viva la mortes

Мы готовились к 'вечеринке мертвецов' (название предложил Луи, тот скрытный паренёк с востоковедения) тщательнее, чем к вступительным или экватору — было что-то неуловимо-божественное, экстатическое в этом событии даже на стадии мечты. И вот она, в самом разгаре своём.

Само собой, не обошлось без допинга. Этель кружит в обнимку с двумя бутылками Шато Руж, как бабочка, нечаянно узнавшая о понятии смерти. Анри целуется с рыженькой на барной стойке — их телодвижения в процессе это почти танец. Трое безымянных инфобезников слились затылками с полом, о чём-то своём технарском ведут живую полемику. Луи отошёл за пиццей.

Рене с Джульеттой курят гвоздичные самокрутки на балконе и обмениваются главными, последними словами.

Почему 'мертвецов', спросите? Не будем пока торопиться, ведь никто, кроме Луи не в курсе, чем продолжится вечер. Поль, бармен-диджей на сегодня, сыпет соль на окружности рюмок с текилой. Танец Анри и его пассии уже совсем недвусмысленен. Сегодня столетия для нас сжаты в момент, жизнь мила как никогда, и как никогда легко было бы с нею проститься.

— Эта вечеринка — отстой. — Произносит вернувшийся Луи, доставая из-за спины вместо пиццы мачете, но его не слышно в клубах музыки, как облако накрывшей арендованную студию.

Он всегда был незаметен, неуместен, неугоден, но вот подошёл и его звёздный час. Первой жертвой падает Поль, но, к ужасу Луи, из пореза на горле вырывается небесно-синяя проекция Поля, и тот, обнаружив себя в новом свойстве, принимается смеяться. Всё происходит в течение двух секунд.

Луи в ярости. Этель, остановившись, глядит на Поля, призадумавшись, — затем порхает к Луи и, смеясь, подставляет шею. Очнувшись уже в голубой ипостаси, Этель на пару с Полем заливается смехом и тычет в Луи пальцем.

Следующими пали технари; после Анри и пассия — их Луи застаёт почти при соитии. Небесная толпа множится — насильно сбросив оковы тела, мы окружаем Луи, ведём его к следующей 'жертве', хохочем над своими мёртвыми телами, бросаемся в беспечный пляс.

Наконец, Луи, измождённый и умученный, остаётся единственным живым. Мы машем ему, смеясь, и он не находит ничего лучше, чем попытаться присоединиться...

Луи перерезает себе горло и длительно умирает под нашими молчаливыми взглядами. Души после него не остаётся, и мы разражаемся новым приступом беззлобного, кроткого, всё-понимающего смеха.

Вечеринка будет вечной.