса и небольшую картофелину, она отправилась спать. Свернувшись клубочком на широкой кровати, девушка ждала, когда явится Риа. Они с сестрой спали вместе. Риа, как всегда ввалилась, весело напевая. Широко раскинувшись на кровати, она придавила Саен к стене. Ей стало очень жарко.
Едва дом успокоился, как Риа вскочила с постели. Открыв окно, она вылезла наружу.
- Я к Дорку Сай, не вздумай выдать, а то я тебе накостыляю.
Угроза звучала радостно. Впереди у прачки была весёлая ночь, руки Дорка на талии, жаркие, страстные губы, вкус дешёвого вина, задорный танец в таверне. Риа не понимала вечно недовольную жизнью сестру.
"И за что её только жалеют родители? Саен младше, бедняжка так часто болеет, она умеет хорошо читать и писать, из неё выйдет настоящая швея. Было бы чем гордится! Саен хлипкая бука, ни один юноша не взглянет на неё без слёз. Вот и дождались, сестра умрёт девственницей. Мало я её в детстве лупила, колотила бы побольше, может, Сай давно б себе кого-нибудь нашла, бросив дурить в глупых мечтаньях."
Поведение старшей сестры приносило Саен не меньше возмущения и вопросов, чем её собственная скромность, сердила Риа.
"Пусть целуется со своим Дорком. Широкая громадина без разума. Они подходят друг другу, оба грубые и тупые. Когда Риа выскочит за него замуж, Дорк примется её колотить, только сестра никого не слушает. Она такая упрямая! – распаляла себя девушка, свернувшись в углу пустой постели. – Зато я спокойно посплю!"
Только на сердце лежала тоска. Она не узнала нежных прикосновений, а теперь и подавно никого не полюбит. После падения столицы её ожидает насилие и смерть.
У старого аптекаря Саен купила средство против насилия: маленький шарик с сильным ядом внутри. Она носила его на груди на нитке.
- Он убивает мгновенно, – говорил старик. - Ты даже не заметишь, как умрёшь.
Да, для Саен было важно не ощутить, как наступает конец. Швея до сих пор не решила, чего больше боится, насилия или смерти, а ещё продолжала мечтать о любви.
"Даже у грубой Риа, есть такой же неласковый Дорк, а ей предстоит пропасть в одиночестве, для неё только жестокие руки врагов, пусть они не успеют!"
Перед тем, как заснуть девушка тихо плакала в подушку. На утро снова был лазарет, боль, смерть и отвращение к грязи и крови, но ещё до работы за завтраком девушка встречала сестру, бледную, с кругами под глазами, но со счастливой улыбкой во все белые зубы. Вечером тоже была Риа её румяные щёки и озорные глаза, большое жаркое тело в постели, ночная прогулка и короткая угроза, а для Саен - пустая кровать, одиночество и зависть.
***
Летняя ночь оказалась для алкаринцев очень тяжёлой. Защитников на стене осталось слишком мало, воины были истощены до предела. Теневые на огромных птицах прорывались в город, где убивали всех подряд. А число защитников уменьшалось.
Айрика радовало только то, что, истощив силы над чашей, Дийсан, как донесли воины, упала возле неё без чувств. Спасительный обморок. Менестрель не пришла на стену.
Рядом погибали другие, но сам король Ратвин, Вилент и Тойя чудом оставались в живых. На другом участке стены судьба сберегла маршала Дальнира Аторма.
Наконец, предрассветное небо очистилось от призрачных людей. На горизонте появилась розовая полоска зари.
Сердце Айрика не щемило понимание неизбежной гибели. Слишком устав, он не мог бояться или грустить. Свернувшись клубком, воин быстро заснул. Последней мыслью стало: "Если велерианцы меня убьют, пока я отдыхаю, слава Создателю, вставать не придётся."
Пронзительный рёв рога разбудил короля, как и других защитников. Приготовив последние камни, они замерли на укреплении, как бы нелепо это не выглядело.
- Пять булыжников и два котла с маслом не могут никого напугать, проще сразу достать меч, и всё же несколько минут, есть несколько минут. Мосты через ров наведены во многих местах. Малочисленные, истощённые алкаринцы не могли помешать штурму города. Он случится сегодня.
Видя, как приближается враг, Айрик проверил набор метательных ножей.
"Сегодня он пустит в ход их все, а завтра, если повезёт, второй набор из дворца. Послезавтра для них не настанет", - никаких чувств, одна усталость и холодная отрешённость.
Враги полезли на лестницу, король метнул камень, попав самому смелому по голове, затем ещё один и третий последний. Дальше в ход пошли ножи, Айрик не промахивался, каждое лезвие находило жертву.
Хотя бы в метательном искусстве ему нет равных. С ножами и камнями он управляется даже лучше маршала. Жаль только, они слишком быстро закончились.
Пришлось браться за меч, удар, уход в сторону, снова удар.
"Сколько их, они давят уцелевших числом."
Велерианцы разбили городские ворота, захлестнули потоком стены...
Король Айрик и немногочисленные воины отступили с первого рубежа защиты, сражались, сначала в промежутке между двух линий укреплений, потом на самих укреплениях. Дальше бой перешёл на городские улицы, каждый небольшой вал, что перегородил перекрёсток, враги брали с потерями. Нередко из открытых окон на головы велерианцев сыпались тяжёлые предметы, летели горшки с маслом и кипятком. Только алкаринцы всё равно отступали, постепенно стягиваясь к королевскому дворцу.
Отходя всё дальше, теряя улицу за улицей, Айрик ни о чём не думал. В мире существовали только враги и меч, не было белого огня, что помогал сражаться с теневыми. Была усталость. Она навалилась страшной тяжестью, мешала держать клинок. А рука должна беспрестанно его поднимать.
"Постоянная резь в глазах не даёт сражаться в полную силу. Если бы внезапная смерть без страданий меня остановила, я бы принял её спокойно и с облегчением."
Бой прекратился, когда остатки защитников замерли на валу вокруг дворца. Алкаринцы понимали, здесь их последний рубеж, и упёрлись. Вражеские воины тоже выдохлись и решили отдохнуть, окружив вал плотным кольцом. Зачем сражаться сегодня, если завтра можно напасть с новыми силами. За короткую ночь в город войдёт остальное войско.
Не стали биться и теневые, и без того измотанного врага не нужно больше изматывать. Последний бой Вирангат решил подарить людям.
Пусть потешатся, получив жирную кость окончательной победы над Алкарином.
Упав прямо на вал, Айрик забылся крепким сном. В это время во дворце пришла в себя Дийсан. Когда она лишилась чувств возле чаши силы, Дайнис перенесла госпожу в её родные покои.
Проснувшись, бард поняла, что почти не отдохнула, болело всё тело, сказывалась усталость осады. Одеяло на постели и вышивка на наволочках показались знакомыми.
"Кажется, я у себя в комнате," – решила Дийсан.
– Здесь есть кто-нибудь?
Спросила она в пространство.
- Рядом с вами, госпожа, нахожусь я, – ответил усталый голос телохранительницы.
- Почему меня принесли сюда? Не оставили возле чаши?
- Её тоже доставили сюда, сегодня враги заняли город. В наших руках остался один вал вокруг дворца.
"Значит, день поражения наступил," – возникла странно опустошённая мысль. Вместе с ней начала рождаться горькая, страшная мелодия, песня падения Алкарина.
- Пойдём на вал.
Служанка со вздохом поднялась. Она тоже очень устала.
- Ничего, Дайнис, теперь осталось недолго. Меня убьют быстро, я же не могу сражаться с людьми. Может, без меня у тебя появится возможность выжить, я не знаю. Мне нельзя оставить Айрика, значит, мой последний час наступил.
- Госпожа, зачем вам это? Лучше останьтесь здесь. Вы менестрель, враги вас пощадят, никто вас не осудит, вы и так сделали всё возможное для защиты столицы. Во дворце есть подземный ход, по нему можно выбраться из Алкарина. А я погибну на стене, как настоящая воительница. Благодаря вам, я славно успела отомстить за родных.
- Нет, Дайнис, я должна разделить судьбу Айрика. Он не оставит столицу, значит, наше время пришло. Да и есть ещё что-то, глупая гордость, наверное. Я точно не знаю. Я почувствовала её, когда трогала рукой стену вокруг дворца. Мы не станем бежать от Вирангата, не сдадимся ему, даже я, калека.
Дойдя до вала, менестрель и телохранительница легко отыскали короля. Дийсан прилегла рядом с ним, обняв за плечи. Воин этого не заметил. Над валом стояла тишина, нарушаемая лишь сухим стрекотом сверчков. В пронзительную минуту менестрель нежданно запела почти шёпотом, чтобы никого не потревожить, плачь о погибающей стране. Молчать невозможно! Отчаянную мелодию, печаль прощальных слов никто не услышит.
- Никто другой не исполнит последнего плача об Алкарине, самую печальную, самую прекрасную её песню.
- Не вставай ты, солнышко красное!
Не спеши ты, зорька отрадная.
Ведь сегодня наш Алкарин падёт.
И закончится служба ратная.
Вы оплачьте нас, люди добрые!
Вы оплачьте нас, дети малые!
Алкарин, отец, умираешь ты.
Ты омоешься кровью алою...
Завтра будет не до песен, придёт последний бой. Она погибнет в сражении, забрав с собой то, что выстрадало сердце.
Не восстанешь ты на земле сырой.
Не родишься ты песней вешнею.
Разметут ветра серый пепел твой.
Поглотит тебя тварь нездешняя.
Так вставай, отец! В свой последний час!
Так накрой врагов чёрной тучею!
Чтоб во все века вспоминали нас!
Чтобы верили в жизнь могучую!
Если бы только суметь записать музыку и слова, чтобы другие спели их за неё. Сложенные ею баллады не раз записывали видящие, а сейчас некому. Если бы ненадолго зрения, только на время ночных часов и знание нот и букв, чтобы записать последнюю песню. Увы, внезапных чудес на земле не бывает.
Мелодия и слова иссякли. Совершенно опустошённая, Дийсан обнимала Айрика. Прижимаясь к нему, находясь в полусне. В голове крутились бессвязные мысли, что не сложились в слова.
Короля разбудил предрассветный холод, он проник под одежду, выстудил кости. Продолжением холода стала роса. Она основательно вымочила правителя. Но Айрик, словно их не почувствовал. Первым, что он ощутил проснувшись, стали родные руки Дийсан. Повернувшись к ней, король обнял фаворитку в ответ, спрятал лицо на её груди.
"Хорошо, это роса, а не слёзы, что могли бы выступить на глазах."
Как назло король успел отдохнуть. Он чувствовал себя бодрым, оттого сердце наполнилось пронзительным желанием жить. Серое рассветное небо, лёгкий ветерок – всё показалось прекрасным.
"Скоро проснуться птицы, они устроят концерт. Даже гарь и кровь пахнет жизнью. Перед смертью не надышишься. Кажется, я не успею ни надышаться, ни насмотреться."
- Зачем ты пришла Дий? Беги отсюда! Пока ещё есть время, пусть Дайнис выведет тебя, ты должна жить, я не хочу, чтобы ты умирала.
- Бестрашный мой! Ты всегда в одиночку бросался в опасность. Разве можно тебя оставить? Давай уйдём вместе, сейчас, пока не началось сражение, и не стало по-настоящему поздно.
Тёплые губы легко прикоснулись к его губам.
"Скрыться с Дий в предрассветной мгле... Получить надежду остаться в живых... Провести спокойные годы вдали от войны. Только другие останутся, они, те, кто пошёл за мной, кто верил, я разделю их судьбу. С радостью разрушал родные дома и дворец, чтобы построить последний защитный вал. На нём прольётся их кровь, не моя."
Айрик только крепче прижал к себе фаворитку, тесней прильнул к нежным губам, такой горячий, точно кузнечный горн. Жар короля, достав Дийсан до самого сердца, заставил кровь вспыхнуть искрами в предрассветном небе.
- Осторожнее, не надо меня плавить, а то я могу потечь по стене горячая от неуёмного жара. Что ты будешь делать тогда со мной?
- Я соберу тебя и выкую заново. Правда форма у тебя будет не ахти, и в прочности ты проиграешь. Мне вечно не хватает времени, чтобы работать, как следует, а с твоей ковкой и вообще придётся очень спешить, ну да выбора у тебя не останется, - Он засмеялся.
Король не знал, что за ним наблюдают глаза Тойи Дакрин. Хорошо выспавшаяся воительница сидела на валу, вспоминая неудавшуюся жизнь.
"Старая дева, я умру старой девой, интересно, такую смерть можно назвать позорной? Ну или почти позорной", - женщина не знала, плакать или смеяться. Раньше гибель была возможной, но не неизбежной, и рядом не было влюблённых, что беззаветно радовались жизни, даже когда подходит конец.
- Трусливый красавец Дарг Финсон, в час своей гибели ударивший её жестокими словами, Вилент Калфер, которого Тойя жалела, но не любила - вот и все мужчины её жизни. К тому же Вилент продолжал любить память Тинэль. Некрасивая, нелепая в длинном плаще она научилась только точить ножи, да управляться с мечом, больше ничего.
- Спасибо тебе, Тойя, – вдруг произнёс пекарь, взглянув в глаза воительнице. – Ты всегда была рядом, столько раз спасала меня от смерти и от отчаянья. Знаешь, после войны я бы мог жениться на тебе, я бы пёк тебе хлеб, совсем не пирожные, как Тинэль, а именно хлеб, такой же, как ты, неказистый, но ароматный и горячий внутри.
- Да ну, глупости, – фыркнула Тойя. – Нашёл бы после войны себе красивую женщину и совсем забыл про меня. Лучше наточи свой меч, чем без толку языком молоть.
Но, как всегда выпустив колючки, воительница чувствовала, на сердце у неё полегчало.
"Неказистый, но горячий внутри. Попробовать бы хотя бы разок твоего хлеба."
Солнце неумолимо вставало, когда оно совсем поднялось из-за горизонта, велерианцы пошли вперёд, остатки защитников столицы замерли на валу. Услышав слитный гул голосов, мерный шаг воинов, Дийсан очень испугалась. Что-то наступало на неё... Это надвигалась сама смерть! Женщина замерла, схватив мокрой ладонью рукоять клинка, словно она могла её защитить. Алкаринцы столкнулись с врагами, Дийсан услышала звон стали о сталь, воинственные кличи. Выхватив короткий меч, она выставила его перед собой в пространство: "Пусть кто-нибудь хотя бы порежется о него!"
Менестрель застыдилась неудержимых слёз, что выступили на глазах. В смертном ужасе непослушное тело крупно дрожало.
Слыша гул вокруг, бард бестолково размахивала клинком, пока не почувствовала сильный удар и боль в груди. Какой-то воин рубанул убогую мечом, чтобы никто не погиб по глупости от клинка нелепой калеки.
Земля приблизилась внезапно, под собой Дийсан ощутила даже несколько мелких камешков.
"Как больно дышать, не могу! Боюсь задыхаться!"
Голоса стали глухими, руки и ноги наполнились тяжестью.
"Создатель, почему я ещё жива? Я не хочу так долго!"
С трудом подняв руку, раненая прикоснулась к груди. "Это горячее и влажное, моя кровь, как она пахнет! Когда течёт из меня."
Дийсан не знала, что в этот миг её увидел Айрик. Мир пошатнулся, утрачивая чёткость.
Повернувшись к менестрелю, король на секунду замер. Меч сам по себе опустился вниз, воин не помнил о том, что клинок врага может ударить его сзади, достать до самого сердца.
"Я не могу это видеть! Я должен её спасти! На свете нет ничего страшней её пролитой крови! Нет, это не Дий! Мою грудь насквозь пронзили мечом. Только я почему-то стою, пусть, кажется, должен лежать на земле мёртвым."
Айрик бросился к Дийсан. Подняв её на руки, он помчался к дворцовым воротам. За королём устремилось несколько врагов, только путь им преградили Ратвин и Дайнис, к бегущим присоединились несколько старых воинов.
- Следуйте за правителем! – крикнула Тойя Дакрин. – Мы их задержим!
Айрик примчался к воротам. Положив Дийсан на землю, он открыл засов.
"Если враги прорвутся во дворец, королю понадобится защита. Держа на руках раненого, сражаться невозможно, – правильная мысль пришла Ратвину и Дайнис одновременно. Они устремились за сюзереном, едва успев закрыть засов.
Тойя Дакрин, Вилент Калфер и несколько старых воинов остались, чтобы защитить ворота от врагов, успевших ринуться за королём, в оставленную брешь на валу.
Над головами воинов стояло кристально чистое небо, не одного облачка, только Тойя и Вилент на него не смотрели. Губы сами сложились в просьбу Создателю, молитву без слов одними чувствами о лёгкой и достойной смерти. Сердце воительницы не болело, страха тоже не было, точно она шла к наступившей минуте всю жизнь. Словно она родилась для того, чтобы сегодня защитить чужую любовь, никогда не познав своей. Как ярко сиял на солнце меч, удары были точны, звон стали чист.
Вилент упал первым, почти разрубленный надвое. Тойя увидела его гибель краешком глаза. Только краткая мысль о том, что он никогда больше не испечёт ароматных булок, проводила погибшего воина. Снова удар, снова блеск стали. Тойя билась размеренно, холодно. Она всегда знала: - врагам не уйти. Но силы оставили воительницу. Она сражалась одна, а врагов слишком много. Короткий удар прямо в сердце, его Тойя не сумела отбить. Упав на землю, воительница успела подползти к телу Вилента, а дальше затихла совсем.
К концу печального дня на валу не осталось ни одного защитника. Велерианцы выломали ворота, захватили королевский дворец.
С торжествующим рёвом воины врывались в залы, открывали бочки с вином, крушили мебель, рвали дорогие ткани, тащили всё, что попадалось под руку.
Полутеневые капитаны взирали на страшный разгром с полным равнодушием. Их не трогала возня кричащих, воняющих червяков.
- Человеческий дворец не может сравниться с залами белого мрамора их замков, с утончённой красотой синего льда, переливающегося снега. Прислужники Вирангата сами красивы, как белый иней, и так же холодны.
Всю человеческую дань бессмертные тратили на красоту, которая заменила им остальные чувства. Дорогой мрамор, роскошные брильянты или сапфиры – всё, хотя бы отдалённо похожее на сверкающий снег или чёрный гладкий гранит - вот что окружало полутеневых, и их вовсе не интересовала человеческая суета. Прислужники Вирангата молча забирали себе самое лучшее. Никто не смел им перечить. Воняющим червякам доставались отбросы, но как же они радовались даже им!
Какая роскошь царит вокруг! Разве видели они такое количество дорогих тканей, мебели, посуды?!
- Всё здесь теперь наше!
Пели сердца воинов. – Вот она победа! Ура! Мы её одержали!
Выпив сладкого вина, Гернил тоже поддался чувству торжества, голова кружилась от хмеля и невиданных богатств.
- Да на такие изделия я легко вытащу из нищеты мать и сестру! Займусь ремеслом, сумею разбогатеть!
Сейчас воин не помнил о том, что не знает мастерства, и множество велерианцев разоряют огромные поборы. Хмельной Гернил мечтал о счастливой жизни, симпатичной умелой жене, пусть дети весело носятся по дому, раз в нём есть достаток.
Вокруг удивительно яркие краски, а вино настолько вкусное, что его хочется пить ещё и ещё.
Победители заполонили столицу, пока её король шагал во тьме подземного хода, уже в который раз. Впереди с факелом Ратвин, на руках Дийсан, сзади Дайнис и молодой целитель, который чудом нашёлся во дворце.
Двигаясь по тоннелю, Айрик представлял, как его накрывает гора земли, чёрные комья и камни превращают живое тело в кровавые ошмётки, чтобы о нём не осталось даже позорной памяти. Мрачные фантазии приносили королю облегчение. "Его успела засыпать гора земли. Душа превратилась в кровавые обрывки, что не могут вернуться к человеческой жизни.
Дважды Предатель! Человек, что предал два раза в одно мгновение! Один раз Дийсан! Другой, Алкарин! Дийсан, раз она на пороге смерти, Алкарин, раз сам остался в живых. Как я посмел покинуть вал?!"
Айрик пожалел, что вышел на свет, когда подземный ход закончился. Солнечные лучи резали усталые глаза.
"Самое правильное, что он должен сделать, это броситься грудью на королевский меч. Только упасть на клинок невозможно, пока на его руках с трудом дышит Дийсан, она стонет и зовёт его в бреду. Запоздалая смерть не освобождает от позора, и не может человек с душой нищего умереть, как правитель." Сорняки, они живучие. Трущобные колючки вырастали на каменной мостовой и в куче отбросов."
До самого вечера углублялись в лес, ночью искали ручей с чистой водой, чтобы тщательно промыть рану менестреля. Несмотря на опасность, придётся развести костёр, чтобы чистую воду согреть. Положив Дийсан на землю, Айрик принялся собирать ветки.
"Предаваться горьким мыслям некогда. Нужно придумать, как нагреть воды, когда костёр загорится."
Из дворца король не взял с собой ничего, кроме меча и нескольких кошелей с золотом, они почему-то попались ему на глаза. Хорошо, что у молодого целителя нашлись фляжка и остатки целебных мазей. Клифор Дарлиг обладал Алар, только сила почти не помогает при излечении раны, нанесённой обычным клинком, дар только даёт увидеть как чувствует себя тело, и улучшает свойства лекарств при их приготовлении. Для излечения менестреля нужно крепкое вино и несколько трав для мази, о чём Клифор и сообщил королю.
Собрав достаточно веток, Ратвин и Айрик развели небольшой костёр. Над огнём целитель подвесил фляжку. Рядом Дийсан металась в бреду.
"Я должен её спасти! Должен принести всё, что для этого нужно!"
В голове рождался план, пока не совсем ясный. Но успевший потребовать немедленных действий. Вооружившись горящей веткой, король принялся выискивать некоторые растения и корни.
"Они непременно встретятся в здешних местах. В Велериане такие растения стоили недорого, значит, их легко найти, а леса наших стран похожи."
Через некоторое время Айрик сумел обнаружить несколько нужных корней и листьев. Он истолок и перемешал их в маленькой склянке, взятой у лекаря.
"Если бы у меня было зеркало,- возникло минутное сожаление. -
Но раз его нет, значит, обойдусь так."
В свете костра правитель нанёс получившуюся массу на лицо. Когда он повернулся к остальным, они увидели уродливый шрам. Он наискось пересёк левую щёку. Даже левый глаз от него казался немного косым. Попросив у Клифора кусок полотна, правитель сделал повязку на правый. Теперь все увидят только шрам и повязку, а на остальное смотреть не будут. Сняв с головы воинский ремешок, Айрик распустил волосы. Надев походный плащ, он приказал другу проводить себя до какой-нибудь тропинки. Длинный плащ и скромная одежда не должны выдать знатного происхождения.
Король превратился в разбойника с большой дороги, головореза, что награбил уйму золота. Теперь ему нужно разменять добытые деньги на медь.
Айрик и Ратвин пробирались среди тёмных кустов и деревьев при свете луны, благо она стояла высоко. В который раз король мимолётно удивился способности друга отыскивать путь среди кустов и веток. Для него самого лес до сих пор был очень красивым и таинственным незнакомцем.
"Хорошо бы остаться здесь. Вокруг шевелится жизнь, и погибшей до срока душе легко раствориться в ней."
- Жди меня до завтрашнего вечера, – приказал Айрик, когда они нашли тропу.
– Если я не приду в назначенный срок, можешь возвращаться к остальным. Тогда попытайтесь спасти Дийсан сами. В любом случае отправляйтесь в Дайрингар, и смело говорите другим, меня больше нет.
- Айрик, ты возвращайся! Мы никак не сможем уйти в горный край без тебя!
Ратвин укрылся в ночи. Король зашагал вперёд. Серебристый свет луны, странные тени на дороге, непонятные шорохи в деревьях – всё казалось нездешним.
"Если бы он тоже очутился не здесь. Можно идти вечным скитальцем, не чувствуя боли, не зная цели, под светом серебристой луны, или носиться призраком над великим простором, только бы день для него не настал. Солнце всегда освещает пыльные углы. Луна милосердней. Она привыкла прикрывать тёмные дела."
Дорога закончилась, Айрик вошёл в небольшой городок, где без труда отыскал бедные кварталы и аптекаря, готового обслужить кого угодно. Юркий старичок с бегающими глазками легко догадался, перед ним стоит разбойник.
- Сейчас, господин. А как же, у меня всё есть, – быстро говорил он, суетясь.
- Смотри, если твои снадобья ни к теневому, то тогда, – Айрик закончил грозную речь жестом, что не оставил аптекарю сомнений в том, какой будет его участь, если мази не окажут хорошего действия.
Спрятав склянки в кожаный мешочек, купленный у того же старичка, король отправился искать таверну, чтобы раздобыть крепкого вина.
Толстый хозяин заведения в засаленном одеянии долго косился на посетителя мутными глазками и разговаривал приторным голосом. Купив у него вино, Айрик ещё разменял золото на медяки, догадавшись, разбойники частые гости дешёвого места.
"Медные деньги нам пригодятся, понадобится и старая одежда и много всего прочего, но это если Дийсан выживет, а если умрёт?!" - Айрику страшно такое представить. - "Как можно жить без неё?! Но сердце нищего добровольно не остановится, даже если весь мир вокруг рухнет, и он останется один в ледяном крае."
После снова была дорога, теперь под солнечными лучами, душа говорила:
" Быстрей! Иди же скорей! Сейчас для тебя не успеть невозможно!"
Крадущиеся шаги стали стремительными, Айрик чуть не пропустил место, где его ждал Ратвин. Хотя, и медленный король мог бы его не обнаружить, овраги и деревья вечно его запутывали. Друг вышел на встречу сам. Они углубились в лес.
Над Алкарином стояла ночь. Саен плотно заперла дверь на все засовы, придвинула тяжёлую мебель и всё равно девушку колотила дрожь, очень громко стучали зубы. Сегодня люди разбежались из лазарета, едва пал дворцовый вал и страшная весть разнеслась по городу. Некоторые унесли к себе раненых. Саен никого не унесла, она спасалась сама. Не чуя ног под собой, девушка бежала, боясь, что её вот-вот настигнут и схватят чьи-то безжалостные руки, тогда всё закончится.
Теперь Саен закрылась от жестокого мира, почти не надеясь, что он не постучится в дверь, или просто выломает её, мир с лицом пьяного вражеского воина.
"Почему моя дрожь отказывается униматься? Не хочется ничего, ни есть, ни пить."
На постели лежала мать с отсутствующим взглядом. Отец не возвратился со стены, прачка такая уже второй день. Простое сердце никак не может понять того, что она стала вдовой. В их с Риа комнате сестра схватилась за огромное копьё, откуда она его приволокла?
" Если бы знать, на что она надеется, отчаянно им размахивая?"
Рука Саен потянулась к заветному шарику на груди. Девушка поняла, что вот сейчас пора, другого шанса спастись от мира не будет. "Раньше он был цветным, а сейчас стал холодным и серым, от него нужно бежать."
Только рука не решилась взять яд. Зубы не могли его разжевать, горло проглотить. Липкий ужас, накрыв тело волной, подавил остальные чувства.
"Лучше холодный серый мир, чем то, что откроется за той дверью!" На глазах выступили слёзы, она ненавидела глупую слабость.Вдруг первый удар обрушился на дверь. Девушка услышала пьяные крики и хохот. Дверь потряс второй удар, наверное, чем-то тяжёлым. От третьего удара сотряслась мебель, что нагромоздила Саен. Девушка побежала в комнату к сестре. Она бы спряталась под кровать, если бы могла там поместиться, нашла бы самый тёмный уголок, но есть только Риа и её копьё.
Удары продолжались, мебель обрушилась, дверь упала. В дом ворвались несколько пьяных воинов. Почти не глядя, они раздели некрасивую женщину на кровати, она не сопротивлялась, покорившись судьбе, а просто закрыла глаза.
Война есть война, поражение есть поражение.
Только в голове прачки не было таких мыслей, а было верное чувство, что поможет остаться в живых. Когда воины совершат страшное дело, она будет разбитой, но жизнь продолжится, как закон природы.
Трое крепких велерианцев ворвались в комнату к девушкам, от них пахло вином и потом, лица у победителей красные, глаза блестят. Саен отчаянно закричала. Страшный крик заставил одного из вражеских воинов, внезапно протрезвев, нечаянно встретиться с полными ужаса глазами жертвы, но другой велерианец грубо схватил девушку, разорвал платье. Давно накопившийся ужас сковал Саен словно прочная цепь, не давал ни двинуться с места, ни вдохнуть.
В этот самый миг, Риа отчаянным броском воткнула нелепое копьё в спину обидчика сестры.
- Саен, глупая маленькая девчонка!
Когда-то в детстве Риа любила смешить сестру. Она поднимала её высоко-высоко, чтобы та смотрела вокруг большими любопытными глазёнками. Это потом Саен стала умней, начала считать сестру грубой и глупой, а Риа стала думать о ней как о неженке и задаваке. Но сейчас она снова её маленькая Саен!
В одно мгновение всколыхнувшиеся в душе чувства, заставили копьё совершить стремительное движение.
Пронзённый насквозь воин захрипел и упал ничком. Его соратник, ослеплённый ненавистью, с нечленораздельной бранью ударил Риа мечом в живот. Поражённый глазами Саен велерианец окончательно пришёл в себя. Подчинившись внезапному порыву, он схватил алкаринку за руку, спрятал за спину. Ударивший Риа воин надвинулся на приятеля, его глаза налиты кровью и злобой.
- Остынь, она моя, – произнёс велерианец. Рука девушки дрожала в его руке, по лицу катились слёзы. Саен услышала стон Риа.
"В живот это так больно!"
- Отдай мне эту дуру, Гернил, не держи её!
Звучал хриплый голос.
- Она моя. Гвир мой приятель, а не твой, она должна достаться мне.
Гернил наставил меч на другого велерианца. Тот тоже пошёл на него с клинком. Рука жертвы освободилась. Воины дрались между собой. Утратив страх, Саен подобралась к сестре. Звон мечей и стон – всё смешалось в голове в единый гул. Сердце застыло. Лицо Риа белое, она стонет, почти не понимая, что с ней случилось. Весёлая и здоровая девушка никогда не знала, что значит сильная боль, что бывает так страшно.
- Подожди, сейчас тебе полегчает, – прошептала Саен, достав заветный шарик. – Когда всё закончится, тебе не будет больно.
Разжав сестре зубы, Саен вложила шарик ей в рот, заставила проглотить.
Секунда. И страдание исчезло с лица Риа, глаза закатились.
"Аптекарь не обманул."
Мелькнула до странности пустая мысль.
Один велерианец лежал без чувств на полу. Гернил снова взял Саен за руку. В огромных глазах больше нет ужаса, его заменило горе. Воину было странно понимать, что из-за незнакомой алкаринки он ударил по голове своего соратника, а тот мог убить его. Воин вывел алкаринку из дома, повёл её по ночной улице.
"Куда делся страх? Сейчас мне было бы легко самой напасть на вражеского воина, чтобы он зарубил меня мечом или принять второй шарик, если бы он оказался в руках, но зачем?"
У Саен не осталось сил, ноги подкосились, мир поплыл перед глазами. Девушка безвольно обвисла на руках Гернила. Он занёс её в первый попавшийся дом, уложил на постель. Хмеля в голове как не бывало, теперь трещит затылок, да слегка дрожат руки. И вспомнился воину огромный бык с налитыми кровью глазами. Бешеный бугай норовил забодать всех, кто попадался на его пути.
"Мы все такие же быки, стадо взбесившихся быков. И Я... Я сам - бешеный бык."
Гернил хлопал Саен по щекам, расстегнул ворот платья.
"Жалко, у меня нет той вонючей жидкости, какая помогает при обмороке знатным леди."
Девушка лежала на постели слишком хрупкая и беззащитная, чтобы её обидеть.
Наконец, Саен открыла глаза. Но ей сразу захотелось опять их закрыть. За окнами кричали пьяные, но ужас не возвращался. Над ней лицо воина, круглое, ненавистное.
- Скажи? Если я выцарапаю тебе глаза или отрежу что-нибудь нужное, ты тоже будешь смотреть на меня с такой жалостью?
- Выходит, тебе так хочется, чтобы мне стало плохо?
- Ответь? Разве не за что? Но нет, ты прав, я всегда была слабая, бессильная и осталась, у меня даже ненависть не горит, а тлеет. Это Риа была сильная, настоящая.
Девушке показалось, она сейчас заплачет, только слёзы почему-то не появились.
– Я должна вернуться домой, похоронить сестру, а если ты меня не пустишь, я точно на тебя нападу.
- Я тебя пущу, и сам пойду с тобой, только лучше подождать до утра, тогда всё успокоится.
Саен промолчала.
"Скрипучая кровать совсем неудобная. Комната чужая, слишком богатая для меня. Я думаю о разных вещах, а Риа умерла, она лежит там одна в холодной комнате. Это я убила сестру собственным страхом, собственной слабостью, совсем не шариком.
В незнакомый дом тоже стучались пьяные воины, кричали, чтобы их пустили.
- Занято, – громко отвечал Гернил. – Дайте человеку позабавиться.
Враги уходили с понимающими смешками. Саен слышала громкие разговоры сквозь пелену тумана. Перед её глазами стояла Риа. Сестра улыбалась белозубой улыбкой, она проткнула копьём воина и упала на пол. Девушка хотела, чтобы сестра ушла, но она всё равно была рядом. Только наступление утра принесло облегчение.
- Пора, если хочешь со мной идти, – безжизненно произнесла Саен, увидев день за окном.
"Её глаза - серый пепел. Это мы их в него превратили."
Гернил молча встал. Он вывел Саен из дома. Они шли по улице, велерианский воин и алкаринская девушка, держась за руки, боясь друг друга. Вокруг выбитые окна, слетевшие с петель двери, то и дело попадаются группки воинов, мающихся похмельем. Вместе с головной болью и кружащимся миром к ним пришло непонятное разочарование, точно они дети, что со злостью разбили красивую игрушку, толком не успев ею натешиться. Алкарин - богатый, недоступный, мечта сотни поколений. Он должен заплатить за предательство, должен пасть к ногам обманутых союзников за то, что не слышал их слёз и стонов. Мечта сбылась. Королевство предателей пало, оно начало платить, но нет в том никакой радости!
Гернил тоже чувствовал разочарование и обиду, видя разбитый город.
"Всё лучшее уволокли полутеневые, даже лордам почти ничего не достанется. Прекрасные замки бессмертных станут ещё прекрасней, а простым воинам остались объедки с чужого стола. Только ими, как известно, нельзя насытиться, и принимать подаяния всегда обидно и горько.
- Гер, дружище, вот и ты!
Услышал воин удивлённый голос.
– Ничего девчонка, только больно мрачная, а мне бы хоть каплю вина, голова трещит, пойдём, поищем вместе.
- Иди, мне сейчас некогда, может, я потом к вам приду.
Уже несколько минут Гернила мучило желание напиться или просто очень крепко заснуть.
"Вчера была весёлая ночь победы, она прощала и разрешала всё, только совесть всегда просыпается."
В лабиринте городских улиц Саен, наконец, отыскала нужный дом. Неуклюжий, мрачноватый и почти такой же бедный, как их изба в деревне. Покойница так же лежала на полу, рядом с ней сидела женщина с серым лицом, она всё время качалась.
- Мама, я здесь, – произнесла Саен.
Женщина продолжала молчать и качаться.
Сначала муж, теперь дочь.
Девушка больше не говорила. Осторожно взяв мать за руку, она отвела её к постели и бережно уложила в неё.
Осмотрев дом, Саен поняла, что из него всё вынесли, не осталось посуды, одежды, серебряного знака Создателя, им очень гордился отец. Нет розового платья Риа с чудовищным количеством оборок и кружев. Сестра его любила, а Саен ненавидела. На свидания к Дорку прачка бегала в нём. Не осталось любимых туфель сестры.
Выйдя во двор, девушка отыскала лопатку, какой мать вскапывала грядки, правда на них мало что росло. Прачка никогда не была удачливой огородницей.
"Создатель, я же совсем не умею копать."
Всю свою жизнь Саен упорно избегала огородных дел. Положив лопатку возле крыльца, девушка вернулась в дом.
- Давай помогу, – коротко сказал Гернил, поднявшись с табурета. – Я сам понесу.
Воин и алкаринка вышли во двор. Встав с постели, за ними неуверенной походкой двинулась прачка. В пустом дворе даже нет красивого места для могилы, вот разве под чахлым деревом.
Подойдя к засыхающей груше, Саен остановилась. Взяв лопатку, она принялась неумело ковырять землю. Увидев слабые попытки девушки вырыть могилу, Гернил положил покойницу на траву и отнял у Саен инструмент. Велерианец копал сноровисто.
Вот так же зарывают умерших в их деревне, крестьяне не знают погребальных костров, что возводят для погибших воинов и лордов. Мертвецы должны уходить в землю, потому что она кормит. Гернил налегал на лопатку, совсем не приспособленную для такой работы. Когда яма была готова, в неё опустили тело покойницы, сестра прикрыла лицо Риа платком. Никто ничего не сказал. В тишине воин быстро забросал могилу землёй. Когда над Риа вырос могильный холмик, Саен взяла мать за руку и увела её в комнату. Девушка не знала, что делать дальше в голом доме, где не осталось ни вещей, ни пищи.
- Да и зачем ей куда-то стремиться? Одна тяжёлая усталость, да бессвязные мысли в голове – вот всё, что ей осталось.
Только Гернил хотел есть. Привычное зрелище смерти не отнимает аппетит у воина, поэтому он пошёл за едой, надеясь, что алкаринка никуда не исчезнет во время его отсутствия. Воин купил у полупьяного наёмника большой кусок окорока и буханку хлеба, очевидно украденные в одной из лавок. Пусть так, Гернила мало интересовало происхождение продуктов, ни спорить, ни драться он не хотел.
Возвратившись, Гернил застал Саен такой же, как от неё ушёл. Девушка сидела на табурете, положив голову на руки. Она не хотела ложиться в огромную постель в их с сестрой комнате.
"В ней никогда больше не будет горячего тела Риа. Раньше оно мне так мешало..."
- Ты хочешь есть?
Коротко спросил велерианец.
- Нет, не хочу.
Девушка никогда не ела много, а тем более сейчас.
"Чего же мне хочется? Бежать из дома? Или заснуть? Почему чувства умерли? Хорошо, что мать притихла, кажется, она задремала." Если бы она сама тоже могла заснуть, лёжа в огромной постели.
- Пойди наверх, – приказал Гернил, поев. – Тебе надо отдохнуть.
- Я не хочу, я боюсь.
- Тогда пойдём отсюда, поищем другой дом.
- Я не могу оставить мать, ты же видишь, какая она.
Воин тяжело вздохнул. Решительно взяв Саен за руку, он отвёл её в комнату.
- Ложись, – сказал он сам устроившись на полу.
Теперь, когда вражеский воин сопел рядом, Саен было не так страшно. Она сначала покорно легла, а потом и заснула.
Глубокой ночью, когда Саен спала крепким сном, а Гернил ворочался на полу то задрёмывая, то просыпаясь, прачка встала с постели. Она снова держала на руках младшую дочку. Смешная, полненькая Риа цеплялась за её юбку. Прачка брала девочек с собой на речку стирать. Вечером она возвратится домой, где её будет ждать муж, конечно, он доделал неуклюжий стол, супруги продадут его какому-нибудь бедняку. Прачка ушла в ночь, больше не помня ни поражения Алкарина, ни своей беды. Разум, помутившись, оставил её навсегда. Никто не знает, сколько будет она скитаться так, питаясь подаяниями прохожих. Сердобольные люди издавна жалеют безумных. Только путь женской скорби закончился, сменившись счастливым неведением. Прачка улыбалась, рядом заливисто смеялась Риа, а Саен лепетала что-то бессвязное.
Утром взрослая Саен обнаружила, что мать пропала. Она сама не знала, чего испытала больше - горя или облегчения. Девушка любила и жалела мать, но не представляла, как с ней быть. Она не знала и как позаботиться о себе.
Встав с постели, девушка на секунду застыла посреди комнаты, ей почудилось, что за дверью слышны шаги Риа, вдруг прозвучал её грубый голос.
Вот сейчас сестра войдёт и скажет что-нибудь гадкое.
Саен закричала, чувства вернулись все разом: боль, страх, отчаяние. Тело девушки сотряслось от рыданий. Распахнув двери, она выбежала из дома.
- Эти голые стены! Они же совсем пустые и страшные! Они раздавят меня! Прочь, прочь отсюда!
Устремившись вслед за Саен, Гернил дождался, пока она остановится.
- Я не вернусь, я не хочу там жить! Там так пусто, так страшно.
- Да, мы найдём другое место, в городе полно домов.
Гернил увлёк Саен за собой. В его сердце глубоко запали её серые глаза, то большие от ужаса, то плачущие. Её хрупкая фигурка, похожая на фарфор королевского дворца.
" Увидеть бы, как алкаринка смеётся, как блестит её взгляд, может я и сумею когда-нибудь её развеселить? Только как же так! Её смех вдруг стал самой главной мечтой на свете!"
Опомнившись, Саен отстранилась от Гернила. Вдвоём они шли по утренней улице, поблекшей и разгромленной. Спешили навстречу новому дню и неизвестности. Три дня на разграбление города, но возможно ли ему пережить три страшных дня? Надежда одна: рано или поздно три победные дня закончатся.
***
В небольшом шалаше, что на скорую руку сплёл Ратвин, на подстилке из веток лежала Дийсан. Она бредила. В разуме звучала страшная, дикая мелодия. Арфа играла её шиворот-навыворот. Чудовищные звуки пронзали голову насквозь. Есть в них что-то заунывное, тоскливое, грозное. Оно заползло на грудь и её сжимает.
"Откуда взялся странный мотив? Нужно спросить, как называются инструменты? Маленькие. Они так кричат! Что сердце болит, дышать трудно! Айрик! Сильный! Удержит! Он не даст уйти!"
В минуты просветления Дийсан ощущала, единственный находится рядом.
- Дий, терпи, давай, потихоньку. Немножко осталось, два три дня, наверное. Гной вытечет, жар пройдёт, тебе полегчает. Не сдавайся моя хорошая! Я вижу, ты можешь! Если бы целитель сказал мне, что нет, я бы сумел тебя отпустить, чтобы боль ушла. Но надежда есть! Верю, мы справимся!
Правитель не давал барду сползать с возвышения из веток вниз, срывать тугой холст на груди. Когда наступало затишье, протирал лицо и руки холодным отваром. Целитель открывал рану, выдавливал гной, накладывал новую повязку. Айрик крепко держал Дийсан, слыша крик, бессвязное пение.
"Создатель, если бы она пришла в себя. А то, как двухлетний малыш или больной котёнок, не понимает зачем её мучают."
Он побледнел, по лбу катился пот, руки дрожали. Когда менестрель, притихнув, уснула, король вышел из шалаша. Он решился прибегнуть к крайнему средству.
- Да, обычно Творец не выполняет желания нищих, - говорил ему в детстве глубокий старик, смешивая состав для нарыва на щёку.
- Но есть один способ, когда Он выслушает и самого отъявленного разбойника. Только средство то опасное, мало кто к нему прибегнуть решается. Потому как Создатель за помощь цену высокую может взять. Конечно, если душе есть, чем за неё заплатить. Закон суров: сильному - плата испытание, слабому - чудо и милосердие."
Правитель припомнил случайный разговор и сам способ. Палочка ольхи, палочка рябины, лист дерева, чьё название позабылось. Жёлтый цветок, что растёт на полянах, длинные стебли гальника, сухой сорис, - целительная трава и его собственная кровь. Собрав небольшой костёр из трав, Айрик его поджёг. Он разрезал запястье, чтобы алая струя потекла в красноватый огонь.
- Создатель! Прошу! Прекрати это! Верни её! Не отнимай так! Не дай моей жизни продолжиться ценой её судьбы! За меня без того погибли целительница и принц. Как я детям в глаза взгляну?! Когда приду в Дайрингар. Перед другими как оправдаюсь?! Предатель здесь я, а мучается она. Умоляю! Останови страдание! Возьми меня если надо, вот прямо сейчас забери! Творец, я не могу больше! Дай ей жизни, Создатель! Умоляю тебя!
Горло перехватило. Айрику казалось, он может упасть. Рыдание вырвалось из груди, короткое, глухое. Он склонился лицом к костру.
" Слёзы текут в огонь. Вот она главная жертва, бери! Моя кровь ничего не стоит, я не страшусь её проливать. Прими все до одной! Может и сердце вытечет, остановится, а Дий останется жить."
Костёр догорел. Поднявшись, король пошёл обратно в шалаш.
- Айрик, – услышал он слабый голос, как только шагнул под полог из ветвей. Проснувшись, Дийсан ощутила, король куда-то исчез.
- Я рядом. Я возвратился.
Он поправил подстилку, взяв у целителя отвар, положил прохладную ткань ей на лоб.
Она опять что-то бессвязно забормотала, погрузившись в бред, раненая горела огнём. Склонившись над ней, целитель размотал повязку, из раны тонкой струйкой потёк гной. Расширив её края, Клифор, вставив в рану смоченную вином полую палочку, принялся выдавливать содержимое. Оно неприятно пахло. Страшное повторилось, Дийсан казалось, это мачеха разрывает ей грудь.
Через некоторое время жар спал, румяное лицо посерело, под глазами обозначились круги, вокруг рта пролегли морщины. Бред сменился глубоким сном, дыхание стало тихим и ровным.
Наступала ночь. С охоты вернулся Ратвин. Смастерив себе огромный лук, воин стрелял птиц.
Ощипав тушки, Дайнис зажарила их на костре. Даже почувствовав аромат жаркого, король продолжал сидеть у подстилки барда, друг принёс его долю прямо в шалаш. Ночные часы проходили, Дийсан спала, Айрик вслушивался в её дыхание. К утру оно стало совсем тихим.
" Смерть забирает раненых на рассвете, раз уходит бред, оставляют последние силы. Дий, я с тобой, даже если это конец. Моя рука будет рядом в последний миг, моё сердце тебя поддержит."
Солнце поднялось над шалашом, тёплые лучи проникли сквозь сплетение ветвей. Раненая продолжала дышать.
Дыхание стало громче и ровней, чем раньше, жар не вернулся.
В полдень, осмотрев грудь Дийсан, целитель увидел, гноя больше нет, опухоль немного спала. Со вздохом облегчения Клифор вытер пот с лица.
- Кажется, она будет жить, – выдохнул он.
Услышав долгожданные слова, Айрик лёг на землю возле подстилки менестреля и заснул, не отпустив любимой руки. Едва открыв глаза, он понял, бард не бредит, она мирно спит.
Король улыбнулся светло и радостно, сердце вернулось на место.
- Нам нужен котёл для отварной птицы, – протянул Клифор, разговаривая сам с собой. Я так мало надеялся, что раненая начнёт выздоравливать, и о нём не подумал.
Услышав целителя, Айрик поднялся. Достав из-за пояса кошель с медяками, он протянул его Ратвину, вернувшемуся с удачной охоты. Воин добыл кролика и двух фазанов.
- Возьми монеты и достань в окрестных деревнях котёл. Говори, что у нас раненый, но не сообщай, кто мы. Мне нечем перекрасить твою солому, потом я обязательно это сделаю, но сейчас прояви осторожность, обращайся только туда, где нет велерианцев.
- Я всё понимаю, и буду начеку. Надеюсь, я сумею выглядеть по-крестьянски, особенно если широко улыбнусь.
Ратвин углубился в лес. Айрик вышел из шалаша вслед за ним, у короля было важное дело.
"Второй костёр должен быть больше, красивее! Это огонь благодарности!"
Снова правитель собирал травы и ветви. Сегодня он добавил к ним широкие листья синих цветов, что растут по берегам ручьёв и рек.
"Дий очень любит их запах."
Костёр загорелся, яркий, ровный. Айрику казалось, в огне сгорают все прежние печали, сердце наполняется благодарностью, чистой, словно прекрасная сталь, какую можно закалить в кузнице.
- Спасибо тебе, Создатель! Я не имел права ничего просить, но ты меня услышал! Ты дал мне больше, чем я заслужил! Спасибо тебе за неё! Если за милосердие судьбы нужна цена, в назначенный день я её заплачу, какой бы она не оказалась.
Когда костёр догорел, Айрик, вернувшись в шалаш, сел возле барда. Её кожа оставалась такой же серой, никуда не исчезли круги вокруг глаз и морщины у рта, но дыхание было ровным и сильным, как дыхание выздоравливающего человека.
– Спи, Дий, набирайся сил. Завтра будет новый день, и благодаря Творцу мы встретим его вместе и, может быть, родится новая надежда.
Менестрель не проснулась и вечером, когда Ратвин принёс котёл, совсем старый и помятый. Он купил его у двоих пастухов, что ушли далеко от деревни.
- Везде полно велерианцев, слетелось вороньё на пир. Ума не приложу, как мы выберемся из здешней глуши в Дайрингар.
В задумчивости слушая друга, Айрик спросил себя, что будет с ними дальше.
"Теперь всё разрушено, сражаться больше не за что. Остаётся только понемногу умирать. Наверное, я поступил глупо, выбрав за себя и Дий постепенную гибель. Но как я мог дать замолчать её песне?! Я никак не мог увидеть её мёртвой, когда сам стоял живым! Пока светит солнце, всегда остаётся надежда, вот только на что?"
Король грустно улыбнулся. Сидя возле раненой, он не видел, как Дайнис кладёт ощипанную и выпотрошенную птицу в котёл, как наливает воды и вешает посудину над огнём. Зато хорошо почувствовал, запах варёного мяса, который проник в шалаш.
- Утром Дайнис зажарила нам завтрак, – заговорил друг увидев, что Айрик забеспокоился. - Сейчас я схожу за ним.
Впервые за последние дни король поел с аппетитом. Оказывается, он очень проголодался.
Дийсан проснулась на рассвете. Ей очень хотелось пить. Рана в груди отзывалась тупой болью, что усиливалась при глубоком дыхании. Вокруг пахло деревом и землёй, где-то рядом пели птицы, а главное - она могла чувствовать надёжную руку Айрика. Менестрель слегка сжала жёсткую ладонь.
Родные пальцы утешали её в бреду, они и детские голоса не дали ей окончательно уйти в дикую какофонию. Теперь она стала смутной, но всё же оставила в памяти отпечаток потустороннего страха.
"Неужели я очнулась?"
Спросила у себя раненая.
– Где я? Кто здесь находится?
Слабо произнесла она вслух.
Айрик сразу проснулся от долгожданного звука.
- Здесь я, Ратвин и Дайнис, мы в шалаше в лесу.
- Наш Алкарин пал, а мне очень хочется пить, – менестрель улыбнулась бессвязности собственных слов.
Король подал ей флягу с водой из ручья, приготовленной специально для этого. Прохладная влага смочила губы и горло, потекла внутрь, только глотание вызвало порыв кашля.
"Неужели он никогда не пройдёт?
Откашлявшись, подумала бард – Но даже если так будет, жизнь всё равно продолжается. Создатель, я не погибла! И всё-таки очнулась! Хотя уже потеряла надежду. Айрик тоже живой, он остался со мной рядом. Наверное, у счастья не бывает предела, оно огромно, как шумный лес, что вечно шелестит над нами листвой. Вышину леса и счастье нельзя измерить."
Раненая прилегла обратно на подстилку. Теперь пришёл голод.
- Мне хочется есть.
Дийсан удивилась возвращению аппетита.
Услышав госпожу, Дайнис принесла волокна птичьего мяса и бульон, разогретый над костром прямо в котелке. Телохранительница держала его навесу, пока менестрель ела. Ароматная жидкость и мясо моментально исчезли. Поев, бард скоро заснула, потратив на еду и питьё много сил.
Услышав мерное дыхание, Айрик вышел из шалаша.
"Теперь, когда можно не бояться за Дий, надо подумать о будущем, нужно собрать трав и корней в лесу, а недостающие ингредиенты отыскать в городе. Мы слишком приметная компания, чтобы дойти в Дайрингар с собственной внешностью."
Правитель не сомневался, Вирангат его ищет. Пока жив проигравший король, победа над страной не будет такой полной, как хотелось бы врагам.
Собирая разные травы, измельчая листья и стебли, перетирая корни, Айрик не думал ни о чём. Кропотливая работа приносила умиротворение.
"Как я раньше её не ценил, мечтал заниматься чем-то другим. Король и кузнец, возвратившийся к ремеслу нищего. Такое встретишь нечасто."-
в глазах Айрика мелькнула насмешка. Пока он занимался травами и корнями, Ратвин охотился в густых зарослях. Дайнис упражнялась в воинском искусстве на небольшой поляне и время от времени заглядывала к госпоже, проверяя, не проснулась ли та.
Наложив раненой повязки, и напоив её отваром из собранных по близости трав, Клифор пополнял их запасы. После падения Алкарина ему предстояло искать себе место под солнцем. Целитель ещё не решил, отправится ли он в Дайрингар или останется в разорённом королевстве. Сейчас главная его забота - раненая женщина, её непременно нужно выходить. Она фаворитка короля и сильная Аларъян. Клифор вполне отдавал себе отчёт: простую крестьянку или горожанку он не стал бы лечить настолько упорно.
"Разве боялся бы он так сильно не спасти раненую, если бы она значила для Алкарина меньше, чем это есть на самом деле? Сколько же молитв Создателю я должен произнести, чтобы очиститься от дурных помыслов? Разве для целителя достойно выбирать больных?"
Говорят, осознание поступка есть первый шаг к его исправлению, значит, Клифор Дарлег его совершил.
Вечером, закончив дела, все собрались в шалаше. К этому времени Дийсан снова проснулась. Она чувствовала слабость, ноющую боль в груди и зверский аппетит. Впервые за долгие годы барду совсем не хотелось петь. У неё не было сил на звуки. Да ещё мешал кашель.
" Что теперь будет с моей грудью и горлом? Вернётся ли голос? Смогу ли я петь?"
Такие вопросы вызывали смутный страх, но менестрель загоняла его в дальние уголки души.
Когда Дайнис принесла котёл с варёной птицей, раненая съела её с удовольствием. Сегодня телохранительница добавила к пище несколько кореньев и листов. Нехитрые приправы отыскал в лесу Ратвин. Они сделали блюдо намного ароматней.
Закончив ужин, все легли спать. После трудного дня людям хорошо отдыхалось.
Утром опять начались дела.
Дийсан поправлялась медленно, но верно. Сначала она спала, пила и ела, почти не думая ни о чём. Через несколько дней раненая начала садиться на подстилке и понемногу пробовать петь, но голос по-прежнему срывался.
- Подожди, ты ещё не совсем поправилась. Когда пройдёт кашель, голос твой восстановится, – утешал барда целитель. Дийсан ждала этого с нетерпением. Она начала вставать, ходить, держась за стены, несколько раз чуть не упав. Когда кашель начал проходить, голос постепенно укрепился. Менестрель ему очень радовалась. Наконец, настал день, когда она решилась выбраться за стену шалаша.
Взяв трость, женщина шагнула за навес из ветвей и полной грудью вдохнула лесной воздух, насыщенный сыростью и терпкими ароматами. От глубокого вдоха в горле запершило, только Дийсан не обратила внимания на неприятное ощущение, раз её окружил мир самых любимых на свете звуков.
"Творец! Спасибо тебе за всё! Спасибо, что я жива! Как же это замечательно – жить!"
Женское сердце стремилось вперёд, в Дайрингар, к детям. Она очень соскучилась по их теплу. "Теперь дар малышей, конечно, раскрылся сильней, начал просыпаться. Настанет миг, когда маленькие ручонки окажутся в её руках. Тогда придёт чудесная минута, но как до неё далеко..." Задумавшись о долгом пути, бард всё равно улыбалась счастью, что ей предстоит.
Возвращавшийся из города Айрик увидел её такой, задумчивой и улыбающейся. Дийсан была прекрасна: бледная кожа, после ранения ещё не обрела прежний цвет, огромные зелёные глаза, сейчас удивительно яркие, волосы в лёгком беспорядке. Если бы король обладал талантом художника, то нарисовал бы её такой. Восхищённый он замер.
- Айрик, ты пришёл?
Менестрель услышала, как хрустнули ветки.
– Конечно же, это ты!
Став иглой, бард уловила стальное тепло, которое приближалось к ней.
– Ты, как большая кузница, даже не знаю, где она в тебе помещается? Наверное, она растягивается в длину.
Айрик засмеялся.
- Да нет, кузница помещается у меня в животе, я думаю там горячо, и как раз пустое пространство имеется.
Любимые руки обняли Дийсан. Обхватив короля за шею, она приблизила к себе его лицо. От Айрика терпко пахло травами, совсем не его запах.
- Ой, ты, кажется, превращаешься в лесника или крестьянина вместо кузнечных дел мастера. И когда тебе надоест менять ремёсла?
- А я вот возьму, спрячу тебя и детей в дальней деревне, буду сеять хлеб и работать в кузнице. И жить мы с тобой будем долго, и Вирангат нас никакой не настигнет.
- А что, я не против, я с детства дружила с крестьянами, и как они трудиться умею.
Так они и стояли, радуясь лету, жизни, своей любви, пока Ратвин и Дайнис не позвали влюблённых обедать.
Вчера охотник завалил небольшого кабана, так что в шалаше был праздник. Телохранительница запекла мясо в земле, с корнями и травами.
Особенное удовольствие от еды получала Дийсан. Ей только недавно разрешили есть тушёное мясо. Холодная вода из ручья была всем милей пива и вина. Дайнис и Ратвин превратили её в чай из трав. Вкусную еду, шалаш, разговоры у костра каждый мог назвать счастьем. На краткое время они забыли о войне в затерянном уголке мира, где были только лес и ручей, пение птиц и свет звёзд, рассвет, что дарит всем новое рождение. Но каждый понимал, к войне предстоит вернуться.
Поев, менестрель вышла из шалаша. Король устремился за ней. Влюблённые присели на поляне возле ручья на нагретой траве. От солнечного тепла Дийсан начало клонить в дрёму. Ни такая она была ещё сильная, чтобы не спать целый день. Увидев, что у менестреля слипаются глаза, Айрик натаскал веток для подстилки и лёг с ней рядом.
- Иди ко мне, – тихо прошептала женщина, тогда он пришёл.
И мир вернулся на круги своя.
До самого вечера они спали рядом, утомлённые и счастливые, пока их не разбудил холод росы.
Возвратившись в шалаш, Айрик и Дийсан грелись. Ратвин и Дайнис готовили ужин, его составили всё тоже кабанье мясо с кореньями и вода.
Ночью менестрель спокойно спала на подстилке, а король не мог сомкнуть глаз:
"Всё готово к дороге в Дайрингар, составлены краски, куплена одежда. Осталось только отправиться в путь, покинуть гостеприимный лес, снова окунуться в войну и горе."
Если бы не его дети, Айрик вряд ли решился бы идти в горное королевство. Он не знал, что можно сделать после поражения, как обратить его в победу. В душе поселилась глухая тоска от собственной беспомощности.
"Мир идёт к смерти, разве может утешить то, что он сам и Дийсан её не увидят? Анрид, Арверн, Найталь, дальше их внуки, продолжение его крови, они будут умирать медленно и мучительно, спасаясь от тьмы. Если ему суждено дожить свою жизнь, то он её доживёт под светом печального солнца."
Шалаш показался Айрику душным, он вышел под звёзды.
"Какие они огромные, совсем не такие, как в городах! Можно вот так сидеть, ощущая себя мотыльком на теле земли. Она останется жить после их гибели, везде будет два цвета, чёрный и белый, будут теневые с их тоскливым воем, будут чёрные и почти призрачные животные. Страшная картина..."
Наступал рассвет. Король всё сидел, подперев голову руками, погружённый в невесёлые раздумья. Только услышав, как встают остальные, он возвратился в шалаш.
- Завтра мы отправляемся в дорогу, – сказал он спутникам. – Мы бродячие артисты, наши труппы разорились от войны, мы всё потеряли и сбились в кучу. Ты, Ратвин, силач, Дий, ты останешься менестрелем, только не очень хорошим и совсем беспомощным. Я - метатель ножей, а ты, Дайнис та, в кого я их мечу. Вас, Клифор, я хочу спросить, отправитесь ли вы с нами? Если решитесь, можете остаться целителем. Всё равно, вы не очень заметны и прибились к нам из-за нужды.
- Нет, я останусь в Алкарине.
Сколько целитель не спрашивал себя, чем можно искупить нечестивые мысли о разнице между больными, выход был один: остаться в родном королевстве и помогать простым людям.
После завтрака Клифор принялся собирать травы, а все остальные занялись перевоплощением.
Притащив из соседней деревни деревянную лохань, Айрик сделал кожу Ратвина смуглей и перекрасил его в ярко рыжий цвет.
- Такой силач всё равно будет привлекать внимание, так пусть привлекает.
Волосы Дайнис из русых стали чёрными. Кожа наоборот посветлела.
- Никто не станет метать ножи в некрасивую женщину.
Самыми неприятными перемены оказались для Дийсан: её волосы сделались короче и приобрели непонятный мышиный цвет, глаза заплыли гноем.
- Стань беспомощной калекой, семени, – объяснял фаворитке король. – Цепко держись за мою руку, жди пока тебе всё подадут, или когда Дайнис тебя поведёт.
Походка женщины сделалась шаткой и неуверенной, плечи ссутулились, руки стали неловкими.
Себе Айрик сделал уродливый шрам, чтобы он перекосил всю щёку и повязку на глаз.
- Разбойник мечет ножи в красавицу, такое – вполне возможно, и даже выглядит ярче.
К вечеру все устали и улеглись спать в шалаше, даже не подумав, что наступила их последняя ночь в лесу.
Проснувшись утром, люди быстро завтракали остатками ужина. Попрощавшись с остальными Клифор Дарлиг повесил за спину сумку со снадобьями и зашагал своей дорогой. Ратвин разобрал шалаш, Айрик и Дайнис скрыли следы от костра. Скоро в лесу ничего не напоминало, о том, что здесь были люди.
Взяв в руки скромные вещи, алкаринцы зашагали вдаль. Они вышли из леса на дорогу. Впереди силач, он привлекал внимание к нищим артистам, в середине служанка вела менестреля, сзади шёл метатель ножей.
Солнце стало жарким, к полудню по лицам потёк пот. Они шагали по дороге, на вид такие же обездоленные, как и люди вокруг. Вместе с вереницей беженцев и нищих, всех, кого покалечила война, кого она лишила крова. Королю стало больно.
" Это я не сумел помочь! Не смог защитить Алкарин! Да ещё его предал."
Но солнце светило, дорога шла вперёд, и, шагая по ней, Айрик понемногу отрешался от безнадёжности поражения.
На ночь остановились на деревенском постоялом дворе. Ужин артистов состоял из хлеба, сыра и молока. Дийсан ела его, опустив голову, потому что так было надо. Дайнис снова стала холодной. Телохранительница словно превратилась в неприступную женщину, что когда-то ступила на порог госпожи. Поэтому менестрель чувствовала себя неловко, пусть знала, что холод - игра.
- Когда вы покажете нам что-нибудь?
Спросил хозяин таверны, увидев артистов.
- За весёлое представление бесплатный ночлег и ужин отдать не жалко.
- Мы готовы выступить прямо сейчас. Зовите народ и зажигайте факелы, – ответил Айрик.
Вскоре на деревенской площади собрались все жители, вместо факелов они разожгли яркие костры. Кругом стоял радостный гул, его звуки оживили Дийсан.
- Айрик, и как только ты решился выступать?
Спросил Ратвин. Он растерялся. – Мы же совсем ничего не умеем. Вот возьмём и с треском провалимся на смех здешним крестьянам.
- Раз мы артисты, значит должны ими быть! Нищие никогда от монет не откажутся. Гнуть подковы сможешь, больше от тебя ничего не требуется. Поверь, мы не провалимся, всё у нас выйдет, как надо.
Жители деревни сколотили деревянный помост, на него по приказанию короля Ратвин первым и забрался.
- Нам потребуется несколько подков, – крикнул толпе Айрик. - Пара старых кож и,вообще, что-нибудь крепкое и ненужное.
Поняв, какое зрелище их ожидает, крестьяне принесли всё необходимое силачу.
Поднапрягшись, Ратвин гнул подковы, рвал кожи. Крестьяне одобрительно крякали, подбадривали артиста, но не очень им восхищались, крепкие крестьянские парни частенько проделывали то же самое.
Как только Ратвин завершил выступление, его место заняли Айрик и Дайнис. По заказу короля крестьяне откуда-то притащили дверь, её вбили в землю вместо щита. Когда телохранительница прислонилась к ней спиной, по её коже пробежал лёгкий холодок.
Зловещий человек со шрамом со свистом метал ножи. Они ровным кольцом окружали лицо молодой женщины. Разбойник - гибкий, угрожающий, жертва- прекрасная, гордая. От щекочущей нервы картины зрители затаили дыхание. Опасное представление им понравилось.
Наконец, Айрик метнул последний нож. Взяв Дайнис под руку, он помог ей спуститься вниз. Утыканную ножами дверь убрали.
Когда помост освободился, служанка схватила Дийсан за локоть и затащила её наверх. Почувствовав ветер в лицо, менестрель начала петь, она пела несильным, чуть надтреснутым голосом, какой обычно бывает у бродячих артистов. Бард исполняла самые простые весёлые и грустные песни. Крестьяне слушали, то со смехом, то со слезами. Даже этот неяркий голос трогал их за душу. А Дийсан была благодарна судьбе за то, что рана не отняла у неё возможность петь, за то, что чувствует, она может спеть намного лучше, так, как мало кому дано. Рядом с помостом стоит Айрик, его тепло достигает сердца, даже когда она находится так высоко.
Менестрель спустилась вниз только глубокой ночью, вместе с Дайнис она отправилась на постоялый двор, где женщинам пришлось разделить между собой одну узкую постель. Она пахла пылью и соломой, но теснота не помешала Дийсан крепко заснуть, а на утро их путь продолжился.
***
Ему постоянно хотелось пить. Сколько бы мокрая тряпка не смачивала губы, жажда ни унималась. В голове не было ни одной мысли, только иногда удивляло, почему невозможно никуда дотянуться левой рукой и правой ногой. Часто приходил бред: над ним склонялась юная Сариан, Эрин улыбалась беззаботной улыбкой, она держала на руках ребёнка, Альгер женился на достойной леди. На плече сына красовалась лента награды белого кактуса. Но, приходя в себя, он понимал, в таких снах нет правды, тогда ему становилось больно и трудно дышать. Прикасаясь правой рукой к лицу, маршал чувствовал, что и оно перевязано. Он помнил вал, на котором стоял рядом с несколькими уцелевшими воинами. Дальнир ощутил, как удар меча раздробил ему голень, но всё равно продолжал сражаться, нанося удары снизу. Потом, кажется, лезвие рассекло лицо, второе отрубило кисть. Дальше был чёрный провал. Конечно, маршал не помнил, как молодой воин поднял его на руки и в разгульную ночь победителей спрятал в одном из городских домов. Сейчас для раненого существовали жажда, боль, странные мысли. Виделось, точно в тумане, женское лицо, слышались издалека детские голоса, отвар вливался ему в рот, повязки приставали к ранам, а потом снова бред.
Но, однажды, наступил день, когда он открыл глаза с совершенно прояснившимся разумом. Болело лицо, закрытое повязками так, что одни глаза оставались снаружи, болела левая рука ниже локтя и правая нога ниже колена. Отбросив одеяло, Дальнир Аторм понял, их просто нет!
" Но как же так! Я их чувствую! Они меня мучают!"
На миг показалось, он опять в бреду. Сейчас на него опустится потолок, раздавят стены, застрявший в горле крик никогда не вырвется наружу, но он вырвался, слабым, сиплым карканьем. На этот звук прибежала пожилая женщина, что приютила у себя маршала.
- Наконец, ты пришёл в себя, – сказала она ласково.
Дальнир молчал. Слова о том, что его не нужно было спасать, и ему незачем жить не срывались с губ, они оставались в сердце.
"Зачем этой женщине чужая боль, мои слабость и отчаяние?"
Раненый не разомкнул губ, но на его глазах показались слёзы. Пожилая женщина вышла. Вскоре в комнате появилась девочка лет двенадцати, в руках она несла поднос, накрытый полотенцем, на нём лежали горячий хлеб и мясо.
Маршал ел молча и упорно, хотя кусок не лез ему в горло. Перед глазами так и стоял меч длинный, прямой, сверкающий. Он сам раньше был лезвием, острым, разящим. Вот клинок сломали, а жизнь осталась. И что теперь делать с бессмысленной жизнью? Можно лежать, отвернувшись к стене, отказываться от еды, постепенно угасая, умереть. Наверное, так лучше всего. Только там далеко живут два огонька, два женских сердца ждут его возвращения. Сариан и Эрин, разве он может их не увидеть? И не спасут, не утешат мысли о том, что он им такой не нужен, просто они ему нужны, нужна ещё одна встреча с женой и дочерью. Вот и ест Дальнир оставшейся у него рукой, стараясь делать это, как можно аккуратней, а девочка лет двенадцати смотрит на него блестящими глазами. Когда раненый закончил ужин, она унесла поднос и принесла чай.
Маршала приютила женщина, живущая с двумя внучками десяти и двенадцати лет. Мать девочек умерла, отец женился вторично, оставив дочерей бабушке. Она растила внучек, как могла. Они не бежали из Алкарина, раз скрыться им было некуда. Когда на её пороге появился воин с израненным маршалом на руках, пожилая женщина не смогла отказать в помощи, несмотря на опасность. Она даже не знала, кого приютила. В дом принесли несчастного воина, оставшегося калекой. Он не кричит и не злится, не швыряет тарелки, не спрашивает, зачем его спасли, но глаза увечного полны страдания, голос слишком тих даже для раненого.
В ту страшную ночь пожилая женщина прятала Дальнира в полуразвалившемся доме по соседству, пока враги обшаривали её собственный. Пожилая Алкаринка беспокоилась за раненого, но боялась уйти к нему. Женщине повезло. Её дом стоял на отшибе, где нет ничего богатого и интересного, поэтому, унеся всё самое ценное и не тронув внучек, посчитав их слишком маленькими и невзрачными, враги убрались из дома, где приютили маршала. Слушая по ночам тяжкие стоны и бред пожилая женщина жалела калеку, а её внучки боялись перевязанного человека. Теперь он пришёл в себя, но девочек продолжал пугать его мрачный взгляд.
Услышав лёгкий стук в дверь, младшая внучка бросилась её открывать. На пороге возникли старый целитель и юноша, что принёс к ним раненого.
- Он пришёл в себя, теперь молчит и только смотрит, ой, как глядит, – заговорщическим шёпотом тараторила девочка.
Пожилой человек выслушал её с грустной улыбкой.
- Для воина нелегко, придя в себя, обнаружить, он теперь калека.
Едва войдя к раненому, целитель встретился с печальным взглядом чёрных глаз. Дальнир Аторм опять не произнёс ни слова.
"Что я могу сказать? Поблагодарить? Только благодарности нет, лучше бы я сразу умер. Кричать и проклинать спасителей? Глупо и бесполезно, каждый из них выполнял свой долг: воин, Дарн Ренильц, спасал маршала, целитель выхаживал раненого. Каждый по-своему решил мою судьбу, обрекая на жизнь."
- Как вы себя чувствуете?
Самые обычные на свете слова.
"Когда человек кричит или плачет, тогда понятно, его нужно утешать, а если он вот так молчит, то как к нему подступиться?"
– Хорошо, насколько это для меня возможно. Но, как долго мне придётся поправляться?
- До тех пор пока не восстановятся силы.
- Значит, надеюсь, много времени это не займёт. Дальше я отправлюсь в Дайрингар. Скажи, Дарн, ты поведёшь калеку в поход?
– Конечно, я отправлюсь с вами в горы. Вы же мой маршал. Мы вместе дойдём до Дайрингара или вместе погибнем! - в глазах юноши светилась непоколебимая решимость и вера в своего полководца.
"Наивный, благородный мальчик, к сожалению, мне не обойтись без твоей помощи, и лучше нам отправиться, как можно скорее."
- Да, да, - вступил в разговор целитель. - Мы подберём вам хорошую деревяшку для ноги сделаем протез с крюком, и костыль. Вы обязательно вернётесь к родным. Рядом с близкими страдание утихает.
Раненый глубоко вздохнул.
- Хорошо, делайте всё, что нужно, – произнёс он безразлично. Дальнир успел устать.
"Отвернуться бы к стене, чтобы никого не видеть, заснуть, и забыть обо всём."
Поняв желание маршала, целитель и воин, попрощавшись, удалились. Едва за ними затворилась дверь, как Дальнир Аторм лёг лицом к стене и задремал. Ему снилась молодая Сариан. Она скакала на лошади. Серебряные волосы развевались по ветру. Жена громко смеялась, когда Дальнир, счастливый и полный сил, схватил коня за уздечку. Они сражались на мечах, падая в густую траву. Сариан снова хохотала.
Голову кружил запах цветов.
А после пробуждения, запах нечистых повязок, свернувшейся крови. Он - калека, их сын - предатель, дочь - заражена Вирангатом.
"Я не оставлю тебя, Сари! Вернусь к тебе и таким, чтобы тебе не пришлось оплакивать ещё и меня. Только поэтому, Создатель! Клянусь, только поэтому клинок не направился в сердце!"
Раненый снова глотал еду, что стала безвкусной.
Через два дня в комнату Дальнира привели почти квадратного человека крестьянской наружности в мешковатой рубахе и таких же штанах. Мастер произвёл на него гнетущее впечатление.
- Сладим бедному деревяшки, отчего бы не сладить.
Неторопливый крестьянин оглядывал раненого со всех сторон. Тщательно вымыв руки в тазу с горячей водой, натерев их мылом до красноты, мастер осмотрел заживающие культи. Он долго измерял их, цокая языком.
- Через пару недель ваши помощники будут готовы.
Низко поклонившись, мастер вышел из комнаты.
Сегодня Дальнир Аторм молчал до самого вечера.
"Неприятное зрелище, по дороге плетётся калека на деревяшках, со шрамами на лице, помогает ему могучий воин. Швырнуть бы что-нибудь в стену, только ничего нет под рукой."
Ночь, как всегда, принесла цветные сны о счастливой жизни. Зачем они появляются? Почему не оставят в покое? После хороших снов просыпаться ещё трудней, но вставать приходится.
Пожилая женщина и её внучки кормили маршала завтраком, пытались с ним разговаривать, только он отделывался односложными ответами или вовсе молчал, поэтому окружающие от него отстали.
Мастер выполнил обещание. Через неделю он принёс костыль, деревяшку для ноги и протез с крюком для руки. По комнате пролетел запах свежего дерева. Увидев неприятные приспособления, раненый почувствовал отвращение к себе. Под присмотром мастера он закрепил крюк на руке, приладил протез к ноге взял в руку костыль. Собравшись с силами, маршал попытался подняться и тут же упал, поняв, путь к самостоятельной ходьбе окажется долгим.
На другой день Дальнир Аторм принялся упорно учиться передвигаться в новом состоянии. Тогда даже приятные сновидения его покинули. Упав на постель, он проваливался в дрёму, как в пропасть.
Однажды, взглянув на своё отражение в медном тазу с водой, Дальнир понял, он по-настоящему страшен. Лицо наискось пересекали два шрама, только чёрные глаза остались прежними.
- Если бы моей бедой было одно страшное лицо! Это было бы счастьем. Сари, я знаю, ты примешь меня и таким, но как же мой новый облик напугает тебя при встрече!
С каждым днём воин передвигался всё лучше и лучше, поэтому однажды решился выйти в город.
Солнце прогревало пыльные улицы, остатки горожан растаскивали укрепления в свои дома, те, кто выжил. А те, кто строил последний рубеж защиты, остались лежать на нём мёртвыми. О них споют героические сказания, их всегда будут помнить. Только и самая прекрасная песня неспособна возвратить умершим жизнь. Ушли самые достойные, цвет королевства.
На площадях бойко шла торговля, ограбленные алкаринцы пытались вернуть что-то в свои дома, вражеские воины заработать немного денег на житьё и возвращение на родину. Лучшие вещи забрали полутеневые, остальное оказалось в руках лордов, награбленное было уничтожено или пропито в первые разгульные дни. Жизнь вернулась на круги своя, велерианцы опять такие же бедные, как раньше.
Никто не смотрел на Дальнира Аторма. Кому нужен очередной калека – жертва войны, на площадях и перекрёстках таких собралось немало.
"Это же мой город! Город моего счастья, сбывшихся и не сбывшихся надежд. Прости нас, Алкарин!"
Острая боль перехватила грудь, помешала дышать, в глазах потемнело. Маршал осел на мостовую, схватившись за сердце.
"Нет, только не сейчас, не здесь, и не так!"
Через несколько минут боль отпустила. Воин тяжело поднялся на протез и костыль. Он возвращался обратно в дом старой женщины.
"Я не могу сейчас смотреть на тебя, мой город! Это слишком!"
Оказавшись во дворе, Дальнир сел на скамейку в тени. Пережив сегодня сердечную боль, он жадно вдыхал воздух.
"Жизнь, ты всё равно меня влечёшь, оказывается, мне не хочется, чтобы ты покинула тело, даже когда от него остался один обрубок, - маршал горько улыбнулся собственным мыслям. – Нужно уходить в Дайрингар, кажется, я созрел для дороги в горы".
Поняв, что не хочет сидеть на скамейке, Дальнир вошёл в дом, но комната показалась ему постылой и душной, поэтому он снова вышел на улицу, где внучки старой женщины играли с друзьями, бегая и крича. Недалеко лаяли собаки, квохтали куры.
"Человеческая суета и есть жизнь. Наверное, её я и защищал. Только редко задумывался об этом."
С самого детства, едва взяв в руки меч, Дальнир почувствовал себя единым с клинком, понял, воинское искусство его единственное призвание. До самой войны суровая правда приносила разочарование. Когда пришёл Вирангат, клинок стал самой необходимой вещью на свете.
"Война… принесла ли она ему печаль?
Да, принесла, когда он терял друзей, когда Альгер стал предателем, в сердце Эрин поселился бархатный шёпот, но вместе с битвами пришла и цель, ради которой можно идти вперёд. Что делать ему теперь?! Станет ли жизнь снова полной? Он знает ответ: нет, никогда. Шумные девочки и их бабушка, пожилой целитель, привязаны к повседневности, они ценят её радости. Только он никогда не умел их ценить. Призвание воина было для него дороже семьи, важней всего на свете."
Дальнир Аторм зашёл в дом только вечером. Поужинав в молчании, он лёг на кровать. Утомлённое тело маялось от боли. Болели непривычные к костылю культи, ныли целая рука и нога, стягивало шрамы на лице.
-"Ваше Величество, королева Риен, вы страдали долгие годы. Научите меня справляться с недугом в моём сильном теле."
Через два дня маршал понял, пора отправляться в дорогу, он больше не может оставаться в Алкарине, в ветхом доме, что пахнет старостью. Нищета подступила к нему, как голодный зверь, а хозяйке приходится кормить калеку, неспособного заплатить за кров.
"Нужно двигаться, иначе отчаяние и тоска могут меня одолеть."
Маршал сообщил о созревшем решении Дарну Ренильцу, едва тот пришёл его навестить.
- Да, мой лорд, у нас всё готово к дороге в горы. Целитель помог раздобыть еду и оружие. С вашего позволения мы можем выступить прямо завтра.
- Тогда поступим именно так.
В последний вечер Дальнир Аторм вышел ужинать за общий стол.
- Спасибо вам, – обратился он к пожилой женщине. – Вы спасли меня от смерти, говорят, пока есть жизнь, есть надежда на лучшее. Вы помогли мне её сохранить.
- А я уважаю вас за то, что вы ни единожды не упрекнули меня, ни разу не проклинали. Неизвестно стоит ли трудная жизнь благодарности, но никто не в праве решать за другого жить ему или умереть.
- Понимаю, поэтому и благодарен. Мне есть куда идти, но нечем расплатиться кроме слов. Возможно, когда-нибудь всё изменится.
- Если будет, значит, будет, идите по своему пути, а обо мне не беспокойтесь.
- Спасибо вам и за это.
Дальнир Аторм возвратился в свою комнату. Короткая ночь оказалась тревожной, до рассвета маршал так и не сумел сомкнуть глаз.
"Алкарин, наш город, главное в моей жизни! Я не смог защитить тебя, а теперь спешу покинуть, прости меня Алкарин! Прости нас всех за бессилие! Создатель, позволь нам возвратиться сюда, пусть не мне, пусть другим! Только бы стоял белый дворец, цвели сады, смеялись дети в богатых и бедных домах. Жестокую боль от разлуки никто не утешит!"
На рассвете маршал встал и оделся. Попрощавшись с пожилой женщиной, он вышел во двор, где вскоре дождался Дарна Ренильца. Несмотря на протесты юноши, Дальнир взял у него один из заплечных мешков.
Они шли вдвоём по городской улице, что ещё не успела стать шумной, высокий воин в крестьянской одежде и калека на деревянной ноге с обрубком руки и страшным лицом. Никто не обращал на них внимания. Каждый занимался своим делом. Никому не могло прийти в голову, столицу королевства покидает её маршал, такой же разрушенный, как и она. Солнце начинало припекать, когда даже городские окраины остались позади, теперь по бокам дороги стояли деревья.
- Прощай, Алкарин, свидимся ли?
Тихо сказал Дальнир Аторм, чуть ускоряя шаг. Пусть как можно больше расстояния останется между ним и городом, чтобы с души спала безмерная тяжесть.
И расстояние увеличивалось, только боль в сердце не проходила, точно так же, как ныла часть отрезанной руки и ноги. Родина остаётся Родиной.
***
В очаге весело трещал огонь. Саен чистила овощи для супа, который будет не очень наваристым. Рядом Гернил сосредоточенно точил меч. Настроение у воина было паршивое. Вчера он узнал, полутеневые и лорды распускают большую часть войска. Сегодня всем выдали жалование. Оно оказалось вовсе небольшим. Награбленных трофеев у ополченцев было немного. Всего-то и хватит, чтобы возвратиться домой да купить обновки матери и сестре.
Радужные мечты, вытащить семью из нищеты, рассыпались прахом. Выходит, из Алкарина домой Гернил привезёт одну хрупкую девушку с огромными серыми глазами, к которой он прикипел всей душой, да и то, если она согласиться уйти из города.
- Ты пойдёшь со мной в Велериан?
Коротко спросил воин, убрав меч в ножны.
- А разве мне есть из чего выбирать?
За последние дни Саен сто раз пожалела, что оставила вместе с врагом дом родителей. Она чувствовала к нему злость, глухую, словно далёкий собачий лай.
"Конечно, он защитил её в ту ночь, но если бы велерианцы не пришли в Алкарин, спасать её вообще было бы не надо."
Прошлая жизнь, что раньше казалась такой беспросветной, теперь виделась очень счастливой.
"Тогда у неё были родители и сестра, теперь никого не осталось. Жаль, она никогда не решится вернуться домой, где под деревом лежит Риа."
- Выбирать из чего есть всегда, – задумчиво протянул Гернил. – Ты сможешь остаться в Алкарине, какой бы тяжёлой не была тут жизнь, но если отправишься со мной, я женюсь на тебе. Иначе войти к нам в семью ты не сможешь. Крестьяне не лорды, мы женщину для забавы к себе не берём.
От удивления глаза девушки широко распахнулись. Она представляла себя рабыней Гернила, может, его любовницей, но уж никак не женой. Её вовсе не тянуло к вражескому воину. Саен не могла представить, как можно разделить с ним постель, хотя понимала, в случае чего сопротивляться не будет.
"Жена это навсегда. Так безвозвратно. Неужели она сможет всю жизнь провести с чужим человеком? Но как остаться без него?" Саен растерялась.
- Я могу немного подумать?
- Да, можешь, но жалко, только до утра. Завтра мне надо идти домой с тобой или без тебя.
- Хорошо, за ночь я точно решу, что делать дальше.
Быстро раздевшись, Гернил лёг на скамью лицом к стене. Он был твёрдо уверен, без Саен для него жизни нет.
"Погожий денёк без неё станет хмурым."
Саен глядела на вражеского воина. Она сидела не шевелясь, суп давно был забыт.
"Стать его женой? Отправиться в Велериан? Да как же я так смогу? Навсегда связать себя с чужим мужчиной, делить с ним все ночи, столько ночей! Они такие длинные… А что будет со мной тут?"
Саен увидела себя в мрачноватом доме. Она одна живёт на отшибе. Вокруг совсем никого нет. Она шьёт одежду беднякам. Другого занятия для неё не нашлось. Постылый дом, холодный город, беспросветная жизнь. Уж лучше ночи с велерианцем. Да и кто возьмёт её в ремесло, когда жизнь совсем развалилась?
В глухом раздражении Саен отбросила нож. В голове навязчивая картина: мрачный дом рассыпается, гниют стены, падают ворота, огород покрывается сорняками, она сама увядает и разрушается.
"Значит, решено, я пойду за Гернилом в Велериан."
Мельком взглянув на овощи, девушка свернулась калачиком на скамье. Ей было тошно от собственной слабости.
"Я должна бросить в лицо врагу слова проклятья и гордо уйти, только на смелый поступок у меня не хватает силы. Вот Риа сумела бы его проклясть или копьём бы его ударила."
Сердце болело, горло рвали невыплаканные слёзы. Но если начать реветь, Гернил проснётся, спросит, что с ней случилось. Стараясь не шуметь, алкаринка выскользнула на улицу. В вершинах деревьев метался ветер, по небу ползли чёрные тучи. Они закрывали собой звёзды. Будет гроза или она пройдёт стороной?
Саен казалось, она и есть чёрная туча, это она летит над землёй, чтобы пролиться дождём, разорваться от молний. Подняв руки вверх, девушка кружилась, ветер разметал её волосы.
"Уйти сейчас? Пропасть в городе? И никто никогда не узнает, что жила на свете такая Саен! Броситься с моста в Алкар? Пусть холодная вода унесёт все печали, только страшно, до дрожи, до холода в тёплой груди". По лицу текли слёзы, жаль, что не капли дождя. Боль прошла, оставив после себя пустоту.
Вернувшись в дом, алкаринка свернулась на скамье, подложив руку под щёку. Гернил негромко похрапывал.
"Что ему снится? Может, сгоревший Алкарин или родная деревня? Я вовсе не знаю как быть крестьянкой".
Утро наступило незаметно. Гернил проснулся, едва за окошком занялась заря. Серый свет скудно проникал в него.
"Скромные дома, такие же, как в Велериане. Да, меньше нищих, красивей дворцы, а в остальном всё так же, даже выговор похож."
На душе было муторно. Мечты рассыпались точно горох из дырявого мешка, раскатились кто куда, так что не подберёшь. На скамье спит Саен, свернувшись клубочком, охватив руками колени. "Пусть она согласится, и выйдет за меня замуж!"
Проснувшись, девушка широко зевнула. Первым, что она увидела, были не дочищенные овощи на столе, и широкое лицо врага.
- Я согласна, – пробиваясь через сомнения, голос был резким.
"Всё. Путь назад отрезан. Даже стало немножко легче."
Ледяное согласие алкаринки вовсе не обрадовало Гернила.
"Выходит, безнадёжность скрепляет узы сильнее любви. Но если мне отпустить Саен, то жить я не буду, подставлю грудь под клинок алкаринцу, пусть отомстит врагу напоследок. Всё равно сердце останется в их стране."
Саен собрала волосы в хвост и умылась холодной водой. Закончив приводить себя в порядок, она принялась дочищать овощи. Они потемнели, но в котёл сгодятся и такие.
Позавтракав, жених и невеста отправились в храм Создателя, где служитель в чёрном заключил между ними брак, без свадебного платья, без гостей и свидетелей и без счастья.
Выходя на солнечный свет, алкаринка держалась за руку мужа.
Её жизнь навсегда изменилась, но в душе нет ничего, ни грусти, ни радости, только чёрной ямой рядом разверзается неизвестность. Что такое счастье? Бывает ли оно на земле? Кажется, она была счастлива только в далёком детстве, летая на руках у Риа. Сестра смеялась, показывая белые зубы. -Выше! Выше!
Кричала тогда Саен.
"А теперь меня вбивают в землю."
На обратной дороге молодые встретили четверых воинов, приятелей велерианца. Гернил с радостью рассказал о своей женитьбе.
- Хорошее дело следует отметить, – задорно говорили те, мощно хлопая приятеля по плечу.
В ближайшей лавке в складчину купили дешёвого вина и мяса. Саен пришлось его готовить.
Сидя за столом, она слышала хмельные голоса воинов, глядела на раскрасневшиеся лица. Гернил тоже раскраснелся, глаза блестели.
- Ну, ты и дал, Гер! – говорил захмелевший приятель слегка заплетающимся языком. – Баба, она завсегда пригодится. Её не промотаешь.
В ответ Гернил весело рассмеялся. В горле Саен собрались слёзы.
"Разве о таком она мечтала? Она ждала чего-то хорошего, светлого, чтобы не как у всех, не как у Риа. Только судьба решила по-своему."
Вино было допито, мясо съедено. Договорившись двигаться в Велериан вместе, гости ушли. Молодые остались одни. Зажмурив глаза, чтобы не видеть мужа, Саен быстро раздевалась.
" Что решено, то должно быть исполнено. Жизнь - сплошная боль, так чего медлить?"
На табурет легли выцветшие нижние юбки, простая рубаха. Девушка осталась совсем без одежды.
"Какая же она худенькая, кожа да кости."
Гернил нежно глядел на жену.
"Как она отличается от крестьянок, что сверкали глазами, когда он работал в поле. Она отличается и от горожанок. Саен такая одна, а ещё она меня боится."
Не открывая глаз, алкаринка скользнула под одеяло. Воин бережно прикоснулся к ней, девушка не отдёрнулась, только пальцы рук сделались мокрыми и холодными. Гернил не понимал, что делать с женой, как к ней подступиться. Саен не знала, как быть с мужем и безумно его боялась. Её родители, Риа - все прошли через это, пока она сидела у окна в красивых мечтах.
Рука Гернила нерешительно ласкала Саен. Изучая тонкие кости, напряжённое тело, он про себя улыбался. Волна тепла затопила сердце, чувства совсем нежданного.
- Я буду беречь тебя и не обижу сейчас, – вырвались слова, на которые нельзя было ответить холодом и колкостью, столько звучало в них чего-то такого, совсем необъяснимого.
- Наверное, я смогу тебя уважать. Сумею простить, нет, не Велериан, только тебя одного.
Руки алкаринки расцепились. Муж осторожно обнял её, девушка ответила на ласку.
В их первую ночь они оба были неумелыми и сами не поняли где то, что приносит мужу и жене желанные утехи, ради каких некоторые люди даже ищут доступных женщин, но впереди много ночей, а значит есть время, чтобы всему научиться.
Утром Саен складывала вещи. Их было мало. Для завтрака она сберегла остатки мяса, сварив их с остатками овощей, ими супруги и подкрепились. Алкаринка мыла тарелки, наверное, по привычке. Они больше не вернутся сюда. Она прощается с родным домом.
По лицу не катились слёзы, Саен не чувствовала, что расстаётся с Родиной, уходя из самого лучшего на свете города. Любила ли она Алкарин? Она сама того не знала. Враги пришли, разорили привычную жизнь, убили отца и сестру, мать исчезла непонятно куда, за это Саен их и ненавидела. Алкарин, Велериан – слишком сложные понятия для простого сердца. Они остаются в мыслях. Грусть о Родине заменял страх неизвестности, а уж его-то хватало с избытком.
Саен и Гернил вышли из дома с узелками за спиной, по дороге к ним присоединились вчерашние воины, бледные от головной боли, поэтому мрачные.
"Прощай, Алкарин, прощай несбывшаяся мечта!" Они не говорили всего, но именно так чувствовали. Вот и разнеслась над дорогой грубая залихватская песня.
- Мы потискаем девчонок,
Выпьем мы вина спросонок.
Пива кружек пять нальём,
Алкаринцев разобьём!
- пусть не будет разочарования, и звучит песня, загремит так, чтобы вся округа её услышала.
Солнце становилось знойным. Серая вереница победителей покидала покорённый город, и частью её были Гернил и Саен.
***
Они шли по разорённой стране среди таких же, как сами, беженцев. Алкаринцы разметались во все стороны песком, что несёт беспощадный ветер войны. Люди двигались кто к Дайрингарским горам, кто в Велериан, надеясь, что теперь там жить будет лучше, чем в родном королевстве, а кто просто в другое место, лишь бы переломить судьбу.
Они брели по дорогам, больные, голодные, нищие, и вместе с ними брёл их король. Никто не узнал бы его в запылённом человеке со страшными шрамами на лице, да ещё одноглазом.
Палящее солнце перевалило за полдень, всем хотелось пить, только Айрик шагал всё дальше и дальше, медленно, но верно. Сзади шли Дийсан и Дайнис, замыкал отряд Ратвин. В каждом движении путников сквозила усталость, она была постоянной. Ночь не приносила отдыха. За ней опять следовал день, в нём снова было движение, сплошное движение.
Наверное, из-за усталости Айрик и не заметил мига, когда на дорогу перед ним выскочил здоровенный мужик с топором.
- Живо гони монеты!
Крикнул он угрожающе.
Тощий, небритый, с запавшими глазами мужик не походил на грабителя, а просто на отчаявшегося крестьянина. Следом за первым разбойником путников окружили ещё пятеро, таких же измождённых людей.
- Ты что, дурак?!
Бросил Айрик, глядя в блестящие глаза мужика. Высокий воин был страшен своим шрамом, а ещё больше сталью незакрытого глаза. Он сверлил разбойника насквозь. Но отчаянного человека нельзя ничем испугать. Голод и смерть выжгли его душу дотла.
Разбойник неуклюже взмахнул топором, только куда ему тягаться с опытными воинами. Секунда, блеск ножа, мужик повалился на землю с пробитым горлом. Движение в сторону и за ним последовал второй. Третий разбойник получил от Ратвина по голове дубинкой, четвёртый тоже.
Пятый и шестой неуклюжей рысцой устремились в лес, ломая ветви. Страшен голод, но ужасна и смерть, что встретила крестьян на большой дороге. А остальные остались лежать тощие, небритые, с серыми лицами. Айрик застыл без движения.
"Вот я и начал убивать алкаринцев! Можете гордиться. Вы пали от руки короля!" Из груди вырвался горький смех. - Я, правитель, истребляющий свой народ.
Отойдя в сторону, он копал яму. Ратвин стоял рядом, Дайнис и Дийсан сидели на траве. Менестрель слышала всё: грубый голос, ответ правителя, предсмертные хрипы. Ей до сих пор казалось, в воздухе стоит запах крови. Кровь повсюду, тёплая она льётся из ран, впитывается в землю, что роет мечом Айрик, Дийсан слышала страшный звук. Яма была готова. Уложив тела в могилу, король забросал их тяжёлыми комьями.
Вместо слёз по лицу струился пот. Погибшие были его подданными.
"Мало того, что не защитил! Убил на дороге отчаявшихся людей! Так ещё и не смог оплакать! Зато тот, кто предал Алкарин, отлично сумел сберечь свою жизнь! Так может пора перестать за неё цепляться?! Сколько можно оправдываться любовью к близким за неправедные дела?!"
Айрик двинулся в лес. Дийсан различила стремительный шаг. Резко встав, она его догнала, изо всех сил схватила за плечи. Король стоял, как каменный.
- Обернись! Слышишь, Айрик, не смей уходить один! Я тебя не пущу! Побегу вслед за тобой!
Он молча присел на корточки. Прислонившись к его груди, Дийсан запела.
- Мы мира не видели тысячу лет!
Родись же, возникни, серебряный свет!
Не кровью, слезами душа оживёт.
И снова дорога нас вдаль позовёт.
Дорога, дорога - к печали тропа.
В ней выпала людям лихая судьба.
Не плачем о мёртвых! Жалеем живых!
Раз горькое горе в глазах дорогих.
Но верим, что где-то в слезах и крови
Останется в мире частица любви.
Надежда до смерти, судьба до конца.
Раз сильное чувство связало сердца.
Глядя в небо, Айрик ощутил, как душа оживает. В песне менестреля звучит его собственная боль. С ней можно переждать долгую ночь, дожить до утра.
Никто не развёл огня. Король так и заснул в лесу. Одинокий костёр в темноте – приманка для других разбойников.
Утром дорога продолжилась, не видно ей ни конца ни края! Айрик упрямо шагал вперёд, вина осталась вчера, сегодня только холодная решимость дойти, довести всех в Дайрингар, а там посмотрим.
"Раз твёрдо решился жить, значит, живи!" Король не заметил, как его плечи расправились, шаг стал решительным. "Солнце светит. Люди идут по земле. Жизнь продолжается даже для тех, кто её не достоин."
Правитель шёл вперёд, остальные следовали за ним. К вечеру путники добрались до небольшого городка, где без труда отыскали таверну. На её дворе теснились беженцы. Не для всех было место в комнате или даже в сарае, не всем по карману были чёрствый хлеб, овощи и сыр. Но каждый человек жался поближе к таверне, здесь не так страшно, здесь тебя защитят велерианские воины, вражеские воины, но они - сила.
Так и повелось, беженцы собирались в караваны, оплачивая им защиту последними монетами. Враги на это соглашались, по-другому нельзя заработать на хлеб необходимый в пути. Каждому воину хотелось принести денег в родной дом, порадовать близких подарками.
Такой караван защищали и Гернил с приятелями. Пару дней назад они нанялись к оборванным, исхудалым людям. Беженцы несли на себе скромные пожитки. Сейчас сидя за столом, Гернил ел горячую похлёбку, купленную на деньги алкаринцев. Справа от него разместилась Саен. Устав за дорожные дни, она похудела ещё больше, огромные глаза стали слишком яркими. Женщина жевала пищу с тщательно скрываемой жадностью.
Люди, сколько их вокруг, и все куда-то идут. Странно и страшно тоже куда-то двигаться среди них. Вот через зал таверны скользит высокий человек со шрамом и повязкой на глазу. Он разговаривает с хозяином заведения, отчаянно торгуясь с ним. Толстяк часто машет руками, что-то доказывая мрачному типу, но тот упрямо стоит на своём. Наконец, хозяин таверны сдаётся, точно сдуваясь. Он отправляет двоих мальчишек с подносами во двор, высокий человек направляется к Саен и Гернилу.
Айрик окинул велерианцев оценивающим взглядом.
"Почему бы и нет, наверное, стоит решиться пристать к их каравану, чтобы защитить своих от разбойников, чтобы не убивать голодных людей. Кто распознает во мне короля, в жалкой калеке - Дийсан? Если оставить всё, как есть, рано или поздно можно встретить сильных грабителей. Они окажутся нам не по зубам."
Справившись с сомнениями, правитель подошёл к велерианцам. Взглянув в светлые глаза Гернила, он заметил в них что-то усталое, человеческое.
- Мы бродячие артисты и хотим присоединиться к вашему каравану.
- Сколько вас?
- Нас четверо: я - метатель ножей, моя партнёрша, слепая певица и силач.
- Маловато для труппы.
- Столько, сколько оставила война, поэтому прибиваемся к беженцам, а не двигаемся сами, выступая по деревням. Надеюсь, в Велериане удастся набрать новых артистов.
- И ты, с твоим умением метать ножи, совсем не воевал?
- Нас артистов война не касается. Я мечу ножи для развлечения, а не для боя. Но охранять караван помогу, и мой приятель силач пособит, поэтому предлагаю в уплату десять монет серебром.
- Пятнадцать монет надо платить. Только тогда согласимся вас взять.
- Пятнадцать монет за четверых много, да плюс наша помощь.
- Четырнадцать монет, и вы - не воины.
- Одиннадцать монет, я метатель ножей, а мой друг отлично управляется с дубинкой.
- Тринадцать монет, и нам не подходят трусы, что дают представления, вместо того чтобы воевать.
- Двенадцать монет, и любой трус, что умеет обращаться с оружием, может постоять за себя, когда дело касается его жизни.
Однако, сошлись на тринадцати монетах. Айрик сам понимал, эта хорошая плата, но был должен поторговаться.
Метатель ножей вышел, Гернил и Саен остались в таверне. Велирианец не понимал, какое чувство вызвал у него артист. Было в нём что-то неуловимое, подозрительное.
"Я не верю, что он труслив. Если бы верил, так в караван не взял. Невозможно стоять плечом к плечу рядом с тем, на кого нельзя положиться. Но как же полутеневые? По закону я должен метателя ножей им выдать, и пусть Вирангат разберётся.
Однако, Гернил знал, он ни за что так не поступит.
"Выдавать на смерть тех, кто тебе доверился подло. Метатель ножей ничего мне не сделал, а я двух женщин, одна из которых калека, его защиты лишу, - воин тяжко вздохнул. - Пусть идёт, как идёт, его дело защищать беженцев, раз они заплатили. Если кого-то принял, то отказываться нельзя."
Поев, Гернил и Саен направились в маленькую комнатку на верху.
Айрик вышел на улицу, где нашёл своих. Мальчишки вынесли ужин. Он состоял из чёрствого хлеба, сыра и молока, но и это сейчас было хорошо. Многим беженцам не доставалось и того. Ратвин и Дайнис то и дело ловили на себе голодные взгляды, Дийсан казалось, она ощущает чужие глаза спиной, поэтому кусок не лез в горло путников.
- Мы пристанем к каравану беженцев, что стоит здесь, – тихо проговорил король. – Я плачу велерианцам тринадцать монет, и мы с Даком поможем им защитить людей.
Для всех Ратвин стал Даком, Айрик снова был Эром Крином. Дийсан хотелось крикнуть: идти вместе с другими слишком опасно, нас могут разоблачить, тогда смерть неминуемая, мучительная, но рядом шумят голоса, беженцы могут услышать, донести. От тревоги сыр казался горьким, хлеб безвкусным. Сев рядом с Ратвином, король съел свой ужин. Потом, расстелив плащи на земле, все четверо легли спать. Менестрель оказалась между Дайнис и Айриком, поэтому ночью она не замёрзла. Прижавшись к ней, будто от холода, король обнял фаворитку сзади. Дийсан чувствовала на волосах тёплое дыхание. От его щекочущей нежности ей почему-то хотелось плакать. Засыпая, менестрель утешала себя тем, что завтра в пути или на отдыхе польётся песня. Зазвучит через усталость и пережитое, как звенела сегодня и вчера.
Она давно научилась складывать героические сказания, петь о боли и смерти, узнала цену такого дара. Менестрель платит за него частицами души, вечным запахом крови и гари, криками женщин и детей. Их не забыть до самого конца, пока она не перестанет слышать и чувствовать мир, что уйдёт от неё навеки. Рядом бьётся сердце Айрика, на ней лежит его рука. Все её песни ему, родному сердцу, надёжной руке, что ведёт её в жизни и защищает.
- Спи, единственный, пожалуйста, спи рядом со мной!
То ли просьба к нему, то ли молитва Создателю.
Только перед глазами Айрика стояло небо полное звёзд и земля, белая и чёрная, та которую видит он в страшных снах. Но сегодня, когда он смотрел в глаза велерианца, в душе возникло неясное светлое чувство. Оно промелькнуло, сразу исчезнув. Была в нём какая-то нужная мысль, почему она ускользнула?
Пальцы хотели коснуться кактуса, но нечаянно попали на рукоятку ножа. Король сжал в ладони гладкий металл.
"Наверное, ты слышишь, как бьётся моё сердце? Ты знаешь, чем оно живёт. Кто мне ответит? Почему погибаем мы, люди, а Вирангат становится только сильней. Что нужно сделать, чтобы его победить? Когда мы сможем добраться до царства льда и скал? Когда сумеем поразить сердце самого Дивенгарта? Если оно есть у него, хотя бы какое-то сердце."
Предрассветный холод и роса подняли беженцев рано. Вставая, они долго тёрли глаза, женщины прижимали к груди детей, малыши тихонько хныкали.
Окончательно стряхнув дрёму, те, у кого оставались монеты, шли в таверну, доставать завтрак. К длинной очереди присоединился и Айрик. Он чувствовал себя усталым, несколько часов сна на земле – плохой отдых. Такими же разбитыми были все остальные.
Мальчишки, блестя глазами и пересмеиваясь, выносили беженцам пищу. Шустрым сорванцам повезло прислуживать в таверне, поэтому память о крови, о том, как враги входили в их город, не могла убить детское веселье. Люди брали еду, жевали её, кто с аппетитом, кто без.
Из таверны выходили велерианцы. Воины смотрели, как беженцы заканчивают завтрак, как они собираются в нестройную толпу, её по привычке называли караваном. За юбки матерей цеплялись малыши.
- Вот наша плата, – произнёс Айрик, протянув Гернилу мешочек с монетами.
Велерианец тщательно их пересчитал. Беженцы собрались на дороге, готовые двигаться в путь. Дийсан и Дайнис оказались в середине толпы, Ратвин её замыкал. Король шёл между Гернилом и ещё одним велерианцем. Всего защитников набралось человек десять. Воины перешучивались между собой, говорили о разном: где жили, как воевали. Король молчал, напряжённо глядя вперёд незавязанным глазом и подсматривая вторым. Повязка была такая хитрая, что из-под неё можно подглядеть дорогу, иначе идти будет совсем плохо. У Айрика и так с непривычки кружилась голова. Но скрываться, значит скрываться.
Гернил с любопытством посматривал на алкаринца. "Странный он какой-то, мрачный, задумчивый, разбойник - не разбойник, артист - не артист. Что лежит у него на душе? То же, что и у всех, или что-то другое?" Воин недоумевал, зачем сердце волнует неприветливый алкаринец.
В полдень не на долго остановились для отдыха. Беженцы и воины уничтожали остатки еды, взятые из таверны, женщины поили усталых детей. Всматриваясь в их лица, Айрик чувствовал сердечную боль.
"Вот он, новый урожай для трущобы. Сколько из них будет питать собой её грязные улицы? Они ещё не узнали, в Велериане спасения нет, да только я, увы, хорошо понимаю это."
Доев остатки хлеба, король устало прикрыл глаза, начиная подрёмывать.
Беженцы поднялись, король шагал рядом с врагами, молча, до боли всматриваясь вдаль.
После полудня на горизонте показалась чёрная туча, начал глухо погромыхивать гром, по земле змеёй пополз пронизывающий ветер. Закрыв солнце, туча гремела всё сильней. Дети заплакали, матери поднимали самых маленьких на руки, прижимали к груди детей постарше. Небо расчерчивали молнии. Ливень ударил внезапно. Он сёк людей тугими холодными струями, от них не спасали даже деревья. Женщины и дети визжали, мужчины посмеивались. Гроза пролетела быстро, она сменилась моросящим дождём и промозглым холодом, стало не до визга и смеха. Вечером добрались до деревни, здешний постоялый двор снабдил путников едой.
Спасаясь от непогоды, люди забивались в сараи. Сегодня Дийсан не пришлось петь. Ей и остальным путникам достался коровник. В него набилось ещё человек пять. В тёплой духоте то и дело слышалось тревожное мычание, пахло сеном, навозом и молоком, знакомый с детства запах. Дийсан вспомнила замок, крестьянских детей. Их матери поили дочь лорда парным молоком. Дийсан весело играла с приятелями возле мычащего и блеющего скота. Прошлую жизнь перечеркнула смерть отца.
"Неужели я могла бы жить в замке? Никогда не узнать дальних дорог? Не научиться слагать песни о войне? Не встретить Айрика? Судьба приживалки текла бы спокойно и однообразно."
Откуда возникли странные мысли? Они бы не пришли, если бы не тёплый запах. Он вызвал пронзительные воспоминания из детства. "В тех днях остался отец. От воспоминаний о нём хочется плакать, теперь намного сильней, чем тогда."
Утром люди нехотя покидали сараи, выбирались на холод.
- Хочу парного молока, – вдруг сказала Дийсан, почувствовав на плече руку Дайнис. – Хочу и всё, оно детством пахнет, я бы за него спела, да сейчас утро. В воздухе чувствую, коров недавно доили.
Что-то было в госпоже такое, от чего телохранительница решилась пойти к хозяйке усадьбы.
"Айрика просить нельзя. Конечно, он, молоко раздобудет, но отчего метатель ножей разбойничьего вида станет заботиться о слепой женщине? Если король вмешается, мы станем совсем подозрительными.
- Наша калека молока хочет, налейте, пожалуйста, кружечку, – попросила Дайнис, увидев крестьянку. – Она у нас хорошо поёт, только вчера дождь был, вот ей и не пришлось умение показывать.
Старая, покоробленная жизнью женщина, у которой погибли на войне сыновья, но осталась дочь и пятеро её внуков, не знала слезливой жалости. Увидев вчера калеку, крестьянка испытала что-то вроде обиды.
"Они, вот такие, зачем-то живут на свете, а моих здоровых сыновей убили на войне. Они никогда не постучат в мою калитку, а убогая продолжит коптить землю до самой старости, не принося никому пользы."
Но теперь в сердце крестьянки шевельнулся страх перед Создателем.
"Нельзя жалеть несчастным кружку молока. Она не возвратит погибших. Единственная кружка - убыток очень малый."
- Веди, – грубовато буркнула женщина.
Дайнис привела менестреля.
- Дальше крыльца не ходите.
Когда крестьянка увидела заплывшие гноем глаза, бесцветные волосы калеки, неприязнь и брезгливость вернулись.
Зачерпнув кружку молока, крестьянка подала её телохранительнице. Дийсан пила маленькими глотками, наслаждаясь забытым вкусом, вспоминая его.
"Вокруг смерть, а молоко продолжает литься, живут коровы, козы, кошки и дети остались тоже. Её малыши в безопасности в Дайрингаре, но как могла она бросить их, устремившись на смерть? Два тёпленьких комочка, самые важные, бесконечно родные! Когда дети рядом, на сердце приходит мир. Сейчас я иду к ним, выходит я двигаюсь к мирной жизни."
По щеке скатилась слезинка. Крестьянка ненароком её заметила.
О чём калека может плакать, как не о своей бесполезной жизни?
- Спасибо! Хотите, я вам спою, пока есть время?
Допив молоко, Дийсан отдала кружку служанке.
- А спой!
Хозяйке усадьбы стало любопытно.
Менестрель присела на крыльцо. После воспоминаний о детях она тихо запела колыбельную.
- Месяц светит за окном.
Ночкой тёмной мы уснём.
Спи, малыш мой, засыпай
Не кричи и не зевай.
Завтра утром на заре.
Будет молоко в ведре,
Будет свежий каравай,
Спи, малыш мой, баю-бай...
Дийсан пела тихим, чуть ломким голосом, не дав ему силы, но столько нежности было в негромких звуках, что крестьянка тайком утёрла слезу краем передника. Её здоровенные сыновья, тогда ещё крошки, лежат в кроватке. Один сосёт палец, другой ёрзает и ёрзает, мать поёт им неумело, тот же самый мотив.
Менестрель замолчала.
- Да, что ты, калека, можешь знать о детях?
Крикнула женщина с вызовом, резко вбегая в дом, ей было больно. Дверь с силой стукнула, словно закрыв усталое сердце. Позже, крестьянка не раз припомнит нежный голос с редкой для губ улыбкой. И когда бабушка запоёт колыбельную для внуков, она постарается смягчить грубоватые нотки, чтобы малыши не боялись темноты и верили в счастье.
А дорога Дийсан продолжилась. Дайнис подвела менестреля к кучке беженцев. Среди них телохранительница отыскала людей, что вчера шли рядом. Молодая женщина с двумя детьми погодками десяти и одиннадцати лет, шестнадцатилетняя девушка да две старухи молча приняли артисток в свой круг.
Женщина и девушка хотели добраться до Дайрингара с надеждой на новую жизнь. Усталая мать, конечно, боялась, что они не перенесут горной дороги, но в Велериан им путь заказан, муж женщины, погибший в осаде столицы, имел дар Аларъян.
Как бы сила отца не передалась дочерям. Иногда мать замечала у старшей девочки странный взгляд и сильную любовь к цветам в их небольшом садике. Дийсан могла бы подтвердить, обе дочери женщины наделены даром, их дальний путь в Дайрингар оправдан. Школа Аларъян восстановится только там.
Шестнадцатилетняя девушка ненавидела велерианцев, они надругались над ней, убили мать. Она жила в небольшом городке, который тоже не миновали разгульные ночи победителей.
" Я отомщу врагам! Они ещё узнают, что алкаринок нельзя безнаказанно трогать, ненавижу велерианцев!"
Тонкие пальчики сжимались в кулачки.
Старухи сами не знали, куда идут, их дома сгорели, на огородах ничего не осталось. Где-то на рубеже страны у одной был сын, вот мать и хотела его разыскать. А там всё равно, где умереть, лишь бы рядом с людьми, а не на пустом пепелище. Старухи бы сгорели вместе с домами, только пожар застал их в лесу за сборкой ягод. Велерианцы подожгли непокорную деревню с четырёх концов, крестьянки даже не успели добежать до родных домов, взять что-нибудь в дорогу. Так они и шли с одними лукошками. Сердобольные женщины иногда подавали несчастным корочку, проявляя сострадание. Из-за него же люди терпели Дийсан, пытаясь привыкнуть к её неприятному виду. Пение менестреля хорошо тому помогало, разрешая забыть о брезгливости. Чистая мелодия приносит сердцу минуты отдыха, забываются горести или наоборот выступают слёзы. Душа, изломанная невзгодами войны на короткий миг становится мягче. За это и принимали слепую, готовы были идти рядом, в случае чего поделиться скудным куском. Только подать его можно раз или два, а не кормить каждый день. Слава Создателю, артисты добывали пропитание сами.
Дийсан тоже было легче шагать среди людей. С ними можно перекинуться парой фраз, парой не больше, страшась ненароком не выдать чего-нибудь лишнего, что может навести на подозрения.
Она - бродячая артистка, её единственный дом – дорога, так было всегда, почти с самого детства. Родители умерли рано, она их почти не помнит. Нищенство и пение – два её главных занятия. Такого рассказа придерживалась менестрель, стараясь от него не отступать.
Сейчас она слышала, как беженцы гремят котелками. Рядом мычит корова, блеет пара овец, их ведут с собой крестьяне. Они лишились дома, но сумели спрятать скот. На чьей-то телеге хрюкают свиньи, ржут редкие лошади.
Беженцы сбились в нестройный караван. Подхватив госпожу, Дайнис заняла место позади девушки и женщины рядом со старухами. Люди пошли вперёд. На них упали холодные капли дождя. Воины рассредоточились, чтобы защитить толпу чужестранцев.
Так от утра до привала на обед. Из-за промозглого холода он оказался коротким.
- Если бы посидеть у костра, приготовить горячее или хотя бы попить чаю, - мечтали женщины.
Только мало кто из них мог развести огонь в лесу. Дым привлечёт разбойников. Быстро проглотив остатки завтрака, люди двинулись дальше, чтобы согреться. Они опять мечтали о солнце, о тех его лучах, что два дня назад казались нестерпимо жгучими, тогда им хотелось ливня. Долгожданный дождик принёс с собой холод. Теперь все кутались в плащи, у кого они были, у кого не было шагали так.
К вечеру караван не достиг даже самой захудалой деревни. Пришлось остановиться на ночлег в лесу. Он был мокрым и неприветливым. Несмотря на опасность, мужчины решили развести огонь, только сырые ветви отказывались загораться.
Велерианцы и Ратвин отправились на охоту. Айрик и ещё один воин остались сторожить беженцев. После больших усилий им удалось зажечь уютный костерок, к нему присели Саен, Дийсан и Дайнис.
- Идите к нам, – коротко позвал Айрик женщину с двумя девочками, шестнадцатилетнюю девушку и двоих старух.
Спутницы Дийсан боязливо подошли к костру, протянули озябшие руки к огню. Разговор не клеился. Каждый думал о собственных испытаниях.
Из леса вернулись охотники. Они принесли пару птиц и кроликов. Женщины принялись сноровисто их ощипывать, сдирать шкуру и потрошить. Работали все кроме менестреля. Она сидела неподвижно, повернув лицо к огню.
Жёсткое непрожаренное мясо разделили между беженцами. Они были рады горячим кускам. Немного согревшись и обсушившись, велерианцы потушили огонь. Айрик и Ратвин приготовили для своих подстилки из веток, как бы признав таковыми и спутниц Дийсан и Дайнис. Люди ложились, тесно прижимаясь друг к другу. Всем непривычным к лесу не давали спать странные шорохи. Защитники каравана сторожили по двое. Алкаринцам, как самым ненадёжным, выпала первая стража, отбыв положенное время, они упали на подстилки для долгожданного сна.
Утро встретило людей солнечным теплом. Они радовались ему, как дети. Беженцы вставали, весело переговариваясь между собой. В путь отправились с песнями. То там, то тут слышался нехитрый мотив. Утренней бодрости хватило лишь до полудня, к обеду снова начали уставать от жары. Вечером добрались до большого города, где находилось немало таверн и постоялых дворов, но при этом собралось очень много народа. Неизбежные поиски приюта, дорогой ужин, пара часов сна, а завтра дальше в путь. В непрерывном движении прошла неделя.
***
Это случилось, когда день начал клониться к закату. Айрик двигался, как всегда молча, напряжённо всматриваясь вдаль. Внезапно он заметил странное шевеление среди ветвей с двух сторон от дороги.
- Засада!
Громко крикнул метатель ножей.
Крик превратил вялый караван в растревоженный курятник. Люди бросились в разные стороны: кто-то в лес, кто прижался к своим пожиткам. Из зарослей с диким гиканьем выскочили разбойники. Их было человек двадцать, бывших воинов, король определил это по отточенности движений.
Алкаринцы, велерианцы ли? Неважно, сейчас они все просто головорезы, готовые отнимать не только добро, но и жизни.
- Бегите!
Коротко приказал Айрик.
Гернил поддержал врага: "Если люди разбегутся, многие могут остаться в живых. Чем больше беспорядка, тем трудней грабить."
Защитники встали на дороге плотной стеной, от одних деревьев до других, не дав разбойникам окружить беженцев.
"Сегодня закат слишком яркий. Далеко не всегда он бывает настолько красным."
Мысль была неожиданной. Скрипнув зубами, король решительно сдёрнул повязку.
"Закрытый глаз - половина умения. Ох и покажу я разбойникам напоследок!"
Губы сложились в шальную улыбку. Свистнув, первое лезвие настигло врага.
Остальные выпустили стрелы. Грабители залегли, они приближались ползком. Отчаянно крича, люди убегали в лес, за цепью воинов громко мычали коровы, блеяли овцы.
Подобравшись поближе, разбойники поднялись в рост. Одного настиг удар ножа. Второй успел уклониться от свистящего лезвия. Цепь воинов стояла, решив не отступать.
Мгновение. Айрик, припав к земле, метнулся к телу разбойника, убитого его лезвием. Схватив чужой меч, король выпрямился. Резкая боль охватила левую руку, она обвисла с противным хрустом. Бородатый детина рубанул правителя сходу. Повернувшись Айрик рассёк его надвое.
Завязался отчаянный бой не на жизнь, а на смерть. Велерианские воины защищали алкаринских беженцев. Заплатив врагам, они доверились им. Велерианцы сражались за чужих женщин, точно так же, как оберегали бы своих крестьянок и ремесленниц с усталыми лицами, огрубелыми от работы руками.
Простые алкаринки похожи на их жён. За осиротевших женщин некому заступиться кроме чужих воинов.
Разбойники падали зарубленные мечами, стонали раненые. Айрик и не считал, сколько раз он спасал велерианцев, сколько раз те выручили его.
Бой кончился внезапно. Просто на дороге не осталось ни одного грабителя.
- Осилили!
Радостно удивился Айрик. – Одолели! Пусть их было в два раза больше!
Левая рука болела, в глазах мутилось. Словно сквозь туман король заметил, велерианцы окружили их с Ратвином.
- Они нам солгали!
Звучало в голове каждого воина. В сердцах поднялась глухая вражда.
– Нас обманули! Артисты так не дерутся!
Вековая ненависть, отражённая в тысячи песен, заставила велерианцев сомкнуть круг, обнажив мечи, направить их на двоих врагов. Они убивали их соратников, не хотели сдавать города.
Глядя в суровые лица, король не опустил головы, не начал оправдываться.
"Последний в жизни закат, наверное, всегда ярок. Только бы они Дий и Дайнис не тронули! Главное не упасть на землю, стыдно умирать, лёжа без сил."
Точно угадав его мысли, друг взял правителя под руку. Велерианцы стояли, глядя на двух врагов, что молча ждали смерти. Кто-то должен нанести первый удар, в который раз пролив кровь предателей. Воины переглядывались между собой. Вот только что они сражались плечом к плечу, забыв о вражде и мести.
- Длинный метатель ножей отвёл от меня смертельный клинок.
- Рыжий великан помог мне подняться, пришиб ударом дубинки моего врага. А я было с жизнью простился.
Никто не решался первым поднять руку на тех, с кем рядом он только что бился в отчаянной схватке.
"Разве убить алкаринцев честно?" Гернил всматривался в Айрика. Высокий алкаринец не опустил взгляд. Спокойная обречённость синих глаз сказала велерианцу о многом. "Я видел, как он повязку в кусты швырнул, так, словно жизнь от себя отбросил. Знал ведь! Убьём мы его, если с разбойниками покончим. Но не переметнулся, рядом стоял! Как пронзишь его, глядя в глаза?!"
- Всё. Хватит. И так сколько крови пролили!
Гернил говорил решительно. - Пусть до самого рубежа с нами останутся. А там разойдёмся. И дай, Создатель, нам на другой дорожке больше не свидеться!
Велерианцы облегчённо опустили мечи. Пряча глаза, они тайком улыбались. Честь воина не признаёт полумер, выгнать алкаринцев из каравана, значит, обречь их на неминуемую смерть.
- Ничего. Война закончилась. Наверное, правильно мы врагов пощадили?..
Когда воины разошлись, Айрик без сил опустился на землю. На его душе было так светло, словно кончилась тёмная ночь, на земле наступил рассвет. Король прикасался здоровой рукой к траве, к ветвям дерева.
"Я спрашивал о надежде. Так вот же она! Создатель, как я раньше её не видел?! Дайрингар принял алкаринских беженцев. Велерианцы не смогли поднять руку на нас. Людей можно повести в поход на Вирангат! Собрать три страны вместе! Как в древние времена. Конечно, помирить союзников будет непросто. Но мы сумеем совершить нелёгкое дело! Иначе бы я и Ратвин этой луны у же не встречали."
Король вскочил, душа ликовала. Не обращая внимание на рану в наспех перевязанной руке, Айрик поднял обе их вверх. Тишину нарушил торжествующий клич. Воин полной грудью вдыхал ночной воздух.
Из леса возвратились беженцы. Люди вновь разобрали нехитрый скарб, несколько стариков вырыли яму, чтобы сбросить в неё разбойников.
- Удивительно, сегодня я защитил алкаринцев вместе с велерианцами!
Пожилая целительница, перевязав руку Айрика, положила её в лубки. Туман в глазах прошёл, боль стала тупой. Находясь в странном полусне, Айрик не замечал ничего вокруг.
Король очнулся только тогда, когда Дайнис позвала его к огню. Присев рядом с Ратвином, Айрик смотрел, как весело трещит хворост, как жарится на огне пойманный кролик. По телу разлилась приятная истома. Айрик взглянул на Дийсан. В свете костра её волосы снова были красивыми, точно возвратив часть прежнего оттенка. Правителю хотелось прикоснуться к ним рукой, гладить и гладить длинные пряди до самого рассвета.
"От неё всегда пахнет чем-то неуловимо терпким. Наверное, это запах велерианского замка, где Айрик ни разу не был. В детстве Дий ходила на речку и рвала цветы. Вечером семья лорда собиралась за столом. Ночью Дий спала в широкой постели в комнате с очагом."
Айрик улыбнулся.
Когда кролик был съеден, менестрель негромко запела. В трудные дни она чаще всего пела о мире, что никак не желал приходить, о счастье, что от всех отвернулось.
- Ох, как выйду я во поле широкое,
Как увижу вокруг землю чёрную,
Как зачну бросать золотое зерно.
Пусть колосья соком наливаются, - тянул низкий голос. В его звуках была самая глубокая на свете правда. Протяжный мотив наполняла та любовь, что хороший крестьянин испытывает к своему наделу, лорд к родной вотчине, если он - настоящий сеньор.
Неожиданно Айрик почувствовал себя обделённым: "Я не могу понять, как это быть наследником сотни поколений крестьян, что пахали землю или разводили скот. Я не знаю, что значит ощутить себя лордом древнего замка. А он же был на земле, мой род! Но Вирангат в одну ночь его вырезал! Какими были они, правители Алкарина, что смотрели на меня с портретов? Похож ли я на них хотя бы немного? Они столько строили, даже король Айрик, что возвёл стену. А я всё разрушил и потерял!"
Сердце Айрика защемило, когда песня смолкла, он испытал облегчение.
Усталые люди ложились спать. Устроившись на подстилке из веток король почувствовал, к его здоровой руке прижалась Дийсан. Слева устроился Ратвин, он шевелился осторожно, стараясь не задевать друга. Тупая боль в ране ещё долго не давала уснуть, Айрик забылся дрёмой только к рассвету, но уже наступало время вставать.
Караван беженцев двигался вперёд. Людей донимала жара, полоскали дожди, они проходили города и деревни, где останавливались ужинать, а на утро шли дальше.
Порой приходилось ночевать и в лесу. Однажды утром одна из старух, что шли рядом с Дийсан, не поднялась с земли. Она умерла во сне в маленьком городке возле таверны, здесь её и похоронили, а остальные беженцы опять пошли вперёд. Рука короля заживала хорошо. Ещё два раза на беженцев нападали разбойники, встречу с ними правителю удалось пережить без ранений.
Однажды на закате караван приблизился к рубежу Велериана, его отметила голая полоса земли, вот всё, что осталось от великой стены. В последний раз люди ночевали вместе в небольшой деревне. Её жители успели привыкнуть зарабатывать на беженцах и воинах, возвращавшихся в родное королевство. Приземистая ширококостная крестьянка кормила всех молоком и хлебом, её глаза смотрели сурово. Каждый день голую полосу земли пересекали люди, когда-то здесь была стена великая, оберегающая. Что осталось от неё? Только память.
Беженцы ели, понимая, что пришла пора расставаться. Кто-то рискнёт отправиться в Велериан, кто-то в Дайрингар, а кто-то, так и не найдя на дороге счастья, возвратится обратно в Алкарин.
Проглотив хлеб с молоком, к Айрику и Дийсан подошёл Гернил. Он хотел что-то сказать метателю ножей, только язык не поворачивался, что-то невысказанное томило сердце.
- Вот и пришло время проститься, – первым начал король, видя, что Гернил молчит, только смотрит и смотрит ему в глаза. – Спасибо, что оставили нам жизнь, дали дойти до рубежа вместе с вами.
- Хорошие вы люди, алкаринцы, – наконец, произнёс Гернил. – Не знаю, кто там из вас предал, как легенды говорят, а только те, кого я вижу, хорошие, совсем такие же, как мы. И ты, вот!
Не находя слов, Гернил замолчал. Отвернувшись от короля он зашагал прочь. Айрик продолжал стоять, ощущая что-то недосказанное, щемящее.
Деревенские жители охотно пускали беженцев в сараи и под навесы. Они пахли новыми досками. Большие навесы специально построили для ночлега людей, которые проходили через деревню. Сколько бед пережили крестьяне, после падения стены, когда мимо их домов шли стройные ряды вражеских воинов. А когда их сменил обратный цветной поток, люди нашли для себя новый способ жизни, теперь они встречали беженцев.
Айрику и его спутникам тоже досталось место под навесом, здесь даже стоял деревянный топчан, застеленный овечьей шкурой, на него положили женщин. Мужчины привычно устроились на земле. Рука короля почти не болела, несколько дней назад целительница позволила снять лубки, правитель старательно сгибал и разгибал локоть и кисть. Если не повреждены важные жилы, они снова станут работать. Кости хрустели, рука не хотела шевелиться, но воин был настойчив.
Наконец, он начал засыпать. Королю приснилась королева Риен. Она шла по трущобе, роскошные туфли ступали по отбросам, белое платье испачкано в грязи.
- И здесь ты жил, сынок?
Спросила Риен неожиданно мягким голосом. Никогда она так не говорила с Айриком при жизни.
– Где твоя настоящая мать, та, кто подобрала тебя?
- Моя мать Сальви.
Правитель искал её, чтобы показать королеве, но сестры нигде не было.
Вместо прежней таверны в трущобе стоял огромный сарай для скота, где мычат коровы, блеют овцы. Айрику стало страшно.
Он проснулся в холодном поту. Над землёй едва занялся рассвет.
"К чему бы это? Что за блажь? Какие мысли вязались у меня перед сном?"
Скоро Айрик понял, сон от него бежал. Не тревожа других беженцев, король выбрался на деревенскую улицу, где с удовольствием подставил лицо утреннему ветерку.
– Куда ночь, туда и сон, – вспомнилась давняя присказка.
Незаметно становилось светлей, с разных концов деревни доносилось мычание коров, крестьянки выгоняли скотину на луг. Коровы идут белые, рыжие, пёстрые. Они пахнут сеном и молоком.
- В хлеву всегда пахнет коровой, – говорила ему Дийсан.
Мимо проходит незнакомая жизнь. Никому невозможно сдержать её разноцветное половодье.
– Сколько же я не знаю? Как велик земной мир!
Айрик застыл без движения, не в силах вобрать в себя бесконечность жизни, что простиралась вокруг.
"Алкарин! Велериан! Дайрингар! И это ещё не все страны! Где-то за рубежами есть кочевая степь, говорят, за морем тоже живут люди, совсем похожие на нас или совершенно другие. Ещё есть Вирангат, на его месте раньше было древнее королевство. И проживи я хоть тысячи лет, я не успею узнать всего. И не надо. Достаточно солнца и неба, рассветного воздуха, памяти о трущобе, жара кузнечного горна, что течёт у меня в крови. Достаточно Дий, с её удивительным голосом, сказаний и летописей, что я прочёл в библиотеке и того нового, что успею понять за короткий век. Я далеко ушёл от трущобы. Дорогу к Сальви я не найду. Мы живём с ней по-разному. Мне не было дано отыскать путь к Риен, или она придти ко мне не стремилась. Тропы судьбы извилисты."
Возвратившись под навес, Айрик увидел, Дийсан проснулась. Сладко зевая, она потягивалась на топчане. Сама того не зная, менестрель улыбалась наступлению дня. Глядя на её улыбку, на спутанные после сна волосы, король хотел подойти к менестрелю, тихо шепнуть, как любит её. Но женщина не узнала о его желании.
Потянувшись ещё раз, она поднялась с топчана, чтобы просто пошевелиться. Слыша сонное дыхание Дайнис, госпожа решила её не будить.
- Хочешь молочка?
Раздался рядом с Дийсан весёлый женский голос.
Её звала загорелая девушка. Крестьянка только отогнала корову на луг.
- Конечно, хочу, и от хлеба бы тоже не отказалась.
- Так сейчас я вынесу, он ещё горячий.
"Они артисты, и, конечно, заплатят, – решила крестьянка. – У таких всегда водятся монеты."
- Нищих никогда не корми, – говорил внучке старый дед. Он давно не слезал с печи. – А то сами бедняками станем. Вот соберём монеты, вторую корову заведём, тогда замуж тебя выдам.
Внучка слушалась старика. "Старых людей всегда надо почитать, они мудрые, они жизнь прожили, поэтому плохого не подскажут."
Вот крестьянка и отыскала среди беженцев тех, кто по её мнению мог заплатить за завтрак.
Конечно, она получила звонкие монеты. Вокруг просыпались люди, поднялась, наконец, и Дайнис. Теперь телохранительница стыдилась того, что не прислуживала госпоже. Дайнис получила хлеб и молоко от той же девушки. Подкрепившимся людям пора отправляться в путь. Беженцы оставляли деревню всё той же нестройной толпой. Большинству предстояла дорога в Велериан или обратно в Алкарин. Только малая горстка беженцев, не глядя на защитников каравана, углубилась в лес. Нехожеными тропами, двигаясь по солнцу, они доберутся в Дайрингар или просто верят, они до него дойдут.
К небольшой горстке людей присоединились Айрик и Дийсан со спутниками. В лесу душно и влажно, трудно дышать, трудно двигаться. Теперь король замыкает беженцев. Ратвин идёт впереди, рядом двигаются женщина с двумя дочками, шестнадцатилетняя девушка и одинокая старуха, да ещё мрачная семья: низенький круглый мужчина с женой и сыном лет десяти.
Он не вызвался в защитники беженцев, но и в Велериан не пошёл. По вечерам все невольно слышали, как супруги шёпотом переругиваются.
- Мирин, давай повернём в Велериан, там мы сможем начать всё сначала, - говорил муж мягко, почти заискивающе.
- Нет, иди туда один, – отвечала жена. Её муж, её Дерик, оказался жалким трусом. Почему она не догадалась о позорной слабости раньше? Как могла прожить с ним столько лет? Её отец, и братья, все они не вернулись со стены Алкарина. А Дерик, даже когда напали разбойники, прятался под чужой телегой.
"Создатель, вдруг если наш сын тоже вырастет трусом? Нет, он должен расти в Дайрингаре, говорят, в горном королевстве живут суровые люди, тогда кровь матери пересилит кровь отца."
- Мирин, зачем нам война? Лучше жить мирно, забыть о плохом, начать всё сначала.
- Теперь у нас с тобой вообще ничего не получится, и сына я выращу по-своему.
От суровости жены Дерик сникал.
Ему было тяжело. Как Мирин не поймёт, он готов сделать для неё всё что угодно, работать, не покладая рук, любить до последнего дня, только встать с клинком против врага он не способен, не способен и всё. При мысли об опасности руки дрожали мелкой дрожью, язык прилипал к гортани, в голове звучала единственная мольба: «Не убивайте! Пощадите!»
Презрение жены ранило в самое сердце. Дерик испытывал к себе отвращение и покорный плёлся в Дайрингар, где вечно подстерегает опасность, шёл под мрачными деревьями в сырости и духоте.
В полдень беженцы не увидели ни одной полянки, они так и разместились на отдых под деревьями. Прислонившись к шершавому стволу, Айрик прикрыл глаза. Почему-то перед ним возник королевский дворец Алкарина высокий, белый и золотой.
"Сейчас его разграбили. Стоит ли остов дворца или его совсем разрушили? Вернутся ли в него когда-нибудь люди? Пусть, несмотря на судьбу, они туда возвратятся. А я сохраню хотя бы прекрасную память."
Захваченный мыслями, Айрик не ощущал вкуса хлеба, жуя его точно по привычке.
Какой он, Дайрингар? Правитель старался представить крепости серого камня, возведённые в скалах. В своё время он немало о них читал, но неясные образы, ускользая, только будоражили мысль.
Наконец, преодолев усталость, путники поднялись, чтобы двигаться дальше. Чем ближе подходили сумерки, тем влажней становился лес, от деревьев на земле лежали длинные тени, они пугали женщин и детей. Невидное в кронах солнце клонилось к закату, замолкали птицы. Дневную жизнь сменила ночная. Беженцы остановились на ночлег. Айрик развёл костёр, Ратвин отправился на охоту, остальные сидели без движения.
Минутами им хотелось повернуть обратно, их влекла дорога, где много таких же, как они людей, где есть городки и деревни с тавернами. В густом лесу человека могут подстеречь неведомые опасности, но никто не решился на обратный путь.
Наконец, Ратвин возвратился с охоты с двумя куропатками. Беженцы поневоле оживились, они ощипывали птицу, готовили её на огне, после ужина все легли спать. Завтра будет новый день непростого пути.
***
Дорога. Блуждание в дебрях, ночёвки в лесу или в маленьких деревнях, на поляне или просто под деревьями, мясо, приготовленное на костре, духота и сырость. Беженцы упрямо двигались вперёд, не останавливаясь, не позволяя себе отчаиваться. Где ты, таинственный Дайрингар? Когда покажется твой рубеж?
Неожиданно прямо в лесной чаще появилась широкая полоса без растительности, совсем такая же, как между Алкарином и Велерианом. Ничем не отличается лес до и после неё, те же деревья, трава и птицы, но сердца на мгновение замерли. Вот оно, место, где столько веков стояла стена. За ней незнакомый Дайрингар, новая жизнь и надежда.
- Ступи, ты первым, – сказал Ратвин другу. – Ты должен первым туда шагнуть.
Странное ощущение возникло у остальных беженцев, точно рядом с ними не простые артисты, а кто-то гораздо значительней.
Айрик шагнул вперёд. Люди двинулись следом. Понемногу окружающая местность начала меняться, деревья становились реже и ниже, между ними попадались огромные валуны, даже сам воздух сделался суше. Беженцы остановились для отдыха, когда сумерки как-то сразу перешли в ночь. Люди до последнего надеялись встретить на пути деревню, но Дайрингар оказался неприветливым. Сил хватило только на то, чтобы развести костёр, охотиться в полной темноте не решился даже Ратвин. Слабое тепло не помогало забыть о еде, какой люди сегодня лишились.
Отдав первую стражу другу, правитель лёг на землю рядом с Дийсан и Дайнис, накрыв женщин ещё и своим походным плащом. Крепко обняв менестреля, он провалился в беспокойный сон. Сегодня его нарушал чуть ли не каждый шорох. Они на земле Дайрингара. Деревья и валуны какие-то чужие. Понемногу под плащ забирался холод. Айрик даже обрадовался, когда Ратвин его разбудил, Дерику ночные стражи не доверяли. Оставив свой плащ женщинам, король сидел у костра, то и дело подбрасывая хворост.
Он вспоминал велерианцев, особенно одного из них, Гернила, его широкое лицо и добрые глаза. В трущобе не попадались такие взгляды.
"Выходит, я мало знал велерианцев, именно тех кого больше всего живёт в стране, они пашут землю, работают в городах. Нищие хитры и злобны, грабители злобны, торговцы чаще всего хитры, но тоже бывают злобными, особенно те, кому приходится прозябать на самом дне жизни. Простые велерианцы похожи на алкаринцев, А их-то я видел достаточно."
Сердце рвалось в Эрг, ему хотелось взглянуть на город детства другими глазами.
Становилось всё холодней, в небе чуть забрезжил рассвет. Короля радовало, что холод не даёт заснуть. Наконец, тишину разорвала птичья песня, сначала как бы робкая, она с каждой минутой становилась всё смелей, звонче. Беженцы встали рано, птицы не трогали голодных продрогших людей. Поднявшись с земли, собрав плащи и затушив костёр, все отправились дальше. Солнце стояло уже высоко, когда Ратвин Ник увидел впереди то ли большой ручей, то ли маленькую речку. Скоро даже Дийсан услышала, как звонко журчит вода.
- Мы остановимся здесь, – произнёс король. – Нужно поохотиться для завтрака и смыть с себя наши краски.
Айрик, сорвав повязку с глаза, зашвырнул её подальше в кусты. Сбросив одежду, он шагнул в ручей. В первый миг ледяная вода его обожгла, течение чуть не сбило с ног. Придя в себя, Айрик набирал воду в горсть и обмывал лицо.
"Пусть исчезнет шрам, теперь, в Дайрингаре можно. Скоро я увижу Дий такую, какая она есть, красивая. Что же я полюбил в первую очередь, облик её или сердце? Наверное, всё вместе. Дий, как её песня, неповторимая. Сделай её волосы бесцветными, залей глаза гноем, она всё равно останется собой. Даже в слабом голосе горит яркий огонь."
Посмотревшись в ручей, как в зеркало, Айрик увидел, что шрам исчез. На короля смотрело его собственное лицо. Подмигнув своему отражению, король напился студёной воды и вышел на берег.
– Теперь ты, Ратвин, потом Дийсан и Дайнис, пока мы будем охотиться и разводить костёр. Все остальные, кто хочет плескаться в холодной воде, пусть купаются, времени будет достаточно.
Блаженно закрыв глаза, Айрик подставил тело солнцу.
В воду вошёл Ратвин Ник, его она обожгла тоже. Воин всё окунался в ручей с головой, чтобы рыжие волосы вновь стали соломенными. В прозрачной воде по временам блестела чешуёй рыба. Ратвин вспомнил, как крестьяне в их вотчине ловили её в похожем ручье с помощью небольшой остроги. Какой вкусной казалась жареная рыба в детстве.
"Для настоящей рыбалки у нас нет ни снасти, ни приманки. Снасть делать долго, для червей тоже требуется время."
Стоя в холодной воде, воин с пронзительной ясностью вспомнил старый замок,хотя скорей дворец, как у всех алкаринских лордов. В детстве его упорно укрепляли, превращая в совершенно невообразимое сооружение. Воин вспомнил весёлого отца, его курчавую светлую бороду, такие же, как у всех сыновей соломенные волосы, словно наяву увидел низенькую полноватую мать, что любила озорных мальчиков и девочек. Ратвина не огорчало то, что он лишён наследства. Он как мотылёк полетел на свет гвардейской службы искать счастья.
- Гвардейцем, непременно королевским гвардейцем. Больше никем другим, – гремел на весь замок отец. – Мой сын достоин стоять рядом с королевой, пусть все видят, какой он у нас могучий. Надо же, самый младший сын оказался самым крепким из всех, будто специально для службы в гвардии.
Ради отца Ратвин оставил мечту стать капитаном стражников, ускакать на подвиги. Правда и служба стражника, и служба гвардейца казалась юноше чем-то туманным. Вскоре он понял, роскошная гвардия не интересует королеву Риен и принца Амира. Юноша тяжело это переживал. Мы похожи на глупые украшения, которые надевают только для торжественных выходов, гвардейцу никогда не совершить подвига, не прославиться настолько, чтобы о нём сложили песню.
Слава не очень манила юношу, но подвиг – единственное доказательство воинской доблести. Так разве можно о нём не мечтать?
А потом во дворце появился принц Айрик, и Ратвин сам не заметил, как сдружился с ним. Сначала юноша пожалел принца. Худощавый и бледный он казался очень одиноким, как было не протянуть ему руку помощи, не поддержать весёлым словом, пусть сам Айрик думал, что не нуждается в поддержке. Он, как котёнок рыси, что оказался на дворе знатного лорда, шипит, выгибает спину, срывает богатую ленточку острыми коготками, а внутри совсем испуганный и беззащитный. Постепенно Ратвин понял, принц Айрик намного умней его. Он не просто сообразительный, а старается докопаться до сути вещей, очень много знает. Ратвину нравилась внутренние достоинство юноши, гордость не показная, не надменная, а самая истинная, такой у настоящих нищих не бывает.
Когда наступили страшные дни, в них Айрик чуть не отдался Вирангату, Ратвин понял, с принцем что-то не так. Он стал ненастоящим. Поэтому не обижался на жестокость Айрика при их редких встречах. На людей, измученных болезнью, не обижаются. Но друг ничем не мог помочь погибавшему принцу. От собственного бессилия юноша ощутил острую боль, тогда он понял, Айрик стал его самым близким другом.
Когда, вернувшийся во дворец принц, пришёл просить прощения, Ратвин решил, только ему он готов отдать свою верность. Во-первых, Айрик отверг Вирангат, что мало кому дано. Во-вторых, в душе принца нашлась сила для прямого разговора и признания собственной слабости. Друг поклялся Айрику в верности.
Принц принял клятву. Ратвин старательно её исполнял. До падения Алкарина он ни разу не был дома.
"Как сейчас там в замке? Живы ли родители, братья и сестрёнки?"
Воину стало больно. Сопротивляясь своему чувству, он резко выскочил из воды, тряхнув соломенными волосами. Скоро Ратвин и Айрик отправились на охоту. Теперь купались женщины, мылись и дети, плескались все. Дерик стоял на берегу ручья, слыша отчаянный визг купальщиц, которых кусала ледяная вода.
Дийсан с наслаждением мыла волосы и глаза.
"Мои несчастные глаза, вы столько чесались и болели. Мало того, что не видите, так вас ещё и красили. Мои волосы, вы свалялись под платком, превратились в верёвки. Сейчас я вам помогу, чтобы Айрик опять наматывал вас на пальцы." - при мысли о прикосновении короля женщина улыбалась.
- Всё, всё, – услышала она звонкий голос телохранительницы. – Госпожа, ваши волосы возвратили прежний цвет, глаза тоже очистились.
Служанка рассекала воду уверенными гребками. Она не очень старалась смывать краску с волос, ей понравился их чёрный цвет. Дайнис больше плавала и плескалась.
Побыв ещё немного в воде, женщины одновременно вылезли на берег, с наслаждением подставили тела солнечному жару. После купания, они точно сбросили несколько лет. От весёлого настроения хотелось верить, всё будет хорошо. Выжимая мокрые волосы, Дийсан почувствовала, как грудь словно расширилась радостью. Ей наполнялся весь мир.
"Так можно взлететь над речным берегом, унестись в дальнюю даль. Нет, счастье не удастся держать в себе, придётся выпустить его на свободу, нужно петь, наконец, не страшась, во весь голос!
Это Дайрингар, здесь нет полутеневых, никто не может выдать их прислужникам Вирангата. Страшных тварей здесь нет. Вовсе нет!" Дийсан победно рассмеялась. - В первый раз я в стране, где нет прислужников ледяного края! Отвратительных нелюдей, что променяли счастье на вечную жизнь. Да, здесь как и везде летают теневые, но сильные горцы сражаются с ними, а не находятся под властью врагов.
Менестрель запела победную песню, она зазвенела над лесом, точно струна прекрасного инструмента.
- Для чистого неба и света,
Для мира, где звонкое лето
Рождается жизнь человека
и ждёт испытаний отвека.
Есть в мире и слёзы и ветер.
Сейчас мы богаты лишь этим.
Богаты войной и печалью,
Бедой, погребальною гарью...
Суровая песня стремилась вверх. Слыша её, беженцы поразились внезапной догадке. Вдруг они поняли, кто шагал вместе с ними в караване, защищал от разбойников. Но она оказалась такой невероятной, что никто ей не поверил.
Не может король идти вместе с беженцами, как простой человек, не станет метать ножи, как артист, охотиться для себя и других. Он стоит над всеми, повелевает людьми. Каждый воин и житель Алкарина должен отдать за правителя жизнь, сделать его дорогу ровной, потому что это король!
Песня Дийсан разносилась далеко по лесу, Ратвин и Айрик услышали её ещё издали. Они поймали для завтрака неизвестного зверя, что-то среднее между козой и коровой.
- Но люди сейчас, как и прежде
Стремятся к любви и надежде.
И пусть за предательство плата
Жестокость и лёд Вирангата.
Мы верим, что холод не вечен.
С победой назначена встреча.
Костры в темноте разгорятся,
И новые песни родятся.
Живите же, люди, живите,
Мечтайте, друг друга любите!
Чтоб миру до самого края,
Всё это отдать, умирая...
"Вот моя Дий развернулась в полную силу!"
Король побежал вперёд,
Он увидел менестреля. Она стояла прямая, точно ствол дерева, словно готовая подняться над миром, о котором поёт.
- Дий, чего бы не стоила эта победа! Мы её завоюем! Я ещё потанцую с тобой у костра, такого счастливого, как никогда! Создатель, прошу! Дай нам мира! Я даже не представляю, как сильно можно ему обрадоваться!
Айрик смотрел на неё счастливыми глазами. Он замер, такой же прямой как она.
Закончив петь, менестрель присела на траву. Собрав хворост, женщины занялись костром, они обрадовались туше незнакомого животного, её зажарили на угольях. Среди неизвестных трав не удалось найти приправы для мяса, но оно казалось вкусным и так. Блюдо было новым. Покончив с едой, люди затушили костёр и опять отправились в дорогу. Они шли и шли по нескончаемому лесу, прорезанному серыми валунами. Их становилось всё больше. Беженцы двигались по берегу ручья, который понемногу превращался в реку.
У воды обязательно встретится деревня, так все решили и ждали, и надеялись.
Селение возникло внезапно, когда спустились сумерки, и люди, утратив надежду, готовились к ночёвке под открытым небом. Дайрингарская деревня показалась алкаринцам странной: низкие домики из серого камня, сквозь узенькие окошки едва виден огонь. Зато прямо в центре селения пылает огромный костёр, есть огни поменьше в специальных ёмкостях. Постоялым двором оказалось мрачная серая постройка, низкая и широкая, о её назначении можно догадаться только по вывеске. Окна не горят гостеприимством, из дверей не вываливаются пьяные гуляки. Дверь постройки вообще заперта на засов, весть о путниках подал огромный бронзовый молоток. Он огласил тишину пронзительным звоном. На него двери открыл светловолосый юноша.
- Пустите нас на ночлег. У нас есть чем заплатить, – произнёс Айрик.
- Заходите, обо всём толкуйте с хозяином.
Впустив людей, юноша закрыл за ними дверь.
Большая зала заставлена крепкими столами и скамьями, к потолку на цепях подвешены светильники. Хозяин, крупный почти квадратный человек, окинул беженцев хмурым взглядом.
- Ещё одни в поисках лучшей доли и, как пить дать, подадутся в города. Сколько их теперь, алкаринцев, точно всё королевство предателей может поместиться в Дайрингаре.
Всю жизнь прожив в своей деревне, хозяин постоялого двора не догадывался, беженцы, которые попали в его таверну, всего лишь малый родник широкой реки.
- Комнаты есть, отчего им не быть, если найдётся чем за них заплатить, тогда добро пожаловать. Если нет, пожалуйста, оставайтесь в зале, как вон те, – медленно произнёс хозяин, показав на двух людей за дальним столом, один калека со страшными шрамами, другой молодой воин.
- Сидят тут два дня, и девать их некуда. Ни один дайрингарец не выгонит на улицу путника. Бесприютный человек – добыча теневого.
- Айрик! Дийсан! Живые!
Как бы про себя воскликнул калека, на его глаза навернулись слёзы.
Тяжело опершись на костыль, маршал, встав, поклонился своему королю. В красноватом свете ламп правитель с трудом узнал чёрные глаза Дальнира Аторма.
- Это вы, маршал?!
Король осудил себя за бестактность, только слова успели сорваться.
"Но как же так? За что война так с ним обошлась?!"
- Да, это я. Точней то, что от меня осталось, всё, что принесу я в Дайрингар, если до него доберусь.
- Маршал, вы сами знаете, леди Сариан и Эрин без вас не смогут. Они ждут вас любым. Вы будете жить ради них, не опустив перед другими глаз, достойного человека. Мне опускать их низко до конца моих дней.
"Перед воинами, павшими на дворцовом валу, мне положено стоять на коленях."
Поддерживая маршала, правитель, казалось, склонялся всё ниже.
- Это меня ранили во время последнего боя. Айрик вынес меня из столицы, спас мою жизнь!
Громкий голос Дийсан заглушил повинную речь.
- Ты остался жить с такой тяжестью на душе, с какой я бы жить не сумел. Возможно, только жизнь близких стоит позора. Но судить тебя уж точно не мне.
Чёрные глаза были непроницаемы.
Другие беженцы низко поклонились Айрику. Невероятная догадка оказалась верной. На долгом пути им встретился сам король!
- Простите нас, Ваше Величество, мы вели себя непочтительно, не оказывали вам и леди Дийсан положенного уважения, – произнесла Мирин, набравшись смелости.
- Правитель, что потерял страну, почтения не заслужил. К тому же в дороге вы ничего не знали о моём происхождении.
- Ваше Величество! Зато вы не потеряли нас! Свой народ!
Шестнадцатилетняя Мирина удивилась собственной смелости. Голос дрожал, но слова не остановились. - Менестрели должны сложить песни о том, как правитель страны не устрашился защитить от разбойников простых горожан! - Мирин стояла, склонившись.
- Видеть народ из дворца - невеликая честь. Ваше Величество, вы разводили для нас костёр, ловили кроликов, вот истинное служение подданным.
- Спасибо, за вашу надежду и преданность!
Айрику хотелось спрятать глаза. Их предательски защипало. Не зная куда себя деть, пальцы сжимали ткань камзола.
- Ура, я могу наградить всех хорошим ужином. Тем легче, что мне не придётся ловить его самому.
Глаза блеснули, король улыбнулся. Беженцы заняли стол рядом с Дальниром. На них глядел счастливый Дарн Ренильц. За эти два дня в Дайрингаре юноша потерял надежду на удачное завершение похода. Он не справился с возложенным делом, не сумел обеспечить маршалу путь в столицу горного королевства. Всех денег им хватило только на то, чтобы добраться до первой горной деревни и застрять в ней. Ни купить снаряжение для дальнейшего пути, ни нанять проводников, осталось просить подаяние, но воин не может унизить своей гордости.
Появление правителя – великое чудо, какого никто не ожидал. Король Айрик жив, у него есть деньги, даже если нет, ему поможет каждый. Теперь они пойдут вместе.
Почти так же, как появлению сюзерена, Дарн обрадовался огромному окороку. К нему полагались странные овощи и некрепкое пиво.
Хозяин постоялого двора был учтив, но на дне его глаз таилась насмешка.
"Наш государь никогда не стал бы бесприютным скитальцем, он непременно остался бы на развалинах Дайрингара!"
Вот что читалось во взгляде владельца Таверны.
В груди Айрика шевелился промозглый холод.
После ужина люди разошлись по комнатам.
- Нет, не нужно денег, – говорил хозяин постоялого двора, – королю Алкарина и свите я обязан оказать гостеприимство и почёт.
- Знаю, но таково моё решение. Раз мы можем заплатить, значит, платим.
"Гордость, вечное высокомерие знатных. И Дайрингар готов принять их из милости, я тоже не откажу. Но гораздо приятней мне было, прогнать предателей прочь, крича оскорбления."
Чувствуя затаённые мысли хозяина, Айрик не хотел принять милосердие. Их с Дийсан комната была небольшой, но опрятной, с маленьким окном и постелью, застеленной белоснежным бельём. Оно пахло незнакомыми травами.
- Почему у вас такие узкие окна?
Спросил Айрик у мальчишки, что их провожал.
- Так для того, чтобы теневые не влезли, и жаровня с углями тут имеется. Вот проклятая тварь полезет, а ты как шуганёшь её головешкой, только шипение и услышишь, да гнилью запахнет. Без ночного огня мы бы пропали.
"Ну и глупый вопрос я задал!"
Усмехнулся сам себе Айрик.
– Скажи, а ванны у вас постояльцы принимают?
- Моются, а как же. Если дадите мне две монеты, я и лохань принесу, и воду согрею.
- Вот, держи и возвращайся, как можно скорей. Очень хочется сбросить с себя дорожную пыль.
- Ещё за три монеты моя мамка вашу одежду постирает и починит.
- Хорошо, возьмёшь её, когда вымоемся, я тебе заплачу.
Король присел на краешек постели, он не хотел её пачкать. "Ручей есть ручей, ванна есть ванна."
Когда мальчишка принёс воду в большой железной лохани и кусок душистого мыла, Дийсан выкупалась первой. Выйдя из воды, она расчёсывала волосы.
- Как хорошо! Как мало надо человеку для счастья: сытная еда, чистая постель и горячая ванна. "Но важней всего, чтобы Айрик оставался со мной!"
Глядя как мокрые волосы фаворитки рассыпались по плечам, Айрик, опустившись в воду, придавался нелёгким мыслям. Они всегда были рядом.
"Что я скажу королю Дайрингара? Как взгляну в глаза придворным? Я обещал всем навечно остаться в Алкарине."
Выйдя из ванны, завернувшись в одеяло, король приоткрыл дверь, чтобы протянуть одежду слуге.
"Думал, уйду в лес. Минута, не больше. Мёртвое тело останется под деревьями. Так возвращают достоинство. Тебе отчаяние, детям сиротство, люди не узнают мыслей, что выносила душа, надежды на новый поход. Кто ответит мне, что позорней?"
Менестрель прильнула к нему. Горячий, упругий, он пах горным мылом, дышал размерено, засыпая.
"Как же горько тебе, неповторимый мой! Или я не слышу, как ты вздыхаешь украдкой, чтобы меня не тревожить?!"
Дийсан вспомнился разговор служанок, что она случайно услышала в детстве: "Жалко нашего лорда. Его душа давно от предательства страшным огнём выгорает. Да только госпожа не хочет ему помочь".
Сейчас таким же страшным огнём выгорает сердце её Айрика, может, даже более сильным. "Ты не станешь годами гаснуть, как мой отец. Ты мог покарать себя клинком, но раз удержался, то будешь жить. Создатель, спасибо, что дал ему крепкий нрав!"
Менестрель улыбнулась, накрыв ладонью его глаза.
Новый день наступил быстро, он принёс с собой большие заботы. После завтрака Айрик отправился в деревню искать снаряжения и проводников для горного похода, что оказалось не так то легко. Столкнувшись с крестьянской скупостью и хитростью, король учился её распознавать, оборачивать в свою пользу.
"Если перед крестьянами окажется сам Создатель, вдруг решивший купить у них что-нибудь, они и его облапошат, – такова природа всех торговцев хоть городских, хоть деревенских. Покорные люди не могут снарядить нас в дорогу. У них нет снаряжения на продажу".
Насмешливые глаза алкаринца заставляли крестьян ощущать неловкость. Пришлось покупать всё: небольших животных, похожих на ослов, на них можно проделать часть пути, тёплые палатки, что защищают от теневых странными наговорами. Они отдалённо напоминали Алар Алкарина. Горный край давно утратил знания, что помогали её раскрывать. Айрик приобрёл одежду, что подходит для холодного времени года, верёвки, крючья – всё было добротное, чтобы выдержало нелёгкий путь. В проводники он нанял трёх крепких крестьян, что считались опытными горцами и одного погонщика для незнакомых животных.
- Выступаем послезавтра, мои люди должны отдохнуть хотя бы день, – предупредил проводников король.
"Как бы этот поход не оказался для нас самым трудным."
Жителей равнины пугают горы, Айрик не был в этом исключением. Возвратившись на постоялый двор, он объявил беженцам о принятом решении. Возможность хорошего отдыха обрадовала людей.
Когда продрогшее тело ощутило тепло, правитель понял, что сильно проголодался. За столом сидел Ратвин. Он за обе щеки уписывал рыбу, поджаренную до золотистой корочки.
- Ох, и долго я о ней мечтал, как только тот ручей увидел, где мы купались, так сразу захотел. Сегодня взял снасть у хозяина и наловил в ближней реке. Так что присоединяйся, рыба бесплатная.
Друг весело улыбнулся, сделав широкий жест. Не заставив долго себя упрашивать, Айрик взял с блюда горячую рыбину, вскоре она словно растаяла.
Наверно, почувствовав превосходное угощение, из комнаты вышли Дийсан и Дайнис.
- Как вы могли нас не пригласить? Я давно знала, что мужчине еда дороже женщины, особенно если он воин! - менестрель звонко расхохоталась.
- Я собирался оставить вам рыбы, я думал, вы спите, – смущение могучего воина, что покраснел до корней волос, вызвало озорную улыбку сюзерена.
- Жаль, только Эрин вправе тебя наказать. Вот скажу, пусть неделю подержит тебя без пива и ласки. Айрику я начну фальшиво петь по ночам, бежать ему сейчас некуда! - менестрель опустилась на скамью. Рядом поместилась Дайнис.
Подчинившись вечной потребности, Дийсан спела для беженцев и посетителей постоялого двора крестьянские песни. Они всем очень понравились. Разошлись за полночь.
До утра к королю и его фаворитке приходили видения надежды и радости. Новый день влюблённые провели в постели в полутёмной комнате. Сегодня им изменила любовь к простору и движению. Дорога была очень длинной. По временам Дийсан проваливалась в сон, просыпаясь, первым делом она убеждалась Айрик рядом с ней, можно дремать дальше.
Они вышли в зал только вечером. За столами уже собрались остальные беженцы.
- Выступаем завтра рано утром!
Голос короля был строгим. - Проводники говорят, задерживаться ни в коем случае нельзя. В первую ночь в Дайрингаре нам повезло, что над лесом не оказалось теневых. Ночлег в деревне или укрытии обязателен. До него нужно добраться вовремя.
Суровые слова разрушили волшебство отдыха, дорога снова вступала в свои права.
Ночь пролетела незаметно, точно её и не было. Люди вставали на рассвете, отчаянно протирая глаза.
- Нужно было остаться, – думала Мирин, поднявшись с тёплой постели. – Только как жить в горной деревне? Разве что побираться.
- А хорошо бы остаться, – размышляла Вирина, глядя на крепкий деревянный стол, уставленный едой. - Но как тогда отомстить велерианцам? Как забыть свой позор?
- Остаться бы здесь, – прикидывала Найра - женщина с детьми Аларъян. – Но как быть с девочками? В деревне развить их возможный дар будет некому. Все идут в неведомую столицу Дайрингара, что находится в кольце гор.
Быстро позавтракав, беженцы вышли во двор, они помнили, что такое теневые, поэтому не смели опаздывать. Хозяин таверны глядел на них.
"Жалкие усталые люди, ничем не отличимые от нас. Неведомый Алкарин, ты оказался только красивой легендой. Но почему так больно, когда она разрушается?.."
Даже расчётливый крестьянин таил в глубине души надежду: однажды придут воины Алкарина со светлыми мечами, они спасут всех от теневых, чтобы на земле, наконец, настал мир, тот самый, какого люди давно не помнят. Только предатели пришли в горы за последним пристанищем, от того неприязнь к ним ещё сильней.
Алкаринцы двинулись в путь. Впереди проводники, сзади беженцы, замыкают Ратвин и Айрик. Деревня осталась позади, люди снова углубились в лес низких, каких-то слабых деревьев, здесь валунов больше, чем зелени. Из прочного серого камня весь Дайрингар и построен. Идти по странному лесу гораздо легче, чем продираться сквозь родные чащобы, только приходится обходить большие валуны, переправляться через шумливые ручьи. Вода в них стремительна, словно дайрингарцы отдали живость своим ручьям, взамен сделавшись неторопливыми, основательными. В ветвях поют незнакомые птицы.
Люди брели по лесу под жарким солнцем. Оно выжигает всё, до чего добирается. Двигаясь без привала, вечером пришли к небольшому строению. Оно стало ночным укрытием для людей. Здесь даже был сложенный из камней очаг для тепла и приготовления пищи, стояли деревянные лавки для сна.
Войдя в укрытие, проводники плотно закрыли дверь на тяжёлый засов. Его никто не решится выломать. Воспользовавшись дровами, что лежали у очага, женщины приготовили похлёбку. Беженцы съели её в несколько минут. Люди заснули быстро. В приюте нет лесных шорохов, нет крадущихся хищников. Толстая стена серого камня даёт тишину, маленькие окошки не впустят теневого на чёрной птице - это безопасность.
Утром люди вышли из неё на путь, что ведёт к неизвестности. Через три дня алкаринцы впервые увидели горы. Серые громады с белыми шапками наверху поразили их воображение. Сравнив себя с наступавшей на всех горой, Айрик с пронзительной ясностью понял, насколько ничтожна для мира человеческая жизнь.
"Для этой высоты мы слабые насекомые. Ползём по камням, тоненько зудим, а нам, кажется, кричим, что есть сил. Наши надежды, мысли, сомнения – ничтожны в сравнении с этой громадой. Неужто скоро мы на неё заберёмся?! Наверное, очень страшно с самого детства жить среди гор..."
- Мы поведём их по древней тропе, - говорили между собой проводники, с неприязнью поглядывая на Дальнира и Дийсан. - Выдержат ли? По горным тропам многие люди ходят, простые крестьяне. Значит, может и калеки переживут.
Ночевали в таком же укрытии, как и в остальные три дня. В нём тоже был очаг и дрова, заботливо нарубленные для удобства усталых путников. Завтра утром они пополнят запас, таков долг каждого, кто останавливается в укрытии, так объяснили горцы.
На другой день беженцы узнали, каким тяжким занятием является движение к высокой вершине. Тропу, по какой проводники вели алкаринцев, можно было назвать проходимой разве что условно. Погонщиков отпустили, разобрав груз на плечи.
Построившись в пары и тройки, беженцы взяли верёвки и колья. Айрик взял руку Дийсан.
- Ваше Величество, как телохранительница, я должна вести свою госпожу, чтобы её уберечь!
Синий взгляд Дайнис был непокорным.
- Я на много сильней тебя, гораздо более ловкий. Если случиться беда, в моих руках у Дийсан больше надежды спастись!
Стальные глаза не оставили возражений.
Идти оказалось непросто: король смотрел, как двигаются проводники, объяснял Дийсан, что нужно делать. Ей было страшно: "Незнакомая неприветливая местность, суровые люди, кажется, проще остаться одной в лесу и погибнуть, чем идти дальше."
Но уверенные движения и голос Айрика не давали окончательно поддаться панике.
Дальнир Аторм замедлял движение отряда, не раз рискуя сорваться в пропасть. Сноровка воина, вот что ему помогало. Тело, сделавшись неуклюжим, как прежде оставалось сильным, да ещё рядом были надёжные руки Дарна Ренильца.
Только каким бы трудным не был подъём, но и он закончился. Укрытием для беженцев послужила горная пещера. Проводники обнаружили её по известным одним им приметам. В ней не было очага и дров, не оказалось хвороста. Среди скал взять его негде, но сама пещера была огромна, под сводами отдавалось эхо.
- В нашем краю очень много таких укрытий. Когда придёт Вирангат, мы спрячемся сюда и ещё долгие годы сможем сопротивляться его власти, - с гордостью поведал беженцам один из проводников, заметив их удивление.
Айрика заинтересовал рассказ дайрингарца.
Вход завалили огромным камнем. Подкрепившись вяленым мясом и сушёными фруктами, беженцы упали на пол и тот час же заснули. Зачем огонь усталым людям? Им не нужна постель, главное можно растянуться на земле для долгожданного отдыха.
Незаметно наступило стремительное горное утро. На камни выпала обильная роса. Беженцы продолжали поход. Они поднимались всё выше и выше, яркое солнце отказывалось согревать горную местность, даже воздух сделался странным, теперь им невозможно надышаться. Слегка кружится голова, идти всё трудней и трудней, но люди идут, теперь уж точно невозможно остановиться.
Новый ночлег, новая пещера, вяленое мясо и сухие фрукты, мёртвый сон без сновидений, а завтра снова вверх, вверх и вверх, пока не появится белая шапка горы, покрытая льдом и снегом, даже среди лета. Как удивительно, что там внизу стоит жара, а здесь морозная зима, и воздух как выдохшееся пиво, ни вкуса, ни запаха.
На горной вершине заболел Дерик. Он начал надрывно кашлять. Больному всё время казалось, пальцы его обморожены, сначала они горели, потом утратили чувствительность, грудь разрывала боль. Мирин больше не упрекала мужа. По вечерам она часто гладила его по голове. "Сколько же лет Дерик с ней рядом, такой же надёжный, как день за окном. Возмущение, честь, куда они делись, когда муж заболел? Если что-нибудь с ним случится, жизнь станет беспросветной."
- Выздоравливай! Я больше не стану тебя упрекать, – тихо шептала Мирин перед тем как заснуть. Видя состояние Дерика, один из проводников взял его в пару вместо десятилетней девочки.
"Вечный снег, такой невозможно белый. Глубокие пропасти, ущелья, как ненасытные рты. Они питаются человеческими костями!"
Дерик находился в полубреду. Каждый шаг давался с трудом.
"Страшно, зубы стучат. Мои кости будут такими же белыми, как этот снег... Один из чёрных провалов меня проглотит."
- Ты, трус!
Звенели в голове слова Мирин.
– Ты трус, Дерик, ты недостойный человек!
Присоединилась к жене его давно умершая мать.
Слова раскатывались оглушительным эхом. Он не заметил, как оступился. Полетев в чёрный провал пропасти, он даже не успел по-настоящему испугаться. Короткий взблеск ножа, невидимый никому кроме проводника, что перерезал верёвку. Смерть быстрая, вместо смерти медленной. Тело Дерика разбилось о камни далеко внизу. Столько лет бояться, избегать войны, чтобы погибнуть в Дайрингарском ущелье.
Горный воздух прорезал отчаянный крик Мирин:
- Дерик! Верни-ись!
Женщина остановилась. Руки и ноги налились тяжестью.
- Создатель наказал меня! Я не ценила, не берегла. Как же ты так?! Как же мы без тебя?!
Тонкие руки сына обхватили Мирин. Поняв, что случилось, второй проводник отпустил его к матери. Нужно идти дальше, но женщина всё стояла не в силах оторвать глаз от чёрной пропасти, куда рухнул муж.
- Прости меня! Всё моя проклятая гордость! Сколько дней я тебя донимала! Теперь ты свободен.
Мирин почти не ощутила, как рука проводника взяла её за локоть. До конца дня женщина шла точно в полусне, подчиняясь не разуму, но чувству, безошибочно повторяя движения за высоким дайрингарцем. Не было ничего: ни слёз, ни жалоб, только бескрайнее белое поле - цвет наступившей смерти.
Когда пришёл вечер, проводники отыскали очередную пещеру. Люди забились в неё, точно пугливые кролики. Сегодня их не утешала даже безопасность. Все, кто мог, лежали, обнявшись. Айрик и Дийсан крепко прижимались друг к другу.
- Слышишь, если я упаду, ты не держи меня, сразу режь верёвку. И всё!
Горячо шептала менестрель.
- Дий, ты никуда не упадёшь. Я тебя удержу. Главное, будь спокойной, внимательно слушай меня, повторяй все движения.
Король говорил уверенно.
"Тем более моя рука разъединит нас, только если сорвусь я сам, надеюсь, успею. Хватит думать об опасности. Просто Дерик напугал всех своей стремительной гибелью.
Айрик догадывался, что дайрингарец перерезал ему спасительный путь. Не могла верёвка порваться так мгновенно.
"Прав ли он был? Теперь это навсегда останется тайной. Все видели, Дерик был не жилец. Но иногда болезнь заканчивается выздоровлением, даже если сначала кажется безнадёжной." Какими бы тяжёлыми не были мысли, но усталость победила всё.
Люди заснули. Только Мирин сотрясали беззвучные рыдания, страшные слёзы без облегчения.
Новый день принёс беженцам начало спуска с горы. Оказалось, он ещё трудней, чем подъём: воткнуть колья, зацепить верёвку, сделать шаг, что может оказаться последним.
"Интересно, если бы раньше знать, что такое поход по горам, отправил бы я придворных в Дайрингар? Да, и колебаться не стал. Трудное спасение лучше, чем лёгкая смерть. А может есть другая дорога?.."
Снова вбить кол, натянуть верёвку и в первую очередь перевести Дийсан. Ей очень трудно. Неизвестно, что белей, её лицо или ледяная шапка горы. Но она двигается, держась изо всех сил.
Дайрингар проверяет все чувства на прочность: и любовь, и силу духа, точно так же, как вот эту верёвку, необходимую для спуска. Людей утешает только то, что их испытание последнее.
Вращалось колесо прялки, шла вперёд нить белой шерсти, она становилась длинней, сматывалась в клубок.
"Пусть она когда-нибудь оборвётся", – думала Цаони. Для неё была чужой прочная нить, создающая её прялка, мрачный Дайрингар, его королевский замок серого камня жестокий и неприступный, огромные очаги, ночные костры на площадях, что разводят на случай нападения теневых, как заведено из века в век. Цаони не понимала суровых белокурых людей – жителей столицы.
"Как они одинаковы, всю жизнь трудиться не покладая рук."
В Дайрингаре нет изящной вышивки, утончённого веселья. Даже к свадьбе короля нужно напрясть как можно больше шерсти.
Да, королевская свадьба состоится через месяц. Нэйрин долго не соглашалась стать женой Норгара, но вдруг уступила. Девушка до сих пор не понимала, как так вышло.
- Он такой переменчивый, как зимний ветер, то подует изо всех сил, то вдруг успокоится. Кажется, это ей, женщине, положено быть настолько непостоянной, а тут их сюзерен. У него серые глаза и широкие плечи, подвижное лицо, руки с короткими пальцами.
Девушка знала одно: она полюбила короля, как могла бы привязаться к младшему брату, наивному, но сильному.
Невеста связала Норгару свитер с красивым узором. Он подошёл к глазам и волосам жениха. Для своего изделия Нэйрин выбрала серую шерсть. Горный король был на седьмом небе от счастья, он со всем пылом отдавался первой любви.
"Она такая серьёзная, неприступная, сколько же сил он потратил, прежде чем завоевать невесту. Зато у трудной победы замечательный вкус! Неужели мы с Нэйрин всегда будем вместе?!"
Радовалась предстоящему браку Дийран: "Конечно, пылкая страсть пройдёт, она никогда не длится вечно, но в отличие от своего отца Норгар выбрал правильную девушку. Нэйрин спокойная и рассудительная, она станет надёжным приютом для страстей моего сына, сумеет подарить ему мудрых наследников, что не удалось сделать мне. Тальгер, кто на белом свете принимал тебя, кроме сына и дочерей? Кем дорожил ты сам кроме Ариан? Как могла бы сложиться наша жизнь, если бы не она?" - нет, Дийран ни о чём не жалела, сожаления всегда бестолковы, она просто готовилась к свадьбе Норгара.
Большого торжества с нетерпением ждали и его сёстры Дайрун и Койлин. Девочки очень хотели весёлого праздника, его давно не было. Сначала на замке лежал траур. Из-за смерти короля все ходили в чёрном. Для сестёр Норгара отец остался грозным незнакомцем. Дочери понимали, они должны любить отца, грустить о нём, но по-настоящему девочки помнили только грузную фигуру, боялись грубых окриков и жестокости коварных упрёков.
Теперь замок наполнился новыми людьми, беженцами. Они пришли жалкими, усталыми, совсем неприветливыми. Но среди алкаринцев оказались Арверн и Найталь маленькие и шумные. Никто не запретил Койлин и Дайрун играть с озорными малышами, они дети короля. Только больной Анрид часто плачет. Ему больно, он не может ходить.
После объяснений Лини и Нэти девочки пожалели Анрида: "Если бы наша мать была такая мрачная, мы бы тоже всё время болели."
Рядом с детьми Айрика сёстрам Норгара было весело. Когда брат женится, в замке появится много малышей.
С шумом вбежав в зал, где работали фрейлины, Дайрун и Койлин принесли с собой детскую непосредственность.
- Девочки, вы же уже большие!
Королева-мать обратила на дочерей суровый взор.
- Я ни в чём не могу на вас положиться. Вы должны стать моими помощницами, но предпочитаете одни забавы.
Девочки потупились. Увидев их румяные лица, Цаони ощутила на сердце холодок неприязни: "У них впереди целая жизнь, а пора моей радости безвозвратно прошла. Для меня остались серый замок, да нескончаемая нить шерсти."
Справа Сариан и Эрин мастерили жакет из шкуры пушистой лисы. Им горное королевство пришлось по душе. Придворные дамы с уважением приняли алкаринок в свой круг. Одной довелось пережить позорную смерть сына, что её не сломила. Другая - заражена тоской чёрной стали, но живёт, стараясь не показывать вида, как ей трудно. Мать и дочь научились у суровых женщин шить одежду из шкур, но для этого нужны сила и ловкость. У Цаони их нет.
"Она годится только на то, чтобы заниматься прядением, другие свяжут шарфы, свитера, перчатки, которые не будут носить не она, не Айрик. В чужом замке королева без страны - жалкая приживалка. Нужно было остаться в Алкарине, погибнуть рядом с мужем на городской стене. Неужели его, правда, может, не быть на свете?!"
Когда пришло время обеда, работа прервалась. Трапеза проходила в огромном зале. Если взять пищу к себе в покои, тебя посчитают слабой. Болезнь или немощь вызывают презрение.
"Королева должна оставить капризы, даже если сердце всё время болит. Кажется, промозглый холод его выстудил."
Женщина испугалась, когда нечаянно столкнулась с детьми Дийсан, что выскочили из-за поворота с весёлым визгом. Лини несла за ними Анрида.
- Добрый день, шалуны!
Королева натянула на лицо приветливую улыбку. Арверн и Найталь не вызывали в её душе симпатии.
"Они плохо воспитаны. Теперь я вижу, Айрику, впрямь, не хватало на них времени, - к своему сыну мать тоже не чувствовала любви. - Слабый, маленький, он едва мог есть сам. - Когда все вокруг глядят на него, то, конечно меня осуждают. Но я обещала их отцу, позаботиться о малышах. Значит, я не должна отступать!" - Цаони стыдилась себя, она хотела привязаться к детям и не могла.
Опустившись на скамью, королева ощутила, у неё совершенно нет аппетита, опять на столе появилось жирное мясо, которое оставляет тяжесть в желудке и рагу из овощей, оно называлось съедобным только потому, что его вообще сварили. Увы, здесь всем приходилось есть, что дают, другой пищи в Дайрингаре просто напросто нет.
Взгляд Цаони невольно обращался на короля Норгара, стремительно расправлявшегося с жарким. Айрик ел почти так же, может лишь немного приличней, только в нём жену это не раздражало, ей даже нравился здоровый аппетит мужа.
Королева Дийран тоже не отказывалась от мяса.
"Её глаза такие холодные. Два ледяных осколка. Если есть серая сталь, почему не может быть серого льда? Они, придворные - беженцы, постоянно встречаются с горным холодом, только сильные и смелые могут заслужить уважение, остальным остаются серые льдинки."
После обеда всё та же пряжа, теперь грубая шерсть, такая тоже нужна замку. Своеобразное приданное короля. В день свадьбы Норгар преподнесёт его невесте. Цаони ждала, когда закончится долгий день. Здесь, в горах она постоянно мечтала о наступлении ночи.
Наконец, пожелания исполнились. Пришло время ужина. Слава Создателю, его можно взять к себе в покои. Перед сном посещение детей, такой же ритуал, как в Алкарине приход Айрика.
"Как, наверное, надоели ему вечные ритуалы дворца!
Теперь она понимает мужа, трудно идти к тем, кого не любишь. - Только король не любил меня. Почему он так и не ответил взаимностью моему сердцу? Айрик, не мой облик ты представил в последний миг, если тебя пронзил клинок врага! Ты всмотрелся прощальным взглядом в её глаза, пусть они никогда тебя не видели. Это она помчалась к тебе, а я не решилась остаться! Нет, ты вернёшься! Такие как ты доживают до самой старости!"
В детской комнате Нэти и Лини одевали малышей в тёплые пижамы, чтобы сыновья и дочь короля не замёрзли долгой ночью. Прохладный воздух согревала жаровня с углями. Найталь вела себя спокойно, как маленькая леди, Арверн громко смеялся и шалил.
Анрид снова плакал.
"Неужели он чувствует, что я его не люблю?"
Сидя в глубоком кресле, королева смотрела, как няньки укладывают детей спать, заботливо подтыкают им одеяльца.
Когда малышей уложили в кроватки, женщина подходила к каждому по очереди, холодными губами целовала в лоб, желая спокойной ночи. Они не радовались ласке в какой нет любви.
"Дети чувствуют, чьё сердце к ним равнодушно. Наверное, это правда."
Завершив ритуал, Цаони выскользнула из детской. По полутёмным коридорам она шла в отведённые покои. В них, как всегда, было темно, служанка даже не зажгла лампу. Она знала, госпоже яркий свет не нужен.
Раздевшись почти без огня, королева скользнула под одеяло. Оно уютное. Постель согрета камнями. Красноватый свет углей освещал скромную комнату. Цаони тревожно прислушивалась. Вот-вот, в тишине раздадутся шаги, это он, Ларк Гальвиг, как всегда проберётся к ней по коридору, чтобы остаться на ночь.
Ларку никогда не забыть тот вечер, когда он впервые увидел королеву такой, какой полюбил. Беженцы остановились в лесу под открытым небом. Цаони замерла возле костра. В красноватых отблесках пламени её лицо показалось юноше Аларъян загадочным и печальным, точно Цаони героиня легенды о женщине, что оплакивает мир. Юноша вспомнил картину, что висела в спальне его родителей. Бледная девушка в белом платье сидит у озера, из её глаз текут хрустальные слёзы.
- Это Бирил, - говорила мальчику мать. – Она знает, что на земле слишком много горя, поэтому принимает в сердце чужие невзгоды. Людям легче радоваться, когда кто-то за них грустит.
"Разве может король не любить такую жену?! Почему вместо этой прекрасной женщины он ласкает слепую фаворитку?!"
Сердце Ларка наполнилось болью и жалостью. От сильных чувств оно как будто стало шире, смогло вместить больше.
Потом юноша не раз наблюдал за королевой. Он понял, Цаони несчастна и одинока: "Её грусть несравненна! Правительницы о многом печалятся. Особенно, когда страна разбита, и хрупкая женщина идёт через горы."
Так и родилась любовь из нежной жалости, из желания утешать. Чувство такое большое, что Ларк сам ему удивился: "Я должен признаться ей! Раз я её люблю, то сумею сделать счастливой! Верное чувство пажа сумеет утешить боль от холодности правителя!" - горячая мысль лишила юношу сна и аппетита. Он нёс надежду души сквозь трудный путь через горы. Среди белого льда и чёрных провалов влюблённый видел королеву Цаони, она не давала ему отчаяться, упасть, вела в воздухе трудном для дыхания.
"Я не сорвусь, пока не скажу ей о своей любви!"
Повторял про себя Ларк.
Долгожданное признание он сделал уже в королевском замке Дайрингара. Юноша подстерёг возлюбленную, когда в вечерний час та возвращалась от детей.
- Ваше Величество, выслушайте! Вы стали мне дороже жизни!
Ларк упал перед ней на колени, касаясь губами пальцев. - Прошу вас, не прогоняйте! Выслушайте меня! Без вас вся земля сурова как горный край! Я залечу удары, которые наносил вам король! Только разрешите мне попробовать! Я могу сделать вас счастливой!"
Горячие признания. Восторг в зелёных глазах в красноватом свете светильников.
"Наверное, у него нежная кожа. Совсем юный. Со мной никто так не говорил!"
Сердце Цаони смягчилось. Вокруг на мгновение словно стало светлей. Вдруг Душа в который раз ухнула вниз:
"Айрик, они ведь закрылись? Твои синие... Если бы ты посмотрел так на меня хотя бы один единственный раз!"
Но вокруг было слишком холодно, душа давно хотела согреться. Королева не отдёрнула руки. Горячие губы целовали холодное запястье. Обняв хрупкие плечи, Ларк шагнул в её покои.
Королева не знала, станет ли эта ночь его. Юноша говорил красиво, восторженно. Женщина слушала с нежностью. Слова наполняли сердце, как вода наполняет русло иссохшей реки. Опьянённая наивной восторженностью Цаони не успела отвергнуть прикосновений. Они оказались робкими, неумелыми.
Айрик, горячий, уверенный, сильный, такой, что вначале она даже побаивалась его. Позже она поняла, с ним вообще не может быть страшно.
Ларку чего-то не доставало, словно восторженная душа умела пылать только фразами, тело могло лишь тлеть.
Только истосковавшись по беззаветной преданности, сердце взяло своё, с благодарностью приняв слабые искорки. Теперь часы с любовником стали самыми счастливыми для королевы-беженки среди горных людей. Она ждала их с тревожным нетерпением.
"Может, сегодня он не сумеет ко мне проскользнуть? Тогда на сердце будет меньше вины. Но, Создатель, я так ему нужна!"
Ларк пришёл. Снова восторг слов и тление ласки. Краткий сон. Слышно, как рано утром любовник ускользнул из её постели, точно так же, как супруг оставлял свою фаворитку.
"Творец, круг замкнулся. Наконец, я отплатила Айрику тем же!"
Ей захотелось смеяться.
Шаги юноши стихли вдали. Королева поднялась с постели, велела служанке принести воду для ванны, пересмотрела немногие платья.
"Даже если разрушена жизнь, правительнице Алкарина положено выглядеть хорошо, тем более, когда она королева - скиталица."
Приняв ванну, женщина послала служанку за завтраком, его, как и ужин, можно есть в одиночестве. В Дайрингаре публичным является только обед.
Надев светло-серое платье, жена Айрика отправилась прясть. На своих местах, как обычно, сидели Сариан и Эрин.
"Как им удаётся поспевать на работу прежде меня? Я же встаю в Дайрингаре гораздо раньше, чем в родном дворце."
Сегодня Сариан и Эрин вязали. Мать вывязывала сложный узор на детской шапочке. Её когда-нибудь наденет наследник престола Дайрингара, если, конечно, он появится на свет. На спицах дочери лежал тёплый шарф.
"Такой бы отлично подошёл Ратвину, обернувшись теплом вокруг его шеи, пусть она совсем необхватная. Шерсть овцы заменила бы мои руки, она тоже живая, - каждую ночь Эрин плакала, она не верила, что отец, Ратвин и Айрик придут в Дайрингар. - Они вместе лежат там, на алкаринской стене, птицы давно выклевали им глаза. Для них не было погребального костра, чистый огонь не унёс отважные сердца вверх к великому свету Создателя. Велерианцы не станут сжигать тела врагов. Они могут сложить их в яму, забросав тяжёлой землёй. Только Айрик спит рядом с Дийсан. Мой Ратвин на веки остался один... - Дочь маршала всеми силами сопротивлялась отчаянию. – Нет, оно не моё! Совсем чужое. Его приносит бархатный шёпот, страшный голос тьмы. Ратвин сильный и смелый! Раз он обещал, то вернётся! Они возвратятся все вместе! Тогда я подарю мужу пушистый шарф! Попрошу на него шерсть у дайрингарских женщин. Разве они мне откажут?!"
Внезапно Эрин показалось, её сердце превращается в ледышку. В груди стало очень больно. Резким движением дочь маршала вскочила со стула. Все знали, сейчас она помчится к животным. Звери спасали Эрин от тьмы и отчаяния. Положив руку на лошадиный круп или собачью голову, воительница чувствовала, ей становится легче. Жизнь возвращается, приходит слабый лучик надежды.
"Неужели я останусь такой навсегда? Сколько же лет Ратвину придётся мучиться со мной? Теперь новый удар: я пустой сосуд!"
Целительница Аларъян недавно сообщила Эрин о её бесплодии.
"Пока частица тьмы, что живёт в тебе, не покинет твоего тела, у тебя не будет детей. Там, где завелась частица смерти, новая жизнь не зародится."
До страшной минуты ей вовсе не хотелось ребёнка, просто в свой срок она станет матерью, это судьба каждой женщины. Только теперь, когда оно невозможно, материнство сделалось слишком желанным.
Медленно бредя вдоль стойл, Эрин смотрела на лошадей. Косматые, невзрачные, они совсем не были похожи на алкаринских коней воинов, но под неказистым видом скрывались ум и преданность.
"Любая из них стала бы хорошим другом для Дийсан. Подруга отправилась в осаждённую столицу, отказалась подчиниться приказу Айрика. Почему я не смогла поступить точно так же? А была должна, как истинная воительница! Поздно жалеть об упущенном. Алкарин пал."
После конюшен шли загоны для овец и коров. Овцы здесь тоже небольшие: серые, белые, чёрные – они дают прекрасную шерсть, замечательный пух дают козы, а коровы - молоко. Суровый, богатый край. Воительница понимала, ей нравится Дайрингар.
"Я могла бы стать госпожой какого-нибудь горного замка, разводить породистый скот, если когда-то закончится война, и Ратвин вернётся. Сколько же «если» на нашем пути!"
Боль отпустила. Эрин возвратилась в зал, чтобы продолжить работу: "Свой долг нужно выполнять до конца. Слёзы не могут его отменить. Я дочь своих родителей."
Сариан тепло смотрела на вернувшуюся Эрин. Она любила её с пронзительной безнадёжностью.
- Последнее родное сердце, что оставила мне судьба. В нашей девочки сильная кровь. Хорошо, в юности мы с Дальниром не знали, что уготовит нам зрелость.
Воительница часто вспоминала мужа, молодого, черноглазого, полного сурового огня. Как тогда он закружил её в танце, как она примчалась в снежный лес, разделить с ним страдания. Сколько счастья было в тех днях. Тогда у них была надежда и нерастраченная юность. Чем же закончили они: Альгер сделался полутеневым, Эрин полужива, сам Дальнир сгинул на развалинах столицы. Возвратится ли он?
Сариан почти в это не верила. Она понимала, Дальнир остался в Алкарине умирать, но рука жены всё не поднималась поставить на столик перед постелью поминальную веточку за погибшего мужа. От родной страны их отделяет кольцо гор. Ей приходится принимать новую жизнь, что ей одновременно чужая и близкая.
"Где взять силы на то, чтобы выстоять? Детская шапочка на её спицах – признак новой надежды. Всё правильно, всё так и должно быть, только на сердце лежит неизбывная горечь. Да ещё королева Цаони."
С каждым днём она беспокоила воительницу всё больше. Кажется весь замок знает о недозволенной любовной связи, а недовольство Дайрингаром сквозит в каждом её движении. Нужно поговорить с ней достучаться до сердца, но как до него достучишься? Вместо благодарности - недовольство, вместо чести - позор.
"Только Айрик скорее всего погиб. Может быть, Цаони заслужила немного счастья?
Жестокая мысль принесла воительнице боль. - Нет, с твоей памятью так обходиться нельзя! Ты не был ей верен, но не разу и не унизил. Сколько лордов ни то, что правителей, поступали гораздо хуже тебя."
Сариан припомнился их последний разговор. Тогда она просила дозволения остаться с Дальниром.
- Вы, лучшая кровь Алкарина! Когда начнётся осада, мне хочется знать, вы находитесь в безопасности.
Айрик мучительно подыскивал слова, чтобы выразить чувство, живущее в сердце.
- Понимаете, ближе вашей семьи у меня никого нет. Когда я сюда пришёл, только вы помогли. Я стал собой, благодаря вам! Я останусь в столице, но вы идите в горы. И ещё поддержите Цаони и Дийсан, когда это понадобится. Леди Сариан, я знаю, Вы сумеете!
Он смотрел с пристальной надеждой. Стальные глаза воительницы вдруг стали грозными.
- Слышишь, Айрик, не смей погибать в осаде! Я и Дальнир запрещаем тебе!
Она хотела коснуться его руки. - Но на мою помощь ты можешь всегда положиться!
Суровые плечи воительницы поникли.
- Леди Сариан, возможно мы ещё встретимся! Ваш приказ для меня многое значит.
Король смутился совсем по-мальчишески.
Так они и расстались.
"Вот видишь, твоей жене не понадобилась моя поддержка. Дийсан, как и Дальнир, осталась на алкаринской стене. Ты знай, третья поминальная веточка для тебя! Пусть их положено ставить только по родовой крови. Я принимаю тебя по сердцу в наш род..."
Наступило время обеда. Сидя за столом, воительница смотрела то на Эрин, то на Цаони. Каждый заметит, насколько королеве Алкарина не по душе горные блюда, с какой натянутой улыбкой смотрит она на детей.
После трапезы Сариан решилась на важный разговор.
"Пока положение не стало безнадёжным, нужно её образумить!"
- Что ты творишь, Цаи?
Остановил шаг провинившейся женщины хлёсткий вопрос.
- Выказывать недовольство, удел недостойных.
За чужое милосердие следует платить благодарностью.
- Так выгоните меня вон! Тогда горное милосердие мне не понадобится, оно и так слишком похоже на пытку!
Взгляд одновременно дерзкий и загнанный.
- Остановись! Пока не поздно. Весь замок знает: ты завела любовника. Разве ты не могла подождать только год, почтив его память? Неужели Айрик заслужил такое неуважение?
- Мёртвому всё равно! Он не узнает, есть у меня любовник или нет. Придёт живым, так может поймёт, каково было мне! А ещё уж точно не матери полутеневого говорить о чьём-то достоинстве!
Отчаянный крик звенел:
- Да, любила ли ты его?! Уважала ли?! Раньше я бы тебя поняла, но не в сроке же скорби! Пир на костях никому не прощается.
Цаони пошла прочь. Поражение оказалось сокрушительным. Чувствуя полное бессилие, Сариан направилась в зал работать.
"Какой бы оказалась моя жизнь, если бы моя мать была такой же, как она. Что значат мои сомнения перед ежедневным подвигом Лариты Ирдэйн. Она терпела любовницу в собственном доме, растила бастардов, как родных детей. От нашей королевы Арверну и Найталь любви не видеть."
Воительница глубоко вздохнула: "Создатель, спасибо тебе! Ты был щедр ко мне незаслуженно, наградил верностью мужа, достоинством дочери. Цаони любви не выпало. И всё же..."
Наступал быстрый горный вечер, вместе с ним пришёл конец работы. Положив готовую шапочку к другим вещам, Сариан почувствовала удовольствие. Цаони с радостью бросила прялку, ей даже хотелось смеяться.
"Какой дерзкой я была сегодня! Наконец, я была по-настоящему смелой. Айрик, ты бы меня оценил. Или может быть наказал?
Королеве казалось, вокруг рушится мир, а она стоит, глядя, как падают камни и кричит: «Сильней! Сильней!
Нет, Айрик, ты не вернёшься, ты погиб в Алкарине, как обещал, потому что я не смогу посмотреть в твои глаза, всегда такие синие. Только как же мне хочется хотя бы разок в них взглянуть!"
Холодный вечер, безнадёжные ласки, сомнения, что невозможно унять.
*****
Шло время, И вот, оно наступило, утро кануна свадьбы. Это был ясный сентябрьский день. Деревья ещё стояли зелёные. Ветви лишь изредка украшал жёлтый лист, что умер так рано. Встав сегодня с рассветом, король Норгар оседлал любимого коня и от полноты чувств помчался в лес. Он бы взял с собой Нэйрин, если бы мог, но сейчас невеста будет готовиться к свадьбе, примерять платье, пересматривать приданное. Он, жених, остался без дела, предсвадебные обязанности целиком легли на его мать. Королю можно мчаться по лесу, а вечером прощаться с неженатыми юношами.
"Эх, сколько же пива мы выпьем! Но главное, чтобы наутро не трещала голова."
Солнце поднялось высоко, ветер шумел в деревьях, конь горячился, во дворце ждала невеста, вот оно - настоящее счастье! Какое же оно полное!
Норгар прискакал домой к обеду. Первой, сына заметила королева Дийран. Она вышла во двор, чтобы дать указания, как расставить столы для народного угощения.
Король скакал раскрасневшийся, ветер трепал светлые волосы.
"Настоящий красавец, в нём течёт горячая кровь Дарнфельдов, а не вода Ингларов, - за сына и дочерей Дийран прощала Тальгеру жестокость. - Да обретёшь ты, наконец, покой, где бы ты ни был! Пусть там к тебе придёт счастье, ты так и не узнал его на земле. Слышишь, твой сын завтра женится, если сможешь, пожелай ему счастливого брака. Знай и ты, Ариан, я родила и вырастила детей, что должны были стать твоими. Надеюсь, им не выпадет наш круг печали..."
Спешившись, Норгар подошёл к матери.
- Я решил, дадим народу щедрое угощение! Не будем скупиться! Пусть мои подданные отлично гуляют вместе со мной!
Горячий голос сына вызвал улыбку королевы.
- Конечно, пусть Дайрингар веселится. Мы будем щедрыми, как никогда.
"Замечательно знать, завтра я стану королевой-матерью, лишившейся власти, вручив её достойной женщине."
Отдав нужные распоряжения, Дийран отправилась в замок, готовиться к обеду. Переодевшись, королева появилась в зале. Фрейлины, другие дамы, мужчины - все гудели, как растревоженный пчелиный улей или осиное гнездо, что верней. Придворные ждали королевской свадьбы, гадали, кто окажется в милости у новой правительницы. Всё, как в Алкарине, только проще, естественней. Здесь отсутствует роскошь и утончённость.
Королева Цаони грустила среди предсвадебной суеты: "Сколько обманутых надежд вспоминается мне в шуме чужого праздника! Сколько беспросветных лет предстоит впереди? Я не могу пожелать им счастья. На земле его не бывает."
После обеда, вместо того чтобы прясть, королева Алкарина вместе с другими фрейлинами украшала огромный зал.
Венки осенних цветов, вышитые салфетки, вязаные покрывала тонкой шерсти, как они не похожи на изысканные ткани и статуи Алкарина. Дамы весёлые и шумные.
"Его Дийсан здесь бы понравилось, будь она неладна!"
Вешая венки на гвоздики, Цаони высматривала юных Аларъян. Они выставляли мебель.
"Ларк где-то среди них. Увидеть бы его одним взглядом!"
Как приятный подарок, женщине пару раз удалось разглядеть восторженное лицо.
Ночью, когда приготовления остались позади, вместо того чтобы спать, все фрейлины сидели с невестой и пели протяжные песни. Наверное, только теперь Нэйрин окончательно поняла, для неё навсегда закрыт путь в родительский замок. Если она приедет туда, то только как гостья. Никогда больше она не будет помогать отцу, заботиться о братьях и сестре вместо матери. Ей предстоит править королевским двором, рожать наследников престола Дайрингара.
"Как больно, как тревожно. Зачем любить, если это настолько страшно? «Никогда! Безвозвратное слово, оно разделяет до и после. Теперь все её свитера и шапочки будут Норгару и стране. Но я свяжу прощальные подарки отцу и братьям. Я сделаю это, когда тревога уймётся."
Девушки пели грустные песни, точно доводя боль и страх до предела. Миновав его, они утратили остроту, затем и вовсе сошли на нет, сменившись надеждой и радостью, что совпала с рассветом.
По утру служанки и фрейлины одевали невесту, убирали ей волосы. Вскоре все отправились к храму Создателя. Жених и невеста ехали в закрытых каретах, остальные в открытых экипажах. Утренний холод щипал лица гостей, прогонял сон. В храме было тепло, пахло благовониями. Служитель в тёмном говорил жениху и невесте о том, как они должны быть верны до самой смерти, никогда не изменять друг другу даже в мыслях. Норгар и Нэйрин приносили брачные клятвы.
"Говорите слова сейчас, наивные и глупые, – думала Цаони, – посмотрим, как вам удастся выполнять их всю жизнь. Как здесь душно, быстрей бы на воздух, наверное, мои глаза щиплет от благовоний, зачем их столько на свадьбе?"
Обменявшись брачными браслетами, Нэйрин и Норгар соприкоснулись губами. Лёгкий поцелуй, как предвкушение предстоящего. Не став медлить, гости выходили из храма, все стремились в замок, где свадебное угощение, и музыканты. Торжественный пир - замечательное событие. Для новобрачных приготовили отдельный стол на возвышении, туда им подавали лучшие блюда, которые нужно непременно попробовать, запивая сладким вином. Ещё Норгару и Нэйрин приходилось приветствовать придворных. Они желали юной чете счастья, подносили подарки, поэтому времени для танцев у неё не оставалось. Зато другие веселились вовсю.
Королева Дийран плясала с молодыми кавалерами, Сариан и Эрин старались от неё не отставать. На свадьбе грустить не положено, даже если душа не на месте.
Цаони наперебой приглашали красивые юноши, одним из них оказался Ларк. Увидев его, женщина покраснела от стыда, но она робко улыбнулась любовнику.
- Можно вас на танец, Ваше Величество?
Ларк скромно опустил ресницы.
- Отчего бы нельзя?! - Цаони вложила руку в ладонь юноши.
Теперь для неё перестали существовать другие кавалеры. Королева шла с любовником круг за кругом, танцевала так, как когда-то мечтала танцевать с Айриком.
В перерывах, Ларк заботливо наливал вино, приносил сладости, Цаони ела их с аппетитом.
"Наконец, это не мясо и овощи. Неужели я не могу позволить себе единственный вечер веселья? Пусть вокруг чужая свадьба, но раз праздник, то все должны веселиться."
Глаза блестели, но в глубине души шевелилось что-то холодное, скользкое. Королева старательно подавляла невольное чувство.
"Я буду счастливой. Кто может отнять у меня замечательный вечер? Я же его заслужила! Айрик, даже ты не посмел бы меня останавливать!"
Неожиданно подошёл молодой слуга. Отведя королеву в сторону, он что-то шепнул ей на ухо, Цаони смертельно побледнела. По тёмным коридорам замка она выходила на улицу. В след за ней устремились Сариан и Эрин.
Они вошли в город на закате. Последние несколько дней людям казалось, усталость въелась в их кости и понемногу их разрушает. Недавно у беженцев закончились деньги, поэтому они голодали. Дайрингарцы давали беженцам только ночлег в залах постоялых дворов. Айрик не мог признаваться, что он - король. Уважая его решение, другие люди тоже об этом молчали. От долгой дороги одежда путников превратилась в лохмотья, они казались настоящими нищими среди обильных яств.
Беженцев поразил городской шум и веселье, везде накрытые столы, на них вино и жаркое.
- Что здесь происходит?
Спросил Айрик у хмельного прохожего, что первым попался им на пути.
- Дак, наш Король Норгар, дай Создатель ему всех благ, сегодня женился. Вот мы теперь и гуляем вовсю!
- Странно, войти в столицу во время королевской свадьбы!
Король не заметил, что говорил вслух.
- Да, во время большого веселья! Ешьте! Вон тут сколько еды! Сегодня счастливый день, а таким, как вы, оборванцам, видать нечасто приходится есть досыта.
Беженцы ели горячее мясо, запивали его вином.
- Хороший час для окончания пути. День чужого праздника. Кто-то страдает, кто-то умирает, а жизнь продолжается. Сердце Айрика наполнилось грустной радостью, голова слегка поплыла, мир вокруг казался почти нереальным.
- Послушай, любезный, не проводишь ли ты нас к королевскому замку?
Обратился король к другому прохожему, который был гораздо трезвей первого.
Высокий старик ел и пил мало, он вышел на улицу, в основном для того, чтобы послушать людей, дать работу ноющим костям.
- Отчего бы не провести... Пойдём, конечно, только что вам там делать?
- А вот когда доведёшь, тогда и узнаешь!
Глаза оборванца лукаво подмигнули.
Старик повёл беженцев по незнакомым улицам сквозь праздничную суету. Она отдавалась в сердце весёлыми криками горожан.
Наконец, перед глазами возникла стена серого камня, перед ней глубокий ров и будка стражника. Подняв бронзовый молоток, Айрик решительно постучал. Звук раскатился вокруг громкий, пронзительный.
- Ну, кто там ещё?
Послышался молодой голос. - Сегодня всем горожанам велено гулять на улицах, нечего зря беспокоить замок!
Правитель глубоко вздохнул, набрав в грудь воздуха и решимости.
- Я, король Алкарина, Айрик Райнар. Я пришёл просить приюта у короля Дайрингара Норгара Инглара.
Голос не дрогнул, но, казалось, дрожала сама душа.
- Со мной мои приближённые, Ратвин Ник, Дальнир Аторм, Дийсан Дарнфельд. Надеюсь, о простых беженцах достойные горцы позаботятся тоже. Эти люди были верны мне на долгом пути.
Рука указала на детей и женщин.
- Этих пристроить легко. Вас мы пропустим за ворота, но глядите, если только вы лжёте, вас ожидает смерть.
Мост опустился, ворота открылись. Скитальцы вошли во двор. В считанные минуты по замку разнеслась весть: пришёл человек, что назвал себя королём Айриком Райнаром, нужно удостовериться в правдивости его слов.
Для этого слуга вызвал Цаони. Она шла по коридору, не понимая, что чувствует.
"Неужели он, правда, пришёл? Вот сейчас я его увижу! Создатель! Что будет тогда со мной?!"
За королевой с надеждой спешили Сариан и Эрин.
"Творец! Пусть это будет Айрик! Вместе с ним пришли Дальнир и Ратвин!"
Двери открылись, выпустив женщин на улицу. Минута, другая, Цаони увидела высокую фигуру. Он стоял в свете костра.
"Айрик!"
Губы не сумели произнести заветного имени. Оно прозвучало только в душе.
В изношенной одежде, усталый, он шагнул к ней, протянул руку. Жена отшатнулась.
- Айрик!
Крик прозвенел. Цаони тяжело зарыдала. Сильные руки обхватили её за плечи.
- Цаи, я живой. Видишь, мы встретились.
- Айри-ик!
Слово бессильное! Страшное! Единственное во век!
- Ра-атвин!
Раздался в ночи удивлённо радостный крик. Эрин подбежала к нему, повисла на шее, которую с трудом могла обхватить, уткнулась лицом в грудь и заплакала.
- Эри, ну что ты, родная?! Хватит, успокойся. Смотри, я пришёл, ты же сейчас меня слезами зальёшь! Гляди, какой мокрый буду.
- Вот и терпи! Сколько я без тебя плакала! Ратвин! Живой!
Они обнимались счастливые.
- Сари, я здесь. Это я, – прозвучал его хриплый голос.
Калека со страшными шрамами нерешительно шагнул вперёд, и она вдруг узнала родные глаза.
- Даальни-ир! Верну-улся!
Сариан замерла.
Любовь и жалость стеснили сердце, не дав шевельнуться, но только одно мгновение. Жена не шагнула к маршалу, она качнулась к нему, точно собираясь упасть. Судорожно прижала его к себе. От рук Сариан Дальнир пошатнулся.
- Видишь, родная, я теперь не твёрдо стою, прости.
Маршал сильней опёрся на свой костыль.
- Дальнир! Живой! Вернулся! Родной ты мой! Вот, рядом стоишь!
Сариан нежно коснулась его шрамов и заплакала. Его плечи тоже тряслись.
Продолжала рыдать и Цаони. Айрик не знал, чем её утешать:
"Такими слезами провожают мёртвых, а не встречают живых."
Жена билась в его руках. Король растерялся.
- Цаи, да что с тобой? Сегодня костёр не для нас, для теневых развели.
Дайрингарские слуги поняли, высокий алкаринец не обманул. Они поспешили в зал.
Королева Дийран отдала приказание проводить вновь прибывших в хорошие покои, принести чистую одежду и воды:
"Дийсан Дарнфельд. Ариан назвала свою дочь Дийсан, родовое имя у неё Дарнфельд. Может ли она оказаться моей племянницей?! Или просто случайное совпадение?"
Появление замковых слуг прервало тяжёлую встречу короля и королевы Алкарина.
"Всё время проплакала. Такого я точно не ждал!"
Как не старался Айрик, он не мог найти объяснение поведению жены. Однако, горячая ванна ненадолго отвлекла его от раздумий.
"Ванна большая. Полотенце мягкое, целая, пусть и скромная одежда. Дайрингар встретил меня незаслуженно хорошо."
Надев тёмно-синий костюм, Айрик бросил украдкой взгляд в зеркало.
- Внешне я снова превратился в правителя.
Оставив комнату, он узнал, где разместили Дийсан. Сейчас дайрингарская служанка укладывала ей волосы. Дайнис тоже нужно немного привести себя в порядок. Пока горная девушка старательно выполняла свои обязанности, менестрель хотела лишь одного: скорее увидеть детей!
Ни горячая ванна, ни чистая одежда, ни причёска не доставляли удовольствия. Сердце стремилось взять на руки малышей, снова ощутить родное тепло их Алар, услышать тоненькие голоса, что скажут одно только слово: «Мама!»
- Я вижу, вы тут почти справились, - раздался голос Айрика. Король стоял на пороге.
- Да, мы завершаем. Но ты немного меня подожди.
Айрик присел на краешек кресла. Заколов последнюю шпильку, служанка отпустила чужестранную леди. Теперь алкаринка может без стыда появиться на свадьбе их короля. Работа закончена, девушка хорошо потрудилась.
- Покажите, пожалуйста, нам, где находится детская.
Несмотря на спокойный голос, менестрель так волновалась! Вслед за служанкой Айрик и Дийсан пришли к двери, для тепла обитой кожей.
- Вот, всех малышей, ваше Величество, тут разместили.
Рука менестреля коснулась двери. Отыскав ручку, женщина потянула её на себя нерешительно, она чего-то страшилась. Дверь открылась, Дийсан замерла на пороге. Она услышала голоса детей. Малыши говорили с нянями о чём-то своём и совсем её не заметили. Мать почему-то не могла сдвинуться с места.
- Арверн, Найталь!
Позвала она тихо.
Малыши продолжали болтать. Кажется их голоса немного изменились, стали громче и чётче.
- Арверн! Найталь!
Менестрель рванулась вперёд, она протянула руки.
- Мама-а!
Две пары ножек простучали по полу. Они коснулись Дийсан, два маленьких человечка чуть выше колен. Мама подхватила их на руки. Малыши шевелились, старались обнять её, но не могли, их ручки были слишком короткие. Они пахли хлебом и молоком, чем-то родным и чем то чужим, ещё неизвестным ей.
- Мамочка!
- Я здесь! Я вернулась, мои маленькие! Вот они мы! Мы пришли!
Менестрель ощутила Алар малышей. Она стала сильней и теплей, от этого матери стало больно.
- Сила росла, а меня рядом не было!
И вдруг заплакал Анрид, жалобно, безнадёжно. Так могла бы плакать она, Дийсан, лёжа в холодной постели, в комнате замка, где нечасто топили камин. Айрик держал сына на руках, но мужская ласка - не женская.
- Не надо, успокойся, не надо. Смотри, я к тебе вернулся. Я шёл сюда трудной дорогой. Сначала по тёмному лесу, потом по высоким горам. На них сверху лежит снег. Теперь я не уйду от тебя долго, я буду рядом до самой весны. Говорят, здесь зимой никуда не ходят.
Малыш прислушивался к словам. Он плакал всё тише и тише, но слёзы трудно остановить. Сердцу отца не стать сердцем матери.
- Маленький, ты же к маме на ручки хочешь! Сейчас ты ко мне на ручки пойдёшь! Я тебя, как мама, согрею!
Дийсан стало больно.
- Айрик, я хочу его взять, - менестрель повернулась к ним.
- Иди, мой хороший, конечно, у Дий тебе будет лучше. В трущобе я рядом с Сальви легко засыпал.
Надёжные руки отца передали сына.
Взяв ребёнка, женщина почувствовала, какой он маленький, как напряжённые ручки и ножки всё время шевелятся сами. Что-то внутри не может наладить правильное движение.
- Сейчас я тебя поглажу, ты потихонечку успокоишься, крепко заснёшь, и ничего у тебя болеть не будет. Утром я снова приду, рядом со мной тебе будет легче.
От медленных, плавных движений судорожность утихала. Собравшись в иглу, Дийсан осторожно запела, она исследовала малыша, решив узнать, есть ли у него Алар. Точно направив лучик, женщина почувствовала тепло. Оно дрожало как сам Анрид, такое же больное и хрупкое, но главное тепло дара у него было.
- Раз я нашла в тебе силу, значит, мы будем учиться, когда ты подрастёшь. Я тебя всему научу, пусть пока и сама не знаю чему.
Анрид заснул.
Отыскав ногами кроватку, Дийсан осторожно положила ребёнка.
Арверн и Найталь весело теребили Айрика за одежду. Отец состроил им шутливо грозную рожицу.
- И почему вы не спите? Вон ваш братишка уже спит, послушный. Вы не хотите пускать меня и маму на пир? Я и сам бы туда не пошёл, но надо. Завтра я попрошу у дайрингарцев застёжки поярче, чтобы вы совсем их оторвали, раз вам так хочется меня теребить.
Малышам понравилось лицо отца. Они звонко засмеялись. На прощание король щёлкнул детей по носу, вызвав у них новый хохот.
- Если я вас сейчас подброшу, мама и няньки меня самого отругают, так что я лучше пойду. А вы ложитесь в постель, не то к вам серый волк проберётся.
Король зарычал.
Менестрель улыбнулась.
- Да, ты лучше иди. Я ещё побуду здесь, нам не стоит появляться на свадебном пиру вместе, пусть Дайнис за мной зайдёт.
Король оставил комнату. Устроившись в кресле, Дийсан завела колыбельную, как пела её всегда.
Арверн и Найталь засыпали.
Их отец шёл по коридору на звуки праздника. Войдя в зал, он поприветствовал короля и королеву Дайрингара почтительным кивком. Они сидели за столом раскрасневшиеся от вина и смущения, очень счастливые. Синие глаза встретились с серыми. Во взгляде Норгара мелькнуло минутное торжество:
"Так вот ты какой, король Алкарина, значит, тебе всё же понадобилась наша помощь. Ты пришёл сюда, пусть и решил, что погибнешь в своей столице."
Только синие глаза ответили твёрдо. Айрик ясно чувствовал собственную вину, но что-то врождённое не позволило ему опустить взгляд:
"Как бы там ни было, но я здесь уж точно не потому, что испугался смерти."
Торжество горного правителя постепенно ушло.
- Добро пожаловать в Дайрингар, Ваше Величество, король Айрик Райнар!
Слова звучали натянуто.
- Я приветствую вас, ваше величество, король Дайрингара Норгар Инглар. Я благодарен вам за помощь и приют, за то, что вы спасли королеву Цаони и моих детей, - Айрик поклонился королевской чете в знак уважения.
- Не стоит благодарности. Дайрингар никогда не забывал, что значит воевать.
Медленно выпрямившись, король Алкарина отошёл от горного правителя, чтобы поприветствовать королеву-мать Дийран. Ему сразу понравилась эта маленькая смелая женщина. В её улыбке и манере говорить чудилось что-то неуловимо родное.
- Люди Дайрингара рады принять вас в нашей стране, король Айрик Райнар. Раз вы остались в живых, то я всей душой надеюсь, что причина тому не отсутствие мужества. Но даже если это так, то признание в нём так же сочтётся за истинное достоинство. Единожды совершённая слабость не обязательно повторится вновь.
- Не знаю, поверите или нет, но я остался в живых, потому что не мог не спасти моё сердце. Оно хранится в имени женщины, которая прибыла со мной в горный край.
- О да, придворные Алкарина рассказывали мне, что ваше сердце живёт песней менестреля. Спасти прекрасное сказание очень достойно. Без хороших мелодий наш мир может опустеть.
Глаза Дийран немного смягчились.
- Менестрель, по имени Дийсан Дарнфельд, главное сказание моей души, - Айрик не отвёл взгляд.
Поклонившись Дийран, он наконец, отыскал Цаони. Она стояла у стены по-прежнему бледная. Отчаянный взгляд не отрывался от Ларка, юноша тоже стоял, не пригласив никого на танец.
"Король вернулся. Моё счастье улетит далеко, как лист от холодного ветра. Что же теперь будет с нами? Что бы ни было, я готов за всё заплатить, только бы страдания не коснулись королевы Цаони".
Ларк Гальвиг увидел, как супруг взял жену за руку.
- Пойдём, потанцуем, Цаи, сегодня всем положено праздновать.
Её пальцы холодные, точно неживые, она застыла, как мраморная статуя.
Неожиданно Айрик поймал взгляд жены, направленный в сторону. У стены стоит светловолосый юноша Аларъян, от него к Цаони летит ответный зов.
"Какой безнадёжный обмен! В день моей свадьбы, я, наверное, так же смотрел на Дий! Вот почему во взглядах придворных сквозит вина. На важный разговор просто не было времени."
Поведение жены объяснилось. Неожиданно в душе шевельнулась обида.
- "Цаи, неужели ты никогда бы не решилась поступить так, если бы не моя почти неизбежная смерть? А я вот остался в живых. Чего же стоят твоя любовь и отчаяние? Неужели ты не могла подождать только год? Один единственный год из всей жизни!"
Танец продолжался, король молчал, Цаони молчала тоже.
"Вот он обо всём догадался. Какими холодными стали глаза! Зачем ты вернулся? Зачем узнал? Твои измены ничто! Ты мужчина, правитель. Для тебя на земле запретов почти нет. Я погубила себя!"
Опустив голову, королева больше не видела ни Ларка, ни Айрика.
В эту минуту в зале появилась Дийсан. Легко держась за руку Дайнис, она определяла тростью дорогу. Увидев её, королева-мать ощутила острую боль в сердце, на секунду ей стало нечем дышать.
- "Ариан! Ты вернулась! И глаза твои не смотрят ни на кого, они же из мира нездешнего! За что ты так с нами?! Создатель, такова твоя кара мне?!"
Придя в себя Дийран поняла, женщина, которая вошла в зал, просто ничего не видит. Её ведёт служанка, калека трогает пол перед собой палкой. Дайнис подвела госпожу к Норгару и Нэйрин.
- Я Дийсан Дарнфельд, менестрель и фрейлина королевы Цаони.
Женщина сделала реверанс. Голос звучал решительно, совсем непохоже на колокольчик Ариан, тот хрустальный звон.
- Я приветствую вас и поздравляю со свадьбой, благодарю Дайрингар за то, что приняли меня, и не оставили моих детей.
"Дийсан Дарнфельд – - моя родная племянница! Значит, она осталась в живых, но почему злая судьба сделала её калекой? Как она похожа на мать! Вот она идёт прямо ко мне."
Менестрель низко поклонилась королеве-матери, слушаясь указаний телохранительницы.
- Я, Дийсан Дарнфельд, приветствую Вас, королева-мать Дийран, и поздравляю Вас со свадьбой сына!
- Искренние поздравления принимаются с благодарностью. Скажите, вашего отца звали Джернил Карэль?
Голос дайрингарки взволнован, он звучит с певучим выговором.-
Да, моего отца звали Джернил Карэль. Он был знатным лордом Велериана, имел богатый замок.
- Дийсан, ты знаешь, как звали твою мать?
Голос Дийран чуть дрогнул.
- Да, имя моей матери, Ариан Дарнфельд. Она вашей горной крови, а я - незаконная дочь.
"Такая бы выжила наперекор всей родне."
- Я, Дийран Инглар, урождённая Дарнфельд, родная сестра твоей матери.
- "Столько лет она считала себя виновной не только в смерти сестры, но и в гибели её дочери. А вот, она, стоит здесь живая, взрослая, очень похожая на Ариан."
Дийран не могла определиться, что чувствует: радость? Грусть?
"Столько лет! Всё развеяно в один миг, - королева-мать замерла, не в силах сразу понять, сколько всего случилось. - Дийсан Дарнфельд – фаворитка короля Алкарина, причём давняя его любовница. Она и есть та женщина, ради кого Айрик Райнар покинул стену столицы, но Дийсан совсем слепая... Что за рок толкает нашу кровь к королям?"
Менестрель тоже не представляла, что говорить:
"Мать короля Дайрингара - моя родная тётка. Что я должна чувствовать к ней? Ненависть? Родные заставили мою мать страдать, но как им было поступить иначе? Я не знала матери, я не могу страдать за неё. Только в рассказах отца она была красивая, добрая, живая. Для меня - просто грустное видение, совсем неизвестное. Значит, нужно любить Дийран Инглар? Но как любить незнакомую женщину? Совсем чужую."
– Я верю, познакомившись поближе с Дайрингаром и с вами, я почувствую общую кровь, научусь вас уважать. А сегодня прошу позволения спеть на свадьбе вашего сына.
- Конечно, я разрешаю вам спеть.
"Дочь Ариан сильная и гордая, такая, как я сама. Не знаю, сумею ли я к ней привязаться? Но уважать, наверное, буду."
Легко взяв Дайнис под руку, Дийсан попросила проводить себя к помосту для пения. Поднявшись на него, она завела свадебную песню, известную в Велериане и Алкарине. Музыканты подхватили залихватский мотив, оказалось, его знает и Дайрингар. Дийсан пела, и всему залу передавалось её ликование. Ощутили его Ратвин и Эрин. Они кружились в танце.
"Куда только делась усталость? Стоит выпить крепкого вина, почувствовать руки жены на талии, заглянуть в серо-стальные глаза, похожие на материнские, а в них таится столько всего!.."
Вот и нет больше усталости, могучее тело налилось упругой силой, чтобы кружить и кружить жену по залу.
Бархатный шёпот растаял в горячем взгляде Ратвина, ушёл в глубину, на дальний край души, конечно, тьма продолжит её подтачивать, но сейчас Эрин мглы не чувствует. Глаза дочери маршала иногда обращались на отца, тогда она ощущала острую боль:
"Что сделала с ним война!"
Но грусть мимолётна, потому что Ратвин рядом, он вернулся со стены Алкарина, и как обещал, привёл короля Айрика.
Маршал сидел на скамье, чувствуя как его то и дело касалась рука жены. Сариан всё смотрела на своего Дальнира и не могла наглядеться.
"Вот он, рядом! Живой!"
Ей до сих пор не верится.
Лицо в шрамах, нет части руки и части ноги, но это он, родной, желанный, с седой головой и чернотой глаз, точно юность вернулась к ним на мгновение долгожданной встречи.
Сейчас Сариан кажется, всё возможно! Они обязательно возвратят Алкарин, чтобы дожить в родном королевстве до глубокой старости.
Дальнир не отрывал горячих глаз от жены. Его Сариан постарела, в углах рта залегли морщинки, серебряные волосы на висках поседели, но такая она кажется мужу ещё милей. Только сейчас, глядя в стальные глаза, узнав в них любовь, Дальнир понял, он не зря остался в живых:
"Да, как бы я мог тебя не увидеть? К тебе не вернуться? Дело для меня ещё найдётся. Попробую биться мечом и калекой, чтобы учить юношей воинскому искусству. И Эрин сегодня так счастлива!"
Сердце Дальнира защемило.
"Вот она - последняя опора души в разрушенном мире! Нужно не дать Вирангату до них добраться. Чтобы спасти родных, я на теневых и костыль подниму, как острый клинок."
Одна весёлая песня сменялась другой, гости продолжали танцевать, новый глубокий голос проник в сердца, как лучшее хмельное вино. Дийсан спела и две грустные песни. От пронзительности мотива на глаза навернулись слёзы, но печаль снова сменилась весельем. Сегодня свадьба, значит нельзя много грусти. Понемногу усталые гости начинали расходиться по отведённым покоям. Уходили Дальнир и Сариан, по длинному коридору жена маршала вела мужа к своей двери. В покоях прохладно, воительница редко закрывает узкое оконце.
- В такую щель теневые не сунутся, а если и прилетят, я угощу их мечом с частицей Алар!
Широкая постель, пара кресел и ночной столик. На нём в стакане стоит веточка виерии, поминального дерева. Она свежая, зелёная, с печальным синим цветком, значит Сариан меняет её каждый день.
- Он же был хорошим мальчиком, – тихо произнесла женщина поймав взгляд мужа.
- Да, он был очень добрым. Мы просто не могли уберечь их от войны, ни Альгера, ни Эрин. Никто не может спасти от сражения детей, что имеют дар. На мне слишком много преступлений, вот и кара за них. Никогда не забуду глаз того пекаря, какого я повесил.
– Нет, Дальнир, не думай! Это было самое начало войны. Мы не знали что делать, а ты сумел собрать войско. Всё было правильно. Алкарин защищался так долго благодаря тебе. Только твоя рука дала Айрику возможность вернуться. Знаешь, я помню наш первый танец, как пугали меня твои глаза в школе Аларъян, вспоминаю свою зелёную ленту, тогда она причинила тебе боль.
- Для меня она давно похожа на радость. Амрала и Риен больше нет, а мы остались. Трудно начинать жизнь заново, но я попробую, стану учить молодых. Будем поддерживать Эрин и помнить Альгера.
Погасив лампу, супруги легли в постель. Перед глазами Дальнира стояла поминальная веточка с синим цветком и лицо сына, доброе, чуть наивное. Улыбка юноши, которому не хватило воинской доблести. Больше всего на свете он любил книжную пыль. Война запретила ему остаться собой, отправила на смерть и позор.
"Я же убил не тебя, только твой призрак. Я подарил тебе свободу.
Знаю, ты тоже меня простил, раз сам успел попросить прощения перед смертью."
Здоровая и укороченная рука Дальнира обвили Сариан, ища у неё утешения.
Супруги не знали, что в это самое время зал для гуляний оставили Эрин и Ратвин. Оказавшись в покоях, они не зажигали огня. Платье Эрин полетело на пол, за ним камзол и штаны Ратвина. Подняв жену на руки, воин бережно положил её на постель. Вдыхая запах мужа, чувствуя на себе большие ладони, Эрин видела лес, такой густой, такой пряный.
В густой чаще водятся кабаны и медведи. Её Ратвин пахнет пряным лесом, как большой могучий зверь. Раньше она тоже была, такая, как он. Теперь она раненая волчица, самка, что не может выносить и родить детёнышей.
По щекам покатились слёзы.
- Ты вернулся! Сейчас снова держи меня, не отпускай! Никогда не разжимай рук! Пожалуйста!
- Хорошая, теперь я рядом! И никуда не денусь. Буду держать, пока сама не захочешь руки разомкнуть, чтобы часок на воле побыть.
Эрин тонула в темноте, в лесных запахах.
"Вокруг живая осенняя ночь, а не та бесплодная тьма, что всё время меня зовёт. Пускай продлится тёплая темень, завтра наступит утро."
Когда Ратвин и Эрин лежали рядом утомлённые, зал, наконец, покинули Айрик и Цаони. Они долго медлили уходить, страшась остаться вдвоём, но вот разошлись последние гости, ждать стало нельзя. В руке Айрика лежали холодные пальцы, они точно тонули в ней.
"Зачем ты всегда такой горячий? Если бы ты был другим, может тогда я бы перестала тебя любить? Мне очень страшно. Если бы знать, как ты поступишь?!"
"Что я скажу ей? Как разрешу создавшееся положение?"
Коридор казался супругам слишком коротким. Дверь в покои возникла на серой стене, точно провал в бездну. Король решительно её толкнул. Цаони присела в кресло. Айрик стоял, чуть наклонившись к ней. Жена словно сжалась, стараясь стать меньше.
- Цаони, тебе нужно было бояться раньше, и не меня, а тех, кто всё видел, и не даст оставить твой проступок без последствий. Год - отличный оберег от таких вот случаев. Подождать, убедиться, что не вернусь, и не возникло бы никаких препятствий. А то видишь, как вышло, я остался в живых.
- Айрик, накажи мой проступок! Разгневайся на меня, пожалуйста! Тогда я пойму, тебе хотя бы немножечко больно!
- Знаешь, нет у меня сил для гнева, сгорели в осаде и в дороге.
- Если бы ты только почувствовал, как быть нелюбимым?! Ждать тебя год за годом?! Ничего не сбылось! Не одной мечты! Создатель, пусть это когда-нибудь кончится!
Закрыв руками лицо, жена снова заплакала.
- Быть нелюбимым... Только это мне как раз и осталось попробовать. Знаешь, я хочу поменяться с тобой местами, рыдать и требовать наказания. Быть жертвой намного легче. Караешь не ты, а тебя.
Непроницаемый, он взялся за ручку двери.
- Цаони, я приду к тебе только тогда, когда решение будет принято.
- Постой! Ты куда?! Останься! Расскажи мне хотя бы что-нибудь!
- Прости, не могу.
У себя в покоях король предался невесёлым размышлениям. Ясно одно: поступок изменившей жены не может оставаться безнаказанным, тем более, когда он произошёл в сроке возможной скорби. Ни один правитель Алкарина не имеет права простить открытый адюльтер, это как брошенный вызов.
"Когда ты лишён страны, по своим правилам жить не выйдет. С горцами нужно говорить на равных, чтобы защитить своих подданных в случае недоразумений, чтобы обсудить совместный поход на Вирангат. Кто станет уважать правителя, неспособного проявить твёрдость в собственной семье?"
"Ненавижу тебя, жалкий, подлый тиран,
Только с ним от любви воздух может быть пьян.
И на казнь я пойду, не согнув головы.
Жаль, о чувствах не знают такие, как вы..."
Вдруг послышался в голове отрывок баллады о королеве, что изменила супругу и поплатилась за это жизнью. Айрик невольно улыбнулся.
"Дий, не надо подсказывать мне вот такое решение. Это непостижимо, править людьми с помощью песни. Оказывается, ты племянница королевы-матери Дайрингара, кузина короля. Такое положение многое меняет. Дийсан незаконнорожденная дочь, но в ней течёт королевская кровь, она не видит, но имеет большой дар Аларъян. Достойная партия для меня."
Король устыдился.
"Наказать Цаони, значит, стать свободным для брака с Дийсан. И теперь я могу жениться на ней с чистой совестью, и придворные будут молчать!"
Радость никуда не исчезла, она проросла сквозь стыд, почти его подавив.
***
Айрик проснулся, когда солнце стояло уже высоко, только в маленькое оконце оно не попадало, поэтому казалось, ещё ранее утро. Но выйдя в коридор, чтобы достать воды для ванны, король обнаружил свою ошибку. Вокруг сновали слуги. Они обновляли украшения и убирали зал, где проходило гуляние. Сколько разбитой посуды, сколько костей, пустых бочонков и прочего мусора осталось от праздника. Вечером предстоит новый пир, по обычаю Дайрингара свадьбу нужно гулять не меньше трёх дней. В весёлой суете Айрик едва отыскал мальчика, готового принести ему ванну с прохладной водой. Вчерашней усталости как не бывало. Погружаясь в воду, король чувствовал, что способен свернуть горы.
Одевшись во вчерашний костюм, он вышел на улицу. Здесь как и в Алкарине шёл утренний поединок на мечах. Молодые Аларъян и простые воины учились сражаться. В бурной человеческой гуще Айрик не сразу отыскал Дальнира Аторма. Маршал с увлечением бился затупленным мечом. Здоровая рука без труда держала облегчённый клинок, только деревянный протез делал воина немного неповоротливым, и всё равно он одолевал троих противников из пяти. По лицу и спине маршала тёк пот.
- Идите сюда, ваше Величество, давайте скрестим мечи.
Впервые за много времени голос Дальнира звучал весело, глаза горели азартом. Король не мог отказать и не посмел поддаваться. Жилы наполнил белый огонь, после осады Алкарина он всегда приходил во время сражения, бурлил в крови, делал движения в несколько раз стремительней, жар просто не передавался клинку.
"Хорош, очень хорош!
Уклоняясь от ударов, наставник чувствовал гордость.
- Дело не в моей ноге или отсутствии кисти. Просто сам Айрик очень вырос в воинском искусстве, битва за Алкарин превратила неплохое умение в настоящее мастерство."
- Всё, хватит, - Дальнир Аторм опустил клинок.
- Настал день, когда я говорю, мне больше нечему тебя учить. Теперь я нужен более молодым и неопытным.
В чёрных глазах появилась грусть.
- Но обычные поединки мы же не прекратим! Вы лучший воин в нашей стране. Только вам удастся поддерживать меня в хорошей форме.
Маршала тронула горячая, мальчишеская надежда правителя.
- Несомненно, ваше Величество.
- Значит, я могу с лёгким сердцем пойти поискать кузницу. Мои руки так стосковались по металлу, что того и гляди, начнут плавить предметы без молота и горна.
- Понимаю вас, настоящий ремесленник без работы не может! - Дальнир улыбнулся.
Только планам короля не суждено было сбыться. Едва отойдя от учебной площадки, он услышал звук железного гонга, что далеко разносился по замковому двору. Звон созывал придворных и воинов на обед.
Не стоит нарушать обычаи горцев в первый же день. Ученик и наставник направились в замок. Дальнир Аторм отлично передвигался, хромая на своём протезе.
- Маршал, а я едва могу за вами поспеть. Кажется, сегодня мне предстоит стыдиться собственной слабости.
- Поход через горы всему научит.
Воин смутился, но ему было приятно.
Войдя в обеденный зал, он направился к жене, Айрик последовал его примеру. Цаони сидела, опустив глаза в тарелку. На сердце тяжёлым грузом лежала тревога. Разговор с супругом вышел совсем безнадёжным. Ларк вчера не пришёл, видимо, испугавшись гнева сюзерена. Весь день женщину мучила тоска. Увидев, как муж садится рядом, Цаони обрадовалась.
- Он же умеет проявлять милосердие! Сердце Айрика никогда не было чёрствым! Создатель, пусть всё станет, как раньше! Я не могу быть отвергнутой.
Контрастом подавленной чете правителей Алкарина были Нэйрин и Норгар.
Новобрачные сидели в центре стола румяные, сияющие. В этот осенний день их не интересовало ничто кроме друг друга. Ночью новобрачные получили первое робкое счастье, они давно его ждали, в него до сих пор не верилось. Может быть от чувства горячей любви появятся дети.
В зал для трапезы рука об руку вошли Ратвин и Эрин. За ними на небольшом расстоянии двигалась Дийсан, Арверн и Найталь цеплялись за её юбку и что-то весело болтали. На руках менестрель несла Анрида. Малыш судорожно хватал её за одежду.
- Это ты, моя мама. Совсем не королева, у нас с братиком и сестричкой должна быть одна мама, раз папа у нас один. Арверн говорит, мамы поют, ты поёшь, ты моя мама.
Непогрешимая детская правда.
- Хорошо, я твоя мама, но сейчас ты пойдёшь на ручки Лини, она будет тебя кормить лучше, чем я, у меня же глазки не видят.
Объяснения не дошли до разума малыша. Когда Дийсан передавала его на руки кормилице, Анрид закатил громкий рёв.
Целое утро женщина изучала вместе с детьми замок и сад, радуясь увлекательному занятию, как маленькая.
"Завтра придётся включиться в работу фрейлин, но первый день я побуду с детьми!"
Только тревога за Айрика немного мешала счастью: у них с Цаони должен был состояться разговор.
"Королева Алкарина изменила супругу. У неё появился любовник, а тут вернулся муж. Ох, что-то теперь будет! Правитель страны не погиб в осаде, а жена уже успела утешиться..." - придворные неистощимы на сплетни, менестрель, конечно, их слышала.
"Бедный мой! Сколько невзгод разом обрушилось на тебя! Как беспокойному сердцу их выдержать?! Тебе же придётся её наказать, даже если по совести мы виновны все втроём."
Только, отбросив сомнения, Дийсан сияла улыбкой, потому что рядом слышались детские голоса. Лицо фаворитки мужа прибавило Цаони грусти.
"Теперь детям не требуется моя холодная ласка, наконец, я от них избавлена, можно вернуть себе душевное равновесие, - только сердцу стало ещё больней, пустота в душе разрасталась. - Вечное одиночество. Никогда никому не была нужной, потому что сама не сумела ничего совершить. Пустая жизнь бесполезной женщины. Только Ларк полюбил меня по-настоящему, такую, какая я есть. Но за кого он сейчас боится: за мою судьбу или собственную жизнь? Если бы знать, что он страшится за меня, тогда, наверное, мне стало бы легче..."
Не только глаза Цаони смотрели на Дийсан. Её внимательно изучала королева-мать.
"Вот племянница ест, ловко управляясь с вилкой и ножом, весело разговаривает о чём-то с детьми. Какие песни пела она вчера, даже моя пожилая кровь загорелась любовным пламенем. Король Алкарина крепко любит Дийсан. А она же калека. Судьба таких, тихо жить приживалкой при доме родных или в монастырском приюте, - Дийран казалось, она упускает что-то важное. - Всегда ли моя племянница не видела? Или слепота настигла её в юности?"
Тётке хотелось засыпать дочь Ариан вопросами, но королева мать понимала, все они будут бестактны. Чтобы утолить донимающее любопытство, Дийран долго расспрашивала о племяннице Сариан Аторм. Так тётка узнала, что Айрик Райнар и Дийсан Дарнфельд появились в Алкарине вместе. Сначала принца, чуть не казнили, он всей душой ненавидел Родину. Оказывается, наследник королевской крови вырос в трущобе Велериана, там и зародилась его любовь к Дийсан Дарнфельд. Большое чувство Айрик пронёс через года.
Дийран всматривалась в черты короля Алкарина.
"Высокий человек, полный достоинства, не лишённый внешней привлекательности. Разве можно такому влюбиться в калеку?"
- Дийсан Дарнфельд – поистине смелая женщина, к тому же она не забывает о долге перед страной. Она красива и талантлива. Король и его фаворитка очень подходят друг другу.
Доводы воительницы не казались королеве-матери убедительными.
- Когда вы узнаете племянницу поближе, то всё поймёте. Мы давно привыкли к такому её положению.
Сариан чуть улыбнулась.
Любопытство Дийран разгорелось ещё сильней. Сейчас за обедом она, кажется, начала что-то понимать.
"Дийсан красива так же, как была прекрасна Ариан, но сестра слишком часто была печальна, будто грезила наяву. Трагическая судьба подошла ей, точно так же, как подходит отличный наездник здоровой лошади, - приближающаяся к старости Дийран была в этом уверена. - Сестра словно самой судьбой была предназначена для страданий. Добрая, мягкая, она совершенно не умела бороться за себя и других. Лицо племянницы дышит жизнью, каждое движение исполнено силы."
Тётку покоряли манеры Дийсан. Она держалась с достоинством, даже лёгкая угловатость, которую породила слепота, не могла его испортить. Глядя на менестреля, каждый понимает: она не боится жить, умеет не только страдать, но и радоваться и готова равно принять и невзгоды, и счастье. А принятие радости тоже требует умения, порой грустить намного легче.
Поддавшаяся размышлениям, Дийран незаметно закончила обед, как и многие дайрингарцы. Придворные расходились по своим делам.
Вслед за королевой-матерью поднялся и Айрик. При этом он бросил короткий взгляд на Цаони. Она сидела потерянная, беззащитная. Сердце кольнула жалость. Быстро отведя глаза король обратился ими к Дийсан. Она сидела в окружении детей. Они никак не хотели есть, для менестреля обед был в самом разгаре.
"Два дня без неё будет много. Я приду к Дий ночью, какое бы решение не принял."
Выйдя на улицу, король без труда отыскал кузницу. Одним из её мастеров оказался Биль Вайзиль. Увидев ученика, кузнец широко улыбнулся.
- Всем гулять, а нам работать, и вы туда же, ваше Величество.
- Если бы ты знал, сколько мои руки не ощущали молота! Моя Алар просто требует металла. Пора дать ей волю!
Стоя у раскалённого горна, Айрик ковал большие подковы.
"Я не люблю жену."
Молот стучал в такт мыслям.
"Цаони отдала мне сердце, Но она изменила. Я люблю Дийсан. Теперь могу на ней жениться. Нужно отправить изменницу в монастырь. Цаони любит Ларк Гальвиг, юноша Аларъян."
В красноватом свете горна Айрику представилось лицо любовника жены, восторженные глаза, наивная улыбка.
"Такой отдаст за своё чувство всё что угодно. Или же просто думает, что способен так поступить, но видно, он любит Цаони всерьёз. Сказать, что в первом же сражении для изменника найдётся безнадёжное место. Зачем бесполезно казнить того, кто может с пользой погибнуть, - в голове возник план, единственное решение, что не ляжет камнем на совесть. - У тебя будет надежда, Цаи. Я дам тебе единственный шанс."
Закончив подковы, Айрик приступил к исполнению своего плана. Для начала нужно было найти канцлера Наркеля Ирдэйна. Его покои расположились в дальних коридорах замка.
Наркель Ирдэйн поселился в отдалении от всех по собственному желанию. Едва появившись в Дайрингаре, он сблизился с Вильдуром Варлейгом. Канцлеру горного королевства пришёлся по душе алкаринский вельможа, такой же умный и надёжный, как он сам.
В Дайрингаре у Наркеля не было возможности получить высокую должность, поэтому он занялся секретной работой: провернуть убийство, сорвать сделку, провести разведку – Такой труд был по плечу умному политику, что способен видеть человеческие достоинства и слабости, а значит умел их использовать. Только сердце точила боль: Алкарин любимый им больше жизни погиб! Все свои силы канцлер отдал на службу родному королевству. Ради него он даже отравил собственного племянника. Но Алкарин достался врагу! Вирангат превращает его во второй Велериан.
Каждое утро Наркель Ирдэйн упражнялся с мечом. Он твёрдо решил, что будет участвовать в следующей битве, когда бы она не наступила.
"Если люди одержат победу, можно подумать о будущем. Тогда, если останусь в живых, то снова вернусь к делам королевства. Если люди проиграют, то нашей стране не дано возродиться, а уж тогда мне точно не стоит жить."
Сейчас Наркель Ирдэйн разбирал пергаменты, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что появление в горной стране короля Айрика Райнара вернуло ему надежду на лучшее.
"Он видит мир по-другому, не так как я. Если решение есть, то он его отыщет!"
Обернувшись на звук открывшейся двери, канцлер увидел своего сюзерена.
- Заходите, ваше Величество, раз уж вы меня разыскали.
Айрик вошёл. Полутёмная комната, строгая мебель, ни коврика, ни картины, покои мрачны, а Наркель улыбается. Вчера они едва успели поприветствовать друг друга и разошлись в разные стороны, пир не место для серьёзного разговора.
- Я вижу, ты живёшь настоящим отшельником.
- При моём нынешнем занятии укромное жилище подходит мне, как нельзя лучше, да и если честно, не очень хочется пользоваться чужой роскошью.
- Жаль перед королём такого выбора не стоит, даже если он лишился страны.
- Увы, могу вам только посочувствовать, но давайте будем считать чужую роскошь, что предоставили вам в долг, надёжным оружием в руках Алкарина в изгнании. Ваше Величество, я догадываюсь, что вы пришли ко мне не просто так! - взгляд канцлера был лукавым.
- Да, ты как всегда прав. У меня есть серьёзная просьба или приказ, это как сам посчитаешь. Мне нужно найти монастырь со строгим уставом, где содержат монахинь, которых наказывают мужья и родные, но при этом возможно договориться о побеге.
- Странное желание, но я догадываюсь, отчего оно возникло. Хотя я на вашем месте не простил бы такой измены.
- Наверное, если бы любил, то не сумел бы её простить, а так прощать нечего.
Правитель закончил говорить.
Канцлер смотрел с тайным ожиданием.
"Неужели он пришёл только для того, чтобы обсудить решение личного вопроса? Неужели ему больше нечего сказать? "
Только Айрик решил, выждав, промолчать.
"Сначала лучше осмотреться вокруг, узнать короля Дайрингара поближе, сродниться с возникшем решением и только потом приступить к делу."
Попрощавшись, король вышел за дверь. Наркель вздохнул, на него навалился холод, но вера никуда не исчезла.
Король вышел на улицу. Он шёл по двору медленным шагом, с интересом разглядывая окружающее. В Дайрингаре не было такого искусного сада, как в Алкарине, с его фигурными кустарниками, огромными клумбами. Здесь было больше фруктовых деревьев и ягод, имелись хозяйственные постройки, загоны для скота, сараи для птицы. Правитель живёт как сеньор родового замка, просто вотчина большая и богатая. Серый камень казался Айрику светлым от новой надежды, что нежданно возникла в душе.
"Наконец, я сумею отдать Дий то, что она заслужила, не только сердце, но и мою руку по закону. Чтобы она могла не бояться за себя и детей, тогда моя душа тоже успокоится!"
Королю хотелось смеяться, радость пела в крови.
Проходя мимо учебной площадки, он заметил, как сражаются Ратвин и Эрин. Девушка давно не брала в руки клинок даже ради обучения. Сариан боялась за неё, но теперь вместе с Ратвином отпустила. Пока он рядом, с дочерью ничего не случится. Над учебной площадкой звенел смех Эрин, Дайрингар его ещё ни разу не слышал. Воительница раскраснелась, светлые волосы разлетелись по плечам. Серьёзное сражение незаметно перешло в шуточную борьбу. Покатившись по земле, Ратвин и Эрин хохотали до слёз, щекоча друг друга. Увидев друзей, Айрик тоже расхохотался, надежда и радость нашли выход.
- Вот они, отважные воины – истинная гроза Вирангата!
Весело крикнул он.
– Вы и теневого, и чёрного защекочете до смерти, для победного сражения вам и меча не понадобится. Я завтра же прикажу всем подданным упражняться в овладении щекоткой.
- Молчи, теневой сам умрёт от злой тоски, увидев твой мрачный вид, а мы потом долго будем помнить, что у нашего короля лицо мрачней, чем у прислужника тьмы, - крикнула в ответ Эрин.
- Так знаете, сколько мне времени потребовалось, чтобы научиться быть мрачным и грозно сверкать на ослушников глазами?! Вот на вас сверкну например. Что, хорошо посмотрел? Вы сильно меня испугались?
Все расхохотались ещё громче.
Подчинившись силе желания, Айрик снова отправился в кузницу, принялся выковывать топор. Работа выходила хорошо. Пот тёк ручьями, лицо раскраснелось, король умудрился опалить себе брови, но всё равно был счастлив.
Возвратившись вечером в замок, Айрик пошёл навестить детей, пока их не уложили спать.
"Цаони я не увижу, пока не передам ей своё решение. Пусть жестокая встреча произойдёт, когда будет найден хороший монастырь, - если бы Айрик мог, то осуществил удар прямо сегодня, чтобы он был быстрым, как молния. - Цаони ещё долго не узнает, на что ей нужно надеяться. Не стоит бередить раны лишним визитом, пусть подождёт."
Правитель шёл к детской комнате лёгким шагом, расправив плечи, высоко подняв голову. Едва открыв дверь, он услышал Дийсан. Сегодня менестрель вела сказку, низкий голос звучал протяжно, умиротворённо. Волшебные сказания девочке рассказывала дайрингарская кормилица, которую лорд Джернил взял с собой в Велериан. Только её рано отняли у малышки, выдав замуж за крестьянина с суровым нравом. Женщина жила в дальней деревне и Дийсан её забыла. Потом менестрель услышала такие же сказки от кормилицы Кирвела. Королевства разные, а сказания одни, наивные, добрые, со счастливым концом.
В детстве Дийсан садилась в уголок и сидела тихо как мышка, запоминала неторопливый сказ. Теперь она говорила его своим малышам. Они слушали затаив дыхание.
Айрик впервые в жизни услышал волшебную сказку. Чувствуя, как сердце успокаивает голос менестреля, король смотрел на детей. Найталь моргала зелёными, как у матери глазами, только они зрячие, так могла бы смотреть Дийсан. Глаза детские, а уже горят огнём весёлой смелости, волосы дочери чёрные, такие же жёсткие, как у него, Айрика. Арверн шаловливо поглядывал на всех синим взглядом отца, казалось, глаза сына говорят: «Я большой шалунишка, и когда вырасту, всё равно не исправлюсь».
Арверн вертелся, он не желал засыпать, даже сказка не могла заставить его угомониться. Мальчик теребил свои вьющиеся материнские волосы. Спокойней других детей вёл себя Анрид, глаза у него не синие, а голубые, намного светлей, чем у Айрика и волосы тоже светлые. Кажется ли отцу, что глаза сына не по годам мудрые и уже очень добрые.
- Если я не ошибаюсь, со временем твой первенец будет всё сильней походить на его деда, принца Амрала, - как-то сказала Сариан Аторм. Маршал с ней соглашался.
- Что-то от Амрала в мальчике есть, я узнаю принца в чертах Анрида.
Айрику было страшно глядеть на старшего сына. Ему точно придётся в жизни нелегко, как и любому, кто болен.
- Если бы знать, как тебе помочь?! Но я постараюсь! И сделаю всё, чтобы тебе было легче!
В голосе Дийсан слышалась надежда всех матерей мира, что хотят защитить малышей от напастей, вера в лучшее, которой Айрик никогда не знал: не слышала сказок Сальви, не знала их Зини. Их заменили пьяные песни о ненависти. Не любовь, стремление к мести впитывал Айрик холодными вечерами, и другого ему тогда не хотелось. Он стремился к другому сейчас, до отчаяния, до боли.
"Но не стоит жалеть о том, чего нельзя изменить. Рассказывай, Дий! Сердца малышей не должны испытать жестокость до срока! Продолжай, прекрасная! Раз волшебная сказка – надежда на чудо даже для нас! Говори, хорошая! Чтобы я научился тому, чего сейчас не умею! Что проснулось в душе?! Любовь? Ответственность?"
Он сам не знал. Только сердце отца наполнило пронзительное чувство, от которого оно словно стало сильней, теплее и больше, чтобы быть рядом с детьми, защищая их от того, что приносит взрослым лихая судьба.
Когда малыши мирно заснули, потихоньку встав с кресла, Дийсан пошевелила пальцами волосы Айрика.
- Пора на пир, – шепнула менестрель тихо, они поднялись и пошли.
Сегодня сами придворные просили алкаринку петь для них, и она соглашалась, разве могла она отказать?
Закончив выступать, Дийсан почувствовала, как рука Айрика обнимает её. Прижав менестреля к себе, король вовлёк её в круг танца. От него немного пахло едой и вином, но больше всего металлом и кузнечным жаром, огнём земных недр, где зарождается жизнь самого их мира. Они легко кружились на глазах у всех.
"Никого не стесняясь! В открытую!
Страшная мысль звучала в голове Цаони. Она смотрела на мужа, замирая от тяжёлого предчувствия. - Всё кончено. Раз Айрик кружится с ней в открытую, словно говоря всем: "Дийсан моя любовница", - значит, я уже не жена."
Женщина пришла в отчаяние.
"Почему не подходит Ларк? Я тоже хочу на глазах у всех!"
Но юноша неподвижно стоял у стены. Ему было страшно. Глядя на сюзерена, он с ужасом понял, что натворил.
"Вдруг, если король решит казнить нас двоих?! Или заточит королеву в монастырь, а меня накажет как-нибудь по-другому? Например, отдаст приказ маршалу поставить меня в битве на безнадёжное место или верный слуга подмешает яд в питьё. Ревность высших мира сего страшна!"
Среди торжества жизни Ларк неожиданно понял, он совсем не хочет умирать. "Я видел на свете так мало! Мне рано уходить в никуда. Но я же люблю мою королеву! Неужели страх сильней чем моё чувство?.."
Вокруг кружились пары, столько счастливых людей. Сегодня и Норгар с Нэйрин могли танцевать со всеми, отдаваясь веселью, и пить вино сколько хотели, поэтому новобрачные веселились вовсю.
Это они и есть центр огромного пира, если бы не их брак, то не было бы и самого торжества. Всё происходит правильно, любовь должна быть праздником, пусть потом она может стать болью, но сейчас пусть будет большим гулянием. Королева улыбалась супругу, он улыбался в ответ. Оказываясь в тёмных углах, они целовались. Айрик и Дийсан тоже обменивались поцелуями, таясь в укромных местах.
- Зачем ты так? Наверное, нас с тобой видят придворные?
Менестрель устрашилась.
- Пусть смотрят, ради Создателя! Я больше не собираюсь скрываться.
Сильные руки только сомкнулись крепче вокруг её талии.
- Значит, ты уже решил, что станешь делать с Цаони?
- Да, решение принято. После развода она отправится в монастырь.
Первым чувством была радость, мгновенная, неистовая. Вслед за ней пришла вина.
"Суровая келья монастыря для женщины, что тоже его любила. Да, не смогла выдержать горного холода. Но сколько печали выпало в её судьбе! Только Айрик будет свободен! Его рука, как и сердце будет принадлежать мне одной!" Два чувства переплелись вместе: вина и радость.
Прильнув тесней к королю, Дийсан страстно его поцеловала. Почувствовав движение фаворитки, он увлёк её к выходу из зала.
Придворные и Цаони это заметили.
Неестественно прямая, королева направилась в свои покои, каждый шаг давался ей с трудом.
- Ещё немного... Я дойду. Нужно дойти.
Цаони не помнила, как она открыла дверь, как, упав на постель, залилась слезами. Первым, что почувствовала королева, придя в себя, были нежные руки Ларка.
- Я никогда вас не оставлю, даже если сердце моё замрёт, – горячо говорил юноша.
Какими неважными казались ему собственные страхи перед страданием возлюбленной.
- Нет, я ему изменила! Теперь буду наказана! Он шёл так, словно меня на земле не было никогда! Оставь меня! Я не достойная!
Ларк не понял отчаяния королевы, он пытался её утешить, но мольбы и ласки не помогали. Юноша вышел за дверь растерянный и подавленный.
"Что же теперь с нами будет?!"
На другой день Цаони не заказала завтрак себе в покои, она совершенно не хотела есть. Королева провела целый день в постели, у неё раскалывалась голова. Запретив служанке поднимать занавеси, госпожа впала в полудрёму. А во дворце готовились к третьему дню свадьбы.
Он оказался таким же шумным, как и два прошлые, да только и этот день закончился. Замок приходил в себя. Сариан и Эрин снова взялись за работу, теперь молодых фрейлин отправили под начало королевы Нэйрин, оставив королеве-матери только старших придворных дам. Дочери и матери пришлось разделиться. Теперь Эрин резала пушистые шкуры, а Дийсан под присмотром другой молодой фрейлины старательно их сшивала. Пальцы менестреля обладали нужной для шитья силой и ловкостью, что удивило дайрингарок. Дийсан работала медленно, но швы, сделанные на ощупь, оказывались ровней чем у некоторых видящих фрейлин. Вечерами в зале при свете очага алкаринка выступала вместе с другими менестрелями. Перед этим она непременно приходила в детскую, где пела сыновьям и дочери колыбельные и рассказывала сказки. Дийсан стремилась проводить с детьми любую свободную минуту.
В Дайрингаре незаметно происходило то же самое, что когда-то произошло в Алкарине - королевский двор начал считать фаворитку Айрика сильной и умной женщиной, её слепота стала чем-то привычным, не стоящим большого внимания. Впрочем, как и любовь правителя к ней.
Он встречался с Дийсан открыто. Придворные то и дело видели их вместе. В покои Цаони король совсем не заходил. Замок чувствовал, назревает драма. Сложившееся положение вещей не могло длиться вечно. Но пока приходилось ожидать успеха дела, что было поручено канцлеру. В повседневных заботах Айрик часто встречался с Ратвином и Эрин.
Дочь маршала то была безмерно счастлива, то страдала. Смех часто сменяли слёзы и наоборот. Супруг стоически переносил перепады её настроения:
"В ней же бушует она, частица чёрной стали. Бархатный шёпот, как говорит сама Эрин, мешает ей жить. Так разве можно обижаться на жену, если она не может быть другой не по своей вине.
Поддерживать Эрин Ратвину всеми силами помогали Сариан и Дальнир Аторм. Воин старался принять новое положение. Он привыкал к тому, что сила и ловкость, которые раньше казались естественными, теперь никогда не вернутся.
С помощью дайрингарских мастеров маршал придумал несколько съёмных протезов для руки. Разными крюками можно держать посуду, длинный нож или щит. Но вот нога оказывалась помехой для успешных занятий воинским искусством. Она становилась неуклюжей в самый неподходящий момент. Часто воин с честью выходил из трудного положения, но он быстро уставал.
Только Сариан спасала мужа большой любовью и радостью. Его возвращение, когда надежды на новую встречу почти не было, точно подарило воительнице вторую юность. Женщину до сих пор удивляло то, что Дальнир с ней в Дайрингаре. Но даже возвращение любимого маршала не могло отменить поминальной веточки, каждую ночь стоявшей возле её постели.
Материнская боль не часто прольётся слезами, но она ходит рядом глубокая, неотступная. Порой, глядя на беспечных юношей, Сариан представляла Альгера на месте способного воина, что сражался на редкость хорошо. Она видела сына даже на месте короля Норгара, который глядел с любовью на свою Нэйрин.
"Для Альгера ничего не сбылось, и теперь никогда не сбудется. Его давно настигла позорная гибель"
Такое понимание исподволь подтачивало Сариан, как жук точит дерево.
Жизнь замка шла своим чередом, а по дорогам Дайрингара двигались посланцы Наркеля Ирдэйна. Они искали нужный монастырь. Ловкий человечек нашёл его в уединённой горной долине Нэйка. Настоятельница обители круглая низенькая женщина давно выполняла тайные поручения высших мира сего, как и другие монахини до неё, не чуждые мирских дел. Только наградой за них можно пополнить монастырскую казну, что сделает жизнь в обители легче, чем она есть сейчас.
- Конечно, станем обращаться, ох, как сурово, и тайный побег устроим, если так будет угодно Создателю и судьбе, - взгляды монахини и посланника канцлера скрестились.
- У королей вечные думы о делах страны. У нас тут свои заботы монастырские. Вот крыша в загоне для овец течёт, и покрывала в кельях давно износились...
Цепкий взгляд настоятельницы не отпускал. Поэтому метким движением доверенный слуга переправил ей кошель с золотом.
- Крышу над загоном с помощью Творца обновить не трудно, да иногда Он и новые покрывала благочестивым сёстрам послать может, главное чтобы они несли свою службу ему со всем старанием.
Монахиня всё поняла. Понял и посланник канцлера. Практичная настоятельница будет очень сурова с наказанной женщиной и побег узнице лично устроит да так, чтобы никто не догадался об участии в нём высоких людей.
Через две недели Наркель Ирдэйн узнал, хороший монастырь для заточения королевы Цаони нашёлся.
Тогда он осторожно передал важные вести королю.
- Мы обнаружили прекрасную обитель, в ней имеется самая подходящая для нашего дела мать настоятельница тем более, отец Норгара Инглара заточил туда немало отвергнутых фавориток, поэтому никто не удивится тому, что ваш выбор пал именно на монастырь Нэйка.
Канцлер был убидителен.
- Значит, можно начать процедуру расторжения брака, – как бы про себя протянул король. Ему не верилось, что долгожданный миг наступил. Теперь, когда развод с женой близок, Айрика начал тревожить тяжёлый разговор с ней.
"Но пусть он будет сегодня, ни днём позже, - правитель немедленно принялся действовать. - Ранний утренний час отлично подойдёт для посещения главного храма города и начала разговора о моём разводе."
Переодевшись в торжественный костюм, Айрик вышел за ворота замка. Он решил идти в храм пешком. Поездка на лошади не может унять волнение. Второй раз в жизни король увидел столицу Дайрингара: серые дома, суровые светловолосые люди. Они чем-то схожи со своими жилищами. Богатые и бедные дома отличаются только размерами помещений, садов и огородов. Одежда знатных людей чуть лучше, чуть ярче, чем у простых дайрингарцев, но всё равно она очень строгая.
"Пёстрый, светлый Алкарин, возродишься ли ты когда-нибудь? Я знаю, суровость Дайрингара, нищета Велериана - эта плата за твоё процветание. Ты был не справедлив к союзникам, предал их много веков назад, Но ты слишком дорог моему сердцу! Я рад тому, что узнал тебя и полюбил. Пусть на недолгий срок я стал твоим правителем. Каким ты восстанешь после войны? Если мы победим Вирангат, надеюсь, я увижу твою зарю, сумею положить начало твоей новой жизни. Мне очень хочется быть свидетелем начала, а не конца".
Вскоре взору Айрика открылся храм, такое же серое здание, как все остальные, только очень огромное, увенчанное золотым куполом. В нём темно и прохладно, пахнет ароматической смолой и ветвями деревьев, посвящённых Создателю. Их ставят для поминовения и здравия, их сжигают во время молитвы. Через огромный зал король прошёл в помещение, где главный служитель принимал просителей. Комната была скромной. Высокий человек в чёрном склонился над пергаментом, сидя за тяжёлым столом.
Услышав скрип двери, он повернулся к ней.
- Я приветствую вас, господин главный служитель.
Правитель низко склонился перед тем, в чьих руках находится не мирская власть, ответ за души людей.
- Каково твоё имя, сын мой?
- Айрик Райнар, милостью Творца, король павшего Алкарина,- представился проситель.
- Какую помощь могут дать Вам в храме, ваше Величество?
Служитель чуть склонил голову в знак уважения к высокому положению пришедшего.
- Я здесь, чтобы просить коллегию служителей Творца о расторжении моего брака с королевой Цаони, урождённой Клайс.
Почему-то волнение покинуло короля.
- Скажите, что подтолкнуло вас к столь суровому шагу?
Вопрос был формальным. Правителя Алкарина ждали. Коллегия служителей даже успела подготовить все документы, необходимые для развода. Осталось одно: переписав пергаменты набело, скрепить их большой печатью.
- Моя жена виновна в супружеской измене.
- И это единственный проступок, за который её нужно судить?
Главный служитель словно ожидал чего-то ещё, Айрик его понял.
"Нет, неспособность Цаони родить здоровых детей я второй причиной не назову."
Проситель как будто разом выпрямился.
- Единственный проступок королевы моей страны, супружеская неверность.
- По закону Создателя мы должны её покарать! Ваш брак будет расторгнут! Через четыре дня вам надлежит явиться на публичное слушание вместе.
Король снова склонился.
- Я очень прошу вас о милосердии! Пусть публичное слушание не проводится, моя супруга без того давно опозорена и подвергнута всеобщим немилости и осуждению.
- Ваше стремление похвально в глазах Творца. Но не следует ли провинившейся пройти публичное покаяние?
- В монастыре с суровым уставом она будет каяться до конца своих дней! Мне кажется, этого будет достаточно.
- В таком случае ваш брак будет расторгнут в течение пяти часов. Именно столько времени займёт составление документов и созыв коллегии служителей. Вы можете провести это время в храме или вернуться в него в назначенный час.
Айрик остался один в прохладной полутьме. Ему вспоминалась Цаони, такая, какой он впервые увидел её - тоненькая, беззащитная, в лёгком белом платье. Невеста смотрела на жениха наивными глазами, тогда в них светились надежда и ожидание. Маленькая ручка терялась в крепкой ладони. Они танцевали, принц не понимал, как правильно вести себя со знатной девушкой, истинной леди.
"Я разрушил ей жизнь! Это меня нужно было судить за супружескую неверность, чтобы потом заточить в обитель или казнить."
Встав на колени, король поджёг веточку, что протянул ему младший служитель. Только слова молитвы не пришли. Они словно застряли в горле вместе с тяжёлым комком, склонили голову вниз.
"Прости меня! Найди своё счастье, пожалуйста! Иначе ещё один груз ляжет камнем на мою совесть!"
Когда тяжёлое ожидание закончилось, короля привели в зал, где собралась коллегия высших служителей Творца. Двенадцать человек в чёрном восседали на возвышении, суровые и торжественные. Правитель опустился на колени, низко склонившись, в который раз за сегодняшний день.
- Милостью Создателя и по решению священной коллегии служителей храма желаешь ли ты, король Алкарина Айрик, урождённый Райнар, расторгнуть брак с королевой Цаони Райнар, урождённой Клайс?
Нараспев произнёс суровый голос.
- Да, желаю!
- Какова причина расторжения этого супружества?
- Измена жены.
- Священной коллегией главного храма она считается достойной. Ваш брак расторгнут!
Жезл светлого дерева с силой ударил по крышке кафедры. Король невольно вздрогнул.
- Помолимся же братья о слабых душах людей, что не сумели спасти священные узы супружества. Простим же их, как велит прощать всех Творец.
Служители читали молитву. Айрик повторял неторопливые слова. Когда они отзвучали, в его руках оказался свиток с печатью.
"Вот и всё! А мне до сих пор не верится."
Покинув храм, король шёл по улицам Дайрингара. В свете свершившегося развода серый камень мостовых и стен казался ему особенно суровым. Королевский замок встретил правителя обычным для него шумом. Среди большой суеты Айрик разыскивал Норгара, чтобы сообщить ему о разводе, как положено по обычаю. Он нашёлся в конюшне, где лично чистил любимого коня.
- Мне нужно поговорить с вами по важному для меня делу, – произнёс Айрик, увидев правителя горцев.
- Вот сейчас закончу возиться с моим красавцем, и пойдём разговаривать.
Норгар весело улыбнулся. Горячий скакун фыркал от удовольствия, поднимая настроение хозяина.
- Молодец, хорошая лошадка, – приговаривал он ласково.
Айрик стоял рядом, внимательно осматривая самого короля и его скакуна.
Когда Норгар выпрямился, закончив работу, два правителя направились в замок. Оказавшись в кабинете горного короля, Айрик увидел, что он строгий и полупустой. На столе почти нет пергаментов, зато на стенах развешены мечи, на полу лежит медвежья шкура, возле стола стоят два кресла. Оба правителя расположились в них, внимательно изучая друг друга. Айрик не знает, нравится ли ему Норгар и Норгар не знает того же об Айрике, но они должны начать разговор.
- Ваше Величество, король Норгар, я довожу до Вашего сведения, что сегодня в главном храме коллегией служителей Создателя был расторгнут мой брак с королевой Цаони Клайс. Поскольку причиной для развода явилась супружеская измена, мной принято решение заточить преступницу в монастырь для пожизненного покаяния, о чём я извещаю вас.
Правитель горцев молчал, стараясь найти правильные для такого случая слова, но как их отыщешь? Если из глубины своего счастья трудно понять чужую беду.
Фраза совсем не о том вырвалась неожиданно, словно возникнув из тайных глубин сердца.
- "И тогда придёт один, носящий имя предателя. И будет у него сила всё разрушить и всё восстановить, и будет он иметь огонь и холод, и выбор его всё равно ведёт во тьму."- Не про вас ли так сказали? Вы же носите имя предателя, я нашёл этот отрывок в одной из древних легенд, а как его толковать до сих пор не пойму.
- Мало ли легенд и предсказаний существует на свете? И далеко не все они сбываются, - королю Алкарина стало зябко, словно в душе наступил промозглый осенний день.
– Но пойти в поход на Вирангат просто необходимо! Когда мы поднялись в горы, то видели, много огромных пещер в них. В таких укрытиях легко можно спрятать целое войско. Не пора ли древним союзникам снова объединиться? Боюсь, если этого не случится сейчас, то не будет уже никогда.
- Алкарин разбит, Велериан тоже и давно, остался лишь мой Дайрингар, и вы хотите, чтобы мы приняли на себя главную опасность? Хорошо же всем сидеть за широкой спиной горцев!
- Поверьте! Каждый достойный алкаринец пойдёт на войну. Поражение для нас слишком горько, дайте только надежду. А в Велериан отправлюсь я сам и ещё несколько верных людей. Мы попробуем поднять королевство в поход на ледяной край. Да, конечно, Дайрингар придётся призвать вам. И войско нужно собирать в ваших горах, более удачного места для этого нет. Но какой выход можете предложить вы, кроме как медленную смерть? Мы должны выступить в поход сейчас, пока горная страна не осталась в одиночестве, пока союзники разбиты, но ещё живы. Если не ударим мы, рано или поздно ударит Вирангат. Вот тогда Дайрингар впрямь останется один, тьма прекрасно умеет ждать. Для того чтобы обдумать и принять решение, у нас есть время до весны.
Король предателей говорил решительно. В душе Норгара возникла горькая обида:
"В его словах слишком много правды, но почему верная мысль появилась у него в голове, а вовсе не в моей?"
К обиде примешивалась злость.
- Знаете, отправившись в Велериан, я могу не вернуться обратно, тогда вы станете единственным правителем, который может одержать победу над Вирангатом.
- Я вовсе не стремлюсь к такому подвигу!
Слова прозвучали слишком резко.
"Сам же и накладывает мазь на рану, какую только что мне нанёс. Айрик Райнар видит меня насквозь, ну какой теневой принёс его в Дайрингар?"
Когда разговор закончился, король Алкарина вышел из кабинета, оставив правителя наедине с недовольством собой.
Впереди самое трудное дело: разговор с Цаони. Айрик решил, он случится вечером, а сейчас можно пойти на кухню, обед он давно пропустил.
Кухня в королевском замке Дайрингара такая же добрая и горячая, как в Алкарине. Дородная повариха грозно командует своими помощницами и мальчишками поварятами. Один из них принёс королю блюдо с мясом и овощами, а ещё кружку ароматного чая. Чайные травы Дайрингара совсем не похожи на алкаринские. Взяв еду, Айрик устроился в дальнем углу на скамье, прислушиваясь к голосам стражников и воинов, которые то и дело приходили поесть. Люди обсуждали прошедшую свадьбу, прибывших в Дайрингар беженцев, свои мечи и луки. Перед трудными делами король любил находиться в людской суете. Дайрингарцы смотрели на него с интересом. Он тоже глядел на них.
После еды Айрик отправился на площадку для обучения, где сражался на мечах с горцами. У них немного другие клинки и приёмы боя иные непривычные для союзников, поэтому дайрингарцы и алкаринцы полюбили сражаться между собой. Сильные и стремительные горцы идут вперёд. Суровая земля рождает отменных воинов, но и алкаринцы не отстают. Скачет почти на одной ноге Дальнир Аторм, рядом как в юности снова бьётся Сариан, точно живой таран сражаются Ратвин и Эрин, ловко косит врагов Дайнис, и стремительный Айрик обрушивается на противников, точно лёгкое пламя, что горит в его жилах. Дайрингарцы дрогнули, но сразу сомкнули строй, отчаянный бой закончился вничью.
Потные, разгорячённые воины возвратились в замок, обмениваясь шутками, чтобы ужинать в своих покоях или общем зале. Сегодня король предпочёл общую трапезу, только она закончилась слишком быстро.
"Если неприятное дело нельзя отложить, то лучше поскорей его исполнить."
Супруг пришёл к Цаони. В её покоях пахло ароматическими травами.
Последние дни королева не находила себе места, она ждала. А когда ждёшь, то ни работать, ни отдыхать невозможно. Ночами появлялся Ларк. Только ей не нужны его утешения. Супруг не приходил. Он вёл себя с ней, как чужой. Именно это самое страшное, никогда раньше он не был таким.
Вот Айрик пришёл. Он стоял перед ней, строгий, непроницаемый.
- Цаони, для тебя настал час услышать моё решение. Наш брак расторгнут. Твоим наказанием за супружескую измену станет заточение в монастырь. Ты отправишься туда, как только всё будет готово.
Сначала она просто не поняла жестоких слов.
- Наш брак расторгли? Ты отправляешь меня в монастырь?! -
голос звучал удивлённо.
- Да, именно так.
- Айрик, пожалуйста, нет! Умоляю тебя! Пощади! Из монастыря не бывает обратного хода! Годы и годы страдания!
Упав на колени, Цаони обхватила его ноги руками.
- Я могу избавить тебя от несчастных лет только одним: смертной казнью. Выбор будет твоим, я не стану его облегчать. Решишь умереть, исполню!
Сталь не только в глазах, в голосе, что готов направить топор или клинок.
Шатаясь, королева присела на край постели.
- Я тебя поняла.
Ресницы и губы дрожали, она пыталась унять бессильный плач.
- Вот и хорошо. Значит, разговор окончен.
Айрик оставил её покои. На сердце словно скреблись кошки.
"Какое неприятное чувство, словно я добил тяжело раненого. Только нельзя дать ей надежду сейчас, сцена должна быть сыграна точно. Допущу непростительную ошибку, расплачусь очень многим: возможностью защищать оставшихся подданных, договором о совместном походе. Слишком большая цена за её душевное равновесие."
Чтобы унять сердечную тяжесть, король отправился в детскую. Как всегда по вечерам он обнаружил там Дийсан. Айрик устроился у её колен. Он положил на них голову и прикрыл глаза.
"Вот то, ради чего я без колебаний приму на себя вину за чужую разбитую жизнь. Какова будет мера расплаты? Но, Создатель, пусть же не им, а мне!"
Убаюканный нежной мелодией, отец почти задремал вместе с детьми. Малышам снились цветные яркие сны. Конечно же, они забудут их, как только наступит завтра, но с ними надолго останется ощущение счастья и любопытство, потому что им тепло, они всегда сыты и родители рядом. Разум просыпается, ещё неясный, но светлый и радостный. Арверн, Найталь и Анрид мирно сопели. Тогда родители поднялись с места.
Правитель открыто повёл фаворитку в свои покои.
- Дий, сегодня меня и Цаони развели.
Долгожданная страшная весть.
– Скоро она отбудет в монастырь. Я свободен, чтобы быть только с тобой весь тот срок, что отпустит мне судьба.
- Слышишь, для меня ты всегда прав! Что бы не случилось, я принимаю тебя таким, какой ты есть! Самый лучший, единственный на земле! - Дийсан пригнула голову короля вниз к своему лицу.
- Тем более всё было ради меня! Я виновна не меньше, чем ты, может быть даже больше! Эту тяжесть мне дано разделить с тобой!
- Моя хорошая, ты всегда меня оправдаешь, кем бы я не был. Моё оправдание - твоя любовь.
"Если только любовью кому-то дано оправдаться!"
Потом они лежали в постели, долго разговаривая. Айрик решил, что завтра он сделает Дийсан предложение.
"В Дайрингаре супругов обручают не кольца, а браслеты. Раз не выйдет купить их за свои деньги, значит, я должен их выковать."
Дотронувшись до синего камня на шее менестреля, король улыбнулся.
"Неужели я мог тогда прощаться с тобой, считая, что я тебя не увижу? Как я не догадался, что ты примчишься в Алкарин, как только поймёшь, я с тобой простился. Неужели для меня могло не быть этих дней, пусть даже в чужой стране? Дий, как странно, своей кровью ты оплатила тогда наше счастье, вырвав меня у судьбы."
Айрику вспомнился зал в трущобной таверне, где он увидел Дийсан в первый раз. Она стоит на возвышении для певцов прекрасная, полная страсти и вызова.
"Кажется, мы с тобой вечно бросаем его судьбе. Человеческая надежда на счастье – всегда дерзкий вызов."
*****
Утром, когда Айрик и Дийсан вышли из комнаты рука об руку, в ноги королю бросилась Цаони. Ночью женщина дошла до последней грани отчаяния. Ларк пытался её утешить, но королева лежала холодная и белая. Она даже не плакала.
- Я не могу отбыть в монастырь! Там никогда ничего не происходит! Обитель: вечная доля отвергнутых жён! Создатель! Она не может быть для меня?! Ни надежды! Ни праздника! Одна сплошная суровость!
Сама не веря в счастливый исход, Цаони упала перед правителем на колени на холодный каменный пол.
- Айрик, пожалуйста! Прошу тебя! Не надо заточения в обители! Оставь меня рядом с Анридом! Я буду его растить! Сумею к нему привязаться! Обещаю, жить в замке тихонько! Никогда не попадаться тебе на глаза! Молиться каждый день! Не надевать наряды! Разговаривать с людьми только когда нужно для дел! Только не в монастырь! Я в нём не смогу!
Слёзы, беспомощность, унижение. Увы, король её оттолкнул. В его душе вспыхнул безудержный гнев.
- Немедленно встань! Сколько можно взывать к моей жалости?! Неужели ты неспособна хотя бы единственный раз проявить достоинство?! Такое поведение к лицу нищенке, вовсе не королеве, пусть даже отвергнутой и наказанной!
Он стоял, безжалостный, неприступный. Такого, придворные боялись его пуще огня.
Держась рукой за стену, Цаони выпрямилась. В сердце возникло что-то новое, твёрдое. Словно частица стальной неизменной решимости внезапно передалась ей от него.
- Я тебя поняла. Ты прав, мне надо это принять. Айрик, став монахиней, я буду каждый день молиться за тебя! Пусть лихая судьба минует твой путь! Да простятся тебе все долги и ошибки! Пусть Создатель продлит твои дни! Пусть даст тебе счастье!
Рука виновной, отвергнутой женщины сотворила над ним знак Создателя, извечный жест великой защиты. Цаони была прекрасна. В серых глазах ожила любовь, что сильней измен и горя.
- Не надо, Цаи. Я не стою такого большого чувства, - на минуту он стал таким, каким всегда приходил к ней. Шаг за шагом королева возвращалась к себе.
Дийсан слышала медленный, словно бы неуверенный звук.
"Творец, прости нас всех!"
Проводив менестреля в помещение для работы, Айрик отправился искать королеву-мать Дийран. Поставив в известность о своём решении правителя, утрясти остальные вопросы он должен с ней. Королева-мать до сих пор ведает королевской казной, рачительно ею распоряжаясь.
Дийран расположилась в небольшом зале в окружении пожилых придворных дам. Она пряла тонкую шерсть. Из неё выйдут отличные платки. Напевая про себя, женщина заметила, что протяжную песню недавно пела Дийсан:
"Если племянница покинет Дайрингар, королевский замок немного опустеет. Когда я успела привыкнуть к ней? Как она заняла уголок в моём сердце?"
Дийран смотрела, как клубок ниток становится всё больше и больше.
"Если бы нить жизни могла быть такой же красивой и ровной, как хорошая пряжа. Страна, как огромный белый платок, а мы все его нити но, Творец, какие запутанные!"
Дверь открылась, в зал вошёл Айрик.
- Ваше Величество, не меня ли вы ищете?
Дийран оторвалась от работы.
- Да, я ищу вас.
- Пойдёмте, мой сын сообщил мне вчера о принятом вами решении. Я полностью его одобряю.
Поправив пряжу, королева мать поднялась с кресла.
- Мы готовы дать наказанной тёплые вещи, припасы, лошадей и сопровождение, чтобы она благополучно добралась до монастыря. Но мне нужно узнать, куда она отправляется.
Дийран привела короля в небольшую комнату, то ли чулан, то ли кабинет с двумя скамьями и столиком.
- Цаони отбудет в обитель в долине Нэйка.
- Отличное место в основном из-за своих настоятельниц. Покойный король Тальгер нередко пополнял его узницами, и я до сих пор благодарю судьбу за то, что не стала одной из них. Подготовка к отъезду туда займёт дня четыре, не больше.
Королева-мать задумчиво улыбнулась.
– Полагаю, вы скоро сделаете предложение моей племяннице Дийсан?
- Да, это произойдёт сегодня. Нам не нужно большой свадьбы, сейчас идёт война. У нас уже двое детей, какая мы юная чета?
- Ваша любимая фаворитка моя родная племянница, кузина моего сына. Придёт зима, когда людьми овладеет тоска, тогда нам очень кстати придётся праздник, тем более к наступлению холодов мы сумеем к нему подготовиться.
- Я очень благодарен за ваше расположение к нам.
- Не стоит благодарности, у меня была единственная сестра, я долго жалела, что она умерла и чувствовала себя виновной в гибели её дочери. Судьба сделала мне подарок, теперь я могу в ответ одарить других, - Дийран опять улыбнулась.
Когда она закончила разговор, Айрик отправился в кузницу, по дороге туда представляя себе обручальные браслеты.
"Их нужно сковать очень изящными. Тонкая полоска стали блестит, как серебро, в знак моей любви к Дий."
Мастер трудился долго, старательно. Но браслеты вышли обычными, даже неуклюжими для тонкой руки менестреля. Кузнец чувствовал, ему не хватило огня, того самого озарения, от которого родились дудочка и заветный нож.
"Но пусть остаются такими как есть. Лучших я не скую. Увы, высота мастерства не может прийти по заказу. Слишком мало времени отдаю я ремеслу".
Немного разочарованный, Айрик отправился в дворцовый сад, чтобы собрать букет осенних цветов. Ещё он зашёл в погреба за кувшином вина.
"Если мы вернём Алкарин, я отдам Дайрингару свои долги. Оставить Дий без того что положено просто нельзя!"
Во время обеда Айрик открыто занял место рядом с детьми и Дийсан. Цаони тоже была здесь. Точно бледная тень, она уже отделена от других придворных, преступница больше не часть их мира. Перед обедом к женщине заглянула старая служанка, она сказала приговорённой, что отправляется в монастырь вместе с ней, Цаони осталось жить в замке четыре дня.
"Четыре дня, а дальше неизвестность! Взгляните же на меня! Я пряла рядом с вами! И приходила в детскую выполнять долг! Я просто совершила ошибку. Пожалуйста, простите её мне!"
Но лица вокруг суровы, все одобряют правителя Алкарина, и никто не щадит его жену. Наскоро проглотив обед, Цаони ушла к себе в покои.
"Зачем прясть, если всё равно не оставаться в замке? Можно лежать на постели и вспоминать, вспоминать, загораться последней надеждой, доходить до тёмных глубин отчаяния. Как быстро идёт время!"
Пока наказанная страдала, Айрик проводил часы на учебной площадке. Снова алкаринцы против дайрингарцев. В свои права вступает осень, но воинам по-летнему жарко.
- Давай, Эрин, быстрей, ещё немного.
- Айрик, куда же ты, Айрик? Подожди.
- Тёмный, вот это удар, у меня в голове треснуло.
- Всё, я больше не могу.
Закончив сражение, разгорячённые воины вытирали лица полотенцами, утоляли жажду из огромных кружек и шли на ужин.
Сегодня в зале короля встретил голос Дийсан. Она пришла петь, как раньше в Алкарине. Конечно, Айрик остался за столом допоздна. Как только менестрель закончила петь, он взял её запястье в свою ладонь.
Они вместе пришли в детскую. Малыши встретили родителей весёлыми криками. Отец увлечённо играл с ними, катал детей на спине с лошадиным ржанием или убегал от них на четвереньках, при этом он громко лаял. Перед сном мать пела колыбельную. Утомлённые длинным днём, Арверн, Найталь и Анрид быстро заснули, тогда король, страшась предстоящего, повёл менестреля в свои покои.
Оказавшись в его комнате, она присела в кресло, чтобы распустить волосы. Айрик взял цветы. Он сам не понял, почему в душе появилось волнение, всё так давно решено. Король опустился перед ней на колени, не потому что это красиво, а оттого что давно отдал ей себя без остатка. Единственный раз в жизни нужно именно так.
- Дий, ты будешь моей женой?
"Как же долго я этого ждал!"
В руках барда оказались цветы. Слова разбежались, Дийсан растерялась.
- Да, единственный! Конечно же, ДА!
Почти крикнула она после долгой паузы, ощутив, что король затаил дыхание.
Айрик разлил вино в два бокала.
- Дий, вот оно наше скрепление. Вино красное, как кровь, что одна на двоих. Пусть оно свяжет наши судьбы, хотя в любви они давно стали едины.
Менестрель пила напиток маленькими глотками, она улыбалась смущённая.
- Вот, потрогай, сегодня я сковал их сам. Правда, не очень удачно.
Король вложил в руку невесты браслет.
- Он большой, поэтому я буду хорошо его чувствовать, в Дайрингаре ни у кого нет такого широкого браслета.
- Замечательно, утешение для меня нашлось! Об этом я, как раз не подумал.
Ночью им было хорошо. А где-то в замке беззвучно плакала Цаони. Ларк опять к ней пришёл.
- Уходи!
Лицо королевы, бледное, безнадёжное.
- Оставь меня, наконец! Я должна отбыть в монастырь для покаяния, раз король Айрик так решил.
В облике женщины проступил холод смирения, который напугал юношу. Что-то на всегда уходило.
- Но я могу вымолить прощение для вас! Пусть это будет мой последний в жизни поступок. Тогда я вам улыбнусь и умру с тихим спокойствием от руки короля. А вы будете меня помнить, станете немного обо мне грустить. Больше мне ничего не надо!
Слова отчаяния. Стремление удержать. Ларк заглядывал ей в глаза преданно, словно смелый, верный щенок. Цаони не знала, как с ним поступить. Понимание было внезапным. Она даже задержала дыхание.
"Так и Айрик не знал, как быть со мной все эти годы!"
Королева улыбнулась самой себе.
- Прости. Мне не нужна твоя помощь.
Ларк словно бы не услышал. Он твёрдо решил молить о прощении для преступницы. Сейчас она стала чужой.
"Но если сумею её выручить, любовь ко мне возвратится, пусть даже на несколько часов перед гибелью!"
Юноша представил, как его ведут на казнь. Он держится достойно, так что люди им восхищаются. Его смелый поступок заслужил красивую песню. Королева Цаони приносит цветы на перекрёсток дорог, туда где обычно зарывают казнённых. Она плачет, бледная и прекрасная. В благодарность любимая приходит к нему, даже когда становится совсем старой.
На рассвете Ларк оделся в лучший костюм, тщательно пригладил волосы. Он встретил короля, когда тот направлялся в кузницу.
- Стойте, ваше Величество! Выслушайте меня, пожалуйста!
Юноша упал на колени, вцепившись в рукав сюзерена.
- Прошу! Помилуйте королеву! Возьмите мою жизнь! Я готов погибнуть с радостью, пусть только ей будет хорошо!
Восторженные глаза глядели на короля. Они никогда не ведали страшной цены за стойкость в последний час. В груди вспыхнул жестокий огонь гнева.
- И ты, впрямь, думаешь, умирать может быть радостно?
- Да, без всяких сомнений! За королеву Цаони я погибну счастливым!
Глупец улыбался.
Он не заметил мгновения, когда рука опытного воина приставила к горлу нож, вторая держала голову железной хваткой, так что не вырвешься. Губы юноши побелели, в глазах отразился предсмертный ужас. Ларк не мог ничего сказать, только дрожал.
- Так то. Запомни вот это чувство. Обещаю. В первом же сражении ты снова его испытаешь. Считай дни до него просто отсрочкой перед казнью. Страшись не за неё, за себя.
Айрик отнял лезвие. Юноша поднялся и, пошатываясь от пережитого, пошёл прочь.
Король продолжил путь. На душе было муторно.
"Пройдут или нет эти четыре дня?"
Сегодня ковка не задалась. Сначала кузнец испортил две заготовки, только из третьей вышел неплохой топор.
"Хотя бы его удалось доделать. Нет в душе равновесия."
Айрик молча показал изделие Биллю Вайзилю.
- Иногда ни рука, ни сердце не могут найти согласия, но всем от Создателя дано терпение и простым, и знатным!
Строгий взгляд мастера утешал.
"За что они все настолько мне преданны?! Я никогда этого не пойму."
Айрик вышел из кузницы.
***
Обещанные четыре дня промелькнули незаметно. Она пришла, последняя ночь Цаони в замке. Женщина тихо сидела в своих покоях. Ларк её оставил, Цаони сама не хотела его видеть.
"Завтра оно приблизится! Утром оно настанет!"
Женщина пыталась поверить в беду, справиться с тем, что приходит, и не могла.
Рядом стоял сундучок с холщовым бельём и жёсткими платьями чёрного цвета.
"Неужели я смогу их носить? И больше не будет ни одного украшения, яркого наряда!"
- В монастырской келье они ни к чему – строго оборвала Цаони королева-мать, когда та попыталась взять красивые платья.
- Ты едешь в обитель не на гулянье, а чтобы искупить свою вину.
- Но король всегда был мне неверен! Он оставлял меня с первой брачной ночи! А наказание заслужила я!
Слова вырвались на свет, пусть Цаони не хотела давать им воли.
- Правитель не простой мужчина, в его руках находится власть. Ты только лишь женщина. Законы Создателя издавна позволяют королям супружескую неверность. Твой супруг пренебрёг тобой ради сильной любви, изменял с единственной женщиной. У моего короля было множество фавориток. Пара ночей и новая любовница отправляется в монастырь, просто так, ни за что. Я не скажу тебе, что больней, но у меня нет к тебе жалости.
Проходили секунды, минуты, часы. Наступило утро. Цаони принесли завтрак, но она не смогла проглотить ни куска. Пожилая служанка взяла женщину за руку, низенький слуга подхватил сундучок. Королева шла вперёд словно безвольная кукла.
Коридоры замка, выход на улицу, где стояла карета. Проводить преступницу вышли многие: рядом с экипажем замер Ларк, его лицо бледно, глаза красны. Всю прошлую ночь юноша пил хмельное пиво. Норгар и Нэйрин держались за руки, их не трогала судьба чужой королевы. У них есть юность и собственное счастье. Суровая Дийран вынесла столько, что имеет полное право не жалеть Цаони. Сариан, Эрин, Ратвин, Дальнир и, конечно, Дийсан и Айрик, они стояли, на некотором отдалении друг от друга. Менестрель услышала лёгкие шаги. Другое утро, другая карета и крепкая рука монахини, что взяла её выше локтя, совсем неприятное прикосновение.
Тогда казалось, жизнь обрывается, а теперь она провожает в монастырь другую женщину. Карета тронулась, раздался цокот копыт, только плача Цаони не слышно. Но Дийсан прекрасно знает, женские слёзы не могут не течь.
"Что мы с тобой наделали, Айрик!"
Когда король взял менестреля за руку, в её глазах дрожали слёзы.
- Мне страшно и горько получить счастье такой ценой!
- Не тревожься, моя хорошая. Всё сделанное на мне. В твоей любви нет никакой вины.
Они ушли вместе, остальные тоже разошлись, чувствуя облегчение, точно сожгли на костре покойника. Раз его больше нет, для других продолжается жизнь. Со следующего дня замок начал готовиться к новой свадьбе.
А Цаони ехала в обитель, она почти не замечала дороги, не видела таверн, где карета останавливалась на ночлег. Женщина почти не ела, а только спала.
"Если бы смерть пришла за мной сейчас? Я бы с радостью её приняла! Но даже смерть отказалась быть ко мне милосердной!"
Дорога шла вперёд, равнодушная к отчаянию и тяжёлым мыслям. Наконец, на пятый день карета остановилась в горной долине, где расположилась строгая обитель.
Две монахини, встретив Цаони, проводили её в тёмную келью, где узницу ожидал ужин: хлеб, каша и вода. Служанка заставила её поесть. Цаони упала на кровать. Никогда у неё не было такой жёсткой постели с тонким одеялом. Утром преступницу безжалостно разбудили и повели на службу, где целые часы она стояла на коленях на холодном полу, била без счёта земные поклоны. Хор монахинь пел торжественно и красиво, говорил о неземной высоте, куда устремляются все мечты. Женщина заплакала, то были слёзы очищения. Вина и отчаяние уходили, на душе становилось легче.
"Создатель, прости меня! Я прощаю ему всё! И всё принимаю!"
После службы работа, такая же пряжа, как и в замке, только чёрная, шерсть для монашеских одеяний. Так началась жизнь в обители.
Королевский замок забывал наказанную правительницу. Наступила глубокая осень, что принесла с собой дожди. Урожай убран, сделаны запасы на зиму. В замке резали скот и птицу, чтобы приготовить большой запас вяленого и мороженого мяса. Свежее мясо зимой бывает, но не часто. Из-за убоя скота фрейлинам и придворным дамам пришлось выделывать шкуры в высоких сараях в рабочей одежде крестьянок. Кажется труда неприятней выдумать просто нельзя, но даже Дийсан пришлось участвовать в нём по мере сил и возможностей. В помещении стоял противный запах. Пахло свалявшейся шерстью, кровью, дубильными веществами. Менестрель от всего задыхалась. Выделывание шкур напомнило позднюю осень Велериана. Оказывается, Дийсан напрасно надеялась, что ей больше не придётся заниматься такой работой. Она ошиблась. Королевский замок Дайрингара просто вотчина лорда, только очень огромная. На барда нахлынули воспоминания детства и юности: противные кожи, холодный голос Герданы, вечно недовольной её работой, весёлый смех Кирвела и суровая бабушка Наарет.
Теперь они очень далеко. А рядом весело смеются Эрин и Нэйрин, вечером ждёт встреча с Айриком. Он придёт усталый, но счастливый. Король Алкарина сражался на мечах и работал в кузнице даже промозглой осенью. Из выделанных шкур сошьют одежду для суровой зимы Дайрингара, сделают ковры - вот занятие для метельных дней. Руки Дийсан болели, шелушились от дубильного раствора, покрылись язвами. Зрячие сказали, они покраснели, точно так же как и у них.
"Работа такая же, как в замке отца, а жизнь совсем другая."
Бард невольно улыбнулась.
Наступил вечер. Тяжёлый труд закончился. Дийсан переоделась к ужину. В общем зале тёплый очаг, мокрые от дождя воины стремились занять местечко поближе к нему. Сегодня повара приготовили вкусный ужин из свежего мяса. Прекрасное время осень, - щедрое, благодатное, точно зрелость, что ещё не перешла в старость. Закрома полны, в подвалах и погребах хранится мясо и вино нового урожая. Всё будет выпито и съедено зимой, которую нужно пережить, и нужно помочь справиться с холодами тем, кому зимой очень трудно. Такова обязанность королевского замка.
Дийсан не услышала, как в зал вошёл Айрик. Сегодня он промок не от пота, а от дождя, не раз падая в жидкую грязь. Родная рука взяла менестреля за мочку уха совсем неожиданно. Дийсан, вздрогнув, обернулась.
- Чувствуешь какие холодные пальцы? Вот тебе и придётся меня согревать, и не обязательно только песней.
- А ты возьми свежего пива, тогда разом разгорячишься. Мне тоже принеси, Нэйрин сказала его сегодня сварили, так что я тоже хочу.
Раздобыв пенные кружки, Айрик присел рядом с невестой. Да, Дийсан его наречённая, о чём давно знает весь замок.
- Зачем вам вступать в такой брак, ваше Величество?
Спрашивали алкаринские придворные. - Кругом столько здоровых девушек. Они, конечно, могут произвести на свет крепких наследников.
- Арверн и Найталь совершенно здоровые дети. Если позволит Создатель, у нас с Дийсан Дарнфельд родятся ещё малыши. В её жилах течёт королевская кровь союзного нам дома, чего вам ещё желать?
- Но есть Дайрун и Койлин, они родные сёстры короля.
- Да, и такие маленькие, что ждать возраста их замужества, придётся по крайней мере лет пять. За такое долгое время слишком многое может случиться.
Выслушав доводы сюзерена, придворные вряд ли принимали их до конца. Но его ни капли не волновало их мнение.
"Какая разница, о чём думают знатные льстецы? Если во-первых, я по закону прав, а во-вторых, только её я люблю!"
Дийсан тоже радовалась. В душе постепенно рождалась мелодия семейной жизни, спокойная, гармоничная. Менестрель грустила, только вспоминая Цаони.
"Как ей живётся в обители? Приняла ли она свою судьбу? Я вот так и не сумела смириться с холодом монашеской кельи."
В такие минуты менестрель только крепче сжимала руку Айрика.
- Хорошо, теперь ты со мной!
После ужина наречённые отправились к малышам. Они встретили их весёлыми криками. Дети давно ждали родителей, зная, они придут. Когда они появились, Арверн и Найталь повисли на Айрике.
- Покатай нас, покатай!
Кричали они хором и тащили отца каждый к себе.
- Сейчас я вас как покатаю! А вдруг вы меня разорвёте? Что тогда будем делать? Нет, лучше я вас съем! Я сегодня такой голодный!
- Папа, меня ешь, меня, - закричал Арверн, малыш помнил весёлую игру.
- Нет, меня надо есть, – колокольчиком зазвенел голосок Найталь.
- Так я проглочу вас обоих разом. Я же большой, поэтому я могу скушать целую кучу детей!
Пока Айрик играл с Арверном и Найталь, Дийсан держала на руках Анрида, менестрель носила его по комнате, напевая мелодию без слов, что успокаивала ребёнка.
Когда дети устали, родители уложили их в постель.
Весь замок спал глубоким сном. Кажется, сейчас страдал только Ларк Гальвиг. Он плакал в подушку, сам стыдясь слабости.
"Королева Цаони! Где же вы теперь?! Неужели я больше никогда вас не увижу?!"
Как горячи слёзы юноши, как сильно отчаяние.
"Зачем наступает новый день? Если её нет рядом! Я не сумел ей помочь, струсил перед королём! Она навек в монастыре, а моё сердце разбито!"
Только к рассвету влюблённого сморил сон. После него он всё равно чувствовал себя усталым. За завтраком Ларк ел мало, вид пищи внушал отвращение. На учебной площадке юноша то и дело пропускал такие удары, какие раньше легко отбивал.
- Сегодня вы совершенно бесполезны, – в сердцах сказал мастер над оружием, когда от глупейшей ошибки из руки Ларка вылетел меч. – Ради Создателя, идите отсюда и сегодня на площадке больше не появляйтесь.
Влюблённый понуро побрёл прочь.
"Как мне увидеть королеву моего сердца?!"
Замок казался мрачным, да он таким и был, накрытый осенним дождём. Юноша остановился в дальнем закоулке двора.
"Я не хочу, чтобы сердце продолжало умирать! Но как ему жить без любви?! Ей очень страшно в монастыре! Там глухая тоска!"
Метания Ларка прервал тот же человечек, что отыскал обитель для заточения королевы.
- Вот, возьмите, он предназначен для вас, - доверенный слуга протянул толстый кошель.
– Только вы должны посмотреть что там есть, когда останетесь один в комнате и тщательно запрётесь на засов, иначе вас и многих других могут ожидать неприятные последствия, поэтому будьте осторожны.
Посланец канцлера ускользнул, Ларк спрятал кошель за пазуху, не заинтересовавшись ни тем, что в нём есть, ни последствиями осмотра.
До самого вечера он бродил под дождём, надеясь то ли простудиться, то ли освежиться. Пропустив обед, Ларк не пошёл и на ужин.
Однако, ночью пришлось вспомнить о кошеле, когда рука нечаянно на него натолкнулась.
"Раз уж его дали, придётся посмотреть, что внутри."
Открыв кошель, Ларк увидел лист толстого пергамента. На нём был план какой-то местности. К нему прилагалась записка. В ней обозначалось:
"Королева Цаони Райнар заточена в монастырь в долине Нэйка. Теперь вам известно, как туда добраться. Если есть сила и решимость, тогда действуйте!"
Остальным содержимым подарка оказались золотые монеты. Сердце юноши ожило, в нём снова зажглась надежда.
"Спасибо тебе, тайный доброжелатель, я никогда не забуду твоей услуги! Неужели в печальном замке есть ещё одно сердце, какому не безразлична её судьба?! Я доберусь до тебя, монастырь в Нэйке, как смелый герой сказания! Рядом со мной она перестанет быть королевой слёз!"
Эту ночь влюблённый тоже не мог спать. Пусть больше не было усталости, спутницы последних дней, зато появилась жажда действия.
"Даже если наш путь будет опасным, всё сложится хорошо! На монеты, что я получил, можно открыть своё дело. Я буду лепить из глины посуду, расписывать красивым узором. Будет прекрасно возвращаться домой и видеть на любимом лице улыбку. У нас появится много здоровых детей! Рождение принца Анрида просто недоразумение!"
Вместо ночного отдыха Ларк принялся укладывать вещи в небольшой сундучок.
"Если кто-нибудь попробует меня остановить, я скажу, что еду за город, разогнать грусть. Нет, лучше совсем промолчу. Никто не имеет права меня останавливать."
Выйдя из замка на рассвете, юноша вообще не вспомнил о завтраке. Занятые своими делами люди не собирались останавливать человека, который куда-то спешил. Конечно, дайрингарцы помнили, юный Аларъян – любовник преступницы, которую недавно отправили в монастырь. Но никому не пришло в голову, что Ларк может помчаться ей на выручку. И даже если он решится поехать за грешницей, то непременно потерпит неудачу, навлечет гнев на буйную голову. Для осуществления побега требуется помощь сильных мира сего. А её у Ларка не будет.
Оседлав одного из коней, которых разрешали брать беженцам, влюблённый помчался вперёд. Душа отчаянно рвалась к цели, дорога казалась слишком медленной. Только страх загнать коня до смерти мешал двигаться быстрей. Приходилось останавливаться на постоялых дворах, чтобы немного подкрепиться, но главное чтобы кормить лошадь. Долина Нэйка, как и всё к чему долго стремишься, возникла на горизонте неожиданно. Небольшая, уютная она со всех сторон была окружена скалами. Летом здесь вовсю цвела и зеленела природа. Но в осенние дни и самые красивые места черны и грязны.
Под моросящим дождём Ларк въехал в уютную деревню с домами серого камня. Жители Нэйка были всегда приветливы к чужакам. Заезжие гости нечасто появлялись в их долине.
Центр её - монастырь, сюда в основном заглядывали богомолицы или несчастные женщины, чья судьба – монашеский постриг. Сильный красивый юноша вызвал любопытство деревенских жителей, оно сквозило в жестах и взглядах. Но никто не решился расспрашивать чужака, зачем он прибыл к обители.
Сидя за небольшим столом в чистой, тёплой таверне, Ларк в первый раз за много времени позволил себе наесться досыта. Хлеб, мясо, сыр и мёд горных диких пчёл, поданный к чаю – всё доставляло удовольствие.
"Раз он примчался к Цаони, сегодня можно разрешить себе небольшой отдых. Завтра пора приблизиться к монастырю, значит, нужно хорошо подкрепиться, чтобы появились силы для подготовки побега."
В голове не возникло плана действий, какой можно осуществить, но он верил в свою счастливую звезду, поэтому ночью спал спокойно.
Встав спозаранку, Ларк отправился к обители. Она представляла собой огромное здание серого камня. Его окружали постройки поменьше, монастырь защищала высокая ограда, она отделяла его от мирской суеты.
"Как же можно забраться сюда?"
Юноша глядел на неприветливый камень. Когда солнце поднялось высоко, из-за ограды появились несколько служек, они собирали поздние яблоки, что ненароком упали за стену.
Одной из них была розовощёкая кругленькая крестьянка, что то и дело стреляла глазами на молодого чужака.
Вчера вечером девушку вызвала мать-настоятельница.
- Сегодня в деревню Нэйк прибыл человек, что желает побега для нашей последней узницы. Я приказываю тебе всеми силами ему помочь. Если юноша не будет понимать, как его организовать, ты сама подтолкнёшь его в нужную сторону.
Настоятельница протянула плотно набитый кошель.
- Здесь твоя награда за помощь. Ещё ты можешь потребовать деньги с чужака, но монеты, что он даст, принесёшь мне. Если ты их утаишь, то берегись. Сначала я тебя накажу, а потом верну обратно в деревню, - взгляд монахини был суровым.
Она тщательно выбирала девушку, что может осуществить план побега. Для него нужна крестьянка с практической сметкой, пусть она любит деньги, но не имеет жадности без всякой меры. Служа в монастыре, розовощёкая девушка надеялась накопить средства на свадьбу с широкоплечим крестьянином, который ухаживал за ней третий год.
"Того, что дала мать-настоятельница, вполне хватит чтобы я вышла замуж. Если утаю пару монет, меня никто не накажет, раз просто не узнает о них. Как только помогу в тайном деле, сразу вернусь домой, чтобы, наконец зажить своей усадьбой."
При мысли о счастье служка улыбалась.
"Но когда же он решиться подойти? Неужели так и придётся справляться со всем самой? Вот уж, правда, любовь делает знатных людей глупыми."
Внимательно глядя на девушку, Ларк не решался заговорить.
"Что, если я расскажу крестьянке о деле, а она выдаст меня из страха или ещё чего-нибудь? Но нужно же выбрать помощника. Не могу же я проникнуть в монастырь в одиночестве!"
Наконец, влюблённый нашёл в себе мужество приняться за дело.
- Вкусные яблоки у вас в монастыре?
Ларк приветливо улыбнулся.
- Ещё какие отменные! Да не наши. Нам редко, что перепадает с монашеского стола, ни варенья, ни мёда, одна каша да чёрствый хлеб. Ох, если б могла, так давно бы отсюда убежала, – старательно возмущалась крестьянка, незаметно уводя Ларка в сторону от остальных служек.
- Неужели вам настолько плохо живётся в обители?
- Не то слово! Если не хочешь молиться Создателю, так просто попадаешь в монастырскую кабалу, и никак-то из неё не вырваться.
- А разве не собственной волей вы идёте на монастырские работы?
- Какая тут своя воля, когда в доме шаром покати, а в амбарах мышь от голода повесилась. А есть и такие, кого сюда совсем насильно привозят и в монашек постригают. Вон покойный король Тальгер особенно это дело любил.
- А сейчас в вашей обители остались такие узницы?
Сердце юноши часто забилось.
- Парочка найдётся. Да, вот последнюю совсем недавно привезли. Говорят, такая красивая и такая грустная, жалко несчастных, ну да судьбу свою не изменишь, кому в монастыре вековать, а кому спать на шелках.
- Скажи, если бы у тебя вдруг появилась возможность изменить судьбу, ты бы ею воспользовалась?
Слова прозвучали шёпотом, влюблённый страшился их произносить.
- Да как же она возьмётся?
- К примеру, если бы у тебя появились деньги, что оказались бы только твоими, ты бы ушла из монастыря, чтобы начать другую жизнь?
- Не знаю, как-то страшно такое делать, да и никто монет мне не даст.
- Я могу предложить улучшить судьбу тебе и той узнице, что прибыла сюда последней. Ты поможешь ей убежать. Я заплачу столько, что ты сможешь тоже уйти, тогда целых две жизни будут спасены.
Крестьянка сделала вид, сначала она серьёзно задумалась, но всё же решилась пойти на опасное дело.
- Да, есть один способ. Я проведу тебя как больную, какой нужно лечение, всё равно целительница осматривает недужных только по утрам. Ночью ты увидишь свою узницу, так вы и убежите. Только точно ли у вас есть деньги?
- Даже не сомневайся!
Юноша торопливо протянул горсть монет. - Вот возьми сейчас, как задаток. Когда ты нас выведешь, я заплачу тебе ещё сто золотых.
Глаза крестьянки блеснули.
- Так жди меня вечером с платьем и накидкой, – заговорщически шепнула служка и побежала прочь.
Ларк целый день ждал возвращения крестьянки недалеко от ограды.
"Конечно, можно вернуться в таверну, чтобы пообедать или поспать, но вдруг девушка придёт, а меня нет на месте? Что если тогда она испугается, и не дождавшись встречи, возвратиться в монастырь. Нет, лучше остаться рядом с обителью, тогда я уж точно не пропущу нужный час."
Крестьянка появилась в сумерках. В руках она несла свёрток с одеждой. Развернув его, юноша увидел простое платье, накидку и грубые башмаки. Переодевшись, влюблённый понял, платье подходит ему по размеру. Служка выпросила его у высокой женщины, рассказав, что одежда для её знакомой, несчастная очень нуждается, отец у них умер и помочь некому. Пожилая женщина, не понаслышке знакомая с крестьянским горем, без колебаний отдала розовощёкой девушке одежду, тем более она успела порядком износиться.
Закутавшись в накидку, Ларк со страхом последовал за крестьянкой к монастырским воротам.
"Вдруг кто-нибудь поймёт, что я мужчина? Тогда чудесная возможность спасти королеву рассеется, как дым под порывом ветра."
Высокая, квадратная привратница исподлобья сверкнула на незваную гостью глазами.
- Лечиться надо было приходить утром, сейчас уже не принимают.
- Простите, но бедняжка добиралась к нам издалека, да к тому же она - немая, – служка говорила заискивающе.
Никто никогда не узнает, поверила ли привратница наивной хитрости крестьянки или её предупредили о побеге заранее. Но Ларк и розовощёкая девушка беспрепятственно проникли в монастырь. Они шли по тёмным коридорам к келье Цаони.
А узница не знала, что к ней спешат на выручку.
В крохотной келье горел светильник, женщина сидела за столом, держа в руках священную книгу Создателя, ей можно читать только её.
Узница отчаянно искала утешения в священных словах.
"Творец всего сущего! Помоги же мне стать достойной! Дай силу принять судьбу! Уйми сомнения и надежду!"
Сейчас у Цаони трудная жизнь: ранним утром служба, целый день работа в одиночестве, даже пищу ей приносят через окошечко под дверью. Вечером чтение священной книги - вот и все занятия. Когда узница станет монахиней, её жизнь будет гораздо легче, только она об этом не догадывается. Некоторые монахини приходят к узнице, стараясь склонить её к принятию пострига, но пока она к нему не готова.
Цаони прикрыла глаза. Она увидела себя юной девушкой, которая в первый раз с надеждой вложила пальцы в ладонь Айрику, робко ему улыбаясь. Принц смотрел отчуждённо, только ярко синие глаза всё равно проникли в самое сердце.
"Ты всегда был такой, крепкий, похожий на сталь! Я не стану жалеть о несбывшемся! Айрик, ты отдал то, что мог, большего не случилось!"
Слёзы высохли. Внезапно узница услышала, как щёлкнул дверной запор. Ключ дала крестьянке сама мать-настоятельница. У суровой монахини, что ведала кельями, его не выманить никакой хитростью.
В комнату вошла мужеподобная крестьянка. Облик её чем-то знаком бывшей правительнице. Но тусклый свет лампы не осветил лица женщины.
- Цаони, моя королева!
Раздался в тишине голос любовника.
- Ларк!
В душе узницы похолодало. Она ждала не его.
- Я нашёл вас, вот видите, мне удалось вас отыскать! Тайный друг сказал правду. Теперь я здесь, чтобы забрать вас отсюда. Мы уедем очень далеко, у меня есть деньги, чтобы делать посуду.
Цаони чуть улыбнулась.
"Хорошая судьба для каждой женщины, быть с тем, кто её беззаветно любит. Мы будем богаты. У Ларка есть Алар. Я рожу другого ребёнка! Забуду Айрика!"
Только ей вспомнился дом отца, дворец Алкарина, даже замок Дайрингара. Сначала знатная леди - дочь высокого лорда, потом королева, она не могла принять другую судьбу.
"Жить ремесленницей на дальнем краю мира, безвестной, забытой всеми! Ради Айрика я бы на это пошла, не думая ни мгновения! Даже простым кузнецом он не изменится, оставшись таким же неповторимым!"
- Поедемте со мной, моя королева, вместе мы будем счастливы! Представьте, мы останемся рядом целую жизнь! Я очень вас люблю, на этой земле моё сердце не отдано никому кроме вас одной!
- Ларк, я не смогу за тобой последовать.
Слова прозвучали, точно гром среди ясного неба.
- Но как это может быть?! Разве вы со мной не поедете?!
- Я знаю, что значит, ловить только отсвет чувства. Моё сердце принадлежит не тебе, королю Айрику Райнару. Прости, я дурно поступила с тобой, ища твоих утешений.
Влюблённый не мог поверить. Его губы задрожали, из глаз покатились слёзы.
- Как вы могли?! Как это больно!
- Теперь я за всё заплатила.
Бледный, как мел, юноша развернулся и вышел из кельи.
- Она отказалась, – объяснил он крестьянке. – Королева Цаони не захотела бежать со мной.
Розовощёкая девушка не знала, что теперь делать. Не заставлять же узницу совершать побег насильно.
- Выведи меня из обители. Я не хочу оставаться здесь ни минуты! Такой жестокой раны ему ещё никто не наносил.
"Она меня никогда не любила! Она отказалась быть моей!"
Проводив Ларка за ворота тайным ходом, крестьянка вернулась за ограду. Не смотря на отчаяние, юноша не забыл расплатиться со служкой.
"Зачем мне деньги? Не нужно мне своего дела! У меня есть обещание правителя."
Ларк знал, он возвратится в королевский замок.
"Я сам попрошусь на опасное место, не стану ждать жестокого решения. А может, судьба меня минует? Создатель, могу же я встретить другую любовь?!"
Кошель с деньгами оттягивал карман, внезапно юноша понял, как нужно ими распорядиться.
"Это мой последний долг перед ней. Его нельзя не выполнить."
На другое утро Ларк открыто явился к матери-настоятельнице.
- Вот, возьмите всё. Увы, мне больше не на что надеяться, кроме вашей честности. Делайте с золотом что хотите, только пусть жизнь королевы Цаони Райнар в монастыре сложится, как можно лучше. Берегите её, пожалуйста!
Монеты оказались в руках монахини.
- Я помогу этой узнице чем только сумею. Будьте спокойны!
Мать-настоятельница ободряюще улыбнулась влюблённому. Теперь он мог покинуть монастырь.
"Пора в дорогу, может, к новой надежде или к концу? Неизвестно. Только мелкий осенний дождик идёт не просто на земле, в самом моём сердце!"
Ларк поскакал в королевский замок. Мать-настоятельница решительно направилась к Цаони.
"Глупая женщина сама упустила свою надежду, теперь ей вековать в монастыре. О её побеге был договор, но видимо, сам Творец решил иначе."
Монахиня взяла с собой три зелёные веточки, кремень и блестящие ножницы.
"Чем раньше она примет постриг, тем быстрей привыкнет к новой жизни. К тому же мне совсем не помешает помощница благородной крови, уж конечно, она умеет вышивать, читать и писать."
Цаони сидела на постели бледная, с огромными кругами под глазами, но в сердце жила решимость, плечи расправились.
"Смелость придёт. Нужно только чуть-чуть подождать, тогда я скажу сёстрам, что по своей воле хочу стать монахиней."
Увидев мать-настоятельницу, узница поняла, решительный час настал. Ожидание завершилось.
- Ты готова принести монашеский обет?
- Да.
Её привели в полутёмный храм, где собрались сёстры. Королева встала в центре зала на колени, касаясь лбом холодного пола. Мать-настоятельница нараспев читала молитву.
Трижды брошены ножницы, трижды возвращены. Когда металл коснулся волос, в горле возник тяжёлый комок, но отчаяния не было, слёзы не полились.
- Нет больше Цаони Клайс! Нарекаю тебя сестрой Анарией, служительницей Творцу! Да будут чисты твои помыслы и деяния! Да озарит свет твой путь!
Сестра Анария приняла монашеское одеяние с достоинством.
"Наконец, я сумела совершить по-настоящему мужественный поступок. Айрик, теперь мне дозволено всей душой молиться за тебя, искренне, долго! Земной правитель не может пройти путь без греха. Такова от рождения его судьба! Молитва сердца, что горячо любит, должна облегчить твою дорогу! Когда-нибудь я решусь написать тебе, чтобы совесть твоя не тревожилась о моей жизни. И ещё об отце будут мои молитвы, чтобы участь его в великой тьме облегчилась. За интриги и преступления расплата может быть велика."
Взяв в руки книгу Создателя, сестра Анария начала трудное чтение.
Через несколько дней в королевский замок пришло письмо. В нём мать-настоятельница сообщила Наркелю Ирдэйну, что побег узницы не состоялся по её собственной воле.
- Ваше Величество, я вынужден известить вас о том, что Цаони Клайс сама отказалась покинуть обитель.
Произнёс канцлер при встрече с королём. - Мать-настоятельница долины Нэйка постригла узницу в монахини. Лучшего выхода она не нашла.
Айрику стало не по себе.
"Цаи, зачем?! Неужели впрямь, чтобы просить Создателя обо мне?! Только облегчит ли такая молитва вину?! Я сам тебя наказал! После смерти моя дорога в великую тьму, я давно её заслужил."
Только отчаяние со временем ушло, как это всегда бывало.
***
За окнами замка трещал мороз. Но день был яркий и солнечный. Раньше над Дайрингаром бушевала метель, она навалила огромные сугробы. Теперь их весело расчищали все мужчины в том числе сам король Норгар. После того, как большое пространство было расчищено от снега, мужчины принялись ставить навесы, сколачивать грубоватые столы. Причиной жаркой работы была свадьба племянницы королевы матери Дийран и правителя Алкарина Айрика Райнара. Торжество состоится завтра, если разрешит погода, а она, кажется, позволяет.
Люди трудились на морозе раскрасневшиеся, оживлённые. Работал и сам жених. Теперь он понимал, Дийран оказалась права. Свадьба в середине зимы нужна народу Дайрингара, чтобы прогнать тоску. Вбивание в мёрзлую землю столбов - очень непростое занятие, чтобы облегчить его, работники подбадривали себя шутками.
- Вон гляжу, ты совсем нос отморозил! Смотри, как бы у тебя завтра от вина он вовсе не покраснел, а после встречи с твоей женой могут и руки поломаться, особенно та, какой ты кубок берёшь.
- А не тебя ли жена после прошлого пира скалкой по голове охаживала? Да так, что ты последний ум потерял.
Слушая шутливые перебранки, Айрик улыбался. Несмотря на зимний холод, по лицам тёк пот. Он стремительно превращался в сосульки.
Однако, неизвестно кому было легче, королю, что трудился на морозе, или Дийсан, которая переживала последнюю примерку свадебного платья. У матери двоих детей оно не может быть белым, да и тонкая накидка ей не полагается. Но портниха Клара Тивель постаралась на славу, сшив для невесты роскошный наряд из воздушной светло-зелёной материи. Сейчас портниха как раз добавляла к нему последние штрихи.
Дотрагиваясь до платья, менестрель чувствовала, оно гладкое, приятное на ощупь. Ей, как невесте, больше нечего желать от свадебного наряда, но Клара Тивель всё ещё чем-то недовольна.
- Смотри, королева Нэйрин может мне не простить, если мой наряд окажется красивее, чем был у неё.
- Не волнуйтесь, дорогая леди. Горная правительница не станет обижаться на вас, потому что не я сшила ей свадебное платье.
Наконец, довольная своей работой, портниха решила, что может отпустить госпожу. Теперь умелые руки Клары занялись Эрин, Сариан - всеми алкаринками, которые жили в замке, да и дайрингарками тоже.
Невеста возвращалась в свои покои. По дороге она то и дело задевала головой и руками за цветы из ткани, ими украсили замок.
"Шершавые цветы вместо свежей зелени, которую я люблю. У растений удивительный запах, то терпкий, то нежный. Зима пахнет снегом и льдом. Говорят, снег красивый, белый, но для меня он просто холодный и мокрый. Его достоинство - музыкальный хруст под ногами. Завтра он будет громко хрустеть под копытами лошадей и полозьями саней, когда мы поедем к храму Создателя."
У себя в покоях Дийсан с любовью дотронулась до обручального браслета, который сковал Айрик.
"Он говорит, этот браслет далеко не шедевр. Но мне он нравится, я даже тепло в нём чувствую. Браслет ковала родная рука."
Невесте почти не верилось в предстоящую свадьбу. Ещё в замке отца, в романтических грёзах она представляла себя женой смелого, сильного юноши, сама понимая, насколько наивны такие мечты.
"Кто мог подумать?! Я стану женой самого короля Алкарина Айрика Райнара, достойнейшего из людей нашего света! Кто смел об этом мечтать?! Мне выпала его любовь, его верность!"
Менестрель страшилась слишком большого подарка судьбы.
Волнение и тревога донимали её до самого обеда. Сидя за столом, она слышала, как мужчины стучат вилками. Они набросились на еду, проголодавшись после горячей работы. Теперь снег расчищен, навесы установлены, столы тоже, можно начинать праздновать свадьбу в мужской компании, пока женщины будут всю ночь петь печальные песни. Так всегда, прощаясь со свободной жизнью, женщины грустят, мужчины веселятся, хотя, кажется, должно быть наоборот, или так потому, что мужчине в браке дозволено больше, чем женщине?
Обед пролетел, как один миг. В наполненном суетой замке у каждого было своё дело: повара готовили, слуги убирали, придворные в последний раз примеряли наряды, подбирали подходящие к ним украшения. После обеда Дийсан, Лини и Нэти повели на примерку детей. Клара Тивель сшила им очаровательные наряды: Арверну тёмно-синий костюмчик, Найталь тёмно-зелёное платьице, а Анриду костюм небесно-голубого цвета. Арверн и Найталь всё время крутились и капризничали, не давая портнихе спокойно работать. Только Анрид вёл себя хорошо, во время примерки его ручки и ножки почти перестали дёргаться.
- Какой прелестный, спокойный ребёнок, не то, что вы, шалуны!
Хвалила его Клара Тивель.
- Он больной. У него ножки не ходят, - голоса брата и сестры раздались одновременно.
- За то, он послушный и совсем не кричит, а вы вертитесь, как деревянные волчки.
- Мы тоже послушные. Мама, Лини, Нэти мы же послушные? Правда?
- Конечно, вы всех слушаетесь, но только не сейчас. Анрид у нас большой молодец, он ведёт себя с Кларой лучше, чем вы.
Закончив примерку, дети весело побежали впереди взрослых.
- Мама женится на папе, – во всё горло закричал Арверн.
- Не так, – произнёс Анрид. Он сидел на руках у Дийсан. – Это папа женится на маме, а мама за папу замуж выходит, вот так правильно.
Малыш говорил плохо, но вполне понятно.
- Молодец, мой хороший. Ты всё правильно выучил, всё будет так, как ты сказал. Я выхожу замуж за папу.
- Правильно! Правильно, а я от вас убегу! - Арверн помчался по коридору во всю прыть. Сестра понеслась вслед за ним.
- А когда я буду тоже так бегать?
- Анрид, тебе придётся этого ещё немножечко подождать. Даже если бегать как у других у тебя не получится, ты всё равно самый старший, самый умный, это уже сейчас.
- Нет, лучше бегать, чем быть старше и умней!
Малыш собрался заплакать.
Дийсан не знала, как правильно ему помочь. Её боль пришла, когда она стала старше и поняла, кроме бабушки Наарет, отца и Кирвела, её никто не любит, что вместо жизни в замке, её ожидает приют.
"Анриду больно уже сейчас. Что же будет, когда он станет взрослым? Как нам вырастить его так, чтобы его жизнь оказалась счастливой? Позволит ли время войны, дожить до юности наших детей?"
Уложив Анрида в постель, дождавшись, пока Арверн и Найталь угомонятся и смогут её отпустить, женщина возвратилась к себе в покои, где невесту ждали молодые фрейлины, стояло вино и сладости.
Сегодня женщины почти не пели, поняв, как глупо будут звучать песни о несчастной девушке, которая оставляет дом родителей, чтобы стать женой сурового супруга. Пока фрейлины убирали её волосы, Дийсан негромко пела сама, о любви и жизни, о мечтах, которые не всегда сбываются и о том, что сбывается, ведь завтра для неё исполнится то, о чём она даже не мечтала.
Слушая протяжный голос, девушки иногда смахивали слёзы, они старались забыть о войне, о том, что она рано или поздно придёт сюда, разрушит всё, что ещё осталось.
В другом конце замка шумели хмельные мужчины. Ратвин Ник боролся со всеми, кто решался выйти против него, Айрик и несколько дайрингарских воинов метали ножи в нарисованную на щите фигуру человека. Король побеждал соперников. Горцы хлопали его по плечу, говоря, какой он замечательный мастер в метании ножей. Король Норгар сражался на деревянных мечах с тремя алкаринцами, соперники никак не хотели ему уступать. Над весёлыми состязаниями тёк хмельной мёд и пиво, поэтому мужские головы наполнялись лёгким туманом.
Наконец, наступил рассвет. Он прекратил пение, утихомирил гуляк. Фрейлины помогали невесте надевать свадебное платье, серьги и ожерелье с изумрудами, сложная причёска была уже готова, девушки не зря потратили на неё всю ночь.
При выходе из замка Дайнис накинула на плечи госпожи медвежью шубу. Конечно, она могла помять лёгкое платье, но на дворе трещал мороз, поэтому шуба очень нужна.
Вместо карет, на зимней свадьбе ехали сани, запряжённые лучшими лошадьми Дайрингара. Слыша скрип полозьев, Дийсан улыбалась ему, она радовалась жёсткому морозному воздуху, не беда, что его трудновато вдыхать. Сани мчались вперёд по снежным коридорам, что проложили вчера. Кучера весело свистели, смеялись молодые придворные.
Прохладный летом храм зимой оказался тёплым. Сариан и Эрин сбросили с плеч невесты шубу, поправили платье и повели её к алтарю. Жениха сопровождали Ратвин Ник и Дальнир Аторм, как самые близкие ему люди.
Сначала Дийран сама хотела вести племянницу на свадебной церемонии, но в конце концов, она решила, в такой момент с Дийсан лучше быть рядом тем, кто давно её знает. Запах свадебных веточек, что выращиваются в храме, и в самые лютые холода, монотонный голос служителя Творца, руки, что поддерживали её – всё завораживало невесту. Голова слегка кружилась.
- Берёшь ли ты, Айрик Райнар, в жёны Дийсан, урождённую Дарнфельд?
Прозвучал торжественный голос.
- Да!
Ответ решительный и счастливый.
- Берёшь ли ты, Дийсан Дарнфельд, в мужья Айрика из рода Райнаров?
- Да!
Голос прозвучал неожиданно звонко.
- Пусть ваши браслеты свяжут вас перед светом Создателя! Да будете вы вместе, пока существует мир и в земной жизни, и за порогом смерти!
Обруч, надетый Айриком, обдал руку лёгким холодом, но под ним ощущалось тепло. В свою очередь отыскав протянутую руку жениха, Дийсан легко надела на неё браслет. Свершилось. Теперь они супруги. Все промелькнувшие дни менестрелю казалось, едва она станет женой Айрика, как для неё наступит миг пронзительной радости такой, какой раньше не бывало. Но сейчас она почувствовала только облегчение, усталость и разочарование: "Столько времени ожидания! И всё решилось в один миг! Где же чувства? Почему их нет?"
Дийсан этого не знала. На плечи снова накинули шубу, рука супруга взяла её за локоть. В замок они возвращались вместе в одних санях. Этот пир был не такой роскошный как на королевской свадьбе, но не менее весёлый. Гости пили вино, танцевали, устраивали игры. Новобрачных приветствовали не так часто, как в своё время Норгара и Нэйрин, поэтому у них даже оставалось время потанцевать.
Наевшихся до отвала детей давно уложили спать. Среди радостного шума Дийсан вдруг ощутила счастье.
"Это и есть день главной песни менестреля! Его рука навсегда моя, как и его любимое сердце!"
Наступил момент, когда новобрачным пришла пора отправляться в спальню под скабрёзные шуточки придворных. Супруги улыбались, весело отшучиваясь в ответ.
Скрывшись за дверью, они быстро разделись. Новобрачных не пугала и не влекла загадкой брачная постель. Тайны друг друга давно разгаданы, но запах трав кружил голову, горячило выпитое вино, в первый раз их любовь законна. После супруги пили кисловатый хмельной напиток, только тут Дийсан по-настоящему ощутила, что произошло.
"Никто больше не назовёт её любовницей! Теперь они с Айриком свободны от всех тайн и условностей, она его жена – открыто!"
Женщина рассмеялась, король её поддержал.
Наступало первое утро супружеской жизни. Завтрак, работа, вечером снова хмельной пир, песни и танцы до упада, так все три дня.
Постепенно жизнь вошла в свою колею. После нескольких солнечных дней, снова началась метель. Она завалила королевский замок, не позволяла людям делать ничего, кроме работ в помещении.
Женщины шили одежду и рукодельничали, мужчины чинили упряжь и мечи и слонялись без дела. Дамы всеми силами их развлекали. Издавна известно, мужчине пережить пургу трудней, чем женщине, жизнь мужа - на улице, жизнь жены - в замке.
Именно в метельное время король Айрик много разговаривал с королём Норгаром, сражаясь с ним на деревянных мечах. Правитель горцев всё больше соглашался с планом большого похода.
- Только надо хорошо его обдумать, а то, как натворим разных глупостей!
Говорил он с всегдашней горячностью.
- Да, большое дело, конечно же, требует тщательной подготовки.
Спокойно соглашался Айрик. Постепенно они посвятили в свой план Вильдура Варлейга и Наркеля Ирдэйна. Оба канцлера принялись вдумчиво исследовать мысль, что им предложили, рассчитывать, как лучше всего организовать в горах военный лагерь.
Они отправляли в Велериан и Алкарин лазутчиков, чтобы они сообщили о положении в королевствах, которые находятся под властью Вирангата. Со временем к обсуждению похода на царство льда и скал присоединились Дийсан, Сариан, Дальнир Аторм многие опытные воины и, конечно же, королева-мать Дийран. Раз всё равно в метель делать нечего, все спорили от зари до зари, но так и рождался настоящий план действий, становясь всё ясней.
Когда непогода прошла, сменившись оттепелью. Люди очень обрадовались.
Теперь можно выйти на улицу, сражаться, охотиться на голодных волков и зайцев, ездить в горы для охоты на горных оленей и коз. В Дайрингаре Айрик впервые охотился несколько дней подряд без возвращения в замок. Находясь в горах, он и Норгар исследовали множество пещер.
- Да, сюда правда, поместится целое войско!
С гордостью говорил король Дайрингара. – И как мне самому не пришло это в голову?
Оттепель закончилась неожиданно, снова ударил мороз, сменившийся самой жестокой метелью за всю зиму. Она застала правителей на пути домой. Замок застыл в тревоге и ожидании.
Жёны королей не находили себе места. Арверн и Найталь ещё маленькие. Ребёнок, какого ожидает Нэйрин, пока что находится в материнском животе. Мужчины обязательно должны вернуться, без них Дайрингару придётся тяжко.
Две недели назад королевский двор узнал, королева Нэйрин беременна. Бледные женщины ходили, как тени, и горячо молились. Дийсан часто брала детей на руки, чтобы их тепло облегчало тоску и страх.
"Какая нелепая гибель! А мы были так беспечно счастливы. Видимо, беспечность всегда наказывается. Создатель, прошу тебя, не дай ему погибнуть такой нелепой смертью! Возврати его мне! Приведи домой их обоих!"
На этот раз провидение услышало молитвы женщин. Через два дня мужчины возвратились в замок замёрзшие, усталые, но живые.
- Пару раз мне казалось, выбраться не удастся, - говорил Айрик лёжа в горячей ванне. – Вокруг сплошная круговерть, ни неба, ни земли не видно, один белый туман. Трудно поверить, что на свете возможно такое. Представляешь, нас вывели дайрингарские кони. До сих пор не пойму, как они отыскали дорогу в белой мгле.
- Я буду благодарна им за ваше спасение до конца дней!
Осторожно намылив Айрику спину, Дийсан ощутила, как с водой смешалась слеза. - Вот теперь ты согрелся, а то вы приехали совсем холодные, не теплее снега...
Когда усталый король заснул рядом, менестрель горячо благодарила Творца за его возвращение. Затяжная метель стала последним ударом зимы, за ним, наконец, пришла весна!
Часть V
Наступал новый день, за окнами чуть рассветало. Потягиваясь на широкой лавке, Саен отчаянно зевала. Рядом ворочался Гернил большой и тёплый. Женщина до сих пор не понимала, любит ли мужа, но одно она знала точно: он лучшее, что есть у неё в Велериане.
"Стоило ли покидать Алкарин, чтобы жить в крестьянском доме, что пропах дымом и грязными животными? Пара козлят находится прямо в жилище людей, бегает под ногами. Шумные, противные. Отец Гернила каждый день говорит, что уходит работать, но вечером возвращается пьяный. Слабый и немощный, он где-то находит силы пить вино, его жена каждый день бранится, а потом плачет. Ворчит и сестра Гернила ширококостная, угловатая. Никто из них не любит её, Саен. Сколько надежд уносила она из Алкарина! Велериан разрушил их все до одной."
Саен слишком хорошо помнила первый день в доме Гернила. Они вошли в деревню утром. Женщину поразило ветхое жильё, крытое соломой, где покосившееся, где развалившееся. Мрачные люди кругом, тёмная изба, неприязнь родителей мужа.
- Кого ты привёл к нам в дом?
Резко спросила сына Генира Клирт.
- Это вот, моя жена, Саен. Я на ней женился.
Спокойно отозвался тот.
- Где ты взял такую тощую?! Сможет ли она работать?
- Обещал принести денег, а притащил за собой бабу, – сердился отец, бледный после вчерашней попойки.
- А как же Дагерта?
Спросила старшая сестра Кирина.
Так Саен узнала о другой. Её прочили в жёны Гернилу ещё до войны. Огромная, грубоватая деваха умела одно: работать за четверых.
- Дагерта мне никогда не нравилась, и я ничего ей не обещал.
Возразил Гернил на упрёки родных.
- Мог бы встретить кого-нибудь другого, уж точно не такую вот горожаночку, она-то ни тесто поднять, ни за скотиной ходить, поди, не умеет.
- Это не ваше дело, кого я встретил, на ком женился. Можете не любить Саен, но уважать её вам придётся. Теперь - она мне законная жена.
Они уважали на виду, когда Гернил был рядом, а всё остальное время старались извести. Саен похудела ещё больше, ещё огромней стали серые глаза на бледном лице.
Сейчас женщине нужно встать, чтобы поставить в печь хлеб. Генира и Кирина затеяли его вчера вечером.
- Какой же он неподъёмный! Сырое тесто такое тяжёлое, что у неё болит низ живота, но поставить его обязательно надо, иначе целый день будешь слышать сплошные упрёки.
После хлеба Саен должна зашивать одежду на всю семью, вот её главное занятие в Велериане.
"Опять нелюбимое дело. Видно судьба у неё такая, всегда шить." Засветив лучину, женщина присела в уголке. Почти ничего не видя, она шила наполовину на ощупь. Какая серая здесь ткань, какие ужасные нитки. Женщина вспоминала столичный ситец. Даже ткани для бедных там были лучше того, что в её руках. Это не холст, а почти мешковина. Но надо шить, другой одежды крестьяне здесь всё равно не носят. Теперь она тоже одета в грубый, серый наряд.
"Если бы можно было его покрасить, а то он такой страшный. Вот тебе и мечты о любви и счастье, они завершились в тёмном крестьянском доме. Её жизнь здесь тоже скоро закончится."
С лавки напротив поднялись Генира и Кирина, сейчас они пойдут задать корма скотине. Саен останется следить за хлебом, чтобы он ни в коем случае не подгорел. Каравай из простой тёмной муки с примесью чего-то непонятного, то ли отруби, то ли солома, женщина не разбиралась в соломе и отрубях. Даже козлят отдадут местному лорду. Может, он съест их сам или расплатится с полутеневыми за что-нибудь, только крестьянам это всё равно. В обоих случаях мясо окажется не на их столе.
Саен почти со слезами вспоминала алкаринский хлеб и неуклюжий дом родителей. В сравнении с деревней Велериана он был почти красивым.
Склонившись над шитьём, женщина слышала, как на лавках начали ворочаться Гернил и его отец Гармил. Он кряхтел, голова сильно болела после вчерашней попойки. Гернила разбудил запах хлеба, вот единственное, что нравилось ему дома. После того, как воин увидел Алкарин, всё на Родине казалась ему постылым. Сердце тяготила беспросветность крестьянской жизни. Не один он возвратился в родную деревню, принеся с собой разочарование и ненависть. Другие приходили тоже: кто-то запил, кто-то ушёл в город нищенствовать или грабить. Уходя, воины зачастую не знали, какое из двух занятий им придётся выбрать. Во многих домах оплакивали сыновей и братьев, что никогда не вернутся с войны. Некоторые семьи ещё ждали страшных или радостных вестей.
Гернил остался дома и пока не запил. Запах хлеба, запах детства. Там в далёких воспоминаниях остались весёлый отец и добрая мать.
Гармил Клирт был небольшим, не очень сильным крестьянским сыном, зато он никогда не унывал. Генира - единственной выжившей дочерью соседей, ещё у них остались три мальчика. Как они танцевали по вечерам зимой, когда нет работы, когда у молодых есть время для веселья. Тогда они мечтали, что заживут своим домом, станут крепкими хозяевами. Бывают же крестьяне зажиточными. Гармил работал с огоньком, не щадя себя, жена во всём ему помогала. Потом его трепала болезнь за болезнью. Всё, что удавалось вырастить и выкормить, забирал лорд: брал свежее зерно, отнимал овощи, птицу. На подворье жили старая коза, что неожиданно принесла приплод, наверное, последний, старый, рабочий бык, несколько куриц. Не самый бедный крестьянский дом. Нет, они не нищие, но и благополучия им никогда не видать.
С каждым прожитым днём, пройденным годом, горькое понимание становилось всё ясней. Неунывающий Гармил остался таким же весёлым, только теперь тепло души заменило вино. Каждый день одно и тоже: утром хозяин злой, вечером добрый. Генира превратилась в сварливую бабу, которой всё не нравилось. Кирина была сварливой с самой юности. Она была некрасива и до сих пор не могла выйти замуж. У Гернила не лежала душа к крестьянской работе, а точнее к их вечной бедности. И тут грянула долгожданная война.
Как поспешили на неё молодые, с какой надеждой и весёлыми песнями уходили люди на битву, какими разбитыми возвратились. Гернил тоже отчаялся.
"Вот мы разрушили Алкарин. Теперь он станет похож на Велериан или даже хуже, - крестьянину вспоминались белые городки, аккуратные домики. - И ничего-то нам от победы не досталось. Может, надо податься в город? Но что буду я делать там без ремесла? Разве грабить и нищенствовать, как остальные. А здесь я однажды запью как отец, когда любовь к Саен станет привычкой."
Широко зевнув, воин поднялся с лавки. Вслед за ним встал и Гармил, кряхтя и тяжело вздыхая. Умываясь холодной водой, он чувствовал дрожь в руках.
"Проклятое слабое тело, совсем оно не любит зимы, в мороз всегда разваливается!"
Пьянице не пришло в голову обвинить в нездоровье вино.
Глядя на Саен, что шила в углу, крестьянин почувствовал злость на неё.
"Сидит в нашем доме, как паучиха, да плетёт свою паутину. Гернила совсем оплела, и он хорош, на что позарился? Ни кожи, ни рожи."
Вид здорового, но печального сына тоже сердил Гармила.
"Побывал на войне, теперь от отца с матерью нос воротит."
Почувствовав струю морозного воздуха, Гармил увидел, в дом возвратились Генира и Кирина, глава семьи был недоволен ими тоже.
"Две коровы, только и умеют, что мычать, да как собаки лаять."
- Ну что, проснулись? Сейчас есть будем, – сказала Генира. - Дура, хлеб опять подожгла, ну ничего-то тебе доверить нельзя, вот привёз сын невестку на мою голову, – заворчала свекровь, повернувшись к печи. Саен нечем было оправдываться, каравай и впрямь подгорел. Задумавшись за шитьём, она совсем про него забыла.
"Никогда я не научусь быть хорошей крестьянской женой!"
Досадовала швея сама на себя.
Достав из печи чугунок с мелкой картошкой, Генира грохнула его на стол. Семья начала завтракать, картошка казалась Саен и Гернилу совсем пресной без соли и масла.
"Сейчас бы мяса или сала", – подумал молодой крестьянин, запивая её травяным отваром. Он чувствовал, что совершенно не наелся.
- Пойдём во двор, – сказал он жене, когда все позавтракали. – Поглядим, какая погода там стоит.
Она пошла за мужем, не обращая внимания на недовольные взгляды Гениры, Кирины и Гармила. Прогулки с Гернилом оказались самым лучшим, что было у Саен в Велериане.
На улице был мороз, но сквозь его треск уже пробивалось неуловимое дыхание весны. Ещё немного и зима отступит, растает снег, зазеленеет травка. Держа жену за руку, Гернил вышел со двора. На нём всё равно было нечего смотреть кроме ветхих сараев, навозной кучи, да нескольких яблонь. Всю зиму крестьяне ели варенье из их плодов.
Крестьянин вёл Саен за деревню в чистое белое поле, совершенно бескрайнее.
"Нигде больше нет такого ровного белого снега, как на родине. Эти поля самые красивые на земле, куда до них лесам и дорогам Алкарина! Когда даже пашни там другие."
Супруги молчали каждый о своём. Неожиданно Гернил обнял жену, в его руках ей стало тепло, тогда женщина поняла, она почти счастлива.
"Какая она тоненькая и слабая. Деревенский воздух и крестьянская жизнь не пошли ей на пользу. Неужели когда-нибудь она истает, как свечка? Вот была Саен и нет. Стоило ли забирать её из Алкарина, чтобы она зачахла в деревне?! Жена городская, чужая здесь всем, ни уважения, ни подруг."
Сердце переполнилось любовью и жалостью.
- Я бы увёз тебя в город, чтобы мы начали новую жизнь, – тихо заговорил крестьянин, крепче прижав жену к себе. - Только меня не учили ремеслу. Я ничего не умею, кроме деревенской работы да войны. Битвы закончились. В стражники меня не возьмут, в городах полно таких, как я. Не сделался я отличным воином, для этого большая злость нужна, а у меня её, видно, отродясь не бывало.
- Не расстраивайся так, – с необычной мягкостью отозвалась Саен. - Я сама пошла за тобой, никто не тянул меня за руку, никто не заставлял. Ты спросил, я согласилась. Мне всегда было ясно, на земле вовсе нет счастья. Риа, даже моя мать, они всегда знали чего хотят, жили просто, а я, я…
В голове толпилось множество мыслей, но их было очень трудно высказать. Саен просто не понимала где её место. Ещё сейчас она в первый раз почувствовало к Гернилу тепло. Оно затопило сердце, как струи горячих ключей затопляют берега реки, пробив ледяную корку.
"Я раньше не замечала, Гернил красивый, такой хороший, непохожий на отца и Дорка, на всех юношей, каких я видела раньше. Не беда, что он велерианец."
"Я спасу тебя, не знаю как, но спасу, не дам тебе растаять, как свечке!"
Взволнованно решил крестьянин.
- Подожди, Сай, может, счастье ещё нам улыбнётся, я и сам не знаю, чего мне надо. Никогда не ведал, но хотел чего-то доброго, светлого!
Гернил смутился от своих слов.
Когда супруги возвратились домой, Саен снова принялась за шитьё. Месяц назад она начала зарабатывать небольшие деньги, обеспечивая деревенских модниц нарядами. В велерианской деревне таких немного, но всё же они есть: дочь старосты да дети местного торговца - высокие девицы на выданье.
Все свои монеты женщина отдавала Гернилу, она твёрдо считала, их должен получать только муж, ни Гармил, ни Генира их не заслужили. Гармил всё пропьёт, Генира потратит на Кирину. Конечно, такое отношение невестки к её небольшому заработку не нравилось свекрови, подкрепляя неприязнь к Саен.
Садясь за работу, жена Гернила заметила, что глава семьи оставил дом. Покрутившись немного по двору, поглядев на сараи, он снова ушёл искать, где бы ему можно выпить.
- Пойду, может, кому-то надо чего-нибудь починить, – заискивающе говорил он жене перед тем как уйти, виновато опуская взгляд.
- Я уже и не помню, когда ты впрямь что-нибудь на деревне делал. Хотя бы монетку в дом принёс, пьяница несчастный. Так и ждёшь, пока тут всё развалится, одно горе мне с вами со всеми.
- Нет, сегодня я точно буду работать, обещаю. Там на другом краю деревни крышу крыть собирались, я при таком труде пригожусь.
Генира давно не верила ни одному слову мужа, но она не могла удержать его от пьянства. Махнув на всё рукой, женщина смотрела, как сгорбленная фигура удаляется от двора. На ней и Кирине лежит всё хозяйство, а Гармил давно отбился от работы.
Жизнь стала легче, когда с войны вернулся Гернил, теперь он помогал матери и сестре по хозяйству, не слыша от них доброго слова.
"Раз пришёл домой, так и должен трудиться, вот и весь сказ. Нечего зря есть родительский хлеб."
Гармил возвратился домой поздно вечером, когда семья собиралась ужинать. Он был как всегда грязный и пьяный. Родные ещё издалека услышали бравую песенку.
- Эй, жена, подавай на стол! Завтра работать пойду. Много монет в дом принесу, сеять, молотить летом станем. Вот и Гернил вернулся, мы поднимемся, купим лошадь, купим пять лошадей. Вся деревня пахать на наших лошадках будет и в ножки кланяться, наберём тощей городской бабе сундук нарядов, была страшная-престрашная, станет раскрасавица!
Поток хмельного хвастовства было не остановить.
За ужином пьяница почти ничего не ел, зато говорил и говорил. Жена с трудом уложила его спать.
- Не хочу, рано ещё. Я чуток посижу. У меня силы на всё хватит. Сынок, уж как я тебя люблю!
На глаза отца навернулись пьяные слёзы.
Лёжа на лавке, прижавшись друг к другу, Гернил и Саен старались не слушать бессвязную болтовню главы семейства.
- Ты теперь только и умеешь, что пьяным напиваться. Ложись давай быстрей, завтра всем кроме тебя рано вставать – увещевала мужа Генира. Когда он замолчал, остальные смогли заснуть.
Наутро всё повторилось сначала. Единственной переменой к лучшему было то, что внезапно пришло тепло. Новое утро началось с капели, она обрадовала деревню.
- Весна, вот и ещё одну зиму прожили, - говорили себе старые и молодые, вдыхая полной грудью сырой воздух.
Сегодня гуляя с женой по полю, Гернил принял окончательное решение. Он должен увезти Саен из дома родителей. Лучше погибать в городе вдвоём, чем оставаться под отчей крышей, где она погибнет намного раньше. Даже работая как вол, он всё равно едва сведёт концы с концами. В деревне ли, в городе, разницы нет, так не всё ли равно, где встречать нищету? Может быть, на новом месте Саен перестанет таять, её огромные глаза наполнятся радостью.
Слушая звук капели, Гернил чувствовал, как сердце наполняется нежданной надеждой. Рука жены доверчиво лежит в его руке, ему никак нельзя подвести эту тоненькую ладошку.
Воздух, напоённый запахами рождения и очищения, приносит душевный мир.
Возвратившись домой, супруги с удивлением увидели, за их деревянным столом сидит высокая, полная женщина, рядом поместились два плюгавеньких мужичка, что на всю деревню славились острым языком. Так Гернил и Саен узнали о неожиданном событии, свадьбе Кирины. Сватать её пришла Занира Бейл высокая крепкая женщина. Она имела трёх дочерей и одного сына. Он недавно вернулся с войны хромым, лишившимся глаза, и, видно, поэтому жестоко запил.
Вконец отчаявшись, Занира пришла сватать Кирину за своего сына Ридмила. Некрасивая дочь Гениры, что долго засиделась в девках, казалась ей самой подходящей невестой.
"Говорят, она работящая и спокойная."
Утешала себя мать, решившись на нелёгкий поступок. Единственный сын, здоровый, весёлый юноша, за которым бегали многие девушки, был отрадой для материнских глаз. Никогда Занира не представляла для Ридмила несчастной судьбы.
"Зачем я отпустила его на войну?
Кляла себя женщина, когда юноша возвратился. – Отчего не настояла, чтоб оставался дома? Не сумела отговорить."
Пока Ридмил был на войне, муж Заниры умер, жизнь крепкой усадьбы быстро покатилась под гору. Только женщина, не сдаваясь, сопротивлялась судьбе.
- Мой Ридмил хороший, умеет работать, не беда, что теперь он немного неприглядный, главное, он дом поднимет, отец у него работящий был, а сын весь в него пошёл.
- А то как же, вытянет он хозяйство, только если пить бросит, а то вот мой Гармил в семью давно достаток принёс, – для порядку бурчала Генира. Она понимала, сговор состоится. Другой возможности выйти замуж Кирине не представится.
- Когда есть хороший зять, вот и лад в семье, а по такому случаю и выпить не грех. Мы с Ридмилом ещё в богачи выбьемся, – весело говорил Гармил, ради сватовства успевший принять пару чарок вина.
Сама невеста не выходила из угла.
"Мне идти замуж за хромого, одноглазого пьяницу. Но это всё ж таки не век в девках сидеть. Надоело быть приживалкой в отцовском доме."
Кирина больше радовалась замужеству, чем грустила о неприглядности суженого.
Свадьбу решили сыграть как можно скорей, пока ещё лежит снег. Всё равно много гостей не будет, жених и невеста бедные. Слушая разговоры о предсвадебных хлопотах, Гернил всё больше убеждался, решение оставить дом родителей, правильно.
"Когда Кирина уйдёт, Саен доведётся делать намного больше дел, она выдержать их не сумеет."
Договорившись обо всём, сваты ушли, тогда на плечи Саен легло ещё больше работы, чем раньше. Достав скромные ткани из свадебного сундука, Кирина то ли попросила, то ли приказала золовке сшить бельё и платье. Женщина трудилась с утра до ночи, даже перестав гулять с Гернилом, теперь жена изредка бросала на него тёплый взгляд серых глаз да украдкой прикасалась к руке. Эта супружеская ласка отчего-то злила Кирину, она сама не знала почему. В простой душе не могли родиться мечты, какие кружат женщине голову. Но между Гернилом и Саен пробегало что-то такое, чего Кирине очень хотелось.
Мрачнея с каждым днём, невеста в душе торопила свою свадьбу. Она и так наступила быстро. Наречённые впервые увидели друг друга только в храме Создателя.
"Разве такую жену хотел для себя Ридмил, ещё тогда до войны? Ему всегда нравились весёлые девушки с тёмными глазами или светлыми, какая разница, главное чтобы они были круглолицые, курносые. Ни одну из них Ридмил так и не успел себе выбрать. А сейчас ему на руку наденет кольцо некрасивая, угрюмая Кирина и пойдут они по жизни вместе."
Только невесте было радостно. Суженый оказался не таким страшным, как рассказывали родители и соседи. Нет половины ноги, глаз закрыт тряпкой, лицо слегка кривое, но когда-то оно было пригожим.
- Ох, и заживём мы с тобой!
Тихо сказала Кирина, когда они обменялись кольцами.
Некрасивое широкое лицо её осветилось робкой улыбкой. В сердце Ридмила что-то сдвинулось, растаяло.
- Да, Кири, мы с тобой заживём!
Это ласковое имя, Кири, впервые пришло именно ему в голову, никто до него Кирину так не называл. Она опять улыбнулась ещё шире, светлей.
- Улыбчивая моя!"
С нежной благодарностью подумал Ридмил.
Свадьбу гуляли в доме жениха, угощение было скромным, гостями стали самые бедные крестьяне.
«Голь перекатная.»
Обычно говорят про таких. Гармил напился так, что жена волокла его домой на себе, Гернил и Саен тоже рано оставили праздник. А Ридмил почти не пил, он то и дело поглядывал на раскрасневшуюся, весёлую жену с тайной надеждой. А как потом Кирина отплясывала с ним хромым, почти неся его на себе, никого не стесняясь! Первую брачную ночь молодые провели на душистом сене. Ох, и хороша же оказалась для них эта ночь! Кирина, большая, тёплая, раскрывшая своё сердце. И муж, принявший ласку, сразу подобревший, начавший новую жизнь.
После свадьбы старшей дочери в доме Гармила с Генирой жить стало ещё тяжелей. На Саен навалилась домашняя работа, она не могла с ней справиться. Тяжёлые вёдра, чёрная пашня! Чтобы вырастить на ней что-нибудь, земле нужно низко кланяться!
Женщина уставала, постоянно болели живот и поясница.
Видя, как чахнет жена, Гернил работал, как проклятый, чтобы можно было скорей оставить деревню.
Без помощи отца вспахав свой надел, бывший воин за гроши нанимался ко всем усадьбам, где требовались рабочие руки, и кто мог за них заплатить.
"Чёрная, жирная земля, способная прокормить тех, кто живёт на ней, обрабатывает её. Я так сильно люблю наши пашни!"
С горечью думал крестьянин ведя борозду.
"Земля такая щедрая! Удивительно всё, что растёт на ней, оно кормит нас. Я бы трудился на земле, если бы Саен любила её точно так же, как я. Не стоило мне уходить на войну. Женился бы на Дагерте, жил бедно и ни о чём не мечтал. Теперь серые глаза алкаринки своей печалью вынули мне всю душу."
Управляя быком, налегая на плуг, Гернил пытался справиться с душевной мукой. Саен замечала, его что-то гнетёт.
- Давай останемся в деревне. Тут тоже можно жить, я со временем привыкну, стану выносливей, – однажды сказала она. - Я вижу, тебе не хочется уезжать.
- Это она, земля, всё время зовёт остаться, видно, кто родился на ней, тот к ней навек и привязан. Однако, решили, здесь мы всё равно хорошо не проживём.
Гернил тяжко вздохнул, жена опустила глаза. Крестьянин понял, если он не уедет из дома в ближайшие дни, то уж точно останется в деревне навсегда. Вся решимость уйдёт в чёрную землю, только зерном она не прорастёт, колосьев не выбросит. Жизнь Саен испарится, как вода в засуху, растрескается, как лишённая влаги почва, высохшая от чужой ей доли.
Окончательно решившись, на другой вечер Гернил рассказал отцу и матери о своём отъезде. Услышав его слова Генира поняла, её жизнь вконец разваливается.
"Дочь вышла замуж. Сын тоже покинет дом. Она останется одна с мужем пьяницей."
- Зачем тебе ехать в город, родной?
Мягко, как-то заискивающе, спрашивала женщина. - Да вы оставайтесь здесь. Ты прости меня, сынок, если я к невестке плохо относилась. Я приму её, буду любить, и работать стану за двоих. Вы оставайтесь, город вам ничего хорошего не даст.
- Езжай, езжай!
Кричал с пьяными слезами отец. - Мы тут без тебя хозяйство поправим! Столько скотины заведём, вся деревня завидовать будет, а вы одни пропадёте. Вспомните тогда родной дом, да поздно будет!
Боль полоснула по сердцу кривым ножом, Гернила ранила надломленная мягкость матери, бессильная ярость отца.
"Они не справятся без меня, а здесь зачахнет Саен. Всё равно кому-то пропадать."
"Нужно сказать ему, что мы остаёмся. Я решусь на это. Сейчас вот возьму и сделаю", – уговаривала себя Саен.
Но губы всё-таки не сумели произнести верных для мужа слов. Руки собирали дорожный сундук. Он оказался очень маленьким: несколько скромных платьев, нарядная шаль, подаренная Гернилом, пара штанов и рубашек - вот и все их нехитрые пожитки.
От неизбежности дороги и перемен алкаринку снова охватил страх. Она хорошо понимала, жизнь в городе сладкой не будет.
"У мужа нет ремесла, обучаться ему поздно. Ещё для этого нужно много денег. Она станет зарабатывать на жизнь шитьём, он - подённой работой. Им никогда не выбиться в люди."
От безысходных мыслей хотелось плакать, а всё же сильное чувство, что было сильней её самой, влекло женщину в город. Крепко обнявшись, супруги спали тревожным сном на лавке. Вздыхала и ворочалась Генира, на весь дом храпел пьяный Гармил, время подходило к рассвету.
Едва занялась заря, Гернил поднялся. Быстро одевшись и не став завтракать, он отправился к торговцу, что сегодня собрался в город.
- Возьми нас с женой до Эрга, мы тебе заплатим, – попросил крестьянин, едва увидев старика.
- Взять, оно, конечно, можно, да сколько вы можете дать? В вашем хозяйстве я слышал, давно монеты не звенели.
- Я положу три монеты, не больше и не меньше, всё равно больше тебе за такую дорогу никто не заплатит.
В голосе воина звучало столько упрямства, что старик не решился с ним спорить. - Ладно, через час приходите, отвезу я вас. Раз заплатите, так и поедем.
Обрадованный быстрым разрешением дела, Гернил отправился домой.
"Теперь можно и позавтракать, а то неизвестно где придётся пообедать."
Каша без молока, масла и соли да кусок тёмного хлеба, всё же казавшегося крестьянину самым вкусным на свете – вот и весь нехитрый завтрак. На лавке кряхтел отец. Отвернувшись к стене, он не хотел разговаривать с сыном. Гармила душила похмельная злоба, но всё же что-то мешало ему сказать грубые слова, которые обратно будет не воротить.
Провожая сына, Генира рыдала в голос.
- Да куда ж ты, родненьки-ий?! Да пропадёшь ты в городе это-ом!
Разносился над двором надрывный женский крик.
Подняв их сундук, Гернил вышел за ворота, чтобы не видеть материнских слёз, не чувствовать злобного взгляда отца, что сверлил ему спину.
- Мы обязательно пришлём сюда денег из города, – быстро заговорила Саен. – Вот как только мы их заработаем, так сразу и отправим.
Этот самообман утешил обоих. Пройдя по деревне, супруги остановились перед домом торговца. Он запрягал лошадь в телегу с наваленными на неё мешками. Что находится в них не знал никто, кроме самого старика.
- Забирайтесь наверх да глядите, не сильно ёрзайте, путь до города не близкий.
Сначала Гернил подсадил Саен, потом устроился сам. Дорога не побежала вперёд, она вперёд поползла. Смирная рабочая лошадка шла неторопливо. Торговец что-то напевал себе под нос. Солнце поднималось всё выше и выше, начиная припекать возницу и путников. Разморённая жарой и медленным ходом лошади женщина потихоньку заснула. Она проснулась только тогда, когда телега неожиданно стала.
- Всё, приехали, слезайте.
Приказал торговец, разминая затёкшие ноги.
Спрыгнув вниз, крестьянин сначала снял их сундучок, потом помог спуститься жене. Только после этого бывший воин расплатился со стариком. Супруги долго блуждали по городским улицам в поисках жилья.
Они оказались в Эрге, где вырос Айрик. Саен всей душой отдавалась знакомой уличной суете.
Но, Создатель, что это был за город! Такой же серый и грязный, как деревня Велериана. Жители забитые, угрюмые, только стражники прислужники Вирангата радуются чему-то. Но от широких улыбок на их лицах хочется забиться в уголок потемней. Проходя через богатые кварталы, где жили полутеневые и человеческие приспешники мрака, алкаринка поняла, эти кварталы совсем ей не нравятся. Богатство её столицы было утончённым и тёплым, дома лордов либо дышали строгой скромностью, которая показывала истинное достоинство, либо пестрели летними красками, что умиляли слишком большой яркостью, если такая встречалась. Роскошь Эрга была холодной и тяжеловесной. От её высокомерия хотелось упасть на колени и долго стоять на них, опустив голову. Саен обрадовалась, когда они возвратились в нищий город.
Скромных сбережений хватило только на то, чтобы снять каморку на чердаке ветхого дома, где стояла табуретка да скрипучая кровать, и пахло мышами. Но впервые за много дней они были одни, поэтому могли поговорить и помечтать, никого не стесняясь. Новая жизнь начиналась, на счастье или на горе? Кто знает.
Какой бы долгой и суровой не была зима в Дайрингаре, но и она прошла. День, когда окончательно начал таять снег, стал для всех очень радостным. Люди высыпали на улицу, пожилые придворные дамы и кавалеры степенно прогуливались, вдыхая сырой весенний воздух, дети и юноши валяли друг друга в потемневшем снегу, весело кидались снежками. Снежком досталось даже королеве Нэйрин. Несмотря на обычную серьёзность, сегодня она смеялась, как маленькая.
Весёлое гуляние на улице закончилось штурмом крепости. Её с большим усердием выстроили Ратвин и Айрик. Стоя на холме, король Алкарина с увлечением обстреливал противников снежными снарядами, стараясь, чтобы они угодили придворным то в лоб, то за шиворот. От ответных нападений правителя защищала могучая рука друга. В ней была сосулька. Конечно, ледяная дубинка таяла, потому что пальцы Ратвина хорошо способствовали её исчезновению. Рядом с Айриком смеялась Дийсан. Находясь под надёжной защитой супруга, она могла хохотать над другими.
Снег стаял быстро, стёк с гор стремительными ручьями. Как только земля высохла, в королевстве началась огромная работа. Люди принялись оживлять делом план похода на Вирангат, что составили долгими зимними вечерами. Для этого необходимо проложить в горах дороги, удобные для войска, привезти припасы, обустроить пещеры, причём сделать всё нужно как можно быстрей и желательно так, чтобы Вирангат догадался о приготовлениях врагов, как можно позже. Король Норгар всем сердцем включился в кипучую работу. Порывистый, горячий, он всеми силами старался кропотливо трудиться, но порой внезапно срывался на всех придворных или на кого-нибудь в отдельности.
Королева Нэйрин и Дийран управляли замком, Вильдур Варлейг и Наркель Ирдэйн получали донесения из Велериана и Алкарина. Тайные лазутчики и преданные торговцы докладывали о жизни в покорённых королевствах. Из многочисленных докладов стало очевидно, Алкарин готов к войне. Стоит намекнуть в разных местах страны о великом походе, как радостная весть распространится со скоростью лесного пожара, и алкаринцы пойдут воевать. Горечь поражения слишком свежа в их памяти, и надежда на победу ещё не утрачена. Ничто не поднимет дух разбитого, но не сломленного народа лучше, чем новая война.
С Велерианом дело обстояло гораздо сложнее. Простые воины ничего не получили от победы над врагом. Если в сердцах побеждённых затаилась горечь поражения, то в сердцах победителей поселилась горечь победы. Придя с войной в Алкарин, велерианцы впервые за много веков увидели, без власти ледяного края простому человеку живётся гораздо лучше, чем с ней. Но за тысячелетия правления теневых и полутеневых в королевстве укоренился привычный страх перед ними. Легенды Велериана говорят о боли поражения, о бесполезности восстания. Однако, королевство поёт и другие песни, в них до сих пор жива память о борьбе и гордости. Люди поют их украдкой, постоянно оглядываясь на соседей, но Велериан их всё же помнит.
- Ваше Величество, я не знаю, что может повести в поход наших прошлых врагов, - открыто признавался Наркель Ирдэйн. – Недовольство тлеет. Оно поднимается пузырями, как болотный газ, но тление всё же не яркий огонь. Велериан будет поджечь непросто, но теперь его хотя бы можно воспламенить, если только понять, как пустить верную искру.
Несмотря на сомнения, Айрик и Дийсан готовились отправляться в дорогу. С ними вызвались ехать Дайнис и, конечно же, Эрин и Ратвин.
– В большом и опасном деле тебе уж точно понадобится крепкая рука и верное сердце, а ещё не помешают зоркие глаза. Айрик, ты мой единственный друг, не только правитель. Я должен быть рядом с тобой! К тому же, мне очень хочется взглянуть на Велериан, неправильно видеть только две из трёх стран-союзниц.
- Да, я и не собирался идти в поход без тебя. Большие дела без соратников не совершаются.
Король улыбался необычной горячности друга.
- Я не оставлю тебя, Рат!
По вечерам говорила Эрин. –
Мне просто не выдержать ещё одного долгого ожидания, пощади меня. Когда я действую, то чувствую себя живой. Ты, Дийсан, Айрик, вы будете заняты важным делом, а я останусь здесь шить. Пожалуйста, Ратвин, попроси короля взять меня в Велериан. Здесь я рано или поздно просто умру. Если нам предстоит сражаться, я выдержу, не стану бросаться на клинок врага, когда ты будешь рядом. Если ты погибнешь, ничто всё равно не удержит меня на земле!
В конце концов, дочь маршала победила. Ещё в Велериан решила идти Айдрин Тарир, она собралась туда тайно, никого не уговаривая, не спрашивая согласия на свой поход. Провидица знала, её решение не осмелится оспорить и сам король. Теперь она хотела идти в Велериан не по велению судьбы, а по собственной воле. Её почему-то неудержимо тянуло туда. Провидицу манил образ высокого, зеленоглазого воина, с каким она очень давно рассталась, но всегда продолжала помнить.
- Ваше Величество, я отправляюсь в поход с вами, – однажды сообщила провидица о своём решении. Я не знаю, что это: воля судьбы или моё желание. Но не могу оставаться здесь.
- Если хотите отправиться в путь, тогда собирайтесь, я давно знаю, препятствовать вам бесполезно, - Айрик чуть улыбнулся. – Возможно, и удерживать вас не стоит, поскольку Алкарин и я обязаны вам очень многим.
Провидица давно проводила дни в одиночестве в небольшой комнате, не решаясь показываться никому на глаза. Она не хотела говорить, её оставили видения будущего. Они ушли внезапно, без всякой причины. Возможно, провидица просто исчерпала назначенный дар до дна.
Поговорив с Айриком, Айдрин Тарир принялась действовать. Она превратила себя в обычную прорицательницу судьбы, что сопровождает бродячих артистов. Уж что-что, а материнские уловки она помнила прекрасно. Пусть дочь Лейдан Тарир никогда не собиралась ими пользоваться.
О решении провидицы идти в поход, супруга короля Алкарина узнала одной из первых.
Придя в покои менестреля, он увидел, в них кипит бурная работа. Свою спальню Дийсан превратила в кабинет. Она использовала его для записи баллад и сказаний, что прежде сложила. Когда они отправятся в поход, путь будет опасным. Возможно они не вернуться. Тогда пусть песни живут вместо неё.
Дийсан хорошо помнила, каким отчаянием наполнилось сердце, когда, придя на вал в день падения Алкарина, она шёпотом пела плач о гибели королевства. Понимание того, что никто не услышит последней мелодии, принесло менестрелю сильную боль. Плач был услышан и вызвал слезу. Так пусть остальные её песни люди тоже исполнят!
Взяв в помощники одного молодого барда, Дийсан сначала пыталась заставить его подбирать мелодии на слух, постоянно напевая их юноше. Но у него ничего не выходило. Тогда бард и менестрель вместе решили, Дийсан нужно обучиться нотной грамоте. После долгих разговоров они нашли способ, как можно овладеть ею. На толстом листе пергамента бард наклеивал тонкие щепки, палочки - в общем, всё, чем только можно на ощупь изобразить ноты. Когда менестрель внимательно трогала фигурку, помощник пел ей тот звук, какой она обозначает, и произносил название. За зиму хорошо изучив нотный стан, Дийсан сама принялась разбивать песни для записи. Теперь она говорила барду песни по нотам. Тот сначала их записывал, после проигрывал что получилось, обычно мелодия совпадала. Радуясь одержанной победе, менестрель спешила продиктовать как можно больше песен. Увлечённая работой, она не услышала лёгких шагов короля. Ничего не сказав о своём приходе, Айрик сел на краешек кресла. Лицо Дийсан дышало весёлым возбуждением. От него низкий голос даже немного звенел. Глядя на жену, король улыбался.
"Оставайся всегда такой! Пусть ни война, ни заботы не погасят твоего огня!"
Родилось в душе горячее пожелание.
- Ваше Величество, королева Дийсан, ваши покои посетил его Величество король Алкарина Айрик Райнар, - учтиво произнёс бард.
- Да, мой беспокойный супруг пришёл и беззастенчиво подслушивает незавершённую работу, как будто ему не хватает пения вечером в зале?
- Конечно, мне далеко не достаёт твоих мелодий, раз приходится делить их со всеми придворными. Сейчас со мной соперничает только твой помощник. А если я унесу тебя отсюда, тогда всё пение, наконец-то, достанется мне одному!
Айрик схватил Дийсан на руки.
Она заливисто засмеялась.
- Ладно, Экинг, отпускаю тебя до завтра, но помни, рано утром я жду тебя, так что не опаздывай.
- Спасибо вам, ваше Величество, я непременно приду вовремя.
"Так странно называться громким титулом."
Менестрель ещё не могла к нему привыкнуть.
- Дий, я принёс важные вести. Провидица судьбы Айдрин Тарир собирается отправляться в Велериан. Недавно она сообщила об этом намерении.
Заговорив серьёзно, правитель опустил жену на пол.
Её сердца коснулся холодок. Голос провидицы неизменно внушал тревогу, точно только она знает, как поступать правильно, понимая, насколько незначительны жизни людей для пути целого мира. Менестрель не хотела знать свою долю.
"Пусть случится то, что случится, неважно к счастью или нет. Знание личной судьбы и будущего королевства - сулит мало хорошего, тем более, если пророчество безнадёжно."
Женщина размышляла о непостоянстве мира, пока супруг вёл её к детям.
- Папа, папа!
Ещё с порога услышал он весёлые крики.
За эту зиму малыши очень выросли. Начав разговаривать, они каждый день узнавали что-то новое. Детская речь лилась на родителей звонким ручьём. Теребя одежду отца, Арверн и Найталь наперебой рассказывали, как они сегодня играли, каких жучков нашли, сколько цветов сорвали. Брат и сестра не могли говорить поочерёдно. Они постоянно перебивали друг друга. Ещё часто дрались из-за игрушек или любой интересной вещи. Только Анрид начинал разговаривать, когда брат и сестра замолкали. Он говорил нечётко, как бы глотая слова, но строил фразы правильно, пусть и на детский лад. У отца хватало терпения, внимательно слушать речь сына. Подняв малыша на руки, он долго расспрашивал его о прошедшем дне.
"Вспоминает ли он мать? Наверное, он всё же слишком маленький, чтобы почувствовать боль разлуки, Анрид никогда о ней не говорил."
Айрик пытался ставить сына на ножки. Он занимался с ним каждый вечер, пусть пока вовсе не замечал продвижения вперёд.
"Сначала я сомневался, что ты вообще научишься думать. А ты растёшь интересным. Знаешь больше, чем сестрёнка и братик. И ложку в руки уже берёшь."
- Как быстро меняются наши дети, – с грустью сказала Дийсан, когда они с Айриком остались вдвоём. – Иногда я начинаю тревожиться за их будущее, знаешь, мне страшно, больше их не увидеть, если мы погибнем в Велериане.
- Я сделаю всё возможное, чтобы мы возвратились живыми, и невозможное тоже попробую совершить. Я бы оставил тебя у горцев, но без твоего голоса мы не сумеем поднять велерианцев в поход на Вирангат. Может, это и есть те огонь и песня, нужные для спасения Алкарина и мира, о каких когда-то сказала Айдрин? А может, мир спасут наши дети? Кто-то один, или они вместе. Для их рождения как раз и соединились свет и мелодия.
- Не знаю, Айрик, я очень боюсь судьбы, не хочу о ней думать! Но всё-таки надежда на лучшее есть! Я должна быть рядом с тобой. Я стану петь народу Велериана о великом походе, пусть люди меня услышат, когда ты будешь о нём говорить.
- Да, ты споёшь верней, чем я скажу. Я даже не знаю, как можно их убедить. А ещё мне очень хочется увидеть Велериан глазами короля. Он же покажется мне совсем другим, чем был в моём детстве. Я даже не представляю каким. Велерианцы должны собраться на войну, потому что иная надежда для нас едва ли найдётся.
Сквозь оконную щель в покои проникал весенний запах. Айрик, как и Сариан с Дальниром, решил не бояться теневых.
"Если враги окажутся у нашего окна, моего меча будет достаточно, чтобы прогнать их прочь. Весной и летом спать с открытым окном лучше всего."
Супруги не заметили, как ночь перешла в новый день. Они проспали долго. Когда Дийсан утром пришла к своим покоям, молодой бард давно её ожидал. Как женщина, что отправится в Велериан, менестрель могла не заниматься работами замка. Она никогда не воспользовалась бы таким правом, если бы не запись песен. Ей было странно слушать свои мелодии, когда их исполнял иной инструмент, чужой голос. Менестрелю казалось, у неё что-то отнимают.
Но "нельзя не отдать свои песни другим! Когда я уйду, мои баллады и сказания останутся жить за меня. Зато, пока я есть на земле, то буду петь их сама, рассказывая миру о чувствах, что заставили их зазвучать. Потом о них расскажут другие, принесут что-то своё, неповторимое."
Увлёкшись работой, Дийсан не заметила, как наступило время обеда, но бард заботливо напомнил о его приходе.
"От того, что королева Алкарина не станет есть, не будет ничего хорошего, а ещё король Айрик может снять мою голову с плеч."
Когда менестрель отыскивала своё место в обеденном зале, по шуму и стуку вилок она догадалась, что опоздала к началу обеда. Айрик и дети уже сидели на скамье. Устроилась в уголке и Дайнис. Госпожа каждый день отпускала телохранительницу сражаться на мечах, разрешая ей не приходить перед обедом.
- Мама, мама пришла!
Закричали Анрид, Арверн и Найталь, едва увидев менестреля.
- Да, я появилась, неправильная у вас мама, она совсем разучилась успевать на обед вовремя.
- Папа сказал, ты опоздала, потому что поёшь, - как большой проговорил Анрид.
- Он сказал верно, я, и правда, всё время пела.
Принявшись за еду, от возбуждения менестрель не замечала её вкуса. Узнав, что после обеда Айрик отправиться в кузницу, она решила на время прекратить запись песен. Менестрель любила послушать, как он работает. Ей нравилось чувствовать жар и запах расплавленного металла, слышать мерные удары молота, ощущать тепло Алар Айрика. Распространяясь по всему помещению, горячая сила точно укрывала Дийсан плотным коконом. В нём было очень хорошо.
- Я отправлюсь с тобой, – сказала менестрель, как только король поднялся из-за стола.
- Раз ты так хочешь, тогда пойдём.
Женщина легко взяла его за руку.
В кузнице король сначала усадил её на скамью, только потом отправился к горну. Айрик любил, когда Дийсан была рядом во время его труда. Тогда королю казалось, в его изделия вплетается кусочек любимой песни. Она же звучит совсем близко. Линии топоров, ножей, подков становились тоньше, чётче, приближаясь к мастерским. Даже кузнец Биль Вайзиль, не терпевший в работе постороннего присутствия, радовался появлению в кузнице менестреля. Женщина слышала песню молотов, твёрдый, жаркий мотив.
"Его невозможно спеть, значит, я буду его слушать. Айрик, в тебе столько мирных стремлений! Здесь ты очаг, а не пожар. Не зря ты куёшь инструменты для крестьянской работы, а не мечи и секиры. Из оружия ты куёшь только ножи, но без них я тебя и не знаю."
Дийсан улыбалась, пытаясь подстроить голос под стук.
Мастер закончил работу, когда на землю упали вечерние тени. Они возвращались во дворец, медленно вдыхая весенний воздух.
- Как счастливы эти дни в Дайрингаре! Я знаю, они скоро закончатся, и очень боюсь, у нас больше не будет таких замечательных минут! Странно настолько радоваться, когда на свете всё так неустойчиво.
Задумчиво произнесла менестрель.
- Ни капли не удивительно. Я тоже очень счастлив! Понимаешь, впервые в жизни я точно знаю, что поступаю правильно. Если мы победим Вирангат, прекрасные часы для нас повторятся. Они даже станут намного лучше, раз на земле не будет войны. Если победа так и не придёт, я просто останусь рядом с тобой, чтобы для нас не наступило безнадёжное одиночество.
- Айрик, ты только люби меня! Ты же любишь меня так долго!
- Уж это обещание я точно сумею выполнить.
Король улыбнулся, сжав плечи менестреля. Они целовались среди зелёных деревьев, одно слово - весна...
Где-то на учебной площадке снова смеялись и боролись Ратвин и Эрин. Одно удовольствие кататься по свежей травке, она такая шелковистая, что её просто нельзя не примять.
Сариан и Дальнир Аторм выходили подышать свежим воздухом, медленно прохаживались по саду. Ведя жену под руку, воин снова чувствовал себя сильным, раз Сариан не страшится опереться на его локоть.
- Ты у меня мужчина очень видный. Такой, что мне даже страшно. В Дайрингаре много придворных дам нашего возраста, боюсь, как бы тебя не привлекло их внимание.
Стальные глаза озорно подмигнули.
- Ну, ты тревожишься совсем зря, я никогда не найду во всех трёх королевствах женщины красивей, чем ты, да ещё такую смелую. Кто же, кроме тебя, настолько замечательно обращается с клинком, что теневые боятся тяжести женской руки?!
Сариан растаяла.
В одной из комнат замка королева Нэйрин почувствовала, как в ней шевельнулся ребёнок, а королева-мать Дийран довязала чулок.
Ничего не зная о многих мелочах жизни замка, Дийсан и Айрик вошли в зал, полный запахов ужина. Снова песни у очага, снова детская. Ночь, проведённая вместе.
Утром менестрель опять диктовала баллады молодому помощнику, он старательно записывал мелодию и слова. Айрик сражался на мечах и работал в кузнице.
Время отъезда приближалось. Уже готовы лошади и съестные припасы, они помогут небольшому отряду добраться до рубежа Дайрингара. Нэйрин и Дийран сообщили Айрику, что приготовления к походу в Велериан завершились, на другой же день. Услышав важную весть, король на мгновение пожалел, что их спокойной жизни в горах приходит конец.
"Остаться бы здесь ещё на пару дней, совсем не думая об опасности, но долг требует исполнения. Я и так вырвал у судьбы невозможное счастье, брак с любимой женщиной. Это хорошо, быть с Дий везде, не скрываясь, видеть, как ей оказывают уважение. За такое счастье следует платить и долгой дорогой в Велериан и опасностью тоже."
Последний день в королевском замке оказался стремительным и сумбурным. Все пытались доделать дела, какие не доделали раньше, старались насладиться последними часами безопасности. Только Айдрин была спокойна и готова ко всему, провидице судьбы нельзя вести себя иначе.
Королева Нэйрин и Дийран давали слугам множество распоряжений для вечернего пира в честь тех, кто уезжает навстречу опасности, это так положено. Когда воины возвратятся обратно, их тоже встретит пир, если, конечно, они вернутся живыми. На прощальном торжестве даже находились Арверн, Найталь и Анрид. Родители не хотели отпускать малышей от себя.
"Снова я оставляю маленьких ради трудного и опасного пути!"
Грустила Дийсан.
"Когда я вернусь, они опять вырастут. Время детства, какое ты быстрое! Стремительное ты, время человеческой жизни! Поэтому людям хочется побольше счастья в ней."
Менестрель захотела заплакать. Вдруг её мысли перескочили совсем на другое: "Ещё мне хочется побывать в родном замке, увидеть Кирвела. Конечно, он вырос, каким он стал? Я так давно не была в Велериане, но я не забыла ни его, ни вотчину отца, - менестрель удивилась перемене настроения. - Хорошо, мы с Айриком ускользнём на рассвете, пока дети будут спать, мне было бы трудно выдержать их плач."
Когда Арверн и Найталь заснули на коленях у матери, а Анрид на руках у отца, Нэти и Лини отнесли их в детскую.
Справа от короля Алкарина находились Эрин и Ратвин, рядом расположились Сариан и Дальнир. Глядя на исхудавшую, повзрослевшую дочь, воительница понимала, что вовсе не хочет отпускать её в Велериан.
"Не так ли чувствовала себя Ларита, когда я сама становилась воительницей, разрушив семейный уклад? Эта зима далась Эрин нелегко, - мать всеми силами удерживала дочь от отчаяния. - Хорошо, Дальнир и Ратвин вернулись из Алкарина, иначе Эрин могла бы не справиться. Оставить дочь одну в Дайрингаре, значит, снова обречь её на ожидание и тоску. Лети, родная, лети, только пусть чёрный шёпот не заберёт тебя у нас! Ты - наша единственная радость. Конечно, Ратвин защитит тебя! Пусть защитит тебя король Айрик. Возвращайтесь из похода, приходите все!"
Однако, скрывая тревогу, Сариан разговаривала с Эрин о разных пустяках: о сшитой недавно шубе из лисы, пышную красавицу охотники принесли в замок зимой, о новом жеребёнке, им разродилась гнедая лошадка, любимая воительницей, поэтому она не сможет взять кобылу с собой в путь.
К неспешному разговору внимательно прислушивался Дальнир Аторм.
"Когда же всё произошло? Случилось совсем незаметно для нас. В войне с Вирангатом вперёд выступили молодые, а мы, старшие, остались в задних рядах нового войска."
Маршал смотрел на всех по очереди.
"Эрин, Ратвин, Айрик, Дийсан и Дайнис - они отправляются в Велериан, чтобы люди, как в древних легендах, пошли в поход в царство льда и скал вместе, рука об руку. Для того, чтобы всё получилось, они должны совершить что-то непонятное нам, тем, кто прожил жизнь. Создатель, пусть у них всё выйдет! Чтобы мы с Сари сумели отправиться в великую битву людей, и в ней погибнуть. Для тех, кто знал в жизни только войну, возвратившийся мир будет чужим. Старики уходят спокойно, они расчищают дорогу молодым. Я не хочу лежать буреломом в зелёных зарослях Алкарина, намного лучше сгореть на последнем костре войны!"
Мысли о смерти не пугали Дальнира, они его утешали.
Скромный пир закончился почти без танцев, придворные рано разошлись по своим покоям. Сариан радовалась тому, что они с Дальниром тоже покинут дворец вслед за дочерью. Они отправятся к королю Норгару обучать неопытных воинов тех, что придут в горный лагерь из Дайрингара, Велериана и Алкарина.
"Пусть люди обязательно соберутся в горах! Они просто не могут остаться равнодушными к призыву последней надежды! Мы ударим по Вирангату так, что он зашатается и падёт!"
Навеянные походом мысли наполняли сердце почти молодой верой, но ночами, лёжа рядом с Дальниром, так и видя перед собой поминальную веточку, Сариан придавалась отчаянию. По щекам текли слёзы: "Сколько мечтаний несла с собой жизнь! Все оказались напрасными. Новая надежда людей тоже дым, такой же краткий и лёгкий, как наши годы, которые скоро закончатся."
Но ночную тоску уносил новый день, так случилось и сегодня. Ранним утром воительница потихоньку разбудила Ратвина и Эрин, чтобы они успели позавтракать на тёплой кухне. На ней уже находились Дийсан и Айрик. Горло менестреля щемило. Перед тем, как прийти сюда, они заглянули к детям. Мать до сих пор словно слышала их мирное сопение, что наполнило сердце любовью и грустью. Дийсан ела скорей по привычке. Всем путникам нужно плотно завтракать перед дорогой. Дальний путь приносит лишения. Но душа всё время тревожилась. В отличие от жены Айрик ел с аппетитом, его далеко не так ранило расставание с детьми. Сердце тянулось к новым впечатлениям, какие подарит Велериан. Предстоящая опасность будоражила кровь чем-то таким, чему нет имени.
"Наверное, в душе я так и остался бродягой, если грусть от расставания с детьми не отменяет мою радость и желание отправиться в путь. Единственным домом для меня был Алкарин. По дороге наш отряд проедет его часть, значит, я увижу, что сталось с моим королевством. К тому же Дий, как всегда, будет рядом, так о чём же мне грустить?!"
Завтракала Айдрин Тарир, как обычно холодная и загадочная. Она вспоминала Велериан в те давние годы, когда видела его девушкой.
"Создатель, я даже старше королевы Риен и Сариан Аторм! Зачем же моей душе стремиться в поход?! Что она хочет в нём найти? Меня не ждёт ничего, кроме теней прошлого, а тени, как известно, не дают жизни."
Но провидица упрямо продолжала слушать веление сердца.
Позавтракав, воины вышли на улицу. Несколько слуг вывели из конюшни мохнатых лошадей. Крепкие кони повезут людей и грузы до тех пор, пока возможно будет ехать верхом. Скакуны ждали всадников, по временам издавая тихое ржание.
Сариан и Дальнир вышли на улицу проводить тех, кто уезжает в поход. Рядом стояли Дийран и Нэйрин.
- Передайте Норгару, я жду его и очень скучаю, – попросила королева Дайрингара Айрика и Дийсан. – Вы же увидите его на много раньше меня!
Сариан в последний раз крепко прижала к себе дочь, скрывая блеснувшие на глазах слёзы. Дальнир часто моргал, точно ему попала в глаз соринка.
- Во всём виновата нога, она болит, вот я и морщусь.
Бережно отстранив руки матери, в последний раз махнув отцу, Эрин легко вскочила на коня. Пусть он был ей почти незнаком, скакун всё равно почувствовал что-то близкое и родное, как только воительница погладила его по холке прошептав несколько ласковых слов.
Король пришпорил коня, на прощанье махнув провожающим. За ним поехали Дийсан и Дайнис на одной лошади, такой же умной как Тау, дальше отправились Айдрин и Эрин, замыкал Ратвин. Дайрингарцы и алкаринцы кричали, махали платками, у некоторых людей от грустной, торжественной минуты на глаза навернулись слёзы.
- Удачи вам! Удачи!
Единым порывом желали провожающие.
Наконец, последняя лошадь скрылась из вида, небольшой отряд выехал за город. Как отличалась для всех обратная дорога от той, что они прошли в Дайрингар. Выносливые кони и хорошая провизия сделали дальний путь похожим на прогулку. До укрытия добирались засветло, успевали затопить очаг, потом сварить похлёбку или зажарить только что пойманное мясо. После ужина Дийсан часто пела песни.
Возле горной цепи отряд Айрика встретили опытные проводники. Они знали дорогу, которую проложил король Норгар. По удобной тропе проводники сумели провести не только путников, но и небольших дайрингарских лошадок.
На десятый день пути Небольшой отряд встретился с людьми, что строили дорогу и обустраивали пещеры лагеря. В огромных укрытиях жарко горел огонь. Работники готовили пищу. На дорожных работах алкаринцы и дайрингарцы как будто стали единым целым. Глаза короля Норгара сияли радостью, щёки покрывал здоровый румянец. Он хлопнул Айрика по плечу так, что едва не вколотил его в землю.
- Призовите нам побольше воинов! Места на всех хватит! Пусть они придут и узнают, какой гостеприимный наш Дайрингар! Природа тут суровая, зато люди лучшие на свете!
- Мы очень постараемся поднять многих. Совместный поход союзников должен состояться.
Король Алкарина тоже хлопнул горного правителя в ответ, но далеко не так сильно.
- Королева Нэйрин говорит, она любит вас и ждёт. Ваш малыш чувствует себя хорошо, – прервала разговор Дийсан.
"Иначе эти мужчины за рассуждениями о деле забудут всё на свете."
Холодную ночь отряд Айрика провёл на деревянных топчанах в уютной пещере. А на другой день хорошая дорога закончилась. Лошадей пришлось оставить в лагере. Зато к людям короля присоединились новые проводники. Они выросли в здешних горах, а не в приграничье. Местные жители обещали провести всех лучшими тропами, которые известны далеко не каждому. Они выполнили своё обещание. Поэтому ни холод, ни трудный спуск на этот раз не изнурили путников. Наконец, горная цепь осталась позади. Отряд тепло попрощался с дайрингарцами.
- Возвращайтесь!
Коротко бросил один из них, когда король Айрик взглянул на него.
- Просто вернитесь назад!
Полетело вслед алкаринцам напутствие второго проводника.
Отряд нагруженный провизией, снова шёл по лесу. Только теперь люди вспомнили, что путь может быть тяжёлым. К концу дня у всех устали ноги, ныли плечи, поэтому Дийсан было не до песен. Наскоро перекусив, путники упали спать в очередном сером приюте. На этот раз дайрингарские деревни были гораздо приветливей к гостям. Их жители были уверены, небольшой отряд следует куда-то по приказу короля Норгара. Айрик не пытался их разуверить.
"Пусть никто не догадывается, что мы по своей воле идём в Велериан. Тайна нашего пути даёт нам больше возможностей остаться в живых."
Жители деревень с радостью давали алкаринцам ночлег. Снабжая отряд свежей едой, они разговаривали о прошедшей зиме и о новых надеждах.
- Что-то там короли задумали? Как пал Алкарин, так видать и решили, медлить больше нельзя.
- Лесные люди всё в горы шастают, какая-то возня там идёт. Она тайная, значит важная.
- Конечно, это наш Норгар показал алкаринскому правителю, как надо действовать, суета в горах его рук дело.
Слушая нехитрые рассказы, Айрик только улыбался, не позволяя никому защищать себя.
Однажды мирный, приветливый Дайрингар закончился. Начался разоренный Алкарин. Его жителей мучила скорбь поражения. За эту зиму они поняли, рука завоевателей жестока. Излишки зерна, изделия ремёсел – всё пошло полутеневым. Они стали новыми лордами страны взамен погибших. Знатные люди, что остались в живых, примкнули к Вирангату. Полутеневые и предатели посадили на трон Алкарина номинального правителя – марионетку царства льда и скал. По слухам у него имелось какое-то дальнее родство с династией Райнаров.
- Хороший у нас был король Айрик да только исчез куда-то. Мы вот так думаем, он на стенах Алкарина всё же погиб, иначе он бы обязательно придумал, как всех спасти. А то, что тело его не нашли, так это ничего не значит. Велерианцы по приказу Вирангата его сожгли, а пепел над землёй развеяли.
- Вы верьте, король Алкарина жив! Он очень постарается вам помочь! - Айрик опускал глаза, когда к горлу подступал горький комок.
Оказавшись в родном королевстве, люди прибыли в маленький городок, где им снова предстояло стать бродячими артистами. Оставив спутников отдыхать в таверне, правитель отправился искать хороший фургон. Его сердце точило сомнение.
"Я выступил в Велериан, взяв с собой самых дорогих людей. Значит, нужно придумать что-то такое простое и безотказное, что заставит велерианцев подняться в поход, наполнит сердца ненавистью к ледяному краю. Можно долго, убедительно говорить, но обычные слова не помогут в таком трудном деле, как сбор войска для почти безнадёжного предприятия."
Размышляя, Айрик шёл медленно, почти бесцельно. Никому даже Дийсан не признавался он в своих сомнениях.
За зиму в небольшой городок пришла бедность, люди сновали по улицам мрачные, неразговорчивые. Яркой оказалась только вывеска бродячего театра. Он давал комедию. Горожане стекались под раскрашенный щит сплошным потоком, в надежде на что-то хорошее. Ради весёлого зрелища они порой отдавали последние гроши. Жизнь трудна без ярких впечатлений, она тяжела особенно для побеждённых. Неожиданно в голове короля возникли строчки.
- Я за тебя готов Велериан,
Отдать всю кровь и сердце без сомнений.
Покуда ты живёшь, то буду жить и я.
А нет тебя, весь свет от горя пьян.
Трагическую пьесу неизвестного автора Айрик читал когда-то в библиотеке Алкарина.
- Это очень известный текст, – рассказал тогда ещё принцу канцлер, как только увидел пьесу на его столе.
- Несмотря на то, что Анакрата не ставят уже несколько веков, его список найдётся в любой мало-мальски уважающей себя книжной лавке.
"Анакрат - герой Велериана, что погиб в борьбе с Вирангатом, убитый полутеневым Аниалем, вот, кто нам нужен! Наивный, чистый велерианец, олицетворяющий мужество и веру в справедливость."
Готовый к действию, король принялся искать книжную лавку. Когда он её нашёл, то убедился, давние слова канцлера оказались правдивыми. Список Анакрата у торговца был, да ещё не один. В придачу к нему Айрик купил пару музыкальных комедий, к которым прилагались ноты.
- Нам придётся на некоторое время задержаться в этом городке, – сообщил он спутникам, едва вернувшись в таверну. - Я знаю, что нужно сделать, чтобы поднять Велериан на борьбу против царства льда и скал.
Правитель улыбнулся, представив, какими удивлёнными сейчас станут лица его соратников.
– В долгом пути мы будем не просто артистами, а труппой бродячего театра. Сегодня я вспомнил пьесу, способную расшевелить велерианцев. А чтобы они поднялись наверняка, нам придётся её сыграть, - огорошил король друзей неожиданным планом.
- Дий, скажи, ты сумеешь переложить строки этой трагедии на мелодию? Я прошу тебя, постарайся, если это окажется в твоих силах, – попросил Айрик, когда они остались наедине в маленькой комнате.
- Я непременно выполню твою просьбу, но зачем делать такую работу? Если Анакрат всегда был простой театральной постановкой?
- Из нас только ты можешь хорошо управлять своим голосом. Мы сумеем только двигаться в игре, как надо, да и то, если это выйдет. Значит, ты будешь петь все партии, а мы изображать их на сцене. Я принёс пару музыкальных комедий, их будет легко сыграть. Сегодня я найму какого-нибудь певца, чтобы он тебе их прочитал. Надеюсь, нам хватит недели, чтобы научиться кое-как играть хотя бы одну из пьес, благо для улицы плохих выступлений достаточно. Анакрата мы будем репетировать до самого Эрга, тем более, я всё равно планировал открыть наши истинные намерения только там.
- Ты хочешь быть главным героем?
Сердце менестреля сжалось от холода.
- Нет, я стану злодеем Аниалем, если у нас вообще что-то получится. Анакратом будет Ратвин, у него фигура колоритная, и выражение лица играть не надо, оно у него и так доброе, и чистое. Ему только придётся научиться достоверно умирать, хотя, наверное, можно и недостоверно, главное, чтобы общее впечатление было таким как нужно.
- Прочитай мне пьесу, раз ты её выбрал.
Успокоившись, Дийсан положила голову Айрику на плечо. Он начал читать трагедию негромко, но с чувством. Постепенно женщина поняла, почему эта пьеса им подходит. Такая трогательная, она говорила о том, что нужно бороться до конца и лучше погибнуть, чем жить под властью полутеневых. Когда герой Анакрат умирал под ледяным мечом полутеневого Аниаля, Дийсан заплакала.
"Для тебя, отец! Для всех, кто погиб за долгие века, я переложу трагедию на мелодию! Я спою её и для вас, живые! Чтобы в нашем мире Анакратам больше не приходилось умирать!"
- Ищи музыканта, что поможет мне выучить комедию, я согласна с твоим планом. Анакрат станет музыкальным, если ты будешь читать мне его столько, сколько понадобится. Ты хорошо передаёшь все тонкости текста, я должна слушать твой голос.
- Уж в этом можешь не сомневаться, конечно, только я буду читать тебе эту трагедию, - король взял лицо менестреля в ладони.
За ужином Дийсан и Айрик подробно рассказали остальным о сюжете пьесы. План правителя привёл его соратников в полное замешательство, если не сказать напугал.
- Выходит, мы - актёры. И я невеста, чьего жениха убивают в конце представления. Хорошо, Ратвин мой муж, иначе я бы устрашилась ещё сильней!
Эрин удивилась и растерялась.
– А вид у меня как раз самый подходящий для печали. Надо же, я только сейчас об этом подумала.
Воительница робко улыбнулась.
- Провидица будет играть провидицу.
Голос Дайнис, как всегда был жёстким.
- Это вполне логично.
- Трудней всего придётся тебе, злодей, и твоей Дийсан, - вступила в разговор сама Айдрин Тарир.
- Я понимаю, какие трудности нас ждут, но мы не отступим. У Дий замечательный голос. Я, как любой попрошайка, не лишён актёрских способностей.
"Хорошие, смелые дети, если бы ваши родители были такими!"
Провидица вдруг вспомнила безмятежного принца и его жену.
"Амрал, как из твоего камня родился такой огонь? Риен, почему ты так и не приняла сына? Как долго вас нет на свете! Вы оба ушли легко. Судьба пощадила вас хотя бы в этом. Меня столько лет тяготили её видения, но выходит, без них тоже плохо, словно я на земле не нужна".
Айдрин грустила. Она поднялась к себе первой. Следом по комнатам разошлись остальные. Сегодня отряд сморил крепкий сон, а на другой день закипела работа.
С самого утра Айрик нашёл на улицах бедного флейтиста. Музыкант оказался не прочь подзаработать немного денег диктовкой нот слепому менестрелю, особенно после того, как услышал её пение.
Следующие два дня Дийсан старательно запоминала комедии, благо они были несложные, по вечерам король снова и снова читал ей Анакрата. Этой пьесой менестрель жила. В голове постоянно возникали обрывки мотивов, что рано или поздно обретут и ясность, и силу, став музыкальным представлением, трагедией. Уже сейчас Дийсан знала, у неё всё получится. Потихоньку наигрывая мелодии на арфе, она частенько напевала их в полголоса, сама не замечая того. Тогда Айрик улавливал в тихих звуках что-то такое, что трогало его за душу.
На четвёртый день в первый раз начали репетировать комедию. Репетиция стала поистине нелепым зрелищем. Никто из новоявленных актёров не знал, как вести себя на сцене, куда девать руки и ноги. Артисты то двигались, как деревянные игрушки на шарнирах, то просто болтались, как тряпичные куклы без подпорки.
Пока король смотрел на их потуги, ему настойчиво казалось, план с трагедией потерпит фиаско.
"Возможно ли поставить Анакрата, если мы не можем справиться с простейшей комедией?"
- Сегодня вечером мы идём на театральное представление и внимательно наблюдаем, за жестами актёров, чтобы понять, чего нам не достаёт!
Приказ был твёрдым.
Единственным хорошим моментом репетиции было пение Дийсан, оно звучало задорно, заставляло смеяться до слёз.
Стоя в шумной толпе на представлении бродячей труппы, Айрик то и дело вспоминал голос менестреля. В сравнении с ним голоса уличных актёров казались хриплыми и тусклыми. Зрители шумели, свистели, приветствуя одобрением самые скабрёзные эпизоды.
Через два дня режиссёр понял, что нужно делать его артистам. Оказалось, им нужно просто заучить позы и действия для изображения героев постановки. Так поступало большинство комедиантов. Истинный талант был только у единиц. Отличное пение Дийсан сумеет обеспечить успех даже ужасному представлению. Конечно, сыграть Анакрата будет гораздо сложней. Для его постановки позы и жесты заучивать нельзя, но и здесь можно найти какой-нибудь выход, если хорошо подумать. На крайний случай прекрасный голос спасёт и главную постановку.
Через неделю комедия была готова, артисты купили фургон, несколько декораций и разборный помост для выступлений. Значит, можно двигаться дальше в Велериан. В дорогу отправились утром. Фургоном правил Ратвин, остальные набились внутрь.
Время от времени кто-нибудь выходил наружу, чтобы размяться, но потом снова забирался в фургон. К полудню друга на козлах сменил Айрик. Править спокойной лошадью одно удовольствие, конечно, когда тебе не хочется спать от неторопливого хода. Глаза короля то и дело закрывались, в голове вставали туманные видения: он мальчишкой бежит по велерианской улице, нищий, оборванный, и почему-то взрослая Сальви бросает ему слова упрёка; а то он Анакрат, не Аниаль, а Анакрат, сейчас полутеневой пронзит его мечом; или алкаринский дворец, совершенно пустой, разграбленный. Хорошо, в яви он всё же не увидел его таким. Последнее видение - самое тяжёлое, от него на сердце скребутся кошки. Усилием воли Айрик отогнал странный бред, продолжая править фургоном.
"Мне совсем нельзя засыпать, чтобы не съехать с дороги."
Вечером фургон достиг небольшой деревни, где новоявленные актёры дали первое представление, получив за него бесплатный кров на постоялом дворе и еду, а ещё несколько медных монет, режиссёр спрятал их в потайные карманы.
"Конечно, у нас достаточно золота, но и медь может пригодиться, пусть лежит, дожидаясь своего часа."
Вечером Айрик и Дийсан отправились спать на сеновал. Усевшись на душистое сено, женщина взяла арфу и, немного волнуясь, начала играть. Она в первый раз исполнила Анакрата, какой стал музыкальной трагедией. Не одну ночь рождалась в сердце менестреля её песня, то строгая, то лирическая, то бурная, то спокойная, в общем такая, как надо. Разум Дийсан, её чувства убрали из трагедии все вычурные места, заменив их простыми словами, понятными каждому велерианцу.
"Прости меня, неизвестный автор! Может, ты отдал твоей пьесе сердце? Возможно, ты положил жизнь на её создание? Но я не могу оставить её такой как есть, иначе люди ничего не поймут, не почувствуют того, что должны почувствовать, чтобы подняться в поход."
Ощутил даже король. У него неожиданно запершило в горле, на глазах показались слёзы. Обняв жену, Айрик целовал её пальцы, щёки, ресницы,.
- Если бы я мог отдать любовь неповторимому голосу, твоему дару, я бы отдал её сейчас!
- Ты уже ласкаешь его. Твоё признание: вот единственная награда для моего дара, самая горячая, какой ты только можешь ему его наделить!
Обнявшись, они зарылись в душистое сено и заснули умиротворённые.
На другой день для всех началась пытка, какую по недоразумению называли репетицией. Под пение Дийсан Айрик заставлял каждого из героев трагедии совершать различные движения, но соратники короля никак не могли его понять.
- Всё должно быть как в жизни!
Горячо объяснял режиссёр каждому из действующих лиц. – Подумайте, какими бы были ваши чувства в похожей ситуации, двигайтесь так, как будто всё происходит по-настоящему. Я давно перестал быть попрошайкой, но если я вспомню, каким он должен быть, то сразу в него превращусь.
Айрик сгорбился, его движения сделались неуверенными, униженными. Куда-то исчезли красота и достоинство, а ведь все черты лица остались прежними. Вдруг король распрямился, приобрёл кошачью грацию и гибкость, на всех повеяло холодом. Перед алкаринцами возник он, полутеневой Аниаль, человек без сердца. Но старания актёра пропали впустую, никто, кроме него самого, не понимал, как можно сделать то, чего он хочет. Ратвин, Эрин, Дайнис и даже Айдрин ходили, как марионетки. В их душах не пробуждалось чужих чувств, чтобы можно было передать их движением.
Лишь Дийсан пела замечательно, спасая всех, только поэтому Айрик не отказался от дерзкого плана.
"Пусть игра остальных окажется просто сносной, чудесный голос спасёт постановку. Сам я стану истинным прислужником тьмы, таким полутеневым, какого все возненавидят, тогда зрителям волей неволей придётся посочувствовать ленивому Анакрату Ратвина."
Дорога, лес, представления в деревнях, и вот она, голая черта. Но нынешней весной на ней пробилась редкая зелёная травка. Это рубеж, что раньше отделял Алкарин от мира.
"Когда-нибудь ты превратишься в густой лес, что есть вокруг тебя, оставив о себе одну память, великая стена Алкарина, причина войны", – подумал король.
Предстоящее исчезновение черты его обрадовало. Отряд на секунду остановился перед рубежом, а потом решительно его пересёк. Люди оказались в Велериане.
На закате их взору предстала первая деревня. Если селения Алкарина любили белый цвет, Дайрингар был серокаменным, то деревни Велериана не имели единого лица, мутно белые, коричневые, неопределённо серые - они были нищие, грязные, убогие. Глаза Эрин, Ратвина и Дайнис смотрели на узкие улочки с ужасом и болью.
"Через несколько лет наш Алкарин станет точно таким же! Нет, мы будем сражаться, не допустим такого кошмара! Нужно, во что бы то ни стало собрать войско людей и ударить Вирангат, наконец, разгромить врага!"
Всё же, и в нищей деревушке актёрам предложили бесплатный кров и пищу, даже здесь люди радостно собирались на представление, способное скрасить трудную жизнь.
Собрав помост, прикрепив грубые декорации, артисты начали глупую комедию о том, как жена дурачила мужа с любовником, а наивный супруг изменницы ни о чём не подозревал. Мужа играл Ратвин, хитреца любовника Айрик, женой стала Эрин. В представлении ещё были служанка и мать, ими стали Дайнис и Айдрин.
***
Едва забрезжил рассвет, Хэриг Кильмер вышел на крыльцо. Болела надсаженная крестьянским трудом поясница, ныли старые раны, но в целом крестьянин чувствовал себя неплохо. Больше десятка лет он жил в деревне недалеко от стены. Пока не началась война, жизнь была очень тяжёлой. Сейчас она стала полегче, благодаря беженцам и тому, что их надо кормить. Скитальцы всегда платят за еду, но они появились не надолго, уже сейчас людей приходит не так много, как в самом начале войны. Хэриг заранее вздыхал о невзгодах, что ожидают его семью.
Спустившись с крыльца, он пошёл задать корма корове, быку и паре овец. На рассвете хозяин кормил их сам, не доверяя важную работу ни жене, ни детям. Сейчас молока нет, но наступит время, когда оно появится. Корова – главная кормилица семьи. Хозяин ласково разговаривал с ней, беседовал он и с быком, что пашет землю, с овцами, что дают тёплую одежду. Куры ещё не кудахчут, их будет кормить Альмета, его маленькая весёлая жена, она любит Хэрига всем сердцем. Сам он уважает супругу, но не любит и никогда не любил.
Хэриг смутно помнил время, когда его принесли к Альмете с тяжёлой раной головы. Тогда смерть казалась воину самым лучшим исходом. Он перестал видеть впереди надежду.
"Сколько не сиди в лесах, сколько не убивай полутеневых, сжигая их дотла, только так прислужники мрака погибают, для Вирангата их гибель просто укусы шершней, враг их вовсе не замечает. Почему он не понял этого в юности, когда убежал из деревни, надеясь на что-то несбыточное? Пока он бегал по лесам вместе с мстителями, так называли в народе тех, кто не сдаётся Вирангату, вся его семья умерла в неурожайные годы без помощи сына. Узнав страшную правду, воин возвратился в отряд, чтобы найти смерть, только она не спешила за ним приходить. Тут ранение в голову – счастливый случай. Только женское упрямство выходило раненого. Альмета упрекала воина за нежелание жить, тормошила, смешила.
После выздоровления Хэриг остался у женщины и женился на ней. Они народили шестерых детей, все весёлые в мать и могучие в отца.
Закончив обходить двор, Хэриг возвратился в дом. Дети проснулись, жена накрывала на стол. За ним сидели два старших сына погодки, оба вышли в отца красавцами. Остроглазая тринадцатилетняя дочка помогала матери одевать троих малышей: двух девочек и мальчика.
"Вот так ровно получилось, три мальчика и три девочки", - часто удивлялись родители.
Улыбнувшись, Хэриг пожелал жене и детям доброго утра и сел за завтрак. Взяв буханку горячего хлеба, он разрезал его, деля на всех. На столе стояла похлёбка приправленная салом, что семья выменяла у соседей на яйца. Крестьянину никак не удавалось купить поросёнка, сколько он не старался сберечь для этого деньги. Мясо его семья видела редко.
Дети ели быстро, огромная общая тарелка опустела в мгновение ока, тогда Альмета налила отвар из трав, что заменяет чай, и завтрак закончился. Жена и старшая дочь убирали со стола. Отец с двумя сыновьями отправился на работу. Нужно засевать участок, за несколько дней распаханный их усилиями. У Хэрига большой надел земли, он несколько лет бился за него, пока не выкупил пашню у вконец разорившихся соседей. Только хороший надел не даёт большой семье пропасть.
Рассыпая зерно в борозду, крестьянин чувствовал горечь. После войны с Алкарином ему часто вспоминалось прошлое с его напрасными надеждами.
"Может, нужно было жить по-крестьянски с самой юности? Никуда не стремиться, не мечтать освободить Велериан? Как они верили, что однажды придёт время, и остальные люди их поддержат!"
В каждом поколении находились глупые сердца, что сопротивлялись Вирангату, а нынешняя молодёжь воевала на стороне нелюдей против Алкарина.
"Так кто нам настоящий враг? Королевство предателей? Ледяной край? И какое мне до этого дело?!"
Только глава семьи не пустил старшего сына на войну, хотя юноша очень стремился туда.
- Отец, как ты не понимаешь? Когда мы завоюем королевство предателей, то возвратимся домой с богатством! Мы больше не будем нуждаться! Я смогу жениться, уехать в город, как давно мечтал.
- Нашей семье не нужно достатка, что купили ценой позора. Если отец сражался с Вирангатом, негоже его сыну воевать на стороне врага. Да и не даст вам мрак никакого богатства, он даст всем только гибель.
Опустив голову, сын сдался.
"Почему сердце всегда болит? Или такая у него судьба: жить с тревожным чувством на душе?"
А борозда всё шла, тянулась до самого обеда. Еду отцу и братьям принесла в поле старшая дочь. Снова похлёбка в чугунке и хлеб, холодный травяной отвар, к нему Альмета добавила сушёных фруктов. Они придали питью приятный кисловатый привкус. Потом продолжилась страда, труд до самого вечера.
Вернувшись домой, Хэриг узнал, в их деревню прибыла труппа бродячих актёров.
- Папочка, пожалуйста, пойдём, ну, пошли же скорей!
Канючили малыши.
Да и глаза старших блестели восторгом и любопытством от ожидания зрелища. Даже Альмета, улыбаясь, принарядилась. Она заплела волосы в тугую косу, уложила её вокруг головы, покрыв платком.
Увидев сборы домашних, глава семьи сдался, пусть он и не любил глупых представлений.
Среди деревенских жителей семье Хэрига достались хорошие места. Крестьянин увидел, как на помосте появилась женщина. Она была молодой и красивой, только слишком худощавой. Низкий голос запел разбитной мотивчик. Актриса начала кружиться, изображая, как скучно ей с мужем, и хочется любовника покрасивее, но страшно, супруг будет бить. На сцену вышла мать, чтобы увещевать свою непутёвую дочь. Голос певицы стал старческим и ханжеским.
- Ты мысли о любовниках, моя родная, брось.
Иначе, как бы по миру ходить нам не пришлось.
- Ох, ты не знаешь, мамочка, как хочется дружка.
Я за любовь согласная спустить всё с молотка.
Голос снова состарился.
- Когда с тобой по улицам придётся нам ходить,
Браслетики с колечками не будешь ты носить.
Бранилась мать.
Внезапно в глазах Хэрига помутилось, он узнал пожилую артистку на помосте. Он узнал бы её из тысячи. Перед зрителями вертелась некрасивая алкаринка, её чуть не убил отряд мстителей, когда женщина пришла в Велериан. Только он единственный заступился за незнакомку, разглядев в ней что-то гордое, достойное. Она так и не сказала никому, почему ушла из родного королевства, свято храня свою тайну.
Сколько жарких ночей провёл воин с гордой алкаринкой!
- Как тебя зовут?
Спросил он в первый же вечер.
- Называй меня Эйди, – ответила она страстным шёпотом.
Хэриг сразу понял, алкаринка не назвала ему настоящего имени, только юноше было всё равно. Он был очень влюблён, но Эйди исчезла так же внезапно, как и появилась в отряде, не оставив даже прощальной записки.
Именно тогда Хэриг понял, что война бесполезна, жизнь перестала его радовать.
В отчаянии юноша возвратился в родную деревню, чтобы утешиться рядом с матерью и отцом.
- Их уже который год нет, – жалостливо сказала ему соседка.
- Бедные, они так голодали, исхудали совсем и умерли все, когда отец твой заболел, даже самые маленькие твои сестрички в землю легли.
- Так почему вы не помогли моим бедным, как вы говорите, родителям?! Раз вам сейчас их так жалко!
Воин очень хотел найти виноватых.
- Но как же мне было им помочь? Если нам самим есть было нечего, я-то их подкармливала, до самого конца что могла приносила, но куда мне одной справиться!
Женщина отвернулась, вспомнив что-то такое, чего Хэриг не видел.
Возвратившись в лесной отряд, воин принялся искать смерти. Через месяц мстителей окружили стражники, резкая вспышка, боль в голове, чувство невероятного облегчения.
"Неужели конец?!"
Только это было начало новой, далеко не счастливой, но мирной, спокойной жизни. А теперь Эйди здесь, на помосте!
Крестьянин не видел, как распутная жена нашла хитрого любовника. Пройдоха сумел, одурачив мужа, стать его лучшим другом. Как, в конце концов, любовник бросил леди, оставив о себе на память ребёнка, а глупый муж посчитал его своим сыном. Хэриг не слышал бурных хлопков, топота и свиста, не смотрел, как любовника вызывали на бис, как тот кланялся смущённый. Он видел только её, Эйди.
"Зачем она возвратилась за стену? Неужели только для того, чтобы стать бродячей актрисой? Как больно, как трудно. Неужьто, ей оказалось нужно променять всё, что между нами было, на актёрский помост?!"
- Скажи, что с тобой? Давай пойдём домой, я вижу тебе плохо, – услышал крестьянин голос жены.
- Ничего, Аля, со мной всё в порядке. Просто немного прихватило поясницу, сейчас я чуть, чуть посижу в таверне, потом приду. Не бойся, ничего со мной не случится.
В голове разом созрело решение.
"Я должен увидеть Эйди, чтобы с ней поговорить!"
Отозвав в сторону весёлого хозяина деревенской таверны, крестьянин попросил его дать актрисе, что играла в представлении роль матери, отдельное место для ночлега.
- Ты просто сделай так, и всё, без расспросов и разного любопытства.
Хериг был настойчив. Он имел право так себя вести, потому что не раз прикрывал любвеобильного хозяина таверны перед его сварливой женой.
- Ладно, не кипятись. Я отведу ей место в сарае, где хранится ненужный хлам. Скажу, из уважения к возрасту и заслугам, пусть это объяснение и совсем не годится, да всё равно другого-то не найдёшь.
- Вот и хорошо, и правильно, а то взялся ещё меня расспрашивать.
Немного успокоившись, Хэриг отправился домой.
Айдрин совершенно не поняла, почему в первой деревне Велериана к ней проявили такое уважение. Провидица долго гадала, из-за чего хозяин таверны оказался настолько предупредительным. Конечно же, она не заметила в толпе деревенских жителей единственного человека, какого всегда любила. Женщина не могла ждать заветной встречи.
Устроившись на соломенной подстилке, Айдрин почти засыпала под лёгкие шорохи старого помещения, когда дверь открылась, и до боли знакомый голос произнёс единственное слово.
- Эйди!
Как горько и устало он прозвучал.
- Хэриг!
- Значит, ты всё-таки помнишь меня?!
- Как я могу тебя забыть?! Если всё самое лучшее осталось с тобой в Велериане.
- Эйди, я долгие годы хотел тебя спросить, почему?! Ответь мне сейчас!
- Молчи! Не надо! Не спрашивай! Иди сюда!
В её словах было столько мольбы и боли, что Хэриг не смог не послушаться страстного зова прошлого. Он подошёл. Охваченный руками Айдрин, он упал на соломенную подстилку. По щекам крестьянина катились слёзы, по щекам провидицы они тоже текли. Горькие, солёные поцелуи, горькая, солёная ночь любви, срасти отчаянной, безнадёжной.
- Пойдём с нами, – предложила Айдрин, когда они лежали рядом утомлённые.
- Я не могу, Эйди. Не стоило мне сюда приходить. У меня жена и шестеро детей. Альмета меня любит, совсем не так как ты, по-настоящему. Я же только хотел спросить, а вышло вот так. Что мне теперь делать?
- Иди, возвращайся к другой. Пусть она никогда не узнает, что сегодня ночью ты был со мной. Разве может она догадаться о том, что старая некрасивая актриса алкаринка способна так сильно тебя любить, чтобы ты с ней остался?! Мы все платим за свои ошибки и за чужие тоже, такова воля судьбы. Иди, Хэриг, не растравляй мне сердце ещё сильней, ответа ты всё равно не дождёшься!
Крестьянин поднялся и вышел за дверь. Провидица осталась одна.
"Создатель, неужели только для единственной горькой ночи ты позвал меня в этот поход?! Как Ты мог так поступить со мной, Творец?! Это же только Твоей волей в нашем роду от матери к дочери передаётся дар провидения судьбы."
По лицу женщины катились слёзы, она не пыталась их останавливать. До утра провидица судьбы не спала, она вспоминала, представляла молодые глаза Хэрига, его сильные руки, белозубую улыбку.
"Сколько счастья осталось в давних в воспоминаниях, сколько боли есть сейчас."
Утром Айдрин отказалась от завтрака. Она ехала в фургоне мрачная и молчаливая. Роль провидицы судьбы сегодня получилась у неё хорошо. Женщина стояла прямая, как палка, со скорбным выражением лица, предвещая герою скорую гибель. А Ратвину никак не удавалось бросить дерзкий вызов судьбе, он так и оставался спокойным, добродушным великаном. Ни огня, ни юного задора.
- Глупый он был, твой Анакрат. Раз выпало ему совершить в жизни то, что должен сделать всякий воин, попав в руки врагов, так и умирать надо молча, без лишних слов. И предсказаний для честного конца никаких не надо. Раз ты отказался служить Вирангату, то полутеневые тебя убьют, вот и весь сказ.
- Это ты такой, Рат, спокойный и мужественный. Анакрат совсем другой - впечатлительный, тонкий, он романтик. Слышишь, какие горячие слова говорит он перед смертью, юноша ими последний ужас заглушает. Ему очень страшно! Нет у него твоей воинской доблести, Анакрат остро чувствует приближение конца, и очень хочет жить. Может, он вырос в красивом доме, восхищался стихами, цветами, что росли в саду, а тут короткий удар меча, и ничего для него дальше не будет.
- Это тебе надо быть Анакратом, у тебя всё выходит так, как надо, за что бы ты ни взялся.
- Так полутеневой из тебя подавно не выйдет. Надеюсь, твоё добродушие сойдёт за наивность, за него тебя зрители примут, а ещё тебя полюбят за колоритную внешность. Ох, жаль, из тебя не выйдет истинного патетического героя, отличный типаж пропадает.
Айрик, улыбнувшись, вздохнул.
Эрин тоже не понимала выпавшую ей роль. - Да, если бы Ратвина не стало, она лила бы слёзы, но только одна в подушку по ночам. Или, как сейчас во власти бархатного шёпота насадила бы себя на меч. Но как бы она гордилась любимым, раз он сумел умереть так достойно. Разве могла бы она проклинать судьбу, когда вокруг гибнут его соратники, идёт война. Глупая курица - невеста Анакрата так и не поняла, каким сильным был её жених, и что ни разу не пожалел он о тяжком выборе. Как вообще посмела эта девушка молить суженого отступиться, если выжить - позор и бесчестие. Она должна была сказать, что за гордый поступок полюбит жениха ещё сильней, что справится со своим горем, когда Анакрата не станет, даже если это неправда.
Но бледное лицо, исхудалая фигура, круги под глазами, печальный взгляд, и жесты женщины, подавленной тьмой бархатного шёпота, делали за Эрин всё что нужно.
"Возможно, из нас всё-таки выйдет толк, – думал Айрик, глядя на своих соратников, что понемногу приобретали актёрский опыт и уверенность на сцене. Они не могли заменить талант, но всё же делали игру сносной. Зато голос Дий неподражаем! Она понимает всех героев пьесы: юного Анакрата, и глупую его невесту, провидицу судьбы, даже полутеневого Аниаля, самого непостижимого для обычных живых."
Так они и двигались: весь день репетиции, вечером ночлег в деревне и непременно новое представление. Горло Дийсан уставало. После выступления ей приносили горячий отвар с мёдом, супруг успевал заранее потребовать, чтобы его приготовили у всякого владельца таверны. Останавливались не только в деревнях, но и в небольших городках, где бродячие актёры всегда пользуются успехом. Больших селений избегали. Король решил твёрдо, первым крупным городом на их пути будет Эрг – столица Велериана.
Однажды после полудня остановились в большой деревне. Она была такой же ветхой как и все остальные на их пути. Решив спросить у высокого крестьянина, как лучше добраться до Эрга, Айрик узнал, что деревня называется Чардин. Конечно, он не сказал Дийсан её название, не посчитав его важным. Сидя за помостом на небольшой скамье, с какой до зрителей хорошо доносился сильный голос, менестрель слышала, как люди собирались на представление. Среди них двигалась странная пара. Крепкий крестьянин вёз на телеге безногую красавицу в синем платье и белом платке.
Поставив странный экипаж на удобное место, человек замер рядом с ним. Его окружали трое детей. Четвёртый младенец лежал на руках у женщины, пригревшись на упругой груди.
Возвратившись из приюта в дом сестры, Ане узнала, а это именно она сидела в телеге, что забрать её из монастыря настоял зять, а не родная кровь.
- Зачем нам калека? С ней будет немало хлопот, – говорила Белина в домашних спорах.
- Она же присылает нам деньги, на что мне сапоги справили? На что новый хомут купили? Значит, монеты брать хорошо, а взять домой совсем нельзя.
- И правильно делаем, что деньги берём, на что безногой монеты? Они ей в монастыре без надобности, вот и присылает нам. А взваливать на себя такую обузу, ты даже не представляешь какую, а я-то её понянчила, пока её в приют не отвезли.
Но как ни возмущалась Белина, всё-таки муж решил по-своему. В весенний полдень зять и сестра приехали за Ане в приют на хорошей телеге.
"Какая она бледная, такая усталая", – думал Горвил вынося калеку на руках из кельи, кладя на соломенную подстилку.
- Солнышко!
Тихо сказала девушка, по щекам её текли слёзы.
- Ну, солнышко и солнышко, – сердито буркнула сестра. - Солнца что ли никогда не видала?
- Да, почти не видела, только когда нас милостыню просить выносили, тогда на свету и была.
- Так и у нас нечасто глядеть на него будешь. Я тебя на двор таскать не стану, у меня без того поясница работой надорванная, и Горвилу таскать тебя не с руки.
- Помолчи, Беля, – резко прикрикнул муж. - Нечего языком чего ни попадя без толку молоть.
Так и тронулись, сестра рассерженная, зять угрюмый, Ане опять печальная.
Новая жизнь встретила новыми разочарованиями. В доме сестры для калеки приготовили лавку. На ней она всё время сидела или лежала и очень много работала. Никто не знал, что это: капля Алар в крови Ане, или просто большой талант? Только полотенца, скатерти, салфетки, что она вышивала, выходили на редкость нарядными. Каждую неделю Белина забирала работу сестры, продавая её в небольшом городке поблизости на рынке, где шумели уличные торговцы. Крестьянка говорила всем, это она вышивает по ночам.
- Зачем ты крадёшь у сестры её похвалы?
Муж глядел сердито.
- А на что, они ей калеке нужны? Пусть радуется, что забрали её из приюта, так и нечего даром наш хлеб есть.
- Велика радость, лежи на лавке да трудись.
Задумчивый Горвил отворачивался от жены. Он не знал, что пробудило в его душе пронзительное, как боль, сочувствие: чёрные ли глаза Ане? Её бледный, усталый вид? Старательная работа? Или то, что трое их с Белиной детей, мальчишки: годовалый, двухлетний и трёхлетний, постоянно трутся возле тёти? Она их ласкает, смотрит сияющими глазами, пусть по временам в них прячутся слезинки. Ане поёт простые песни, выдумывает для детей глупые истории вместо родной матери.
Когда у зятя было свободное время, он выносил золовку на солнце, но у крестьянина очень мало его, свободного времени. Вечная работа в поле, постоянная починка неисправных телег, упряжи, всего, что может сломаться, и что нужно чинить. В деревне Чардин Горвил был первый мастер.
"Чем же мне помочь тебе?"
Иногда думал крестьянин, глядя на Ане, когда она вышивала новую скатерть, напевая что-то весёлое или грустное.
Лето миновало, наступила осень. Вместе с ней пришло облегчение в работе. Горвил начал запираться в сарае. Он что-то мастерил, то собирал, то разбирал, скручивал, вырезал. При этом крестьянин ворчал себе под нос или мурлыкал нехитрый мотив.
- Да чего же тебе в доме-то не сидится? Лежал бы себе на печи!
Ворчала Белина. – Ох, и надоел ты мне со своей блажью.
- Иди уж в дом, успокойся, а то, как другие мужья в деревне, кулаком тебя поучу, и то сказать, - давно пора.
Ранней весной крестьянин принёс в дом маленькое кресло на колёсах. На нём Ане могла ездить сама, перебираясь в него с лавки. Подлокотники и спинка были украшены затейливыми узорами.
- Спасибо!
Впервые проехав по комнате, золовка заплакала.
- Это же я теперь буду хлеб в печь ставить, похлёбку варить, может и пол мыть выучусь.
- Это уж обязательно, а то как же! Без работы у нас не останешься.
Горвил тепло улыбнулся.
"Какие глаза у неё, огромные, чёрные!"
Крестьянин не знал, что случилось с его душой. Только вдруг радость Ане стала его радостью, боль стала его болью. Если бы не Белина, он мог бы легко жениться на ней, в руках золовки спорится любая работа.
"А жена-то ходит на двух ногах, они несколько лет, как вместе", - кажется раньше крестьянин её любил, или прежнее чувство ему лишь чудится? Горвил сам удивлялся смятенным мыслям. Он гнал их от себя, как надоедливых мошек, только они всё равно лезут в лицо, сколько не отбивайся.
Когда стало совсем тепло, зять снёс в доме порог, сделав вместо него пологую горку.
- Чего ты, дурак, опять натворил?
Удивлённо спросила Белина. - Ни у кого во всей деревне такого странного крыльца нету.
- А вот сейчас увидишь, - муж улыбнулся в усы. - А ну-ка, Ане, попробуй-ка скатиться по нашей горе!
Горвил глядел на свой труд с гордостью и весельем.
Кресло съехало вниз легко. Сестра Белины в первый раз оказалась на улице.
- Теперь заезжай обратно.
С некоторым трудом, Ане удалось подняться на верх.
- Как же оно у тебя всё выходит? Я бы никогда не додумалась, пусть сама на лавке днями лежала. Это же мне было надо, а вот не догадалась бы и всё.
Золовка глядела радостно, удивлённо.
- А вот не знаю, так вот как-то получается. Это как хомуты чинить или телегу смастерить.
Крестьянин стоял улыбаясь. У него были весёлые глаза, светлые волосы и усы. Вот о таком-то муже Ане мечтала тогда, когда ещё ждала замужества, зная, она первая красавица на деревне, когда Белина не могла сказать ей даже слова поперёк, раз неизвестно выйдет ли она вообще замуж раньше младшей сестры.
"Сейчас я даже не могу отблагодарить его по-настоящему. Эх, как бы я его отблагодарила! Как бы смотрелась на нём вышитая рубашка, если бы только сестра привезла ткань, я и узор хороший уже вижу..."
Теперь для девушки прибавилась работы. Со временем Горвил узнал, какой вкусный хлеб она печёт, как хороша похлёбка Ане, какими чистыми могут быть полы, что она вымыла. Конечно, не всё получалось сразу и так, как хотелось. Нередко Ане падала, после расстраивалась, когда не находила хорошее положение для труда. Но у крестьянской девушки крепкая кость, твёрдые руки, с каждым новым делом становившиеся сильней. Слёзы всегда сменяла улыбка и песня.
Одна Белина всё равно была недовольна трудом Ане. Ловя взгляд, какой муж задерживал на калеке, женщина узнала, что значит, ревность.
- Чего спрашивается ты глядишь на неё так? Чего интересного нашёл? Ну, безногая и безногая.
Ане незаметно расцвела. На открытом воздухе при солнечных лучах её кожа вернула свой золотисто- смуглый оттенок. Крестьянка имела огромные чёрные глаза с длинными ресницами, густые иссиня-чёрные волосы. Сестра Белины укладывала их вокруг головы сложной косой. Если бы не отрезанные ноги, Ане так и осталась бы первой красавицей на деревне. Только стоит ли жалеть о том, чего невозможно вернуть?
Вспоминая монастырь, Ане нередко благодарила судьбу за то, что та послала ей Дийсан. Это песни и вышивание дали девушке новую жизнь. Тайная любовь к Горвилу согревала дни женщины. Она догадалась, что любит зятя летним вечером, когда Горвил целовал Белину. Сердце пронзила нежданная ревность. Ане сразу устыдилась её.
"Бесстыдная! Ты можешь любить его, только не ревновать. Никто не давал тебе право на ревность. Пусть сердце знает своё место, а любовь станет тихой болью и радостью."
Почти так же думал и Горвил, обнимая жену. Вместо лица Белины, он то и дело видел лицо её сестры. Замечая отчуждение мужа, женщина злилась, всё сильней попрекая сестру тем, что она калека, и живёт в их доме только из жалости, раз уж они родные. Чувствуя тяжесть на сердце, Ане опять начала бледнеть и сохнуть. Если бы она не любила Горвила, так не было бы и вины перед сестрой, свой хлеб Ане зарабатывает честно.
Лето прошло, настала поздняя осень. Однажды соседка сказала Белине, что неподалёку на поляне очень много сладкой осенней ягоды, можно нарвать её и сварить варенья.
- Конечно, нарву, – сразу решила женщина. - Этого-то моя сестра-калека, как раз, не сумеет сделать, она не порадует семью вкусным лакомством.
Поляна находилась поблизости от двора, вот Белина и выскочила из дома легко одетая, боясь запачкать новую кофточку. Обновку связала всё та же Ане из белой овечьей шерсти. Ягоды, впрямь, было много, Крестьянка собирала её стремительно, зло, не замечая, как по телу течёт пот, спину прохватывает ледяной осенний ветер.
Принеся два ведра ягоды домой, к вечеру жена Горвила почувствовала себя плохо. Ломило кости, болела голова, ночью поднялся жар. Белина сильно кашляла и бредила. Отвары, что принесла больной древняя знахарка, совсем не помогали. Когда, собрав все сбережения, что имелись в доме, Горвил поехал в город за целителем, было уже поздно.
- К сожалению, я ничем не могу ей помочь. Вы должны были обратиться ко мне намного раньше, тогда возможность спасти больную ещё была, – строго объяснял солидный лекарь. Он знал, грудная болезнь скоро задушит женщину. Упрямые крестьяне поступают так всегда, сначала тянут до последнего, потом просто умирают. Белина хрипела и задыхалась, её бил мучительный кашель.
Чтобы дети не видели конца, их отвели к соседям.
- Прости меня, – прошептала сестра, не надолго придя в себя и сжав руку Ане. - Я всегда завидовала тебе, ты же лучше меня во всём, даже мой глупый Горвил любит тебя - калеку, пусть нас поженили по сговору, - в глазах больной дрожали слёзы. - Но вы же не бросите моих детей?! Ой, как же я сильно боюсь! Плохо вот так умирать...
- Конечно, мы их не оставим. Они же наши, но ты верь, что поправишься, тогда продолжишь растить детишек сама, а мы помогать тебе станем. Горвил снова любить тебя научится.
- Да, я поднимусь. Я же всегда была сильная, здоровая. Я точно сумею встать! - утешала себя больная.
Белина скоро впала в беспамятство, а к утру умерла. Ане горько плакала на её могиле, печалился и Горвил. Они стали вдвоём растить детей сестры. Когда миновал положенный траур, зять женился на Ане.
- Не надо нам с тобой свадьбы, – долго отговаривала его невеста. - Что люди про тебя скажут? А Белина? Ей у Создателя совсем плохо будет, если она увидит, как ты женился на мне.
- Дурные языки пускай сплетничают, а Белина всё равно ничего поделать не смогла бы, мы с тобой и на том свете вместе будем, от судьбы не уйдёшь.
Ане сдалась.
"Горвил женился на золовке из жалости", – решила деревня, собираясь на свадьбу, которая оказалась шумной и весёлой, несмотря на то, что невеста не могла танцевать с женихом. И никому было невдомёк, что крестьянин влюблён в безногую жену без памяти. В каких красивых рубашках стал ходить он по деревне. Ане белила холсты составом, секрет которого передала ей мать, а потом делала чудную вышивку. Одна из них и сейчас красовалась на крестьянине. Сидя в тележке, которую смастерил Горвил, чтобы возить жену когда они куда-нибудь отправлялись вместе, Ане с гордостью смотрела на свою работу.
"Какой он у меня ладный!"
С любовью думала она.
На помосте, в первой сцене представления появилась любовница, тогда крестьянка услышала тот низкий голос, какого ей никогда не забыть, потому что он вернул её к жизни. Сколько раз Ане спрашивала себя, куда отправилась Дийсан, когда оставила приют? Жива ли она ещё?
"Если Дийсан сгинула где-нибудь на бесприютной дороге, это совсем несправедливо. Девушке, что возвратила ей надежду, никак нельзя погибать. Если бы не она, не было бы Горвила и маленькой дочки, что спит у её груди."
Ане с улыбкой слушала знакомый голос и не могла его наслушаться.
- Помнишь, я говорила тебе про слепую девушку, что научила меня вышивать, а ещё она хорошо пела?
- А как же, конечно, помню, ты столько рассказывала о ней, что я никак бы её не забыл.
- Горвил, это она поёт сейчас на представлении. Мы обязательно должны позвать всех актёров к нам домой. Когда мы расставались я сказала ей, в Чардине её всегда ждут. Даже если Дийсан забыла мои слова, я должна про них помнить.
- Конечно, мы пригласим твою подругу к нам домой, позовём всех актёров. После представления я отправлю к их старшему нашего сына. Пусть он зовёт актёров к нам. Если они не согласятся, так я отвезу тебя домой и пойду к артистам сам.
Второй акт представления прошёл, за ним третий и четвёртый. Пьеса закончилась под громкие хлопки зрителей. Они снова вызывали любовника и ту, кто поёт. Теперь Ане увидела, на помост легко ступила Дийсан, но почему-то глаза её завязали, густые волосы спрятали под платком.
- Да, отправляй сыночка к артистам, теперь я точно её узнала.
Айрик удивился, когда к нему подбежал мальчик лет семи.
- Дяденька актёр, моя мамка зовёт вас к себе. Она сказала, что накормит вас лучше, чем пять таверн. Она говорит, что слепая тётя, какая сегодня пела, её подруга. Они вместе с ней в монастыре жили. Мамка приказала передать, что у неё ног нету.
- Как называется твоя деревня?
Спросила Дийсан, услышав звонкий мальчишеский голос.
- Чардин она зовётся, - раздался неожиданный ответ.
- Ане!
Менестрель удивилась.
– Айрик, пожалуйста, давай попробуем! Она же не может знать, кем я стала в Алкарине. Ей неизвестно, что я вообще там была. Я обещала подруге, мы обязательно встретимся.
Шептала женщина на ухо короля.
- Хорошо, Дий, давай попытаемся их навестить, – сдался Айрик, услышав горячую просьбу жены.
Актёры отправились к дому Горвила и Ане.
Поднявшись по странной пологой горке из дерева, менестрель услышала звук колёс, что громко катились по полу.
- Дийсан, да это же ты! Как ты сумела до нас добраться?! –
Восклицал весёлый голос подруги.
Это был несомненно он, чуть старше, в глубине чуть мудрей, но такой светлый и ясный, каким никогда не был в приюте.
- Ане!
Забыв про упавшую трость, Дийсан порывисто бросилась вперёд.
Стукнувшись ногой о невысокое кресло, она подхватила подругу на руки, как тогда в монастыре. Но раньше лёгкая, как пёрышко, Ане сейчас оказалась очень тяжёлой.
- Вот теперь я даже не сомневаюсь, жизнь у тебя хорошая!
Дийсан возвратила подругу обратно на кресло, наклонившись к ней. Руки Ане продолжали крепко её обнимать.
- Ещё какая отличная! Ты даже не знаешь, насколько замечательная! Сегодня я тебе всё-всё расскажу. Зачем ты носишь повязку и платок?
- На улицах много хмельных мужчин. Пьяному всё равно, что я не вижу. Мне совсем не хочется, чтобы Айрик пускал в ход кулаки. Не могут же наши актёры выступать на представлении с синяками. Чтобы их закрасить, придётся извести немало дорогого грима.
- Твоя правда. Только здесь все свои, сними их! Я хочу тебя увидеть.
Волосы Дийсан упали по плечам, таинственные глаза показали яркую зелень.
- Сейчас сядем за ужин. Разговаривать будем потом. У нас есть похлёбка с мясом, вчера купили свинину, травяной отвар и даже немного свежего пива. Ещё я испеку пироги с сушёными яблоками и сливой.
Распоряжалась Ане.
Актёры едва уместились за деревянным столом, украшенным резным орнаментом. Еда оказалась превосходная, совсем не такая как в таверне. К концу ужина поспели горячие пироги. Ими все наелись до отвала. После Ане постелила артистам кому в горнице, кому на сеновале. Себе и подруге она положила пару постелей в маленькой кладовой, заставленной солениями, завешенной сушёными травами.
- Здесь никто не помешает нам наговориться вволю, а остальные пускай отдыхают.
Спустившись на руках на постель, Ане улеглась и принялась рассказывать Дийсан историю своей жизни. Королеве Алкарина тоже хотелось ответить подруге откровенностью, но ей пришлось поведать о себе коротко: Она пела в таверне в трущобе Эрга, где встретила Айрика. Потом попалась в руки стражников, злодеи на неё напали. Тогда Айрик их убил. Чтобы спасти его жизнь, пришлось присоединиться к наёмникам, вместе с их отрядом дошли до Алкарина, там встретили остальных актёров и создали бродячую труппу.
- Хорошая жизнь ходить по свету, а наверное, своего угла хочется?
- А то как же, конечно! Но главное, Айрик рядом. Никогда не думала, что встречу его на пути, а он появился.
Вспомнив холод монастырской кельи, Дийсан содрогнулась.
"Какая тоска там была!"
И представилась менестрелю вереница однообразных дней, долгих лет без любви и надежды. - Спасибо Создателю! Жизнь оказалась совсем другой. Рассказать бы Ане, что домом ей стал весь Алкарин, а муж её - настоящий король. Да если и рассказать, разве подруга поверит? Она подумает, слепая певица совсем завралась в нелепых фантазиях. - Дийсан хотелось смеяться. - Вот такая удивительная судьба! И спасибо за то, что она вырвала Ане из монастырской кельи, принесла долгожданное счастье. Жаль, что не всем, но хотя бы кому-нибудь."
- Муж у тебя хороший, не такой, как Гернил, совсем другой, но очень красивый, даже не пойму, как его описать.
Раздался восторженный голос подруги.
- Я знаю, он многим нравится, а для меня он прекрасен тем более. Другого такого на свете и не найти!
- И ты тоже красавица! Вы - хорошая пара.
От слов Ане Дийсан улыбнулась.
- Спой что-нибудь, как тогда в приюте, мне очень хочется послушать тебя теперь, когда всё хорошо.
Менестрель завела вполголоса милые сердцу крестьянские песни. В темноте глаза Ане наполнились слезами, только теперь она плакала от радости. На неё нахлынуло всё: полутёмная келья, кровать у дальней стены. С которой нельзя посмотреть в окошко, а постель Дийсан стоит у окна.
"Зачем слепой свет?"
Но монахини не думают о простых мелочах человеческой радости. Неподвижность полная, тягостная, там, в прошлом простая крестьянская жизнь. Ане всё время тоскует по прежним дням. Но однажды Дийсан показала подруге как вышивать, дала рукам дело, пробудила чувства красивыми песнями, пусть мечты почти успели погибнуть в душной, отчаянной темноте.
Женщина плакала, не стыдясь облегчающих слёз, Дийсан продолжала петь. Подруга потихоньку подтягивала ей, стесняясь слабого голоса, но желание подпеть знакомый мотив оказалось слишком настойчивым.
- Светает, – произнесла Ане, когда песня стихла. - Вот ты и не поспала с дороги, а всё из-за меня.
- Ничего, разве сон это так важно, когда мы с тобой встретились и узнали, что жизнь у нас обеих счастливая, для каждой по-своему.
Женщина улыбнулась.
- Сестра Натэль пишет, в монастыре ничего не изменилось. Только Дэли умерла три года назад. Мини не стало тоже, да ведь мы её почти и не знали.
Дийсан вспомнила, как держалась за безрукое плечо Дэли, когда та показывала ей трапезную, вспомнила детские слёзы Мини взрослым голосом.
- Две коротких жизни принял Творец, судьбы, что ничего не принесли миру. Для света они быстро забылись. Только она и Ане, да те, кто был рядом в монастыре мимолётно припомнят их.
Подруги на минуту замолчали, точно на комнату упала тень потусторонней грусти.
- Ну, да ладно, как говорят у нас, живым - живое, – разрушила тишину Ане.
"Простая фраза, старая, как мир, - подумала Дийсан, – но насколько же верная!"
Встав с постели, менестрель отогнала тоску. Ане тоже взобралась на руках в кресло и поехала из кладовки. Подруга двинулась за ней. Остальные актёры, проснувшись, собрались в доме, ожидая сытного завтрака. Как и вчерашний ужин он оказался отличным. Пока гости ели, Ане напекла пирожков им в дорогу. Весь день, поедая их в фургоне, актёры вспоминали её с благодарностью. На прощание подруги крепко обнялись, в их глазах снова стояла прозрачная влага: вечная спутница женской грусти и радости.
Спустившись с крыльца, сев в фургон, Дийсан ещё представляла Ане.
- "Если останусь жива, мы с ней обязательно увидимся! Тогда я расскажу подруге всё, что сейчас сохранила в тайне."
Мысли менестреля прервал голос Айрика.
- Время репетировать, начинайте, Анакрат, твой выход.
Ратвин выбрался из фургона, менестрель запела, только мысли её сегодня витали где-то далеко. Вольный воздух казался особенно сладким, пение птиц громким, от того что вчера она вспоминала монастырский приют.
"Я благодарна тебе, Создатель, за мою свободу! За бескрайний простор! За красивую песню! За Айрика! За всё, что было и будет!"
Король слышал, сегодня жена поёт немного не так как обычно, её голос звучит чуть отстранёно. Конечно, он понимал, завтра задумчивость растворится. Вчера Айрик успел заглянуть за завесу той жизни Дийсан, о какой почти ничего не знал. Она не раз вспоминала о замке и монастыре, но королю они представлялись слишком туманными. Для Айрика Дийсан началась с трущобы, она пришла туда, как несбыточная мечта, чтобы разбудить сердце, дать ему много света. Как Дийсан никогда не представить мир нищих, так хорошо, как знает его он, Айрик, так ему не узнать мир замка и монастыря. Король об этом не жалел. У них давно одна жизнь на двоих, мечты и стремления едины.
Весь день актёры репетировали, они провели за игрой и вечер, на долгом пути фургона не встретилось ни городка, ни деревни. От голода путников спасли остатки пирожков Ане. Быстро проглотив их, мужчины отправились спать на свежий воздух, женщины разместились под крышей. Но едва наступила глубокая ночь, как Дийсан украдкой подобралась к Айрику, выйдя наружу, услышав мерное дыхание короля. Эрин отправилась к Ратвину. Под пологом остались только Дайнис и Айдрин. Они спали крепко без сновидений. Новый день застал актёров бодрыми, отдохнувшими, несмотря на лесную ночёвку. Во время сегодняшней репетиции Дийсан перестала отвлекаться на воспоминания. Они отдалились, оставив после себя приятное чувство от встречи с Ане. Потом оно спрячется в дальнем уголке памяти, откуда будет иногда выплывать на поверхность, чтобы вызвать нечаянную улыбку.
***
Через несколько дней взорам людей открылся Эрг.
- Здесь мы будем выступать несколько раз. Сперва сыграем комедию, а после, покажем Анакрата и увидим, чего будут стоить приложенные усилия, чем они завершатся.
Айрик был суров.
Путники прибыли в город. Огромный, он шевелился множеством людей, такой же грязный, как и деревни Велериана, такой же бедный, только с вкраплениями богатых домов полутеневых и человеческих прислужников тьмы. Из запутанных улиц Эрга Айрик лучше всего помнил трущобу. Фургон артистов долго петлял в поисках таверны, где можно узнать, на каких площадях проходят театральные представления. Во время обеда в голове короля возникла интересная мысль, она потребовала немедленных действий. Отправив Ратвина разыскивать место для выступления, правитель направился в трущобу.
Разыскать старшего какой-нибудь общины нищих было делом нелёгким, но для Айрика, что вырос в здешних местах, вполне доступным. Он знал особые приметы. Знакомые запахи, знакомый выговор, выражение лиц, что говорили о вечном голоде, хитрости, а ещё об униженности.
"Места моего детства, только радости нет, есть сплошная грусть и горечь, но я же предполагал, что так будет."
Айрик скользил по трущобе такой же неприметный, как сотни её обитателей. Нужный старик повстречался почти неожиданно, но правитель сумел его задержать.
- Я предложу вам развесить завтра на щитах объявление о том, что труппа бродячих артистов даёт представление. Пергамент с текстом который надо писать, лежит у меня в кармане.
Глаза главаря крупной общины нищих алчно блеснули.
- Плачу за труды десять монет. Ещё мне нужно, чтобы через два дня вот эти слова были начертаны на стенах каждого дома, на любом заборе. За вторую работу даю целых пятьдесят золотых сейчас и пятьдесят потом, когда она будет закончена, – шепнул король, незаметно отведя попрошайку в сторону.
- Видно, ты заманиваешь меня в какой-то капкан? За простое дело столько денег никто не отваливает, не поплачусь ли я за него жизнью?
- Да, труд очень опасный, наши слова серьёзные настолько, что не понравятся знати и тьме. Власть пожелает наградить наглецов верёвкой. Но ты же никогда не учился грамоте, значит, не знаешь, что будешь писать. Мальчишки, каким ты поручишь работу, тоже будут неграмотные, они просто запомнят начертание букв, а смысла так и не поймут. Когда к тебе придут, ты скажешь, тебя обманул злой негодяй и назовёшь мои приметы.
- Приметы "самые точные: высокий человек в плаще с капюшоном, по ним найти тебя не составит никакого труда.
Старик усмехнулся, обнажив в улыбке жёлтые зубы.
- Давай пергамент и монеты, чую, со второй частью договора тоже не подведёшь, найдёшь, как плату передать. Я людей насквозь вижу.
Старший общины улавливал в осанке, в правильном выговоре незнакомца особые тонкости, что позволили старику ему довериться. Довольный Айрик поспешил к соратникам.
"Так-то, мои нищие братья, вы всё же послужите достойному делу за плату, сами того не желая."
Король улыбнулся с насмешливой грустью. В таверну успел возвратиться Ратвин, усталый и пыльный. Городская жаркая пыль садилась на всё вокруг, она покрывала воина с ног до головы.
- Насилу нашёл свободное место для фургона, пришлось за него заплатить, так что нужно собираться, пока его другие не перебили, дав монет ещё больше. Не актёры, а свора бродячих псов, что дерётся за жирную кость.
Послушав Ратвина, артисты вышли на летнюю жару. Да, вокруг стояло начало лета знойное, как никогда. Жара, пыль, насекомые, никому не хотелось покидать жилища, но город не вымирал даже на время жары, здесь шла отчаянная борьба за существование. По улицам катили тележки торговцы с водой и холодным чайным отваром. Лавки ремесленников зазывали покупателей гостеприимно распахнутыми дверями. Чем ближе к трущобам, тем больше нищих, кажется, они здесь повсюду. Эрг - город попрошаек, а время грабителей - тёмная ночь, хорошо, она ещё не настала.
На площади для представлений кипела своя весёлая и не очень жизнь. Здесь не деревня и не маленький городок, в столице Велериана можно заработать большие деньги, если понравится зрителям, но нужно сражаться за место под солнцем, отбивая его у конкурентов.
- Вечером нам придётся зазывать публику. Дийсан, ты будешь это делать, покажи какой у тебя голос.
Решил Айрик, безошибочно оценив обстановку.
- Мы с Дайнис попробуем станцевать какой-нибудь озорной танец, пока у нас осталось немного времени, начнём репетировать, но без хорошей песни затея провалится.
Наступал вечер, на площади начинали собираться зеваки. Они подходили лениво, точно сытые коты. Медленно выбирая приглянувшееся представление, зрители и сами не знали чего хотят: сметаны, молока, а может быть, мяса. Мелодичным, задорным голосом менестрель начала зазывать публику на постановку.
- Эй, бродяги и вельможи,
Мы развлечься вам поможем.
Не стесняйтесь, подходите,
И монеты нам платите.
Мы - ужасные актёры,
Приготовьте помидоры.
Яйца тухлые несите,
Но минутку погодите.
Дайте нам сыграть ужасно,
Чтоб нас били не напрасно.
Король на помосте, как мог, крутил телохранительницу, показывая зрителям её аппетитные места.
"Удивительный голос, новый, сильный. Послушаем его!", – решали многие прохожие.
Отходя от других представлений, они присоединялись к толпе, что собиралась возле фургона алкаринских артистов.
- Получилось!
Поддавшись весёлому торжеству, Айрик отдался игре, как никогда. Представление прошло на ура. Зрителей заворожил голос Дийсан, привлёк хитрый любовник, да и остальные актёры смотрелись сносно. Завершение пьесы встретили бурными хлопками. Режиссёр собрал в толпе немало монет.
Ужинали тут же в весёлой таверне. Шумное заведение возле городской площади много лет назад открыл один предприимчивый человек. Тут каждое лето проходят представления. Зимой посетителей немного, зато пока здесь актёры, деньги текут рекой. Артисты пьют, гуляют, иногда бьют посуду, за что утром всегда щедро расплачиваются.
В таверне было шумно и пьяно, сначала старые артисты смотрели на конкурентов с враждебной подозрительностью, но когда вино и пиво взяло своё, кое-кто полез целоваться даже с Дийсан. Её глаза были снова завязаны.
- Ты так поёшь, а ты слепая. Ты ничего не видишь, а песни вон заучила. Не пойму, ничего не пойму, – твердил пьяный голос, пока Айрик не отправил его обладателя точным ударом кулака прямо под стол, таким образом отбив охоту у других артистов приставать к менестрелю.
Так слова, сказанные Ане, чтобы скрыть настоящую причину страха подруги, показать глаза и волосы, обрели свой прямой смысл.
- Пойдём спать. Завтра нас ждёт трудный день, лилового украшения под глазом надменного полутеневого нам точно не надо, - шепнула менестрель на ухо королю.
Шумное веселье артистов бурлило до самого рассвета. Утром многие актёры просыпались с головной болью и горьким сожалением о потраченных деньгах и вчерашнем поведении. Артистам-алкаринцам новый день принёс тревогу.
- Сегодня, – кратко сказал Айрик когда все позавтракали.
Лица актёров стали серьёзными, непроницаемыми. Настало время ступить на опасную дорогу, пытаясь осуществить то, ради чего воины последовали в Велериан.
"Почему король ждал до Эрга?"
Никто полностью не понимал выбранной тактики, но теперь миг действия наступил.
Бродяги выполнили заказ на совесть, расклеив объявление о выступлении труппы Эра Крина с театральным представлением. Тем временем по городу поползли слухи, её певица обладает неповторимым голосом, который стоит послушать. На новое представление народ повалил валом. Зрителей не испугало даже то, что вместо размалёванных декораций на помосте оказались строгие изображения, какие не соответствовали комедиям. Когда Дийсан начала пролог, некоторые зеваки сразу ушли, поняв, на сцене происходит что-то неправильное, совсем не весёлое.
- Вы услышьте напев о минувших годах,
О борьбе и о гордости, выгнавшых страх,
Об отчаянной смелости в миг грозовой,
Об утрате, оплаченной горькой слезой.
Обо всём мы поведаем песней друзья.
В грустной песне хранится лишь быль без вранья.
Однако, большинство зрителей осталось, услышав тягучий, но прекрасный мотив. Люди стояли, словно привязанные нитью к удивительному голосу Дийсан, он никого не отпустил.
На помосте появились Анакрат и провидица судьбы, что предсказывала ему скорый конец. Внезапно Айдрин вспомнила тот костёр, в пламени которого она узрела своё возвращение в Алкарин, увидела, как гибнет королевская семья. Никто не может её спасти. Меч жестокой судьбы занесён. Голос менестреля сразил провидицу суровой предопределённостью. Её лицо и движения вдруг обрели смысл. Ратвин принял судьбу с добродушным спокойствием, он совершенно не мог играть, но был могучий, красивый, с пшеничными волосами, чистыми серыми глазами, настоящий герой. Только внешность воина да голос певицы имели значение.
- Ты болью одаришь родных и друзей.
Пойдёшь, приведёшь себя к смерти своей.
Звучал холодный голос предсказательницы.
- Не будет же мне ни воды, ни огня!
Не выйдет предатель друзей из меня!
С горячей верой отвечал герой.
Восторженный голос проникал в сердца зрителей.
Люди поняли, не может Анакрат поступить по-другому, нельзя промолчать о коварной засаде, что готовит отважным соратникам враг.
В следующей сцене появилась Эрин, худая, бледная, невыразимо печальная. Невеста умоляла героя не ходить к друзьям, не губить юную жизнь, не разрушать их большую любовь.
- Не надо, мой милый, не надо!
Один для меня ты отрада!
Не надо идти, мой хороший!
Ведь будешь в темницу ты брошен.
Я знаю, тебе не вернуться!
Мне болью все дни обернутся!
Не надо, меня ты оставишь,
Всех смертью ты плакать заставишь.
Но Анакрат пошёл, несмотря ни на что! На этом закончилось первое действие. Толпа взорвалась криками одобрения. Люди, затаив дыхание, ждали продолжения постановки. Им так давно не показывали ничего серьёзного, настоящего.
Во втором действии на помост вышел Он. Полутеневой Аниаль, безмерно холодный, бесконечно презрительный к слабым искоркам тлеющей жизни. Для главного выхода Айрик извлёк из глубины души все самые тёмные воспоминания: память о Дивенгарте, что чуть не стал его господином, страшную тягу к Вирангату. Голос Дийсан звучал безжизненно, полутеневой произносил слова вместе с ней, наполнив каждое движение смертельной грацией, ледяной надменностью.
– Кругом, тени.
Одни, тени.
Ночь, день сменит.
Навек, сменит.
Твой мир – ложен,
Твой путь - ложен.
Я - суть - дрожи,
Твоей - дрожи.
Лети - к смерти!
Скользи - к смерти.
Вы - миг, верьте!
Вы - сон, верьте!
Тебя - сталью,
Пронзить - сталью,
Чтоб стал - гарью,
В костре - гарью...
Вдруг каждый зритель увидел, перед ними предстал ВРАГ цветущего мира! Главный враг людей! ВИРАНГАТ! Неприступный, безжалостный, что никогда не способен щадить сердца беззащитных живых! Разве не знали велерианцы этого раньше? Разве не жили с ледяным краем занесённым над ними, как страшный меч судьбы, долгие годы? Но только сейчас, смутные знания, неясные верные чувства, обрели почти осязаемую форму, стали пронзительными. Недавно закончилась большая война. В кровавой битве Велериан одержал победу над Алкарином, только никто не ощущал себя победителем. Создатель! Каким же прекрасным показался могучий герой Анакрат, в чьё отважное сердце Аниаль вонзил острый холодный меч. Направил со зловещим смехом, торжествуя над жизнью, чувствуя себя неуязвимым. Как дошли до каждого человека слова.
- Я пеплом останусь на яркой земле.
И тенью я буду скитаться во мгле.
Короткая, грустная, милая жизнь!
Продлись же ещё, хоть мгновенье продлись!
Но я не могу, не могу отступить.
И нечем, мне нечем удар отразить!
Какой хрупкой, почти возвышенной, увиделась зрителям фигурка Эрин, когда она рыдала над телом юного Анакрата.
Актёров встречали вопли восторга, но в каждом сердце родилась горечь, Великая СКОРБЬ об утраченной гордости!
Где ты, Велериан, что порождал отважных героев? Где твоя честь и стойкость?! Если дети твои шли убивать людей, алкаринцев. Да- предателей, да - трусов, но таких же, как мы сами, людей?! Скольких в этот вечер и ночь посещали похожие мысли, многим воинам снились отчаянные сны о борьбе с царством льда и скал. Зрители расходились в подавленном молчании, скрывая друг от друга сокровенное, затаившись под покровом привычного страха.
- Быстрей!
Торопил режиссёр артистов, когда зрители начали расходиться.
- Скоро здесь будут стражники, они обязательно появятся. Бросаем фургон. Оставляем лошадь. Не берём ничего.
Только золото и медь унесли они на себе, устремившись вглубь Эрга. Король увёл друзей в самую отвратительную трущобу, где не встретишь приличного дома, в ней царит грязь, голод и жестокость, и любой, кто имеет силу, может устроиться с комфортом, в приют воров и грабителей. В такие закоулки боялись заходить даже стражники. Отличное место для преступников перед ледяным краем.
Заняв ветхое строение, люди вздохнули немного спокойней.
- И в таком доме ты жил, когда был нищим?
В испуге спросила Эрин.
- Да, наша каморка очень эту лачугу напоминала.
В голосе короля звучала сдержанность. Друзья ощутили, воспоминания о детстве не доставляют ему удовольствия. Достойное сердце не любит бравировать или жаловаться на жизнь. Хотя узнав о трущобе немного больше, можно постараться понять, насколько сильной оказалась воля правителя, сумев преодолеть безысходность голодных дней.
Перед друзьями Айрика открылась частица неприглядного мира, где прозябали отверженные. Мрачный край их поразил, одновременно, увеличив уважение к человеку, сумевшему с ним проститься. Сердца наполнило сочувствие к нищему малышу, что когда-то не представлял: его судьба править целой страной.
Наступила ночь, голодные актёры заснули. Не спал только Айрик, его томило желание отправиться в таверну Сальви, заглянуть в глаза сестры. Оказавшись, к ней так близко, король понял, как сильно по ней скучал.
"Никто не знает, что содержательница злачного места Сальви, моя названная сестра. Ни один стражник не сумеет проследить тайный путь. Но очень страшно увидеть чужой взгляд на родном лице. Нет, решено! Схожу завтра, перед тем, как покинуть Эрг."
Свернувшись клубком, Айрик не спал. Перед глазами чередой проходили мальчишки - нищие, что вырастают в бледных заморышей, жалкие дети трущобы. Один из них Урги, в первый раз в жизни показал принцу, кто он на самом деле.
"Спасибо тебе, крестьянский сын, который погиб от меча стражника. Тебя сбросили в Эрг вместо меня. Ты первый понял, кто я такой. Только мне тогда ничего не было ясно."
Трущоба виделась правителю серой и жалкой. Лица её обитателей были грубыми. На нищих лежит печать отупения, её навсегда накладывает беспросветность.
"Неужели когда-то я сам был таким? Прошло не так много лет, а кажется, минула целая жизнь. Теперь я понимаю, сколько усилий понадобилось алкаринцам, чтобы принять меня во дворце, если раньше я походил на нищих юношей, что встретились нам по пути..."
Перед рассветом Айрик некрепко задремал. Ему приснились Зини, Сальви, Урги – все вместе и по очереди.
Утром он встал не очень отдохнувшим, но всё равно нанёс себе на лицо шрам составом, что купил у нищих, закрыл повязкой глаз. Король отправился искать таверну, чтобы раздобыть завтрак.
- Ждите здесь, я найду место поприличней, куплю поесть и вернусь.
Оказавшись в городе, Айрик заметил, что и второй его заказ нищие выполнили на славу. На стенах зданий крупными корявыми буквами, писать такие могут только безграмотные люди, было выведено:
«Жители королевства! Люди трёх стран союзниц! Собирайтесь в единое войско людей для последнего похода на Вирангат. Следуйте в горы! Они одни могут стать нашим спасением, идите туда для последней битвы с врагом!"
Люди читали надпись, те, кто смотрел и те, кто не видел вчерашнее представление. В некоторых сердцах пробуждалась надежда. Возникла она и в душе Гернила. Крестьянин шёл на подённую работу в центр города, где собирались несчастные, для кого не находилось постоянного места. Сколько их толпилось здесь блеклых, безнадёжных. Отчаявшиеся люди знали, их слабость станет гибелью для жён и детей, у кого они есть. Сколькие не прощали себя за то, что воевали за Вирангат, оставив родные дома?! Винил себя и Гернил. Он работал то на перетаскивании грузов, то на посадке сада или ещё где-нибудь, где нужна была сила, но не требовался опыт.
Вечером, возвращаясь на чердак, муж приносил домой жалкие гроши. Жена зарабатывала монеты не шитьём, а стиркой. Чтобы стать мастерицей в Велериане нужно платить огромный взнос. Для подмастерья портнихи или простой швеи Саен слишком взрослая, никто не возьмёт её в ученицы, пришлось приняться за ремесло матери и сестры, что раньше казалось тяжёлым, неблагодарным. Стирая самое лёгкое бельё, Саен зарабатывала очень мало. Всего-то хватало денег, чтобы снимать чердак, есть чёрный хлеб да иногда овощи.
Вчера Гернил не был на представлении новой пьесы, он даже о ней не слышал, слишком усталый, чтобы развлекаться. Возвратившись на чердак, он поел и сразу лёг спать. Теперь они разговаривали редко, чувствуя, как все мечты пошли прахом. Однако, читая надпись, крупно выведенную на стенах домов, крестьянин услышал, разные разговоры.
"Наверно, к её появлению приложили руку актёры, что вчера показывали представление о смерти героя велерианца."
В голове повторялись слова: "Жители королевства! Люди трёх стран союзниц! Собирайтесь в единое войско людей для последнего похода на Вирангат. Следуйте в горы! Они одни могут стать нашим спасением, идите туда для последней битвы с врагом!"
"Видимо, уйти на войну, хороший выход из безнадёжности, но как же Саен? Она останется совсем одна. Без меня не будет ей жизни ни в деревне, ни в городе. Последняя битва. Да, для нас она правда станет последней. Отправиться в поход, присоединиться к войску людей, очистить себя в собственных глазах. Как велерианцы, могли забыть: мы - люди! Вирангат: нелюди! Как можно ему служить?! Неужели, понять, что ошибся, можно, только, дойдя до самого края?!"
Ожидая работы, крестьянин не заметил, как мимо прошёл Айрик.
Купив в неплохом заведении несколько пирогов для себя и друзей, он решил скорей расплатиться с нищими.
"Медлить нельзя, чтобы меня не заподозрили в обмане, не захотели отомстить."
Прикрывшись капюшоном плаща, король отыскал старика, какому заказывал работу.
- Теперь я вижу, что за опасный заработок ты предложил.
Нищий недобро ухмылялся, заметив монеты в руках вчерашнего посетителя.
- Скажи, что помешает мне тебя предать? Я догадлив. Ты как-то связан с артистами, что чудили вчера в городе!
Глаза главаря блестели от жадности, ему явно хотелось, чтобы заказчик, испугавшись, повысил плату.
- Твоему предательству отлично помешают сто ударов плетью и верёвка на шею, какую непременно затянут на ней стражники. Тебе прекрасно известно, нищего, никто не захочет награждать. Чтобы не делать этого, тебя просто накажут за какую-нибудь провинность, твоё тело поплывёт вниз по реке. Неужто старый главарь общины настолько глуп, чтобы поверить Вирангату?
Глаза из-под капюшона не сверкнули, но голос был жёсткий, бесстрашный.
- Для доказательства слов меня ещё надо взять. Живым.
Жест был стремителен. Старик понял, первый удар достанется ему.
- Но если хочешь заработать ещё шестьдесят монет, лучше пусти слух, представление вечером повторится, актёры не испугаются. Да так, чтобы никто не догадался, откуда идёт молва.
- Отлично, по рукам, - нищий явно был доволен.
Признав силу заказчика, он перестал угрожать.
Айрик возвратился к друзьям в приподнятом настроении. Схватив пироги, все с аппетитом на них накинулись, завтрак исчез в две минуты. Позавтракав, король снова отправился в путь, искать место для представления, что он обещал городу. Как и предполагал режиссёр, их фургон, помост, декорации бесследно пропали.
"Но изображения не так уж важны, когда есть голос Дий и мы сами. Фургон нужен только для передвижения, значит, осталось найти помост."
Айрик двигался среди артистов, высматривая труппу победней, в конце концов, он такую нашёл. Увидев режиссёра, который проводил репетицию, крича на других комедиантов, король отвёл его в сторону.
- Я заплачу семьдесят золотых, если вы сегодня не будете выступать и одолжите другим свой помост.
- Да, а потом его сожгут дотла. Фургона и лошади нас тоже лишат.
Актёр явно хотел поторговаться.
- Поэтому я даю семьдесят золотых, а не сорок или тридцать. Такая цена вполне окупит ваши убытки.
- Сто пятьдесят и не монетой меньше.
- Сто и не монетой больше.
- Сто пятьдесят.
Режиссёр оказался упрям.
- Хорошо, придётся поискать удачу в другом месте. Конечно, не только вам могут пригодиться деньги, какие я предложил.
Айрик отвернулся от упрямого скряги.
- Подожди, я согласен на сто монет. Но как же удалось скрыться артистам из вчерашней трагедии? Как они могли хорошо затеряться в незнакомом городе? Наверно, они тебя наняли за высокую плату. Зачем ещё рисковать собой?
Актёр смотрел заискивающе и хитро.
- Для тебя совсем не имеет значения, куда исчезли артисты. К тому же советую вам убираться из города прямо сейчас, чтобы сохранить лошадей и фургон, пусть я вам за них заплатил.
Холодно посмотрев на старшего труппы, король растворился в толпе. На обратном пути он купил в невзрачной лавочке четыре длинных ножа, чтобы отдать их друзьям. У него самого лезвие есть, то заветное, что он выковал в день возвращения Дийсан в осаждённую столицу страны. Король понимал, этот вечер может стать для них последним.
"Всё решат велерианцы, зрители, что придут посмотреть представление. Можно уйти сейчас, объявиться где-то в другом месте, но тогда мы не завершим начатое, оставим Эрг наполовину поднятым, только растревоженным."
Айрик был спокоен. В сердце жила надежда на людей, они не должны остаться равнодушными к горячему призыву.
"Но если Велериан не восстанет, мы просто дорого продадим свою жизнь врагу. Быстрый, достойный конец для тех, кто в который раз потерпел поражение."
Прикоснувшись к рукоятки ножа на груди, король дерзко улыбнулся.
- Вот, Я недавно их купил, пусть с вами будут.
Правитель протянул друзьям разбойничьи лезвия.
- Они нас защитят, если придётся столкнуться со стражниками. Под актёрской одеждой не спрячешь мечей, но ножи в рукавах укрыть вполне получится. Я знаю, вы не умеете с ними обращаться, но лучше что-то, чем ничего.
- Их вполне хватит, чтобы умереть, сражаясь.
Выразил общую мысль Ратвин.
Артисты сидели суровые, задумчивые. Теперь каждый понял, почему Айрик решил дать первое представление в Эрге: столице Велериана. Глупо подвергнуть себя опасности в каком-нибудь маленьком городке.
Ратвин и Эрин точили ножи, что казались им недостаточно острыми. Как истинные воины они никогда не забывали положить в поясной карман точильный камень. Король провёл пальцем по острым зубцам заветного лезвия.
"Ты рождён, чтобы ударить единственный раз, лишив жертву всякой надежды. Если в сердце не угодишь, то застрянешь внутри так надёжно, что никто не сумеет тебя вытащить. Значит, доберись хотя бы до полутеневого! До самого главного из тех, кто придёт нас убивать! Если в Дивенгарта тебя не дано вонзить."
Дийсан сидела, прижавшись к плечу супруга. Сколько важных слов теснилось в душе, пусть бессвязных, совсем некрасивых.
"Я сказала бы их Айрику, если бы мы остались наедине. Наверно, Ратвину и Эрин мы сейчас тоже мешаем."
Чувствуя родное тепло, менестрель прикрыла глаза. Ей вспомнилась прощальная речь Анакрата.
"Тот, кто не знает света, и тьмы не страшится, но в том мире вечно царит тишина! Самое страшное, что в нём не звучат песни! Главное, чтобы Айрик остался рядом! Я хочу до конца его чувствовать. Он надёжный, он не даст мне бояться."
- Прошу, пожалуйста, возьми мою ладонь, если поймёшь, что пришла гибель! Для ножа хватит одной руки, а я могу не выдержать ужас без тебя.
Королю показалось, глаза Дийсан впервые на него взглянули, в испуге они были большими, как никогда.
- Дий, я стану тебя держать. Обещаю, страшно не будет, оно происходит быстро.
Посадив менестреля к себе на колени, Айрик долго гладил её по волосам.
На закате он вывел актёров из трущобы. Правитель вёл их окольными путями, местами помня дорогу, местами спрашивая её у горожан. На площади собралась огромная толпа, все ждали единственного представления. Стоял среди людей и Гернил, он как и многие решил пойти на постановку трагедии, взяв с собой короткий меч, сам не зная для чего, просто тому, кто был на войне, с клинком оно как-то спокойней. Крестьянин пришёл на площадь, несмотря на дневную усталость. Внимательно глядя на помосты для выступлений, он искал тот, где может начаться пьеса об Анакрате.
"Нигде нет вывески, никто не зазывает на представление. Может оно начнётся на помосте, где сейчас отсутствуют актёры, все остальные места заняты."
Свободное возвышение плотным кольцом окружили стражники, но они не решились его ломать. Если бы точно знать, что именно этот помост предназначен для преступной пьесы, он был бы тот час уничтожен. Заранее нанести удар, значит выказать страх перед глупой толпой.
Стремительным рывком через кольцо стражи пробила себе дорогу группа людей. Они появились, казалось, из ниоткуда, проложили путь через толпу, где локтями, где хитростью. Кто, как не человек с умениями нищего, преодолеет непреодолимое препятствие, проведя друзей за собой. На помост актёры прорвались с отчаянной дерзостью. Стражники не успели им помешать. Айрик проводил Дийсан на скамью стремительным рывком. Менестрель начала громко петь, точно созывая зрителей к себе.
Толпа собралась к сильному голосу. Над площадью не раздавалось ни звука. Все затаили дыхание. Сейчас даже прислужники тьмы не посмели напасть на актёров.
"Пусть только закончат преступное представление, тогда-то они и вспомнят, что значит, власть Вирангата. Велерианцы снова почувствуют, любое неповиновение закону, карается смертью."
Стражники заранее торжествовали победу.
Видя грозные лица вокруг помоста, актёры играли превосходно. Ратвин немного сбросил своё добродушие. Сейчас, когда гибель грозила ему самому, он приобрёл долю смертельной решимости, что должна быть у Анакрата. Айдрин стала ещё суровее, почувствовав, как над ней самой нависла воля судьбы, чьей вестницей она была столько лет. Эрин начала страдать за долю супруга, которого очень любила. Воительница не могла просить его остановиться, как молила Анакрата невеста, но в движениях Эрин появилась мольба к Создателю или судьбе о жизни Ратвина.
Айрик, едва увидев лица стражников, проникся смертельным холодом.
"Взгляните же, кому вы служите! Видите, кому вы продали себя! Пусть через час я погибну, но вот он мрак! Что нанял ваши мечи."
Ледяной, насмешливый, король выбрасывал в толпу волны надменности и отвращения к солнечному свету и жизни.
"Меня нет. Есть только ты, Аниаль, что отверг любовь! Тот, кем я бы стал, если бы не изгнал из себя Вирангат! Я не знаю, страх или ненависть прогнали тебя во тьму, но ты давно не живой, не просто жестокий, а безжалостный, навсегда забывший, что есть сострадание."
Когда пьеса закончилась, толпа взорвалась аплодисментами. Сегодня зрители торжествовали.
"Жители королевства! Люди трёх стран союзниц! Собирайтесь в единое войско людей для последнего похода на Вирангат!"
Вспоминались слова, что были на стенах домов. Торжествовал и Гернил, взявшись горячей рукой за рукоятку меча. Крестьянин узнал высокого воина, что шёл с ним в Дайрингар.
"Какова же смелость и дерзость ваша? Если вы решились поднимать людей в великий поход, став первыми вестниками надежды, что последняя может зажечься в сердцах людей. Победить или умереть. Другого нет и не будет!"
Гернил видел, как стражники развернулись к артистам. Как взлетели ножи, что выхватили из рукавов актёры. Когда Дийсан вскочила на помост, Айрик крепко сомкнул пальцы на её запястье.
"Сегодня я выдержу, раз ты попросила! Сумею отпустить тебя первой! Если народ не поднимется нас защитить."
Над толпой, как судьба, взлетела мысль.
"Сейчас непременно прольётся кровь! Кто-то погибнет, стражники или актёры! Хватит трусить! Сразимся с врагом!"
Подчинившись единому порыву, что сметает на пути любые преграды, когда кто-то пытается перегородить плотиной водопад, люди пошли вперёд. Тысячи человеческих стремлений, что стали единым целым, подняли толпу на стражников - прислужников Вирангата.
У многих горожан было оружие. Миг, и с врагом покончили. Стражников закололи, разорвали, оставив на земле кровавые ошмётки. Актёров подняли на руки и унесли с площади. Гернил издал победный клич, как и все. Он ликовал, когда меч рассекал врага напополам. Он торжествовал, когда актёров опустили на землю, давая им скрыться.
Отрезвление пришло постепенно. Крестьянин понял, теперь у него, правда, остался единственный путь, дорога в войско людей. Воин мчался по улице, сломя голову.
"Надо успеть, пока в дома зачинщиков расправы не пришли стражники. Пусть они не знают, кого бросать в темницу, но злые языки доносчиков не дремлют."
В сердце Гернила говорил вековой страх. Влетев на чердак, он до полусмерти напугал Саен.
- Что с тобой Гер? Ты чего такой взъерошенный?
Спросила растерянная жена.
- Я был на представлении о герое - велерианце, ты слышала о нём что-нибудь?
- Да, но зачем ты ходил туда? Там же было опасно!
- Теперь это неважно, нам надо собираться в Дайрингар. Думаю, нас зовут в их горы, больше негде укрыться войску людей для похода на Вирангат.
- Объясни толком, что стряслось? Почему нужно куда-то бежать?
- Мы растерзали сегодня человек тридцать стражников и двоих полутеневых. Это случилось сразу после представления, мы не могли остановиться, я убивал врагов очень жестоко. Вдруг кто-то меня заметил, и за нами придут. Ты читала надпись про войско людей? В нём единственное наше спасение.
Когда слова мужа достигли разума, Саен ощутила в ужас, с которым ей тот час пришлось справиться. Пока не поздно, надо спасаться. Затолкав сомнения и страх поглубже, женщина принялась собираться в путь. Она не всплёскивала руками, не лила слёз. Что толку клясть судьбу, если решение всё равно не изменится. Оставаться здесь нельзя. Дайрингар, значит, она увидит и третью страну союза. Из горла вырвался горький смех. Побросав в сундучок скромные пожитки, забрав ужин, каким собиралась кормить супруга, всего лишь хлеб и пару луковиц, Саен сказала, что она готова идти. Они вышли на улицу, толком не зная, что делать дальше.
- Если бы только у нас были деньги!
Воскликнула женщина горестно, оказавшись в ночной темноте. Она задрожала мелкой дрожью.
- Что мы будем делать?!
- Не отчаивайся. Всё образуется, Сай, кто-нибудь нам поможет. Мир не без добрых людей.
Гернил прижал жену к себе. По узкой городской улице супруги отправились в неизвестность. Немало людей в тёмную ночь поступили так же, как они. Кто испугавшись мести Вирангата, кто решив, жить так больше нельзя, а кто по обеим важным причинам. Если бы в городе вспыхнуло восстание, его бы тут же подавили полутеневые и стражники. Но как они могли остановить людской поток, не зная, из какого дома он пойдёт? Люди просто уходили в лес.
На другое утро у нищих, что получили монеты, появились последователи, которым никто не платил. Кто-то написал на стенах новые воззвания вместо прежних стёртых.
"Все идите в горы! Где собирается войско людей. Мы уже ушли. Следуйте за нами! Не оставайтесь под властью врага! Не предавайте последнюю надежду на лучшее!"
Пробираясь по лесам к Дайрингару, жители Эрга останавливались в деревнях, где их радушно принимали крестьяне. Путники разносили желание присоединиться к человеческому войску, пойти в большой поход на Вирангат, словно заразу. Её подхватывали люди, что пускали воинов в свои дома. Они отправлялись на войну вслед за путниками.
- Ане, ты точно сможешь тут справиться без меня?
В какой уже раз спрашивал Горвил.
- Иди, мой хороший, иди. У меня всё выйдет, я сильная, как другие, так и я, – в который раз отвечала та, утирая слезу, вышитым платочком.
- Я всё тебе собрала, там стоит мешок. Ты иди Гор. Не беда, что мне оставаться одной. Мы с соседкой договорились. У неё тоже муж и сыновья уходят. Мы сеять нынешний год не будем, не под силу это нам. Соседка станет покупать ткань и нитки, а потом продавать, что я сделаю, а я буду шить, так и выживем. Ты иди родной, раз решили. Понимаю, так надо.
Крупные слёзы ручьём текли из глаз Ане. Подняв жену на руки, Горвил прижал её к себе. Наутро Ане провожала мужа до самой околицы на своём кресле на колёсиках, теперь она больше не плакала. В последний раз притянув к себе Ане, Горвил целовал ей щёки, губы, волосы, руки. Наконец, усадив жену обратно в кресло, он решительно зашагал вперёд. Когда воин скрылся из вида, Ане поехала назад в деревню.
"Та слепая певица с хорошим голосом, что поднимала Велериан на войну, может быть, наша Дийсан. Она же всегда была смелая. Муж у неё такой же неуёмный, – решила женщина, пока возвращалась на кресле домой под любопытными взглядами односельчан. - Почему они всегда смотрят так пристально? Угадать бы? Так вот что принесла Дийсан в Велериан: новую надежду, новое горе..."
Совершенно в другой деревне на рубеже страны не находил себе покоя Хэриг. В который раз он обходил скотину, пытаясь её кормить, но то насыпал не то, или не столько, иногда забывал налить воды. Мирная жизнь больше не радовала Хэрига. Два дня назад ушли на войну старшие сыновья. На этот раз получив отцовское благословение.
"Я ждал похода на царство льда и скал всю жизнь! Я убегал в леса! Потерял всех родных! Почему война началась так поздно? Почему мне нельзя уйти на неё? Альмете будет одной очень тяжело, на её руках останутся четверо детей, она их не поднимет."
Солнце казалось крестьянину слишком жарким, всё ему опостылело. За обедом и ужином он сидел мрачный, как туча, не разговорчивый.
- Ты должен идти в последний поход, – прошептала мужу Альмета, когда они лежали рядом на лавке. - Я продала кое-что из наших вещей и справила тебе такой же мешок, как нашим мальчикам. Тоска всё равно изгложет тебя. Я вышила шарф, не совсем умело, но пусть он хранит тебя на войне!
Голос жены дрожал.
- Уходи завтра, не медли, иначе мне станет только больней.
- Аля, ты что правда меня отпускаешь?
- Я не могу тебя удержать. Чувство, какое зовёт тебя в поход никуда не денется, оно не даст тебе жить. Я помню, как ты прибился ко мне, ты всё равно мечтал, пусть и отчаялся. Ты остался со мной, раз тебя разбили внутри, весть о войне с Вирангатом тебя собрала. Если не пойдёшь на неё, то разобьёшься снова. Иди, Хэриг, я справлюсь, дети растут быстро, они будут мне помогать, пусть и маленькие.
- Спасибо тебе, родная! Спасибо, что отпустила меня!
Крестьянин беззвучно заплакал.
"Какая она у меня! Верная, самая лучшая! И всё, всё понимает!"
На другой день воин ушёл в поход. Проводив его, Альмета долго глядела вслед мужу. Ей было больно и страшно.
"Создатель, пожалуйста, храни его буйную голову! Дай ему вернуться домой!"
Плача, женщина осеняла дорогу защитными знаками в надежде на лучшее.
Но только всё это случилось потом, когда Айрик и Дийсан с друзьями бежали по Велериану, давая представления, где только могли, укрываясь от теневых и не веря, что доберутся до Дайрингара живыми.
Сейчас в Эрге они едва нашли новое убежище в трущобе, в строении ещё более ветхом, чем предыдущее. В щелях деревянной лачуги свистел ночной холод, пахло гнилью и какими-то отбросами.
- Мне нужно уйти, – сказал король едва за ними затворилась дверь. – Закройтесь здесь всем, чем можно и переждите ночь, я вернусь утром.
Дийсан поняла, Айрику хочется увидеть сестру, заветная встреча должна состояться.
"Идти к ней опасно, трущобная ночь грозит бедой, но его нельзя останавливать."
- Пожалуйста, поскорей возвращайся! Попроси у Сальви за меня прощения, пусть не держит зла за то, что тогда нам пришлось уйти.
- Я вернусь и прощения попрошу.
Айрик выскользнул в темноту под капюшоном плаща. Плащ делал короля Алкарина своим среди ночных грабителей, что выходили на тайный промысел. Ещё одна гибкая, смертельно опасная фигура, что спешит по коварным делам. Прежде, чем отправляться к сестре, король заглянул к старшему нищих, чтобы расплатиться с ним за хорошие слухи.
- Надеюсь, ты исчезнешь из города без лишнего шума, – сказал старик, пряча деньги в грязных лохмотьях.
- Конечно же, будет тихо, можешь в этом не сомневаться.
В полумраке, освещённом коптящей лампой, старик не увидел улыбки посетителя. Вскоре он растворился в ночи, точно чёрная тень. Чем ближе Айрик подходил к таверне Сальви, тем тревожней билось сердце.
"Сейчас случится долгожданная встреча!"
Айрик никак не мог представить, какой она будет.
Войдя в таверну «Драный петух», король разом увидел, насколько она ужасна: грубо сколоченные столы, в несмываемых пятнах жира, запах плохой еды, способный вызвать тошноту, грязные нищие и грабители, что оказались на самой нижней ступени падения, совсем не похожие на простых людей, к каким Айрик привык, не говоря о лордах и леди. Воспоминания детства, нахлынув стремительной рекой, развеялись горьким дымом, что продирает горло.
"Какую жалкую жизнь я когда-то считал хорошей! Какой долгий путь прошёл. Я это давно понимал. Но увидеть всё в одночасье!"
Облик самой Сальви причинил жестокую боль. Засаленный передник, резкие движения, даже лицо сестры огрубело со временем, или оно всегда было таким? Сейчас не узнаешь правды.
"Нет, конечно же, не было!"
Вырвался из глубин души неслышный крик.
"Если бы я остался здесь, моё лицо огрубело бы тоже. Сестра была такая красивая, ладная. Она горела, как огонёк, только трущоба его погасила."
Заметив нового посетителя, хозяйка таверны подошла к нему, разглядела в высокой фигуре, завёрнутой в плащ, что-то неуловимо родное.
Сальви ходила на опасное выступление. Услышав, что в какой-то труппе поёт слепая певица, обладательница прекрасного голоса, нищенка поспешила на представление. Слепых певиц на земле много. Даже зрячие могут притвориться калеками, чтобы им заплатили побольше. Но волнение в сердце не унималось. "Вдруг она та самая? И отыщется след к пропавшему брату?"
Сколько бы Сальви не пробовала забыть Айрика, она продолжала по нему тосковать.
Увидев брата на представлении, сестра на него рассердилась.
"Куда он полез?! Лорды его, как пить дать, облапошат!"
Возмущение нищенки не хотело рассеиваться.
- Проводи меня в прежнюю комнату.
голос Айрика изменился, повзрослел, но это был он, надёжно спрятанный под капюшоном. Жилистая рука протянула пару золотых монет. Сальви проводила его наверх, сделав вид, что он ночной клиент. Брат из-под капюшона ей подыграл.
- Я сейчас выгоню Оли в зал и поднимусь к тебе.
Тихим шёпотом, чтобы никто не слышал.
Засов щёлкнул, дверь открылась. Айрик вошёл в комнату.
"Какая она маленькая, убогая."
Сбросив плащ, король достал кожаный ремешок, собрал волосы в воинский хвост, как полагается знатным.
"Я не стану притворяться перед Сальви. Я не могу обмануть сестру. Если это наша последняя встреча, в ней должна оказаться правда."
Шагнув в дверь, нищенка увидела перед собой воина или лорда, вовсе не попрошайку. Брат смотрел так, что сестра разгневалась ещё пуще.
"Слишком добренькие у него глазки! Таких вечно приканчивают! Они сами горло под нож подставят, не успев и пикнуть!"
- И за сколько лорды тебя купили? Дурак! Не пора ли тебе домой вернуться?! Калеку с собой можешь взять! Про вас тут все давно забыли! Никто тебя трогать не будет!
- Самое страшное здесь, Сальви, что в трущобе никому не верят! Я очень хотел тебя увидеть! И вот пришёл!
Айрик не знал, какие слова подобрать.
Сальви упёрла руки в бока, она наступала на него, пусть была слабей и ниже на целую голову.
Король улыбнулся наивно, по-детски, как посчитала сестра.
- Блаженный! Поглядеть на меня он хотел! Вот и оставайся, раз желал повидать! Каждый день смотреть будешь!
- Да, я очень стремился с тобой встретиться! А теперь не могу тебя здесь оставить! Вы так страшно живёте! Ты приходи в Алкарин, если люди победят Вирангат, если нет, приходи в Дайрингар. Я тебе помогу, если буду живым, или другие люди поддержат. Знаю, путь из трущобы неблизкий. Вот возьми!
Король протянул кошель, набитый золотом.
Он понимал, что поступает неправильно, но не мог остановиться. Ночь уходила! Времени оставалось так мало.
- Ты мне деньги даёшь! Их монеты! Чтобы я тоже на побегушках была, а не хозяйкой! Иди отсюда! Убирайся!
Сестра грозила кулаком, гневная, как когда-то угрожала тем, от кого защищала младшего брата.
- Сальви, не надо бы так! Вдруг ты видишь меня в последний раз? Представь, мы так и расстанемся, навсегда. Как тебе эта встреча потом вспоминаться будет?!
Король шагнул к выходу. Гнев сестры разом иссяк.
- Прощай, Сальви! Мне было радостно оказаться здесь, несмотря ни на что.
Губы чуть дрогнули. Ресницы моргнули. Но он сумел сдержаться, нищим слабости не показывают.
- Айрик! Сто-ой!
Сестра задрожала, она старалась ещё говорить, но не умела как. Она пыталась что-то сделать, такое, что ей не дано. Тогда Айрик сам ей помог, рванулся вперёд, обнял, крепко прижал к груди. Сальви заплакала, пусть не ждала этих слёз.
Король достал из кармана серебряную заколку. Он купил её в небольшом городке в лавке. Заколка в форме кактуса стоила гроши, победители не знали цены тому, что досталось даром. Но Айрику стоимость редкого изделия была ясна, для сестры можно взять только прекрасную вещь, работу истинных мастеров.
"Просто так, на всякий случай, если удастся."
- Ты чего делаешь?
- Волосы тебе собираю, как настоящей леди. Завтра посмотришь, если что, она на память обо мне останется. Или я тебя по этой вещице узнаю даже древней предревней старухой!
Сальви расхохоталась, освободилась из объятий брата. Он вынул из медальона портрет родителей.
- Вот возьми, покажи его любому лорду Алкарина или Дайрингара. Если скажешь, ты та, кто вырастила Айрика Райнара в трущобе, тебя никогда не оставят без помощи, любой, какая понадобится!
- Ты опять за своё?!
- Нет, Сальви, но ты всё равно запомни, пожалуйста! Жизнь порой переменчива.
Ночь пролетела, сестра проводила брата к чёрному ходу. На прощанье он крепко стиснул её, бережно поцеловал в лоб и щёки.
Сердитая Сальви возвратилась в таверну.
"Ничего! Ты сюда придёшь! Когда лорды тебя выкинут! Я тебя подожду! Вот я тогда над тобой посмеюсь! А потом снова буду кормить!"
Король вернулся назад с невыразимой горечью на душе.
"Если только переживу поход, снова сюда приеду. И увезу её из трущобы, вместе с семьёй заберу! Тогда у меня время будет! Уговорить сумею! Настою на своём!"
На рассвете актёры покидали город в спешке. Больше давать представления в Эрге нельзя. Вторично стражники ошибки не допустят.
Снова ходьба пешком, что никому не доставляет удовольствия, выступления в деревнях и городках на чужих помостах или вообще на самодельных возвышениях. После перевоплощение в нищих, нужда прятаться в самых злачных местах трущоб или глубоких подвалах и погребах, возвращение в Дайрингар через огромный крюк. Но главная мысль согревала сердца: велерианцы поднялись, они идут в дайрингарские горы присоединяться к войску людей. Конечно, кого-то убивают враги, кого-то задерживают стражники, но погибшие - капля в людском потоке, что прорвал плотину страха, хлынул из берегов, затопил королевство. По ночам летают теневые, - посланники Вирангата, но людей очень много, к тому же они не собираются в большие отряды. Уничтожишь одного восставшего, но другие доберутся до места. Крестьяне, горожане, сначала помогают тем, кто проходит мимо, затем вдруг сами покидают родные дома, чтобы идти в поход. Айрику можно чистосердечно радоваться, решение поставить трагедию оказалась верным.
Однажды дали представление в небольшом селении. После ужина на постоялом дворе их проводили в погреб к деревенскому старосте. Высокий чуть сутуловатый крестьянин делал всё с уверенной медлительностью и основательностью.
- Там у нас грибочки солёненькие, можете брать, они вкусные. Жена прошлый год варенья из груш наварила, много стоит, возьмите. Ночь долгая, да и пара бочек хмельного мёда имеется, если нальёте себе по ковшику, так мы точно не обеднеем.
- Кто же лорд в здешних местах, где живут такие гостеприимные люди?
Спросил король щедрого хозяина, чтобы оказать ему уважение.
- У нас тут молодой лорд Кирвел Карэль. В прошлый год настоящую власть взял.
В голосе была нескрываемая гордость.
Сердце Дийсан подпрыгнуло от волнения.
- Кирвел Карэль, её маленький брат стал настоящим сеньором! Какой он теперь?
Вопросы толкались в голове обгоняя друг друга. Воспоминания наполнили сердце.
"Наш отряд недалеко от родового замка, моего дома. Кирвел! Родная кровь! Я любила его с детства. Кир рос добрым, весёлым мальчиком. Я хорошо его помню!"
В голове звучал голос брата, каким она его слышала в страшный день, когда её отправляли в монастырь. Дийсан не могла вспомнить точную фразу, какой он прощался, но звеневшую в ней боль ребёнка, которого разлучают с любимой сестрой, она ощущала до сих пор. Она едва ли забудется.
Крышка погреба захлопнулась, крестьянин ушёл. Менестрель осталась среди запахов сырости и солений. Прижавшись к Айрику, она положила голову ему на плечо.
- Если захочешь, завтра отправимся в замок твоего брата, посмотрим, как он живёт.
- Нет, не стоит, не надо подвергать опасности ни нас, ни их. Пусть всё останется как есть, если будем живы после войны, то приедем сюда открыто.
Но судьба решила по-другому.
***
Наступал новый день, такой же серый и тоскливый, как остальные. Для Герданы все дни стали однообразными. Год назад у неё случился удар, что разделил жизнь на до и после. Левая половина тела отказывалась слушаться хозяйку, почти не шевелилась. Сил хватало только на то, чтобы с трудом подняться с постели, дотащиться до ближней комнаты в замке и немного в ней посидеть. Всю остальную работу выполняла служанка. Девушка была прилежной, но никогда не говорила госпоже тёплого слова. Жизнь леди Герданы могла бы скрасить любовь и забота родных, но, увы, её не было. Прежняя госпожа жила в замке сына одинокая и заброшенная, а когда-то казалось, жизнь повернулась к ней лучшей стороной. Умер постылый муж. Безвольный лорд перестал коптить землю. Мачехе удалось отделаться от его ублюдочной дочери - калеки, в приюте ей самое место.
Гердана ликовала, когда суровая монахиня забирала в монастырь бледную от горя Дийсан. Правда, немного мешало радоваться то, что падчерица не уронила ни слезинки.
- Когда я вырасту, то обязательно заберу тебя из приюта, ты только подожди, – прозвенел голос Кирвела, вонзив в сердце матери ледяную иглу.
"Как может её сын, наследник вотчины, обещать незаконной сестре, что возьмёт её из обители? Ты ошибаешься, Кирвел, никогда вы не встретитесь, ты забудешь о ней, возненавидишь, я сделаю всё, чтобы так и случилось."
- Не бойся, Кир, мне там будет хорошо, – произнесла сестра.
"Не надо утешать его! Тебе там будет плохо. Должна же над тобой совершиться справедливость Создателя? Твоего отца она недавно настигла."
Повозка уехала вместе с Дийсан, Гердана стояла на крыльце, почти не веря большому счастью, что к ней пришло.
"Я хозяйка замка! Полноправная госпожа вотчины! Не зависимая от безвольного супруга! Рядом со мной больше нет его бастарда!"
В утреннем воздухе смех прозвучал беззаботно и весело, точно в юности. Кирвел со слезами убежал в комнату сестры, упал на её постель. В сердце пришло большое горе.
"Сначала к Создателю ушёл отец, пусть мама твердит, он был слабым, но папа смотрел на меня грустными глазами, говорил ласковые слова, часто глубоко вздыхал. Он был добрый. Теперь забрали в приют любимую сестру. В замке больше не будет её весёлого смеха, прогулок, что запрещала мать, песен на ночь. Как быть без всего этого?! Почему ей надо жить в приюте? Я хочу, чтобы Дий вернулась!"
Только мать не заметила слёз сына.
- Наш Кирвел привязан к Дийсан, – сказала Наарет, когда мальчик убежал прочь. - Смотри, Гера, как бы не ошибиться в жестоком решении.
- Его привязанность глупая блажь. Я выбью её из головы негодника, у него есть родные сёстры, пусть любит их. Бастарда нечего помнить.
Однако, Кирвел не собирался отказываться от Дийсан и лучше относиться к другим сёстрам. Когда слёзы высохли, мальчишка понял, он не может ждать, пока вырастет, чтобы вернуть любимую сестру. Поэтому Кирвел начал важное дело. Раньше вполне послушный, он стал большим шалуном. От разнообразных проказ страдали слуги, мать, но
в основном, Ризель и Мирен. Им не было покоя от жаб и мышей, грязи, клейких веществ. На увещевания и наказания матери сын отвечал одним:
- Пусть Дийсан вернётся, тогда я стану вести себя хорошо.
Гердана негодовала. Браня ослушника она, не стесняясь в выражениях, оскорбляла жестокими словами лорда Джернила, и его незаконную дочь. Из материнской брани мальчик узнал, его отец ездил в Дайрингар, где пытался найти союзников для борьбы с Вирангатом. После возвращения отца должны были казнить, но он сдался врагу, спасая не только свою жизнь, но и жизнь семьи.
"Так я оказывается сын слабого человека! Но я буду сильным! Обещаю!"
Кирвел не понимал, кому обещал это: отцу, матери, Дийсан? Просто слова заглушили обиду, что очень жгла сердце. Только Гердана её не замечала. Сам не будучи холодным и расчётливым, мальчик не мог привязаться к надменной матери. Но если раньше в нём жило твёрдое уважение к ней, теперь оно перерастало в возмущение.
"Дийсан всегда хорошо к нему относилась. Так почему её нельзя любить? У других лордов тоже есть бастарды, им неплохо живётся со родителями. Отчего сестре нельзя жить, как они?"
Кирвел упорно продолжал шалить. Минула зима, в голову Герданы всё чаще закрадывалась мысль о порке строптивого отпрыска, что никак не желал любить законных сестёр. Ризель и Мирин платили брату тем же.
- Я накажу ослушника так, что он навсегда забудет свою Дийсан. Пусть узнает, какой строгой я могу быть, почувствует силу моего гнева, раз по-хорошему он не понимает.
- Если сломаешь волю наследника нашего замка, я никогда тебя не прощу, – предупреждала дочь Наарет. - Душа у мальчика твёрдая. У него твой упрямый нрав, Гера, как ты не замечаешь? Из него выйдет отличный лорд. Порка может его напугать, сделать слабым. Когда человек боится боли, он лишается стойкости.
- Не мели ерунды, мама, ты предаёшь значение таким мелочам. Порка просто научит его уважению ко мне, розга ещё никому не вредила.
Леди укреплялась в суровом решении.
- Если ты ослушаешься меня ещё раз, я тебя выпорю, – однажды пригрозила мать.
- Ты меня не накажешь. Наследников вотчины бить плетью нельзя!
Мальчишка оказался упрямым.
- Ещё как можно! Я докажу тебе, ты не прав. Пока все решения в замке принимаю я, и так будет ещё очень долго.
Когда Кирвела вели на наказание, он, не сопротивляясь, позволил дюжему слуге держать себя за руку. Будущий лорд не может бояться розг. Кирвел сам спустил штаны дрожащими руками и улёгся на лавку. Увидев белое от страха лицо сына, Гердана немного смягчилась.
- Попроси прощения, пообещай, что больше не будет шалостей, тогда я отменю наказание. Раньше ты был хорошим мальчиком, так будь послушным и впредь.
В голосе матери прозвучал намёк на любовь, всю, какую только могло давать её сердце.
- Верните Дийсан домой, – одними губами прошептал Кирвел. Строптивые слова решили дело.
- Секи.
По глубокому убеждению женщины первые же удары розгой должны были вызвать у сына крик боли, а вместе с ним раскаяние в неразумном поведении. Только Кирвел молчал, решив до конца быть сильным, по лицу покатились слёзы, но их не было видно, мальчик лежал лицом на скамье.
- Сильней. Ты сечёшь его слишком слабо для такого непослушного мальчишки.
Гердана искренне верила, слуга еле прикасается к её сыну, слабая розга не приносит боли, только поэтому он и молчит.
"Если наказание - простая видимость, от него не может быть толка."
- Поверьте, госпожа, я бью с большой силой, таких ударов мальчишке хватит, чтобы ему было больно. Сильней его бить нельзя, так можно ему навредить.
- Делай, что велено, иначе тебя самого засекут до смерти!
Госпожу возмутила дерзость лакея. Увидев её грозный взгляд, слуга ожёг спину наследника лорда, рассёк кожу до мяса, кровь брызнула яркой струёй. Гердана побелела, как полотно, из горла вырвался глухой рёв, раздавшийся вместе с криком сына.
Кирвел впал в беспамятство. Его отнесли на верх. У мальчика случилась мозговая горячка. В бреду он видел одно: пучки розг.
- Дийсан! Где ты?! Отец, возьми меня к себе, я теперь слабый, – шептал мальчик, на минуту приходя в себя, но рядом не было любимых людей. Только бабушка Наарет да старый мастер над оружием сидели возле постели больного.
- Вы тоже рано или поздно меня покинете. Хорошие люди всегда уходят, а жестокие остаются, - сказал Кирвел печально, когда бред отступил. Наарет и мастера над оружием испугали его глаза огромные, не по годам взрослые.
Пока сын лежал в бреду, Гердана получила письмо от настоятельницы монастыря. В официальном послании мать Галина предлагала родным забрать Дийсан домой, иначе её выгонят из приюта на все четыре стороны.
"Может быть, я должна смягчиться? Пусть сын получит свою сестру, – мелькнула нежданная мысль. - Но снова видеть её глаза, рыжеватый отблеск волос и понимать, другая была красива, Джернил когда-то очень любил ту женщину, души не чаял в её дочери. Я никогда ничего не значила для мужа. Нет, рано или поздно Кирвел забудет сестру. Память о ней должна стереться."
Мальчик поправлялся медленно, точно сам не желал выздоравливать. Когда Кирвел всё-таки стал на ноги, мать рассказала, что Дийсан выгнали из монастыря, никто не сумеет возвратить её в замок.
- Может быть, она умерла где-нибудь от голода или поёт в публичном заведении.
Гердане казалось, суровые слова словно не дошли до сына, в его глазах не появилась покорность. Увы, мать не поняла, перемены зашли слишком далеко, Кирвел никогда не будет прежним. При внешнем равнодушии, слова матери глубоко его ранили. В ту пору мальчишке исполнилось тринадцать лет.
- Я никогда вас не прощу, мама. Мне не забыть ни жестокие обиды, ни розгу. Но шалостей больше не будет. Вы добились своего.
После разговора мальчик отправился на улицу. Перебравшись через стену замка, он пошёл к реке. Лето было в полном разгаре. В траве копошилась жизнь, высоко в деревьях пели птицы. Когда Кирвел взглянул на воду, в ней отразилось его лицо худое, с большими глазами.
"Создатель! У меня взгляд отца! Говорят, нрав передаётся по глазам предков, неужели я стану таким, как он?! Сломаюсь, в час испытаний?! Дийсан, где ты? Я не верю, что ты умерла, такая девушка просто не может погибнуть!"
Сидя возле воды, Кирвел достал острый нож, что захватил из замка. Во время болезни сын лорда чувствовал, что стал бояться боли.
"Я должен её терпеть, раз собираюсь стать воином!"
Решительно занеся лезвие, Кирвел разрезал руку глубоко до мяса. На секунду прикрыв глаза, он сумел сдержать крик. Оторвав кусок от рубашки, он туго перевязал рану. Мальчишка немного успокоился. В замке он сказал, что нечаянно порезался. Только бабушка Наарет и мастер над оружием не поверили этим словам. Они больше не боялись, что Кирвел сломается. Теперь они страшились, он вырастет похожим на мать.
Наследник лорда перестал шалить, как и пообещал, превратился в почтительного сына и внука, прилежного ученика. Свободное время он проводил за чтением или обучением владению мечом. Но иногда по-прежнему убегал в лес, где на свободе придавался мечтам, что утешали одинокое сердце. Неясные грёзы рождались во множестве: то слишком наивные, то слишком несбыточные, но очень нужные. Одно Кирвел решил точно, настанет день, когда весь замок узнает его по-настоящему.
- Научи меня, как управлять вотчиной, – обратился он однажды к главному управляющему. - Только матери не говори, чем мы занялись. Иначе она рассердится на меня и на тебя тоже.
Слуга Герданы не знал, как отнестись к просьбе молодого лорда. Ему хотелось научить сына Джернила Кареля тонкостям правления хозяйством. Но вечный страх перед госпожой мешал осторожному человеку сразу на это решиться. Леди Карэль желает безраздельно властвовать над замком до самой смерти.
Однако, чувство симпатии к Кирвелу смогло победить страх. Принявшись за обучение, главный управляющий не разочаровался в собственной смелости. Сын лорда оказался способным учеником, что умел держать язык за зубами.
Прошло несколько лет. Из нескладного мальчишки Кирвел Карэль превратился в стройного юношу. На пиру по поводу его семнадцатого года наследник замка встретил Вельниру Дикран, девушку, с какой можно исполнить план, что со временем у него созрел. Она была весёлая, светловолосая, но главное - она - незаконная дочь мелкого лорда. Заветным планом Герданы стала женитьба сына на Дильзе Гальтон, болезненной наследнице замка по соседству. Девушка оказалась единственной дочерью крупного лорда, что обладал таким же упорным нравом как у самой госпожи Карель.
"Такая жена отлично подойдёт моему отпрыску."
Гердана настойчиво делала всё для сближения молодых людей.
Только Кирвел был не согласен с предстоящим браком. Назло матери он твёрдо решил жениться на незаконной дочери любого мелкого лорда, пусть сварливой и страшной, главное, чтобы она оказалась бастардом.
Глядя на Вельниру, юноша улыбался про себя. Она вполне годилась ему в жёны. Девушка даже была умна и симпатична, да ещё и весела. Юноша не чувствовал ничего, кроме лёгкой симпатии, а всё-таки от смеха Вельниры на него повеяло детством, хорошим временем, когда рядом были Дийсан и отец. На пиру сын лорда открыто оказывал девушке знаки внимания, а через четыре дня поехал к её отцу.
- Я хочу жениться на вашей незаконной дочери, – с ходу заявил юноша будущему тестю, сидя за скромным обедом. Он состоял из курицы, чёрного хлеба и кислого вина.
- Ваша мать, леди Гердана, едва ли одобрит такой брак, поэтому он не состоится.
Отец невесты испугался.
- А разве я сказал, что мнение леди Карель по поводу этой женитьбы имеет для меня какое-то значение? Я говорю, что сам хочу взять в жёны вашу дочь и спрашиваю согласия на нашу свадьбу.
- Конечно, я не смею воспротивиться подобному желанию. Только боюсь, из этой затеи всё равно ничего хорошего не выйдет. И гордость Вельниры будет ранена ещё сильней, чем сейчас.
Кирвел холодно улыбнулся.
- Я буду считать такой ответ, как согласие. И возьму вашу дочь за себя без приданного, можете рассказать ей о предстоящей свадьбе, завтра я приеду, чтобы познакомиться с ней поближе.
На том сын лорда распрощался с будущим тестем. Возвратившись домой, он тотчас отправился к матери.
- Я ставлю вас в известность о моём намерении жениться.
В голосе юноши прозвучала непривычная жёсткость.
- Смею надеяться, ты выбрал в супруги Дильзу Гальдон? Она достойная и богатая, подходящая партия для тебя!
Мать была не менее непреклонной.
- Нет, матушка, вы ошибаетесь, моя невеста Вельнира Дикран.
Сын торжествующе улыбнулся.
- Никогда! Слышишь, ни в коем случае Она не переступит порог моего замка! Ни за что я не дам благословения на такой брак.
- Мама, я напоминаю вам, по закону это моя вотчина. И для женитьбы мне вовсе не обязательно иметь ваше благословение, я совершеннолетний.
- Если ты совершишь такой мезальянс, я уеду к Ризель и Мирин, и больше не стану помогать тебе в управлении хозяйством. После непозволительного проступка я перестану считать тебя своим сыном.
Гердана решила, что одержала победу.
- Вот и прекрасно. Вижу, неприятное для нас положение может разрешиться к всеобщему благу. Вы напишете одной из сестёр и уедете к ней, а я перестану считать вас своей матерью, раз уж вы на этом настаиваете.
Выходя из комнаты, Кирвел насмешливо улыбнулся.
Гердана не понимала, что произошло. Почему Кирвел не боится лишиться её благословения и помощи?
"Ничего, пусть непокорный мальчишка узнает, что значит, жить без меня. Он попросит прощения, когда хозяйство начнёт разваливаться на части без крепкой руки госпожи!"
Однако, через несколько дней леди Карэль пришлось убедиться, сын незаметно перетянул на свою сторону слуг замка и даже его управляющего. Приказы молодого лорда исполнялись неукоснительно, на указания Герданы никто не обращал внимания, при этом вотчина осталась на месте. Не на шутку разозлившись, женщина написала дочерям, что она хочет поселиться у любой из них. Прочитав письма матери, Ризель и Мирен, а в особенности их мужья решили, что никак не могут принять у себя в домах госпожу Карэль и её властный нрав.
"Она начнёт тут всем заправлять по-своему, нет, мы не сможем жить рядом с нею..."
Посоветовавшись между собой, дочери уведомили мать об отказе.
- Сын, ты понимаешь? После такой свадьбы ты потеряешь положение в обществе! Ни один приличный лорд не захочет видеть тебя своим другом!
Прибегла Гердана к последнему средству убеждения.
- Но зерно и скот они не перестанут у меня покупать. Высшее общество меня не интересует. Я собираюсь заниматься вотчиной, а не искать возможность сделаться полутеневым. Рано или поздно я хочу умереть, человеком. Приличные лорды - нет. В этом между нами большая разница.
Не послушав мать, Кирвел оставил её в одиночестве.
Знакомство с невестой доставило ему много неожиданной радости. Весёлая, добрая Вельнира окружила жениха, теплом, так похожим на материнское.
"Неважно, почему он решил вступить в брак со мной. Я благодарна Кирвелу, он вырвет меня из нищеты и позора. Такой муж мне и нужен, решительный и сильный."
Добрая улыбка девушки пробудила в сердце лорда мягкость, что он казалось давно утратил. Незаметно для себя он рассказал невесте про разлуку с Дийсан, про страшный поступок отца.
- Лорд Джернил был вовсе не слабым, он был очень добрым. Хорошо, жёны других приговорённых шагнули в смерть вслед за ними, не осудив мужество, понимая, такое решение единственно верное. Я стану для тебя настоящей соратницей пойду за тобой на смерть, если понадобится. Судьба отца тебя не коснётся. Но твоя мать не любила супруга, не хотела погибать вместе с ним. Леди Карель в тайне сочувствует Вирангату. Известно, она оказалась не очень нужной царству льда и скал, как союзница. Наследник вотчины ты. Она правила временно. Ещё на руках твоего отца была дочка – грудная малышка. Как такую убить? Лорд Джернил принял тяжёлое решение, какое не принесло ему счастья. Никто не знает, что есть сила, что слабость.
Слова Вельниры глубоко запали в душу юноши, постепенно принося облегчение. Однажды в замке увидели беззаботную улыбку лорда, услышали с детства любимые им шутки.
- Обещаю, на моей свадьбе у гостей будет очень весёлое настроение, – говорил он управляющему.
Начало торжества, правда, вышло отличным. На него съехалось множество гостей, мелких лордов и не одного крупного. На свадьбу брата не приехали даже сёстры, о чём Кирвел ничуть не жалел. Быстрые кони несли жениха и невесту к храму Создателя, крепкие крестьянские юноши не давали им дороги, пока не получили выкуп. В пронизанной ароматными благовониями и травами полутьме служитель Творца совершал свадебный обряд, Кирвел и Вельнира клялись друг другу в верности и любви до самой смерти.
"Незаконнорожденная! Совсем незнатная!"
Жизнь Герданы рухнула. Её мир треснул по швам. Перед глазами женщины стелился туман. Вот тут её и настиг удар, что парализовал половину тела. Леди упала без чувств, прямо в храме. Гости ужаснулись.
- Разве она могла не испортить нам праздник?
Утешал лорд жену, когда слуги вынесли госпожу наружу. – Не бойся ничего. Мы будем жить счастливо, раз от нашего счастья ей стало так плохо.
Конечно, гости разъехались, чтобы собраться на новый пир через несколько дней. Он оказался бесшабашным и весёлым, теперь без всяких происшествий. Звуки гуляния долетали до комнаты больной, где она лежала без движения, почти не в силах разговаривать. После служанка рассказала лорду, что Гердана стонала и дёргалась, точно собираясь встать, куда-то пойти. Жизнь госпожи потекла между постелью и ближней комнатой. Приставив к ней умную, внимательную служанку, преданную ему, Кирвел словно забыл о существовании матери. Сын никогда к ней не заходил. Только Наарет навещала дочь. Совсем скрюченная, с больными суставами, она была всё такая же бодрая. Холодная, жестокая Гердана теперь страдает. Мать держала больную за руку, разговаривая о разном. В ответ на тепло и ласку дочь протестующе мычала.
- Больше не приходи сюда, – сказала она как только смогла говорить. - Видеть тебя не могу. Ты никогда не желала мне добра, это из-за тебя Кир вырос таким упрямым. Вы ему потакали.
Ничего не ответив, Наарет вышла, чтобы больше не появиться в комнате больной.
Леди Карэль душили злоба и одиночество. Лорд Кирвел перестраивал жизнь в замке на новый лад. Он внимательно следил за тем, чтобы крестьяне успешно утаивали подати от Вирангата, отправляли поменьше воинов в поход против Алкарина. Мысли отца возникли в разуме сына. Сердце признало их справедливыми. Молодой лорд и несколько крестьянских юношей, ставшие его свитой, отпрыски землевладельцев помельче, частенько объезжали владения Карэль, вникая во все дела, внимательно следя, чтобы в вотчине был хрупкий достаток.
В небольшую деревню на окраине они прибыли вечером, почти ночью.
- Господин, что было у нас сегодня!
Восхищённо рассказывала дочь деревенского старосты. - Пришли актёры, что против Вирангата выступают, они тут тоже сыграли. Отец их в нашем погребе укрыл.
- Ну-ка показывайте, что за артисты под крышкой сидят.
В душе юноши зажглось любопытство.
Он спустился в погреб по высоким ступеням вслед за старостой, немного боясь оступиться. Лампа коптила, почти не давая огня.
- Добро пожаловать, ваша Светлость. Извольте увидеть, кого мы здесь укрыли.
Свет лампы и голос крестьянина стал неожиданным для артистов.
- Кирвел! Это тебя привели?!
Раздался в ответ крик менестреля. Она не смогла удержаться.
- Идут они трудной судьбою своей,
Чтоб сердцем и жизнью спасти свой Алей...
Когда мальчишкой, лорд засыпал на широкой постели, голос сестры был звонче, беззаботней.
- Дийсан!
Она услышала громкий бас, но в нём проскользнули родные нотки прежнего мальчишки.
Секунда. Менестрель оказалась в горячих объятьях брата.
- Я верил, ты такая противная, что даже голодная смерть тебя не возьмёт!
За эти годы Кирвелу казалось, привязанность к сестре поблекла, стёрлась. Новые мысли, разные дела. Но вдруг Дийсан рядом! Подарок судьбы! И точно не было прожитых лет. Чувство большой любви затопило сердце. Юноша заплакал, впервые после того страшного дня, когда его наказали розгой. Ледяная корка, что треснула после появления Вельниры, развалилась, раскрошилась на куски. Сестра вновь вернулась!
"Больше я её не потеряю!"
- Вы все едете ко мне в замок! Возражения не принимаются. Сейчас ночь, полутеневые нас не найдут, Теневые тоже не догадаются, кого я могу везти к себе домой. Им сверху видно всё далеко не так хорошо, как кажется некоторым людям. В замке есть огромные подвалы, где в случае опасности легко спрятаться, конечно, Дийсан о них помнит.
- Да, глубокие темницы у нас имеются.
- Раз мои гости - преступники перед ледяным краем, я с большой радостью дам им хороший приют в сыром каменном мешке.
Лицо лорда светилось озорной улыбкой.
- Почту за честь оказаться в настолько гостеприимном заточении!
Улыбнувшись в ответ, Айрик первым поднялся наверх.
В ночном воздухе раздавалось конское фырканье, негромкие разговоры свиты Кирвела. Его спутникам пришлось поделиться лошадьми с актёрами. В ночной скачке менестрель ехала позади брата. Что это был за путь! Лёгкий, стремительный бег по широкой, лесной тропе. Сердце Дийсан ликовало.
"Она скачет к родному замку. Как же давно не слышала она знакомого говора, не чувствовала запаха этого леса! Я возвращаюсь домой, Создатель, я возвращаюсь домой!"
Глаза защипало, но холодный ветер быстро высушил слёзы.
Возле подъёмного моста Кирвел спешился и помог спуститься сестре.
- Дальвиг, открывай, это я, твой лорд, если вдруг меня не узнал. Вот видишь, я слишком быстро вернулся, ты никогда не догадаешься, кого я с собой привёз.
- С кем же вы прибыли, господин?
Знакомый голос слуги стал совсем старческим.
- Вот сейчас войдём, и сразу увидишь.
Ворота открылись, менестрель шагнула вперёд. С одной стороны её держал брат, с другой Айрик.
- Дийсан! Наша слепая девочка!
Ахнул привратник. - Живая, здоровая, да ещё как похорошела! Вот сейчас радости-то будет!
- Вы все меня помните!
- Да как же нам позабыть нашу певунью? Когда вас увезли в приют, в замке никто так не пел.
Через несколько минут весть о приезде Дийсан разлетелась повсюду, миновав только покои Герданы. Больной госпоже, и без того, не рассказывали о делах вотчины, а тяжёлую для неё весть подавно решили не говорить.
В большом зале гостей встретили Вельнира и Наарет. Увидев внучку, бабушка протянула ей руку. Они встретились: две ладони, шершавая, старческая и молодая, упругая. Наарет пристально всматривалась в Дийсан. Перед ней стояла красивая женщина, что вполне знает себе цену. Казалось, старая леди не была рада, её возвращению. Сколько горя принесло в замок Карэль рождение Дийсан на свет: Гердана, так и не простившая супруга, Кирвел, привязавшийся к незаконной сестре, розга, навсегда отдалившая мать и сына.
"Даже лучше, что девчонка насовсем исчезла", – твердила Наарет ночами, мучаясь старческой бессонницей. Только сердце леди продолжало болеть о судьбе внучки. Она учила её многим премудростям жизни, наблюдала, как живой ум рвётся к знаниям сквозь темноту перед глазами, как он всё преодолевает. И вместо множества суровых слов, что она могла бы сказать, с губ слетело только одно:
- Вот ты и дома, внученька!
Менестрель удивилась теплу старого голоса, дрожанию пальцев в её руке. Подчиняясь порыву щемящего чувства, она крепко обняла сухонькую, скрюченную Наарет.
- Так, значит, ты и есть Дийсан?
Раздался незнакомый голос справа, когда объятья бабушки и внучки распались.
- Я - Вельнира, жена Кирвела, надеюсь, мы с тобой поладим.
- Да, именно так и будет, твой голос мне нравится.
Дийсан обернулась на звук.
Широкая ладонь накрыла её руку и сильно потрясла.
- Знаешь, я тоже незаконная дочь лорда, только очень мелкого. Твой брат женился на мне назло матери, но наш брак почему-то оказался счастливым.
- Да, я сам такого не ждал, - прозвучал голос лорда.
Гости и господа бойко разговаривали, пока слуги накрывали поздний ужин.
После трапезы Кирвел проводил сестру и остальных актёров в самую тайную темницу под замком и не напрасно. Утром во владения Карэль нагрянули несколько стражников во главе с полутеневым.
- Вчера к нам поступила весть, вы прячете у себя преступников – артистов. Они бегут от законной власти королевства, – произнёс бессмертный прислужник тьмы, как всегда невыразимо прекрасный. Казалось, его глаза хотят заморозить душу человека.
- Нет, вы ошибаетесь! Как можно такое думать?
В лице юноши было столько страха и недоумения, что полутеневой начал сомневаться в правдивости тайного послания, полученного им.
"Эти людишки всегда боятся. Угрозы - самое сильное средство против них."
- Если Вы не отдадите преступников, ваша смерть будет медленной и мучительной.
- Да, конечно! Если бы они только были у меня, я бы непременно их отдал, - Кирвел почтительно кланялся.
- Ума не приложу, кто мог подумать, что я решусь спрятать кого-нибудь в своём замке!
- Сейчас мы осмотрим ваши владения.
Пока лорд Карэль старательно водил прислужников Вирангата по закоулкам замка, во всех подробностях объясняя, что и как в нём находится и хранится, доверенный слуга выводил актёров потайным ходом наружу в лес. Кирвел отыскал его, когда лазал в подземельях, прячась от боли и тоски по отцу и сестре.
"Потайной ход всегда пригодится!"
Лорд был доволен детской находкой.
"Если бы его не было, его бы стоило прорыть."
Когда алкаринцы растворились в лесу, второй слуга отлично укрыл крышку опасного люка.
Тем временем осмотр спустился в подземелье. Мысленно моля Создателя, чтобы сестры и её спутников в нём уже не было, Кирвел подвёл полутеневого и стражников к той темнице, где они только что прятались. Пока бессмертный прислужник тьмы яростно выстукивал стены, молодой лорд щедро одарил стражников золотом, после чего те стали очень ленивы в осмотре. Страх перед наказанием никогда не был в них сильней любви к звонким монетам.
- Неужто в вашем замке совсем нет потайных ходов?
Прозвучал ледяной вопрос полутеневого. Он просто не умел разговаривать по-другому.
- Может, раньше они и были, но куда нам спускаться в подземелья, чтобы осматривать их? В темнице легко, оступившись, сломать себе шею. Моей вотчиной долго правила мать, она не интересовалась войной, да и меня, поверьте, она не волнует.
Юноша старался выглядеть совершенно покорным.
- Но ваш отец боролся против справедливых законов страны. Только милостью его величества короля Велериана он был прощён после искреннего раскаяния.
- Я почти не разговаривал с отцом, меня растила мать, вы же сами знаете, она была всем сердцем предана королевству, как жаль, что она заболела.
- Почему ваш брак оказался таким мезальянсом? Говорят, вы вступили в него, только чтобы досадить очень уважаемой вами матери.
- Нет, ко мне просто пришла любовь, к сожалению, сердцу не прикажешь.
Кирвел глубоко вздохнул.
Он прекрасно понимал, после осмотра замка приспешники мглы обратятся к соседям. Родовитые лорды доложат им, Кирвел Карэль вовсе не такая невинная овечка, как о себе рассказывает, но к этому времени они успеют покинуть вотчину.
Появление полутеневого окончательно показало юноше, для него пришёл час, вступить в войско людей. Теперь заветное желание лорда стало единственной возможностью спастись. Запутывая прислужника мрака, он старался выторговать у судьбы немного времени для них с сестрой. Оно нужно, чтобы собраться в дорогу.
"Если в великой битве люди победят, я заново отстрою родовой замок, если нет, убитому воину вотчина не нужна."
Кирвел Карэль не собирался жить после поражения, повторяя судьбу отца.
Наконец, полутеневой со стражниками покинули подземелья. На лице бессмертного не отразилось ничего, ни досады, ни разочарования. Ледяной, как снег, облик, жуткий живому сердцу! Его не забудешь до самой смерти!
Едва прислужники Вирангата скрылись за поворотом, доверенный слуга возвратил в замок актёров. Тогда закипела работа.
- Нам больше нельзя здесь оставаться, – сказал лорд жене, как только её увидел. - У меня слишком дерзкий нрав, я успел показать его всем соседям, теперь никто не поверит в мою покорность.
- Понимаю, сегодня мы соберёмся, завтра ночью сумеем выступить. Всё равно ты рано или поздно ушёл бы на войну, никто бы не сумел тебя удержать, теперь я могу отправиться вместе с тобой. Значит, ни о чём жалеть не станем. Сестра у тебя очень хорошая!
До самого вечера сеньор объяснял управляющему, как лучше вести дела. Вдруг ледяной край не станет разрушать вотчину Карэль. Другой господин может оставить прежнего помощника на его месте. Опытный человек хорошо разбирается в делах своего хозяйства. Такая надежда помогала Кирвелу легче принять расставание с родовым замком.
Вечером собрались в общем зале за прощальным ужином. Когда первый голод был утолён, Дийсан запела, чтобы поддержать дух людей, что находились в большой тревоге. Голос менестреля разнёсся под сводами зала, через раскрытые окна он достиг верхнего этажа, где на беду Герданы служанка решила перед сном проветрить её комнату.
"Ненавистный голос его бастарда! Неужели он снова звучит?!"
Больная страшно закричала. Ненависть и отчаяние, казалось, прибавили ей сил. Внезапно она поднялась с постели, пусть раньше почти не вставала. Держась за стены, Гердана расплывшимся приведением двинулась вниз. Перепуганная служанка шла за ней, не в силах её остановить. Всё ближе зал. Громче звук. На несколько минут в помрачённом разуме его перекрыл младенческий крик. Вот Гердана видит грудную девочку, что спит на руках у кормилицы.
"Джернил привёз в дом бастарда! Он был мне неверен. Из-за глупого безрассудства меня казнят. Не хочу умирать! Не хочу перед смертью видеть чужого ребёнка! Когда он посмел полюбить другую?! Я же его ждала!"
Застыв на пороге, леди Карэль увидела Дийсан.
"Столько ночей беспросветной ревности! Я же её уничтожила! Как она посмела вернуться?!"
Здоровая рука вытянулась вперёд. Губы хотели что-то сказать и не могли. Увидев мать, Кирвел бросился к ней, но больная его не заметила. Грудь женщины что-то перехватило, мир накрыло белым туманом, в ушах стоял звон. Гердана упала мёртвой.
- Что ты наделала?! Зачем пришла?!
Сердце лорда стиснула боль.
- Для чего ты открыла окно?!
Кирвел сверкнул на служанку яростными глазами.
- С завтрашнего дня будешь чистить коровники! Чтобы на век научилась, как затворять окна на ночь!
Юный лорд отнёс тело матери в спальню. Узнав страшную весть, сестра пошла вслед за ним.
- Прости. Мне не надо было появляться в замке, не стоило петь.
- Нет, перестань. Её сожгла собственная ненависть. Единственное чего не нужно было делать, так это открывать окна. Я не хотел говорить о твоём возвращении, пусть бы осталась в счастливом неведении. Да и служанка эта ни в чём не виновата, она не могла предсказать, что всё так обернётся. Я не должен её наказывать, но и простить не могу. Очень плохо, что мать умерла так.
Одев покойницу в нарядное платье, сын уложил её на высокий стол. Из своей комнаты приковыляла Наарет, кажется, горе скрючило её ещё сильней. Старушка не плакала, не упрекнула внучку ни в чём. Она не могла ненавидеть Дийсан, но и принимать её не хотела. Уважая чувства бабушки, менестрель вышла за дверь.
Гердана лежала на столе, как молодая. В юности она была прекрасна. Красива надменным обликом благородной крови, в чьём сердце жил холод.
"Мама, ты похожа на полутеневых!"
Кирвел ужаснулся пришедшей мысли.
"Ты и живая походила на них, только я этого не замечал. Создатель! Ты не любила даже меня! Ты ни к кому не умела привязываться!"
Юноша заплакал. На рассвете он покинул покойницу.
"Я прощаю тебя! Прости меня тоже! Мне придётся уйти. Я не могу расплатиться за твой костёр жизнями близких людей. Пусть примет тебя свет Создателя! Покой в его чертоге! Верю, там ты поймёшь, что значит любовь, и встретишь меня теплом, когда я приду к тебе мёртвый"
Кирвел тихонько притворил за собой дверь.
***
Они уходили ранним утром, ускользая из всех щелей, двигаясь тайными тропами. Шли верные слуги, крестьяне, спешил лорд с женой, простившись с замком и бабушкой Наарет, что осталась оплакивать гордую дочь. Кирвел и остальные покинули замок через подземный ход, углубились в лесные дебри. Брат решил идти в Дайрингар вместе с сестрой. С собой он взял только супругу. Спутники Айрика шли вперёд. Каждого одолевали свои весёлые и не очень мысли. Никто не обратил внимания на светлую улыбку, что иногда посещала лицо Айдрин, точно лучик осеннего солнца в непогожий день.
Недавно провидица поняла, она ждёт ребёнка. Айдрин точно знала, у неё родится дочь, она ни в коем случае её не выкинет. Такое знание дано лишь предсказательницам. Они способны зачать ребёнка только раз в жизни, обязательно девочку для продолжения трудного дела - провидения будущего.
Поэтому матери никогда её не теряют. Говорили, чем сильней дар женщины, тем позже она рожает наследницу. Для Айдрин все сроки давно миновали.
Сколько лет провидицу медленно подтачивала мысль, что она последняя в роду, и с ней умрёт предсказание в королевском дворе Алкарина. Но горькая и страстная ночь с Хэригом принесла нежданный подарок. Айдрин всей душой приветствовала его приход. Она радовалась тому, что Айрик решил больше не останавливаться для представлений Анакрата.
- Всё, – сказал он вечером в подземелье замка Карэль. - Если мы хотим вернуться в Дайрингар живыми, нам нельзя больше выступать. Мы будем останавливаться в деревнях и городках только для того, чтобы найти себе пищу и ночлег.
Из-за принятого решения, Айрик обрадовался, когда в ближайшем селении отряд встретил крестьянина, что пообещал провести их к рубежу Дайрингара такими тайными тропами, что никакие теневые и полутеневые их не выследят.
На другой день жаркая погода сменилась проливным дождём. Он оказался не только частым, но и холодным. Дождь доставил путникам много неприятностей. Самым желанным местом стала тёплая таверна с большим очагом или хотя бы сухой сеновал. Деньги были, поэтому путники не отказывали себе в удобствах, просто сами удобства на их пути оказались редкостью. Крестьянин не обманул. Он провёл отряд в горную страну дикой глушью. На третьей неделе пути люди и не заметили, как перешли рубеж Дайрингара. Оказывается, его можно было найти, минуя Алкарин. Просто в очередной деревне дома были из серого камня с узкими окнами, а жители её называли себя дайрингарцами.
Сидя на постоялом дворе, Айрик чувствовал, что совершил предательство, решив не заходить в Алкарин.
- Я должен знать, как живёт моя страна, идут ли алкаринцы в войско людей.
Правитель всем сердцем верил, они в него вступят, раз горечь поражения слишком свежа, чтобы алкаринцы могли легко с ней смириться.
На постоялом дворе Айрику и остальным оказывали искреннее гостеприимство, сейчас дайрингарцы награждали им всех чужестранцев, что следовали в горы. Дайрингар наводнили воины. Множество добровольцев из горных деревень тоже уходило на войну, в сердцах людей мало-помалу зарождалась надежда.
- Наконец, Дайрингар всё-таки не один, разбитые, почти сломленные союзники теперь присоединились к нему. Но это всё же соратники. Встречать врагов в одиночестве слишком тяжко.
Засыпая в чистых постелях, путники чувствовали себя в безопасности: прекрасное ощущение, светлое, спокойное. Дайрингар - пока ещё мирная страна.
На другой день небо прояснилось, несмотря на холодный ветер, было солнечно. Отправляясь утром в путь, Айрик решил купить в деревне лохматых коней Дайрингара. Крестьяне продали их с радостью. Движение тут же ускорилось. Дорога из Велериана, как и дорога в Велериан напоминала лёгкую прогулку. Достигнув гор, Айрик и остальные увидели огромные изменения. Начатая, когда они уезжали, дорога была достроена. По ней к глубоким пещерам поднимался поток людей: алкаринцев, велерианцев, дайрингарцев. Отряд Айрика оказался только каплей неудержимой реки. Короля Алкарина удивило то, какое движение сумели они поднять. Он застывал в уважении перед великим разливом людей, готовых защитить целый мир и три страны, что стоят на рубеже Вирангата.
- Возможно, из нашей мысли что-нибудь и выйдет, такое же прекрасное, как и сама мысль.
Огромные пещеры в центре гор превратились в огромный, хорошо защищённый лагерь, где непрерывно шло обучение воинов, что прибывали и прибывали в войско. Именно здесь возникало союзное единство. Оно постепенно делало людей трёх стран соратниками в войне. В горном лагере алкаринцы, велерианцы и дайрингарцы снова поняли, они - братья. Вместе с ними приходили женщины, иногда даже дети, когда их нельзя было оставить дома, чтобы они не достались прислужникам Вирангата вместо отцов, отправлявшихся в войско.
Большинство женщин и всех малышей отправляли вглубь страны, в безопасность, но некоторые жёны оставались вместе с мужьями.
Над кипучей жизнью лагеря возвышался король Норгар, деятельный, весёлый, неутомимый. Он приобрёл уверенность в себе и даже почти спокойствие. Заметив, как к нему приближается Айрик, Норгар широко улыбнулся.
- Я ведь почти не верил, что вам такое удастся! Но, надо же, наши горы ожили!
- Были минуты, когда и мы сами сомневались в успехе сложного дела.
Пока правители разговаривали, Ратвин и Эрин помчались искать родителей, потому что узнали, они находятся в лагере войска. Только Кирвел застыл на дороге, поняв, кого приютил у себя в замке. От удивления глаза лорда стали огромными.
- Неужели я правда встретил самого короля Алкарина? И он женат на Дийсан? – спросил Кирвел Айдрин Тарир, что по случаю оказалась рядом.
- Я, конечно, видел, как они любят друг друга, подозревал, что они супруги. Но я думал, он актёр, ну или простой воин, а он, оказывается, король.
- Да, он - правитель, нищий, воин, актёр, всё в одном лице. Алкарин ещё не знал такого правления! Для трудного времени судьба послала нашей стране подходящего человека.
"Я-то хотел предложить сестре после войны поселиться у меня в замке, а тут, как бы они не предложили мне самому жить в королевском дворце, если мою вотчину окончательно разорит Вирангат."
Кирвел отправился знакомиться с лагерем, Айдрин осталась на месте, чуждая человеческой суете. Провидица прислушивалась к себе, привыкая к новой жизни внутри неё.
"Спасибо тебе, Хэриг! Хорошо, ты был со мной. Теперь я не одна, мне будет кому передать свой нелёгкий дар."
В это время на другом конце лагеря Хэриг сражался на мечах с высоким алкаринцем.
- Слышали, король Айрик живым из похода вернулся! Дийсан звонкоголосая, Ратвин Ник, леди Эрин, провидица судьбы - все здесь!
К сражающимся подбежал бойкий юноша, сразу видно, столичный житель.
- Эх, я никого из них не видал, жил вот в глухой деревне. Только слухи и песни одни до нас долетали,
- высокий алкаринец погрустнел ещё больше.
– Так пойдёмте, сейчас всех увидите! Я их показать могу, - юноша привёл старых воинов на другой конец лагеря.
- Вот они, все тут стоят.
Житель столицы показывал спутникам знатных людей всех по очереди.
– Провидица только в сторону отошла.
При взгляде на неё сердце Хэрига упало.
- Моя Эйди! Вот и ответ: "Почему?!"
Бледный, как смерть, схватившись рукой за грудь, воин забился в дальний конец лагеря, где в одиночестве пытался справиться со страданием, что нежданно вошло в его жизнь. На любые расспросы Хэриг отвечал молчанием.
К вечеру у него созрело решение.
"Я должен объясниться с ней. Мы слишком сильно любили друг друга, чтобы оставить многое недосказанным."
Воин нашёл провидицу возле большого костра в одном из углов уютной пещеры.
- Прости меня, Эйди!
Он робко коснулся любимой руки.
- Мне не за что тебя прощать.
Айдрин была холодна.
Сейчас, когда Хэриг пришёл к ней с повинной, благодарность превратилась в обиду и боль:
- Мне не нужны слова твоего покаяния. Ты был прав, у тебя есть жена. Провидицам не дано счастья любви, я узнала печальную правду ещё от своей матери. Мне не стоило звать тебя в поход, но тогда душе было так больно!
Хэриг не знал, отчего верные слова глубоко его ранят.
"Эйди права, но можно ли уйти вот так, насовсем расставаясь с мечтой?!"
Воин стоял, не в силах объясниться. Сердце Айдрин застыло от холода.
- Альмета хорошая женщина, я не смог бы её предать. Она спасла меня от смерти, она очень любит меня. А я вот не стою её чувства.
- Я тебя понимаю. Знаешь, то, что нельзя простить простой актрисе, скрывавшей прошлое, легко оправдывается, когда перед тобой великая провидица судьбы. Я не держу на тебя зла. Уходи! Не порть воспоминания о нашей любви!
Молча развернувшись, Хэриг пошёл прочь от костра Айдрин. На сердце тяжестью легли её чужие глаза. Воин не знал, чего ощущает больше: вины перед ней или сожалений о потере большого чувства.
"Спасибо Создатель, теперь я опять ему благодарна," - сказала Айдрин, когда фигура крестьянина растаяла во тьме.
Она поднялась с места, не в силах оставаться одинокой у костра. Впервые за много лет провидице захотелось к людям. Она подсела к огню, где разместились Ратвин и Эрин вместе с родителями. Воительница никак не могла наглядеться на бледную дочь. На её лицо теперь не ложится загар, а прежде он был здоровым, золотистым. Слегка улыбаясь, воительница рассказывала, как они выступали в Велериане. Робкая улыбка оживила усталые черты, сделав их похожими на прежние.
- Я была такая грустная, что без труда играла несчастную невесту Анакрата, пусть считала её слабой и глупой. Мама, люди разом поднялись, они растерзали прислужников Вирангата. Ещё мы скитались по настоящим трущобам. До сих пор не пойму, как наш Айрик мог в них выжить, да ещё сберечь внутри что-то человеческое. Трущобы, как жуткие дыры, я буду всегда о них помнить.
- Да, ни печаль, ни радость не стоит никогда забывать.
Сариан на мгновенье задумалась.
– Зато наш поход в царство льда и скал состоится. Вы постарались на славу.
Не слыша разговора воительниц, Айрик обходил вместе с Норгаром лагерь, не переставая удивляться его отличному устройству и тому, что огромную работу проделали настолько быстро.
"Неужели это наши смутные планы?! Стараниями людей они обрели форму, налились соком, не оказались пустышкой."
Закончив обход, король подошёл к Дийсан. Она молча сидела у костра. Прислушавшись к людскому гулу, менестрель ощущала себя совсем крошечной его частью.
"Как замечательно, принадлежать тому великому, что происходит сейчас в дайрингарских горах! Вот к чему я приложила усилия. Спасибо Творец, за Твой чудесный дар, за голос, что разрешил мне покинуть приют, отправив в жизнь! Прошу, пусть живётся легче тем, кто не может покинуть грустные кельи! Я пою для них, за них. Хотя они об этом и не догадываются, запертые в маленьких комнатах в вечном страдании. Но заслуженно ли такое великое счастье?! Не знаю. Создатель, благодарю тебя за песню, что выпала мне на долю! За испытания и сомнения, что пришли вместе с ней!
Размышления прервала тёплая ладонь супруга, что нежно взяла жену за плечо. Вторая рука повернула лицо менестреля к себе.
- О чём ты так глубоко задумалась? Возвращайся назад, я хочу знать все твои сомнения и даже тайные мысли.
- Я благодарила Творца за мой голос, спрашивала, заслужила ли я его? Знаешь, я никогда не пойму, справедливо ли он достался мне, не кому-то другому, более достойному.
- Дий, бросай сомневаться, твой дар подходит тебе, как редкий камень хорошей оправе. Тебя бы не могло быть без него. Он родился вместе с тобой. Судьба не могла бы доверить бесценный дар сердцу, что его не достойно. Пора отдыхать. Завтра снова в дорогу.
Однако, спокойный сон воинов внезапно прервало нападение теневых. Они прилетели, спустившись на землю на своих тёмных птицах. Враги пытались сеять страх. Только люди с горящими ветками, с мечами, пронизанными Алар, сами обладатели живой силы вышли навстречу опасности, без труда отражая нападение, твёрдо зная, время теневых - ночь. Большая часть воинов отдыхала в пещерах, но их сердца наполняла тревога, спутница любого боя.
Айрик с трудом находился под защитой других. Он должен сражаться с теневыми, только его подданные удержали короля в пещере.
- Не подвергайте себя напрасной опасности, ваше Величество! Разрешите верным клинкам вас защитить! Вспомните, вы - наш правитель!
Айрик улыбнулся горячей дерзости простого воина, незнакомого ему, потому что порыв был искренний.
"Надо бы разрешить подданным почаще напоминать мне о титуле."
Тревожились на жёсткой постели Ратвин и Эрин. Родители не пустили дочь в бой, оставив супруга рядом, чтобы близость теневых и чёрных не сделала бархатный шёпот сильней.
Только Дайнис не ощущала волнения, находясь в гуще боя. Пока госпожа в безопасности, телохранительница может защищать её снаружи. Если враг начнёт побеждать, тогда служанка вернётся обратно.
Зато Айдрин Тарир в схватку не рвалась, она не умела сражаться. Руки провидицы не рождены для меча. Если теневые ворвутся в пещеру, она примет жестокую участь спокойно, так и положено предсказательнице чужих судеб. Но чуткое сердце, под каким созревал ребёнок, верило, враги не приблизятся. Мать не должна умереть, пока новая обладательница дара не родится на свет.
Теневые не смогли прорваться к пещерам и с рассветом отступили. Защитники войска возвратились в постель, чтобы добрать часы сна.
- Вот замечательно! Всех спрятали под каменный свод! Только в надёжности горных укрытий возможно выстоять против теневых.
Когда нападение отбили, Айрик, наконец, задремал. Заснули Ратвин и Эрин. Они решили остаться в лагере, чтобы упражняться с мечом для похода, предстоящего следующей весной. Супруги поняли, в замке им делать нечего. Обратившись к сюзерену за разрешением остаться, они его получили. Он сам чувствовал, его место в кипучей жизни лагеря, где имеются немногие недостатки, какие можно исправить. Например, воинское обучение могло бы вестись более упорядоченно, в независимости от того, какой мастер над оружием сражается с учениками.
Король Норгар заражал людей глубокой верой, заставляя совершить невозможное, но его дела часто диктовались чувствами, и указать ему на оплошности мог только человек равный по положению. Айрик признался себе, вернутся в королевский замок, его заставляют дети. Только оказавшись недалеко от них, он понял, как сильно скучал по сыновьям и дочке.
"За летние месяцы они, конечно, выросли. Интересно, малыши меня не забыли? Вот визгу то будет, если так и случилось."
Отец сам удивился тёплому чувству, что возникло в душе, при воспоминании о детях.
В конце концов, посоветовавшись с Дийсан, он решил, вернуться в лагерь недели через две, чтобы король Норгар мог отправиться к жене, собиравшейся рожать на свет наследника. Когда этот план предложили самому правителю горцев, он с радостью на него согласился.
- Мне обязательно нужно быть в замке. Рождение наследника удивительно важно и очень тревожно. Я пока вообще не представляю себя отцом!
- Поверь, я себя им тоже не представлял.
Улыбнулся Айрик горячим словам Норгара.
Вторая ночь в лагере выдалась спокойной, утро холодным, ясным. В такую погоду хорошо скакать на лошади, отдаваясь солнцу и ветру, что пробирает тебя до костей, но прикосновение его всё равно приятно. Чем холодней ветер, тем горячей руки жены, что обняли тебя сзади. На рассвете Кирвел Карэль тоже попросил разрешения остаться в горах.
- Ваше Величество, я хочу обучаться сражению вместе с вами, алкаринцами и дайрингарцами. Вчера мне рассказали, в королевском замке остались одни слуги да придворные, что не собираются на войну.
- Конечно, останься здесь. Столицу Дайрингара успеешь увидеть, когда война закончится. Сейчас поход важней. Мы тоже скоро сюда вернёмся.
Поехали вчетвером: Айрик и Дийсан, Дайнис и Айдрин. По вечерам останавливаясь в каменных приютах или деревнях, путники плотно ужинали и падали спать. Всюду приветливые люди, приподнятое настроение. Только в груди короля порой начинало щемить.
"Что, если наши надежды напрасны? Вдруг из огромного войска людей никто не вернётся домой? В древние времена союзники ходили на Вирангат не раз, и неизменно терпели страшное поражение. Почему люди не знали побед? Но, Создатель, если не сейчас, то уже никогда. Это последняя попытка спасения, кто знает, успешная ли? Но такая необходимая. Как страшно видеть столько надежды в людских глазах! Чувствовать веру каждого сердца! Ты, кто поднял воинов в поход, заразил их своим решением, почему сам не веришь? Почему не чувствуешь так же беззаветно, как они? Безнадёжный росток трущобы, неужели сомнение никогда не оставит твоё сердце?"
Только как бы не сомневался Айрик, а их дорога через три дня закончилась в столице Дайрингара.
Встретить воинов вышли сама правительница Нэйрин с тяжёлым животом и королева-мать Дийран. Полчаса назад им доложили, король Алкарина Айрик Райнар подъезжает к воротам. Увидев его, две горные королевы поклонились в пояс.
- Это лишнее, нам нужно кланяться тем, кто там в горах, они поддержали нас.
- Нет, за начало великого дела почести положены только тебе, король Айрик Райнар и твоим соратникам. Кто ещё сумел бы рискнуть так, как вы, отыскав настолько странное решение, что оказалось единственно верным? Вы сполна заслужили поклон и пир!
Торжественная Дийран глядела в глаза правителя прямым серым взглядом.
Гуляние состоялось вечером, но раньше всего, как только переоделись и приняли ванну, супруги поспешили к детям.
- Мама, папа!
Звонко кричали они. Узнав родителей, Арверн и Найталь стремительно бросились к ним. Анрид попросил Лини принести его к маме Дийсан и папе Айрику.
- Удивительно, вы меня не забыли, такие молодцы!
Отец стоял весёлый, озорной, точно маленький. – Я-то думал, вы испугаетесь, как только мы появимся. Целый день готовился вас искать, когда вы в большой шкаф от меня улизнёте или под кровать заберётесь! - Айрик слегка подбрасывал Арверна и Найталь.
Они громко смеялись. Анрида отец просто поднял вверх на вытянутых руках.
- Вот посмотри на комнату с моей высоты. Тебе до меня расти и расти. Но может, запомнишь, каким взрослому папе замок кажется.
Дийсан прижимала малышей к себе, тайком утирая слёзы. Когда первая радость прошла, Арверн, Найталь и Анрид принялись рассказывать о жизни в горах на своём, непохожем на взрослый, языке. Об очень нужных котятах и лошадях, о новой кукле, о том, как замковый слуга отлично носит их на плечах. Арверна вчера наказали за шалость, Найталь за него заступилась. Анрид показал, как он научился сам держать вилку, с трудом, но почти ровно. Голубые глаза мальчика сияли от радости.
- Ты у меня самый стойкий! Теперь мы с тобой продолжим учиться ходить, раз для этого тебе нужно больше времени, чем другим малышам.
Слушая похвалу отца, Анрид улыбался всё сильней, глядя на него удивительно ясным взглядом. От детских голосов, от их непосредственной радости к Айрику пришло очень большое чувство, какое нельзя ни постичь, ни высказать.
- Ради вас я и вернулся сюда, мои хорошие! Когда-нибудь у меня будет для вас столько времени, что я успею вам надоесть! Пусть только война закончится!
Когда малыши заснули, родители отправились на пир. Он показался им совсем неважным, но торжество было нужно тем, кто ждал в замке, не смыкая глаз по ночам, молясь о том, чтобы войско людей появилось в горах. Вот на столах и стояло мясо, лилось рекой вино, как та благодарность, что могут оказать придворные воинам. Благодарность в виде чистых постелей, тёплого очага, горячей воды и зелени, которая украсила спальню.
Окунувшись в мирную жизнь, Айрик и Дийсан с радостью поняли, в Дайрингаре им хорошо.
Конечно же, менестрель по вечерам пела в большом зале, делясь со всеми своей радостью и болью. По многочисленным просьбам придворных и самих королев ей приходилось исполнять песни из Анакрата, все вместе, по порядку, и в отдельности. Даже суровых дайрингарцев проняла искренность трагической пьесы о юном велерианце.
Айрик делил дни во дворце между кузницей и детьми. Упражняться в воинском искусстве ему было не с кем, разве что с Дайнис и Наркелем Ирдэйном. Канцлер твёрдо решил добиться у короля разрешения отбыть в горы вместе с ним.
- Я должен воевать в войске людей. Оставшись здесь, я не прощу этого ни себе, ни вам. Мне незачем жить без Алкарина. Если наше королевство обречено, в моей жизни нет смысла. Бесцельное существование - напрасный расход дней, поэтому я сам его прекращу.
Две пары глаз встретились в безмолвном поединке, ни одна не хотела отступить.
- Представь, мы одержим победу, но ты погибнешь в битве. Как тогда поднимать Алкарин без тебя?
- Во-первых, страной будете править вы. Значит, моё отсутствие не будет таким уж великим несчастьем. Во-вторых, вы подберёте на должность канцлера самого умного из моих бастардов. Не может быть, чтобы ни один из них не унаследовал хороших способностей. Представьте себе, поколения через два канцлером королевства по обычаю сможет становиться только бастард. Интересно было бы положить начало такой традиции!
- Да, конечно, такое может случиться, если только твой сын, что станет канцлером не женится, как нормальный человек.
Наркель Ирдэйн усмехнулся. Самой большой его слабостью была частая смена любовниц. Женщины рожали многих бастардов. Своих детей Наркель Ирдэйн признавал, правда, всегда стараясь проверить отпрысков на подлинность происхождения. Отец находил время для нескольких малышей и пары подростков.
- Разве может незаконнорождённый не признавать и не любить своих бастардов, раз они появились на свет?!
Отвечал канцлер всем, кто приставал с расспросами.
"Женщина это что-то странное, слезливое, переменчивое. Все хорошие леди достались другим"
В глубине души Наркель хотел бы иметь жену, которую можно любить до конца дней. Но женщины, что стала бы для него единственной, канцлер пока не встретил. Только в трудный разговор такие мысли вторглись случайно. Справившись с ними, Наркель продолжил убеждать короля.
- Ради Алкарина я убил родного племянника. Никто не может сказать, что я его не любил. Разве у меня нет права участвовать в последнем походе людей на Вирангат и погибнуть в нём, если он окажется неудачным?!
Глаза канцлера не уступали.
Тогда сюзерен сдался.
- Раз возможность сражаться дана каждому, так значит каждому.
Для себя Айрик знал, он будет жить, даже если не останется надежды.
"Разве можно умирать? Пока над землёй ещё светит солнце, и в живых остаются близкие. Гибель мира будет долгой, гораздо длинней человеческой жизни. К тому же, я едва ли способен прервать её собственной рукой. У крови, что выжила в трущобе, стремление к жизни гораздо сильней, чем стремление к чести. Увы, такова правда."
После разговора с канцлером король отлично потрудился в кузнице, а потом до самого вечера играл с детьми. За эти две недели он облазил с ними все окрестности замка. Отец водил сыновей и дочку на речку и в лес, где учил их взбираться на деревья, собирать цветы и ягоды, первым подавая пример. Он пускал с детьми по воде кораблики и просто палочки и камешки, но сам в реки и ручьи не забирался, раз горная вода ледяная и быстрая.
Арверн, Анрид и Найталь засыпали отца вопросами, Айрик старательно на них отвечал. Он впервые понял, с детьми может быть интересно, их разум рождает такие мысли, каких не бывает у взрослых.
"Хорошо, ничего не знать, тогда можно столько открыть! Но показывать малышам мир, всё-таки ещё лучше!"
Стремительные, прекрасные две недели пролетели. Наступила пора отъезда в горный лагерь, поэтому королевский замок и мирная жизнь казались людям особенно желанными.
Айрик, Дийсан и Наркель простились с ней на рассвете, накануне они особенно долго тискали и веселили детей. Дийсан пела лучшие песни. Когда малыши заснули, она оставила их с трудом.
"Обещаю вам, мои маленькие! Как только закончится этот поход, я больше не пойду на войну! Я очень устала на неё уходить! Ваш папа тоже останется дома, я его удержу! Чтобы не встретило нас: победа или поражение, для меня это будет последняя битва!"
Король не слышал горячих надежд материнского сердца, Дийсан произносила их про себя. Только пальцы жены дрожали в его руке, когда они выходили из замка.
- Ничего, не бойся, скоро вы с Норгаром встретитесь. Он будет рядом, когда придёт твой срок, – утешала менестрель королеву Нэйрин, что вышла их проводить.
- Да, я скоро его увижу, а мы сделаем в замке всё, чтобы вашим малышам жилось у нас хорошо.
- Спасибо тебе!
Дийсан улыбнулась сквозь подступившие слёзы.
- Женщины, – протянул канцлер.
- Женщины, – присоединился правитель.
Через несколько минут они помчались вперёд к самому важному делу их жизни.
Едва увидев, что король Айрик прибыл в военный лагерь, Норгар несказанно обрадовался его появлению.
- Наконец! Ура! Вы прискакали. Поверите или нет? У меня на сердце так беспокойно. Всё снедает какая-то тревога, никогда такой не было. Завтра на рассвете, что есть духу помчусь в столицу! А сегодня передам тебе все дела!
Правитель горцев без жалости тряс руку короля Алкарина.
Они занимались делами до глубокой ночи. Норгар спешил, немилосердно гоняя подданных. Люди ещё прибывали, всех нужно где-то размещать и кормить, нужно собирать отряды для обучения, чтобы с ними работали хорошие наставники. Следует отправлять женщин и детей в глубь страны, пристраивать тех, кто остался. Забота о войске требует сотни мелких дел. Ещё Аларъян должны хорошо сражаться рядом с обычными воинами. Пока Айрик был в столице, у него появилась важная мысль. Он предложил её Норгару и наставнице школы Аларъян - Таниари Гильден.
- Нужно сшить как можно больше палаток, какие создают Аларъян. Они - хорошая преграда для теневых. Мы убедились в их прочности на собственном опыте, когда объезжали крепости Алкарина, чтобы разбудить чаши силы, какие в них были.
- Отлично, мы наделаем кучу палаток! Главное, чтобы у вас обладатели дара такие нашлись!
Загорелся новой работой горный король.
- Я привлеку к изготовлению палаток как можно больше людей способных к такому труду, - пообещала Таниари Гильден.
Вечером усталый Айрик обрадовался, когда Норгар отправился спать. Король горцев провёл беспокойную ночь, предвкушая свидание с женой, пытаясь представить рождение наследника. Едва забрезжил рассвет, как он был в седле. Он помчался в путь, забыв позавтракать. Занятый бешеной скачкой, такой что едва не загнал коня, король прибыл в столицу через полтора дня и опоздал. Его супруга успела родить наследника престола. Роды начались ночью, оказавшись нетрудными. Рядом с невесткой находилась Дийран и три пожилых повитухи. Женщинам помогали опытные служанки.
- Какой большой!
Воскликнула старшая повитуха, когда мальчик огласил комнату богатырским криком.
- Из него получится хороший Инглар, – с гордостью произнесла Дийран, взяв внука на руки.
"А вот кричит он, как настоящий Дарнфельд!"
Бабушка улыбнулась младенцу.
- Дайте его мне, – приказала Нэйрин. - Вы же знаете, я буду кормить сына сама.
Дийран бережно протянула ребёнка матери.
"Вот, ты и пришёл к нам, малыш. Где же твой отец? Пусть он даст тебе имя, достойное короля!"
Как известно, он появился в замке в этот же день.
- Уже родился? Как же так, вышло-то?!
Всё время удивлялся Норгар, узнав хорошие вести.
- Вот так и случилось, быстро и очень легко, – ответила королю мать. – Пойдём, мы покажем тебе его.
- Конечно же! Только я приму ванну, не хочу, чтобы сын в первый раз в жизни увидел меня грязным.
Дийран улыбнулась. Роды всегда волнительны и страшны. Но теперь, когда они миновали, можно больше не волноваться, а искренне радоваться появлению здорового наследника престола.
"Создатель, пусть здоровье не оставляет его и дальше, пусть он вырастет сильным, смышлёным, настоящим королём!"
Горячо желала бабушка.
- Какой крошечный!
Удивился Норгар, как только увидел малыша. На лице отца появилась широкая улыбка. Король никак не мог поверить, что сморщенный человечек, пищащий на его руках, и есть его сын.
- Неужели они такие бывают?
Услышав голос отца, малыш закричал.
- Да, именно такими они и появляются на свет. – отозвалась Нэйрин, немного бледная и счастливая.
- Так, оказывается, мне ещё долго ждать, пока мой карапуз станет таким, как дети короля Айрика.
- Да, года четыре, не меньше, а сегодня проведи для него церемонию наречения имени.
Отправившись к себе в кабинет, Норгар с волнением пытался выбрать имя для сына, только оно отказывалось подбираться. Когда Дийран позвала короля в большой зал, в голове у него не осталось имён, кроме одного: «Тальгер». Увидев, как Нэйрин протянула ему ребёнка, правитель едва собрался с силами, подавив растерянность.
- Нарекаю тебя Тальгер!
Вскричал он оглушительным голосом, который подхватил младенец, и не менее оглушительно.
Разрезав руку мечом, Норгар царапнул им по лбу ребёнка.
- Правь страной достойно! Твоя судьба решена! Имя начертано! Да скрепится твоя судьба с именем кровью отца!
Вычертив буквы у себя над головой, король облегчённо вздохнул и вытер пот со лба.
Когда он уселся за праздничный стол, то выпил немало пива за здоровье крошечного наследника престола. В свои покои Норгар добрался, основательно покачиваясь. На другое утро за дела страны ему пришлось приниматься с больной головой.
***
Наступила осень. Военный лагерь нужно было снабжать тёплой одеждой и топливом, поэтому ни одна овца не избежала летом стрижки, немало вековых деревьев оказалось повалено. Всё это везли на мохнатых лошадях в горы, где припасы и материалы принимали, распределяли то Айрик, то Норгар по очереди. Теперь их обоих влекли в Дайрингар дети. Возвращаясь назад, отцы привозили с собой улыбки, бесконечные рассказы о них. Глядя на радость друзей, безутешная Эрин проливала слёзы. Сколько раз холодными ночами она хотела выйти к теневым, чтобы те, наконец, её убили, прекратив страдание. Только крепкие руки мужа не давали женщине так поступить.
- Зачем я нужна тебе? Я пустая! Совсем испорченная!
Крича, Эрин, вырывалась из объятий Ратвина.
- Не надо, постой. Ты самая сильная и красивая женщина на свете! Люблю я тебя, а вовсе не тех детей, каких ты могла бы родить. Глупая, я никуда тебя не пущу, ты останешься здесь под моей защитой.
Утром тоска проходила, позволяя воительнице даже смеяться. После завтрака она бежала сражаться в отряд родителей.
- Быстрей! Двигайтесь скорей! Не давайте врагу сминать себя. Вы же Аларъян - цвет людей, что пойдут воевать ледяной край!
Бранила учеников Сариан.
- Даже я на одной ноге сражаюсь лучше вас! Хватит быть добычей теневых и чёрных!
Поддерживал Дальнир Аторм.
Военные отряды в лагере делились по королевствам, из каких прибыли люди. Исключение составляли отряды Аларъян. В них входили алкаринцы, умевшие обращаться с силой, велерианцы и дайрингарцы, изучавшие её. Новых обладателей дара нашли Дийсан и Таниари Гильден. После долгих споров, каким, казалось, не будет конца, наставники Аларъян решили, обучать всех, у кого имелась сила, независимо от возраста, пусть раньше им приходилось заниматься только с детьми.
Конечно, Эрин находилась в отряде обладателей дара. Сейчас на неё вдвоём наступали Хэриг и Гернил. По великой игре судьбы они и Горвил попали в одну пещеру, на соседние постели и давно стали приятелями. Непохожая жизнь, разная любовь, а цель одна. Вместе с супругом в лагере находилась Саен. Теперь она и шила, и стирала.
"Ну вот, в горах я выполняю одновременно две работы, как на зло, обе нелюбимые."
Ворчала женщина скорей с улыбкой, чем с недовольством. Почему-то жизнь среди воинов её оживила, принеся радость, какой она раньше не знала. Труд на свежем воздухе, рядом с приятными женщинами, пришёлся ей по душе. Саен понимала, в походе вернутся тяготы, начнётся кровь и смрад – такие же как в алкаринском лазарете. Однако женщина решила твёрдо, на войне она станет перевязывать раненых, ради Риа, ради собственной искалеченной жизни и других поломанных судеб.
Невзгоды закалили Саен, она больше не та девочка, что мечтала прожить свой век с чистыми руками, найти неземную любовь, свалившуюся с неба словно подарок, волшебный и незаслуженный. Настоящее чувство пришло к ней тогда, когда лучше было его не встречать. Грязные бинты и запах страдания ничуть её не пугают. Саен - алкаринка. Значит, она отдаст родной стране единственное, что может: умелые руки для перевязки. Пока она занимается стиркой и шитьём, благо одного и второго в горах предостаточно.
Сейчас, когда в работе выдалась свободная минутка, женщина смотрела, как сражается Гернил. Они с Хэригом бились расчетливо и умело, тесня Эрин. К ней на выручку стремился Кирвел. У него обнаружился скрытый дар Аларъян. Брату Дийсан пришлось служить в отряде обладателей силы.
- Твой дар свернувшись в узел, искривился, почти погаснув, запутался. Ты же его не использовал. По дару Алар ты - плотник, – объясняла сестра, начиная петь вместе с силой воина. Нелёгкие занятия приносили много боли. Алар брата отчаянно скрипела, фальшивила, не отвечая на песню. Несколько раз наставница даже сбивалась с ритма. Вообще занятия с нераскрытыми Аларъян приносили сплошные испытания. Неразвитый дар был похож на дерево, что лишили питания, кривое и уродливое. Кирвел, как и другие, это понимал.
- Кто станет учить лорда плотничать? Не бери себе в голову лишнего, - утешал он сестру.
- Если бы я не пела с раннего возраста, то была бы такой же, как вы. Среди необученных с детства есть одно исключение – Айрик. Но раскрытию его дара помог медальон, теперь я ясно это чувствую.
Юноша вздыхал, думая о многом. Жизнь изменилась, алкаринцы решили возвратить союзникам утраченное. Восстанавливать зачастую труднее, чем разрушать. Но придёт час, когда Алар снова станет общим достоянием. Такая истина давала веру в лучшее. Сейчас Кирвел сражался, рука об руку с Эрин, чувствуя, отважная девушка хороший соратник в бою.
Внезапно на площадку для обучения влетел отряд алкаринских воинов. Они шли плечом к плечу. Впереди бежала Дайнис со своим острым мечом. Увидев Кирвела, она тотчас на него напала, нанося коварные удары. Юноша с трудом отбивался от них.
"Какой он сильный и упрямый!
Восхищалась юным лордом телохранительница.
- Он почти такой же беспощадный, как я сама."
Сердце девушки наполнялось чем-то давно позабытым. Она ещё не понимала, что влюблена в Кирвела. Дайнис казалось, она просто восхищается его воинской статью и нравом.
"А что я не выношу Вельниру, так она шумная, суетливая, только никто не замечает её недостатков, даже Дийсан. И чем ей понравилась жена брата? Насколько же утомительны вечера, которые приходится проводить с ней. Хорошо, Эрин часто приходит, но и её присутствие плохо помогает. Едва Кирвел появляется в палатке, как начинает смотреть на жену огненными, совсем глупыми глазами, это не подходит воину. Пусть бы постеснялся такие взгляды на неё бросать!"
Наконец, Дайнис выбила из руки юноши меч.
- При всём упорстве тебе не достаёт опыта, недоучка!
Глаза телохранительницы зажглись лукавой насмешкой.
- Это не беда, мы же союзники! Значит, ты поможешь мне получить воинский опыт, чтобы я не погиб по собственной глупости.
Молодой лорд широко улыбался.
"Даже улыбка у него отважная..."
Вечером в палатке госпожи, служанке снова пришлось встречаться с Вельнирой. Женщины обсуждали скорую поездку Дийсан в столицу. Она произойдёт, как только в горный лагерь вернётся Норгар. Болтая о мелочах, менестрель молчала о детях, чтобы не ранить подругу, но мысли её были полны малышами.
"Скоро она их увидит. Тогда дети расскажут ей много нового. Хорошо, что они живут в замке весело, пусть и скучают по ним с Айриком."
Засыпая возле короля, женщина ощущала присутствие детей, будто они рядом. Её сон оказался крепким, раз день был утомительным. Дийсан не слышала очередного нападения теневых. Ночные гости давно стали привычными.
"Здесь, на землях людей враги утром должны улетать восвояси, но в Вирангате по слухам царит вечная ночь. Там теневым не придётся пугаться утреннего света", - понимание этого тревожило Айрика, наполняя сердце очередными сомнениями, что исчезали с рассветом. Утром в лагерь прибыл король Норгар, раскрасневшийся и весёлый.
- Меня ужасно радует мой карапуз, представляешь, он мне улыбнулся! Ещё ничего не говорит, даже делать ничего не умеет, а меня узнаёт!
Слушая восторги молодого отца, Айрик улыбался в ответ.
- Всё, завтра можете отправляться в столицу, опять недели на две, потом поменяемся, я очень соскучился по здешней жизни. Если бы не Тальгер, примчался бы сюда на другой же день, такая в замке скука.
Так и шло: то дворец, то лагерь. Весёлое счастливое время с детьми, кипучее сложное время в горах. Наступила зима, теперь она назначала сроки пребывания в военном лагере и столице. Свои поездки правители вынуждены были осуществлять в промежутках между метелями. Тяжела и тосклива вьюга в замке, где осталось немного придворных, где нужно топить очаги посильней. Прижимая к себе сына, королева Нэйрин черпает от него тепло, чтобы душа от пурги не замёрзла. Рядом с внуком постоянно находится бабушка Дийран, если дома Норгар, он тоже старается быть поближе к сыну. Когда в столицу приезжают Айрик и Дийсан, праздник наступает для их малышей. Арверн и Найталь носятся по длинным коридорам, не взирая ни на какую непогоду. За ними, как маленькие, бегают Лини и Нэти, а ещё сёстры-подростки Норгара.
Пройдёт пара лет, они приобретут округлости и девичий румянец. Нрав их смягчится, девушки начнут мечтать о женихах и нарядах, но пока сёстрам Норгара ничего не нужно, кроме быстрой беготни за малышами, лошадей, собак, да весёлых приездов брата. Ещё девочкам нравится играть с королём Алкарина, неистощимым на выдумки.
Когда затевали прятки, Айрик забирался вместе с супругой в такие места, где его было очень трудно найти, но король непременно помогал кому-нибудь из детей справиться со сложной задачей, причём так, чтобы счастливец никогда не догадался, что ему подсказали. В играх с переодеваниями тоже не было лучшего затейника, чем правитель Алкарина, когда он изображал страшного злодея. Коварный враг гонял по замку отважных воинов, угрожая жестокой расправой. И вдруг грозный злодей сдавался смелости маленьких защитников, чтобы добро победило зло, по крайней мере, в детстве.
Так люди сопротивлялись зимней тоске. Ночами, лёжа под одеялами все прижимались друг к другу, в метель плохо тем, чья постель одинока. Но как ни тосклива зима в замке, в лагере она страшна. Над горами мечется ветер, он воет, свистит, точно миллионы призраков прилетели отомстить живым за неутраченое тепло.
В свисте ветра ночью носятся теневые, летают над пещерами, поют жуткими голосами. Чёрные Аранъяр воют о безнадёжности. Нет, людям никогда не победить Вирангат, всё живое однажды становится мёртвым. Воины жгут огонь в очагах, тесно прижавшись друг к другу. От тоски и бездействия, то и дело вспыхивают ссоры и драки, Айрик и Норгар своей волей их гасят.
Правителю Алкарина было гораздо трудней, чем королю Дайрингара. По ночам душа Айрика металась вместе с теневыми, теряя веру в огромное дело, что он сам поднял.
"Что такое Вирангат? Какова его суть? Как можно справиться с ней?"
Приходили неотвязные вопросы. Однажды в метельную ночь, когда он крепко прижимался к Дийсан, в голову короля в первый раз закралась мысль.
"Мне нужно отправиться к чёрному замку, словно лазутчику в стан врага. Может, в его глубине разрешатся все наши сомнения? Где не пройдёт целое войско, там проберётся единственный человек, что должен понять истину. Два исхода ждёт рискнувшего добраться до ледяного края: люди выходили из него полутеневыми, либо оставались навеки.
"Но однажды я уже отверг Вирангат. Я знаю, чем с ним сразиться. Если в чёрном замке умирали все, это не значит, что из него вообще невозможно выбраться. Надо попробовать. Разве можно победить врага? Когда никто не бывал в его логове, не узнал, как оно расположено."
Появившись однажды, мысль о пути в Вирангат всё время будоражила разум короля.
Однажды не выдержав, он поделился ею с Дийсан.
- Когда мы пойдём в поход, мне можно отправиться в чёрный замок. С войском останутся король Норгар и Дальнир Аторм. Они отлично умеют воевать. В сражении я не так уж нужен.
- Айрик, забудь даже думать об этом безумии! Ты погибнешь в чёрном краю! Никогда не вернёшься! Там, где царит мгла, нет места жизни. Я знаю очень много легенд и песен. Никто не вышел из тьмы прежним, никто! Пусть дерзкие сердца, готовые сразиться с врагом в одиночку, находились во все века, - Дийсан тряхнула супруга за плечи, словно стараясь вытрясти из него страшную мысль.
- Мы должны идти в Вирангат только вместе, все люди, вот наша единственная возможность, иначе - смерть.
- Воину всегда грозит гибель. Узнав врага, как можно лучше, можно нанести по нему точный удар. Я хорошо подхожу для тайных дел. Вдруг у меня получится возвратиться из мрака живым, а я никогда того не узнаю?
- Хорошо, если решишься идти в Вирангат, я последую за тобой, поддержу тебя в царстве льда и скал.
- Нет, Дий, твоей песне не надо встречаться с потусторонним холодом, она слишком живая и светлая.
За долгую метель, Айрик обсуждал возникшую идею с ближними союзниками. Все они были против.
- Это вьюга, это блажь, выглянет солнце и тёмные мысли тебя оставят.
Взгляд Дальнира Аторма был суровым, печальным.
- Скажу прямо. Думаю, по ночам в твоей крови просыпается Дивенгарт. Страшная связь, что однажды родилась между вами, никогда не исчезнет бесследно, не подпитывай её отчаянием.
- Такая смелость окажется глупостью. Твоя попытка не принесёт никакой пользы. Ни мёртвый, ни полутеневой, ты людям ничем не поможешь. Может статься, просто погибнуть, будет для тебя счастьем. Прислужником тьмы быть гораздо страшней. Один раз избежав перерождения, не стоит вторично лезть на рожон!
Сариан тоже была непреклонна.
- Уж если кому-то и надо идти в Вирангат, чтобы разузнать какой он, так это любому воину из обычных людей, но точно не королю. Пошли меня, если надо! Я отлично умею сражаться!
Ратвин был как всегда отважен.
Под влиянием разговоров мысль затаилась на дне души, но никуда не ушла,
оставшись тлеть огоньком под слоем серого пепла.
В первый же солнечный день король с супругой поскакали в столицу. Снег хрустел под копытами коней, мороз щипал щёки. Идея отправиться во мглу теперь казалась Айрику безумной.
"Разве можно уйти в царство льда и скал от яркого солнца? От таинственных глаз моей Дий? От детей с их наивным любопытством? Не зря говорят: из Вирангата обратного хода нет. Не иначе, частица Дивенгарта, что таится в душе, звала меня во тьму. Спасибо Творцу! Я избавился от мрачных желаний."
Королю захотелось очертить над собой знак Создателя, что бы он отогнал тень.
Приехав в мирный замок, правитель скоро узнал радостную весть: провидица судьбы Айдрин Тарир родила маленькую девочку, назвав дочку Вейлин. Малышка была совсем крошечная, но здоровая. Сердце суровой женщины смягчилось, в глазах появился свет.
"Ты родилась! Значит, надежда Алкарина не утрачена! Я верю, Создатель не пошлёт провидицу для страны, погибшей безвозвратно. Спи, моя родная. Придёт время, когда горести мира обрушатся на тебя, но я буду рядом и помогу. Как помогла мне когда-то Лейдан. Я очень давно не вспоминала её. Моя мать - единственная душа, что любила меня беззаветно, потому, что я есть. Творец, тогда я не успела проститься с ней!"
По щекам Айдрин катились слёзы. Однако, провидица судьбы улыбнулась, когда Айрик и Дийсан пришли её навестить.
- Можно мне подержать твою доченьку?
Попросила менестрель.
- Конечно, возьми её.
- Да она совсем крошечная,
Дийсан нежно покачивала малышку на руках.
"Арверн и Найталь были больше неё, пусть поместились во мне вдвоём."
Пока Дийсан носила Вейлин по комнате, провидица судьбы пристально вглядывалась в черты короля. Айрику показалось, в её глазах затаилась тень печали и невысказанный вопрос.
- Если хотите о чём-то меня спросить, не таитесь. Не надо меня бояться. Скажите всё, что назначено мне судьбой, даже если такое знание принесёт печаль. В предстоящем походе нам понадобится помощь провидения, он почти безнадёжен.
Синие искры смотрели прямо. Глаза Айдрин опустились.
- Если такова будет воля Творца, однажды ты сам всё узнаешь.
Айдрин была убедительна. Только сердце Айрика сжалось, словно бы ощутив холодную недоговорённость уверенных слов.
Побыв ещё немного у провидицы, король и королева Алкарина отправились к своим детям.
Они как всегда обрадовались родителям.
- Пойдём кататься на санках, хотим на саночки! На горку хотим!
Закричали малыши хором. Даже Анрид присоединился к брату и сестре. Сдавшись, Айрик и Дийсан поспешили одеваться для прогулки, Лини и Нэти принялись одевать детей.
Катание получилось весёлым. Арверн и Найталь, спускаясь с горки, падали и смеялись, барахтаясь в белом снегу, особенно, когда отец их подталкивал. Даже Анрид, сидя на руках у Айрика, который катал его на больших санях, визжал от восторга. Глаза малыша блестели.
В замок вернулись вечером, голодные и счастливые. Пока родители были в столице, катания совершали каждый день, потому что метели отступили. Когда наступила пора возвращаться в лагерь, вообще, пришла оттепель. Нэйрин и Дийран провожали отбывающих в сыром воздухе, что пах по-весеннему.
"Скоро отправляться в поход", – с волнением подумал король, подхлёстывая коня, чтобы он сорвался в галоп.
"Начатое дело нужно завершить. Этой весной, так или иначе, многое станет ясно."
Скакун рвался вперёд, опережая тревогу. Под стук копыт правитель радовался погожему дню.
***
Весна покрыла свежей зеленью горные долины. В Дайрингар прилетели птицы, в воздухе разлились терпкие ароматы. Тёплым днём королям было непросто усидеть в палатке за разбором свитков и отчётов. Сколько человек состоит в войске, откуда взято продовольствие, сколько непроницаемых для теневых палаток сшито Аларъян.
- Когда же эти дела закончатся?
В сердцах воскликнул Норгар.
- Мне не терпится взять в руки меч. Я скоро разрублю проклятую стопку пергаментов, чтобы не возиться с ними.
- Ничего, впереди целый вечер. Тогда и станем сражаться между собой, пока не заснём.
Айрик вгляделся в свиток с жалобой лорда. По мнению хитреца он вовсе не заслужил того, чтобы часть его крестьян вступила в войско, и тем более чтобы снабжать воинов зерном.
- Вот, восхитись редкой верностью одного из твоих подданных.
Правитель Алкарина протянул свиток горному королю.
- Моего отца на него нет! Он бы этому лорду или голову с плеч смахнул или отравил по-тихому.
- Да, иногда милосердие не идёт власти на пользу.
- Зря я оставил Вильдура в замке! Где там твой Наркель? Ты говорил, он обещал помочь с чтением нудных свитков.
- Канцлер учится владению мечом, такое занятие ему не по душе, но он упорно сражается. Значит, нам придётся пока поработать одним.
- Если твоему Наркелю по сердцу свитки, давай ему их отдадим. Пусть он с головой погрузится в документы.
- После обеда это произойдёт.
- Обед, неужели он настанет?
Долгожданная трапеза пришла через час. Как и в замке, она была общей, только здесь воины и люди, что обслуживали их нужды, имели возможность есть на свежем воздухе. Пища была простая: чёрный хлеб, каша, мясо да травяной отвар, всё очень вкусное. Люди ели с удовольствием. Окинув взглядом большую площадку для обучения, сейчас превратившуюся в столовую, Айрик нашёл, где присела Дийсан. От усталости она была бледная, с большими кругами под глазами. В последний месяц наставница только и делала, что упорно пыталась хотя бы немного открыть дар у новых Аларъян.
"Пусть обладатели силы не овладев ремеслом, только научатся направлять Алар в меч, заставив её сражаться, чтобы сила и ловкость удесятерились - это будет большая победа", - менестрелю казалось, всё её тело колют иголки, даже дышать трудно.
Бережная рука супруга, то ли поправившая, то ли растрепавшая ей волосы, казалось, придала ей сил.
- Гора свитков не уменьшается?
Женщина захотела услышать родной голос.
- Как только один слой разберём, столичным ветром новый приносит, но это привычное зло. С твоей усталостью оно ни в какое сравнение не идёт.
- Ничего, когда начнётся поход, мне станет легче, тогда я не буду столько времени отдавать нашему безнадёжному обучению.
Едва Дийсан замолчала, как к ней и Айрику подсели Кирвел и его жена. В последние дни Вельнира сильно грустила. Она собиралась идти в поход вместе с мужем, как вдруг её застало одновременно радостное и грустное известие. Вельнира ждала ребёнка.
- Радостное: род Карэль продолжится, грустное: вместо Вирангата женщина попадёт в королевский замок. По ночам Вельнира плакала.
- Как я оставлю тебя среди опасностей?
Шептала она.
- Ничего, когда я вернусь из похода, меня будет ждать маленький сынок или симпатичная дочка. Когда будешь производить малыша на свет, помни, я буду рад и дочери, и сыну, главное, чтобы ребёнок появился крепким и не принёс вреда своей маме.
- Конечно, я буду помнить строгий наказ, и твой наследник непременно родится крепким!
Вельнира погладила светлые волосы мужа.
– И знаешь, Кир, если ты не вернёшься к нам, я выращу его достойным человеком, только ты всё равно не вздумай погибать в военном походе!
- Даже не собираюсь, но я очень тебе доверяю и знаю, ты меня не подведёшь, - Кирвел нежно поцеловал жену.
Кажется, больше всех прибавлению в семье Кирвела радовалась Дайнис: "Вот и хорошо. Жена не идёт с ним в поход. Кирвел сможет сражаться, как отважный воин, показывая мужество. Ура, мне не придётся встречаться с его Вельнирой."
Очередная беременность среди близких вбивала новый колышек в сердце Эрин. Бархатный шёпот звучал всё настойчивей.
"Хватит. Умри, наконец. Перестань растягивать время. Ты сама знаешь, что не должна жить. Своей смертью ты освободишь всех: Ратвина, родителей, Айрика и Дийсан, им станет легче, когда всё завершится."
На губах воительницы всё реже появлялась улыбка. Сейчас девушка сидела справа от Дийсан. Она совсем похудела, не радуясь весне. Закутавшись в плащ, Эрин чувствовала, ей всё равно холодно. Воительница знала одно: сражение с Вирангатом положит предел долгим страданиям: "Скорей бы он начался, наш спасительный поход!"
Глядя на жену, Ратвин тревожился всё сильней. Если бы можно было оставить Эрин в королевском замке. Воин не раз обсуждал с Сариан и Дальниром такое решение.
- Она не выдержит тоски и одиночества в столице, – безнадёжно говорила мать.
- Раз это так, дадим нашей дочери хотя бы погибнуть в бою с честью, а не наложить на себя руки, – договаривал страшное отец.
Глядя, как Вирангат убивает их дочь, родители тосковали. Он отнимает её медленно, подтачивая капля за каплей, не так стремительно, как отнял сына, позволяя близким ощутить долгую агонию. Больше всего Сариан и Дальнира угнетало их полное бессилие. Каждую ночь воительница молилась Создателю о спасении Эрин. Маршал только мрачнел.
- Все наши горести - моя кара за тех дезертиров, что я повесил тогда в лагере, да и за другие преступления тоже. Мы собирали войско Аларъян силой и кровью. Взявшись за страшное дело, я понимал, расплата придёт, вот она и настала. Тогда я решил, что смогу оплатить всё сполна, только почему вместе со мной страдать тебе? За что умирать нашим детям?
- Дальнир, выбрось такие мысли из головы. Это просто судьба, она сурова не только к нам. За войну платят все люди. Посмотри вокруг, она никого не миновала. Не бери на себя ответ за то, в чём ты не виновен. Если люди разрушат чёрный замок, может быть, наша Эрин сумеет справиться с темнотой.
- Ты права, Сари, но надеяться очень трудно. И всё же я должен выдержать.
Во время обеда воин почти не ел. Он тоже с нетерпением ждал похода. Пусть он положит конец пытке, что зовётся ожиданием. Утолив голод, люди вернулись к повседневным занятиям. Дальнир Аторм принялся обучать Аларъян, пусть за зиму они успели приобрести немалый опыт в схватках с теневыми.
Враги нападали на лагерь почти каждую ночь.
- Они как будто задались целью, обучить людей с ними сражаться, – не раз говорил маршал.
- Возможно, прислужники тьмы хотят, чтобы мы задумались?
В голосе Айрика было сомнение.
Если, каждую ночь теряя жизни, враги не уменьшаются в числе, то как нам выстоять в ледяном царстве?
Дальнир Аторм вздохнул, в душе соглашаясь со своим сюзереном.
- Плохо, что мы не знаем, как укреплён Вирангат, придётся идти туда на свой страх и риск.
- А всё равно мы зададим теневым жару в их проклятом краю! Разорвём Дивенгарта на мелкие кусочки! Так что ошмётки полетят во все стороны! Нас тут собралось много. Я верю в победу!
В глазах Норгара горел восторг. Сердце короля Дайрингара заражало весь лагерь надеждой.
"Не беда, что он не всегда ладит с пергаментами, порой бывает непоследователен. Народ любит правителя горцев за его прямоту и чистое сердце", - такие мысли утешали Айрика, когда он в очередной раз уговаривал Норгара поработать с пергаментами, словно непослушного ребёнка, учить урок. Король Алкарина сам не заметил, как стал для него старшим наставником.
После обеда к труду правителей присоединился канцлер, привычный к документам. Глаза Айрика болели, по временам ему казалось, расплываясь, буквы делают акробатические кульбиты. Перо всё чаще ставило кляксы. Свитки закончились, когда за стеной палатки наступил вечер. Горные ночи холодны, поэтому костры разводили в пещерах. Именно там все будут ужинать. Над лагерем снова разносились аппетитные запахи жаркого и хлеба.
"Наша жизнь проходит от еды, до еды!"
Улыбаясь, король отыскал Дийсан.
Она сидела у костра, накинув на плечи шаль. Кусок жёсткого мяса не шёл в горло, намертво стянутое обручем.
- Ну вот, сегодня я перестаралась, – прошептала менестрель. Айрик терпеливо поил её тёплым чаем.
- Сейчас ты, как наши дети, только очень большая.
Жена улыбнулась. Её голова была пустая, но тяжёлая. После ужина то там, то тут заводили песни про войну. Все чувствовали приближение похода. Кто-то торопил его, кто-то, наоборот, хотел, чтобы сражения не наступали подольше, но все знали, главное близко. В первый раз Дийсан только слушала чужое пение, не в силах петь сама. Зато звуки проникали в неё. Как целебный отвар для тела, они становились отваром для дара. Боль в горле проходила, силы понемногу возвращались.
"Везде смелые, решительные люди поют о надежде. Я такая же как они! Как только придёт поход, всё встанет на свои места, не может быть по-другому. Люди, наконец, одержат победу над Вирангатом. Вера в неё нужна как воздух, как самая прекрасная песня. Иначе нечего и стремиться вперёд."
Веки смежились, Дийсан провалилась в сон под чей-то приятный голос. В его звуках почти не было силы, но было нежное очарование наивной юности. Подняв жену на руки, супруг осторожно отнёс её на постель и сам лёг рядом.
"Спи, Дий, спи. Раз сегодня ты у меня так устала. Когда я принёс тебя сюда, ты показалась мне лёгкой, пусть и отяжелела от сна."
Король улыбнулся. Сквозь чуткую дрёму он слышал, как воины по точному распорядку поднимались, чтобы встретить ночных гостей. Как же часто они появляются!
Сегодня во сне к Айрику пришла Зини, почему-то странно молодая. Такой он при жизни нищенку не видел.
- Глупый мальчишка, на что только у тебя хватило нахальства. Король из трущобы, как люди вообще пошли за тобой?
Зини хохотала, держась за бока.
Проснувшись в ночной темноте, Айрик с облегчением понял, страшный сон миновал.
"Ну нет уж! На этот раз ледяной край с нами не справится! Во мне, и правда, трущобная кровь. Она всегда выживает! Мы добьёмся победы!"
Король погрозил нищенке жестом из прошлой жизни.
Он поднялся, едва забрезжил рассвет, устав лежать в постели. Упражнения с мечом отлично размяли королевские мускулы. Выполнять их Айрику помогал такая же ранняя пташка Дальнир Аторм.
"Старческая бессонница, будь она не ладна," - ворчал про себя воин.
В большом походе его оставили маршалом, вместе с дайрингарцем средних лет. Оба - воины до мозга костей, они быстро нашли общий язык. Маршалы тревожились, не зная, как они будут воевать в Вирангате.
- Царство льда и скал – земля неизвестная. Мы не представляем, какую тактику разрабатывать, потому что не знаем, с чем столкнёмся в бескрайней тьме. Остаётся только идти вперёд.
Воины вздыхали.
"И такая развалина, как я, до сих пор маршал!"
Только наставнику не стоило отвлекаться. Ученик нанёс ему удар, какой на войне стал бы смертельным.
- Вот это молодец, истинный мастер!
Воин был доволен, пусть поднялся с земли с трудом.
- Только боюсь, в очередном сражении моя рука не к клинку, а к перу потянется. До того я привык его держать.
Правитель и маршал смеялись.
После утренних упражнений день трудной работы казался Айрику нестрашным.
Вернувшись в пещеру, он потихоньку разбудил Дийсан, спросонья она была медлительной и тёплой.
- Если сейчас не поешь, то проведёшь целый день у меня на руках, ради такого я даже Норгара брошу.
Менестрель потянулась в постели.
- Ничего, он такой крик подымет, что все горцы попросят тебя, вернуться к их королю.
Первая половина дня пролетела быстро. А во второй случилось то, чего очень долго ждали. В горы из столицы прибыли королева Нэйрин с наследником престола. Дийран, Лини и Нэти привезли детей Айрика и Дийсан, чтобы родители не скучали по ним. Вместе со всеми приехала Айдрин Тарир, взяв с собой крошечную дочку, что успела немного подрасти.
- Ничего с ней не случится. Судьба всегда защищает своих провидиц, пока они ей нужны, – отвечала суровая мать на удивлённые восклицания придворных. Люди ей верили. Айдрин Тарир собиралась отправиться в поход вместе со всеми. Она должна в нём участвовать, раз всю жизнь была вестницей последнего сражения с царством льда и скал, делая всё возможное, чтобы у людей появилась надежда на него.
"Разве можно остаться в стороне от того, что стало твоей собственной судьбой?"
Остальные прибыли попрощаться.
- Зачем тебе ехать в горы?
Спросил жену король Норгар в последний свой приезд. - Я просто примчусь к тебе перед походом, чтобы разлука не была грустной.
- Нет, я хочу увидеть ваш лагерь своими глазами, несколько дней и его больше не будет. Норгар, чем бы не закончился ваш поход, он не повторится никогда. Как - королева Дайрингара, я должна проводить своих воинов на Вирангат, пожелать им удачи в битве с врагом.
Так и решилось, все родные королевской семьи прибудут в горы, оставив замок на Вильдура Варлейга, тем более они уезжают не надолго.
Когда на дороге заклубилась пыль, дозорные забили тревогу. Лагерь замер в ожидании опасности. Минутой спустя, едва выяснилось, кто прибыл в горы, по нему прокатилась волна радости, очень щемящее чувство. Королева Дайрингара прибыла прощаться со своим королём, значит скоро в поход, слишком скоро, не пройдёт и недели.
Какие там свитки! Услышав радостную весть, Норгар и Айрик выскочили из палатки. Король Алкарина успел завернуть за Дийсан. Теперь она бежала за ним тихо смеясь.
- Вот и моя жена! Мой наследник!
Во всю мощь кричал правитель горцев. Оглушительный бас разносился далеко над лагерем. Бросившись к Нэйрин, супруг крепко обнял её. Король покрывал лицо жены поцелуями.
"Какие сильные у неё руки. От неё пахнет немного молоком, немного овечьей шерстью."
Норгар с детства любил такой запах. Громкий крик младенца разорвал объятья родителей. Отец взял сына на руки. За зиму Тальгер стал красивым, теперь ребёнок хватал отца за нос или волосы, улыбался именно ему, а не просто так. Недавно малыш начал пробовать садиться.
Пока счастливый король Дайрингара любовался своим сыном, к Айрику и Дийсан примчались их дети. Правда, горячей любви малышей хватило ненадолго. Вокруг оказалось столько всего интересного: учебная площадка, огромные пещеры, луг с весенними цветами. Арверн и Найталь с громким визгом носились в траве, догоняя друг друга. Лини и Нэти по очереди приходилось таскать Анрида за братом и сестрой, иначе он начинал капризничать. Конечно же, Айрик и Дийсан уделили внимание детским занятиям, родители исследовали лагерь вместе с ними. Малышам очень понравились горячие каша и мясо, что готовили для войска.
- Вкусно, – сказал Арверн, до ушей в ней испачкавшись.
- Совсем не такая, как в замке.
- Неудивительно, что каша вкусная, раз её готовят для могучих воинов. Если не будешь есть хорошо, меч из руки вывалится. Давай-ка померимся!
Айрик немного напряг плечо. Арверн старался изо всех сил.
- Видишь, какая тонкая ручка. Так что давай, ешь ещё, пусть вырастет крепче моей.
- Папа, возьми меня в поход, я буду храбро сражаться с теневыми. Я удержу меч.
- Сначала ты подрастёшь, научишься скакать на коне, тогда я тебя с собой и возьму.
- Я тоже воин, – закричала Найталь. - Я смелая и сильная, пусть и девочка, я тоже хочу с тобой и папой.
- Конечно, когда-нибудь мы и тебя с собой возьмём, – заговорила Дийсан. – Только ты не воин, а воительница, то есть девочка-воин.
- А может воевать дядя, у какого ножки не ходят?
Спросил Анрид, шмыгая носом.
- Представь, однажды ты вырастешь и научишься строить большие крепости, чтобы защитить всех от врагов, или будешь рисовать прекрасные карты, по ним войско сумеет легко ходить. Никто этого не сможет, только ты, значит, ты станешь самым отважным воином!
Айрик взял старшего сына к себе на колени.
- Главное, - просто оставайся стойким. Тебе больно, а ты не плачешь, в этом ты уже воин, пусть даже ещё не вырос.
Анрид улыбнулся отцу. Тот облегчённо вздохнул. Наевшись досыта, дети снова принялись носиться по лагерю. Устав за интересный день, они заснули очень рано. Едва поужинав, Айрик и Дийсан взяли две постели. Сложив их вместе, родители улеглись с малышами, уложив их между собой.
Над горами стояла лунная ночь. Теневые не очень любили хорошую погоду, поэтому сегодня не прилетели, нечаянно дав войску долгожданный отдых. Утром все проснулись бодрыми и радостными. После завтрака каждый занялся своим делом или одним общим: большим учебным сражением перед походом. На него в восхищении смотрела королева Нэйрин.
"Сколько их! Как слажено идут! Разве в силах кто-нибудь разбить такое войско? Удачи вам! Пусть победа останется за нами! Создатель, дай же нам одолеть врага!"
Рядом с Нэйрин сражение слушала Дийсан. Лязг мечей, резкие крики, как они ей знакомы, сколько раз война приносила невзгоды.
"Если так возможно, Творец, то пусть не будет столько боли! Сделай наше сражение лёгким! Сделай последним! Я хочу этого больше всего на свете. Дай мне прожить много лет рядом с Айриком!"
На глаза навернулись слёзы. Женщина смахнула их лёгким движением руки.
Сражаться закончили только вечером. Усталые воины ужинали с большим аппетитом.
- Ух, как мы им дали!
С восторгом говорил Хэриг приятелям. - Мы же разнесли их в пух и прах!
Зрелый воин, а радовался, как мальчишка, пусть и учебной, но победе над врагом.
- Да, мы их теснили, пока подмога не подоспела. Хорошо, мы с Алкарином союзники, а не враги, без помощи ледяного края, нам бы никогда его не одолеть, – задумчиво отозвался Гернил.
- Вот уж, точно, – добродушно подтвердил Горвил.
Хэриг поник.
- Что ж, выходит, как был Алкарин нам старшим братом, так им и остался.
Поужинав, лагерь улёгся спать, как огромное животное с множеством голов и сердец. Сегодня теневые не дали воинам покоя. Несколько сотен защитников охраняли других. Королева Нэйрин узнала, что значит ночная опасность. Чувствуя материнскую тревогу, слыша странные звуки, Тальгер громко плакал. Нэйрин никак не могла его успокоить. Утро наступило такое же солнечное, как и вчерашнее, только женщина чувствовала себя измученной. Беспечная уверенность в победе куда-то улетучилась. Зато молитвы стали ещё горячей.
"Не оставь Норгара, Создатель! Возврати его домой! Чем бы ни закончилась битва с Вирангатом, пусть он встретит со мной всё: и рассвет, и закат!"
Нэйрин доверяла свои надежды зелёной траве, да высокому небу над её головой.
Лагерь вокруг охватила лихорадочная суета. Сегодня никто не сражался. Вчера вечером воины узнали, наступил последний день в горах, завтра начнётся поход. Каждый старался доделать важные дела: наточить меч, зашить камзол. Айрик и Норгар проверяли немногие свитки. По тайной переписке они договорились с двумя крупными городами в Велериане и Алкарине о снабжении войска людей провизией, когда оно окажется возле самого Вирангата. По слухам, там ничего не растёт. Теперь правитель Алкарина писал письма с различными тонкостями, что могли упростить трудное дело. Возникшие планы он обсуждал с горным королём и Наркелем Ирдэйном.
Дийсан в последний раз показывала слабым Аларъян, как нужно открывать силу, чтобы направить её в меч. Несмотря на ком в горле, это у неё получалось. Эрин осматривала любимого коня, осыпая его ласковыми словами.
- Не подведи меня, красавец, послужи в великом походе. Я рада, что сумела дотянуть до него. В последнем сражении я и погибну, наверно, конец будет быстрым. Моя Алар почти замерла из-за черноты бархатного шёпота, но я люблю тебя и без неё. Ты очень сильный, здоровый. Я чувствую, вы, животные, помогали мне не сдаваться тьме!
Рядом, как всегда, был Ратвин. Он не сводил с жены тревожных глаз.
А Сариан сейчас рисовала. Суровая воительница давно не держала в руках холст и краски, но по-прежнему брала их с собой. Иногда ей казалось, талант постепенно ушёл. Художница успела изобразить всех, кого любила и просто помнила: Дальнира, Эрин, Ратвина, Дийсан. Их портреты хранились в королевском замке Дайрингара.
"Когда-нибудь, если Алкарин возродится, их повесят в огромном зале, как память о войне. Там будут все, кроме меня. Мой облик некому запечатлеть."
Алар воительницы давно не искала выхода. А сегодня утром её зов был настолько сильным, что Сариан не смогла бы ему сопротивляться, даже если бы захотела. Сила водила рукой по холсту, почти как в юности, создавая шедевр. Художница поняла это сразу.
"Кажется, так совпали звёзды, значит, пришло нужное утро и настроение."
Линии получались чёткими, краски яркими, точно живыми, лучше, чем у обычных живописцев. На портрете появился он, Айрик Райнар, правитель, что собрал людей в великий поход, подарил им надежду. Сариан бережно провела рукой по холсту.
Король стоял на нём как живой, улыбался чему-то далёкому, светлому. В ярко синих глазах восторг и вызов, Айрик словно готов совершить движение на встречу судьбе.
"Да, все мы сейчас идём к чему-то большому и важному. Куда ты стремишься? Конечно, в мирную жизнь. Вам молодым давно пора узнать, как она прекрасна!"- воительница убрала портрет в походную сумку.
"Наверное, дар всегда остаётся в сердце. Он просто ждёт своего часа, чтобы поведать миру что-то важное для него."
Незаметно подошёл Дальнир. Сегодня они с дайрингарским маршалом тщательно проверяли карты местности, где пройдёт движение войска: часть по Алкарину, часть по Велериану, дальше ледяной край. О ничейной земле остались только древние воспоминания. Но отбросив беспокойство о тяжёлом пути, маршал улыбался, глядя на волосы Сариан, что на солнце отливали чистым серебром. Даже лёгкая седина их не портила.
"Это не как у меня, снег среди черноты. Серебристые волосы становятся только белей. Даже если завтра мне предстоит умереть, просто так, внезапно, как оно и бывает, можно сказать, жизнь прошла не зря. Столько в ней было боли и радости, надежд и разочарований. Только пусть судьба защитит Эрин, пусть совершит чудо, даже если оно невозможно. А всё-таки…"
Стоя рядом, супруги, не замечали воинов и женщин в обозе. Сегодня у них было очень много работы, столько белья для починки и стирки.
Вместе с другими трудилась Саен. Она чинила бельё не только Гернила, но и Хэрига, с Горвилом.
"Вот, три неразлучных друга," – по привычке ворчала женщина, хотя губы её улыбались. Впервые за долгое время она шила старательно, с удовольствием.
"Пусть бельё, что я починила, не подведёт воинов в бою, окажется прочным, чтобы Гернил гордился моей работой. Это удивительное чувство, сделать мужу приятное, чтобы он был благодарен мне. Оно намного сильней и светлей непонятной любви, какую я раньше хотела."
Саен было радостно. Заглянув в обоз, Гернил заметил, как светятся её глаза.
- Ты такая красивая сегодня! Неужели это из-за похода?
- Нет, просто так замечательно, что ты у меня есть!
Смутившись, жена протянула воину рубашку.
На ней она вышила неказистый цветок, но для крестьянина он оказался самым красивым на свете.
Не только Саен дарила сегодня рукоделие, его подносили мужчинам и другие женщины, что находились в горном лагере. Конечно же, королева Нэйрин протянула супругу свитер белой шерсти.
- Какой он красивый!
Растянув подарок жены на руках, король растрогался и удивился.
- Главное, он тёплый, говорят в Вирангате холодно, ты обязательно носи его там, я верю, мои руки защитят тебя от меча или стрелы. Неужели я была такая глупая, когда думала, что не свяжу тебе ни одного свитера?! Теперь я знаю, именно тебе вязать их прекрасней всего, тебе и нашим детям, пусть их будет ещё много.
- Вот когда мы возвратимся с победой, ты свяжешь мне большую кучу свитеров и родишь штук десять сыновей и дочек. Ты верь, я приду!
- Конечно, я буду ждать!
Губы Нэйрин задрожали. Она прижалась к мужу, залив его и свитер слезами. Женщина долго крепилась, но вдруг не выдержала.
- Глупая, ну не плачь, не надо. Ты же у меня очень сильная!
Слёзы жены смутили короля, солёные капли, точно сделали его сердце мягче.
- Никакая я не сильная! Королева не должна плакать, провожая мужа на войну, а я разревелась, как простая крестьянка.
- Всё равно ты у меня самая лучшая.
Тальгер спал рядом в колыбели. Его родители упали на постель , чтобы продолжить прощание.
В другом конце лагеря Дийсан и Айрик сидели рядом с детьми. Арверн, Найталь и Анрид крепко спали, умаявшись за день, и даже не послушав материнских песен.
Менестрель тосковала.
"Снова разлука! Зря я гневила Создателя напрасным обещанием вернуться назад! Кому-то из нас суждено остаться на бесплодной земле Вирангата. Прошу, не отнимай Айрика! Дай ему жить! Дай нам вернуться вместе или погибнуть вдвоём! Пожалуйста! Сколько из нас просит тебя сегодня! Чьи-то просьбы ты выполнишь, а у кого-то возьмёшь любимых."
Алар детей потихоньку раскрывалась. От Найталь слабо пахло полем, от Арверна железом, Анрид излучал запах камня, - сегодня вечером мать уловила тонкую струйку.
"Когда вернусь, ваша сила станет ещё богаче. Со временем я начну вас учить", - почему-то менестрель улыбнулась.
Глядя на малышей, Айрик всем существом ощутил желание выжить, возвратившись с победой.
"Вот я тогда развернусь! Можно возводить величественные дворцы, открывать школы и библиотеки. В Алкарине давно пора составить новый свод законов. Удивительно, когда-нибудь скажут: он был составлен в моё правление."
Король вынашивал эту мысль давно.
Одни законы устарели, сложившись до возведения стены. Другие подходят к жизни страны, что совсем отгородилась от мира. В свободные минуты Айрик, стесняясь собственной мечтательности, писал некоторые тексты, опираясь на наблюдения жизни.
"Казнь за поклонение стихиям. Им давно никто не поклоняется. Налог с ремесленников их изделиями. В казну давно платят монеты.
После войны можно отменить многие пережитки, записав новый уклад. Почему в стране была одна школа Аларъян? Можно построить две или три, только небольшие. Так ученики окажутся ближе к дому. Наставникам будет легче проверить детей.
Нужно, чтобы у каждого монастырского приюта был единый устав. Пусть в них не только кормят сирот, но обучают грамоте, подыскивая ремесло."
Обилие возможностей будоражило сердце нетерпением действия. Правитель успел набросать на пергамент короткие тезисы, но как же этого мало!
Рядом слышалось сопение малышей.
"Создатель, я знаю, всего что хочется, не успеть. Но дай мне вырастить их! Тогда дети продолжат мои начинания. Для Анрида нужно подобрать дело. Арверну желательно с детства показывать страну. Когда станет ясно, какой нрав у Найталь, его нужно гранить, как алмаз. Она - дочь правителя."
Айрик вертелся на крае постели. Растревоженные мысли не могли успокоиться. Король жалел, что опасность не даёт выйти на воздух.
В это время в другой пещере Вельнира бурно прощалась с Кирвелом.
- Несчастный ребёнок, надо же ему было зародиться во мне именно теперь! Из-за него я останусь тосковать одна в замке, когда ты пойдёшь в поход.
- Ну, хватит, родная, перестань, рано или поздно мы вернёмся назад. Вот радости тогда будет!
- Смотри, не обращай внимания на доступных красавиц, что идут с вами вместе, не забывай меня, а то я сама не знаю, что тебе сделаю, если только пойму, ты был мне неверен.
- Конечно, ты для меня самая лучшая. Кроме тебя, мне не надо никаких женщин. Тем более, поход меня утомит.
Схватив мужа за плечи, Вельнира решительно упала с ним на постель, в общем, прощались они долго и бурно.
Сариан и Дальнир не расставались, они уходили на войну вместе. Супруги тихо лежали рядом.
- Смотри, Сари, не плачь обо мне, если я погибну. Для меня это будет хорошая смерть. Жизнь выдалась длинной. Её отнимет по-настоящему великое дело. Для старого маршала Алкарина огромная честь, погибнуть в походе его возрождения.
- И как ты это себе представляешь? Значит, ты лежишь неподвижный, а я стою возле твоего костра. Нет, уж тогда я хочу оказаться там вместе с тобой. Я слишком долго тебя любила, чтобы в старости расставаться.
- Возможно, всё и сложится так, но женщине легче видеть мир без войны. Вы намного крепче связаны с жизнью. Не представляю, что делать, если мы одержим победу, а я вдруг останусь жив. Оказывается, я совсем забыл мир.
- Дальнир, я тоже его не помню. Наши дети – вот главная наша надежда. Кто объяснит им, как налаживать новую жизнь. Боюсь одному Наркелю не под силу укротить нрав горячего короля. Без бархатной тьмы Эрин нарожает нам внуков, кто станет учить их сражаться? Я не страшусь смерти, но очень хочу дождаться прихода мира.
Супруги так и лежали, не смыкая глаз, спокойные, готовые к неведомой судьбе.
Рассвет наступил стремительно. Слишком стремительно, казалось тем, кто не хотел расставаться с любимыми. Лагерь просыпался, повара на скорую руку готовили еду, в основном резали крупные ломти хлеба, да клали на них куски вяленого мяса, что в достатке заготовили за зиму. Сегодня завтрак был очень быстрым. Воины глотали пищу, спеша. Королева Нэйрин, Вельнира, Дийсан и Дийран вовсе не чувствовали её вкуса, сегодня все прощаются. Расставание с мужем или детьми лишало сил и аппетита. Едва завтрак закончился, как те, кто должен был уехать, принялись седлать коней. В отличие от их хозяев, лошади радовались скачке, что им предстояла.
Глядя на белую кобылу, которая перебирала ногами и тихо ржала, королева Нэйрин скрывала слёзы, только её пальцы чуть подрагивали. Крепко обняв жену на прощанье, Норгар подсадил её в седло. Рядом, на лошадь садилась Дийран. Она уже успела обнять всех по очереди. Вельнира всё никак не могла проститься с Кирвелом. Он покрывал лицо жены поцелуями, говорил, как после победы, он будет очень любить их ребёнка.
Айрик и Дийсан в последний раз прижали к себе детей. Малыши не понимали, они расстаются с родителями надолго. Их привлекала карета, запряжённая шестёркой мохнатых лошадей. Малышам понравился путь в лагерь, понравится и обратная дорога, тем более, она будет недолгой. Скучать они будут потом.
Король сам посадил детей в карету, на прощанье отдав им деревянные игрушки, которые заказал мастерам в горном лагере.
- Вот видите, какие они яркие. Надеюсь, к моему возвращению вы успеете их поломать, тогда я закажу вам другие.
Глаза сына и дочери смотрели не на отца, а на подарки. Они хватали игрушки, тащили их друг у друга.
- Вот только драться не надо. Игрушек на всех хватит, ремесленники меня не подвели.
Айрик вдруг понял, ему трудно улыбаться, показывая, что грусти нет.
- До свиданья, мои хорошие! Арверн, отпусти сестру, а то карету развалите. Да, Анрид, это собака, совсем такая, как у горцев. Они же её смастерили.
Малыши продолжали смеяться.
Отец то и дело сглатывал ком.
"Творец, ты же разрешишь мне вернуться к ним? Ты не сможешь допустить нашего расставания!"
"Хорошо, что они не стали плакать."
Смех малышей щемил сердце матери.
"А то я сама бы рыдала в голос. И знаком Создателя мне их не осенить! Не знаю, куда рука попадёт. Но я сотни раз душой его сотворила!"
Королева Нэйрин решительно хлестнула кобылу, она тотчас рванула вперёд. Затем двинулись все остальные. Вот они скрылись вдали. Провожающие ещё оставались стоять, глядя им вслед. Но вдруг, точно подчиняясь незримому сигналу, они сорвались с места. Стронулся с места весь лагерь. Он внезапно пришёл в движение. Люди покидали гостеприимные горы, садились на коней, строились в колонны. Пехота, кавалерия, обоз. Через час уютные пещеры, что укрывали войско людей, совсем опустели.
***
По дороге столбом клубилась пыль. Войско шло на войну за своими королями. Они оба ехали впереди, как символ воли трёх стран: Дайрингара, Велериана, Алкарина - вечных братьев, снова собравшихся вместе. Только велерианцы жалели об отсутствии ещё одного правителя, но они то сами здесь, вместе со всеми. Значит, у их страны есть надежда на неясное будущее, что приходит к людям в мечтах и снах. Войско шагало под весенним солнцем с весёлой походной песней. Ещё нет усталости, есть одно возбуждение, ожидание того, что встретит всех впереди.
Привал делали только вечером, тщательно разбивая лагерь, зажигая вокруг костры, ставя дозоры. Нападение теневых неизбежно.
В первую ночь враги, впрямь, прилетели трепать войско людей. Яркие огни отгоняли чёрных птиц, не давая садиться, помогали горящие головешки и стрелы. Мечи приканчивали страшных летунов. Огромные палатки укрывали воинов. Во время ночного нападения они обрадовались, что сшитых Аларъян палаток, немало.
Стоя в центре лагеря, Айрик и Норгар наблюдали за сражением.
- Отлично держимся, а?
Радовался король Дайрингара.
- Да, очень неплохо. Главное, для того, чтобы их отразить, нужна малая часть воинов, остальные прекрасно успевают отдохнуть. Алкарин доконало то, что нам не было покоя ни днём, ни ночью. У теневых нет ни тактики, ни стратегии, я чувствую, такие понятия им чужды. У них есть просто число и умение сражаться, как у турнирных воинов: один на один. За тысячи лет их просто накопилось намного больше чем нас, людей. Если бы мы могли взять теневых простым числом, то победили бы их ещё в начале существования ледяного края.
- Теперь-то у врагов нет больших людских войск, им придётся справляться самим.
- Да, человеческих воинов у них нет, да, теневым придётся сражаться самим, но почему-то от Вирангата люди всегда отступали, скоро нам придётся разгадать эту тайну.
Поняв, нападение будет отбито по плану, без неожиданностей, Айрик отправился за женой, чтобы вместе готовиться ко сну.
- Знаешь, мне вовсе не верится, что мы идём на Вирангат. Мы, как великие воины древних сказаний, собрались вместе. В душе накопилась усталость, но я чувствую гордость за нас!
Лёжа под пологом, Дийсан улыбалась.
- Жаль, я ощущаю больше тревогу. Такое впечатление, что я разучился надеяться или никогда не умел. Но мы должны разбить ледяной край, иначе всех ждёт слишком страшное время. Так хочется, чтобы мечты о мире, наконец, стали явью. Знаешь, сколько может король, когда в стране нет войны! Тогда жизнь у нас будет новая, такая, какую мы даже не представляем!
- Айрик, не сомневайся! Мы одолеем тьму! Интересно будет слагать песни о мирных делах, жить долгие годы рядом с тобой.
Менестрель взяла в ладонь запястье мужа. Она не выпустила его, даже когда король начал засыпать.
Утром короткий завтрак, снова поход до самого вечера, ночью жестокое нападение теневых, так дальше и дальше. Когда великое войско людей вступило в Алкарин, а затем в Велериан, нападения на него стали происходить и днём. Несчастные лорды и стражники, что не отправились в поход, по приказу полутеневых выводили отряды в битву с теми, кто шёл на царство льда и скал. Воины стран-союзниц легко сминали врагов, не понеся потерь, против их войска поднимались одни трусы, подлецы да властолюбцы. Все достойные люди сейчас шли на тёмный край. В городах и деревнях, где проходило войско, его приветствовали цветами и криками восторга. Новые воины, которые не решились выступить в горы, присоединялись к походу. Огромное войско шло с надеждами и песней, как в старые добрые времена, потому что люди верили, тогда войско ходило на войну именно так.
Чувствуя за собой огромную силу, Айрик и Норгар в который раз поражались её величию.
Когда закончился Велериан, местность начала изменяться. Сперва всё реже попадалась растительность. Она стала чахлой, какой-то прибитой, точно зелень заразило отчаяние. Даже в таких землях жили люди. Они никого не приветствовали, ничем не интересовались, Вирангат давно отнял у них всякое стремление к жизни.
"Если мы проиграем войну с ледяным краем, наши дети станут такими же!"
Эта мысль укрепляла желание победить Вирангат любой ценой.
Наконец, войско вступило в полосу вечной осени. Только она была вовсе не урожайной, природа вокруг стояла мёртвой. Страшны деревья с искривлёнными ветвями. Пожухлые листья всё время висят на них, никогда не зеленея.
"Что это? Всё ещё жизнь? Или уже смерть?"
Такие вопросы задавали себе воины, лёжа по ночам в палатках.
Когда земли, где была зелёная растительность, перестали встречаться на пути войска, исчезли и люди, остались только чудовищно искажённые животные. Они чем-то напоминали огромных птиц, спутников теневых и чёрных.
- У несчастных тварей остался разум! Им очень больно жить изменёнными. Они хотят исчезнуть!
Говорила Эрин, сидя у костра. Сама, совсем истаяв в бесплодных землях, воительница ощущала, как страдают наполовину живые существа от невозможности избавиться от Вирангата. Дикие сердца изломаны тьмой.
"Вы так похожи на меня! Мне хочется вас спасти, подарить каждому смерть! Знаю, тогда мрак вас отпустит! Скоро со мной случится тоже самое."
Находясь рядом с воительницей, Айрик не раз слышал её слова.
"Странно, вот животные сопротивляются мгле, даже почти переродившись. Мы, люди, слишком часто обращаемся в полутеневых. Неужели сложность стремлений позволяет человеку по своей воле отвергнуть свет? Желания животных просты. Они сопротивляются обращению до последнего, верно чувствуя отличие между дикой жизнью и вечной тьмой. Интересно, осталось ли подобие разума у чёрных птиц? Может, они тоже хотели бы избавиться от принуждения хозяев?"
Король не расстался с размышлениями даже за ужином, его составили вяленое мясо и хлеб.
"Не зря мы договорились о провизии с порубежными городами. Без помощи продуктами люди погибли бы от голода, а не от серой стали."
Несмотря на нападения мглы, обозы с продовольствием всегда добирались до войска. Поставщиков провизии в достатке снабдили палатками, что защищают от Вирангата. В осенних землях надёжные укрытия стали единственным спасением и для самих воинов. Мёртвые деревья почти не давали огня. Однажды в мрачный час находясь под защитой полога, Айрик наяву услышал зов Дивенгарта.
- Иди ко мне, оставь их! Откажись от людей. Следуй в мой край. Когда эти жалкие черви доползут до меня, они станут холодными, мёртвыми. Как хорошо, что ты привёл за собой их столько.
Но теперь таинственный голос не имел над королём власти. Раз отвергнув Вирангат, он знал, что не поддастся холодному зову.
- Уходи, ты мне не нужен!
Король закрывал разум от тьмы. Дивенгарт исчезал в глубину души. Вблизи ледяного края страшный шрам, оставленный мраком ожил. Порой он саднил. Только привыкнув к нему, сердце словно не замечало боли. Здесь враг был близок. Удар по когда-то повреждённому месту всегда чувствителен.
Наступил день, когда войско подошло к рубежу Вирангата. Сюда не доберётся обоз с припасами, но для похода в царство льда и скал провизии достаточно. Мёртвый осенний лес заканчивался, дальше шла безжизненная местность. Нет, древние легенды говорили неправду. Над ледяным краем не стояла вечная ночь. В нём был какой-то странный полусвет-полутьма, зыбкий, пугающий. Людям предстояло шагнуть в туман жуткой завесы. Поэтому на ночь они разбили лагерь, пусть воины страшились нападения теневых. Лучше шагнуть в неизвестность на рассвете нового дня, а не на его закате. По земле ползли длинные, по-змеиному живые тени. Они навевали тоску. Дийсан гнала гнетущую мрачность песней, такой задорной, как только могла.
Едва закончились сумерки, враги жестоко напали на лагерь людей. Их было так много, как никогда.
- Вы сами пришли к нам, вы поплатитесь!
Шипели во мгле метельные голоса.
Сегодня Айрик и Норгар решили вступить в бой. Перед рубежом царства врагов отдых правителей равняется трусости.
Взмах меча, падает мглистый плащ. Увернуться от чёрного, поразить его, заглянуть прямо в ледяные глаза. В холодном взгляде врага нет ни капли любви, что согревает жизнь, пока она длится.
"Почему Вирангат оставляет своим прислужникам одну жестокость и боль?
Родился вопрос в разуме Айрика. - Что за чудовищный замысел воплотила великая тьма, поднявшись наверх к свету? Гордыня и ненависть показали ей дорогу сюда. Путь в мир ей открыл ЧЕЛОВЕК! Но если он помог мраку выползти наружу, значит человеку под силу точно так же загнать мглу обратно под землю! Или я всё же не прав?"
Мысли текли независимо от движений тела.
Пришёл рассвет, теневые отступили. Войско торопливо завтракало вяленым мясом.
- Я боюсь. Айрик, мне здесь не по себе, – сказала Дийсан, когда король возвратился.
- Ничего, Дий, думаю ты такая среди нас не одна. Если честно я тоже страшусь идти в Вирангат. Наверно, идти в царство льда и скал страшится каждый.
Менестрель вздохнула, прислонившись к родному плечу.
Где-то рядом навзрыд плакала Эрин, её не могли успокоить ни Ратвин, ни Сариан с Дальниром.
- Они здесь! Их так много! Несметные полчища! Они сильные! Вирангат сметёт нас! Мы все погибнем!
В отчаянии кричала воительница.
Наконец, она притихла, впав в беспросветное оцепенение.
Айрик смотрел, как строились ряды воинов, как блестели на солнце мечи.
"Кто из людей встретит следующий день? Я должен что-то им сказать, тогда воины поймут, моё сердце живёт их надеждами."
Встав на небольшой холм, король почувствовал волнение, в который раз поразившись простоте и величию людской реки, сейчас больше похожей на гладь безмятежного озера, но в её глубине обретает силу волна.
- Я хочу, чтобы вы знали. Я верю в нас, людей!
Голос правителя набрал силу, пусть никогда не был звучным.
- Верю в три страны союзницы! Мы снова собрались вместе. Сегодня мы или победим врага, или узнаем, гибель неизбежна. Но при любом исходе мы останемся теми, кто до конца выполнил свой долг! Моё место всегда рядом с вами! Я не отступлю! Как знаю, дойдёте и вы.
Возможно, короткой речи не доставало огня, чтобы зажечь человеческие сердца, но в ней звучала непоколебимая уверенность в достоинстве тех, кто идёт сражаться. Каждый воин понял, король Алкарина их ценит.
Над войском взлетели крики приветствия.
- Слава королю Айрику Райнару! Слава королю Норгару Инглару! Победу вечным союзникам!
Сердцу передалась радостная решимость, что звучала в голосах людей. Едва правитель покинул холм, как крики приветствия стихли. Войско снялось с места в молчании. Оно вошло в зыбкую завесу Вирангата. Из пугающего тумана тотчас выдвинулись полчища теневых. Ледяной край - их мир, здесь никто их не остановит. Это туда, на солнечный свет, они никогда не могут выбраться. Там, где есть жизнь - для них смерть. Но здесь призрачные люди - господа. Во мгле они могут показать своё истинное число. Холодно, тоскливо, страшно! Непонятный, совсем пустой мир. В первые же минуты люди с ужасом поняли, почему Вирангат был непобедим даже тогда, когда был малочислен.
Движения живых стали замедленными, мысли превратились в вязкую жижу. Едва оказавшись в царстве льда и скал, без памяти упала Эрин. Бархатный шёпот снова завладел ею. Он приказывал умереть.
- Сдайся, засни, всё станет тихо, легко, – обволакивал шепчущий голос дочь маршала, словно чёрная вата. - Не нужно ни света, ни тепла, только спать, тогда не будет боли.
Но чуткий зверь был на страже. Он придавал желание жить.
- Нет, я не хочу спать! Мне надо сражаться! Уж если погибнуть, так вспыхнув искрой в последний раз, а не утонуть во тьме, не сопротивляясь ей, – кричала душа воительницы.
Только Эрин не могла сбросить с сердца завесу тьмы, что его заморозила, поэтому несколько воинов вместо того, чтобы сражаться, несли дочь маршала на руках.
Время растворилось. Исчезло всё вокруг, кроме полчищ теневых и чёрных. Они наступали со зловещим шёпотом. Люди тонули в зыбкой мгле, погибали от ледяных мечей. Некоторые, услышав зов Дивенгарта, уходили на встречу к нему. Они двигались к чёрному замку, где станут сначала полутеневыми, а через много лет теневыми.
Айрик тоже увидел силуэт страшной твердыни.
- Иди и ты ко мне! Не убегай от судьбы. Я жду, ты опять мой. Они не стоят тебя, люди забудут тебя сразу же после твоей гибели. Им всегда нужен король, что решает за них, действует для них. Стадо людей никогда ничего не может, оно всегда ждёт.
- Отправляйся ты сам в свою тень!
Рука не дрогнула, нанося очередной удар.
- Если люди не думают сами, то почему они отправились в поход на тебя, а не вместе с тобой? Они пошли за правдой, когда поняли, что правителям можно верить.
- Вы погибнете. Ты исчезнешь с земли, как и другие. Если даже больным и старым, ты всё равно умрёшь. Распадёшся и следа от тебя не останется.
- Нашёл, чем удивить.
Дивенгарт исчезал, но через минуту опять возвращался.
Люди двигались дальше. Погибая в зыбкой полутьме, они продолжали идти вперёд. Вокруг слышались стоны и предсмертные крики да ещё шипение жестоких врагов. Теневые не отступали. В страшный миг отчаяния Айрик понял, им никогда не прорваться к чёрному замку, люди не смогут убить Дивенгарта, уничтожить его камень. Безнадёжная, правдивая мысль, мгла была не при чём.
- Нужно поворачивать обратно!
Айрик нашёл руку Норгара.
- Мы все погибнем! А кто-то уйдёт к господину тьмы!
- Надо вернуться! Но как это сделаешь?! В такой темноте не разглядишь ни зги!
- Я знаю куда двигаться, и сумею вывести нас отсюда!
С трудом отыскав горниста, король Алкарина приказал ему трубить во всю мощь. Люди пошли на пронзительный звук. Айрик выводил войско из царства льда и скал.
"Каким печальным и бесславным оказался наш поход!"
Королю хотелось плакать. Горнист непрерывно трубил, пока человеческое войско снова не оказалось в мёртвом лесу. Едва выбравшись из Вирангата, люди попадали без сил в пожухлую траву.
- Вставайте! Отходим дальше! Отсюда слышен зов теневых!
Усталые воины поднялись. Пройдя ещё немного, они снова упали на землю.
- Отдыхаем до ночи, – сказал Айрик. – Во тьме враги на нас нападут. В этом не стоит и сомневаться.
- Создатель, нам нельзя возвращаться так!
В отчаянии воскликнул Норгар.
– Мы вообще не можем придти домой. Но каким чудом мы выбрались?!
- Я вывел людей против направления зова Дивенгарта. Он обращался ко мне.
Айрик поёжился словно от холода.
Норгар взглянул на него с тенью ужаса: "Дивенгарт заглянул ему в душу. Слава Создателю, моей он не видел!"
Поймав испуганный взгляд правителя горцев, король Алкарина отошёл в сторону. Упав на траву, он пытался вдохнуть её запах, увидеть капельку жизни в деревьях.
- Создатель, мы для них, впрямь, просто черви! Мотыльки-однодневки, на нас вообще не стоит обращать внимания! Где взять силы, чтобы вынести страшную истину?! Это же я привёл всех сюда! Только я!
По щекам катились слёзы, Айрик не замечал, что говорит вслух. Сердце рвалось из груди, в горле застрял комок.
Вдруг его щеки коснулась рука менестреля, Дийсан пришла на безнадёжный голос. Она вытирала солёные капли, чувствуя, они продолжают течь.
- Но это ты нас вывел! Без тебя бы все погибли! В поражении нет твоей вины. Мы отступили, как и многие люди до нас!
Утешению мешал торжествующий смех Дивенгарта.
- Жалкие черви! Жалкие черви, жалкие, жалкие, жалкие…
Из хорошего на свете осталась рука Дийсан, её голос да зелёные глаза, самые родные на земле.
"Я взгляну в них, чтобы в сердце вернулось тепло."
Безнадёжность ощутили все.
Страдал Ратвин Ник. Он сжимал безвольную руку Эрин. Мучились Дальнир и Сариан, глядя на бледную дочь. Больно сыновьям Хэрига, их отец остался в Вирангате. Тосковали Гернил и Горвил, они сидели рядом с Саен, которая тоже грустила. Сердце Кирвела исходило болью и ненавистью.
- Я взял в поход много крестьян! Сколько из них погибло! Выходит, их убили напрасно!
А ночь наступала, мёртвая осенняя ночь. В холодной тьме прилетели теневые, разве могли они не напасть, враги торжествуют. Пусть здесь прислужникам мрака больно. Над миром горит полумёртвая луна. Зыбкий печальный свет всё равно остаётся светом. Да, сейчас теневых немного, но теперь люди знают: Вирангат неуязвим. При виде чёрных птиц слёзы на глазах Айрика высохли. Он встал, взяв меч, за ним поднялся Норгар, и лучшие воины. Сегодня они защищали тех, у кого не было сил. Во тьме белый огонь, как никогда ярок.
"Да, мы однодневки! Но прахом рассыплетесь вы, бессмертные. Ваши птицы улетят в Вирангат, без вас! Если останутся в живых. Получайте! Помните, мы не сдадимся! Погибая, никто не уронит клинок! Наш меч окажется в вашем теле!"
Поворот, взмах чёрного плаща. Удар Айрика разрубил чёрную фигуру и ещё одну. Так до самого рассвета, пока теневые не улетели прочь.
Утром завтрак. Рядом Дийсан, бледная, печальная. В голове возникла безнадёжная мысль.
"Если Вирангат нельзя победить, возможно, его получится запереть? Сделать так, чтобы царство льда и скал не росло, тогда жизнь на земле останется. Но если мы не узнаем, что такое – тёмный край, мы и замкнуть его не сумеем. Кто-то должен отправиться к чёрному замку. Наверное, в него придётся последовать мне. Приказать любому могу. Но чьё сердце готово выполнить?!"
В голове возник отчаянный план. От его безумия душа застыла в нерешительности.
"Если у чёрных птиц есть остаток разума, возможно, у меня выйдет позвать одну из них частью Вирангата, что таится во мне самом. Я смогу лететь, как теневой?
Какой безнадёжный план, вряд ли его ждёт успех. Но другого - нет. И не будет." - король никому не доверил отчаянных рассуждений.
"Норгар глядит на меня с подозрением. Он боится, что уйду Вирангат. Те, кто знает меня хорошо, примутся отговаривать от безрассудного поступка. Я не могу их слушать. Моей решимости и так немного."
Подчинившись неясному порыву, Айрик подошёл к Эрин. Она лежала безмолвная, прекрасная, точно мраморная статуя. Только слабое дыхание нарушало почти неживой покой.
"Смерть оставит тебя почти прежней, гордая дочь Алкарина! Ты не сдалась Вирангату! Приняла меня и Дийсан в своё сердце! Я не хочу, чтобы ты умерла! Вы с Ратвином должны жить!"
Вдруг Айрик ощутил, как частица ледяного края, что жила в нём, потянулась к бархатному шёпоту воительницы. Она связалась с ним в единую нить. На её конце король увидел слабый свет. Огонёк этот пах лесом, где живут сильные звери. Животные, что могут быть дикими или любить человека. Искорку жизни оплели тысячи чёрных нитей. Они разрушали, они душили огонь! Но свет не сдавался, сражаясь из последних сил.
- Возьми частицу моего дара! Прими мои искры! Я не целитель, но я поделюсь с тобой Алар по тёмной связи Вирангата. Огоньки живой силы помогут тебе продержаться до моего возвращения. Эрин, я вернусь! Там в глубине, ты продолжаешь надеяться! Возьми моей стали! Чтобы жизнь стала прочней!"
Огонь Айрика потёк по нити, как горячий металл, коснулся дикого леса. Воительница приняла сильный свет, уцепилась за него коготками, потёрлась пушистой шёрсткой о тепло, так нужное ей. Лесной огонёк стал ярче, немного ожил.
- Помоги мне, пожалуйста, дай частицу твоего дара. Тогда я сумею сделать, что должен. Я верю, ты всё поймёшь. В нас обоих есть мгла.
Айрику показалось, его сердца коснулась лёгкая лапа волчицы или собаки, в руку ткнулся влажный холодный нос, лицо лизнул шершавый язык.
- Спасибо, Эри, я почувствовал какая она! Сила у тебя удивительная! Вы с Ратвином ещё будете счастливы! Ты только меня дождись!
Оставив воительницу, король глядел на бледное солнце. От принятого решения ему было страшно и холодно.
"А может, я никуда не отправлюсь. Мы просто повернём назад, разнося по земле печальные знания. Вести о начале конца. Кажется, я замахнулся на что-то невыполнимое: побывать в Вирангате и вернуться обратно."
На плечо Айрика легла рука жены.
- О чём ты думаешь, мой хороший?
Любимый голос был нежным.
- Мыслей у меня много. Одна лучше другой. Пойдём в палатку, ты споёшь мне что-нибудь доброе, тогда на минутку в сердце вернётся мир.
- Король Норгар зовёт тебя на совет, он говорит, нам пора решать, как быть дальше.
- Передайте ему, это дела завтрашнего дня. Сегодня я хочу отдохнуть.
Король лёг на постель. Менестрель устроилась рядом. Айрик сам не понял, как в крови загорелось желание такое, какого давно не случалось. Он поцеловал Дийсан в губы, пощекотал шею и за ухом. И... Оно началось! Всего было так много!
- Айрик, какой ты сегодня! Я тебя таким и не помню!
Менестрель лежала удивлённая и счастливая.
- Вот сам не знал, что вдруг таким окажусь, - король улыбнулся.
Но по сердцу жены пробежал холодок.
- Страстный огонь! В опасности! В походе! Когда земля умирает! Айрик, он накличет беду.
- Дий, отказаться от радости, если она пришла, значит, обкрадывать жизнь. Вдруг это наша единственная награда? Не бойся сейчас! Что случится, оно произойдёт, был я с тобой или нет.
Взяв в руки волосы менестреля, правитель сплёл из них что-то странное: то ли узел, то ли косичку.
- Вот смотри, я лучше всякой служанки причёску тебе сделал. Ты согласна с такой ходить? Если она никому не понравится, тогда раскажи, это я плёл. Глядишь, через пару дней придворные начнут похожие косички носить.
- Айрик!
Дийсан рассмеялась. Она вдруг запела тихо, без слов. Мотив был радостный, с надеждой на жизнь и победу.
- Вот так-то лучше, Дий, этого я и хотел, - король лежал, прикрыв глаза, чувствуя, как хорошо у него на сердце.
Когда наступила ночь, теневые снова прилетели. Коснувшись губами щеки Дийсан, Айрик поднялся, взяв меч. Он вышел в холодную тьму, чтобы выполнить принятое решение, какие бы сомнения не осаждали душу.
Враги летели на тёмных птицах, лучшие воины выстроились, чтобы их встретить. Сегодня они защищали войско людей. Пусть оно проиграло, но люди остались в живых. Правитель Алкарина молча присоединился к другим. Король Норгар тоже был здесь. Теперь, когда борьба кажется безнадёжной, он просто не мог сидеть в палатке, оберегать свою жизнь. Здесь Гернил, Горвил, Кирвел, - они суровы, решительны. Луки натянуты, мечи наготове. Приказ Дальнира Аторма.
- Пли!
Стрелы с Алар понеслись к цели, к тёмным фигурам на летунах, что пронзительно выли.
Только Айрик метнул во врага нож, когда чёрная птица подлетела к нему очень близко.
- Сейчас нельзя промахнуться.
Лезвие попало теневому в самое сердце. Фигура в сером плаще упала вниз, сморщиваясь, распадаясь. Птица залилась диким криком. Айрик обратился к ней ледяной частью Вирангата, что была в его душе и пониманием, которое дала ему Эрин, силой, что знает зверей.
- Лети, ко мне, ближе, я твой новый хозяин! Подними меня вверх, дай отправиться в твой Вирангат, мы помчимся туда вместе.
Услышав зов человека, огромная тварь замерла. Внезапно она начала снижаться со стремительной грацией. Другие воины не успели ничего сделать. Едва птица оказалась внизу, король её оседлал. Тварь взвилась в вышину. Вслед ей полетели стрелы, только они не достигли цели.
- Предатель! Творец! Как он мог?!
Болью отозвалось в сердце короля Норгара.
- Кажется, Айрик дошёл до последнего отчаяния, решив, помчаться в Вирангат, – возникла одна мысль на двоих у Сариан и Дальнира.
- Как же это? Разве достойно так с нами поступить?!
Спрашивали себя остальные воины.
Только Айдрин Тарир, увидев издали, как правитель поднимается вверх на чёрной птице, осенила ночное небо знаком Творца. По щекам покатились слёзы. Когда Вейлин собиралась родиться на свет, пришло последнее видение. Что это было? Прощальный проблеск её дара или сила пробудилась у дочери? Для провидицы это не было важно из-за пронзительной грусти, что наполнила сердце.
Помоги же ему, Создатель! Дай ему силы для нашей надежды!
Айрик нёсся по небу на чёрном летуне. Он не слышал проклятий себе вслед, не видел слёз Айдрин. Он влетел в Вирангат, где его снова встретил призрачный полусвет-полутьма. Закрыв разум от Дивенгарта, король приближался к чёрной твердыне.
- Почему ты такой загадочный? Как можно постичь твою суть? Или познать её невозможно?
Сердце замирало от холода, даже ветер здесь был неживой, тяжёлый. Никто не обратил внимания на чёрного летуна, просто ещё одна птица со всадником.
Айрик мчался всё вперёд и вперёд. Всматриваясь в полумрак, он, наконец, разглядел чёрный замок, странно высокий, похожий на неприветливую скалу, вокруг белый снег да дымка какая-то серая.
- Правда, три цвета: белый, серый и чёрный.
Глядя на мрачные скалы, он пытался найти то самое, ради чего отправился к ним. Только Вирангат по-прежнему оставался мрачным и таинственным.
Наверное, желание полететь в ледяное царство и вернуться, могло бы исполниться, если бы чёрный камень не почувствовал живое тепло Алар поблизости от себя. Тысячи врагов взмыли вверх, они окружили пленника. Птицы издавали высокий вой. Теневые шипели.
- Ты сам явился сюда, ты поплатишься!
В мрачных голосах слышалась насмешка.
Жестокий удар сзади лишил смертного чувств, он даже не успел его ощутить.
Айрик пришёл в себя в ледяной дыре, куда не проникал ни единый луч живого света. Тяжёлый воздух глыбой сдавливал грудь. Пальцы непроизвольно сомкнулись на кусочке кожи с кактусом. Сердце немного согревал медальон?: верный хранитель сыновей рода Райнаров.
- Здесь я найду свой конец.
Мысль была отчётливой, безжалостной.
- Глупый человек, что решил потягаться с Вирангатом. Ты заслужил эту камеру, ледяной воздух, тьму без единого лучика света.
Ощупав себя, правитель обнаружил, ножи остались при нём, но он лишился меча.
- Их не отняли мне в насмешку. Всё равно я отсюда не выберусь. Своих слуг Вирангат не жалеет. Не беда, если парочка теневых под мои лезвия подвернётся. Меч я, наверное, сам потерял. Хороший воин, ничего не скажешь.
Пленник горько рассмеялся, живой звук потонул точно в вате. Внезапно он впервые услышал не Дивенгарта, а его чёрный камень.
- Иди ко мне, стань моим, – позвал призрачный голос. - Иди сюда, и ты никогда не умрёшь.
Айрик снова замерзал в трущобе, маленький, беззащитный. Вокруг темень, холод, отчаяние.
- Сколько таких же как ты детей никогда из нищеты не выбралось? Сколько их умирало, не повзрослев? Разве их судьба была справедливой?
В разуме возникали лица родных людей.
- Ты разрушил мою жизнь! Я рядом с тобой страдала! Мне выпало на земле мало хорошего! Всё по твоей вине! Я очень тебя любила! Только ты не сумел ответить мне взаимностью!
Цаони взглянула на мужа с первой наивной надеждой.
- Сколько горя ты мне принёс! Когда в таверне меня схватили стражники, ты ко мне не успел. С тобой мне выпала доля любовницы. Твои стремления невозможно было унять, я безропотно шла за тобой. Наша встреча была на беду! У меня вышло немного счастливых дней!
Лицо Дийсан было грустным.
- Ты не уговорил меня уйти из трущобы! Слишком долго считал, мне хорошо. А когда узнал, как мне плохо, то ничего не успел! - Сальви тряхнула рыжими волосами, сделала жест попрошаек.
- Мы спасли тебя! Приняли во дворце! Но твоё правление привело Алкарин к падению. Ты увлёк людей в безнадёжный поход! Только ты. Твои решения всегда оборачивались против тебя самого. Но нам то за что такая судьба?!
Глаза маршала, канцлера и Сариан смотрели с укором. Ратвин и Эрин стояли рядом с ними.
Только столкнувшись с видением Вирангата, Айрик разгневался, а не отчаялся.
- И что? Ты вернёшь Цаони её счастье?! Дашь мне и Дий хорошие дни?! Заставишь Сальви не быть нищенкой?! Или поможешь мне восстановить Алкарин, который сам и разрушил?! Нет, ты скажешь, наш мир жесток. Его пора уничтожить! Но сколько порой в нём радости! Любовь к Дий и детям! Удары молота по наковальне! Бело-золотой дворец Алкарина! Шальные пиры! Безмятежные Ночи! Лесная Зелень! Песни крестьян! Я не отдам их тебе! Придёт новый день! Вернётся надежда! Пусть дети вырастут, повторив мои мечты и ошибки!
Пленнику было легко, он улыбнулся во тьме. Перед глазами возникло белое поле с чёрными скалами, покрытое зыбкой завесой, это и был Вирангат. Везде на земле сплошной ледяной край. Правитель открыл разум хозяину мглы, он хотел узнать его суть. Чёрный камень коснулся остатка тьмы в душе человека, зацепился за них, невольно сам открываясь ему.
- Какой страшный мир! Но я попробую посмотреть дальше, раз я всё равно сюда прилетел.
- В моей стране не бывает боли, совсем никакой. Мой край прекрасен! Разве можно не соглашаться с его красотой? Такие как ты редко встречались на тёмном пути.
В живых глазах стояло белое поле, по нему плыли теневые и чёрные, плелись животные, такие же призрачные, как их хозяева.
- Разве плохо быть одним из нас? Одним из самых сильных? В тебе много света, значит будет немало тьмы. Ты сможешь померяться силой с самим Дивенгартом. Если окажешься достоин того, соберёшь в себя достаточно мглы, я его заменю. Я не раз решал уничтожить моего главного прислужника. Я сделаю Дивенгартом тебя!
Король узнал, для хозяина мрака его главный прислужник слаб. Когда сероглазый человек пришёл во тьму, ему не хватило чего-то того, что есть у него, Айрика. Поэтому земля перерождается медленно. С другим Дивенгартом чёрный камень мог бы убить мир быстрей. В конце пути настанет то, чего и представить нельзя! Абсолютный Мрак! Великий Покой! ГДЕ НИКОГДА НИЧЕГО НЕ БЫВАЕТ!
Смертный понять страшный мир не сумел, но сердце зашлось от невыразимого ужаса.
- Ты же знаешь, я вас людей победил. Если ты сам придёшь ко мне, агония земли будет не такой долгой. Люди почувствуют меньше горя.
Вдруг Айрик ощутил, чёрный камень пробует изменить его Алар. Ледяные нити осторожно трогали живую силу и сразу же отступали, они о неё обжигались. Перед тем как взять Алар человека чёрный камень должен её остудить, как кузнец остужает раскалённую сталь. Вода Вирангата – это те уговоры служить тьме, ненавидеть мир, которые принц испытал во сне, когда после казни пришёл в Алкарин. Струя ледяной мглы потушит живой жар. Только тогда чёрный камень к нему прикоснётся, заставив человека лечь на себя. Хозяин мрака не ощутил, как крошечный разум проник в неизмеримую глубину. Правитель дважды приблизился к тьме, такое бывало редко, если вообще случалось. Нельзя, близко коснувшись чужой души, остаться запертым от неё. Творец Вирангата знал, ни один живой не уйдёт из него.
Айрику жестокая участь тоже была известна, но непокорный нрав не дал ему отступить. Он последовал дальше. Когда потухший Аларъян ложится на камень, чёрная игла пронзает его сердце.
Человек начинает умирать. Сосуды наполненные силой открылись, готовясь к неминуемой гибели. Но господин мглы не дал сердцу остановиться, он его заморозил, заставив слегка трепетать.
- Создатель, да камень оказывается держит своих прислужников на грани смерти! Это его единственная возможность подобраться к огню Аларъян. Открыть сосуды со светом для воздействия тьмы способно только одно: неизбежный конец обладателя. Спасибо Тинэль Калфер, которая отдала за меня жизнь, и Дармелине Гирт, она объяснила, как такое могло получиться. Без них ни за что бы не догадался! Когда сосуды силы откроются, в них проникнет мгла, она потечёт по жилам вместо огня. Свет уйдёт в глубину камня, там он до конца остынет, став новыми частицами мрака.
- Так вот почему полутеневые всё забывают! Вовсе они не бессмертные! Они - неживые! Тьма сохранила остаток тёплой души, чтобы ледяные прислужники могли двигаться, больше они ничего не помнят, раз и не живут вовсе! Тьма не смогла бы веками клубиться в тёплых сосудах. Когда на камне обращается Аларъян, он получает в них вместо света мрак. Когда дара нет, Аран наполняются кровь и кости. Тьма не даёт мёртвой плоти сгнить. Но она всё равно истлевает с годами. Так вот откуда берутся призрачные люди! Поэтому они и бесплотны!
Сердце ошеломила простота разгадки великой тайны.
- Мы же века ничего не знали! Но что, если на ледяной поверхности начнёт умирать человек, не затронутый тьмой? Может быть, его чистый, живой огонь ранит камень до самых глубин! Несогласных ему служить, мрак ни разу не обращал, так говорят все легенды. Мгла ведёт себя, как люди, что вываривают яд из грибов перед употреблением в пищу. Необработанная отчаянием Алар для него смертельна. Солнечные лучи заставляют снег таять. Справиться с холодом способно только тепло. Господин мрака не сумеет защититься от огня, раз сотни веков привык вбирать его в себя. Как только ослабнет камень, ослабнет и Вирангат, став проницаемым для людей. Так гибель корней дерева повреждает ветви и листья. Тогда отважные воины пройдут сквозь мглу, которая станет светлей. Люди сожгут камень до самого основания, навалившись на него вместе, придумают, как добить врага. Только первому, кто по нему ударит, суждено расплатиться за это не только жизнью, но и жестоким страданием. Мрак вырвет из него дар, суть самой души, наделённой им."
Айрик с трудом поднял руку. Коснувшись заветного ножа на груди, он вынул его из ножен, почувствовал зубчатый край, что резал пальцы до крови.
"Вот он, единственный шанс, скованный мной самим. Только так, ударом для долгой гибели, можно отдать камню себя. Иначе свет растворится в пространстве. Дар умершего мраку не взять, он примет лишь жар умирающего."
Сердце взмолилось о пощаде. Оно не хотело принять страшной правды, теперь открытой ему.
"Цена победы так высока! Она неизмерима! - Да кто на земле сумеет её заплатить?! Я не могу! Я не способен! Пусть появится тот, кто будет лучше! Будет сильней! Я тихо умру во тьме, чтобы ничто на земле меня уже не касалось. Я перестану сопротивляться Вирангату. И всё."
Душа наполнялась отчаянием. Пальцы сжались в кулак до крови.
- Там в свете луны мёртвые твари убивают живые сердца! Утром войско людей отправится в безнадёжный обратный путь! Алкарин никогда не поднимется! Дайрингар закроется в своих горах! Велериан продолжит погибать! За возвращение мира, в страдании на камне должна оборваться единственная жизнь. Да разве это цена?! Дий и дети останутся вместе! Ратвин и Эрин возьмутся за руки, улыбнувшись друг другу! Сариан и Дальнир встретят достойную старость! Но я не могу! Мне страшно! А я то посмел принять милость судьбы, когда за меня умирали другие, я продолжил идти вперёд! Сколько ещё сил и веков понадобится, чтобы люди собрались вместе?! Кто-то должен пройти этот путь. Есть ли право моё сейчас отступить?! Неужели я всё же дойду до конца?!"
Горло сдавил сухой всхлип.
Огромным усилием воли Айрик закрыл разум от чёрного камня. Сразу же навалилась неподъёмная тяжесть, словно толща ледяной воды.
- Нет, медлить нельзя, иначе я вообще не решусь вставать!"
Правитель поднялся во весь рост. Холод обрушился на него, пригибая к земле, ломая кости. Они трещали под весом непроницаемой мглы. Пленник упал обратно на землю. Он снова встал и снова упал, так раз за разом, пока не понял, что не сможет дойти до камня. Он попробовал ползти. Но тело тонуло во мгле, точно в снегу, руки и ноги в ней вязли. В грудь проникала холодная жижа, Айрик от неё задыхался.
Тогда он лёг, схватившись рукой за кактус, чтобы напомнить себе о тепле. Он вспоминал всё самое лучшее, что было в его жизни. Тогда темнота на мгновение отступала. Теперь правитель понял, почему Вирангат живёт столько веков. Если кто-нибудь раньше разгадывал тайну господина мглы, он всё равно до него не добрался.
"Создатель! Но разве так справедливо?! У людей должна быть надежда на жизнь! Зачем что-то знать?! Если ничего нельзя исправить! Как можно преодолеть мрак? Люди как-то должны его пройти!
Сердце искало ответ, но его не находилось.
- Если бы я сумел передать важное знание остальным, то можно остаться здесь. Они бы придумали как! Пришли бы сюда все вместе, преодолев темноту, что меня никуда не выпустит. Они бы отдали камню другую жизнь! Того, кто решился! Не может быть, чтобы никого не нашлось! Их много тех, кто сильней и достойней меня! Творец! Пусть люди узнают! Пожалуйста, дай рассказать им правду!"
Отчаянная душа стремилось к Дийсан и другим обладателям силы, что могли бы её услышать. Пока тьма и холод давили на грудь, Айрик пытался что-то придумать, пробуя докричаться до тех, кто остался в осеннем лесу.
- Услышьте меня! Почувствуйте! Я передам вам ответ! Он страшный! Но он единственный!
***
Над лесом мёртвой осени вставало утро. Лагерь людей придавило отчаяние, какого они раньше не знали. Правитель Алкарина - Айрик Райнар придался Вирангату, улетел на чёрной птице во мглу.
- Это он собрал нас в последний поход, чтобы люди получили надежду! Он вывел нас из ледяного края! Не оставил на растерзание теневым! Обещал до конца быть с нами! Почему он всё же не выдержал?!
От предательства того, кому беззаветно верили, людям было в сотню раз больней.
- Мы, простые воины, остались при свете! А сильный король подчинился мгле!
Разочарование, отчаяние, обида теснились в людских сердцах.
В чистом воздухе рассвета к королю Норгару пришло решение, неизбежное, как ночь, наступившая вслед за днём, просто холодная необходимость.
"Может быть, это слабость? Но я не могу вернуться в Дайрингар, зная, для людей нет надежды. Оставшимся в столице легче, они не видели Вирангат и ещё могут ждать лучшего. Да, они как смертельно раненые воины, до конца будут верить, что не истекут кровью, но и напрасная надежда лучше безмерного отчаяния обречённости. Я не принесу его домой."
В голове помимо его воли появилась мысль, Айрик Райнар не согласился бы с ним.
"Он бы сказал: оставлять близких в когтях несчастья, предпочесть достойную смерть позорной жизни, равносильно предательству. Но Айрик Райнар сам придался Вирангату, а я остался с людьми, значит, мне и решать, как надо поступить!"
К королевской палатке подошли Сариан, Ратвин, Дальнир, приблизилась бледная Дийсан с телохранительницей.
Отчаянный поступок супруга ранил сердце до крови.
- Поверьте! Айрик отправился в ледяной край по своему выбору, вовсе не по зову его господина!
Убеждала бард всех, кто обращался к ней.
"Только я ни о чём не узнала! И сердце не догадалось! Страшная мысль приходила к тебе с самой зимы. Никто не сумел её отогнать! Я не избавила тебя от неё!"
Отчаяние не находило выход в слезах, хотелось рвать на себе волосы.
Маршал, Сариан и Ратвин, как и его жена, не верили в предательство короля.
- Дальнир, Дийсан права, прошлой зимой Айрик был настроен очень решительно. Я не удивлюсь, если он отправился в Вирангат, мечтая понять, что он такое на самом деле. Мы проиграли. Терять больше нечего.
- Но это ничего не изменит, Сари. Из ледяного края возврата нет, никому, никогда. Айрик погибнет или обратится в полутеневого. И неизвестно, что же для нас страшней.
Воительница грустно вздохнула. Дайнис смотрела в землю. Боль от предательства правителя затмила все остальные чувства. Телохранительница не знала, кому верить: госпоже и семье маршала или другим воинам.
"Когда-то Вирангат призвал Айрика Райнара. Король чуть не поддался ему. Он вывел нас против зова мрака, горькой правды никак не отвергнуть. Порой жизнь разбивает надежды даже на самых лучших людей."
Обведя всех туманным от грусти взглядом, король Норгар отдёрнул полог палатки.
- Я принял решение вернуться в Вирангат. Если никто за мной не пойдёт, я отправлюсь туда один. Каждый человек решает сам, когда принимать добровольную смерть и стоит ли её принимать.
Плечи правителя горцев расправились, взгляд сделался ясным и твёрдым. Они решили идти во мрак: Сариан, Дальнир, Ратвин, Кирвел и Дайнис, Наркель Ирдэйн - те, кто очень хотели победы.
- Я должен сказать последнее слово воинам, - произнёс правитель горного королевства. По его приказу ряды войска, построившись, замерли.
- Я, король Дайрингара, Норгар Инглар, объявляю вам! Я решил найти в тёмном краю достойную гибель. Для меня невозможно склониться перед врагом! Те, кто отважен, идите за мной! Под властью мглы наш цвет никому не нужен! Вперёд! Лучше пусть жёны и дети оплачут нас смелых, чем узнают наше отчаяние! Идите! Чтобы барды сложили о нас печальные песни, пока существует погибающий мир! И пусть наступает конец, для нас он будет быстрым!
Повернувшись лицом к завесе Вирангата, Норгар пошёл вперёд. Он улыбался.
- Прощай Нэйрин, прощай, мой Тальгер, мне никогда вас не увидеть! Но я умру достойно, с радостью, как положено правителю проигравшего мира людей. Создатель, Прошу! Пусть предательство короля Айрика Райнара останется тайной для других. Вопреки всему я хочу, чтобы память о нём была светлой, чтобы последний поход в сердцах людей не связался с таким позором.
Пока Норгар говорил, Дийсан держала руку телохранительницы. Она понимала, что должна её отпустить. Оставаясь с детьми, ей нужно расстаться со всеми!
- Прощай, мой любимый осколочек льда! Наверное, Вирангат уже заморозил твоё горячее сердце!"
По щекам менестреля катились слёзы. Когда она услышала гул тысячи голосов, шаг многих ног, строившихся в колонну, то не смогла отойти в сторону.
"Сколько же вас! Нет, я не могу всех предать! Прощайте, мои маленькие! Простите меня! В такую минуту уйти от гибели невозможно!"
Стройными рядами в мрачном молчании воины двинулись во мрак. Они решили умереть.
- Мы приветствуем тебя, наш конец! Мы встретим тебя улыбкой! Вирангат, ты никого не убьёшь! Мы по своей воле погибнем в тебе! Ты содрогнёшься от нашей великой смерти. А если и нет, неважно, раз пришёл последний отблеск человеческого достоинства перед очень долгим унижением!
Двое воинов Аларъян подняли носилки Эрин, чтобы она не осталась одна на осенней земле, разделила честь погибнуть вместе со всеми. Родители шли рядом с дочерью, точно расчищая ей дорогу. Сариан и Дальнир взялись за руки.
"Раз нет надежды, то нет и грусти. Можно не бояться бархатного шёпота, что так долго отнимал у них Эрин. Сейчас всех убьёт холодная мгла. Будущее невозможно. Так прочь всякий страх за него! Пусть последний миг нашей жизни будет светлым, мы сейчас вместе."
Рядом шагал Ратвин. Одна рука поддерживала плечо жены, другая сжала рукоятку меча.
"Айрик, я иду к тебе, мы все к тебе двигаемся! Как хорошо, моя Эрин спит и не заметит смерти. А меня пусть ударит серый клинок. Нет, лучше пусть моё сердце пронзит чёрный! Хорошему воину так и положено. Да, как всегда ты - первый, а мы за тобой. Я никогда не поверю, что ты нас предал!"
Наркель Ирдэйн шагал, как всегда размерено. Его душа была спокойна.
"Прощай, Алкарин, только тебя я любил на этой земле. Ты никогда не восстанешь, но мне сожалеть не о чем. Всю свою жизнь я служил лучшему на свете королевству. Я пролил кровь племянника ради нескольких лет твоей жизни, чтобы гибель твоя оказалось достойной. Я не знаю, зачем наш правитель улетел в Вирангат, наверное, искать новую надежду. Но я иду в ледяной край, умирать."
Где-то среди велерианцев шагали Гернил и Саен. Они сжимали ладони друг друга, держали их, чтобы меньше бояться.
- Гернил, дай мне погибнуть первой, пожалуйста! Я хочу чувствовать тебя, когда она придёт! В Алкарине, когда вы победили нас, я не сумела решиться, а вот теперь могу, и мне почти не страшно, пока ты рядом со мной. Я так люблю тебя, прости, что говорю тебе это так поздно, но ты самый замечательный в мире муж!
- Не бойся, Сай, я никуда тебя не пущу. Я же люблю тебя очень сильно, и перед нашим походом ты мне улыбнулась.
Горвил жалел о том, что рядом нет Ане.
"Родная моя! Прощай, моя хорошая! Если бы я знал, что наша смерть неминуема, то обязательно взял тебя с собой! Как тебе жить без меня?! Прости, ненаглядная, я не могу возвратиться к тебе. Мы все идём. Я так же, как все!"
Завеса мглы приблизилась. Когда первые ряды шагнули в страшную дымку, Дийсан вдруг ощутила, как её окружил кокон холода. И словно бы откликнувшись на смертельный лёд, в сердце запела жизнь, зазвучала с такой пронзительностью, что её было больно держать в себе. Жизнь звенела в душе, вечно переменчивая, непредсказуемая, с шелестом цветов и трав и сотни раз повторённым птичьим концертом.
- Так неужели всё живое на земле обречено тьме Вирангата?! Но нет же! Нет, никогда!
Раздался пронзительный крик. Он излился во мрак не рыданием, а звуком невиданной песни, мелодией жизни без слов. Она стала светом, сверкающей каплей росы, что родилась согреть и наполнить сердца. Дийсан вливала в песню воспоминания: велерианский замок, руки Айрика, смех её малышей, ночи у костра, сказания, что родились в душе... Столько всего прекрасного! Сердце менестреля жило в звуке мелодии. Оно не сгорало, а защищало других ясным огнём, что звенел во тьме. На живое тепло откликнулись тысячи горячих искорок, одни ярче, другие слабей. Сердца всех людей, что шли погибать в Вирангате, устремились к мелодии жизни, вливаясь в неё, отдавая великой песне любовь и силу души, каждый свою заветную. Собрав живое тепло, Дийсан вплела его в единый мотив, самый прекрасный на свете. Тогда песня заполыхала в тысячу раз сильней, разметав в стороны тьму Вирангата. Впервые на памяти людей тёмный край озарился СВЕТОМ! Огнём отчаяния. Искрой надежды. Жаром души, покорённой песней и песню родившей. Бард держала в руке стальную дудочку. В ней была частичка тепла Айрика, родная рука помогала любимой бесстрашно идти во мглу. Менестрель немного кружилась под тепло великого мотива.
- Мы встречаем тебя, пронзительный миг! Последний миг прощания!
Душа Аларъян звенела во мраке. Людей перестала касаться ледяная тоска, замолчало шипение теневых. Человеческое тепло рвало туманную дымку. Она оседала клочьями. Воины падали убитые чёрной и серой сталью, вовсе не замечая смерти, их смелые сердца до конца отдавались песне. Полчища врагов пришли остановить горячий, гибельный для них свет. И отзвуки живой мелодии достигли чёрной дыры, где сердце Айрика медленно, но верно превращалось в лёд.
Нет, не сейчас. Ещё не сейчас!
Шептал король во мгле не губами, самой душой, что гасла во мраке. Почти превратившись в ледышку, он ничего не чувствовал. Но тело знало, нужно дышать, сердце помнило, нужно биться. Поэтому новый удар, новый вдох, пока тьма не раздавит совсем, тогда наступит конец, но только тогда, не раньше.
Вдруг в ледяное пространство просочилась песня. В чистоте прекрасной мелодии горела Алар Дийсан, слышалась суть её сильной, дерзкой души. Огненному мотиву вторили сердца многих людей, звучали собранные единым стремлением выжить и выстоять, пусть сейчас шагали на смерть. Слитный хор звучал в унисон, пусть каждое сердце вложило в него что-то своё, создав прекрасный, неповторимый мотив, единственный на земле.
От горячего звука сердце забилось ровно, к Айрику вернулось дыхание, темнота перестала давить на грудь. Он не мог надышаться, радостно шевелил руками и ногами, чувствуя, как в сосудах снова струится кровь. Тело оттаяло, поэтому стало горячим.
"Вот надо же! Люди пришли! Как они догадались?!"
Король улыбнулся удивлённый, счастливый.
"Дорога к камню открыта. Пройдя по ней, можно положить начало победы! Неужели прямо сейчас, есть надежда исправить несправедливость, что совершилось века назад!"
Поднявшись к самому горлу, сердце стучало гулко и часто.
Скорей поспешить на горячий мотив! Выйти на солнечный свет! Найти того, кто по собственной воле решится погибнуть на камне. В глаза ему поглядеть! Слова поддержки пытаться произнести! И смотреть, как уходит во тьму человек, моим решением обречённый на смерть!
Пальцы сжались в кулак до крови.
"Создатель! Как не хочется умирать! Я же столько могу! Составить хороший свод! Восстановить Алкарин! Вырастить детей! Но разве другие хотят меньше меня?! Разве каждый из них не достоин жизни?! Не имею я право отнять чужую надежду! Значит, должен отдать свою!"
Сердце зашлось в груди. Ледяные пальцы дрожали. В душу вполз холод предсмертной тоски.
Правитель поднялся с земли. Свет песни помог ему совершить движение.
Проверив ножи, он шагнул во мглу. В огромном зале из тягостных снов короля на троне восседал Дивенгарт. Обычно зал был полон теневых и чёрных. Но теперь все твари ушли, чтобы остановить людей. Только несколько врагов остались охранять тёмного господина и его камень.
Мысли Айрика ускользали, не складывались. Только одно видение пронзило сердце до крови. Он, мёртвым, застыл на высоком столе, Дийсан плачет над неподвижным телом.
"Прости меня! Дий! Но я это выполню!"
В горле застрял комок. Шаг приобрёл стремительность.
"Надо быстрей умереть! Тогда перестану страшное видеть!"
Когда Айрик вошёл в зал, теневые и чёрные бросились на него. Один нож, второй. От точно направленных лезвий враги, падая, сморщивались. Призрачные твари окружили Дивенгарта плотным кольцом.
- Он пришёл меня уби-и-и-ить!
Выл прислужник тьмы отчаянно высоким голосом.
Вскочив на камень, правитель не удержался от насмешливой улыбки. Пальцы крепко сомкнулись на рукоятке заветного ножа, ощутив живое тепло под покровом стального холода.
"Вот раньше бы знать, для чего я тебя сковал! Так помоги мне сейчас! Иначе боюсь, рука моя дрогнет, не сумев верно тебя направить! Страшно умирать одному, в темноте. Если бы лучик дневного, настоящего света!"
Но вокруг стоял мрак, словно глубокое болото для чувств. И времени не осталось. Чёрный камень окружили теневые, готовясь его защитить. Айрик вонзил нож себе в грудь, с силой, одним движением, по самую рукоятку. Боль обожгла тело. Король упал на ледяную поверхность.
"Поздно. Теперь Вирангату пришёл конец!"
Умирающий торжествующе улыбнулся, чувствуя, как ему больно дышать.
"Значит, нож вошёл хорошо. Смерть будет долгой. У ледяного края достаточно времени, чтобы разрушив сердце , отнять у меня свет Аларъян."
Камень холодный, как лёд, такой же безжалостный. Иглы чёрного льда проникли в горячее тело, проложив дорогу туда, где по тонким сосудам струился живой огонь. Столкнувшись с Алар, они вобрали жаркую силу внутрь, унося свет в камень, двигаясь по каналам, открывшимся неминуемой гибелью. Тогда огонь притянул в себя тьму, которая в свою очередь неизменно к нему стремилась, остужала, гасила, веками вбирала в себя. Когда свет и тьма проникли друг в друга, живые сосуды начали рваться, неспособные вынести схватку двух противоположенных начал.
"Создатель! Не могу! Больно! Умереть! Пусть это закончится! Но ведь всё правильно?! Да?!"
Пропустив в бездонную глубину холода человеческую Алар, мрак начал превращаться в пар теплом её смертного света, силой любви и жизни, что принимала жестокий конец, возвращая другим надежду на мир и счастье. Живой огонь проходил сквозь мглу, без жалости разрушая её. И чёрный камень не выдержал столкновения с сердцем искренним, непокорным, беззаветно преданным людям! Так было всегда! Так будет во все времена! Свет и тьма, тепло и холод, сострадание и жестокость ВМЕСТЕ НЕ СУЩЕСТВУЮТ! Огонь Айрика был удивительно ярким. Он до конца очистился от тьмы. Сейчас этот свет умирал.
Разум исчез. Осталась одна боль. Правитель кричал в тяжком страдании.
Чёрный камень словно вторил стоном живой душе, что жестоко страдала на нём. Искры горячего света, уходя расплавляли тьму. Она превращалась в пар. Вирангат становился светлей. Тогда Дивенгарт завыл, вспомнив того сероглазого воина, каким был когда-то давно.
На несколько безнадёжных секунд память вернула прислужнику тьмы человеческие чувства. Тысячи лет его жизни стали беспросветно жестокими. За них Дивенгарту придётся долго платить. Пришёл страх неминуемой смерти. Она подступила к нему. Стены ледяного края испарялись, в пар обращался камень, который их породил. Исчезали теневые и чёрные. Напоследок они вспоминали, какими людьми были, что привело их во мрак, ощущали раскаяние и ужас.
"И тогда придёт один, носящий имя предателя, и будет у него сила всё разрушить и всё восстановить, и будет он иметь огонь и холод, но выбор его всё равно ведёт во тьму..."
Не Айрик Райнар вспомнил слова, что однажды сказали о нём. Их вспомнил сам мир, которому века назад была обещана надежда на спасение от ледяного края. Но осуществление её было отдано в руки самих людей.
Король продолжал страдать. Крича от боли, он не понимал, в душе не осталось Алар. Через разбитое тело в камень переходили отголоски великой песни жизни, довершая гибель ледяного края частицами тепла других сердец.
***
Внезапно, разрушив великую мелодию, в сердце Дийсан проник отчаянный голос. Песнь жизни смолкла, она была не нужна. Теневые уходили в землю белесым паром. Пропала тоска, растаяла туманная дымка, исчез полусвет-полутьма. Над Вирангатом поднялось солнце. На чёрную землю упали горячие лучи, от них земля ожила. Слишком долго она была ледяной и застывшей. В почву вернулось столько всего, что веками должно было сгнить, став пищей для новой жизни, поэтому из неё стремительно выросли трава, цветы и деревья. Лёд растаял, по земле зазвенели ручьи. Но Менестрель не заметила весны. Она слышала только отчаянный крик Айрика. Дийсан побежала к нему. Норгар, Сариан, Дальнир, Ратвин, Кирвел, Дайнис бросились вслед за менестрелем, подчинившись неожиданному порыву. За ними спешили другие воины. Они ещё не поняли, что происходит, почему вдруг пал Вирангат. Они не успели обрадоваться победе.
Умчавшись далеко вперёд, Дийсан достигла места, где раньше лежал господин мрака, теперь до конца разрушенный. Тёмные иглы ушли из Айрика, оставив в теле разорванные сосуды. В них задержались живые искорки, обрывки великой песни.
Сила мелодии людей стремилась занять пустоту, что за собой оставила тьма, как у тех, кто был ранен серой и чёрной сталью. Только в разрушенном теле ей было не за что зацепиться.
Король замолчал, тихо вздохнув. Конечно, страдание ушло не всё: в груди оставался нож, тело словно бы обожгли. Но в сравнении с тем, что было минуты назад, ему полегчало. Понемногу Айрик пришёл в себя, огляделся вокруг. Его не обрадовал зелёный, солнечный мир, он стал чужим. Умирающий закрыл глаза, стремясь приблизиться к вечности. Душа устала, в ней не осталось сил. Только тело продолжало бороться, отказавшись принять поражение.
"Не цепляйся, не мешай неизбежному. Чёрный камень сделал со мной такое, что Жить дальше нельзя."
Уходя в беспамятство, раненый переставал ощущать боль.
- Айрик! Где ты?!
Крик менестреля- растерянный, отчаянный, заставил сердце проснуться, ожить безнадёжным чувством любви, сделав усилие над собой.
Глубоко вдохнув, король позвал её так громко, как только сумел:
- Дий... Сюда... Я здесь.
В хриплом звуке она едва различила родной голос.
Опустившись рядом, Дийсан коснулась его руки. В ответ холодные пальцы чуть шевельнулись. Король дышал часто и коротко, словно отчего-то себя берёг.
- Скажи, что с тобой?! Куда тебя ранили теневые?! Надо перевязать. Я сумею, если сам объяснишь.
- Нет, повязки не надо.
Прерывистый вдох был больше похож на всхлип. Собрав решимость, он продолжал.
- Дий. Я умираю. Прости!
Страшные слова разделил отдых.
- Айрик! Молчи! Ты не смеешь!
Менестрель коснулась рукоятки ножа в его груди. Поняв, как глубоко вошло лезвие, она прибегла к последнему средству. Став тонкой иглой, Аларъян начала петь. Мотив звучал осторожно, но точки чужого тепла отзывались на него болью, словно открытые раны, когда в них попала соль. Огоньки силы, что задержались в теле, не могли слиться в единый ритм. Они трепетали, двигаясь друг другу, но вместе не складывались. В сердце самой Дийсан зазвучала живая, непокорная сталь. Узнав родную песню, страдающая душа откликнулась на неё, потянулась к звуку, пытаясь принять помощь. Чужая Алар, устремившись в мотив, старалась к нему подстроиться, создавала верный напев. Секунда. Всё выйдет! Задрожав, король выгнулся дугой. Воздух, что он набирал на вдохе, при выдохе становился кашлем. Песня распалась, обрывки сосудов не могли удержать тепло. Менестрель остановилась.
- А-айри-ик! Ты же. Правда! Умрёшь!
Потрясение было СТРАШНЫМ! Лицо побледнело. Губы дрожали, словно пытались что-то сказать, но не могли.
Он притих, почти потеряв память, поэтому не ответил. Менестрель осмотрела рукой тяжёлое, неподатливое тело. Грудь поднималась короткими рывками.
Придя в себя, Айрик начал задыхаться.
С ножом в груди тяжело лежать на ровной земле. Если уложить его высоко, дышать станет легче. Осторожно подведя руки под спину и голову короля, менестрель стала потихоньку его приподнимать.
- Дий, Нет. Начну уходить, напугать могу.
- Айрик, я не увижу, что ты заснул. После. Тебя возьмут словно ещё живого. Не надо тревожиться за меня. Не разговаривай. Отдохни.
Для опоры Дийсан прислонилась к дереву, как можно лучше устроила голову Айрика у себя на груди. Для этого хорошо быть женщиной. Уложив бессильные руки, она поняла, их можно почти не придерживать. Менестрель замерла. Дыхание раненого стало ровнее, глубже. Ветер шумел в деревьях. Солнышко пригрело лицо. Сколько раз во время дневного привала он лежал у неё вот так, и никогда не умел заснуть, нарушал мирный отдых горячим объятием, весёлой шуткой, шальной, неистощимый на выдумки. Его усталость теперь! Предвестница страшного Отдыха! Великого, вечного Сна! Плач вырвался, короткий, глухой. Она не сумела его удержать!
- Ну что ты, Дий! Перестань! Пусть через каждую капельку солнечный лучик проходит.
Даже сейчас он, как мог, её утешал ...
Менестрель прикоснулась к родному лицу. Уголки губ смягчила улыбка, но глаза и щёки были мокрыми.
- Там тебе больно не будет. Как вспомню... мне станет легче.
Голос был хриплым, немелодичным.
- Меня не жалей. Столько прекрасных часов было! Случится... Любовь, надеждой и радостью, докажи! Засмеёшься! Приду поглядеть...
Он икнул, дыхание сбилось.
- Слышишь! Смеяться стану, только если придёшь!
К ним подошли те, кто устремился за Дийсан. В надежде недостойной провидицы Айдрин привела целительницу Аларъян. Осматривая раненого, женщина осторожным лучиком прикоснулась к обрывкам сосудов. Поняв, их разрушила тьма, она попыталась помочь, направив частицу дара, способную их срастить. Тело отторгло свет, так порой безнадёжный больной не принимает воду и пищу.
Целительница чуть потянула нож вверх. Он не поддался. Король захррипел, на губах появилась пена.
"Это лезвие осторожно не вынуть, оно не станет двигаться по прямому пути, разрушит тело, причинит страдание. С ножом или без, правитель умрёт, и неизвестно, как легче, а всё же!"
- Ваше величество, давайте выдернем нож завтра утром. Отвар снимет боль. Вы наберётесь сил. Кровь не течёт, без повязки дышится легче.
Глаза сюзерена слабо блеснули.
- Идите к другим. Я подожду.
"Значит, к этому времени я буду мёртв."
Целительница подошла к остальным. Не решаясь мешать, они ждали поодаль.
- Его Величество, король Айрик Райнар, получил смертельную рану. Лезвие ножа вошло глубоко в лёгкие. Зубцы не дадут его вытащить. Сосуды, по каким движется светлый дар, разорваны мраком. А сердце правителя не задето. Оно отдаляет конец. Готовьтесь, будет непросто.
"Крепкое тело - великий дар для жизни, большое проклятье для смерти."
Они подошли осторожно, не знали, что говорить. Черты правителя обозначились резче, лицо побелело, вокруг глаз залегли тени.
- Хорошо. Увидеться с вами успел!
Изо рта стекла струйка крови.
- Айрик!
Воительница коснулась его руки.
- Айрик.
Маршал, канцлер и друг так на него посмотрели!
" Как больно от них уходить! Если бы можно было остаться хотя бы на несколько дней! Но смерть всегда будешь просить задержаться. На месяц! На час! На мгновение!"
- Скажи, тебе хорошо лежать? Если захочешь, мы можем устроить тебя по-другому.
Воительница наклонилась к нему, чтобы не затруднить ответ.
- Возьмите меня у Дий.
Собрав плащи, они разместили их на земле так, чтобы Айрик лежал высоко. Умирающий кашлял кровью. Сариан стирала её прохладной водой из ручья. Губы раненого запеклись.
- Потерпи немножко, Айрик, Ратвин тебя придержит, и ты сумеешь попить.
Она вливала воду осторожно, по маленькому глоточку, следила, чтобы дыхание не сбивалось, и он не закашлялся.
Король ощутил неловкость и стыд.
"Для мёртвого тела нужны чистая одежда, стол, да огонь прощания. Пора отпустить живых."
Целительница принесла отвар, что готовила для тяжело раненых загодя, а после битвы просто разбавляла водой.
- Мне нужно дать правителю средство, что облегчит боль, возможно, поможет забыться сном.
Сариан протянула руку.
- Отдайте его нам. Сейчас королю не надо чужого присутствия.
Отвар влили, только забыться не получилось. Раненый кашлял и задыхался. При каждом вздохе лезвие разрушало грудь.
Внезапно ко всем подбежала Эрин. Едва чёрный камень распался, она пришла в себя. Воительница прислушивалась к новым ощущениям, что возникли в душе. Бархатный шёпот ушёл, как будто его и не было, но радость на сердце робкая, почти позабытая, похожая на первую травку, что появилась на оттаявшей земле.
Вдруг она увидела умирающего Айрика и людей, находившихся рядом. Правитель дышал с трудом. Остальные притихли, словно прибитые неизбежностью. Радость ушла, её разрушила боль, что оказалась сильней бархатного шёпота, она была её собственная.
- Как же ты так, Айрик? Как же ты так?!
Воительница опустила взгляд.
- Ничего. А ты, молодец! Дождалась!
Умирающий улыбнулся, Эрин вернулась к жизни!
В её горле застрял комок, безнадёжно ищущий выхода.
- Это же ты уничтожил Вирангат?! У тебя получилось его разрушить!
Эрин страшилась придать голосу силы.
- Мы вместе, победили! Сожгите меня, на общем костре.
Чтобы закончить фразу пришлось отдохнуть.
- Берегите себя! И пусть возникнет что-то новое...
"Кажется, большего и не надо."
Пытаясь найти облегчение, раненый был беспокойным. В груди нарастала боль, воздуха не хватало. Приступ за приступом близкие придерживали его, стараясь поднять повыше, и отпускали, когда наступал относительный отдых.
Выдернуть нож? Но, Творец! Что же окажется правильней: ждать моей смерти или самим приблизить её? Где же ты?! Алкарин? Самый белый на свете город! Тебя разорили враги, Но люди теперь тебя восстановят! Отстроят ещё прекрасней, чем прежде. Каким ты восстанешь после войны?!"
В сердце вонзилось отчаяние.
"Какими вырастут малыши? Так хочется возвратиться к ним! Передать всё, что умею, любить их и защищать! Едва ли они запомнят меня, Но для них так, наверно, к лучшему!"
Внезапно вскинувшись, он словно хотел приподняться, оттолкнуть подступавшую смерть.
- Уведите Дий!
Прошептал раненый, сквозь жгучую боль, ощущая во рту едкий, железный привкус. Пальцы судорожно сжимали одежду и травинки рядом с ней. Схватив менестреля за локоть, Сариан повлекла её за собой.
- Айрик! Не смей!
Закричала она. Неожиданное предательство, ударило в самое сердце.
Но твёрдая рука воительницы уводила её дальше, туда, где она ничего не услышит.
Тяжело задыхаясь, умирающий проводил её долгим, пристальным взглядом.
«Только не ей, творец! Ей такое нельзя!»
- Ратвин, Эрин и Дальнир, в который раз подняли его, как можно выше.
«Теперь точно последний. Прости мне, создатель, всё сделанное и не сделанное! Пришёл час расплатиться! Прошу! Дай им жизни и счастья!»
Оставив барда у целительницы, к ним возвратилась Сариан. Айрик хрипел, страдая, метался в руках близких, пока кровь, скопившаяся в груди, не хлынула горлом, принося ему предсмертное облегчение. Когда кровотечение прекратилось, Они опустили мёртвого на плащи. Он лежал спокойный, прямой. Утратив жизнь, черты лица просветлели.
- Иди с миром, Айрик!
Произнесла Айдрин слова единого на всех чувства.
- Наконец он нашёл тебя! твой мир!
Сариан направилась к барду. нельзя слишком долго держать её в неведении.
Менестрель сидела, дрожа, обхватив руками колени.
- Что с ним?! Как он?!
Спросила она в пространство, услышав шаги воительницы.
-Дий, Айрик ушёл. Пойдём.
Менестрель рванулась вперёд, вытянув руки. Никто не смог бы её удержать, осталось верно направить движение.
- Айри-ик! За что?!
Она звала пронзительно, безутешно.
Бард трясла его за плечи, ощущая ладонями, не остывшую кровь, пропитавшую ткань одежды.
- А-а-а-а-а-а-а-
Отчаянным криком без слов, внезапно до глубины души поняв, почему он приказал ей уйти.
- Не надо, Дий! Перестань, отпусти. Ему сейчас лучше. Пусть Айрик наш отдохнёт, не станем его тревожить.
Сариан и Ррин, взяли её под руки, поняв, что Дийсан не сможет идти сама.
Растерянный, гневный Ратвин осторожно вытащил нож. Мёртвому телу не больно. Больно живой душе. Глаза прозрачные, словно синий хрусталь, глядели вверх, без укора, с великой, неживой строгостью.
Маршал бережно их закрыл.
- Теперь ты словно бы спишь. Айрик, лучше бы в сердце! Дрянной удар! Страшный даже для смелых.
Дальнир тихонько погладил его плечо.
- А я вот и этот поход пережил!
Неспособный стереть с жестокого лезвия кровь, Ратвин так и вложил его в ножны. Воин оставил нож у себя. Надеть на шею ремень он не смел, просто заложил лезвие за пояс.
Осторожно, словно прикосновения могли причинить умершему боль, Сариан расстегнула медальон Райнаров.
Он больше не переливался всеми цветами радуги, а имел чёткий красноватый оттенок. Это частица Алар вплелась в оберег, когда король отдавал себя Вирангату.
"Теперь она будет всегда защищать твой род. Да по-другому ты и не мог."
Взяв у целительницы чистую ткань, воительница собирала начавшую темнеть кровь.
"Вот ты и погас, отзывчивый огонёк Алкарина! Лежишь! Улыбка твоя никогда не блеснёт. Творец! Так По какому же счёту,! судьба выбирает, кому умирать в страдании?!"
Ответа не было. Пришло время начать погребальный обряд.
***
Войско подходило к центру Вирангата, который весело зеленел. Люди ставили палатки, начинали радоваться.
- Так что? Выходит? Победа?!
Спрашивали они, глядя в растерянные лица, с силой хлопая друзей по плечу.
- Вот надо же! Шли и шли погибать! А тут вдруг Вирангат пропал! Кажется, мы победили! Создатель, да мы его одолели!
Люди хохотали, бросали мечи на землю, подкидывали вверх головные уборы.
- Теперь бы найти пива! А вечером развести большие костры! Сушняка в лесу хватит, он остался от осенних деревьев.
Но хмельного в лагере не было. Свежего мяса в нём тоже не нашлось. В ледяном крае не жили животные.
Радовался победе король Норгар. Как хорошо возвратиться в Дайрингар к Нэйрин.
"Ух, Тальгер там точно вырос! Вот я приду, как подниму его на руки и подкину к солнышку высоко, высоко! Когда настанет зима, будем втроём у очага сидеть! А может, вчетвером или впятером. Нэйрин мне много наследников обещала!"
Ликовал Кирвел. Он вспоминал Вельниру: её светлые волосы и огромный живот.
- Интересно, кого она мне родит? Девочку? Или мальчика? А может, сразу двойню, как у Дийсан? У сестры вот Айрик умер..."
Воин вздохнул, но радость вернулась, вокруг стоял замечательный день! Наконец, наступила победа!
Улыбались Гернил и Саен, словно не веря в то, что выжили в походе под Великую Песню Жизни. Держась за руки, они смущённо глядели друг на друга.
- А что теперь будет?!
Удивлённо воскликнула алкаринка. - Я совсем ничего не пойму!
- Сай, теперь всё хорошо станет! Победа Случилась! Достаток придёт! Мы вернёмся домой и, наконец, заживём!
Ликуя, Горвил представлял, как подходит к дому, где ждут дети и Ане.
"Вот я в окошко к ней постучусь. Жена сразу подъедет и так поглядит! А потом кинется двери мне открывать со страшным грохотом, после я крепко её обниму! Сколько подарков я накуплю! Много монет в войске успел заработать! Теперь и подавно ещё выручу! Наша деревня оживёт, расцветёт новыми садами! Мы покрасим дома, вырастим хлеб. Умелые руки понадобятся во всём!"
Только близкие люди короля Айрика оставались в горе. Они готовили умершего к огню последнего пути. Не улыбались наступлению мира и те, кто потерял в походе родных. Они были рядом с погибшими, вместо того, чтобы праздновать избавление от ледяного края.
Когда тело Айрика омыли чистой, словно хрусталь водой, в которую превратился лёд Вирангата, Дальнир и Ратвин одели его в тёмно-синий костюм, лучший, какой нашли. Друг собрал волосы умершего в воинский хвост.
- Это Сари сказала, не надо одевать тебя в чёрное. Она - молодец, ты выглядишь хорошо, почти, как живой.
Говорил маршал, одной рукой стремясь поправить серебряную застёжку.
- Прости, королевский меч в ледяном краю так и не нашёлся. С тобой на костёр пойдёт только твой нож, - оправдывался Ратвин. – А может так даже лучше? Нож всегда был твоим главным оружием. Великое дело совершило безымянное лезвие. Так что всё выйдет по чести.
Два рослых воина сбили высокий стол из
неструганных досок. На него близкие положили тело умершего. Над ним не поставили палатки, понимая, Айрик хотел бы проститься с весной и зеленью, что внезапно пришли в Вирангат.
Когда Дийсан посадили возле него, ей показалось, Айрик сейчас подойдёт, осторожно дотронется до её плеча или волос. Что он лежит на высоком столе, вовсе не было правдой! Она прикоснулась к нему. Родные губы навечно сомкнулись, остывшие руки мирно лежали вдоль тела. Айрик стал неживым, прохладным. Она до пронзительной боли любила его такого, мёртвого, безучастного. Её главный свет на земле.
"Я здесь, мой хороший, с тобой! Ты ничего не чувствуешь, и не надо. Живому тебе было так плохо. Теперь всё прошло."
Тем временем счастливые воины нашли удивительное растение. Из него получался хмельной напиток похожий на эль вкусный и лёгкий, только готовились листья как чай. Их варили, чтобы отпраздновать победу. Люди собирали сладкие корни, вот будет свежая пища. Жёсткие сухари и вяленое мясо безумно всем надоело. Великую победу нужно праздновать весело!
Но о павших в сражении забывать нельзя.
Многие подходили к телу Айрика Райнара. Да остались с ним те, кто не мог не отдать погибшему победные день и ночь. Они понимали, потеря неизмерима! В горле тяжёлая, безысходная горечь.
- Айрик, смотри! На земле наступил мир! Ты так его хотел! Да только вот!
Потихоньку поднявшись, Сариан собирала цветы и ветви, отыскивая среди растений белые. Пусть останутся только зелёный и белый.
- Ты будешь лежать красивый, в цвете нашего Алкарина. Айрик, тебе бы понравилось.
В её глазах возник семнадцатилетний юноша, привязанный к лошади.
" - А почему... ваш город... такой белый?!
Принц впервые взглянул на родную столицу с восторгом и удивлением, застыл растерянный, восхищённый. Пряча неловкость за дерзостью, он передёрнул плечами, пошевелил стянутыми запястьями, и недовольный собой отвернулся."
Сариан не смогла идти дальше. Плечи тряслись, цветы и ветви упали на землю.
"Умер! Почти, как у Альгера, у костра твоего стоять!"
- Спи, Айрик, спи, - шептал умершему маршал.
"Если долг выполнен, в вечности спится легко. А ты вынес его именно до конца, точно лезвие чистой стали, что не сломалось, не затупилось, просто оставило нас."
Айдрин Тарир рассказала о страшном видении.
- Ледяной край мог быть побеждён только тем, чего нельзя просить, нельзя приказать: добровольным решением умереть. Айрик верил, не только он может разрушить чёрный камень, если понять, как к нему подобраться. Но Песнь Жизни звучала один единственный раз! Она поднялась для него! Если бы Айрик, устрашившись, вышел назад, надежда была бы утрачена. Чтобы камень разрушился до конца, должен был совершиться личный выбор. Жертва по принуждению правильной не является.
К телу правителя Алкарина подошёл виноватый Норгар.
"Прости, что предателем тебя посчитал! Я очень хотел подвига, а умер во мгле ты."
Эрин смотрела на мёртвого Айрика, ошеломлённая, подавленная.
"Я бы вернула стальной огонёк, чтобы тебя поднять! Я бы добавила к нему свой! Когда ты проник в мою мглу, я ощутила, насколько твоя душа была предана жизни, точно сердца сильных зверей, что никогда не сдаются, борются за неё до последнего. Как ты сумел поразить себя своей же рукой?!"
Провидица судьбы Айдрин Тарир покачивала дочь.
" Мне нестрашно держать Вейлин рядом с тобой мёртвым. Чистое сердце, остановившись, никого за собой не зовёт. В назначенный час ты сумел добровольно проститься с жизнью. Вот и ответ на вопрос! Что я не имела права тебе задать. Жестокая жертва совершена! Судьба взяла с тебя всё, что могла."
Наркель Ирдэйн застыл, согнувшись. Казалось, постарев на несколько лет.
"Сколько с тобой ушло! Сколько было в тебе сил и мысли! Отдыхай, Айрик! Я всё восстановлю, чтобы ты погиб не напрасно!"
Ратвин сидел, чуть покачиваясь, пряча комок, подступивший к горлу.
"Выходит, я никого и не терял! Когда они падали, я говорил: в гибели воина ничего страшного нет, она справедлива. Воин сам выбирает судьбу. Но это твоя смерть! Это твоя судьба! И нет мне утешения от правильных слов! Нет его! Айрик! Как не ищу!"
На земле наступила ночь, правитель её у себя отнял. Он не увидел, как победный закат перешёл в небо полное звёзд. Недалеко горели большие костры. Красноватый свет освещал вечный покой. Ни победы, ни радости умерший не ощутит. Не важно о чём он мечтал, кого любил, во что верил. Для него всё закончилось.
А у больших костров растение, которое отыскали воины, превратилось в пенистый эль. Запах его пьянил. Он был сладкий и горьковатый. Люди поджаривали корни для победного пира. В ночи то и дело слышались шутки и оглушительный смех.
- Ну, теперь ждите меня, развесёлые таверны Алкарина! Клянусь теневым, не пропустить ни одной красотки, развлеку каждую. А пить буду столько, чтобы лопнуть уж, наконец. Раз Вирангат прикончили, можно покутить всласть, - звучал хриплый голос у большого огня.
- Эх, потом тебя жена, так дубинкой домой погонит, аж голова зазвенит. Как был ты ослом, так и остался. А жена твоя ничего, только муж у неё совсем некудышний.
Оглушительно хохоча, воины молотили плечи друг друга.
- Зато у тебя жена может собой заменить бак для поливки огорода, такая же толстая и круглая. Ух, я бы на ней вязанки дров поносил. Как раз у неё спина для этого самая подходящая.
Счастливая ночь победы была в полном разгаре. Саен и Гернил стояли перед жарким огнём. Осенние брёвна горели хорошо. Наверное, из них тоже ушла порча.
- Какой он яркий!
Женщина протянула руки к теплу, пусть ночь была не холодная.
– Гер, можно тебя попросить? Давай пойдём в Алкарин. Я по дому соскучилась. Может, на родине я хорошей крестьянкой стану?
- Ну, значит, давай туда и отправимся. В городе тоже можно жить. Я пойду в стражники. Говорят, у вас им надел земли дают.
Прижавшись к мужу, Саен закинула руки на его широкие плечи.
Улыбаясь, Гернил нежданно поцеловал жену в нос, та весело прыснула.
"Риа, теперь я вернусь поближе к тебе. И если родится дочка, ей твоё имя носить."
Жаркий костёр радовал пламенем весеннюю ночь.
- Пойдём, выпьем. Чуешь? Какой запах вокруг!
У костра колдовал Горвил. Успев разложить ароматные корешки на больших листьях, он наполнял фляжки пенистым элем.
- Клубни выдались знатные. Вон даже мясом немного пахнут. Ох, буду дома наш пир вспоминать, когда стану румяные пироги есть. Знаете, как моя Ане печёт?! Пальчики оближешь. Так что приезжайте в нашу деревню, большую битву вспоминать.
- Обязательно, так и сделаем! Где я ещё расскажу про поход, словно я тоже в нём воевала.
Саен улыбнулась.
- Знаете, я недавно был у погибших, видел Хэрига и короля Айрика.
Гернил моргнул от пламени костра. Горвил вздохнул, вспомнив, как сам подходил к павшим. Старый воин лежал, словно помолодевший, будто нашёл долгожданный покой. Рядом сидели его сыновья, суровые, печальные.
Оставив Хэрига, воин приблизился к погибшему правителю Алкарина. Айрик Райнар лежал на высоком столе, одетый в походный костюм тёмно-синего цвета. Рукава украшены тонкой серебряной нитью, как было на коронации. Серебро сверкало на солнце извечной своей чистотой. Рядом белые цветы да зелёные ветви.
Самые знатные воины Алкарина замерли неподвижные, в чёрной одежде. Возможно, впервые в жизни, считая долг скорби не досадной помехой для важных планов, истинной честью, что выпала по достоинству.
Прощаясь, люди склонялись перед телом правителя в низком поклоне, касались пальцами застывшего запястья правой руки, по обычаю стран-союзниц. Ей чаще пользуются в сражении. Невольным жестом тянулись положить королю посмертный оберег простого воина, что говорит Творцу о достоинстве души, оставившей жизнь.
- Создатель! Прими Его Величество Айрика Райнара в великий свет! Прости ему всё! Он был отважен! И победил врага! Остался до конца преданным трём нашим народам!
Простая воинская молитва.
Король застыл в тишине удивительно светлый. Живые встречали победу, он - вечность. Кто сумел защитить других, слёз для себя не ждёт. Но, разбавляя победную радость, они текли. Умерший тихо лежал, приняв свою судьбу.
Люди уходили с пронзительным чувством. Мир вокруг удивительно чистый, словно умытый росой.
Ночь оказалась прохладной и влажной. Хмельные, шумные воины водили хороводы вокруг костров. Кружась в весёлом танце, они не всегда попадали в такт. Повсюду носились шутки и смех. То там, то тут заводили песни. Долетев до Дийсан, торжественный мотив отозвался в душе чем-то пронзительным и тревожным. Взяв жёсткие пряди Айрика, менестрель поднесла их к лицу, словно спрашивая у умершего прощения, за вернувшуюся вдруг жизнь.
- Я схожу к ним сейчас? Ты меня подожди, я совсем не на долго. Мне нужно спеть людям в час великой победы. Но как же хочется, чтобы ты тоже меня послушал! А ты только здесь полежишь.
Дийсан поднялась. Она медленно подошла к кострам. Взобравшись на холм, как на помост для выступлений, менестрель запела то, что должна спеть. Сегодня она может исполнить только одно.
- Мы победили! Ура, ура!
Радуйтесь, люди, сейчас у костра!
Мы победили! Пропал туман!
И этот вечер надеждой пьян.
Мы победили большой ценой.
Ведь мы стояли живой стеной.
Мёртвые падали, плачьте, друзья!
Как этой песней заплачу я.
Мы победили! Рассвет встаёт!
Жизнь продолжается! Радость ждёт!
Дийсан натянулась струной, звеня вместе с мелодией песни. Чтобы люди её услышали! Пусть они ощутят торжественность победного вечера, даже когда ночь для её Айрика наступила раньше, чем для многих.
"Она для тебя! Слышишь?! Пока тело твоё ещё не придали огню!"
Когда песня стихла, Дийсан вернулась к умершему. Она осторожно провела по его застывшим рукам. Они затвердели, вытянулись. Всё тело стало вытянутым и твёрдым. Смерть не щадит и не отступает. Менестрель бережно дотронулась до неподвижной груди. Под тканью одежды есть рана, от которой её Айрик и умер.
- Хорошо, она теперь не болит, и кровью больше не пахнет. Только сердце молчит совсем."
Погладив спокойное лицо, жена избегала закрытых глаз, страшась их потревожить.
"Тебе, неживому, не надо их открывать."
Только жёсткие волосы оставались прежними, совершенно не изменились. Коснувшись щекой, собранных под повязку прядей, она вдохнула их родной запах, легла на его плечо, насколько разрешила доска.
- Не дышишь, хороший мой! Совсем прохладный! Молчишь! Ничего. Отдыхай до рассвета, до самого огня своего костра. Когда его разожгут, ты не проснёшься, не ощутишь, как последний жар унесёт тебя в такую дальнюю даль! Что сердцу понять невозможно. Спокойной ночи, любимый мой! Её тишина для тебя одного.
Обняв умершего, она словно стремилась его уберечь, от неведомой ей темноты, от безмолвия, от разрушения.
Наступил рассвет, живые встретили его молча, уважая высокую цену, что Айрик заплатил за мир.
Ощутив, как твёрдое тело приняло в себя предутренний холод, Дийсан не выдержала полной неподвижности, великого молчания, что ничем невозможно нарушить.
- Айри-ик!
Закричала она страшно.
- А-а-айри-и-иик!
Других слов не нашлось. Прикасаясь лицом к шершавой ткани одежды, положив руки на плечи умершего, ища поддержки его и защиты, менестрель рыдала в голос, тяжко, как плачут только по мёртвым. Сариан её утешала. Дальнир тоже был рядом. Только он, единственный для неё, молчал.
Иссякнув, слёзы опустошили сердце. Нежданно, издали донеслась короткая птичья песня.
- И как она сюда добралась? Дорога у неё вышла немалая! -
озвучил Ратвин общее недоумение.
- - Нет, кажется, она улетает отсюда.
Чуть слышно произнесла менестрель.
- Тише, наверно, это Айрик прощается с нами.
Сариан поглядела вверх.
Когда солнце совсем поднялось, воины сложили большие костры. На них приносили погибших. Живые укладывали их ровными рядами. Горвил и Гернил положили на костёр Хэрига, его перерезанную шею перевязали заветным шарфом жены.
Дальнир,Эрин и Сариан собрали вместе обладателей силы.
- Наш мир стал бедней на столько бесценных сердец! Если бы не война, сколько бы вы совершили!
Последним, на погребальный костёр близкие понесли тело Айрика Райнара, двигались осторожно, чтобы умерший не покачнулся на жёсткой доске. Для него выбрали место среди Аларъян не центральное, но уютное, такое, чтобы Айрик был с теми, кого хорошо знал. Внезапно решившись, Дальнир положил на костёр верный меч, что служил ему с самой юности.
- Прими мой клинок, Айрик! Мой воинский путь окончен. За твоими детьми я пригляжу. Если доживу, научу воинскому искусству, но клясться в вассальной верности не стану. Четвёртой потери сердце не выдержит! Так примите мой мечь! Ваше величество! Примите, самый достойный!
Слеза упала на верный клинок и холодную руку.
Ратвин отдал другу нож. Жестокая сталь ярко сверкнула в солнечном свете, отразилась бликом в глазах живых. Когда Дийсан привели прощаться, она о неё порезалась сильно, до крови.
- Единственный мой, что же ты с собой сотворил! А я всё понять не могла, отчего ты так страшно умер.
Бард продолжала гладить его, когда Сариан, накрыла тело плащём, завершив погребальный обряд. Казалось, сердце рухнуло вниз, когда тяжёлая ткань оставила ей только его очертания.
Суровые воины замерли перед кострами. Мечи поднялись разом, отдавая прощальный салют погибшим в последнем походе. Речь произнёс НаркельИрдэйн, растеряный Норгар не смог.
- Прощайте! Аларъян и простые воины! Ткачи! Плотники! Ювелиры! Все, кто сменил мирный труд на меч! Прощайте! Вы защитили нас! И теперь моих слов не слышите! Простите, отважные, стойкие. Вы остались во тьме, чтобы мы возвратились домой! Мы вечно плачем о вас! Прощай, король Айрик Райнар! Ты собрал нас в великий поход! Не устрашился тьмы Вирангата! Расплатился за его гибель не только силой Алар! Но и болью! И не прожитой жизнью! Прощай, мы будем помнить тебя!
Костёр поджигали с многих концов. Огонь взвился вверх, унося за собой павших. Пламя горело ровно. Поминальные ветви и цветы распространяли вокруг горьковатый аромат. Тишину нарушил торжественный марш. В суровом ритме звучала печальная доблесть. Она заглушила треск.
Дийсан покочнувшись, забилась, ощущая лицом последний жар, горький, прощальный дым.
- Не-ет! А-айри-ик! Не верю! Нельзя так! Творец! Не могу-у!
Упав на землю, бард утратила чувства. Воины осторожно отнесли её в палатку.
Когда огонь догорел, живые, собрав пепел и остатки костей, накрыли их свежей, сырой землёй. Из камней чёрной скалы Вирангата возвели высокий курган. В его вечном приюте Айрик Райнар остался неразделимым с другими погибшими, как сам и хотел.
***
Но память о нём до сих пор жива среди народов. Память о человеке, что победил Вирангат, восстановил нарушенное равновесие мира, шагнув в ледяную тьму, туда, где люди утрачивали надежды. Вспоминая Айрика, страны союзницы простили предательства Алкарина. Его молодой король искупил позор добровольно отданной жизнью. Но до сердца, что сгорев на костре, давно остыло под курганом высоких камней, память о нём не доносится.
Вокруг шелестит лес. Через несколько лет в центре ледяного края возникла деревня. Её жители знали, чей последний приют стоит в лесной тишине. К нему приезжали женщины: крестьянки, ремесленницы, знатные леди. Они клали на твёрдый камень простые и роскошные поминальные ленты, а плакали одинаково, горе на всех одно: под камнем лежит родное, погибшее сердце.
Однажды перед курганом остановилась фигурка в монашеской одежде, что прибыла из далёкого Дайрингара. Сестра Анария положила на гладкий камень ленту из синего атласа, точный оттенок любимых глаз.
- Смотри, Айрик, она тебе нравится?
Женщина нежно погладила холод скалы.
"Ты обрёл мир раньше многих. Казалось, я скоро умру, а ты продолжишь идти, улыбаясь жизни. Так думать было легко. Теперь я молюсь о твоём покое. И о ней, живой, я тоже прошу создателя, пусть она будет счастлива!"
В монастыре женщина переписывала свитки, растила цветы, приходила в детский приют. Сестра Анария не запомнила, когда в душе родилась нежность. Малыши доверчиво на неё глядели. Беззащитным сиротам она казалась большой и сильной. Цаони не раз начинала сочинять письма Айрику, но боялась написать что-то не так.
Однажды до обители дошли вести: Вирангат разрушен, победа пришла. К поминальным спискам добавилось имя покойного короля Алкарина, Айрика Райнара. Он погиб в ледяном крае.
Жизнь навсегда изменилась.
"Знаешь? В монастыре я услышала столько женских историй! В сравнении с ними, моя не так и страшна. Не моё сердце тебя отпустило, это ты, расставшись со всеми, поднялся к Великому свету Создателя!"
Цаони глядела на небо и зелень деревьев.
"В твоей тишине ты нас обеих оставил и принял. Тебе, Великая Даль! Нам боль и воспоминания. Перед смертью твоей мы навсегда равны!
Приезжала к кургану менестрель Дийсан Райнар. Она поседела. Вокруг глаз залегли морщинки. Озорной задор навсегда угас, но что-то новое родилось, многое оставалось прежним. Дийсан приносила Айрику песни. Однажды она исполнила ту самую, что когда-то ему обещала.
- И открылся нам мир!
И пошли мы вперёд!
В эту даль, что дорога надеждой зовёт.
Мы пошли, невзначай улыбнувшись весне,
Потому что победа была не во сне.
Мы сумели отстроить свои города,
Чтобы смех и любовь возвратились туда.
Мы собрали осколки разбитых сердец,
Потому что рассвету не виден конец.
Только мирного неба и света зари
Для тебя больше нет!
Ты - частица земли.
Ты печальная песня. Ты призрачный след.
Ты остался нам памятью, горечью лет.
Ты в закате, что кровью под вечер горит.
И огнём его сердце сильнее болит.
Потому что нашли мы потерянный свет.
Мы вернулись домой! А тебя с нами нет!
Дийсан долго не верила его смерти. Она плохо помнила страшные месяцы.
Однажды утром, услышав заливистый смех детей, что подбежали к ней, менестрель поняла.
"Айрика нет! Он навсегда исчез! Окончательно, безвозвратно! Его больше не будет. Совсем никогда! Сколько не жди!"
Дийсан кричала страшней, чем над его телом.
Ночами менестрель подносила к губам дудочку с частичкой родного тепла. Бард издавала звук сквозь стальные отверстия, что сковала его рука. Душе становилось легче, словно он, любимый, где-то недалеко. Он оставил надёжную память, что всегда на её груди.
"Неужели ты знал, как уйдёшь?! Ты сковал два изделия вместе: лезвие, чтобы себя убить, дудочку, чтобы спасти меня!"
Дийсан безутешно плакала, но постепенно душа оживала. Настал день, когда бард сумела опять улыбнуться. Тогда менестрель смогла веселить подарком отца их детей. Они полюбили необычную игру, Анрид, Арверн и Найталь смеялись, увлечённо гадая, какой звук раздастся в следующий миг. Дийсан тоже хохотала до слёз, пусть порой ей хотелось плакать. Только менестрель знала, Айрик не примет грусти, он пришёл в их вечер для радости.
"Я осталась на свете ради тебя! Неповторимый мой, я знаю теперь, как немного ты прожил!"
Менестрель приводила к кургану повзрослевших детей, чтобы отец на них посмотрел. Они стояли неловко, не зная, что делать, плохо помня родную кровь. Айрик светло смотрел на детей с портрета кисти леди Сариан, заняв почётное место в зале памяти о войне, отдалённый, туманный, но иногда очень близкий, почти живой, в рассказах их матери.
Арверн Райнар стал достойным королём. Он даже выковал меч взамен того, что потерялся в Вирангате. Но когда правителю предстояла опасность, он брал с собой набор ножей Айрика, что нашлись в Дайрингаре. Арверн верил, лезвия, сделанные рукой отца, защитят сердце верней, чем другой клинок. Память о подвиге правителя придаст душе стойкости в трудный час.
А опасности в стране были. За Вирангатом обнаружились воинственные кочевники, но страны-союзницы легко им противостояли. Ещё в лесах появились чудища, которые имели Аран, лорды и воины на них охотились, порой не без удовольствия. На земле, где веками тьма была сильней света, настали века, в которых свет стал сильней тьмы.
Найталь выращивала городские сады, выводила для крестьян хорошее зерно, унаследовав дар своей бабушки. Ещё она была попечительницей всех монастырских приютов, устраивала судьбы многих сирот. Головокружительные романы Найталь наполняли историями королевский дворец. Казалось, ей выпал страстный огонь обоих родителей.
По дару Алар Анрид стал строителем, он возводил мощные крепости на рубежах страны, утончённые дворцы в столице. После войны город стал очень красивым, как и хотел Айрик, талантом и сердцем его старшего сына. Анрид научился ходить пусть и медленно. Тело не раз подводило своего обладателя. Но когда он начинал работать даром, то забывал о болезни. Ещё брат был главным советником и надёжной опорой Арверна во всех делах страны. Анрид, Арверн и Наркель составили свод законов. Роскошный свиток лежал на столе. Над ним трудились многие переписчики, украсили лучшие живописцы. А канцлеру вспомнилось, как он нашёл стопку пергаментов, что спеша набросала рука Айрика, крепко перетянув ремнём, когда он в последний раз покидал Дайрингар, чтобы пергаменты не рассыпались в беспорядке.
Канцлер не сумел сдержать слезы, словно воочию увидев ряд неровных, торопливых строк.
Арверн и Анрид растерялись.
- Что с вами?
Спросил молодой король Алкарина.
- Ваше Величество, ваш отец так об этом мечтал! Его наброски стали основой нашей работы. Но на деловых документах не ставят имена давно умерших.
Наркель Ирдэйн бережно погладил прохладный пергамент. Новая жизнь сложилась.
Дийсан прислонилась спиной к кургану, слушая шелест ветра в листве деревьев. Птицы молчали, наступил вечер. В душе царил мир. Теперь ей нигде не бывало так легко и спокойно, как возле вечного приюта её Айрика.
- Знаю, тебе хорошо здесь. Кругом лес шумит. Я помню, ты большие деревья любил. Люди рядом живут, к вам они часто приходят. Да, сюда идут со слезами, но они столько всего рассказывают! Тебе интересно послушать о жизни. Многие просят твоей помощи, народ до сих пор тебя чтит. Только ленточку на курган я не разу не положила. Я дорогие трогала, но они для моей руки одинаковые, дешёвую принести стыдно. Я не знаю, какая тебе понравится. Зато песни ты любишь точно! С ними я одна сюда прихожу.
Менестрель прилегла на траву, касаясь твёрдого камня. Рядом с вечным приютом Айрика она крепко спала до самого рассвета. Когда Дийсан разбудил солнечный лучик, женщины в деревне успели подоить коров. Они угостили королеву-мать парным молоком, поведав свои печали и радости…
Вот она и закончилась моя большая работа. Около семи лет жизни она пугала и согревала меня. Всем кто добрался до самой последней строчки, я говорю СПАСИБО!
За то, что прошли с моими героями их светлый, нелёгкий путь. Путь наивной радости и последней печали. Возможно, эта история затронула что-то в ваших сердцах. И мысли, и чувства на время совпали с беспокойной душой автора, за это каждому из читателей огромная благодарность!
Спасибо моим дорогим девочкам, которые первыми прочитали книгу! Полине за попытки тактичной критики, они оказались бесценны, Кристине за тепло и восторг полного одобрения, Оле за растёкшуюся по лицу тушь, залитые слезами три носовых платка. И в особенности за очень искренний рассказ об этом.
Спасибо мишутке Ирине, моей неподкупной, колючей совести, что подтолкнула меня к началу многих редакций, пусть сама того не хотела, благодаря тебе из первого черновика постепенно созрело то, что увидели остальные.
Спасибо моей мамочке! Ты не боялась сказать мне правду, даже зная, что на тебя обрушится водопад авторского раздражения. Остыв и приняв совет, я пробиралась к подходящей детали и фразе, стараясь добиться правды и верности.
Спасибо тебе, тот, кто всегда со мной рядом! Ты самый любимый! И всегда меня поддерживал, пусть книгу и не читал. А мне того и не надо! Главное, что ты есть!
2014 - май 2021
Песнь жизни
© Copyright: Лидия Сарычева, 2024
Свидетельство о публикации №224032801706
Свидетельство о публикации №224032801706
Рецензии
Помню, читала. Прекрасная работа! Интересная вещь. Спасибо, Лидия! С теплом,
Галина Михалева 03.05.2024 02:47 • Заявить о нарушении
Галина Михалева 03.05.2024 02:47 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.