Книга-дневник семьи Косокривовых

Рассказ из сборника "Модница Люсьенка"

Началась история почти как анекдот: будущий сват стал насмехаться надо мной и моей фамилией; не понравилась ему, моту-дворянину, честная трудовая фамилия Косагривов. Правда, я и сам не знаю, почему моего предка стали так называть-величать, а может, наоборот, дразнить – за нечесаную гриву волос, да и не в этом суть. Волосы в нашей семье действительно были хороши – густые, немного вьющиеся, темно-русые, загляденье, а не волосы; и сидели крепко, до глубокой старости – у мужчин ни залысин, ни плешей, а у женщин седины никогда не было; да и в голове кое-что имелось: смекалка да хорошая память; а к голове прилагались работящие руки, сильное тело да покладистый характер – вот чем род Косагривовых славился, а это, согласитесь, совсем немало. С таким багажом можно и капиталец нажить, да и жить не тужить. Думаю, что мне повезло – предки лучшее мне передали, оставалось только им соответствовать, вот я и старался: и дело справно делать, и людей, со мной работающих, не обижать. Так мало-помалу кое-что и сумел нажить.

Жизнь распорядилась так, что грамоту мне пришлось постигать самостоятельно: сначала счету обучился, потом осилил умножение, деление и работу с дробями, после арифметики за буквы принялся – в хозяйственных делах, когда оборот увеличивается, без ученых книг не обойтись, вот так меня жизнь и заставила книгочеем стать. Правда, читал плоховато – очень медленно и с запинками, но на книги всегда заглядывался и стал у местного дьячка уроки брать и денег на это не жалел. У дьячка почерк был исключительно красивый – каллиграфический, каждая буква – шедевр рукописный. И мне захотелось так же научиться – завистливый я был на все новое и мне незнакомое.

Но мои познания не мешали жизни протекать по своему руслу размеренно и чинно. В тридцать лет женился, в пятьдесят стал дедом, в семьдесят передал свое дело в надежные руки внука, только с фамилией промашка вышла. Скорее, и не промашка, а сиюминутная прихоть подтолкнула внуку новую фамилию обеспечить, которая невзначай вылетела из уст свата в порыве негодования. Я же этот его порыв в шутку обратил, и эта шутка-прибаутка прикрепилась в виде фамилии сначала к моему зятю, а затем и к старшему внуку перешла. Младший же внук понес по жизни двойную фамилию – мою и свата, Мишеля Вишневского.

И одолело меня несокрушимое желание, чтобы мои потомки, и не только внуки и правнуки, а прапра- и праправнуки обо мне знали и помнили. Тогда-то и появилась у меня идея насчет дневника, передающегося от отца к сыну. Интересно мне было, сколько поколений может моя шутка-фамилия продержаться – два – пять – десять? А может, родятся у внука одни дочери, и развеется-растворится она, поглощенная исконно-русскими фамилиями, и ничего, даже и анекдота от нее не останется.

К дневнику подошел обстоятельно, как и к любому другому делу: долго обдумывал да прикидывал – нужно было сделать так, чтобы и прочно было, и красиво, и полезно, и интересно. Вот над этим голову и ломал.

Рассчитывал, сколько страниц сброшюровать, чтобы поколений на десять хватило. Да работал над памяткой для потомков, чтобы формальное единообразие соблюсти, и вот что у меня получилось.

Послание-наказ от пращура вашего Игната, сына отпущенного холопа Савелия Косагривова, спасшего жизнь барину на войне с французской нечистью и за это получившему вольную и денежное вознаграждение на обзаведение семьей и хозяйством.
У родителей был я единственным ребенком, прожившим безбедно до восьми лет. Но батюшка безвременно отошел в мир иной, и мне ничего не оставалось, как забросить учебу и начать помогать матери. Мать завидным здоровьем не отличалась, и после смерти отца мы перебрались в небольшой городок, продав свое довольно зажиточное хозяйство. Барин, спасенный отцом, нашу семью в трудную годину без милости не оставил – взял мать в услужение в свой городской дом: жилье и еда бесплатные, да еще и деньги платил за работу.

Все средства, вырученные от продажи нашего семейного хозяйства, были надежно спрятаны и в свое время стали стартовым капиталом в моем деле – приобрел я на них старую городскую баню, находившуюся в плачевном состоянии, дешево купил, прежний хозяин был рад с рук сбыть – одни убытки он от нее терпел. А почему? Баня-то – дело прибыльное. А потому, что разругался с младшим братом, сильно разругался, а тот ему в отместку выстроил новую баню, почти рядом и по современным стандартам; и у старшего дело всей его жизни начало хиреть, а потом и вовсе зачахло. Увидев такое, купил убыточное предприятие. Но мысли соревноваться с конкурентом у меня не было, просто прокручивал разные идеи в голове: если предложить посетителям больше услуг за ту же цену или по меньшей цене – куда население потянется мыться? Еще «подсмотрел» у своего благодетеля и массаж, и контрастный душ, и бассейн с прохладной водой, особые услуги цирюльника, уход за ногами и руками, все то, чего жители города и не видывали, – благодетель был любитель ездить по разным странам и оттуда привозить не шкатулки с самоцветами, а достижения в быту, науке, культуре. Привозил и людей, до тонкостей знающих свое дело, а по приезде прививал новшества, живя в свое удовольствие, но тиражировать и предлагать другим не озадачивался; решил я этим воспользоваться и внедрить (с согласия благодетеля) привезенные им новинки среди широких масс.

У «старой бани» был один большой плюс – она располагалась в тенистом парке, и большой земельный участок перешел в мою собственность. Новая же была втиснута в городскую постройку.

Первым делом решил я обустроить парк и привлечь горожан: летом прохладительными напитками – холодным квасом, морсом; зимой – горячим сбитнем. Рюмочную со спиртным открывать не хотел. Сам я равнодушен к вину и пьянства у других не поощряю. Правда, стал подумывать о легком пиве, до которого одна моя родственница была большая охотница и варить его умела так, что гости к ней в праздники и будни стекались-слетались, как пчелы на мед. Закрыл глаза, и предстала передо мной Анна за стойкой буфета, в белом фартуке, лихо разливающая пенный напиток, и усмехнулся в усы – согласится ли родственница на такое коммерческое предложение? Но знал, что одному с такими объемами, как задумывал, не управиться – надо команду «единомышленников» собирать и с ними разворачиваться, и подумал – Анна свой человек, проверенный, жульничать и хитрить не станет, с нее и начну и надеюсь, что первый блин будет не комом.

Стал «запускать» свое предприятие – начал с парка и летних развлечений-увеселений. С баней решил немного притормозить. Не хотел наживать себе врага в лице банного конкурента, надумал с ним деловую «дружбу» свести, а дальше видно будет.

Договорившись с Анной, чтобы начала пиво варить, расчистил площадку у пруда, сделал деревянный настил, летний павильон, столы со стульчиками под ткаными навесиками разместил, невдалеке еще одну площадку приготовил для танцев и увеселений под музыку. Нанял ребятню, чтобы приглашения-рекламки распространяли. И быстроногие вестники разбежались-разлетелись по городу, зазывая жителей отведать чудо-пива, кваса и морса под тенью вековых деревьев или потанцевать под оркестр для моциона или увеселения – кто как захочет. И потекли в парк первые посетители: отведав морса – улыбнулись; отведав кваса – облегченно вздохнули, а когда до пива добрались – забалагурили-зашумели – уж очень оно было хорошо, а после такого удовольствия милое дело – ноги размять. Правда, были приверженцы и иного подхода – сначала прогулка и танцы, а потом светлое и темное блаженство. Качество продукта было отменное, а цена низкая – быстрый оборот давал больше прибыли. Делал я так потому, что был из породы людей, любивших, чтобы вокруг все бурлило, кипело и пенилось, а еще кружилось и вертелось; парк – место общественное, значит, для каждого посетителя должно найтись местечко, где ему будет удобно и комфортно. Стал обихаживать территорию. Анне платил щедро да своих подручных не обижал, себе же оставлял столько, чтобы только на самое необходимое хватало, остальной доход в дело пускал. К концу лета появились лодочная станция, площадка для игр, прогулочные дорожки, фаэтончики, запряженные пони; и старый парк наполнился новыми звуками – разговорами и смехом, музыкой и пением и топотом ног, как человеческих, так и лошадиных, многолюдно стало в пустовавшем ранее месте.

Подсчитав барыши, решил, что пора и за банные дела браться. Подновил помещения – внутри здания оказалось много подсобок, старый хозяин был любителем все заготавливать впрок, шайкам, веникам, ушатам, простыням, мочалкам, кускам мыла не было числа; и мысль пришла – хозяин явно продешевил с продажей, весь имеющийся расходный материал с лихвой покрывал мои затраты, – и решил из прибыли вернуть деньги бывшему владельцу за всЕ оставленное им богатство, но чуть попозже, когда все это добро в дело пойдет. Начиналась осень, и перво-наперво нужно было Анну перебазировать под зимнюю крышу – устроить чайную на холодное время года. За чайной потянулись и хлеб, и булки, и пироги; а для «изысканной» публики – кофе и пирожные. Анну с помощницей специально отправлял на недельную стажировку к повару-французу и, попробовав новые изделия, уточнил: а учитель твои творения пробовал? (Уж очень они были хороши.)

– Нет, ответила Анна, – он сидит на диете, – и хитро улыбнулась.
Опять разлетелись приглашения-рекламки, но уже по завсегдатаям и гостям парка о новинке, и к чайной срочно пришлось мастерить пристройку, а Анне набирать штат скорых на ноги помощниц, потому как угощения пришлись по душе не только маменькам и чадам, а и папенькам. Под такой контингент открыли и буфет с холодными закусками, которые потянули за собой и горячие.

Но я все думал о бане, а случая пообщаться с конкурентом не представлялось. Через свой парк свел дружбу с половиной города, но это были в основном простые люди; до высших сфер я еще не дотягивал, а может, просто не стремился. Но в это самое время из-за очередного заграничного турне вернулся мой благодетель и, как обычно, пригласил в гости – поделиться впечатлениями от поездки. Обед был в домашнем кругу, но кроме меня был еще один гость – немереных объемов человек, проходивший в обычную дверь разве что боком. Благодетель познакомил меня с Сил Силычем и сразу перешел к делу: «Прошу тебя, Игнат, сведи Сил Силыча с твоей знакомой травницей (помню, как ты Манечку, мою младшенькую, ее травами на ноги поставил), вот и пусть она моего друга попользует – аппетит его звериный поубавит, вес в норму приведет да болезни подлечит».

Как благодетелю откажешь – повез Сил Силыча к бабуле в глухую деревню, много верст нам отмахать пришлось. Я с Силычем измучился – он всю дорогу есть клянчил, хотя перед поездкой сам же предупредил: буду есть просить – не давай.
Подъехали, а бабуля нас у калитки встречает, улыбается: «Давненько ты, Игнат, свою крестную не навещал; вспоминала тебя, мой соколик, а ты на помин легок оказался – это примета счастливая. А что дружок твой хмурый такой? Может, есть хочет? Но еда и питье – после баньки. Устали поди с дороги, идите, у меня все готово, а я вашей лошадкой займусь – животное тоже умаялось, и ей, милой, внимание оказать требуется. Ну идите, идите, да водички на камушки плесните, чтобы парком все нечистое из тела прогнать; веники запаренные вас в ведерке дожидаются, а банщиками друг для друга сами поработайте – после долгой дороги полезно руками помахать да мышцы размять. Попаритесь, я вам чайку липового заварю, с медком попьете – силы и восстановятся». Силыч при упоминании чая встрепенулся, и я, воспользовавшись ситуацией, потащил его в баню.
У Силыча в бане хандры поубавилось, и он начал охаживать меня веником так, что я только ойкал да с боку на бок поворачивался – банил меня Силыч с душой, а потом и я не оплошал и, подбавив парку, проработал новоиспеченного друга по полной программе – Силычу вертеться было гораздо труднее, он только сопел и отдувался. Потом мы омылись холодной водицей и, ублаженные, завернулись в простыни.
Силыч удивился: «И откуда бабка узнала, что мне простыня двойная нужна?» – а я про себя усмехнулся: «Знал бы получше бабулю, не спрашивал».

Через день я уехал, Силыч же остался на неделю бабкино лечение принимать. Я обещал за ним вернуться, только крестная меня предупредила – хочешь, приезжай через неделю, проведать тебя всегда рада, но если есть дела, можешь смело свой визит на три недели отложить, раньше с твоим другом и его проблемой нам не управиться. Хорошо бы он подольше задержался, но это уж как сам захочет, но три недели минимум, а то и начинать не следует. Я возразил: «Может, у человека дела неотложные в городе, а ты его на месяц в заточение упечь собираешься».
Бабуля засмеялась: «У него сейчас самое главное дело – тело свое в норму привести да здоровье начать восстанавливать, ведь совсем молодой мужчина, а как себя распустил, но это я уж с ним разбираться буду, обсуждать проблемы клиента с третьим лицом – последнее дело. А еще лучше будет, если ты выкроишь недельку-другую и, вернувшись ко мне, поможешь Силычу в норму прийти. Ведь ты с ним познакомиться хотел, вот тебе случай и представляется».

– Да не хотел я с ним знакомиться, я даже толком не знаю, кто он и чем занимается. Благодетель мой, Николай Николаевич, просил ему помочь, вот я и хлопочу.

– Но ведь ты хотел с хозяином новой бани дружбу свести?

– Хотел, только он-то тут при чем? – Удивления по поводу осведомленности крестной в моих планах не было, привык, что бабуля всегда все наперед знает.)
– А при том, что он и есть хозяин.

– А мне говорили, что он жадный, да худой, как щепка.

– Был худой, стал полный, такое в жизни тоже случается.

– Уговорила, вернусь через неделю. И уехал, оставив Силыча в надежных руках.
Вернуться смог только через две недели, когда с делами управился. Подъехал и услышал звук топора – оказалось, Силыч подрядился на заготовки дров. Да, бабуля умеет в нужное русло силы направлять. Силыч был веселый и бодрый. Встретил меня словами: «Неужто неделя прошла, а я и не заметил».

Вечером состоялся у нас совет-разговор. Выяснилось, что Силыч от бабки уезжать и не думает, а если хозяйка не против, может и на зиму задержаться.

– Зимуй, нам с Васенькой (бабкин кот) веселее будет, если, конечно, у тебя в городе никаких дел нет, – в лесу человеку жить полезнее и здоровее.

Силыч засопел:

– Да есть одно дело, только не по душе оно мне.

– Зачем тогда начинал, проку от такого дела никакого. Дело в радости и любви начинают, тогда оно всю жизнь с человеком рука об руку идет, пользу и счастье приносит, – рассудила бабуля.

– Да назло брату начал. Он старший, любимый, статный, пригожий. А я – тощая жадная каланча. Ему отец дело оставил, а мне только немного деньжат подкинул, проговорив: «Ты имя мое унаследовал, оно лучше любого капитала, работай, и все у тебя будет. Когда тятеньки не стало, брат все к рукам и прибрал, женился, деток народил, а я горькие слезы зависти по ночам глотал, живя в его доме приживалом. Надоело мне это, напрягся я, набычился (иногда у меня это получается) и решил свое дело начать, да от брата отделиться и своим домом зажить; только моим планам ссора помешала. Приехала к нам тетка и денег привезла, да сказала – померяйтесь-ка, братья, силой, кто из вас сильнее окажется, тому и все деньги, мною привезенные, отойдут. Три задания дала, а я хоть худой был, но жилистый, да и в доме брата никогда на печи не сидел, все по дому делал, и вышло так, что победил я брата во всех трех состязаниях: и руки у меня оказались сильнее, и ноги быстрее, и глаз более меткий. Достала тетка приз, мною завоеванный, а когда засверкало в мешочке золото и драгоценные камни блеснули, тьма зависти накрыла моего брата, и стал он меня куском хлеба попрекать да настаивать, чтобы я десятилетнее проживание под его крышей оплатил. Не удержался я и швырнул ему в лицо горсть золотых монет и ушел, не простившись. Тетка же попрощалась с братом и за мной следом пошла и с горькой усмешкой сказала: «Отец ваш надеялся, что золото вас не поссорит, но, видно, ошибся он в своих сыновьях», – и уехала. Стала меня обида грызть, и задумал я брата по миру пустить. Построил баню, да цену ниже предложил. Народ ко мне и пошел. Здание построил трехэтажное, хотел наверху разместить кабак и интим-услуги, но с этим у меня почему-то дело застопорилось».
– Баня – дело чистое, а кабак с девками продажными – грязь одна, вот чистота бани и воспротивилась, – вставила свое веское слово бабуля.

– Теперь, когда я у вас пожил, Настасья Ниловна, лесом надышался, не хочу я назад возвращаться, тошно мне там, и от этого открывается во мне ненасытная утроба – и ем я день и ночь, и не хочу, а все равно остановиться не могу.

– Ну ладно, хватит о грустном, – успокоила Ниловна, – но с братом тебе помириться придется, а то всю жизнь с лишним весом маяться будешь. И крестник мой тебе в помощь послан. Это ведь он баню твоего брата купил и парк увеселений создал. Но все не знал, как к тебе подступиться. И вот вам мой сказ по этому вопросу. Пусть Игнат сходит к Агафону, брату твоему, и предложит ему деньги за «расходный материал», что в бане был оставлен, да должность управляющего посулит. Сообщит, что и баню его брата собирается выкупить, только вот денег не хватает, и уговорит Агафона в долю войти. А там, глядишь, и ты по весне, подлеченный лесом, вернешься, тогда и мировую чару по кругу пустить можно будет – за воссоединение семьи грех не выпить.

Все вышло, как бабка и сказывала; братья помирились; на верхних этажах новой бани открыли ресторан; а старую переоборудовали в гостиницу с купальней для заезжих любителей тряхнуть мошной.

Вот такой занятной историйкой решил я потешить своих потомков. А в заключение предлагаю примерный мини-перечень, что в дневник-книгу записывать – основные вехи жизненного пути: когда родился, крестился, женился, сколько детей народил, чем занимался, какие усовершенствования в свое дело внес, что повидал, да одно из ярких воспоминаний своей жизни в книге запечатлей; на родителях остановись и на родных братьях и сестрах – только пиши коротко и ясно, чтобы больше 20-30 страниц не занимать, думай о следующих поколениях и оставляй для них место. А если есть у тебя дар писательский – отдельную книгу, как приложение к дневнику, сочини.
Дерзай, потомок! Ты должен стать умнее и мудрее своих предков, ведь жизнь идет вперед, и завтра обязано быть лучше, чем вчера!