Забытое письмо Б. А. Грушину

Недавняя смерть Б.М.Фирсова (1929-2024) и стремление рассказать о нем [1], [2] подвели  меня к размышлениям о жизнях и судьбах двух его друзей, коллег и ровесников Б.А. Грушине (1929-2007) и В.А. Ядове (1929-2015). В этом году исполняется 95 лет со дня рождения каждого из них.
Грушин, Фирсов и Ядов оставили значительный след в истории развития советской / российской социологии. Мне повезло знать их и дружить с ними, я писал о них при их жизни и когда они ушли. Не могу загадывать, тем более – планировать написать что-либо объемное, где можно было бы раскрыть эти три уникальные жизни, но можно с уверенностью утверждать – это были бы не только три интереснейшие жизненные истории, но важный фрагмент истории нашей науки.


Уже сейчас видны две узловые точки такого сравнительного биографического анализа: первое, глубинные предпосылки гражданских («шестидесятнических») позиций Грушина, Фирсова и Ядова, ярко проявившиеся в их жизненных путях и их социологической деятельности; и второе, целеустремленная и эффективная активность в созидании новой (постперестроечной) социологии.    В первом случае – это война и послевоенный комсомол, во втором: почти двухдесятилетняя борьба Грушина за создание Всесоюзного центра изучения общественного мнения, создание Фирсовым Европейского университета в Санкт-Петербурге и руководство Ядовым в 1988-2000 гг. Институтом социологических исследований РАН. Принципиально то, Фирсов и Ядов до занятия этих высоких постов по нескольку лет находились в Ленинграде в положении опальных и фактически изгнанных из Института социально-экономических проблем АН СССР, а при создании ВЦИОМ Грушину не доверили руководство им.   


О Грушине и Ядове я написал небольшие книги, начинал писать книгу о Фирсове, но серьезные обстоятельства не позволили ее закончить. Сейчас я начал искать в своем электронном архиве не использованные материалы о них и обнаружил забытое мною письмо Грушину, которое интересно в двух отношениях.
Во-первых, пока это единственное найденное в моем архиве письмо Грушину, и не уверен, будут ли еще находки: Борису Андреевичу было трудно писать, да он и не очень любил. В начале века я часто бывал в Москве, и каждый раз мы встречались. По крайней мере один раз мы виделись в Америке, он читал лекцию в одном из колледжей, расположенных недалеко от меня. Наконец, мы нередко говорили по телефону.
Во-вторых, в этом забытом мною письме, которому без малого двадцать лет, обозначено начало длительного исследования истории современной (послевоенной) отечественной социологии, импульсом для проведения которого, была моя статья о Грушине «Б.А.Грушин. Четыре десятилетия изучения российского общественного мнения» (2004).


Так получилось, что  у меня сохранились отклики Фирсова и Ядова на эту статью.
10 января 2004 года Ядов писал мне:  «Боря, я с огромным интересом прочел твою статью о Грушине, каковая далеко не только о нем, но многом другом, что важно для понимания процессов развития важнейшего направления в социологии», речь шла о становлении в СССР опросов общественного мнения.


В начале 2005 года Фирсов провел со мною большое интервью, к тому времени мы знали друг друга, сотрудничали и дружили более 30 лет, я уже несколько лет изучал биографии американских исследователей  рекламы и общественного мнения, Фирсов уже опубликовал книгу по истории советской социологии в 1950-1980 гг. Был и вопрос: «Почему тебя потянуло в лабиринты судеб, биографий, жизненных историй твоих коллег по социологическому оружию?» Честно говоря, в то время я еще не был уверен в том, что меня «потянуло», я находился в самом начале новой для себя дороги, и вот мой ответ: «Некую предрасположенность к движению в эту сторону я ощущал, но именно ты и Владимир Александрович Ядов подтолкнули меня к этому в конце 2004 года после опубликования в «Телескопе» моей статьи о Борисе Андреевиче Грушине. Ты писал: “Так никто еще о нас не писал», а реакция Ядова содержала такие слова: «Я с огромным интересом прочел твою статью о Грушине, каковая далеко не только о нем, но многом другом, что важно для понимания процессов развития важнейшего направления в социологии”. Что мне оставалось после этого делать?». Действительно, учитывая дружеские, доверительные отношения между всеми нами, у меня не было выбора, надо было продолжать начатое.


Размещенное ниже письмо Грушину показывает, что я сообщил ему о реакциях его друзей на статью о нем и о том, что я ввязался в исследовательский процесс. Сейчас думаю, что в начале 2005 года мое погружение в биографии наших коллег было крайне неглубоким, и этим письмом Грушину я во многом отрезал себе возможность не углубляться. По-видимому, решение двигаться вперед было мною уже принято.
В письме две части: рассказ о сделанном в области историко-биографического анализа год и серия вопросов Грушину для подготовки нового материала о нем. Мне кажется, он прислал ответ лишь на первый вопрос. На другие – я искал сам, обращаясь к воспоминаниям друзей и коллег Грушина, написанным после его смерти.


27 апреля 2005 г.

Боря, знаешь, наша жизнь полна больших и маленьких парадоксов. Когда я начинал (лето 2004 года) писать статью о твоей деятельности, я не думал о том, что окунусь в биографическую тематику. Потому и не насиловал тебя вопросами биографического характера. Но твой вопрос о том, думаю ли я продолжить изучение судеб российских исследователей общественного мнения, реакции Ядов и Фирсова на эту статью..как-то подвинули (подвигнули) меня на изучение биографий.


Последние полгода прошли очень напряженно. Уже опубликованы биографические интервью Бориса Фирсова, Якова Гилинского (социолог-криминолог, очень интересный человек), мозаика о Яше Капелюше. Ядов написал более 80 тысяч знаков. Отправил вопросы Здравомыслову и Леваде. Начал писать Франц Шереги.
Ты мне сказал, что тебе трудно писать, потому я не обращалcя к тебе. Но сейчас – надо. Книга с подзаголовком «От Гэллапа до Грушина» сделана полностью, два раза проработана с редактором. Были некоторые, отчасти справедливые, возражения от Лены Петренко, все выправили. Книга в работе: макетирование... что-то еще..думаю, в июне будет готова.


Теперь я могу сконцентрироваться на доведении до ума второй книги (хронологически она как-бы первая). Пока ее название «Отцы – основатели», потом придумаю какой-либо подзаголовок. В принципе я исхожу из того, что во всех странах есть свои отцы-основатели изучения общественного мнения, но пишу, естественно, об Америке и России.
В этой новой книге – 25 листов. Немало. Издает Франц, спасибо ему, он сразу предложил, еще не видя даже плана и задела. Сейчас книга готова, идет доводка. Начинаю работать с редактором, это Наталья Мазлумянова, она много лет проработала с Геной Батыгиным в  «Социологическом журнале», возможно, ты ее знаешь.


В этой книге будут уже не только Гэллап, Роупер, Кроссли и Кэнтрил, но множество американцев, которыми сделано очень много для развития опросов и исследований общественного мнения в целом. Со многими я в переписке, уникальный материал, много архивных данных, которые не публиковались в Америке. Иду от предистории изучения общественного мнения: изучение рекламы, газетной и радио аудитории... развитие демократии – отсчитываю от ранней формы американского самоуправления «городское собрание Новой Англии». И так далее..все это лишь намечено в первой книге.
Из российских аналитиков – только ты. Будет возможность, потом напишу отдельно о других. Или – биографические очерки. Моя статья о тебе построена в основном на твоих публикациях и ряде интервью, в том числе – газетных, которым я не очень доверяю. Теперь, для книги нужно более обстоятельно.
В объеме я тебя никак не регламентирую. Как пойдет. Если мне будет нехватать места, уверен, Франц всегда разрешит несколько увеличить объем книги.


Итак: 
1. Расскажи о твоей родительской семье, о школе. Ты занимался логикой, учился на мехмате... значит не боялся математики..почему ты двинулся на философский факультет, а не в инженеры, физики..? Что определило твой выбор?  Семья, книги, школа, друзья….?
2. Скорее всего именно кружок, кружковцы формировали твое (свое) понимание философии и жизни. И все же, кто из профессоров наболее значимо влиял на твое отношение к миру, науке: философы, логики, психологи, историки…?
3. Рассматривалось ли в университетских курсах общественное сознание как социологическая категория, говорилось ли что-либо об общественном мнении? Ведь марксизм признает существование и роль общественного мнения.


4. В моих исторических и биографических штудиях я пытаюсь понять импульсы движения ученых (аналитиков) в сторону изучения общественного мнения. Я вижу два главных импульса: идея и идеал. Идея - это метод (Роупер, Кроссли знали, как опрашивать и потому начали). Гэллап – идея, но и идеал. Он был последователем лорда Джеймса Брайса и считал изучение общественного мнения важнейшим элементом развития демократии. Гэллап был романтиком, или, по-Ядову (от Батыгина), придурком.  Как бы ты охарактеризовал начало твоего пути: неожиданно найденный метод или идея. Если идея, то какая?
5. Какими знаниями в области методики изучения мнений ты обладал на старте? Ты что-либо ТОГДА знал о работах земских статистиков, социологов? Думаю, что статистику вы изучали в университете. Что, кого ты начал изучать затем, когда опросы стали регулярными?
6. Как ты сейчас относишься к тому, что делалось Игатханяном, Уледовым и другими в области трактовки общественного мнения? Кто из философов (социологов) тебя поддерживал на ранних этапах? Кто был оппонентом твоей докторской?


7. Ты мне говорил, что близко знаком лишь с Янкеловичем. Что ты мог бы написать о нем? Но ты никогда не встречался с Гэллапом. А с Харрисом? В  какой мере ДО рождения ВЦИОМ ты вообще был знаком с американским опытом?
8. В моей статье я не дошел до 4-х жизней. Сейчас хочу немного рассказать о сделанных тобою шагах.
• Как возник этот проект?
• В какой мере разработанная тобою априори методология вторичного анализа претерпела (претерпевает) изменения по мере работы с эмпирией? В статье о Яше [БД: Я.С. Капелюш] я назвал твой подход «грушинской голограммой»: ты заглядываешь в те уголки прошлого, которые невозможно увидеть, не используя твоего подхода. Как ты думаешь, в какой мере твой подход мог бы реализовать человек, не живший в те эпохи?
• Мне кажется, что есть не только логические и научно-организационные проблемы описания тех давних материалов. Но и эмоциональные. Назовем это чувствами, порожденными встречей с прошлым. Тебе приходится как-то примирять, балансировать, успокаивать твое «то» (давнее) понимание реальности и сегодняшнее? Ведь мощно изменился мир, изменился ты, изменилась твоя трактовка общественного сознания и общественного мнения.  Мне кажется, что погружаясь в прошлое, ты каждый раз испытываешь некие стрессы. Так ли это?


9. Вот-вот исполнится 45 лет твоему первому опросу. Поздравляю, сейчас мало кто понимает значение этого факта, но поймут…В какой мере ты как отец изучения общественного мнения в России/СССР удовлетворен тем, что в этой области исследований (теория, методология, методы) делается в стране сейчас?
Не тороплю, но жду.
Боря


1. Докторов Б. Он разрешил себе уйти только, когда сделал все. http://proza.ru/2024/02/25/197.
2. Докторов Б. С надеждой на вечное сотрудничество... http://proza.ru/2024/03/02/260.
3. Докторов Б.З. «Мне наиболее интересны методы познания и сам исследователь...» (Интервью Б.М. Фирсову) // Телескоп. 2006. №3. С. 2–13.