Записки 8

      Вечером того же дня объявился Филимонов. Он принёс, частично восстановленный, список музейных экспонатов… Уникальнейшая монета всё это время действительно валялась в ящике стола смотрителя провинциального музея.

      «Напуганные обыватели неохотно помогают полиции, а из знакомых Дигби в городе никого не осталось, кроме, разве что, некоего Канделаки.

     23 мая прошлого года группа рабочих устроила сборище на северном склоне горы Митридат. Вооруженные пролетарии вознамерились спуститься в город, но были остановлены на улице Константиновской. Пролилась кровь. Попытку «красного» бунта ликвидировали, но контрразведка ещё долго отлавливала неудавшихся якобинцев по подвалам и каменоломням. Как раз  тогда Дигби прятал в музее раненного Спиридона Канделаки, слесаря табачной фабрики Константина Месаксуди. И он, Филимонов, об этом знал»...

      Неожиданно смело посмотрев мне в глаза, сыщик воинственно заявил, что он - полицейский и не обязан «стучать» в контрразведку на своих соседей. Я безразлично пожал плечами.

     «Канделаки как-то был задержан по подозрению в разграблении древнего захоронения. Но доказать ничего не сумели, и гробокопатель отделался двумя выбитыми зубами. Именно Канделаки ранее неоднократно помогал музейному хранителю в проведении археологических раскопок. В летний период Спиридон выступал бессменным бригадиром наёмной артели землекопов, и он же неоднократно выполнял роль этакого керченского «Тесея»…

     Года за три до германской войны двое гимназистов младших классов не вернулись к ужину, и их не на шутку перепуганные родители заявили о пропаже своих чад. Принятыми мерами сыска было установлено, что дети неоднократно упоминали о горячем желании заняться поисками «золотого коня» Митридата. В тот же вечер Филимонов в составе спасательной экспедиции, ведомой Канделаки, принял участие в поисковых работах в галереях среднего яруса. Школяров обнаружили под утро и отнюдь не под землёй. Они были задержаны на «царской» пристани при попытке «зайцами» сесть на пароход, уходивший в Турцию. За непродолжительное время желание детей разительно переменилось. Теперь мальчишки намеревались попасть в Североамериканские соединённые штаты, с тем, чтобы принять участие в освободительной войне индейцев–апашей».

      С наукой «география» юные аболиционисты очевидно были явно не в ладах…

      «В ноябре 18-го пьяный Канделаки бахвалился перед солдатами ландвера, что теперь-то он достоверно знает, где искать клад, и осталось только сыскать верных людей, ибо ему одному «нипочём невозможно уволочь золотую коняку». Пустая бравада завершилась пьяной дракой и быть бы ему расстреляным пунктуальными германцами, кабы не их срочная эвакуация»...

      Сообщение о древних сокровищах явилось для меня новостью и преизрядной.

      А вот со слов Филимонова «тайна митридатового клада в Керчи была секретом Полишинеля. Всё мужское население этого городка условно делилось на две неравные группы: одни ещё только намеревались приступить к поискам древних сокровищ, другие их уже безуспешно завершили.

      Разграбления древних могильников здесь отнюдь не полагалось святотатством, а слыло занятием весьма прибыльным. Поговаривали, что местный нувориш, Месаксуди разжился именно на раскопках античного некрополя.

      Филимонов лично обозревал пробные шурфы, а местные мальчишки, по обыкновению после обильных дождей, тщательно просматривали на склонах песчано-глиняные следы от сошедших водяных потоков. Особенно удачливые находили позеленевшие комочки, которые потом оказывались мелкими бронзовыми монетками либо украшениями. Менее удачливые, но более ловкие обрубали шляпки медных гвоздей, коими кузнецы прибивали подковы, и после нехитрой обработки жменями продавали «эллинские денежки», падким до седой старины, отдыхающим.

      Поиски бесхозных сокровищ не ограничивались сушей, ныряльщики доставали со дна морского амфоры и иной глиняный антиквариат, а сам Филимонов как-то отобрал у бродяги английскую гинею времён крымской войны. Тот божился, что поднял оную со дна бухты. Решили даже обустроить настоящую подводную экспедицию. Но, как это часто бывает в жизни, правда оказалась куда вульгарней. Принятыми мерами сыска было установлено, что золотую монету «хитрованец»[1] нашёл именно там, где сливали содержимое своих бочек славные керченские «золотари»».

      Отпустив Филимонова, я вернулся к изучению записей.