Сундучок бабушки Нины

Написано очень давно...

Светлой памяти моей бабули, Нины Николаевны Ворон, посвящается...

"Сказ про Ивашку-пастушка"

Было это али не было, не могу точно сказать. Хотя я тогда уже давно на свет появилась и даже замуж за деда твоего выйти успела. Ох, и трудный же он человек был! Чуть что не по евонному, такой сразу ор поднимал, хоть святых выноси. Но я-то любила его всем сердцем, дурака старого. Или вот спрошу о чём-то, так таким сразу важным, как павлин, становился. Мол, дура ты неотёсанная, а я жизнь-то познал. Обидно, порой, до слёз было. Я и спрашивать-то вскоре совсем перестала. Своим-то умом оно как-то лучше думать. Сам же видишь, что сканворды словно орешки щёлкаю.  Хотя руки у него золотые были. Что где сломается-мигом починит. Правда, после водовку просил. Любил хмельную, но не до поросячьего визга. Но, что греха таить, как выпьет, таким сразу ласковым становится, ну я и таяла, что твоё эскимо. Так и прожили вместе сорок пять лет. Тяжело уходил, я все слёзы выплакала. Царствие ему Небесное!
Что-то я заболталась совсем, прошлое припомнив. Пора и сказку новую сказывать. А то ты, смотрю, совсем притих. Прости бабку свою болтливую, Христа ради. Ну, сядь поудобнее и слушай внимательно-внимательно. Итак, расскажу я сегодня про пастушонка нашего, Ивашку.
Случилось это тогда, когда самолёты твои ещё даже и во сне не снились. А про машины только Макар-золотые руки, умелец царский, думал. Человек-то очень хороший был! Всем на помощь всегда прийти спешил. Любили его люди как родного.  Хотел Макар, чтобы царь наш Иван не по лестнице сам спускался своими дюже больными ногами(как-никак, шестьсот  лет стукнуло в мае, хоть и родился в этом месяце, но в жизнь не маялся никогда), а при помощи агрегата чудного, лифтом прозываемого. Думал, гадал да и придумал. И  царь наш стал тотчас же  радёхонек-прирадёхонек. Ещё бы, ноги-то вовсе болеть перестали.  Да не о нём речь сейчас. Хоть и мудрым  дюже правителем был. Хотя, почему был? Говорят, что царь Иван и до сих пор живёт себе не тужит на пенсии, рыбача да сказки сочиняя.
В селе Кукуево, где когда-то проживал купец Авдей с доченькой своей Марфою, да женой, ясноокой Чеславой и детками, Марьей и Окулиной, жил да был старик один древний, Николаем Пантелеймоновичем,  кликали. Никто и не помнил, сколько ему лет. Мол, сколько себя помним, он всегда на виду. Да дед Николай  и сам этого не знал. Оно ему и ненужно вовсе было. А славился старик этот уменьями своими.  Мог и ложки выточить, да такие, что сами щи да кашу хлебали; и колыбельку для младенца сварганить, в которой даже самая рёва-корова мигом успокаивалась и спать укладывалась; и свистульки всякие смастерить, что у хворобного все его напасти как рукой снимали, а  того, на кого тоска зелёная злючая напала,  мигом счастливым делали. Чудо был, а не человек!  Но не только это мог дед Николай  творить, с первой зорьки и до самой поздней ночки покоя не зная. Умел он так сказки да были рассказывать, что все, и дети, и взрослые, его с открытым ртом слушали. А после другим передавали и текла слава о мудром старике рекой по белому свету. Жил дед  Николай  в старом доме, что ещё его прадед построил. То стены поправит, то крышу перекроет, то печку перекладёт. Держал скотину: корову Окулину, что молоко целебное давала любые хвори излечивающее; свинью Дарью, от хрюканья веселого которой сердце петь начинало; шесть овец, прозванных Светкой, Глашкой, Наташкой, Парашкой, Пестимеей  да Авдотьей, шерстью своей славящихся, любой камень простой в золото обращавшей. В конюшне конь ретивый, Буцефал(дед-то о многом знал, чем минувшее-то славилось), да лошадь Нефертити, детишек с ногами больными лечивших.
 Пять  кур, Пеструшка, Краснушка, Несушка, Душка, Дарушка -  давали каждый день по пять  яиц, мигом даже самый страшный голод утолявших. Петух, Пётр Петрович своим голосом мог и разбудить, и спать уложить.
Пёс Полкан никого на порог чужого не пускал, хоть и ласковым был очень. Каждый день дед Николай  начинал с кормёжки своих любимцев, потом гривы Буцефалу да Нефертити расчёсывал гребнем золотым. Поливал огород, на котором росли не только огурцы с тыквою, лук с чесноком, капуста с брюквой да репой, укроп с сельдереем, но и арбузы с дынями. Цветы разные, глаз радующие, от вредителей уксусом опрыскивал. А после на речку шёл(причём год круглый) и или купался, или рыбу ловил. Страсть, как ушицу тройную любил! Жена его, Настасья, уж как двадцать годков на небесах была. Сын да дочь выросли и в Муром жить уехали. Внуки каждое лето приезжали, радуя старика. Любил их дед страшно! Каждый раз игрушки новые мастерил. Но большую часть года дед Николай  один был совсем. Бывало, проснётся с зорькой первой, глянет в таз медный, до блеска начищенный, и, хитро улыбнувшись, скажет:
-Есть ещё порох-то в пороховницах! Но потом посмотрит на игрушки внуков да так вдруг сразу ему тоскливо станет, что слёзы, нет-нет, да и накатят. Тогда дед  Николай  садился на лавку и до поздней ночи что-то мастерил, делом от мыслей своих спасаясь невесёлых. Как-то раз, возвращаясь из лесу, где искал подходящие коряги да ветки, услышал детский плач, раздающийся из кустов малины. Сердце защемило и дед Николай молнией  туда кинулся и вскоре уже в руках держал младенца, в шёлковую тряпицу запеленутого.
-Эх, - вздохнул старик, - и где ж мать-то твоя-кукушка?
Но младенец, схватив его палец, улыбнулся и стал сосать его словно соску.
-Ах, что же это я, дурень старый! Ведь ты, наверно, есть хочешь? - воскликнул вдруг дед Николай и со всех ног понёсся домой.
Согрел молочка в маханькой кружечке и дал мальцу. Вскоре. Насытившись, тот заснул. А старик так всю ночь с ним на руках и просидел. Все сердцем своим добрым да душой чистой полюбив мальчонку.
-Назову-ка я тебя Ивашкой, - сказал дед Николай, как только Пётр  Петрович огласил всю округу.
Малец улыбнулся и что-то загугукал на своём языке, никому непонятном. Прошли годы и Ивашка вырос в высокого статного парня. Девки сельские по нему сохли и каждый вечер на завалинке песни пели. Но сыну деда Николая свобода была всего дороже. Ещё с малолетства стал он пасти коров сельских на лугу зелёном близ речки Кукуевка. Справно дело своё выполнял. Ещё ни разу ни одна корова от зубов волчих не пала. Все его за это очень любили. Ивашка помогал деду Николаю по хозяйству да учился премудростям его, вскоре став мастером знатным. Люди то лавку новую заказывали, то колыбельку, а то и прялку. Заказов было хоть отбавляй. Дед Николай на сына своего никак нарадоваться не хотел. Денег тогда ещё не было и люди еду приносили. Так что жили они не тужили. Однажды дед, как обычно собрав в круг детей да взрослых, сказку новую начал:
-Было это лет двести назад. Мой прапрапрадед тогда ещё совсем младенцем был. Жил в нашем селе Кукуево пастушонок один, Митькой звали. Ленивый был до жути. Вечно у него то голова болела, то спину ломило, как у старика какого. Люди и рады бы коров своих ему не давать, да только других пастухов у нас не было. Петька Косой, дурак деревенский, в колодец пьяный свалился. Вот и приходилось селянам на Митьку надеяться. Как-то раз пас он коров и вдруг ему так скучно стало, хоть плачь.
-Волки! Волки! Волки! - вдруг закричал громко Митька, хотя клыкастых и в помине не было.
Люди с вилами да топорами прибежали раскрасневшиеся. Глядь, а Митька лежит себе на травке, да улыбается хитро.
-Ух, нелюдь! - крикнули сельчане и назад ушли.
В следующий раз снова пастушонку скучно стало.
-Волки! Волки! Волки! - закричал он громко, хоть опять никого и не было.
Люди с вилами да топорами прибежали, дела все побросав. Глядь, а Митька этот снова на травке лежит да насмехается.
-Уф, озорник, и дадим мы тебе по шее! - крикнули сельчане и по домам.
На третий раз волки на самом деле из лесу вышли, видать им  обидно стало. Набросились на коров  да телят.
-Волки!Волки! Волки! - благим матом заголосил Митька, да только никто не прибежал на помощь.
Люди уже не верили лживому пастушонку. Покончив с коровами, волки набросились и на него. Обеспокоенные люди пришли утром на луг и ничего кроме белых косточек и не увидели.
Никогда не лгите, люди добрые, ибо обман вам жизнь всю поломает.
Выслушав отца названного своего, Ивашка улыбнулся и махнув рукой, сказал:
-Да я волкам бы этим голыми руками пасть порвал!
-Не зарекайся, сынок, - улыбнувшись сказал дед Николай, - а вдруг и на самом деле беда придёт.
Но Ивашка снова рукой махнул. Мол, сказки всё это. Пошёл он как-то на луг заветный и, пока коровы травку щипали, достал дудочку самодельную и стал играть на ней. От чудной мелодии даже птицы петь перестали. И не заметил совсем, игрой увлечённый,  Ивашка гостей незваных. А как увидел,  то уж поздно было что-то делать. Вскочил и взяв палку попытался клыкастых отогнать от коров, жалобно мычавших.
-Волки! Волки! Волки! - закричал громко парень, да только до Кукуево не докричаться никак было.
"Что же делать?" - подумал горемыка.
-Смертный, уйди-ка ты лучше с дороги! - вдруг прорычал кто-то.
Ивашка обернулся и чуть рассудка не лишился. То с ним не человек говорил, а волк. Присмотрелся Ивашка получше и вдруг понял - Волкодлак это проклятущий. Бросился к осине и сломав крупный сучок, ножичком заточил как мог, острым его сделав.
-Не подходи, упырь окаянный! - крикнул парень, размахивая осиновым колом.
Но Волкодлак лишь оскалился в улыбке, клыки свои огромные показав.
-Куда тебе, дубине стоеросовой, супротив меня идти! - зарычало чудище, вращая глазищами- Уйди с дороги! Нето до гроба жалеть будешь!
Но Ивашка был не  трус.
-Не дам тебе коров сожрать! - крикнул он и со всего размаху всадил в сердце Волкодлака осиновый кол.
Взвыл нехристь, да не издох только.
-Дурья твоя башка! - зарычал вновь - Колом осиновым меня не убить! А за дерзость твою я заберу тебя к  себе в логово! Век мне слугой будешь!
Ивашка хотел было снова окаянного колом ударить, да только чудище схватило его лапищами  своими и в лес убежало.
Прождав до полудня сына, пошёл дед Николай на луг заветный. Коровы все целёхоньки были, только напуганные очень. А Ивашки и след простыл.
"Недоброе что-то случилось", - подумал старик и вдруг на траве след волчий увидел,от  крови видимым сделавшийся.
-Волкодлак, проклятущий, снова объявился! - крикнул дед Николай, в сердцах ударив  себя по седой голове.В ту самую пору по всей Руси-матушке слава семимильными шагами про чудо-витязя одного шла.  Ударится, мол, он оземь и тотчас же зверем зарычит али птицей вольной в небо взлетит. Всех тварей божьих язык понимал. Мог даже и камень разговорить. Лук его всегда стрелу точно в цель посылал. Меч разил без отдыху. А голос зычный за триста вёрст слышно было. Не раз чудо-витязь людей спасал, загодя о беде предупреждая. Даже самый малый писк мышиный за семьсот вёрст слышал. Погоду ненастную одним щелчком пальцев исправлял. Мог как по земле перемещаться, так и по воде, даже сапог не замочив. Гусли в его руках как живые были, всех в пляс пускаться заставляя. На любом празднике ему рады были. А уж как за дудочку возьмётся, так все птицы петь перестают и слушают. Золотые его руки могли всё, что угодно, смастерить да починить. Он и кузнец был справный, и плотник со столяром кудышный, и и пекарь, и лекарь. Словом, всё умел на свете делать. В руках его крепких любой младенец плакать переставал. А как чудо-витязь былины сочинял да пел потом их  люду разному про то, о чём деды-прадеды помнили да сам видел - все  слушали и заслушивались. Глаза его бездонные голубые любого насквозь видели, неважно, зверь, ли птица, ли гад какой,или человек. Говорили даже, что герой этот славный праправнук самого Волхи Всеславьевича, деда царя Ивана. Кто-то не верил, а кому-то это по душе было. Но никто ни разу имени богатырского не слыхивал. То ли забывали спросить, то ли ещё из-за чего. Да только и продолжали звать то чудо-витязем, то богатырём. А на самом-то деле герой этот сам не хотел имени своего, при рождении данного, говорить никому. Ибо считал, что тогда власть над ним лютая будет.
Чудо-витязь всю землю обошёл вдоль и поперёк, всем  помогая, себя не выставляя. Побывал и в Подземном Царстве, что  меж корней дуба Карколиста находился, посреди Моря-Окияна, на острове чудесном Буяне.  Там с  Вием Змееевичем, правителем тамошним,  договор вечный заключал. Дабы  тот души окаянные грешников и сам не неволил, и сёстрам своим, Горыням, да матушке Параскее с мороками ужасными не давал. Поначалу Вий Змеевич, средний сын Индрика Змея, что правил Подземным Царством триста лет назад,  хорохорился. Мол, что хочу, то и делаю. Но чудо-витязь его за грудки схватил да как пушинку над собой поднял, сказав сурово:
-Будешь артачиться, как отца твоего оземь грохну и дух сразу свой нечистый испустишь.
Испугался страшно тогда Вий Змеевич и тотчас же договор подписал.
-То-то же, - улыбнулся тогда чудо-витязь, - коли попробуешь слово своё обратно взять, накажу сильно.
-Да как же это, богатырь, я супротив тебя-то  пойду? Чай, не враг себе какой, - пытаясь улыбнуться, ответил Вий Змеевич.
Чудо-витязь усмехнулся в чёрные усы и на свет божий вышел. А сын Индрика Змея, оставшись наедине с  собой, стал волосы рвать, всё и вся проклиная громко.
 Даже матушка его, Параскея, не смогла сына успокоить, как обычно это делала. А Горыни и мороки  сразу по тёмным углам попрятались, очень гнева Вия Змеевича опасаясь. 
Индрика Змея, отца злыдня,  когда-то жизни лишил сам Волха Всеславьевич. 
И сделал это не только потому, что кровожадный правитель Подземного Мира  когда-то мать его, Мать-Сыру-Землю очень сильно обидел, желая её всем своим чёрным сердцем. Она отдыхала в Ирейском саду Небесного Царства  и случайно наступила на гада ползучего. А тот Индриком Змеем и оказался. Набросился на Мать-Сыра-Землю, родную дочь Сварога, правителя Небесного Царства, и боль лютую ей причинил. Как подрос Волха Всеславьевич, так и узнал обо всём, поклявшись отомстить обидчику матери своей доброй. А  Индрик Змей, думая, что уж в Подземном-то Царстве его никто не достанет,  как-то взял да  и щит поставил перед душами праведников по пути в Ирей. Мол, все теперь мне служить будут. Сам Сварог, отец всего сущего, попросил Волху Всеславьевича, внука старшего и любимого своего, разобраться с извергом. Ну богатырь взял и оземь Индрика Змея со всех сил своих небывалых грохнул, хотя тот и отцом его родным был.
И в самом Небесном  Царстве, что в самой кроне дуба Карколиста находится, побывать успел, со Сварогом и детьми его совет держа. Тогда беда страшная на Руси-матушке приключилась. Повадился кто-то, душой и помыслами нечистый, дев молодых похищать да в нежить всякую и чудищ ужасных обращать. Царь Иван сразу к ведунам древним, что и в прошлом, и в настоящем, и в будущем жили, обратился за советом мудрым.  Самый старый из них, Феофан, и поведал об изверге окаянном. Мол, тот из мира иного, чуждого нашему Тридевятому,явился. Ни зверь, ни птица, ни гад, ни человек. Сила у него могучая, колдовством как самая древняя колдунья владеет, невидимкой по Руси-матушке ходит. Лишь сам Сварог знает, как с ним справиться. Вот чудо-витязь, соколом обернувшись, и отправился в Небесное Царство. В чертоге своём золотом встретил его как родного Сварог. Накормил до отвала, напоил мёдом сладким до хмели лёгкой, а потом и расспросил обо всём. Ведь не всегда Белка по ветвям дуба Карколиста новости приносила, о которых ей Волк да Сокол рассказывали, по земле бегая да в небе летая. Выслушав, сказал Сварог:
-Помогу я тебе Русь-матушку, сердцем моим горячо любимую, спасти от изверга этого окаянного. Да матерей и отцов от гоя лютого избавить. Есть у меня меч-кладенец, что и камень, и металл всякий словно масло мягкое нарезает. Только с его помощью победить ты сможешь, богатырь. Да сапоги-скороходы, дабы быстрее ветра как по земле, так и по воде да по воздуху, передвигаться смог. А вдовесок - шапку-невидимку подарю. Злыдень этот Асмодеем зовётся. Он из самой Геенны Огненной явился, что за Великой Стеной Вечности, охраняющией миры наши от пришельцев злобных,  находится. Говорят, Асмодей этот самый могущественный там. Ненавидит всё и вся до жути. Очень мстительный, завистливый, ревнивый и спесивый. Хитростью какой-то, про которую мне неведомо,  смог он миновать Стену Вечности волшебную. Хотел было, злыдень, повелителем Небесного Царства стать, меня и детей моих со свету сживя, да только зря к нам явился. Даже под личиною нищего странника Перун, старший сын мой, Бог княжеский, его сущность  звериную разглядел. Бежал окаянный со всех ног. Думал я, он к себе возвратился в Геенну Огненную, да нет, к вам, в Поднебесное Царство направился, творя безобразия всякие ужасные. Как справишься с Асмодеем, богатырь, так сразу или с белкой весть пошли, или сам появись.
Поблагодарил его чудо-витязь и взяв подарки ценные, назад, в Поднебесное Царство, отправился. А там его уж царь Иван с нетерпением дожидался.
-Ну, богатырь, - спросил, -  как сходил к Сварогу великому?
Чудо-витязь ему обо всём и поведал тогда.
-Да-а, - сказал царь Иван, - непросто будет с Асмодеем окаянным совладать-то. И как его, злыдня, и найти-то? Ведь невидимкой по Руси-матушке ходит.
-Не беспокойся, твое величество, - улыбнувшись в свою чёрные усы, молвил чудо-витязь, - я же тоже не лаптем щи хлебаю.
-Ну, тогда на тебя вся надёжа, - вздохнув тяжко, сказал царь Иван, - победишь зверя лютого - почесть тебе и слава в веках. Падёшь в битве ежели - беда будет ужасная.
Поклонился ему чудо-витязь и на поиски Асмодея отправился. Долго ему злыдень этот не попадался. Да только у богатыря терпение железное было. Как-то попал он в деревеньку одну и на ночлег к купцу тамошнему напросился. Тот и пустил к себе в дом. Накормил, напоил да обо всём расспросил. Узнав, что чудо-витязь супротив изверга лютого идти хочет, рассказал о горе своём:
-Дочку мою старшую, Авдотьюшку, этот супостат увёл силою, в прошлом году. Пытался я ему противостоять, да только тщетно. Околдавал меня он, в камень обратив. Хорошо, ведунья наша, Никифоровна, толк в колдовстве знала. Мигом мне облик прежний вернула. И стал я тогда думу думать, как дочь спасти старшую да младшую уберечь. Ничего путнего в голову не приходило. Совсем отчаялся. Но на счастье моё ты объявился. Спасёшь дочь мою, зятем любимым станешь.
Ночь уж была и купец, дочь младшую, Наталью, поцеловав, спать пошёл. А чудо-витязю никак не спалось.
"Смастерю-как я что-нибудь", - подумал и стал игрушку чудную делать, чтобы дитя, играя с ней, уму-разуму набиралось.
Делал, делал, да и  носом клевать стал.
"Надо бы и поспать маленько", - решил, да вдруг кто-то мимо него прошёл, глазу невидимый.
"Никак, сам Асмодей окаянный пожаловал?",- спросил себя чудо-витязь и, надев шапку-невидимку, замер на месте.
А изверг, это был имеено он, подкрался к Наталье спящей и, закрыв ей рот, чтобы не кричала, попытался выкрасть.
-Стой, нехристь! - громко крикнул чудо-витязь.
Асмодей обернулся - никого.
"Померещится же всякое", - решил злодей и взял Наталью на руки.
-Выходи на бой, Асмодей проклятущий! - крикнул богатырь, меч-кладенец из ножен серебряных выхватив.
Обернулся изверг - опять никого.
"Я что, рассудка что ли лишился?", - спросил себя и попытался унести Наталью.
Но чудо-витязь, сняв шапку-невидимку, встал на его пути стеною неприступной. Асмодей, озверев от злости, стал вдруг видимым и, вырасши до потолка, навис над богатырём, зарычав грозно:
-Жизни сейчас лишу тебя, прыщ никчёмный!
И стал что-то быстро-быстро лепетать на незнакомом чудо-витязю языке. Тут же богатырь сильно затосковал, чуть не заплакав. А Асмодей, видя это, громко захохотал.
- Что это со мной?! - воскликнул вдруг герой и наваждение тотчас же исчезло.
Асмодей, с удивлением на него посмотрев, взмахнул рукой и перед чудо-витязем стена огненная непреступная возникла, а из неё понавылазывали чудища разные, пытаясь  рассудка лишить.
-Эка невидаль - крикнул богатырь и мечом-кладенцом, крест-накрест, ударил по огненной стене, она и исчезла.
Покраснел от гнева Асмодей и, забыв про Наталью, хлопнул в ладоши. Тотчас же в его левой руке щит появился, а в правой - огромадный пятипудовый меч.
-Берегись, смерд! - закричал злыдень и хотел было с одного взмаха снести противнику храброму голову.
Да только сломался, словно прутик, меч огромный о сталь закалённую. Испугался тогда Асмодей и, плюнув под ноги, облаком обернулся и в окно вылетел. Чудо-витязь сапоги-скороходы на ного натянул и в погоню. Словно от ветра сильного  быстро удалялось облако. Но богатырь нагнал его и, взмахнув мечом-кладецов, порубил на самые мелкие кусочки.
-Победил ты меня, смертный! - крикнул Асмодей, истекая чёрной кровью, став прежним - Мои братья кровные тебе отомстят!
Схватил его за грудки чудо-витязь и спросил громко:
-Где ты, злыдень проклятущий, пленниц своих держишь?!
Громко застонав от ужасной боли, Асмодей крикнул:
-Тебе никогда не найти моё логово!
И тут же растаял в воздухе, словно его и не было вовсе. А чудо-витязь пригорюнился. Ведь не спас же он Авдотьюшку да дев остальных. Вдруг сокол к нему с небес опустился.
-Знаю про печаль твою, богатырь, - подмигнув правым глазом, сказал он, - покажу логово этого изверга. Лети за мною следом.
Принял чудо-витязь облик воробушка малого, даже сапоги-скороходы не сняв.
"Помогут мне как ветер быстрым стать", - подумал богатырь.
Долго летели они. Уж и леса миновали все Тридевятого царства. И Море-Окиян перелетели. А конца-краю пути не видно. Лишь к ночи следующей долетели.
-Вот оно логово изверга, от глаз чужих заклятьем спрятанное, - сказал сокол и улетел по делам своим.
Облик человеческий приняв, моргнул богатырь трижды и слеза, появившись, тут же с глаз и сняла пелену заклятья. Перед чудо-витязем пещера показалась тёмная-притёмная. Дважды хлопнув в ладоши, богатырь создал пламя негаснущее и пошёл искать пленниц. От света волшебного светло как днём стало. Долго шёл чудо-витязь. Трижды с чудищами бился, поборов их. Четырежды с Обротнями встретился, пытавшимися сожрать его. Сразил мечом-кладенцом. Дважды мороки, призраки тёмные, нежитью обратить хотели. Да только меч-кладенец и их со свету сжил. Вдруг не гаснущее пламя заколебалось, как будто  ветром повеяло. Чудо-витязь ещё немного прошёл и наконец увидел впереди свет. А когда и  до него добрался, то увидел девицу-красавицу, томящуюся за пудовой решёткой. Взмахнув мечом-кладенцом, чудо-витязь перерубил, словно прутик, металл. Девушка, став свободной, бросилась к нему и стала горячо целовать.
-Не Авдотьюшка ли ты, дочка купца Еремея? - улыбнувшись, спросил богатырь.
Она самая, - ответила девушка, не переставая целовать спасителя.
-А ты, случайно, других пленниц не видала? - вновь спросил тот.
-Они в чудищ обращены всяких страшных, да нежить лютую,  - вдруг погрустнев, ответила Авдотьюшка, - их изверг окаянный под замком волшебным держит и лишь по ночам выпускает. Горемычные ему смертных приводят на пытки страшные.
-Проводить сможешь? - спросил богатырь.
Девушка кивнула и пошла вперёд. Вскоре перед чудо-витязем ещё одна пещера тёмная открылась, из которой, то ли рычание, то ли мычание доносилось.
-Я тут останусь, - сказала Авдотья, - страсть, как их боюсь.
Богатырь кивнул головой и вошёл в темноту. Вскоре он увидел чудищ да нежить всякую.
"Несчастные", - подумал чудо-витязь, всем сердцем их пожалев.
И тотчас же чудища да нежить снова в девушек обратились.
-Спасибо  тебе великое, спаситель наш, - сказала, поклонившись до самой земли, самая старшая из них, - лишь только сердце чистое да душа  светлая могли нам прежний облик человеческий вернуть. Мы тебе теперь по гроб жизни благодарны будем!
-Идите домой, - ответил богатырь, покраснев как маков цвет(не любил он похвалы), - живите долго и счастливо.
Девы, все вместе поклонившись ему до самой земли, тотчас же разошлись по всем сторонам света. А чудо-витязь, взяв под руку Авдотью, которую уже полюбил всем своим сердцем, пошёл в деревню к отцу её. Еремей от радости на двадцать лет помолодел. Пир на весь мир устроил да про свадьбу речь завёл.
-Ежели Авдотьюшке я люб, то и справим свадебку, как только начатое доделаю, - сказал герой.
Купеческая дочь, услышав это, бросилась ему на шею:
-Люблю больше жизни!
-Вот и ладно! - сказал Еремей - Быть пышной свадьбе!
Переночевав, собрался богатырь к Сварогу на поклон.
-Возьми меня с собой, друг милый, - попросила Авдотьюшка.
Чудо-витязь и отказать не смог.
-Только туда, кудая я путь держу, ни конному, ни пешему, ни в ступе, добраться нельзя.  Лишь птица долететь может, -  сказал он, - обращу-ка тебя  в лебёдушку, а сам воробышком малым стану.
Сказано-сделано. Как добрались они до чертога сварожьего, так и на пир великий попали сразу. Все дети создателя всего сущего за столами сидели рядом с воинами, что жизнь свою ради счастья других отдали.
-Знаю, знаю, - сказал, улыбнувшись, Сварог, - победил ты Асмодея проклятущего. Да дев спас из логова его. За то тебе слава вечная во всех мирах и мой почёт. Дары себе может оставить, пригодятся ещё не раз. Сейчас пируй вволю, а завтра разговор к тебе важный будет.
Сел чудо-витязь за стол подле него и вскоре захмелел от мёда, рекой льющегося. А Авдотья была  рядом с ним, квас попивая да пряники медовые поедая. Всё ей в диковинку было.
Как-никак, с самими небожителями за столом пировала. Дети Сварога за ней ухаживали, как за родной. Лишь к утру угомонились, разойдясь по палатам. Авдотья, растолкав чудо-витязя, сказала:
-Пора и нам поспать немного.
Но тот, нежно  погладив её по голове, произнёс:
-Ты, любимая, иди. А мне ещё со Сварогом повидаться надо.
Девушка, сладко его поцеловав, ушла вслед за служкой. А богатырь пошёл к Сварогу.
-Вот, что я хотел тебе сказать, - произнёс создатель всего сущего, - ты прапрапраправнук мой.
Услышав это, чудо-витязь не поверил ушам своим.
-Да, это чистая правда, - прочтя его  мысли, сказал Сварог, - Волха Всеславьевич, богатырь былинный, твой прапрадед.
-Это что, значит Вий Змеевич мой дядя?! - вопросил тут чудо-витязь.
-Да, к несчастью это так, - вдруг погрустнев, ответил небожитель, - а Мать-Сыра-Земля твоя родная прапрапрабабушка.
Никак не мог поверить богатырь в это. Но ведь Сварог-то врать не станет. Как-никак правитель Небесного Царства и повелитель всех миров.
-А раз  ты мой родич, то  имеешь все права занять мой чертог, как только я уйду в Вечность, устав от дел праведных, - продолжил небожитель, - поэтому есть у меня к тебе просьба одна великая.
Сварог поближе к прапрапраправнуку наклонился и тихо сказал:
-Стань исполнителем воли моей во всех мирах, даруя счастье и справедливость.
Чудо-витязь посмотрел на родича и кивнул.
-Вот и хорошо, - улыбнувшись, молвил Сварог, - в помощь тебе будут и белка с волком да соколом, и слуги ловкие да сильные мои, все силы природы да знахари с ведунами и колдуньями. Дети мои по первому же зову твоему являться будут. Как-никак, ты их племянник прапраправнучатый. Да, чуть не забыл, Авдотья тебе самой судьбой завещена. Проживёшь с ней в достатке и счастье триста лет. Потомки ваши до скончания веков все миры прославлять будут своими делами чистыми, способностями волшебными умы поражая. А как срок придёт Авдотьи твоей, к себе её заберу. Пусть бессмертной до последней зорьки будет.
Сварог поднялся с лавки и, обняв богатыря, тихо сказал  ему:
-Отныне ты можешь не бояться имя своё, при рождении данное, вслух произносить, боясь под волю чужую попасть. Ибо я тебе новое скажу, силу могучую имеющее.
Он, воздев над внуком длани свои, что-то начал говорить на древнем языке. Вдруг богатырь ощутил силу великую, по всем членам его разливающуюся.
-Нарекаю тебя Белозаром, что просветлённый означает, - еле слышно шепнул Сварог, - помни, что никто не должен знать твоего тайного имени. Сам знаешь почему. А теперь иди поспи хоть немного. Вечером в путь обратный отправишься с невестой своей.
Поблагодарив родича, чудо-витязь пошёл к любимой в палаты. А как вечер настал, попрощался со Сварогом и дядьями своим.
-Помни, мы всегда рядом, - сказал Перун, улыбаясь.
Снова обернулись они птицами и молнией в Поднебесное Царство спустились.
-Авдотьюшка, - сказал чудо-витязь, очутившись в доме купца Еремея, - мне надо к царю Ивану сходить. А вернусь, свадьбу сыграем.
На том и порешили. Стоило герою только войти в главные ворота дворца, как отовсюду трубы зазвучали, его прославляя.
-Ай, да молодец! - трижды расцеловав богатыря, сказал царь Иван - Ты отныне генерал и командующей всей армии. Прокоп-то совсем стар стал. Я его советником твоим сделал. Так что, друг любезный, как попируешь вдоволь, так и принимай дела.
Три дня подряд столы от кушаний ломились да мёд с квасом рекой лились. А на четвёртый богатырь стал командующим армии всей могучей Тридевятого царства. Даже дядька Черномор со своей дружиной у него под началом был. А ещё через три дня к Авдотье милой собрался.
-Приглашаю тебя, твоё величество, на свадьбу, - поклонившись, сказал чудо-витязь.
-Обязательно буду, - улыбнувшись, сказал царь Иван.
Богатырь уж было собрался из дворца выйти, да только не успел.
-Слушай, друг ситный, - вдруг произнёс  царь Иван, - а имя-то у тебя есть? А то всё богатырь, да богатырь. Не по-человечески как-то.
-Чудомилом меня кличут, - с улыбкой ответил чудо-витязь, теперь не опасаясь совсем.
-Какое правильное имя! - воскликнул царь Иван.
Как только богатырь добрался до деревеньки, то сразу же  и о свадьбе завёл разговор. А через недельку на торжество пышное съехалось почти всё Тридевятое царство, во главе с царём Иваном. Даже Сварог с сыновьями вниманием своим почтил, всей душой своей светлой за внука радуясь.
Прознал дед Николай, что богатырь этот в Муром приехал, и решил к нему на поклон пойти. А вдруг, сжалится чудо-витязь, и Ивашку вызволит. Попросив старую Дарью соседку его, за живностью присмотреть, запряг Буцефала и в Муром поехал.
Оказавшись в тёмном логове, Ивашка тотчас же закрыл рукой нос. Повсюду лежали кости с гниющим мясом, издававшим отвратительную вонь.
-Ничего, привыкнешь, смертный, - оскалившись в улыбке, прорычал Волкодлак,принюхавшись,  - тебе же век теперь здесь куковать.
Он посмотрел по сторонам и продолжил:
-Вот что, пастушок, возьми-как ты да и приберись тут как следует. Сам видишь, недосуг мне. Сейчас сосну часок-другой, а после на охоту отправлюсь к тебе в село. Славные у вас девы, так и просятся в пасть.
Оборотень вдруг завыл и обратился в невысокого седобородого старика со злющими глазами и длакой(волчьей шерстью) на голове.
"Вот те на! - подумал Ивашка - А ведь он-то таким на свет уродился! Что там отец про таких говорил? Ах, да. Самые лютые из Волкодлаков. Пощады вообще не ведают. Когда хотят - люди. Ходят меж нас и пакости творят. Захотят, в волков обратятся. Скот режут, люд пугают. Нет от них никакого спасу. Даже серебром со свету  не изжить".
Попривыкнув к темноте, он увидел в самом дальнем углу пещеры солому и сел на неё, скрестив ноги. Волкодлак, увидев это, грозно зарычал:
-Тебе что, непонятно что-то?! Сказал же, убирайся в логове!
Но пастух, вытянув, уже упевшие отечь, ноги, лишь усмехнулся. Мол, нашёл тоже дурака. Сам уберёшься, проклятущий. Хоть и стал оборотень человеком, да только сущность его звериная так и не исчезла. Он даже не просто сидел, а в стойке волчьей стоял, как будто бы к прыжку приготовясь. И сила злая от него исходила, превращая всё вокруг в нечто ужасное. Даже обычный свечной огарок, стоявший на сосновом пеньке, выглядел как скрюченный палец мертвеца. Но Ивашка-то был не  робкого десятка. Чего ему какого-то старичка безумного опасаться? Пусть и Волкодлак он окаянный. Оборотень хотел было ударить парня, да махнув рукой, как куль свалился на землю и вскоре заснул.
-Ух, изверг! - не боясь его разбудить, громко крикнул пастух - Дать бы по твоей мерзкой морде кулаком! А ещё лучше дубиной! Не прибью, так хоть покалечу!
Но Волкодлак даже и ухом не повёл, перевернувшись на другой бок.
-Ничего, - уже потише произнёс парень, - пробьёт и мой час. За все дела свои пакостные ответ держать будешь. А коли  погибну, так другие со свету сживут.
Он вновь скрестил ноги и стал выдумывать план бегства:
"Может, пока изверг спит, я его по голове чем-нибудь тяжёлым огрею и сбегу? Нет, не годится! Во-первых, дубины рядом нет. А если захочу выйти из логова, то злыдень это тут же и почует. А, может быть, как снова волком станет, ему шерсть подпалить? Тоже нето! Не издохнет, а лишь злее станет. Совсем котелок варить не хочет!"
Устав сидеть, пастух решил, всё-таки, повыбрасывать гнильё, а то дышать очень трудно было. А сделав это, снова сел на солому и стал вспоминать всё, что говорил отец о Волкодлаках:
"Оборотни - это полулюди, полузвери. Но, в отличие от волков обычных, намного беспощаднее. Ибо в них не только звериная, но и человеческая сущность. Волки-то они что, из-за голода лютого зайцев да коров режут. А оборотни ради выгоды своей. Напугать там кого или со свету сжить.
Кто-то становится Волкодлаком после укуса такого же Волкодлака. Таких очень и очень жаль. Ибо  не по  своей воле доброй оборотнями-то стали. Они   слоняются душами неприкаянными до самой погибели по свету белому. Вреда от них немного. На людей совсем не нападают, скот лишь пожирая. Кто-то, став после укуса Волкодлаком, до самой гибели от голода отказывается есть сырое мясо. Но это лишь сильные духом. Остальные же на шестой день всё человеческое теряют.
Кого-то в оборотня ведьмы всякие да колдуны обращают, надев пояс волшебный, заклятьем страшным проклятым. Зачем это лиходеи делают? Из зависти да ненависти ко всему роду человеческому. Обротничество такое либо вечно, либо длится какое-то время. Заколдованные люди не теряют память человеческую и очень страдают от тоски. Они даже логова свои вырывают поближе к жилью. Облик прежний им можно вернуть двумя способами. Во-первых, накинуть сверху отцовский старый кафтан. Говорят, что пропитавшись потом людским, он заклятье-то и снимает. Или надо просто накормить горемык пищей, благословенной в пяти храмах. Знавал я одного такого Волкодлака. Он каждую ночь приходил к родителям в амбар и те, жалея очень, кормили сына. Через семь лет человеком снова стал. Но...повадки звериные так и не смог забыть. Как-то ночью в горло к корове соседской вцепился, так его, насилу отрвав от бедной скотины, палками и забили на  смерть.
Кто-то превращается в оборотня просто надев шкуру волчью. Не понимаю я таких. Баловство да и только. Лучше бы пугалом обрядились  и на на поле ворон пугать. Пользы-то больше  было бы.
Колдуны да ведьмы добровольно в Волкодлаков обращаются. Они перекидываются через нож заговорённый в землю или пень воткнутый. Зачем? Ради мести или чтобы как следует запугать несговорчивых. Захотели - волками стали. От обычных-то зверюг разве только самый востроокий и отличит. Захотят, обратно людьми станут. Ходят меж нас  да пакости всякие творят. Знавал я одну такую колдунью, что через коромысло перекидывалась, Волкодлаком станвясь.  Каждую ночь коровы да овцы смерть лютую от неё принимали. Люди даже облаву на волков устроили, да только без толку. На следующую же ночь  снова скотина горемычная пала. Ну сельчане руки и опустили. Делать-то не знали чего. А как кто-то повадился младенцев кровь пить, так люди вообще рассудок потеряли. Пошли в лес и всех волков повывели. Но...младенцы продолжали страдать. Как-то раз ведунья наша Никифоровна у внучки старшей, Меланьи,  гостила, с правнучкой нянькаясь. Сидит она, значит,  ночью у колыбели, убаюкивая девочку, и носом клюёт.
"Пора бы и на боковую, - подумала, - малая-то уж давно как угомонилась".
И на печь полезла. Да только заснуть и не успела. Вой волчий под окном послышался и зверь тут же  возник кровожадный. Никифоровна прекрасно помнила, что дверь на засов закрывала.
"Что-то неладное творится, - подумала, - а ну-ка попристальнее пригляжусь к непрошенной гостье".
Слезла с печи и к волчице. А та, увидев её, грозно зарычала и в горло вцепиться захотела. Да только старушка-то половчее оказалась. Схватила сковороду и по морде четырежды окаянную ударила. Волчица, взвизгнув громко от боли, как подкошенная и упала. А Никифоровна ей в глаза пристально и посмотрела.
- Да это же Волкодлак! - крикнула она, перебудив всех домочадцев.
Те вскочили и, увидев волчицу, оторопели. А ведунья, всплеснув руками, прикрикнула на них:
-Чего смотрите-то, взбалмошные?! Никогда, что ли, Волкодлака не видели?!
И  мужу затем внучкиному, Егору, сказала:
 - А ну-ка быстро топор в руки и голову извергине сруби!
Тот взял да и, не задумываясь вовсе, это и сделал. Тотчас же на месте волчицы баба соседская  оказалась.
-Я всегда знала это! - воскликнула Меланья -Мне Агафья эта никогда по сердцу не была!
-Ай, да, и стерва! - вторил ей Егор.
-Вот что, дорогие мои, - сказала тихо Никифоровна, дождавшись пока они успокоятся,  - положите-ка проклятущую   в мешок да сожгите, чтобы возродиться не смогла.
Так муж внучкин и сделал. Долго не хотела гореть извергиня, да Никифорна травы какой-то подбросила и пламя тотчас же чуть ли не до небес самих полыхнуло. Дым чёрный поднялся, мигом всё вокруг закрыв. Видать, окаянная хотела ускользнуть. Да только Никифоровна что-то громко крикнула и дым как ветром сдуло. И вдруг вой волчий послышался со всех сторон сразу. Это колдуны да ведьмы сестру свою оплакивать стали. А как сгорело всё, ведунья прах в коробочку собрала и на кладбище закопала, водой святой землю освятив.
Но в Волкодлака обратить может и простой человек, если глаз да язык у него дурные. Жила у нас лет сто назад Параскея. Не поверите, точь-в-точь как правительница Подземного Царства была. Такая же злобная да завистливая. Всё ей не так было. И птицы поют громко, спать мешая; и дети соседские хуже мух надоедливых; и собаки дюже громко лают, дом сотрясая. Но больше всего баба эта Авдотью Смирнову ненавидела.
У той и дом полная чаша, и муж любимый да работящий, и дети здоровые да добрые. Казалось бы, зачем завидовать? Возьми сама да и построй своё счастье. Но Параскее это вовсе и не нужно было. Мол, зачем я буду с кем-то ещё крышу делить да еду? Самой тесно да голодно. Однажды дети Авдотьи заигрались и нечаянно толкнули злобную завистницу, тут же  извинившись. Но Параскея от злости пятнами пошла. Схватила рукою левой горсть песка и бросив  по ветру, крикнула:
-Кула! Кула! Кула! Станьте ж волками собачьи дети!
Тотчас же мальчишки шерстью волчьей обросли. Захохотала, словно безумная, злобная баба и домой спокойно пошла. А мальчики к  матери своей побежали. Как увидела Авдотья волчат, так сразу же  за вилы-то и схватилась.
-Прочь, проклятущие! - закричала - Нето насквозь проткну!
-Не надо этого делать, - вдруг сказал кто-то.
Авдотья обернулась и странницу древнюю увидала.
-Мир тебе, бабушка, - сказала женщина, - зачем остановить пытаешься.
-Не волчата это, а дети твои околдованные злым сердцем, - отсветила странница.
Как услышала то Авдотья, так и села на землю, чуть рассудка не лишившись. А  странница достала из котомки своей порошок какой-то да и на волчат его  и бросила, крикнув:
-Как зверьми были, так и людьми станьте!
Тут же дети Авдотьи прежний облик и приняли.
-Спасибо тебе, бабушка,сердечное, - поблагодарила её счастливая мать, - чем я тебе отплатить смогу.
Странница улыбнулась и ответила:
-Накорми да напои, красавица.
Авдотья старушку как родную и приветила.
-Вот что, милая, - откушав, сказала странница, - надо поскорей найти эту злобную извергиню, что Кулу на детей твоих наслала, да ко мне привести.
Сказано-сделано. Позвала Авдотья соседей и, всё им рассказав, попросила помочь.
-Никак, это Параскея наша постаралась! - воскликнул вдруг дед Андрей.
-Похоже на то, - вторила ему его жена Марфа, - я давно почуяла, что глаз да язык у неё дурные.
-Так пойдёмте к окаянной и сюда приведём! - крикнул кузнец Ммкола.
Ну соседи взяли да и пошли к злобной бабе. А странница, взяв Авдотью под руку, прошептала:
-Пока люди добрые за зловредной извергиней пошли, мы с тобой отвар один приготовим. Кто выпьет его, всегда Волкодлаков да нечисть всякую разпознать сможет. А если отваром в глаза дурные плеснуть, то они тут же  силу свою ужасную и  потеряют.
Пришли соседи к дому Параскеи, а та, увидев их из окна, крикнула:
-Никак, в гости решили зайти?!
-Не дождёшься! - погрозив кулаком, ответила бабка Марфа.
-Ведьма проклятущая! - вторил ей Андрей.
-За все пакости свои ответ держать будешь! - не отставал от них Микола.
Но злобная баба лишь рассмеялась в ответ. Соседи вошли в дом да  купец и связал проклятущую крепко-накрепко.
-Зачем это? - вдруг испугавшись, спросила Параскея.
-Судить тебя будем! - ответил дед Андрей.
Взяли Параскею и повели к дому Авдотьи. А та уж давно отвар волшебный приготовила, слушая поучения мудрой странницы. Как злобную соседку привели, так  Авдотья, отпив немного из кружки глиняной, прыснула ей остальное в дурные глаза. Благим матом закричала Параскея, закрыв пылающие глаза руками. И  вокруг неё дым чёрный вдруг появился.
-Это злая сила никак не хочет покидать тело соседки твоей, - пояснила странница, - сыпани-ка соли поскорей.
Авдотья так  и сделала. Тотчас же дым и исчез, как будто его не бывало вовсе. Параскея успокоилась и, открыв глаза, воскликнула:
-Как же всё вокруг прекрасно!
С тех самых пор добрее её никого на всём белом свете не было.
Но Волкодлаком может сделать и проклятье материнское. Правда, ни разу ещё не слышал я, чтобы хоть одна женщина решилась на такой великий грех. Ведь свою кровиночку она  под сердцем когда-то носила".
Волкодлак вдруг открыл глаза и закричал:
-А ну-ка, смертный, почеши-ка мне за ухом!
-Не дождёшься! - ответил Ивашка.
Оборотень вскочил и тут же волком стал. Хотел было уже горло наглецу перегрызть, да передумал и из логова выскочил.
Приехал дед Николай в Муром и на том  самом  постоялом дворе остановился, где когда-то купец Авдей Фролыч с богатырём Ратибором встретился. О том даже былина была людьми сложена. На  счастье деда Николая, хозяин постоялого двора сказал, что богатырь Чудомил у него остановился.
"Вот и славно"! - подумал отец Ивашки.
-Но сейчас   его нет, - добавил хозяин, - как утром ушёл, так до сих пор и не появлялся.
Сел дед Николай на лавку да пригорюнился:
"Зря, что ли, ехал? Думал, поможет богатырь горю моему. Ан нет. Не получилось свидиться".
Хотел было он уже в комнату свою спать пойти, как вдруг Чудомил и появился.
Пригласив героя былинного к себе за стол, дед Николай подозвал полового и заказал почек заячьих, голов щучьих, баранины с чесночком, блинов с сёмгой да квасу с мёдом хмельным.  Не жаль было грошей ради сына. Чудомил, улыбнувшись, спросил:
-За что мне честь такая?
Тут дед Николай обо всём ему и поведал. Богатырь задумался и вскоре сказал:
-Помогу тебе сына из беды выручить. Но только ты со мной пойдёшь. Вдвоём-то оно как-то сподручнее будет.
На том они и порешили.
Но не в село Кукуево  побежал проклятущий оборотень, как пообещал Ивашке, а к самому ужасному из злодеев Заповедного Леса, Кощею Бессмертному. Тот за ним Ворона старого послал с повелением срочно к нему бежать.
Триста лет назад Волкодлак  поклялся Кощею Бессмертному  самой сильной из клятв, клятвой на крови, в верности вечной и ни разу ещё не нарушил данное слово. Во-первых, очень боялся вздорного характера проклятущего злыдня, что аж пятнами покрывался от  негодования.  Не раз уж свидетелем был того, как тот расправлялся с нерасторопными слугами своими, то в нежить чёрную обращая, то в камень безмолвный, а то и вовсе со свету сживая взглядом одним, в прах обращающим.   Во-вторых, верил в бессмертие хозяина. Мол, деваться-то некуда, вечность впереди. Хотя даже младенцу была известна тайна Кощеева. А в-третьих, просто-напросто, не любил думать своим умом, дабы потом не отвечать за поступки свои. А так во всём Кощей Бессмертный виноват вечно будет.
Волкодлак рыскал по белому свету в поисках детей некрещёных(и такие на Руси святой были, к несчастью, то ли родители их невежами были, то ли просто не хотели крестить по всем, принятым ещё князем Волхой Всеславьевичем,  обрядам) да дев молодых,  замуж не вышедших. Старики говорили, что в  таких незамужних сила огромная волшебная таилась, способная везде: и под землёй, и под водой, и даже в тучах грозовых злато да серебро находить. Порой, по три года к хозяину своему не возвращался.  То ли от страха, кровь леденящего, то ли от лени своей огромной, то ли, просто-напросто, решил отдохнуть от постоянных желаний проклятущего.
Кощей Бессмертный из  детишек  слуг себе преданных делал, всего человеческого злобным проклятьем лишая. А крещёными бы они были, то сам Господь бы за них вступился, молнией огненной изверга испепелив. Горемыки   во всех  чёрных делах Кощея Бессмертного треклятого   помогали, не зная ни жалости, ни страха. А девы незамужние, околдованные злодеем былинным, богатство искали. Хотя от злата с серебром да каменьев драгоценных итак все кладовые дворца были заполнены. Самых красивых Кощей Бессмертный замуж за себя звал, обещая жизнь вечную да богатства нескончаемые. Но никто из дев по доброй воле не хотел делать этого. Тогда изверг зловредный несговорчивых в тёмное подземелье прятал. Мол, посидят, поплачут, да и выйдут за него. Да что-то только за тысячу лет так  никто и не согласился. Но совсем без жены  дев Кощей Бессмертный не мог жить. И скучно одному-то вечность коротать, и готовить кому-то надо(своим слугам  не доверял, хоть и не умер бы от ядов всяких, но помучился бы наверняка от желудочной боли),и детишек больно охота, дабы его дел чёрных продолжение было.
Правда, все наследники его не очень-то умными выходили. А вот Зависти да Злости в них было хоть отбавляй. Кощей их самолично всемву, что сам  знал, учил. А как детям по сто лет исполнялось(они, как и папашка, бессмертными были(хотя и смерть имели)), злыдень их по  свету белому оправлял зло да беззаконие творить. Они потом родителю воронов да волков с вестями посылали.
 Дурман-травой Кощей Бессмертный дев опаивал и несчастные, обо всём на свете позабыв, жёнами его становились. Таких за всю жизнь злыдня тьма тьмущая была. Ведь Кощей-то бессмертный, а девы нет. Хоть и обещал он вечной жизнь пленниц сделать, но никогда бы слово своё коварное не сдержал. Незачем вовсе. Мол, надоело бы ему вечно одну и ту же жену видеть.
Прибежав во дворец мрачный, из скалы огромной вытесанный, Волкодлак сначала принюхался да прислушался.
Во-первых, всё имеет свой запах. Страх просто воняет желчью. Злоба лютая отдаёт серой. Радость светлая пахнет фиалками. Печаль горькая издаёт аромат багульника. От дурманящего запаха болиголова, которым известна Зависть,  можно потерять рассудок. Грусть и Тоска одинаковы - аромат лаванды. Любовь чистая пахнет розами. Ужас леденящий - перегнившими яблоками.  Счастье беспредельное - сразу и подснежниками, и ромашками. Сомнение может лишь самый острый нюх распознать, ибо оно как сныть пахнет. Разочарование - лютиком ядовитым. Любопытство издаёт аромат ландыша. От Гнева несёт гнилым мясом. От  Совестливость исходит запах цветущей сирени. Лесть - бузиной воняет. От Сонливости исходит аромат балоболки озёрной. Удача пахнет смолой сосновой. А Горе огромное - перебродившим вишнёвым вареньем.
Да и звук у всего свой. Злоба лютая как вулкан извергающийся. Гнев как вьюга воет. Радость светлая жаворонком поёт. Счастье беспредельное соловьём заливается. Совестливость кукушкой кукует. Любовь чистая как  звонкие колокольчики. Страх как  камень, в воду брошенный. Ужас леденящий как камень о стену ударенный. Зависть как пузырь лопнувший. Печаль горькая как медведь ревёт. Грусть и Тоска волком воют. Разочарование ослом иакает. Лесть - козлом блеет. Сомнение как капли дождя по крыше. От Любопытства исходит перезвон бубенчиков лошадиных. Сонливость тихо-тихо зевает, как волк. А Удача ручейком звонким заливается. Горе огромное колоколами бьёт.
"Хозяин в хорошем настроении", - решил оборотень и спокойно направился в тронный зал.
Кощей Бессмертный, держа в левой руке  огромный, ярко сияющий в свете тысячи свечей, изумруд,  громко смеялся. Увидев Волкодлака, он кивнув головой и презрительно спросил:
- Чего явился-то, червь?
Оборотень, приняв человеческий облик(Кощей просто терпеть не мог его волчью сущность), заискивающе улыбнулся и ответил:
-Хозяин, ты же сам послал за мной Ворона.
-А-а, - протянул Кощей Бессмертный, - помню-помню. Прознал я, что в Подземном Царстве у брата моего кровного Вия Змеевича хранится в ларце золочёном Яблоко волшебное, что вечную жизнь любому даёт. Беги со всех своих ног иль лап, не знаю, что там у тебя, да достань мне эту диковинку.
"Так ты же итак бессмертен, хозяин", - хотел было сказать оборотень, да вовремя прикусил свой язык.
-Ты ещё здесь?! - грозно спросил Кощей Бессмертный.
И Волкодлак, не переставая низко кланяться, вскоре скрылся за высокими дверями.
-Дурак, но исполнительный до жути, - с улыбкой произнёс злыдень треклятый, переложив изумруд из  левой в правую руку.
А оборотень, вновь став волком, стрелою бросился бежать к логову. Оказавшись там,  сказал Ивашке:
-Вот что, смертный, пора тебе служить мне верно начинать. Пойдёшь со мной в Подземное Царство.
Пастух и рад был отказаться, да только оборотень щёлкнул большим и указательным пальцами левой руки и лишил его всякой воли.
Когда-то и Баба-Яга была Кощею Бессмертному  под стать. Поедала гостей, которые  или случайно забредали в самую чащу, или за надобностью какой, как например, былинные Иван-царевич и Иван-дурак. Могла в сердцах в нежить всякую превратить или зельем, памяти лишающим да в покорного слугу обращающим опоить. Но, встретившись с богатырём былинным Ратибором, пообещала впредь позабыть свою жизнь прошлую. И о доброте её по всем мирам слава пошла. Гости  денно и нощно в избушке были(хотя раньше и в прах могла обратить непрошеных). Баба-Яга их и в баньке попарит, и накормит до отвала, и напоит до хмеля лёгкого. А  зверей  да птиц и гадов разных ещё больше любить стала. Я уж про деревья и цветы с травами не говорю.  Леший, муж Бабы-Яги благоверный, ворчать вовсе перестал, на неё не нарадуясь.
Так быстро бежал по лесу заповедному Волкодлак, что ничего и никого по пути не видел. Баба-Яга, сидя у окошка, его сразу заприметила.
-Опять этот гад куда-то побежал! - возмущённо сказала она Лешему, чего-то мастерившего - Наверняка Кощей Бессмертный какую-нибудь пакость новую затеял! Житья от него никакого! Ух, не будь он братом моим кровным, давно бы со свету сжила, благо, знаю куда смерть свою перепрятал, окаянный!
-Ты как всегда права, моя милая, - не отвлекаясь от дела, ответил муж благоверный.
Баба-Яга и хотела было поворчать немного, да только очень сильно  любила Лешего. Вдруг послышались взмахи сильных крыльев и перед избушкой приземлился Змей Горынович.
-Привет, бабуся, - поздоровалась правая голова.
-И тебе не хворать, Леший, - добавила средняя.
-Слыхали?! - воскликнула, негодуя, средняя голова -У деда Николая, что в селе Кукуево живёт, внука проклятущий Волкодлак утащил!
-А ты откуда, родимый, про то знаешь?- спросила Баба-Яга, всплеснув руками.
-Богатырь былинный Чудомил, у которого Волха Всеславьевич в пращурах, в Муроме объявился, - ответила правая голова.
-Вот дед Николай и пришёл к нему на поклон, - добавила левая.
-Мы сами видали, как они вдвоём из постоялого двора выходили, переговариваясь, - произнесла средняя голова, - чудо-витязь и предложил стать сотоварищем в трудном походе. Ну мы и пообещали ему. Но сначала сказали, что нам надо до тебя, бабуся, да до деда твоего слетать. Ведь мудрее вас обоих нет никого на всём белом свете.
Услышав это, Баба-Яга улыбнулась, но тут же сразу погрустнела.
-Видела я сегодня Волкодлака этого проклятущего. Бежал куда-то во всю прыть, - произнесла  старушка, - а помочь-то мы всегда рады. Ведь правда же, Леший?
Муж её благоверный, как услышал рассказ Горыновича, так сразу и отложил поделку свою.
-Да, милая, поможем, - ответил он, - зло не должно побеждать добро.
-Ну и что мы, Чудомил, сперва сделаем? - спросил дед Николай, когда вместе с чудо-витязем оказался на самой окраине села Кукуево, прервав слишком затянувшееся молчание.
И не потому, что  был ужасным болтуном или просто  решил начать разговор от скуки смертной. Хотя любой другой на его месте давно бы уж не удержался. Ведь последний раз сотоварищи  разговаривали полдня назад со Змеем Горыновичем.
 Дед Николай   уважал и себя, и других и никогда попусту не сотрясал воздух. Слово ведь оно не воробей - вылетит, на хлеб уже  не поймаешь. И исцелить от страшного недуга может, и со свету сжить. Дед Николай всегда говорил только по делу. Коротко, но ясно. Многие его за это не любили. Люди считали, что тихая беседа о том, о сём просто очень необходима. Ведь  можно и о чём-то случившимся рассказать, и похвастать, и услышать что-то интересное. Да и от скуки разговор всегда спасти  может. А старик слушал гостей, чем-то всегда занятый, да "да" или "нет" говорил, даже не поднимая головы. Неинтересно, что ли, было?!
 - Скучный ты человек, - говорили ему и  люди, - совсем не можешь беседу-то поддержать.
Но, несмотря на это, никогда не отказывались от мудрого совета деда Николая, не раз спасавшего их из ужасных бед. Хотя было очень трудно поверить, что такой талантливый рассказчик молчун.
Да и не из-за огромного желания услышать о приключениях богатыря из его уст дед Николай разговор этот начал. Хотя многие давно бы не сдержались бы и пристали  со своими  расспросами. Причём совершенно не думая, хочет этого чудо-витязь или нет.  Ну не любил дед Николай  совсем в душу к людям лезть. Захочет богатырь, сам про всё и расскажет.
Чудомил обернулся к сотоварищу и сказал, тяжко вздохнув:
-Чует моё сердце, попал твой сынок в беду лютую. Слыхивал я, что Волкодлак этот самому Кощею Бессмертному служит, поклявшись страшной клятвой на крови до гроба служить. Он приводит к хозяину детей некрещёных да дев незамужних. Из одних Кощей Бессмертных слуг для себя делает, всего человеческого лишая страшным проклятьем. А из дев жён выбирает. Хочет сильно, чтобы девы за него по доброй воле замуж шли, но этого ещё никогда не было. Вот злыдень треклятый  памяти их и лишает.  Горемычные до самого последнего часа своего пленницами остаются. Ведь он-то бессмертный, как-никак, а девы нет. А раз твой сынок у Волкодлака, то тут, как пить дать, без Кощея   не  обошлось. О коварстве бессмертного злыдня  уж как тысячу лет чёрная слава по всем мирам идёт. И нет на Кощея  проклятущего никакой управы.
-Так даже младенец знает, - внимательно выслушав сотоварища,  сказал дед Николай, - смерть его в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в ларце.
-Когда-то я решил избавить миры от Кощея и отправился на ладье по Морю-Океяну к  острову Буяну, где   растёт священный Карколист. На дубе-то этом, как люди сказывали мудрые, и висел  ларец заповедный. Да только зря приехал. Успел Кощей Бессмертный свою смерть перепрятать куда-то.
Богатырь замолчал ненадолго, внимательно к чему-то прислушиваясь, а потом ответил на вопрос деда Николая:
-Вот что мы сделаем. Сначала зайдём к Бабе-Яге и Лешему. Может они согласились нам помочь? Да и Змея Горыновича там обязательно найдём. А потом пойдём логово Волкодлака этого искать. Ведь сын-то твой там, наверное. Чую, не простое дело нам предстоит совершить. Но мы сильны и телом, и духом. Ты горишь желанием сына своего спасти из лап оборотня. Я же просто хочу миры избавить от зла.
Он снова замолчал, прислушиваясь.
-Что-то неладное творится в Заповедном Лесу, - сказал богатырь наконец, - птицы не поют, звери по тропам не бегают, даже ветра нет. Ох, чует сердце моё, что это Кощея окаянного проделки.
Дед Николай понимающе кивнул.
-Ну, отдохнули малость и в путь пора, - сказал Чудомил.
Вдруг откуда-то сверху раздалось воронье карканье:
-Никак хозяина моего со свету сжить хотите?! Да куда уж вам, глупые, с самим Кощеем-то тягаться! На одну руку положит да другой так прихлопнет, что даже  места мокрого не останется!
-Кышь отсюда, болтунья! - прикрикнул на ворону чудо-витязь и бросил в неё шишку еловую.
Птица очень испугалась и улетела, крикнув на прощание:
-Всё Кощею Бессмертному расскажу!
Чудомил, сильно пригорюнившись,  и сказал:
-Теперь про нас каждый пень лесной знать будет. Не хорошо это.
Оборотень обратил Ивашку в кость и став волком, помчался со всех лап до Моря-Океяна,крепко  держа  пастуха в зубах. Он снова никого и ничего не видел.
-Смотри-ка, - сказала правая голова Змея Горыновича, - Волкодлак опять куда-то  торопится.
-Так бежит быстро, что даже листья на деревьях да цветы с травами колышутся, словно от ветра, - добавила левая.
-Ой, смотрите, он что-то в зубах крепко держит! - воскликнула средняя голова.
Баба-Яга  прошептала заклинание на древнем языке и тут же Ивашку-то и увидела, в кость обращённого.
-Врёшь, злыдень! - крикнула старушка.
Затем свистнула и метла тотчас же прилетела к ней.
-Полечу быстрее ветра, - сказала колдунья, - надо Ивашку выручать из беды лютой.
-Ну и дела! - воскликнул Кощей Бессмертный, услышав рассказ Ворона - Сам богатырь былинный собрался войной на меня пойти! Ух, и позабавлюсь же я с ним!
Злыдень треклятый позвонил в колокольчик и перед ним появился слуга.
-Вот что, - приказал Кощей Бессмертный, - велите волкам догнать гостей непрошеных и растерзать.
Слуга низко поклонился и ушёл. А злыдень проклятущий взял яблоко и стал грызть его золотыми зубами, посмеиваясь. Не увидел Кощей Бессмертный мышку махонькую, что в уголочке тёмном стояла да всё очень внимательно слушала. А как тихо стало, хвостиком махнула и...исчезла, как будто и не было её вовсе.
Войдя в лес, сотоварищи первым же делом поклонились до самой Матери-Сыра-Земли  всем четырём сторонам света, чтобы их приняли как родных и звери с птицами да гады всякие, и деревья с цветами да травами. Раньше люди и Лешему оставляли подарочки, дабы он их не запутал, с пути верного сбив,  и  в лешаков не обратил, помощников своих верных. А сейчас, когда лесной дух с Бабой-Ягой обженился, про этот обычай и позабыли как-то.
 Теперь Леший сам гостей дорогих угощает с превеликим удовольствием. Остановившись, Чудомил очень  внимательно  прислушался. Опять кругом тишина была гнетущая, будто бы всё и вся повымерло. Даже сучки  под ногами деда Николая не хрустели, ломаясь.  Чудомил-то всегда как тень шёл, еле заметно. Этому богатырь у волков научился.
"Да, - подумал он, - словно я снова попал в Подземное Царство. Только там тьма была вечная, хоть глаз выколи, а здесь пока что ещё светло.
Но то ли ещё будет, если зло возьмёт да и одержит победу над добром. Тогда всё живое будет в ужасной опасности. Ведь во тьме лишь те, у кого душа и помыслы тёмные, жить могут. Остальные же недугом страшным заболевают, немощью чёрной. Нет от неё никакого спасения. Она до самых косточек пробирая со свету горемык сживает. Говорят, что немощь чёрную Кощей Бессмертный и придумал. А что, за ним не заржавеет.
-Вот что, друг мой, - сказал наконец чудо-витязь, - скоро ночь начнётся и нам бы надо поскорей к Бабе-Яге с Лешим прийти. Здесь в Заповедном Лесу в тёмное время суток лучше зря не шастать. Мало ли с кем встретиться можно. И духи всякие злобные, в тёмные уголочки утром и днём попрятавшиеся, в темноте сразу же смелыми становятся. И призраки тех, кто в трясине болотной да в озере лесном утонул. Ох, и неспокойный же это народ. Всё как и у живых, кроме самой жизни. И, гады всякие с птицами темноту любящие. Сова, к примеру, хоть и очень мудрая, но иногда такая злобная, что себя саму боится. А филин, брат её, и  ни то,  и ни другое. Так, тень совы. Бывает, он,охотясь, добычу ей приносит. Уважает, что л? Или боится? Как-то никогда его об этом не спрашивал, хотя встречаться приходилось ни один раз.  Волки ведь тоже не утром или днём на луну воют. Так что поторопимся-ка мы с тобой. Идти куда я знаю. Чай не в первый раз  Бабу-Ягу навещаю.  А ты  за мной следуй, да смотри, не отставай.
Дед Николай, кивнув головой, ускорил шаг. Да-а-а. Не тот он ноне, не тот. Раньше-то живчиком был. Всё время куда-то спешил. А сейчас еле за чудо-витязем поспевает. Чудомил будто бы и не замечает этого вовсе. Идёт быстрой походкой на гибких ногах да думу думает обо  всём, что происходит. И это в его-то триста двадцать три года? Чем дальше шли сотоварищи, тем всё трудное и труднее было. Одно дело по солнечной тропинке с песней идти. И совсем другое по ней же, но только совсем без света. Даже луна сегодня какая-то не такая как всегда. Обычно её тусклый свет, придаёт всему причудливые формы и хоть немного, да освещает путь. А сейчас она за тучами чёрными спряталась. Чем дальше шли сотоварищи, тем больше то коряги с   кочками  под ноги бросались, уронить норовя, то ветви деревьев остановить пытались, цепляясь за одежду. Выматался весь дед Николай, но молчал и упорно шёл вперёд. Не хотел слабоком быть. А вот и избушка на курьих ножках уже  из-за еловых лап выглядывает. Значит, до чащи  они, всё-таки, с грехом пополам добрались. Змей Горынович, увидев друзей, оскалился всеми своими тремя головами в улыбке.
-Мы так рады видеть тебя, чудо-витязь былинный, - сказала правая.
-И тебе ещё раз здравствовать, дед Николай, - добавила левая голова.
-А мы уж вас обоих заждались, - продолжила средняя голова, - как-никак, ночь на дворе уже. Правда, такой пугающей тишины мы ещё никогда доселе не знали. Хотя...Постойте-ка, вспомнили! Такое же было лет триста тому  назад. Тогда Кощею Бессмертному один злобный колдун помогал. Решили изверги окаянные свет белый чёрным навеки вечные сделать да и управлять всем и вся безраздельно. Только колдовство дворцового чародея  Евпатия тогда и спасло все миры от  большой беды. Правда, сам горемыка исчез, как только его сильное заклятье свершилось. Одни говорят, что чародея сам Сварог за дела светлые призвал. И это вполне может правдой быть. Собирает отец всего сущего армию свою для защиты всех миров. Другие, что Кощей Бессмертный к этому руку свою приложил. И это тоже правдой может быть.
Ведь злыдень-то этот окаянный  очень и очень коварный. Наверно, как почуял, что проигрывает, так и наколдовал что-нибудь  злобное. А третьи считают, что Евпатий, это   выдумка какого-нибудь очень сильного чародея. Сделал дело своё и не нужен сразу стал. Не нам судить.
Вдруг Горынович взял да ударил себя по правой голове лапищей своей тяжёлой:
-Совсем позабыли! Баба-Яга-то наша любимая как увидала Волкодлака проклятущего, так и полетела на метле за ним вдогонку.
-Что-то она сказала...-задумалась левая.
-Ах, да, - продолжила средняя голова, - бабуля крикнула, что видела Ивашку. Но где - не сказала. Я ведь прав, Леший?
Лесной дух, не поднимая головы(как всегда был работой занят), ответил:
-А как же, оно ведь так всё и было.
Чудомил посмотрел на него и Горыновича и спросил:
- А не показалось ли вам странной царящая в Заповедном Лесу тишина? Ни одного шороха не слышно.
Все головы Горыновича переглянулись.
-А мы что-то  этого  и не заметили вовсе, - ответила правая.
-Ну, правду говорим, как пелена какая на глаза пала да затычки из серы уши заложили, - добавила левая.
Только сейчас мы это поняли, - продолжила средняя голова, тщательно прислушавшись.
-А я вот это сразу же подметил, - наконец-то оторвавшись от своей любимой работы, сказал Леший, - да только меня об этом никто и не спрашивал. Вот и молчал.
В этот момент вдруг ветер принёс запах ужасный тины болотной.
-Никак, сама Кикимора к нам пожаловала, - пытаясь двумя лапами зажать сразу же все три носа, сказал Горынович, - а ну-ка, красавица, стань видимой.
Тотчас же дева болотная и сняла с головы шапку-невидимку. Нос длинный, глаза как бусинки, ноги кривые, руки короткие, волосы всегда растрёпанные да тиной болотной ужасно пахнет. И что в ней хорошего муж благоверный, Шишкович, нашёл. Только ему и  ведомо это.
-Я что явилась-то, - чихнув, сказала Кикимора, - Баба-Яга  ждёт вас подле Алатырь-камня, вход в Подземное Царства охраняющий. Это на острове Буяне посреди Море-Океяна. Она об этом мне через волка, что рыщет повсюду, да потом доставляет вести белке, передала. Ну, я пошла домой. Шишкович поди уж заждался. Мал золотник, да всему моему сердцу девичьему дорог.
-А что она его ко мне-то  не послала? Ведь, как-никак, знакомцы мы с ним, - спросил чудо-витязь.
Кикимора с удивлением посмотрела на Чудомила и ответила:
-Дак стар волк стал совсем. Ведь с самого сотворения Сварогом мира по всему Поднебесному Царству рыщет. Вот и пожалела его Баба-Яга, ко мне послав. Я же повсюду, где болота есть.
И хотела было уйти, как вдруг из-под земли появилась мышка махонькая.
-Кощей Бессмертный недоброе задумал, - пропищала она, - послал Волкодлака, пса верного своего, за Яблоком волшебным, что обладателя вечным делает, в Подземное Царство.
- Вот он что окаянный надумал! - воскликнул Чудомил.
-Чует, злыдень, что смерть-то его близка! - вторила ему правая голова Горыновича.
-Ну и хитёр! - добавила левая.
-Мы  об этом уже давно догадывались! - закончила средняя голова.
-Ну, и что сначала сделаем? - спросил дед Николай - Логово искать будем? К Бабе-Яге на подмогу отправимся? Или Кощея усмирять пойдём?
Задумался Чудомил и ответил вскоре:
-Все три дела очень важные. Но, логово нам бы нужно было, если бы Волкодлак там оказался. К Кощею я бы не советовал идти вот так с бухты-барахты. Как-никак, отец зла. Так что поспешим к Бабе-Яге. Чует сердце моё, что беда с ней приключится лютая.
Оказавшись у Моря-Океяна, Волкодлак принял облик молодого да крепкого красавца и трижды  призвал дядьку Черномора. А Ивашку так костью белой и оставил пока, от глаз чужих подальше.  Вздыбилось волною Море-Океян и вышел к нему высокий старик с чёрною покладистой бородойй.
-Зачем потревожил, парень? - спросил дядька Черномор.
-Да, видишь ли, послал меня царь наш Иван к племяннику своему, славному богатырю Гвидону, за пёрышком волшебным его прекрасной жёнушки, царевны Лебедь, что любому радость великую приносит. Да только я же не рыба, чтобы Море-Океаян переплыть. Да и не птица какая, дабы перелететь. Помоги, дядька Черномор. Возьмёшь меня на руки свои могучие да и перенесёшь прямо на остров Буян. В долгу не останусь.
И посмотрел заискивающе на старого воина. Дядька Черномор на дух не переносил подхалимов. Но парня ему отчего-то сильно жалко стало(это Волкодлак на него заклятье доверия наложил). Взял "горемыку" на руки да и перенёс через Море-Океян. Оказавшись на месте, оборотень поклонился до земли и поблагодарил былинного богатыря. А как дядька Черномор ушёл, вновь принял облик волка и, зажав зубам белую кость, побежал к дубу Карколисту. Он, как всегда, очень спешил и совсем не заметил Бабу-Ягу, парившую прямо над ним на  метле.
"Беги, беги, касатик! Всё равно от меня не убежишь!" - подумала колдунья, полетев следом.
Кощей Бессмертный, как обычно,сытно поев, сел на трон  и стал думать о своей небывалом могуществе:
"Никто и ничто меня не одолеет. Это раньше  наглые людишки пытались убить меня, сломав иголку волшебную. То Иван-дурак счастье пытает, то Иван-царевич с жиру бесится. Ух, лиходеи! Но я очень удачно ларец перепрятал! Никто  никогда  не узнает куда!»
Леший достал из сундука сапоги-скороходы для себя да деда Николая, чтобы как ветер до Море-Океяна домчаться. Можно было бы и в ступе прямо до острова Буяна долететь, но та давно непригодной стала. Как-никак, Баба-Яга на ней триста лет меж миров путешествовала. Змей Горынович, увидев сапоги-скороходы, вздохнул тяжко всеми своими головами.
-Жаль, на меня они не налезут, - покручинилась правая, - лапищи-то вон какие.
-Да-а, - продолжила левая голова. - нам бы и летать не пришлось тогда. А  то знаете как всё тело ломит после полёта. Потом неделю в себя прийти не можем.
-Дружище, - произнёс дед Николай, - а почему ты всегда «мы» вместо «я» говоришь? Как-то непонятно это.
Правая голова, чуть не заплакав, ответила:
-Так мы же ещё в самом детстве всё одни да одни были. Папа, двенадцатиглавый Дракон, постоянно где-то пропадал. Улетал, когда мы ещё спали, а прилетал, когда уже спали. Толком-то и не помним его даже.
А мама, звонкоголосая Русалка(старшая дочь Водяного), то волосы свои длинные золотым гребнем расчёсывала, то с сёстрами  болтала без умолку, то с парнями молодыми любезничала да песни им пела.
-А про нас все как будто позабыли, - продолжила правая, - обидно было до жути. У  людей-то и бабушки с дедушками были или няньки. А у нас никого. Бабушку, двенадцатиголовую Гидру, сестру родную проклятого  Индрика  Змея, Геракл жизни лишил. И правильно сделал! Никого не любила и гадости всем делала. А няньку, девку полоумную, мы съели. Ух, и костистая же она была. Ничего не хотела делать. Только бы поспать да поесть. А дед наш, Водяной, так надоел своими подарками каждодневными, что мы от него даже прятаться стали, сильно очень этим обидев.
-Вы только не подумайте, - произнесла средняя голова, - что мы и до сих пор людей едим. Нет, конечно же. Ну, корову там или барашка. Но людей-никогда! Мы мирные да добрые очень. А с дедом уж как триста лет друзьями стали. Простил он нас, озорливых.
-Но ведь народ-то сказывает, что ты сын родной Горынь, дочерей Индрика Змея и сестёр Вия Змеевича, повелителя Подземного Царства, - сказал вдруг дед Николай.
Все три головы Горыновича посмотрели на него с превеликим удивлением. Мол, вот тёмный-то!
-Понимаешь ли, - ответил за Змея Чудомил, - и Русалка, и Горыни — кровные матери нашего сотоварища. Такое не всегда, но бывает. Отец его,  Дракон, никак не мог выбрать, кто лучше, прекрасная Русалка или угрюмые Горыни. И решил взять в жёны всех сразу. Параскея, мать Горынь, была против этого. Она мечтала выдать дочерей за смертных. Но Горыням очень по сердцу пришёлся Дракон. Они взяли и ослушались Параскею. Та, узнав о рождении трёхголового внука, чуть рассудка не лишилась.
Да, муж её, Индрик, змеем был, но он ведь мог и иные облики принимать. А этот внучек треклятый? Родился трёхголовым чудищем и останется им вечность.
Прокляла Параскея тогда Горынь и строго-настрого запретила им домой возвращаться. А вот Водяной всем сердцем своим водянистым Горыновича принял. Русалка-то его самой любимой дочкой была. А вот к Горыням(их три сестры) с опаской относился. Когда- то Индрик Змей, отец их, чуть было его родное озеро не выпил со злости. Предлагал Водяному другом ему стать верным, да только тот наотрез отказался. Да и сами Горыни были отцу под стать. Угрюмые, завистливые да злобные. И что только Дракон в них этакого нашёл?! Русалка и красива, и умна. Пусть немного завистлива и хитра очень, но это же не страшно. Как-то Горыни решили поссорить Дракона с Русалкой, чтоб быть единственными его любимыми жёнами. Понапридумывали  всякой околесицы, дочь Водяного в страшном свете выставляя. Да только Дракон-то мудрым был. Обозлился очень да и прогнал вон Горынь. Те к матери и побежали жаловаться, совсем про слова её позабыв, сгоряча сказанные. А отец Горыновича строго-настрого запретил сыну говорить про них кому бы то ни было. Лишь став столетним, наш трёхголовый друг правду от Русалки узнал. И помчался к Горыням, надеясь получить любовь да ласку материнскую.
Но...не смог попасть в Подземное Царство. А когда  Вий Змеевич, брат старший Горынь, вышел к нему, то сразу  же и сказал ему, от солнца щурясь:
-Нечего тебе, племянничек, здесь делать! Не рады ни матери твои, ни бабушка, ни я!
Опечалился тогда сильно Горынович и улетел. С тех самых пор он про Горынь и не вспоминает даже. Ведь правда же, дружище?
Все три головы Змея кивнули в ответ.
-Так вот, - продолжила  правая голова Горыновича, выждав мгновение и пустив слезу, - от одиночества мы словно волк на луну выли. Маме Русалке было жаловались, да она только рукою махала. Мол, ничего страшного.
-Но вскоре попривыкли, - оскалившись в улыбке, сказала левая, - стали сами с собой беседовать. Не похищать же людей-то ради баловства. С тех самых пор и «мы» вместо «я» говорим.
Средняя голова, кивнув в знак согласия, широко зевнула и сказала:
-Хоть и общаемся давно с людьми, но привычка-то  осталась.
-Горемычный ты, Горынович, - пожалел Змея дед Николай, - даже волчонку клыкастому забота нужна родительская.
-Да-а — протянули все три головы.
Чудомил, улыбнувшись, произнёс:
-Не кручинься, Горынович, ты ведь среди друзей.
Услышав это, все три головы Змея оскалились в улыбке. Чудо-витязь посмотрел на солнце и сказал:
-Пора бы и в путь нам отправляться. Надо до Буяна к вечеру добраться.
Леший и дед Николай натянули сапоги-скороходы.
-Как влитые, - улыбнувшись, сказал отец Ивашки.
Чудомил соколом обернулся, а Горынович взмыл под самые небеса.
-Ни пуха нам ни пера! - воскликнула правая голова Змея.
-Попутного всем ветра! - вторила ей левая.
-Кто первым до Моря-Океяна доберётся, тот самый-самый, - оскалившись в улыбке, сказала средняя голова.
-Вперёд! - воскликнули Леший и дед Николай, стукнув друг о друга каблуки сапог-скороходов и тут же стрелой помчались.
Добравшись до Моря-Океяна за четверть часа, Чудомил опустился на землю и, став человеком,  сказал:
-Мы с Горыновичем по воздуху до Буяна доберёмся. А вы дядьку Черномора позовите на помощь. Он или сам перенесёт, или ладью даст.
Он снова обернулся соколом и полетел вслед за трёхголовым сотоварищем.
-Выйди, дядька Черномор, ты из Моря-Океяна. Вспомни давний уговор, довези нас до Буяна! - крикнул Леший громко.
Вдруг поднялась большая волна и окатила сотоварищей с ног до головы.
-За что?! - воскликнул Леший.
-Совсем мне покоя нет! - ответил дядька Черномор, выйдя на берег — То Море-Океян спокойным сделай! То Гвидону весточку от отца его, Султана, передай!
-Успокойся, богатырь былинный, - улыбнувшись, примиряюще сказал дед Николай, - понимаем, устал ты очень.
Ведь без твоих богатырей Тридевятое царство давно бы уж вороги полонили окаянные. Да и торговцы бы не смогли товары свои по Морю-Океяну доставлять. Неспокойное оно очень. Но никак без помощи твоей бесценной не справимся.
-Ты уж не откажи нам в помощи, - попросил Леший, - век благодарны будем.
Дядька Черномор, услышав это, сменил гнев на милость.
-Уважили, спасибо, - улыбнулся он в ответ, - я вас мигом до Буяна доставлю. Садитесь на правую руку.
Не показались подлой лестью  речи их добрые. Ведь от сердца самого сказаны были. Опустившись к ним, богатырь-то былинный ростом с колокольню самую высокую был, протянул сотоварищам  руку правую. Те и сели на длань его огромную, не побоявшись высоты.
-Сегодня утром помог парню одному до острова добраться. Льстец страшный. А таких я не терплю вовсе. Ведь лесть это то, о чём мы  думаем о себе сами, но боимся сказать вслух, дабы  не прослыть тщеславцами.  Гордыня  очень опасна. Она из нас может зловредцев запросто сотворить. Но  так мне его вдруг жалко стало, что взял да и помог, - рассказал по пути дядька Черномор.
Услышав это, Леший на миг задумался и произнёс:
-А не Волкодлак ли это? Жалко вдруг стало его, говоришь? Ох, богатырюшка, околдовал тебя злыдень этот проклятущий! Как пить дать!
-То-то мне  он, когда я обратно в Море-Океян вернулся, зловредцем показался, - ударив себя левой рукой по лбу, сказал дядька Черномор, трёхверстовыми шагами переходя Море-Океян по самому дну(оно ему лишь по пояс было), -  способным на пакости ужасные.
Надо было бы вернуться да наказать лиходея. Но Алёшка, богатырь мой старший, захворал вдруг. Пришлось мне его от недуга излечивать. А потом и Гвидон позвал. Надо было ему советом мудрым помочь.
Хоть и правит Буяном четыреста лет, но до сих пор меня да Царевну-Лебедь на помощь зовёт. Хотя сам мудрец из мудрецов. Как ему не помочь. Как-никак, детишек его да внуков помогал воспитывать. А правнуков да праправнуков в свою дружину взял. Ростом они чуть пониже меня, а силой в пятьсот крепких мужиков будут. Ведь в роду у Царевны-Лебедь есть огромные одноглазые Великаны, что на Сицилии живут. Вот Олесь, Владислав, Борислав да Огнеслав в них и пошли ростом да силищей. Правда, мудростью на Гвидона похожи. А красотой на Царевну-Лебедь. Все Русалки по ним с ума сходят. Я уже не говорю про дев с Буяна. На берегу и днюют и ночуют, их поджидая.
Богатырь былинный вытер пот со лба и продолжил:
-Теперь вот жалею, что не вернулся. Зло никогда не должно победить добро. А иначе и жизни не будет. Эх, и почему я сразу этого лиходея не раскусил!
-Не кручинься, дядька Черномор, - успокаивающе сказал Леший, - этот изверг окаянный даже Волхе Всеславьевичу когда-то чуть зубы не заговорил. Но князь хорошо знал натуру оборотней и хотел было уже  со свету злыдня сжить, да  только лапы волчьи быстрые спасли того от неминуемой расплаты за все пакости ужасные. Теперь Волкодлак стал поосторожнее.
-Этот зловредец, - добавил дед Николай, погрустнев, - моего сына, Ивашку, похитил и куда-то унёс.
-Вот мы вместе с богатырём Чудомилом да  Змеем Горыновичем и спешим на Буян на помощь к Бабе-Яге, - произнёс Леший, - жена моя мудрая  настигла Волкодлака, да сама не стала  его со свету сживать. Хотя и могла это запросто сделать. В камень   обратив или оборотничество забрав(и такое можно).
Дядька Черномор на миг задумался и сказал:
-Вот  что, други мои. А пойду-ка я с вами. Лишняя пара крепких рук да выносливых ног никому не помешает. Заодно и с Чудомилом повстречаюсь. Да и со Змеем Горыновичем есть о чём вспомнить.
Дед Николай улыбнулся и ответил:
-Спасибо тебе, богатырь былинный. Век благодарен за помощь твою бесценную буду.
Дядька Черномор, перенеся сотоварищей на Буян, послал чудо-юдо рыбу Кит к Алёшке с вестью, чтобы не волновался за него зря. Затем ударил в ладоши трижды да свистнул дважды и тотчас же ростом стал чуть выше сотоварищей.
-Так-то оно лучше будет, - улыбнувшись, сказал богатырь былинный, - и пугаться никто не будет, да и деревья мешать перестанут.
Оказавшись перед Алатырь-камнем, вход в Подземное Царство закрывающим, Волкодлак принял человеческий облик и прочитал:
-Оставь на возвращение Надежду, всяк сюда входящий!  Повсюду в Царстве поджидает ужас, сердце  леденящий!
-То же мне, напугали, аж дрожу весь аки осина! - воскликнул, оскалившись, оборотень и попытался сдвинуть стража с места.
Да только Алатырь-камень сам Перун когда-то поставил, словом сильным наложив заклятье верное, чтобы никто из смертных не мог попасть в Подземное Царство любопытства ради. Лишь он сам мог его с места сдвинуть.
-Ничего! - снова воскликнул Волкодлак, оскалившись в улыбке — И не такое сворачивал!
Он вдруг стал на пять голов выше и, вдохнув всей грудью воздуха, снова попытался сдвинуть стража. Но тщетно.
-Ничего не понимаю, - погрустнел оборотень, - ведь и Волха и этот горе-богатырь Чудомил как-то же попадали в Подземное Царство. Но у меня, почему-то, это не получается. Никак заклятье какое Перун треклятый наложил?
Волкодлак, почесав рукой длаку, завертелся вдруг юлой и пчелой обратился.
-Фу ты, тысячу чертей! - вдруг прожужжал вдруг он — Про слугу-то своего совсем и забыл!
Подлетев к белой кости, оборотень сделал три круга вокруг неё и тут же Ивашка принял прежний облик. Увидев пчелу прямо перед своим носом, парень тут же попытался прибить её руками. Да оборотень-то проворнее оказался и избежал страшной участи.
«Фу ты, - подумал он, ловко увернувшись, - чуть по глупости своей не покалечился. Прихлопнуть-то он бы не прихлопнул, а вот пару костей сломать бы смог запросто».
Но Ивашка-то сдаваться тоже не собирался. Так и прошло полдня в охоте. Вконец вымотавшись, Волкодлак принял человеческий облик.
-Смертный! - воскликнул он — Ты меня покалечить, что ли, хочешь?!
Пастух громко захохотал в ответ. Оборотень было хотел отвесить наглецу подзатыльник, да передумал. Слуга-то здоровый нужен.
-Вот что, смертный, - сказал Волкодлак через мгновение, - сейчас мы с тобой в Подземное Царство пойдём.
-Я с места не сдвинусь, - спокойно сказал пастух, скрестив руки на груди.
-Ох, и надоел же ты мне! - в сердцах воскликнул оборотень и снова наложил на Ивашку заклятье покорности.
Вновь пчелой обернувшись, он превратил пастуха в каплю нектара цветочного и попытался пролететь в щель между Алатырь-камнем и скалой, в которой и был вырублен вход в Подземное Царство. Но какая-то невидимая сила не пустила его. Вконец разбушевавшись, Волкодлак прожужжал какое-то заклятье и, о чудо, Алатырь-камень повис в воздухе, словно пушинка. Оборотень, не теряя драгоценного времени, тут же и влетел в тёмную пещеру. Злыдень треклятый совсем и не заметил Бабу-Ягу, парящую в воздухе верхом на метле.
«Что-то не очень-то Леший с сотоварищами торопится! - в сердцах подумала она и тут же всплеснула руками — Что же это я, неблагодарная! Любит меня муж мой благоверный пуще жизни! Ну, задержался где-то и что? Буду ждать!»
Увидев как  оборотень проскользнул в Подземное Царство, белка стрелой поскакала с ветки на ветку по дубу Карколисту и уже через несколько мгновений оказалась в окне чертога Сварога.
Дед Николай и Леший, почувствовав под ногами привычную для ног своих твердь земли, снова натянули сапоги-скороходы, ведь до Алатырь-камня-то  было ещё совсем не близко. Пешему два дня идти, а конному ехать все полтора. Даже птица быстрокрылая меньше чем за день не добиралась. А сапоги-скороходы за полдня доносили.
Когда-то Иван-дурак Счастье  по всем мирам искал и  на острове Буяне даже оказался, надеясь там обрести желаемое всем сердцем. До места его дядька Черномор через Море-Океян перенёс.  Как-никак, троюродный брат пятиюродного деда трехюродной тётки по линии отца. Пока шли о том о сём разговаривали. Долго ходил-бродил  Иван-дурак, пока не набрёл к самому дубу священному Карколисту. Видит, ларец красивый на самой нижней ветке  висит. Ну, думает, возьму, в хозяйстве то всё пригодится. Снял его да и открыл. А  заяц вдруг и  выскочил оттуда, помчавшись куда-то вдаль, петляя след.  Решил Иван-дурак из его шкуры мамке шубу тёплую  смастерить. Погнался стрелой, а заяц  оземь головой ударился и, уткой обернувшись, взмыл в небо. Схватил тогда Иван-дурак камень потяжелее и кинул им в птицу. Решив мамке утку с яблоками в печи запечь. Но птица, поднатужившись, яйцо снесла. Вот, думает Иван-дурак, хоть яичницу мамане сварганю. Да наступил ногой за ногу  и уронил яйцо. Оно,  оземь ударившись,  рыбой стало и в Море-Океян сигануло. Поймаю, решил Иван-дурак, да мамке ушицы наваристой сварю. Взял палку длинную и начал воду мутить. Тут рыба к нему и выплыла
Схватил Иван-дурак  добычу, а она у него в руках взяла да и  растаяла. Эка невидаль, подумал Иван-дурак, и так, и эдак иголку рассматривая. И  решил он её к шитью приспособить. Да только как не искал, ушка для нитки так и не нашёл. Мог бы и сломать иголку-то, да ума-то на это и не хватило. Положил смерть Кощееву назад в ларец и, повесив его обратно,  в деревню вернулся. Кощей Бессмертный год пировал тогда, над незадачливым мужичком потешаясь.  А Иван-дурак в деревне   своё-то долгожданное и  нашёл. Марьей, как царёву дочку, звали. И стали они жить-поживать, да добра наживать.  А после того, как час последний пробил, Сварог в честь них цветок «Иван-да-Марьей» и  назвал.
 А Иван-Царевич через сто лет после Ивана-дурака на Буян явился, ветром попутным  принесённый. Это ему Леший помог за уважение к нему. Смерть Кощееву искал здесь. Снял очень осторожно ларец и перед тем как открыть, тетиву лука посильнее натянул.  Как заяц-то побежал, он стрелой и нагнал своей  быстрой. Утку ветвью Карколиста сбил. Яйцо в руки поймал. Рыбу сразу же сильно встряхнул. Да только иглу-то взял да и уронил в стог сена. Опечалился сильно. Ведь теперь ему было Кощея Бессмертного никак не наказать и любовь свою, Василису-премудрую, из лап злыдня окаянного не вырвать. Искал-искал три дня и три ночи, да и рукой махнул. Кощей-то Бессмертный тогда  очень сильно перепугался, когда смерть его в руках смертного оказалась. Хотел было наказать наглеца, да только ни ноги, ни руки двигаться не желали. Но не  смог никак преодолеть своего собственного страшного  заклятья. И до ужаса испугался этого. Ведь сам себя со свету чуть не сжил.
По правилам чёрной магии, каждый чародей или колдун должен был придумать свою  смерть, чтобы не стать самым могущественным из могущественных. Ведь все они друг друга до крупной дрожи опасались. У Василиска с Горгоной это зеркальная гладь, посмотревшись в которую, они тут же и каменели.  У Лихо одноглазого — рубаха домотканая, что живо его в пугало огородное обращало безобидное. Упырь ужасно кола осинового боялся. Волкодлаку можно было мечом-кладенцом голову снести. Нежить всякая от света яркого солнечного в воздухе таяла. Мороки храбрых сердец до дрожи опасались. А у Кощея смерть в яйце заветном хранилась. Только перепрятал злыдень треклятый ларец свой от глаз людских подальше прямо под  самую  крону  Карколиста, да и забыл об этом, на землю спустившись. Оно-то для него и лучше было. Сам не знаешь — другим не скажешь.
Вспомнил обо всём этом  дядька  Черномор и рукою  бороду свою чёрную пригладил,  Лешему с дедом Николаем улыбку подарив.  Мол, что, тёмные, удивлены? То-то же. Не всё коту масленица. Сотоварищи его лишь  переглянулись в ответ. Да, богатырь былинный Море-Океян перешёл трёхверстовыми шагами всего лишь за две четверти часа. Тогда как ладья бы шла три дня до острова Буяна, да и то при ясной погоде. А птица быстрокрылая за полтора долетела бы. Но одно дело идти по привычному дну морскому. И совсем другое по твёрдой суше. Даже если он там уже бывал не раз.
-Ты что, дядька Черномор, пешком, что ли,  идти собираешься? - улыбнувшись, спросил дед Николай.
Богатырь былинный улыбнулся в ответ и ответил:
-Там, где ты шаг в сапогах-скороходах сделаешь, я все восемь.
Стукнули тут дед Николай и Леший каблуками сапог-скороходов друг о друга и стрелой помчались к Алатырь-камню. Да только как не старались, а дядька Черномор всё равно впереди оказывался. Ещё за версту сотоварищи увидели Змея Горыновича, возвышающегося над самыми высокими соснами. А подойдя к нему, по-братски четырежды поцеловались и трижды обнялись.
-Вот уж не ждали не гадали тебя, Черноморушка, увидеть! - воскликнула правая голова Горыновича.
-Да ты на себя-то не похож! - вторила ей левая.
-И правда, - продолжила средняя голова, - помниться, был намного выше нас. Ну да ладно. Не в этом суть. Значит, тоже решил присоединиться к нашей дружине небольшой? Очень хорошо сделал. Один былинный богатырь это сила, а два — несметная силища.
-А вот и Баба-Яга к нам опускается, - сказал Чудомил, вновь человеком став.
-Бабу-у-у-ля, - оскалившись в улыбке, протянула правая голова Горыновича.
-Обожа-а-а-аю, - вторила ей левая.
-Устала небось, - тяжко вздохнув, сказала средняя голова, с жалостью посмотрев на колдунью.
-Уф-ф, - произнесла Баба-Яга, - и умоталась я сегодня. Сил нет никаких. До самой ночи за Волкодлаком следила. Думала, не сможет окаянный с места сдвинуть Алатырь-камень, самим Перуном светлым заговорённого. Да видно что-то не то случилось на белом свете и зло вдруг победило добро. Обернувшись пчелой малой, Волкодлак с Ивашкой(он превратил сына твоего, Николай, в каплю цветочного нектара) прошмыгнул в Подземное Царство. Подняв как пушинку Алатырь-камень в воздух. Хотела было следом за ним броситься, да только страж-то  входа перед самым моим носом назад на землю и опустился. Вот  села рядом с ним да вас всех ждать стала. Ох, и долго же вы телились. Ну да ладно. Пришли же, не обманули старушку.
Посмотрев на Лешего с любовью, она ненадолго замолчала. И  вдруг хлопнула рукой себе по лбу, воскликнув:
-Совсем забыла, дура  старая! Белка же здесь была! А значит весть про Волкодлака уже до самых ушей Сварога донесена!
-Это очень и очень хорошо! - вторил колдунье  Чудомил — Значит, дед да дядья мои помогут нам!
-Мы самого творца всего сущего увидеть сможем? - спросила тут правая голова Горыновича.
-Только слышали о нём из былин разных, - продолжила  левая.
- И с самого детства очень мечтаем  повидаться, - оскалившись в улыбке, закончила  средняя голова.
-Если помочь решит, то обязательно с ним и свидишься, - подарив в ответ улыбку, казал Чудомил.
Оказавшись в тёмной пещере, Волкодлак вновь человеком стал и тут же вернул облик прежний Ивашке. Потянувшись, он крякнул и сказал:
-Ты, смертный, вперёд меня пойдёшь. Так-то оно лучше будет. Мало ли кто или что в темноте вечной поджидает. Тебя мне совершенно не жаль. А вот себя даже очень.
Ивашка, на негнущихся ногах, пошёл в самую гущь кромешной тьмы. Со всех сторон тут же налетели мороки, пытаясь всю сущность человеческую выпить, такими же как они сами сделав. Да только кто-то или что-то охраняло пастуха. Зато Волкодлак получил от сильно взбешённой нежити сполна.
«Как-то не справедливо это! - подумал оборотень треклятый — Не меня, а смертного должны были они со свету сжить! Неужели сила  неведомая парня охраняет?!»
А Ивашка, как ни в чём ни бывало, шёл дальше, всё ближе и ближе становился заветный ларец с волшебным Яблоком. Волкодлак уже даже явственно ощущал его в  свои лапах и даже слышал тысячу благодарностей Кощея. Как вдруг ему стало нестерпимо жалко бесцельно прожитых лет.
- Какой же я олух! Хотел ещё в детстве добро всем и вся приносить! И что?! Зависть страшная да гордыня треклятая верх надо мной взяли! - стал он громко причитать - И кто я теперь?! Жалкий червь, боящийся ботинка хозяина  своего! Ой, горе мне горе, окаянному!
 А пастух вдруг прежним стал и захохотал. Заклятье-то оборотня кровожадного на нет изошло. И появились из кромешной тьмы три высоких угрюмых девы.
-Забудь о возвращении Надежды,  всяк сюда входящий! Повсюду поджидает ужас, сердце  леденящий! Оставишь жизнь в  подземном лабиринте,  забывши  про себя!
Подаришь силы грозной  чёрной свите, всем сердцем Тьму любя! - заунывно запели они.
Но их магия уже перестала действовать на оборотня.
«Странно, - подумал он, немного успокоившись, - а на пастуха-то Горыни и не влияют  вовсе».
Дальше больше. Отовсюду повылазили чудища. Одно другого ужаснее. И снова лишь на Волкодлака набросились, изрядно намяв ему бока. А Ивашка стоял да громко хохотал, глядя на это светопредставление.
- Ну  это уже ни в какие ворота не лезет! - громко взвыл оборотень, из последних сил отбиваясь от чудищ.
А те всё напирали да напирали, как снежный ком, и скоро Волкодлака под ним совсем не видно стало. Только стенания его и доносились. Вдруг холодок коснулся лица Ивашки и из темноты вышла бледнолицая женщина.
-Зачем пожаловал в Подземное Царство, смертный? - змеёй зашипела она.
Но пастух ничуть  не испугался. Он лишь ещё громче захохотал. Взбесилась тогда сильно  Параскея(а это была она-её сразу же признал оборотень) и как начала сыпать заклятьями проклятущими. Да только они как горох отскакивали от Ивашки. А Волкодлак всякий раз взвывал от  ужасной боли.
-Всё! Мочи моей больше нет терпеть! - вдруг громко закричал Волкодлак, решив бросится со всех ног наутёк, даже  позабыв про оборотничество своё.
Но не успел.
-Уже уходишь? - спросил кто-то мягко и сразу же захотелось его полюбить всем сердцем и душою.
-Я...я...я...-хотел вымолвить оборотень, да не мог — рот словно смолой еловой склеили.
-Забудь про все невзгоды-непогоды, - продолжал тот же мягкий голос, превращая в бездушную куклу, - нет ничего. Ни памяти, ни забот, ни желаний. Есть только тишина и забвение.
Волкодлак уже не владел  собой. Он, завертевшись юлой, стал быстро-быстро менять облики. А вконец вымотавшись, упал на четвереньки и пополз к незнакомцу, мечтая вылизать его руки и ноги.
-Отбрось всё и пусти на свободу естество своё, - вновь послышался мягкий голос.
И оборотень, упав на каменный пол, стал ползти к новому хозяину, ужом извиваясь.
-Нет ни любви, ни ревности, ни страха, - раздавалось всё громче и громче, заполняя собой всё вокруг, - лишь бесконечность имеет вес. Она вечна.
Оборотень, наконец-то, дополз до цели и, подняв затуманенный взор, увидел самого Вия Змеевича. Но ничего к правителю Подземного Царства  уже не чувствовал, превратившись в его покорного раба. А сын Индрика Змея, вдруг расчетверившись, окружил Волкодлака и...поглотил собой полностью. Лишь последний вздох Волкодлака ветром промчался куда-то вон из подземелья. И тут злыдень тёмный заметил Ивашку, спокойно смотрящего прямо к нему в бездонные глаза и при этом, о, ужас, ещё и  скрестившего  руки на груди. Такой неслыханной наглости Вий Змеевич ещё ни разу не видел. Да и понять толком не мог, как этот смертный смог воспротивиться самой древней из магий?!
Увидев белку, Сварог подставил ей свою правую длань и стал слушать. А та, прыгнув с окна,  быстро-быстро что-то стала лепетать  по беличьи.
-Значит, сумел-таки изверг этот проклятущий заклятье старшего моего сына одолеть! - воскликнул отец всего сущего  громогласно, внимательно выслушав гостью — И зачем только он в Подземное Царство полез?!
Чую, что здесь без Кощея Бессмертного не обошлось! Надо бы помочь внуку, боюсь, не совладает он с чародейством неземным!
А Кощей Бессмертный, сидя на золотом троне, играл с Нетопырём, оборотнем личным,  в карты.
Долго  стояли друг против друга повелитель Подземного Царства  и обычный смертный парень. Причём совершенно неподвижно, как будто просто взяли и внезапно окаменеть решили.
На лице Вия Змеевича  царили и полное недоумение,  и гнев с ужасной злостью вместе. Ещё бы! Ведь только двое, Волха Всеславьевич и Чудомил, за почти что девятьсот пятьдесят лет,  смогли  воспротивиться древней магии чародея-оборотня. Да и то потому только, что его самого да Сварого родичами оказались. Даже отец, Индрик Змей, всему обучивший, боялся сына среднего(хоть и мог, конечно же, одним только взглядом своим испепелить) и старался как можно меньше попадаться  тому на глаза. А единоутробные сёстры Горыни и подавно. Лишь мать Параскея умела защищаться от его магии, ибо обладала силой во сто крат больше мужа своего Индрика Змея, да и то не всегда. Многие герои, каким-то чудесным образом обойдя заклятье Перуна, явившись в Подземное Царство с намерением уничтожить Вия Змеевича, попав под власть его слов, распрощались с жизнью. Их призраки бродят по  Подземному Царству.  А кого-то злыдень треклятый  мороком обратил,  беспощадным ко всему живому.  Только  Волха Всеславьевич с Чудомилом смогли как войти в Подземное Царство, так и покинуть тёмные его  подземелья.  Они  чуть было  не сжили родича своего  со свету. От одного Вий Змеевич туманом ускользнул. А чтобы умилостивить второго, подписал договор, поклявшись уважать души грешные. Но то печальное исключение из правил. А этот парень...почему он вот так, совершенно спокойно, стоит перед ним, скрестив руки на груди, и смотрит прямо в глаза? Что в нём такого необычного заложено? Вроде, не родич Сварога?
А Ивашка, широко улыбаясь, вспоминал всё, что рассказывал в своих былях да сказках отец.  Он совершенно не боялся грозно-смотрящего на него чародея-оборотня. Хотя и никак понять не мог, почему ни Вий Змеевич, ни Горыни не завладели его человеческой сущностью. Да и мороки с чудищами, отчего-то,  не причинили никакого вреда. Ивашка сразу же узнал и Горынь, и мороков, и чудищ, и Параскею, и самого Вия Змеевича. Ведь отец в своих былях очень хорошо их всех описал.
«Никто не в силах  сопротивляться  огромной силе слов сына Индрика Змея, - говорил мудрый старик, - воли ими лишит  и со  свету сживёт.
Но и мороком беспощадным или призраком горемычным обратить может запросто. Глаз его дурной или в безумца  любого  вмиг обращает, или, подобно Василиску коварному, в камень. Его  даже Горыни, сёстры единоутробные,  боятся как огня.
Хотя и это не самое ужасное. Вий Змеевич похищает  детей малых и своими наследниками делает, лишая всего человеческого. Коварными, завистливыми, да люто злобными делает, магии обучая. Бродят потом они по белу свету да пакостят всем и вся.
Сам-то никак потомство завести не может. То ли это заклятье Сварога так действует. То ли что не  так с ним самим. 
Ведь сколько бы не похищали наследники его дев незамужних, всё без толку. Нет детей своих и точка.  Вот и решил злыдень окаянный у смертных матерей кровиночек от сердца отрывать. Уж не раз мужья да братья несчастных пытались проникнуть в Подземное Царство и за всё посчитаться с Вием Змеевичем, да только Алатырь-камень не пускал. Перуну да Сварогу жаловались. Те и рады были бы  помочь, да не могут. Как-никак, и сами, и Индрик Змей с детьми ветви одного дерева, разные жизненные пути выбравшие. Волха Всеславьевич не раз спускался в Подземное Царство, да только Вий Змеевич,  клятвенно ему  поклявшись, наутро же следующее слово своё нарушал. И снова пропадать дети начинали, на горе горькое матерям своим. Лишь Чудомилу удалось его хоть немного приструнить. Но и то ненадолго. Хоть и смог Волха Всеславьевича, каким-то чудом, уничтожить отца своего, Индрика Змея, но супротив брата кровного ничего не мог придумать. Как-никак, Вий Змеевич сын двух чародеев-оборотней, которые ещё с рождения закляли сына от всех смертей.
В нашем селе был один упырей изверга окаянного. Никифором при рождении нарекли. Когда-то его такие же, как и он, у Никулишны, соседки моей, украли. Та так и не смогла от горя оправиться. Руки на  себя наложила, горемычная. То коров этот злыдень змеевский проклянет и они вместо молока целебного  сок дурман-травы дают, всех кругом рассудка здравого лишая. Ведь и отличить же никак нельзя было! Такое же это зелье бесовское как и молоко белое. Да и запахом и вкусом похожее было. Спасибо жене моей, Настасьюшке, спасла люд сельский, рискуя жизнью своей бесценной. Она ведь из ведунов да знахарей была. Наложила на коров заклятье и те мигом исцелились. Да только на следующее утро я её бездыханной в хлеву нашёл. До сих пор горюю. Никак нелюдь этот  со  свету её сжил. Пошёл я к нему, да нигде так и отыскать не смог. Видно почуял смерть свою неминуемую за все грехи посланную в лице моём. То детей этот изверг треклятый этот из зависти «здоровыми да красивыми»  назовёт и они тут же в иной мир уходят. Долго не могли мужики сельские найти дурноглазца. А когда нашли, то опять же, нехристь этот  смог избежать заслуженного наказания. Мужики-то хотели четвертовать его, руками и ногами к четырём лошадям быстроногим привязав.  То дев лиходей страшный  этот сетями лести опутывал липкими и своему «отцу» отводил, чтобы тот их наложницами своими делал.  Опять же мужики его споймать хотели. Но снова проклятущий  кары, достойной его преступлениям, избежал. То выкормыш виевский  этот неурожай насылал и голодали страшно сельчане. Спасибо снова моей Насташьюшке, явилась, родимая, из Ирея и защитила людей. Как увидел Никифор призрак светлый, так рассудка-то своего и лишился. Тотчас же злодейства в Кукуево  и прекратились. Мужики схватили мерзавца и в колодце утопили, наглухо заколотив потом горловину, а сверху камень пятипудовый положили заговорённый,  чтобы тот, нежитью обратившись, выйти не смог.
Любит Вий Змеевич, обратившись то дитём малым, то стариком седовласым, а то и  девой прекрасной по белу свету бродить, ссоры повсюду сея да с пути истинного сбивая. Распознать проклятущего лишь самый востроокий может. Но это лишь цветочки, а ягодки-то пострашнее будут. Повадился злыдень этот треклятый  баб дев да баб, которые дитё ожидают, сетями немочи лютой опутывать. И вместо долгожданных кровинушек у них всякие чудища появляются кровожадные.
Знавал я одну такую несчастную, Алёной звали. Красавица была, ни в сказке сказать, ни пером описать. Парни за ней табунами бегали. Но Алёна кузнеца крепкого выбрала. Как звали его я уж и запамятовал. Хотя, нет, вспомнил. Бальтазаром звался. Купец-то, Пестемьян, у которого он был в услужении, дюже всякие диковинки любил. Вот и дал младенцу такое странное для мест наших имя. Говорили, что Бальтазар его сын. Свадьбу  пышную сыграли. Даже сам царь Иван с дочерью Марьей там гулял. Когда-то Бальтазар тему карету чинил. А как срок пришёл, ребёночка поджидать стали, горемычные. Однажды кузнеца дома не было(работу срочную выполнял), а Алёна одна сидела у прялки. Вдруг чувствует, живот словно камень стал и спину сильно заломило.
«Мамочки! - подумала - Неужели уже?!»
Но вдруг всё прекратилось. Алёна успокоилась и снова за пряжу взялась. Уж вечер поздний на дворе, а Бальтазар всё никак не идёт. Наверно, дел много. Алёна уже и ужин сготовить успела. Села у окна и ждать кузнеца стала. И вдруг ребёночек то ножками  задрыгал сильно. Потом затих на мгновенье и снова  зашевелился.
«Что же это со мной?!» - подумала несчастная.
Но дитё вновь успокоилось и Алёна вздохнула с облегчением. Но через две четверти часа вдруг вскочила и принялась убираться в доме. Внезапно всё бросив, села на лавку и горько заплакала. Но ненадолго. Вдруг вскочила и забегала вокруг стола, громко хохоча. Потом на лавку снова опустилась и весь мир стал для неё безразличным. Придя в себя, Алёна сказала:
-Ну, родимая, видать сам Создатель знак даёт от скором появлении ребёночка.
-Спи, смертная! - сказал вдруг кто-то и девушка тотчас же  погрузилась в сон.
А когда проснулась, то ничего не помнила. Пришёл Бальтазар и Алёна принялась его кормить.
- Как ты себя чувствуешь, милая? - спросил кузнец, обняв её нежно.
-Всё хорошо, любимый, - улыбнувшись, ответила девушка.
А через неделю Бальтазар сбегал за повитухой, бабкой Аглаей.
-Ну, родимая, дыши свободнее, дай воздуха дитю, - сказала старушка.
Алёна выполнила это и через четверть часа разродилась. Но не мальчиком или девочкой, а каким-то чудищем неизвестным. Вместо одной, три головы. Причём, первая с вытаращенными от ужаса глазами. Вторая скалилась кривыми клыками. А третья, увидев Алёну, заголосила:
-Мамочка-а-а-а!
Но это только цветочки были. Не ноги были у младенца, а  куриные лапы. Он сразу же вскочил на них и заковылял по столу, переваливаясь медведем  из стороны в сторону.
Не руки были, а лягушачьи лапы. Младенец попытался  прикоснуться ими до Алёны, да та в ужасе отпрянула от него. Изо рта высовывался змеиный язык. А на спине трепыхались  голубиные крылья. Вдруг младенец изрыгнул паучью сеть и, опутав  свою родительницу с головы до ног, набросился на неё, пытаясь впиться клыками в горло. Бальтазар с превеликим трудом смог оторвать чудище от Алёны и со всех сил ударил его о стену. Младенец вскрикнул от боли и тут же испустил дух.
-Что это?! -вопросил жену кузнец.
Но та чувств лишилась. Не смог горя перенести Бальтазар и ушёл от жены, обвиняя её во всех смертных грехах. А Алёна, проплакав неделю, пошла на утёс и прыгнула в реку.
Когда-то ужаснее Индрика Змея никого и ничего во всех мирах не было. Правил он Подземным Царством от самого сотворения Сварогом миров вплоть до кончины  своей от рук сына родного, Волхи Всеславьевича, мать которого, Мать-Сыру-Землю, он когда-то сильно обидел, возжелав всем своим чёрным сердцем. Даже при одном упоминании имени  его повсюду волки выть начинали да цветы тотчас же вяли. А  бабы да старухи креститься начинали, пряча детей да внуков. Мог изверг проклятущий по белу свету  странником ходить, зло повсюду творя. Люди жаловались Сварогу, да тот никак не мог супротив родича  своего кровного пойти. Как-никак, и сам, и проклятущий бессмертными были от рождения.
Но живой осталась жена Индрика Змея окаянного, чародейка-оборотень Параскея, мать Вия Змеевича и сестёр его Горынь. Когда-то Волха Всеславьевич взял злодейку с собой. И что он в ней нашёл только?! Вся как змея извивается, а не ходит. Даже глаза как у гадюки, злющие-презлющие. Нос длинный и кривой. А под ним чёрные усы. Одно ухо лопоухей другого. Волосы как у тётки её родной, Медузы Горгоны, то чёрные словно уголь, то змеями извиваются, когда она в бешенстве. Гады эти любого воли лишают, стоит только им поймать взгляд горемык. Никак, Параскея околдовала Волху Всеславьевича? Он  даже  женой извергиню эту хотел  сделать   своею. А ведь мать всего мирского зла богатыря в пятьсот лет старше была.  Параскея всех дев красивых, что на Волху Всеславьевича влюблённо смотрели, жизни лишала  или в нежить обращала. Да и самого богатыря былинного зельями всякими опаивала, желая с пути праведного совратить. Спасибо деду Волхи Всеславьевича, Сварогу, глаза открыл. Разгневался богатырь и прогнал Параскею назад в Подземное Царство. Извергиня проклятущая стала Вия Змеевича пойти войной на Поднебесное Царство подговаривать. Тот взял да и согласился. И пошла тьма-тьмущая из тёмных подземелий люд смертный полонить да сживать со свету. Матери Поднебесного Царства к Волхе Всеславьевичу, князю всесильному, воззвали, защиты прося.  Богатырь былинный вместе с братьями  своими названными и дружинушкой храброй встали на пути изверга и его чёрной армии. Бежал Вий Змеевич к мамочке своей злобной.  Да Параскея лишь злобно его отругала, не приголубив как всякая любящая мать. Даже проклясть хотела, да передумала. Кто же Подземным Царством тогда править станет?! Сама-то не хотела в одиночестве за всё отвечать, хотя и правила когда-то вместе с Индриком Змеем.  С ней тоже встречаться вовсе  не стоит. Она, как и муж её, родич кровный Сварога. Да только путь зла выбрали пращуры извергини. Мать-Геката,  дочь великана Перса, самая злобная ведьма всех миров. Отец — коварный Аббаддон, уничтожающий всё и вся на своём пути. Когда-то он,  миновав, как и брат его Асмодей, Великую Стену Вечности, поставленную Сварогом для защиты от зла, пришёл  из иных миров. Чем же так опасна Параскея? Голос её,  то тихий, то громкий, заставляет любого творить всякие несуразности, потешая извергиню. То кукарекать петухом, то собакой лаять, то змеёй извиваться.
Видел я как-то это, решив на Ивана Купалу в Заповедный Лес  пойти.  Хоть и далёк отсюдова  Буян, но Праскея часто к нам наведывается. Старики сказывают, что Баба-Яга родная сестра извергини. Хоть и стала доброй бабуля, но от родства своего не отказывается. Сосед мой, Афанасий, за орехами кедровыми в Заповедный Лес пошел да  меня с собой взял. Леший взял и запутал нас. Он тогда ещё вредным стариком слыл. Ну мы в чаще-то и оказались, прямо перед избушкой на курьих ножках. Сосед-то мой сразу креститься да через левое плечо плеваться начал. А я стоял и улыбался. Ведь Баба-Яга была сестрой пятиюродной  прапрапрапрапрапрапрапрапрапрабабки моей. Сам не верю, что говорю. Но то чистая правда. Бабушка-ведунья  мне как-то о том  рассказывала. Думал, зайду-ка к старушке в гости. Ведь не разу ещё с ней так и не увиделся. Слава-то дурная о Бабе-Яге шла. Бабушка да мама мне строго-настрого запретили даже говорить с ней, не то что в гости сходить на чай с блинами. Вот и не довелось нам свидиться. Но тут вдруг Параскея и явилась. Я-то сразу извергиню узнал и хотел было Афанасия предупредить. Да только ведьма на меня заклятье молчания да недвижимости наложила. Взмахнула рукой и заговорила  своим дурным голосом. Гляжу, а сосед-то мой юлой закрутился да как осёл иакать стал. Потом встал на четвереньки и собакой залаял, язык показывая.
Затем стал за палкой гоняться, в зубах её принося. Я стоял столбом, околдованный, да  мычал коровою. А Параскея громко хохотала, над Афанасием потешаясь. До ночи это продолжалось безобразие.  Спасибо Бабе-Яге, позвала родственницу. Сосед потом две недели лёжку на печи лежал. Еле в себя пришёл.
А глаз дурной Параскеи такую порчу страшную наводит, что горемыка, будь то человек или зверь какой или птица, полностью забывает о том, кто он и подлая чертовка начисто переписывает всю жизнь горемычного. А потом несчастные по белу свету бродят или летают неприкаянными. Если это человек, то мир для него не мил, мать да отца не помнит, люди словно чужие, не любит, не смеётся, не плачет даже. Даже о том, что он человек, забывает.
 Если птица это, то летает она по небу, пути не ведая, да криком жалобным, чайке подобно,  мир оглашает. Ни гнезда, ни птенцов. Если это зверь какой, то рыщет по белу свету, всё и вся поедая, хотя никогда голода-то и не чувствует. Ни норы, ни потомства.
Знавал я одного такого горемыку. Когда-то славным весельчаком да балагуром слыл. А как пошёл в Заповедный Лес за водой целебной из ключа заговорённого самим Сварогом, так и вернулся обратно уже потерянной душою. Ходил-бродил неприкаянным по селу нашему, детей да баб пугая угуканьем совиным. Говорить-то как позабыл вовсе. Но это не беда. Горемыка сам даже ложку держать не мог. Кормили бабы. Жаль, недолго прожил. Волки из леса за баранами пришли, а он взял палку и на них пошёл, угукая громко. Загрызли.
Только Волха Всеславьевич да Чудомил смогли избежать печальной участи. Их Параскея как огня боится. Чары извергини очень древни и сильны. Она способна любого во что угодно обернуть, лишь щёлкнув пальцами. Но не только этим страшна злодейка подземная. Достался ей от злобной Гекаты талисман один тайный, что ураганы да потопы, чуму да холеру вызывает. Обращалась Параскея в калику перехожую и ходила по белу свету, смерть неся. Правда, давно это было. Сварог, прознав про это, наложил заклятья на бесовку.
А  вот чтобы избежать чары Горынь, дочерей Параскеи и Индрика Змея,  и сестёр Вия Змеевича, печаль чёрную навевающих, надо  вспомнить что-нибудь самое счастливое из своей жизни. Не сделаете этого, жизнь свою проклянёте, в безумцев обратившись. И будете потом по белу свету юродивыми  ходить да конец света каждому предрекать.
Знавал я одного такого. Как горемыка смог дорогу Горыням перейти, до сих пор никому неведомо. Ведь не покидают вовсе дочери Индрика Змея окаянного подземелья тёмные. Хотя старухи наши и божатся, что видели  Птиц-Горюнь, родных сестёр Жар-птицы. Да только пошёл как-то несчастный этот в лес заповедный за хворостом да и пропал на месяц. А вернулся уже безумцем. Бабы сельские жалели его очень. Кормили да одевали. Как-то мужики наши горемыку этого  до одури мёдом хмельным напоили. Он, дурень, и утоп, купаться ночью пойдя.
 Мороки  до ужаса боятся чистых душой и отважных сердцем. Как почуят таких, так и не вылезают даже. Но у других, войдя внутрь тел несчастных, все жизненные соки до конца высасывают. А потом, памяти лишив начисто, в таких же, как и они, нехристей  обращают. Одно хорошо, что лишь по ночам лунным можно с ними повстречаться в Заповедном Лесу.
Чудища тамошние самих себя ужасно боятся. А Нежить всякая даже свечой обычной очень просто отогнать. Когда-то ведь и они людьми были.
 Но попасть в Подземное Царство, к счастью великому,  не всякому дано. Сам Перун Алатырь-камень поставил и заговорил его, чтобы смертные не расстались с жизнями своими по глупости».
-Ты что, смертный, вообще меня не боишься, что ли?!- наконец прервал долгое молчание Вий Змеевич.
Он очень сильно пытался вспомнить хоть какое-то из страшных заклятий бабки своей Гекаты. Но ничего в голову не приходило.
-А что мне тебя бояться-то, изверг окаянный? - не переставая широко улыбаться, спокойно ответил Ивашка — Чай не зверь какой клыкастый. Хотя я с измальства с волками дружбу веду. Отец мой много чего про тебя, да мать твою с сестрами сказывал. Вот уж не чаял, что попаду в Подземное Царство, Алатырь-камнем охраняемое.
-А кто отец-то твой? - спросил Вий Змеевич.
-Простой мужик, Николаем кличут, - ответил пастух.
«Нет! Не может быть! -пронеслось вдруг в  голове у злыдня треклятого — Бред сивой кобылы!»
-Люди сказывают, что сама Баба-Яга наш родич, - произнёс Ивашка.
Услышав это, волком взвыл повелитель Подземного Царства.
-Ну почему мне так не везёт! Сначала Волха Всеславьевич, братец мой кровный, мне жизнь испортил! Потом Чудомил заставил договор подписать! А теперь ты стоишь тут, скрестив руки, и насмехаешься! Ведь знаешь, поди, что я вреда никакого тебе причинить не могу?!
Ивашка чуть не подпрыгнул до потолка пещеры от смеха. Вий Змеевич, скорчив страдальческую рожу, схватился за голову. Потом крепко закрыл уши руками, дабы ничего не слышать. Но тщетно. Разве можно прекратить весёлое журчание ручейка? Или перестук капель дождя по крышам?
-Так если Баба-Яга сестра твоей злобной матери Параскеи, то значит я твой родич! - воскликнул пастух, сотрясаясь всем телом от смеха.
-Горе мне окаянному, горе! - запричитал Вий Змеевич, став быстро-быстро менять облики, то зверем, то птицей, то гадом становясь.
Став прежним, он заорал:
-Уходи, проклятущий, из моего царства! Видеть тебя нет мочи моей больше!
Но Ивашка лишь снова заливисто засмеялся в ответ.
-Ну, что будем делать? - спросила Баба-Яга, присев на сосновый пенёк.
-Я знаю как миновать Алатырь-камень, - улыбнувшись, сказал Чудомил и тотчас  же, взмахнув левой рукой, прочертил в воздухе знак, подобный молнии Сварога.
Страж Подземного Царства тут же взмыл в воздух.
-Поспешим! - воскликнула Баба-Яга и все бегом вошли в тёмное подземелье.
Кощей Бессмертный, сто двадцать раз обыграв в карты Нетопыря, громко захохотал.
-Ну и дурак же ты! - воскликнул злыдень, сильно обидев оборотня — Убирайся с глаз моих долой!
Нетопырь, став огромной летучей мышью, исчез в темноте.
«Что-то долго Волкодлака глупого нет, - подумал Кощей Бессмертный, - а ведь Яблоко-то волшебное мне позарез как нужно. Съем и стану как Сварог или братец мой зловредный, Вий Змеевич, бессмертным буду. Правда дядьку моего коварного, Индрика Змея, младший брат проклятущий, Волха Всеславьевич, со свету сжил как-то. Это мне до сих не понятно. Ну, да ладно. Съем Яблоко, а там видно будет».
Вдруг Нетопырь снова прилетел и замахал крыльями у самого носа хозяина, что-то зачирикав.
-Так, - сказал Кощей Бессмертный, прислушавшись, - да что ты говоришь?! Братец мой зловредный Волкодлака поглотил?! Вот жалость-то. Мне что, теперь самому за Яблоком идти?! Ни на кого понадеяться нельзя!
Вий Змеевич уже был готов сквозь землю провалиться, но вспомнил, что  и так там находится. Он упал на каменный пол пещеры  и заколотил по нему  руками и ногами. Потом вдруг вскочил и заголосил:
-Я этого не перенесу! Будь проклят тот день, когда  моя глупая мать  дала мне эту трижды проклятую жизнь!
И  снова стал быстро-быстро менять облики. Наконец превратившись в бабочку, тут же попытался улизнуть от сильно осточертевшего смертного.  Но Ивашка-то был не промах. Быстро снял с головы шапку и поймал злыдня проклятущего.
-Мы ещё не обо всём с тобой поговорили, - не переставая смеяться ни на мгновенье, сказал пастух.
Поняв, что пропал, Вий Змеевич стал прежним и,  упал на колени.
-Всё, что угодно проси! - произнёс он - Хочешь, несметно богатым будешь. Тогда всё и вся у твоих ног окажется. Пожелай, и самые красивые девы будут сохнуть по тебе. Любую в жёны  бери. Захочешь, и  все звери, птицы и гады ползучие твоими слугами станут вечными. И ты будешь понимать их как людей. Нет?! Так что же тогда?! Попроси только и я  мигом это исполню! Только, будь милостлив, отпусти меня!
Он вдруг замолчал на мгновение  и, заискивающе улыбнувшись, прошептал:
-Я знаю, что тебе нужно, парень. Есть у меня Яблоко одно волшебное, от отца досталось. Всякий, кто хоть даже самый маленький кусочек его откусит, тотчас же бессмертным станет. А? Ведь это же так здорово быть вечным. Все кругом в мир иной уходят, а ты живёшь-поживаешь и горя не знаешь.  Соглашайся, а.
Перестав смеяться, Ивашка помотал головой и серьёзно сказал:
-Мне от тебя, изверг окаянный, ничего, кроме твоей страшной клятвы на крови, не надо!
Злыдень проклятущий заломил руки и завопил:
- Опять?! Да что же это такое-то творится?! Ни днём ни ночью покоя мне нет! Я же уже и Волхе Всеславьевичу слово давал нерушимое, и богатырю Чудомилу! Неужели этого мало?!
-Давать-то давал, - продолжил пастух, - да только на следующее же утро и нарушал, - а вот на крови своей чёрной поклянёшься и уже никогда не сможешь отказаться от слова данного.
Вий Змеевич от уныния опустил руки и спросил:
-В чём я должен поклясться?
-Во-первых, ты никогда больше не будешь похищать детей да дев. Во-вторых, строго-настрого запретишь сёстрам своим Горыням угрюмым  да морокам проклятущим покидать Подземное Царство. В-третьих…
-Всё, что угодно! - перебил его повелитель зла — Только покинь меня поскорее!
-В-третьих, - никак не унимался Ивашка, - поклянёшься с душами грешными как с самыми дорогими гостями обращаться.
 И, наконец, в-четвёртых, сам навсегда забудешь о Поднебесном Царстве. Хватит, натерпелись твоих извечных пакостей! Правь себе потихоньку  Подземным Царством. Зачем тебе мир смертных?
-Ты просишь невозможного, парень! - закричал Вий Змеевич.
-Не поклянёшься, навек здесь останусь и буду каждое мгновение над душой твоей чёрной стоять, - спокойно ответил Ивашка.
Поняв, что иначе от надоедливого пастуха не избавится, повелитель Подземного Царства выхватил кинжал и быстро провёл им по ладони. И как потекла зелёная вонючая кровь, сжал руку в кулак и воскликнул:
-Клянусь исполнить всё, что ты мне сказал!
Тут же Подземное Царство сотряслось от ужасного грома и перед злыднем проклятущим и пастухом появился сам Сварог. Отец всего сущего, с превеликим  удивлением посмотрев сначала на Ивашку, а потом и на Вия Змеевича, сказал:
-Клятва твоя, проклятущий, до самого моего чертога долетела. Я свидетелем перед Вечностью буду. Отныне, если ты вдруг вздумаешь нарушить данное слово, не будет тебе ни мгновения покоя. Ужас, кровь леденящий, помутит рассудок. Немочи, одна страшнее другой, поглотят всю  твою гнилую сущность. Все отвернуться от тебя и вскоре позабудут подчистую.  Вымотавшись вконец, ты сам наложишь на себя руки.
Вий Змеевич, заломив руки, волком взвыл. А Сварог, снова удивлённо посмотрев на пастуха, подмигнул и тихо спросил:
-Ты не Николая сын?
Ивашка улыбнулся и кивнул головой в ответ.
-Вот, что значит чистая любовь, - улыбнувшись, произнёс Сварог.
Ведь отец всего сущего знал, что пастух приёмыш добросердечного мастера-сказочника.  Но не тот родной, кто породил на свет, а тот, кто окружил любовью и заботой. Так сильно желал дед Николай оградить приёмыша от всех бед, что часть его силы волшебной тому и передалась. А вместе с ней и кровное родство, оградившее Ивашку от чар. Хотя и непонятно, почему Волкодлак смог околдовать сына деда Николая? Видать, магия у оборотня была какая-то особенная. Ну, да ладно! Всё хорошо, что хорошо кончается! Вий Змеевич со свету сжил  Волкодлака треклятого, избавив Сварога от страшной головной боли. А Ивашка взял да и заставил поклясться повелителя Подземного Царства самой страшной из клятв. Избавив Поднебесное Царство не только от сестёр своих Горынь и мороков, но и от себя самого. За что ему превеликая благодарность от всех миров.
Вернувшись из небытия, Сварог трижды расцеловал Ивашку.
-Люди о  тебе былину сложат, герой, - сказал он заливисто засмеявшись.
А Вий Змеевич, потеряв всякий интерес ко всему, с ужасом смотрел на ранку, оставленную кинжалом. Кровь запеклась, образовав знак молнии Сварога.
Так спешили спасти сына деда Николая Чудомил с сотоварищами, что всё подземелье за четверть часа преодолели, даже без сапог-скороходов. Они как раз подоспели к появлению Сварога.
-Ничего не понимаю! - воскликнула Баба-яга.
-Ну и дела! - вторила ей правая голова Змея Горыновича, ещё перед Алатырь-камнем ставшего чуть выше Чудомила.
-Здорово! - произнесла левая, оскалившись в улыбке.
-Это что, мы зря спешили, что ли? - спросила средняя голова, погрустнев.
-Ты прав, трёхглавый, - улыбнулся Чудомил, - как видишь, Ивашке ничего не угрожает.
-Поверить не могу, - тихо сказал Леший.
-Чую, что без магии здесь не обошлось, - всплеснув руками, сказал дядька Черномор.
А дед Николай смотрел на сына и широко улыбался. Вдруг Баба-Яга уставилась на него с превеликим удивлением.
-Родимый, а не сын ли ты Аглафены  и Пантелеймона Сибвиновых из Кукуево? - наконец спросила колдунья.
Дед Николай, кивнув седой головой, ответил:
-Да, бабуля, их самих.
Услышав это, Баба-Яга ударила себя рукой по коленке.
-Тогда всё понятно. Ведь раз ты мой родич, то и Вия Змеевича тоже. Вот как линии жизней наших пересеклись, - сказала она, улыбнувшись.
-Я тоже сначала очень сильно удивился, - произнёс Сварог, чувствую на себе восторженный  взгляд шести глаз Горыновича, - но узнав, что Ивашка сын деда Николая, сразу и разгадал всё это хитросплетение.
Он обнял пастуха и сказал отцу пастуха:
-Можешь гордиться своим наследником. Он только что сделал то, чего не удалось ни Волхе Всеславьевичу, ни Чудомилу.
Все с интересом посмотрели на Вия Змеевича, без сил опустившегося на каменный пол подземелья.
-Чего вылупились-то?! - закричал повелитель Подземного Царства - Ну поклялся на крови, и что с того?!
Сварог покачал головой.
-Забыл уже, проклятущий, что будет, если слово данное нарушишь?! - воскликнул он громогласно.
Вий Змеевич весь сжался и заголосил:
-Да помню я! Себе враг, что ли?!
-То-то же, - улыбнулся Сварог, - ну, друзья мои добрые, пора бы нам и с самим окаянным Кощеем Бессмертным посчитаться. Перед тем как здесь появиться, от волка я прознал про желание злодея треклятого бессмертным стать, Яблоко волшебное съев.
Услышав это, Вий Змеевич закричал:
-Вот лиходей-то, братец мой! Решил самое дорогое украсть! Фиг ему с маслом огромный!
Сварог с укором на него посмотрел и повелитель Подземного Царства тут же замолк.
-Никак нельзя допустить этого, - продолжил отец всего сущего, - иначе житья от него всем мирам нашим не будет никакого.
-Да уж, - сказала Баба-Яга, - братец мой тот ещё зловредец.
-Отравить его мухоморами! - воскликнула правая голова Горыновича.
-Утопить в самом глубоком омуте! - вторила ей левая.
-Замолкните, дуры! - прикрикнула на них средняя голова — Ни мечом-кладенцом, ни отравой какой не сжить коварного изверга со свету. Лишь иголку переломив, можно избавить миры от него. Но Кощей Бессмертный куда-то перепрятал ларец свой заветный.
-Прав Горынович, - сказал Сварог, - но найти смерть Кощееву мы просто обязаны.
-Тотчас же и отправимся на Буян! - воскликнула правая голова Змея.
-Ух, и покажем Кощею, где раки зимуют! - вторила ей левая.
-Прежде чем бежать со всех лап, надо тщательно всё обдумать, -  шикнув на них, сказала мудрая средняя голова.
-И снова прав Горынович, - слегка ударив Змея по плечу, отчего тот замурлыкал как кот, сказал Сварог, - не даст вот так запросто Кощей себя жизни лишить. Вот, что мы сделаем. Ты, Баба-Яга вместе с Лешим к злыдню этому пойдёте и всё разведаете. Как-никак, родичи его. Чудомил и дядька Черномор, вы вдвоём сейчас же отправитесь к Царевне-Лебедь. Она мудрая и поможет отыскать смерть Кощееву. Горынович, а ты лети к царю Ивану и расскажи про Яблоко волшебное. Он хороший человек и заслуживает стать бессмертным.
-Не дам! - завопил тут Вий Змеевич.
-А кто тебя спрашивать-то будет, изверг?! - воскликнул Сварог и тот разом замолк.
-А  дед Николая  вместе с сыном  с собой заберу, - продолжил отец всего сущего, - нам есть о чём поговорить.
На том и порешили.
Тем временем Кощей Бессмертный, обернувшись седовласым старцем, уже был на полпути к Алатырь-камню. Впереди него летел Нетопырь и оглашал всю округу визгом.
 Как только вышли сотоварищи из Подземного Царства во главе с самим Сварогом, так тут же и столкнулись нос к носу с целой стаей кровожадных волков, смотрящих на них налитыми кровью от лютой ненависти глазами. Коварные хищники прижались грудью к земле, согнув лапы, явно готовясь к нападению. Дед Николай тотчас же заслонил собою Ивашку, а Леший прикрыл Бабу-Ягу. Чудомил вынул из серебряных ножен меч-кладенец, приготовившись рубить зловредцев направо и налево. Лишь Сварог, дядька Черномор и Горынович спокойно стояли, скрестив руки на груди, и смотрели волкам прямо в глаза. Увидев это, коварцы ещё больше обозлились.
Кощей Бессмертный, как-то  решил обзавестись собственной волчьей стаей. Пошёл в Заповедный Лес тёмной ночью да и оставил перед норами отравленную тушку оленя. А вернувшись к вечеру, околдовав заклятьем воли лишавшим, увёл всех волчат, разом осиротевших. Кощею нужны были кровожадные хищники, не ведающие ни страха, ни жалости ни к кому, даже к таким же, как они. Он морил несчастных волчат голодом, не давал даже пить и каждый день доставлял ужасную непереносимую боль.
То хлыстом ударял с железным острым наконечником, страшные раны нанося и смеялся, слушая вой; то шерсть подпаливал факелом, а то и вовсе пасть связывал крепко-накрепко, не давая  дышать полной грудью. Из тридцати горемык в живых лишь двадцать остались. Но то были  самые беспощадные волки.
 - Вот так так, - произнесла правая голова Горыновича.
Змей  внезапно стал выше самых высоких сосен. Волки, увидев это, отступили на полшага, оскалившись.
- Что, испугались?! - громко воскликнула левая голова Горыновича.
И кровожадные хищники отступили ещё на пять шагов, ощетинившись.
- У-тю-тю, - сказала средняя, став быстро-быстро вращать глазами.
Кровожадные хищники ещё на шесть шагов отступили, прижавшись телами к земле. Тут и дядька Черномор стал прежним и, выхватив меч булатный, громогласно воскликнул, сотрясая вековые дубы:
-О-го-го-го!
Коварные волки аж на пятнадцать шагов отскочили от страха. Тут Сварог, громко хлопнув в ладоши, стал во сто крат выше дядьки Черномора.
- А ну-ка брысь отсюда, окаянные! - воскликнул отец всего сущего и стал бросать молнии в прихвостней Кощея Бессмертного.
Волки, позабыв про всё на свете от великого ужаса и запаха палёной шерсти, перемешанного с нестерпимой болью, тут же бросились наутёк, поджав хвосты.
-Так им и надо, клыкастым заразам! - воскликнула Баба-Яга, с любовью смотря на Лешего.
- Не совсем это обычные волки, - задумчиво произнёс Сварог, - белка как-то донесла до меня весть о коварной стае Кощея Бессмертного, что даже волков не щадит. Видно, именно с ней-то мы и свидились.
-Мне тоже так показалось, - сказал Леший, обняв любимую жену.
Баба-Яга была на седьмом небе от счастья.
- И мы о том слышали, - промолвила правая голова Горыновича.
-Злыдень когда-то отравил всех родителей волчат, - добавила левая.
-И забрав их к себе, по-всякому издевался над горемычными, делая злобными и беспощадными, - сказала средняя голова.
-Да уж, - сплюнув под ноги, произнёс Чудомил, - нелюдь, одним словом.
-Ну да ладно, - став прежним, сказал Сварог, - что делать, вы все, друзья мои, знаете. А мне с дедом Николаем да Ивашкой уж пора в Небесное Царство.
Он обернул пастуха с отцом в лёгкие лебяжьи пёрышки и превратившись в сокола, взмыл в небо, зажав сотоварищей в клюве.
-Мы так рады, что свидились, наконец-то отца всего сущего, - оскалившись в улыбке, - сказала правая голова Горыновича.
-Ух, - продолжила левая, - он до нас дотронулся даже. Век теперь правое плечо мыть не будем, чтобы память сохранить.
-Цыц, болтушки! - шикнула на них средняя голова — Пора настала выполнять поручения Сварога.
-А ты прав, дружище, - похлопав Горыновича по левому плечу, сказал Чудомил.
-Ну,  мы тогда полетели, - сказала правая голова и тут же Змей, махнув на прощание лапой, взмыл под самые небеса, направившись к царю Ивану.
-Удачи нам всем, - сказал Чудомил.
Он вместе с   дядькой   Черномором  обернулся    шустрым  воробьём и  полетел на остров Буян, за советом многомудрой Царевны-Лебедь.
-Ну и и нам, мой дорогой, тоже пора, - сказала Баба-Яга, взяв под ручку Лешего, - что-нибудь да разведуем про окаянного братца моего.
Лесной дух кивнул головой и заливисто свистнул. Тут же поднялся сильный ветер и унёс его. А Баба-Яга, сплюнув через левое плечо, села верхом на метлу и полетела следом за благоверным мужем.
Мне неведомо, что там в чертоге  Сварога   с дедом Николаем и   Ивашкой было. Могу только догадываться. Наверняка, сначала отец всего сущего гостей дорогих  до отвала накормил да хмельным мёдом угостил. А потом и сам разговор пошёл. Знаю только, что подарил Сварог деду Николаю чудо-ножик, что сам может любую фигурку из чего угодно, даже из камня, вырезать, вовек не стачиваясь. А Ивашке в дар дал шапку-невидимку да живой воды склянку. Но не той, что Кикимора каждый день к Бабе-Яге приносит. Особая то водица была. Всяк, кто хоть самый маленький глоток сделает, не только самые страшные раны излечит, но и от  костлявой гостьи на пятьсот лет убережёт. Да ещё, в придачу, от самого лютого голода избавится.
Баба-Яга и Леший, оказавшись перед мрачным дворцом Кощея Бессмертного, пристально поглядели по сторонам и чутко прислушались да принюхались. Но ничего и никого подозрительного не почуяли.
-Пошли, что ли, - сказала Баба-Яга, улыбнувшись Лешему.
-Айда, - махнув рукой, ответил благоверный муж.
Но стоило им только войти во дворец, как тут же сверху на них упала огромная сеть, опутав по рукам и по ногам.
-Вот как братец-то мой гостей дорогих встречает! - воскликнула колдунья, пытаясь выбраться.
Но тщетно. Чем больше она распутывала сеть, тем сильнее та запутывалась. Тогда старушка стала произносить  заклинания. Но снова зря.
-Видно, без помощи нам нее обойтись, - вконец вымотавшись, сказала Баба-Яга, вздохнув тяжко.
И тут вдруг перед ними возникла махонькая мышка и, подскочив к сети, стала быстро-быстро перегрызать её острыми зубками. Вскоре Баба-Яга и Леший были на свободе.
-А Кощей-то пошёл Яблоко волшебное добывать, - пропищала мышка, - разминулись вы с ним.
-Вот досада-то! - воскликнула Баба-Яга.
-Любимая, - улыбнувшись жене, сказал Леший, - сейчас мы и вернёмся обратно к Алатырь-камню.
-Я с вами, - пропищала мышка и вдруг обернулась синицей.
-Вот это да! - воскликнула Баба-Яга - Я, конечно же, слышала про тебя, Милорада-чародейка, но ни разу не видела ещё! Очень рада познакомиться!
-Ой, - чирикнула синица, - ну да ладно. Всю свою жизнь я от чужих глаз своё тайное искусство скрывала, завистцев да зловредцев опасаясь. Раз один они мне большую боль причинили. Даже с простыми людьми общаться боялась. Хотя и помочь сильно могла им, от немочи лютой или от дурного глаза защитив. Но...лучше одиночество, чем злые языки. Каждую ночь от тоски чёрной волком выла. Я же одна на всём белом свете. Матушка от клыков  Волкодлака погибла. Батюшку Горыни со свету сжили. Уж было хотела даже пройти сквозь Стену Вечности волшебную в иные миры. Да только не смогла. Заклятье-то  Сварога очень сильное. И тут вдруг прознала про козни Кощея Бессмертного и решила наказать изверга окаянного. Вот, обернувшись мышкой махонькой, к нему во дворец-то и пришла, внимательно прислушиваясь да приглядываясь.
Птичка на мгновенье замолчала и вдруг спросила:
-А ты, бабуля, откуда про меня знаешь, ведь никто про искусство моё не ведает?
Баба-Яга улыбнулась и ответила:
-  Мне о тебе сестра моя кровная, Параскея, мать Вия Змеевича, повелителя Подземного Царства, рассказала.
-Ты сестра этой безумной чародейки-оборотня  внучка самой Гекаты?! - вдруг громко прочирикала синица и её  маленькие глазки чуть было наружу не вылезли.
-Да, - ответила старушка, - а что здесь такого ужасного? Я, хоть и была когда-то злобной ведьмой, но  уж как сто пятьдесят лет доброй стала.
-Уф, - чирикнула синица, - а я уж было испугалась. Извини, не знала, что ты изменилась. Ну, не будем терять времени зря. В путь на погибель Кощея!
И полетела на остров Буян. Лешего ветер подхватил, а Баба-яга верхом на метле помчалась следом.
Как самых дорогих гостей принял князь Гвидон богатыря Чудомила и своего друга-советчика дядьку Черномора. Накормил досыта да напоил до хмеля. А потом про всё и разузнал.
-Эх, - закручинился правитель Буяна, - разминулись вы с жёнушкой моей многомудрой. Улетела она ещё с первой зорькой к отцу моему, царю Салтану, в Цветущую Долину.  Хоть и давно он  не правит, стар стал для этого, но о государстве своём не забывает. Как-никак, шестьсот лет на троне восседал.  Наведываться стал кто-то на поля пшеничные по ночам, урон великий нанося. Ловушки ставили люди, но тщетно. Вот и призвал Царевну-Лебедь мой отец на помощь. Но вы не отчаивайтесь, я ведь тоже не лаптем щи хлебаю. Помогу загадку эту разгадать. Но это с первой зорькой. А пока что располагайтесь в палатях да выспитесь получше. Не известно же, что завтра будет.
Чудомил и дядька Черномор поклонились и пошли за служкою.
Змей Горынович повис в воздухе  у самого окна спальни царя Ивана.
-Твоё величество! - громко крикнула правая голова -Где ты?
Царь Иван, чертыхнувшись. Вскочил с кровати и босиком пошёл к окну.
-Ну, что тебе, трёхглавый? - спросил он недовольно, зевнув.
-Нас к тебе сам Сварог послал, - оскалившись в улыбке, ответила левая голова.
Услышав про отца всего сущего, царь Иван стал более внимательным.
-И что пресветлый хочет от меня? - спросил он помягче.
-В Подземном Царстве, в покоях Вия Змеевича, есть ларец заветный. А в нём лежит Яблоко волшебное, всякого бессмертным делающее, - ответила средняя голова Горыновича.
Царь Иван слышал об этом чуде, но не очень-то верил.
-Вот и решил Сварог, что ты достоин жить вечно, - закончила правая голова Горыновича.
Услышав это, добрый государь ударил себя по коленкам и сказал:
-Это большая честь для меня.
-Тогда не будем зря времени терять, - сказала левая голова Горыновича.
- Садись к нам на спину и мы мигом донесём тебя до Алатырь-камня, - промолвила средняя.
Царь Иван и спорить не стал.
Тем временем Кощей Бессмертный оказался у входа в Подземное Царство.
-Как там… - произнёс он - Ах, да! Алатырь, Перуном поставленный навечно! Пропусти, сквозь себя, поскорей в  бесконечность! Заклинаю тебя словом верным Сварога! Отвори двери в бездну, не томи у порога!
Тотчас же страж Подземного Царства поднялся над землёй и изверг окаянный быстро проскочил в тёмное подземелье.
Петухи огласили  начало нового утра и князь Гвидон, тотчас же проснувшись,  вышел   из дворца и окатился студёной водицей из волшебного ключа, дарующего вечную молодость. Потом потягал пятипудовые камни, дабы силушка из рук не уходила богатырская,  и  пробежал восемь кругом вокруг дворца, не давая ногам позабыть былую прыть. Снова окатившись студёной водицей, он насухо вытерся шёлковым полотенцем, с любовью сотканным Царевной-Лебедь. И,  поболтав немного с белкою, что орешки грызла со скорлупками золотыми, складывая изумрудные ядрышки в ларец серебряный,  направился в покои матушки своей  Добромилы.
Любил князь Гвидон, сидя в ногах царицы, слушать её рассказы поучительные обо всём на свете. Да бывало так заслушается, что про всё на  свете позабудет. Спасибо Царевне-Лебедь, не забывала о Буяне никогда. А знала Добромила так много, что иногда даже пугалась  этого.
-Не может обычный человек так много ведать о мироздании, - говорила она часто, качая златовласой головой.
Но князь Гвидон всегда успокаивал  матушку:
-А разве ты обычная? Конечно же, нет. Наверно, ещё при рождении тебя поцеловал сам Сварог. Вот ты и знаешь так много.
Добромила улыбалась в ответ и принималась расчёсывать  непослушные золотые пряди сына серебряным гребнем. Князь Гвидон  получал от этого неописуемое наслаждение.  Он любил матушку больше жизни и всегда пытался угадать все её желания.
Добромила   так и не вернулась к мужу  в Цветущую Долину, хоть давно уже и простила за всё то зло,  что причинил он ей. Как  и мать свою коварную Бабариху, и сестёр старших завистливых, Беспуту и Кокошку, очень сильно когда-то обидевших.
Ведь недаром же  Безгнев, отец её горячо любимый,  правитель Лукоморья, нарёк дочь  младшую Добромилой, что значит «милость добра». Жаль, недолго он пожил на белом свете. Зловредный Индрик Змей, решивший стать единоправным повелителем всех миров, за неповиновение обратил его в скалу высокую. И никто, даже самые могущественные чародеи, так и не смог вернуть Безгневу прежний облик. Добромила тогда была ещё совсем  малюткой. Потеряв заботливого, но нелюбимого, мужа,  Бабариха всю  свою любовь отдала старшим дочерям, а на младшую всегда волком смотрела. Почему, даже Сварогу неведомо. Всё для них самое-самое добывала, исполняя все, даже самые не исполнимые желания. Вот и  росли Беспута с Кокошкою своенравными, злобными да дюже завистливыми.
-Вот вырастите, выдам вас, милые мои дочурки, за самых богатых принцев, - говорила Бабариха, - будете на золоте сидеть да каменьями драгоценными играть. Но для этого вы должны кое-чему научиться,  чтобы мужья души не чаяли.
И пригласила коварная мать Доброславы старшим её сестрам самых известных мастеров. Много чего перебрали Беспута с Кокошкой, всё им скучным да сложным казалось. Однажды увидели они ковёр домотканый с лебедями белоснежными да огромный блинный торт, весь стол длинный занимающий,  и тотчас же решили стать ткачихой и поварихой.
 И, надо сказать, вскоре искусными мастерицами прослыли во всех мирах. А мастера известные на них просто нахвалиться не могли. Бабариха, очень довольная старшими дочерьми,  всегда хвасталась перед гостями знатными да богатыми, имевших  сыновей молодых да красивых,  то шёлковыми рубашками, в которых даже в самый лютый мороз жарко было, то хлебом, что мог любой, даже самый лютый голод, всего одним кусочком утолить. И те присылали сватов. Но не нравился никто Беспуте с Кокошкой. У одного нос картошкой. У другого уши слишком  лопоухие. У третьего зубы кривые. У четвертого волосы словно щетина. А у пятого  один глаз налево смотрит, а другой всегда прищурен, как будто от солнца прячется. Всех женихов распугали.
-Дурочки мои любимые, - говорила злобная Бабариха, - да разве красота важнее всего на  свете. И пусть у Багони нос картошкой, зато богаче его батюшки нет никого во всём Поднебесном Царстве. Ни  в чём никогда нуждаться не будете. Уши у Болибора лопоухие слишком? Зато мама его самая могущественная чародейка Лукоморья. Все бояться вас и уважать будут. Зубы у Борзосмысла кривые? Так ведь не целоваться же с ним вечно. Зато  бабушка его может на сто веков вперёд видеть. Никогда в беду не попадёте. Волосы у Боригнева как свиная щетина? Так ведь не расчёсывать же вы их  век будете, гребни золотые ломая словно прутики. Его брат старший может слышать всё, что угодно, за тысячу вёрст, лишь приложившись ухом к земле. Самыми умными прослывёте во всех мирах. Глаз косой у Буенбыка? Так ведь другой-то, хоть и прищурен вечно, нормальный. Зато его сестра старшая, хоть и страшная как Лихо, во всех зельях разбирается. Будете жить долго и счастливо, от всех немочей защищённые.
-Не хотим за них замуж выходить, - наотрез отказывались Беспута и Кокошка, - наш принц на белом коне ещё не прискакал.
Мотала тогда недовольно головой Бабариха, да только ничего поделать не могла. А как замечала Добромилу несчастную, так и отыгрывалась на ней, всю свою злобу выказывая.
-Мамочка, - говорила напуганная мать Гвидона, - но я же тебя люблю всем своим горячим сердцем.
-Да не нужна мне твоя любовь, дура стоеросовая, - грубо отвечала младшей дочери Бабариха, - живёшь, горя не ведаешь, как сыр в  масле катаясь. А сёстры твои старшие душой сильно страдают.
И уходила, даже не то, что, не поцеловав горемыку, но и не улыбнувшись ей.
«Был бы жив папочка, - думала тогда Добромила, вытирая набежавшие слёзы шёлковым платочком, подаренным Безгневом, - то мамочка любила бы меня как и сестёр моих. Неужели совсем не достойна любви? Ну в чём я провинилась  таком ужасном? За что мне все эти несчастья?»
А Беспута и Кокошка  младшенькую сестричку даже и не замечали. Будто и не было её вовсе. Как и мать дурой стоеросовой считали. Горемыка за ними все наряды донашивала.
-Буду я ещё на тебя богатства, трудом нажитые, тратить! - говорила обычно Бабариха — Ничего, походишь и в этом, не обноски же какие.
Время текло быстрой рекой, а Беспута и Кокошка так в девках и оставались. Бабариха и хотела бы им ижицу прописать, да не могла. Любила пуще жизни. А Добромила, тем временем,  стала такой  красавицей  да умницей, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Любое дело в её золотых руках спорилось. А голос  звонкий тоску зелёную с печалью чёрной начисто прогонял. Люди любили Добромилу и всегда пытались утешить, зная о непростой судьбе девушки.
-Ишь ты, красавицей выросла, - завистливо говорила о младшей сестре Беспута, - а дурой-то набитой так и осталась.
-И не говори, сестричка, - вторила ей Кокошка, - другая бы поклоны каждый день нам да матушке нашей  отбивала за всё то добро, что мы ей делали. А эта...фу,  свинья небагодарная.
Как-то раз пригласил Бабариху с дочерьми  погостить к себе царь Ведомир, тогдашний правитель Цветущей Долины. Ну та и согласилась, скрипя сердцем, всех, даже Добромилу, привезти.
«Ничего страшного, - думала зловредица, - кто на эту безумную и посмотрит-то?»
Целую неделю прогостили они у богатого царя, да так ни  разу  не увидели сына его, Салтана. Слава о том по всему Поднебесному Царсту шла семивёрстными шагами. Говорили, что он и дюже красив, и дюже силён, и дюже красноречив. Многие молодицы по нему сохли, да только он, в свои восемнадцать лет, так никого и не выбрал.
-Увидим  ли мы сына твоего прославленного,  Ведомир? - заискивающе улыбнувшись, спросила Бабариха, мечтая заполучить доброго молодца в зятья.
Правитель Цветущей Долины, тяжело вздохнув, ответил:
- И сам бы хотел знать это. Ещё две недели назад утром на коня вскочил да и уехал куда-то.
Собралась уже было Бабариха в обратный путь, да не успела. Салтан домой приехал. Как увидела его Добромила так и полюбила всем своим чистым сердцем. Почувствовали это старшие сёстры и ещё пуще её невзлюбили.
-Ишь, дура-то наша,  глаз свой на Салтана положила, - сказала Беспута.
-То-то и оно, - вторила сестре Кокошка, - в голове ветер гуляет, а  в невесты хочет.
-Ничего, доченьки мои любимые, - успокаивала их Бабариха, - я эту неблагодарную со свету сживу.
Однажды тёплым вечером Беспута и Кокошка присели на лавку под окнами спальни Салтана да   разговор завели о том, что бы они сделали, выбери царевич  их в жёны. А сын Ведомира сидел и внимательно слушал. Этого-то и добивались старшие сёстры Добромилы, говоря как можно громче.
-Такого бы я полотна наткала, - говорила Беспута, - что им можно  было бы стократно всё Поднебесное Царство обернуть, от всех невзгод защитив.
-А я бы, - вторила ей Кокошка. - таких бы кушаний изысканных наготовила, что со всех миров бы гости тотчас же сбежались.
Услышав их, подошла к окну и Добромила. Увидев её, старшие сёстры тут же губки свои надули.
-Припёрлась, идиотина, - зашипела Беспута.
-Сидела бы в горнице, неблагодарная, - вторила ей Кокошка.
Увидел Добромилу Салтан и, выглянув из окна, спросил у красавицы:
-Ну а ты что бы  сделала?
Добромила как мак покраснела и, опустив глаза, ответила:
-Я бы подарила тебе сына-богатыря, слава светлая о котором шла бы по всем мирам.
Понравилось это Салтану и решил он жениться на ней. На следующее же утро свадьбу пышную сыграли. Бабариха, еле скрывая негодование, поздравила молодых.
«Ну, коли ничего сделать нельзя, - подумала она, - ту буду терпеть. Не век же мне в Цветущей Долине куковать. Чай,  и  своё Лукоморье имеется».
И даже Беспута с Кокошкой  улыбнулись Дабромиле, пожелав счастья и долгой жизни. Целую неделю пировали. Квас да мёд хмельной рекою безбрежной текли. Собралась было Бабариха со старшими, сильно пригорюнившимися, дочерьми в Лукоморье, да только не успела. Гонец прискакал от боярина Вертислава, который был оставлен трон на время отсутствия царицы править. Хоть и не доверяла Бабариха никому, но делать было нечего, не отправлять же дочек одних к Ведомиру. Вот и, скрипя сердцем, оставила Вертислава. Боярин-то был славен своей честностнью и человеколюбием. Но всё это для матери Добромилы было пустым звуком. Она считала, что только кнут может заставить уважать её жителей Лукоморья. Даже Кота Учёного приказала на цепь посадить, чтобы не сбежал. Мол, должен за еду да питьё денно и нощно сказки рассказывать.
-Беда,  матушка! - воскликнул посланник, упав Бабарихе в ноги — Вий Змеевич, проклятущий, с армией огромной явился и объявил себя повелителем Лукоморья!
Услышал про это Ведомир и решил пойти войной на сына Индрика Змея.  Да так назад и не вернулся. Год прошёл целый. Сильно горевал не только  Салтан, но  и Добромила, всем сердцем полюбившая тестя.  А Бабариха с дочерьми даже рады были. Не нравился им совсем добрый и справедливый Ведомир.
«Жизнь дана живым, а почившим в бозе вечная память», - вспомнил Салтан слова отца.
И приказал возвести поминальный  курган. А потом собрал дружинников отважных и сам отправился на войну с Вием Змеевичем. Уже верхом на буром коне строго-настрого наказал другу своему и советчику мудрому, боярину Будиславу, за Цветущей Долиной во все глаза присматривать, да о  Доброславе заботиться. Не доверял царь Салтан ни Бабарихе, ни дочерям её старшим. Почему, и сам про то не ведал. Только не принимала что-то душа его светлая родичей Добромилы. Как только  уехал царь,  то тут же Бавариха решила всю власть в свои паучьи лапы забрать. Но сначала ей было нужно избавиться от честного Будислава. Опоила она мудреца  дурман-травой, тот и забыл всё на свете. Даже имени своего не помнил, горемыка.
-Теперь я единоправная повелительница Цветущей Долины! - воскликнула Бабариха, собрав всех бояр — Ежели кто против этого, то со свету белого сживу!
Те и признали самозванку своей царицей. И стала Бабариха богатства несметные копить, обирая не только простых смертных, но и самых знатных бояр. Взвыли люди под непосильным гнётом, да только управы на зловредицу не было. Дружина-то вся оставшаяся с Салтаном ушла. Беспута да Кокошка замуж за сыновей самых богатых бояр вышли, которых самозванка побаивалась. Сама даже не зная почему. А Доброслава целыми днями в светёлке своей сидела и Сварога молила о помощи любимому Салтану. А о себе даже и не вспоминала. Хотя и на сносях была. Бабариха, получив власть, про неё и не вспоминала вовсе. И вдруг Добромила родила, как и обещала мужу любимому, богатыря. Так мог схватить  малец за палец, что аж искры из глаз сыпались. Когда другие младенцы рёвом заливались, он лишь мило улыбался. А рос богатырь не по дням, а по часам.  И решил боярин Велигор, за сына которого замуж вышла Беспута, послать к Салтану гонца с вестью о пополнении семейства. Но все боялись страшно Бабариху. И  тогда вызвался поехать сын Велигора, Буря. Написал боярин письмо, скрепил его перстнем  своим и отдал гонцу. Да только не успел Буря уехать. Опоила его Беспута Сон-травой. И пока спал богатырь, Бабариха взяла и подманила письмо. Самозванка даже и печать поставила Велигора, украв её у боярина хмельного. Неделю скакал Буря без продыху. А как добрался до Лукоморья, так сразу же и отдал письмо Салтану прямо в руки.
Надо   сказать, что правитель Цветущей Долины, благодаря помощи Волхи Всеславьевича, победил зловредного Вия Змеевича, бежавшего назад в Подземное Царство. И от этого настроение у Салтана было самое наилучшее.
-Какие новости, Буря? - спросил он с улыбкой.
Хотел было сын Велигора всю правду рассказать, но не смог. Ведь Салтан так счастлив был.
-Добромила твоя тебе богатыря родила, - только и сказал Буря.
А Салтан уж письмо читал. И чем дальше он это делал, тем всё мрачнее и мрачнее становился. Наконец, ударив ногой оземь, воскликнул:
-Богатыря, говоришь, родила?! Ну-ну!
И написал грозное письмо. И на этот раз Буря словно воды в рот набрал. Взял послание и  без продыху до самой Цветущей Долины доскакал. А как приехал, то письмо своему отцу и передал. Чем дальше читал Велигор, тем всё мрачнее и мрачнее становился. А как прочёл, схватился за голову и воскликнул:
- Салтан что, совсем с ума сошёл, что ли?!
На крик выглянула из окна коварная Бабариха и спросила:
-Чего орёшь  то так?
Не хотел давать ей письмо боярин, да не мог. Хоть и самозванка, но царица. Прочитала тогда Бабариха послание и рассмеялась:
-Наконец-то я буду отомщена!
-Быть может, Салтан не так что-то понял? - тихо спросил Велигор.
-Да ты что! - закричала самозванка — Белены, что ли, объелся?! Всё надо исполнить так, как царь приказал!
Делать было нечего и Добромилу с маленьким Гвидоном, посадив в бочку, бросили в Море-Океян.
-Всё, избавилась и от дуры стоеросовой, и от приплода гадкого! - сказала Бабариха дочерям — Теперь ваши дети наследниками Салтана  станут.
Но Мокошь милосердная спасла невинных и бочку через две недели прибило к острову никому доселе неизвестному. Став взрослым за время скитания, Гвидон выбил днище ногами и вместе с матушкой выбрался на свет белый. Огляделись они вокруг и пригорюнились. Повсюду лишь скалы были холодные. Кое-где травка проклёвывалась да кусты росли дикие. За неделю голод скрутил желудки несчастных. Сделал Гвидон из ветки упругой лук, да древки стрел.  Из камней им наконечники сделал. А из волоса материнского золотого тетиву смастерил. И решил поохотиться. Целый день пробродил Гвидон по пустынному острову, да так ничего и не словил. Думал уже к  матери вернуться, как вдруг увидел высоко в небе лебедя белого, сражающегося  с чёрным  вороном. Шла неравная борьба добра со злом.
Кругом то темно становилось, то вдруг  озарялось ярким светом. Видно было, что у  лебедя белого уже и сил для борьбы не осталось. А чёрный ворон уже и к самой шее несчастного подобрался. Ещё немного и конец тому придёт.
«Надо помочь горемычному!» - решил тогда Гвидон.
Натянул он стрелу быструю и сразил  коварного ворона, попав ему прямо в сердце. Тотчас же зловредец упал перед ним, превратившись в чернобородого старца.
- Вовек не простятся тебе дела твои! - еле слышно, воскликнул оборотень — Проклинаю  тебя и весь род твой самым страшным заклятьем моим!  Отныне и вовеки вечные не будет у вас ни дня без бед ужасных!
Затем, схватившись за пробитое сердце, издох. Тотчас же тело колдуна-оборотня съёжилось и исчезло, как будто его  и не бывало вовсе. И тут с небес опустился лебедь белый и, ударившись оземь головой, стал самой прекрасной во всех мирах царевной со звездой яркой на лбу.
-Спасибо тебе, Гвидон, - сказала она поклонившись, - спас ты меня от смерти лютой. За это я исполню любые твои три желания.
-Мне ничего не надо от тебя, красавица, -улыбнувшись, ответил сын Добромилы.
Царевна-Лебедь пристально посмотрела к нему прямо в душу и произнесла:
-Доброе у тебя сердце, Гвидон. Но просто вот так покинуть тебя я не могу. Добро добром добриться.
Хлопнула трижды в ладоши. Глядь, а посреди острова дворец вырос. Ударила ножкой по земле. И вокруг дворца город появился. Взяла песок в руку и развеяла его по воздуху, что-то прошептав на древнем языке. Тотчас же послышалась речь человеческая. Отломала веточку у куста дикого, смочила его водой Моря-Океяна и бросила перед собой. Тут же живность всякая появилась.
-Ну, богатырь, теперь тебе есть, где жить и чем править, -улыбнувшись, произнесла Царевна-Лебедь,  - а остров этот Буяном зовётся,  из-за буйных волн Моря-Океяна, что его омывают. Пора прощаться.
-Постой, красавица! -воскликнул вдруг Гвидон, схватившись за  сердце — Я не смогу жить без тебя!
Полюбил он сильно чародейку. Да и сама Царевна-лебедь успела душою чистой прикипеть к богатырю.
-Ну что же, - улыбнувшись, произнесла она, - стану тебе женой любящей и матерью наследников твоих.
Гвидону бы обрадоваться, да никак он этого не мог сделать. Помнил слова последние колдуна-оборотня. Прочтя его мысли невесёлые, Царевна-Лебедь взмахнула руками и запела. Чем звонче становился её голос, тем всё спокойнее становилось на душе Гвидона.
-Отныне проклятье Злослава не властно ни над тобой, ни над потомством твоим, - сказала Царевна-Лебедь, закончив петь.
Добромила всё это время тихо стояла в сторонке наблюдала за всем происходящим и радовалась за сына любимого  своего.
-Прости, матушка! - воскликнул вдруг Гвидон, посмотрев на неё.
И уже спокойнее сказал:
-Знакомься, это моя невеста, Царевна-Лебедь.
Добромила улыбнулась и произнесла:
-Совет вам да любовь.
Как только вошли Гвидон с Царевной-Лебедь в город, так сразу же люди их своими царём и царицей провозгласили. На следующий день и свадебку сыграли. Среди дорогих гостей был высокий чернобородый могучий старик.
-Это брат мой старший, Черномор, - познакомила Гвидона Царевна-Лебедь.
-Меня все дядькой кличут, - сказал великан с улыбкой.
-Братец, прошу тебя отныне и во веки вечные охранять Буян от врагов и напастей всяких, - попросила Черномора Царевна-Лебедь.
Богатырь снова улыбнулся и ответил:
-Быть тому!
Среди жителей Буяна был невысокий старичок, по имени Бровка. Мастером слыл на все руки. Он и подарил молодым ларец серебряный.  А чудесная певунья белка сама решила жить во дворце. Откуда она появилась никому неведомо было.  И стали Гвидон вместе  с Царевной-Лебедь да с матушкой своей горячо любимой Добромилой жить-поживать, добра наживать.  Народ Буяна на них нарадоваться никак не мог. Дядька Черномор, как и обещал, каждый день с дружиной своей богатырской с дозором из Моря-Океяна выходил.
Прошло лет пять и к острову пристал корабль купеческий. Как родных приняли их Гвидон и Царевна-Лебедь. Накормили до отвала, напоили до лёгкого хмеля. А потом и расспросили обо всём. Оказалось, что купцы эти из Цветущей Долины прибыли. Как узнала про то Добромила, так и места себе не смогла найти от тяжёлых воспоминаний. Гвидон тотчас же успокоил матушку:
-Всё, что было, то быльём давным-давно поросло. Зачем зря злой памятью душу себе тревожить. Так  можно и со счету себя сжить. А мне этого ой, как не хочется. Ибо ты должна ещё и внуков своих, и правнуков, и даже внуков их праправнуков понянчить. Ты со мной рядом, а значит жизнь продолжается. Батюшка, наверное, до сих пор клянёт себя за дела  свои. Но я его уж и простить успел. Да и бабку с тётками тоже. Пусть живут себе, если смогут простить сами  себя.
Услышав мудрую речь сына, Добромила успокоилась. А Гвидон попросил купцов поведать Салтану про Буян. Те с радостью и согласились. Проводив гостей дорогих, Гвидон пригорюнился.
-Что с тобой, муж мой любимый? - спросила Царевна-лебедь, опечалившись.
-Да вот, сказал матушке про отца своего, а сам и не верю в это, - тихо ответил Гвидон.
-Не беда, - улыбнулась Царевна-Лебедь и тут же обернула ужа в малюсенького комара, - лети, любимый мой.
Гвидон взмыл в воздух и вскоре приземлился на корабле купцов. Две недели длилось путешествие по  Море-Океян. А как прибыли в Цветущую Долину, то Гвидон полетел следом за купцами во дворец к Салтану. Те и не заметили его  вовсе. Как родных их принял муж Добромилы. Накормил до отвала, напоил до лёгкого хмеля. А потом  и расспросил обо всём.
-Много, где побывать успели, - ответил с поклоном самый старший из купцов, по имени  Братонег. - но только на острове Буяне видели чудо-дивное. Белку волшебную. Орешки она грызёт непростые, а с золотыми скорлупками. Да ядра изумрудные в серебреный ларец складывает. А между делом песенку поёт.
-Всё! - воскликнул царь Салтан — Сегодня же еду туда!
-Эка невидаль! - послышался  недовольный голос Бабарихи.
Как вернулся с победой царь Салтан, так и отобрал власть у неё сразу. И простить этого она ему никак  не желала. А возвращаться в Лукоморье как-то вдруг сильно расхотелось.
-Белок и у нас полным-полно, - вторила матери Беспута.
-А золота да камней драгоценных в кладовых наших немерено, - поддакнула Кокошка.
Тут царь  Салтан взял да и передумал. Гвидон в сердцах подлетел к злобной бабке своей  и укусил её прямо в нос. Тот возьми да и распухни. Заголосила Бабариха и принялась ловить комара. Да Гвидон-то в окно раскрытое вылетел и был таков.
Прошёл ещё целый год. Снова те же самые купцы приехали на Буян. Как родных их приняли Гвидон и Царевна-Лебедь. Накормили до отвала, напоили до лёгкого хмеля. А там  и расспросили обо всём.
-Царь Салтан жив-здоров, - ответил с поклоном Братонег, - да только Бабариха с дочерьми совсем с ума сошла. Каждый день жить царю мешают. То это им не так, то то не эдак. Вконец Салтана замучили! Он даже прятаться от них стал! Управы нет никакой на баламуток!
Поблагодарил его  за новости Гвидон и до корабля проводил. И тут вдруг поднялась большая волна из Моря-Океяна и на берег вышел дядька Черномор с дружинушкой. Увидали это купцы да рты и пооткрывали от удивления.
-Езжайте, друзья мои, домой, да обо всём, что видели да слышали, поведайте царю Салтану, - напутствовал их  Гвидон.
А как корабль отчалил, Царевна-лебедь его в шмеля и обратила быстрокрылого. Взмыл Гвидон в воздух да и приземлился на бочке с дорогим заморским вином. Две недели путешествовали по Морю-Океяну.  А как прибыли в Цветущую Долину, так и увязался за купцами во дворец Салтана. Те и за метили его вовсе. Как родных принял их царь Салтан. Накормил до отвала, напоил до хмеля лёгкого. А там и расспросил обо всём
-Много, где мы побывали, - ответил с поклоном Братонег, - да только на Буяне видели диво-дивное. Волна поднялась из Моря-Океяна и на берег вышел огромный чернобородый великан вместе с тридцатью тремя богатырями, чуть пониже его. Доспехи на них серебром отливали на ярком солнце.
-Всё! - воскликнул царь Салтан — Немедля еду туда!
-Эка невидаль! - проворчала Бабариха.
-Да великанов этих на острове Сицилия, как люди добрые сказывают, видимо-невидимо, - вторила матери Беспута.
-А волн огромных да доспехов серебряных и у нас найти можно, - поддакнула Кокошка.
Тут царь Салтан взял да и передумал. Гвидон в сердцах подлетел к бабке зловредной своей и ужалил её прямо в нос. Тот возьми да и распухни. Заголосила Бабариха и принялась ловить шмеля. Да Гвидон-то в окно открытое вылетел и был таков.
Ещё через два года снова знакомые купцы приехали на Буян. Как родных встретили их Гвидон и Царевна-Лебедь. Накормили до отвала, напоили до хмеля лёгкого. А там обо всём и расспросили.
-Царь Салтан жив-живёхонек. - с поклоном ответил Братонег, - да только не живёт он теперь во дворце, опасаясь злобную Бабариху с дочерьми. Совсем из ума выжила старуха! Требует, чтобы Салтан признал внуков её своими наследниками!
Поблагодарил его Гвидон за новости и до корабля проводил. И тут вдруг Царевна-Лебедь запела  своим чудным голосом. А звезда на её лбу засияла ярким цветом. Увидели это купцы да рты и пооткрывали.
-Езжайте, друзья мои, домой, да поведайте царю Салтану про всё, что видели и слышали, - напутствовал их Гвидон.
А как корабль отчалил, Царевна-Лебедь его в пчелу острожальную и обратила. Взмыл Гвидон в воздух и на бочке с китовым жиром заморским приземлился. Две недели путешествовали по Морю-Океяну. А как прибыли в Цветущую Долину, то за купцами и увязался во дворец Салтана. Те и не заметили его вовсе. Как родных принял их царь Салтан. Накормил до отвала, напоил до хмеля лёгкого. А там и расспросил обо всём.
-Много, где мы побывали, - ответил с поклоном Братонег, - да только на Буяне видели чудо-дивное. Жена князя тамошнего, Гвидона, так поёт, что аж душа то сворачивается, то снова разворачивается. А звезда у неё на лбу ярче солнца светит.
Всё! - воскликнул Гвидон -На корабль и в путь!
-Эка невидаль! - проворчала Бабариха.
-Так и я пою не хуже, - вторила матери Беспута, а от голоса её мухи на лету дохли.
-А звезду и нарисовать можно, - поддакнула Кокошка.
Хотел было уже царь Салтан передумать, да вдруг как будто обухом его по голове ударило.
-А матушку Гвидона, случаем, не Добромилой ли зовут? -  спросил он взволнованно.
-Да, именно так и есть, - ответил с поклоном Братонег.
-Еду! - воскликнул царь Салтан.
Бабариха хотело уже что-то крикнуть, да  только Гвидон в сердцах подлетел и  ужалил бабку зловредную свою прямо в язык болтливый. Возьми да и распухни. Замычала Бабариха и принялась ловить пчелу. Да только Гвидон вылетел в открытое окно и приземлился в тенёчке на корабле купцов. А вечером царь Салтан вместе с приближёнными  и  Бабарихой с  дочерьми отправился на остров Буян.
Море-Океян было неспокойно, как будто бы не хотело переносить зловредцев.  Всю дорогу Бабарихе было очень плохо. А Беспута и Кокошка даже нос не показывали на палубе. Через две недели прибыли они на Буян. Сам Гвидон вышел встречать отца своего вместе с матушкой и красавицей женой. Дядька Черномор держал хлеб и соль. А его   дружинушка стояла по обе стороны дороги от  самого Моря-Океяна  до дворца. Увидев Добромилу, царь Салтан упал перед ней на колени и, целуя руки, стал просить прощение. А Бабариха с дочерьми бросилась обратно на корабль. Да только богатыри дядьки Черномора их мигом споймали.
-Ну, обманщицы подлые, - грозно спросил царь Салтан, - во всём признаваться перед честным людом будете?
-Это всё она! - закричала Беспута, указывая пальцем на свою мать.
-Да, да, да! - вторила ей Кокошка.
-Ну и дуры, же вы! - в сердцах крикнула Бабариха и тут же во всём созналась.
Выслушав зловредицу, царь Салтан спросил у сына:
-Как наказывать их будем?
Но Гвидон, улыбнувшись, ответил:
-Они  своё уже получили. Пусть живут, если простить себя смогут. Да и родня они моя, как-никак.
Беспута и Кокошка тут же бросились целовать ему руки, отталкивая друг друга. А Бабариха, видя это, молчала, поняв, что проиграла. Ни власти, ни богатства. Даже в родном Лукоморье новый правитель, соратник Волхи Всеславьевича Бусоволк. Дождавшись  дочек, она, не сказав им ни единого слова, оправилась на корабль. И так там и пробыла до самого возвращения в Цветущую Долину.
Много веков пронеслось с тех самых былинных пор, да только ни князь Гвидон, ни матушка его даже ни на один день не состарились.  А всё благодаря волшебному источнику, бьющему из земли прямо во дворе дворца.
Очнувшись от раздумий, князь Гвидон улыбнулся Добромиле и направился в обеденный зал. Там он позвонил в колокольчик и приказал слугам побыстрее накрыть стол к завтраку. Он очень хотел, чтобы дорогие гости как следует подкрепились перед трудной дорогой. Ведь только Сварогу было ведомо, когда они  смогут снова поесть. Слуги, зевая и потирая заспанные глаза, поспешили выполнять повеление любого царя. Вскоре стол ломился от изысканных кушаний: заячьи потроха, копчённые куропатки, перепелиные яйца, рябчики на вертеле, уха из карпов, щуки и  сёмги, блины с красной и чёрной икрою, говяжьи ножки под чесноком. А квас да мёд хмельной рекой лились. Хотел было уже сотоварищей звать, да  только те сами уже пришли.
-Ну, гости дорогие, - сказал Гвидон, улыбнувшись, - хорошенько подкрепимся и в путь.
Прилетев к Алатырь-камню, Горынович мягко опустился на землю. Царь Иван тут же по-молодецки спрыгнул с его широкой спины.
-А ты, твоё  величество, ещё о-го-го, - оскалившись в улыбке, сказала правая голова Змея.
-Любому добру молодцу по шее дашь, да так, что он по пояс в землю уйдёт, - добавила левая.
-Есть ещё порох в пороховницах! - воскликнула средняя голова.
И  тут вдруг ветер принёс Лешего. Следом прилетела махонькая синица. А уж потом и Баба-Яга на метле.
-Ну, други мои, - улыбнулась колдунья, - вот мы и  снова вместе.
-Смотрите-ка! - вдруг воскликнула правая голова Горыновича — Сам Кощей Бессмертный здесь только что был!
-У-у, злыдень! - вторила ей левая.
-Жаль, сожрать его не можем, - посетовала средняя голова.
Все подняли головы и увидели Нетопыря, висевшего вниз головою в тенёчке прямо перед входом в Подземное Царство. И тут вдруг с неба камнем упал сокол, держа в руках два лебяжьих пёрышка. Он ударился оземь головой и перед сотоварищами появился сам Сварог. Увидев отца всего  сущего, все три головы Горыновича оскалились в широкой улыбке. Сварог, проведя рукой над пёрышками, вернул прежний вид деду Николаю и Ивашке.
-Ох, - сказал пастух, разминая руки и ноги,- совсем своего тела не чую.
-Никогда больше не хочу никаким пёрышком быть, - произнёс дед Николай, потирая спину, - даже таким чудесным.
Сварог, с укором на них посмотрев, махнул рукой. А через мгновение сказал:
-Будем надеяться, что дядьке Черномору и Чудомилу улыбнулась удача.  Чую, Кощей Бессмертный уже почти что рядом с Яблоком волшебным.
-Не будем же времени зря терять! - воскликнула правая голова Горыновича, который стал чуть повыше Сварога.
-Накажем зловредца! - вторила ей левая.
-За всё ответит! - присоединилась средняя голова.
Первым вошёл в подземелье Сварог, за ним, взявшись за руки, Баба-Яга и Леший. Ивашка дожидался отца. Дед Николай чуть замешкался и увидел как синица прекрасной девой стала.
"Ну и дела!" - подумал он, поспешив в подземелье.
Милорада-чародейка, перевязав непослушные волосы лентой, пошла вслед за ним.Царь Иван, увидев красавицу, крякнул от удовольствия и, пригладив седые усы, насвистывая соловьём, скрылся в темноте. Нетопырь, проследив за ними, вылетел из подземелья. Почуял нечистый, что над Кощеем беда лютая нависла.
Князь Гвидон надел просторные домотканую рубаху и брюки, дабы идти полегче было. Затем достал из сундука сапоги-скороходы и вышел с сотоварищами из дворца.
-Ну, други мои, - сказал князь Гвидон, - ни пуха нам, ни пера.
Ударив каблуками сапог-скороходов друг о друга, он стрелою помчался к дубу Карколисту. Чудомил обернулся шустрым воробьём и полетел следом. Дядька Черномор тотчас же его и обогнал, шагая трёхвёрстными шагами. Он первым оказался  у Алатырь-камня, что стоял прямо меж корней священного дуба и стал дожидаться сотоварищей. Вдруг послышалось страшное шипение и прямо перед его носом возник  Нетопырь.
-Ну, нежить, чего злишься-то? - спросил оборотня дядька Черномор.
Нетопырь, зашипев ещё сильнее, попытался выцарапать когтями ему глаза, но запутался крыльями в пышной бороде.
Дядька Черномор хотел было тихонечко снять оборотня, да сил и не рассчитал. Через мгновение от Нетопыря и мокрого места не осталось. Дядька Черномор крякнул и сел на сосновый пенёк. Вскоре появился Чудомил, а следом за ним и князь Гвидон.
-Ну, други мои, - сказал правитель Буяна, улыбнувшись, - начнём поиск смерти Кощеевой.
- Иван-царевич сказывал, - произнёс дядька Черномор, - что ларец заветный на самой нижней ветке Карколиста  висел. Но сейчас, как я вижу, его и след простыл. Правду говорили люди, перепрятал зловредец погибель свою.
Чудомил, заслонившись рукою от солнца, пристально посмотрел на священный дуб, от корней самых до вершины. Но ничего разглядеть не сумел.
-Чую, трудны будут поиски наши, - сказал он, тяжело вздохнув.
Лишь князь Гвидон был в хорошем расположении духа. Он проворно стал карабкаться по могучим ветвям Карколиста и вскоре крикнул сотоварищам:
-Нашёл!
Кощей-то ларец свой в жёлудь обратил, дабы никто никогда смерть его не нашёл, и повесил под самую вершину дуба.
Даже вездесущая белка не смогла разгадать загадку зловредца, а то бы уж давно про всё Сварог знал. Как разглядел князь Гвидон заклятый ларец неведомо. Быть может, Царевна-Лебедь ему чары свои передала как-то. Но это и не столь важно. Так же проворно спустился князь Гвидон на землю и протянул жёлудь заветный дядьке Черномору.
Тем временем Кощей Бессмертный, что-то напевая себе под нос,  был совсем рядом с заветным Яблоком. Он уже видел себя  самолично ломающим иголку заветную. Мол, не страшна  мне ты  теперь, я  вечен.  Но планам зловредца  не суждено было сбыться.  Увидев коварного братца, Вий Змеевич тотчас же змеем огромным обратился и набросился на него. Кощей Бессмертный никак этого не ожидал и еле увернулся от развёрзнутой пасти. Но Вий Змеевич ещё, и ещё, и ещё,  раз пытался проглотить, ненавистного всей его чёрной душе, родича. Да, не сжил бы со свету, но помешал бы выкрасть подарок, пусть и нелюбимого, отца.
Хоть и были Вий Змеевич и Кощей Бессметный  кровными братьями, но совсем  не любили друг друга. А наоборот, люто ненавидели, аж до самой крупной дрожи. И всё из-за одного случая.
Как-то, обернувшись простым мужиком, направился Вий Змеевич на Лысую гору. Уж очень обожал он подшучивать над собравшимися там колдунами да ведьмами. То рой пчёл напустит, то змей подбросит, а то и крутиться юлой заставит смеха ради.
Хотел было уж баловством своим заняться, да вдруг увидел красивую  молодою ведьмочку. Её глаза были чёрными как смоль и, казалось бы, видели всю твою сущность насквозь. Волосы, такого  же цвета, как и глаза, змеями развевались на лёгком ветерке. А голос заставлял трепетать даже самую чёрную душу. Влюбился до самой крупной дрожи Вий Змеевич и решил женою своей сделать. Наколдовав зелье из мухоморов и поганок, так любимое ведьмами, подошёл к чертовке и, мило улыбнувшись, спросил:
-Не желает ли красавица немного силы пополнить?
Ведьмочка, пронзив его своим взглядом, захохотала и воскликнула:
-Нужен мне ты больно, Вий Змеевич! Иди, куда шёл! Я люблю свободу!
Правитель Подземного Царства, услышав это, сильно опешил. Ведь никто ещё никогда не смог его распознать под личинами! Но быстро пришёл в себя и продолжил натиск:
-Зачем ты так, красавица. Быть может, у меня самые чистые намерения.
-У тебя?! - вновь захохотав, спросила ведьмочка.
И продолжила:
-Да знаю я про всё, безумец! Дев похищаешь  утехи ради! Ведь детей-то сам не способен на свет родить! Что, заклятье Сварога не даёт?! А  из детишек малых, похищенных  тобою,  подлых упырей делаешь! И меня тоже утехи ради хочешь к себе в подземелье утащить?!
Вий Змеевич снова опешил. Никто ему ещё вот так просто, глядя прямо в глаза, правды не говорил. Другого бы злыдень проклятущий уж давно со свету сжил. Но ведьмочка слишком глубоко в сердце чёрное запала. И стал он ей предлагать богатства несметные да власть на всем Подземным Царством безграничную и себя в вечные слуги в придачу. Но ведьмочка лишь громко смеялась в ответ. И решил тогда Вий Змеевич околдовать несговорчивую. Да только ни одно из его страшных заклятий так не подействовало. Ведьмочка, громко смеясь, пронизывающе смотрела на него своими чёрными глазами.
«Что за диво! - подумал зловредец — Такого просто не может быть!»
Он даже припомнил всё, что говорила его бабка Геката про любовные зелья и тотчас же сотворил их.
Но ведьмочка, всё выпив, даже не поморщилась.
«Видать, не мой сегодня день», - заметно погрустнев, подумал Вий Змеевич и уже хотел было исчезнуть, но вдруг заметил братца своего, Кощея Бессмертного, возникшего из розового тумана.
«Ох, и любит же он пыль в глаза всем пустить!» - подумалось правителю Подземного Царства.
Увидев его, Кощей широко улыбнулся, показав золотые зубы, и, обняв, спросил:
-Что, тоже решил поприсутствовать, старый чёрт?!
-Не старше тебя буду, - обиженно ответил Вий Змеевич, надув губы.
Но Кощей и не заметил этого вовсе. Он увидел ведьмочку и влюбился тотчас же. Это не ускользнуло от вострых глаз Вия Змеевича.
«Ха-ха-ха! - подумал он — Сейчас и ему  чертовка даст от ворот поворот!»
Но, к величайшему удивлению правителя Подземного Царства, ведьмочка сразу же приняла ухаживания Кощея.
«Ничего не понимаю! - подумал Вий Змеевич — Чем он лучше меня?! Ни кожи, ни рожи! Чародей плохой, правитель так себе! Постоянно с кем-то сражается за иглу свою! Умом  младенец!»
Как бы в ответ ему, ведьмочка воскликнула:
-Кощеюшка, я всю жизнь свою мечтала быть твоею! Ты самый-самый-самый могущественный чародей! Не то, что братец твой тугодумный!
Услышав это, разгневался сильно Вий Змеевич да и решил всех со свету сжить, забыв совсем про бессмертие коварного братца. Выросши вдруг выше самых высоких сосен, он навис на Лысой горой громадной тенью и прокричал самое ужасное проклятье немочи лютой.
 Но ничего не случилось. Тогда он вновь прокричал его. Снова тишина. Вконец взбеленившись, Вий Змеевич стал метать в разбегающихся колдунов и ведьм чёрную ядовитую слизь. Но так и не попал ни в кого.
-Хватит, безумный мой братец, зря силу свою тратить, - спокойно сказал Кощей Бессмертный, - всем же и без того  понятно, что ты самый обычный бездарь.
Услышав это, Вий Змеевич прочёл заклятье, отнимающее всю силу волшебную. Но Кощей щёлкнул пальцами и безумный братец его мигом в колоду осиновую обернулся. Ведьмочка, поцеловав его в губы, громко захохотала.
-Нам пора, чертовка моя! - воскликнул Кощей Бессмертный и вместе с ней исчез в появившемся розовом тумане.
Лишь к полуночи смог принять прежний облик Вий Змеевич, да и то не без помощи Параскеи. Та просто была неподалёку.
-Опять ты в переделку попал, сын мой, - сказала мать правителя Подземного Царства, - знаешь же прекрасно, что Кощей намного сильнее тебя будет.
-Но почему? - спросил Кощей Бессмертный -Мы же братья!
-Просто он всё время делает своё мастерство чародейское всё лучше и лучше, - ответила Параскея, - а ты погряз в злобе и зависти.
Поклялся тогда Вий Змеевич отомстить братцу своего коварному.
Вконец выматавшись, Кощей Бессмертный щёлкнул пальцами и тотчас же братец его безумный вновь колодой осиновой стал.
-Ух, и надоел же ты мне! - крикнул зловредец и хотел было уже ларец заветный взять, что стоял в небольшом углублении стены подземелья.
Да только вдруг как-то плохо ему стало, аж до самой крупной дрожи.
- Что это со мною?! - воскликнул зловредец, схватясь за сердце, падая на каменный пол.
-Ну, многомудрый, - сказал правитель Буяна, - ломай смерть Кощееву.
Дядька Черномор со всей силы своей многомогучей сжал в кулаке жёлудь, да только тот был словно каменный. Ещё, и ещё, и ещё раз пробовал былинный богатырь. Да всё без толку.
-Видать, заклятье наложил сильное злыдень проклятущий! - воскликнул дядька Черномор.
-Дай-ка мне попробовать, - попросил Чудомил и взяв жёлудь, положил его на камень и четырежды наотмашь ударил мечом-кладенцом.
Но ничего не вышло и у него. Камень в труху, а жёлудь целёхонек.   Задумались тогда сотоварищи, решая загадку это. Но ничего так и не придумали.
-Уф, - тихо сказал Кощей Бессмертный, - отлегло вроде бы.
И вновь потянулся за ларцом заветным, Яблоко волшебное от глаз чужих скрывающего.
-Стой! - послышался голос Параскеи — Не твоё оно!
И так стало вдруг тоскливо Кощею, что он даже на пол каменный упал и зарыдал громко.
-Хоть и дурак мой сын, но обидеть его я не дам! - воскликнула мать Вия Змеевича.
И Кощей вдруг стал змеёй извиваться, причитая громко:
-Какой же я изверг окаянный! Сколько душ смертных погубил! Нет мне прощения! Пойду и самолично иголку сломаю! Не мочи жить дальше!
-Жизнь есть мрак! Мрак есть жизнь! Свет есть тьма! Тьма есть путь! - воскликнула громогласно Параскея.
И Кощей, замерев, упал бездыханно на каменный пол. А Параскея, подойдя к колоде, провела по ней рукой и тотчас же Вий Змеевич принял прежний облик. Увидев неподвижного братца, он спросил:
-Издох?!
Но Параскея покачала головой
-Всего лишь впал в забвение, - ответила она и увела сына.
Как раз в этот момент и появился Сварог с сотоварищами. Увидев неподвижного зловредца, правая голова Горыновича воскликнула:
-Неужели смерть нашлась?!
-Вот здорово-то! - вторила ей левая.
-Слава! Слава! Слава! - троекратно повторила средняя голова.
Баба-яга, подойдя к братцу злобному, прислушалась да принюхалась.
-Живой, гад-то, ещё, - сплюнув, сказала она. - в забвение впал просто.
-Вот, незадача-то, - всплеснул руками Леший.
-Значит, ничего не вышло у Чудомила и дядьки Черномора, - погрустнев, промолвил Сварог, - значит, придётся по-иному нам поступить.
-Постойте! - вдруг воскликнул Ивашка -Давайте я быстро сбегаю наружу и обо всём разузнаю?
Никто и возражать не стал. Лишь дед Николай головой покачал. Да кто же сына его остановит. За Ивашкой, став вновь синицей,   следом полетела Мидорада, никем не замеченная. Она просто стояла в тени и слушала.
-Только чудо нам поможет, - сказал Чудомил.
И тут вдруг в голову князя Гвидона пришло решение:
-Раз моя белка может разгрызать золото, то и этот жёлудь для неё как простой орех!
И тут же четырежды свистнул. Раздалось знакомое всем на Буяне пение и из воздуха возникла белка.
-Прошу, бриллиантовая моя, помоги нам, - попросил её князь Гвидон.
И певунья, взмахнув хвостом, принялась за дело.
-Смотрите-ка! - воскликнула правая голова Горыновича — Задвигался, проклятущий!
-Ничего не берёт зловредца! - вторила ей левая.
-Как жаль! - добавила  средняя голова.
Кощей Бессмертный вдруг вскочил и, схватившись за  сердце, громко волком взвыл:
-Я не хочу умирать! Не хочу-у-у-у-у-у-у!
-Лови её! - закричал дядька Черномор, показывая на выпавшую из перегрызенного жёлудя иглу.
Но князь Гвидон не успел и смерть Кощея упала в высокую густую траву.
-Получше, вроде бы, стало, - еле слышно сказал зловредец.
Но увидев Сварога, сильно побледнел.
-Что, злыдень, не ожидал меня увидеть?! - воскликнул отец всего сущего.
Кощей затрясся от вдруг напавшего на него лютого холода.
-За всё ответишь! - продолжал Сварог и зловредец снова схватился за  сердце.
-Нет тебе пощады! - молвил отец всего сущего.
Кощей взвыл от нестерпимой боли и рухнул на каменный пол подземелья.
-Эх, раззява! - в сердцах воскликнул дядька Черномор.
Услышав это, князь Гвидон виновато посмотрел на него.
-Вовек теперь иглу не найти, - всплеснув руками, сказал Чудомил.
И тут к ним выбежал Ивашка. А следом за ним появилась синица. Пастух сразу понял, что что-то нехорошее приключилось.
-Я иглу в траву выронил, - тихо сказал князь Гвидон.
-Не беда! - воскликнул Ивашка и, вытащив из заплечной сумки ножницы портняжные, через мгновение вытащил из травы пропажу.
-Ну, ломаю, - сказал дядька Черномор.
-Мне, что-то, жаль его стало вдруг очень, - вытерев слезу, сказала правая голова Горыновича.
-Хоть и злодей, но живой же, - вторила ей левая.
-Очень жаль, - поддакнула средняя голова.
-А мне так он противен! - воскликнул царь Иван - Одни беды несёт мирам!
Все три головы Змея с укоризной на него посмотрели.
-Он мне брат родной, - сказала Баба-Яга, - но я его не люблю вовсе. С раннего детства пакости мне делал, окаянный. Мол, мама больше его любит.
-Да, заслужил он наказания, - произнёс Леший.
-Смотрите-ка, да он же и не дышит вовсе! - воскликнул дед Николай, прислушавшись.
Баба-Яга наклонилась к Кощею Бессмертному и сказала:
-Всё, дух испустил. Видно нашлась его смерть, всё-таки.
-Наконец-то Поднебесное Царство освободилось от его пакостей, - сказал, улыбнувшись, Сварог, - теперь я могу совершенно спокойно к себе в чертог вернуться.
Он подошёл к бездыханному Кощею и провёл над ним рукою правой. Тут же послышался последний вздох зловредца и его тело, скукожившись, исчезло.
-А вот и ларец заветный, - оскалившись в улыбке, сказала правая голова Горыновича.
-Бери, твоё величество, Яблоко своё волшебное, - молвила левая.
-Ты достоин жить вечно, - продолжила средняя голова.
Царь Иван откусил кусочек и помолодел на двести лет. Откусил другой и ещё двести сбросил. Откусил третий — совсем молодым стал. Хотел было  съесть всё Яблоко волшебное, да Баба-Яга не дала:
-Дубина стоеросовая! Совсем же исчезнуть можешь!
Царь Иван тотчас же оставшееся в ларец обратно положил.
-Пусть самые достойные получат право жить вечно, - сказал он, улыбнувшись.
-Ну, пора и честь знать, - произнёс Сварог и первым пошёл прочь из Подземного Царства.
-Вот и нет Кощея Бессмертного! - воскликнул Чудомил.
И тут вдруг синица девой прекрасной обернулась. Увидев её, тотчас же и влюбился богатырь былинный. Да и Милораде чудо-витязь сразу в сердце запал.
-Кажется, - улыбнувшись сказал князь Гвидон, - у кого-то скоро свадьба будет.
Услышав это, Чудомил и Милорада покраснели как маков цвет.
И тут на белый свет вышел Сварог с сотоварищами.
-Молодцы! - воскликнула правая голова Горыновича.
-А мы-то уж и сомневаться было в вас стали, -произнесла левая.
-Но вы не подвели! - сказала средняя голова.
-Если бы не Ивашка, - сказал дядька Черномор, держа пастуха за плечо, - вовек бы нам иголку не найти в траве густой.
Услышав это,  князь Гвидон чуть от стыда не сгорел. Но Сварог, подмигнув ему, сказал:
-Не все ловки, друг мой. Даже я бы иглу не удержал.
Он посмотрел на сотоварищей и продолжил:
-Всё хорошо  то, что хорошо кончается! Сына деда Николая мы нашли. Кощея Бессмертного жизни лишили. Теперь и по домам можно.
Сварог поклонился всем сразу до самой земли и молвил:
-Спасибо вам за помощь, друзья мои.
И, обернувшись соколом, вскоре исчез меж облаков.
-Ну и нам пора, пожалуй, - сказала Баба-Яга, с любовью посмотрев на Лешего.
Тот погладил её нежно по руке и произнёс:
-Будете в Заповедном Лесу, милости просим к нам в гости.
Поднялся ветер и унёс лесного духа. А следом и Баба-Яга на  метле улетела.
-И нам пора, - вытерев слезу, сказала правая голова Горыновича.
-Эх, и хорошо же было с вами, други! - воскликнула левая.
-Давай, твоё величество, мы тебя домой отвезём, - предложила средняя голова.
Царь Иван, прижав к груди ларец заветный, сел к Змею на спину. Горынович взмыл в небо. И  вскоре его  уже и видно не стало.
-Пойдём, что ли, и мы домой, - сказал князь Гвидон, ударяя каблуками сапог-скороходов, - всегда буду рад вам, друзья мои.
-Ежели враг какой появится, - произнёс дядька Черномор, - весточку сразу мне шлите.
Когда и они исчезли, Чудомил вдруг ударил себя по голове:
-Так мы же их на свадьбу к  себе не позвали!
Но Милорада успокоила возлюбленного:
-Успеем ещё сделать это. Чай, не сейчас же пир-то устраиваем. Надо, для начала, со всеми делами накопившимися разобраться.
И снова став синицей, взмыла под самые облака. А Чудомил шустрым воробьём полетел следом.
-Ну и нам пора, - улыбнувшись, сказал дед Николай, ударяя друг о друга каблуки сапог-скороходов.
-Ох, и соскучился же я по отчему дому! - воскликнул Ивашка, делая тоже самое.
  Через два месяца все сотоварищи собрались вновь, гуляя на свадьбе богатыря Чудомила и прекрасной чародейки Милорады. Царь Иван прибыл с дочерью Марьей, выглядевшей моложе Ивашки лет на десять. Видно и она откусила Яблоко волшебного. Они подарили молодым скатерть-самобранку. Баба-Яга и Леший прилетели на спине Горыновича. От них всех был общий подарок — Цветик-Семицветик, в народе Иван-да-Марья прозываемый. Сок его любые слёзы высушивает. Дед Николай колыбельку смастерил чудесную, в которой младенцы вовсе не плачут. Ивашка на свадьбу пришёл с молодой красавицей Марфой и подарил дудочку, самолично сделанную. Мелодия её исцеляет саму костлявую отгоняет. Князь Гвидон прибыл с  матушкой Добромилой и Царевной-Лебедь. Молодых одарили ковром домотканым, на котором всё Поднебесное Царство как живое было.  А дядька Черномор вручил ракушку, из самого дна Моря-Океяна. Ежели к  уху её приложить, то песню Русалок морских, убаюкивающую, услышать можно и  от самой чёрной печали избавиться. Сам Сварог с сыновьями честь оказал высокую. Подарком его были гусли-самогуды, которые любого плясать заставляли, исцеляя от всех недугов. Даже Кикимора с Шишковичем появились. Совсем про них все позабыли, в делах-то праведных. А увидев на пороге, как родных встретили. Кикимора пояс волшебный, кошмары отгоняющий, подарила. А Шишкович — смолы сосновой да хвои. Любая простуда да ломота костная мигом отпустят. Пир месяц целый длился. Мёд хмельной и квас рекою безбрежной текли.
И я там была, но ничего не пила, зато наелась до отвала. Видел  у меня в шкафу шкатулку? Так её мне сам Чудомил подарил. Всякий раз открываю и удивляюсь подарку волшебному. Поди-ка и сам посмотри. Видишь, каменья драгоценные? Когда над  дедом твоим туго пришлось, я все  продала. На  сердце так тоскливо было. Как-никак, подарок от всей души. Домой пришла, гляжу, а шкатулка-то на месте стоит. Открыла её и ахнула. Каменья как будто бы и не исчезали вовсе. Сколько бы  не бери, меньше их никогда не станет. Это мой тебе подарок, внучек. Мне-то самой каменья драгоценные без надобности.
О чём это я? Ах да. Люди сказывают, что Ивашка-то и Марфа его поженились. На свадьбе у них все герои моего сказа были. Подарков надарили тьму-тьмущую. Но самый ценный был, конечно же, от самого Сварога. Отец всего сущего подарил им, не поверишь, бессмертие. Заслужили они жизнью своей праведной. А деда Николая, как срок его подошёл, Сварог к себе в советчики забрал.
Ой, посмотри-ка скорее в окно, внучек! Чудо-дивное! Радуга семицветная, словно мост между мирами, появилась! Никак сам отец всего сущего знак свой подаёт! Всё, мне пора. Но не скучай сильно. Как только луна вновь полной станет, покличь меня зычно со  всех четырёх сторон. Тотчас же появлюсь и сказ новый расскажу. Ну, пора!
Я долго смотрел из окна на радугу, по которой в Небесное Царство поднималась моя горячо любимая бабуля. Но на душе  не было печали, ибо знал прекрасно, она меня никогда одного не оставит. А сказы бабули да были всё Поднебесное Царство узнает. В этом уж будьте уверены.
Ах да, чуть не забыл. Никогда не считайте себя самым-самым-самым, ибо может вдруг найтись тот, кто окажется мудрее и сильнее. Ко всем, и к людям, и к зверям, и к птицам, и даже к гадам ползучим, относитесь только с любовью. Ибо зло возвернётся бумерангом. А как срок подойдёт с миром бренным расстаться, встретьте крёстную с улыбкой, вспомнив самое счастливое. Мир вам всем.

Тут и сказочки конец, а кто слушал — молодец!

Картинка из Сети


Рецензии