По маковому полю

Часть первая
Глава первая. Ночь на станции.
Говорят, если долгое время быть на холоде, температура тела снижается, нервная система находится в состоянии угнетения, что ведет к почти полной потере чувствительности. Организм впадает в состояние анабиоза и человек засыпает. За последние десять секунд Йоки несколько раз бросала взгляд на большие круглые с  красной окантовкой часы, висевшие на основной стене перрона. Массивные, выделяющиеся на серой от грязи и пыли стене, они бросали вызов каждому, кто на них смотрел. Маленькая стрелка вот уже третий час упорно отсчитывала каждую секунду, проведенную Йоки на станции. И хотя вязаная шаль едва ли могла защитить ее от холодных порывов ветра и снега, Йоки все еще чувствовала неприятное покалывание кожи рук и лица. До сна же ее отделяло как минимум еще столько же времени, хотя и не стоило рассчитывать на это. Плотнее вжавшись в скамейку, пытаясь натянуть ткань и закрыть как можно больше тела, она продолжала смотреть вдаль на железнодорожные пути.
Несмотря на полную луну и тусклый свет фонаря, на станции было достаточно темно, чтобы Йоки не чувствовала себя в безопасности. Каждый шорох и шум заставлял ее боязливо озираться в поисках источника звука. И хотя она давно перестала плакать, при наклоне головы, когда луч света освещал ее лицо, на щеках поблескивали дорожки крупинок льда, образовавшиеся от слез. Импульсивный порыв, приведший ее в ночное время на вокзал, уже спал, и только силой воли Йоки заставляла себя сидеть и ждать поезд. Куда она поедет и что будет делать, она не знала и гнала эти мысли прочь. Ей казалось, задумайся она хоть на мгновенье, как ее решимость иссякнет и она вернется в «дом большой мамы», как все постояльцы интерната называли его. Большой мамой была директриса мисс Хэрденсон; свое прозвище она получила, потому что заботилась обо всех детях, как о своих собственных, несмотря на четверых родных. Йоки, как и многие другие, никогда не жалела о своей судьбе брошенного ребенка: теплоту и дружеские отношения, помощь в нужный момент они всегда могли найти их у «большой мамы». До сегодняшнего вечера любую проблему Йоки могла обсудить с мисс Хэрденсон. С малых лет она знала, что, став взрослой, останется в интернате и станет воспитательницей. Поставив цель, она каждый день старалась помогать другим детям. Делилась игрушками, помогала с занятиями и ухаживала за заболевшими. Чувствуя поддержу и одобрение со стороны взрослых, она усердней принималась за новые дела. Когда другие на дни рождения и праздники просили себе что-то новое или вкусненькое, Йоки всегда вносила в список самое необходимое для интерната. В своих мечтах она представляла себя преемницей мисс Хэрденсон. На ее ранних рисунках были изображения большого дома, заполненного детьми, а в центре — она с «большой мамой». Воспитатели поощряли ее и называли маленькой мамочкой. Это прозвище быстро распространилось, и часто можно было услышать, как тот или иной ребенок говорил кому-то: «Обратись к маленькой мамочке, она поможет». Йоки льстило такое отношение, и она старалась еще больше.
По сути, ее бегство сегодняшней ночью было вызвано в большей степени уязвимой гордостью. Ощущая себя преданной самыми близкими и любимыми, Йоки наспех собрала немногочисленные вещи, в число которых входило одеяло, сотканное из разноцветных лоскутков детских одеял, единственное платье, подаренное вопреки ее желанию на пятнадцатилетие, из которого она не успела вырасти,надетое один единственный раз на концерт, проходивший в прошлом месяце, пара носков и зеркало с расческой. Тех немногих заработанных денег, что у нее были, едва хватило бы на дальнюю поездку, но Йоки все равно решилась уехать и теперь, сидя в одиночестве на темном перроне, она старалась ни о чем не думать, чтобы не растерять последние капли решимости. Она знала, что вряд ли встретит кого-то из знакомых. Несмотря на то, что город был маленьким — в нем едва насчитывалась тысяча человек, — вокзал находился достаточно далеко от последнего дома, а приезжали и уезжали отсюда столь редко, что ни кассирша, ни сторож не задерживались здесь после шести вечера и не появлялись раньше двенадцати дня.
Спокойная и размеренная жизнь в Дьикуре, городке на окраине мира, затерянном в горах и зелени, изо дня в день протекала одинаково тоскливо. Просыпались все поздно, ложились рано. Каждый знал соседа своего соседа и так далее. Когда много лет назад мисс Хэндерсон решила открыть дом для сирот, горожане восприняли это как шутку. Никто никогда не отдал бы туда своего ребенка, это бы заклеймило его на всю жизнь. Но с каждым годом в доме появлялось все больше детей.  Каждый раз после отъезда поезда воспитатели находили коляску или корзину на лестнице перед дверью. И хотя все это предписывали исключительно проезжающим, но Йоки не раз подмечала сходства некоторых детей с взрослыми. Например, рыженькая Софья уж больно была похожа на жену мясника, у которой уже было трое детей и все как один похожи друг на друга, рыжие и конопатые, с большими носами и голубыми глазами. Шестилетний Джон — вылитый учитель средней школы мистер Филипс в детстве, хотя жены у него не было и жил он с матерью. Это обстоятельство скорее забавляло Йоки, и она втихаря присматривалась ко всем в поисках сходства. Иногда это вело к неожиданным открытиям.
Сперва она услышала звуки музыки, доносившиеся из темноты. Потом в темный неприветливый перрон ворвался поток яркого света. Поезд, из окон которого лился свет и неизвестная ей мелодия, плавно притормозил напротив Йоки.  Ей казалось, что она слышит смех и голоса, но, заглянув в вагон, никого не увидела — только пустые скамейки. Не успела она удивиться, как двери перед ней открылись, приглашая внутрь. Привстав, Йоки пыталась найти название или табличку с номером и направлением, но тщетно. Весь состав был раскрашен яркими красками, светящимися изнутри,  но нигде не было написано, куда он отправляется и откуда. Из дверей шел теплый свет, музыка звала за собой, и Йоки, боясь передумать, вбежала внутрь. Через секунду двери мягко закрылись, оставляя за собой холод и темноту.
Внутри все было по-домашнему уютно. Что-то подобное Йоки видела в журналах. Стены и скамейки были обиты мягкой, цвета малины тканью с рисунком, выполненным золотой нитью. «Бархат», — подумала она, проведя рукой по спинке стула. Большие окна были наполовину закрыты плотными гардинами, перехваченными по бокам лентами. На полу во всю длину и ширину вагона простирался шоколадно-коричневого цвета ковер. Идя по нему, не было слышно шагов или цокота каблуков. Выбрав место возле окна и сев, Йоки с удовольствием потянулась. Тепло и музыка действовали гипнотически, и через минуту она уже закрыла глаза, положив голову на боковую подушку.

Глава вторая. Безбилетная пассажирка.
С тех пор как девушка вошла на неизвестной остановке и села напротив него, Токирей не мог удержаться и то и дело бросал на нее взгляд, полный любопытства. И оно было вполне оправдано. Девушка сильно отличалась от остальных попутчиков. Внешне она была выше и тоньше других, а ее белая кожа, казалось, могла сгореть от одного света лампы.
Покрытая шалью с ног до головы, она вот уже полчаса сидела не шелохнувшись. Токирея так и подмывало растормошить ее, но за это он мог получить взбучку от тетки, сидевшей рядом, и он нетерпеливо мотал ногами, надеясь задеть ее.
– Не думаешь ли ты, Токирей, что я ничего не замечаю? – сидящая рядом женщина строго посмотрела на племянника, и тот под взглядом тети Мириа сразу успокоился. Или сделал вид. – И если мои глаза меня не обманывают, а это бывает крайне редко, ты зря стараешься: наша соседка по месту вот уже как двадцать минут не спит.
Токирей всем телом подался вперед, норовя упасть со скамейки, и с удивлением заметил, как на белоснежной коже лица проступают красные пятна. Йоки было так стыдно, что ее обман разоблачили, что первое мгновение она продолжала сидеть с закрытыми глазами, хотя ее с головой выдавали покрасневшие щеки. Ощущение, что ее поймали на чем-то нехорошем, вытеснило все другие мысли и страхи. Когда спустя секунду после закрытия глаз Йоки услышала голоса, ей показалось, что она сходит с ума. Сквозь приспущенные ресницы она с изумлением и ужасом увидела появляющихся людей, сидящих напротив, и вообще весь вагон был полон народу. Маленький мальчик лет пяти, ехавший с теткой напротив нее, с любопытством рассматривал ее, и она в свою очередь не преминула сделать то же самое. Стараясь не открывать глаза больше необходимого, она обнаружила, что кожа всех присутствующих имела золотисто-коричневый оттенок, какой она когда-либо видела. Почти все были небольшого роста с темными глазами. Одежда людей — а Йоки не сомневалась, что все они люди, — отличалась обилием красок и разнообразием тканей, сочетающихся в одной вещи. Ее простой наряд из хлопчатобумажной ткани, темно-синей юбки и белой с завязками блузки, всегда казался ей слишком простым, а в этом обилии цветов и украшений она просто терялась. Даже шаль, связанная из тончайших белоснежных нитей, теперь казалась ей серой и непривлекательной. Хотя сейчас было совсем не время думать о таких пустяках, все же они на мгновенье промелькнули в голове Йоки. Признаться, если бы она не была уверена, что людей не было, когда она садилась в поезд, что они не появились словно из теней, то она воспринимала бы их спокойнее, не боясь открыть глаза. Если ты не видишь их, то и они тебя не видят. Конечно, это было не так, и теперь Йоки была вынуждена признать, что не спит, и открыто взглянуть на них.
– Она не спала! Тетя, смотри, какие у нее светлые глаза! – Токирей спрыгнул с места, чтобы получше разглядеть их. Его маленькая ручонка потянулась к ее волосам. Они были почти прозрачными и отливали лунным светом.
– Ты ведешь себя бесцеремонно, Токирей. Не этому я учила тебя.
– Ничего страшного, наверное. Вы не знаете, куда идет тот поезд?
– Конечно, знаем. Меня зовут Токирей, и мой дедушка работает здесь кондуктором.
– Билет. – Йоки только сейчас вспомнила, что так и не купила билет.
– Не переживай, если ты вошла в поезд, значит, дедушка впустил тебя, иначе ты бы не сидела здесь.
– Вот как…
– Да, правда, мы раньше никогда не останавливались на станции, с которой ты вошла, а ведь я знаю их все.
Токирей сел рядом с Йоки.
– Так куда ты едешь?
– Токирей, ты надоедаешь…
– Йоки, – представилась она. – И все в порядке, правда. Расскажи мне об этом поезде. Здесь все такое странное.
– Если кто и странный, то это ты. Ой, – потеряв равновесие и свалившись со скамейки, Токирей потер ушибленное место и обиженно забрался на место рядом с Йоки. – Не обижайся, но это правда. И имя у тебя такое…собачье.
– Наверное, ты путаешь его с название породы собак. Правильно говорить Йорк.
– Точно! – победно закричал мальчик и весь вагон на секунду устремил на них взгляд. – Простите. Так значит, ты не знаешь, куда едешь? Это неважно. Все будет так, как должно быть. Ты же вошла в поезд.
Йоки изумленно смотрела на сидящего рядом мальчика и не могла найти подходящих слов. Казалось, его ничто не могло вывести из себя, он не обращал внимание на тетю, неодобрительно морщащую нос каждый раз, когда с его губ срывалось что-то по ее мнению неподобающее, на людей вокруг. Как бы она хотела хоть капельку его невозмутимости. Несмотря на неплохое отношение к ней и отсутствие видимой угрозы, ее все еще потряхивало, и Йоки не могла унять дрожь, стараясь как можно крепче сжать руки в кулак.
– Все станции разные, – продолжал Токирей без умолку. – И на каждой свои возможности. Я объездил их все, хотя мне исполнится еще только шесть. Больше всего мне понравилось на водопадах. Столько воды, а радуга на небе сияет постоянно. Это все от воды в воздухе, так мне объяснял дедушка. Он у меня все знает. 
– И на какой станции  вы выйдете?
Токирей, казалось, не расслышал Йоки и, спрыгнув с места, побежал к одному из выходов, на которых против обыкновения было написано «Вход».
– Вы ему понравились, – тетя Мириа отвернулась от окна и впервые прямо посмотрела ей в глаза. – Но он не сможет помочь вам.
– Он не любит отвечать на вопросы?
– Не на все вопросы нужно искать ответы у других. Порой, чтобы найти выход, надо сперва найти вход.
– Не понимаю…
– И не поймешь, – не стала обнадеживать тетя Токирея, и на ее лице появилась улыбка. – Ты молода, слишком молода. Ты бежишь, но хочешь остановиться и продолжаешь бежать. Токирей не даст тебе ни ответа, ни совета.
– А вы? – Йоки поддалась вперед.
С минуту между ними была тишина, нарушаемая звуками музыки и голосами соседей. Йоки уже подумала, что тетя Мириа не ответит так же, как и ее племянник, но тут женщина поддалась всем телом вперед и схватила ее за руку.
– Ты чужая здесь. Я не знаю, кто ты и откуда, но явно не из тех мест, в которых я была или Токирей. Как ты сюда попала и почему, знаешь только ты. Хочешь совета — хорошо. Вот мой единственный совет той, кого я вижу впервые, не знаю и, выйдя на следующей станции, забуду через день два. Поступай так, как чувствуешь.
– На какой станции мне выйти?
– На твоей.
– Вы не поняли вопроса…
– Ты не поняла ответа…
С этими словами женщина, тяжело опираясь на подлокотник, встала и, собрав вещи, направилась к входу. Йоки продолжала смотреть ей вслед, пока та не скрылась за дверями. Только тут она заметила, что поезд замедлил ход и остановился на одной из станций. Выглянув в окно, Йоки увидела, что весь перрон был залит белым светом. Разглядеть хоть что-то среди него было невозможно, и, так как никто не объявлял названия, она так и не узнала, что это была за станция.
Как только двери закрылись и поезд тронулся, к ее удивлению, в вагон вбежал Токирей и запрыгнул на скамейку напротив нее.
– Я думала, ты вышел вместе с тетей.
– Неа, – причмокивая ответил Токирей, на его губах все еще виднелся след от шоколада: видимо, его угостили чем-то очень вкусненьким. – Я еду дальше, там меня уже ждут родители.
– И долго еще ехать?
– Неа. А откуда ты едешь? Я хотел спросить у дедушки, но он был занят.
«Так вот куда он ходил», — подумала Йоки, улыбаясь. Ее новый друг оказался очень любопытным и совсем не скромным.
– Дьикур.
– И где это?
– На северном побережье.
– Никогда там не был.
– Может, ты слышал про Великие каньоны?
– Может.
Он никогда о них не слышал, и Йоки стало интересно, кто из них двоих пришелец: она, не знавшая их мир, или он, не знавший одно из чудес света.
Они проехали несколько остановок после того, как тетя Токирея вышла на своей станции. Йоки уже решила, что сойдет вместе с ним. Если его родители окажутся хоть вполовину так же добры, как Токирей, то ей очень повезет и она сможет попросить их о помощи. Йоки в который раз задумалась, куда она попала и что делать. По словам ее нового друга, все было предопределено и ей не следовало волноваться.
– Ты пойми, Йоки, судьба сама найдет тебя. Войдя в этот поезд, ты замкнула круг. Теперь тебя поведут.
– Куда?
– Ну, дедушка говорит, что у каждого свой путь. Если бы ты не должна была сидеть здесь со мной, ты бы не увидела поезд. – Токирей почесал свой нос и, зевнув, продолжил. – Точнее, он не приехал бы за тобой.
– Ты говорил, он работает кондуктором, но тогда где он? Почему не проверяет билеты? Что он делает?
– То, что должен. Встречает и провожает.
Йоки поняла, несмотря на то, что Токирей много знает, он или не хочет говорить или так же как и она ничего не понимает. Мальчик устало положил голову на подлокотник и закрыл глаза. Ей совсем не хотелось спать, но ан вопросы мучащие ее ответить было некому, а больше заниматься было нечем. Подложив под щеку руку, она стала рассматривать проезжающие мимо места. За окном занимался рассвет.

Глава третья. Маковое поле.
Поезд стоял так долго, что пассажиры устали волноваться, кричать и что-либо требовать. В изнеможении они полулежали на своих местах, обмахиваясь кто чем от газет до шляп.
В животе Йоки заурчало так громко и отчетливо, что она покраснела. Но уставшие и озабоченные своими мыслями, они не обратили на это внимание. Токирей убежал почти сразу, как поезд затормозил. Он чутко чувствовал каждую остановку и, несмотря на глубокий сон, мгновенно просыпался. Он отсутствовал уже минут пятнадцать, и она не сомневалась, куда он убежал. И верно, вернувшись, с довольной улыбкой на лице и размазанным кремом по щекам он протянул ей остатки угощения.
– Спасибо. Что это?
– Как что? – удивился мальчик. – Неужели ты ни разу в жизни не пробовала маковый сироп?
– Но из мака не готовят сиропы, – попыталась возразить Йоки, но попробовав капельку золотисто пряной жидкости, засомневалась. На вкус и запах это был мак. Сам сироп приятно растекался во рту, тая, словно мороженое.
– Да из него готовят куча сладостей! Шоколад, мороженое, сироп и конфеты. Разве у вас не растет мак?
Йоки проглатывая остатки сиропа, пыталась вспомнить, что она ела из мака, но кроме сдобного рулета ничего не приходило на ум.
– … маковая пицца и даже колбаса, – продолжал Токирей и, почесав нос, добавил,– правда, колбасу я не пробовал, но точно видел!
– Красиво здесь. Столько цветов.
Йоки прильнула к окну. Во всю ширину взгляда простиралось красным ковром поле цветов. Через закрытые окна проникал чарующий аромат мака. Поезд продолжал стоять.
– Почему так долго стоим? – Йоки повернулась в тот момент, когда Токирей положил в рот последнюю ложку сиропа.
–  Ничего странного. Ждем еще пассажира.
– Здорово, наверное, жить среди цветов. Но я не вижу никого и ничего кроме них. Ты часто бывал здесь?
– Неа. Всякий раз, проезжая мимо, дедушка передает мне сладости. Выходить мне запрещено.
– Ясно.
За время ее поездки народу в вагоне поубавилось, а те, кто остался, молча сидели по своим местам. Музыка стала тише, репертуар сменился, вместо яркой и будоражащей она стало какой-то спокойной и мелодичной. Йоки с каждой секундой чувствовала непонятное волнение и даже дискомфорт.
– Ты ерзаешь.
– Нет.
– Да, – настаивал Токирей. – Тебе нехорошо? Может, открыть окно?
– А можно?
– Конечно.
Токирей спрыгнул со своего места. Подпрыгнув и задев щеколду, он осторожно приоткрыл окно. В вагон сразу хлынул прохладный пряный воздух. Йоки сделала глубокий вдох и резко согнулась, кашляя и задыхаясь. Токирей несколько раз ударил ее по спине, и она задышала ровнее.
– Спасибо, – все еще хрипя поблагодарила она. – Какой сильный аромат у этих цветов.
– Ага. Знаешь, я тут подумал… может, тебе выйти на этой станции?
Йоки в растерянности посмотрела на мальчика. Она и не думала сходить раньше него, но почему-то эта идея не казалась ей ужасной. Напротив, ее тянуло в это красное поле, и теперь после слов Токирея, ей было понятно, что она хотела этого с самого начала. Уже не пугало и одиночество в непонятном мире, в котором она оказалась.
Так как поезд еще стоял с открытыми дверьми и судя по затихшему двигателю не собирался отправляться, Йоки решила посмотреть на станцию поближе. Токирей наотрез отказался с ней идти и остался сидеть возле окна. Входные двери легко поддались, и Йоки оказалась в тамбуре. Здесь аромат мака был особенно сильным, но ее уже не скручивали спазмы. Она дышала во все легкие, чувствуя, как с каждым вздохом чувствует себя все лучше. Стоя перед открытыми дверьми, она ощущала дуновение теплого воздуха. Стало жарко, и она сняла шаль. Распущенные волосы развевались на ветру, а солнце било в глаза. Прикрыв их рукой, Йоки пыталась разглядеть что-либо за пределами поля, но оно казалось бесконечным. Куда бы ни падал взгляд, она видела красные цветы. В какой-то момент, поддавшись порыву, она сошла со ступеньки поезда. Под ногами ощущалась мягкая почва, и тут же росло несколько цветов.
– Какой ты красивый, – прошептала Йоки, срывая один из них. Поднеся к лицу, она заметила, что, несмотря на основной красный цвет, лепестки имели оттенки от темно-бордового до светло-розового.
Стояла теплая, даже летняя погода, это было более чем невероятно в середине ноября. На небе было ни облачко, и оно было совершенно невероятных оттенков. Если Токирей, рассказывая о водопадах, говорил про постоянную радугу, которую можно было видеть на небе, то здесь само небо превратилось в нее. Словно огромный холст, разукрашенный большими мазками разной краски. Резкие переходы от цвета к цвету и плавные, почти не видимые глазу – от оттенка к оттенку. Сказать точно, какого цвета было небо, не представлялось возможным. На нем разливались синие, белые, розовые и красные цвета. Мазки фиолетового и оранжевого, смешанные с желтым и синим. Невероятное сочетание красок приводило Йоки в восторг. Сквозь разноцветные облака и цвета пробивались лучи солнца, подсвечивая их изнутри. Несмотря на ранее утро, судя по часам в поезде, солнце стояло уже высоко и немного припекало. Ветер стих, и в тишине были слышны легкие движения стеблей цветов. Йоки нарвала еще несколько маков и, сделав букет, повернулась обратно, чтобы отдать их Токирею. Но ни поезда, ни станции не было. Она стояла посреди огромного поля с цветами совершенно одна. Все вещи, включая шаль, сброшенную в тамбуре, остались в уехавшем поезде. И был ли он вообще?

Часть вторая.
Глава первая. И дома уходят ввысь.
Сделав пару шагов, стараясь не задеть растущие прямо под ногами цветы, Йоки ступила на небольшую утоптанную тропинку. Ширина ее была настолько мала, что девушка могла ступить только одной ногой, не топча при этом маки. Узкая и длинная, тропинка проходила по всему полю, сворачивая то налево, то направо или вообще расходясь в несколько сторон. Не видя ничего кроме красного пятна, Йоки шла интуитивно и часто проходила одни и те же места по несколько раз. Из-за бескрайности поля, она не представляла, где находится и насколько далеко отошла от места, где ее высадили. Токирей остался далеко, но почему то каждый раз, понимая, что не может найти выход из этого макового лабиринта, Йоки мысленно обращалась к нему.
– Что мне делать?
– Идти дальше, твоё тебя найдет.
И она шла. Солнце пригревало, был штиль и очень влажно. Уставшая и измотанная, Йоки в который раз повернула на перекрестке направо и не поверила своим глазам. На небольшом расстоянии от нее поднималась волна цветов, и только приглядевшись, она поняла, что эти цветы имели необычную форму, напоминающую шляпу с огромными полями. Если бы они не возвышались над полем, она вполне могла бы принять их за цветы и пройти мимо. Может, даже так и получалось, потому что вдруг в паре шагов от нее как раз и поднялась такая шляпа, а за ней к небу обратилось загоревшее в веснушках лицо. И через мгновенье раздался перезвон, разносившийся по всему полю.
– Закончили работать.
За шляпами с лицами поднялись и фигурки девушек. Одетые в униформу, зеленый низ  и красный верх, они были похожи друг на друга, как маковые цветы. Ускорив шаг и подойдя к одной из них, Йоки остановилась,.
– Простите, вы не знаете, как отсюда выйти?
Молоденькая девушка без интереса окинула ее взглядом.
– А зачем выходить? – удивилась она.
– Я ищу поселение или город, где могла бы остановиться, – тихо прошептала Йоки, не рассчитывая особо на помощь.
– Ну тогда тебе в город. Мы как раз закончили работать. Начинаем с восхода солнца и заканчиваем, когда исчезает тень. После работать нельзя, запрещено нашим профсоюзом по защите наших прав.
– А вы?
– Сборщицы мака, – гордо ответила девушка. – Самый лучший мак. Собери сам и поделись с другими.
От лозунга за версту пахло сектой, и Йоки в сотый раз с тех пор как оказалась здесь, пожалела, что вообще вышла из поезда. Или из дома.
– Звучит заманчиво, – попыталась она подольститься к девушке. И ей это удалось, потому что та мгновенно взяла Йоки под руку.
– Меня зовут Маки, звучит почти как мак. Правда, здорово? Я провожу тебя и покажу, где записаться. Тебе выдадут форму, и завтра сможешь приступить к работе.
– Отлично.
– Отлично.
Когда они подошли к остальным, Йоки не смогла бы сосчитать, сколько здесь работало сборщиц. Толпа молодых девушек хихикала, и никто не обращал на нее никакого внимания. Маки подвела ее к ним.
– Наша новая девушка. Будет работать с нами.
Ее сразу обступили со всех сторон и стали поздравлять. Йоки стало немного стыдно, ведь она и не собиралась записываться в сборщицы. От одного вида их униформы и их приторно счастливых лиц ей становилось не по себе. А за те минуты, что они ждали автобус, который заберет их домой, разговоры не умолкали, и тема была одна – мак.
– Я сегодня собирала только молодой, еще сырой мак. И знаете, мои руки теперь такие мягкие, – говорила одна, и ей тут же вторила другая.
– Да, нам и духи не за чем использовать. От нас всегда пахнет маковой росой.
– И помадой. Еще бабушка научила: нужно немного помять самый сочный лепесток и протереть им губы.
Когда Йоки готова была бежать со всех ног от них, появился автобус. Широкий и высокий, расписанный красными и зелеными красками, изображающими маковое поле. Из передней двери вышла пожилая женщина в такой же униформе и, улыбаясь, приветствовала всех. На нее опять же не обратили внимания, пока кто-то не поделился замечательной новостью о желании Йоки присоединиться к ним.
– Тогда мы сделаем небольшой круг и высадим тебя возле нашего офиса.
Вопреки ожиданиям Йоки, в автобусе все молчали, занятые важным делом. Перед каждым сиденьем на небольшой платформе крепились весы. До этого она не замечала небольших мешочков, привязанных к юбкам сборщиц, и теперь каждая, взяв свой мешок, взвешивала его на весах и записывала показатели в блокнотик. Заглянув мельком в записи Маки, Йоки увидела кучу цифр, и каждая была больше предыдущей. Решив про себя, что ни в коем случае не будет работать с ними, она отвернулась к окну и стала ждать, когда появится город.
Сначала Йоки показалось, что они въехали в туман, но это оказался смог. Весь город был окутан им. Но дальше он становился менее плотным, и она могла разглядеть город. Она с жадностью прильнула к окну, пытаясь осознать то, что видела. Автобус затормозил, и женщина, указывая на красно-зеленое здание, давала ей указания, которые Йоки слышала в пол-уха, не в состоянии оторвать взгляд от домов. Ей почудилось, что Маки крикнула ей что-то вслед, а может, это была и другая сборщица — все они были на одно лицо, но Йоки уже забыла про них. Глаза привыкли к смогу, и она увидела дома.
Высокие, неправдоподобные строения. Созданные словно из конструктора, перепутавшего постройки. Один на один плохо и криво поставленные маленькие одноэтажные домики, с плоскими крышами, служившими жившим над ними полом. Каждый этаж выдвинут в разные стороны, из стен наружу пробиваются зеленые листья деревьев. Такого Йоки не видела даже в фантастических фильмах. Здания были так высоки, что требовалось запрокинуть голову назад, рискуя опрокинуться на спину, чтобы разглядеть самый верхний этаж, уходящий ввысь и теряющийся в зеленой массе деревьев. Несмотря на необычность строений, дома выглядели изрядно потрепано и грязно. Тот тут, то там отвалившаяся штукатурка открывала красноватого вида впадины. Краска на стенах давно выгорела под палящим солнцем, и сейчас было трудно сказать, какого изначально она  была цвета.  При этом на общем фоне  каждый этаж выделялся яркими пятнами. Здесь были все цвета радуги. Желтый низ, красный верх сочетались в одном доме-этаже. А все здание в целом выглядело как вертикальная палитра красок, смешанная безумным художником. Весь район, если не весь город, представлял собой невероятное сплетение домов. Почти каждый дом был соединен с соседним несколькими мостиками, представляющими еще один дом с окнами и крышей. Дома стояли так близко друг к другу, что такие дома-мостики были длиной не более трех метров и шириной не более одного. Почти каждый свободный участок, открывающийся глазу, был занят хозяйственными товарами и одеждой. Тут висело и постиранное белье и полотенца. Все окна первых этажей имели ставни и были открыты. Начиная с середины, как могла разглядеть Йоки, окна занавешивали или закрывали. Хотя разглядеть их за листвой было сложно, и она могла ошибаться. Длинные провода, как паутина, обволакивали каждое строение, стены и крыши. Черное переплетение почти полностью закрывало синее небо и солнце.
Чего нельзя было не заметить, так это шума, исходящего непонятно откуда. Гул то приближался, то удалялся. Даже земля немного вибрировала при его появлении. Однако никто кроме Йоки, похоже, не обращал на него никакого внимания. Ведь и без него улица была наполнена различными звуками. Несмотря на это, люди вокруг казались спокойными и расслабленными. Не ощущалось того возбуждения, которым были пропитаны большие города. Словно она пришла во время сиесты, и сейчас все отдыхают. Даже продавцы не торопились к своим покупателям, а те лениво, без внимания перебирали товары. Смог действовал на них умиротворенно, заставляя забыть о времени. Хотя, конечно, Йоки все это лишь казалось. И как только она, задумавшись, случайно наступила на хвост кота, безмятежно лежащего на тротуаре и греющегося в лучах солнца, как тот взвизгнул, призывая всех прохожих обратить на нее внимание. Словно по звонку, каждая пара глаз въелась в нее, и расслабленность как рукой сняло. Такое напряжение появляется, когда в устоявшуюся компанию вдруг попадает новичок. Йоки физически чувствовала исходящую от них угрозу, смешанную с любопытством. Уже намереваясь извиниться и уйти подальше и быстрее, она с удивлением заметила, что все, кто еще секунду назад наблюдал за ней, уже занялись своими делами, как будто ее и не было вовсе. Она перестала быть чужой или перестала быть вообще?

Глава вторая. Странное знакомство.
Весь город был наполнен ароматом мака. Улочки, дома, люди — все источало этот приятный терпкий аромат, и уже через несколько часов брожения среди них Йоки поняла, что и от нее начинает так же пахнуть. От влажности ее одежда стала неприятно мокрой, а волосы прилипали к лицу неопрятными прядями. Не имея ни денег, ни сменной одежды, она заходила то в одно, то в другое кафе, встречающееся на ее пути, умывалась чистой прохладной водой все с тем же запахом мака и шла обратно на улицу. Йоки не знала, что именно искала, пока не увидела объявление. Если быть честным, они были повсюду: на стенах домов, на остановках, на дверях кафе и даже под ногами. Разные по смыслу, они предлагали обретение счастья, радости и множества друзей. Написанные на красивых бланках и бумаге, с вензелями и рисунками, изображавшие благополучие. Глядя на них, Йоки вспоминала сборщиц мака, с которыми познакомилась по дороге сюда, и ей становилось не по себе. «Если все здесь такое, то я сделала огромную ошибку. Возможно, нужно бежать из этого города, пока я не стала похожа на Маки и ей подобных», — думала она, пока ее взгляд случайно не выхватил объявление о наборе варщиц сиропа. Написанное на простой бумаге, обычной синей ручкой, оно не предлагало ничего, кроме денег. Именно этого искала Йоки. Денег и крова без налета сектизма.
– Извините, не подскажите, здесь написано «улица Макового варенья»…
– Макового варения, – поправила ее продавщица ларька, к которому было приклеено объявление. – На ней располагаются фирмы, производящие сиропы. Вам нужен магазинчик, в котором варят питьевой сироп.
– А есть какие-то другие? – удивилась Йоки.
– Конечно. Парфюмерные, на их основе изготавливают духи, лекарственные, для фармацевтических компаний и косметические. Естественно, их варят без добавления сахара и приправ.
– И в этом магазинчике, где варят сироп, требуются работники? Я думала, здесь полно желающих работать с маком.
Продавщица мило улыбнулась, хотя последнюю фразу Йоки явно сказала с сарказмом.
– Так и есть. В «Маковом поле» все помешаны на маке. Любая работа в этом городе связана так или иначе с маком. Одежду шьют из стеблей мака, бумага – из лепестков мака, и, конечно, готовят с добавлением мака. Есть с чего сойти с ума, так ведь?
Девушка заговорщицки подмигнула, и Йоки впервые почувствовала искреннюю симпатию к кому-то, кто жил и работал в этом странном месте.
– Мой тебе совет, – продолжала она, – попробуй устроиться именно в этот магазин. На мой взгляд, там варят самый лучший сироп, так сказать, без приторности, если ты понимаешь, о чем я. Да и таких мест почти не осталось, сейчас все устраиваются на большие заводы, вступают в профсоюзы и ведут активную жизненную позицию, отстаивая интересы компаний.
– Вы говорите так, словно работали или работаете как раз на такую компанию?
– Моя сестра ушла из дома и живет в общежитии сборщиц. Вот уже как год, как мы не разговариваем. Она звала меня к себе, но я не выдержала и недели. Сбежала, – при этих словах девушка грустно улыбнулась. – Вижу, ты и сама с ними познакомилась, раз приехала в город.
– Да, – призналась Йоки. – И честно говоря, рада, что сбежала.
– Тогда это то, что тебе нужно, – протягивая листок, сказала продавщица. –  Попробуй, но предупреждаю, хозяйка не очень любит…
– Чужих?
– Я бы сказала людей.
Обе засмеялись, и Йоки не захотелось уходить. Но подошел покупатель, и девушка занялась им. Листок все еще был в ее руках, и Йоки, окликнув продавщицу, быстро забрала его и, попрощавшись, пошла в указанном направлении.
В магазинчике было темно, маленькая лампочка на потолке едва горела, а может быть, так специально задумывалось — Йоки не знала. Сделав пару шагов, она остановилась. Возле стола кассы в белом докторском халате вырисовывалась фигура. Черные волосы, едва тронутые сединой, беспорядочно торчали в разные стороны. От малейшего дуновения ветра они поднимались кверху, и женщина начинала походить на сумасшедшую. Йоки сделала несколько глубоких вдохов, прежде чем подойти ближе. Лицо женщины оказалось не таким страшным, как ей показалось в начале. Плотно сжатые губы образовывали некрасивые морщины, а зрачки были так расширены, что казалось, на нее смотрят два уголька. Старуха, как ее назвала про себя Йоки, отличалась от всех других жителей Макового поля, которых ей довелось встретить. Она не излучала спокойствия и радости, напротив: от ее холодного взгляда хотелось убежать.
Вот уже пять минут, как Йоки вошла в магазинчик, а женщина не произнесла ни слова. Правда, и сама она молчала. Старуха явно была не рада ее приходу, а в такой ситуации просить о принятии на работу было тяжело и почти бессмысленно. Пока Йоки думала, как лучше начать разговор, женщина, закончив свои дела у прилавка, молча направилась к внутренней двери и, зайдя внутрь, скрылась за ней, закрыв за собой дверь. От такой неожиданности Йоки совсем растерялась. Не зная, что делать дальше, она села на единственный стул, решив подождать, пока хозяйка вернется в зал, как на входной двери зазвонил колокольчик. «Странно, когда я входила, он молчал». Внутрь зашла пара; молодая девушка в одежде с маковой расцветкой, смеясь и хохоча, что-то рассказывала более старшей, похожей на ее маму женщине. Обе стали рассматривать витрину, показывая пальцами на симпатичные флакончики с разноцветной жидкостью внутри. Выбрав несколько штук, они подошли к Йоки.
– Добрый день. Мы бы хотели купить их. Можете упаковать?
Йоки хотела было сказать, что не работает здесь, но дамы уже положили выбранный товар ей на колени и отошли к другой витрине. Ничего не оставалось делать. Собрав все флакончики и найдя упаковочную бумагу, Йоки аккуратно сделала несколько свертков. Как хорошо, что все подарки у большой мамочки она упаковывала сама, и теперь ей неожиданно это пригодилось. Упаковав последний флакон и радуясь, что у нее все получилось, она протянула их покупательницам, и те, отсчитав положенную сумму и забрав покупки, удалились так же смеясь и улыбаясь. Йоки с интересом посмотрела на необычные деньги, которыми расплачивались жители этого города. Деревянные, с красивой резьбой, они были украшены цветами, каждая имела свою форму, зависящую от номинала. Собрав их все и положив на стол, она села обратно на стул и стала ждать. Через какое-то время появилась старуха.
– Добрый день. Простите, вас не было, и я…
– Сделали то, что вас никто не просил делать? – властным тоном перебила ее хозяйка.
Йоки встала и решительно подошла к столу. От усталости и голода она чувствовала себя обиженной и не собиралась терпеть такое отношение.
– Нет, помогла вам не потерять покупателей и их деньги. Но…Ладно. Я пришла по объявлению, мне нужна работа. Очень нужна. Если вы все еще ищете варщицу, я готова работать. Если я сделала что-то не так, прошу прощения, просто…Я не могу работать на заводе или фирме. Пожалуйста, помогите.
Пока она говорила, хозяйка молча записывала что-то в книгу, и Йоки заметила, что цвет ручки совпадает с тем, которым был написан текст в объявлении.
– Уходи. – Пожилая женщина, закончив писать, закрыла книгу.
– Почему?
– Ты здесь чужая.
– Но меня привез поезд…
На угрюмом лице старухи впервые за все время разговора появилось подобие улыбки.
– И это все объясняет, верно?
За время своего путешествия Йоки настолько уверовала в теорию поезда, что сейчас и не знала, как ответить. На все возникающие ранее вопросы ответ всегда был один: раз ты села в поезд и он привез тебя в Маковое поле, значит, так должно было быть. Теперь же эта странная особа в белом халате с нерасчесанными волосами своим маленькими вопросом переворачивает все с ног на голову. У Йоки не было ответа, и она, молча опустив голову, всматривалась в трещинки в полу.
– Тебе здесь не место. Но с другой стороны, кто я такая, чтобы решать?
– Значит, я могу остаться? – робко спросила Йоки. В душе она уже решила, что здесь ей понравится намного больше, чем в любом другом месте в этом городе. А хозяйка, показавшаяся ей в начале страшной старухой вполне могла оказаться той, которая сможет помочь ей понять, что она здесь делает. «По крайне мере, у нас уже есть одно общее – она так же, как и я, не любит наигранную радость и веселье и не говорит только о маке. И носит белую одежду без красно-зеленого налета». Так думала Йоки в ожидании ответа хозяйки магазинчика, не зная, что уже все решено и ни она, ни кто другой не в состоянии изменить ту дорогу, по которой ей суждено пройти. На ней нельзя свернуть или повернуть назад, но Йоки только предстояло это узнать.
 
Глава третья. Ах, этот приторный сироп.
Шесть тридцать. Девять. Шесть тридцать и снова девять. Каждый день становился удивительно похож на предыдущий, словно она попала в фильм «День Сурка», где каждый день одни и те же люди, встречи и действия. Подъем в полседьмого и обработка мака, принесенного сборщицами накануне и замоченного на ночь в воде. Промывание зерен и добавление сахара и ароматизаторов. Варка несколько часов при постоянном помешивании и контроле температуры. Когда сироп готов и остужен до шестидесяти градусов, его необходимо разлить по маленьким флакончикам и наклеить названия. Все элементарно просто, но у Йоки, работающей уже четвертый день, ничего не получалось. Руана – так звали хозяйку маленького частного предприятия на улице Макового варения – разрешила ей остаться работать и жить на верхнем этаже над самой кухней. Поначалу такая перспектива очень порадовала Йоки, которой не пришлось бы искать жилье и каждый день ездить на работу и вечером обратно, но в первую же ночь она начала сомневаться в правильности такого решения. Из-за сильного аромата Йоки не могла уснуть ночью, а утром едва открывала глаза, одурманенная маком. Недосыпание превратило ее в невнимательную и зевающую, нередко ошибающуюся при сортировке мака, в результате чего в черных зернах оказывалось несколько белых и наоборот.
– Ты все испортила, – вынесла вердикт Руана, попробовав горячий пряный сироп. – Слишком много сахара. Черный мак самый сладкий и ароматный, а ты заглушила его, и на вкус это стало похоже на жженый сахар.
Не доварен. Переварен. Разлит не в те флаконы, и указаны не те названия. Не проходило и часа, чтобы хозяйка не нашла повод или причину поругать ее. Йоки очень старалась, но с каждой бессонной ночью работала все хуже. В отличие от нее, молодая помощница Руаны Салли выполняла всю работу, как заведенная машина. Могла пропустить обед или задержаться после работы. И конечно, всегда, когда Йоки приходила на работу, а точнее, спускалась на первый этаж на кухню, Салли, жившая в другом месте, районе или городе, уже была там. Несмотря на это, девушки вполне ладили, и помощница Руаны даже давала советы Йоки.
– Смотри на сироп, пошла вверх пена, отсчитай тридцать и снимай с огня. Тут как в лаборатории все по секундам и миллилитрам.
Конечно, ей легко было говорить. Она варит сироп с детства и это у нее в крови. Иногда в минуты злости Йоки представляла, как вместо крови по венам у Салли течет сироп. Но это было не так. И хотя Салли очень хорошо готовила и все знала, но за те дни, что Йоки работала здесь, не слышала и слова похвалы от Руаны. Йоки сразу заметила различие в поведении двух женщин. Когда Руана была на кухне, она летала мимо плиты и склянок, парила над ними и периодически ее руки взметались к верху и в кастрюлю сыпались какие то травы, порошки и добавки. Йоки никогда не видела, что бы та что то взвешивала или отсчитывала. И все же сиропы выходили наивкуснейшие. Напротив, Салли все делала механически правильно, но получалось не то, хотя видимо Руану это устраивало, если Салли продолжала у нее работать. Кроме их троих никого на производстве не было.
Комната Йоки располагалась прямо над кухней и она могла даже ночью слышать легкое шипение остывающего сиропа. После первого дня, когда она наловчилась тайком или при всех пробовать каждую порцию на вкус, ее стало тошнить даже от вида сиропа. Сладковато пряный, терпкий аромат впитывался в каждую клеточку тела и Йоки с удивлением замечала, что и ее кожа приобретает вкус сиропа. Вечером вставая  под душ, приходилось несколько раз намыливаться, но выходя, и попадая в пропитанное сиропом помещение, Йоки снова ощущала неприятную липкость. Куда бы она не пошла, что бы не делала, везде был аромат мака. Еда с маком, вода со вкусом мака, одежда, которую ей выдали была изготовлена на местной фабрике из листьев мака.
С каждым днем в Йоки росла неудовлетворенность и злость. И хотя она злилась скорее на себя, чем на других, но выплескивалось все на рядом находящихся людей. Она ненавидела Маковое поле, маки, сиропы и все что было с ним связано. Головная боль стала постоянной спутницей, она просыпалась с ней и засыпала. Зачем она уехала, так ли было все плохо, на старом месте. Что она здесь делает и почему. Эти вопросы Йоки задавала себе без передышки. Все ее мысли были заняты ими и словно в ответ, сироп получался все более и более жженым.
– Я так не могу, Салли. Ничего не выходит. Мне не нравится здесь. Совсем.
И Салли в который раз за день, даже не отвлекаясь от варки, отвечала:
– Потому что приехала и сошла на нашу станцию. Все наладится.
– Но что изменится? Сироп перестанет так вонять?
– Все будет хорошо. Я, может, тоже не мечтала о такой работе. Но мама, бабушка и прабабушка были варщицами, и это перешло ко мне по женской линии. Хотя, если честно, – при этих словах она отложила в сторону деревянную ложку, которой мешала сироп, и задумчиво продолжала, – меня всегда привлекали склянки, разноцветные жидкости. Когда смешиваешь одну и вторую и они образуют совершенно иную консистенцию.
– Это называется химия. Мы изучали в интернате. Скучная профессия.
– Химия? – повторила Салли.  – А звучит красиво.
И действительно, ей больше пошел бы халат ученого, чем фартук варщицы с чепцом. Но, как говорила Салли, не мы сами выбираем свой путь. Вот и сейчас Йоки в который раз задалась вопросом, кто или что завел ее сюда и как отсюда выбраться. И если на первую часть вопроса она не могла найти ответа, то на вторую ее подтолкнула Салли. Видя каждый день, как кто-то занимается не своим делом, она понимала отличия между ними  и теми же сборщицами, которые с улыбками и счастливым видов говорили о своей работе, и если бы Йоки не была такой упрямой и настойчивой, то, возможно, уже бы примеряла их одежду. 
В одну из особых жарких и вонючих ночей она собрала вещи и вышла через заднюю дверь. На улице не стало легче. Смог и запах мака заполняли все улочки. Йоки впервые вышла одна в город со дня приезда и сейчас в недоумении озиралась по кругу. Почти во всех домах горел свет, улицы были освещены высокими изящными фонарями. Она видела город совсем по-другому. Тихим, даже таинственно прекрасным в своем молчании. Он открывался с новой, неизвестной стороны, и на миг Йоки захотелось остаться, чтобы насладиться этим видом и разгадать его. Но она одернула себя, напомнив, почему она стоит здесь и сейчас.
– Надо идти. Нет, бежать, – громко приказала сама себе Йоки, и даже эхо не услышала в ответ. Улицы и дома поглощали все звуки, сохраняя тишину.
Идя за указателями, она достаточно быстро прошла освещенные улицы и переулки и вышла на окраину города. Без фонарей, освещенные только лунами и звездами — а здесь было именно несколько лун, находящихся с каждой стороны света, — и мерцающие разными оттенками от голубого на севере до оранжевого на юге маленькие дома и поселения, встречающиеся Йоки, выглядели как зарисовки к сказкам.
Пройдя последний дом и выйдя с каменной дорожке на проселочную, Йоки замерла. Впереди, насколько могли разглядеть глаза, вся поверхность была залита голубым светом, отражая небо. Гладкая, слегка дрожащая гладь воды расстилалась на многие километры. От малейшего дуновения ветра вода выходила из берегов и свежими брызгами орошала ботинки Йоки. Опустив руку, Йоки почувствовала проникающий холод от соприкосновения с водой. Когда же она вынула пальцы, вода не спеша, медленно стекала по руке, по консистенции напоминая…
– Сироп?! – воскликнула Йоки и несколько раз лизнула указательный палец. – Совсем не сладко и не солено.
Жидкость перед ней была плотнее воды, но более прозрачная и мерцающая при свете лун. Однако идти вперед было некуда. Это был тупик. От бессилия и усталости Йоки захотелось кричать, но сил не было. Сладкая страна превратилась в приторную тюрьму, из которой не было выхода. Сев на единственную скамейку, которую она не заметила ранее, Йоки стала вглядываться в ночной горизонт, ища ответы на все заданные ранее вопросы.

Глава четвертая. Откровенный разговор.
Город спал безмятежно и тихо, и только легкие порывы ветра иногда доносили звуки природы к одиноко стоящей скамейке у озера. На этой скамейке, не зная, почему она здесь и как отсюда выбраться, сидела девочка. Именно ее увидела подходящая ближе женщина со свертком в руках.
– Подвинься. Места мало, так она еще и вещи свои разложила.
– Вы? Что вы здесь делаете в такой час?
Руана только окинула Йоки мрачным взглядом и тяжело, пожалуй, даже слишком тяжело вздохнула. 
– Так и знала, что с тобой будут проблемы.
– Никаких проблем. Я просто хочу уехать.
– Что ты там бурчишь себе под нос, я тебя совсем не слышу.
– Я уезжаю, – почти прокричала Йоки в лицо женщины, но та не повела и глазом.
– Теперь лучше. И что тебе мешает?
Йоки уставилась на безмятежное лицо Руаны и замерла. «Она что, всерьез ждет, что я поплыву? Или сослепу не видит перед ними все больше растекающуюся воду? С того момента, как она пришла сюда, вода уже поднялась на добрых два дюйма, заливая дорожку и путь к скамейке.
– Предлагаете мне вплавь добираться до дома? – и несмотря на старания говорить и держаться вежливо в ее голосе отчетливо проступили язвительные нотки.
– Дождаться трамвая не пробовала? – так же язвительно, приподнимая одну бровь, поинтересовалась Руана и с нескрываемым удовольствием стала наблюдать за меняющимся лицом Йоки.
– Водный трамвай…– едва слышно прошептала Йоки и почувствовала приливающую к лицу краску.
– Да, знаешь такой вид транспорта. На острове пользуется особенной популярностью.
– На острове? – переспросила Йоки, все больше вытягивая лицо и открывая рот.
– Ты за целую неделю  даже не узнала, где находишься? – расхохоталась Руана, вытирая навернувшиеся на глаза слезы. Она-то думала, вечер будет по обыкновению скучным, но эта девчонка! Немного отдышавшись, она продолжила. – Маковое поле — это остров, окруженный со всех сторон водой. И если попасть сюда можно и на поезде, то вот уехать придется на трамвайчике.
        – А зачем вам уезжать?
Руана, как только увидела ее сидящей посреди воды, уже решила, что ей все равно придется что-то делать с девчонкой и самое правильное — взять ее к себе.
– Я бы сказала, что я возвращаюсь. Возвращаюсь домой каждый вечер после работы.
– Значит вы не живете на Маковом поле?! – воскликнула Йоки и развернулась лицом к Руане. – А где же вы живете? Ездите на трамвае? Утром и вечером?
– Так много вопросов от той, что убежала, даже не попрощавшись, - Руана впервые улыбнулась дружелюбно, без тени сарказма или недовольства, даже как то ласково.
– Извините, я не хотела вас тревожить. Сама же напросилась на работу, которую просто возненавидела.
– А может, это просто от недостатка сна?
«Откуда она знает?», – пронеслось у Йоки в мыслях, но она тут же забыла об этом. Сейчас посреди разлившегося озера она чувствовала себя спокойно и почти счастливо. Общество хозяйки магазинчика, еще недавно утомлявшей ее, доставляло некое удовольствие и ощущение безопасности. Ветер стих, и смотря на гладкую, неподвижную поверхность воды, Йоки тихо произнесла:
– Я просто не знаю, что хочу. Раньше казалось у меня была цель и я всеми силами стремилась к ней, делала все от меня возможное, порой даже в ущерб себе. А потом… потом все изменилось.
– Йоки?
От звука собственного имени Йоки встрепенулась. Впервые Руана назвала ее по имени, а ведь она уже начала забывать его.
– Да? – так же тихо ответила ей Йоки.
– Чувствую, разговора по душам не избежать. Но думаю, это лучше сделать за чашечкой чая.
Йоки кивнула.
– Без сиропа, – добавила она, и они обе громко засмеялись.
Водный трамвайчик оказался небольшим и почти пустым. Как заметила Руана, немногие решались жить за пределами Макового поля, предпочитая жить и работать рядом. Внутри играла тихая расслабляющая музыка, и когда Йоки готова была заснуть, положив голову на спинку скамейки, Руана потрясла ее за плечо.
– Приехали.
– Уже? Прошло пару минут.
– У него хорошая скорость, – усмехнулась Руана и очень легко для ее лет спрыгнула на землю. Йоки последовала ее примеру и ступила на твердую поверхность. Еще сонная, с полузакрытыми глазами, она почти интуитивно шла за хозяйкой, смотря под ноги. Сначала незаметные, потом поблескивающие сквозь пелену, ее взору открылись маленькие огоньки. Вглядываясь в них, Йоки распознала маленькие цветочки сине-голубого цвета. Подняв голову и окинув взглядом местность, она остановилась. В темноте, почти непроглядной из-за облаков, со всех сторон пробивались эти огоньки. Они были повсюду. Большие и маленькие, кучками и поодиночке. Своим неярким светом они освещали дорогу.
– Как красиво.
– Лунарии, – пояснила Руана. – Они цветут каждую ночь и к утру отмирают. Но на следующую ночь снова распускаются.
– И здесь такие плотные облака. Ни одну из четырех лун не видно.
– Здесь всегда так. Поэтому тут не растут маки и почти всегда тихо и спокойно.
– А солнца тоже не видно?
– Если не убежишь до утра, сама все увидишь. Нам сюда.
Руана прошла через маленькую калитку и, подождав, пока Йоки зайдет внутрь, тихо закрыла ее на щеколду. Небольшой дом, окруженный несколькими метрами давно не стриженной травы. Лунарии были и здесь. В траве, на ветках деревьев и даже на винограде, обвившим одну из стен дома. Сам дом очень отличался от того, что она видела в Маковом поле. Он был одноэтажный с соломенной крышей и небольшими многочисленными окнами со ставнями. Пение птиц дополняло идиллию. 
– Не правда ли здесь спокойнее? – спросила Руана, поворачивая ключ в двери. Слегка поскрипывая, та открылась, пропуская их внутрь.
– Будешь спать в гостиной.
– Вы хотели сказать, в гостевой комнате? – поправила Йоки.
– Нет. В этом доме никогда не было ни гостей, ни гостевых комнат. Зато диван вполне ничего.
«Вполне ничего» диван стоял вдоль правой стены и неприветливо смотрел из-под множества подушек. Обстановка была не сказать чтобы плохая, но ветхая мебель, знающая лучшие свои времена и потрепанный ковер, говорили о том, что хозяйка проводит здесь очень мало времени. Некоторые вещи беспорядочно валялись по углам. Гладильная доска давно превратилась в стол, оставив лишь небольшой участок для того, чего была создана и куплена – глажки. В стороне одиноко стоял пустой аквариум, служивший теперь шкатулкой для различных очень нужных мелочей. Этого добра набралось так много, что Йоки подумала, как давно уплыли рыбки и были ли они вообще. Ковер, некогда мягкий и светлый, теперь слился с деревянным полом, на котором лежал и при ходьбе жалобно издавал скрип о помощи. 
Привычным движением скинув шаль на оказавшуюся под рукой тумбочку, Руана  прошла на кухню.
– Располагайся. Сейчас будем пить чай.
Йоки с трудом верилось, что в этом хаосе можно было отыскать хоть одну чистую вещь, используемую по ее прямому назначению. Но спустя всего несколько минут в комнату вернулась Руана, неся на руках поднос с чашками, источающими божественный аромат. С облегчением распознав в нем мяту и лимон, Йоки приняла предложенную ей чашку с конфетой. Покрутив ее в руке, подув и отхлебнув один глоток, она поставила ее на гладильную доску. Другого места найти было нельзя, хотя оставался еще пол.
– Что-то не так? – поинтересовалась хозяйка дома.
– Не знаю, что я рассчитывала увидеть. Может, склянки с сиропами, дом, пропитанный маковым ароматом. А здесь все так, будто вы и не владеете фабрикой по приготовлению сиропов.
– Если я занимаюсь варкой, это не означает, что и вся моя жизнь крутится вокруг мака. Наоборот, нужно отдыхать. Поэтому я уехала как можно дальше от Макового поля. Здесь я отдыхаю и с полными силами возвращаюсь к работе.
– Не уверена, что хочу вернуться, – Йоки осторожно подбирала слова, боясь ненароком рассердить или обидеть ее. – Ни в Маковое поле, ни назад, в Дьикур. Все, чего я хотела, не случилось, а от нового я пока не знаю, чего и ожидать.
Йоки села поглубже в диван и, откинувшись на спину, покачала головой.
– Все совсем не так. Я сбежала из дому, попала сюда, но и здесь не хочу задерживаться.
– Расскажешь, почему ушла?
– Не хотела жить так, как говорили другие. Они совсем не думали обо мне. А ведь я делала все, все, чтобы быть полезной. Хотела, чтобы они заметили мои старания. Мисс Хэрденсон, директриса интерната, я любила ее и хотела быть похожей на нее. Всегда помогала другим детям, никогда не отказывала в просьбах. Никогда. А знаете, как они поступили со мной?
Йоки пристально посмотрела на Руану, и в ее глазах засветились слезы.
– Они отказались от меня. Наплевали на мои мечты и желания. Знали, что я хочу остаться в интернате и работать помощницей мисс Хэрденсон, но все равно отдали меня чужим. Нет, конечно, они не плохие люди, пару раз приходили к нам, смотрели детей. Только зачем им я? В моем возрасте детей не усыновляют! Я все спланировала, каждую мелочь, представляя свою жизнь. Я шла к этому все годы в интернате. А потом случайно услышала, как все решено. Они даже не спросили меня и не поставили в известность. Просто однажды вечером мисс Хэрденсон попросила одну из девушек, Сьюит, подготовить документы и упаковать мои вещи. Представьте, что я бы испытала, если бы на утро меня вышвырнули за дверь? Хотя и так было не лучше. Я стояла там, в темном коридоре, и не было сил даже плакать. Просто стояла и молчала, и когда открылась дверь и Сьюит вышла, то я забилась в темный угол, чтобы меня не увидели. Не знаю, сколько я там просидела, пока не поняла, что нужно сделать.
Йоки отпила из чашки чай большими глотками. Ее горло саднило от срывающихся на крик слов, а глаза щипали от невыплаканных слез.
– Мне было плохо. Действительно плохо. Боль шла изнутри и разливалась по всему телу. Болезненные волны скручивали меня всю изнутри, хотелось кричать. Плакать и разрываться. Я хотела страдать и сознательно прочувствовала каждую мысль и ее отголосок во мне. Было тяжело. Лицо превратилось в маску, за которой шла непрерывная борьба. Со своими мыслями, желаниями и их воплощением. Я знала и понимала, что многое из того, что я надумала ранее, теперь просто невозможно во времени и даже просто не может быть и точка. Но все равно с упорством продолжала думать, а если бы. На мое «бы» находилось много «нет» и еще больше «а вдруг». По кусочку я истязала себя самыми изощренными мыслями и фантазиями, пока собирала вещи и бежала до станции, стараясь, чтобы меня не заметили. А потом, потом был холод, пробирающий до костей, и мысли о смерти. Поезд, приехавший за мной, необычные люди и места. Приторный вкус сиропа, бессонница и опять желание уехать.  Почему все так получается, Руана? Почему все против меня? 
Руана долго молчала, словно актриса, выдерживающая паузу. Потом подошла к углу комнаты и нагнулась над чем-то ярким, особо выделяющимся на фоне коричнево-серых оттенков. Йоки прищурилась, чтобы получше разглядеть, что привлекло внимание Руаны, и с удивлением рассмотрела в небольшом комочке цвета головку цветка. Одна из лунарий проросла сквозь пол в доме и вызывающе торчала, одиноко возвышаясь над досками.
– Ты как этот цветок, упрямый и сильный, – наконец нарушила молчание Руана. – Тот, что пробивается сквозь асфальт. Мы смотрим на него и думаем, какой же он молодец. Вот она, жажда жизни. Но разве мы видим дальше? Мы проходим мимо и не замечаем, как через день или два его растопчут колеса автомобиля или снесет уборщик.
С этими словами она обхватила одной рукой стебель цветка. Может, тогда бы мы задумались, а нужно было пробиваться, биться головой об стену, только чтобы добиться желаемого? Что оно принесет нам? Так же и ты. Упорно шла к своей цели. Но кто сказал тебе, что за ней тебя ждет счастье? Может, в этом и есть счастье, что ты не добилась желаемого? Кто сказал, что обязательно станешь счастливой только так?
Ты уперлась в свои желания и не видишь дальше носа. Мне кажется, что ты скорее готова умереть с тоски по тому, чему не суждено быть, чем попытаться начать жить с тем, что получается.
– Но идти по зову сердца разве плохо? – попыталась возразить Йоки.
– А разве дети не мечтают попасть в любящую семью? И если это не их цель, то явно и не горе.
– Вы ничего не знаете о сиротах. Все, чего я хотела, – помогать другим. Стать для них опорой.
– А может, ты просто хотела быть нужной? Чтобы тебя любили, в тебе нуждались? Отдавала свои игрушки, чтобы заметили, похвалили? Не стала ли ты получать меньше удовольствия с годами? Люди перестают замечать добрые дела, благодарность уже не та. И ты начинаешь больше и больше отдавать себя на кажущееся тебе правое дело. Признайся, ты ушла и думала, что вот теперь, когда тебя не будет, они пожалеют, что не замечали твоих стараний.
– Неправда, – воскликнула Йоки, вскакивая на ноги. – Неправда все это. Я подумала, что теперь они…
Пытаясь подобрать слова, она заходила по комнате, и чем больше времени проходило, тем быстрее она шла. Руана тихо встала  с дивана и мягко дотронулась до Йокиного плеча, призывая ее остановиться.
– Ты можешь убежать ото всех и всего: людей, обстоятельств, города. Но ты никогда не убежишь от своих чувств и мыслей. Иногда бывает мало закрыть их на замок. Ты помнишь про них, стараешься не думать, но срываешься и начинаешь упиваться причиняемой ими болью.
– Но прошла всего неделя.
– День, неделя. Потом понимаешь, что это была вся жизнь, неповторимая, и ты упустила эти мгновенья только из-за собственной гордости. Сколько раз ты спрашивала поначалу, почему поезд привез тебя в Маковое поле и почему вообще он поехал за тобой? Я отвечу. Нет, не потому, что так надо и должно быть. Это просто шанс изменить жизнь. Увидеть ее под другим углом. Хотя Маковое поле в плане выбора и не очень, но вышла ты сама.
Руана подошла к большому, массивному для такой маленькой комнате шкафу и, вытащив стопку одеял, увенчанную подушкой, обратилась к Йоки:
– А теперь спать. Завтра выходной — отдохнешь.
– А что потом? – осторожно спросила Йоки, принимая одеяло и подушку.
– Ничего, чего ты не захочешь, — пожала плечами женщина, подавляя зевоту. И уже уходя к себе в спальню, добавила, – никто не знает, что будет утром — новый день или новая жизнь. Второе, конечно, возможно, если ты не будешь дурой.
 
Часть третья.
Глава первая. Дом большой мамочки или кошка, которой не было.
Раннее утро или еще ночь. Я смотрю на серое, затянутое тучами небо. Через прозрачные, бежево-серые занавески, стекла, вымытые на скорую руку, в разводах от мыла, еле-еле можно разглядеть, что сегодня будет дождь. Правда, он собирался уже несколько дней и не было никакой гарантии, что сегодня что-то изменится и на городские улицы прольются холодные капли воды. Я ждала этого и теперь, не увидев желаемого впала в уныние. Значит, сегодня мы снова поедем на рынок и, хотя эта мысль меня совсем не радовала, я стала собирать вещи. Пожалуй, это было единственное, что могло огорчить меня в летние дни. Обычно, проснувшись с восходом солнца, а оно спешило выйти из-за туч ровно в пять минут четвертого, самые старшие воспитанники собирались на рынок. Дел было так много, что не было никакой возможности полежать еще пять минут и спокойно заснуть на добрых полчаса. Я еще раз бросила взгляд в окно. Нет, придется и сегодня стоять за прилавком, отвечая на одинаковые вопросы посетителей и рассказывать, наверное, в тысячный раз заученный наизусть текст.
         Спустившись по лестнице на первый этаж, я прошла через веранду и у входа захватила одну из больших корзин. Сейчас она легко, словно перышко, повисла на моей руке, и я почти не ощущала ее. Но это был обман, и я знала, что через несколько минут, проходя вновь через эту дверь, я буду с трудом нести ее двумя руками. За верандой, на заднем дворе интерната, располагался сад. Несколько акров были строго разделены между собой и засеяны несколько видами овощей и трав. Здесь были ряды с капустой, огурцами и помидорами. Грядки с базиликом и петрушкой. В саду уже работала мисс Хэрденсон, собирая и откладывая созревшие овощи, готовые для продажи.
– Доброе утро, мэм, – поздоровалась я, проходя вглубь сада, стараясь не задеть аккуратные посадки.
– Доброе, Йоки. Ты сегодня запозднилась, почти все уже разобрали.
Я знала это, так как взяла почти последнюю корзину, а это означало, что все уже отправились на рынок. Так как в машину все не вмещались, приходилось идти пешком до рынка, а это было почти три километра.
– Ну ничего, для тебя я тоже оставила немного.
«Немного» оказалось четырьмя кочанами цветной капусты, несколькими отборными баклажанами, сияющими своим прекрасным фиолетовым блеском, и россыпью мелких помидоров на изящных зеленых ветках. Поставив на землю корзину, я уложила все в том порядке, в каком укладывала всегда: вниз самые твердые и стойкие, потом уже мягкие овощи. Наполнив корзину доверху, я с трудом оторвала ее от земли и, не попрощавшись с директрисой, прошла в дом к выходу. Встретившись с заспанной, не успевший причесаться Эммой, я лишь слегка кивнула. Хотелось побыстрее выйти на улицу и не слышать, как мисс Хэрденсон будет отчитывать ее, а с утра это было ее любимым занятием, и хотя никто не воспринимал ее брань всерьез, но с утра не хотелось портить настроение подобными разговорами, да и идти всю дорогу с Эммой, успокаивая и слушая ее причитания, не было никакого желания. Ускорив шаг и почти выбежав из дома, я еще раз взглянула на серое небо. Нет, не было ни единого признака дождя.
        Рынок представлял открытое, треугольной формы пустующее место. Но только в ночное время, ранее утро или после восьми вечера. В остальное время это были узкие ряды столов, поставленные почти вплотную друг к другу, с лишь небольшим пространством, чтобы несколько человек могли стоять рядом и не более. Сейчас, в начале седьмого, продавцы только выставлялись, откуда ни возьмись появлялись столы, стулья и весы. На отведенном под нас участке кроме столов ничего не было. Стулья были излишними и занимали место, а так как цена была выставлена за штуку, надобности в весах тоже не было. Встав рядом с Диего и поздоровавшись, я с облегчением поставила корзину на землю. Стараясь не обращать внимание на ноющую боль в спине и жжение в пальцах рук, я, достав из корзины светлую, уже потертую от времени скатерть и расстелив ее на столе, стала выставлять свой товар. Ровно в семь все продавцы были на своих местах в ожидании первых клиентов. Разговаривая с соседями по столам, они то и дело украдкой бросали взгляд в начало рядов, готовые в любую минуту изобразить радушную улыбку на лице и как можно громче, привлекая внимание к своему ассортименту, крикнуть «доброе утро». Я тоже изредка посматривала в сторону входа, но лишь по причине того, что это было единственное место, откуда можно было увидеть большой циферблат часов на здании ратуши. Сегодня было воскресенье, и горожане не спешили за покупками; только когда стрелка не спеша перевалила за восемь, появились первые посетители рынка. Они неспешно, с достоинством обходили ряд за рядом, останавливаясь и здороваясь со знакомыми продавцами, пробуя давно известные и любимые продукты, которые они и так собирались купить, и удивлялись, как все вкусно и хорошо. Это была игра, и все играли по ее правилам. Мимо меня уже прошла старушка Филиция с улицы Брайвхай и семья Уилосов всем составом из двух сыновей, трех дочерей и родителей. Беря в руки овощи, осматривая их со всех сторон, нюхая и надавливая, они делали только им одним ведомые заключения и с милой, слегка извиняющейся улыбкой шли дальше.
           День, как я и думала, тянулся медленно и скучно, покупателей было еще меньше, чем в будние дни, и только к началу обеда я смогла продать весь свой товар. Так как сегодня у мисс Хэрденсон были дела в приюте, все вырученные деньги я отдала старшему Генри, недовольно заметив, что многие уже успели уйти. Часы показывали четверть пятого, когда я выходила с рынка. Корзина опять была заполнена, в этот раз там лежал купленный товар: немного мяса и сыра, бутылка молока. Каждый приходил с товаром и уходил с ним; так директриса могла быть уверена, что дети пойдут именно в приют, а не гулять. После рабочего дня корзина казалась особенно тяжелой, а платье успело пропитаться потом и неприятно липло к спине. Все мысли были только о том, как бы быстрее дойти и принять прохладный, такой желанный душ. Думая о предстоящих делах в приюте, я повернула на южную улицу, ведущую к приюту, и оказалась лицом в земле. Продукты выпали из корзины и валялись на земле, в нескольких шагах лежала перевернутая корзина. Позволив себе слово, которое бы точно не одобрила мисс Хэрденсон, я принялась осматривать себя. Нога слегка опухла в колене и немного испачкала платье кровью. Поднявшись и отряхнувшись от пыли, я поняла, что не одна. Причина моего падения спокойно сидела на земле, не собираясь убегать и прятаться.
– Так вот кто попался мне под ноги.
Медленно подойдя к кошке? я неуклюже взяла ее на руки. Мягкая, теплая, она была красивого шоколадного оттенка с голубыми глазами; такую, наверняка, ищут хозяева. Прощупав шерсть и не обнаружив ошейника, я опустила кошку и, пока никто не увидел, собрала разбросанные продукты обратно в корзину. Было жаль оставлять кошку одну, но в приюте были жесткие правила относительно животных, и я не могла взять ее с собой.
– Прости, мне надо идти.
Стараясь не обращать внимание на грустные голубые глаза, провожающие меня, я пошла дальше. Иногда я и впрямь жалела, что живу не в семье, но нужно выбрасывать такие мысли сразу, как только они появляются. Моя жизнь связана с «домом большой мамочки». Я решила это еще в детстве, и сейчас не было причин это менять.

Часть третья.
Глава вторая. Превращение.
Йоки просыпалась нехотя и неспешно, но, не почувствовав аромат мака, быстро открыла глаза. Она была в доме хозяйки магазина, где-то, где нет мака, но есть свежий воздух и мягкая постель. Вспомнив приснившийся ей сон, она улыбнулась и подумала о кошке. Сейчас бы она непременно взяла ее с собой, да, именно ее ей и не хватает. Можно было бы поговорить с ней, а в грустные минуты прижаться к ее пушистой мордочке и поцеловать в холодный влажный нос. Чувство грусти вновь овладело ею, и теперь, находясь вдалеке от приюта, было сложнее его подавить. В сущности, у нее не было ни друзей, ни родных, и с каждым прожитым здесь днем Йоки все острее это чувствовала. Подумав о хозяйке дома, Руане, она встала и, убрав постель в диван, вышла в открытую дверь.  Голубое небо было затянуто светлой прозрачной пеленой, за которой спряталось что-то напоминающее солнце, а точнее, светло-желтая линия на горизонте. Смотря на нее, глаза не слезились, и она не ослепляла, при этом озаряла все вокруг мягким светом. Как и говорила Руана, цветы больше не сияли серебром, а как-то тихо скрывались в зарослях травы. Не было ни одного яркого растения, выделяющегося на фоне остальной растительности, казалось,вся природа гармонично сошлась в этом месте. Легкий ветерок только слегка дотрагивался, лишь приподнимая выбившиеся из прически локоны. И тишина.
– Любуешься природой или думаешь, в какую сторону бежать?
Йоки даже не заметила, как Руана появилась сзади, неся в руках поднос с завтраком. При виде еды желудок скрутило, а рот наполнился слюной. От аромата свежего хлеба кружилась голова, и Йоки только смогла кивнуть.
– Ха-ха-ха. Не упади в обморок, – засмеялась хозяйка. – Сейчас найдем удобное место и позавтракаем.
Удобным местом оказалась небольшая поляна вокруг срубленного дерева, которое и стало столом. Трава была мягкая; опустившись на нее, Йоки сразу же схватила одну из булок, посыпанных сахаром, и, намазав маслом, откусила большой кусок. Потом еще один, глоток чая и еще кусочек. Наевшись, она внимательнее посмотрела на Руану. Из старухи с черными, грязными и всегда растрепанными волосами она превратилась в женщину пусть и не молодую, но достаточно привлекательную. Волосы были аккуратно уложены в высокий хвост, и губы — неужели — подведены розовым блеском. Решив, что ей все мерещится, Йоки тщательно протерла глаза, но новый образ никуда не исчез. Заметив ее взгляд, Руана улыбнулась.
– Иногда полезно выглядеть немного устрашающе. Это отпугивает ненужных людей.
– А Салли знает, какая вы на самом деле? – спросила Йоки и почувствовала в своих словах нотки зависти. Но тут же отогнала их прочь. Пусть женщина больше не вызывала в ней негатива, но говорить о ревности было крайне неразумно. Не так ли?
– Нет. Раньше я никого не приглашала сюда, – как-то грустно ответила Руана, но тут же улыбнулась. – Или почти никого. Но это было так давно. Как тебе спалось на новом месте?
– Крепко. Как только легла, сразу заснула и до утра не просыпалась, – ответила Йоки, запихивая в рот еще одну булочку. – Но я не вижу ваших соседей. Где все?
– Многие перебрались в город, кто-то уехал еще дальше. Сейчас считается немодным жить здесь. А мне нравится. Можно отдохнуть от работы, суеты.
– Мне здесь нравится. Возможно, я даже соскучусь по сиропу, – пошутила Йоки и сама не поняла, как сказала правду.
– Так и должно быть. Но я хочу показать тебе кое-что. Точнее, кое-кого. 
Встав с импровизированного стола, она пошла в дом, и Йоки поднялась за ней. Пройдя несколько комнат, они вышли с другой стороны дома. На небольшом участке перед водой спала собака, но, услышав шаги, открыла сначала один глаз, потом другой и, вскинув голову, посмотрела на нарушивших ее сон людей.
– Мы тебя разбудили, большой мой защитник, да? Разбудили его.
Увидев хозяйку и услышав ее голос, собака тут же вскочила на ноги и, виляя хвостом, начала лизать руки хозяйки, гладящие его.
– У вас есть собака? – удивилась Йоки, опасливо делая шаг назад.
– Мой друг и защитник Лев.
– В честь?
– Да нет, просто его шерсть такая же гладкая, цвета соломы, как у львов, которых я видела на картинках.  Не бойся, он ласковый и совсем не страшный.
Нестрашный Лев, достаточно поприветствовав хозяйку, наконец, увидел Йоки и, осмотрев ее с ног до головы, медленно приблизился, подставляя свою мордочку к ее рукам. 
– Да, погладь ты его. А то укусит, – смеясь, подразнила ее Руана.
Осторожно, почти не дыша, Йоки провела рукой по гладкой блестящей шерсти. Потом еще раз и еще. Пока тыльная сторона ладони не стала влажной от лизаний. Вытерев руки о платье, Йоки улыбнулась. Лев был до нелепости большим и смешным, как те плюшевые игрушки, что она видела в магазине на Хайстрит.
– Он потрясающий, – выдохнула она, садясь на корточки и обнимая пса. Его холодный, мокрый нос, щекоча, уперся ей в шею. Смеясь, Йоки упала на спину, а Лев лег рядом, положив свою голову на ее живот.
– Отлично, теперь мне не страшно оставлять тебя одну.
– Вы куда-то уходите? – тут же встревожилась Йоки, и все ее хорошее настроение в один момент пропало.
– Мне надо вернуться в магазин. Но ты останешься со Львом. Вечером вместе поужинаем, надеюсь, ты готовишь лучше, чем варишь сироп. – Руана вошла в дом и через несколько минут вышла. На ней снова был белый халат, распущенные волосы напоминали воронье гнездо, а блеск исчез, будто его и не было. Перед ней снова была старуха.
– До вечера, – попрощалась хозяйка, и даже ее голос показался Йоки другим, холодным и грубым.
Но теперь, зная настоящую Руану, она больше не боялась ее. Проводив вместе с собакой хозяйку до ворот, она вернулась в дом. Мысленно Йоки составила план спасения помещения от хаоса, в котором оно пребывало. Тряпки, ведро с водой и мыло. Несколько часов уборки, и гостиная была такой же, какой ее нашла Йоки. Словно она и не убирала вещи, не раскладывала все по полочкам, не стирала пыль. Решив, что за один день всего не переделать, Йоки прошла на кухню. Лев следовал за ней по пятам. Еще два часа прошли в уборке, нашелся чай, сахар и место, куда можно было все выложить.
– Твоя хозяйка просто детектив, по-другому здесь ничего не отыскать.
Словно поняв ее слова, Лев завилял хвостом и гавкнул. Разобрав холодильник и выкинув испорченное, Йоки отложила банку тунца и масло. В шкафу после обыска нашлись спагетти и чеснок. Однако вся посуда оказалась настолько грязной, что ее пришлось замачивать в мыле и с усилием оттирать. Когда же все было готово к приготовлению ужина, Йоки обнаружила полное отсутствие плиты или чего-то похожего, на чем можно было бы приготовить еду. Усталая, рассерженная, она дала псу корочку хлеба и вышла на улицу. Солнце-полоска исчезло за горизонтом и в наступающей темноте только начали распускаться цветы. То тут, то там появлялись огоньки света. Зачарованно Йоки наблюдала за изменениями вокруг, пока за секунду до того, как послышался скрип калитки, Лев не побежал в ее сторону. Хозяйка возвращалась домой.
– Значит, вы не сказали Салли, где я? – в который раз задала свой вопрос Йоки, доедая ужин. После того, как Руана вернулась и показала скрытую за панелью плиту, они наконец смогли приготовить еду.
– Зачем? Завтра вернешься и, если захочешь, сама все расскажешь. Но думаю, это лишнее.
Они сидели в гостиной, и на этот раз роль стола выполняла гладильная доска. Лев лежал рядом, между ними, периодически получая свою порцию ужина. Руана успела принять свой настоящий вид и сейчас, расслабленно и даже слегка улыбаясь, откинулась на спинку стула. Хотя она и не оценила усилия Йоки убрать комнату, но и не отругала. «Неплохо», — все, что услышала Йоки, когда Руана вошла в дом, и тут же увидела падающую на стул одежду. Через несколько минут гостиная выглядела так же, как и всегда до уборки.
– Завтра, – повторила Йоки, как бы смакуя слово медленно и со вкусом.
– Выходной закончился, и надо выходить на работу. Хотя не думаю, что варка сиропа – твое призвание.
– Хотите меня выгнать?
В голосе девушки прозвучали тревожные нотки, а в глазах отразилось такое отчаяние, что Руана покачала головой.
– Нет, если сама не уйдешь. И все же мое мнение, что это не то, чем ты должна заниматься.
– Но чем же еще я могу заниматься у вас? – удивленно спросила Йоки.
– Завтра. Все будет завтра, – ее сонный голос, перешедший в шепот, растворился в ночной тишине.

Часть третья.
Глава третья. Все это когда-то уже было.
Возвращение в город, не сулившее ничего хорошего, оказалось бурным и эмоциональным. Шум, доносившийся со всех сторон, люди, бежавшие по своим делам, не обращающие внимание по сторонам, так и норовили толкнуть или наступить на ногу. Йоки во все глаза смотрела по сторонам, пытаясь вспомнить, каким ей показался город в первый ее день, но тщетно. Все воспоминания слились в одно сплошное мутное пятно, из которого ничего не напоминало ту суету, которая царила сейчас на улицах. Ставни всех домов были открыты настежь навстречу легкому ветру, влекущему за собой сладко-пряный аромат. Как же она соскучилась по нему, подумала Йоки и тут же изумленно повторила свою мысль.
– Как я соскучилась по маку. Но ведь этого не может быть, ведь так, Руана?
Но шедшая быстрым шагом на несколько метров впереди нее хозяйка не услышала вопроса или, что было характернее для нее, просто не стала отвечать. Йоки ускорила шаг, все так же крутя головой по сторонам в поисках знакомого, что еще осталось от этого места. Дома выглядели ярче, люди – приветливее и громче. С каждой минутой шумная реальность настигала ее больше и быстрее, пока не взорвалась в ее сознании светлым пятном. Приоткрыв глаза и жмурясь от яркого света, Йоки увидела голубое, без намека на облака небо. Она подняла руку и попыталась дотянуться до него, но с каждым движением и попыткой оно все больше отдалялось. Сквозь шум в ушах настойчиво пробивался чей-то голос, зовущий ее. Но увлеченная небом, Йоки не сразу распознала в нем Руану, и только когда взволнованное лицо той заслонило голубую даль, она обратила на нее взор.
– Почему ты сверху? – все еще находясь в смутном сознании, спросила Йоки.
– Или ты снизу – как смотреть.
Реальность при этих словах резко перевернулась, расставляя все на свои места. Лежа на асфальте, широко раскрыв глаза, Йоки почувствовала приступ тошноты и сильное головокружение, которые тут же прошли, стоило подуть ветру и принести свежий аромат мака.
– Что со мной? – только и смогла вымолвить Йоки, боясь и ожидая нового приступа.
Вместо ответа Руана взяла девушку за руку и повернула ладонью к верху. После чего, приподняв подбородок, взглянула в ее глаза и, медленно опустив руку, отошла.
– Вот вы где! – из дверей магазина выбежала Салли. – А я вас ищу. Что-то случилось? Госпожа?
– Помоги Йоки. Сегодня магазин закрыт.
– Но он никогда не закрывался…– хотела возразить Салли, но, увидев грозное лицо хозяйки, передумала.
Она шла медленно, не обращая внимание, в какую сторону идет и куда сворачивает, но все равно через какое-то время оказалась на том месте, куда всегда приходила, если чувствовала усталость. Маленькая часть в целом городе, оазис, где было тихо и безлюдно. Здесь не росли маки, не было магазинов и заводов. Зато свежий ветер приносил прохладу, а солнце скрывалось за большими деревьями. В самом центре города, скрытое ото всех — именно здесь Руана чувствовала себя спокойно и свободно. Сев, как всегда, на дальнюю скамейку аллеи, она прикрыла глаза. То, что сегодня произошло, открыло дверь в воспоминания, которые она тщетно хранила уже многие годы. Подняв руки так, чтобы солнце освещало их своими лучами, Руана взглянула на отливающую бронзой кожу, но в ее замутненном воспоминаниями сознании она видела белоснежные ручки молодой девушки. Сейчас о них ничто не напоминало. «Сколько лет прошло?» — спросила она себя. Может, десять или двадцать.
Как и другие жители Макового поля, Руана попала сюда на поезде. В один из дней она просто вошла в вагон и уехала в странное, необычное и завораживающее место. Идущая на аромат мака, она устроилась на работу и так и осталась здесь жить. Это было ее место и ее выбор. Здесь время шло по своим законам. Руана заметила, что проходят дни, недели, а стрелка на часах почти не движется. Так же замерла и она. Не старела, не менялась, или это происходило так медленно, что Руана даже не замечала этих изменений. Она была счастлива. Пока не узнала, что другого уже не будет. Поезд никогда не заберет ее, и она не сможет вернуться к родным. К дочери и мужу. Они навсегда остались в том мире, в который ей не было дороги.
– Я не хочу оставаться! Мне надо домой. Меня ждут дома!
Руана стояла посреди поля цветов и отчаянно кричала в пустоту, но даже эхо не откликалось в ответ. Природа молчала. Вот уж несколько часов, как она безрезультатно ходила по узким тропинкам в поиске остановки, которой не было. Пытаясь следовать за другими жителями, уезжающими в другой город, она в какой-то незаметный для нее момент теряла их и оказывалась одна. Маковое поле не выпускало ее. Руана перестала вытирать слезы, платок давно был мокрым и больше не мог впитывать в себя солоноватую жидкость. По привычке подняв руку, чтобы убрать локон волос за уши, она вспомнила, что отстригла их в надежде, что, когда они отрастут, снова станут ее родного оттенка молочного шоколада. С кожей было сложнее. Ее нельзя просто снять, а все рецепты отбеливания не помогали. С каждым днем она становилась загорелее и темнее, это уже был не неравномерный загар, как в начале ее приезда. Медленно, день за днем они сливались в огромное пятно, растянувшееся на все тело. Даже подмышки и те потемнели. Но это были мелочи, почти неважные, наоборот: чем меньше она отличалась внешне от других, тем лучше у нее шли дела и складывались отношения. К сожалению, вместе с изменениями во внешности пришли и другие, более серьезные, на которые не обратить внимание или не заметить которые было невозможно. Зависимость. Зависимость от макового поля, его аромата, вкуса. Чем больше она находилась в Маковом поле, тем труднее было уезжать. Город сделал ее своей пленницей. Странно, но когда она уже сдалась, вернулась в город и собиралась жить несчастной жизнью, в ней открылись способности, о которых она не подозревала. Руана чувствовала каждую нотку вкуса, и оттенки, и ароматы, явственно различая самые неуловимые. Сначала она применяла это в работе на большой фабрике, но вскоре решилась открыть маленький магазинчик с собственной кухней. Начав с десятка наименований различного сиропа с добавками, сейчас она продавала более ста уникальных, неповторимых вкусов.
Руана смахнула выступившие слезы и в который раз посмотрела на руки. Она попыталась вспомнить, когда кожа стала темнеть, когда глаза цвета бирюзы превратились в золотисто-коричневые, а волосы некогда молочного шоколада потемнели, хотя под солнцем должны были выгореть и стать светлее. Руана не помнила, и сейчас, глядя, как на ее глазах меняется Йоки, она задалась вопросом, есть ли еще время все исправить и стоит ли говорить девочке, что, возможно, это теперь ее дом. Навсегда. В отличие от тех, кто был рожден в этом мире и имел возможность всю жизнь путешествовать между городами, они останавливались в одном месте. Но как понять, где оно? Почему поезд отвез ее так далеко от семьи и был ли это ее выбор? Такой вопрос она задавала себе каждое утро, пока однажды не призналась, что хотела остаться здесь. Хотела уехать, сбежать. Некоторым не дано жить вместе, и сейчас Руана знала, что приезд сюда был спасением не только для нее, но и для них. Как-то днем, продавая сиропы в лавке, она увидела газету в руках одной посетительницы. Только прочтя название в третий раз, она осознала, откуда газета и где была напечатана. Эта газета стоила тех флаконов, что она отдала за нее. Она стоила гораздо больше, и Руана отдала бы все за возможность лишь прочесть пару строк, но то, что она узнала, было бесценно. На одной из страниц на ее смотрела улыбающаяся пара, в невесте она с трудом узнала свою маленькую Соню. Повзрослевшая красивая девушка выходила замуж, а к алтарю ее вел высокий, со слегка тронутыми сединой волосами отец. Руана до сих пор хранила вырезку с фотографией, всегда нося ее с собой, и даже если иногда ей и становилось грустно, то, вспоминая их счастливые лица, она успокаивалась.
Сейчас она так же, как и всегда, очень бережно и аккуратно, боясь ненароком повредить хрупкие листы бумаги, пожелтевшие за десятки лет, держала их в руках, тиихо, молча, застывшим взглядом смотря сквозь фотографию. И хотя ее лицо не выражало ничего, кроме застывшей, как маска, отчужденности, внутри у нее все горело огнем, сжигая внутренности, и только слезы могли ненадолго облегчить боль, вызванную грустью разлуки. Но не сегодня. Сегодня ей предстояло решить, давать ли надежду на возвращение или умолчать и позволить случится неизбежному. Руана медленно поднялась и пошла сквозь деревья навстречу шумному городу и неизбежному разговору.

Часть четвертая.
Глава первая. Дорога в никуда
– Я себя отлично чувствую. Не понимаю твое беспокойство, – Йоки порхала по кухне, пробуя по ложке из каждого чана и флакона. Ее здоровье после утреннего инцидента полностью восстановилось и даже больше: никогда она не чувствовала себя столь хорошо, не была столь сильной, легкой и полной позитива. Поэтому нытье Салли ее особенно раздражало. Зачем отдыхать, когда впереди столько дел!
– Давай наварим сиропа. Что здесь? Черный мак? Смешаем…
– Нет, нет, нет. Руана ясно дала понять, что ты должна отдыхать.
– Вот пусть она за меня и отдыхает, – отшутилась Йоки и с наслаждением запихнула в рот очередную ложку, до краев наполненную сиропом. – Как же вкусно. Я готова съесть весь сироп в этой комнате, – и, немного подумав, добавила. – А может, и больше.
– Что здесь происходит?
За разговором и поеданием сладостей Йоки не сразу услышала звон колокольчика на входной двери и, неожиданно услышав голос хозяйки, входящей на кухню, поперхнулась.
– Мы…То есть я…
– Поедаешь запасы?
– Нет. Дегустирую. Да, мне кажется, здесь чего-то не хватает. Может, сахара?
Йоки произнесла это с таким серьезным выражением лица, что даже обиделась, когда секунду спустя в комнате раздался дружный смех.
– Ты необучаема. И слава богу, – проговорила Руана, вытирая выступившие слезы.
– Это совсем не смешно, – Йоки отложила ложку. – Так что я должна делать? Продавать? Готовить? Упаковывать? Я готова ко всему.
Йоки стояла в ожидании ответа, но молчание затягивалось. Руана чем-то усердно занималась, стараясь не смотреть в ее сторону.
– Руана? – тихо позвала Йоки, дотрагиваясь до ее плеча, не обращая внимание на вытянутое от удивления лицо Салли.
– Не сейчас. Я не готова, – не отрываясь от чана с сиропом, ответила Руана.
– К чему?
Угрюмо посмотрев на девушку и поняв, что та не отступит и ждать смысла нет, хозяйка, тяжело вздохнув, прошла в дальнюю комнату, используемую под склад, Йоки пошла за ней. Небольшая заставленная кладовая была неподходящим местом для разговора по душам, но сейчас это было в меньшей степени важно. Главной была удаленность ото всех.
Сев на свободный стул и подвинув Йоки соседний, Руана принялась рассматривать руки, как она всегда делала, когда нервничала. Время шло, но даже нетерпеливая Йоки молча сидела в ожидании непонятно чего. В ее голове бурной фантазией рисовались возможные темы, ситуации от нелепых до невозможных. Но когда Руана наконец-то заговорила, самая изощрённая фантазия не могла такое представить.
– Ты мне всегда чем-то напоминала меня в детстве, – начала она. – Шумная, немного вздорная, пугливая и в то же время упрямая. Когда ты только вошла в первый день и звон колокольчика не раздался, я уже поняла, что ты останешься здесь.
– Но вы же не хотели брать меня на работу! – воскликнула Йоки, вспоминая, как хозяйка откровенно не замечала ее.
– Верно, – согласилась Руана. – лишь потому, что знала, чем все закончится. Потом надеялась, но сегодня…
Она замолчала, не находя в себе силы продолжить.
– Вы переживаете из-за того, что мне стало плохо? Но я уже говорила Салли: все просто замечательно. Не знаю, почему я раньше не чувствовала такого прилива сил. А этот невероятный аромат…Руана? – Йоки с волнением посмотрела на все более мрачнеющее лицо хозяйки.
– Я не думала, что все так быстро произойдет.
– Так что произошло? – в нетерпении воскликнула Йоки, вскакивая со стула.
– Ты! Неужели ты ничего не чувствуешь? Как меняешься? Может, тебе уже хочется пойти пособирать мак?
– Сборка мака…Может, и впрямь не такое плохое занятие…
Руана лишь покачала головой не веря своим ушам. Она хотя бы сохранила собственное я, но Йоки?
– Значит, уже поздно. Ты не сможешь вернуться домой.
– А зачем мне возвращаться? – недоуменно спросила Йоки, но тут же что-то знакомое защемило в сердце. Помотав головой, словно отгоняя назойливые мысли, она села на стул. – Почему не вернусь? Скажем, не сейчас, но, может…
– Нет, – перебила ее Руана, и жесткость в ее голосе поразила Йоки. – Те, кто приехал сюда и начал привыкать, адаптироваться и меняться, никогда не смогут уехать. Мне жаль. Я, как и ты, не замечала перемен, пока не стало поздно. Ты становишься еще одной жительницей Макового поля. Найдешь себе занятие по душе.
От этих слов внутри у Йоки все сжималось. Идея о сборке мака уже не казалась такой привлекательной и с каждой осознанной минутой вызывала лишь отвращение. Нет. Нет!! НЕТ!!!
– Нет, этого не может быть, – выкрикнула Йоки. – Я хочу домой. Я уеду домой.
Уверенность, с которой Йоки сказала последние слова, кинула зерно надежды и в Руану. А может?
– Собирайся. Ты опаздываешь на поезд.
Стемнело, а они продолжали идти по бескрайнему полю. Две тени медленно, устало двигались в тишине ночи. С каждой прошедшей минутой, с каждым часом их движения становились резче, как будто они заставляли себя идти.
– Мы найдем его, – упрямо повторила Йоки, но так тихо, что даже Руана, идущая рядом, не могла расслышать.
– Я все равно не понимаю. Если я вернусь, то к чему все это было? Вот вы остались здесь, новая жизнь, нашли призвание. А я? Просто вернусь к тому, от чего сбежала.
– Разве ты совсем ничего не получила? – устало спросила Руана.
– Ну, познакомилась с вами. С Салли. Увидела необыкновенные места. – И, припомнив, добавила. – Лев. Я буду по нему скучать. Но я заведу собаку. Или кошку. А может, всех сразу. Всегда мечтала о домашнем животном.
– Да, сама не знаю, что бы я без него делала.
– Но как же вы? Если я уеду, вы останетесь одна, – Йоки вдруг остановилась и в порыве чувств обняла Руану, а та медленно подняла руку и погладила девочку по голове. Перед ее взором пронеслись воспоминания. Когда дочери было грустно, она всегда крепко обнимала ее, и Руана гладила ее по волосам и говорила ободряющие слова. Ей очень захотелось, что бы Йоки осталась, и она, отстранившись, быстрым и твердым шагом пошла дальше.
– Не говори глупостей. Из тебя варщица сиропа еще хуже, чем из Салли. У той хотя бы сироп не пригорает.
– Раз уж вы сами заговорили о ней, почему вы ее наняли?
– Она одна из немногих, кто, живя в Маковом поле, не сходит с ума по маку. Ей бы заняться точными науками, но она считает, что должна продолжать делать то, что делали ее мама и бабушка. Как и ты, она упорна в своем решении.
– Но она ведь несчастна? – воскликнула Йоки и покраснела, поняв мысль, не высказанную вслух.
– Не она одна, – выгнув бровь, заметила Руана. – Знаешь, иди вперед. Я уже плохо вижу тропинку и задавила достаточно цветов, чтобы навсегда попасть в черный список сборщиц мака.
– Не удивлюсь, если они действительно ведут списки. Чокнутые на маке и профсоюзах. Знаете, Руана, несмотря на всю нелепость этой поездки, может, она ничего и не дала мне, но я рада, что встретилась с вами. Все это так нереально, и никто мне не поверит, если я расскажу об этом. Мисс Хэндерсон выпорет меня за наглую, неподобающему взрослому человеку ложь. Не знаю, готова ли я к приемной семье, но думаю, в интернат я не вернусь. А может, поезд отвезет меня в новое место. Как думаете?
Йоки сделала еще несколько шагов, но, не услышав ответа, обернулась. Руаны нигде не было. Тропинка была пуста,и даже ее следов не было видно. Йоки осталась одна.

Часть четвертая.
Глава вторая. Токирей, это ты?
Первые минуты она озиралась вокруг в поисках Руаны, потом просто стояла, не двигаясь и не дыша, пробовала плакать и громко звать ее. Но на все ответом была тишина и легкий шум травы. Все четыре луны сияли высоко в небе, и поле казалось особенно бескрайним и пустым. Одиночество волной накатывало на Йоки, сбивая с ног, пока она не легла на траву, уткнувшись взглядом в небо. Ночью, среди цветов и разноцветного неба, лежа на теплой, как одеяло, траве, её мысли были далеки от этого места, Макового поля. Йоки совсем ни о чем не думала. Перед глазами, как вырезки из газеты или небольшие фрагменты видео, проносятся образы из прошлого, возможного в другое время, в другой жизни.
Она хочет спрятать подаренные конфеты, но вокруг никого. Она одна в комнате, в доме. Не нужно ни с кем делиться.
Морозное утро, но в доме тепло и вкусно пахнет едой. Ей шесть, и Йоки помогает расставлять посуду для гостей. Засмотревшись, она спотыкается, раздается звук разбивающегося фарфора. Она быстро опускается на колени и собирает осколки, норовя поранить пальцы. Она знает: сейчас раздастся смех и тут же суровый голос отчитает ее и оставит без ужина. Но вместо этого её аккуратно поднимают на руки и, гладя по голове, уносят из комнаты.
Картинки меняются так быстро, а слезы застилают глаза, что некоторые из них Йоки не может разглядеть. «Наверное, я схожу с ума», – пронеслось в мыслях.
– Так и собираешься здесь лежать? – «Вот и сейчас мерещится голос. Сошла с ума.»
– Уходите. Вас нет. Никого больше нет.
– Разве тебе не говорили, что лежать в маковых цветах нельзя? Многие так и остались в этом поле навсегда. И их никто больше не видел.
– Это неважно.
– И то, что тебя ждет поезд и пассажиры теряют терпение, тоже неважно? Тогда мы поехали.
Только повторив эти слова про себя несколько раз, Йоки вспомнила, где уже слышала похожий голос. Вскочив на ноги, она тут же  ударилась головой о лестницу поезда, который возвышался прямо над ней, и увидела склонившееся улыбающееся лицо.
– Токирей?! – воскликнула она, потирая ушиб.
– Я тоже не поверил, Йоки, что это ты, когда увидел тебя лежащей в цветах. А ты не такая белая, какой я запомнил тебя, – заметил Токирей, помогая Йоки подняться. – Вот не думал, что мы когда-нибудь встретимся.
Крепкие руки обхватили Йоки за талию и поставили на ступеньку. Так легко и быстро, что не ожидавшая этого Йоки растерянно посмотрела вниз, но не увидев Токирея, приподняла лицо. Мужчина, державший ее в руках, был на дюйма два выше нее, загорелый и крепкий. Зеленый жилет ярким пятном выделялся на фоне коричневой одежды.
– Токирей, это действительно ты? – удивленная такими переменами, произошедшими с ним, спросила Йоки, рассматривая знакомого с ног до головы, что тот даже немного покраснел, хотя на коричневой коже лица это было едва заметно.
– Да, это я, Йоки, я. – И он улыбнулся той самой озорной улыбкой, которую она запомнила.
– Но всего за неделю ты так вырос, – все еще не веря, покачала головой Йоки. – Невероятно.
– Ну это как сказать, – смущенно ответил Токирей. – Ладно, давай уже войдем внутрь, и поезд поедет дальше, а то многие начинают ругаться.
И правда, когда они вошли в вагон, все взгляды были обращены на них.
– Заставила себя ждать, – тихо, без намека на укор заметил Токирей, показывая ей на свободные места.
– Уже перестала надеяться, что поезд приедет. – Так же тихо ответила Йоки.
– Ты полна неожиданностей, то появляешься из ниоткуда, то возвращаешься, когда другие остаются.
От последних слов Йоки поежилась, как при ознобе.
– Тогда зачем ты мне сказал, что можно там войти? – С обидой спросила она, ожидая увидеть смущение и раскаяние, но ни того ни другого на лице Токирея не отразилось. Напротив, оно стало серьезным.
– Я проводник. Веду туда, куда вам нужно. Тебе надо было войти на Маковое поле, я лишь слегка подтолкнул тебя, – ответил он, пожимая плечами.
– Значит, ты занял место дедушки? Теперь ты кондуктор?
– Я им и был, – гордо заявил он, улыбаясь. – Как ты, наверное, знаешь, многие продолжают семейные дела. Я из семьи проводников. Поэтому всю жизнь езжу в поезде. Кого-то встречал мой дедушка, кому-то помогал я.
Йоки сразу подумала о Салли, но в отличие от нее, Токирею явно нравилась его работа.
– Я рада, что тогда встретила тебя.
– Но тебя что-то волнует?
– Кроме того, что еще неделю назад ты был ребенком, а сейчас вдруг стал взрослым?
– Для меня прошли года, для тебя – неделя. Почему тебя это удивляет? В разных городах, остановках и местах время идет по-разному. Что тебе кажется днем, для меня может быть годом. Я никогда не выходил на Маковом поле, да и никто из приезжих не возвращался, чтобы спросить, но, проезжая, я иногда видел одних и тех же жителей, и хотя мы не разговаривали, они выглядели точно так же, как и в первый раз. Думается мне, время там застыло.
Слушая его, Йоки вспомнила о мисс Хэрденсон. Если верить словам Токирея, а ему не за чем было врать, да и она сама могла убедиться в правоте его слов, то было два варианта. Или она превратилась в дряхлую старушку, или – о чем Йоки было больно даже подумать – умерла. Остальные дети тоже выросли, и теперь ее точно никто не ждал. При этих мыслях на глазах у нее выступили слезы. Токирей, удивленный такой неожиданной переменой в ее настроении, подвинулся ближе и дотронулся до стекавшей по щеке слезинки.
– Я слышал, что у тех, кто может плакать, они соленые, – и, попробовав на вкус, он победоносно улыбнулся. – И точно, соленая.
– Разве ты не можешь плакать? – смахивая слезы, выдавила из себя Йоки. Ей было очень странно, то кто-то не может плакать, и тем более это, скорее, должно быть хорошо, нежели плохо.
– Это дар. Среди таких, как я, его нет. За всю жизнь я встречал нескольких, включая тебя. Это так завораживает.
– Это слабость. Никто из тех, кто может лить слезы, никогда бы не захотели такой дар. Пустая вода, показывающая твою слабость, и только.
– Слабость? Пустая?! – от переполняющих его эмоций Токирей вскочил на ноги, не обращая внимания на злобные взгляды соседей, чей покой он нарушил. Но, как и в детстве, он мало обращал внимания на других. – Ты действительно странная, Йоки, или глупая – я еще не решил. Как бы я мечтал все свои чувства, переживания превращать в воду и выливать наружу. Не хранить внутри, как ненужный багаж. Грустно – поплачь, слишком весело – поплачь. Всего вода, но как много в ней содержится.
Теперь уже Йоки покраснела. С такой стороны она никогда не думала о слезах и их значении.
– Вспомнил: ты же забыла свою сумку. Я сохранил ее, хоть и не думал, что она понадобится. – Токирей достал с верхней полки пожелтевшую со временем сумку.
– Спасибо, – принимая ее, поблагодарила Йоки. В ней, как она и оставила, были плед, платье и шаль. Теперь эти вещи были единственными, что осталось от прошлой жизни. Йоки улыбнулась.
– Вот ты и улыбаешься, – довольный собой отметил Токирей. – Ладно, мне пора работать. Скоро остановка.
– А куда мне выходить? – вдогонку бросила Йоки, застав его у дверей.
– Куда надо, – успел ответить Токирей, прежде чем двери закрылись.
– С некоторых пор это мое любимое направление.
Снова поезд, снова вагон с красной бархатной обивкой и странными пассажирами. Только вот в отличие от первой поездки, сейчас Йоки чувствовала себя уверенно и с нетерпением ждала новых открытий. И пусть ее волосы теперь, скорее, цвета спелой соломы, а кожа не блестит белизной, она не пропустила бы ничего из происшедшего с ней за последнюю неделю. Мечтательно прикрыв глаза и думая о последней неделе, Йоки не заметила, как заснула. На ее лице сияла улыбка.

Часть четвертая.
Глава третья. Всего лишь сон
Сквозь сон Йоки почувствовала, что ее трясут за плечо, но, открыв глаза, никого не увидела рядом. Вагон был почти пуст, а значит, ехали они уже долго и большинство пассажиров уже успели войти на свои остановки. Токирея тоже нигде не было видно. Посмотрев в  окно, она с удивлением и радостью заметила знакомые с детства места. Дьикур. Прильнув к холодному стеклу, она смотрела на проносящиеся мимо заснеженные деревья, дома. Скоро они прибудут на вокзал. Через несколько мгновений. Йоки взяла сумку и вышла из вагона. Но поезд не замедлял ход. Даже казалось, что он ускорился, и теперь ей с трудом удавалось разглядеть местность, а холодный ветер со снегом застилал глаза.
«Почему поезд не останавливается? Где Токирей?», – думала Йоки, с ужасом осознавая, что через секунды они проедут ее город и, возможно, уже не будет других остановок в ее привычном мире. Ее опять унесет в неизведанные места, и Токирея не было рядом, чтобы помочь ей. «Надо прыгать?» Но скорость была настолько большая, что ветер сбивал ее с ног, не давая подойти ближе к входу. На миг снег прекратился, и вот уже показался вокзал. Надо было решать, что делать, но теперь уже никто не подтолкнет ее. Или она прыгнет, и, может, останется жива, что на такой скорости маловероятно, или поедет дальше, навсегда оставив Дьикур только в своей памяти.
– Прощай, Токирей, – прокричала Йоки, и сначала ее голос, а потом и ее саму подхватил и унес ветер.
– Она еще спит. Температура уже спала, но ей нужен отдых. Девочке очень повезло, что она отделалась простудой. В такой холод заболеть может каждый.
– Спасибо, доктор Милтон. В этом году зима наступила рано, и мы не успели включить отопление. Видимо, Йоки, как и некоторые из наших детей, где-то простыла. Ее нашли в коридоре, бедная девочка была такая горячая.
Мисс Хэрденсон достала платок и громко высморкалась, после чего повернулась к помощнице.
– Сьюит, свяжись с мистером Велдуином, сообщи, что Йоки пошла на поправку и мы наконец сможем закончить все с документами об удочерении.
– Не думал, что взрослые дети находят новых родителей, – изумился доктор, еще раз посмотрев на лежащую под одеялом девушку.
– Это уникальный случай, доктор Милтон. Такого в своей жизни я еще не встречала. Пройдемте, пусть Йоки отдыхает. – Мисс Хэрденсон взяла доктора под руку, и они вышли из комнаты.
– В чем же уникальность? Конечно, редко кто берется взять взрослого ребенка, но и такое было в истории.
– Но слышали ли вы когда-нибудь, чтобы возвращали своего? – и удовлетворенно заметив вытянутое лицо Милтона, она продолжила. – Да, родители Йоки были вынуждены оставить дочь во время войны, и только спустя почти десять лет отец смог вернуться, чтобы забрать ее.
– Это невероятно, мисс Хэрденсон. Значит, девочка попала к вам в шесть лет?
– К сожалению, она ничего не помнит о своем прошлом. А может, это было и к лучшему, так ей проще было прижиться.
– Но вы сказали про отца. А что же мать?
– Не знаю, война унесла многие жизни. Но Йоки очень повезло. Обрести вновь родного, близкого человека, который любит ее и будет о ней заботиться. Эта девочка найдет свое место в жизни.
Она слышала голос мисс Хэрденсон, но не могла уловить смысл сказанного, слова расплывались в сознании. Йоки не могла понять, то ли она умерла и поэтому слышит голос умерший, то ли выжила и просто сходит с ума. Она не чувствовала тяжести и усталости, наоборот — ощущала лёгкость и спокойствие. Тепло и уют. Глаза медленно открылись. Небольшая светлая комната с несколькими кроватями, которые сейчас были аккуратно застелены и убраны. Бежево-серые занавески закрывают окно, но даже сквозь них можно заметить белые от снега деревья. Йоки была дома. «Значит, это был всего лишь сон? Все живы, и мне скоро шестнадцать». Но радость от возвращения быстро сменилась грустью. Она вспомнила Маковое поле, Токирея, Салли. Руана. Все лишь сон. Слезы, дар, как называл их Токирей, потекли по ее белоснежному лицу. Йоки посмотрела на руки, но на них не было и намека на коричневый загар.
– Йоки?! Но этого же не может быть! – Салли уставилась на фотографию в газете, которую обычно хозяйка всегда носила с собой.
– Ты еще не привыкла, что самое необычное и невозможное все чаще случается в нашей жизни?
Руана улыбалась, глядя на фотографию дочери и мужа, которая теперь стояла в рамке на самом видном месте.
– Но все равно Йоки ваша дочь?! Как такое возможно? Вы же не хотели ее брать и вообще невзлюбили с первого взгляда.
С тех пор, как Йоки пропала, а хозяйка превратилась из старухи в молодую и красивую женщину, Салли перестала бояться, с каждым днем становилась более уверенной и уже не боялась высказывать свое мнение.
– Ничего ты не понимаешь, Салли. Ну как я могла себя вести, когда спустя столько лет увидела дочь здесь, в этом месте. Без надежды на ее возвращение домой? А теперь все так, как и должно быть. Она дома, с папой. Счастливая и здоровая. Там ее место.
– А вы? Разве вы не хотите к ним?
Руана на мгновенье замерла, а потом, засмеявшись, взяла Салли под руку и прошла на кухню.
– Куда же я уеду, а кто будет тебя учить? Ты же здесь все спалишь.
– Нет, я не Йоки. Простите, госпожа, но в этом она явно пошла не в вас.
Дверь за ними закрылась, и только смех продолжал доноситься еще долгое время.