Фамилия. Глава 1

Мой отец никогда толком  не знал, кто  его прародители. Время от времени он пускался в воспоминания, но ничего, кроме того, что его дед был сослан в Сибирь  откуда-то из-под Вильно,  рассказать не мог.  Так назывался в то время город Вильнюс. Рассказывал, что дед жил в избушке в деревне Челнокова , были у него две дочки, но не было жены.  Хотя мне всегда казалось, что он говорил лишь об одной дочери – своей матери. Однако наша средняя сестра Людмила утверждает, что дочери было две, и когда их отец уехал из деревни в Шадринск, с ним отправилась  одна из дочерей, а вторая, Клаудия, – мне неизвестно, старшая или младшая – осталась в деревне.

Фамилия Язовский, которую однажды неожиданно приобрел мой старший брат Константин (об этом  речь пойдет впереди), выходит, принадлежала нашему прадеду, его в деревне односельчане называли  Иваном.  Исходя из его польских корней, на которых настаивал наш папа, скорее всего его звали Яном, но сибиряки сразу  переиначили это имя на русский лад. Как, впрочем, перековеркали и фамилию, как уже выяснилось через много лет. Его дочь, – маму отца и нашу бабушку, –  звали Клавдией Ивановной. Так она записана в свидетельстве о рождении нашего папы. Но опять же возникают сомнения: а так ли в самом деле звали дочку Яна? По-польски это имя звучит как Клаудия. Но какой же русский станет так выговаривать, куда проще называть девушку Клавой.

Мы много гадали, за что был сослан наш прадедушка из Литвы в Сибирь. И не один, а со всей семьей. Осужденных по уголовному делу отправляли в дальние края одних, без сородичей, – последние оставались в родных местах ждать возвращения  родных с каторги или из ссылки. Семьями в ссылку гнали политических. Судя по фамилии, которая заканчивается на суффикс «ский», она принадлежала дворянскому роду. 
Я где-то читала, что полякам, не относящимся к дворянству, то есть к шляхте, но отличившимся в служении своему государству, за заслуги перед Речью Посполитой присваивали дворянский титул,  и в связи с этим изменялась их фамилия: например, был Вишневец, а стал Вишневецкий.

Перелистывая страницы  списка  «Наследники шляхты и дворянства», я наткнулась на  фамилию  Яздовский ( Jazdowski ). Очень уж похожа на  Язовского, просто одна буква выпала из слова. Но дальнейшие события в нашей семье, когда мы, сестры, тоже решили вернуть себе родовое имя,  показали, что не всё так просто с нашей фамилией.

Из всех этих изысканий и  возникло предположение, что прадед наш Ян Язовский  был шляхтичем и, возможно, участвовал в восстании  1863—1864 годов. Вместе с поляками в восстании приняли участие литовцы, белорусы и украинцы. Целью шляхетского восстания было обретение национальной независимости, восстановление государственности. Польское дворянство было недовольно русским управлением в Царстве польском, а в среде  студентов и офицеров русской армии возникали польские патриотические организации.

Восстание закончилось поражением. Больше 100 человек приговорили к смертной казни, и около 12 тысяч отправлены на каторгу или высланы.

Таким образом прадед наш однажды оказался в  деревне Челнокова Ишимского  уезда  Тобольской  губернии.  Жил нищенски, ничего не умел делать и, только благодаря сердобольным  челнаковским  мужикам,  научившим его подшивать валенки, кое-как зарабатывал себе и дочкам на жизнь.

Едва подросла Клаудия, –  нанялась в батрачки к зажиточной семье Ершаковых. Отец мой говорил, что она слыла первой красавицей на деревне. Да и трудилась с утра до вечера, не покладая рук. Вот только трудилась на чужих людей. Хотя многие заглядывались на неё, но кто  возьмет в жены девушку без приданого, батрачку, по сути – нищую. Взрослела, ещё больше хорошела,   тут-то и  заметил её хозяйский сын Данила. Любовь была взаимной, страстной, только не сулила она счастья ни тому, ни другому.

Родители подыскали Даниле невесту из богатого дома, стали готовиться к свадьбе.  Боялся ли сын перечить родителям, пытался ли отказаться от выбранной ими жены, то ли говорил  им о своей любви, то ли не говорил, – нам это неведомо. Знаем только, что до конца надеялся на лучший исход:

– Милая, – говорил Данила любимой Клаве, – приходи в церковь на венчание. Там я скажу, что не она, а ты моя невеста, никого больше не хочу в жены, кроме тебя.
И оба верили, что так и произойдет. Данила был верен своему слову. Когда рядом с ним встала невеста, он отошел от неё, взял за руку Клавдию и подвел её к родителям примерно с такими  словами:

 – Вот моя невеста, я люблю её, она любит меня. Не надо мне другой жены. Благословите...

Скандал был великий. Клавдию принудили выйти из церкви. Данилу тоже силой держали и  не выпускали, пока не закончилось венчание.

На другой день Клавдию рассчитали, а поскольку она носила ребенка Данилы, родители  его выдали несостоявшейся снохе откупные и приказали не напоминать ни о себе, ни о ребенке.

Так в 1895 году родился мой папа. Мальчика назвали Игнатием. Отчества в его метрике не было. Вместо него стоял прочерк.
 
Бедная красавица с незаконнорожденным ребенком – кому она нужна? Как мучилась, как выживала – одному Богу известно. И вот однажды кто-то надоумил: есть  состоятельные бездетные семьи, вдруг захотят усыновить маленького? Отдай, ему там лучше будет. А ты без него сможешь замуж выйти, ты же молодая, красивая, сильная, работящая...

И когда из недалекой деревни Ощепково к  Клавдии приехала бездетная пара Гориных, она отдала им ребенка. Так  Игнаша стал приемным сыном в этой семье, получил новую фамилию и отчество: Горин Игнатий Семёнович.  Клаудия потом, действительно, вышла замуж за Евграфия Нефёдова, и у Игнатия появилось несколько братьев и сестер, с которыми он не прерывал родственных связей всю свою жизнь. Насколько я помню, их звали Палладий, Константин, Ульяна, Акулина, Наталия, только не знаю, кто за кем родился.  Из них я видела Акулину, очень красивую, приезжала к нам Ульяна, а с тетей Наташей мы сблизились, когда я была у неё в гостях  после окончания школы.

У Гориных же через несколько лет после усыновления моего отца родился сын Василий. Родители продолжали воспитывать двух мальчиков, не делая между ними никаких различий. Дядю Васю я тоже  воспринимала как родного дядю.