Холод свободы... глава 16

Щепинские рассказы, или Яшкины были.

200- летию восстания Русской Гвардии - ПОСВЯЩАЕТСЯ  1825 - 2025г.г.
- семейная хроника -

                - Глава  шестнадцатая –

                -  ВОЗВРАЩЕНИЕ, ИЛИ ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА ЖИЗНИ -
               

Схороните меня в Храме!
В том, который так любил
Он в Иванькове красавец
Моё сердце покорил...

Князь Щепин-Ростовский Д.А.            
декабрь 1825 г.

Князь Дмитрий Александрович Щепин - Ростовский вернулся в родовое имение Иванково после каторги в начале января 1857 года,8 января, совершенно обессилен и измотан дальней дорогой и особо на него давило чувство вины пред семьёй, вынуждено оставленной им в Нижнем Новгороде, что из-за беспокойства о ней привело к резкому ухудшению самочувствия старика, здоровья и как результат всего тяжелой болезни, горячки. Здесь, правда необходимо, как я считаю, надо ещё раз повторить о взаимоотношениях в семье князя Дмитрия Александровича их великой заботе друг о друге и  настоящей неугасаемой меж ними любви. Это проявлялось, в особом, нежном отношении друг к другу князя и княгини, их детям, к тому времени ставшие уже довольно большими. Супруга,княгиня Екатерина Юрьевна, в девичестве Огаркова (1825-1880.10.)оставленная им с дочерью Елисаветой на отдыхе у родных, по деду, князя, купцов Евлановых, в Нижнем Новгороде. История их родственников, семьи Евлановых была обычная. Породнились они, с князьями Ростовскими, через женитьбу их сына Анатолия на княгине Ольге Михайловне, дочери князя Щепина - Ростовского Михаила Яковлевича (1770-1814), и ставшей женой купца Евланова. Сама же Княгиня на то время, очень обеспокоенная состоянием здоровья супруга, торопилась отъехать в Ростов   не смотря на заверения Евлановых, что торопиться ей в дорогу рано и опасно. Она  даже ранее отписала местному врачу, чтобы он поторопился обследовать её супруга по приезде в город. Но слава богу, как описывал в своём дорожном дневнике князь. всё обошлось и уже через три недели, семья, после хорошего отдыха и выздоровления детей, выехала вслед за супругом, на оставленной им коляске, к тому времени уже полностью обновлённой и отремонтированной. Благополучно и скоро поставленной мастером Митрофаном Кузьмой, на новые полозья по просьбе, более похожий на приказ Евланова. Но, она, как показывают дальнейшие события не потребовалась, хотя здесь есть некий разнобой в предоставленных фактах очевидцев тех давних событий, но нам он кажется не столь существенным ныне, ибо Евлановы приготовили для семьи князя, воистину "царский" подарок, отрядив для них купленную ими по такому случаю старую, ( где они только достали её...), но ещё очень приличную и чрезвычайно крепкую, дубовую карету какого-то старика помещика.
Сам же декабрист, Дмитрий Александрович, рассказывал и что подробно отмечено в его ДНЕВНИКОВЫХ записях:
« … - Я, несмотря на недомогание и болезнь стремился на родину в Иванково, боясь спровоцировать болезнь лёгких и огненную болезнь... горячку. Всё сие, очень обременяло меня. Я настолько завален и обременён жизненными заботами, болезнями и проблемами семьи, финансовыми трудностями бытия, что ныне мне не до суеты мирской и не до родни, явно и настойчиво желающей разборок и полного умиротворения привязок к накопившимся после матушки долгами...Как же иногда трудно господа удобрить окаменелость неких чиновничьих душ... Здесь, для сих "законников", пожалуй не помогут и распоряжения самого Князя Багратиона, настоятельно требующего от интендантов тылового обеспечения, блага и помощи в обеспечении амуницией, лютой помощи для солдат гвардии при доставке  им в войска; Непременно кваса, свежего хлеба и вина с перцем., Но, если-бы Вы господа знали", кто за всем этим стоит. Там не пробиваемая стена равнодушия и скорби... Да,а...ещё что важно для "слепца" изображающего события прошлого, не надо думать, что там наверху, в божественных небесах интриганов, заинтересуются мыслью о добре и справедливости. И по сему господа, не надобно изображать общественные отношения и себя, первой звездой в произошедшем..., и  никогда не плачьте о свершённом... Чтобы быть на гребне истории, надобно быть радикальным подлецом и часто принимать неприемлимые для слуха народа решения… Власть в России господа в руках дворян-купечества, подлецов бюрократов и промышленников-заводчиков. Да что об этом ныне вспоминать и говорить... Может нам и надобно для этого перелистать все события и дела, вплоть до декабря 1825 года? А ныне более вспоминаю о нашем благородном и воистину великом враче Фёдоре Богдановиче Вольф, усопшем ныне ( 24.12.1854 г.). Если бы не обстоятельства и трагедии, он наверное спас - бы меня от всех моих мук и болей. Мутнеет разум от боли и печали. Что уж об этом. Чтобы господа понять всю суету жизни и поступков наших, каждому надобно пройти свою Сенатскую площадь и обуздать своего Медного всадника, но ваше ли сие ныне?
Здесь в какой-то мере более подходит поступок польского генерала Совинского, хотя  русские в последствии отмечали, что это пожалуй был единственный поляк кто держался крайне достойно и храбро до смерти. Сей храбрец оборонявший от русских войск башню "ВОЛЯ" и на предложение сдаться он ответил:

«...ОДНО ИЗ ВАШИХ ЯДЕР, В МОЮ БЫТНОСТЬ В СРАЖЕНИИ НА БОРОДИНСКОМ ПОЛЕ, ОТОРВАЛО МНЕ НОГУ... (здесь он с презрением изорвал в клочья бумагу с предложением о сдачи крепости, нашего командования) И  БУДУЧИ ЗДЕСЬ ГОСПОДА, Я ТЕПЕРЬ НЕ МОГУ СДЕЛАТЬ НИ ШАГУ НАЗАД... УВОЛЬТЕ МЕНЯ ОТ СЕГО ПОЗОРА. У МЕНЯ ГОСПОДА НАГРАД БОЛЬШЕ, ЧЕМ У ВАС ДЕВОК В ЗИМНЕМ ДВОРЦЕ... » (восстание поляков 29 XI 1830 - 21 X 1831г.г. )

 И так продолжим... факты. Поэтому, как нам известно более чем точно, декабрист уже шестого дня,
( здесь почему-то дополнительная правка-пометка цифрой, шестнадцатого генваря. хотя она и сделана рукою Дмитрия Александровича) леденящего всё живое, лютого января, на подаренной ему тяжёлой карете, которую Евланов приказал каретнику поставить на новые колёса с крупными шипами, и запряжённою шестёркой лошадей, вскоре был в родном Иванкове.
На его удивление, как в его всевидящем, дорожном сне, там  в самом деле, по приглашению его супруги, находились семья Черкасовых, Шимановский и владелец Федоскинской фабрики  лаковой миниатюры, Александр Лукутин, у которого друзья князя и его супруга, покупали шкатулки и коробочки для табака и драгоценностей, ещё в середине тридцатых и сороковых годов, и теперь мечтали об открытии собственного производства в Иванково. Всё, как бы повторялось вновь в его жизни, князю даже показалось, что всё это уже было с ним, но в какой-то не нынешней, другой жизни. И  встреча с Шимановским и Черкасовыми, и это старое французское вино, его удивительный  аромат, и даже тепло встречи в доме и  праздничный стол. Он помнил даже вкус овощей из усадебной теплицы. Старик подумал, как чудно всё в этом мире. Но, сейчас, увидев гостей, он не особо-то и обрадовался им, правда сказать об этом постеснялся, боясь обидеть. Он полагал и не без основания, что начал заболевать меланхолией и безмерной тоской по прошлому, очевидно от старости и  от перенесённых лет каторги.  Пред глазами мелькнул образ  старого друга Вольфа, предупреждавший его, что он может от нервных стрессов тяжело заболеть. Сейчас же, он с тоской больного, уставшего от дорог и испытаний  путешественника, смотрел на всё довольно равнодушно, и даже не смог участвовать в разговоре, а гости, видя это, вежливо откланялись, пообещав приехать в другой раз, более удобный для хозяина. После отъезда семьи Черкасовых и Лукутина, и после настоятельных просьб Шимановского, обеспокоенным здоровьем князя, он вынуждено выехал в усадьбу Мельничное с другом, так опекающего его и его семью. Вскоре они уже въезжали на санях в ворота усадьбы, к дому Николая Шимановского в Мельничном. В гостях Шимановского, гостя вновь ждал очередной сюрприз, встреча с  давним его поклонником и знакомым семьи,  их хороший друг дон Беллизар Фердинанд  Михайлович (1798-1863) владелец и содержатель книжных магазинов в столице, в одном из которых, том, что был в Голландской церкви на Невском, собирались иногда поклонники декабристов, из числа дворян и передовой молодёжи, о чём рассказал князю его новый знакомый. Фердинанд Михайлович собирал, по просьбе одного из благожелателей декабристов в Европе, материалы о работе тайной полиции в период правления Николая I. В частности он хотел от князя подтверждения слухов о доносах церковных властей, раскрывавших тайну исповеди и доносивших властям о государственных преступниках и о правильности сведений о доносах и фактах работы органов власти на местах проживания и нахождения декабристов. Князь вежливо поздоровался со всеми. Самое удивительное было то, что у собравшихся, оказались общие знакомые, бывший в имении князя акробат и фокусник Фенарди, приглашённый батюшкой князя в усадьбу на новый 1824 год, и так порадовавший всех своим фокусами и мастерством мага. Воспоминания о былом сблизило их, князю стало намного лучше, то ли от встречи, то ли от пилюль и порошков, данных ему домашним доктором Шимановского, они курили трубки набитые терпким, душистым табаком "Вакштаф", так любимым князем и тут же поблагодарил его хозяина, за этот приятный подарок. Как он пояснил собеседнику, там, на каторге, этот табак был самым дорогим подарком у поселенцев. Разошлись гости от Шимановского лишь поздним утром, договорившись, не терять из вида друг - друга, и помогать при случае. Декабрист рассказал о методах воздействия на декабристов в заключении. Так в частности рассказал об одном случае, происшедшем с Лисовским. Тот совершенно случайно узнал, что власти не только следят за их жизнью, но фиксируют даже их финансовые поступления из России. Когда супруга Нарышкина передала Лисовскому два ящика с посылкой и 75 рублей серебром, это сразу было зафиксировано в реестре наблюдений полиции. То же самое произошло и с Авраамовым, когда он получил от Волконской двести рублей. И это малый кусок стукачества и доносов, применяемых к декабристам. Так прошли недели и зимние дни, князь жил у себя в имении лишь изредка посещая Шимановского. Лекарь Шимановского регулярно посещал декабриста и остался доволен состоянием его здоровья. После порошков и микстур, приступы кашля и боли отступили, больному стало много  легче. Дмитрий Александрович, даже воспрянул, поверив в удачу и жизнь. Князь, написал письма супруге и детям в Нижний, с просьбой их прибытия в Иванково, не зная, что они были уже в пути. С утра и до вечера он занимался делами семьи, работал над счетами и финансовыми проблемами оставшиеся от матушки, провёл инвентаризацию хозяйства и библиотеки с проверкой сельских тайников семьи, приводя всё в порядок. Переписывая документы и картотеки, он обнаружил несоответствие наличности и в хозяйстве  пришедшее в упадок, которое он проверил и объехал лично, давая распоряжения и указания своим помощникам и о работе в деревнях и сёлах. Князь возродил выращивание зелёного горошка, лука, цикория. Посадили «Владимирскую» вишню, смородину, малину и многое другое. Хозяйство возрождалось. Очень помогли советы и помощь в судах, княгини Волконской Марии Николаевны. Князь в переписке с Черкасовыми, просил их ускорить перепечатку ими его стихов и рассказов, о которых они сговорились при встрече в Иванково, а при удачном стечении обстоятельств и возможном издании в Англии, где благосклонно относились к "курьёзам" в политической жизни России...
Сон никак не шёл и Дмитрий Александрович, кряхтя и охая от боли в костях и во всём теле, ворочался с бока на бок... Всё "страсти" от заботы о выпуске книги.
 «…Я был, я есть, я буду снова, Отчизна вспомнит обо мне, И ты прости меня Свобода, что не сберёг тебя в огне» из письма к Лунину. (Эпиграф к книге.1857г.)
В очередной раз перевалившись на бок и, в конце концов, не выдержав, князь в раздражении встал и зажёг свечу. Прохлада весенней ночи не радовала, а беспокоила его, на старом больном сердце было тревожно и волнительно, тяжко. Вспоминались  разговоры-воспоминания его старых  друзей,  рассказывающих о последних часах и минутах жизни перед казнью, лучших представителей дворянских родов России, гвардии офицеров - дворян, таких разных в жизни и понимании средств достижения, но беззаветно и искренне боровшихся за Свободу народа Великой страны русского Отечества.  Как они говорили: «- Россия, погрязшая  на века в рабстве, в её диком
 образе крепостничества и бесправии народа, казалось уже гибнущие в вере. В сознании отразился, как звезда мелькнувшая в падении на грешную землю,  подвиг младшего брата Муравьёва- Апостола, благородного Ипполита, пронзившего себя на поле боя  клинком сломанной в схватке шпаги, не пожелав сдаться властям. Он как истинный русский офицер не пожелал сдать врагу свой боевой клинок полученный им за подвиги на войне с французом. Сознание томило князя, не то от лекарств, не то от старческого самоотречения от новизны нового мира. Вдруг, как-то совсем неожиданно вспомнилось измученные допросами и испытаниями совести за погибших товарищей, лица полковника (полковник в 27 лет!-автор) Лейб-Гвардии Финляндского полка Михаила Фотиевича Митькова (1791-1849.23.10.) и Василия Львовича Давыдова, его друга в ссылке. А Михаил Бестужев, написавший песню о восстании, в частности пел и о народе, офицерах, о Русской чести и Гвардии.Все мысли о  павших в том бессмертном бою, во имя Свободы Отечества. Всё вернула в одно мгновение память…».

«… И НЕ  БУРЕЙ ПАЛ  ДОЛУ КРЕПКИЙ ДУБ, А  ИЗМЕННИК ЧЕРВЬ  ПОДТОЧИЛ ЕГО ...»  -
                БЕСТУЖЕВ  М.
…Песню легенду, балладу эту, он князь  в эти дни не раз слышал на рассвете с полей, что были сразу за усадьбой. Её пели крепостные крестьяне и работники, работавшие на земле. Как она попала к ним из Сибири, он не знал, скорее всего она была привезена кем-то из каторжан с каторги. Князь часто думал и задавался вопросом... Поймут ли их потомки, оценят ли их скромный вклад в борьбу с дикой несправедливостью, беззаконием и рабством. Скорее всего, кто-то, не понимая и не зная их проклянёт, и в лживых, несправедливых словах будет полоскать их честные имена,а кто-то их обожествит и поднимет до уровня народных героев. Всё это может и будет, но потом, когда умрут последние свидетели небывалой ещё в мире, в России народной мясорубки, когда их дети, дети революционеров, перестанут стесняться, что их родители на основании клеветников царя, названы преступниками и убийцами. Князь сердцем  понимал, что всё это будет, и что эта вся борьба умов и чести ещё впереди, страшная,  беспощадная и кровавая, непримиримая. Борьба между народом и властью, между царём и церковью, народом и дворянами, не теми, кто стремится улучшить жизнь и могущество государства, а тех, кто в бессильной своей злобе ненавидит свой народ и Россию, ненавидит всех и вся, а любит лишь свои деньги, прибыль и власть над бесправными людьми. Уже днём, сидя в гостях у верного друга и товарища Шимановского Н.князь рассказывал ему о ночных кошмарах и  размышлениях поступках, судьбах его товарищей.       
— Я, всё таки решил отправиться в столицу - сказал князь - надо срочно решить вопрос о помощи бывшим заключённым и их семьям, и кто если не он сделает это. Негоже столь достойным людям жить в нищете, в мыслях о горестях и о корке хлеба.   
 — Ну, что тебе сказать? Зная твой характер, знаю что удержать тебя не смогу, раз ты так решил, так и делай - в раздумье произнёс Николай – но, я тебе этого не советую делать, слишком опасно, да и надзор за тобой серьёзный, - A fichtre a blic - Чёрт возьми!, а там, как знаешь - Revenons a nos movtons - Вернёмся что ли к нашим баранам! – хозяин в беспокойстве вскочил - пойми же, тебе выжить надо, поведать молодому поколению  обо всех страданиях в Сибири, тех друзьях и товарищах, что отдали свои жизни за правое дело Свободы!. Нам сие очень, чрезвычайно важно – Que dira le monde  - а что выскажет свет тебе не всё равно?. Шимановский, чтобы хоть как-то приостановить, или хотя бы отсрочить поездку князя, неожиданно, по доброму и вежливо предложил неугомонному старцу  пройти в столовую и там продолжить разговор за бокалом французского Шампани.  Неспеша, старательно подстраиваясь под шаги князя, они поднявшись на второй этаж по каменной, местами чугунной витой лестнице. Так,они вскоре прошли в тайный от глаз иных незваных гостей личный кабинет хозяина и малую  столовую, в которой иногда, когда ему хотелось побыть одному и никого из своих не хотелось видеть, он уединялся.
— Давайте-ка Князь Дмитрий Александрович мы с тобою перекусим. Мне с утра мужики принесли и сготовили кулебяку с сомовым плёсом, скородумки и шаники, а хочешь горячие пряглы с пыла жара и Шампани франка-ледяной. Князь поблагодарил за столь приятное предложение хозяина, но не стал слушать больше его предостережения  и испросив разрешения покинуть столь гостеприимный дом, искренне извинившись,князь
спустившись в прихожую в спешке  надел фризовую шинель, старательно застёгивая медные блестящие  пуговицы, и сказав - Прощай,- En avant, en avant!- Вперёд! Вперёд! – вышел из гостеприимного дома друга. И скоро сев в свою новую коляску, запряжённую гнедыми лошадьми, выехал в С.-Петербург. Как небыли желания всё исполнить, князь уже через десяток вёрст понял что погорячился и не послушался своего друга. Ночная, в конец  разбитая дорога в столицу, основательно измотала силы и измучила  больное тело старика. После шести часов  своего путешествия, в С.- Петербург - столицу Российской Империи, сия "госпожа" встретила  его дождём и  плотным удушливым для старого человека апрельским туманом, настроение у пожилого путешественника, было прескверное и тоскливое.  Заканчивался апрель, тепла как такового ещё было мало, и пасмурная погода изматывала путника  своею сыростью. Дома города тонули в темноте и казались призраками, редкие фонари лишь усиливали гнетущее видения и звуки цокота копыт лошадей. Князь смотрел на всё это и молил бога, чтобы сие побыстрее закончилось. Старику хотелось тепла и уюта. От пустоты общения князь разговаривал сам с собою, с  « тенями » своего великого прошлого, тяжкого, трудного, но счастливого, доля невинной юности: - Le plus  sage, Le plus grand – шептал князь - самый мудрый, самый Великий! Великий, мой город смерти. Был Царь  плут. Да, а кто же тогда и ныне благороден  друг? Все несчастия от бесчестия их. В далёкой памяти промелькнули образ сына Ванюши и матушки  Татьяны Ильиничны Ладыженской. Их невинный образ сменился гневным и разгорячённым от оскорблений Милорадовича, Каховским, этаким крылатым Белым Конём поедающим своих кровных и мерзких от поступков врагов, и много памятными его словами, произнесёнными им на плахе палачу, после обрыва смертельной верёвки:
 «-Делай что должно, и Бог изволит отпустить наши и твои палач грехи…».         
— Так, вот ты какой город моей, нашей юности и мечты, что стало с тобою, растёшь и расцветаешь, будто – бы и не было борьбы и битвы. Не было крови? Или время всё смывает и уносит, как волны Балтики? " - шептал старый декабрист, смотря на улицы и красивые прямые проспекты прекрасного города, города его юности. Смелый поход на фрегате " Россия " в 1820 году, под командой старого капитан-лейтенанта Титова, верного и бесстрашного командира, родственника княгини Щепиной-Ростовской Т.И… Шторма, в которых их фрегат  тогда сильно потрепало и раз, чуть не выбросило на скалы. Лишь искусство команды и решимость, опыт капитана спасло их судно. Случайную встречу с  Муравьёвым–Апостолом С.И. в Семёновском полку, будучи в гостях у друга. Как это мимолётная встреча повлияла на  его мировозрения, и так уже пробуждённое отцом. Старики знают, что такое юность и мечты, так часто не сбывающиеся. Дикая усталость, также ломала и угнетала болью всё его тело. Князь помнил, как на каторге, все они с жадной тоской мечтали попасть снова в этот прекрасный, неземной красоты город. В его голове пронеслись стихи, написанные ещё в Петровском заводе.

Прекрасен строй, мундиров цвет
В огнях великого безумства!
Наш страшный век великих бед
Свободу кровью освятила
Наш Мир, рождался в декабре
На площадях Святого братства
Полки в каре, стояли день
Тревожа Бога, призрак счастья…

Усталость камнем навалилась  на грудь, опять старику не здоровилось, редкие дни проходили для него без боли и тоски. Выглянув из-за поднятого воротника старой шинели, князь увидел, что уже подъезжали к Невскому. Вот тот дом был ему знаком, именно там, как в письмах писала его матушка княгиня Ольга Мироновна и его друзья, находится библиотека и книжная лавка Смирдина. Александр Филиппович, как сообщили ему его товарищи, принимал здесь самого Пушкина Александра Сергеевича, Жуковского. Всю талантливую молодёжь столицы. А вот и Зимний, обновлённый после пожара 1836 года, когда трон российский вынесли из покоев зала, жуткая и страшная примета нашего времени. Пожар, на десятилетие казни декабристов, и снова страшные жертвы, слуги, пожарные, солдаты, разве перечислить тех, кто спасал романовское добро, историю России. Жертвы, жертвы и кровь. Совпадение или пророчество для Романовского племени? Кто знает? В России всё не предсказуемо, даже судьбы правителей. Тут раздался окрик возничего. Извозчик  глухо, не-то простуженным не-то пропитым голосом, крикнул, устало разворачивая коляску у двухэтажного дома с колоннами:   
— Барин! Приехали! -  что-то недовольно ворча, очевидно от усталости и дальней дороги, а может от мерзкой,  сырой погоды, что   так свойственной столице. Мужик же, тихо приговаривая, и с  оглядкой на  попутчика, и так чтобы не услышал барин,  ворчал, словно бы обижаясь на оплату, себе под нос. Коляска подкатила к каменному крыльцу особняка, скрытого темнотой, лишь два одиноких фонаря у входа тускло освещали двери парадного, и остановилась. Пока ворчун извозчик снимал поклажу и чемоданы, князь прокрутил старую медную, не начищенную рукоятку старого звонка. Ждать пришлось долго, наконец, спустя десяток минут, за дверью послышался шум, резкий кашель и звон ключей. Щепин расплатился с ожидавшим его извозчиком и отпустил пролётку. Дверь открыла очень старая, пожилая женщина, спросив гостя, - что тому нужно, стала вглядываться своими  подслеповатыми глазами в лицо гостя. Тот стоял молча и улыбался, с трудом сдерживая чувства   радости, в старой женщине он узнал свою тётку княгиню Татьяну Ивановну Тишинину, урождённую Щепину-Ростовскую, супругу Алексея Тишинина. С ней он ещё мальчишкой ходил в парк гулять. Она была его дальней тёткой. Род князей Щепиных-Ростовских, поддерживали связь между своими детьми  и дальней роднёй, придерживаясь правила: «- Когда творишь милостыню, не труби перед собою…».    
— Боже, как она постарела, - промелькнуло в голове, совсем дряхлая стала - подумал князь, понимая, что и сам уже старик.В благодати печаль, как человек мал пред временем и жизнью. Он это осознал, только увидев родственницу, тень былого счастливого прошлого, но его душа не могла смириться с этим. Минута молчания затягивалась, вдруг барыня закричала и бросилась к Дмитрию Александровичу на шею, крича:
— Димушка, родной Вы мой! Проходите, проходите  Дмитрий Александрович в дом. Неужели это Вы? Как же Вас  ожидала, ждала матушка Ольга Мироновна, не дождалась, все очи проплакала. Она как Иулиана праведная, всё людишкам помогала, бывало и имущество своё отдавала бескорыстно.   А батюшка, тот всё ругался, бывало и на Вас, и на жену, а другим - то говорил другое, только хорошее:      
 — Вот сын настоящий герой. Офицер, морской волк, воин. За царя, за Русь пострадает, если придётся. -  Хорошо не дожил до греха, до вашего падения. Ой, что й-то я разговорилась. Проходите в комнаты к камину. Что-то я растерялась совсем. Не обижайтесь на меня, я старая не всё по вас понимаю, но Вы же за народ – продолжала причитать старая женщина - за царя и бились тогда, а тот Вас и  предал. Глупцы те, кто как овцы с ними. Все они такие, продажные властолюбцы, народ не понимают.   
  — Да нет тётушка, дорогой мой человек, они не за деньги власть держали, просто порода у них другая, не русская. Не понимают народ, Россию. Это не вина их, а беда. Боюсь, что на крови их племя взошло и от крови народной захлебнётся... А ведь они и много пользы для нашего отечества сделали. Нет, не пойму, откуда зверь в них взрос. Эх, спасать надо народ, от безумства больных и убогих властителей.  -  Всё у них есть, а кровушку народа любят кровопийцы… "- откликнулась барыня - Так в 1831 году, когда в Шуе был мор от язвенной холеры, а я в то время была там у родных, никто из них не поспешил и  не помог  спасти народ от страшной напасти. И люди пошли в Храмы, так и спаслись. Тогда матушка ваша выжила. В знак благоговения и благодарности к Иконе Шуйской  Пресвятой Богородицы, спасшей город от  язвы, лично она, княгиня, приказала  сделать  список с сей великой иконы, и хранила её всю жизнь в усадьбе на почётном месте в красном углу. Тогда рекомендации и советы давал и помогал во всём, приехавший из столицы доктор Мудров  Матвей Яковлевич. Не знаю, знакомы ли Вы с ним Димитрушка. Золотая душа у человека. Он даже списки делал, какие Святые помогают от болезней, и от  каких. Жаль помер сам, уже, будучи в столице, когда у нас свирепствовала всё та же мерзкая болезнь. Была я на его похоронах в июле тридцать первого года. Великий был человек. Батюшка ваш знавал его родных. Как судьбы переплетаются  по жизни, кто мог знать, что всё так трагически произойдёт с ним, с вами. Вот только ваша беда убила его, до нового года помер. Надо с  Вами съездить к нему на могилку, в наше  Иванково. Помянем хорошего и мужественного суворовского солдата-офицера,  человека долга и чести. Так, в радости от встречи  и разговоре о былом  они прошли, обнявшись и поддерживая друг - друга, в комнаты. За гостем, тянулся  тонкий след от промокшей одежды. Но служка быстро и старательно убрал за ним беспорядок,  и отпущенный  на радостях барыней на отдых,  ушёл к себе в каморку в полуподвал, шепча слова благодарности барыне.    
— Ой, что же это я. Вам ведь и переодеться, отдохнуть с дороги надобно, ну всё устраивайтесь, а я за чайком, а может, что и покрепче достану, Вы такой гость, у меня-то давно нет никого, племянник князь Николай Алексеевич вырос и теперь редко бывает у меня, он ведь военный, штаб - офицер.    Он женился, у него двое детей, девочки. Он такой ладный. Да вот о Вас, Димушка, он всегда пред-почитал обходится. Не любит эти разговоры о восстании, мне кажется, даже боиться их. Как-то однажды придя ко мне, он был так сумрачен и холоден, что я даже расспрашивать его не стала в чём дело. Как потом оказалось, он побывал в местах вашего ареста, в кордегардии и крепости – старуха с натугой и хрипом откашлялась в платок, и продолжила свой рассказ о родственнике, ей неприятном – Он, никогда бы не смог стать богом, он лишь слуга. Хитёр шельма, и предусмотрителен к начальству. Всё лотерею свою хотел создать, как бывало у папы Климента XII в Риме, и чтобы под присмотром императора. Пьфу, дьявольщина. Да, быти, а не казаться Богом! Ваши же слова Димушка Александрович. И хозяюшка, вся в воспоминаниях удалилась, весело напевая что- то на французском, всё охая и не веря своему нежданному счастью такой радостной встречи. Уставший и обессиленный, от дальней дороги, князь присел на старый диван, стоявший в углу. Диван был обит, выцветшим уже от времени, красным с разводами примятым бархатом, но также  удобный и мягкий. Чуть согревшись, гость задремал. В разгорячённой голове пролетали воспоминания о былом, прошедшем времени. Друзья в Сибири, восстание. Всё это мутило разум и заставляло его даже во сне, переживать и думать о будущем. Вспомнились письма родной матушки, княгини Ольги Мироновны, которая писала о попытке оскорбить её, подачками от врага её сына, царя, понимая для чего это. Здесь послышался голос   тётушки, зовущей Дмитрия Александровича. Сквозь дремоту он услышал предложение хозяйки к столу. Очнувшись ото сна, князь увидел улыбающуюся старушку, и поднявшись, прошёл за ней к богато уставленному столу... Обед затянулся, Татьяна Ивановна всё никак не отпускала племянника, всё время, заставляя отвечать его на её вопросы. В первую очередь о родных и его товарищах по делу.    
– Батюшка Дмитрий Александрович. Ты друзей-то видишь? Что нибудь о их судьбах пользовал в миру? Помогаешь их семьям? Небось, о солдатиках то и не вспоминаешь? Как же мы дворяне, особые... Дмитрий Александрович с укоризной посмотрел на осерчавшую в мыслях  Татьяну Ивановну, ну что Вы, кое-что делаю и помогаю по возможности. Вспоминаю, вот  были у нас такие замечательные братья Беляевы, Александр и Пётр Петровичи. Александр, тот  на год старше Петра. Офицеры - мичманы гвардии экипажа, первыми вышли и помогали нам на Сенатской самоотверженно и дерзко, неудача не сломила их. Перед тем как их наказать, они узнали, что на их корабле, где их разжалуют,  сорвут эполеты, и обломают их шпаги пред строем, моряки экипажа, готовят бунт и восстание, чтобы их освободить. Так вот они - офицеры, не желая их погибели, отказались от сего плана и приняли «позорное» постановление властей должным смирением, но не раскаявшись ни в чём и не жалея всего. Досталось им в Читинском остроге, впрочем, как и нам всем, потом в Петровске и в конце концов решили, умирать так с честью, выпросили службу на Кавказ. Достойнейшие люди. Был у них в Самаре, видел  Петра, у него трое  детей. Александра не было, он был в отлучке по торговым делам. Неплохо проживают они. Да и  наша родня, купцы Синебрюховы из Кронштадта, были у них тройку раз по проезду с оказией и помогли им очень финансово, обещали их детей пристроить в столице. Удивительные люди, когда  Синебрюхов спросил их о власти, помогают ли им. Они ответили дедовой поговоркой: « … Не долби древо, если не дятел, язык отобьёшь…». Синебрюховы молодцы, но до отчаяния скромны. Вот помогли в Шуе со строительством Храма Парийского, а кто ж знает об этом. Всё досталось купцам Киселёвым. Да Бог с этим разногласием душ, не купцы горшки обжигали, строил то народ. Вот в таких людях, как Синебрюховы, Беляевы, Муравьёвы и Вы, матушка, правда Руси.  Живёт великая Русь, бессмертный  дух всея. В нём  труд и  забота народа о ней, и я думаю в ея жилах, они бесконечны. Уже луна давно свершала свой путь по северному небу, а слов и вопросов не становилось меньше. Князь, совершенно уставший от внимания тётушки и от её горячих пирожков  с капустой, с любовью сделанными  старой женщиной для дорогого гостя. Он, вконец измученный, встал и прошёлся по гостиной разминая руки и затёкшие, уставшие от  дальних дорог старые больные ноги подверженные подагрой, приобретённой ещё в  Петровском Остроге. Потом гость вернулся к хозяйке, в глубокой задумчивости наслаждаясь радостью ночного разговора и  встречей, устроенной даже для себя неожиданно и спонтанно. Князь, глядя на хозяйку, устало и расслабленно, но с интересом, просматривал «магазинный Журнал мод» петровской эпохи 1742 года, и словно извиняясь произнёс:      
— Дорогая княгиня, я извиняюсь и прошу прощения, но разрешите мне удалиться на отдых, и огромная благодарность за обед, всё было отлично и очень вкусно. Да, давненько я не вкушал столько яств, Ваш фензерв, и Ваши пирожки верх кулинарии  и как подтверждение сказанному блаженно заулыбался. Пожилая женщина, словно придя в себя от приятного вечера воспоминаний, сказала:       
 — Да, Дмитрий Александрович, я совсем Вас замучила своими вопросами, извините старую говорушку, я так здесь одинока. Родные все померли, а молодёжь не хочет бывать в обществе старухи, вот я и страдою в одиночестве. Лидия Васильевна изредка привечает меня, да и то из-за наследства, ждёт, когда я помру, проверяет. И я думаю, долго ждать ей придётся. Вы устали, я постелю Вам в комнате для гостей, сколько лет прошло, а я к вам всё как к маленькому. Время летит быстрее жизни.         
  — Я не хочу доставлять вам беспокойства, не утруждайте себя хлопотами любезная, дорогая тётушка. Князю стало неловко, и он, подойдя к княгине, обнял старую преданную женщину и поцеловал её в лоб. Да стареем, сам то уже древен, а уж матушка как высохшая, иссохшая и в трещинах старая берёза, подумал он — Давайте-ка, я Вам прочту стихи матушка - сказал гость и сначала тихо, так что и сам не мог разобраться в них, но голос начал крепнуть и звучать властно и красиво:

…Я возвращаюсь каждый год
К той страшной, но Великой дате
Нас опалил тот день огнём
Расчистив путь… судьбе на плаху
Я помню зимний, с искрой снег,
Огонь картечи, Невский омут
Каре Гвардейцев… редкий строй...
И павших, в тот, декабрьский холод,
Я помню всех, я не забыл!
Всех имен борцов за право
Гвардейцы, армия смогли...
Им показать, не быть бесправью...

— Мы, дорогая Татьяна Ивановна, искренне верили и верим в нашу идею Свободы... А Вы, помните, как-то в дни молодости я ходил в Кадикс, это тот, что в Испании. Так вот, там и подсмотрел я идею Свободы. Там, так называемый Кортес, провозгласил свободу от инквизиции, некоторых притеснений народа. Это и выборы и торговля, они установили Конституционную монархию. Исполнительную власть Королю, а законодательную, Кортесам и народу, так сказать суверенитет и т.д. У них народ сила, а наш ещё совсем неграмотный, учиться людям надо. Вот с этого и надо было начинать. А Вы знаете, мы ведь в Кадикс, неслучайно попали, и как всё это изменило наши судьбы. Да, Жизнь  прекрасная, но невероятно жестокая штучка, даже не штучка, а дамочка, грозная дама не позволяющая изменить в поступках и судьбах, что либо, она  не святой дух в виде голубя и в окружении   херувимов. Ныне, как и тогда дорогая матушка, Россию толкают на паперть. «… Я много думал в этой жизни, учился, право не ленясь. Судьба сверкнула мне мечтою, штыком трёхгранным не таясь...» - строки из стихотворения «Скука » 1830 г.? Князь   Щепин-Ростовский Д.А.      
В наступившей тишине, из угла комнаты, послышались тихие всхлипывания и тяжкие вздохи тётушки княгини, старость  уже  давала   о себе знать, княгиня, добрая   душа, стала  совсем  сентиментальной:
— Эх, Димитрушка… ты всё тот же, беспокойный и честный. Да… ты помнишь всех, что память не даёт покоя? А вот о Вас кто вспомнит, разве ж эти людишки поймут, за что Вы отказались от всего, ради их и вашей, для их Свободы. Когда же, ты наконец поймёшь, что люди не благодарны, им только деньги и тепло нужно, да и то в чужом доме, всё даром хотят получить. Твои то, матушка и батюшка были тебе верны и понимали тебя, да и я их с братским князем Лобановым - Ростовским поддерживала, а вот когда мне до самой могилы остались крохи, я не уверена, что Вы были правы. Хоть и жесток царь, а он защищал трон и своих потомков, а Вы все ради людей, а кому они то нужны. Смотри, что сейчас в столице-то деётся, кругом балы и праздники, деньги и золото текут рекой. А, что народ, как был рабом, так и остался, а ты всё Свобода. Эх, ты лучше бы себя поберёг, вон какой бледный и худой, старый. А, Вы знаете мой друг, что ваша матушка пыталась приехать к вам? В сороковом она попыталась приехать в Сибирь, даже расписку с неё взяли, но на этом всё заморозили, и княгиня вернулась домой. Деньги, что ей полагала власть, она швырнула фельдъегерю прямо в лицо, а жандарму сопровождавшего, сие поручение, она дала пощечину. Узнав об этом, декабристы право долго смеялись и восхищались её смелостью и верностью долгу, идеалам сына. А как она радовалась рождению внучек и внука.   
  — … И женщина залилась слезами, старое её тело трясло и дрожало от скорби и, за тех и за других.  — Старость, друг мой дорогой Димушка, всегда жалеет вас молодых, тех которые умирают раньше их, оплакивают их бессмертные души. Вот тебе скоро шестьдесят, а ты как мальчишка, все о людях. Эх! Князь Дмитрий Александрович, с сочувствием и благодарностью смотрел на эту, некогда одну из самых красивых женщин дворцов северной столицы, тогда, у её ног сложились многие сердца Гвардейцев и царедворцев. Как жизнь летит, а может она и права в чём- то. Нет, она права лишь в том, что мы должны жить и защищать свой несчастный народ, и первое что нужно делать, это идти в народ. Сами собой сложились и выплеснулись в слова стихи, они всегда туманили его голову явью.
   
…Я задержался в этом мире
Мои товарищи ушли,
Они на острове в могиле
Запутан путь Святой судьбы…
Кто смел, отважен, гибнет первым
На их поступках мир стоит
И наша память, как надежда
Наш подвиг будет не забыт...

Старая женщина слушала стихи внимательно, немного успокоившись, тётушка  рассмеялась, очевидно, что-то вспомнив. Дмитрий   Александрович молча наблюдал за дальнейшим, что произойдёт. Та, смеясь и глядя прямо ему в глаза, как в далёком детстве, поучительно, по родительски проговорила — А помните дружок, как с батюшкой  Александром Ивановичем  вы спорили и прямо при работниках! О себе! Дело было весной пятнадцатого года, он требовал от крепостных срочного посева, а они ему говорят, что молодой барин грозиться голову оторвать всякому, кто зерно погубит, запрещая сеять. Погода стояла жаркая, тёплая, сущее лето. А Вы батюшке, такой красный от гнева, такой дерзкий кричите:
— Земля, отец ещё квёлая, грязь! А под нею  холод, а если вдруг дожди пойдут? Весь урожай погубят! Смешно было слушать. Вам - то, мой друг,  всего семнадцать лет в ту весну было. Батюшка ваш, раскрасневшись от негодования и горечи,  кричит в голос на вас, чуть не брызжа слюной от гнева:      
— Сеять! Быстро всем по местам, в помощи откажу мерзавцы! Бунтуете, нечестивцы  и лодыри, розги несчастные бродяги позабыли, так я вам  лишний раз в миг напомню за раз. Век помнить будете нас.
 — А Вы - Нет! Не буду батюшка, грешно для землицы. Те, бедные работники, не знают кого слушать.
— Нет, не помню этого дорогая княгиня – сказал, чуть не помирая в удовольствии от услышанного,  смеясь и тут же, утирая слёзы платком, выпалил князь, так потрясли его воспоминания старой хозяйки. Он удивился и обрадовался  такой  невероятной  памяти  княгини, доброго и  родного  человека.
 — Нет, ты  князь  послушай, послушай,  что далее было, не  сказать, ни пером описать, более такого   я в жизни не видела мой друг.  Как же он кричал, стонал в бессилье старый барин, да после крикнул: — Садись друг народный хозяин! И на пролётке в поля, и  я с вами. Едем, всё трясётся, то ли от ям, то ли со страха, что боле не понять.  Барин, ваш батюшка, чуть-чуть  успокоившись, кричит тебе на ухо:   
 — Кто сеет в грязь, тот барин-князь! - И смеётся - В полюшко горюшко, а зерно в радость! Смеёшься?  А Вы, своё гнёте. Когда  в поле приехали,  даже не приехали, а  примчались, так загнал лошадь  князь. Слезли с коляски, прямо в грязищу, во грязюку, а солнышко - то только, только землю приголубило. И спрашивает  батюшка, уже другим тоном, остыл значит, как я понимаю. И миролюбиво продолжил:
 — Димушка, ну   что?  Не видишь, землица то уже просыхает! Пробуйка бес! – а сам её рукой гладит  — Вишь тёплая! Сеять! - кричит крестьянам. А Вы, в грязище по колено, и руками разгребаете грязь. 
— Где тёплая? Где? Смотри холод! Ледяная  она, деньги, зерно, труд свой сгубим! – кричишь  ты отцу. Он опустился на колени, тронул землю и отвернулся. Землица то, и впрямь ледяная. Тут-то он замолчал, потом подошёл к тебе, обнял так, и говорит, а слёзы текут из глаз, тихо так говорит, неловко:
 — Ну, вот и ты стал хозяином сын - и молча сев в коляску, уехал, будто забыв про нас, ладно мужики на телеге довезли нас в поместья. Долго  после не разговаривал с  Вами, до самого вечера субботы...
 — Да, хороший из Вас  хозяин получился бы Дмитрий Александрович. Эх, судьбинушка яга -судьба  -  и помолчав,  добавила   с горечью - А когда старый   князь помирал, всё твердил  со слезами  в очах: — Скажите… скажите ему, - Вам значит  Дмитрий  Александрович, - что мы его ждали  со службы. Женить хотели. Всю жизнь с матушкой, желали ему только добра,  и сейчас  до самой смерти моей. А позже, это уже при болезни княгини, будучи на смертном одре, - тогда  я  с нею была,- слово в слово повторила слова  Александра  Ивановича, вот она беда – то, так любили  вас  мой друг. Ольга Мироновна  мне говорила, что Ваша жизнь плоха, ужасная  и больно несправедлива. При том  череда  обстоятельств  и предательства многих не стойких ваших  друзей, пожелавших в мирской суете найти благость власти, неуёмны и мерзки. 
 – Мои,  бедныя  маменька  и папенька. Батюшка всегда учил меня относиться к работникам заботливо и справедливо. Всё повторял: - Крупная скотина, привязывает крестьянина к себе и дому, постоянно требуя ухода за собою и хозяйством. Этим сын надобно воспользоваться и дать жить русскому человеку оседло, что влечёт и привязывает его к месту обитания и жития навсегда. За этим следует невозможность бунтов и восстаний. Так-то. Частенько владетели игнорируют это, по причине узколобости мышления, теряя разум, как король аглицкий Генрих III. Настоящий отец никогда не желает зла детям своим, а народ, это дети наши… – прошептал  огорчённый  своими тяжёлыми воспоминаниями князь - сколько хлопот и  мук приняли  вы за  меня, стараясь обо мне, и я не имею права предать  вас! 
 — Ладно, пора отдыхать мой дорогой гость - устало сказала старая дама с любовью и нежностью глядя на старого и такого юного, по делам своим, князя Ростовского, достойного в поступках хозяина земли. Уже днём,  около часа, проснувшись  на мягкой перине, древней кровати, принадлежавшей ещё прабабке   князя,  княгине   Анастасии Семёновне. Князь, ещё наслаждаясь теплом снов и златом  счастья проснувшегося   днём  человека, решил, что для тётушки он обязан сделать подарок и отблагодарить её за ту помощь, что она оказывала его родным и старым родителям. Для этого быстро  одевшись  и пройдя  мимо дверей дальней комнаты  Татьяны    Ивановны, которая ещё почивала по своей старческой привычке обычно до полудня, вышел на улицу. Поймав первого ломового извозчика, поехал к своим старым друзьям-каторжанам, навестить их семьи в желании помочь им и узнать от них о положении в обществе столицы. Заехал к князьям  Лобановым – Ростовским и Касаткиным - Ростовским, но встречи не получилось, все остерегались общаться с тем, кто был изгоем в России, боялись доносов. Так и уехал князь обеспокоенным и огорчённым, впрочем, не в обиде на кого-либо, ибо жизнь есть жизнь и он разучился осуждать людей за их поступки и дела. Он прощал многое людям, всё, кроме предательства и глупости, ибо лишь это он считал наибольшим грехом. Далее его путь был  в магазины и лавки купечества. Купив всё, что было ему и старой женщине нужно, уже к вечеру он вернулся в дом тётушки,но та к удивлению князя  привыкшего вставать в пять  утра, ещё почивала.  Довольный, но усталый от забот гость выставил подарки в гостиной и обеспокоено постучался в двери опочивальни тётушки. Та отозвалась полусонным ещё голосом. Князь, рассмеявшись, отошёл от дверей и сам пошёл осматривать старый, родной ему дом, в первую очередь он сразу отправился в библиотеку. На  пыльных полках стояли десятки старинных фолиантов и книг. Вот запылённая годами, без обложки книга английской дамы-математика Ады Лавлейс (1815-1852). Её матушка хотела в сороковые годы прислать мне, но как-то вдруг затерялась в стояках шкафов. Он с грустью посмотрел на хрупкие страницы. Он помнил, что эта сиятельная  дама, была дочерью самого Джорджа Байрона и благородной Анабеллы...
На одной из верхних  полок, он нашёл, кто бы мог подумать! Свои старые тетради. Раскрыв их, он стал просматривать   свои  самые первые записи - переводы 1815 года, с французского « Воспоминания из жизни Жанна Расина», перевод  комедии Ж.Б. Мольера « Лекарь по - неволе ». Это уже позже, он переписал их более достойно и красиво, а тогда эти черновые записи, казались ему шедевром поэзии и литературы. В  другой  хранились переводы  эпитафии Ж.Ж. Руссо, переписанные им с места его погребения, когда он с  батюшкой ездил на отдых во Францию. Забыв о времени и тётушки, князь с увлечением  перебирал старые документы и грамоты, записки  дерзкого в своих поступках  Себостьяна   Бехевича, казнённого(обезглавлен)то ли в Швабии, толи  в Польше в 1780 году,за восстание. Именно он в те годы предупреждал власть о том, что если она вовремя не примет, не поймёт народ и его требования, то уже сами дворянские и купеческие собрания переродятся в политические силы, чрез склоки и действия, весьма враждебные порядку, могущие создать угрозу самому существованию государства и власти. Не часто в истории государств восстания и бунт народа, даёт шанс власти удержать шлюзы благости и покоя, скорее всего их накрывает скорбная и печальная тень судьбы... Князь стёр пыль с замятого временем  и промедлением писем  Андрео  Лопеса, навязчиво рассуждавший в них о спорах с русскими и о свободе слова. В своих  догадках о свойстве  человека и общества,  он писал:
«…- Мудрость правителя, в нашем случае императора, определяется не богами навязанной Церковью, а разумом человека, то есть нами. Живая рыба идёт против течения, а "спящая" по течению, и неиначе. Захочешь Свободы и воли для народов - горячо и с жаром цитировал он слова русского князя - остерегись оного желания, ибо при этом вполне можешь стать рабом своих мечтаний...при том успевать должно и соблюдать социальный порядок в обществе. Сохранить  государство в целом... В вашей России, каждому человече надобно себя и свою семью обустроить для начала и разобраться в своём развитии разума и прочих делах. А главное, это ответить на и за свои свершаемые поступки и решения в состоянии холодного разума… ».
  В особом  месте, сокрытом старой, древней толстенной дубовой мебелью и двойными украшенные арабской вязью дверьми,в отдельно отгороженном очень большом помещении более похожем на зал императорского государственного хранилища с портретами княжеских родных и близких, что было рядом с библиотекой, хранились наиболее ценные вещи их семьи, старые картины, большие толстенные вековые молитвенники и старозаветные фолианты весом полпуда и более, а также более менее маститые документы, это грамоты и отдельно под стеклом шкафа бронзовая медаль на Владимирской ленте, за участие в войне 1812-15 годов. Особо, справа от входа, на боковой стене обитой синим шёлком, что возле забитого ставнями окон выделялись предметы военной амуниции и боевые регалии взятые предками в сражениях с врагами Отечества как трофеи. Слева далее, почти запиханными почему-то под старинным  дубовым столом, лежали некие  рамки, как у рыбаков для ловли рыбы, с натянутыми на них нитями, как ему показалось, нитями шёлка с узлами на них, чередовавшиеся в строгом, как - бы условно математическом геометрическом порядке.

"… Вспоминая то время, Дмитрий Александрович пишет многое что запомнилось ему от посещения у старой тётушки, и очень подробно и крайне обстоятельно, тем более с высот нашего смутного времени, что мы должно и используем благостно и неуёмно..."
«…Они, когда-то вызвали интерес у их гостей посещавших их усадьбу, но ещё до рождения князя...Сие искусство однажды даже привлекло и самого историка Татищева,  возившего их в  университет имперской  столицы   для  изучения  и   консультаций  к кому -то из профессоров  истории, из Франции. Как потом выяснилось, именно из-за этого были неприятности у его батюшки. Один же, из его друзей выказал  мнение, что это старинные письмена до христианской эпохи, такие сохранились ещё в дальних уголках Новгородкой губернии, там до сих пор их вьют при гадании и ворожбе.    В одной из мазанок, а их было очень много, именно там и купил князь эти чудеса для своей исторической коллекции, как её пополнение, так как, такие же рамки с нитями хранились и у его деда в столице и в селе Ивакино.  Очень привечали и любили князья  Ростовские  народные традиции. Вот и старый журнал с рисунками батюшки, князя Александра Ивановича, зарисовавшего делание русских гуслей и монгольского  марин-хура со струнами из конского волоса. А вот гусли делались из белого клёна или явора, по этой причине и прозывались они в былинах « Яровчатыми ». Все пояснения сих рисованных предметов написаны и подчёркнуты князем лично. Князь по детски улыбнулся, читая их. В соседнем шкафу, князя заинтересовали книги в потёртых временем и руками былых владельцев кожаных переплётах.  Выбрав сочинения  Шекспира, гость  принялся читать  и просматривать  такие знакомые ему с детства сонеты. Сам князь с отрочества любил стихи, сонеты, да и сам грешил сочинительством.. Он сам тайком  писал стихи, оды. А несколько раз  даже, ещё в свою бытность  в Сибири, через  друзей  князей Волконских отправил несколько строк Пушкину. Ответ, правда, ему пришёл только через год, да и то, с рецензией Великого поэта на грани назидательств и «мягкой» критики. Всё равно он был рад письму поэта. Да, были времена скромных и Великих людей, правда учеником князь оказался успешным, и на некоторых вечерах светских встреч, как писали ему родные, их даже хвалил Пушкин. Дмитрий Александрович улыбнулся мечтательно, подумав, не издать ли ему свои дневники. В них войдёт проза, может быть и стихотворения, правда он сомневался в их ценности, но на миг, представив себе великолепный, этакий кожаный переплёт в золоте, и название " Память моей жизни " он подумал, а ведь и я мог-бы войти в историю поэзии…и рассмеялся, так смешна, показалась ему эта крамольная мысль. Великий Пушкин, Жуковский, Лермонтов, вот они поэты, а мы лишь их тени на Земле, как в ответном письме сказал Пушкин. В одной из сложенных закладок в книге, старой карточке, он прочёл слова  своего батюшки, бог знает, когда и зачем-то им написанные ещё в далёкой юности: «- Не плачьте други, я прожил счастливую жизнь, и сделал то, что желал…». Сейчас  же, он готов был под ними подписаться кровью. Передав  крупную сумму денег семьям своих товарищей, к сожалению не всем, ибо годы брали своё и мало кого осталось, он вполне успокоился.   
— Димитрушка! Родной, ты где? - раздался обеспокоенный, с нотой тревоги в голосе, голос тётушки. Князь, с небес поэзии опустился на Землю, в реальный мир нынешнего бытия и своих повседневных забот. Дни у родной тётушки пролетели незаметно и быстро. Теплота общения двух старых, «древних»,пожилых людей, объединяло и сближало их.     А возраст и близость к Богу, и вовсе породнило их души, и когда декабрист собрался уезжать в родное поместье, старая женщина расстроилась и расплакалась.   Потом, она  решительно сняла со стены два рисунка - наброска, в раме, изображавшие бушующее море с плотом и людьми, в  ужасе и с надеждою смотрящих прямо на тебя, на переднем плане и передала их князю.
– Это, как Ваша жизнь князь. Это подарок Жерико Теодора, я тогда была в Лондоне на выставке, стояла и плакала, смотря на его картину» Фрегат Медуза». Вы помните эту историю. Гибель французского фрегата, лодки для высшего света, плот для команды и отдельно  для простых пассажиров, не имеющих влиятельных друзей. Трос, привязанный к шлюпке-боту,  перерубили, чтобы спасти администрацию, и представителей высшего общества. Так погибли десятки пассажиров, невинные жертвы человеческой жестокости и клановой несправедливости.  Художник  тогда подошёл ко мне, улыбнулся и пригласил к себе. Там, после прекрасного ужина  и посещения его временной  мастерской, он  подарил  мне на память эти свои эскизы и список со своей  картины, но я думаю, что это первый вариант картины. Обратите внимание, что на оборотной стороне холста, прорисована карта Московии 1525 года, но удивительно другое, здесь вензель рода Синебрюховых!      
 — Да, да. Откуда это вышло? Как? Так вот почему, будучи у них в гостях в Кронштадте, мне показался знакомым этот вензель и рисунок-эскиз. Да, неисповедимы  пути господни в этом мире  моя тётушка. Не плачьте тётушка, Вы же понимаете, всё в этом мире решают привилегии и деньги, вот и я должен закончить все дела с наследством и завещанием. Вы же понимаете как это сейчас важно. Вы вспомните, сколько судились наши по имуществу, сёлам, мельницам. Княгиня сколько нервов потратила на суд с полковничихой Яковлевой О.А., в сорок шестом году, а ещё в тридцать первом, суды с Вяземской Анной Николаевной, по поводу земель и сенокоса? Сколько здоровья и нервов нужно было иметь матушке, чтобы всё это пережить и отбиться от кредиторов. Именно после этого княгиня стала хворать и болеть. Особенно её подкосили судебные дела тридцатых годов. Тогда, на ваших глазах, из-за долгов, судились наши дорогие племянники, князь Михаил Яковлевич и Ипполит Яковлевич Щепины-Ростовские. Они, как я помню, хотели выехать в Европу и продавали земли сёл Нелюбино, Якимово и деревню Левинская, только вот объявились их подрядчики, кредиторы и потребовали оплаты за строительство домов и церкви, и чтобы они вернули занятые деньги на строительство. Те, в 1832 году, подали в суд, и племянники оказались в долгах, да таких, что судиться пришлось в Мышкинском приказе общественного призрения. Скандал! Крики! Вспомнили даже 1781 год, когда Авдотье Борисовне Щепиной - Ростовской, её батюшка Борис Данилович Вяземский, отдал дочери в приданное деревню Палюхи и сельцо Осаново, при этом ещё он оплатил пятьсот рублей долга её супруга, и двести рублей строителям. Правда, потом прояснилось, и было признано, что долг был не правомерен, и его вообще не было, но людей то оболгали, как же это? Вот княгиня - то и выручила их, дав деньги на погашение долгов, лишь бы не быть скандалу, и лишь позже, разобрались и было признано, что дела в отношении должников, придумали их недоброжелатели. В общем, не хочешь иметь врагов, не давай в долг, тем более родственникам. Земли, принадлежавшие самим декабристам и их родственникам, власть, царь Николай, возжелали отнять. Всё намного серьёзней, чем Вы представляете дорогая, милая тётушка. Имущества, владения, декабристов власть всеми доступными средствами старались арестовать или при удачном выходе и отнять. Все эти приказы общественного призрения, палаты гражданского суда относятся к семьям декабристов предвзято. Это конечно было неприятно и скандально, у родных проблемы, а они так и норовят огласить наши беды. Мерзко и не порядочно, народ то, друзья, общество, всё понимают и сочувствуют, но выказывать сочувствие, в те режимные года было очень опасно. От этих действий судебных органов наши родители умирали, не выдержав преследований властей. Вот Вы, жалеете нас декабристов, сочувствуете, а царь построил новую тюрьму-замок в Красноярске. Даже ошейники придумали, говорят, сам император их утвердил, называется «звезда», как для скотины, чтобы не сбежала за ограду. Такие ошейники с длинными  шипами, как лучи. Раньше, при Рюриковой династии, церковь имела силу, самого царя Иоанна Грозного отлучил митрополит Кирилл от церкви, за грехи его. А царь Иван Грозный? Он не держал обиды на патриарха, именно при нём церковь причислила великого старца к лику Святых! А сейчас?  Если не ошибаюсь, лишь Святой Иосиф считал: «- Церковь должна быть богатой, а монахи бедными!». И даже, насколько мне помниться, царь Василий третий, добрейший властитель в миру Руси, почитал старца, учился добру у него и молился целыми днями и ночами, чувствуя свою вину и ответственность пред народом, своим прошлым! Великий Старец поучал его не единожды приходя к нему, и сам царь звал его:
— Ты, батюшка царь-государь, всегда в ответе за подручных своих, за все дела их и все их поступки! Ко всему надобно относиться так, как того батюшка требует обстоятельства и обстановка.  Не иначе. Государева совесть всегда вещь субъективная, ею можно казнить, а можно и ко свету не в значай вывести...
И он, царь, казалось действительно правил достойно, уважая народ и прилюдно боготворя и одаривая богатыми дарами церковь. Направлял в Европу дворянских недорослей учиться на врачей, и даже приобщил к сему делу достойных учеников - монахов! В университете города Болонии, проходили они учёбу и практику в анатомической комнате-зале. Царь поощрял и не жалел денег на сии добрые для нашего Отечества дела, ибо был заинтересован в лекарях, в просвещении народа. И по многим воспоминаниям современников и сотоварищей императора, это всё случилось после его возвращения из Европы... Я, Князь Дмитрий Александрович, всю свою жизнь  изучая некие коллизии произошедших событий, историю государства российского и во многом увлечённый работами древних философов, отмечал и даже "проповедовал"  это направление в обществе, их чёткую взаимосвязь, и не один раз поучая противников, что работоспособность, умение применять свои знания, сама философия общества Европы, её народов, имеют явно национальные и характерные признаки успеха,  при определённых условиях их развития, что даёт могущество, возвышение и главенства над своими "соседями". Но, не всякое в природе поучаемо и подвластно власти, примером может служить научные труды и инженерия, врачебная философия ПОМОГИ, СДЕЛАЙ  и СОТВОРИ благо любому человеку вне зависимости его положения в обществе  и национальности. Часто дела преобладают над сознанием мысли. Странные преобразования столь высокой личности. Ходили слухи, которые правда на корню пресекались, что государя подменили, но мы умолчим о сём факте ради спокойствия в Отечестве. Сейчас тяжелее, сами крестьяне не желают учиться. В Тасевском, я организовал учёбу крестьянам, для того чтобы они более правильно использовали короткое лето в Сибири и по науке сеяли и собирали урожай, так знаешь матушка как они ответили, им не нужно этого, они сами с усами, всё умеют и не желают чтобы их дети учились! Трудно было убедить их, жили они по старинке, не желая учиться. Были, правда и поклонники учёбы, и что самое интересное, этими учениками стали крестьяне из самых бедных    семей, изгоев в своих селениях! Из двадцати пришедших на первые занятия остались восемь человек, но каких! Их интересовало всё; и поливка урожая, сбор и посев семян, строительство домов, рыбалка, оплата за урожаи, за их труд в воскресенье, церковные прибыли и прибыли помещиков. Вот из этих людей вырастут настоящие русские хозяева земли и мастеровые. У нас в Сибири, был один офицер Черниговского полка, Михаил Свиридов. Он  терпеливо в своих начинаниях, решительно  собрал местных крестьян, объяснил    чего и что он от них желает получить,рассказывая как создать современное крестьянское хозяйства и даже   получить с него прибыль  работая по-новому. И самое примечательное, что он ведь создал  замечательное по тем временам и условиям бытия хозяйство, оно у них работало и давало свои прекрасные плоды! Он также, использовал в хозяйстве опыт  метеорологических исследований и наблюдений прогнозов погоды, сделанные в Красноярске, Митьковым Михаилом Фотиевичем. Как они описывали в своих письмах: « … Крестьяне народ упёртый и, чтобы им что либо привить, сойдут вёдра пота, прежде чем они воспримут тебя и твои предложения помощи. В общем, полные единоличники, если не сказать крепче...кулачьё ». Но труд и долг перед отечеством, заставляли обучать их в полной мере. Особенно отличились в этом неблагодарном, но нужном для России труде, декабристы: братья Беляевы и  Шаховской Фёдор Петрович, истинные патриоты России.   И здесь, к слову, вспомним губернатора   Муравьёва о проблемах Новороссии, где поляки-шляхтичи, взяли верх над образованием народа окраины-украинцев и, отрывая их от политики России, превращают их в её губителей. Католичество вцепилось в эти разногласия, и постепенно побеждают православие нашего народа. Сколько он не докладывал Александру I, но всё было  напрасно…».
Но, читатель, продолжим наш рассказ, пока наши герои внимают нам и следят за расследованием нашей истории… Княгиня Татьяна Ивановна, как могла, отговаривала князя от поездки. Она прекрасно понимала, что видит своего Димитрия в последний раз. Его здоровье обеспокоило её, и она надавала ему целую коробку мазей и лекарств. О себе, бедная Татьяна Ивановна вовсе и не думала. Она жила уже той жизнью, про которую говорят, она без возврата. Она видела то, что видят только боги, она видела только доброту, Бога и неумолимо приближающуюся смерть. Старая княгиня вздохнула, ей, которой было почти сто лет, не было страшно, не смерти боялась она, нет, Дмитрия Александровича она увидела и теперь готова увидеть и свои последние дни, но вот судьба его детей, волновала и беспокоила её куда больше. Это то и печалило её в последние минуты расставания с князем. Как же он сказал? Боже! Дай мне память… ну конечно! В Сибири, их осталось то всего сорок три его товарища, и это из ста двадцати осуждённых… Боженька! Помоги им пожить в свободе и тишине, дай им покоя для души и, хоть минуту счастья в кругу родных. И пусть они не держат злобы и печаль в сердцах своих, на Романовых, пусть всё будет чисто в их душах, как в Храме… Она с грустной улыбкой утирала текущие из подслеповатых её глаз, горькие слёзы, слёзы горького расставания.… Так старые люди с тоской и сожаленьем смотрят на молодое поколение, которое по пустякам тратят свои денёчки на гульбу и глупость, не видя, что наша жизнь так коротка и так быстротечна. История жизни без наполнения...скучна и пуста, чистое эпигонство. Вот и своего Димушку, она проводила до самой коляски у ворот, крестя его на ходу и причитая, желая ему и его детям счастья и здоровья. Навстречу к князю прошла деловая дама, высокая, с зонтом в руке, пряча свою великолепную шляпку от моросящего дождя. Татьяна  Ивановна, растерявшись, всплеснула руками, обрадованно встречая её, одновременно передавая старинную семейную икону с образом Димитрия Святого Ростовского князю в руки, и целуя его в наклонённую им в прощальном приветствии главу.   
  — Дмитрий Александрович! Познакомьтесь, это Лидия Васильевна Щепина, наша родня по матушке. Как же хорошо, что вы дорогая княгиня застали князя, только он негодник, убегает от меня, очень торопится домой. Дмитрий Александрович! Может быть всё - же останетесь, вот и наша княгиня просит Вас. Племянница тётушки, моложавая, чрезвычайно красивая и холёная  дама, в красном шёлковом платье, прекрасно сидевшее на её фигуре, и чрезвычайно удивлённая таким благим  для неё  совпадением, радостно произнесла, кокетливо уговаривая его, при этом нежно  взяв  князя под руку:               
  — Князь, сойдите пожалуйста, с коляски. Вот так, предо мною многие кланяются, но мы родственники кажется  - послышался смех озорной дамы - и будьте ныне вежливы к молодой даме. Повернувшись к старой хозяйке, недовольной вольной манерами  Лидии Васильевны, она жеманно спросила:
— Так это и есть тот самый знаменитый соловей - разбойник? Заходите! буду рада - рассмеявшись задорно и звонко, но абсолютно беззастенчиво, что так свойственно молодому поколению. Князя покоробило столь фамильярное отношение к его персоне и он, холодно поклонившись, отошёл от неё. Татьяна Ивановна поняла его и очень обеспокоенная бестактным поведением племянницы, холодно кивнув той, тепло рассталась с Дмитрием Александровичем, понимая, что распрощалась с ним навсегда, очень жалея о испорченных мгновениях разлуки, бесстыдством княгини. Князь Дмитрий Александрович постарался быстрее отъехать, боясь, что слёзы, готовые, выплеснуться из его глаз, заставят его вернуться, и он не выдержит, останется и расплачется. Двое слуг, копошившимися у колясок  с вещами князя, и полузабытыми из-за  всей кутерьмы роднёй старушки, перенесли наконец-то все оставшиеся вещи князя и все подарки, надаренные ему и его детям Татьяной Ивановной, в предоставленную ею вторую, личную коляску. Крепко связав и прикрепив к ней же дорожные сундуки, наполненные старинными документами и книгами-фолиантами рода, они устало отошли и ждали дальнейших распоряжений хозяйки. Но, та лишь в бессилии махнула им рукой, чтобы они отошли  к себе в дом.
Сам Князь, простился ещё раз с тётушкой и выехал за ворота дома, по направлению к Ростову Великому, к родному селу Иванково. Дорога была длинной и вымученной, но радость встречи и воспоминания о тётушке,  её нравоучениях, а также дорогие реликвии как память об отце и матушке, тёплой волной грело сердце и душу князя. Вспомнились последние их встречи, как раз перед самым восстанием. Тогда, поздно вечером 10 декабря, проезжая мимо её дома, он решил заглянуть к ней на огонёк увидев освещённые окна в доме. Тётушка, тогда не особо ласково и дружелюбно встретила его. В её руках, как он заметил, судя по знакомому с детства почерка, было письмо из  Иванково от его матушки, княгини  Ольги  Мироновны, очевидно и скорее всего с просьбой переговорить ей с очень самостоятельным и вольным в своих решениях князем, о положении в гвардии и дальнейших планах в его судьбе. Особо, как он сразу догадался по взгляду "грозной" родственницы, прознать ею о том, кто такой поручик Алейников и какая связь его в делах князя. Деньги, или что либо другое, обязательство и соучастие в дуэли в прошлом месяце при острове Голодай?
— Позвольте узнать, по какой причине Вы здесь князь? Что, ваши пути на небеса обетованные, чрез мучения и кляузы ваших ротных товарищей – с неприязнью спросила Татьяна Ивановна, выходя в прихожую к князю, очевидно в письме были неприятности для него. Князь, скинув с плеч меховую шубу, склонившись перед любимой тётушкой, поцеловал ей руку. Хозяйка пригласила в кабинет мужа своего племянника и управляющего, чтобы тот распорядился о постановке обеда. В то время, князь и тётушка, виделись  довольно часто и очень  крепко дружили, что давало повод  для многочисленных насмешек его полковым товарищам и друзьям, прозвав его тётушкиным сынком, что, однако не мешало их крепкой дружбе и частым попойкам на тётушкины средства,которая тайком от княгини иногда всё-таки снабжала его. Это перевешивало все недостатки друга, и гвардейцы боготворили командира. Как вы, мой баловень  говорите:
Окна в Храме. свечи в чаде
Дух молитвы...всё в пыли... 

— Да вот, решил заглянуть к Вам тётушка, хотел рассказать Вам, о престранном случае произошедшим со мною вчера, но вижу что я не совсем вовремя, Вы очевидно уже укладывались. Прошу извинить меня, я тогда удаляюсь, и не буду мешать Вам отдыхать. Загляну тогда завтра под вечер к вам. Его карие глаза прямо таки дышали шалостью и озорством молодого успешного человека, не обременённого особыми заботами и делами, привыкшего балагурить с друзьями и веселиться на балах.  И разговор состоялся, горячий и дерзкий, Дмитрий Александрович был даже не рад, что заглянул к родне на свою несчастную голову. Свой отчёт и нравоучения, его тётушка провела по всем законам боевого искусства, начав беседу  вяло, и даже спокойно, в конце- концов  княгиня перешла чуть  ли не на крик. Такая всегда спокойная тётушка, сейчас была  в ярости от того, что как ей было доподлинно известно ещё две недели назад, говорили о гвардейцах в кулуарах дворцов, и остановить её уже было невозможно:      
— Извольте князь. Довольно любить и говорить о счастье для народа. Никогда ещё правда не была оплачена счастьем справедливости и чести...и молитвами покоя. Гвардия и дворянство потеряли чувство страха. И думаете что это новый образ России? При таких жестах, нам всем в России вскоре придётся жить под всхлипы шарманки. Да-да, не усмехайтесь молодой человек. Я знаю и чувствую, что скоро, слишком скоро наступит время, в котором растворится наше Общество... Прошло время благодушия и веры в императора, некоего ореола романтизма, к царской власти и церкви. Так не далеко и от бога отказаться. Ох времена...- грубо сказала Татьяна Ивановна, а сидящая с нею Анна Ипполитовна Щепина, наблюдавшая за всем происходящим, резко  вторила подруге : 
– Извольте Отчизну любить, как Вам заблагорассудиться господин офицер, но к императору и Богу могут быть одни только чувства, чувства уважения и почитания.        Я побуждаю Вас быть в разуме и умеренности племянник. Трудитеся разумом в меру в поисках Истин. при том не ослабляя душу свою и своих родных. Иным же любителям французских "свобод", надобно иной раз дать подзатыльник и оплеух за сии роскозни. И, дорогой друг, оставьте слово Свобода в покое! Вас очевидно вскоре, извините, будете уведомлены что Вы Святые... Какая к дьяволу, простите меня… Свобода? Мальчишка! Безрассудство и вольтеровщина. Сии недостатки позволительны были Екатерине, но дворцовым слугам и гвардии. Свобода!Она только в ваших мыслях и действиях. Какая Свобода? Вы, что разума лишились? -дама глубоко, устало задышала  волнуясь - Даже у Бога! Мы все прозваны рабами! Хотя ежели по совести, какой отец захочет видеть своего сына рабом… и посылать его на самоубийство и мучения, это величайший грех! Да простит меня Господи! Они даже Святых веками держат за решётками в Храмах! И какие решётки, толстенные! Не выломать! А стены в монастырях, как крепости. Вот и ваша Свобода должна быть в цепях и за толстенной решёткой! За высокой каменной стеной! А Вы, Свобода! Чушь и безнравственность угождать народу! Он готов за кусок булки и похлёбки нагадить, и будет гадить в парадном. Народ это стадо! Быдло, мычащее и вопящее – Дай народу всё! А ему всё равно кому и как молиться, лишь бы богаче было. Для этого и нужны цари, чтобы держать народ в узде и поклонении. В железной руке, в наморднике и  в кулаке! Вы прямо как дитё, когда же Вы поймёте, в России каждый живёт сам по себе! Царю наплевать, как и что, и где живёт народ, чем он дышит. Народу в свою очередь, наплевать на царя, как тот живёт, что с ним, народ это абсолютно не волнует! Вспомните! Про клад, что найден был в ваших местах князь, у Вашего Храма. Если мне память не изменяет, вашим крестьянином Прошкой. Он не отдал его Вам, своему хозяину. А Вы, народ! Честность, правда, борьба за него. У ваших предков есть целая запись о его задержании, и о грамоте царя Грозного, благодарившего вашего предка за пожертвование в  схроны - казну государеву. Я отлично всё помню про этот случай, как следует из ваших же записей о том происшествии, это было два пуда серебром, монеты императора Андриано, и многочисленные арабские монеты, очевидно  с кем  тогда торговали купцы и торговые люди  ваших предков. Но отвлечёмся от  кладоискателей и преступников, вольных или не вольных. Дорогой князь, неужели Вы не понимаете, Вас провоцируют! Вы есть пушечное мясо для политиков двора польского, а за ними стоит Англия! Константин собрал всех вас на Ноевом ковчеге и одним ударом уничтожит всех, кто против самодержавия и кто по -европейски мыслит. Сейчас не времена Петра, всё гораздо хуже. Вас привечают псевдо демократией Европы и равноправием народов. Вы отлично знаете, что бывает с кораблём, если в него попадают ядра. Образуется пробоина и вода хлынет в трюмы. Гибель корабля не минуема, он обречён, если плохая команда и каждый сам за себя. В образовавшуюся воронку уносит в глубины моря всех и всё, от людей, до снастей и скарба команды. Так и в  русском обществе, количество бед и несправедливости, крови, в конце концов, образует такой же водоворот непослушания и разногласий народа с властью, а это гибельно для всех. Это опасно для государства. Вы же должны понимать, что провозглашаемое вами равенство, это европейство, и это блеф, глупость  и нехристианские понятия, ибо есть Церковь, обязанность исполнять  обычаи и молитвы, к которых ясно прослеживается, что есть господин и раб. Ну, не могут люди быть равны по определению. Как же Вы князь наивны. Я слышала Муравьёв–Апостол, сдерживает  Вас от глупостей и ошибок, вот кто поистине великий человек. Я знавала его и его родных. Он был всегда ровным и благодушным к солдатам, и если бы он посвятил себя монашествующему подвигу, то стал бы выдающимся священником и патриархом. Он пастырь от Бога и как говорит:

« - Нам надо знать свой народ, который надо прежде просветить и обогреть, от векового мракобесия имперского, а уж потом защищать и пестовать, но на это нужны годы и годы, средства. Разорённая французами экономика России, крестьянские хозяйства, огромные людские жертвы и уничтоженные, поруганные Храмы, заставляют Россию тратить свои силы и ресурсы на восстановление хозяйства. К сожалению, государство и власти, в первую очередь,  все свои усилия направили на усиление взимания налогов, не с себя и двора, а с крестьянства, с народа. Выжимая из него последние силы и кровь, а ведь народ, а не как принято считать, император, выиграл войну. Воистину этим мерзавцам достались святые подданные… ».
 — Извините князь, может Вам наскучили мои нравоучения, но я и Анна Васильевна, считаем, что Вам пора образумиться и непременно взяться за ум. Я говорю с Вами искренне и откровенно, с заботою о Вас. Я не желаю Дмитрий Александрович, пустословить и лгать Вам, мои заботы только о Вас и вашем будущем, вашей душе, в конце концов! Поймите! В этом мире никто не знает правды! Никто, даже церковь! Даже император! Они все рабы лжи. Дворяне! Оглупели что ли вы? Или болезнь на вас, накатилась какая? Вы стремитесь быть с народом? Но спустившись к ним с небес, вы окажитесь, как тот выложенный камень на дороге, спущенный с прекрасных гор  каменоломней, вырубленный из сердца Земли. Камень! Вырубленный и насильно выложенный на дороге и который пинают, ногами, каждый прохожий и каждая скотина своими копытами! Камень, потерявший свою мать гору! Свободу! Счастье видеть восход и заход нашего русского светила! Так же будет и с нами дворянами! Вы, дворяне, спущенные с небес своих усадеб, дворцов и поместий, в мир народов, окажитесь в той среде, в которой Вам придётся вдыхать запахи крестьянского пота и дух испражнений скота! Сможете ли Вы, воспринять всё это? Этот не всегда приятный мир трудового народа, рабочего и крестьянина! Любовь к народу, как и ненависть императоров к нему, является одним из мотивов его порабощения и рабства! Вы, Щепины-Ростовские, в своих хозяйствах сделали всё, или почти всё, чтобы облегчить труд ваших крепостных и работников, Вы тратите деньги на выкуп крепостных у других помещиков и отпускаете их на свободу, даёте по возможности им вольные. И каков результат? Они трудиться  стали в десять раз лучше, потому что вольные и свободные, и это мы ещё можем понять... Но Россия Димушка не поместье, здесь в один раз не договоришься с Богом, властью и царём, их многочисленной свитою "Ангелов", прихлебателей и  говорунов, а что страшнее, так это дураков. Сами же помещики, которые сейчас согласны с вами на преобразование отечества, и учтите пока! Думаю что в случаи некой победы, или хотя-бы малого успеха, сии господа предадут вас в лучшем случае, а в худшем просто свернут вам шеи! Вы пытаетесь борот ься за Россию, они же боряться за себя, за свою собственную шкуру. Учтите на всю жизнь; в России быть дураками говорящим правду...опасно, хотя может быть и почётно быть на эшафоте в кругу друзей. Любой из них, из Вас, России чрезвычайно неудобен. Я говорю о каждом из Вас мой дружок. Боюсь что Богини Павиана и Паллада уже ждут Вас!...».
Князь, вспоминая тот давний разговор, тяжело вздохнул, в конце – концов, она в чём то оказалась и права, как женщина, как мать охранительница. Царям совершенно всё равно, как живётся народу и чем он кормится. Коляски, тихо и мягко ехавшие по грунтовой дороге, убаюкивала старика, и вскоре он забылся, сладостно улыбаясь во сне, вспоминая родных и матушку  с батюшкой, родную старую усадьбу, где он был так счастлив в той, теперь уже такой далёкой и будто не его жизни. Теперь князю часто приходилось почивать и днём, старость это страсть времени и костлявой хозяйки Земли, Смерти. Немного не доехав до своей усадьбы, князь приказал кучеру свернуть влево, прямо к старому кладбищу, где рядом с Храмом были захоронены его благоверные родители, князь Александр Иванович и его любимая, многострадальная родная матушка княгиня Ольга Мироновна, впрочем,  как и вся дорогая его сердцу родня. Другая же коляска, с поклажей и сундуками, в сопровождении четверых здоровых дворовых мужиков, покатила прямо к господскому дому усадьбы, к его задней боковой двери обычно никогда не отворённой без приказа помещицы. После ссылки он ни разу ещё не был на могиле родных.  В голове промелькнули его слова, сказанные им на похоронах старого его товарища в Петровском Заводе, сейчас правда, с трудом им вспоминаемые, из-за давности событий. Ныне, эти слова, как тогда на могиле одного из друзей гвардейцев московцев, резали  его сердце и словно клинок шпаги терзали его душу, когда он слышал безумно-простое  и святое слово, Русская Свобода;
« - Умирать они предпочли, как и жили, тихо и с достоинством дворянина. Так умирали солдаты от ран, передавая полковое знамя в крепкие руки товарища, идущего в атаку, и уверенные в том, что умирают не зря…».

А вот и деревня  Землево,( д. ЗЕМЛЕВО а не Землёво) с  двумя десятками прижатых  к земле домиков, почерневших от времени и бедности. Домашняя  скотина, пяток коров,  под присмотром  мальца - пастуха, громко мыча, тихо брела по единственной дороге в сторону реки Лига. После прошедшего накануне майского дождя, дорогу развезло. Уже в версте от неё виднелись кресты Храма села Иванково. Коляска, с трудом управляемая кучером, с усталым от длинной дороги пассажиром, проехала сквозь поросшую травою дорогу,отмеченной только тропинкой к церкви.В самом конце дороги, на холме, стояла старая церковь, построенная, незадолго до войны с Наполеоном, на месте древних, двух деревянных  церквей простоявшей более трёхсот лет и настолько обветшалых, что проводить в них  службы стало просто невозможно и даже опасно. По прошению к властям,князей Щепиных-Ростовских  и Варенцовых-Тарховских,в частности их личном  прошении к самой императрице, супруге Александра I, Елизавете Алексеевне, было дано  благословение и  Церкви, и поощрение власти, на возведение Храма во имя Иконы Казанской Божией Матери. Великолепную ограду вокруг Храма,  изготовил подольский  мастер-литейщик Тимофей Сизов.  К несчастью Храма, после Русско-прусской войны 1806-1807 годов и после войны с Наполеоном, приход  стал бедным, большинство мужчин прихожан погибли на войне, а те, что и вернулись, были или больными или инвалидами, кто без руки, а кто и без ног. Рождаемость резко упала, да и после осуждения князя, мало кто из помещиков - соседей желал близости и дружбы с княгиней и с крестьянами бунтовщика, так называемого государственного преступника. Церковным властям было не до неё, а старым, бывшим владельцам усадьбы, просто не хватало денег на её содержание и поддержание в нормальном состоянии. Приход  и Церковь, когда-то благообразная и светлая, теперь, от времени почерневшая, задымлённая кострами от жжёной травы, неизвестно кем, и для чего подожжённая,  будто  человек  уставшая от странных, трагических  событий происшедших с её владетелями, почти совсем  захирела и захудала. Колокольня Храма, возвышалась над округой, как маяк на побережье Балтийского моря, и была видна за десяток вёрст. В молодости князь сам частенько забирался на эту колокольню и часами смотрел на море пшеничных и ржаных полей, расстилавшихся вокруг Храма. Простор умиротворял и успокаивал душу любого, кто видел красоту этих Иванковских просторов. В ней он хранил все свои мальчишечьи тайны и секреты, письма и записки соседским девушкам. Сбоку от церкви было сельское кладбище, старое и на моленное, такое старое, что и старожилы села не помнили срока его рождения, а слева от Храма, у пруда, ютился небольшой, рубленый домик местного священника.  Сама церковь, построенная на деньги княгини, прихожан и друга князя, одного из местных ярославских купцов, была благообразна и ухожена, благодаря священнику и прихожан села и деревень округи. Хотя, если подойти ближе, замечаешь потрескавшуюся штукатурку и провалы в кирпичной стене, всё-таки тридцать лет без хозяина села давали себя знать. Но в целом Храм был свеж и красив. Решётки на окнах храма, выкованные кузнецом Антипом Смирновым из Кинешмы, были аккуратно зачищены и окрашены.Подойдя к церкви,князь перекрестился, и толкнув тяжеленную дубовую дверь, очутился внутри Храма. В церкви был полумрак, высокий старинный иконостас,  и царские врата, сохранённый ещё со времён старой, древней церкви из села Ивакино, в то время ещё деревянной, а  по случаю её сноса, по ветхости и задуманного  тамошнего строительства, был сохранён в усадьбе князей Ростовских. Но, когда  началось строительство нового Храма в селе Иванково, то отстроен в ней, успев к самому  её открытию и освящению в 1803 году. В полумраке церкви высвечивались резные колонны, с вырезанными на них, ветвями и листьями святого древа, а сквозь обновлённую в 1815 году позолоту, просвечивались голубые и красные цвета, старинной работы ростовских резчиков по дереву. Овальные, сравнительно новые резные рамы Елизаветинских времён и вставленные в них древние иконы главного иконостаса, смотрели в этот мир с укоризной и печалью, на них было время-печать вечности и благолепия. Несмотря на яркий,  солнечный день, редкие свечи горели тихо и свято, как и полагалось в русских храмах. У алтаря стоял старик священник, могучего роста и с большой могучей головою с длинными волосами и длинной до пояса, седой бородой, больше подходившей былинным героям, чем простому и благообразному священнику сельского храма. Он, старый солдат, получивший раны ещё в войне 1812 года под Березиной, после войны нашёл  своё призвание в служении людям и Богу. Прослужив  в храме села более сорока лет. Батюшка проводил службу, прихожане, молодые и старые, человек десять внимали своему пастырю, молясь и крестясь после каждой молитвы, а мягкий, дрожащий свет от свечей падал солнечными пятнами на алтарь, золотую резьбу иконостаса, царские врата и лики Святых, словно оберегая последних свидетелей  величия поместья. У иконы Казанской Божьей Матери, князь внезапно увидел свою родную тётку Акулину Григорьевну, которая однажды наведывалась к нему в Сибирь, в Курган. Тогда, там уже был другой городничий, Бучковский Адам, поляк. Он, после взяточника и вороватого Тарасевича, показался деловым и более справедливым, хотя количество взяток и не уменьшилось, но приняло более твёрдую и справедливую форму. Теперь ежемесячно  давалась раз и навсегда утверждённая им сумма взятки. И это, все посчитали правильным, от губернатора до нижних чинов делящих доходы.  Теперь считалось позором, если государственный преступник, на своей выделенной ему земле, кормит скотину городничего или кого-то из властей. Планка услуг повысилась, но стала раз и навсегда твёрдой. Так и Акулина Григорьевна, оплатила все свои хлопоты в 1854 году, по пути к своему супругу, декабристу Выгодовскому Павлу Фомичу (1802- 1881г.). Их привязанность друг к другу, была во всеязыцах у ссыльных. Встреча была радостной и тёплой, но быстрой, так как её супруг тяжело болел и она вся в заботах о нём, приехала  в Иванково, только на день, по вопросам наследства, от которого она пожелала отказаться, вопреки желанию родных. Служба уже заканчивалась, прихожане и дети, бывшие с ними, старательно и   благоговейно крестились, порой неправильно и неумело, но искренне, наслаждаясь теплом молитв и песнопения батюшки. Когда служба закончилась, батюшка, взглянув на уходивших прихожан, перевёл взгляд на Дмитрия Александровича.  В его взгляде вспыхнула радость и отеческая любовь, так узнаваемая его прихожанами, он узнал его, так князь Дмитрий был схож ликом своим с батюшкой, князем Александром Ивановичем. Батюшка  священник  повернулся к князю и заулыбался, а подойдя к нему, поздоровался и перекрестил владетеля села. Старый Князь, в знак полного уважения к церкви, подал руку и поздоровался с сельским батюшкой, начавшего свой праведный путь к Богу, ещё в Сретенском Санаксарском монастыре, где в прошлом служил Богу, отверженный семьёй, сын князя  Щепин-Ростовского,  Трифон, в миру  Феодор  Феодорович ( родной сын князя Фёдора Васильевича)...Они оба, были рады знакомству и такой ожидаемой встрече, очевидно, ими выстраданной.  Это и объединило их, в эту минуту, на всю жизнь, такое бывает нечасто, встретишь в первый раз человека, а кажется, что  давно с ним знаком и кажется, что породнился с ним, так велик поступок встречи, радость общения людей. - Я  рад вашему возвращению дорогой Князь Дмитрий Александрович, Ваша матушка так печалилась о Вас. Своим приездом, Вы освятили свой дом и нас, своих друзей, вон я вижу и нашу тётушку вы приветили.Прихожане очень благодарны вашей матушке княгине Ольге Мироновне и нашей родне, за помощь Храму, особо за ограду, обновлённой в 1815 и отлитой по её заказу Тимофеем Сизовым. Бог мой, как летят годы. Я понимаю, Вы хотите друг мой пройти к матушке с батюшкой,пойдёмте я Вас проведу к погосту, последнему  пристанищу в этом мире. Дошли слухи, сплетни, что Вы желаете их перезахоронить в село Ивакино? Так ли это, верно я не ошибаюсь? Спектакль закончен? Не спешите с решениями князь, не торопитесь. В этом мире нельзя без нужды беспокоить мёртвых. Грех это. У Вас мой друг ныне голова расползается от мыслей и трескотни увиденного в России. Не суетитесь. Понимаю что для Вас это непреходящая боль и страдания. Воспоминания в Землю? Вопрос, почему так темно...Сакральный путь мудрецов не всегда ведёт к истине. Правда  у Вас  очевидно князь другая причина. Я не поучаю и не настаиваю.  Помните, что много лишнего в людской любви к Богу. Много суеты, так как человече многого просит и молит о спасении от суеты, а сам говорит что обстоятельства заставили его грешить и просить, не прилагает к этому свой труд и помыслы и знания. Надобно друг мой брать ответственность за то, что происходит с Вами в жизни, делах. 
   – Спасибо батюшка, я так благодарен Вам и вашим заботам о моих родных и прихожанах, о родителях, и уходе за их могилами.  Мне Шимановский сказывал о Вас много очень достойного и  хорошего.    Особенно,  как Вы противодействовали обыскам в усадьбе.  Жандармы, как мне говорили, даже пытались проводить обыск в самом Храме? Какая низость, и если бы прихожане, и вы не вступились, то я думаю, были бы бунты крестьян, а это недопустимо, как я понимаю, скоро будет отмена права… Выйдя из церкви, светлой и просторной, не то, что в Шуе при больнице, священник провёл благородного потомка в самый почётный уголок кладбища, туда, где были захоронены родные для князя люди, отец и мать. Дорожка к пантеону семьи Щепиных-Ростовских, была аккуратно и с любовью усыпана речным песком, по бокам дорожки был след от толчённого красного кирпича, всюду чувствовалась благость и забота. Два больших чёрных, надгробных памятника с бронзовыми крестам и соколами в вершине мраморного креста, и фигуры скорбящих ангелов из белого мрамора украшали, если можно так сказать, пантеон князей Ростовских. Скромная пирамида из чёрного мрамора, стоявшая на большом гранитном постаменте, княгини Ольги Мироновны,  стояла рядом, всего  в двух аршинах от древнего захоронения, и с обозначением только имени усопшей княгини на камне, так, как и пожелала хозяйка Иванково.  Батюшка извинился и отошёл от князя, оставив его одного наедине с родителями и его болью. На больших, золочёных крестах с гербами непокорных Князей Ростовских, и надписи на кресте: « Мы, не видели точно, в чём истина, прохожий», мерцали лучи заходящего солнца. Священник, подойдя к склонившемуся над могилами родителей князю, отпел молитвы и поставил новые свечи в подсвечники, убрав обгоревшие, старые. Князь со  слезами на глазах поблагодарил его. «- Батюшка, я благодарю Вас за ваш подвиг, но вот меня беспокоит вопрос, на Вас не отразится такая великая забота о родных государственного преступника? Я очень беспокоюсь, и если вы не можете продолжать свой труд, скажите, я найму специального служку, и он будет ухаживать за могилками. Часы нашего бытия, уже мерно тикают, и будет  печально,  если мы оскудеем духовно…»
  —  Ну что вы любезный князь, не беспокойтесь, я своё от боялся и лишь служение Богу стало моей заботой и обязанностью. И вообще я стараюсь не печалиться и служить честно людям, человек без мечты и бога, мёртв. Смотрю мой друг, советы друзей осмотреться и поостеречься, ни к чему тогда не привели. Вы всё и сейчас такой же страстотерпец за народ, одно хорошо, Вы стали добродетельным семьянином, как я слышал от прихожан. Шепчутся, но любят вас, прекрасно князь  понимаю, не каждый находит в себе силы выскочить  из  бешено скачущей повозки русской Свободы. Монархи должны понимать, что смотрины «свобод», избалуют общество и двор, что, в конце концов и приведёт к трагедии для России. Мы все грешники, и большие, и малые, мы должны в трудах своих откупать грехи, стараясь в искренности и благости делать добро. Вот Ваша матушка, княгиня Ольга Мироновна, не бросила свою мать, старую больную женщину, жившую с нею до своего трагического конца в 1828 году. Сам Куракин, после поездки в Сибирь, лично отчислил свою помощь вашей семье и уверил Ольгу Мироновну  в скором разрешении вопроса об участи её сына, то есть вашей судьбы князь. Как говорили, его родные помогли в захоронении отверженной властью, матери «государственного преступника».Только сам Бог решает, кто виновен в своих поступках, кто прав, а кто нет. Сохранив вам жизнь,он признал ваше право на защиту народа, и ваши поступки благостны и верны, хотя и не все. Бог все дела наши видит, и благие и неразумные. Даже царь Пётр, уж большего-то грешника, я и не знаю в  миру, он по своему указу   в 1722 году и бороды сбривал народу, даже на нас хотел наложить такое наказанье и штрафы – подати брать, по пятьдесят рублей с бороды, но одумался. А Храмы, сколько он их, по неразумности и необдуманности своего указа, порушил. Решившись на святотатство и богохульство. Царь, заставил настоятелей  и иные чины, продавать камни с погостов и церквей, как ему казалось отслуживших свой срок, и выкупив, а как часто бывает в России, власть просто бесплатно отбирали на строительные нужды и на строительство дорог камни, и плитами замостил дороги многие. Но от этого он не перестал быть благо строителем новой России, и уже в 1718 году Петербург-Нарвская дорога была уложена брёвнами, а сверху засыпана песком. Кстати князь, императрица Екатерина II, отменила многое из прошлого наследия, в частности эту нелепость с бородами, чем ей до сих пор мы все благодарны. Впрочем дело в другом, власть портит людей по разному, одни достигнув оной  находят себя в благотворительных поступках, другие же, в обжорстве и богохульстве. Ваши родные совсем другие. После известных событий, все отвернулись от вашей семьи. Власти, ярославские дворяне, боявшиеся обвинений  в сношении с государственным преступником, открыто издевались над вашими родными, в полной мере замучив их судами и ложными обвинениями, стараясь изъять земли мужа княгини, после  смерти князя Александра Ивановича в 1821 году, но решившись на бесправие только в 1827. Лишь  племянники ваши,  поручики на то время, братья, князья Ипполит Яковлевич, Алексей и Михаил Яковлевичи Щепины-Ростовские, взяли и помогли княгине Ольге Мироновне, прислав ей своих работников, для сбора урожая,  всего сорок человек, хотя сами были ограничены в своей помощи. На них троих,у них в собственности было чуть больше двух сотен душ.   В тот год исправник, если память мне не изменяет господин Ащерин, пытался помешать этим их отношениям притесняя их. Едкий был слуга, чудной, знавал я его, но чрезвычайно исполнительный, в этом надо отдать ему должное хотя  пакостник редкий. Всё говорил сидя в гостях у многих: "- Гость желанен только три дня господа, поэтому буду с вами только их.  Если-бы могли замораживать плавуны судеб... Он, сей фрукт, ради карьеры, готов спиною тереться о колёса императорской телеги. Поганец всё искал противоречия и тайны у селян, как он сам говорил на вопросы помещиков: "Ищу истину. Золотую флягу шулия Якова I, и нужно было ему приложить усилия к сему направлению поиска. Некоторые его считали больным на усердие и провокации. Да и сама княгиня, понимала, что он лишь служитель и исполнитель, и поэтому относилась ко всему по философски  и частенько приглашала отведать вместе с нею в усадьбе Иванково, чайку и зародившемуся обычаю пить  кофею. Серьёзные люди, их отношения, должны хотя-бы для успокоения совести и приличий уважать при людях друг-друга  ради спокойствия в делах. Княгиня вспоминая о сих "происшествиях" говорила в письмах к сыну:
"-Я в полне понимаю, что при сей "компании" я поступаю не прилично и не правильно  в отношении себя, но мне не позволительно допустить чтобы мне диктовали и навязывали холопы от власти свои  условия. При сих разговорах и спорах  с "господином" Ащериным, я ему, ратуя за положение дел в селениях после твоего сынок ареста и "пропажи", свершённого крупного разлада в хозяйствах говорила:" - Мужики по жизни пьют от одиночества мысли и дел, предстоящей солдатчины, но более всего на предмет не надобности себя в хозяйстве... Размахивать руками и языком можно по молодости,  или глупости, и даже иной раз  в Храме. При всём  том искренне не понимая что это богохульство и грех, а вот в политических дискуссиях, с кем-бы это ни было, можно ковыряться в "истинах" всю жизнь...не преступая грани дозволенного законом..."
...  Светичи - фонари, с  зажжёнными лучинами, установленные при входе на погост, по указу батюшки, поднесли ближе к выходу, для освещения дорожки в наступающей темноте, оттенявших  прохладу тёплого после дождей,  майского вечера. Князь Дмитрий Александрович Щепин-Ростовский старался запомнить слова священника и уходящие мгновения красоты и печали этих, дорогих для его сердца могил. Любая мелочь, пустяк на погосте, позволяет судить о владельце и о тех, кого любили и уважали родные. Людская память скоротечна, а могилы родных, заставляют нас оставаться людьми и христианами. Отец Николай, взяв князя под руку, повёл его от захоронения к выходу с  древнего погоста мимо распустившихся молодых берёзок и старого клёна. Умиротворённый, от свершённого долга пред родными и собою,  Дмитрий Александрович, подумал о мирской суете, о тяжести бытия  жизни:- И  если я кого не будь огорчу своею смертью, пусть это случиться ночью, когда весь Мир спит  и в тиши. Пусть люди и все мои родные, будут счастливы, и ничто их не тревожит и не огорчает в миру… А о всех диковинках моей жизни они познают лишь в воспоминаниях моих товарищей. В той декабрьской диспозиции мы проиграли всего лишь жизнь, но отыграв главное, надежду на будущее, великое будущее России и народа.   Бывает что и друзья гонят прошлое от себя с яростью обречённого к смерти, ибо одумавшись им становиться страшно от свершённого злодейства-предательства ...
В свои права вступал вечер, солнце садилось за холмы, и было видно, что наступала ночь. Отец Николай, прихожане по любви к нему  называли его батюшкой, много лет ухаживал за могилами тех, кто не мог по какой либо причине бывать на погосте, на захоронениях родных и родственников. В самом деле, любой мещанин побывавший на кладбище, как бы очищается от скрипучего наслоения мелких домашних хлопот и дел, как от гор мусора в "чёрной" комнате, в поступках  и тяжести бытия, а посетив Храм, почти каждый прихожанин, словно начинает новую, неизвестную ему до этого дня жизнь, начинающаяся с чистого листа.
- Спешите, дорогой мой друг делать добро в жизни. Давайте забудем то, что нас огорчало, и душа ваша возрадуется, как говорил ваш батюшка вспоминая о печальной, но по итогам жизни счастливой судьбе Миниха проведшего двадцать лет в Сибири в изгнании как и Вы. Вера воспринимается только чрез боль и страдания, но мало кто сие понимает с молодости. Он старый солдат, генерал и более, претерпевший многие несправедливости от доносов его же "друзей" которые переворачивают само представление о долге и чести. А он даже побывав на эшафоте, был спокоен и чист как солнечное утро в Раю, но благодаря Богу и своим Ангелам в последние минуты казни счастливо избежавший сии печальные и трагические моменты. Князь  Александр Иванович был умён,  да  не будьте мой друг как Змей в норе, живите свои последние годы чуточку спокойней и добрее. И не скорбите духом  о прошлом сын мой, у Вас же семья.
 Уже под вечер, под всевидящим оком появившегося в облаках полумесяца, в усадьбе, в  уставшем за день, засыпающем от человеческой суеты саду, под расцветающими яблонями и вишней, стало совсем темно, и казалось, и князь и сад растворились в  майской ночи. Свет лениво, яркими бликами, струящийся от окон дома старой усадьбы на дорожки сада, только сгущал сумерки высвечивая лёгкий, пушистый как небесные облака поднимавшийся из небытия туман, наступающий на Храм от близкой реки Лига. Похолодало и тепло дня растворялось в уже зарождавшейся ночной сырости. Становилось зябко, и князь опасаясь простуды вернулся в дом. На столе в кабинете, лежало только принесённое служкой письмо, скорее напоминавшее записку столь маленьким и тонким оно было. Раскрыв его, Дмитрий Александрович обнаружил в конверте краткую записку от Муравьёвых, судя по штемпелю на конверте присланную из Москвы. В ней было предупреждение князю, о возможно грозящей ему смертельной опасности, о разговорах в обществе, что он будто-бы скоро умрёт от страшной болезни. При всех этих обстоятельствах, Муравьёвы зная его характер, просили быть ему очень осторожным и осмотрительным в своих поступках и делах, и без необходимости не выезжать из усадьбы, особо к Шимановскому и в Ростов (на могилу предков) без  позволения…

« Я НЕ ЗНАЮ ЧТО ТАКОЕ РАНО, НО Я ЗНАЮ И ПОНИМАЮ ТЕПЕРЬ В ПОЛНОЙ МЕРЕ ЧТО ТАКОЕ ПОЗДНО ГОСПОДА. МОЛИТЕСЬ УСЕРДНО И КАЙТЕСЬ, ИБО ВЫ НЕ ПОНИМАЕТЕ ЧТО СОТВОРИЛИ В ФЕВРАЛЕ 17,  И ПОТОМ, ЧТО ВЫ  ПРАВОСЛАВНЫЕ ХРИСТИАНЕ ЗНАЕТЕ  О САМОМ КОНСТАНТИНОПОЛЬСКОМ БОГЕ? СТЫДИТЕСЬ НЕСЧАСТНЫЕ! ВЫ, УЧИТЕ ДЕТЕЙ СВОИХ ТОМУ, О ЧЁМ И НЕ ВЕДАЕТЕ...».
     ( 1920 год. Крым. Симферополь. ) Князь Щепин-Ростовский А.Н.ст.

на снимке: Петровский Острог...знак-серебро, участнику восстания на Сенатской площади. Хранится в семье. фото Кн.Щепин-Ростовского А.