Мозаика
Будни её сложились незамысловатым пластмассовым цветочком, как будто их складывал прилежный, усидчивый ребёнок, также склонный к обжорству сладостями.
Но, бывало ребёнок этот, когда цельный лесной орех из шоколадной конфеты застревал в зубах, взбрыкивал и ломал картинку цветочка, разбрасывая элементы мозаики по всей детской.
Тогда в магазине выяснялось, что любимую «Миндальную радость» не завезли, а на вопрос, когда завезут, Нине Ивановне равнодушно пожимали плечами и отвечали, что это никому неизвестно.
- Ой, как же я без батончиков-то буду, а? – жаловалась она полной продавщице с крупными серьгами в ушах. – Что ж случилось то, а?
- Водитель заболел, - отвечала продавщица, думая о своём.
- Ой, бедненький, как же он теперь будет, а? А вдруг серьёзно заболел, вы не знаете?
Полная продавщица переставала думать о своём и включалась в судьбу несчастного водителя, словно ребёнок, впервые засевший за собирание из мозаики пластмассового цветочка.
- Серьёзно заболел, серьёзно, - кивала продавщица. – Пришёл к терапевту с кашлем, а оказалось воспаление лёгких, в больницу его положили на месяц.
- Ой, бедненький, как же он в больнице-то будет, а? – охала Довбня. – Целый месяц же прожить надо на больничных супчиках. А вдруг жена ему котлетки приносить не сможет, как же он будет, а?
- Ничего, сейчас в больницах сытно кормят, не то, что раньше, - уверяла продавщица. – Даже котлетки каждый день с кашей перловой дают. А жене котлетки жарить некогда, у неё работа. Возьмите «Чик-О-Стик», они тоже с кокосом.
Нина Ивановна покупала сто граммов неизвестных ей шоколадных конфет и плелась дальше, в магазин «Канцтовары», где располагался отдел ксерокопии, чтобы откопировать на одном листе первую и последнюю запись в трудовой книжке.
Копия была ей не нужна, стоила она шесть рублей, а поводом к коллекционированию трудового стажа был откормленный вислоухий кот со сложенными вперёд и вниз ушами, который широко расставленными, золотистыми глазищами так внимательно рассматривал с монитора клиентов ксерокса, будто приценивался.
– Ой ты бедненький, кто ж тебе ушки-то отрезал, а? Как же ты без ушек-то будешь, а? – сложив копию, причитала Нина Ивановна, гладя плотные экранные щёки.
– Это особая порода, – отвечала невозмутимо оператор ксерокса, включаясь в игру, словно ребёнок, которому за хорошее поведение купили мозаику. – В трёхнедельном возрасте им, как собакам, купируют уши. Мода такая.
– Ой, ой, – чуть не плакала сердобольная женщина, рассчитываясь. – Несчастный котик! Как же он без ушек-то будет, а? Вы не знаете?
- А зачем ему уши? – погружалась оператор в сложение пластмассового цветочка. – Уши нужны на охоте, чтобы по слуху ловить мышей, а кошек сейчас заводят для удовольствия, а для мышей покупают звуковые отпугиватели.
- Ой, бедненькие мыши, как же они напуганные-то живут, а? Вы не знаете?
- Нормально живут. Прогрызают входы в другие квартиры, где кошки с целыми ушами обитают.
Нина Ивановна ненадолго успокаивалась и возвращалась домой. Долго возилась с пуговицами драпового пальто, долго мучилась с застёжкой молнией на левом сапоге, долго не могла понять, закипел ли эмалированный чайник и выключала плиту только тогда, когда пар из носика поднимался в потолок угрожающим сизым столбом.
Нина Ивановна аккуратно срезала край целлофановой упаковки, выкладывала «Чик-О-Стик» в мельхиоровую конфетницу на ажурной подставке, наливала кипяток в побитую кружку, опускала пакетик цейлонского «Липтона» и чревоугодничала.
Несмышлёный ребёнок, между тем, наказанный за сломанный мозаичный цветочек лишением любимых «Тоффифи», не найдя разбросанные круглые элементы оригинальной мозаики, вдавливал в цветочек октагональные чипы от другой мозаики.
Когда «Чик-О-Стик» съедались, Нина Ивановна уже была уверена, что они ничуть не хуже «Миндальной радости» и брела в магазин за следующей порцией.
- «Чик-О-Стик» закончились, - разводила руками продавщица. – Не привезли сегодня. А когда привезут, неизвестно.
- Ой, так водитель всё ещё в больнице с воспалением лёгких лежит? Бедненький, как же он там, а? – сокрушалась Довбня.
- Его в другое отделение перевели, в гастроэнтерологическое, котлеток он больничных обожрался, вкусные больно, жене-то готовить некогда, у неё работа, график неудобный, с восьми до восьми, она так устаёт, что китайскую лапшу заваривает.
- Ой, бедненькая, как же она ею питается? Наверное, отощала, кожа да кости стала, теперь всю одежду менять придётся. Как же она будет, а?
- Ничего, справится! – уверяла продавщица, поглаживая купленное накануне новое платье, ладно облегающее похудевшую фигуру. - У неё зарплата большая, а на распродажах сейчас можно дёшево одеться. Возьмите «Леди День», они с кокосовой стружкой и сгущённым молоком.
Купив незнакомое ей сливочное суфле, Нина Ивановна шла в «Канцтовары» и изумлённо застывала возле высокой стойки, на которой покоился монитор для клиентов, а с экрана щурил золотистые глаза чёрный худой кот с длинными острыми ушами.
- Ой, что случилось-то с котиком? – не понимала Нина Ивановна, измеряя уши экранного кота указательным пальцем.
- Ему уши пришили, чтоб мышей ловил, - бесстрастно отвечала оператор. – Отпугиватели-то в цене взлетели, вот мыши обратно в квартиру полезли.
- Ой, бедненькие, как же они будут, а? – чуть не плакала Нина Ивановна. – Это же какая лютая смерть в зубах кота!
- Ну, не такая и лютая, - не соглашалась оператор. – Гораздо страшнее от обжорства умереть. Вот это самая лютая смерть!
Нина Ивановна шла в квартиру, долго расстёгивала акриловые пуговицы в форме цветка, с трудом стаскивала левый сапог, долго ждала, пока пар из чайника не начинал подвывать, как голодный кот.
Она выкладывала «Леди день» в мельхиоровую конфетницу, наливала кипяток в потасканную кружку, опускала вчерашний пакетик «Липтона», отрезала голубой зубчатый край суфле, доставала покрытый глазурью брусочек, жалостливо на него смотрела и возвращала обратно в конфетницу.
А несмышлёный ребёнок, повозившись и сложив из родных и чуждых элементов двух мозаик новый пластмассовый цветочек, получал долгожданную чашечку из мягкой карамели, наполненную кремовой нугой, и с удовольствием обжирался.
2023 год
Свидетельство о публикации №224040101556