Армия часть 1
Сегодня 23 февраля. Решил написать про далекие годы моей службы в рядах Советской Армии. Для меня армия начиналась два раза. Первый раз, когда к нам на первом курсе прямо на лекцию пришла девушка из деканата и сообщила, что с нашего института сняли бронь и нам всем необходимо прийти в деканат, чтобы получить повестки в армию под расписку.
Это сейчас кто не сумел откосить от армии тот лох, а в те далекие времена если кто не служил в армии, то его и за мужчину, то никто не считал. Смотрели на него как, скажем мягко, на «лицо нетрадиционной ориентации». Поэтому откосить от армии никто даже не думал, наоборот скрывали все свои болячки и стремились отслужить как положено в армии и прийти домой в погонах желательно с орденом на радость родителям и всем девчонкам в округе.
Итак, получил я повестку, сдал досрочно экзамены за первое полугодие первого семестра и мне одногрупники подарили солдатскую бляху от ремня с гравировкой «Сергею на долгую память от друзей из КАИ гр. 5103. В общем устроили мне проводы как положено. Дома на проводы собрались все мои родные и близкие. Они тоже поздравляли меня, давали наказы служить хорошо и поскорее возвращаться домой. Мама тихонько плакала, не подавая виду.
Военкомат.
В назначенное время я пришел в Казанский республиканский военкомат для отправки в армию. Мне сразу сказали, что хорошую одежду не нужно брать с собой, потому, что все равно отберут и выдадут военную форму. Поэтому все новобранцы были одеты во что попало и напоминали скорее заключенных все в фуфайках и старой одежде с вещмешками. Мой Отец наотрез отказался отправлять сына в армию с вещмешком и в телогрейке. Он настоял на том, чтобы я пошел в армию хоть и в старенькой, но довольно приличной куртке и с дипломатом (маленький чемоданчик). Перешагнув за ворота Татвоенкомата, я сразу понял, что служба уже началась. Нас построили во дворе военкомата. Потом офицер, не без ехидства в голосе, с обильным использованием матерных выражений, т.е. на богатом русском языке, доступно объяснил нам, что гражданская жизнь для нас закончилась, что теперь мы в армии и должны забыть об маминых плюшках. Затем начали проверять содержимое наших вещмешков. Все спиртное и все продукты отобрали у нас и свалили в одну кучу на асфальте. Мой дипломат тоже отобрали. Сказали, что не положено. И он одиноко стоял среди бутылок водки и закуски на асфальте посреди плаца республиканского военкомата… Раздали нам по одной банке тушенки и по две банки перловой каши ну и по одной алюминиевой ложке. Это был наш сухой паек на ближайшее время. Нас распределили по казармам в ожидании наших «покупателей», так называли представителей воинских частей, которые приезжали в военкомат за пополнением.
Каждый из нас мечтал попасть в десант или в морскую пехоту и наиболее смелые из нас увидев во дворе военного в форме бежали к нему чтобы узнать из какой он части. Но все покупатели были в обычной форме с общевойсковыми петлицами и не говорили в какой род войск они набирали пополнение – говорили, что это военная тайна.
Про казармы, где мы находились стоит рассказать поподробней. Здание татарского республиканского военкомата в прежние времена служило конюшней для лошадей гусарского полка который располагался в Казани. Вот в этих бывших конюшнях нас и расположили. Сводчатые потолки, земляной пол, несколько трёхъярусных панцирных кроватей без матрасов, грязь и вонь от перегара и курева. Туалет типа «клозет» был организован в углу комнаты по-простому, без каких-либо перегородок с ржавым сливным бачком с веревочкой. Поэтому к ароматам спиртного и курева добавлялся «аромат» туалета. Кто хотел сходить в туалет тот на глазах у всех сидел на корточках и справлял свою нужду. Да, подумал я, стесняться тут некого вокруг женщин нет все мужики. Под потолком казармы тускло светила одна единственная лампочка. Казарма была переполнена народом. Люди сидели где только могли прямо на земляном полу как цыгане. Периодически между пьяными новобранцами возникали драки. Прибегали солдаты и участников драки уводили на гауптвахту (видимо ещё в менее комфортабельное помещение). Вообще это скорее напоминало тюремную камеру, чем солдатскую казарму. В моей голове никак не могло уложиться, что вот рядом буквально за воротами военкомата Казань - красивый современный город, а тут какое-то средневековье… Жуткое путешествие назад в средние века,в прошлое человечества…. Утешала только надежда, что скоро меня заберут покупатели и увезут в часть из этого жуткого места. Периодически приходили работники военкомата и зачитывали фамилии тех, кого выбрали покупатели. Счастливчиков выводили на плац строится и потом их увозили «покупатели» в свою часть. В казарму приводили новых новобранцев. Мой сухой паек был давно уже съеден и очень хотелось есть. Существовал неписаный закон. Те, кого выбирали покупатели оставляли остатки своего сухого пайка нам, тем кто еще оставался ждать своей очереди. Тем и питались. В казарме военкомата я провел пять долгих дней, казалось, что этот кошмар никогда уже не кончится. Наконец среди прочих выкрикнули и мою фамилию. Не высыпанный и голодный я наконец то вышел, из бывшей конюшни, на свежий воздух на внутренний плац военкомата. Нам объявили, что покупателей больше не будет, что осенний призыв закончился. К моему великому удивлению мне вернули мой дипломат выдали под расписку повестку на весенний призыв и отпустили домой. То, что вернули дипломат это было вообще невероятной удачей. Обычно подобные вещи бесследно «терялись» и уезжали с одним из покупателей в качестве дембельского чемоданчика. У меня до сих пор сохранился тот мой дипломат, который был со мной, когда я в первый раз уходил в армию. Я вышел из ворот военкомата поздно вечером, наслаждаясь холодным осенним дождем ночного города. Впереди у меня было еще несколько месяцев гражданской жизни….
Вторая попытка уйти в армию.
После первой попытки уйти в армию я восстановился в институте и успел закончить первый курс. Второй раз проводы в армию мне уже никто не устраивал. Всё как-то происходило буднично и привычно. Только на это раз я убедил Отца, что дипломат в военкомат брать не стоит и я поехал в армию с обычным полиэтиленовым пакетом. Начинался весенний призыв 1986 года.
Перешагнув за ворота военкомата, я снова прослушал пламенную речь человека в офицерской фуражке, на великом и могучем русском языке, о том, что гражданская жизнь опять закончилась и что пора забыть о маминых плюшках. Снова вытрясли наши личные вещи, спиртное, продукты и сложили их горкой на асфальте посреди плаца. Опять выдали алюминиевую ложку и сухпоек, по банке тушёнки и по две банки перловой каши. Только на этот раз нас не повели в казармы, а сразу стали грузить в автозаки (грузовики для перевозки заключенных). Я сказал нашему покупателю, что я радиолюбитель и студент радиотехнического факультета КАИ, что хочу служить радистом, чтобы морзянку выучить. Покупатель ответил – туда куда вас повезут тоже связисты нужны. В части выскажешь свое желание и тебя направят в связь. Вереница автозаков выехала из ворот военкомата через толпу родителей и провожающих и направилась в сторону железнодорожного вокзала. Нас привезли на вокзал прямо к первому перрону, на котором стоял состав из пассажирских вагонов. Странное дело, думал я еще вчера утром я приехал из дома на этот же вокзал и спокойно гулял по вот этому пешеходному переходу над железнодорожными путями, а теперь сижу в автозаке как какой-то преступник. И почему нас не в автобусах повезли? Видимо в Казани так принято возить новобранцев в автозаках… Автозак подогнали практически вплотную к вагону. Около дверей вагона стояли двое сопровождающих солдат с автоматами. И один офицер. Нас по одному бегом заставили пробежать из автозака мимо этих солдат в вагон. Когда вагон был полностью заполнен сопровождающие тоже залезли с нами в вагон и его закрыли на замок и опечатали снаружи. Автозаки один за другим, сменяя друг друга наполняли состав новобранцами. Уже в вагоне нам раздали еще по одному сухпайку на человека. Сопровождающие на отрез отказывались нам сообщать куда нас повезут и в какие войска, ссылаясь на то, что это является военной тайной. До самой ночи продолжалась загрузка состава и около полуночи состав тронулся в путь оставляя позади остатки нашей гражданской жизни…
Дорога в воинскую часть.
Вагон был плацкартный и относительно новый. Не смотря на отсутствие матрасов и тем более постельного белья, после военкоматских казарм этот вагон показался мне просто шикарным сказочным дворцом))). В вагоне был нормальный туалет, питьевая вода и даже можно было налить кипятка для чая из титана.
Нас везли, не зная куда, а мы глазели в окна и ели сухой паек. Ехали мы в основном по ночам. Днем по долгу стояли где нибуть на запасных путях железнодорожных станций и маялись от безделья. Из опечатанных вагонов никого на улицу не выпускали.
В первый же день нашего путешествия ко мне подошел один смуглый шустрый парень и спросил – ты ведь Бэк? Я тебя сразу еще в военкомате заметил… Бэками нас, членов боевой комсомольской дружины казанского авиационного института (БКД КАИ) называли казанские групировщики. Мы их называли шакалами и гопниками. БКД противостояла шакалам и была для них злейшим врагом. Я тоже узнал этого гопника. Неделю назад он ночью, в стельку пьяный шатался по улице, орал, матерился и бросался камнями в окна жилого дома. Я со своей пятеркой был на патрулировании, мы его задержали и сдали в РОВД за мелкое хулиганство. И вот теперь он каким-то образом избежал суда и отправился в армию вместе со мной в одном вагоне.
Одна рука гопника была в кармане. Скорее всего у него в кармане нож – подумал я и приготовился отбить удар. Гопник перехватил мой взгляд и демонстративно медленно вынул руку из кармана и показал мне обе свои ладони, чтобы я убедился, что он без оружия. Слушай Бэк – сказал он мне, нам с тобой еще вместе служить, предлагаю забыть все, что было у нас на гражданке и держаться вместе. Ты сейчас у меня получается самый близкий человек в этом вагоне. Меня Ихтияром зовут, сказал гопник, и протянул мне руку для рукопожатия. Меня Сергей ответил я и пожал его руку в ответ. Вот и хорошо Серега - ответил Ихтияр, теперь мы друзья и кто старое помянет тому глаз вон как говориться))). Так Ихтияр стал моим другом на последующие полгода моей службы. Он оказался хорошим парнем. Я всегда удивлялся как нормальные парни, попадая в группировки становились откровенной мразью, как система убивает в хороших людях все человеческое.
Теперь мы с Ихтияром были уже вдвоем. Ехали и целыми днями напролет рассказывали друг другу истории из нашей прошлой жизни. На стоянках новобранцы открывали форточки и бросали прохожим деньги, чтобы те купили им продукты, курево водку… Так как народ у нас в стране добрый, то нас в избытке снабжали всем необходимым. Пряники, пирожки, чай, конфеты несли нам бесплатно сердобольные граждане нашей необъятной Родины.
Сотовых телефонов тогда еще не было, и мы изобрели простой и эффективный способ как сообщить своим родным где мы находимся и, что с нами все в порядке. На клочке бумаги мы писали свой домашний адрес и пару слов своим родным с указанием названия станции которую проезжаем. Затем на этом листочке писали просьбу отправить это письмо по указанному адресу и выбрасывали записку в окно прохожим на станции. Те в свою очередь покупали конверт и отправляли наши записки по почте домой. Так работала народная солдатская почта))).
Куда мы ехали мы по-прежнему не знали, только с каждым днем в вагоне становилось все жарче и жарче. По всему было видно, что нас везут в жаркие сраны))). Через неделю нашего путешествия мы прибыли на железнодорожную станцию под названием Фергана. Ребята это Афган -пронеслось по вагону. Все знали, что в Фергане стояла учебная часть где, готовили бойцов для отправки в Афганистан. Мы поняли, что нас привезли на войну. Из окна вагона мы наблюдали, как выгружали из нашего Казанского эшелона новобранцев и строем уводили их в учебную часть. Мы ждали своей очереди в душном жарком вагоне, который уже не казался прекрасным дворцом, а превратился в раскалённую печку. Мимо нашего вагона постоянно ходили военные, но никто из них не спешил вскрывать пломбу и открыть наш вагон.
Так мы простояли еще двое суток на жаре. Потом наш вагон отцепили от остального состава и куда-то снова повезли, оставляя позади станцию с табличкой Фергана. Прошло еще четверо суток пути. Жара заметно спала – мы снова возвещались в среднюю полосу России. За окном промелькнула станция с табличкой Бородино. Значит мы ехали где-то в Подмосковье. Через пару суток мы наконец то остановились и нас стали выводить из вагона.
Мышанка.
Уставших и замученных длительной дорогой нас построили на перроне небольшой станции под названием Мышанка. Строем мы побрели в лес. Под ногами была песчаная почва. Примерно через два, три километра мы остановились перед воротами воинской части со звездами около которых стоял часовой и с интересом нас разглядывал. Над КПП висела табличка в/ч 78424. Вид у нас был прямо скажем не важный. Небритые, грязные, вонючие после дороги мы были больше похожи не на новобранцев, а на каких-то бродяг и бомжей))). Медленно распахнулись ворота воинской части нас встретили двое солдат с дозиметрами, в противогазах и защитных резиновых костюмах Л-1. Рядом с КПП внутри воинской части висел плакат – Воин помни - ты защищаешь Родину, Служба в ракетных войсках почетна и ответственна! Из нашей толпы какой-то остряк обречённо крикнул во все горло – Прощай бабы!!! Всем стало ясно, какую военную тайну от нас скрывали наши покупатели. Вместо Афгана нас привезли в ракетную часть под Чернобылем и не известно, что еще было хуже для молодых парней, у которых не было еще ни детей, ни семей, война или радиация…
Авария на Чернобыльской АЭС произошла 26 апреля 1986 года. КПП в/ч 78424 я пересек 15 мая 1986 года. Из положительных моментов было то, что наша часть не участвовала в ликвидации последствий аварии и располагалась от взорвавшегося реактора на расстоянии 120 километров. Из отрицательных моментов было то, что часть находилась в зараженной зоне, куда пошло радиоактивное облако. Всех местных жителей из этой зоны эвакуировали, а тем немногочисленным гражданским которые работали у нас в части проставляли дозы и им были положены льготы как лицам, пострадавшим от аварии. Для нас, для солдат действовали совсем другие нормы радиации и по ним никаких льгот нам не полагалось. Самым действенным лекарством против радиации считалась водка и сгущенное молоко. С водкой в воинской части было туго, а вот сгущенки было навалом))).
Сразу после КПП нас всех повели в солдатскую баню. При входе в баню солдаты банщики, поприветствовав нас криком «Духи – вешайтесь!», приказали раздеться до гола и сложить всю свою одежду в общую кучу на полу, чтобы ее потом сожгли для дезинфекции. Что такое «духи» нам объяснили в этот же день после отбоя. На входе в помывочное отделение стоял солдат банщик и раздавал каждому их нас по кусочку хозяйственного мыла, нарезанного кубиками 2 на 2 сантиметра. Горячей воды почему-то в солдатские бане не было. Кое как помывшись в тазике холодной водой я получил вафельное полотенце (в армии его называли вафлёное полотенце) и солдатские кальсоны на веревочках и с двумя разрезами большим спереди и маленьким сзади. Для всех для нас новобранцев это оказалось неожиданностью, что в армии нет привычных для гражданского человека трусов))). Нижнее солдатское белье (кальсоны и рубаха без пуговиц как гимнастёрка) было не первой свежести застиранное до грязно желтого цвета и почему-то для всех одинакового размера. На меня оно еле-еле налезло. Штанины кальсон едва прикрывали колени, а все мужские прелести постоянно вываливались из прорези спереди наружу. Солдаты банщики откровенно ржали над нашим внешним видом буквально катались по полу от смеха. Я потом узнал, что это такое развлечение в части было выдать новобранцам не по размеру нижнее белье и потом вдоволь поржать над ними.
Юмор такой солдатский был, но мы его пока еще не понимали. Ничего, ничего успокаивали мы сами себя в армии баня каждую неделю должна быть. В следующий раз по размеру белье выдадут наверно… В соседнем помещении тут же в бане нас постригли наголо, и мы стали все на одно лицо лысые и в одинаковой одежде))). Нам выдали военную форму. Новенькую с иголочки и в этот раз точно по размерам. Показали, как нужно носить на голове пилотку. Как во внутреннюю часть пилотки нужно прятать нитку с иголкой, как нужно затягивать ремень, чтобы кулак нельзя было просунуть между ремнем и телом. Выдали по четыре белых подворотничка которые ежедневно нужно было пришивать на воротник гимнастерки. Выдали погоны, шевроны и петлицы. Эта форма называлась ХБ (хлопчатобумажная летняя). Была еще ПШ (полушерстяная зимняя) и парадная форма одежды, но их мы получили позже уже в своей каптерке в батареи.
Выдали кирзовые сапоги и портянки. Затем один из сопровождающих нас солдат, не без показной гордости и демонстративного превосходства сказал – так «духи» всем смотреть сюда! В первый и последний раз показываю, как нужно наматывать портянки! Носки положено одевать только в ботинки парадной формы, а сапоги носятся с портянками! Боец ловко обернул портянку вокруг ступни и с неподдельной гордостью засунул ногу в сапог. Мы кое как повторили «подвиг» старослужащего бойца и тоже позасовывали обмотанные портянками ноги в сапоги. Здесь опять стоит поподробней пояснить. Кирзовые сапоги для солдата — это единственная обувь на все времена года и зимой, и летом, а также это и беговые кроссовки, и домашние тапочки одновременно. Как часто любил повторять наш старшина – сапоги — это лицо солдата и должны блестеть как у кота яйца!
Момент, когда в первый раз надеваешь солдатские сапоги запоминается навсегда, не меньше чем первый поцелуй с любимой девушкой))). Ощущение такое как будто бы засунул ноги в деревянные колодки. Это потому, что сапоги еще новые – успокоил нас боец, который показывал, как наматывать портянки. Ничего скоро притрутся ноги к сапогам и это будет самая удобная обувь… Ни то, что ходить в сапогах, в них стоять было больно. Меня распределили во вторую батарею, и мы поковыляли в расположение батареи.
Буквально через сто метров кожа на ногах у меня содралась и портянки окропились первой кровью.
Когда нас привели в расположение батареи нам представили нашего лейтенанта – командира 43 взвода. Он рассказал нам, что нам посчастливилось служить в учебной части ракетных войск стратегических назначений (РВСН), что здесь мы примем присягу и после обучения получим звание младших сержантов и будем распределены в боевые части на должности заместителей командира взвода. Наша батарея состояла из четырех взводов и располагалась на четвертом этаже пятиэтажного здания. На этаже были расставлены двухъярусные кровати с тумбочками. По краям этажа были туалеты и умывальники. Было еще помещение оружейной комнаты, бытовка, где можно было погладить одежду, турник и несколько гирь и гантелей. Полы были деревянными бордового цвета и липкие, пропитанные мастикой на которой оставались следы от сапог. В углу казармы лежал кусок железнодорожной рельсы с приваренной к ней ручкой. Снизу рельсы был прикреплен кусок ткани. Это была «машка» - специальное устройство которой каждый день натирали мастику, чтобы скрыть следы солдатских сапог на полу казармы. Даже существовала такая поговорка про «машку», чтобы отучить солдат от гражданского слова «можно», говорили «можно машку за ляжку, а в армии говорят разрешите»))).
Сразу пред входом в казарму стоял часовой со штык ножом рядом с тумбочкой. Это называлось «стоять на тумбочке», а часовой называется «дневальным». Если кто нибуть из командиров батареи и выше входил в казарму дневальный кричал «Смирно! Дежурный по батарее на выход!». Прибегал дежурный и производил доклад прибывшему начальству.
В дальнем углу казармы на стене, на полке висел небольшой телевизор. В обязанности дневального входило включать его каждый день с 21-00 до 21-30 для просмотра программы «Время» и в воскресенье дополнительно с 10 – 00 до 11-00 для просмотра программы «Служу Советскому Союзу». Данную программу у нас называли «В гостях у сказки», потому, что как в ней показывали армию, сильно не совпадало с настоящей армией. В другое время смотреть телевизор было запрещено. Кроме того, телевизор отключали тоже строго в установленное время и не важно окончилась телепередача или нет. Потому, что жизнь в армии течет строго по расписанию, а включать мозг и задавать вопросы не принято потому, что за солдата уже подумали его командиры. Солдатское дело выполнять приказы, а не думать))). Для того, чтобы новобранцы освоили это нехитрое, правило, существует специальный период боевой подготовки солдата – называется курс молодого бойца (КМБ).
Для просмотра телепередач все должны были взять свои табуреты и выставить их в несколько рядов в коридоре перед телевизором. Все это напоминало детишек в детском саду, когда их на горшках усаживали))). Причем в первых рядах перед телевизором сидели «духи» и «молодые» а последние ряды положено было занимать только «старикам».
В первый день для нас сделали исключение и посадили перед выключенным телевизором на табуретах днем. Сразу изъяли у нас подворотнички, которые нам выдали в бане. Сказали, что нам они не положены по сроку службы. Фабричные подворотнички только старослужащим положены. А нам выдали по куску разорванной простыни (это в армии называется «подшива») и стали учить как нужно подшивать подворотничок на гимнастерку. Сержант, проверяя качество нашего шитья раз за разом отрывал подворотничок и заставляет пришивать заново. Так продолжалось до тех пор, пока все не научились правильно пришивать. Обучали по армейской системе. Если у кого нибуть одного пришито было не аккуратно, то отрывали подворотнички не только у него, но и у всего взвода. Это называлось «все за одного»))). На самом деле это делалось с целью натравить товарищей на того бедолагу, у которого руки не из того места растут и у которого не получается аккуратно пришить подворотничок. Таким образом, после того как сослуживцы в доступной форме объясняли бедолаге как он не прав, «обучение» происходило намного быстрее))).
После того, как все научились пришивать подворотнички мы по той же системе обучения,стали пришивать погоны, петлицы и шевроны. В общем за этим портным ремеслом прошел мой первый день в армии. Ночью после отбоя сержанты нам популярно объяснили неписаные правила, по которым нам предстояло дальше жить.
Дедовщина.
в/ч 78424 это была учебная образцово показательная часть. Поэтому днем она была уставной частью. Т.е. частью, где жили все строго по уставу вооруженных сил СССР. Но тем не менее это никак не мешало существованию неписанных законов дедовщины. Многие говорят, что дедовщина сильно преувеличена, что все это ерунда и слюни изнеженных маменькиных сынков. Тем не менее гробы в мирное время домой к матерям все же приходили из армии, что доказывает о серьезности такого явления как дедовщина. Рассказываю, как это было у нас в части, в других местах, наверное, было по-другому…
Итак, существовали следующие дедовские «звания»:
1. «Духи» — это самые низшие и бесправные в дедовской иерархии существа. Это новобранцы, которые еще не прошли КМБ и не приняли присягу. Они должны были беспрекословно подчинятся и исполнять желания старослужащих которые выше его по иерархии. Духа имел право бить любой и за все, безо всякой причины (например, не понравилось, как посмотрел или недостаточно быстро исполнял команды старослужащего). Духу положено было только бегать (летать), ходить ему не положено было по сроку службы.
2. «Молодые» они же «Стрюки». Это бывшие «духи», которые приняли присягу. Это вторая категория бесправных людей в армии, но в отличии от «духов» у некоторых из уже них появлялись некоторые привилегии. Молодого никто не мог бить и обижать если его выбрал себе в слуги «дед». Бить и наказывать его имел право только его дед. Даже любой другой старослужащий не имел права не то, что обидеть, но и даже грубого слова сказать этому молодому. За этого персонального молодого заступался его дед, его господин и повелитель. Обычно персональных молодых себе деды выбирали из своих земляков (земеля). Это была «элита» среди «молодых». Они могли есть гражданскую пищу после отбоя вместе со своим дедом. За свое привилегированное положение они должны были кроме выполнения дополнительных желаний своего «дедушки» выполнять для него следующие обязательные услуги (обязанности молодого):
- чистить сапоги и бляху своему покровителю
- ежедневно подшивать подворотничок господина и следить за чистотой его одежды. Обстирывать, пришивать ему пуговицы и т.д.
- после отбоя приносить господину жареную картошку (картофан).
- готовить «дедушку» к демобилизации «дембелю». Рисовать дембельский альбом, доставать значки, различные украшения. Шлифовать «шпалу» или «шары» для того, чтобы девушка «дембеля» получила максимум удовольствия при встрече любимого))).
Все остальные молодые, которых не выбрали, должны были выполнять эти обязанности молодого для всех старослужащих в части.
3. «Черпаки» или «Шлыки» — это категория солдат, которые получают право «гонять» молодых, (а точнее издеваться над ними в свое удовольствие), кроме тех, у кого есть персональный дед. В свою очередь над черпаком никто (кроме дедов и дембелей) не имеет право издеваться. Черпак – свободный человек. В данную категорию переводят после шести месяцев службы. Существовал специальный ритуал по переводу из молодых в черпаки. Переводить из молодых в черпаки имел право только дембель. Для того, чтобы дембель перевел молодого в черпаки молодой обязан был задобрить дембеля подарками или иногда просто тупо заплатить за перевод деньгами. Перевод заключался в том, чтобы дембель три раза бил солдатским ремнем, бляхой по голой заднице молодого на глазах у всех. После этого все поздравляли счастливчика и мазали ему кровоподтёки на заднице после порки зеленкой. Черпаку нельзя было ходить с застегнутым крючком на воротнике гимнастёрки. Черпаку нельзя было самому работать, он должен был заставлять работать за себя молодых или духов. Это называлось «гонять молодых». Черпак должен был ходить с расслабленным ремнем и слегка загнутой бляхой на ремне и кокардой на зимней солдатской шапке. За невыполнение этих правил черпака могли обратно перевести в молодые или опустить (сделать чмошником). Персональный молодой черпаку был еще не положен по сроку службы.
4. «Деды». Данное «звание» получали черпаки после года службы. Дед получал право выбрать себе в качестве слуги персонального молодого. Деды забирали сливочное масло (пайку) у молодых за завтраком, которым оно не было положено по сроку службы. Только дед имел право есть большой бутерброд с маслом. Дед имел право не всегда ходить на зарядку и вечернюю прогулку. Деду разрешалось делать себе, руками молодых, дембельский альбом. Ремень у деда должен быть еще больше расслаблен и бляха еще больше загнута. Дедам было положено подшиваться только один раз в неделю, не чаще. Молодые подшивались каждый день и если на построении командир посчитает, что подворотничок молодого недостаточно чистый то он его отрывал и заставлял подшиваться заново. Грязные подворотнички дедов командиры «не замечали». Дедам разрешено было носить подковы и красиво подрезать кромку подошвы на сапогах. Дедам позорно было ходить в солдатскую столовую, в которой за столами у них были свои персональные места, которые никто не имел права занимать. Настоящие деды питались после отбоя пищей которую им приносили молодые или продуктами, из посылок которые сердобольные родители посылали этим самым молодым. Молодые должны были приносить прямо с почты свои посылки каптерщику (кладовщику). Он их вскрывал, брал для дедов все, что понравится и остальное любезно возвращал молодому. Это называлось делиться с товарищами по службе))). Тех, кто не хотел делиться показательно избивали, чтобы другим неповадно было.
5. «Дембеля». После полутора лет службы дед становился дембелем. Кроме прав и обязанностей деда появлялись новые: Дембель освобождался от обязанности «гонять» молодых. Он не должен был ходить на зарядку и вечернюю прогулку. Должен был подшиваться не белыми нитками, как все, а только черными. Бляха и кокарда должны быть еще больше согнуты, а ремень должен был висеть «на яйцах». Дембелям по сроку службы можно было пить спиртное. Им предоставлялось почетное право переводить молодых в черпаки.
Дембелям по сроку службы не положено было ходить в наряды по батареи.
За сто дней до приказа дембель имел право побрить голову наголо и в этот день обязан был отдать свое масло молодым, а не отбирать у них пайку как обычно.
6. «Гражданские люди». После официальной публикации в газетах приказа о демобилизации дембеля становились «гражданскими людьми». Им запрещалось не только ходить на зарядки и вечерние прогулки, но и вообще вставать на построения. Гражданский человек должен был либо вообще не подшиваться, либо подшиваться черной или цветной подшивой, а не белой как остальные. Они могли спасть сколько хочешь и в любое время. Им положено было быть либо спящим, либо пьяным. Это называлось отдыхать после службы и готовиться к гражданской жизни. Командование части старалось как можно быстрее отправить «гражданских людей» домой, чтобы они не показывали дурной, пример другим солдатам и не портили показушную «образцовость» нашей части. Скорейшей отправки домой собственно и добивались своим вызывающим поведением гражданские люди))).
Версия «лайт»
В любой мужской компании, как в волчьей стае, свойственно выстраивать иерархию на тех, кто пользуется благами и тех, кто им должен прислуживать. Происходит борьба за право быть вожаком стаи. Особенно эта стайная возня обостряется, когда присутствуют женщины. Потому, что женщины предпочитают сильных самцов, которые в этой стае добиваются преимуществ перед другими. Но максимального проявления стайный инстинкт достигает, когда молодые, сильные мужчины попадают в экстремальные условия, к которым безусловно относится армия и тюрьма. Все эти неписаные законы дедовщины пришли в армию из тюремного мира, это законы тюремной камеры – зэковские законы. Говорят, они стали приживаться в армии, когда начали призывать в армию людей с судимостью, которые и принесли с собой эту тюремную субкультуру. Еще после войны, когда служил мой Отец, эти законы уже существовали, но в лёгкой форме, так сказать в виде якобы солдатских шуток. Например, молодого просили принести ведро компрессии. И высмеивали, унижая его перед всеми, показывая какой молодой глупый, глумились, не объясняя ему, что компрессия — это характеристика двигателя внутреннего сгорания, показывающая на сколько сильно сжимает горючую смесь поршень в цилиндре двигателя. Так же могли заставить молодого разгонять палкой помехи около антенны радиостанции или помыть полы в поплавковой камере. (На самом деле поплавковая камера — это небольшая деталь в карбюраторе двигателя). В основном на этих злых шутках дедовщина и ограничивалась. Злых потому, что их цель всегда была, не научить молодого, а унизить его перед сослуживцами и показать явное превосходство старослужащих и право их занимать более высокий авторитет в «волчьей стае». А шутками это все называли, чтобы избежать наказаний, чтобы не было нареканий со стороны офицеров (надзирателей). Например, говорили -товарищ командир мы же не издеваемся над молодым, мы его так обучаем мы же шутим, мы же не виноваты, что молодой армейского юмора не понимает! Ну ка молодой улыбнись быстро и покажи товарищу командиру как тебе смешно и весело! И молодой растягивал свой рот в кривой, фальшивой улыбке опасаясь расправы старослужащих после отбоя.
В нормальной армейской среде превосходство старослужащих над молодыми должно достигаться тем, что старики лучше заматывают портянки, больше подтягиваются на турнике и быстрее бегают. Лучше знают технику и выполняют самые сложные приказы. Но они не должны этим кичиться и добиваться для себя каких-то поблажек, а должны обучать своим знаниям и умениям молодое пополнение. И ни в коей мере не издеваться над молодыми. Должна быть дружба между стариками и молодыми, а не формироваться отношения между рабом и господином. Многие путают обязанность беспрекословно выполнять приказы командира и издевательства с целью унизить человека. Например, наш старшина в батарее любил повторять – запомните мамкины сосунки, здесь армия, здесь вы не люди, здесь вы никто и звать вас никак. Вы будете выполнять все, что я захочу. Разницы между тюремной зоной и армией для вас нет никакой и только от меня зависит поедите вы домой после армии, к мамке или пойдете дальше на настоящую зону!
Так достигалась армейская дисциплина, основанная на страхе.
Версия – жесть!
Постепенно «отцы командиры» поняли, что наводить показушную дисциплину очень легко и просто можно поручив это дело дедам, закрывая глаза на их «шалости» и давая им послабления по службе. Образовался такой уродливый симбиоз дедовщины и «уставной» жизни. Днем молодых учили премудростям армейской жизни командиры, а ночью продолжали учить деды, но уже совсем не уставными средствами))). Таким образом днем воинская часть достигала высоких показателей в боевой и политической подготовке, на радость «отцам командирам», а деды получали практически неограниченную власть над молодыми после отбоя. Причем везде показывалось и говорилось, что в армии, а тем более в нашей части, дедовщины нет, но почему-то с ней все беспощадно «борются».
А дедовские «шалости» тем временем разрастались до откровенного зверства.
- могли просто «опустить», т.е. лишить «звания» старослужащего и сделать обратно молодым, т.е. бесправным существом, до конца службы.
- молодого, если он не подчинялся приказам дедов (забурел), могли избить. По лицу не били, чтобы на построении синяков не было видно. Били в грудь и по почкам. Это называлось – опустить почки. Били иногда до такой степени, что человек начинал мочиться ночью во сне кровью. Когда кровавые простыни замечали «отцы командиры», то этого молодого отправляли из учебки в боевую часть, как зачинщика неуставных взаимоотношений в части. Комиссовали домой (с диагнозом энурез) если не позволяло здоровье служить дальше. Опять всем хорошо – деды укрепляли свою власть, а «отцы командиры» таким образом «боролись» с неуставными взаимоотношениями в части.
- бурому молодому надевали противогаз и зажимали шланг, а иногда просто подвешивали на петле к потолку. Когда человек терял сознание, то приводили его в чувство и повторяли процедуру заново. Если не удавалось привести в сознание, то оставляли его висеть в петле и на утро объявляли, что очередной маменькин сынок не выдержал тягот и лишений воинской службы и повесился.
- могли «зачморить», сделать чмошником. Это когда человека откровенно насиловали. Так как женщин в армии нет, то чмошники после отбоя выполняли регулярно обязанности проститутки для дедов, после отбоя в каптерке. Когда человек терял возможность ходить из-за незаживающего и кровоточащего заднего прохода, то его тоже списывали в боевую часть как зачинщика неуставных взаимоотношений или комиссовали домой по состоянию здоровья. Но домой они обычно не возвращались, потому, что каждый из дедов должен был любыми способами сообщить на родину чмошника, что он в армии был вместо проститутки, чтобы этот факт не удалось скрывать и на гражданке.
- иногда молодые, не выдержав издевательств сами кончали жизнь самоубийством, а иногда брали в руки оружие и расстреливали сослуживцев. Были случаи, когда молодые сами в себя стреляли (самострелы) во время караулов из автомата. Это называлось несчастным случаем при небрежном обращении с оружием.
Правда в нашей «образцово – показательной» части таких безобразных случаев, когда молодые расстреливали старослужащих я не знаю (или если точнее сказать, мне об них ничего не известно, т.к. подобные случаи тщательно скрывали), но были случаи дезертирства с оружием. За время моей службы было два таких случая. При побеге военнослужащего с оружием в части объявлялся план «кольцо». Нас по тревоге поднимали, выдавали оружие и по три боевых патрона. Всю часть выстраивали в цепь, и мы прочесывали округу в поисках бежавшего солдата. Было очень страшно ночью лазить по лесу и не знать из-за которого куста в тебя полетит пуля. Дезертиру терять было нечего. Но все обошлось «хорошо» в обоих случаях. В первом случае дезертир сам застрелился, а во втором повесился прежде чем мы его нашли.
Средний вариант.
То, что я описал выше это два крайних случая проявления дедовщины, которые происходили достаточно редко. Обычно дедовщина проявлялась в некотором среднем варианте, что дает повод говорить о дедовщине как о преувеличенном явлении, или об ее отсутствии как таковой. Обычно говорят о дедовщине в армии как о некой школе жизни и взросления молодого человека. Я не могу согласится с этим, потому, что какая же эта школа если она учит далеко не лучшим человеческим качествам, основанным на животных инстинкта. Если это и можно назвать школой, то это отвратительная и позорная школа, пройти которую сохранив человеческое достоинство способен не каждый.
Так как я в начале своей службы попал в учебный взвод, то у нас было только двое старослужащих это наши сержанты заместитель командира взвода (ЗКВ) и командир отделения (КОМОД). Днем они делали вид, что беспощадно боролись с неуставными взаимоотношениями, а после отбоя они и были той самой «дедовщиной» проявления, которой они так показательно выискивали днем. Для нас, для молодых, то, что дедов было всего два, а нас 27 человек было несомненно плюсом и первые полгода своей службы мы прожили дедовщину ближе к версии «лайт». Дедов из учебных взводов другие деды части считали «неправильными» дедами и не уважали их за то, что они, из-за частых строевых смотров, были вынуждены носить не загнутые бляхи и кокарды, подшиваться на ровне с молодыми и каждый день выходить на зарядку, т.к. являлись представителями «уставных взаимоотношений» и дедами одновременно.
Кросс
Первое утро в «учебке» началось рано, в 5 часов утра. Нас подняли, построили и объявили: «Форма одежды номер два, через 5 минут построение на кросс».
Форма одежды номер два включала в себя сапоги, брюки и голый торс. Существовало ещё несколько форм одежды: номер три — это когда можно было надеть гимнастёрку, и номер четыре — когда добавлялись ремень и пилотка. Зимой к этому списку добавлялись шинель или бушлат. Была ещё форма одежды номер один — это построение в нижнем белье. Даже шуточная поговорка была: «Форма одежды номер раз — трусы и противогаз».
Через пять минут мы стояли по пояс голые в полной темноте на улице возле казармы. С пятиэтажной казармы сбегали по пояс голые люди и вставали в строй вместе с нами. Вся батарея готовилась к утреннему кроссу на 10 километров. Около сотни людей стояли посреди темноты и мёрзли. Чтобы хоть как-то согреть солдат, сержанты периодически давали команды своим взводам: «На месте бегом марш!».
Всё это было похоже на какой-то кошмарный сон и с трудом укладывалось в голове. Какой-то винегрет из идиотизма и реальности. Свеже натёртые за вчерашний день мозоли на ногах были содраны в кровь портянками (как наждачкой), когда надевали сегодня твёрдые, словно деревянные каторжные колодки, новые солдатские сапоги. Было больно стоять, не то что бежать.
Я вспомнил слова знаменитой бардовской песни Митяева и произнёс вслух: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…». Рядом со мной ребята ответили мне вымученной ироничной улыбкой. Стало немного легче от моего каламбура.
Очень часто в армии юмор был единственным лекарством, чтобы пережить этот дурдом. Он позволял взглянуть на ситуацию со стороны и понять, что пройдут эти два года, и всё равно всё закончится, и мы вернёмся к нормальной жизни на гражданке. Нужно только пережить эти два года…
Примерно минут через тридцать после того, как нас выгнали на улицу, наконец-то раздалась команда «Бегом марш» для всей батареи. Большая масса полуголых людей строем повзводно медленно поглощалась темнотой раннего белорусского утра. Начался первый в моей жизни армейский кросс.
Первые метры бега давались особенно тяжело – дико болели ноги от раздираемых сапогами мозолей. Куда мы бежали в темноте, понять было просто нереально. Было видно только голую спину впереди бегущего бойца. Постепенно боль притупилась, сапоги наполнились смесью пота и крови, сознание впадало в какое-то полуобморочное состояние.
Судорожно хватая воздух ртом, мы двигались вперед. Несмотря на то, что я перед армией, чтобы подготовиться к армии, бегал каждое утро по 6 километров, воздуха (дыхалки) мне всё равно не хватало…
Начинало светать. Наш строй рассыпался. Каждый бежал как мог, не обращая внимания на крики и пинки по ягодицам от сержантов, которые пытались заставить выбившихся из сил «духов» бежать быстрее. Казалось, что деды — сержанты совсем не устают от бега и могут бежать вечно. Они были выносливые, как лоси… Самое страшное было отстать от взвода. В армии существовал неписаный закон: один за всех и все за одного. Зачитывалось время прохождения кросса по последнему бойцу, который пересек финиш. Если батарея не выполняла норматив, то кросс повторяли в этот же день после обеда, причем для всей батареи. А после отбоя все отрывались по полной на тех несчастных «духах», из-за которых дедов заставляют бежать повторяй кросс.
Чтобы избежать повторных кроссов, тех, кто уже не мог бежать, тащили под руки деды и бойцы, у которых еще были силы. Это называлось «армейской взаимопомощью». Запомнился один толстяк из нашего взвода, которого тащили сержанты, громко матерясь и периодически давая ему нюхать ватку с нашатырным спиртом, когда он терял сознание.
Когда батарея прибежала обратно в расположение части после пересечения нарисованной на асфальте белой полосы с надписью «Финиш», мы попадали от усталости на землю, жадно вдыхая воздух. Деды и офицеры криками и пинками не давали нам лежать на земле и заставляли ходить, чтобы не «стукануло» сердце, пока не выровнялось дыхание.
Так закончился мой первый в жизни армейский кросс. Постепенно бегать становилось всё легче и легче. Организм каким-то чудом привыкал к физическим нагрузкам. После окончания «учебки» мы уже бегали по 10 километров каждое утро, и это не казалось нам чем-то ужасным.
Свидетельство о публикации №224033101526