Несправедливость

Случилась эта история почти двести лет назад, в те достославные времена, когда Россией правил царь. Люди были благороднее и добрее чем ныне. Мужчины отдавали свои жизни за прекрасных дам, сражаясь на дуэлях. А сударыни бросали свои томные взгляды на кавалеров, не зная, кому из них отдать руку и сердце.


Но так было в столице. Со всем иная жизнь протекала в провинции, без которой ни царь, ни князья с графьями и баронами, прожить бы не смогли. Ибо именно деревушки и сёла снабжали «свет» провизией и рабочей силой. Ведь сами-то «благородные» не могли ни пуговицу пришить, ни обед сварить…
 В небольшой деревушке, в Сибири, жил да был мужик, Феофаном Кутейкин.  Работящий был, за что ни возьмётся, всё справно да ладно выходит.  Он мог и коня подковать, и лапти сплести, и крышу перекрыть. Все Феофана в деревне любили и уважали,  а он никогда никому ни в чём не отказывал.
Большая семья у него была: жена Настасьюшка, три дочки – Прасковья, Маланья да Ульяна, а так же три сына – Ефим, Федот да Елисей. Дети росли – бед совсем не знали. Феофан и Настасьюшка в них души не чаяли.
Прасковья была самая старшая из детей и заботилась о  младших. Красивей её во всей деревне не было. Длинная чёрная коса, голубые глаза, стройная как берёзка, алые уста да чуть вздёрнутый носик привлекали кавалеров не только из деревни, но даже из города. А девушка,  будто не замечала влюблённых взглядов. Прасковья очень жалела свою старшую дочку и часто пыталась наставить её  на путь истинный:
 -- Доченька, тебе уж скоро восемнадцать лет, а ты до сих пор одна ходишь. У меня в твоём возрасте уже ты родилась. Поторопилась бы, смотри, как на тебя парни-то смотрят. Вон, Стёпка, кузнеца сын, чем тебе не жених? Стройный, добрый, щедрый. Ой, подумай-ка ты хорошенько, Прасковья. Не остаться бы тебе как тётка твоя, Пелагея, старой девой.
На что Прасковья, вздохнув, отвечала:
-- Мамочка, да я за Стёпку твоего никогда не выйду! Да будь он хоть принцем  заморским, как вспомню его «рожу» рябую, так в страх тут же бросает! Посмотри на него хорошенько: косит на левый глаз, на правую ногу хром, да и горбатый он в придачу. Нет, пока сердце не подскажет – замуж не выйду!
Настасья пристально на неё глядела и, махнув рукой, говорила:
-- Ну, смотри, дочка, тебе жить.
Меланья да Ульяна были ещё совсем малышками. Им только-только по восемь лет исполнилось. Но они уже по дому справно всё делали: корову Бурёнку доили, коз на лугу пасли, да за порядком в избе смотрели.
Ефиму уже шестнадцать исполнилось,  и он уже вовсю помогал отцу.  Феофан нарадоваться на него не мог:
-- Помощник растёт. Вот будет ему восемнадцать лет, так я ему всё своё дело отдам, а сам на покой пойду.
А Федоту и Елисею ещё и пяти лет от роду не было. Они целыми днями напролёт во дворе играли. А иногда вместе с сёстрами коз пасти ходили.
Феофан, с любовью глядя на детей, говорил Настасье:
-- Вот состаримся мы с тобой, Настасьюшка, будет, кому стакан с водой да краюшку хлеба поднести.
На что та отвечала:
-- Твои бы слова да Богу в уши. Нам бы Прасковью за доброго да заботливого человека выдать, а потом и Ефима свадьбу справим. И останутся с нами Меланья с Ульянкой, да Федотка с Елисеюшкой. Им-то расти ещё и расти.
Так и жили они дружно, заботясь, друг о друге, деля все печали и радости, да горя большого не ведая. Но беда всегда где-то рядом и любит заявляться в дом незваной гостьей.

В ту пору все должны были платить царский оброк. Кто зерном, кто скотиной, а кто и деньгами, если таковые имелись. Большим  оброк  был. Бывало, что царские слуги последнее забирали, обрекая людей на голод.
Но не только царю дань платили люди, но и деревенским богатеям, которым принадлежало всё вокруг: и луга с лесами, и реки с озёрами, и земля с половиной выращенного на ней урожая.

Недалеко от избы Феофана стоял терем купца  Митрофанова  Алексея Кузьмича.  Богаче его никого в деревне не было. Ох и вредный был купец, да очень злопамятный и вечно всем недовольный. В деревне Митрофанова  не любили и побаивались, ведь он мог прогнать из избы, ведь она стояла на его земле.
Был у купца сын, Ильёй звали. Задумал Митрофанов  сосватать его за Прасковью. Пришёл с богатыми дарами, в надежде, что увидев столько злата, да каменьев самоцветных, Феофанова дочка тут же согласиться стать женой Ильи. На пороге их встретил хозяин дома. Купец сказал ему:
-- Ну что, Феофан, радуйся! Вот я решил детей наших  поженить. Дочка  у тебя красавица, да и Илья мой не последний парень на деревне. Как породнимся, так заживёшь припеваючи! Тебе же младших ещё ой как долго растить. Так в дом-то пустишь, или на пороге держать будешь?
Феофан нехотя дал им пройти. Им навстречу вышла Настасья. Купец тайно любил её когда-то, да и до сих пор чувства к ней не утихли.
«Какая справная баба! Ничуть не изменилась! И зачем ей этот мужик сдался? Сейчас бы в золотой парче ходила да чай с фарфоровой чашки пила. Э-эх!» подумал купец, глядя на Настасью.
Митрофанов   улыбнулся и сказал:
-- Ну, как говорится, у вас товар, у нас купец. Парень Илья справный, да богатый.
На что Прасковья ответила:
-- Милости просим, гости дорогие! Отобедайте с нами, чем Бог дал.
Купец, сглотнув образовавшийся комок, спросил:
--  А где красавица-то твоя?
Настасья ответила:
-- Так у себя в светлице сидит, как и подобает всем девицам.
Митрофанов  подмигнул ей и сказал:
-- Так поторопи её. Скажи, мол, жених пришёл.
Настасья пошла за дочерью, а купец сказал Феофану:
-- Вот что, коли поженятся наши дети, то тут же новый дом тебе построим. Этот-то уже никуда не годится: весь покосился от времени, а крыша, того и гляди, рухнет.
Отец Прасковьи посмотрел на него пристально и ответил:
-- Я не буду приказывать дочери. Уж коли люб ей Илья твой, то и свадебку справим. А ежели нет, то не обессудь – сердцу девичьему не прикажешь.
 Купец насупился. Ему очень не понравилось то, что сказал ему Феофан.
«Ну, ничего! Пусть только попробует Прасковья отказать – я тебя, мужика, со свету сживу!» подумал Митрофанов, а вслух сказал:
-- Ты прав, пусть сама думает, ведь не дитё уже.
Илья сидел и молчал. Ему нравилась Прасковья, но больше всех на свете он любил дочь кухарки  Матрёны и конюха Никиты, Дарью. Отец этого не знал, да и не позволил бы им быть вместе.
Купец посмотрел на сына и спросил:
-- А ты чего, как статуя, сидишь? Или не люба тебе Прасковья? Ну, ничего, стерпится – слюбится. Твоя мама, царствие  ей небесное, тоже не по любви за меня вышла. А ведь прожили мы с ней, в мире и покое, аж семнадцать лет.
«Пока ты её в гроб не вогнал!» подумал Илья, а вслух сказал:
-- Нравится, да только я ей вряд ли по душе.
Митрофанов  рассмеялся:
-- Зато богаче жениха, чем ты,  ей  не сыскать.
На это Илья ничего не ответил. Вскоре подошли Настасья с дочерью. Купец увидел Прасковью и воскликнул:
-- Какая справная девица! Чем тебе Ильюха не жена?
Его сын глаза боялся поднять на девушку. Это заметил Митрофанов и сказал:
-- Да не робей ты! Будто бы девиц не видывал. Знаю я про твои шашни с Дарьей.  Смотри у меня, за ум не возьмёшься – в солдаты отдам!
Прасковья тоже не глядела на Илью. Настасья сказала ей шёпотом:
-- Ну,  чего же ты? Парень справный и богатый. Чем не пара тебе? А поженитесь и нам с отцом  легче жить будет.
На что её дочь ответила, тоже шёпотом:
-- Да не люб он мне, матушка. Уж лучше тогда за сына кузнеца, чем за этого.
Купец  пристально посмотрел на Прасковью и сказал:
-- Ну, милая, посмотри, какие дары мы тебе принесли. Ни  у кого таких драгоценностей нет, а у тебя будут. Соглашайся, мой Ильюха, хоть и молчаливый, но другого такого ты нигде не отыщешь.
Дочка Феофана, наконец,  подняла глаза и встретилась взглядом с Ильёй. Он как будто бы говорил ей:
-- Не люба ты мне, Прасковья. Люблю я всем сердцем другую. Уж, не обессудь.
Настасья снова хотела что-то прошептать дочери, да та сама произнесла:
-- Не люб мне ваш сын, уж не серчайте!
Митрофанов  рассвирепел:
-- Ты что это, девка, белены, что ли объелась?! Тебе злато да драгоценные каменья предлагают, а ты «морду» воротишь?! Да я тебя  сейчас так за косу-то отдеру, что мигом на всё согласная будешь!
Он вскочил,  и хотел было выполнить сказанное, да Феофан вовремя его остановил. Купец воскликнул:
-- Ты что это, мужик, совсем страх потерял! Ты на кого руку посмел поднять?! Да я тебя…..
Тут уж Феофан рассвирепел. Взял,  да и пинком выставил Митрофанова из избы. Тот так и покатился, пересчитав все ступеньки. А Илье Феофан сказал:
-- Коли люба тебе Дарья, то до конца за неё борись! Сердца слушайся!
На что сын Митрофанова ответил:
-- Спасибо вам на добром слове. Да на батюшку моего сильно не серчайте,  такой уж у него характер вздорный.
Вскочил с земли купец и, погрозив кулаком Феофану, крикнул:
--  Вот погоди,  на тебя бумагу напишу, да скажу, что ты на царя-батюшку напраслину говорил, да народ к смуте подбивал! Ох, и наплачетесь вы, за каждый наш синяк, за каждую ссадину, отомщу! Эй, Илья, пойдём домой, да подарки забрать не забудь!
Когда Алексей и Илья скрылись из виду, Настасья сказала:
-- Ой, Феофан, чует моё сердечко, добром это всё не кончится!
На что тот, улыбнувшись, ответил:
-- Ничего, милая, не такие горести переживали. А вот дочку нашу,  ни за какие богатства не отдам! Да ты сама видела – не пара Илья Прасковье!  Она стройная, как берёзка, а он маленький, да «криволапый».
После этого переполоха минуло полгода, но ничего страшного так и не случилось.
-- Ну вот, а ты боялась, -- сказал Феофан жене, -- пошумел наш Алексей, да, поди,  уж забыл обо всём.
На что Настасья ответила:
-- Дай-то Бог….

А купец-то и не  думал ни о чём забывать. Он, как и обещал, написал донос на Феофана и в этот же день отправил конюха Никиту в город.
Прошло два месяца. Как-то утром у дома Митрофанова  остановилась карета,  и из неё вышел какой-то господин, одетый во всё чёрное. Первым его заметил слуга и тут же побежал к хозяину, а тот послал его узнать,  кто к ним пожаловал. Заметив слугу, незнакомец спросил:
--Милейший, а здесь ли живёт купец  первой гильдии Митрофанов Алексей Кузьмич?
На что тот, поклонившись ему до земли, ответил:
-- Правда, Ваша, Ваше Высокоблагородие, они тута  живут!
--- Так позови барина своего, чего зря лясы-то точишь! – повелел незнакомец,  и слуга тут же скрылся в доме.
А купец-то уже сам шёл к приезжему. Столкнувшись со слугой, он дал ему затрещину, сказав:
-- Что, глаза потерял, изверг?! Убить меня вздумал?! Вот сейчас Никите скажу, так он с тебя вмиг всю дурь-то выбьет!
--- Не гневайтесь, барин, -- запричитал слуга, -- Бог свидетель, не заметил я Вас.
Алексей, успокоившись, приказал:
-- Беги к Матрёне да скажи, пусть на стол накрывает! И чтоб всё готово было к нашему приходу!
Слуга убежал, а купец, улыбаясь во весь рот, спустился к незнакомцу. Подойдя к нему, Алексей сказал:
-- Не имею честь знать, как величать Вас.
Тот, смерив купца презрительным взглядом,   ответил:
-- Я Губошлёпов Поликарп Поликарпович, действительный тайный советник. Это Вы написали, что сосед Ваш, Феофан Кутейкин, народ мыслями антигосударственными смущал. Да призывал самого царя-батюшку с престола свергнуть?
У Митрофанова аж потеплело внутри.
«Ну, наконец-то я смогу тебе, Феофан, за всё отплатить! Наперёд все знать будут, что к Алексею Кузьмичу надобно со всем благоговением обращаться!» подумал он, а вслух ответил:
-- Именно так, Ваше Высокоблагородие! Такие вещи говорил, что меня аж  в пот бросало от ужаса! Пройдёмте в дом и отобедайте, милости прошу.
Когда Губошлёпов вошёл в дом, то купец тут же приказал конюху Никите накормить, да напоить лошадей.  Они уединились в кабинете купца.

В это время, Илья Митрофанов миловался с Дарьей на сеновале. Он сказал ей:
-- Не переживай, вот подойду к батюшке и скажу, мол, люблю я дочь Никиты, больше жизни!
На что та ответила:
-- Так осерчает же Алексей Кузьмич! Того и гляди, пошлёт тебя в солдаты.
Илья рассмеялся и сказал:
-- Не бойся, это он на людях такой злой, а когда мы с ним одни, так добрее его нет никого на свете.
Услышав шум во дворе, он попросил Дарью узнать, в чём дело. Девушка, нехотя оделась, и вышла из сарая.
Вскоре она прибежала и, отдышавшись, сказала:
-- Беда, Ильюша! Приехал какой-то господин из Санктъ-Петербурга. Алексей Кузьмич с ним заперся  в кабинете, но я подслушала их разговор.
Илья почувствовал, как холодок прошёл по всему телу.
«Неужто и впрямь решил меня отец в солдаты отдать?» подумал он, а вслух сказал:
-- Ну, не томи, рассказывай!
И Дарья поведала ему о том, что незнакомец приехал по душу Феофана, и хочет его увезти с собой в столицу.
«Неужели отец выполнил свою угрозу и написал на отца Прасковьи донос?! Надо срочно предупредить Феофана!» подумал Илья и послал Дарью к Кутейкину, а сам пошёл домой, чтобы всё поподробнее разузнать.
Когда он подошёл к дверям кабинета отца, то услышал следующее:
--- Так вы утверждаете, любезнейший, что Феофан Кутейкин, призывал народ к бунту? Что именно он говорил?
Митрофанов ответил:
-- Он кричал, что России не нужен царь! Мол, доколе нам, простым людям, кормить этого изверга?! Его слуги готовы забрать всё  у нас, оставив умирать голодной смертью! Только свергнув царя, мы вздохнём свободно!
Выслушав,  Губошлёпов сказал:
--- Вы отдаёте себе отчёт, что каждое ваше слово будет записано и подписано вами?! Если вы солгали, то ответите по всей строгости закона, как клятвопреступник и бунтарь!
У Митрофанова похолодело всё внутри.
«Отступать некуда! Нужно довести всё до конца! Бог даст, никто не прознает о моей подлости» подумал он, а вслух сказал:
-- Всё, до последнего слова, правда, Ваше Высокоблагородие!
Губошлёпов пристально на него посмотрел и спросил:
-- А нет ли у вас, милейший, личных счётов с Кутейкиным?!
«Хитрый чёрт! Ну, ничего, меня на мякине не проведёшь – стреляный воробей!» подумал Митрофанов, а вслух ответил:
-- А чего мне делить-то с ним?! Чай неровня же!
Губошлёпов вновь на него пристально посмотрел и сказал:
-- Тогда подпишите вот здесь, здесь и здесь. А теперь я навещу Кутейкина, так полагается, чтобы не сотворить беззакония.  А вас, милейший, вызовут для беседы, а потом как свидетеля. Так что извольте, деревню не покидать.
Вновь по телу Митрофанова пробежал холодок.
«А вдруг он поверит Кутейкину?! Ведь тогда меня ждёт каторга! « подумал он, а вслух сказал:
-- Так мне и ехать-то не куда, Ваше Высокоблагородие. Здесь и отец с матерью мои схоронены, и жена покоится. Вы бы отобедали перед дорогой.
Губошлёпов согласился. Митрофанов крикнул:
-- Эй, Матрёна, ну-ка живо накрывай на стол!
-- Так я уж давно накрыла, барин,  послышалось из кухни….

Тем временем, Дарья уже добежала до избы Феофана и всё ему рассказала. Настасье сразу же стало плохо. Она села на скамью и произнесла:
-- Говорила я тебе, Феофан, не лезь на рожон! Злопамятный купец-то наш! А ты… Вот сошлют тебя на каторгу, как мы-то жить без тебя будем?!
На что её муж ответил:
-- Не причитай раньше времени, ещё толком ничего не известно!
Но Настасья не унималась:
-- Ты о детях-то подумал?! А обо мне?! Вдовой оставить меня хочешь?!
В этот момент в избу вбежал Илья и с порога сказал:
-- Дядька Феофан! Бежать тебе надо! За тобой полицейский приехал, собирается в город везти!  А там и в столицу, коль вина будет твоя доказана!
Настасья залилась горькими слезами и Прасковья села рядом с ней, пытаясь успокоить.
Феофан ответил:
-- Так зачем это я бежать-то буду, ежели не виноват?! Да и на кого я семью свою оставлю?!
На что Илья сказал:
-- Так я позаботиться смогу, пока всё не уляжется.
Феофан пристально на него посмотрел и ответил:
--Спасибо тебе на добром слове, но если я убегу, то, значит, на самом деле виновен.
Илья ничего больше не сказал и вышел из избы…..

Продолжение следует...

Фотография из Сети