Рассказы студенческих лет

РАССКАЗЫ СТУДЕНЧЕСКИХ ЛЕТ

Ц  А  Р  С  К  А  Я    В  Е  Р  А

…Шёл 1915 год, завершалось засушливое лето. Год был тяжёлый: Россия терпела поражения на фронтах, бастовали рабочие фабрик и заводов, неспокойно было и в деревнях. Хватало бурных событий и на бывших мальцовских заводах. Только что прошла очередная забастовка озлоблённых голодом рабочих, а тут новое событие: царь приезжает!
Что заставило самодержца заехать в такую глушь? Да ещё на столь печально знаменитые беспорядками радицкие заводы…Не для поднятия ли «патриотического духа», которого так не хватало изголодавшемуся русскому мужику?
Царь ехал на фронт. Стучали колеса поезда Его Императорского Величества. Было о чём подумать. Сбывалось предсказание Григория Ефимовича(1): Россия на глазах катилась в пропасть, гибла. Вспомнился Столыпин (2). Преданный был, надёжная была опора…Нет теперь таких. Хоть Ефимыч один успокаивает…А прав он, ой, как прав: все министры – дурачки! Некому поддержать трон…
Последние неудачи на фронтах волновали царя. Не мог он не думать и о беспорядках в России. Вновь подняли головы рабочие. И опять эти социал-демократы! Уж и на казённых заводах развоевались! Что за натура у русского мужика: ни мир, ни война его не успокоят! Радуется, небось, счастливчик Вика (3): у него не такой народ, по уставу живут…С ними можно воевать. – А эдак и победит, – подумал царь. – А как не победить, коли эти социалисты непрочь повернуть оружие в сторону своих же, русских, так ведь они агитируют рабочих? А что если повернут? Они ведь даже на самодержца покушаются?!
Николай тряхнул головой, поднял гранёный стакан и залпом опрокинул его. Водка сделала своё, в голове зашумело, вспомнились распутинские слова: – Не серчай, государь, выпей, и оно всё пройдёт: не будет зла, коварства и лихих людей!
Царь поцеловал крест, надетый ему на шею старцем Григорием, и успокоился.
…Чёрный дым приближавшегося паровоза волновал стоявших на перроне людей. Одни метались, расставляя уже в сотый раз вытянувшихся «в струнку» солдат, другие давали последние указания «примерным» рабочим, стоявшим закатив от страха глаза. И батюшка был здесь. Знали: набожен, богобоязнен государь, очень любит священников!
Да и не промах отец Серафим: знает, как царю услужить! Если бы не он – влипли бы в историю! Семён Герасимович, управляющий, хотел всучить мужикам хлеб-соль на рушнике, но батюшка вовремя вмешался: – Не гостя ведь встречаем. Хозяин, отец родной едет! Ковёр-то, ковёр до церкви постелить ему надобно. Да и оркестр не здесь стоит: чай не в голову-то звук отдавать должон!
Солдат отвели в сторону.
Управляющий не забыл и главное: – Мужички-то здесь стоят «примерные», в Бога веруют, бунтовщиков не чтут.
Далеко стоял остальной народ: всем к царю нельзя, возможны беспорядки…Толпу сдерживал целый полк солдат. Народ гудел, но на перроне было спокойно.
Стоявшие в отдалении рабочие с интересом смотрели вперёд: что-то будет? Одни завидовали «примерным»: поглядят на царя вблизи. Другие зло усмехались: – Продажные шкуры! Вон, Петька Ковалёв, и тот туда же! Не успел, сопляк, и двух лет проработать, а уже передовой!
Счастливчик Петька трясся всем своим грузным телом. – А как государь что спросит, а как не скажу: что тогда? Господь-Бог! Это тебе, Петька, не деревня, не коров пасти! Всем я статен: и у начальства на виду, и богобоязнен, и не пью! А вот не любят меня товарищи…Одни дурнем зовут, другие – «дятлом» – а те, вон, Киреичем величают…А какой я Киреич: двадцати годов, чай, нету ещё. А все эти пьяницы! – думал Пётр. Он до смерти не любил выпивох. – Они Бога не чтут, царя когда-то убили, как говаривал отец Серафим.
Не совмещались в уме неграмотного парня понятия «пьянство» и «вера».
…А царь всё «глушил».
– Но вот он паровоз-то, где же царь?
…Медленно открывается стальная дверца. Высунулся жандарм, за ним – священник в ризе («примерные» мужички неистово закрестились), генералы-то всё, генералы!
Петька, как полоумный, вытаращил глаза: – Да! Есть на что посмотреть! Золота-то сколько, золота! А где же царь? Вот он: все расступаются! Вместе с батюшкой идёт…Уж на ковёр ступил…
Присмотрелся Петька: ба! Царь точно как с серебряного рубля, подаренного ему Семёном Герасимычем на Рождество, глядит!
Николай не блистал золотом (привык к простоте – истинно русский нрав!): шёл в мундире защитного цвета, в высоких начищенных до блеска сапогах, с поблёкшими полковничьими погонами. Все буквально впились в него взглядами.
Загремела музыка – «Боже, царя храни…», – затянул хор, и мужики упали на колени. Солдаты, казалось, тянулись к царю. Скалили зубы лошади, подготовленные на всякий случай.
Петька задрожал и не сразу упал на колени, как стоявшие рядом с ним «примерные» мужики, что-то задержало его, он оцепенел от страха. В это время царь оглянулся, недобрый взгляд уколол мужика. И он грохнулся наземь изо всех сил. – Господи, помилуй, не угодил я, дурак, – ныл про себя Пётр. – Чай, Господь не простит: царь-то, ставленник Божий, осердился…
Но царь не думал о мужике. Мутными глазами он всматривался в преданные лица, как будто что-то искал. Самодержец выглядел осунувшимся. Его рыжие усы и борода свисали клочьями. Высокий лоб покрылся потом.
Отец Серафим подскочил под благословение царского священника. Тот небрежно перекрестил его. Но царь подошёл под благословение Серафима и поцеловал тому руку.
– Отец, государь, заступник наш! – бормотал в приступе патриотического восторга батюшка.
Николай проследовал в церковь. Старенькая, наскоро обновлённая приходская церковь умилила государя. С радостью вошёл он в сиявшее от свечей (обычно мрачное) помещение. Лики святых смотрели на него также сурово, как и в Успенском соборе.(4)
Царь искал глазами знакомые образы. – Так, северного письма…А это, неужели Дионисий (5)? Нет. Так, подделка…А это – Боровиковский (6)! Неплохо творил, хотя мужик был малороссийский. Мягкие черты Николая-чудотворца: образ-то не суров, но входит в душу…
Царь неплохо знал иконопись!
…Как не оттягивал время службы отец Серафим, да конец уж сам-собой наступил.
Выйдя из церкви, царь неожиданно остановился и потребовал к себе управляющего. Тот, непрерывно кланяясь, подскочил к нему и сразу же грохнулся в ноги.
– Встань и больше не падай! – громко сказал Николай. – Я хочу посмотреть завод, как живут рабочие!
…В заводских цехах не было оживления. У станков и печей стояли те же «примерные», успевшие вернуться после впечатлительной встречи с царём.
Николай проходил и спрашивал: – Как живёте? Довольны ли? Счастливы?
Вот он подошёл к Петру, пристально вгляделся в молодого мужика и хриплым голосом произнёс: – Как работа? По душе ли?
– Хорошо, государь, – пробормотал отяжелевшим языком Петька.
– Свернём ли мы шею германскому императору?
– Свернём государь, воистину свернём! – закрестился перепуганный мужик.
Царь приблизился, улыбнулся и буркнул: – Набожен…Хорошо! Иди-ка сюда! – подозвал он сопровождавшего его офицера с мешочком в руке. Тот вынул из мешка монетку. – Да не то, – сказал царь. – Крест ему дай! Набожен, настоящий русский мужик!
Слёзы потекли из глаз Петрухи, но вдруг его как будто окатило ледяной водой: от царя нестерпимо пахло водкой, тем перегаром, которым по утрам разило от Стёпки-пьяницы. Петьку передёрнуло: не во сне ли? Ба! Точно: пьян царь!
Золотой крестик тяготил шею. Всё расплывалось в каком-то тумане…
Царь ещё долго говорил с другими рабочими, дарил червонцы, часы, кольца, просил любить его, государя, Отечество, веру. Потом император со свитой удалились. Зашевелились рабочие, пришли и «крикуны». Теперь впустили всех: царь-то уже отбыл.
Соорудили какую-то трибуну, а с неё пузатый генерал стал агитировать за войну. Поднялся шум. Генерала окружили солдаты. Завязалась свалка.
Но Пётр не видел всего этого: перед ним стояли мутные глаза царя. Потом вспомнились слова злокозненного Васьки из социалистов, комитетчика: – Идёт война, гибнет на фронте народ, голод валит людей! А царь с Распутиным Россию пропивают!
Вот он идёт Васька!
– Ну, что, Петро, увидел свово царя-батюшку? Что, возлюбил его? У, боголюбец!..
Но тут он приумолк. Во взгляде Петра проскользнуло что-то отчаянно-злорадное.
– А ведь точно пропивает, дьявол! – пробормотал Пётр. – И ещё молится…
 И, внезапно почувствовав какое-то облегчение, какую-то силу освободившейся души, он сорвал с шеи царский подарок и с размаху швырнул его в печь.

П  Р  И  М  Е  Ч  А  Н  И  Я
 
(1) Распутин (Новых) Г.Е. (1865 – 1916) – развратный авантюрист при дворе Николая II.
(2) Столыпин П..А.(1862 – 1911) – царский премьер-министр, убитый эсером-террористом.
(3) Так называл Николай II германского императора Вильгельма, который был его двоюродным братом.
(4) Успенский собор – крупнейший памятник русской архитектуры XV века в Московском Кремле.
(5) Дионисий – древнерусский живописец XII века.
(6) Боровиковский – украинский живописец XVIII века.
1978  г.



Рассказы старого офицера

Я бережно храню у себя две толстые жёлтые тетради, оставшиеся от моего друга – старого отставного офицера. Михаил Иванович (так его звали) имел привычку записывать различные случаи, произошедшие с ним. – Пусть потомки почитают мои похождения, – говаривал он, – может это принесёт им какую-нибудь пользу в жизни.
Потомков у старика не было, даже родственников не оказалось, и вот единственным наследником его сочинений стал я. Листая по вечерам страницы его записей, я вспоминаю о прошлом. Перед глазами встаёт образ весёлого, доброго человека, одинокого лишь в обывательском понимании, но так до конца никогда и никем не понятого. Вот некоторые из его рассказов.

Ж  А  Д  Н  О  С  Т  Ь     Ф  Р  А  Й  Е  Р  А     П  О  Г  У  Б  И  Т

…Когда я вошёл в вагон и почувствовал особый дорожный запах, окунувший меня в атмосферу обыденной жизни командируемых, тоска и скука ушли куда-то прочь. Вместе с приливом энергии я ощутил радость будущих событий, обещавших новизну.
В одном купе со мной оказались двое мужчин. Один ехал из Сибири, другой – из Средней Азии. Они ещё раньше, до знакомства со мной, успели подружиться и теперь жили в тесном, спаянном микроколлективе. Одного из них звали Олегом, другого – Сергеем. Каково же было моё изумление, когда я узнал, что они оба едут не только в тот самый город, что и я, но даже по тому же назначению!
Будучи, как оказалось, коллегами, мы довольно быстро нашли общий язык. И Олег, и Сергей были значительно старше меня и опытней житейски, поэтому они могли рассказать мне немало интересного о своих путешествиях, командировках, в которых я был ещё новичок. В разговорах со мной старшие товарищи были непрочь подчеркнуть своё возрастное превосходство. Так, рассказывая об «ужасных» случаях краж и разбоев, случавшихся будто бы с ними в дороге, они обязательно говорили мне, что с моей неопытностью нужно быть особенно осторожным.
Такого рода «страхи», услышанные от них, заставляли меня в самом деле быть «настороже»: я с боязнью стал реагировать на любой стук в дверь, через каждые пятнадцать минут ощупывал карман пиджака, где были деньги. Весёлые соседи не могли не заметить этих моих движений и с улыбками между собой переглядывались.
Однажды Олег весело заметил: – Что это ты, старик, всё время щупаешь карманы? Уж не боишься ли ты, что тебя обворуют? Миллионы, небось, везёшь?!
А Сергей добавил: – Не надо быть таким жадным! Деньги – это сор! Они не главное в жизни. Подумай-ка лучше о чём-нибудь возвышенном. Хорошо запомни: жадность фрайера погубит!
И они громко захохотали.
Мне почему-то было не смешно, и последнюю фразу своего более опытного коллеги я действительно хорошо запомнил.
В общем, мы неплохо проводили в поезде время, оно летело быстро и незаметно…
Вскоре мы прибыли к месту назначения и через некоторое время уже пребывали в гостинице, которая, к нашей радости, была полупустой.
Привыкнув друг к другу в поезде, мы решили поселиться вместе и здесь. К всеобщему удовольствию, такая возможность нам представилась: номер на троих оказался свободным.
Началась наша трудовая жизнь командировочных. Вставали рано, шли питаться в ближайшее кафе, а затем – на работу. Вечером гуляли по городу. Иногда заглядывали и в ресторан. Вспоминая дорожные поучения своих товарищей, я старался не быть жадным. В ресторанах я расплачивался из своего кармана за всех, а мои товарищи поощряли такое усердие одобрительными возгласами.
Так без особых изменений шла наша жизнь, пока одно внезапное событие не прервало её монотонное течение.
…В тот погожий сентябрьский вечер нам не сиделось в номере. С улицы доносились звуки музыки, город блистал огнями. Всем захотелось погулять, и мы единодушно решили посетить ближайший ресторан, где и провести вечернее время. Задуманные планы были тут же реализованы, и мы через три-четыре часа уже возвращались назад, будучи навеселе.
На этот раз я окончательно и бесповоротно преодолел чувство жадности, в котором меня упрекали мои новые друзья. Расплатившись с официантом, я небрежно сунул все свои деньги не в бумажник бокового кармана пиджака, а в нагрудный карманчик, продемонстрировав тем самым своё презрение к деньгам.
Мои же товарищи, как обычно, пообещали расплатиться со мной потом, но, видимо, не желая унижать своего достоинства излишним вниманием к деньгам, вскоре забыли об этом…
Наутро мы встали как всегда рано. Ввиду того, что было солнечно и тепло, мы решили легко одеться, оставив верхнюю часть своего гардероба в номере.
Однако наше возвращение было безрадостным. Открыв ключом дверь, Олег вскрикнул: в комнате царил хаос. Наши чемоданы лежали раскрытыми на полу, там же валялись разбросанные во все стороны вещи.
Слава Богу, что воры не тронули нашу одежду, а вот бумажников с деньгами в оставленных опрометчиво пиджаках не оказалось. Стало ясно, что нас обокрали.
Мои товарищи очень болезненно переживали случившееся. Немедленно были вызваны служащие гостиницы, сотрудники милиции. Словом, все были подняты на ноги. Однако эти меры ни к чему не привели.
Лишь я один оставался безучастным ко всему происходившему. – Что ж поделаешь, – думал я, – как-нибудь доберусь до дома, а там переживём. Не Бог весть какие деньги…В конце концов, не умирать же из-за этого…
Так рассуждая, я надел на себя пиджак и решил пойти на улицу подышать свежим воздухом. Выходя из гостиницы, я полез рукой в нагрудный карман за расчёской и когда коснулся его, был приятно удивлён: все мои деньги оказались на месте!
Вот так завершилась эта история. Небрежность позволила мне избежать неприятностей, а расчётливость моих товарищей стоила им дорого. Выходит, прав был Олег: жадность действительно губит фрайеров!


К  Л  И  Н    К  Л  И  Н  О  М    В  Ы  Ш  И  Б  А  Ю  Т

В этот вечер мы засиделись допоздна. Домой идти не хотелось. Играли в бильярд, курили, разговаривали. Вспоминали различные забавные эпизоды из жизни, «травили» анекдоты.  Беседуя, мы затронули тему воспитания. Как обычно, старики подвергли резкой критике нынешнее поколение, молодые же – устаревшие взгляды стариков. Однако, несмотря на все споры и разногласия, мы, в конечном счёте, пришли к выводу, что добро всегда побеждает зло и что только добром можно добиться от человека совершения гуманных поступков. Только наш общий друг, отставной майор Пётр Петрович К., не вмешивался в этот разговор, а сидел и о чём-то про себя размышлял. Он вышел из этого состояния только когда разговор стал ожесточённым.
Спор теперь зашёл о воздаянии за зло. Одни утверждали, что основные меры борьбы с преступлениями – беспощадное наказание. Другие же считали, что зло можно победить, лишь ответив на него добром.
– Да это же толстовство! – возмущались их оппоненты. – Если вас ударят в правую щёку, подставляйте левую!
Вопрос разрешил Пётр Петрович. – Мое мнение такое, – сказал он, очнувшись от раздумий. – Всякое злодеяние должно жестоко и беспощадно караться. Только в этом случае человек сможет понять, что ничто, нарушающее покой честных людей, не пройдёт безнаказанно!
Старик замолчал и протянул руку за сигаретой. Кто-то зажёг для него спичку.
Воспользовавшись возникшей паузой, один из молодых людей попытался раскритиковать сказанные уважаемым человеком слова. – Как же так? Получается, что за каждый проступок нужно жестоко наказывать? – рассмеялся он. – Но ведь и порядочные люди совершают ошибки?
Пётр Петрович улыбнулся и, затянувшись, выпустил изо рта голубоватую струю дыма. – Вовсе нет, – сказал он. – Я не имел в виду честных и порядочных людей. Такие люди не портят жизнь другим, не воруют, не хулиганят. Я говорю о тех людях, которые не уважают никого кроме себя, считают, что им всё дозволено. Вот с этими-то негодяями и нужны беспощадные меры!…У меня в жизни была одна история, когда пришлось заплатить злом за зло, – продолжал он, – однако станете ли вы слушать меня, ведь уже поздно?
– Станем, конечно, станем, Пётр Петрович! – хором заговорили все, зная его как хорошего рассказчика.
– Ну, что ж, тогда я поведаю вам эту историю, – кивнул головой наш общий друг. – Это случилось, когда мне шёл семнадцатый год. Я познакомился с одной девушкой, жившей довольно далеко от посёлка, за лесом. И почти ежедневно я провожал её домой. К этим дальним прогулкам я привык, и они прочно вошли в мой ежедневный режим. Так продолжалось несколько месяцев, пока одна неприятная история не положила этому конец. …Однажды, возвращаясь домой после очередного свидания, я обратил внимание на толпу, которая стояла вблизи лесничества. Парни громко разговаривали, некоторые указывали на меня руками. Сначала я не понял в чём дело, но, заподозрив неладное, участил шаги. Однако не успел я дойти до конца леса, как вдруг услышал окрик. - Эй, парень! Подожди!
Я остановился. Толпа быстро приближалась. Меня охватила тревога, но я взял себя в руки и, стараясь быть спокойным, спросил: – Что вы хотите?
– Чего ты тут шатаешься? – сказал, презрительно улыбаясь, рыжий долговязый детина, возглавлявший компанию. В его голосе слышалась угроза. Остальные молчали. Всего, как я заметил, в толпе было около двадцати здоровенных парней.
– Да вот, ходил к другу…, – начал объяснять я, но меня прервали.
– Как зовут друга? – буркнул рыжий.
– Сашкой, – неуверенно ответил я. – А фамилию я не знаю. Он живёт где-то тут.
– Да врёт он! – крикнул вдруг кто-то. – К девке он ходит! Ишь, жених тут выискался! Бей его, гада!
И не успел я опомниться, как толпа с рёвом набросилась на меня. Перед глазами мелькнула суковатая палка, и вдруг во мне что-то оборвалось.
…Я очнулся, когда уже село солнце и наступили сумерки. Тело страшно ныло. Ноги, испещрённые синяками, казалось, разбухли. С большим трудом я добрался до дома, приведя в ужас мать. Три недели пришлось проваляться в постели, пока не зажили все раны и ушибы. В милицию я обращаться не стал, хотя мать порывалась это сделать, потому как не желал стать посмешищем вроде жалобщика…
…Прошло с полгода. История уже стала забываться, но вот однажды, будучи в гостях у одного своего друга, я вновь её вспомнил. Произошло это так.
Один мой приятель только недавно вернулся из Риги, где отдыхал на морском побережье. Рассказывая о времени, проведённом там, он достал из своего альбома несколько фотографий, на которых была запечатлена его курортная компания. Я с интересом стал рассматривать фотографии и вдруг на одной из них узнал того самого рыжего парня, по указке которого я был нещадно избит.
– Кто это? – спросил я.
– А это…Колька С., – сказал мой друг и удивился. – А чего он тебя заинтересовал?
– Да так…, – ответил я, горя желанием узнать о нём поподробней. – Просто где-то видел его…А вот где? Не припомню…
Товарищ, не найдя в ответе ничего интересного, довольно равнодушно рассказал, что этот парень когда-то жил в нашем посёлке Стручкове, а вот совсем недавно, женившись, переехал в Брянск к своей жене. Он вместе с женой отдыхал в Юрмале, где они и познакомились.
– А адрес, адрес он тебе оставил? – спросил я, волнуясь.
– Оставил. Да зачем он тебе? – с недоумением глянул на меня приятель.
– Да знаешь, я кому-то отдал свою хорошую книжку, – соврал я. – Вроде бы ему…Да вот никак не могу теперь вернуть её!
– Ну, что ж, съезди тогда к нему, – сказал мой товарищ с сомнением в голосе и принёс блокнот с адресом.
На следующий день я решил отправиться в Брянск. Мне очень хотелось встретиться с тем Николаем и, если будет возможность, рассчитаться с ним за известную выволочку.
– Но как это сделать? Вдруг он будет не один? А может его и вовсе не будет дома? – лихорадочно думал я.
Наконец, в голову пришла довольно неуклюжая, но всё же вполне выполнимая идея: – Захвачу-ка я с собой пистолет?
Пистолет у меня был ненастоящий, а самодельный, игрушечный. Однако при поверхностном осмотре производил довольно внушительное впечатление. Его мне подарил друг нашей семьи, вернувшийся из поездки в Индию. Игрушка была безобидной и, хотя курок взводился как у настоящего боевого оружия, пистолет предназначался для хлопанья пистонов.
Зачем же мне понадобился этот «пугач»? А вот зачем. Своим юношеским умом, наполненным образами героев всевозможных детективов и кинофильмов о разведчиках, я сообразил использовать его для отпугивания возможных друзей своего врага, если они вдруг окажутся в его компании при моём появлении. В этом случае я, используя «пугач» как прикрытие, смог бы спокойно улизнуть. Если же он будет один, рассуждал я про себя, тогда пистолет мне не понадобится.
…Всю дорогу я размышлял о деталях мести и наметил, в конце концов, простой, но решительный план. Тогда я ещё не знал, что обстановка на месте приведёт меня к совсем другим действиям, и почти всё задуманное не сбудется.
…Нужный мне дом находился совсем недалеко от автобусной остановки по улице Почтовой. Это было большое одноэтажное здание, окружённое старыми липами. Дом утопал в тени деревьев. Рядом располагался яблоневый сад. Войти в дом можно было через крыльцо, выходившее в переулок. Время было полуденное, и никого из людей в переулке не было. Поразмыслив, что обстановка вполне подходит для реализации моих планов, я решил постучать в дверь. На стук вышла миловидная молодая женщина.
 – Видимо, жена, – подумал я и поздоровался: – Мне Колю…Можно?
– Коля! – позвала женщина. – К тебе тут парень пришёл. Проходите же в дом, – добавила она.
– Да нет, я только на минутку…, – пробормотал я. Вся моя воинственность улетучилась как сон. Желание отомстить обидчику пропало.
– Ну, как хотите, – сказала женщина и, улыбнувшись, вошла в дом.
Её улыбка ещё больше обезоружила меня, и я не знал что делать…
Вдруг из глубины дома до меня донёсся звук шагов, и я лицом к лицу столкнулся с тем самым рыжим парнем, встречи с которым искал…
Он не узнал меня и спросил, что мне от него надо. Речь Николая, резкая и не совсем гостеприимная, вызвала у меня в памяти прелюдию известной злополучной истории. Я вскипел. Кровь прилила к лицу. – Пойдём со мной, – сказал я хриплым голосом, волнуясь. Руки у меня дрожали. В желудке появился холодок страха. Страха не за то, что мой враг сможет расправиться со мной, но за то, что у меня ничего с ним не получится…
Отойдя от дома, я повернулся лицом к рыжему, который до этого шёл за мной небрежной походкой уверенного в себе человека, и спросил: – Не узнаешь меня, дружище?
Глянув  на меня, Николай вздрогнул. Не давая ему опомниться, я выхватил пистолет и громко сказал: – Ну, гад, прощайся с жизнью! Пришло время свести с тобой счёты!
Я взвёл курок и направил пистолет в сторону Николая. Откровенно говоря, я даже не знал, что делать дальше. На что я рассчитывал? Трудно сказать…
Но развязка произошла совсем неожиданно. То ли мой довольно странный вид так повлиял на парня, то ли треск взведённого курка, но рыжий верзила вдруг страшно покраснел, дёрнулся всем телом и…рухнул передо мной на колени. – Пощади! Смилуйся! – завывал он, барахтаясь в пыли.
– Нет тебе прощения! – высокомерно молвил я и, подскочив к своему обидчику, приставил дуло пистолета к его затылку. Напуганный парень оцепенел. Я же, разыгрывая комедию до конца, нажал на курок, пистон громко хлопнул и…рыжий замертво свалился на землю…
Сначала я подумал, что он притворяется, пнул его ногой, но, к моему ужасу, бедняга лежал без признаков дыхания.
Тут только я понял, что натворил! Моё сердце сжал страх не только за возможное наказание, но и за сам факт бессмысленного убийства! Стало тяжело дышать, в глазах потемнело…Я бросился бежать, стараясь хоть немного отвлечься от страшных мыслей. Но они не проходили…
Вернувшись домой, я закрылся и безвыходно просидел в своей комнате почти две недели. Друзья, приходившие ко мне, безуспешно звали меня на улицу и приглашали в гости, но я словно окаменел. В моей груди стоял какой-то комок, и моя совесть была неспокойна. Каждый стук в дверь вызывал во мне дрожь и мысли, что это пришли за мной. Только спустя некоторое время мои тяжёлые воспоминания несколько сгладились, и я стал приходить в себя. К счастью, эта история не получила печального для меня развития…
Пётр Петрович завершил свой рассказ и снова погрузился в раздумье.
Мы же, однако, не были удовлетворены концом истории.
– Неужели он, в самом деле, умер? Как же вам удалось избежать наказания? – посыпались вопросы.
– Увы, к моему счастью, я не стал убийцей, – сказал, закурив очередную сигарету, Пётр Петрович. – И узнал я об этом от приятеля, который дал мне тот злополучный адрес. Оказывается, пострадавший вовсе не собирался умирать, а лишь от страха потерял сознание. Он долго лежал в больнице, страшно мучился от поноса и стал заикаться…Но потом выздоровел и, даже более того, совершенно изменился! Тот самый молодой человек, который был грозой не одной деревни и соседей по улице, стал таким вежливым, скромным, обходительным, что его теперь приводят всем в пример! Вот ведь какова жизнь! Одних она заставляет сразу понять, что сильней всех не будешь и принуждает к уважению окружающих людей. Другим же надо обязательно получить суровую встряску, чтобы постичь, казалось бы, общеизвестные истины. Люди, духовное начало которых преобладает над животным, конечно же, не нуждаются в таких потрясениях. А люди иного склада? Что ж, клин клином вышибают!
Пётр Петрович улыбнулся и посмотрел на нас. В его голубых глазах засверкали весёлые искорки.
Мы же молчали, ибо его рассказ заставил нас задуматься…

1981 г.