Ч-2. Глава 4. Самодвижущиеся структуры

"Нехорошее Место" часть 2
Глава 4
------------------------------

В ярко освещённой бетонной кишке подплатформенного помещения, куда Лускус удалось прошмыгнуть незамеченной, было пустынно, тихо и неожиданно свежо. В воздухе висела тончайшая меловая взвесь, отчего казалось, будто коридор заполнен туманом.
Быстро прикрыв за собой люк, проводница съёжилась на третьей перекладине узкой заплёванной лесенки, выждала минуту, прислушиваясь к отдалённому механическому скрежету, потом осторожно спустилась на усыпанный строительным мусором пол и снова замерла, наклонив голову набок. Никого.
«Что уже само по себе неплохо», – она окинула расфокусированным взглядом кабельно-вентиляционный канал, чуть не споткнулась об уходящий вдаль жёлоб, заполненный непонятной белёсой жижей, и ненадолго задержалась возле трёх больших распределительных щитов в конце тупика. На щитах хаотично помигивали разноцветные лампочки.
«Сколько же здесь всякого непонятного барахла», – кое-как сдерживая рвущуюся наружу зевоту, Лускус развернулась и посмотрела вдаль.
Самочувствие её оставляло желать лучшего, мозги тупили и залипали, веки были будто бы присыпаны песком, тело казалось тяжёлым и неуклюжим. Спать хотелось смертельно, однако из-за монотонного шума на платформе заснуть ей сегодня так и не удалось. Она несколько раз проваливалась в полузабытьё, но тут же нервно всплывала и просто сидела, глядя в никуда красными от недосыпа глазами, вконец измученная мороком, насылаемым Лабиринтами.
Это место методично копошилось в её прошлом, тревожа старые травмы и вбрасывая устрашающий бред под видом предчувствий вперемешку с фальшивыми воспоминаниями, уши болели от безостановочного свиста, лязг проносящегося понизу состава резонировал в костях, в ноздри просачивались едва уловимые запахи палёной резины, пыли, хлорки и духов, а мимо текла шаркающая, шепчущая, колышущаяся в едином порыве многоликая толпа.
Из-за потоков незримой энергии, расходящихся по платформе в разные стороны, мыслительный процесс в мозгу окончательно затормаживался, но сон не шёл. Лускус морщилась, ворочалась, вставала, проверяла спящих по соседству подопечных, садилась, бесцельно переставляла туда-сюда свой рюкзак, снова ложилась и некоторое время лежала, подёргивая ногами от раздражения.
Ситуация также усугублялась появлением на витке похожих на лысых котов порожденцев, которых она ну совершенно не ожидала здесь увидеть. В среде проводников их незамысловато именовали «черноглазыми» или «блорпами» и считали безобидными, хоть и несколько пугающими созданиями, живущими закрытой колонией и с людьми в контакт не вступающими.
Лускус имела на этот счёт несколько иное мнение. По её опыту, черноглазые блорпы обладали недюжинным интеллектом, умели не только разговаривать, но также читать мысли, а ещё они поглощали тепловую энергию, видоизменяли материю и формировали порталы куда угодно. Короче, теоретически могли представлять собой серьёзную угрозу. По крайней мере так было раньше. Никто не слышал о них уже циклов пятьдесят, если не больше, и потому этот вид справедливо полагали вымершим. Но нет. Вероятно, они просто таились где-то до поры, эволюционируя или наоборот деградируя, однако, прознав о грядущем конце света, предсказуемо переполошились и решили, так сказать, явить себя миру. В любом случае, их выход из подполья не сулил ничего хорошего.
Да, покамест её доставал лишь один шестилапый уродец, который вёл себя достаточно скромно, близко не подходил и даже не пытался влезть ей в голову, однако она чувствовала на себе его пристальное давящее внимание, не понимала, что ему от неё нужно, и из-за этого нервничала всё больше. В какой-то момент ей начало казаться, что, если так и дальше будет продолжаться, она попросту озвереет и прибьёт назойливую тварь, и потому решила наконец занять себя полезным делом.
Все более-менее адекватные бомжи, с которыми ей удалось переговорить за последнюю пару часов, как один уверяли, что ломиться прямиком сквозь движущийся состав – удел суицидников, и куда реальнее попасть на соседнюю платформу через служебные или технологические блоки. Мол, «всё равно на поезд хрен заскочишь, а если заскочишь, то хрен потом соскочишь, если не соскочишь, то мусора заловят и отделают как бог черепаху, а если соскочишь, то скорей всего только на пути, а на пути вообще не суйся, ибо изжарит и размажет», ну и так далее. «То ли дело, – говорили они, – служебные помещения. Чисто, тепло, уютно. Там у босяка одна забота - не нарваться на чоповцев и вохровцев». Потом правда обязательно добавляли, что ни в коем случае не стоит шнырять рядом с командным пунктом, радиоузлом, машинным залом, депо, а также лучше не лезть в мастерские, бытовки, топливохранилище, щитовые, кладовые, коллекторы, канализацию и многие другие охраняемые или потенциально опасные места, то есть вообще и в принципе не покидать пассажирские зоны.
Естественно, после такого инструктажа брать с собой и без того вымотанных подопечных Лускус передумала и решила, что наиболее разумным в подобной ситуации решением будет отправиться на разведку в одиночку.
Подзарядившись остатками сладкой газировки, она усадила рядом со спящими людьми добродушного Хилю, пощипала случайных прохожих на предмет налички, на которую тут же купила у Айрата подробную экскурсию и знакомство с местным авторитетом по кличке Рэбе, гарантировавшим ей в случае возникновения каких-либо проблем на время спрятать путников в безопасном месте, и в меру довольная собой ушла ниже.
Дальнейшие же перспективы представлялись на редкость мутными – по сути, преодолеть им удалось пока лишь два витка из имеющихся семи, её рассудок держался на честном слове, локация выглядела проблемной, если не сказать «гиблой», доверять информации фантомов не было никакого основания, а на выходе их уже могли подстерегать опасные враги в неизвестном количестве.
Тактика, план, стратегия? Пфф.
«Ну, ок. Дурацким ситуациям требуются дурацкие решения», – решила она и, прислонившись спиной к лестнице, достала из заднего кармана штанов потрёпанный блокнот, чтобы в очередной раз свериться со схематичным планом-наброском служебных помещений метрополитена, выполненным по просьбе Айрата кем-то из осведомлённых бродяг.
Её пальцы, сжимающие мятый листок бумаги, подрагивали, рисунок рябил в глазах, надписи на нём мельтешили, а линии разбегались и никак не желали складываться в цельное изображение. Лускус заморгала и ненадолго отвела взгляд в сторону, пытаясь припомнить, когда в последний раз более-менее нормально спала. По всему выходило, что дня три или четыре назад, когда её вырубило до самого рассвета в домике Джубы.
«Плохо, – подумала она, снова мучительно фокусируясь на разноцветной каракуле. – Сколько я ещё смогу в таком режиме протянуть… здесь?»
В отличие от большинства других сложных этапов, планировка Лабиринтов никогда не отличалась стабильностью, в них невозможно было рассчитать маршрут своего передвижения заранее. Ни один проводник не знал, встретятся ли ему на пути уже знакомые витки или придётся блуждать посреди десятков непредсказуемых бредовых локаций. В общем, до этого момента им троим, можно сказать, сильно везло. Метрополитен ощутимо усложнил и без того непростую задачу Лускус не только своей новизной, но и тем, что имел собственную инфраструктуру в виде спирали, причём какой-то особой перекрученной формы.
Исходя из схематичного рисунка, который она сейчас держала перед собой, станция состояла из двух отдельных платформ, к одной из которых вели достаточно простые и многочисленные переходы аж с пяти ближайших витков. Вот только все они работали исключительно на вход, а наружу возможно было попасть лишь двумя конкретными путями. Оба представлялись рискованными и излишне запутанными.
Проводница обвела жирной линией систему ходов, подписанную как «НЯМ» вместе с непонятным уточнением «грибн. камера», и задумчиво прикусила зубами кончик карандаша. Этот маршрут выглядел более-менее коротким и вёл точнёхонько на соседнюю платформу, оснащённую не только выходом со станции, но и официальной комнатой отдыха для утомлённых путников. Второй путь был явно сложнее, проходил через несколько санитарно-бытовых помещений и венчался некой «королевской ячейкой», из которой, тем не менее, можно было попасть сразу на середину следующего витка, пройдя таким образом всю территорию метрополитена понизу наискосок.
Лускус убрала блокнот в карман, широко зевнула, зажмурилась и с силой помассировала голову.
Заполняющая её мозг вязкая вата мешала связно мыслить и быстро реагировать, внимание залипало на каких-то незначительных деталях и отказывалось фокусироваться на основной задаче, однако проводница понимала, что это не более чем типичная усталость человека, оказавшегося на территории Лабиринтов, и что её подопечные с самого начала испытывают абсолютно то же самое. Вот только их это не останавливает, а значит не остановит и её. В конце концов, она точно знала – худшее, что здесь может произойти, это массовая атака фантомов, которую, впрочем, надо ещё постараться спровоцировать.
- Короче, – сказала Лускус вслух и отзвук её голоса многократно отразился вдалеке.
Развивать свою мысль проводница не стала и, с усилием отлепившись от лестничной перекладины, подчёркнуто бодро зашагала вдоль водосточного жёлоба.
«Забавно, – думала она. – Я с самого начала играю здесь в игру по типу пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что, в надежде на то, что в какой-то момент всё станет ясным. Но ясности как не было, так и нет. Я лишь тупо выполняю команды, пру напролом и периодически инфантильно ною, потому что чересчур увлеклась навязанной мне ролью, погрязла в деталях и разучилась задавать правильные вопросы…»
Первый дверной проём из числа отмеченных на плане выглядел невзрачно и, судя по всему, скрывал за собой какую-то подсобку. Затёртая металлическая створка была приоткрыта и заклинена пустой канистрой, изнутри не доносилось ни звука. Проводница на ходу дотронулась рукой до выступающего из стены короба, покосилась на идентичную дверь с противоположной стороны и, не снижая скорости, направилась дальше.
«…И вот я прохожу уровень за уровнем, выдерживаю столько глупости и скуки, столько бессмысленных телодвижений совершаю, и при этом всё ещё наивно полагаю, будто в финале игры меня непременно ожидает приз. А вдруг там, наоборот, всё станет намного хуже, чем было до этого?»
Разумеется, у неё уже имелся достаточно правдоподобный, по её меркам, вариант ответа на этот вопрос, но он ей не нравился, поскольку казался депрессивным и безысходным. Однако и успокаивать себя ложными надеждами, зарываясь в иллюзии, ей совершенно не хотелось.
Лускус всегда до крайности забавляло, как некоторые оптимистично настроенные смотрители типа той же Джубы самозабвенно врут самим себе, будто после слияния с сознанием междумирья сразу же начнут творить материю и перекраивать вселенную по своему вкусу. Как силой своей вневременной и внепространственной мысли вырастят повсюду прекрасные цветочки, укротят монстров и отстроят комфортные города для потерянных душ. Простодушные идиоты…
И ведь они на полном серьёзе регулярно отдавали себя на съедение Зоне. Можно подумать, никто из них не замечал, что с каждым поворотом колеса этот мир становится только хуже, уродливей и страшнее. Как они, интересно, объясняют это самим себе? Неужто верят, будто все съеденные при жизни недостаточно позитивно мыслили или плохо настраивались и потому у них ничего не получилось? Благо таких дурачков на свете было не слишком много и большинству перерожденцев куда больше импонировала сказка о свободе, но и в той ощущался некий подвох.
За всю свою довольно-таки насыщенную событиями жизнь усердно трудящаяся Лускус сумела набрать едва ли одну шестую часть той цены, которую должна была заплатить за право покинуть территорию междумирья навсегда. И она была такая не одна. Тысячи тысяч проводников и смотрителей веками рвали друг другу глотки в надежде заработать как можно больше баллов, а в итоге закономерно получали шиш с маслом.
Удавалось ли вообще хоть кому-то из перерожденцев подобным образом освободиться? Да, подобные прецеденты изредка случались и их бурно обсуждали все кому не лень, вот только сама она не была знакома ни с одним из таких везунчиков, а потому закономерно считала все эти истории пустым трёпом. Зато она не единожды видела, как перерожденцы срывались и уходили в штопор, пополняя и без того огромную армию местных чудовищ. Или попросту сдавались, опускали руки, желая лишь одного – погаснуть словно огонёк в ночи, раствориться, исчезнуть насовсем, без следа.
Лускус знала, чем такое желание заканчивается, потому что целый цикл имела возможность наблюдать, как сперва деградировал, а затем поделился на ноль её старый друг Новак – один из тех самых мудрых древних, решивший на исходе жизни взять под опеку никому не нужную маленькую перерожденку со скверным характером.
Целых девять циклов он воспитывал её и учил всему, что знал сам, а потом… А потом он просто очень устал и потерял какую бы то ни было мотивацию. У него не осталось ни целей, ни стимулов. Он перестал ощущать себя живым и практически лишился памяти и рассудка.
Она помнила, каким замкнутым, угрюмым, странным, слезливым и раздражительным стал её любимый старикан к концу своей жизни, как тяготила его необходимость взаимодействовать с окружающими, с каким трудом он откликался на новую информацию, как стремительно скудела его речь и росли примитивные физиологические потребности. Он превращался в тупого бездушного монстра и безмерно страшился подобной перспективы.
Разумеется, Лускус осознавала, что поглощение черноглазыми стало для Новака единственно верным решением, ведь только они одни в междумирье были способны переварить жизненную энергию без остатка… Вот только до сих пор не могла простить старику, что тот её оставил. Ведь он, по сути, с самого начала был её эталоном, примером для подражания, воплощённой совестью и тем самым уникальным антидотом, способным нейтрализовать разрушающую её изнутри первобытную ярость. Когда старика не стало, она пошла вразнос и почти два десятка циклов творила такое, о чём впоследствии старалась никогда не вспоминать. Благо, после этого не осталось ни одного живого свидетеля, кто мог бы ей о её бесчинствах напомнить.
«Интересно, смогу ли я так же долго как Новак удерживать себя от окончательного превращения в чудовище, а потом ещё и вовремя организовать собственную ликвидацию? – она смерила безучастным взглядом следующую дверь, коснулась её кончиками пальцев и прошла мимо. – Нет, ну серьёзно. Какие у меня перспективы? Хеппи-энды – это книжный миф. Их никогда не случается в реальности как минимум потому, что в итоге каждого из нас ждёт либо неминуемая потеря самого себя, а это как бы уже нифига не тот приз, на который хочется рассчитывать…»
Ей стало грустно. Силясь вернуть утраченную концентрацию, Лускус попыталась занять своё внимание подсчётом стальных фитингов на змеящемся вдоль стены пластиковом воздуховоде, однако быстро сбилась со счёта.
«И вообще, должен же быть какой-то логический конец у этой чёртовой игры?! Неужели нам остаётся лишь полное забвение? Вот прямо всё, стоп, финита ля комедия, гроб, тлен, кладбище, аминь. А вдруг окончательная гибель это и есть та самая свобода, о которой мы все мечтаем? Вот смехота…»
Некоторое время она брела, ни о чём не думая и почти ничего вокруг не замечая, а затем краем глаза увидела впереди новый проход. Нужная ей третья дверь почему-то оказалась вовсе не металлической, а широкой словно амбарные ворота деревянной, да ещё и жирно вымазанной ярко-синей глянцевой эмалью.
Лускус рефлекторно сжала кулаки, замедлила шаг, потом и вовсе остановилась.
«…Но самое смешное во всей этой истории то, что чем больше я углубляюсь в идиотскую игру и пытаюсь её понять, тем запутаннее становятся правила, и тем дальше уходит от меня её истинный смысл».
Она некоторое время разглядывала халтурные мазки поверх рассохшейся волокнистой древесины, затем вздохнула, неторопливо вытащила из кармана блокнот и развернула мятый рисунок.
На схеме, выданной Айратом, никаких синих дверей не было в помине.
«Ну то есть это либо ошибка, либо туфта, либо ловушка», – решила она и быстро приложила раскрытую ладонь к дверному полотну, уже догадываясь, что за этим последует.
В кончиках пальцев засвербело и будто бы слабый статический разряд прострелил её руку от кисти до локтя.
Лускус удовлетворённо хмыкнула и отступила в сторону, всматриваясь в залитую мертвенно-белым светом туманную даль. Она чётко помнила, как накосячила на этом витке в прошлый раз, подставилась сама и угробила подопечных, и совершенно точно не желала повторения тогдашних событий. Вот только тогда она рисковала без каких-либо веских на то оснований…
Проводница закрыла глаза, отсчитала ровно десять секунд, затем затолкала бумажку с наброском в карман и так резко развернулась на пятках, что под подошвами её ботинок громко взвизгнула бетонная крошка.

Проходная, скрытая за подозрительной синей дверью, отдалённо напоминала типичный подъезд многоквартирного дома – небрежно окрашенные стены, выщербленный кафель, обрамлённый низкими перилами лестничный пролёт, ведущий куда-то ниже, и сразу за ним узкий поворот в неизвестность.
Плавно просочившись внутрь помещения, Лускус прикрыла за собой дверь и по привычке затаилась, выжидая. Морально она была готова увидеть сейчас что угодно – конвейер, производящий безголовых уродцев, гнездовые камеры с дозревающими личинками черноглазых, многоэтажный торговый центр с толпами слипшихся запчастями псевдо-людей, полузатопленный подземный тоннель с циклопическими механизмами и прочую невероятную дичь, но в этом месте не было ничего особенного – ни фантомов, ни монстров, ни иллюзорных голосов, ни опасных объектов, ни даже причудливого антуража.
Лишь отупляющая тишина и неприятный зуд в руках.
В проходной густо пахло влажной побелкой и окислившимся металлом, приточный вентилятор в углу лениво гонял затхлый воздух, две яркие люминесцентные лампы под потолком жужжали будто мухи, пойманные в стеклянную банку, пол укрывал непотревоженный слой пыли. Очевидно, этот участок давно пустовал, а какая-то подлянка хоть и имелась, но была совсем слабенькой, тлеющей словно уголёк в забытом костре.
«Ну ок, – решила Лускус и неторопливо двинулась вглубь. – Ловушка так ловушка, плевать. Потом ещё и в предыдущие двери загляну».
Огороженный лестничный пролёт оказался чисто декоративным элементом с четырьмя ступенями, повисающими над заполненным водой колодцем. Из воды торчал клубок мятой арматуры, на поверхности плавали ошмётки ржавчины и переливающиеся всеми цветами радуги масляные пятна. Чуть далее по правую сторону от колодца располагался электрический щиток со смазанной трафаретной надписью «ПШЛНХ» и узкий проход в коридор с неприятно скруглённым потолком. Внутри него виднелись как попало проброшенные мотки силовых кабелей, вымазанные побелкой распределительные коробки и подсвеченная тусклой голубой лампочкой приоткрытая дверь со стоящим возле неё туристическим рюкзаком литров этак на восемьдесят.
«Что-то новенькое», – подумала проводница и остановилась как вкопанная.
Несколько секунд она разглядывала свою неожиданную находку, силясь понять, мерещится ей или нет, затем быстро зыркнула на щель в двери и зашарила взглядом по коридору, в конце которого угадывался проход в тёмное смежное помещение. Возле рюкзака виднелся относительно чистый участок пола, пыль на нём была свезена, как если бы кто-то открыл дверь, выставил наружу свой скарб, немного потоптался на месте и вернулся внутрь комнатушки. Каких-либо иных следов постороннего присутствия в коридоре не наблюдалось.
Разумеется, ей уже не единожды доводилось натыкаться на вещи, оставшиеся после сгинувших на том или ином этапе неудачников. Или тех, кто поехал крышей, оставил все свои пожитки и смылся в неведомом направлении. Или тех, кто отошёл по нужде, а потом заблудился и не сумел найти дорогу обратно… Вот только в Лабиринтах бесхозного барахла не могло сохраниться в принципе.
Эти текучие пространства, в отличие от многих прочих локаций, никогда не были в статике, их витки смещались, видоизменялись и перезапускались, стоило лишь какому-нибудь путнику перейти с одного участка на другой. Да и привратница ни за что бы не дала зайти внутрь следующей группе без предварительной зачистки вверенной ей территории.
Лускус присела, провела рукой по пыльному кафелю.
Ну точно, если здесь кто-то и был, то совсем недавно.
- Эй, – позвала она и наклонила голову в попытке уловить хотя бы малейший отзвук. – Есть тут кто живой?
Ей никто не ответил.
Чувствуя, как под воздействием адреналина разгоняется её заторможенный мозг, она неторопливо поднялась, сдвинулась на два шага вправо и снова вытаращилась на рюкзак.
Тот, вне всяких сомнений, был настоящим. Его массивные плечевые лямки выглядели затёртыми, но ещё надёжными. Под многократно заплатанным дном виднелся крест-накрест пристёгнутый ремнями грязный выцветший спальник. В мягком кармане угадывались очертания складного ножа и фонаря, с другого бока выглядывала трубка для вывода воды из внутреннего резервуара и чёрный от копоти котелок, в петлях болталось несколько крупных карабинов, пара светоотражающих брелоков и жутковатого вида ледоруб. Буквально каждая деталь находки говорила о том, что её обладатель имел опыт в длительных пеших переходах и тщательно продумывал своё снаряжение, однако что-то в этом месте вынудило его всё бросить и сбежать, даже не позаботившись о сохранности собственного имущества – верхний клапан рюкзака был беспечно расстёгнут и оттуда торчали концы наспех перехваченных скотчем бумажных свёртков.
Проводница нахмурилась и перевела взгляд на приоткрытую дверь.
- Ребят, – угрожающе проговорила она. – Если вы здесь всё-таки есть и планируете атаковать меня исподтишка, искренне советую вам этого не делать. Я сейчас не в адеквате и за свою реакцию вообще не отвечаю.
Она рассуждала следующим образом – если владелец поклажи до сих пор жив, здоров и скрывается неподалёку, выставив на обозрение столь очевидное доказательство своего присутствия, то он либо обычный перепуганный недоумок, либо полный псих, замысливший неладное.
В первом случае ей не стоит особо беспокоиться, во втором будет достаточно успеть добраться до ледоруба первой, а дальше уже дело техники. Если же неизвестный мёртв или прямо сейчас умирает за ближайшим поворотом, то скорей всего тому виной ловушка, которую она учуяла ещё на входе. Этот вариант нервировал её куда больше предыдущих, поскольку означал, что где-то рядом притаилась не фигня на постном масле, как ей сперва показалось, а настоящая смертельная опасность.
«Но я же не зря сюда пришла, правда? – подумала она. – Выкручусь как-нибудь. Главное всё сделать быстро».
Лускус отступила на несколько шагов назад для лучшего разбега, крутанула шеей и плечами в качестве короткой разминки, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула.
Позади монотонно жужжали люминесцентные лампы и шевелились пылевые комки, повисшие на потолочных плинтусах. До вожделенного рюкзака было не более четырёх метров и примерно столько же до конца коридора.
- Ладно, – громко заявила она. – Если что, я вас предупредила.
Она решительно подвернула рукава кофты, присев, качнулась на ногах туда-сюда и резко рванула вперёд. Пыльный кафель заскользил под подошвами, проводница на ходу развернулась всем корпусом и, подхватив увесистый рюкзак, на чистой инерции уехала в противоположный конец коридора, где врезалась плечом в стену и снова замерла, озираясь. На весь манёвр ушло менее десяти секунд.
- Ну что ж, это было быстро, – шепнула она и ощутила хорошо знакомое разливающееся покалывание, точно в её пальцы и ладони разом вонзилась тысяча крохотных кактусовых шипиков.
- Пом. Пом, – тихо и безэмоционально произнёс незнакомый мужской голос.
В кистях рук пребольно дёрнуло и тут же отпустило. Лускус, непроизвольно скривившись, с шипением втянула воздух сквозь стиснутые зубы, затем нащупала и отцепила от рюкзака притянутый ремнём ледоруб.
С левой стороны коридор заканчивался тупиком с размещённой в нише громоздкой аппаратурой, это она видела достаточно чётко. Правая же сторона ответвления терялась во мраке, однако и там просматривалось нагромождение каких-то непонятных объектов.
Проводница несколько секунд вглядывалась в клубящуюся темноту, потом всё также наощупь выудила из бокового кармана добытого рюкзака фонарь и щёлкнула выключателем. Узкий поток света ударил в кафельный пол, переотразился в индикаторах на выкрашенной в синий цвет панели слева, ослепительно мигнул на выбеленном потолке и, продравшись сквозь завихрения потревоженной пыли, мазнул по светлой человеческой фигуре в углу напротив. Лускус поняла, что это манекен лишь тогда, когда острый клюв ледоруба с глухим стуком вонзился в белую строительную каску, надетую на гипсовую голову.
Манекен дрогнул и, неуклюже задрав голые ноги, повалился на стоящий позади него письменный стол. На пол, шурша словно опадающие листья, соскользнули лежащие на столешнице чертежи, загремели перекатывающиеся карандаши, как выстрел из духового ружья хлопнула упавшая пластиковая линейка.
- Сссобака, – процедила проводница и зашарила лучом перед собой.
- Пом, – повторил мужской голос совсем близко. – Помо…ги.
Она отпрыгнула, разворачиваясь.
- Пож, – еле слышно произнёс неизвестный и издал серию ритмичных скрипов.
- Да блин, где ты, скотина?! – взъярилась Лускус, хаотично размахивая фонарём, и зацепила лучом света участок стены возле вмонтированного в нишу оборудования, где над массивным блоком управления, усеянным многочисленными разъёмами, портами и переключателями, обнаружилось небольшое углубление с окошком, ведущим в соседнее помещение.
За ним виднелось прижатое вплотную к стеклу человеческое лицо, искажённое страданием.
- Вот чёрт, – сказала проводница, отступая к стене.
- Пос! – сдавленно взмолился незнакомец и снова заскрёб скрюченными пальцами по стеклу. – Пож! Пом!
«Выходит, ловушка всё-таки была за дверью», – поняла Лускус.
- Человек или перерожденец? – спросила она, морщась от то и дело пробегающих по рукам болезненных мурашек.
Незнакомец зажмурился и разинул рот, но ответа не последовало.
- Человек ты, блин, или перерожденец, отвечай! – рявкнула она. – Ты один там или с тобой кто-то ещё? Говори! Иначе я сейчас просто свалю отсюда и хренушки ты меня остановишь.
- Чел. Рож. Тррр, дррр, – кое-как сомкнув челюсти захрипел незнакомец и, обильно вымазав стекло слюной, развернулся в профиль. – Пом. Пож. Мы.
Проводница некоторое время светила в его татуированный висок, сплющенную щёку и закрытый правый глаз, затем издала протяжный стон.
- Ладно, – сдалась она. – Сейчас подойду. Только не вздумай чудить, понял? У меня твой ледоруб.
Лускус опустила фонарь и отступила в сторону, растерянно глядя в темноту. Спасение посторонних в её планы на ближайшие сутки однозначно не входило.
Она никак не могла понять стоит ли ей в принципе тратить силы, время, а то и собственное здоровье на неизвестного недоумка, когда и так проблем выше крыши? К тому же никто не давал ей гарантий, что татуированный после освобождения не попытается вернуть свои пожитки, не прилипнет как банный лист, рассчитывая на заключение нового договора, и не окажется настолько повреждённым неизвестной аномалией, что в итоге его всё равно придётся прикончить.
«Лу, ты спятила, – подумала она. – Забей. Ну какая разница, что там с кем происходит, просто пройди мимо, это не твоё дело. У тебя есть конкретная задача и битком-набитый рюкзак, где наверняка куча провианта, на котором твои подопечные благополучно дотянут до выхода из Лабиринтов. Очнись, без тебя им точно хана…»
- Пом-пом, – напомнил о себе застрявший в ловушке.
- Да подожди ты! Сейчас, – огрызнулась она и суетливо зашарила лучом фонаря по опрокинутому манекену, по магнитной доске, обклеенной разноцветными стикерами для заметок, по допотопному шкафу, битком-набитому документацией, ненадолго задержалась на неожиданно бодрых фиалках в глиняном горшке, потом всё же дошагала до стола и вытащила ледоруб из каски, попутно шевеля ногой разлетевшиеся чертежи.
Часть листов из тех, которые она видела, были заполнены мелкими, но разборчивыми записями, другие техническими деталями и изометрическими проекциями с множеством расчётов, стрелок и обозначений. Они могли оказаться полезными, потому проводница наспех сгребла большую часть чертежей и со вздохом забросила раздувшийся рюкзак за спину.
Незнакомец за дверью не издавал ни звука.
Лускус приблизилась к металлической сворке и осторожно коснулась пальцами косяка, ожидая очередного болезненного разряда, но аномалия молчала. Видимо её активировало только сопротивление угодившей в неё жертвы.
«И что же у нас так делает? – задумалась Лускус, берясь за дверную ручку. – Пельмень? Дробилка? Не, в дробилке он бы точно не выжил…»
- Я захожу, – предупредила она и услышала придушенное мычание, кисти рук снова несильно задёргало. – Ты там в пельмешке что ли застрял, эй? Как в ней вообще можно застрять, я не понимаю, у неё ведь…
Она осеклась, не договорив. Внутри помещения было не просто темно, луч фонаря увязал в непроницаемо чёрной сжиженной мгле и дальше чем на полметра не проходил, будто бы упираясь в невидимую стену.
- Ой нет, – сказала Лускус, резко захлопывая дверь. – У тебя тут какая-то странная фигня, я не пойду. На мне сейчас двое подопечных, один из которых очень важен. Мне в первую очередь их спасать надо. Соррян, приятель.
Незнакомец снова неразборчиво замычал и забился, а аномалия пыхнула с такой силой, что Лускус едва не выпустила фонарь из пронзённой острой судорогой руки.
- Блин, да не дёргайся! – воскликнула она. – Я действительно не знаю, чем тебе помочь. Я с подобным ещё не сталкивалась, вот правда. Какой прок будет от того, что я войду и тоже застряну? Кто нас тогда спасать будет?
Пойманный в ловушку отчётливо всхлипнул и перестал сопротивляться.
Проводница почти две минуты смотрела на закрытую дверь, потирая ноющие локти, затем развернулась и зашагала обратно к развилке.
- Надо было просто забрать рюкзак и уйти. Нет, ну какого чёрта я такая любопытная?
В гнетущей тишине тупика её голос звучал исключительно странно, однако молчать она больше не могла, иначе начинало казаться, что всё происходит не взаправду.
- Эй, кто ты там, слышишь меня? – Лускус добралась до утопленного в стене оконца и потянувшись, постучала по нему пальцем. – Я сейчас разобью стекло, прикрой голову. И прошу тебя, не дёргайся, я чувствую твою ловушку и это крайне неприятно.
Она наспех выдернула из боковых разъёмов мешающие ей провода, смахнула на пол горсть выломанных кнопок и, запрыгнув с ногами на блок управления, заглянула внутрь. Сплющенного лица за окном больше не было, однако вглубь помещения луч света по-прежнему не проникал, точно ему что-то физически мешало.
- Дурдом, – сказала она, зажала фонарик подмышкой, с короткого замаха вонзила остриё ледоруба в нижний угол прямо над бетонным откосом и с силой на него надавила.
Стекло захрустело, поползло густой сетью трещин, но не лопнуло.
Лускус навалилась всем телом, пытаясь одновременно поддеть и расширить образовавшуюся вмятину. Окно не поддавалось. Беззвучно чертыхаясь, она выдернула ледоруб и размахнулась, метя в то же самое место, когда заметила, что из пробитой ею дырки в стекле лезет маленький абсолютно матовый чёрный шарик.
- Эээ, – недоумевающе произнесла проводница и вдруг всё поняла.
Последний раз она слышала про эту субстанцию около шестидесяти циклов тому назад и не подозревала, что в Лабиринтах водится что-то подобное. Однако вот – тяжёлая как каток, ядовитая как болотный газ, разрушительная как лавина смертоносная жижа пузырилась и стремительно увеличивалась в объёме, выдавливая треснувшее стекло.
«Ну капец», – подумала Лускус и сиганула влево, даже не пытаясь заслониться от летящих ей вслед осколков.
Фонарь отскочил в сторону и юлой закрутился на полу, разгоняя по углам уродливые пляшущие тени.
Стёсанные подошвы ботинок проводницы скользнули по кафелю. Силясь удержаться на ногах, она присела, взмахнула руками, но зацепилась за неразличимый в полумраке моток проводов и, балансируя, с громким треском впечаталась скулой в стальную панель с тумблерами. Она даже не обратила на это внимание.
За пару секунд преодолев короткую развилку, Лускус взлетела на письменный стол и застыла там с ледорубом наперевес. Она почти ничего не видела, кроме чиркающего по стенам луча и своих бледных пальцев, сжимающих изогнутое древко. Затем свет погас. Видимо, раздувшаяся жижа доползла до фонаря, а может уже и до прохода в коридор.
«Надо чем-то прикрыться… – она начала торопливо расправлять рукава кофты и остановилась, вспомнив про свои драные штаны с голым хвостом. – Ну в общем, попала я, очень крепко попала. Если эта хрень меня коснётся…»
У неё имелась всего одна попытка.
Дезактивировать ловушку типа «Битум» можно было только превратив пузырь в жидкость и для этого следовало проткнуть её плотную плёнку, причём так, чтобы на кожу не прилетело ни капли. В ином случае уже спустя час у неё проявятся первые признаки отравления, спустя шесть-семь часов начнутся галлюцинации, потом головокружение, дыхательная недостаточность, судороги и внутреннее кровотечение, а затем наступит смерть. Лекарства от этой гадости не существовало.
Возле стола что-то тихо зашуршало, и она поняла – это двигаются рассыпанные по полу карандаши.
- Прощай, топорик, – сказала Лускус. – Ты был неплох.
Она вообразила нависающую над своей головой тугую чёрную глыбу, которая вот-вот либо раздавит её, либо сметёт ядовитым потоком, прикрыла глаза, размахнулась и запустила ледоруб вниз точно под углом в сорок пять градусов.

«Упал - вставай. Встал - упай. Упай - чокопай. Не суди, не гуди. Не будай дабуди».
Эта глупая речёвка, нацарапанная кем-то на стене дома в одном из цветных городов, попалась ей на глаза после одного премерзкого инцидента с группой собирателей, которые почему-то решили, что в этом мире нет ничего забавнее, чем поймать и дружно «оприходовать хвостатую девку».
Лускус тогда была ещё совсем юной и неопытной, спрятаться вовремя не успела, для качественного мордобоя противников оказалось слишком много, помощи ждать было неоткуда, потому ей пришлось совершить практически невозможное, чтобы выйти из замеса живой и относительно здоровой. Вот примерно в то самое время, когда она скрывалась в развалинах от обозлённой толпы рыщущих по городу отморозков и латала свои раны, она и наткнулась на этот стишок. И внезапно поняла, как ей следует действовать.
Какая-то невероятная адаптивность и самообладание были скрыты за этой нелепой словесной окрошкой. А может быть ей так только показалось, однако с тех самых пор фраза крепко-накрепко засела в мозгу, став одним из её персональных девизов по жизни, к которому она прибегала, когда, казалось бы, выхода уже не оставалось.
- Ты живой там? – спросила она и слезла со стола.
Под ногами чавкнул растёкшийся «Битум». Переживать и осторожничать было поздно, она чувствовала, как ползут по её телу жгучие струйки и впитывается в поры кожи смертоносный яд.
«Ну что ж, – подумала Лускус. – Автопилот и импровизация наше всё. Мне бы лишь до выхода из Лабиринтов дотянуть, а там придумаем что-нибудь. На худой конец передам ребят другому проводнику, а потом найду и заново договор перезаключу. Ну или тупо спрячу где-нибудь на время. В любом случае это ещё не конец света».
Она неторопливо обтёрла рукавом своё испачканное лицо, вышла в коридор и потянула на себя металлическую створку двери. Внутри помещения громко хлюпнуло.
- Как-то тут очень грязно стало, – задумчиво сообщил оттуда уже знакомый ей мужской голос. – Я, кстати, чот не одупляю, пуз… пузырь-то куда делся?
- Кончился пузырь, я его лопнула, – ответила проводница и вошла в комнату.
Света внутри, как и прежде, не было, но ей удалось разглядеть покрытый толстым слоем жидкого «Битума» диван в углу, кухонный стол с поднятыми стульями, платяной шкаф и телевизор на тумбе. В самом центре этого великолепия возвышался медленно обтекающий вендинговый аппарат с кофе и вкусняшками, а перед ним прямо на полу восседали две человеческие фигуры.
- Как лопнула? – удивлённо переспросил кто-то из них.
Проводница молча посмотрела на раскуроченную дверцу кофейного автомата, на лежащий в луже ломик в окружении рассыпанных пакетов с чипсами, поджала губы, развернулась и вышла.
- Постой! – крикнули ей вдогонку. – Подожди, пож… пожалуйста! Ты ведь Лускус? Мы тебя искали.
Она вздохнула и остановилась.
- Иксаш сказал, что тебе нужна пом… помощь, – один из незнакомцев забарахтался и неловко поднялся, скользя и отряхиваясь. – Ну, Лектито который, вы с ним знакомы. Он прислал нас.
Она, не оборачиваясь, хмыкнула.
- Охренительно вы мне сейчас помогли, конечно, ребята. Вы ведь не в курсе, во что мы только что вляпались? Так я вам расскажу, – она вернулась на два шага назад и встала в дверном проёме, опершись плечом на косяк. – Это ловушка называется «Битум». Причём вы, дебилы, сами же её и запустили, когда кофейный автомат вскрывали. Вы на что вообще рассчитывали-то? На то, что страшная пузырящаяся хтонь на самом деле шоколадный фонтан?
Она помолчала, глядя в сторону разбитого окна.
- И вот что. Я понятия не имею, сколько часов вы тут с ней в обнимку просидели, но совсем скоро вы начнёте заговариваться, потом у вас пойдут глюки, а потом вы в муках сдохните.
- Ай, ну и ладно, – ответил второй незнакомец и тоже встал на ноги. – Мы как-то и не думали, что сможем здесь выжить. Зато у нас есть для тебя важная инфа, Юми, там, в рюкзаке, в пакетике, на винте. Мы сами не смотрели, Иксаш сказал, это дико важно, строго секретно и только для тебя. Он умный поцык, раз сказал надо, значит надо, мы не лезем.
- Это не Юми, бро, – поправил его первый. – Юми дома осталась, а это Лускус. Она про… проводник, помнишь?
- Кто? – растерялся второй. – А, ну да, точно. Проводник, провода, проводочки.
- Кароч, – первый обтёр ладонями лицо и Лускус увидела знакомые татуировки на его висках и шее. – Я Сайфай, а это склизкое чучело - Бубусь, мы притащили тебе хав… хавки, топовый шмот и жёсткий диск. За ловушку извини, это наш факап, да, мы риал лажанули, когда эта штука из автомата полезла. Но так-то мы за тебя горой. Все погромисты и транзисторы мира за тебя, сис. Веришь, нет? Рекрутируй любого, мы за тобой хоть в ад.
Он торжественно стукнул себя кулаком в грудь и с кончика его носа сорвалась жирная капля «битума».
- А, ещё у нас для тебя важные новости из-за стен. Ты же знаешь, что больше никто не перерождается?
Лускус нахмурилась и некоторое время не моргая вглядывалась в чумазые лица стоящих перед ней парней.
- В каком смысле? – наконец спросила она.
- В самом прямом.
Сайфай, громко хлюпая, дошагал до дивана в углу, сел, снял одну кроссовку, вылил из неё натёкшую туда жижу, потом проделал то же самое с другой кроссовкой.
- Смерть, так сказать, уверенно вступила в свои пра… права. Все дохнут, никто не возвращается. Хз почему так. Уже неделю, наверное. Короче, мы все теперь в одной жопе, потому пришла пора объединить усилия.
- Ну зашибись, – сказала проводница.
Сайфай стащил с себя липнущую к телу куртку и брезгливо уронил её на пол.
- Думаю, нам надо переодеться и пох… похавать. Или нет, не будем хавать, пусть тебе больше достанется, раз уж мы все из себя такие камикадзе. А вот поч… почиститься и переодеться надо. Тут по соседству душевые есть, их легко найти. Там ещё сутки никого не будет, мы подходы заранее перекрыли. Фак! У нас же для тебя ещё актуальная карта Лабиринтов где-то была. Вот только где? Бубусь, чего тупишь? Карта у тебя?
Он вскочил и захлопал себя по карманам, затем уставился на свою почти утонувшую в жиже куртку и несколько секунд не двигался.
- Тоже в рюкзаке. Стопудово. Во внутреннем кар… кармане. Юми, – татуированный поднял на проводницу глаза, взгляд его был серьёзен. – Прости, конечно, но, по ходу, я крышей пот… потёк. Ты вроде говорила, что у нас скоро глюки начнутся? Кароч, я не знаю, как объяснить, но ты сейчас сама на себя не похожа, мне кажется, у тебя хвост.
Лускус вздохнула.
- Пошли душевые искать, поцыки, – устало проговорила она и отлепилась от дверного косяка.
- Да уж, согласен, извозились мы знатно, – гоготнул Сайфай и двинулся к выходу из комнаты. – Бубусь, го. Не тормози.
Его приятель нагнал их уже в конце коридора, вид у него был обескураженный.
- Слушай, – зашептал он на ухо своему напарнику, бросая косые взгляды в сторону идущей впереди Лускус. – Я, конечно, всё понимаю, но «Иисус» довольно необычная кликуха для девушки, тебе не кажется?
***
У не в меру доставучего бомжа Хили было наивное круглое лицо, ссадина над бровью с засохшей коркой, борода метёлкой, три зуба, кудрявые седые волосы и сленг заправского христианского проповедника. Занять себя ему было откровенно нечем и потому он вот уже битый час выносил мозг Инауро душеспасительными речами.
- …И я не говорю о простом биологическом существовании, понимаешь? – беззубо шамкал Хиля, доверительно заглядывая путнику в глаза. – Когда кто-то проклинает власть, бога хулит, все у него виноватые и плохие… это не жизнь, это не говорит о том, что он научился жить. Это жалкое существование, прозябание, это рвота, которая выходит из уст многих людей, такое не приносит ни пользы обществу, ни самому человеку, ни славы богу. Все мы - люди, нелюди, боги, демоны - ещё только учимся жить…
Спасти Инауро от его словесной атаки было совершенно некому – Пикта упорно делала вид, что спит, Лускус ушла куда-то несколько часов назад и до сих пор не вернулась, соратники Хили тоже разбрелись в разные стороны на поиски пропитания. Поддержать же полноценную дискуссию или попросту послать куда подальше фантомного философа из низов после неприятного инцидента в офисе путник опасался.
- Ага, – в который уже раз ответил он, тревожно всматриваясь в текущую мимо толпу.
- Ты уж прости старика, молодой человек, каждому порой хочется выговориться, каждому нужно чтоб его выслушали. А то вот живёшь такой неприкаянный, бредёшь по жизни без божьего благословения весь сгорбленный, скрюченный, адским дымом провонявший, никому не нужный, люди глаза отводят… и забываешь постепенно, что ты не мертвец. А поговорил, озвучил, так сказать, глядишь – душа ожила, спина выровнялась, глаза заблестели, взял себя в руки и пошел вперед.
Хиля порывисто вздохнул и задумался.
Пользуясь моментом затишья, Инауро прислонился спиной к холодной мраморной стене и закрыл глаза.
Сейчас ему очень хотелось растолкать Пикту и отправиться вместе с ней на поиски Лускус, но перед уходом проводница строго-настрого наказала ни в коем случае этого не делать, потому что своим вмешательством он может нарушить её планы и тем самым погубить их всех.
- Молодой человек, будь так любезен, пожалуйста, подай, Христа ради, рубль на пропитание заслуженному бродяге, – шепеляво попросил у кого-то Хиля. – Спаси тебя Господь во славу божию.
Приглушённо звякнули монетки.
Инауро покосился на оставленный проводницей рюкзак, выудил из бокового кармана полупустую бутылку с водой, но пить не стал, лишь прополоскал рот.
«А что, если Лу больше не вернётся? – размышлял он, ощущая неприятную тревожную щекотку в животе. – Вдруг её там сейчас убивают или уже убили, а мы и не в курсе? Переродится ли она здесь или в совершенно другом месте? Переродится ли она вообще или я её никогда больше не увижу? Как мы выйдем отсюда в одиночку, без неё? Что я скажу Пикте, чем смогу защитить? Как я буду без Лу? Кто я буду?..»
Он некоторое время не двигался, затем подтянул рюкзак к себе поближе, осторожно провёл указательным пальцем по торчащей наружу рукояти топора, расстегнул основное отделение и выудил оттуда первую попавшуюся тонкую книжку под авторством некоего или некой Г. Варович. Книжица выглядела совершенно обычно – офсетная печать, самый простой шрифт, никаких иллюстраций.
Инауро раскрыл её на случайной странице.
«…В этот потерянный час ты войдешь сквозь закрытые ставни в мою комнату, наполненную звенящей тишиной и моим сонным дыханием. Не оставляя следов на остывшем от дневного зноя подоконнике, ты посетишь меня, и я об этом никогда не узнаю. Твоё гибкое тело черно как ночь, кожа горяча словно угли из костра, сосцы заострены будто наконечники стрел, а глаза сияют отстранённо и задумчиво светом далёких мертвых звезд. Игра началась…»
По-видимому, это было что-то типа мистического любовного романа серебряного века.
«…Ночные звуки наполнены глубокой печалью. Так плачут животные, потому что они голодны. Так плачет ребёнок, который потерян и одинок в окружающем его мраке. Семь тысячелетий ты живешь на этой земле, ты переполнена своим одиночеством, как полноводная река, вышедшая из берегов. Ты знаешь о своей судьбе. Так много невидимых шрамов на твоем теле, войны, склоки, грязь и смерти – одна за другой, они искалечили тебя, твой мир рушится каждую секунду. И потому ты готова жалить, чтобы кто-то тоже почувствовал твою боль и твою страсть. У тебя есть маленькое стальное жало, которым ты пишешь поэмы о любви на телах спящих людей. И слова эти наполняются силой и бесконечным тёплым багрянцем. Ты любишь пульсирующие пустоты живых тел, мягкий шорох свежего постельного белья и прозрачные капельки пота, собирающиеся озерцом в ложбинке под грудью. Я чувствую твое желание, ты дрожишь от нетерпения, ты движешься всё быстрее, глубже, слаще. Твой маленький ротик становится ещё меньше. Так бывает, что рты некоторых людей уменьшаются, когда они мечтают о чем-то очень вкусном. Ты смакуешь меня, ты наслаждаешься мной, словно божественным напитком. Я никто без тебя, моя прекрасная Лилит…»
По платформе внезапно потянуло холодом, а может Инауро только показалось. Он зябко повёл плечами и закрыл книгу.
«И почему здесь всё такое неприятное? – с тоской подумал он, рассматривая невзрачную затёртую обложку. – Вот что стоило этому писателю написать свою романтическую историю про парочку, ну, к примеру, в домике у озера? О каких-нибудь простых и беззаботных поцелуях с объятиями? Рассказать о красоте осенней природы, о затопленном подлеске, о густом запахе палых листьев, о тихом движении воды и чуть покачивающихся на ветру камышах? Это тоже звучало бы достаточно тленно, но всё же посимпатичней. Ну а ради развлечения скучающего читателя можно было бы ненавязчивую детективную линию в сюжете завернуть. Ну или лайтовое магическое фэнтези какое-нибудь. Да блин, я даже о садоводстве и выращивании плодово-ягодных культур сейчас бы лучше почитал!»
Путник затолкал книгу обратно в рюкзак и, с силой зажмурившись, смял лицо в ладонях.
Передышка. Ему очень нужна была передышка. Не тревожный сон в бомжатнике посреди фантомной станции фантомного метро, а настоящий, полноценный отдых. Когда можно ничего не опасаться, ни о чем не думать и никуда не бежать сломя голову.
«Интересно, какой была моя жизнь до всего этого? – отстранённо подумал он. – Плыл ли я по течению, по уши увязший в бытовухе, чередуя её с простыми физиологическими радостями? Или может я с самого рождения высматривал повсюду чудеса и стремился познать неизвестное? Какие люди окружали меня? Как я проводил время? Был ли я одиноким и несчастным или же попадание в междумирье это действительно худшее, что могло со мной приключиться в принципе? А что, если всё наоборот, и я всю свою жизнь искал именно этот прекрасно-ужасный парадоксальный мир с опасностями на каждом шагу?..»
- Хей, поцыки, – произнес знакомый голос с незнакомой игривой интонацией, и рядом с Инауро рухнул чужой потёртый рюкзак и груда тяжёлого тряпья в шуршащих бумажных пакетах. – Соскучились?
Он вздрогнул и открыл глаза.
Перед ним стояла Лускус в ветровке кислотного цвета, увешанной пластиковыми значками, широченных мужских штанах, заправленных в армейские ботинки, и жизнерадостной шапке с мягкими кошачьими ушами. Новый образ эффектно дополнял свежий фингал на скуле и чуть припухший левый глаз. Позади неё маячила пара молодых парней неформального вида.
Проводница игриво уронила голову набок и быстро приложила палец к губам, знаком показывая подопечному, что следует молчать. Инауро сокрушённо вздохнул и кивнул.
- Пока вы тут чиллили с босяками, – как ни в чем ни бывало продолжила Лускус, широко улыбаясь, – я сметчилась с парой топовых чечиков, готовых чисто по доброте душевной перебросить нас на ту сторону. Так что через полчаса ливаем. Но сперва переоденьтесь в чистое и покушайте. Вот.
Она присела и с энтузиазмом начала рыться в вещах.
- Бургеры с картохой уже, правда, остыли, хотя всё равно норм. Есть ещё вкусняшки…
Вид у неё был безумный, практически одержимый. Она скакнула к подопечной и принялась безжалостно её трясти, одновременно пихая в руки свёрток, покрытый масляными пятнами.
- Детка, очнись. Кисуня моя, ты уже почти сутки дрыхнешь, у тебя так мозги слипнутся. Ничего не говори, жуй котлету, просыпайся и го к нам.
Мимо прошла семейная пара со светловолосым мальчиком лет четырёх. Ребёнок притормозил и состроил смешную рожицу поникшему Инауро. Мать обернулась на него и с недовольным видом одёрнула. Лускус распрямилась, проследила взглядом за удаляющимся семейством, пока те не скрылись в толпе, затем вытащила из кармана куртки упаковку леденцов и громко зашуршала обёрткой.
- Знакомьтесь, поцыки, это Бубусь и Сайфай, – она снова заулыбалась и закинула в рот сразу несколько разноцветных конфет. – Запомните их, это очень полезные и широко известные в узком кругу челы. Человечищи, я бы даже сказала. Мастодонты. Настоящие сталкеры, диггеры, погромисты, исследователи неизведанного, самоотверженные камикадзе и победители кофейных автоматов. Не какое-то там говно на лопате.
- Харе уже с нас рофлить, Юми, – пробубнил Бубусь, встряхивая коротким розовым ирокезом.
- Так я же любя, мася, – хихикнула Лускус и леденцы у неё во рту загремели, ударяясь о зубы. – Вы топчик, несмотря на то что без мозгов.
Второй неформал с покрытыми биомеханическими татуировками висками фыркнул и спрятался в высокий воротник. Вид у них троих был заговорщический и в то же время немного смущённый, будто у нашкодивших детей.
- Молодой человек, будь так любезен, пожалуйста, у тебя поинтересоваться можно? – осторожно встрял в беседу таившийся до поры Хиля.
- Хиля, пойди вон... пирожок себе купи. Или даже два, – проводница шагнула в его сторону и затолкала в грязный нагрудный карман свёрнутые трубочкой купюры. – Тебя Айрат, кстати, обыскался. Давай, вперёд, быстренько.
- Ушёл, – сообщил тот и действительно оперативно испарился.
Проводница моментально убрала с лица улыбку, опустилась на корточки и начала вытряхивать из пакетов принесённую одежду, наспех сортируя ту по одному ей понятному признаку. Чем-то она сразу кидалась в меланхолично жующую холодный бургер Пикту, чем-то в Инауро, что-то запихивала к себе в рюкзак, остальное складировала на полу. Все вещи были с новые, яркие, странные, привлекающие излишнее внимание.
Стоящие рядом с ней парни многозначительно переглянулись.
- Ты ребятам своим ничего не расскажешь? – неожиданно серьёзным тоном спросил татуированный Сайфай.
Лускус хмуро посмотрела на него, потом стрельнула взглядом в сторону Инауро и пожала плечами.
- А что тут особо рассказывать? Нам не трепаться, нам валить отсюда надо.
- Давай может я их вкратце про… просвещу, пока мозги снова не потекли?
- Нет, Сай, не надо, – пробормотала она, разглядывая легкомысленную плиссированную юбчонку на просвет. – Мы как-нибудь сами потом это обсудим. Если до этого вообще дойдёт, я же не знаю, как мой нынешний организм себя поведёт. Да и, между прочим, вы к кому приходили, ко мне или к моим подопечным? Ко мне, верно? Вот и пусть это останется между нами.
- Ну, как знаешь, Лу, как знаешь… – вздохнул Сайфай и без какого-либо перехода состроил брезгливую гримасу. – Стопэ. Так вы риал что ли здесь ночевали?
Лускус резко перестала копаться в одежде и по её лицу пробежала едва заметная тень.
- Тут же спятить на изи, – продолжал говорить татуированный, глазея по сторонам. – Здесь ведь это. Деструктивные энергетические потоки сходятся. И хтонь всякая. Крысы размером со слона, слепые рыбы в коллекторах, бомжи-каннибалы в тоннелях. Мне брат рассказывал, он в под… подземке уже полгода работает и чего только не видел.
- Ой, не звезди, мася, – в тон ему проговорила она. – Не до твоих баек сейчас. Ты мне лучше вот что скажи. Под паровозиком очень грязно? А то может мы зря наряжаемся?
- Под пар… паровозиком норм, – с готовностью отозвался Сайфай. – Может разве что пыльно немного, ну так и мы не пол… ползком туда пол… полезем. Всё же это смотровая яма для обслуживающего персонала метрополитена, а не какая-нибудь вентиляха или там канаха.
- Пойду посру, – весело сообщил Бубусь, но остался стоять на прежнем месте.
- Ага, штаны снять не забудь, – грубовато ответила проводница и швырнула в Пикту выбранной юбкой.
Инауро некоторое время исподтишка разглядывал новых чудноватых приятелей Лускус, затем молча пододвинул к себе утяжелённые металлическими скобами берцы и скосился на растерянно копошащуюся в обновках спутницу. Той явно не нравился представленный ассортимент и похоже это беспокоило её куда больше, чем любые непонятные разговоры вокруг.
«Чую скверную историю, – подумал он. – Кто эти двое? Что за сюжет с ними крутит Лу? Нам что, продолжать изображать из себя бомжей или у нас теперь новые роли?»
Лускус наконец закончила сортировать вещи и поднялась, массируя поясницу. Она рассеянно блуждала взглядом по платформе и будто бы намеренно избегала смотреть на Инауро.
- Давайте, не выёживайтесь, переодевайтесь, – сказала проводница. – Так-то здесь всем пох, что именно на вас надето, но нам пора сменить имидж. То, что не по размеру, и свой старый шмот в этот пакет скидывайте. Оставим его тоннельным каннибалам.
Она ехидно скривилась.
- Пусть хоть красивыми по мусоркам шарятся.
Её новые приятели натужно загоготали.
- Ты явно переоцениваешь эстетические предпочтения местных чудищ, у них вместо мозгов стухшая лапша, – отсмеявшись, пробасил Бубусь. – Вот в точности как у нас сейчас.
- Иу, ты такой криповый, когда умничаешь, – Сайфай отстранился от него и манерно поджал кисти рук к груди на манер коротких лапок тираннозавра. – Юми, скажи ему, что он криповый.
- Да вы оба как-то не очень, – хмыкнула Лускус.
- Это всё из-за химозы, – легко согласился татуированный. – Химоза зло, но без неё никуда. Как ты там её назвала? Битум? Ну в общем, – он наклонился и заглянул в глаза сидящему неподалёку Инауро, – это всё из-за битума, пон… понимаешь?
- Заткнись уже, Сай, – продолжая ухмыляться, сказала Лускус.

Черноглазый с крестообразным шрамом нагнал человеков только возле платформы с самодвижущимися цилиндрическими структурами.
Путь этот дался ему нелегко. След искомой троицы оказался крайне запутанным и местами проходил через неизвестные коридоры и отсеки со сложной геометрией, да к тому же старость и болезнь высосали из него силы настолько, что даже изогнуть пространство ради упрощения передвижения он не смог.
Тем не менее, достигнув цели, спешить старик не стал, поскольку видел – сущности двоих странников обильно поросли незаметной для человеческого глаза светящейся плесенью, а сознания оказались настолько опутаны пылевыми комьями, что сквозь них практически ничего не было видно. От поражённого гнилью Лабиринтов золотого человека веяло печалью и меланхолией, другая странница испытывала острый недостаток познаний и что-то смутное типа навязанных воспоминаний, одна лишь хвостатая казалась бодрой и инициативной, но также не в меру раздражённой и на посылаемые мыслеформы почему-то принципиально не реагировала, хотя до неё они как раз доходили без проблем. К тому же черноглазый никак не мог взять в толк зачем она тратит силы на выстраивание иерархических связей с живыми тенями и сбор ненужных по сути объектов вместо того, чтобы очистить своих спутников от паразитов и ментального мусора и спокойно пойти дальше. Она ведь наверняка знала, как это делается, поскольку себя саму чистила с завидной регулярностью.
Разумеется, старик осознавал, что недавние ситуации ограничений, обманов и препятствий вызвали у всех троих сильнейший стресс и следом тягостное состояние фрустрации с последующей потерей мотивации, на что, собственно, и подсаживалась местная флора, однако всё это не оправдывало столь бессмысленных телодвижений. В любом случае, им следовало как можно скорее покинуть эту локацию вместо того, чтобы застревать здесь так надолго, усугубляя свое и без того незавидное состояние.
«Досадная заминка», – сформулировал наконец черноглазый.
Следующие несколько часов он скрывался в тени, следя за тем, как человеки устраиваются на ночлег, потом безрезультатно пытался пробиться в их сновидения, а затем просто таскался посреди расступающейся толпы теней следом за хвостатой, словно голодный помойный кот. Один раз она обернулась и даже наверняка заметила его, но всё равно прошла мимо. Спустя какой-то отрезок времени он начал думать, что из его затеи ровным счётом ничего не выйдет и весь этот путь был проделан зря.
Его не видели, его не слышали, его не понимали.
Старик устало склонил голову набок и, не сводя пристального взгляда с сидящих в отдалении человеков, пошевелил затёкшими от неудобной позы пальцами ног. Из его приоткрытого рта вырвался сипящий вздох, в груди отчётливо заклокотало. Он чувствовал, что ему как можно скорее надо поделиться со странниками своей информацией, но не представлял, чем привлечь к себе их внимание и при этом не оттолкнуть.
- Привет, – глухо произнес вслух черноглазый. – Привет, есть дело.
Он прислушался к остаточному следу стремительно рассеивающегося в пространстве голоса и задумчиво коснулся кончиком языка небольшого бугорка позади зубов, будто пробуя сказанное на вкус.
- Привет, я ваш помощник.
Когда-то очень давно его вид сумел приспособиться к вербальному общению с не-псиониками, однако так и не освоил этот навык до конца. Подобрать понятные каждому существу образы, облачить в грамотные термины и затем выстроить их в эмоционально окрашенные и вместе с тем доходчивые фразы на деле оказалось куда сложнее, нежели просто направить поток мыслей в нужном направлении.
«К чему церемонии? – внезапно пришёл к нему запрос от кого-то из своих. – Ритуал налаживания контакта есть анахронизм со значительным риском отката к субъективизму и последующей беспорядочности принимаемых решений».
«Имеется готовый скрипт?» – саркастически отозвался старик, транслируя в обратку визуализацию небольшой пустой таблицы, озаглавленной «фразы на все случаи жизни».
Ему никто не ответил. Разумеется, ведь теория хороша только тогда, когда дело не доходит до практики.
Черноглазый пару раз осторожно лизнул свой ноющий бок и снова взглянул на пару ключевых странников с третьей, к которым внезапно примкнули двое неизвестных. Впрочем, последний факт смутил его лишь в первые секунды после их появления, поскольку старик попросту не понял, откуда те взялись, но потом он заметил на них метку смертельной аномалии и расслабился.
Новоприбывшие оказались неизлечимо больны и психически нарушены, а значит не представляли для него никакого практического интереса. По сути, в более-менее активном состоянии их поддерживала лишь неразрывная псионическая связь с хвостатой, которая, очевидно, получала от этого контакта прямую выгоду.
Сама она тоже была отравлена, но её материальная проекция реагировала на яд более-менее сносно, следовательно списывать её со счетов было преждевременно. Он чувствовал – на трое суток при должной медикаментозной поддержке её сил точно хватит, надо просто помочь ей поскорее покинуть Лабиринты и добраться до музея, а там уже функционал жёлтого цветка заработает, и хвостатая сможет благополучно переродиться.
В любом случае человеки наконец-то собрались уходить и это было главным. Хорошо, если бы на этот раз их маршрут пролегал в верном направлении, не затрагивал трёх расположенных поблизости аномалий и вместе с тем не делал ненужных витков.
Черноглазый коротко вздохнул, поднялся на четыре конечности и, прихрамывая, потрусил следом.
Привязанные к хвостатой девочке смертники целенаправленно вели человеков в сторону грохочущих самодвижущихся структур, но не прямо на них, а внутрь высокого толстостенного технического короба, где поток проносился с незначительным снижением скорости. Старик видел, что скрытый в коробе лаз доступен и пуст, но опасался, что странники либо влипнут в одну из ближайших аномалий, замаскированную под украшенную безделушками стеклянную будку, либо опять же чрезмерно увлекутся взаимодействием с тенями, коих внутри технического строения было в избытке.
Собственно, так и произошло.
Аномалию человеки правда успешно миновали, даже не обратив на неё особого внимания, а вот потом застряли, устроив дискуссию с преградившими им путь фантомами.
Несколько живых теней остановились между стариком и странниками, перегородив ему обзор. Черноглазый пошёл медленнее, лавируя между наиболее плотных сгустков и ориентируясь в основном на звук голоса хвостатой, которая сходу вступила с фантомами в диалог.
- Виталька? Не, Сай, не то, – говорила она. – Виталька, ну чего ты агришься? Мы ведь никому своим любопытством не навредим. Бубусь, ахаха, какой ты пусяшный. Да, мы буквально на пять минуточек и сразу обратно. Чаёк? Ахаха. В смысле? С печеньками?
Тени в коробе изображали бурную деятельность, периодами отвлекаясь на социальное взаимодействие с ключевыми странниками, не забывая при этом сеять вокруг себя летучие споры светящейся плесени. Поток грохотал и расшвыривал не несущие никакого смысла обломки частиц, то и дело обдавая внутреннюю полость короба смрадными выхлопами. Золотой человек выглядел бледно, другая странница из последних сил старалась не выказывать страха, смертники тоже нервничали, одна лишь хвостатая продолжала весело препираться с фантомами, уговаривая тех пропустить пятерых чужаков на закрытую территорию.
Старик осторожно обогнул человеков и присел возле звенящих полос металла на краю уходящей под них полости лаза, раздумывая над тем, стоит ли ему пойти на опережение и встретить странников с другой стороны. Слева стремительно проносились циклически вращающиеся элементы, скользя и подскакивая на фиксированных сочленениях.
- Это не кот, – донёсся до него напряжённый голос и черноглазый оглянулся.
Девочка с хвостом смотрела прямо на него и продолжала что-то говорить, активно отвлекая своих собеседников какой-то несущественной чепухой. Теперь-то уж она совершенно точно заметила его, но всё было не так, неправильно. Старик почувствовал идущую от неё волну неприкрытой агрессии в свой адрес, запаниковал и резво занырнул в темноту лаза.
«Неужели она забыла? – думал он, торопливо пересекая пыльную полость под громыхающими частицами несущегося поверху потока. – Мы ведь никогда не желали ей зла…»
«Мотылёк», – напомнил ему далекий голос всеобщей матери, и она тут же проиллюстрировала свои слова обрывками воспоминаний о том, как закончилась жизнь крылатого наставника хвостатой девочки, когда та была в разы меньше.
«Но он же сам нас об этом попросил, – удивился старик. – Он не мог уйти иначе…»
«Индивидуум испытывает обиду за тогдашнее вынужденное одиночество, – включился в разговор лектор. – Она выработала собственный механизм психологической защиты в виде нигилизма, маниакального героизма и переноса ответственности на обстоятельства непреодолимой силы. С её точки зрения мы совершенно точно виноваты в произошедшем с человеком-мотыльком. Надо будет обсудить эту проблематику и возможные методы терапии при очной встрече».
Черноглазый ничего ему не ответил. Лектор был отличным теоретиком, но совершенно нулевым практиком, а с человеками так и вовсе никогда прежде не взаимодействовал и потому понятия не имел, что те в высшей степени парадоксальные создания и, соответственно, ни в какие удобные схемы не вписываются.
Выбравшись из лаза на соседней платформе, он внимательно огляделся и вздохнул. Перед ним был узкий участок выщербленного пола и глухая серая стена. Стандартный выход оказался перекрыт и перекрыт серьёзно. Кто, как и зачем это сделал, он не знал, но кто-то точно не собирался выпускать странников из этого отсека Лабиринтов.
Старик приложил верхнюю сморщенную лапку к своей судорожно сокращающейся грудной клетке и оглянулся на пролетающие позади цилиндрические структуры.
«Требуется помощь для вмешательства», – попросил он, транслируя изображение стены в общее инфополе.
Его сородичи молчали почти три минуты.
Со стороны другой платформы, перекрывая однообразный механический гул, нёсся неясный рокот и раздражённые голоса. Атмосфера там явно накалялась, фантомы реагировали на странников негативно, и черноглазый уже было решил, что придется выдумывать иной способ выхода из ситуации, когда ему пришёл долгожданный ответ от всех старших разом. Они сообщали, что свернуть пространство сейчас не представляется возможным, а значит есть лишь два варианта развития событий – ожидание или поглощение с переносом.
«Неминуемая гибель в обоих случаях», – задумчиво заключила всеобщая мать.
Старик кивнул.
Ему уже было всё равно, что будет с ним дальше. Отпущенное ему время, вне всякого сомнения, подошло к концу и надо было, чтобы оно не израсходовалось впустую.
Сородичи поняли его желание без слов и дружно сообщили о своей готовности оказать всевозможную поддержку.
Черноглазый развернулся и спотыкаясь на каждом шагу поковылял в сторону тёмного провала технического лаза.
«Зря», – с плохо скрываемым сочувствием произнес в его голове голос лектора.

«Меня что, действительно ударили?» – не понял Инауро.
В его ушах стоял дикий звон, сквозь который просачивались слабо различимые вопли, а в мозгу будто бы раскололся кусок льда. В это мгновение он даже не был уверен в том, где верх, а где низ, куда он движется и где у него руки, а где ноги. Его тело на секунду стало практически невесомым, а затем он увидел стремительно надвигающийся на него цементный пол и едва успел прикрыть сложенными руками лицо. Падение было неожиданным, безболезненным и тихим, лишь облако пыли коротким всплеском поднялось вверх.
- За что? – выдохнул путник и получил ощутимый удар поддых.
Лускус не только не сумела убедить гоповатых работников метрополитена пропустить их, но и соврала насчёт безобидности фантомов. На самом деле они были агрессивными, настырными и совершенно точно не «просто пугали». Ну и, само собой, без физического воздействия тоже не обошлось. Престарелый охранник, сперва представившийся «Виталькой», а затем без предупреждения приложивший его резиновой дубинкой по голове исподтишка сзади, и тот другой помоложе, что пнул его сейчас, лежащего, ногой, оказались более чем материальными.
- Наших бьют! – протяжно завыл кто-то сбоку и рядом в мерцающем полумраке в опасной близости замелькали чужие ботинки.
- Вставай, рыжий! Вставай! – донёсся до него с трудом пробившийся сквозь окружающий грохот крик проводницы.
Инауро, наморщился, пошевелил пальцами и попытался подняться, но его тут же припечатало сверху чьим-то упавшим телом, которое, впрочем, едва коснувшись его, с хлопком растворилось, оставив после себя прогорклый, маслянистый, забивающий ноздри запах.
Это было странное ощущение – вот только что на тебя рухнула живая трепыхающаяся масса с твёрдым позвоночником, лопатками, локтями и разом исчезла, превратившись в пахучее медленно рассеивающееся облако цвета сажи.
Движимый одним лишь инстинктом, Инауро бочком пополз куда-то в сторону, стараясь максимально уклоняться от топчущихся вокруг ног. Он мучительно пытался понять, чем заслужил недавние удары, но на ум ничего не приходило. Да что там, он даже не понял, в какой именно момент незначительный вроде бы конфликт с сотрудниками метрополитена вышел из-под контроля.
Рюкзак на его спине наконец упёрся во что-то жёсткое и монолитное.
Путник слепо зашарил вокруг руками и уцепившись за холодный металлический выступ, встал. В голове постепенно прояснялось, разбитый вдребезги мир собирался как мозаичный узор, но всё ещё походил на невероятное нагромождение хаотично движущихся разноцветных элементов.
Он с силой зажмурился, тряхнул гудящей головой и снова огляделся, ожидая увидеть обычную массовую потасовку, однако вокруг творилось нечто невероятное, похожее на кошмарный сон. В окружающем пыльном полумраке что-то корчилось и без какой-либо системы выбрасывало конечности, за доли секунды меняя свои очертания и так же стремительно уносясь вдаль.
- Лу! Пикта! – сипло позвал Инауро, но голос его утонул в окружающем шуме.
Нечто смутное, размытое, похожее на оскаленную бледную рыбину, щёлкнув зубами, врезалось в стену неподалеку и взорвалось очередным дымным сгустком. Сквозь него сразу проступили неясные лица, в которых было что-то ненастоящее, дикое, неправильное, но существа эти теснились на границе темноты и до конца не материализовались. Их пористая кожа походила на сброшенную одежду, лишённую четких контуров, словно бы внутри не осталось ни мышц, ни костей. Эти тусклые телесные оболочки кривились, тянули уродливые видоизменённые конечности, подёргивались и таяли как пузыри на воде.
- Крепи суку! – пронзительно взвизгнул лишённый каких-либо половых признаков голос вдалеке.
Пытаясь побороть подкатившую тошноту, Инауро мучительно сглотнул едкий комок в горле и набрал побольше воздуха в лёгкие.
- Лу! – закричал он так громко, как только смог, и сквозь полумглу на доли секунды разглядел борющуюся с кучей перекошенных чудовищ Лускус.
Она коротко стрельнула в его сторону полным отчаяния взглядом и снова исчезла из вида. И вот только после этого он понял, что всё происходит взаправду. Что то, что он видит, вовсе не последствие удара по голове, а нынешняя объективная реальность.
Фантомы более не походили на настоящих людей, и их трансформация была в самом разгаре. А ещё их количество с каждой секундой увеличивалось, видимо, свеженькие активно лезли с платформы и моментально переходили в наступление, вместе с тем блокируя возможные пути отступления.
«И они не остановятся, пока не убьют нас», – похолодел Инауро и распрямился, упершись руками в твердый металл.
Внутри него всё побелело и затряслось. Взгляд его забегал по сторонам в попытке хоть как-то оценить ситуацию, свои возможности и количество противников.
Он увидел старомодные стеклянные лампы, льющие сверху грязное мерцание, которое, впрочем, не достигало скрытого в темноте балочного потолка депо и едва освещало облупившиеся, покрытые многослойной копотью стены. Увидел смазанный силуэт проносящегося мимо поезда, вырывающего из чуть приподнятых над полом рельс снопы искр. Увидел Пикту, свернувшуюся как эмбрион возле громоздкой металлоконструкции с валами, рычагами и туго свитыми проводами в нескольких метрах впереди. Увидел хохочущего татуированного парня, размахивающего ломом. Увидел два злых незнакомых лица, возникших прямо перед ним из пустоты, в блестящих глазах которых отражалось непонятное хищное предвкушение…
Последовала короткая пауза, а затем на путника обрушились кулаки.
Первый удар угодил ему в нижнюю челюсть, но было не слишком больно, это походило скорее на шлепок. От второго он сумел уклониться, третий прилетел в предплечье. Затем его начали изо всех сил дёргать из стороны в сторону цепкими пальцами и отовсюду снова посыпались тычки и пинки. На этот раз они оказались не только ощутимыми, но и вполне болезненными.
Приседая и уворачиваясь, путник принимал большинство ударов на плечи, поднятые вверх локти и ребра. В какой-то момент он понял, что не может больше терпеть, и прыгнул в пространство между мелькающими кулаками, чтобы сбежать, но чья-то рука поймала его за капюшон, резко останавливая.
И только тогда Инауро развернулся и врезал в ответ.
Тёплый бурлящий воздух разом наполнил его тело, и ему показалось, что он превратился в мягкий воздушный шар. Однако это уязвимое состояние продлилось лишь доли секунды, а затем он вновь обрёл форму и плотность, ощущая как что-то со всё возрастающей яростью бьётся изнутри в стенки черепа, будто хищное животное, запертое в клетке.
Это было жутко и вместе с тем неожиданно приятно. Это чувство раскрывалось, разворачивалось, росло в нём так быстро, что путника замутило.
Костяшки его пальцев с глухим стуком повторно врезались в первую попавшуюся оскаленную харю, затем сразу же во вторую – уже с остервенением, и обе поочередно со всхлипом лопнули, обдав его потоком жирного смрада. Вместо них из темноты выплыли ещё несколько искажённых криком лиц с частично оформившимися неестественно вывернутыми телами.
Кто-то пихнул его в спину, он развернулся и увидел подрагивающий розовый гребень. Тот, кого Лускус недавно представила им как «Бубуся», ожесточённо отбивался позади него от окружившей их толпы.
Приободренный столь неожиданной поддержкой, Инауро двинулся вперёд по прямой, хаотично раздавая тумаки направо и налево, однако его со всех сторон толкали чьи-то руки и это сильно выматывало.
Сверху пролетело нечто скрученное, расплывчатое, удалось разглядеть лишь взбрыкивающие ноги, обутые в светлые кроссовки. Затем высушенная щетинистая морда упёрлась путнику в живот. Она то ли что-то говорила, то ли пыталась его укусить.
Инауро вскрикнул от омерзения, оттолкнул существо от себя и начал монотонно бить кулаком в лысеющее темечко, тощую шею и жилистое плечо ниже, пока ненадежная оболочка не треснула, выплёскивая наружу тягучую тёмную жижу.
- Лу! – снова заорал он и врезал лезущей на него массе с оскаленными обломками прокуренных до черноты зубов.
Количество видоизменившихся фантомов вокруг всё увеличивалось. Инауро почти физически ощущал, что та щель, через которую можно ускользнуть, постепенно сужается. Грохот, вонь, пыльный ветер, уродливые чудища, выпрыгивающие из ниоткуда… Враждебный мир снова пытался обездвижить его, покорить, лишить воли, но он продолжал идти. Он перешагивал через упавших, шёл сквозь растворяющихся, уклонялся и бил, практически не глядя куда, однако кулаки каждый раз попадали в цель.
Его дважды уронили и, хотя он сумел подняться, оба раза возникало стойкое чувство, что это конец. Наклонив голову, то и дело погружаясь в жидкие тени и резко всплывая, он прорывался к несущемуся поезду сквозь инфернальную толпу, которая все напирала, давила, подминала.
Продвигаться вперёд с каждым шагом становилось всё сложнее – его дыхание сбилось, разум помутился, мышцы налились чугунной тяжестью, движения замедлились.
- Ломай его! – пролаял низкий мужской голос справа. – В стену его башкой!
- Ну давай. Давай, скотина, – зашипели с другой стороны.
Узкое, заставленное грязными механизмами и пыльной аппаратурой помещение депо превратилось в адский котёл, в котором варились все эти беснующиеся сущности, а сам он оказался посреди них лишь мелкой помехой для бесконечного несущегося по спирали потока.
В этот самый момент его и нагнала Лускус.
Лицо проводницы какие-то доли секунды оставалось размытым, будто бы скрытым в тумане, а потом он разглядел её глаза. Таких глаз он раньше никогда не видел – они были просто огромными, в несколько раз больше нормальных человеческих, и сияли, как пара подсвеченных изнутри колодцев. Изо рта её шел фосфоресцирующий пар, который жадно глотала окружившая их теневая толпа.
«Они же жрут её заживо!» – с ужасом осознал Инауро и заметил, что его дыхание тоже светится, разделяясь в воздухе на тонкие закрученные нити, которые на лету подхватывают проносящиеся мимо деформированные фигуры.
- Возьми девчонку, – отрывисто скомандовала Лускус звенящим от напряжения голосом. – Лаз.
И ушла влево, расшвыривая вылупляющиеся из полумрака тела словно вихрь торнадо.
В голове Инауро снова зазвенело и он окончательно потерял ощущение реальности происходящего.
Всё вокруг смешалось.
Внезапно он перестал различать существ, он больше не видел никаких элементов депо, не видел поезд – пространство вокруг разом потеряло детализацию и превратилось в чистую абстракцию, наполненную бессмысленными частицами и хаотично сливающимися обломками информации. Неизменным оставалось лишь свернувшееся неподалёку тело Пикты и странный голый человечек, неподвижно глазеющий на него от края ещё недавно видимой платформы.
Время замерло.
- Привет, я ваш помощник, – отчётливо произнес человечек сдавленным игрушечным голосом. – Выслушай меня.
Путник почувствовал, как из глубины живота поднимается уже знакомая тяжёлая пульсация, наполняющая его бесконечной грустью, и тут же в сознание тонкой струйкой потекли эмоционально окрашенные визуализированные образы.
«Тёмная вода. Пузыри восприятия. Сгустки эмоций, формирующие отдельное. Проход закрыт. Напускное, не концентрироваться…»
Пауза.
«Старые символы. Музей. Древние души, распадающиеся свитки, говорящие картины. Ответы на вопросы, тайные знания, перекрестье линий. Белые ветви, свивающиеся медузы, необозримая вышина, синее небо. Жёлтый цветок, ожидание, Шагающий Монолит. Ледяной ветер верхнего мира…»
Многозначительная пауза.
«Поглощение, очищение, перенос. Свобода!»
Несмотря на кажущуюся лаконичность этих сконцентрированных донельзя мыслеформ, информации в них было заключено больше, чем в том, что он успел узнать за всё время своего пребывания в междумирье. Словно бы в его голову только что вложили каталог с множеством подкаталогов в несколько терабайт каждый.
Внезапно он понял, что подобное с ним уже происходило. И не только на границе дюн, после того как они с Лускус сбежали от мусорщиков и невидимых тэнгли.
На него нахлынули воспоминания в виде бессвязных и, казалось бы, навсегда потерянных картин детства.
Заросший двор, высокая крапива и палка в руке. Сушащиеся на подоконнике полоски домашней лапши. Покосившееся нутро пахнущего сыростью сарая и руки бабушки, передающей ему пыльные пузатые банки с солёными огурцами. Новенький велик и разбитый асфальт. Погружённая в ночную тишину, заставленная массивной мебелью комната, шторы в тонкую полоску, скользящий по потолку луч света, узор ковра на полу, твёрдый бок игрушечного робота. Провал открытой двери и что-то прямо за ней – бесконечно глубокое, загадочное и немного пугающее, подмигивающее множеством выпуклых чёрных глаз.
Это многоглазое многоголосое нечто говорило с ним без слов, посвящая во все тайны мироздания, рассказывало об иных мирах, об истинной сущности вещей, о природе человека, о том откуда каждый приходит и куда уходит в конце своей жизни, о наполненной странной жизнью пустоте, об изменяющих материю словах. И точно также заваливало его непонятными до поры образами.
Всё это тогда длилось лишь секунды, а потом он просто засыпал, чувствуя лишь слабый запах стирального порошка от свежего пододеяльника, и наутро уже ничего не мог вспомнить…
- Ты меня понял? – спросил человечек своим смешным голосом.
Инауро затрясло, его глаза наполнились солёной влагой. Не в силах произнести ни звука, он кивнул.
Человечек удовлетворённо вздохнул и скрестил на измождённой груди две пары тонких дрожащих от напряжения лапок. Его тело стало двухмерным и пошло концентрическими кругами, словно потревоженная водная гладь, чернильно-чёрная полость рта раскрылась и начала то ли резко приближаться, то ли увеличиваться в размерах.
«Поглощение», – понял путник и закрыл глаза, позволив потоку теней проходить прямо сквозь себя.
Черноглазый с крестообразным шрамом на лбу отправился в свой последний путь.
Он трансформировал себя в обезличенную подсистему, заполнил собой всё обозримое пространство, последовательно захватив материальные проекции золотого человека, девочки с хвостом и третьей, а затем одним скачком сместился сразу на верхнюю ветвь Лабиринтов в обход самых опасных зон с аномалиями и постепенно перешёл в стадию диссипации с преобразованием в тепловую энергию.
Когда его след окончательно рассеялся, в полумраке вновь проступило помещение депо. Вот только ни поезда, ни фантомов, ни даже пары чокнутых неформалов там уже не было – лишь ровный слой поблёскивающего под мерно раскачивающимися лампами инея.