Бог дал - Бог взял

(1950 год)

Мы, дети, делали всё что могли: на огороде — пололи посадки, поливали, подметали дорожки; в домике — мыли посуду, трясли половички, подметали. Мы были ещё невелики. И начало было трудным, особенно ещё оттого, что отец по-прежнему работал на заводе. Мать выбивалась из сил.

Стоял холодный дождливый июнь 1950 года. Рваные облака блуждали по небу, как будто потерялись и сбились с пути. А у ограды из частокола буйно и отчаянно цвела черёмуха.

Нас, четверых детей, родители вывезли в пригород (Белоостров), где на недавно полученном земельном участке была построена времянка — сарайчик, разделённый пополам. В одной половине слева была корова Рыжонка, а справа — родительская кровать, сооружённая из деревянного настила, который держался на чурбанах (вместо ножек), а сверху был матрац, наполненный сеном.

А в середине этой половины помещения стоял хозяйственный столик, на котором был закреплён примус, и рядом пара кастрюль. А если пройти прямо в дверь, то во второй половине времянки, в которой три окна (два из них — с фасада), жили мы — дети. Наши матрасики лежали на полу, и мы тяжело заболели. Не было сил ходить, а видели всё как сквозь туман.

Лёжа на матрацах, сквозь высокое окно можно было видеть небо. Только по нему, то хмурому, то ясному, да по качающимся ветвям высоких деревьев можно было определить погоду. Вот уже несколько дней нам было плохо, а на небе то собирались чёрные тучи и проливались косым дождём на землю, то мчались разорванные облака, подгоняемые ветром. От этого в нашем домике было сумрачно и грустно.

В тот день нам уже ни о чём не хотелось говорить, а брату было совсем плохо. Наша мать была уверена, что при таком состоянии нам нельзя было давать пищу, а голодная диета должна была победить болезнь. Но силы наши были уже на исходе.

Вдруг за дверью с улицы мы услышали громкие женские голоса. Один из них — мамин, кричащий:

— Нет, не пущу! Бог дал — Бог взял.

Другой — красивый, грудной, спокойный и настойчивый — как бы объяснял:

— Послушай, мы — соседи — уже несколько дней не видели твоих детей. Где они? — и дверь немного подалась, но потом с силой захлопнулась.

— Нет! Не пущу! Бог дал — Бог взял! — громко, со слезами в голосе, твердила наша мама.

— Послушай! Ты без конца стираешь постельное и детское нижнее бельё. В день по несколько раз. Что ты скрываешь?! А если у них дизентерия?!

— Не пущу! — кричала мама. Соседка не отступала:

— Да пойми ты, получается, что Бог прислал меня спасти их! Впусти меня! — утверждал твёрдый, спокойный женский голос.

Мама наконец-то сдалась, и дверь резко открылась. На пороге появилась незнакомая женщина. Она подошла к нам ближе. Широкоскулое лицо, небольшие чёрные искрящиеся глаза, чёрные прямые волосы на прямой пробор, уложенные сзади в косу. Среднего роста, широкоплечая. У неё была хорошая добрая улыбка, от которой стало тепло и спокойно.

За ней вошла наша мама. Она остановилась около двери, опустив голову, как будто что-то рассматривала на полу. Женщина, увидев нас, беспомощно лежащих на своих матрасиках, попыталась подбодрить:

— Ничего, ничего, скоро всё обойдётся. А ты, — обратилась она к маме, — быстро бери хороший нож и беги к черёмухе. Нарежь коры. Сейчас мы быстро заварим её, и я сама первый раз дам им по столовой ложке отвара, а после этого кушать можно почти всё, конечно, ни жареного, ни острого, и по чуть-чуть. И ты сама будешь их поить. Не убивайся, Бог милостив. Он пожалел и тебя, и ребятишек.

Отвар приготовили на примусе. Женщина терпеливо переливала его из миски в миску, пока не остудила настолько, чтоб не обжечь нас.

Ох какой он был горький, этот отвар! Но мы, дети, уже ощутившие приближение своей гибели и поверившие в возможное спасение, покорно глотали только что приготовленное лекарство. Эту ночь мы уже спали. А на следующий день нам стало уже значительно лучше. Растерявшаяся было мама тоже поверила в наше выздоровление и очень добросовестно выполняла советы нашей спасительницы. Почти одновременно, к нашему удивлению и радости, выздоравливала и погода. Небо освободилось от тёмных нависших дождевых облаков, и ласковый нежный ветер принёс нам на своих крыльях тепло и благодать.

В это лето мы часто собирались у черёмухи и играли в свои незатейливые игры. Это дерево стало для нас священным. Ягоды черёмухи мы собирали и сушили на зиму или жевали их, набивая во рту оскомину. Сок красил нам рот, зубы и губы.

— А ты знаешь, — сидя под деревом, сказала мне однажды старшая сестрёнка, — почему тогда была такая погода? Я думаю, что небу было жалко нас до слёз, и оно кричало ветром и плакало дождём.

— А ведь и правда… — задумчиво ответила я.

P. S. Позже мы узнали, что нашей спасительницей оказалась одна из женщин, живших по соседству, в домике железнодорожников, — тётя Нюра Сукач.

27.06.2003