Изабелла

Чем больше Георгий Борисович выпивал, тем больше всяких дежавю с ним случалось. Не то что бы это беспокоило его, но озадачивало. Так вот и ее, чернобровую за стойкой на разливе, он уже где-то видел. Может, наложница из прошлой жизни, или крепостная. Как сказал Кришна Арджуне, никогда не бывало такого времени, чтобы меня и тебя не было в этом мире, мы существовали всегда и будем существовать в будущем. Или не так сказал. А может, и никогда не говорил вовсе.

– Мне красного сухого.

Пока чернобровая наливает, Георгий Борисович спрашивает:

– А как ваше имя, сударыня?

– Изабелла.

– Изабелла! Какое винноцветное имя!

Изабелла протягивает стаканчик, наполненный до краев. Георгий Борисович выпивает, но не до дна, оставляя на глоток. Вино обволакивает, размягчает, греет. Допивает.

– А вы на черноморском побережье были? – спрашивает Изабелла, будто бы предлагая туда с ней уехать.

– Был, – отвечает Георгий Борисович, – в бархатный сезон, по путевке. Помню, пляж полупустой, я на циновочке лежу, пиво потягиваю, а дамочка одна в желтом купальнике все загорает, то один бок, то другой солнцу подставляет, а потом подходит к морю освежиться. Волны барашками набегают. Ветерок локоны вытягивает из-под шляпки. Она заходит по колено в воду, смотрит вдаль на кораблики. «Чу-чу-у!» – гудит на горизонте сухогруз. «Кри-крии», – чайка в небе пикирует. Я со спины за женщиной наблюдаю, любуюсь. Тут замечаю, что у нее моча по бедрам стекает, а она пальцы в ней греет. Вот что я называю бархатными сезонами! Потому не зови меня с собой, Изабелла, будь ты хоть трижды Каберне-Совиньон, хоть Порто-вино, хоть Псоу-Шабо! И не заманивай меня ни урюком, ни мукузани, ни тем, что ласкать меня будешь под виноградной лозой. Никуда я не уеду, Изабелла, и не проси. Я остаюсь здесь. И здесь буду целовать твои смуглые руки, подающие мне вино.