Эпизод 15. Пани, 1920г

 
       «Мама, я никуда не поеду!» Она твердо посмотрела в глаза матери. «Все я понимаю – война, нищета, ужас. И папа уже ждет на корабле и  билеты уже куплены. Туда, где нет войны и нет разрухи и тифа. Но я не поеду. Да, в нашей Польше сейчас кошмарная действительность, все рухнуло, все куда – то бегут, одни на восток – к своим  друзьям в России, другие – на запад, к своим родственникам в Америке. Я не хочу бегать, я здесь родилась, выросла, здесь моя страна, моя жизнь! Что будет, то и будет – я полька и буду жить в Польше. Как  мои предки, портреты которых ты уже отправила на пароход. Помнишь, мама, как ты учила меня гордиться нашими предками? Которые всегда жили здесь, на родной земле и вынесли все тяготы и лишения. Благородные люди, настоящие патриоты Польши! Они не бегали по заграницам, когда на их землю приходили враги – они сражались за свободу своей родины, правда, мама?» Мама приложила к заплаканным глазам  платочек – «Доченька, тебе всего 18, жизнь только начинается. Какие сражения, о чем ты говоришь! Дядя Юзеф так будет рад тебе, он уже писал – ты помнишь, у него есть для тебя хорошее место в его большом магазине, мы все будем много работать и начнем новую жизнь там, в Америке. Неужели, ты хочешь остаться в этой нищей, разоренной стране, среди этих грубых солдат - вечно пьяных, горланящих песни с утра до вечера и марширующих по улицам Варшавы? Говорят, уже подходит этот красный генерал Тухачевский с огромной армией, если они возьмут город, ты представляешь, что здесь будет твориться, доченька! И ты хочешь остаться?» - «Да, мама! Я остаюсь! Пойду помогать полякам, которые никуда не бегут, а готовятся бить захватчиков, погибнуть, или победить! А потом, когда мы победим, а мы обязательно победим и Польша снова станет свободной, поеду к тете  в провинцию. У нее большое хозяйство, ей нужна помощь, ведь, правда, мама? Ты же сама мне недавно говорила, что тетя осталась без мужа и старшего сына и она будет счастлива, если в это тяжелое время я буду рядом с ней.»
         Мать тяжело вздохнула – «Эх, доченька – доченька, ну, что ж, раз ты так решила, пусть так и будет. Храни тебя пресвятая Мадонна! Если передумаешь, ты знаешь адрес дяди Юзефа, пиши, мы тебя обязательно вытащим отсюда!»
Они победили, враг не взял город и понес огромные потери. Она помогала, чем могла – подносила патроны в окопы, варила кашу, стирала окровавленные бинты в больших котлах, таскала бидоны с водой, поила солдат  из мятой жестяной кружки, выводила в тыл раненых – тех, кто еще мог сам идти. Она знала, что выполняет свой долг, как выполняли его ее далекие предки.
Тетя Эльжбета не могла нарадоваться на свою юную помощницу. Племянница из Варшавы оказалась девушкой трудолюбивой – она быстро включилась в их общую работу по содержанию маленькой пивной  на окраине небольшого приграничного городка. Рядом проходила дорога в соседнее государство – Германию, где после поражения в Мировой войне, тоже была разруха, отсутствие твердой власти и порядка. Толпы беженцев, переселенцев, демобилизованных солдат из капитулировавшей немецкой армии и прочего разного люда, перетекали туда – сюда через некую «линию», которая еще не была границей. Еще не определили сильные мира сего, где и какие земли войдут в новое польское государство. По вечерам, сидя  за большим дубовым столом в тетином двух – этажном доме,  они – тетя, ее младший сын с женой и столичная родственница, обменивались мнениями о послевоенном устройстве их родины. Сын, молодой человек, лет 25-ти, не попавший на фронт по причине близорукости и , видимо, именно поэтому, оставшийся жив, утверждал, что нынешнее положение вещей на востоке Европы  обязательно приведет к новой войне. «Вы посмотрите – они все чем – то недовольны! Немцы недовольны поражением и  отторжением окраин, русские хотят мировой революции, наши мечтают о Польше «от моря до моря». На всех не угодить, этот мир – ненадолго. Уверяю вас, милые дамы – вопрос времени, когда снова заговорят пушки, иначе эти проблемы не решить.» Племянница, горячо отвечала –« Ну, что ж, если будет новая битва, значит – так надо! Каждый поляк должен помнить о величии его страны, о том, что Вроцлав когда – то был польским городом, а не германским Бреслау! Вот, поднимем родину, окрепнем и вернем исконные польские земли обратно! Ведь, правда же!»
        Тетушка гладила девушку по темным мягким волосам, нежно смотрела на нее – «Эх, не до  чужих земель нам, милая племянница – свою бы в порядок привести. Обжить, обустроить. Шесть лет воюют, когда ж закончат –то, сил нет! И мужа и сына старшего война проклятая забрала! Ты посмотри, сколько людей  мечется по дорогам – ни родины, ни крова, ни работы - ничего! Где жить, как жить, куда идти – помоги им Дева Мария, облегчи страдания. Наставь на путь истинный!» Уже убирая посуду со стола, тетя тихо сказала ей, чтобы не слышали остальные – «Милая ты моя, может, написать дяде Юзефу, маме твоей – все ж Америка, войны нет, люди живут спокойно и счастливо, может, поедешь к ним, подальше от всего этого? Родители, поди соскучились, тоскуют без доченьки. Ты подумай, а мы тут справимся, самое тяжелое позади, бои закончились, все утрясается потихоньку. Как – нибудь переживем.» - «Нет, тетя Эльжбета! Я все давно обдумала. Буду с вами, буду жить в своей стране, а не в чужой. А к маме и папе я еще съезжу в гости, когда разбогатеем, похвастаюсь, как мы без них тут справились и с врагами и с прочими трудностями. Пусть знают, что их дочь не испугалась опасностей, что нашим предкам за меня не стыдно! Правда, тетушка?»
         Она вышла из дома, прислонилась к  молоденькой яблоне, росшей у окна. Мимо ехали телеги, тянулись пешие – с мешками, саквояжами, узлами. Люди возвращались к мирной жизни, к мирным заботам. Она посмотрела в сторону границы, там лежала другая страна – поверженная и разоренная войной. Наступал вечер, солнце опускалось за невысокие горы, первые звезды уже были видны на темнеющем небосводе. Вдруг, она услышала странные звуки – лязг железа, грохот залпов, топот сапог по мостовой  и чужую, гортанную речь. Скрип автомобильных шин возле дома. Она вздрогнула и тряхнула головой, отгоняя наваждение – «Уф, показалось, померещилось что – то, устала, наверное, бывает. Надо идти спать, завтра трудный день.»