На качелях судьбы продолжение 23-25

                ***
Егору Ивановичу было уже далеко за пятьдесят, а внуков у него не было. Он очень горевал по этому поводу и даже плакал, когда, бывало, выпьет. И вот теперь Николай и Нюра ждали первенца. Валя приехала в родной дом, чтоб не пропустить столь радостное событие. Накануне будущие родители сходили на день рождения к Колиному крестнику, отнесли ему игрушку в подарок. Но Нюра уже чувствовала приближение ответственного момента, поэтому уговорила мужа уйти домой пораньше. А на следующий день Николай дежурил на подстанции, а у Нюры начались схватки.

- Отец, вези меня в консультацию, - просила она свёкра.
- Да, в какую тебе консультацию? – говорила свекровь. – Тебе в роддом надо.
Егор быстро запряг лошадку, постелил сенца побольше, бросил на него тулуп и, усадив сноху, отправился к больнице. Доехали благополучно.
- Ну, что, Нюра, пойдёшь в больницу? – участливо спрашивал он молодую женщину.
- Ой, отец, похоже, отпустило. Поедем домой! – ответила она.

Так они и ездили. Но на третий раз Нюра сдалась, а поздно вечером родила дочку. Первой об этом узнала шустрая Валентина. Плача, она рванула на подстанцию, до смерти перепугав брата. Только после нескольких минут непрекращающегося рёва она призналась, что стала тётей, а её брат – отцом. От брата она побежала к Нюриной матери, перепугала и её.

На следующий день Николай стоял под окнами роддома, хотя это давалось ему с трудом: «обмывал» с друзьями дочку. Нюре как раз принесли малышку на кормление. Девочка была такой миленькой, что мама решила показать её молодому отцу. Но только подняла она дочку, как лицо той перекосилось и ещё больше покраснело. «И зачем я её показала ему? – корила себя молодая мамочка. – Не понравится ему ребёнок»… Но Николай показывал вверх пальцы обеих рук и был безмерно счастлив.
Тогда ещё никто не знал, что Николаю предстояло стать самым лучшим отцом в мире. У него это получилось.

А в семье в это время шли нескончаемые споры насчёт имени. Нюра звала дочь Наташей. Валентина голосовала за Марину. Николай хотел назвать дочь Галиной. Егор стукнул кулаком по столу и изрёк: «Людмила!» А кто будет спорить с Головой семьи?

Сказать, что эта девочка росла в мире любви – ничего не сказать. Любовь была абсолютной. Тётушка заваливала игрушками, которые привозила из Саранска. Таких не было ни у кого. Ребятня словно знала, когда Валя приедет в гости, и собиралась у дома Широковых во множестве. Когда дети расходились, игрушек становилось значительно меньше, но об этом никто не горевал. Одевали девочку во всё самое лучшее. Правда, дед ворчал, что много денег на это уходит, поэтому Нюра называла значительно ниже цену вещи, которую покупала.

- А почему у тебя зарплата в этом месяце меньше? – не унимался свёкор.
- Вычли на что-то, - несмело отвечала сноха.

Сам же дед неизменно привозил внучке шоколадку с базара. А когда та немного подросла, стал брать её с собой в поле. Сколько интересного показывал он внучке! То гнездо иволги найдёт, то ящерицу укажет, то грибы под листиком обнаружит. А ещё он учил её наблюдать за полётом коршунов и ястребов, слушать жаворонка, свистеть суслику и крутить соцветие гвоздички: лепестки её «ходили», как стрелки в часах…

В четыре года девочка чуть не утонула. Вместе с подружками и бабой Груней она отправилась на пруд полоскать бельё с мостков. Бабушка всем раздала по маленькой вещичке, и девочки начали полоскать. Вдруг одна из девочек, Тамара Уткина, воскликнула:
- Баба Груня, а где Люська?
Люськи на мостках не было!
- Вон она тонет! – закричала Надя Валькова и указала пальцем на воду.
Груня увидела пальчики, торчащие из воды, и бросилась в воду. Она выхватила внучку из пруда и бегом понеслась к дому.
- Баб, пусти меня, я ножками пойду, а то ты меня тлясёшь, - вдруг заявила «утопленница».
- Слава тебе, Господи, не захлебнулась! – заплакала бабушка.
Дома она услышала от Егора много чего, что не поддаётся переводу, но смолчала: виновата…
- Как бы девка не испугалась, свожу её к Дуське попрощать, - сказала испуганная до смерти бабушка, взяла внучку за ручку и повела к знахарке.
Баба Дуся что-то почитала, вокруг дитяти поплевала и велела девочке целовать приступок лесенки, ведущий на печь.
- Он глязный! – заявила малышка.
- Целуй уж, премудрая! – велела ей баба Груня. 

Неизменным сторожем Люськи была старая, почти столетняя Федора. Она всегда садилась на лавочку у дома, рядом неё всегда находилась палка для защиты правнучки от разного рода злодеев. Однажды девочки вместе с Люськой играли в песочнице, которую для них соорудил Николай. Вдруг к углу дома, где стояла кадушка с водой, подошёл бык внушительных размеров и  начал пить. Федора почуяла в нём угрозу для девочки, взяла в руки палку и двинулась на быка. Она замахнулась на него своим оружием, а бык, нагнув рогатую голову, пошёл на старушку.

- Девчонки, бегите в избу! Зовите Груню! – успела крикнуть баба Федора.
Когда из дома выбежала Груня, бык успел уже пару раз достать рогами старушку, и теперь та лежала на земле. Груня отогнала быка и кое-как затащила свекровь в дом.

С того дня баба Федора слегла и больше не встала. Люся не понимала, почему старая баба больше с ней не ходит на улицу, не играет и постоянно просит её подать водички. Воду Люська ей всегда приносила в красивой зелёной эмалированной кружке, а вечерами просила папку качать её на качелях так, чтобы летать над бабой, лежащей на кровати в задней избе.

Умерла Федора в самом начале января. Люська не понимала, что такое смерть. Не понимала она, зачем старую бабушку раздели догола и стали мыть прямо в избе, положив на старое одеяло, расстеленное на полу. От того, что она многого не понимала, девочка начинала реветь. Тогда кто-то из домашних посадил её на скамеечку около старой бабы. Так Люська и сидела, держа бабу за руку, и иногда подёргивала её, просила, чтоб баба встала и пошла с ней играть. Баба не шла.
 Люська поняла, что баба больше никогда не будет с ней играть в тот день, когда Федору хоронили. Гроб с телом покойной подняли и понесли на улицу, а Люську одели в сиреневое зимнее пальто с большими белыми пуговицами, меховую шапку, а рот закрыли полосатым жёлто-красным шарфиком. Папа взял её на руки. Так они и шли за гробом старенькой бабушки. Дочери из Москвы не приехали на похороны матери. Не было и внука Александра со Светланой. У всех свои заботы…
Опора семьи, её стержень – Федора Платоновна - упокоилась на кладбище рядом с могилкой своих внучек Маруси и Нины.

                ***
Наташа с Александрой, Федорины дочери,  приехали в родительский дом года через два. После этого в деревню они не ездили.

И в свой последний приезд они привезли Колиной дочке в подарок чудо куклу. С резиновым лицом, красивыми волосами и настоящей причёской под сеточкой, с пальчиками в морщинках и с ноготками. А какая одежда была у куклы! Загляденье! Шёлковый купальник, белая кружевная юбка, гипюровая кофточка с бантиком, пышная малиновая юбка, атласные носочки и туфельки со шнурками. А ещё кукла говорила «Мама» и закрывала глаза.

- Люся, её даже купать можно! – сказала баба Наташа.
Ну, так и быть! Помыли куклу в первый же вечер. Чистая кукла, только вот говорить перестала навсегда…

Почему москвички перестали ездить в деревню, не известно, они ничего не объясняли. Может, потому, что теперь не было в живых их мамы? Теперь к ним в гости ездил Егор. Возил мясо, сало, масло. Его у себя всегда принимала  Наталья. Александра как-то сторонилась родню и не собиралась особо демонстрировать родственные чувства.

Наступил день, которого очень ждала Груня: Егор предложил ей съездить в столицу к его сёстрам. Груня долго подбирала кофточку и юбку в дорогу, нашла в сундуке кремовый платочек с каймой, достала тапочки из кожзама. В столицу всё же едет!
В дороге ей было всё интересно: и сам поезд, которого она малость побаивалась, и туалет в поезде. И ведь даже чай им с Егором принесли! Да с сахаром! А у неё и деревенская еда с собой была. Поели.

А Москва её оглушила так, что она некоторое время вообще не могла с места сдвинуться. Только головой крутила, а Егор над ней смеялся. Их встретил Митя, муж Наташи. Такой весёлый, обходительный, он не только нёс самый тяжёлый чемодан, но и поддерживал Груню под локоток, что ей чрезвычайно льстило.
В метро она чуть не обмерла: такая дивная красота, такой шумный поезд, а уж чудо-лесенка – нет слов! «Только опасно всё ведь это, - думала Груня, - затащит меня сейчас под железку!». Но не затащило, пронесло.

Наталья гостей встретила радушно, гостинцу была рада, собрала на стол. «Не поскупилась!» – подумала про себя Аграфена.
А потом были прогулки по Москве, походы по магазинам, покупки, мороженое. Один раз Митя купил всем по брикету мороженого, когда они входили в метро. Мороженое стало быстро таять, и Аграфена не успевала его слизывать. И осталось-то совсем немного…Бросить? А куда? И Груня кинула остатки вниз, с перехода… Глянула вниз, а там мужчина отряхивает шляпу… Груня спряталась за спину мужа: поди, не поймают?

                ***
А через год у Николая и Нюры родилась ещё одна дочка – Наташа. Все были очень довольны счастливому разрешению Нюры от бремени. Все радовались малышке. Все, кроме Люськи!

Однажды папа взял дочку, чтоб вместе с ней навестить жену в роддоме. А Нюра решила показать Люсе сестричку. Увидев на руках мамы «куклу», Люся рассердилась: как же так? У мамы лялька, а ей, Люське, её не дают! Ведь она привыкла, что всё – ей, всё – для неё. Безобразие!

На следующий день она упросила папу опять взять её с собой. На больших синих санках Люся везла большого бурого медведя с красной пластмассовой медалью на шее. «Вот вам! – думала девчонка. – У меня медведь есть! А у маминой ляльки медали нету…» Когда же ей объяснили, что лялька – это её маленькая сестрёнка, Люся сразу же предложила имя.
- Назовём её Томкой!
- Почему Томкой? – удивились все.
- У дяди Миши есть Томка. И у нас пусть будет!
- Нет, Люсичка! – только папа называл дочку так, делая ударение на втором слоге. – Эта девочка будет Натушка!

И вот малышку привезли домой. Перед этим все суетились, бегали и совсем позабыли про Люсю. Бабушка Маша, мамина мама, расстелила на кровати полушубок мехом наружу: чтоб новорождённая была богатой. Малышку положили на него и стали разворачивать. Все столпились у кровати, и Люське ничего не было видно. Но потом она увидела крошечную девочку. Девочка недоумевала: «А чему же радуются взрослые? Им кого показывают? Чего в ней хорошего?» Но все были рады, веселы и счастливы. Люська пробралась к кровати и хотела потрогать маленькую за пяточку. И получила по руке. Люське было очень обидно! Не больно, конечно же. Обижало то, что она впервые была не на первом месте в доме. Она решила, что никому теперь не нужна. Девочка забилась под кровать в самый дальний угол и разревелась. Туда к ней и прилез папка, самый лучший на свете. Он понял переживания старшей дочки.

Наташа росла такой пухленькой, такой милой девчушкой, что не любить её было нельзя. Когда она начала ползать, а затем и вставать самостоятельно, дед Егор решил, что пора её учить ходить. Он брал её единственной рукой за шиворот и поддерживал таким образом.

А пошла Наташа в тот день, когда в доме почему-то пропало электричество. В комнате гудела голландка, под потолком тускло горела керосиновая лампа. Взрослые сели на пол, вытянув ноги, а Наташенька сидела в центре образованного ногами круга. Мама поставила её на ножки и потихоньку убрала руки. Наташа стояла самостоятельно и улыбалась. Во рту у неё белели несколько зубиков. Вдруг Наташа шагнула и пошла – пошла. Интересно так: бочком! А сама-то уж радовалась! Ну, держитесь теперь бабушкины кастрюльки и клубки с пряжей!

Жизнь шла своим чередом. Груня хлопотала по хозяйству и нянчилась с внучками. Коля с женой и Егор Иванович работали.
Часто, вернувшись с работы и плотно отобедав, Егор Иванович забирался в свою постель и подзывал кого-нибудь из внучек. И начинались занятия. Сначала считали сучки на потолке и откладывали жёлтые костяшки на детских счётиках: так ведь интереснее считать. Потом дед удивлял внучку познаниями из мордовского языка. Знал он примерно десять слов, но и этого было довольно, чтоб внучки дивились дедовым познаниям. Потом читали стихи про ласточку, которая «в сени к нам летит», про Сивку-бурку, вещую каурку, про ретивого коня, который что-то приуныл и «не потряхивает гривой». Так было весело!

А весной бабушка занимала внучек. В конце марта она пекла из пресного теста «жаворонков». Папа поднимал дочек на лапас двора, покрытого соломой, и девочки, подняв птичку-пирожок повыше, звали весну, потому что им «зима уж надоела, хлеб и соль  уже подъела»…

Весной через сад Широковых тёк шумный ручей. Он брал своё начало где-то в полях, а потом мчался по саду, по двору, собирая толпы мальчишек и девчонок, которые пускали щепки-кораблики, делали запруды, просто прыгали через ручей. А женщины приходили на ручей стирать половики, хлопать по ним вальками. Было шумно, весело, а Люська с Наташей гордились тем, что у них есть ручей, какого больше в деревне не сыскать.

Вот уж и девчонки подросли и пошли в школу. Были они круглыми отличницами, и их папа всегда с гордостью сидел на родительских собраниях, а, придя домой, нарочно хмурил брови и говорил нараспев:
- Ну, вас! Пятёрки и пятёрки! Никакого разнообразия! У меня вот раньше то кол, то два, то кол, то два. Ну, троечка проскользнёт…
- Пап, и по физкультуре что ль двойка была у тебя? – со страхом спрашивала старшая дочь.
- Нет, по физкультуре у папки пятёрка была, - успокаивала её мама. – Один раз на уроке старшеклассники метали мяч на дальность. Так папа ваш так его бросил, что он улетел далеко-далеко и пробил крышу ларька на базаре. Учитель потом велел ему тихонько мяч кидать.

А папка только усмехался и хрумкал жареный горох.