Pierre Le Trognon. Maechtiger als Macht?

Перевод с немецкого, фрагмент для ознакомительного чтения
Пьер Ле Троньон

Могущественнее могущества?

Содержание
Глава 1. Смерть незнакомца
Глава 2. Сообщество, в котором каждый одинок
Глава 3. Незваный гость
Главы 4-6 отсутствуют в отрывке для ознакомительного чтения
Глава 7. Загадочный Рику
Главы 8-18 отсутствуют в отрывке для ознакомительного чтения
Глава 19. Оракул из розария

Глава 1. Смерть незнакомца

Джоджо сидел в лесу и смотрел на вечернее солнце над городом, раскинувшемся внизу на равнине. Где-то неподалеку пела синица. Он отчетливо слышал ее тихий щебет, быстрое «титу-титу», звеневшее у него в ушах. Он не стал искать ее, все равно не нашел бы. Вместо этого он медленно и глубоко вдыхал аромат сосен и подставлял руки теплым лучам опускающегося солнца. Затем какое-то движение вырвало его из состояния уютного покоя. Кто-то поднимался по свободному от деревьев склону горы. Раньше подобного не случалось, никто не приходил сюда, кроме Джоджо. Но этот человек быстро шел в гору, и чем ближе он подходил, тем быстрее становились его шаги. Снова и снова поворачивал он голову в сторону города, словно за ним кто-то гнался. Но там никого не было. Незнакомец был совершенно один, и все же шел так, будто за ним следили. Он быстро шел, временами переходя на бег, и то и дело оглядывался по сторонам. Его движения становились все более суматошными и беспорядочными. Теперь он уже бежал прямо к Джоджо. Конечно, он не мог видеть юношу в тени деревьев. Джоджо пристально наблюдал за незнакомцем и уже слышал, его тяжелое шумное дыхание и кашель. Мужчина пошатывался, будто у него кружилась голова. Наконец он добрался до края леса и, пробежав несколько шагов, рухнул на землю среди деревьев. Его ноги и руки конвульсивно дергались, дыхание было судорожным. Джоджо подбежал к нему. Опустившись на колени возле мужчины, он склонился над ним. Глаза незнакомца расширились, он смотрел прямо на Джоджо.

«Они идут, – еле слышно проговорил он, – они уже здесь, совсем близко, я не могу от них убежать. Они настигли меня». В его срывающемся голосе зазвучала мольба: «Они не должны получить ее, никогда. Она не должна попасть к ним в руки. Возьми ее, мальчик, спрячь, сохрани. Они не должны получить ее. Она слишком ценена». Пальцы незнакомца судорожно сжимали что-то. Мужчина зарычал в последней конвульсии и перестал двигаться. Белки его застывших разинутых глаз были отчетливо видны в сгущающейся тьме.

Джоджо сидел, застыв от ужаса. Что ему делать? Он попытался нащупать пульс незнакомца – но тщетно. Прислушался к его дыханию – тишина. Потом проверил, не бьется ли сердце, но в груди у лежащего на земле мужчины уже ничто не двигалось. Ничего. Следует ли позвать на помощь? Это было бы непросто. До окраины города –минут пятнадцать по пустырю. Да еще придется объяснять, почему Джоджо оказался в лесу. В лес нельзя было ходить. Лес не был запрещен, но это было табу. Весь лес был табу. Лучше не говорить, что ты был в лесу. Нет, Джоджо не мог помочь этому человеку. Но, пожалуй, он сможет исполнить его последнее желание. Он посмотрел на предмет, выпавший на землю из рук незнакомца. Это была книга. Джоджо уже видел книги. В музее. Там хранились книги из древних времен – в виде голограмм. Книги существовали раньше, когда человечество еще не было так развито. Но Джоджо никогда не держал их в руках. Он осторожно взял книгу. На ощупь она была приятной. Кончиками пальцев он почувствовал тиснение на твердой обложке. Позже он рассмотрит ее внимательнее. Пока же ему нужно было отнести ее в безопасное место. В лесной чаще у Джождо был тайник, где он хранил важные для себя вещи, – спрятанный в дупле дерева сундучок. Джоджо встал и отправился вглубь леса.
Когда он вернулся на опушку, мужчина уже исчез. Джоджо видел место, где тот корчась в конвульсиях, взрыхлил землю. Но теперь он исчез. Джоджо в изумлении огляделся по сторонам. Куда он делся? Как такое возможно? И тут он увидел, как этот незнакомец идет по пустырю в сторону города. Он шел медленно, совершенно расслабленно, как будто вышел на прогулку. Теперь он уже не оглядывался.
Джоджо посмотрел ему вслед. Мужчина был уже довольно далеко. Теперь он шел нормально. У него была такая же походка, как у многих в городе. Он шел медленно, без напряжения, хотя его движения и не были еще абсолютно плавными. Многие люди ходили именно так: расслабленно, очень плавно двигаясь, вроде бы целенаправленно и в то же время как бы без всякого намерения. Движения рук и ног идеально скоординированы. Никто не свешивал руки вниз, как это делал Джоджо, когда оставался один в лесу. При ходьбе каждое движение той или иной руки было направлено против движения соответствующей ноги, это считалось самым лучшим для здоровья. Размеренное движение рук и ног, идеальные синусоиды. Джоджо следил за мужчиной, пока тот не достиг городской стены. Там он исчез. Очевидно, в стене была какая-то дверь.

Джоджо дрожал от холода, несмотря на то, что в лесу было очень тепло. Он был не таким, как все обычные, нормальные подростки. Именно поэтому он и сидел сейчас один в лесу. Он был болен, и ему нравилось бывать в лесу. В город он должен был вернуться лишь к полуночи. А до тех пор он будет сидеть здесь. Он просто сидел на опушке леса, слушал пение птиц и замечал, как с наступлением темноты оно стихает, зато громче становится попискивание мелких зверушек, шелест совиных крыльев и редкий треск веток. В лесу начиналась ночная жизнь. Он познакомился с лесом не так давно. Впервые он побывал здесь два года назад. Тогда он был обязан возвращаться домой до наступления темноты. Но вот уже две недели, как ему разрешено гулять до полуночи. Две недели назад ему исполнилось семнадцать. Такое правило не было выдумкой его родителей, оно распространялось на всех жителей города. Всем, кто был старше семнадцати, разрешалось не возвращаться домой до полуночи. Это касалось всех – даже девяностолетних стариков.

Глава 2. Сообщество, в котором каждый одинок

С заспанным лицом Джоджо вошел в кухню. «Доброе утро, мама!» – поприветствовал он сидящую за столом мать. Она выглядела довольно раздраженной, но говорила своим обычным спокойным голосом:

«Доброе утро, Джоджо. Наконец-то! Я хотела поговорить с тобой вчера вечером, но ты ведь вернулся так поздно. Я легла спать, не повидав тебя. Зато увидела твою грязную посуду и вымыла ее. На прошлой неделе ты трижды ставил свою посуду в раковину после ужина, и она стояла там до утра, а потом я ее мыла. Сегодня я снова обнаружила грязную посуду, и мне стало грустно и обидно. Приходя домой, я хотела бы видеть его опрятным, чтобы можно было расслабиться. Пожалуйста, скажи, готов ли ты мыть свою посуду сразу после ужина или хотя бы вместе со мной решить вопрос о том, как найти приемлемый для нас обоих способ поддерживать порядок?»
Внутри Джоджо уже вскипал гнев. Как же он ненавидел эти разговоры! Ему не нужна была чистота. Он мог прекрасно расслабиться при виде грязных носков, кроссовок и кепки на полу, но был совершенно не способен на это, когда ему навязывали одержимость чистотой. Заметив это, мама сказала:

«Я могу ошибаться, но у меня сложилось впечатление, что ты злишься. Ты ведь знаешь, как вредны гнев и любая форма агрессии для совместной жизни в обществе, и особенно в нашем домашнем сообществе. Если где-то в тебе действительно есть гнев, нужно немедленно обратиться к врачу и вылечить его».

Она была права. Ему следует быть начеку. Ни при каких обстоятельствах его гнев не должен быть виден окружающим. К счастью, он нашел способ справляться с этим. Как обычно, сейчас он дал гневу подняться до головы, выплеснуться на макушке, а потом стечь по коже всего тела в землю. Он гордился тем, что нашел этот метод. Ему не нужно было подавлять это чувство. Гнев выходил из него, и при этом ему удивительным образом становилось легче. Он делался сильнее, в большей степени становился собой. Но этого было недостаточно. Ему нужно было идти дальше. Он нашел способ, как это осуществить. Он называл это «надеть маску». Именно так он теперь и поступал: просто представил себе, что надевает красивую, непринужденную маску.

«Ах, мама, – сказал он с усмешкой, – ты ошибаешься, я просто очень голоден. И мне очень жаль, что посуда осталась немытой. Знаешь, я иногда так погружаюсь в свои мысли, что просто не замечаю этого. Мне очень жаль. Я знаю, как важны для тебя аккуратность и чистота. Все должно быть на своих местах. Только когда все находится на своем законном месте, мы можем избежать разрушительных энергий. Это единственный способ обеспечить прогресс мира и гармонии на нашей планете. В будущем я постараюсь уделять этому больше внимания».

Но мама все еще была недовольна. «Джоджо, – сказала она, – огромный аппетит – это нехорошо, ты же знаешь. Это ведь просто голод, но если ты будешь есть слишком много, это выведет тебя из эмоционального равновесия. Ты должен следить за тем, чтобы есть регулярно. Так ты избежишь неуемного аппетита и сохранишь равновесие».

Джоджо с трудом удерживал маску. Но это было важно. «Да, мама, я знаю. В следующий раз, выходя из дома, буду брать с собой протеиновый батончик и что-нибудь попить».

Она удовлетворенно улыбнулась. «Это хорошо, Джоджо. Это хорошо». Джоджо тоже удовлетворенно улыбнулся.

«Спасибо, мама, – сказал он, – большое спасибо». Довольная улыбка больше не была маской. Он действительно был доволен собой. Он чувствовал себя Д’Артаньяном, героем фильма «Три мушкетера», который когда-то видел. Фильму было несколько сотен лет, действие происходило в восемнадцатом веке. Три мушкетера были любителями приключений и сражались за свободу. Они фехтовали настоящими шпагами, особенно виртуозен был Д’Артаньян. Теперь мушкетеров нет. Нет и шпаг, и все же Джоджо только что выиграл сражение с особой виртуозностью. Он не солгал и не сплоховал. Его мать в очередной раз попыталась добиться своего. Но он изящно пресек все попытки. Ее удары не достигли цели. Конечно, он не станет мыть посуду. Это его протест против домашнего порядка. Его мама не сможет ничего сказать, ведь он же приложил все усилия, но, к сожалению, они опять ни к чему не привели, так он ей скажет.

«Вперед, в новый бой», – подумал он и тут же поправил себя. Это был не следующий бой, это был следующий маскарад. Он собирался в школу. Конечно, ему не нужно было выходить из дома. Человечество уже давно поняло, что тратит меньше всего энергии при наибольшей неподвижности. Так что по одним лишь пространственным причинам не имело смысла ходить в физически существующий класс. Ведь когда ученик дома, классная комната пуста, а когда он в школе, пустой остается его комната дома. Это безответственная трата пространства. С точки зрения энергии оказалось гораздо выгоднее перенести школу в киберпространство. Все, что нужно было сделать, – это надеть шлем виртуальной реальности и войти в систему. Миг – и Джоджо оказался в классе и увидел двадцать своих одноклассников. Он видел также учителя, как будто все они физически находились в классе. Они были рядом с ним и могли общаться: он мог говорить, и ему отвечали. Все действительно были здесь, в классе, хотя физически каждый находился дома. Их внимание было сосредоточено на классе. Они были не там, где находились их тела, а там, где находилось их внимание. Они были в классе. Система понимала, когда они отвлекались. Тогда мозговые волны менялись с внимательной беты на мечтательную альфу. И шлем виртуальной реальности реагировал на это легким импульсом, стимулирующим внимание. Джоджо не знал, куда направлено внимание учителя. Насчет учителя у Джоджо не было ясности. Иногда он здесь, а иногда нет. Это тоже имело свой смысл: зачем учителю самому преподавать, когда создана система оптимальной передачи знаний, разработанная лучшими учителями мира, записанная однажды и воспроизводимая голосом и виртуальной фигурой учителя. Иногда Джоджо задавался вопросом, чем на самом деле занимается учитель в это время, ведет ли другой урок или просто грызет ногти. Получает ли сам учитель импульсы внимания, если задремлет? Этого Джоджо не знал.

В любом случае, за последние несколько столетий в сфере образования был достигнут огромный прогресс. Людям больше не нужно было писать. Общение осуществлялось устно. Таково было изначальное состояние человечества до изобретения энергозатратной письменности. Теперь оно было восстановлено. Лучше всего человек учится на опыте. Вот почему многие знания передавались в виде голографических сцен и экспериментов. Джоджо это очень нравилось. Усвоение знаний регулярно проверялось. Конечно, это происходило не в классе, где можно было опозориться перед остальными или реализовать стремление к признанию, продемонстрировав свои обширные знания. Осуществлялось это на индивидуальных занятиях с учителем: он задавал вопросы, а ученик отвечал. Не было ни подсказок, ни списывания, ни поводов отвлечься. Иногда Джоджо не знал правильного ответа, но тогда не звучало «неправильно» или что-то в этом роде. Учитель реагировал очень деликатно. «Хорошо, Джоджо, что ты попытался, скоро ты сможешь ответить правильно». Если ученик был способен повторить правильный ответ устно шесть раз, знание считалось закрепленным правильно.

Все ученики были объединены в группы по возрасту. Одаренные спокойно учились рядом с менее одаренными. Разумеется, в школе уже давно не было оценок. Каждый ученик получал индивидуальную обратную связь. Поскольку она была устной, никто не мог сравнить себя с одноклассниками и тем самым создать нездоровую конкуренцию. Конкуренция приводила к напряжению, а это было энергетически невыгодно.

В школе были не только уроки для всего класса и индивидуальные занятия. Существовали и домашние задания. Джоджо любил их выполнять. Нужно было повторить пройденный материал своими словами. Говорить следовало бегло, а если ученик запинался, система давала подсказку. Все было устроено довольно сложно. Рекомендации исходили не от школьной системы, а от общей языковой системы. Сегодняшней темой была «Гармоничная интеграция человечества в систему Земли». Чтобы отработать ее, нужно было начать говорить. Так, если бы Джоджо начал со слов «Земля – это...», а затем сделал паузу, система предложила бы слово, которое большинство людей используют в таком контексте. В данном случае это было бы «шар», и тогда можно было бы подтвердить, сказав «точно» и продолжить. В обычном общении это было бы совершенно нормально, но здесь, в школе, это было бы не очень хорошо, потому что обратная связь могла бы сказать: «Твое описание мира верно в первом приближении. Ты довольствуешься знанием, лишь в общих чертах приближенном к реальности, соответствующим широким массам человечества». Это не лучшим образом сказалось бы на его карьерных перспективах. Ответ должен был звучать хотя бы так: «С точки зрения формы Земля может быть описана как достаточно симметричный эллипсоид вращения». С другой стороны, катастрофой будет, если он скажет: «Земля – это диск». Система немедленно спросит: «Ты уверен?», и, если Джоджо ответит: «Да, именно так, это соответствует общепринятым представлениям», система спросит еще дважды. После этого обратная связь сообщит: «Джоджо настаивает на своем индивидуальном взгляде на мир и закрывается от результатов науки и перспективы, основанной на всеобщем, что не идет на пользу всеобщему». И тогда можно будет выбросить из головы все планы насчет успешной карьеры и заняться, например, ремеслом массажиста. Поэтому сейчас Джоджо сосредоточился на работе.

«Форму Земли можно приблизительно описать как симметричный эллипсоид вращения. Долгое время человечество рассматривало Землю как диск. Только в 1870 году нашей эры она была описана как так называемый геоид. Это также можно рассматривать как конечную точку эгоцентрического описания Земли. Однако это было лишь началом антропоцентрического образа мышления и действий. Человек все больше воспринимал себя как венец творения. Лишь к концу XXI века человечество осознало, что скоро уничтожит и себя, и жизнь на Земле. Давно известные фундаментальные знания очень быстро перешли в практическую плоскость. С одной стороны, было общепризнано, что человек – не венец творения, а лишь животное с особенно хорошо развитой корой головного мозга. Каждое животное живет в своей экологической нише, а экологическая ниша человека – это город. В то время 95% населения Земли уже проживало в крупных городах. Эти города были расширены до биотопов, которые могли удовлетворить все потребности человека. Все человечество переселилось в города, занимающие 5% земной поверхности, оставив все остальное природе. Конечно, некоторые коренные народы, как и все желающие, могли оставаться в сельской местности, в джунглях или в степи. Однако им был закрыт доступ к городам и всем современным средствам коммуникации и ресурсам. Те, кто жил за пределами городов, должны были жить за счет собственного труда. Таким образом, люди, оставшиеся за пределами городов, не представляли угрозы ни для природы, ни Земли в целом. Природа же представляла угрозу для этих людей.

Во-вторых, было общепризнано, что человечество может потреблять лишь столько энергии, сколько само вырабатывает или может получить от естественного солнечного излучения. Строительство энергосамодостаточных домов быстро достигло той точки, когда для отопления стало достаточно только солнечной энергии. Таким образом, потребность людей в передвижении оставалась последним крупным потребителем энергии. Экономика уже давно начала отказываться от собственных рабочих мест и позволять людям работать там, где они живут. Это также возвращало человечество к его здоровым истокам, хотя и на гораздо более высоком уровне. В Средние века еще не существовало разделения между рабочим местом и домом. Однако это означало, что сфера деятельности средневековых людей была очень ограничена. Современные средства коммуникации позволяли сотрудничать по всему миру, не используя транспорт. Это значит, что транспорт был необходим только для удовлетворения индивидуальных потребностей людей в передвижении. В основе этих потребностей лежат две базовые: удовлетворение потребности в новых чувственных впечатлениях и общении с другими людьми. Тем временем голография достигла огромного прогресса, что в конечном итоге привело к изобретению шлемов реальности. С их помощью можно было перенестись в любое место, даже воображаемое, и общаться с любым человеком, если он был согласен на это. Достаточно было надеть шлем реальности и войти в систему в нужном месте. Двигая головой, можно перемещаться по виртуальным мирам. В конце концов, голова – это то, что делает человека человеком. В ней располагается кора головного мозга, органы чувств и речи. Все остальное – лишь вспомогательная функция. Поэтому неудивительно, что шлемы реальности завоевали мир, их триумф сопровождался упадком промышленности. Новый опыт и чувственные впечатления больше не требовали материальных носителей. Отпала необходимость в обрабатывающей промышленности. Непостижимая практика употребления в пищу мертвых и тем более живых животных была давно отменена. Продукты животного происхождения, такие как молоко или сыр, вскоре были признаны вредными и заменены более полезными продуктами растительного происхождения, а продукты растительного происхождения все чаще заменялись клеточными культурами, которые можно было производить при низких энергетических затратах.

Это означает, что человечество сегодня гармонично интегрировано в земную систему. Современный город можно сравнить с пчелиным ульем. Вот только люди не вылетают из человеческих ульев, не собирают нектар с цветов и не оплодотворяют их. Люди в городах выдыхают углекислый газ, который используется растениями в окружающих лесах. Растения возвращают жителям городов жизненно необходимый кислород. Первоначальная гармония восстанавливается на гораздо более высоком уровне».

Джоджо снял шлем реальности и удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Это была отличная работа. Она вряд ли могла быть лаконичнее или изящнее. Ему даже удалось включить в завершающую фразу волшебное слово «гармония».

Его эссе, конечно же, было маскарадом. У Джоджо было совершенно иное мнение о мире, который почти для всех сводился к городу, в котором они жили. Но город был серым и однообразным. Стоило снять шлем реальности, и ты уже не видел никаких красок. Все вокруг – лишь серый бетоном или пластик. Цвета были бы пустой тратой энергии. Сегодня все было построено на века. Все было прочным, твердым и серым. Строительство и утилизация потребляли больше всего энергии. Поэтому люди должны были строить как можно более прочные вещи. Форма и цвет материала были вторичны. Они служили только поверхностью для проецирования индивидуальных реальностей. Реальность возникала только тогда, когда человек надевал шлем. Люди существовали только тогда, когда находились в шлемах. Он усмехнулся. Он перестал существовать. Без шлема реальности никто не может до него добраться. И он больше не может связаться ни с кем. Он исчез из этого мира.

Глава 3. Незваный гость

Джоджо вошел в лес. Сначала он остановился и глубоко вдохнул ароматный воздух. Ночная сырость все еще ощущалась среди деревьев. Солнце едва появилось над горизонтом, но день обещал быть прекрасным. Джоджо уже слышал, как зяблик зовет его среди ветвей. Теплое, чувство счастья разлилось по всему его телу. Это был его дом. Это был его мир. Он сел на мягкую, пружинистую лесную подстилку и погладил землю руками. Он чувствовал под пальцами острые хвоинки, ощущал, как земля крошится между пальцами. Потом он прислонился к толстому стволу ели, закрыл глаза и прислушался к лесу.

Он погрузился в шелест листьев над головой, журчание ручья за спиной и пение птиц вокруг. Он узнал скворца, а вот и щегол проснулся. Где-то вдалеке ревел олень. Джоджо улыбнулся. Когда он впервые услышал оленя, то пришел в ужас. От этого громкого рева у него кровь застыла в жилах. Потом он увидел оленя, безобидного, ласкового оленя, который напугал его, потому что сам испугался Джоджо.

Улыбка светилась на губах Джоджо, но он вдруг замер. Сверху, с лесного склона слышались шаги. Они были гораздо громче, чем мышиный шорох, громче, чем лапы бродячей собаки. Это были явно человеческие шаги. Но этого не могло быть. Он был единственным человеком в этом лесу. Он никогда не видел и не слышал здесь людей и даже не находил в лесу следов, свидетельствующих о присутствии человека. Теперь он понял, почему взревел олень. Его потревожил человек. И этот человек находился поблизости. Джоджо встал и прислушался. Звуки доносились из глубины леса. Шагов уже не было слышно, скорее это был шорох. Джоджо потихоньку двинулся в сторону шума, постоянно держась под прикрытием деревьев. Ему становилось все тревожнее и тревожнее. Наверху росло дуплистое дерево, где и располагался его тайник. Именно оттуда доносился шум, кто-то раздвигал ветки и сломал одну из них. Джоджо заставил себя красться еще тише. Вот и дерево, а возле него – чья-то худощавая фигура, которая, склонившись, и, вероятно, уже открывала крышку его сундучка – конечно же, не запертого.

Джоджо в три прыжка оказался рядом с пришельцем и крепко схватил его сзади, а потом дернул назад, и, потеряв равновесие, упал на спину, а незнакомец – на него. Он не разжимал рук, несмотря на яростное сопротивление. Они боролись, не издавая ни звука. Джоджо не ожидал такого упорства – ведь незнакомец выглядел худощавым. Наконец Джоджо удалось крепко схватить незваного гостя. «Кеса гатамэ, – внутренне сказал он себе с гордостью, – старый японский прием дзюдо». И тут он увидел, что его крепко удерживает на земле девушку.

– Что ты делаешь в моем лесу?! – прорычал он ей.
– Это ты что делаешь в моем лесу?! – сердито прошипела она.
– Что тебе надо от моего дерева?
– Что ты нападаешь сзади?
– Кто ты вообще? – одновременно прохрипели они, остановились в изумлении и засмеялись от этой случайной синхронности.
– Я Джоджо, – сказал он.
– А я Маттея, – ответила она, – и теперь ты действительно мог бы меня отпустить.
Джоджо отпустил ее, и они оба встали. Он присмотрелся к Маттее. Она была примерно его возраста, на полголовы ниже, миниатюрная, светло-каштановые волосы собраны в хвост. Все еще немного запыхавшаяся после драки, она смотрела на него темно-карими глазами. Затем коротко улыбнулась и сказала,
– Рада познакомиться с тобой, Джоджо. Может, теперь расскажешь, что тебе здесь нужно?
Джоджо учтиво поклонился, сделав вид, что приподнимает шляпу:
– С удовольствием, но тот же вопрос я хотел бы задать и тебе!
Затем он выжидающе посмотрел на нее. Маттея некоторое время колебалась, прежде чем ответить:
– Хорошо, я расскажу, что здесь делаю, а ты расскажешь мне. Вижу, ты ходишь без шлема реальности.
– Согласен, – кивнул Джоджо, и Маттея начала.
– В общем, живу я в городе, точнее, в квартале Святого Павла.
– О, это такой старый квартал, он внесен в список исторических памятников, – перебил Джоджо, – я там никогда не был. Там полно маленьких домиков, которые даже не утеплены как следует, верно?
– Именно. И в одном из таких маленьких домиков я живу с родителями и младшей сестрой Лючией, и регулярно хожу в лес уже около двух лет.
– Что? – удивленно спросил Джоджо. – Ты регулярно ходишь в лес уже два года? Разве тебя не учили в школе об опасностях леса? Я имею в виду, что даже умеренный ветер может повалить ветки и шишки. Достаточно отломить сухую ветку, и получишь серьезную травму или вообще умрешь. Подумай только, во время грозы в лесу ты подвергаешься смертельной опасности. Деревья могут внезапно сломаться и упасть. Такое дерево весит несколько тонн. Услышишь треск – считай, что мертв: времени убежать не хватит. Вот почему ни один нормальный человек не ходит в лес, да и ненормальные не ходят. Здесь же повсюду клещи, они сидят в траве, на листьях и ветках. Проходя мимо, обязательно смахнешь их себе на одежду. А потом они начинают двигаться, и ползут, ползут, пока не обнаружат кусочек кожи, и тогда непременно вцепятся. Присосутся и начнут пить кровь, и при этом занесут свою инфекцию – прямо в сосуды. Это приводит к болезни Лайма или менингиту. Ты можешь умереть от этого. Или вспомни лисьего цепня, который подстерегает нас на разных плодах и листьях. Может быть, он уже внутри, однако смертельная болезнь, которую он переносит, проявится лишь через нескольких лет. А еще дубовый шелкопряд! У его гусениц есть крошечные волоски. Ветер разносит их по лесу, и попадав на тебя, они выделяют яд прямо на кожу. Это не только вызывает жжение и зуд, но и приводит к аллергическому шоку и смерти. Разве тебя не учили всему этому в школе? Разве родители не говорили тебе об этом снова и снова? Откуда у тебя идея регулярно ходить в лес?

Маттея некоторое время смотрела на него безмолвно, а потом рассмеялась и сказала:
– Ну, официальное мнение ты хорошо усвоил, а сам-то почему все еще здесь?
– Наверное, – ответил Джоджо, – потому что я такой же сумасшедший, как и ты. Мне просто нравится здесь. Но я еще не задал самого важного вопроса. Даже если тебе пришла в голову опасная идея отправиться в лес, как тебе удалось попасть сюда? Ведь в городской стене нет ворот, да и через стену тебе не перелезть.
– Я ведь живу в квартале Святого Павла. Церковь Святого Павла стоит здесь уже много веков. Она – часть городской стены. Почти невероятно, но это правда. В церкви Святого Павла всегда была маленькая дверь, ведущая наружу. Она, конечно, заперта, и ключа к ней давно нет. Но замок старинный. Я легко могу открыть его отмычкой.
– Чем?
– Ну, отмычкой!
– Что это? Я никогда раньше не слышал этого слова.
– Я ведь живу в квартале Святого Павла, а там не только дома старые. В домах есть и старинные вещи, например, книги. В детстве я прочитала много таких книг. Я читала и «Приключения Калле Блюмквиста». Калле был шведским мальчиком, и у него был отмычка. Это что-то вроде загнутого гвоздя. Я сделала себе такую и смогла открыть дверь.
– Что, прямо в детстве?
– Нет, гораздо позже, всего два года назад. Я стояла перед этой дверью, смотрела на этот замок и вспомнила Калле Блюмквиста.
– Что, просто вытащила отмычку из кармана, отперла дверь и вышла?
– Нет, конечно, нет, но тогда у меня впервые появилось чувство, что я должна выйти на улицу. И я знала, что могу выйти. Я читала о том, что такое отмычка и как ею пользоваться. Потом это чувство вернулось, оно становилось все сильнее и сильнее. Я не знала, что находится за городской стеной. Знала только, что там природа, а человечество сотни лет назад решило оставить природу на произвол судьбы и жить только в экологической нише людей – городе. Природа – не человеческое дело. Так уж сложилось, и все же это чувство возникало все чаще и чаще, а еще становилось все сильнее и сильнее желание выйти через эту дверь.
– Но почему ты просто не отправилась на природу, как все остальные? Я имею в виду, что с помощью шлема реальности можно посетить любые в мире джунгли, любую саванну в Африке, любой город в Средних веках, любой греческий храм во времена Античности. Все удобно и надежно, сидишь дома и можешь действительно испытать все, причем гораздо более реалистично, чем сами древние греки. И в полной безопасности. Ни микробы, ни бури, ни вредоносные вирусы не угрожают. Испорченной едой не отравишься насмерть, никто не нападет, не станет просить милостыню. Никакой клещ не заползет в штаны, никакой дождь не промочит до нитки. Не отморозишь пальцы, не попадешь под падающее дерево.
– Знаешь, не могу дать рационального объяснения. Все так, но у меня просто было это чувство. Я не знаю, откуда оно взялось, но оно было, и становилось все сильнее и сильнее. Той природной реальности, которую мы видим в шлеме, уже больше двухсот лет. Мы можем войти в только в природу, какой она была двести лет назад. С тех пор ее никто не видел. С тех пор это табу. Я хотела, я должна была выйти в эту дверь. Я хотела, я должна была увидеть, что за ней.
– Хм… понятно. И как же ты начала?
– Сначала, конечно, я все обдумала. Действовать нужно было осторожно. Ведь в городе нет ничего запрещенного. Здесь давно нет законов, нет полиции, наказаний и тюрем. И при этом все мирно и гармонично. Здесь так много того, что никто не делает просто потому, что этого не делают. Природа – тоже определенно табу. Я не знала, что произойдет, если нарушить табу. Но я точно знала, что ничего не случится, если меня не увидят. То, чего не видно, не существует. Так и есть. Все это знают. Это не может нарушить гармонию других. Поэтому было важно, чтобы меня не увидели ни при каких обстоятельствах.
– Ну, думаю, с этим не было проблем. Все постоянно носят шлемы реальности и не видят, что за пределами их реальности происходит.
– А, ты об этом… Но ты не знаешь церковь Святого Павла. Это ведь церковь. Небольшая группа регулярно встречается в церкви. Они называют себя христианами. Они могут делать все, что хотят, лишь бы не мешать другим своими безумными идеями. Они проводят там свои регулярные встречи – святые мессы, как они это называют. А еще есть их лидер, они называют его священником. Он часто бывает в церкви. И самое ужасное, что никто в церкви не носит шлем реальности. Все снимают шлем при входе. И тогда они видят только пустую церковь. Ну, у них есть некоторые украшения, большой золотой крест в центре, несколько статуй и картин. В общем, все не особо круто. Не сравнить с тем, что в можно увидеть в шлеме реальности. Но именно так они видят всех, кто находится в церкви. И они бы сразу подошли к незнакомцу.
– Незнакомцу? Вряд ли ты для них не незнакомка. Они наверняка видели тебя в церкви и раньше, вы ведь живете по соседству, и ты точно бывала там достаточно часто, раз знаешь эту дверь.
– Да, видели, они меня знают и уже разговаривали со мной. Знаешь, они беспокоятся о своих ближних, спрашивают, все ли у тебя в порядке, могут ли они тебе помочь и все такое. Но я всегда отвечала, что мне просто очень нравится атмосфера в церкви, поэтому они оставили меня в покое до поры до времени. В общем, я узнала, что за час до восхода в церкви никого не бывает. И за час до полуночи тоже.
– Значит, ты могла находиться в церкви незамеченной с полуночи до восхода солнца?
– Именно так. Первый раз я была там сразу после полуночи, открыла дверь и выглянула наружу. В темноте я почти ничего не разглядела, но городские огни немного освещали окрестности. Я заметила, что между городской стеной и лесом почти километр голой земли, где только трава растет, да и та короткая.
 Джоджо мрачно кивнул и пробормотал:
– Да, не слишком серьезно воспринимают они природу. Городская стена – это не настоящая граница города. Настоящая граница – лесная опушка. Насколько я знаю, между краем леса и городской стеной, где эта широкая полоса короткой травы, регулярно летают беспилотники, которые отправляет служба скорой помощи. Они распыляют вещества, от которых чахнут все растения. Это продолжается почти две недели, пока опять не появится новая зелень. А еще они распыляют вещества, уничтожающие всех насекомых. Это очень разумно, потому что там, где нет насекомых и растений, не будет и других животных: чем бы они питались и где бы находили укрытие?!
– Да, я, когда увидела эту полосу травы, сразу поняла, что выходить за дверь и возвращаться смогу только между полуночью и рассветом. Конечно, вряд ли кто будет выглядывать за городскую стену, но рисковать не хотелось.
– Значит, в первый раз, когда ты пошла в лес, тебе пришлось провести за пределами города целый день? Тебе не было страшно?
– Конечно, было. С одной стороны, я очень хотела выйти, не могу сказать почему, просто это чувство становилось все сильнее и сильнее. И любопытство было, хотелось узнать, как там, снаружи, все выглядит и, главное, что чувствуется. С другой стороны, я знала о клещах и падающих деревьях. Кроме того, слышала, что в дикой природе водятся кабаны, которые уже убивали людей. Еще там вроде как водятся волки, дикие собаки, ядовитые змеи и растения, обжигающие кожу. Однако это мое чувство становилось все сильнее и сильнее, чувство, что ты просто обязан побывать в лесу. Может быть, в старых книгах это и называется тоской.
– И наконец ты это сделала...
– Да, наконец я это сделала. Я подумала о том, что мне понадобится на день в лесу: вода, конечно, и что-нибудь поесть. А еще мне нужен был контейнер для всего этого. Ты, наверное, уже видел его?
– Широкий пояс, а на нем – маленькие мешочки? Ты сама его сделала?
– Да, это было довольно сложно. Мне пришлось купить ткань, иголку и нитки – ах, кому все это нужно в наше время! Это оказалось едва ли не самым большим препятствием. Потом я обнаружила неподалеку одну женскую группу – бабушек, которые поддерживают старые традиции. Думаю, самая молодая из них раза в три старше меня. Они пришли в восторг оттого, что я интересуюсь модой четырехсотлетней давности, раздобыли для меня иголку, нитки и ткань – даже не спрашивай, как и откуда. Они научили меня шить, вязать и вышивать. О, я не раз ранила пальцы до крови. От этих тонких швейных иголок кончики пальцев ужасно болят. Конечно, я шила свой пояс втайне от всех. Но сейчас я уже даже целое платье в стиле рококо осилила!
– Что?

Маттея повернулась, и, прижав локти к туловищу, развела руки в стороны. Она многозначительно и несколько кокетливо улыбнулась.

– Платье в стиле рококо. Примерно 1750 год. Взгляни на меня: там, где сейчас кончики моих пальцев, там заканчивается юбка этого платья. А еще у него бессчетное количество длинных складок. Раньше в ткань вплетали золотые и серебряные нити. Но, конечно, для меня это было невозможно. А в верхней части у меня был бы, – она задержала дыхание и заговорила сдавленным высоким голосом, – такой корсет, так что с грудью все в порядке, но все было бы зашнуровано, поэтому у меня была бы очень тонкая талия и я не смогла бы нормально дышать. Вот почему при малейшем волнении я падала бы в обморок.

Джоджо непонимающе посмотрел на нее и пробормотал что-то вроде «совсем спятила».
– Спятила? Говорю тебе, эти бабушки – настоящая диверсионная группа. Конечно, никто в реальности об этом ничего не знает. Для внешнего мира – у них чисто исторический интерес ко всем этим вещам. Так что если бы кто-то в реальности узнал, что мы шьем платья в стиле рококо, не представляю, что бы произошло.
– Но на это у тебя наверняка ушло не меньше полугода! – воскликнул Джоджо.
– Так и было, но в конце концов я справилась. Я могла начать свою экспедицию. Конечно, я оставила свой шлем реальности в постели. Люди живут там, где находится их шлем реальности, и никто не заподозрит человека моего возраста, если он целый день не встает с постели.
– А родители, что сказали твои родители?
– О, они необыкновенно великодушны. Я сказала им, что собираюсь провести все выходные с подругой. Туда я и отправилась сначала. В общем, у меня было достаточно времени на случай, если что-то пойдет не так. Итак, я подошла к церкви перед самым рассветом, открыла дверь и вышла на улицу. Поначалу все шло гладко. Ведь за городскими стенами почти то же самое, что и внутри.
 – Ну, за исключением того, что внутри – человек, а снаружи – природа, – возразил Джоджо.
– Нет, я не имею в виду внешний вид. Я имею в виду внутреннее. То есть чувство. С точки зрения ощущений, разница невелика. Конечно, я была взволнована и немного напугана, но внешне, так сказать, по ощущениям вокруг меня, особой разницы не было. Как мне это объяснить?.. Я полагаю, ты иногда ходишь по городу без шлема реальности?
Джоджо ответил ей с широкой улыбкой:
– Иногда – слабо сказано. Я делаю это чаще, чем иногда.
– Совершенно верно, и ощущение вокруг тебя, я имею в виду, на улицах, в квартирах, в твоем доме, вроде как нейтральное.
– Ну, в моем доме это раздражает, но, думаю, я понимаю, о чем ты, я бы назвал это скукой.
Маттея тихонько вздохнула и сказала:
– Сейчас я попробую объяснить. Не знаю, как это выразить… понимаешь, все чувства – внутри нас. Но есть чувства, которые, так сказать, выходят из нас, а есть другие, которые, наоборот, входят в нас. Все они возникают внутри человека, но их происхождение не всегда находится внутри него.
Теперь настала очередь Джоджо тихо вздохнуть, прежде чем он ответил:
– Хм, дай-ка подумать. Сначала вроде все просто: есть чувства, которые я испытываю, мне они знакомы. Для меня, например, это неприязнь, отвращение, брезгливость, омерзение и так далее. Но сначала должно быть что-то снаружи: вонючая рыбья голова, рвота, экскременты. Это и вызывает мои чувства. Но не у всех это обязательно так, ведь есть люди, у которых при виде рыбьих голов слюнки текут. То же самое касается и положительных чувств, например, радости, облегчения или гордости. Наверное, так это и со страхом, паникой, гневом, разочарованием. Это я понимаю. Чувства не приходят просто так, когда я сижу дома в постели. Всегда есть внешняя причина, например, вонючая рыбья голова или мои надоедливые родители. Хотя, – он задумался на пару мгновений. – Было однажды, что я сидел так же в постели и чувствовал разочарование, хотя не было никакой внешней причины. Я вспомнил об одном разочаровании, которое пережил в прошлом, и это снова заставило меня почувствовать разочарование».

Джоджо вопросительно посмотрел на Маттею, а затем продолжил:
– Никогда не было такого, чтобы я сидел дома в постели, ничего не видел, не слышал, не обонял и не думал, а потом во мне вспыхивало какое-то чувство.

Маттея улыбнулась с некоторой неуверенностью.
– Так было и со мной, по крайней мере, в городе, но в лесу все изменилось. Как только эта полоса короткой травы осталась позади и я вошел в лес, мною овладели чувства. Они возникали во мне, как и положено чувствам, но я их не порождала, я словно стала органом восприятия для чувств, которые были вокруг меня. Конечно, я обнаружила это лишь позже. И «овладели» – тоже не совсем точное слово. Боль действительно овладевает, но в тот раз все было иначе, не было таким сильным, но явно ощущалось. Ты же знаешь, что попасть в лес не так-то просто. По всей опушке густой кустарник, колючки, крапива и так далее. Сначала я осторожно пробиралась сквозь них. Снаружи я ничего не чувствовала – ни колючек, ни крапивы и тому подобного. Но в самом лесу уже было больше открытого пространства, и мне стало легче продвигаться вперед. В конце концов я добралась до холма, и чем ближе я подходила к нему, тем больше меня наполняла – не знаю, знакомо ли тебе это слово – какая-то благость, безмятежное спокойствие. На вершине холма стояло большое дерево, я села под ним, и это чувство благости и безмятежности становилось все сильнее и сильнее. Это меня очень смутило. Эти чувства совершенно не соответствовали моей ситуации. Почему я сейчас наполнена такой радостной, доброй умиротворенностью? Напряжение, волнение, стремление к открытиям, даже страх, пожалуй, подошли бы гораздо больше. Так почему же я была такой веселой и безмятежной? Я посидела так некоторое время. Одна часть меня, которая, вероятно, больше жила в голове, была озадачена другой частью меня, которая, наверное, больше жила в сердце и была наполнена этой благостью, безмятежностью и жизнерадостностью. Позже я узнала, что это было. Это дерево на холме – липа – она порождала вокруг себя эти чувства, и я их ощущала. Но я чувствовала это не вокруг себя. Я чувствовала это внутри.

В конце концов я пошла дальше, и постепенно это незнакомое чувство прошло. Я все глубже и глубже уходила в лес и в конце концов пришла к месту, где росло несколько больших деревьев. Меня снова охватило незнакомое чувство. На этот раз это была, как бы смесь величественности, силы и легкой улыбки. Они возникли во мне. Я все больше и больше ощущала себя такой. Так я чувствовал себя в сердце, и в то же время моя голова говорила: «Маттея, ты начинаешь сходить с ума. Почему ты должна чувствовать себя сейчас сильной и величественной? Ты такая маленькая и потерянная в этом лесу». Конечно, это были не мои чувства. Это были дубы вокруг меня. Большие старые дубы, это они были такими.

Маттея помолчала и немного смущенно посмотрела на Джоджо, а потом сказала:
– Да, таков был мой первый день в лесу. Теперь ты знаешь. Но я совсем заболтала тебя. Твоя очередь говорить.

В ответ Джоджо тихонько простонал:
– Я не могу сейчас говорить, я буквально умираю от голода, мне нужно сначала что-нибудь съесть. Посмотри, как высоко уже стоит солнце. Пора обедать.
– Обед? – Маттея вопросительно посмотрела на него, а потом немного смущенно сказала:
– Не знаю, что ты планируешь есть, но я принесла с собой кое-что из города и могу поделиться. У нас нет с собой шлемов реальности, так что выглядит все это не очень, а без специй из города и вкуса никакого. Но это питательно и полезно. Я взяла с собой «Солнечное меню-3». Я весь день на улице. «Солнечное меню-3» хорошо для этого подходит. В нем относительно мало витамина D, поскольку он не нужен, если проводишь много времени на солнце, зато много витамина С, потому что на солнце и свежем воздухе тебе естественно нужно много антиоксидантов. Энергетически «уровень 3» – это 2000 ккал, достаточно для меня на один день. И, конечно, у меня с собой два литра воды. «Солнечная активность-3», очень богатая минералами. Это хорошо, когда сильно потеешь. И мы можем поделить все это, если хочешь.

Джоджо улыбнулся:
– Да, поделимся. Но для моего обеда тебе потребуется смелость. Сегодня я выбрал меню «Летний лес»: свежая земляника с лесными орехами и водой из ручья. Земляника суперсвежая, так как ягоды еще висят на кустиках. А вот орехи – с прошлой осени.
– Что, ты ешь то, что собрал в лесу? Тебе не страшно?
– Страшно? Да ладно, я уже давно этим занимаюсь и до сих пор жив. Ты никогда не пробовала лесной земляники? Пойдем, я тебе покажу. Нужно класть их в рот по одной, очень медленно, так, чтобы они на мгновение задержались между губами и можно было почувствовать их кожицу, потом раздавить их языком об небо, дать растаять на языке, очень медленно, ах, тогда раскрывается их чудесный кисло-сладкий земляничный вкус. Он заполняет весь рот и поднимается в нос как бы изнутри, затем ощущаешь языком маленькие зернышки, весь собираешься и чувствуешь, как сладкий сок медленно стекает по задней стенке горла, и вот ты уже не можешь сопротивляться и вынужден сглотнуть. А когда потом пьешь из ручья, не глотай воду сразу, а покатай во рту туда-сюда, и почувствуешь мягкое эхо земляничного вкуса.
– Хорошо, согласна, веди меня в свою столовую!
Следующий час Джоджо и Маттея провели за едой. Они выискивали самую красную землянику, осторожно собирали ее, а потом наслаждались, ощущая, как ягоды тают во рту. Раскалывая лесные орехи, они добывали и с удовольствием медленно разжевывали их ядра, а потом запивали прозрачной водой из лесного ручья.

Главы 4-6 отсутствуют в отрывке для ознакомительного чтения

Глава 7. Загадочный Рику

Джоджо стоял перед входом. Ночь была темной. До рассвета оставалось еще больше часа. Джоджо ждал. Он вглядывался в темноту. Там что-то двигалось. Кто-то приближался к нему, молча подошел, положил руку ему на плечо и тихо произнес: «Я пришел, Джоджо, как и договаривались. Я действительно пришел».

«Это хорошо, Марк. Очень хорошо. Теперь пойдем, прямо сейчас». Джоджо сжал руку Марка, коротко посмотрел ему в глаза и повернулся, чтобы идти. Марк последовал за ним. Вскоре их уже невозможно было разглядеть среди ночных теней. Вокруг не было никого, кто мог бы их увидеть. Ночью люди оставались дома. В ночной темноте не работали шлемы реальности, потому что им требовалось определенное количество света. Сияния даже полной луны было недостаточно. Ночью на улице было бесконечно скучно. Вот почему люди не выходили на улицу по ночам.

Джоджо и Марк шли в ночной тьме почти час, шли и не произносили ни слова. Потом Джоджо остановился. Они дошли до крышки люка в земле. Теперь Джоджо тихо заговорил. «Сейчас я подниму крышку. Под ней лестница. Я спущусь по ней. Когда я исчезну из виду, можешь сразу следовать за мной. Потом закрой крышку над собой. Свет на лестнице не нужен. Просто спускайся и следи, чтобы не наступить мне на пальцы». Они молча спустились по лестнице. Джоджо слышал, как внизу плещется вода, как Марк осторожно ставит ногу на ступеньку, слышал его дыхание. Внизу Джоджо включил фонарик. «Я пойду первым. Ты не заблудишься, – добавил он, усмехнувшись. – Надо все время идти по воде, против течения». Они снова пошли молча. Джоджо прислушивался к журчанию текущей воды. Он наслаждался этим звуком. Это был звук обещания, говоривший о том, что обещает лес. Наконец они добрались до конца трубы. Джоджо уперся в решетку и вытолкнул ее наружу, а затем пропустил вперед Марка. «Давай, еще пару шагов, и окажешься в лесу». Марк сделал шагов десять, а потом остановился и подождал, пока Джоджо вновь задвинет решетку и догонит его.

– Послушай, Джоджо, – сказал Марк почти шепотом, – здешние звуки такие странные. Я не знаю ни одного из них. Я знаю только звуки города.
– О, я могу немного познакомить тебя с лесом. Прислушайся: там, наверну, ветер мягко шумит в верхушках деревьев. Сегодня он очень мягкий, этот ветер, а бывает и другим. Он может реветь, завывать и свистеть. Но сегодня он спокойный и нежный. Поэтому ты можешь различить много всего там, в воздухе. Прислушайся внимательно, и услышишь, как хлопает крыльями сова, скользит, словно тень, звук ее полета почти не отличить от ветра, и все же он другой. В нем слышна воля совы.
– Тсс, Джоджо, я хочу послушать сам…
Некоторое время они стояли молча. Затем Марк тихо сказал:
– Ах, теперь я слышу ручей. Там, за решеткой, зажатый в трубу, его голос был темным и гулким, такой звук он имеет, пока струится сюда. А здесь, у наших ног, он начинает журчать легко, весело и светло, и так течет себе дальше. И еще один звук есть в ручье, как будто я тихонько провожу пальцами одной руки по другой.
– Еще темно, тебе не видно, но я могу сказать, потому что, кажется, знаю, что это такое. Это вода нежно гладит гальку на берегу. Позже, когда станет светло, ты это увидишь. В середине русло ручья глубже, а вот до края вода не всегда доходит. На берегу лежат мелкие-мелкие камешки. Временами вода набегает на них пологими волнами и нежно гладит, а когда уходит, они остаются мокрыми и блестящими.

Они продолжали стоять и слушать, и пока они так стояли, далеко позади них солнце приблизилось к горизонту, готовое подняться. Деревья медленно возникали из ночных теней. Стала видна гладкая серая кожа бука. На дубе начали проступать складки морщинистой коры, а глубокие трещины все еще прятались в тени. На березовой коре, белой, словно бумага, пятна черноты казались остатками ночной тьмы.

Они долго стояли так, слушая звуки леса и наблюдая, как листья деревьев и кустарников медленно окрашиваются в разные оттенки зеленого. Они смотрели, как небо поднимается из ночной черноты и постепенно становится сначала серым, а потом голубым. И вот уже первые лучи солнца осветили лес и ярко заблестели на зеленых иголках сосновых верхушек.

– Пойдем, – сказал Джоджо, – посидим на солнышке, а потом я расскажу тебе, что тебя сегодня ждет.
– Что меня ждет? Наверное, лес меня не очень ждет. То есть я хочу узнать лес поближе. А сам лес, конечно, не стремится со мной познакомиться.
– Возможно, лес и не хочет, но кто-то другой – точно не против.
– Ну ладно, не будь таким загадочным. Кто меня ждет? Муравей? Косуля? Олень?
– Нет, ни то и ни другое, ты ни за что не догадаешься, но можешь попробовать еще пару раз.
– Ладно, может быть, клещ жаждет моей сладкой крови? Или комар попытается меня укусить? А может, ты хочешь заманить меня во владения дикого кабана?
– Не угадал. Конечно же, лесная фея. Лесная фея ждет тебя сегодня. Точнее, мы ее ждем. Она идет сюда и ожидает увидеть нас. Она приехала издалека только для того, чтобы встретиться с тебой.
– Да брось, ты меня разыгрываешь!
Джоджо рассмеялся, а потом, став серьезным, сказал:
– Вовсе нет, чистая правда. Я должен был сказать тебе раньше. Но город был неподходящим местом для этого. Я имею в виду, что город – не то место, где стоит раскрывать секреты леса. Теперь у нас есть немного времени до прихода лесной феи, и я все тебе объясню.

И Джоджо начал рассказывать – с самого начала, как пришел в лес, как постепенно знакомился с ним, как увидел человека, который шел по направлению к лесу через пустошь, и о книге. Рассказал о дуплистом дереве, Маттее, квартале Святого Павла и землянике. Марк слушал. Он не задавал вопросов, не восклицал «ах», «ох» или «да что ты говоришь». Просто слушал. К тому времени, когда Джоджо закончил, солнце поднялось уже довольно высоко.

– Вообще-то она уже должна быть здесь, – заметил Джоджо. – Она всегда покидает город под покровом темноты. Она действительно уже должна быть здесь.
– Не волнуйся, скоро будет. Я слышу шаги. А, вот она идет. То есть они. Джоджо, ты действительно рассказал мне все?

Джоджо посмотрел в ту сторону, куда указывал Марк, и тихонько присвистнул.
– К нам идут две лесные феи, – сказал он. – Но она ничего об этом не говорила. Не сказала, что возьмет с собой кого-то еще. Сначала она так волновалась, когда я хотел привести тебя. А теперь сама кого-то привела – вот так просто, взяла и привела.
Джоджо и Марк сделали несколько шагов навстречу:
– Привет, Маттея, – сказал Джоджо, – позволь представить тебе Марка.
И вдруг он понял, что жалеет о том, что взял Марка с собой в лес, потому что с появлением Марка исчезла привычная близость между ним и Маттеей. Словно доверительность, испугавшись незнакомцев, просто сбежала.
– Привет, Маттея, – сказал Марк и пожал Маттее руку. – Я Марк.
– Я Маттея, приятно познакомиться, – ответила Маттея, – а это Лючия.
Лючия была почти одного роста с Маттеей и такой же миниатюрной, даже можно сказать сухощавой. У нее были длинные светлые волосы, доходившие до плеч, и голубые глаза.
– Привет, Лючия, – сказал Джоджо и пожал ей руку.
– Привет, Лючия, – сказал Марк и тоже пожал ей руку. Затем они оба выжидающе посмотрели на Маттею. Маттея оглянулась. На ее лице было странное выражение. Невозможно было понять, раздражена она или забавляется. Это была какая-то смесь того и другого. Потом она стала объяснять:
– Это Лючия, моя сестра. Она пришла со мной. Это значит, что мне пришлось взять ее с собой. Я ничего не могла с поделать. Она поджидала меня в церковной исповедальне. Как раз в тот момент, когда я собирался открыть дверь отмычкой, она вдруг появилась рядом со мной. Она хотела пойти со мной и угрожала выдать меня, если я не возьму ее. Что мне оставалось делать? Поэтому я взяла ее с собой. По дороге сюда моя злость прошла. И теперь мы здесь. Лючия, теперь ты можешь сама рассказать нам, кто ты такая и почему захотела прийти сюда.
–Да, – сказал Джоджо, – это не самая плохая идея. Лючия, расскажи нам. Только почему бы нам сначала не пойти к ручью? Там мы сможем сесть поудобнее и попить, если захочется.
Как только все уселись на земле у ручья, Джоджо и Марк выжидающе посмотрели на Лючию, и та заговорила:
– Ну, что сказать… я Лючия, сестра Маттеи, и вообще-то это Маттея виновата в том, что я сейчас здесь.
– Почему это я виновата? – Маттея буквально зарычала. – Я не хотела брать тебя. Ты сама пожелала пойти со мной.
– Да, но ведь ты же сама подала мне такую идею.
– Как? Я ничего не говорила о лесе. Ни словечка по поводу леса!
– Ты ничего не говорила, но ты изменилась. Ты стала, как бы это сказать, как-то веселее и, гм, живее, чем обычно. А еще ты проводила со своей подругой почти каждое воскресенье. Обычно ты такого не делала. Мама и папа считают, что ты должна жить своей собственной жизнью. Они понимают, что ты не хочешь им ничего рассказывать, считают, что ты уже достаточно взрослая, чтобы иметь собственную жизнь. Они рады, что ты не все время сидишь дома. Наверное, они тоже заметили, что у тебя кожа немного потемнела, но им, скорее всего, все равно. Они тоже любят солнце. И меня бы это тоже не насторожило. Но потом я обнаружила твой шлем реальности. Ты спрятала его в постели. Тебе повезло, что я не рассказала об этом маме и папе. Мне было интересно, куда ты так надолго уходишь без шлема реальности. Без него ведь абсолютно скучно. Не может же твоя подруга быть настолько замечательной, да и насчет какого-нибудь твоего парня я бы не поверила. Они тоже невыносимы без шлема реальности. Должно было быть что-то еще. Так что я начала следить за тобой.
– Следить? Ты хочешь сказать, что шпионила! – Маттея явно была раздражена.
– Почему шпионила? Просто хотела узнать, чем ты занимаешься. Понять, почему ты вдруг стала более оживленной. И спросить я едва ли могла. Ты бы ты просто сказала: “ ‘Более оживленной', что за чушь. Я просто живая! Нельзя быть более живой или менее живой. Ты можешь быть только живым или мертвым. Ты не можешь быть менее мертвым или более мертвым. Не спрашивай о такой ерунде”. Так что я просто попыталась выяснить все, не спрашивая тебя.
Теперь на лице Маттеи появилось что-то похожее на улыбку.
– Верно, – сказала она, – я бы действительно примерно так ответила на такой глупый вопрос. А потом, конечно, последила за тем, чтобы не выглядеть как-то необычно.

Теперь к разговору подключился Джоджо:
– Маттея, что ты рассказала о нас Лючии? Что она о нас знает? И что мы теперь будем делать?
– Собственно, я ничего особенного не говорила. Просто сказала, что мне нужно пойти в лес, потому что я хочу кое с кем встретиться. Сказала, что должна увидеться с двумя парнями. И вот мы здесь
Джоджо тихонько застонал, а потом сказал:
– Значит, прошли те времена, когда в лесу я был предоставлен самому себе. Теперь нас так много, что впору клуб создавать. Клуб лесных людей или что-то в этом роде.

Марк возразил ему:
– Не думаю, что так уж это плохо, что Лючия здесь. Вчетвером быть лучше, чем втроем. Трое вечно распадаются на одного и пару. Трое – это и не пара, и не группа. А вот четверо – уже небольшая группа. Это совсем не плохо.
Теперь снова заговорила и Лючия:
– В этом он определенно прав. А еще у нас есть кое-что общее. Мы все хотим поближе познакомиться с лесом. Вчетвером, конечно, веселее и безопаснее, чем поодиночке.
Джоджо неуверенно взглянул на Маттею. Оставался еще вопрос с книгой. Как им теперь поступить? Вообще-то он хотел бы обсудить это с ней наедине. Но в то же время ему казалось совершенно неуместным в данной ситуации отделяться от остальных и обсуждать что-то только вдвоем.
Маттея, казалось, почувствовала его вопрос и пожала плечами, как бы отвечая. Джоджо воспринял это как «почему бы вам не поговорить о книге, все равно ситуация странная, неизвестно, чем все закончится». Конечно, он не был уверен, что понял правильно. В конце концов, она просто пожала плечами. Понял, как понял, подумал он и сказал:
– Тогда еще вопрос с книгой. У нас здесь есть одна книга.
– Что, – воскликнула Лючия, – у вас здесь, в лесу есть книга? У нас дома сотни книг. Не обязательно идти в лес, чтобы почитать книгу.
– А у нас дома нет книг, – отозвался Марк, а Джоджо добавил:
– И у нас тоже. И вообще, эта книга не для города. Ей место в лесу.
Лючия удивленно посмотрела на него, а потом спросила:
– Да, никто больше не читает книг, разве что мы у себя дома, потому что у нас странные родители. Но, насколько я знаю, книгам место в домах и квартирах. Им место в хороших кабинетах, на книжных полках, но уж точно не в лесу.
– А вот этой – место в лесу, – ответил Джоджо, а потом рассказал всю историю появления книги. Лючия и Марк слушали завороженно, никто не перебивал. Завершая рассказ, Джоджо добавил:
– Вот почему книга должна быть в лесу. В городе ей грозит какая-то опасность. Кто-то, кто заинтересован в ней, не должен ее получить. И еще кое-что. Мы с Маттеей начали читать книгу. Сначала мы думали, что ее написал сумасшедший, точнее, психически больной человек, а потом вдруг поняли, что описывает он наши симптомы, и вовсе не был сумасшедшим.
Тут Марк перебил его и спросил:
– Хочешь сказать, что ты психически болен? Я этого совсем не замечал. Неужели твои таблетки настолько хорошо подобраны?
– Ну, если хочешь знать точно, – ответил Джоджо, – у меня довольно много шизоидных симптомов, то есть я вижу то, чего нет, а еще я агрессивный. Конечно, я получаю лекарства, но я их не принимаю. Не принимаю их уже три года. Можешь снова закрыть рот, Марк.

Марк закрыл открытый от удивления рот, но ничего не успел сказать, потому что заговорила Лючия:
– Ха, тогда ты очень подходишь Маттее, она тоже не принимает свои таблетки.
– Откуда ты знаешь? – огрызнулась Маттея.
– Ну, если у тебя сестра не совсем дура, от нее многого не скроешь, – ответила Лючия, – но думаю, все это вполне нормально. В нашем обществе нет такого понятия, как хороший и плохой. Есть только здоровые и больные. И какая-то медицинская ассоциация решает, что является больным, а что здоровым. Здоровым считается то, что не беспокоит ни вас, ни окружающих. Больное – это все остальное. Я почти уверена, что иметь слишком много ума скоро тоже объявят признаком болезни. Я имею в виду, что вас это беспокоит, потому что вы признаете всю окружающую вас чепуху чепухой, а других это беспокоит, потому что вы также указываете на их чепуху. Конечно, им неприятно это слышать. Хорошо только, что пока до этого не дошло. Иначе мне тоже пришлось бы принимать таблетки. Поэтому я ничего и не говорила.
– А мама с папой? – спросила Маттея, немало удивившись.
– Насчет них я не уверена. Не исключено, что они тоже знают и просто молчат.
– В любом случае, – снова начал Джоджо, – у нас есть книга, и мы с Маттеей ее читаем, и вообще-то мы хотели, чтобы Марк тоже ее прочитал, то есть, конечно, только если он сам этого захочет.
Марк лишь молча кивнул.
– Но теперь и ты здесь, Лючия, и мы не знаем, что делать дальше.
Лючия, явно почувствовавшая уверенность, усмехнулась и сказала:
– Ничего не случится, если кто-то из обладателей светлых волос тоже прочтет эту книгу.

Заметив возмущенные взгляды остальных, она добавила:
– Я имею в виду свои светлые волосы, конечно, а вы что подумали? В любом случае, будет проще, если мы все четверо прочитаем книгу.

Джоджо снова вопросительно посмотрел на Маттею. Та лишь весьма лаконично ответила:
– Вот и прекрасно. Возьми книгу, Джоджо. Мы сядем в круг вон там. Можешь начать читать прямо сейчас. Давай с самого начала.

И они вчетвером уселись на землю. Джоджо взял в руки книгу. Затем он начал говорить. Он говорил не по собственной инициативе, а скорее, следуя импульсу, который овладел им сейчас:
– Маттея, ты привела сюда Лючию. Марк, я привел тебя сюда вместе с собой. Вы кое-что знаете о том, что у нас тут было. Но, возможно, вы не понимаете одной вещи. Мы с Маттеей были больными в городе, когда только пришли сюда. Можно сказать, «сумасшедшими». У нас были разные болезни, но обе – психические. Мы оба годами принимали лекарства от этих болезней. В конце концов, несколько лет назад мы перестали их принимать. Никто об этом не узнал. Мы очень старались особым образом приспособить свое поведение. Нам было очень трудно, но мы справились. Потом мы оказались здесь, в лесу, и в наши руки попала книга. Обстоятельства, при которых это произошло, достаточно странные. И самое главное – когда мы начали читать эту книгу, то вдруг поняли, что вовсе не больны. Просто у нас есть способности, которых нет у других людей. Эта книга очень загадочная, и я думаю, что будет хорошо, если мы прочитаем ее еще раз вместе и сосредоточимся на том, что прочитали, глубоко и беспристрастно.

Он начал читать вслух:
– Ангелус Гельветикус, «От майи к сатье – путь к единству».
Затем он перевернул страницу и стал читать дальше:
– Сущностный человек.
Тот сущий человек, кто в вечность вознесен
И также, как она, не ведает времен.
Джоджо снова перевернул страницу и прочитал:
– В начале было Слово, и Он был Словом, и Слово было Им. Все, что возникло, возникло через Слово, и без Слова ничто не возникло. В Нем жизнь, и жизнь – свет человеков. И свет сияет для людей во тьме, но люди не видят его. Эта книга должна открыть читателю уши, чтобы он снова услышал Слово, и открыть глаза, чтобы он снова увидел свет.

Джоджо сделал небольшую паузу. Все молчали. Они внимали каждому из этих загадочных, непонятных слов. Через некоторое время Джоджо снова прочитал этот текст вслух, а потом снова сделал паузу. Все продолжали молчать. И снова все слушали загадочные и непонятные слова. Через некоторое время Джоджо прочитал текст в третий раз. Так просидели они примерно полчаса. Джоджо читал текст снова и снова. Снова и снова остальные сидели молча и слушали. А потом вдруг кто-то появился среди них. Он не был виден физически. Маттея просто ощущала его присутствие. Джоджо скорее видел его, чем чувствовал. Марк слышал его, а для Лючии это было похоже на мысли, которые появились внутри нее, но не были ее собственными. Это были чужие мысли. Посторонний человек не увидел бы ничего, кроме четырех молодых людей, сидящих в кругу на лесной поляне и молчащих. Но для этих четверых происходило нечто неслыханное. Они переживали это внутри себя. Они говорили внутри и молчали снаружи. Все они переживали одно и то же, хотя внешне ничего не ощущали.

Рику посмотрел на них.
– Вы видите меня здесь, – сказал он, – но вы видите только часть меня. Я разделен на две части. У меня есть тело и душа. Но я больше не могу связаться с ними. Они живут в городе без меня.
– Как это «без меня»? – спросила Лючия.
– Там, в низине, в городе, живет человек по имени Рику. Его тело принадлежит мне. Его душа принадлежит мне. Но я больше не с ним. Мое тело и мою душу похитил Ариман. Это Ариман смотрит из его глаз, Ариман шевелит его пальцами, сморкается, ходит.
– Но как такое могло произойти? – в ужасе спросила Лючия.
– О, это могло случиться, потому что я хотел понять, что скрепляет Землю в ее сердцевине. Это произошло, потому что я впитал слишком много знаний мира. Это могло случиться потому, что мое тело было слишком сильно, полностью поглощено тем, что я узнал. Меня преследовали. Я бежал в страхе и панике и в конце концов потерял сознание. В тот момент, когда я потерял сознание, Ариман взял под контроль мое тело и мою душу. Неважно, насколько я был умен, неважно, как многому научился. Блестящий, великолепный, превосходный дух ариманова интеллекта был сильнее того, что было внутри меня. Намного, намного сильнее. Он изгнал меня из моего собственного тела и оставил снаружи.
До сих пор Джоджо слушал молча, но теперь сказал:
– Мне кажется, я тебя знаю. Я видел тебя, когда ты бежал из города в лес, охваченный страхом и паникой. Я видел, как ты упал на опушке леса. Я думал, что ты умер. Но потом тебя там уже не было. Потом я увидел, как ты идешь обратно в город. Ты шел нормально, как большинство людей.
– Ты видел, как я шел к лесу. Ты видел, как я упал. Но ты не видел, как я вернулся в город. Это не я ушел. Ушел Ариман. А я остался – отделенный от тела и души.

В разговор снова вступила Лючия:
– А кто такой Ариман? Я никогда о нем не слышала.
– Ариман велик. Ариман могущественен. Он прекрасен и ужасен одновременно. Он обладает огромным, выдающимся интеллектом. Но он не человек. Он работает на Земле, но не может жить на ней. Он не может принять человеческую форму. Он вообще не может принять какую-либо форму, потому что у него нет собственного тела. Но он хочет оказывать на людей такое же влияние, какое люди оказывают на других людей. Он хочет говорить с людьми напрямую. Он не может этого сделать без человеческого тела. Вот почему он захватил меня. Он долгое время искал подходящего человека и подходящую возможность. Я оказался таким человеком, потому что не вознесся своим духовным существом к духу, а углубился в собственное тело. Три недели назад Ариману представилась возможность, которой он ждал. К тому времени мое сознание определенным образом потускнело, поэтому он смог завладеть мной. Теперь его блистательный дух сидит в моем теле и возвышается над моей маленькой человеческой личностью. Теперь он может работать на Земле, работать так, как это делают люди. Он может работать через меня. Ариман давно хотел этого. Он стремился к этому долгое время.

Лючия недоуменно посмотрела на остальных. Теперь настала очередь Маттеи:
– Значит, Ариман не человек, и у него нет тела. Но он хочет работать на Земле, и для этого ему нужно каким-то образом превратиться в человека. Но он не может превратиться в любого человека. Это должен быть подходящий человек, высокоодаренный, который научился невероятно многому, человек, чье мышление почему-то слишком застряло в теле. И если такой человек каким-то образом не совсем в ладу с собой, если он впадает в панику, теряет сознание или что-то в этом роде, тогда Ариман может проскользнуть в его тело и душу. При этом настоящий человек не возвращается в свое тело и душу, так?
– Да, – ответил Рику, – это один из вариантов.
Лючия по-прежнему выглядела озадаченной и продолжила спрашивать:
– Значит, Ариман не человек и сам не может появиться на Земле. Но что ему вообще нужно на Земле? Почему ему есть дело до Земли?
Рику мрачно улыбнулся и ответил:
– Еще недавно я не смог бы ответить на этот вопрос. Пока я был в своем теле и в своей душе, я не мог бы ответить на этот вопрос, потому что не знал, кто он такой и чего хочет. Теперь могу, хотя бы в какой-то степени, потому что теперь я узнал его. Ариман – повелитель материи. Материя – это его пра-родина, его владения. Закон гравитации – его закон. Законы Кулона – его законы. И третий закон термодинамики – тоже его закон. Без материи Земли не существовало бы. Без материи не было бы людей. Ариман не создавал материю. Но он правит материей. И теперь ему этого недостаточно. Теперь он хочет властвовать над людьми и Землей.

Лючия продолжила спрашивать:
– Но разве человек – это больше, чем материя? Ведь люди состоят из материи.

Рику глубоко вздохнул и ответил:
– Видишь ли, Ариман уже зашел очень далеко. Материя не живая. Это видно по камням. Жизнь вошла в материю. Это видно по растениям. Жизнь не чувствует. Чувства вошли в жизнь. Вы можете увидеть это в животных. Чувство не мыслит. Мышление вошло в чувство. Вы можете увидеть это в людях. У людей есть задача. В своей свободе они должны подняться к божественному, должны ощутить жизнь через мышление. И это именно то, чему Ариман хочет помешать. Он уже проделал большой путь. Он хочет, чтобы люди больше ничего не знали о живом мышлении. Он хочет, чтобы людям был знаком только мертвый интеллект. И он уже добился этого. Человек больше не ощущает живого мышления, только интеллект. Интеллект делает нас внутри холодными и мертвыми. Интеллект парализует нас. Мы не живем, когда развиваем свой интеллект. Живете ли вы, когда вливаете жизнь в мертвые рассудочные образы? Можете ли вы почувствовать творческую жизнь в мертвых рассудочных картинах?

Внезапно Рику исчез. Молодые люди по-прежнему сидели вчетвером в кругу, но центр его опустел. Там больше никого не было. Они все еще молчали. Через какое-то время Джоджо нарушил тишину:
– Мы все только что говорили с Рику?
Все кивнули.
– Рику рассказал нам об Аримане?
Все снова кивнули.
– Ариман захватил душу и тело Рику?
Все кивнули в третий раз.
– Рику не может вернуться в свое тело, но он рассказал нам о богах, живом мышлении и задаче людей?
Все кивнули в четвертый раз.
– Так что же нам теперь делать?
Первым ответил Марк:
– Ну, это же очевидно. Мы должны помочь только что говорившему с нами Рику вернуться в свое тело и душу.

На некоторое время снова наступила тишина. Затем заговорила Лючия:
– А не может ли быть, что то, что мы только что испытали, было просто внутренней реальностью? Я имею в виду, что есть внешняя реальность, которую можно измерить и все такое, а внутренняя реальность существует только внутри людей. Она очень важна для счастья людей, но не имеет никакого значения для мира. Я имею в виду, что камню все равно, что о нем думают люди. Может быть, это просто была внутренняя реальность, пережитая совместно, случайное совпадение?

Джоджо задумчиво покачал головой. Потом сказал:
– Теоретически такое возможно. Но не забывай, что я видел Рику без шлема реальности. Он шел к лесу. Потом он умер… ну, как бы умер… и тот Рику, которого я видел после этого, был другим, по крайней мере, он шел по-другому и делал противоположное тому, что совершал перед тем. Сначала один Рику убежал из города, потом через некоторое время другой Рику вернулся в город, совершенно спокойный. Граница между городом и лесом, оказывается, не такая уж непреодолимая. Кажется, она довольно проницаема.

Наконец заговорила Маттея:
 – Я думаю, что ключ ко всему – эта книга. Конечно, можно предположить, что Рику от кого-то сбежал. Но он держал в руке книгу. Может быть, он вовсе не убегал, а просто пытался уберечь книгу от преследователей. Джоджо, разве он не сообщил тебе что-то в этом роде?
– Да, точно, – ответил Джоджо, – он все время шептал «они не должны ее получить».
– Итак, – продолжила Маттея, – книга. Именно книга является ключом ко всему. Это наша связь с Рику, и я надеюсь, что она является нашей связью с миром, в котором сейчас находится Рику.
– Точно, – воскликнул Джоджо, – так и есть. Ключ находится в книге. Это двойной ключ. С одной стороны, содержание книги, надеюсь, поможет нам узнать что-нибудь о мире, в котором сейчас находится Рику, то есть тот Рику, который только что с нами разговаривал. С другой стороны, возможно, физическая книга поможет нам найти путь к физическому Рику, я имею в виду его тело и душу.
– Согласен, – сказал Марк, – но должен признаться, что сейчас я не могу полностью сосредоточиться на спасении Рику, потому что ужасно голоден. Мы забыли взять с собой еду.
– Забывать – полезно для здоровья, – воскликнула Лючия, – но я не забыла. Хотя и представить себе не могла, что окажусь в лесу и останусь здесь так надолго.
– Я тоже хочу есть, – вмешалась Маттея, – но полагаю, что Джоджо скоро угостит нас прекрасным блюдом.
Джоджо встал. Потянувшись, он сказал:
– Я не собираюсь вам ничего подавать. Вы уже сидите за столом. Но я отведу вас в кладовую. Пойдемте, я покажу вам место, где мы с Маттеей нашли землянику.

Главы 8-18 отсутствуют в отрывке для ознакомительного чтения

Глава 19. Оракул из розария

Они шли вдоль стены, о которой Маттея рассказала им в лесу. Утреннее солнце стояло еще низко, но желтый песчаник уже поблескивал в его лучах.

– Надеюсь, все получится, – немного нервно сказала Маттея, – старая Сюзанна из «Женщин рококо» все для меня организовала. Нам нужно только вовремя постучать в дверь. Нас ждут.

Вскоре они подошли к двери. Марк постучал, и дверь слегка приоткрылась. В проеме стояла высокая стройная женщина с белоснежными волосами, одетая в белый халат. Она молча посмотрела каждому из них в лицо, взглянула на каждого ярко-голубыми глазами. Затем она широко распахнула дверь, чтобы они могли войти. А потом, закрыв дверь, повернулась к ним и наконец заговорила.
– Добро пожаловать в Сен-Лье де ла Ланс. Добро пожаловать в наш монастырь. Я – Фемида, хранительница роз. Я знаю ваши имена: Маттея, Лючия, Марк и Джоджо. Но не знаю, какая душа с каким именем связана.

Маттея шагнула вперед.
– Я Маттея, – сказала она.
– Да пребудет с тобой радость, Маттея, – сказала Фемида и протянула руку. Маттея не знала, что делать и что говорить.
– Да пребудет с тобой радость, Фемида, – ответила она, пожимая руку Фемиды, которая долго смотрела ей в глаза, пока длилось это рукопожатие.

Теперь вперед вышла Лючия.
– Я Лючия, – сказала она.
– Мир тебе, Лючия, – приветствовала ее Фемида и тоже пожала ей руку.
– Мир тебе, – ответила Лючия, следуя примеру сестры. И Фемида также долго смотрела ей в глаза, прежде чем отпустить руку.

Марк шагнул вперед.
– Я Марк, – сказал он.
– Да пребудет с тобой покой, Марк, – произнесла Фемида.
Джоджо вышел вперед последним.
– Я Джоджо, – сказал он.
– Да пребудет с тобой любовь, Джоджо, – приветствовала его Фемида и протянула руку. Джоджо пожал ее и почувствовал, насколько мягкой была ее кожа и насколько крепким было рукопожатие. Он не ожидал такого от этой старухи.
– Да пребудет с тобой любовь, Фемида, – ответил он, следуя примеру остальных.
Через их рукопожатия встретились их слова, охватили друг друга, обняли и соединились. Они поднимались над их головами, расширяясь, пока наконец все пятеро не оказались в куполе – куполе, образованном из слов любви. Этот купол соединил их между собой и одновременно с – монастырем, на земле которого они сейчас стояли, с воздухом вокруг и утренним солнцем в вышине. Но купол не связывал их со временем. Казалось, время исчезло. Прошлое и будущее исчезли, перестали существовать.

Фемида отпустила руку Джоджо, и вместе с этим растворился этот удивительный купол любви. Время вернулось.

Они стояли на краю большого сада, который позади них и с севера был огорожен высокими стенами. С запада сад ограничивало высокое здание, а с востока – церковь. Постройка и внешние стены были сделаны из желтого песчаника и тепло светились в лучах солнца. Большой внутренний двор, образованный ими, представлял собой море зеленых розовых кустов, на которых танцевали цветки роз – красные, желтые, бледные и ярко сияющие. Перед ними был большой розарий, в котором розы росли на множестве прямоугольных клумб, разделенных узкими дорожками желтого гравия.

– А теперь вспомните на мгновение о том, кто создал все это, – заговорила Фемида. – Он сделал так, чтобы трава росла для животных, и пшеница – для людей, чтобы люди могли получать от земли хлеб, и услаждающее вкус вино. И еще он дал расти розам, которые радовали сердца людей. Но трава и скот исчезли. Земля не дает ни хлеба, ни вина, и только розы по-прежнему живут в этом тайном саду. Мы сохранили их, чтобы они наслаждались ночным лунным светом и предутренней росой. Мы сохранили их, чтобы они пробуждались с первыми лучами солнца. Здесь все еще можно найти нежные робкие бутоны, окутанные густой зеленой листвой, словно не решающиеся раскрыться. Здесь вы сможете увидеть, как набухают и распускаются почки, открываясь солнечным лучам. Здесь все еще можно ощутить золото ароматов, созревающих в глубоких колодцах цветов, и почувствовать, как их запах поднимается и устремляется в небо. А потом вы увидите, как лепестки роз устало облетают на зеленую подстилку из листьев.

Их не мучает дождь, они не страдают от жары. Я лелею их, забочусь о них. Я сохраняю то, что пришло к нам от древних, берегу все это для тех, кто еще не родился. Поприветствуйте меня – окиньте взглядом мой розовый сад. Посмотрите на развесистый куст шиповника с множеством нежных цветков. А вот и дикая роза, ее листья пахнут свежими яблоками. Посмотрите, винную розу, взгляните на благородные розы, как гордо стоят они по одиночке, обратите внимание на одну из них, с желтыми лепестками. Ее называли радостью, миром, ей давали много имен.

Фемида вела их по розарию и показывала свои розы: белые, розовые, желтые, красные и даже почти черные. Около некоторых из них она останавливалась, смотрела на них с любовью и вдыхала их аромат.

Наконец она подошла к одиноко стоящему креслу в центре сада, повернулась к северу, потом к югу и сказала:
– Поднимись, северный ветер, проснись, южный ветер, пролетите по моему саду, чтобы струился аромат моих роз.

И действительно, ребятам показалось, что поднялся ветер, что он закружил по саду, унося с собой ароматы самых разных роз: немного лимонного запаха здесь, нотка персика там, и еще что-то фруктовое, шлейф ароматов яблока и ванили и, конечно, мягкий, пудрово-сладкий, аромат, присущий всем розам. Ветер кружил вокруг Фемиды и приносил ей ароматы сада, а она вдыхала их и поднимала руки, а потом опустилась в кресло, закрыла глаза и спросила:
– Что привело вас ко мне? Что привело вас в этот сад?

Маттея начала рассказывать свою историю: рассказала о лесе, о том, как они встретились, о масонах, об Аримане и о совершенно безуспешной попытке помочь Рику вернуться в свое тело. Она рассказала об их беспомощности и отчаянии.
Фемида сидела в кресле с закрытыми глазами. Она ни о чем не спрашивала, не двигалась. Она просто слушала.

Когда Маттея закончила свой рассказ, Фемида снова открыла глаза, но ничего не сказала. Некоторое время она молча сидела в кресле и не смотрела на ребят. Она смотрела на множество роз вокруг себя. Порой она обращала глаза к солнцу, а потом снова взор к розам. Наконец она заговорила:
– Вы действительно хотите освободить Рику? Неужели вы хотите встретиться лицом к лицу с ужасным Ариманом? Вы похожи на нежные бутоны роз, которые никогда еще не раскрывались навстречу солнцу. У вас нет шипов, чтобы уберечься от твердой руки Аримана. Он схватит вас и раздавит между пальцами, от вас не останется ничего, кроме аромата, в котором больше ощущается зелень листьев, чем тяжелая сладость красного цветка.

В глазах Маттеи промелькнуло что-то похожее на возмущение, но голос ее был спокоен:
– Мы не хотим противостоять Ариману, но мы хотим освободить Рику. От этого зависит больше, чем наши жизни.

Остальные согласно кивнули, а Фемида смотрела на них по очереди. Казалось, она грезит, но в то же время взгляд ее был пронзителен, словно она видела в ребятах то, о чем они сами ничего не знали. Затем она тихо вздохнула и сказала:
– Тогда вам придется отправиться в путешествие, какое никто до вас не совершал, в путь, который должен пройти один, но остальные будут сопровождать его, чтобы он мог вернуться после пережитого.

Она снова тихонько вздохнула, а затем продолжила:
– Много лет я надеялась, что кто-нибудь спросит меня об этом путешествии. Я надеялась на это для мира и боялась за путешественника, потому что это странствие опасно. Оно ведет к концу этого мира, а конец этого мира – смерть. Снова и снова один должен уходить за этот край, снова и снова другие должны возвращать его обратно, пока вы не достигнете Шамбалы. Там лежит серебряный ключ силы. Только с его помощью вы сможете противостоять Ариману.

Она долго и пристально смотрела на каждого по очереди. Наконец, взглянув  Джоджо в глаза, сказала:
– Джоджо, ты и есть тот самый, кто готовился к этому путешествию долгое время, больше, чем всю жизнь, даже если уже ничего не знаешь об этом. Теперь ты должен идти. Но тебе не вернуться живым без помощи спутников.
– А что это за место – Шамбала? – спросил Джоджо.
– Еще древние много говорили об этой земле, которая уже давно исчезла, и с душевной тоской называли ее Шамбалой. Первоисточником силы называли они ее, и последние из видевших ее, созерцали Шамбалу как бы сквозь туман. Тысячи лет назад она окончательно исчезла, и с тех пор ничьи глаза не видели ее, но говорят, что она появится вновь, земля, которая есть и которую человек снова должен будет научиться видеть. Об этой земле не сохранилось даже сказок, а между тем в ней заключена вся необходимая вам сила. Она скрыта от взора человека. Шамбала была, Шамбала есть, Шамбала будет снова рядом с человечеством. Старые пути больше не ведут в Шамбалу, а новый путь только что пролег перед вами. По нему еще никто не ходил. Но существует и проводник в эту страну. Никто из живущих никогда не видел его, но тот, кто увидит его, поймет, что увидит и землю Шамбалы. Ибо проводник укажет ему путь.
– А откуда ты знаешь, что это я? Откуда ты знаешь, что я найду проводника? И где я его найду?
– Я знаю, потому что вижу, что вместо тени у тебя свет. До сих пор у всех людей была только темная тень. У тебя тоже есть тень тьмы, но вокруг нее есть вторая тень, «тень света». Вот как я это вижу. Я знаю, что ты найдешь проводника, потому что вижу его отражение в твоих глазах. Не знаю, где ты его найдешь, но знаю одно: твой путь начинается здесь, в розовом саду. На своем пути ты должен быть подобен свету. Но знай, что свет светит, а не звучит. Вещи проявляются в свете, но они не говорят от имени света. Поэтому береги свой голос, когда что-то будешь видеть. Глупый вопрос уничтожает ответ.

После этого Фемида повернулась к Марку и сказала:
– Все принадлежит земле. Лишь изумруд посылает Бог своим детям, чтобы они жили его светом. Только он останется целым и невредимым, чтобы спасти тебя и твоих близких.

После этих слов она высвободила руку из-под мантии, и в ее ладони лежал зеленый изумруд. Она протянула его Марку, который принял его с легким поклоном.

Затем она повернулась к Маттее и сказала:
– Говорю тебе, он может победить сирен. Он будет уходить и возвращаться и никогда не погибнет от их рук, если только доверится рубину.

Маттея получила в подарок сверкающий красный рубин.
Наконец Фемида повернулась к Лючии и сказала:
– Скажи ищущему, что прекрасно построенный дом пал. В нем больше нет пристанища, священный лавр увял, источники навсегда иссякли, журчание воды прекратилось, а свет уступил место тьме. Будущее сокрыто лишь в бледной синеве сапфира.

С этими словами она достала из глубины своей мантии синий сапфир и протянула его Лючии.
– Теперь идите, – сказала она, – я не смогу рассказать вам большего, ибо сказать больше нечего. Но я хочу, чтобы вы знали, что из этого сада ведут трое ворот. Они называются Изумрудные, Рубиновые и Сапфировые ворота. Они ведут только из сада. Через них вы никогда не попадете внутрь. Войти в сад вы сможете только через ту маленькую дверь, через которую пришли. Когда вы постучитесь в нее, я буду там, чтобы открыть. Но я не буду говорить.
После этих слов она повернулась и пошла прочь через розовый сад, приблизилась к церкви, открыла дверь и скрылась за ней.

Они остались вчетвером одни в розовом саду.
– Что нам теперь делать? – спросил Джоджо, несколько растерявшись. – Она так много рассказала нам, произнесла так много загадочных слов. Она дала нам драгоценные камни, почти как еду в дорогу, но не сказала, что делать дальше.
Лючия рассмеялась, но это был нервный смех.
– Она не сказала нам, что делать дальше, однако это следует из всего, что она сказала. Если мы хотим выбраться из сада, то должны пройти через одни из трех ворот с драгоценными камнями. Вопрос лишь в том, через какие.

Остальные молчали, и наконец Марк ответил:
– Я был первым, кто получил дар – изумруд. Поэтому полагаю, что сначала мы должны пройти через Изумрудные ворота.
– Я тоже так думаю, – согласилась Маттея, – посмотрите на стену вон там. Она находится напротив той, через маленькую дверь в которой мы сюда пришли. И в этой стене ворота.

Они подошли к стене с тремя одинаковыми воротами: остроконечные каменные арки, две створки, сходившиеся в центре. Арки были украшены множеством маленьких каменных фигурок. Здесь были собаки, жабы, драконы, львы, орлы, змеи и фантастические существа с ужасными гримасами.

Лючия внимательно рассматривала их всех. Наконец она сказала:
– Единственное, что я могу различить в этом беспорядке, – это лев на своде ворот слева. В центральных воротах – орел, а в правых – корова или что-то в этом роде.
– Ну да, сплошные камни, но никаких драгоценных, – разочарованно сказал Джоджо.
– И дверных ручек тоже нет, – отозвалась Маттея, – даже если мы найдем нужные ворота, как мы их откроем?
– Ну, я вижу рядом с каждыми воротами свисающую цепь. Полагаю, за нее нужно потянуть, тогда где-то звенит колокольчик и кто-нибудь приходит, чтобы открыть, – сказал Марк.

Он подошел и внимательно рассмотрел цепи. Затем рассмеялся и сказал:
– Решение какое-то уж слишком простое. В левых воротах в ручку колокольчика вставлен зеленый камень, в центре – красный, а в правых – синий. Если это настоящие драгоценные камни, то это самая странная оправа, которую я когда-либо видел. Обычно драгоценные камни висят на драгоценных цепочках их вставляют в золотые кольца, короны, диадемы. В любом случае, давайте просто позвоним в колокольчик у левых ворот.

Они последовали его совету, подошли к левым воротам, и Марк потянул за цепь. Ничего не было слышно. Створки бесшумно распахнулись, и они вчетвером прошли под сводом, и ворота закрылись за ними. Ребята оказались на пустыре.

Лючия нервно рассмеялась во второй раз:
– Ну, я ожидала, что за этими таинственными воротами будет что-то другое, например, заколдованный лес, сад или еще что-нибудь. А это просто пустырь, как и везде вокруг города. Теперь нам предстоит пересечь его средь бела дня. Мы никогда раньше так не делали.

Они направились прямо к лесу, не зная, ведется ли наблюдение за пустошью. Но такое даже представить себе было трудно, когда весь мир жил в мире шлемов реальности. Тем не менее, это было неприятное ощущение. Они постарались как можно быстрее миновать пустошь позади и остановились передохнуть, лишь укрывшись среди деревьев.

– А что теперь? – спросил Джоджо. – Очевидно, я начал свое путешествие на край света. Жаль только, что Земля – шар, и если мы будем долго идти по прямой, то вернемся на это же место. С таким же успехом мы могли бы остаться здесь.

Он рассмеялся, но в этом шутливом смехе прозвучало еще нечто. Это был страх. Медленно он выползал из смеха, стекал на землю и распространялся вокруг них. Он расползался по земле, как лужа, которая становилась все больше и больше, окружая их всех. Потом страх медленно пополз по их стопам, по голеням и икрам – все выше и выше. Было сыро, холодно и тихо. Все делали вид, что ничего не замечают.

– Раньше люди верили, что край света заколочен досками, – сказала Маттея, – по крайней мере, так говорится в сказках. Приходится верить, что люди просто построили где-то деревянный забор и сказали: «Это конец света», и предел этот они положили себе сами.

Остальные молчали. Никто из них не решался повторить то, что сказала Фемида. «Конец света – это смерть», а ведь Джоджо должен был отправиться за эту границу.

Наконец Марк сказал:
– Не волнуйся, Джоджо, изумруд у меня в кармане.

Остальные громко рассмеялись, но этот смех был похож на возглас испуганного мальчика в темном лесу.

– Мне кажется, там, на склоне, лес редеет, – сказал Джоджо. – Давайте пойдем туда. Там должно быть что-то особенное. Иначе мы бы сюда не пришли.

Он поднял с земли длинную ветку:
– А вот и мой посох.

И все пошли туда, где виднелся просвет. Там и в самом деле была поляна. Потом они поняли, что это не просто поляна, а остатки большого парка. Огромный прямоугольник зеленого луга тянулся вверх по склону, окаймленный древними дубами. Это были огромные дубы, из тех, что обычно стоят в одиночестве за городом, где ничто не мешает им разрастаться вширь и вглубь. Они раскинули свои огромные ветви во все стороны и не касались друг друга. Вдалеке блестела вода, а на вершине склона виднелся черный силуэт – должно быть, дом, большой дом, возможно, замок или дворец.

– Ну вот, – с облегчением сказал Марк, – теперь я все понял. Раньше там стоял дом правителя, а земли простирались до самого монастыря. Вот почему в стене трое ворот. Пойдем, поднимемся к дому.

Джоджо шел по лугу вместе с остальными. С ним что-то происходило. Почти незаметно в нем произошла какая-то перемена. Он мог говорить с Марком, мог волочить палку по влажной траве. Он чувствовал, как прохладный ветер касается его шеи. И все же что-то было не так. Конечно, он не мог ощутить влажную траву на конце палки, просто знал, что это так. Но теперь ему казалось, что точно так же он только лишь знает, что прохладный ветер гладит его шею, а не чувствует этого на самом деле. Ему казалось, что он все меньше и меньше ощущает себя в своей коже. Он постепенно выскальзывал из собственного тела и поднимался вверх. Вскоре ему стало казаться, что его собственное тело – это марионетка, а он – кукловод, который держит над ней руку и управляет ниточками, чтобы марионетка могла говорить, ходить и жестикулировать. Он говорил, и в то же время ему казалось, что он парит над своим телом и заставляет свой рот говорить. Его тело говорило, но на самом деле он находился над телом и заставлял его говорить. Он чувствовал, как ветер холодит его затылок, но это было скорее воспоминание. На самом деле он затылка не чувствовал, просто вспоминал прошлое, припоминал, каково это, когда ветер касается кожи. Он шел, и все же ему казалось, что он не идет, а направляет свое тело сверху. Это не было реальным ощущением. Это было осознание того, что его нога сейчас касается земли, потом поднимается вверх и на короткое время зависает в воздухе, чтобы снова коснуться земли.

Затем ниточки выскользнули. Он увидел, как тело рухнуло, как оно лежит на лугу, вцепившись руками в траву, с приоткрытым ртом. А сам он парил над ним и наблюдал, как мир медленно ускользает от него. Сам он пребывал в бесконечном покое, покое, превосходящем все его чувства. Его тело двигалось дальше без него. Оно удалялось от него. Оно опускалось вниз. И не только его тело, весь мир уходил вниз. Луг, Марк, Лючия, Маттея – все они опускались и становились все меньше и меньше. Вскоре он уже мог увидеть лес вокруг луга, весь город, страну, а потом прошел через голубой свод неба и увидел внизу всю планету. Земля тоже опускалась все ниже и ниже, превратившись в голубой шар, который уменьшался. Земля покинула его. Земля ушла, а он остался.

У него больше не было тела. У него больше не было глаз, чтобы видеть, не было ушей, чтобы слышать, он больше не чувствовал ногами мокрой луговой травы.
Все, что осталось от его тела, – это его воля. Теперь она было его новым и единственным телом. И это тело светилось теплом, излучало тепло в мировые просторы. Он не знал, где находится. Он знал только, что мир исчез внизу. Мир покинул его, он двигался дальше без мира. Он больше не мог идти тем же путем, что и мир, и поэтому покинул его.

Его отношение к жизни тоже изменилось. В городе, под шлемом реальности, он ничего не знал о жизни. Он был поглощен образами и звуками шлема. В лесу у него возникло ощущение, что жизнь дана ему извне. Он чувствовал жизненную силу, исходящую от согревающих лучей солнца, от прохлады прозрачной текущей воды, от золотых початков кукурузы в поле. Он впитывал ее с благодарностью, но пассивно.
И вот теперь, когда мир покинул его, он начал ощущать, как изнутри в нем бурлит сила возрождения. Теперь он оживлял себя изнутри. Не мир оживлял его – он оживил мир.

Земной шар начал менять цвет. Он больше не был голубым, как небосвод, который Джоджо так часто видел снизу, а засиял красноватым огненным светом. Сверкая и переливаясь, он приближался к нему, словно огненная звезда. И то, что встретило его, было сиянием космической мудрости.

Эта сияющая мудрость ошеломила его. Его словно затопило сознание и окружил сверкающий солнечный свет. И он не мог вынести этой яркости. У него больше не было глаз, но ему казалось, что он должен их закрыть. Он не знал, где он и кто он. Сознание было внутри него и в то же время вне его. Теперь он был полностью погружен в свет мудрости. И мудрость, в которой он находился, переполняла его. Был ли он теперь похож на каплю дождя, которая падает в океан и поглощается им? Он не хотел этого. Он должен был бороться с этим. Он не хотел быть поглощенным этим морем мудрости. Но как он мог бороться с мудростью, если сам был мудростью? Как капля могла бороться с океаном, если сама была водой? Как она могла бороться со светом, если сама была светом? Мудрость продолжала захлестывать его, раз он ничего не мог с ней поделать. Он потерял мир. Теперь он рисковал потерять себя. И борьба тут бы не помогла. Как дождевая капля может бороться с океаном? Был только один путь. Он должен был соединить внутреннюю мудрость с мудростью вне себя, как соединяются слова в предложении, в то же время оставаясь раздельными. Он должен был оставаться самим собой, хотя был сделан из той же ткани, что и все вокруг. Он должен был сам стать ткачом. Он должен был сплести вокруг себя оболочку мудрости и света, отделив себя от мудрости и света вокруг. Тогда он бы не был каплей, которая теряет свое существование в океане. Тогда он бы не был лучом света, который восходит и заходит в ослепительном свете солнца. И он начал ткать, ткать. И чем больше он ткал и ткал, тем больше сияние вокруг него тускнело, и он снова смог что-то разглядеть. Он увидел светящуюся, мерцающую звезду. И эта звезда-земля была похожа на экран, на котором появлялись картины.

Он присмотрелся к этим внимательнее и увидел, что это были картины из его жизни. Он видел себя малышом в сером детском комбинезоне, увидел, как встал на ножки, держась за ногу матери. А вот он с родителями сидит за серым столом в серой кухне. Они праздновали его одиннадцатый день рождения – в виртуальной реальности, конечно, потому что на всех были шлемы. Он видел себя в школе, то есть одиноко сидящим в своей комнате в шлеме. Видел, как борется с Маттеей в лесу. Удивившись, он понял, что образы незаметно для него изменились. Они больше не появлялись на экране-земле, но стали похожи на огромные декорации в старомодном театре, которые можно было перемещать на сцене по мере необходимости.

– Джоджо, – в ужасе закричал Марк, – Джоджо, что ты делаешь?

Джоджо молча опустился на землю. Маттеа и Лючия шли впереди, и сейчас обернулись на крик Марка и побежали обратно. Джоджо неподвижно лежал на земле, со слегка приоткрытым ртом и закрытыми глазами.

– Ради всего святого, что случилось? Он упал в обморок? – заикаясь выпалила Маттея.
– Надеюсь, просто потерял сознание, – ответил Марк. Тут ему вспомнились тренировки по дзюдо. Он должен был проверить, дышит ли Джоджо. Надо было найти что-нибудь, что могло бы запотеть от дыхания. Он взял первое, что попалось под руку – свой изумруд, и поднес его ко рту Джоджо.
– Я не знаю, не знаю, – сказал Марк, – ничего не конденсируется. Может быть, изумруд просто слишком теплый, потому и не запотевает от дыхания. Он пытался нащупать пульс на сонной артерии и не заметил, как кто-то легонько взял его за другую руку – ту, что все еще держала изумруд, – и осторожно, очень осторожно стал пригибать ее вниз, пока рука не легла вместе с изумрудом на грудь Джоджо, прямо над сердцем.
– Я чувствую пульс, слабый, и он все ослабевает, становится медленнее. Паузы между ударами все длиннее и длиннее.
– Мы на краю света, – закричала Маттея, отпустив руку Марка. – Джоджо зашел за край света, а мы не знаем, как его вернуть.
– О, мы знаем, – сказала Лючия каким-то ледяным голосом. – Мы знаем. Мы уже делали это несколько раз – с Рику.

И она начала говорить слова, которые всегда произносил Джоджо, которые все они знали наизусть. Они произносили эти слова много-много раз.

В начале было Слово, и он был Словом, и Слово было им. Все, что появилось, появилось благодаря Слову, и без Слова ничто не появилось. В нем жизнь, и жизнь есть Свет человеков. И Свет сияет для людей во тьме, но люди не видят его.

Марк сделала паузу. Все молчали, внутренне следуя этим загадочным словам, которые были так непонятны. Они не просто чувствовали слова. Они произносили их как молитву. Они просили слова прийти к ним и дотянуться до Джоджо, который, казалось, вот-вот покинет этот мир, дотянуться, чтобы вернуть его. Лючия снова и снова произносила слова вслух. Снова и снова, а остальные сидели молча, слушали текст и молили, молили.

– Мы должны стать сильнее, – сказала Маттея, сама не зная почему. – Мы должны приложить руки к его телу, наши теплые руки.

Вдруг Марк сказал:
– Кто-то идет на помощь. Не знаю, слышишь ли ты. Я слышу. Слышу – это, наверное, не то слово. Я слышу постукивание, как если бы ударял одну палку о другую. Я слышу что-то внутри себя, но это не внутри меня. Оно снаружи, я его не придумываю, оно так же реально, как звук удара двух палок друг о друга, но оно не проявляется снаружи в мире. Он находится снаружи, в мире, и проявляется внутри меня.

Я слышу тихое гудение дубов там, где они стоят в тени леса. Я слышу серебристый смех буковых деревьев, когда их обдувает ветер. Я слышу треск елей, их хихиканье и шепот. Но вот приходит ветер, их повелитель, гул и смех стихают, все журчание смолкает. Как будто дирижер выходит на сцену, и музыканты перестают настраивать свои инструменты и играть маленькие пассажи, становятся тихими и внимательными. Он поднимает руки, и дубы, пробудившись, издают мягкий густой звук. Я не знаю, действительно ли он здесь или просто объявляет о себе. Но он существует, он нарастает, становится громче, мощнее, превращается в ревущий органный звук, снова затихает, а затем замирает тихой глубокой нотой – и уступает место песне буков. У буков голос гораздо более высокий, серебристый, но при этом теплый и наполненный радостью. Это радость от солнечного света, который они хранят в своих стволах. И эта радость звучит ярким и теплым дополнением над основным тоном дубов. Теперь мастер пробуждает ели. Они звучат хрипловато. Это похоже на то, как человек, не умеющий играть, проводит по струне виолончели смычком. Звук уже есть, но в нем слишком много скрежета и трения. Но постепенно пробуждается и звук. Он поднимается над трением и скрежетом и наполняет воздух своим чистым голосом. В его звучании есть что-то пронзительное, что-то, повествующее о первобытной боли, которая стала красотой, красотой, простирающейся от забвения прошлого до незнания будущего. Шелест листьев смешивается с этой триадой. Коричневые, мертвые листья шелестят на земле внизу. Они шипят и шепчут, как морские волны, тихо набегающие на песчаный пляж, а затем уходящие обратно в океан. Они улавливают ритм моря, перешептываются и раскачиваются взад-вперед под звуки деревьев. Теперь им отвечают зеленые листья на верхушках деревьев. Сначала они тихонько шелестят, словно человек, не умеющий играть на флейте, дует в нее. Вы слышите дуновение, но пока не слышите звука. Потом они набираются смелости, становятся четче, превращаются в звук, радостно танцующий ритм. Теперь все готово, и мастер смотрит на меня. Теперь я должен петь.

И Марк запел. Слова просто пришли к нему, пришли в его сердце, поднялись в горле, и, проплыв над телом Джоджо опустились на землю к Маттее и Лючии. И девушки подхватили песню, соединив свои голоса со словами Марка, как только те зазвучали. Они подпевали его мелодии, как только она сложилась. Они прижимали свои теплые руки к телу Джоджо и пели вместе со всей силой леса.
На Джоджо смотрели огромные декорации старомодного театра, но одну из картин он не мог узнать. Она была новой, огромной. Он увидел свое тело, лежащее на земле, и сидящих вокруг Маттею, Марка и Лючию. Все они пели, положив руки на его тело. А на его груди сиял зеленый изумруд.

Джоджо шагнул в этот образ, стал частью этой картины. Он больше не видел себя на картине, он был внутри нее и видел все из своего тела. Он увидел их, сидящих рядом, чувствовал их руки на своем теле и слышал их пение. Они пели древнюю песню, которую выучили где-то, даже не подозревая об этом.
Джоджо изумленно открыл глаза, и все умолкли.

– Продолжайте петь, – сонно произнес Джоджо. – Пойте дальше, это было так прекрасно.
– Нам больше не нужно петь, – ответил Марк, – теперь ты снова с нами.
– С тобой все в порядке, Джоджо? – спросила Маттея дрожащим голосом. – С тобой все в порядке?
– О, я в полном порядке, – ответил Джоджо, улыбаясь, – просто ненадолго отлучился.
– Ненадолго? – ответила Маттея, прижав ладонь к его лбу. – Ненадолго? Мы думали, ты умер. Ты просто был в обмороке? Потерял сознание?

Джоджо улыбнулся и ответил:
– Нет, я не терял сознания, вовсе нет.

Джоджо рассказал им, что с ним произошло, и все слушали его и молчали. А потом все рассказали ему, что было с ними, а Джоджо молчал и слушал.

Наконец Марк нарушил молчание:
– Я думаю, нам пора домой. На сегодня мы сделали достаточно. В среду пойдем к масонам. Нам нужно будет просто гулять по лесу и следить за городской стеной. Это должно быть недалеко от того места, где Лючия и Маттея сворачивают к дому, не так уж и далеко, а остальную дорогу мы знаем.

После этого они встали и отправились в обратный путь – домой.