Глава 15. Самодвижущиеся структуры

Часть 2 "Забытые Боги"
Глава 4-2
------------------------------

У не в меру доставучего бомжа Хили было наивное круглое лицо, ссадина над бровью с засохшей коркой, борода метёлкой, три зуба, кудрявые седые волосы и сленг заправского христианского проповедника.
Занять себя ему было откровенно нечем и потому он вот уже битый час выносил мозг Инауро душеспасительными речами.
- …И я не говорю о простом биологическом существовании, понимаешь? – беззубо шамкал Хиля, доверительно заглядывая путнику в глаза. – Когда кто-то проклинает власть, бога хулит, все у него виноватые и плохие… это не жизнь, это не говорит о том, что он научился жить. Это жалкое существование, прозябание, это рвота, которая выходит из уст многих людей, такое не приносит ни пользы обществу, ни самому человеку, ни славы богу. Все мы - люди, нелюди, боги, демоны - ещё только учимся жить…
Спасти Инауро от его словесной атаки было совершенно некому – Пикта упорно делала вид, что спит, Лускус ушла куда-то несколько часов назад и до сих пор не вернулась, соратники Хили тоже разбрелись в разные стороны на поиски пропитания. Поддержать же полноценную дискуссию или попросту послать куда подальше фантомного философа из низов после неприятного инцидента в офисе путник опасался.
- Ага, – в который уже раз ответил он, тревожно всматриваясь в текущую мимо толпу.
- Ты уж прости старика, молодой человек, каждому порой хочется выговориться, каждому нужно чтоб его выслушали. А то вот живёшь такой неприкаянный, бредёшь по жизни без божьего благословения весь сгорбленный, скрюченный, адским дымом провонявший, никому не нужный, люди глаза отводят… и забываешь постепенно, что ты не мертвец. А поговорил, озвучил, так сказать, глядишь – душа ожила, спина выровнялась, глаза заблестели, взял себя в руки и пошел вперед, – Хиля порывисто вздохнул и задумался.
Пользуясь моментом затишья, Инауро прислонился спиной к холодной мраморной стене и закрыл глаза.
Сейчас ему очень хотелось растолкать Пикту и отправиться вместе с ней на поиски Лускус, но перед уходом проводник строго-настрого наказала ни в коем случае этого не делать, потому что своим вмешательством он может нарушить её планы и тем самым погубить их всех.
- Молодой человек, будь так любезен, пожалуйста, подай, Христа ради, рубль на пропитание заслуженному бродяге, – шепеляво попросил у кого-то Хиля. – Спаси тебя Господь во славу божию.
Приглушённо звякнули монетки.
Инауро покосился на оставленный проводником рюкзак, выудил из бокового кармана полупустую бутылку с водой, но пить не стал, лишь прополоскал пересохший рот.
«А что, если Лу больше не вернётся? – размышлял он, ощущая неприятную тревожную щекотку в животе. – Вдруг её там сейчас убивают или уже убили, а мы и не в курсе? Переродится ли она здесь или в совершенно другом месте? Переродится ли она вообще или я её никогда больше не увижу? Как мы выйдем отсюда в одиночку, без неё? Что я скажу Пикте, чем смогу защитить? Как я буду без Лу? Кто я буду?..»
Он некоторое время не двигался, затем подтянул рюкзак к себе поближе, осторожно провёл указательным пальцем по рукояти топора, расстегнул основное отделение и выудил оттуда первую попавшуюся тонкую книжку под авторством некоего или некой Г.Варович. Книжица выглядела совершенно обычно – офсетная печать, самый простой шрифт, никаких иллюстраций.
Инауро раскрыл её на случайной странице.
«…В этот потерянный час ты войдешь сквозь закрытые ставни в мою комнату, наполненную звенящей тишиной и моим сонным дыханием. Не оставляя следов на остывшем от дневного зноя подоконнике, ты посетишь меня, и я об этом никогда не узнаю. Твоё гибкое тело черно как ночь, упругая кожа жжётся словно угли из костра, сосцы заострены словно наконечники стрел, а глаза сияют отстранённо и задумчиво светом далёких мертвых звезд. Игра началась…»
По-видимому, это было что-то типа любовного романа серебряного века.
«…Ночные звуки наполнены глубокой печалью. Так плачут животные, потому что они голодны. Так плачет ребёнок, который потерян и одинок в окружающем его мраке. Семь тысячелетий ты живешь на этой земле, ты переполнена своим одиночеством, как полноводная река, вышедшая из берегов. Ты знаешь о своей судьбе. Так много невидимых шрамов на твоем теле, войны, склоки, грязь и смерти – одна за другой, они искалечили тебя, твой мир рушится каждую секунду. И потому ты готова жалить, чтобы кто-то тоже почувствовал твою боль и твою страсть. У тебя есть маленькое стальное жало, которым ты пишешь поэмы о любви на телах спящих людей. И слова эти наполняются силой и бесконечным тёплым багрянцем. Ты любишь возбуждённые пустоты живых тел, мягкий шорох свежего постельного белья и прозрачные капельки пота, собирающиеся озерцом в ложбинке под грудью. Я чувствую твое желание, ты дрожишь от нетерпения, ты движешься всё быстрее, глубже, слаще. Твой маленький ротик становится ещё меньше. Так бывает, что рты некоторых людей уменьшаются, когда они мечтают о чем-то очень вкусном. Ты смакуешь меня, ты наслаждаешься мной, словно божественным напитком. Я никто без тебя, моя прекрасная Лилит…»
По платформе внезапно потянуло холодом, а может Инауро только показалось.
Он зябко повёл плечами и закрыл книгу.
«И почему здесь всё такое неприятное? – с тоской подумал он, рассматривая невзрачную затёртую обложку. – Вот что стоило этому писателю написать свою романтическую историю про парочку, ну, к примеру, в домике у озера? О каких-нибудь простых и беззаботных поцелуях с объятиями? Рассказать о красоте осенней природы, о затопленном подлеске, о густом запахе палых листьев, о тихом движении воды и чуть покачивающихся на ветру камышах? Это тоже звучало бы достаточно тленно, но всё же посимпатичней. Ну а ради развлечения скучающего читателя можно было бы ненавязчивую детективную линию в сюжете завернуть. Ну или лайтовое магическое фэнтези какое-нибудь. Да блин, я даже о садоводстве и выращивании плодово-ягодных культур сейчас бы лучше почитал!»
Путник затолкал книгу обратно в рюкзак и, с силой зажмурившись, смял лицо в ладонях.
Передышка. Ему очень нужна была передышка. Не тревожный сон в бомжатнике посреди фантомной станции фантомного метро, а настоящий, полноценный отдых. Когда можно ничего не опасаться, ни о чем не думать и никуда не бежать сломя голову…
«Интересно, какой была моя жизнь до всего этого? – отстранённо подумал он. – Плыл ли я по течению, по уши увязший в бытовухе, чередуя её с простыми физиологическими радостями? Или может я с самого рождения высматривал повсюду чудеса и стремился познать неизвестное? Какие люди окружали меня? Как я проводил время? Был ли я одиноким и несчастным или же попадание в междумирье это действительно худшее, что могло со мной приключиться в принципе? А что, если всё наоборот, и я всю свою жизнь искал именно этот прекрасно-ужасный парадоксальный мир с опасностями на каждом шагу?..»
- Ку, пасаны, – произнес знакомый голос с совершенно незнакомой игривой интонацией, и на колени Инауро упала груда тяжёлого тряпья вперемешку с шуршащими пакетами. – Скучали без меня?
Он вздрогнул и открыл глаза.
Прямо перед ним стояла Лускус в шапке с кошачьими ушками и новёхонькой куртке кислотного цвета, увешанной значками. Новый образ эффектно дополнял красивый пунцовый фингал на скуле. Позади неё маячила пара молодых парней подчёркнуто неформального вида.
Проводник игриво уронила голову набок и быстро приложила палец к губам, знаком показывая подопечному, что следует молчать. Инауро сокрушённо вздохнул и кивнул.
- Пока ты, рыжий, чилил с босяками, – как ни в чем ни бывало продолжала Лускус, широко улыбаясь, – я сметчилась с парой приколдесных чечиков, которые согласны научить нас, как перебраться на другую платформу без лишней беготни по поезду от копов. Но ты сперва переоденься в цивильный шмот и покушай. Я там вкусняшек притащила.
Она шагнула в сторону подопечной и принялась безжалостно её трясти.
- Пусичка моя, заинька, свет жизни моей, ты уже почти сутки дрыхнешь, у тебя так мозги слипнутся. Ничего не говори, просто просыпайся и го к нам. Через полчаса мы отсюда уходим.
Мимо прошла семейная пара со светловолосым мальчиком лет четырёх. Ребёнок притормозил и состроил смешную рожицу поникшему Инауро. Мать оглянулась на него и с недовольным видом дёрнула за руку. Лускус внимательно проследила за удаляющимся семейством взглядом и снова заулыбалась.
- Знакомьтесь, пасаны, это Мартинес и Бубуся. Запомните их, это очень полезные и широко известные в узком кругу челы.
- Харе уже с нас рофлить, Лу, – пробубнил Бубуся, застенчиво встряхивая розовым ирокезом.
- Молодой человек, будь так любезен, пожалуйста, у тебя поинтересоваться можно? – осторожно встрял в беседу молчавший до поры Хиля.
- Хиля, пойди вон... пирожок себе купи. Или даже два, – проводник затолкала в грязный нагрудный карман бомжа свернутую трубочкой купюру. – Тебя Айрат, кстати, обыскался. Давай, вперёд, быстренько.
- Ушёл, – сообщил тот и действительно оперативно испарился.
- Вы риал с бомжами ночевали? – спросил второй неформал с покрытыми биомеханическими татуировками скулами, пока Лускус торопливо перебирала принесённую одежду. – Это ж полный зашквар.
Проводник мельком взглянула на него и пожала плечами.
- Стопэ, Мартинес, не бомби, – пробормотала она. – Мы с ними несколько часов тусили. Люди как люди.
- Иу, – парень изобразил на лице крайнюю степень отвращения и поджал кисти рук к груди на манер лапок тираннозавра. – Вот тут ты не права, Лу. Они вонючие животные, вшивые, криповые. Там и мозгов уже по нулям. Они все на солях с алкашкой сидят и друг друга в тоннелях жрут. Мне брат рассказывал, он врать не будет, он в подземке работает.
Проводник никак на его замечание не отреагировала, сортируя добытое по половому признаку.
Инауро едва заметно повёл бровью, глядя на врученную ему сменную одежду и утяжелённые металлическими скобами берцы. Все вещи были новыми, сложными, дизайнерскими, яркими, привлекающими излишнее внимание.
- Давай без стесняшек, – хихикнула Лускус. – Ты в этом такой сасный будешь, мм. Ну почти как я.
Она поднялась и, незаметно массируя поясницу, поглядела на растерянно копошащуюся в своих обновках Пикту.
- Кисуня, переодевайся прямо тут. Всем пох. То, что не по размеру, и свой старый шмот в этот пакет скидывайте. Оставим его местным каннибалам, – проводник заливисто рассмеялась, – будут красивыми по мусоркам шариться. И ешьте. Ешьте быстрее. Хотя бургеры уже, наверное, остыли, – она мигом посерьёзнела и обернулась в сторону новых знакомых. – Мартинес, ты мне, кстати, вот что скажи. Под поездом очень грязно? А то может мы зря себя в порядок приводим и лучше дальше под босяков мимикрировать?
- Да не, под поездом норм, не сцы. Может только пыльно немного, ну так и мы не ползком туда полезем, – ухмыльнулся тот. – Это же смотровая яма для обслуживающего персонала метрополитена, а не канашка.

Черноглазый с крестообразным шрамом нагнал человеков только возле платформы с самодвижущимися цилиндрическими структурами.
Путь этот дался ему нелегко. След искомой троицы оказался крайне запутанным и местами проходил через неизвестные коридоры и отсеки со сложной геометрией, да к тому же старость и болезнь высосали из него силы настолько, что даже немного изогнуть пространство ради упрощения передвижения он не смог.
Тем не менее, достигнув цели, спешить старик не стал, поскольку видел – сущности обоих странников обильно поросли незаметной для человеческого глаза светящейся плесенью, а сознания оказались настолько опутаны пылевыми комьями, что сквозь них практически ничего не было видно. От поражённого гнилью Лабиринтов золотого человека веяло печалью и меланхолией, другая странница испытывала острый недостаток познаний и что-то смутное типа навязанных воспоминаний, одна лишь девочка с хвостом казалась бодрой и инициативной, но также не в меру раздражённой и на посылаемые мыслеформы почему-то принципиально не реагировала, хотя до неё они как раз доходили без проблем.
Черноглазый никак не мог взять в толк зачем она тратит силы на выстраивание иерархических связей с пустыми иллюзиями и сбор каких-то нелепых объектов вместо того, чтобы очистить своих спутников от паразитов и ментального мусора и спокойно пойти дальше. Она ведь наверняка знала, как это делается, поскольку себя саму чистила с завидной регулярностью.
Разумеется, старик осознавал, что недавние ситуации ограничений, обманов и препятствий вызвали у всех троих сильнейший стресс и следом тягостное состояние фрустрации с последующей потерей мотивации, на что, собственно, и подсаживалась местная флора, однако всё это не оправдывало столь бессмысленных телодвижений. В любом случае, им следовало как можно скорее покинуть эту локацию вместо того, чтобы застревать здесь так надолго, усугубляя свое и без того незавидное состояние.
«Досадная заминка», – сформулировал наконец черноглазый.
Следующие несколько часов он скрывался в тени, следя за тем, как человеки устраиваются на ночлег, потом безрезультатно пытался пробиться в их сновидения, а затем просто таскался посреди расступающейся толпы теней следом за хвостатой, словно голодный помойный кот. Один раз она обернулась и даже наверняка заметила его, но всё равно прошла мимо. Спустя какой-то отрезок времени он начал думать, что из его затеи ровным счётом ничего не выйдет и весь этот путь был проделан зря. Его не видели, его не слышали, его не понимали.
Старик устало склонил голову набок и, не сводя пристального взгляда с двух сидящих в отдалении странников, пошевелил затёкшими от неудобной позы пальцами ног. Из его приоткрытого рта вырвался сипящий вздох, в груди отчётливо заклокотало. Он чувствовал, что ему как можно скорее надо поделиться с человеками своей информацией, но не представлял, чем привлечь к себе их внимание и при этом не оттолкнуть.
- Привет, – глухо произнес вслух черноглазый. – Привет, есть дело, – он прислушался к остаточному следу стремительно рассеивающегося в пространстве голоса и задумчиво коснулся кончиком языка небольшого бугорка позади зубов, будто пробуя сказанное на вкус. – Привет, я ваш помощник.
Когда-то очень давно его вид сумел приспособиться к вербальному общению с не-псиониками, однако так и не освоил этот навык до конца. Подобрать понятные каждому существу образы, облачить в грамотные термины и затем выстроить их в эмоционально окрашенные и вместе с тем доходчивые фразы на деле оказалось куда сложнее, нежели просто направить поток мыслей в нужном направлении.
«К чему церемонии? – внезапно пришёл к нему запрос от кого-то из своих. – Ритуал налаживания контакта есть анахронизм со значительным риском отката к субъективизму и последующей беспорядочности принимаемых решений».
«Имеется готовый скрипт?» – саркастически отозвался старик, транслируя в обратку визуализацию небольшой пустой таблицы, озаглавленной «фразы на все случаи жизни».
Ему никто не ответил. Разумеется, ведь теория хороша только тогда, когда дело не доходит до практики.
Черноглазый пару раз осторожно лизнул свой выпуклый шершавый бок, под которым неприятно ныло и хлюпало, и снова взглянул на троицу странников. Те наконец-то собрались уходить.
Человеки уже успели изменить свой внешний вид, а хвостатая говорила, не замолкая, и постоянно улыбалась, крепко удерживая подле себя пару живых теней. Хорошо, если бы на этот раз их маршрут пролегал в верном направлении, не затрагивал трёх расположенных поблизости аномалий и вместе с тем не делал ненужных витков.
Черноглазый вздохнул, поднялся на четыре конечности и, чуть прихрамывая, потрусил следом.
Привязанные к хвостатой девочке фантомы целенаправленно вели человеков в сторону грохочущих самодвижущихся структур, но не прямо на них, а внутрь высокого толстостенного технического короба, где поток проносился с незначительным снижением скорости. Старик видел, что скрытый в коробе лаз доступен и пуст, но опасался, что странники либо влипнут в одну из аномалий, замаскированную под украшенную безделушками стеклянную будку, либо опять же чрезмерно увлекутся взаимодействием с тенями, коих внутри технического строения было в избытке.
Собственно, так и произошло.
Аномалию человеки правда успешно миновали, даже не обратив на неё особого внимания, а вот потом застряли, о чём-то споря с преградившими им путь фантомами.
Несколько живых теней остановились между стариком и странниками, загородив ему обзор. Черноглазый пошёл медленнее, лавируя между наиболее плотных сгустков и ориентируясь в основном на звук голоса хвостатой, которая сходу вступила с фантомами в диалог.
- Виталька? Не, Мартинес, не то, – говорила она. –  Виталька, ну чего ты агришься? Слыхал поговорку - «чем меньше у человека зубов, тем лучше он фильтрует базар»? Жиза. Бубуся, ахаха, какой ты пуська. Да, мы буквально на пять минуточек и сразу обратно. Чаёк? Ахаха. В смысле? С печеньками?
Тени в коробе изображали бурную деятельность, неутомимо сея вокруг себя летучие споры светящейся плесени. Поток грохотал и расшвыривал не несущие никакого смысла обломки частиц, то и дело обдавая внутреннюю полость короба смрадными выхлопами. Золотой человек выглядел бледно, другая странница из последних сил старалась не выказывать страха, а девочка с хвостом продолжала весело препираться с фантомами.
Старик осторожно обогнул их и присел возле звенящих полос металла на краю уходящей под них полости лаза, раздумывая над тем, стоит ли ему пойти на опережение и встретить человеков с другой стороны.
Слева стремительно проносились циклически вращающиеся элементы, скользя и подскакивая на фиксированных сочленениях.
- Это не кот, – донёсся до него напряженный голос и черноглазый оглянулся.
Девочка с хвостом смотрела прямо на него и продолжала что-то говорить, активно отвлекая своих спутников деталями интерьера. Теперь-то уж она совершенно точно заметила его, но всё было не так, неправильно. Старик почувствовал идущую от неё волну неприкрытой агрессии в свой адрес, запаниковал и резво занырнул в темноту лаза.
«Неужели она забыла? – думал он, торопливо пересекая пыльную полость под громыхающими частицами несущегося поверху потока. – Мы ведь никогда не желали ей зла…»
«Мотылёк», – напомнил ему далекий голос всеобщей матери, и она тут же проиллюстрировала свои слова обрывками воспоминаний о том, как окончилась жизнь крылатого наставника хвостатой девочки, когда та была в разы меньше.
«Но он же сам нас об этом попросил, – удивился старик. – Он не мог уйти иначе…»
«Индивидуум испытывает обиду за тогдашнее вынужденное одиночество, – включился в разговор лектор. – Она выработала собственный механизм психологической защиты в виде нигилизма, маниакального героизма и переноса ответственности на обстоятельства непреодолимой силы. С её точки зрения мы совершенно точно виноваты в произошедшем с человеком-мотыльком. Надо будет обсудить эту проблематику и возможные методы терапии при очной встрече».
Черноглазый ничего ему не ответил.
Выбравшись из лаза на соседней платформе, он внимательно огляделся и вздохнул. Перед ним был узкий участок выщербленного пола и глухая серая стена. Стандартный выход оказался перекрыт и перекрыт серьёзно. Кто, как и зачем это сделал, он не знал, но кто-то точно не собирался выпускать странников из этого отсека Лабиринтов.
Старик приложил верхнюю сморщенную лапку к своей судорожно сокращающейся грудной клетке и оглянулся на пролетающие позади цилиндрические структуры.
«Требуется помощь для вмешательства», – устало попросил он, транслируя изображение стены в общее инфополе.
Его сородичи молчали почти три минуты.
Со стороны другой платформы, перекрывая однообразный механический гул, нёсся неясный рокот и раздраженные крики. Атмосфера там явно накалилась, фантомы реагировали на странников крайне негативно, и черноглазый уже было решил, что придется выдумывать иной способ выхода из ситуации, когда ему пришел долгожданный ответ от всех старших разом. Они сообщали, что свернуть пространство сейчас не представляется возможным, а значит есть лишь два варианта развития событий – ожидание или поглощение с переносом.
«Неминуемая гибель в обоих случаях», – задумчиво заключила всеобщая мать.
Старик кивнул.
Отпущенное ему время, вне всякого сомнения, стремительно подходило к концу и надо было, чтобы оно не израсходовалось впустую.
Сородичи поняли его желание без слов и дружно сообщили о своей готовности оказать всевозможную поддержку.
Черноглазый развернулся и спотыкаясь на каждом шагу поковылял в сторону тёмного провала технического лаза.
«Зря», – с плохо скрываемым сочувствием произнес в его голове голос лектора.

В ушах Инауро стоял дикий звон, сквозь который просачивались слабо различимые вопли, а в мозгу будто бы раскололся кусок льда. В это мгновение он даже не был уверен в том, где верх, а где низ, куда он движется и где у него руки, а где ноги. Его тело на секунду стало практически невесомым, а затем он увидел стремительно надвигающийся на него цементный пол и едва успел прикрыть сложенными руками лицо.
Падение было неожиданным, безболезненным и тихим, лишь облако пыли коротким всплеском поднялось вверх.
- Что? – выдохнул путник и получил ощутимый удар поддых.
Лускус не только не сумела убедить гоповатых работников метрополитена пропустить их, но и соврала насчёт безобидности фантомов. Они были очень агрессивными, настырными и совершенно точно не «просто пугали». Ну и, само собой, на физическое воздействие тоже оказались способны. Тот, который только что приложил его по голове исподтишка сзади, и этот, что пнул его сейчас, лежащего, ногой, оказались более чем материальными и осязаемыми.
- Наших бьют! – протяжно завыл кто-то сбоку и рядом в мерцающем полумраке в опасной близости замелькали чужие ботинки.
- Вставай, рыжий! Вставай! – донёсся до него с трудом пробившийся сквозь окружающий грохот крик проводника.
Инауро, наморщился, пошевелил пальцами и попытался подняться, но его тут же припечатало сверху чьим-то упавшим телом, которое, впрочем, едва коснувшись его, с хлопком растворилось, оставив после себя прогорклый и маслянистый, забивающий ноздри запах. Это было странное ощущение – вот буквально только что на тебя рухнула живая трепыхающаяся масса с твёрдым позвоночником, лопатками, локтями и разом исчезла, превратившись в пахучее медленно рассеивающееся облако цвета сажи.
Движимый одним лишь инстинктом, Инауро бочком пополз куда-то в сторону, стараясь максимально уклоняться от топчущихся вокруг ног.
Он мучительно пытался понять, чем заслужил недавние удары, но на ум ничего не приходило. Да что там, он даже не понял, в какой именно момент незначительный вроде бы конфликт с сотрудниками метрополитена вышел из-под контроля.
Его спина наконец упёрлась во что-то жесткое и монолитное. Он слепо зашарил вокруг руками и уцепившись за холодный металлический выступ, встал. В голове постепенно прояснялось, разбитый вдребезги мир собирался как мозаичный узор, но всё ещё походил на невероятное нагромождение хаотично движущихся разноцветных элементов.
Он с силой зажмурился, тряхнул гудящей головой и снова огляделся, ожидая увидеть обычную массовую потасовку, однако вокруг творилось нечто невероятное, похожее на странный горячечный сон.
В окружающем его пыльном полумраке что-то корчилось и без какой-либо системы выбрасывало конечности, за доли секунды меняя свои очертания и так же стремительно уносясь вдаль.
Фантомы более не походили на настоящих людей, и трансформация эта была в самом разгаре. А ещё их количество с каждой секундой увеличивалось. Видимо, свеженькие активно лезли с платформы.
- Лу! Пикта! – сипло позвал Инауро, но голос его утонул в окружающем шуме.
Нечто смутное, размытое, похожее на оскаленную бледную рыбину, щёлкнув зубами, врезалось в стену неподалеку и взорвалось очередным дымным сгустком. Сквозь него сразу проступили неясные лица, в которых было что-то ненастоящее, дикое, неправильное, но существа эти теснились на границе темноты и до конца не материализовались. Их рябая кожа походила на сброшенную одежду, лишённую четких контуров, словно бы внутри не осталось ни мышц, ни костей. Эти тусклые телесные оболочки кривились, тянули уродливые видоизменённые конечности, подёргивались и таяли как пузыри на воде.
- Крепи суку! – пронзительно взвизгнул лишенный каких-либо половых признаков голос вдалеке.
Пытаясь побороть подкатившую тошноту, Инауро мучительно сглотнул едкий комок в горле и набрал побольше воздуха в лёгкие.
- Лу! – закричал он так громко, как только смог, и сквозь полумглу на доли секунды разглядел борющуюся с кучей искажённых растекающихся тел Лускус.
Она коротко стрельнула в его сторону полным отчаяния взглядом и снова исчезла из вида.
И вот только после этого он понял, что всё происходит взаправду. А то, что он видит, их нынешняя объективная реальность, а вовсе не последствие удара по голове. Все фантомные люди разом превратились в монстров и теперь активно атаковали их, заблокировав возможные пути отступления.
«И они не остановятся, пока не убьют нас», – похолодел Инауро и распрямился, откинулся назад, упершись руками в твердый металл.
Внутри него всё побелело и затряслось. Взгляд его забегал по сторонам в попытке хоть как-то оценить ситуацию, свои возможности и количество противников.
Он увидел старомодные стеклянные лампы, льющие сверху грязное мерцание, которое, впрочем, не достигало скрытого в темноте балочного потолка депо и едва освещало облупившиеся, покрытые многослойной копотью стены. Увидел смазанный силуэт проносящегося мимо поезда, вырывающего из чуть приподнятых над полом рельс снопы искр. Увидел Пикту, свернувшуюся как эмбрион возле громоздкой металлоконструкции с валами, рычагами и туго свитыми проводами в нескольких метрах впереди. Увидел два злых незнакомых лица, возникших прямо перед ним из пустоты, в блестящих глазах которых отражалось непонятное хищное предвкушение.
Последовала короткая пауза, а затем на путника обрушились кулаки.
Первый удар угодил ему в скулу, но было не слишком больно, это походило скорее на шлепок. От второго он сумел уклониться, третий прилетел в предплечье. Затем его начали изо всех сил дёргать из стороны в сторону цепкими пальцами, после чего отовсюду снова посыпались тычки и пинки. На этот раз они оказались не только ощутимыми, но и вполне болезненными.
Приседая и уворачиваясь, путник принимал большинство ударов на плечи, поднятые вверх локти и ребра. В какой-то момент он понял, что не может больше терпеть, и прыгнул в пространство между мелькающими кулаками, чтобы сбежать, но чья-то рука поймала его за капюшон, резко останавливая.
И только тогда Инауро развернулся и врезал в ответ.
Тёплый бурлящий воздух разом наполнил его тело, и ему показалось, словно он превратился в мягкий воздушный шар. Однако это уязвимое состояние продлилось буквально доли секунды, а затем он вновь обрёл форму и плотность, ощущая как что-то со всё возрастающей яростью бьётся изнутри в стенки черепа, будто хищное животное, запертое в клетке. Это было жутко и вместе с тем неожиданно приятно. Это чувство раскрывалось, разворачивалось, росло в нём так быстро, что путника замутило.
Костяшки пальцев с глухим стуком повторно врезались в первую попавшуюся оскаленную харю, затем сразу же во вторую – уже с остервенением, и обе поочередно со всхлипом лопнули, обдавая его потоком жирного смрада. Вместо них из темноты выплыли ещё несколько искаженных криком лиц с частично оформившимися неестественно вывернутыми телами. Некоторые из них сразу же начали бороться друг с другом. В одном из них по розовому подрагивающему гребню на голове он узнал того, кого Лускус недавно представила им как «Бубуся».
Приободренный столь неожиданной поддержкой, Инауро двинулся вперёд по прямой, хаотично раздавая тумаки направо и налево, однако его со всех сторон толкали чьи-то руки и это сильно выматывало. Сверху пролетело нечто скрученное, расплывчатое, удалось разглядеть лишь взбрыкивающие ноги, обутые в светлые кроссовки. Затем высушенная щетинистая морда упёрлась путнику в живот. Она то ли что-то говорила, то ли пыталась его укусить. Инауро вскрикнул от омерзения, оттолкнул существо от себя и начал монотонно бить кулаком в лысеющее темечко, тощую шею и жилистое плечо ниже, пока ненадежная оболочка не треснула, выплёскивая наружу тягучую тёмную жижу.
- Лу! – снова заорал он и врезал лезущей на него массе с оскаленными обломками прокуренных до черноты зубов.
Количество видоизменившихся фантомов вокруг всё увеличивалось. Инауро буквально физически ощущал, что та щель, через которую можно ускользнуть, постепенно сужается. Грохот, вонь, пыльный ветер, уродливые чудовища, выпрыгивающие из ниоткуда… Враждебный мир снова пытался обездвижить его, покорить, лишить воли, но он продолжал идти. Он перешагивал через упавших, уклонялся и бил, практически не глядя куда, однако кулаки каждый раз попадали в цель. Его дважды уронили и, хотя он сумел подняться, оба раза возникало стойкое чувство, что это конец. Наклонив голову, то и дело погружаясь в жидкие тени и резко всплывая, он прорывался к несущемуся поезду сквозь инфернальную толпу, которая все напирала, давила, подминала.
Продвигаться вперёд с каждым шагом становилось всё сложнее – его дыхание сбилось, разум помутился, мышцы налились чугунной тяжестью и движения замедлились.
- Ломай его! – пролаял низкий мужской голос справа. – В стену его башкой!
- Ну давай. Давай, скотина, – зашипели с другой стороны.
Узкое, заставленное грязными механизмами и пыльной аппаратурой помещение депо превратилось в кошмарный котёл, в котором варились все эти беснующиеся сущности, а сам он оказался посреди них лишь мелкой помехой для бесконечного несущегося по спирали потока.
В этот самый момент его и нагнала Лускус.
Лицо проводника какие-то доли секунды оставалось размытым, будто бы скрытым в тумане, а потом он разглядел её глаза. Таких глаз он раньше никогда не видел – они были просто огромными, в несколько раз больше нормальных человеческих, и сияли, как пара подсвеченных изнутри колодцев. Изо рта её шел фосфоресцирующий пар, который жадно глотала окружившая их теневая толпа.
«Они же жрут её заживо!» – с ужасом осознал Инауро и заметил, что его дыхание тоже светится, разделяясь в воздухе на тонкие закрученные нити, которые на лету подхватывают проносящиеся мимо деформированные фигуры.
- Возьми. Девчонку, – отрывисто и быстро проговорила Лускус звенящим от напряжения голосом. – Лаз.
И ушла влево, расшвыривая вылупляющиеся из полумрака тела словно вихрь торнадо.
В голове Инауро снова зазвенело и он полностью потерял ощущение реальности происходящего.
Всё вокруг смешалось. Внезапно он перестал различать существ, он больше не видел никаких элементов депо, не видел поезд – пространство вокруг разом потеряло детализацию и превратилось в чистую абстракцию, наполненную бессмысленными частицами и хаотично сливающимися обломками информации. Неизменным оставалось лишь свернувшееся неподалёку тело Пикты и странный голый человечек, неподвижно глазеющий на него от края ещё недавно видимой платформы.
Время замерло.
- Привет, я ваш помощник, – отчётливо произнес человечек сдавленным игрушечным голосом, – выслушай меня.
Путник почувствовал, как из глубины живота поднимается уже знакомая тяжелая пульсация, наполняющая его бесконечной грустью, и в сознание тонкой струйкой потекли эмоционально окрашенные визуализированные образы.
«Тёмная вода. Пузыри восприятия. Сгустки эмоций, формирующие отдельное. Проход закрыт. Напускное, не концентрироваться, – пауза. – Старые символы. Музей. Древние души, распадающиеся свитки, говорящие картины. Ответы на вопросы, тайные знания, перекрестье линий. Белые ветви, свивающиеся медузы, необозримая вышина, синее небо. Жёлтый цветок, ожидание, Шагающий Монолит. Ледяной ветер верхнего мира, – многозначительная пауза. – Поглощение, очищение, перемещение. Свобода!»
Несмотря на кажущуюся лаконичность этих сконцентрированных донельзя мыслеформ, информации в них было заключено больше, чем в том, что он успел узнать за всё время своего пребывания в междумирье. Словно бы в его голову только что вложили каталог с множеством подкаталогов в несколько терабайт каждый.
Внезапно он понял, что подобное с ним уже происходило. И не только на границе дюн, после того как они с Лускус сбежали от мусорщиков и невидимых тэнгли.
На него нахлынули воспоминания в виде бессвязных и, казалось бы, навсегда потерянных картин детства.
Заросший двор, высокая крапива и палка в руке. Сушащиеся на подоконнике полоски домашней лапши. Покосившееся нутро пахнущего сыростью сарая и руки бабушки, передающей ему пыльные пузатые банки с солёными огурцами. Погружённая в ночную тишину, заставленная громоздкой мебелью комната, шторы в тонкую полоску, скользящий по потолку луч света, узор ковра на полу, твёрдый бок игрушечного робота. Провал открытой двери и что-то прямо за ней – бесконечно глубокое, загадочное и немного пугающее, подмигивающее множеством выпуклых чёрных глаз. Это многоглазое многоголосое нечто говорило с ним без слов, посвящая во все тайны мироздания, рассказывало об иных мирах, об истинной сущности вещей, о природе человека, о том откуда каждый приходит и куда уходит в конце своей жизни, о наполненной странной жизнью пустоте, об изменяющих материю словах. И точно также заваливало его непонятными до поры образами.
Всё это тогда длилось буквально секунды, а потом он снова засыпал, чувствуя лишь слабый запах стирального порошка от свежего пододеяльника, и наутро уже ничего не мог вспомнить…
- Ты меня понял? – спросил человечек своим смешным голосом.
Инауро затрясло, его глаза наполнились солёной влагой. Не в силах произнести ни звука, он кивнул.
Человечек удовлетворенно вздохнул и скрестил на измождённой груди две пары тонких дрожащих от напряжения лапок. Его тело стало двухмерным и пошло концентрическими кругами, словно потревоженная водная гладь, чернильно-чёрная полость рта раскрылась и начала то ли резко приближаться, то ли увеличиваться в размерах.
«Поглощение», – понял путник и закрыл глаза, позволив потоку теней проходить прямо сквозь себя.
Черноглазый с крестообразным шрамом на лбу отправился в свой последний путь.
Он трансформировал себя в обезличенную подсистему, заполнил собой всё обозримое пространство, последовательно захватив материальные проекции золотого человека, девочки с хвостом и третьей, а затем одним скачком сместился сразу на верхнюю ветвь Лабиринтов в обход самых опасных зон с аномалиями и постепенно перешёл в стадию диссипации с преобразованием в тепловую энергию.
Когда его след окончательно рассеялся, в полумраке вновь проступило помещение депо. Вот только ни фантомов, ни поезда там уже не было – лишь ровный слой поблёскивающего под мерно раскачивающимися лампами инея.