4 часть. Детство и юность первого космонавта

http://proza.ru/2024/03/23/622        1 часть. Николай Иванович Кибальчич
http://proza.ru/2024/03/23/1338      2 ч. Константин Эдуардович Циолковский
http://proza.ru/2024/03/24/1332      3 часть. Русское слово «sputnik»

4 часть. Детство и юность первого космонавта планеты.

( Использовано содержание книги Валентина Гагарина «Мой брат Юрий» Хабаровское книжное издательство.  1986 год)
 
     Юра Гагарин рос в крестьянской многодетной семье. Ребят было четверо: Валентин, Зоя, Юра и  Бориска. Мама старалась порадовать своих деток новыми обновками, умело шила ребятишкам рубашки и кофточки из старых вещей, рукодельничала. Другие предметы одежды младшим приходилось донашивать за старшими.

     Анна Тимофеевна (Юрина мама) работала на ферме, ухаживала за поросятами. Частенько Юра помогал кормить только что родившихся поросяток, подкладывал их по очереди к свиноматке, следил, чтобы здоровые и крепкие не отгоняли слабеньких.
 
    Привязанность к животным Юрий пронёс  через всю жизнь. Долгое время  у его родителей жил забавный пёс Тобик, очень похожий на Белку и Стрелку, которые когда-то поднялись в небо. Юра вырастил этого Тобика из слабенького,  худого заморыша и в одну из поездок привёз в Гжатск.

    Интересно, что и животные, будто за версту чуяли, что мальчик не может обидеть их, платили ему за ласку преданностью и покорностью.

    Как-то незаметно, прислушиваясь, как старшие брат и сестра готовят уроки, Юра  рано научился читать, любил перелистывать старую подшивку журнала «Пионер». Однажды обнаружив в ней фотографию и чертёж бумажного змея, упросил Валентина сделать с ним эту модель.

    Запускали чудо- змея с откоса. Когда от сделанного змея остались лишь клочки дранной бумаги, сделали нового. Так, что ни день, появлялся новый змей. Старшие помогали до тех пор, пока мальчишки не научились сами мастерить эти игрушки.
 
    Отец Юры, Алексей Иванович, был плотником в районном центре. Ребята гордились характером бати. Он был и плотник, и шорник, и на все руки мастер, уважительно относился  к любому предмету, сработанному человеческими руками. Этому уважению учил  и своих детей.

    Как-то раз Валя принёс поломанный планер. И хотя  на вид его невозможно было восстановить, умелые руки отца вернули к жизни эту модель, и дети запускали её до тех пор, пока не осталась от планера горка жалких планок и изорванной бумаги.

   Может быть, в те дни детского увлечения воздушными змеями и планером родилась в душе Юры неистовая страсть к небу.

   И вот, когда Юре Гагарину было 7 лет, началась война. В первые её дни через село, где проживала семья Гагариных, шли и шли переселенцы.

   «С Юрой в это время произошла резкая перемена. Обычного веселья и резвости в нём не осталось,- рассказывает в своей книге о нём брат Валентин,- он реже улыбался, стал молчалив и задумчив, целыми днями не отходил от крыльца и от колодца. Выносил на улицу и раздавал беженцам всё, что находил в избе, в погребе, на огороде: хлеб, вареную картошку, сахар, молоко, огурцы. Когда видел в толпе беженцев очень усталых, изголодавшихся ребятишек, зазывал домой».

    «Взрослеет Юрка,- говорила мама и радовалась, глядя на него, что сердцем не чёрствый растёт парень».

    Однажды около их села был сбит самолёт, лётчику удалось его посадить. И мальчишки помогли пилоту  выбраться из боевой машины. В это время  над селом пролетел другой истребитель с красными звёздами на крыльях, покружил и пошёл на посадку в полутора км от своего товарища. Болото засасывало сбитый самолёт.

    По просьбе лётчиков ребята наперегонки слетали в деревню и принесли несколько пустых вёдер. Впрочем, Юрино ведро оказалось не пустым: там стояла кринка с холодным молоком, лежали краюха хлеба и кусок вареной свинины.

   Мясо лётчики вернули: «За хлеб и молоко спасибо, а мясо домой отнеси – самим пригодится». Юра ни на шаг не отходил от лётчика. «Ну-ка, Юрка,- сказал тот, - давай я тебе самолёт покажу поближе. Хочешь в кабину?» «Ага»,- только и мог вымолвить растерявшийся малыш.

   Лётчик легко поднял его с земли, усадил в кресло пилота, начал показывать на непонятные приборы, объяснять их назначение: «Скорость… Ручка управления… Высота… А это уровень масла показывает. Нет в машине масла, вытекло всё… Эк, какой ты быстрый! Трогать ничего не надо, а то улетишь невзначай. Лови тогда».

   «Я только посмотрю»,- шептал Юра.

   «Я вот сейчас думаю, - пишет в своей книге Валентин Гагарин,- что среди тех людей, кто помогал Юрию ступеньку за ступенькой одолевать крутую дорогу в космос, кто помогал родиться и окрепнуть его мечте, - одно из первых мест по праву принадлежит двум лётчикам - героям, двум товарищам, посадившим свои самолёты у нашего села тогда, в сорок первом году. Мне не забыть, с какими жадными и восторженными глазами сидел Юра – первоклассник, перемазанный чернилами, в кабине грозного «Яка».

    И вот фашисты заняли село. Не успела Юрина семья эвакуироваться, очень был слаб отец после тифа. Выгнали их фрицы из дома. Сначала ночевали на чердаке, а затем выкопали себе землянку. Земляные нары застелили тощими соломенными тюфяками.
 
   Будучи ещё первоклассником, Юра Гагарин не мог мириться с несправедливостью. Об этом поведал в своей книге его брат Валентин ( с. 101-103).

   «Когда в их доме поместили немецкую мастерскую, Юра тут же начал «партизанскую» войну с её владельцем, который с особой жестокостью относился к детям.

   Так однажды, когда дети играли в саду, фриц с ухмылкой положил на ступеньки крыльца напиленные кубики сахара и позвал ребят.

   «Брать, брать!» – смеялся немец. Мальчишки не двинулись с места. Только Бориска, самый доверчивый из всех, переваливаясь, подошёл к крыльцу, наклонился и протянул руку.

   «Не смей!» -  очень тихо и строго окликнул его Юра.

    Но слишком большой соблазн был для малыша, а тут ещё немец приговаривал поощрительно: «Брать, брать, бите…»

    Но стоило только Бориске прикоснуться к сахару, немец наступил тяжёлым сапогом на его ручку. Что-то хрустнуло под каблуком фрица. Борис истошно завопил.

    «Отпусти,- выкрикнул Юра, - отпусти!»

    Фашист продолжал скалить зубы и вертеть каблуком. Тут Юра отступил назад, разбежался и головой, что было мочи, ударил немца в живот. Тот ахнул, шлёпнулся на ступеньки, по рыбьи разевая рот… Соседские ребята бросились за угол дома, а Юра взял Бориску за руку и повёл в землянку.

    «Я тебе ещё не то сделаю»,- обернулся он и пригрозил немцу.

    И, правда, позже, когда фрицу на ремонт привезли огромные аккумуляторы, и он их починил. Юре удалось их испортить.  Своим близким мальчик с радостью сообщил: «Это я ему устроил, когда он на велосипеде катался».
    «Что ты устроил?»- изумились взрослые.  Юра сунул руку в карманы штанишек, достал щёпоть каустической соды. «Я ему насыпал в эти штуки»,- объяснил он маме. Пришлось и штаны, и пиджак срочно стирать.
 
    «Неудачи фашистов под Москвой ещё больше разозлили фрицев. Хозяина немецкой мастерской Альберта, и без того бешенного, точно злая муха укусила. Когда он появлялся на крыльце дома – ребята опрометью бежали в землянку. Ради забавы тот мог и затрещиной наградить или кислотой плеснуть прямо в лицо. Но однажды ребята не убереглись. Немец подкрался к ним неслышно, приподнял Бориса за воротник пальтишка, обвил вокруг его шеи концы шарфа, завязал петлёй и на этом шарфе подвесил Борьку на яблоневый сук. Засмеялся и, довольный, побежал в избу за фотоаппаратом.

    Бориска закричал, но туго стянутый шарф всё сильнее сдавливал ему горло. Юра подпрыгнул несколько раз, пытаясь снять брата. Но не получилось, слишком высоко висел братишка. Юра бросился за помощью к матери. Она оттолкнула фрица, рывком раздёрнула узел на шарфе, и Бориска упал в снег. В землянку мама принесла его почти безжизненного».

    «Вскоре после этой истории у фрица вышел из строя движок. Причину неисправности обнаружил быстро: выхлопная труба оказалась забита тряпками, рваной бумагой, мусором. С этим хламом он нагрянул в землянку Гагариных, но подобного мусора у них не нашёл. «Слава богу, пронесло,- вздохнула мама.

   Юра во время обыска сидел в углу со смиренным видом человека, не причастного к каким- либо тёмным делам. Только лукавинки в зрачках выдавали его торжество».

   А однажды Юре пришлось заступиться и за маму. Проходивший мимо их огорода фриц, забрав у его мамы косу, полоснул по её ногам. Мама упала буквально подкошенная, земля окрасилась кровью.

   «Юра подскочил к немцу, вцепился  в полы его мундира, рванул, в сторону отлетела оторванная пуговица. Фриц ударил Юру ногой в живот – тот упал на землю. Снова сверкнуло на солнце лезвие косы». Если бы в это время немца не окликнули, вряд ли удалось спасти мальчика.
 
  Послевоенное время. Пятый класс по тем временам – приметная ступенька в жизни каждого ученика. Учёба в пятом и шестом классах гжатской школы очень много дала Юрию. Эти классы пришлись на конец сорок седьмого – середину сорок девятого года. Последних, проведённых Юрой дома, в семье.

   В спортивных увлечениях Юра удержу не знал, играл азартно, самозабвенно. Занимался футболом, хоккеем, волейболом, плаванием.

   "Сделав уроки, Юра сложил в свою полевую сумку учебники и тетради, натянул старенький, вязанный мамой свитер и полез на печку.

   - А где мои валенки? – прозвучало вскоре оттуда.

   Вопрос буквально повис в воздухе: никто не знал, где его валенки.

   Юра заволновался:"Куда же они пропали? Я же их сушить на печку поставил".

   Валя с мамой включились в поиски, заглянули под стол, под койки, вышли в сени, но валенные Юркины сапоги точно испарились.
 
   «У нас же хоккей сегодня, с шестым классом сражаемся. Ребята придут, а капитана нет. Скажут, что струсил», - переживал Юра.

   Вернувшись с прогулки Борис, не выдержав, сообщил: «Папа их спрятал. Говорит, что на тебя обуви не напасёшься, все коньками протираешь».

   Юра упросил брата дать ему свои чесанки: «Валя, голубчик, я тебе свой перочинный нож отдам!»

  - Они тебе велики, Юрка. Утонешь ты в них.

  Валя оказался прав. Через два часа Юра вернулся в самом мрачном настроении: «Из-за меня продули. А всё вот они виноваты. Вылетел я из них, а шайба мимо ворот».

   Пришёл с работы отец. Юра, как бы невзначай оторвавшись от книги, поинтересовался: «Любопытно, в чём я завтра в школу пойду? Босиком, что ли…»

   «По мне, хоть босиком,- откликнулся отец,- я не миллионер, чтобы за зиму по две пары валенок покупать» и достал в подпечке валенки.

  «Вот в них, в  дырявых, и пойдёшь. Хотел подшить сегодня, да не успел».

  Во втором часу ночи Валентин проснулся из-за света в кухне. Оказалось, там, горбясь, в майке и трусах сидел на табурете Юра. На его коленях, прикрытых отцовским фартуком, лежал валенок. В одной руке он держал шило, в другой – иглу с продетой в неё дратвой.

 - Ты чего не ложишься?

 - Да вот, мастерю. Завтра ведь отыгрываться надо. Ничего получается?

   Один валенок был уже обшит. Валя поднял его с полу, повертел в руках.

   - В самом деле, ничего. Как у заправского мастера.

   - Хочешь, я и твои чесанки обошью?

   А утром отец оценил его работу на пятёрку с плюсом и, скрывая довольную улыбку, разрешил: «Раз такое дело – катайся. Чего уж там…»

      Книги в этой семье пользовались особым уважением. Если отца больше увлекали исторические сюжеты, жизнеописания Петра Великого, то мама читала всё подряд: романы, повести, стихи. Едва выпадала свободная минута, бралась за книжку.

   Глядя на родителей, на Зою, в школьном портфеле которой всегда лежали две-три книги из библиотеки, сызмальства пристрастился к чтению и Юра, а вскоре стал самым заядлым книголюбом в семье.
 
   В начальной школе мальчик глотал книжки без разбору. Тут были и старинные русские сказки, и тоненькие книжицы для детей, и толстенные тома «взрослой» литературы.

   Находить верную дорогу в бескрайнем книжном море научила Юру и его товарищей учительница литературы, Ольга Степановна Раевская. Она приучала любить русский язык, уважать книги, помогала понимать прочитанное.
 
  Семейное чтение было любимым занятием. Во время него мама рукодельничала, отец что-то мастерил, Юрий читал вслух. Сказки Пушкина захватывали всех. От них перешли к другим более серьёзным произведениям.
 
   Так же, как и Пушкина, вслух, по вечерам, читали всей семьёй басни Крылова, рассказы и повести Горького. Вместе с учебниками Юра постоянно носил в своей полевой сумке книги Лермонтова, Толстого, Некрасова, Гайдара.
 
   Много позже Юрий писал: «В душе каждого из моих товарищей… в душе каждого из советских людей… живёт несокрушимый дух горьковского Сокола, горьковского Буревестника, самого Горького, их «уверенность в победе»… Эти слова – из речи, с которой Юрий должен был выступить на торжественном заседании по случаю столетия со дня рождения писателя. Должен был выступить и – не успел.

    Когда в 6 классе преподаватель физики, Беспалов Лев Михайлович, бывший военный лётчик предложил ребятам организовать технический кружок, записался весь класс. Недели через три  на берегу Гжати было проведено испытание первой модели. Построенная из камыша, точная копия боевого истребителя, она была оборудована бензиновым моторчиком и выглядела внушительно.

   «- Старт! – подал команду Беспалов.

   Истребитель взмыл в воздух, круто набрал высоту, пошёл через замёрзшую реку на другой берег.

   - Ура! – закричали ребята. Кто-то подбросил вверх ушанку.

   - Ура! Летит!

   Истребитель летел, над скованной толстым льдом Гжатью, над противоположным, крутым и заснеженным, берегом летел. И ребята зачарованно смотрели ему вслед. Летел не бумажный голубь, который можно смастерить из бумаги и пустить по классу,- нет. Летел почти настоящий, почти всамделишный самолёт.

   Юра первым ринулся на лёд. Ребята перебежали Гжать, излазили весь крутой берег, но модели так и не нашли.

   - Не грустите, хлопчики, - утешал расстроенных шестиклассников Лев Михайлович. - Дорог почин. Жаль, времени у нас сейчас маловато. Да и зима, условия не те…

   Условия для кружковцев в самом деле были неважнецкие: в школе задерживаться ребятам не разрешали- экономили керосин, да и в классах было холодно, не засидишься».
 
   Решили продолжить занятия в техническом кружке летом.

   Юра очень быстро научился самостоятельно делать летающие модели, заставил ими все свободные уголки в доме.

   Как- то Беспалов встретил на улице отца.

   «Мне нравится увлечённость Юры, - сказал он. – Парню прямой путь – в авиацию".

   Отцу польстили слова учителя, и всё же он возразил: «Так уж и в авиацию? У нас отродясь никто высоко не залётывал. Вот кончит семилетку – плотничать со мной пойдёт.

   - Напрасно Вы так спешите. У него же талант!

   - В плотницком деле тоже без таланта не обойтись. А учить его дальше я не осилю».

   Лев Михайлович часто   ходил с ребятами на рыбалку. Они разжигали там костёр, грелись и разговаривали про самолёты. Юрий после таких походов возвращался окрылённым. Учитель не скрывал, что сознательно старался подогреть в Юре увлечённость  авиацией, интерес к лётному делу.

   Кроме того, Лев Михайлович учил ребят беречь и ценить время. Юра, прислушиваясь к его советам, составил режим дня: в 7 утра подъём, обтирание холодной водой после зарядки, час на завтрак и повторение уроков…  От режима он ни на шаг не отступал.

   Когда Юрию исполнилось 15 лет, он решил поступить в московское ремесленное училище. На вопросы родителей рассудительно ответил: «Я хочу получить специальность, поступить работать на завод и учиться в институте. Не хочу оставаться с семилеткой. Я уже взрослый и смогу сам зарабатывать на жизнь. Я же вижу, как трудно отцу прокормить всю семью. А в ремесленном училище меня и одевать, и кормить будут. И рабочим я стану, как дедушка Тимофей».

   Трудно было смириться с этим решением отцу, хотелось старому плотнику передать мастерство сыновьям.  Да не выходило по его. Старший сын к машине прикипел, шофёрское дело освоил. Теперь вот и Юрка замыслил из дому бежать.

   Был долгий разговор с учителями, с завучем школы.

    - Кончишь семь классов – не поздно будет и в ремесленное пойти,- рассуждала  завуч Ираида Дмитриевна.- А вообще бы лучше десятилетку.

   Юра упорно стоял на своём, никакие доводы на него не действовали. Все попытки склонить его к капитуляции успехом не увенчались.
 
   Наутро Юре выдали документы, и вместе с братом Валентином они выехали в Москву.

   Остановились у Савелия Ивановича (у брата отца).  А в понедельник вместе с ним и Валентином Юрий обошёл все училища Москвы. И везде они слышали одно и то же: «Набор закончен. Не принимаем с шестью классами».

   Если бы не двоюродная сестра Тоня, пришлось бы возвращаться ребятам домой «не солоно хлебавши».

  Девушка сообщила, что в Люберцах при заводе сельскохозяйственных машин есть училище. Там семилетка не обязательна. На следующий день отправились туда.
 
 «У кого хоть одна троечка – даже документы не смотрят»,- шёпотом передавали друг другу переполошенные подростки. От желающих попасть в это училище не было отбою.

 «Не горюй, Юра, наша возьмёт,- верно оценила обстановку Тоня,- в документах у тебя одни пятёрки, а что только москвичей  принимают – так это чушь…»

 Действительно, в приёмной комиссии ознакомившись с Юриным свидетельством об окончании шести классов, сразу посоветовали готовиться к экзаменам. Только предупредили: «Общежития не будет».

 «Все эти дни в доме Савелия Ивановича стояла удивительная тишина. Все ходили на цыпочках. Но время от времени тётя Паша подходила к Юре, отбирала учебники и говорила: «Иди – ка проветрись, погуляй. Через полчаса возвращайся».

 Юра послушно шёл на улицу, возвращался ровно через полчаса – посвежевший с новыми силами после прогулки.

   К экзаменационному столу Юрия вызвали четвёртым. Брат с двоюродной сестрой переживали в коридоре.

   «Завалит, - волновался Валентин. – Тут вон московских ребят больше. Смотри, какие они шустрые!»

   «Сдаст. Я к Юре присмотрелась. Он тоже не из робких. И подготовлен неплохо» , - спорила с ним  Тоня.

   Юра вышел к своим близким сияющий, в сопровождении экзаменатора. Тот подошёл и похвалил: «Отличные знания! Мы тут, интереса ради, сверх программы ему несколько вопросов задали. Справился. Комиссия с удовольствием слушала его. Спасибо!»

   Через несколько дней от Юры родителям пришло письмо. В нём он сообщал, что остальные экзамены тоже сдал на пятёрки, в группу токарей или слесарей, куда хотел, его не зачислили. Туда берут с семилеткой. Он будет учиться специальности литейщика.

   «Это очень интересная специальность,- писал Юрий, не скрывая гордости,- памятник Пушкину в Москве литейщики сделали».

   Из этого же письма родные узнали, что Юре уже выдали форму и что - самое главное! – как отличнику учёбы предоставили место в общежитии.

   Из первого жалованья, полученного им на заводе, Юра половину прислал домой. Мама расписалась в бланке перевода, а когда почтальон вышел, расплакалась: «Вот и кончилось детство у Юрушки».

   Не скупился Юрий на письма. Из них близкие узнали о его мастере- наставнике, кадровом рабочем Николае Петровиче Крипове,  о  товарищах по училищу, об общежитии, где в одной комнате проживало пятнадцать человек.

   В одном из писем Юра сообщил, что намерен ехать в Саратов, в индустриальный техникум, где можно продолжить учёбу по специальности. Дирекция училища дала ему, как отличнику, направление.

   После третьего, пред выпускного курса в техникуме, Юрию Гагарину предложили поработать летом физруком в детдомовском лагере. Во время  побывки домой он рассказывал: «Мы быстро поладили. Великолепные такие чертенята, разбойники, с ними всегда интересно! Это, во-первых. Песнями я их заворожил – это, во-вторых.  Как вечер – так мы костёр под самое небо разводим и песни поём военные, боевые - про партизан, про моряков, или старинные. А главное, я книги о войне им читал. Очень действуют в смысле дисциплины».

   Там, в лагере, заработал Юрий на первый штатский костюм, на часы и туфли.

   Кончилась стажировка, завершилась практика - учащиеся техникума вернулись в Саратов.

   На одном из занятий физического кружка, которым руководил Николай Иванович Москвин, Юра выступил с докладом на тему «Константин Эдуардович Циолковский и его учение о ракетных двигателях и межпланетных путешествиях».

   «Теперь аэронавт,- доказывал учёный,- будет,  не куклой, не манекеном – ему придётся управлять космическим кораблём, подчинить его своей воле».
 
   Знакомство с трудами К.Э. Циолковского перевернуло душу Юры. Он начинает увлекаться научно- технической литературой и книгами фантастов, не пропускает ни одной статьи, посвящённой ракетостроению, хочет понять теорию относительности Эйнштейна.

   На последнем курсе техникума  Юрий поступил в аэроклуб и в этот же год совершил свой первый полёт на самолёте Як- 18.

   «Готовясь к государственным экзаменам, работал на износ, спал урывками. Иной, быть может, и не выдержал бы этого напряжения,- рассказывал его брат Валентин,- но Юру выручают строгий распорядок дня, молодость, железный, не знающий хандры и болезней организм».

   Сдал все экзамены. Во вкладыше в диплом против тридцати двух предметов стоит оценка «отлично». И только по психологии умудрился схватить четвёрку. «Для разнообразия,- пошутил Юра,- А то уж больно уныло смотрится диплом».