Недетская повесть о детстве. 4. Трикотажный дом
В четыре года у меня началась эпоха «трикотажных» домов. Не помню от кого из детей я услышала про «трикотажный дом», но везде, где только можно, я рисовала эти «трикотажные» дома. Однажды даже умудрилась изрисовать большую амбарную тетрадь, исписанную сплошь от корочки до корочки. Исписаны листки были только с одной стороны, а с другой оставались чистыми. Я рассудила так: «Раз тетрадь исписана полностью, значит больше не нужна, а стало быть можно взять и порисовать» и изрисовала «трикотажными» домами все чистые странички и все незаполненные записями места.
Как оказалось, это были мамины конспекты по домоводству, а на чистых листках по ходу уроков она хотела рисовать образцы изделий, но я её опередила. Мама, не посмотрев тетрадь, в полной уверенности, что все темы уроков заполнены сдала тетрадь на проверку завучу. Представляю, какое было у той лицо! Завуч конечно всё поняла и, возвращая тетрадь маме, с улыбкой произнесла: «Воля Петровна, имейте в виду – там не мои рисунки!». Мама раскрыла тетрадь и обомлела.
Дома мама пересмотрела все детские альбомы для рисования, которые брала домой на проверку и в нескольких тоже обнаружила мои «шедевры». Мне сделали внушение, серьёзное причём.
А на другой день после работы мама зашла в книжный магазин и купила целую кипу альбомов для рисования – пострадавшим детям и остальные мне. А вечером и папа притащил несколько альбомов. Теперь у меня их была огромная стопка, рисуй – не хочу!
- Надолго хватит! - сказал довольный папа.
- Ну-ну, - скептически улыбнулась бабуля. Она возилась со мной всё моё свободное от садика время и кто-кто, а она-то уж знала, сколько я извожу бумаги.
Картинки с «трикотажными» домами были презабавными. В центре высился дом о трёх этажах, по бокам от него обязательно стояли Пиф, Буратино, Бибигон, наш кот Васька, бабушка, мама, папа и я. При попытке разъяснить мне, что дом не «трикотажный», а трёхэтажный, взрослые моментально получали ответ, что мне это известно, но «трикотажный» лучше и смешнее.
Рисовала я «трикотажный» дом, рисовала и дорисовалась. Наворожила! Мы переехали в новую квартиру! В четырёхэтажный дом! Оказывается, родители вступили в кооператив и вот теперь у нас появилась собственная квартира. и я стала жить на два дома у бабушки и у себя.
В новой квартире мне выделили свой уголок у окна, где расположились моя кровать, полочка для книг и огромная корзина с игрушками.
Игрушек было много, родители очень часто мне их покупали. Одна из моих самых первых – заводной плюшевый медведь. Дожил он до своей медвежьей старости, до вытертого на ушах и на лапах плюша, но танцевать так и не перестал.
В углу у окна находился маленький чёрный рояль с настоящими белыми клавишами, но нарисованными чёрными. На рояле лежал барабан. Ну как же мог обойтись без барабана ребёнок пяти-шести лет, да ещё моего типа характера!
Рядом с роялем стоял заводной теремок на четырёх столбиках-берёзках, с часиками по центру, выпрыгивающей кукушкой и белочкой на качелях.
Теремок был ярко жёлтого цвета, а по нему нарисованы алые цветы и изумрудные трава и листочки. Когда теремок заводили специальным ключиком часики начинали тикать, а стрелки двигаться, кукушка выпрыгивала из дупла, а белочка качалась на качелях. Эту игрушку пересмотрели и перезаводили все дети нашего дома и соседних дворов, пока однажды кто-то из старших ребят не перетянул пружину и механизм сломался. Часики перестали ходить, кукушка выпрыгивать, а белочка качаться. Я тогда, конечно же, очень сильно плакала.
Ещё в наличии имелся зелёный телефон с вертящимся диском и съёмной трубкой. Он был привезён с прежней квартиры. Я испытывала к нему двоякое чувство. С одной стороны, вроде бы полезная штука, можно позвонить маме на работу, когда она задерживается на педсовете. И спросить тоненьким «вежливым» голоском: «А можно маму». И ответить басом: «Сейчас позову с педсовета». А потом «маминым» голосом: «Я скоро приду домой».
Но с другой стороны, телефон это такая зараза, которой хотелось оторвать трубку, потому что когда к нам в гости приходила мамина подруга Валентина Алексеевна – детский врач, а я в тот момент особенно сильно баловалась, она «звонила» по этому телефону с просьбой принести белый халат, а я панически боялась белых халатов.
В корзине обитали Буратино, гнущийся пластмассовый жёлтый жираф с красными пятнами, пластмассовый слон, у которого вращались голова и все четыре ноги и небольшие игрушечные животные, с которыми я играла в джунгли. Здесь же в корзине находились куклы, целых семь штук (куда же девочке без них! Девочке надо дарить кукол, считалось в окружающей среде, но к счастью, не моими родителями).
В куклы я не любила играть. А любила играть в солдатики, которые мне покупал папа. Коробки с наборами солдатиков высились пирамидой у окна и когда ко мне приходили приятели мы разыгрывали целые баталии.
Рядом с корзиной находился большой металлический трактор и коробка с калейдоскопами. Калейдоскопов было несколько. Я их просто обожала и даже «усовершенствовала», запихивая туда дополнительные цветные стёклышки. Калейдоскопы мне представлялись подзорными трубами. О как я мечтала о подзорной трубе!
У мягких игрушек, которые мама шила сама из плюша и кусочков искусственного меха, был особый статус – они сидели на кровати, прижавшись спинами к коврику с котятами.
Особой моей гордостью была книжная полка, точнее этажерка с четырьмя полочками между изящными точёными ножками. На самом верхнем этаже стояли вырезанные из коры парусные кораблики, лежал пистолет, а на выступающих над верхним этажом навершиях ножек, висели на темляках деревянная шпага и пластмассовая сабля. Остальные три этажа занимали книжки.
В пять лет я научилась читать, и книга стали моей новой любовью, такой же сильной, как любовь к морю. На полочках теснились «Приключения Бибигона», «Золотой ключик», «Приключения Пифа», «Доктор Айболит», огромная толстенная книга русских народных сказок в добротном красном коленкоровом переплёте, «Знаменитый утёнок Тим», «Приключения Огуречика», «Живая шляпа», книжки Бианки, Драгунского, Сутеева, Чуковского, Маршака, в общем полный набор детской классики малявочного возраста. Здесь же были подшивки «Весёлых картинок» и «Мурзилки».
Но самой моей любимой была «Сказка о Военной Тайне, Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове». Эту книгу я знала наизусть. И по моей настойчивой просьбе мама сшила для меня будёновку, точь в точь как у Мальчиша-Кибальчиша.
Через два года, когда мне исполнилось семь, главное место на этажерке занял самодельный парусный кораблик, а стенку около кровати я разрисовала парусниками, островами, пальмами и дельфинами. И на фоне росписи над моей кроватью висели самодельные шпага, сабля, пистолет и лук со стрелами. И когда приходили гости и видели этот мой «вооружённый уголок», мама смеясь говорила, что нам не страшны разбойники и пираты.
А через несколько лет библиотечка на этажерке пополнится книгами, Крапивина, Коржикова, Марка Твена, Линдгрен, Родари, Андерсена, Жюля Верна, Майна Рида, Джека Лондона, Хейердала… И две моих самых любимых того возраста – «Капитаном «Суматохой» Даниэльсона и «Приключением юнги» Ликстанова. Скоро места на этажерке не будет хватать и на стенку навесят книжные полки.
«Трикотажный» дом оправдал мои ожидания. Детей во дворе было предостаточно, правда многие постарше, но мне ведь не привыкать общаться со старшими. Да и нас, ровесников, из двух домов набралось человек пять-шесть. Мы играли все вместе и носились во дворе до темноты.
Первая зима в новом доме выдалась очень холодной. Батареи грели плохо. И приходилось постоянно топить печку на кухне. И мне пришлось жить на два дома. В будни я жила у бабушки, она забирала меня из садика и мы не тряслись в переполненном автобусе на другой конец города, а преспокойно шли к бабушке, благо бабушкин дом находился рядом, через забор. Если учесть, что начиная с середины ноября и по середину марта у нас обычно стояли трескучие морозы, то такое близкое расположение являлось огромным плюсом.
Мамина школа тоже находилась недалеко. После уроков она забегала к бабуле, мы с ней видались и мама спешила на автобус, чтобы поскорее добраться до дома, а не тащиться пешком по такой холодине.
По субботам в садик меня не водили, и мы с бабулей ещё в пятницу вечером приезжали домой. Вот тогда-то я целых два дня проводила с родителями. По вечерам, у нас на кухне собиралась ребятня из нашего подъезда и бабушка крутила нам диафильмы. В каминке трещали поленья, витал аромат свежей выпечки, было тепло и душевно, и кто-то из старших ребят уже школьников читал вслух пояснения к кадрам диафильмов. Кстати, у бабули дома тоже был фильмоскоп, его купил по случаю папа, специально, что не таскать с места на место, так что, в будни, когда я ночевала у бабули, мы тоже крутили диафильмы.
Мама долго хранила одну из картинок с «трикотажным» домом, но с течением времени она где-то затерялась.
предыдущая: http://proza.ru/2024/03/27/1194 гл.3 Моё корсарство
продолжение: гл. 5. Кибальчиш http://proza.ru/2024/04/01/374
Свидетельство о публикации №224032800877
Знаете, на своей финальной главе я совершенно надорвался (видел, что Вы заходили, думаю, мой надрыв Вам понятен). И Ваша "Недетская повесть о детстве" - как раз то, что нужно, чтобы прийти в себя.
Говорят, стиль - это половина успеха. Наверное, это так. Но ещё очень важную роль играет личность писателя. А Ваша повесть написана добрым и мудрым человеком. Поэтому простое и незатейливое повествование, пропитанное добрым юмором, как вечерним солнцем, греет душу и лечит её.
Спасибо Вам за чудесную повесть,
Юра.
Юрий Владимирович Ершов 09.10.2024 12:09 Заявить о нарушении
Я прочитала последнюю главу "Благовещенского погоста". Под впечатлением!
Айк Лалунц 09.10.2024 13:03 Заявить о нарушении