Время Сарабанды Гл. 5-10

6.
В ближайшее воскресенье две женщины, одна из которых была невидимой и молодой человек, странной наружности стояли перед лестницей, ведущей на вершину довольно солидной горы. «Ну что? На вершину что ли?» - спросила Лена. «Нет, - ответил Богдан,- нам надо найти один из трех валунов и рядом с ним   кривое дерево», - он достал ксерокопию какой-то схемы, очевидно, приведенной в книжке неведомого краеведа. Полдня они ходили по осеннему парку, то и дело натыкаясь на веселые компании, пользующиеся прекрасной погодой и находящимся в той или иной степени подпития. Мария удивлялась тому, что девушки и молодые женщины пьют и курят наравне с мужчинами, никто не стеснялся разговаривать матом, даже в присутствии маленьких детей, и она как никогда остро ощущала, что это не ее время, и она физически не может здесь находиться, но находится по неизвестным ей причинам. Наконец, Богдан, залезший в какие-то заросли кустарника, крикнул: «Нашел, иди сюда!» Он никак не мог привыкнуть, что их трое, да и Мария ничем не выдавала своего присутствия, кроме того, что протянутая Леной шоколадка, исчезла в воздухе. Они с трудом продрались через уже засохшую, пожелтевшую, крапиву, опутанную какими-то липучими колючками, и оказались на небольшой поляне, где треугольником лежали валуны, довольно приличных размеров, над ними возвышалась искривленная осина.  «Вот, прислонитесь к стволу дерева, и произносите эти слова»,- он протянул листок, который тут же исчез в пространстве, причем по всему телу его прошла дрожь. Маруся подошла к осине, вдохнула острый запах ее коры, и стала читать по бумажке непонятные слова. Ничего не произошло, она стояла, прижавшись к дереву, смотрела в бледно-голубое небо, глаза, уже привычно, туманились слезами. Вдруг она увидела себя в послереволюционной Москве, пальцы болели от бесконечного печатания на механической машинке, по комнате расхаживал ее тогдашний начальник Петр Сидорович, тоже бесконечно усталый, и время от времени выходящий в соседнюю комнату, где, угрожая маузером, пытался успокоить перепившихся матросов из отряда охраны. Потом она оказалась в санях, запряженных в оленью упряжку, рядом с ней смеялся Вася. Это был один из редких выходных мужа, на Чукотке. Впервые за долгие месяцы, сердце ее наполнилось радостью, и тут же оборвалось от ужаса, вокруг нее что-то загрохотало, со страшным свистом рвались снаряды, вздымая вверх фонтаны мерзлой земли, она накрывала своим телом истекающего кровью солдата. Последнее, что увидела Мария, это залитую солнцем комнату в их с Васей квартире, и она с огромным животом. Тут женщина рухнула к подножию осины, подбежавшая Лена, долго приводила ее в чувство, потом еле довела до машины. Богдан, как ни старался помочь, не ощущал тело Маруси в пространстве, поэтому Лене пришлось собрать в кулак все свои силы.
Слегка отойдя от своих впечатлений после поездки на Уктус, Мария крепко задумалась. Вот почему, она столько месяцев прожив в таких странных обстоятельствах, все время интересовалась только окружающим пространством и изменившимся временем. Почему же ей не пришла в голову мысль о себе? Как она прожила свою жизнь? С кем? Наконец, когда умерла? Может быть, ей просто было страшно рассуждать об этом. Но ведь Лена же говорила, что у нее была семья, есть внук. Значит, она все-таки родила ребенка, наверное, сына, раз фамилия Данилы Былинский. И что теперь с парнем? Жив ли? И в душе ее снова поселилась тревога не за себя, а за кого-то другого, близкого, хоть и незнакомого. Мария поняла, что в ней произошло что-то важное, но не знала к добру ли это? В ее-то положении! Но надо же было знать, хотя бы как выглядят ее потомки. Она вспомнила, что у нее были фотоальбомы, еще дореволюционные и потом их с Васей, она с пристрастием обследовала буфет и шкаф, тумбочку в спальне, где обычно хранят такие вещи, но ничего не обнаружила. Наконец, ей пришла мысль залезть на антресоли, и вот там-то она и обнаружила то, что искала. Она листала пожелтевшие листы, с трепетом прикасалась к матово-серебряным  поверхностям карточек, изображавших ее отца, маму, их скромную, но такую спокойную жизнь. А вот и редкие фотографии с Васей, и она одна, в солдатской шинели с медицинской сумкой. Видимо, она воевала санинструктором. На другой странице муж, с какими-то офицерами, вот он в овчинном полушубке с автоматом. Наверное, тоже воевал. А вдруг в заградотряде! Марусю передернуло, все-таки она теперь слишком много знала о деятельности НКВД. Дальше шли детские фотографии милого бутуса. Сыночек! Она перевернула фотографию, там ее почерком было написано: «Алешенька, май 1946». Значит, они с Васей все-таки вместе! Были… Следующие фотографии запечатлели их старение, свадьбу их сына, красивую девушку Леру, ставшую ее невесткой. Потом фотографий стало больше, были среди них и цветные, на них она впервые увидела своего внука. Сначала, как водится, голеньким малышом, потом школьником, потом студентом почти всегда в компании друзей. Странно было смотреть на себя старуху, грузную, в темном платочке, странно было видеть взрослого сына, которого никогда не знала, внука. Видимо, у нее была неплохая жизнь, но как вернуться и прожить ее? Она перевернула последнюю страницу, на ней была большая фотография, запечатлевшая Данилу и Лену, они улыбались, как улыбаются близкие люди. «Неужели…? - подумала Мария – природа взяла свое? А вдруг они кровные родственники? Бабка-то Ленкина с Васей грешила! Надо будет выяснить». Она провела рукой по фотографии, ощутив легкую шероховатость. Осторожно вынув карточку, она увидела россыпь зеленых стекляшек. «Зачем они тут? Да еще явно спрятанные! Да это же изумруды, наверное!» -  догадалась женщина, никогда до этого не видевшая драгоценностей. Она быстро убрала камушки обратно в тайник, но на антресоли уже не полезла, а оставила альбомы в ящике стола.
Через две недели, как и обещала, в Екатеринбург приехала Нина Александровна. Лена встретила ее на железнодорожном вокзале и пока везла ее до дома, в очередной раз удивилась и умилилась жизнерадостности и чувству юмора пожилой женщины. Нинон предложила сразу же позвать Марию, уж больно распирало ее любопытство. Она, так же, как и все, не смогла ее увидеть, но к удивлению Лены, прекрасно слышала невидимку. Несмотря на свой огромный жизненный опыт, Нина Александровна была поражена до глубины души, когда в пространстве исчезало печенье, а чашка с чаем то исчезала, то появлялась вновь. Но врачебный опыт все-таки заставил ее приступить к опросу. Она задавала простые вопросы о дате рождения, самочувствии сегодня и в день, когда произошла таинственная метаморфоза, о режиме сна и питания тогда и теперь. Больше всего ее интересовало, не принимала ли Мария каких-нибудь лекарств. Все ответы она записывала в толстую тетрадь. Закончив, она резюмировала: «Ну, что, девушки, вопросов много, ответов – ни одного! Но мы расстраиваться не будем! Кроме всего прочего, меня сильно интересует, почему ты, Лена, видишь Машеньку, в отличие от всех нас. Попробую составить ваши гороскопы, это пока единственное, что я могу сделать. Поговорила я кое с кем из своих товарищей, но все, кто сталкивался с чем-то подобным, имели дело либо с банальными галлюцинациями, либо с призраками. Но призраки, знаете ли, пирожки не лопают. И коллективных галлюцинаций не бывает, поэтому будем работать!» Они посидели еще немного и разошлись по спальным местам. Впрочем, в комнате, которую Лена отвела гостье, свет горел до самого утра. Следующим вечером женщины снова собрались в полном составе. Нина Александровна выложила на стол два альбомных листа, исчерченных красными и зелеными линиями, кругами и непонятными знаками. Она рассказывала о событиях, произошедших в жизнях обеих женщин, поражая их точностью совпадений. Про будущее Лены, она говорила очень осторожно, подбирая обтекаемые фразы, а вот с Марией не церемонилась. «Машенька, я буду говорить без обиняков, ведь, в отличие от Елены, ваша жизнь состоялась, и вам уже, по-видимому, не выбрать вариантов», - сказала она. Астролог обозначила  тяжелые и светлые периоды Машиной жизни, и, судя по фотографиям, которые Мария рассматривала теперь каждый вечер, была недалека от истины. В заключение она сказала, что Мария Петровна Былинская умерла в октябре 1970 года. «Но вот что интересно, вот здесь и вот здесь, - она заштриховала какие-то области в обоих гороскопах,- у вас одно и то же пространство. По всей вероятности, ты, Лена, контролируешь пространство Марии, а Мария контролирует или контролировала когда-то твое, и поскольку вы оказались в одном пространстве, да еще и в одном времени, вы видите и понимаете друг друга». «А почему вы слышите ее?» - спросила Лена. «Ну, я не первый год делаю всякие практики, в том числе, и выход в астрал», - самодовольно усмехнулась Нинон. А про себя добавила: «Неужели ж из этого что-то вышло, впервые в жизни!» Неожиданно для себя, Маруся робко спросила: «А можно мне на свою могилку посмотреть?» «Зачем тебе?» - раздраженно поинтересовалась Лена. Но Нина Александровна горячо заступилась за Марию, подумав, что, может быть, именно на могиле придет какое-то понимание столь необъяснимого явления. «Да я что, я ничего, только не хотела бы я на свою могилу смотреть!» - сказала девушка. «Это потому что ты молодая еще, - ответила Нинон, - смерти боишься». «А вы не боитесь?» - спросила Лена. «Девочка, я бы очень расстроилась, если бы мне сказали, что я никогда не умру. Самое интересное начинается после смерти, я уверена! Хотя и здесь бывают неожиданности!» - кивнула она в сторону Маруси. «Ну, тогда завтра съездим на кладбище, поищем могилу! Я и своих пацанов навещу», - сказала Лена. «Много их там?» - спросила Нина Александровна. «Много, и одноклассники, и парни из спортивной школы и те, с которыми в геологический кружок ходила!» - грустно ответила девушка. «Ой, беда! За кого ж замуж - то выходить вам, молодым? Хотя, у тебя есть за кого, скоро появится», - закончила Нинон и хитро подмигнула.
На следующий день все трое поехали на кладбище. Мария и Нина Александровна с интересом и невольным почтением рассматривали монументальные памятники бойцам, сложившим свои молодые головы при переделе собственности, всем было не больше тридцати. Лена останавливалась у некоторых акрополей, вытаскивала из  большого букета гвоздик, по два цветочка, и, не останавливаясь надолго, шла дальше. Когда они подошли к зданию администрации, цветов у девушки не осталось. Поскольку родители Данилы были похоронены недавно, служитель довольно быстро отыскал месторасположение могилы в своих талмудах и объяснил женщинам как быстрее пройти к ней. Сердце Маруси забилось сильнее, а на глаза навернулись слезы, когда в скромной ограде за небольшим мраморным памятником ее сыну и невестке, она увидела обелиск из нержавеющей стали, на котором была написана их с мужем фамилия, и под стеклом можно было еще смутно различить черты их постаревших лиц на мутной фотографии. В ограде уже начала пробиваться поросль сосняка и крапивы. Женщины, как смогли, выдернули сорняки, постояли еще, выжидательно поглядывая на Марусю, которая присев на скамейку, пыталась осознать совершенно неосознаваемые вещи. Но ничего не произошло, время не вернулось в исходную точку, как все в тайне, надеялись, и женщины отправились домой. 
7.
Нина Александровна уехала, Богдан не появлялся, жизнь текла по уже устоявшейся  колее. Мария стала чаще бывать у Лены, расспрашивала об ее семье, особенно о бабушке, впрочем, ничего не говоря об их былом соперничестве. Она выяснила, что мать девушки родилась в сорок восьмом году, в Красноярске, куда Елена Сергеевна была распределена после окончания института, где и познакомилась со своим будущим мужем. Это успокоило ее, потому что в одном из ее альбомов была их с Василием фотокарточка, датированная сорок восьмым годом, где они были запечатлены в Кисловодске. Значит, маловероятно, чтобы Лена оказалась его внучкой. Она по-прежнему много времени проводила в больнице, слоняясь по ее лабиринтам, но полюбила ходить в кино на дневные сеансы, в полупустые обветшалые залы кинотеатров, фойе которых были превращены в минирынки. Она находила все большее и большее сходство, времени, в котором она оказалась, с годами Гражданской войны. Такая же вседозволенность сильных и бесправие слабых, такое же презрение к культуре и порядку, такое же ощущение безвременья и лихое, какое-то болезненное веселье.
Однажды ночью, Маруся проснулась от звука открывающейся входной двери. Уняв внутреннюю дрожь, женщина поднялась с дивана и тихонько вышла в коридор. Молодой мужчина, подсвечивая себе фонариком, лез на антресоли. «Кто это? Данила?  А вдруг вор? Почему свет не зажигает?», - пронеслось у нее в голове. «Эй!» - позвала она тихонько. Мужчина поежился, но не обернулся. Видимо, ничего не обнаружив, он горестно вздохнул, рухнул, не раздеваясь, на диван и тут же уснул. Маруся всю ночь просидела в его изголовье, когда начало светать, она рассмотрела его и окончательно убедилась, что это ее внук. Брови темные, почти черные в сочетании с белой шевелюрой были точь-в–точь как у Васи, а над губой красовалась крупная родинка, как у нее и у всех ее родственников по материнской линии. «Что же теперь делать?» - раздумывала она тревожно и радостно, и не нашла ничего лучшего, как пойти на кухню и пожарить блинчиков на завтрак. Проснувшийся от аппетитных запахов, внук, вскочил с дивана и заорал: «Кто здесь?» Он вихрем пронесся по всей квартире, открывая створки шкафов, отдергивая занавески, но так ничего и не обнаружив, выскочил в подъезд. Мария, ругая себя на все лады, за то, что испугала парня, вышла за ним, и поднялась в квартиру Лены, где Данила замер на пороге, обнимая смеющуюся и одновременно ревущую девушку. Увидев через плечо любимого свою загадочную соседку, Лена приложила палец к губам, и сделала Марии знак, чтобы та тихонько прошла в гостиную. После того как улеглись первые восторги молодежи от неожиданной встречи, Данила взволнованно рассказал подруге о необычайных делах, творящихся в его квартире. Подведя итог, он решил спуститься домой и проверить все еще раз, надеясь, что ему привиделось. Маруся, было, метнулась, чтобы спрятать следы своего пребывания в квартире.  Но Лена резко сказала: «Стой!» Внук и бабушка замерли в дверях. Девушка, то и дело, оговариваясь, запинаясь и тщательно подбирая слова, поведала возлюбленному о странностях, произошедших за время его отсутствия. Реакция была вполне предсказуема. «Не может быть!» - воскликнул Данила. Лена усмехнулась и позвала всех пить чай. Когда молодой человек увидел самостоятельно движущуюся в пространстве чашку и исчезающее неизвестно куда печенье, волосы на его голове зашевелились в буквальном смысле. Для того, чтобы парень немножко освоился с невероятным происшествием, Лена стала расспрашивать о его приключениях. А они и, правда, были как из детективного романа. Данила рассказал, как после захвата завода братками, он несколько дней прятался в разных цехах, а потом рабочие помогли ему сбежать в одной из машин с металлоломом, на который уже начали резать станки. Потом он электричками и пригородными автобусами добрался до соседней области, где у деда одного из его друзей была пасека, там отсиживался почти месяц. Ему повезло, что в ближайшем областном центре обосновались его однокурсники, которые в отличие от него ухватили удачу за хвост. Они-то и помогли ему выйти на китайских бизнесменов, готовых вложиться в «Уралхиммаш». Но все было не так просто, нужны были деньги на откаты и взятки московским чиновникам и «крыша» желательно фсбшная, что также требовало немалых затрат. «Помнишь, камушки, которые я давал тебе на оценку? – спросил Данила, - я думал, что ими можно покрыть часть расходов, а потом добыть еще и выкупить завод. Вот только вчера я их не нашел там, где оставил». «Не волнуйся, - попыталась успокоить его Маруся, - все целы. Я просто альбом в другое место убрала». Лена озвучила ее слова, Данила снова поежился. Лена между тем, как из пулемета, сыпала вопросами: «Малышевские изумруды, отличные камни, но ведь их надо кому-то продать. В частном порядке это противозаконно, за это сесть можно! Потом как ты себе представляешь «Уралхиммаш» под управлением китайцев? И зачем он китайцам? И почему ты думаешь, что нынешний хозяин согласится на сделку? И что ты лично будешь с этого иметь?» Данила пытался спокойно отвечать ей, но то и дело перескакивал с одного на другое, Мария, слушавшая их со стороны, поняла только  одно: то, что затевает  ее внук чрезвычайно опасно. Лене надо было бежать на работу, поэтому Данила в сопровождении невидимой бабушки спустились к себе. Маруся выдвинула ящик стола, где хранила фотоальбомы, Данила с благодарностью посмотрел в пространство, спустя время он проследовал на кухню и с величайшей осторожностью попробовал один блинчик, оказавшийся чрезвычайно вкусным. Бабушка с умилением смотрела, как исчезает выпечка и любовалась внуком. Он был очень красив, и как ей показалось, умен, но вид у него был очень усталый, даже изможденный. Мария решила приготовить настоящий обед, чего никогда не делала с тех пор, как изменилась ее реальность. Она ушла добывать необходимые продукты, а внук только изумлялся, когда слыщал стук входной двери, и звон кастрюль  на пустой кухне. Вечером все снова собрались в квартире Былинских. Молодые люди с удовольствием поглощали борщ и котлеты, приготовленные Машей. Как все влюбленные они были достаточно эгоистичны и попросту забывали об ее присутствии. Но когда поцелуи становились слишком жаркими, Лена одергивала возлюбленного и тихо шептала: «Мы не одни». Между поцелуями они обсуждали свои дальнейшие планы, то есть планы Данилы. Отоспавшись, и слегка подкрепившись, он предполагал поехать в Москву, сдать изумруды одному барыге, которого ему порекомендовали все те же однокурсники, и часть денег отдать уже подготовленному офицеру ФСБ, а часть представителю китайских инвесторов, которые начнут «подмазывать» соответствующих клерков в министерствах и ведомствах. Данила же вернется на Малышевский рудник и будет скупать за бесценок великолепные камни у вечно пьяных рабочих. Пара-тройка таких поездок должна была решить участь «Уралхиммаша». На все это у Лены имелась тысяча возражений. Во-первых, вся схема была опасна и не надежна. Данилу могли «пасти» как теперешние хозяева завода, так и хозяева изумрудов. Со стороны фсбэшников, потенциальных инвесторов и барыги не было никаких гарантий, его могли просто «кинуть». «Потом, кто тебе дал право разбазаривать сокровища России, а завод китайцам отдавать?» - горячилась Лена. «Пойми, китайцы ведь завод не вывезут, они на него новое оборудование поставят, сотни работников, а значит, и их семьи по миру не пойдут. Сама же говорила, что в некоторых цехах людей без выходного пособия на улицу выкидывают. А изумруды и без меня в промышленных масштабах «тырят». Не вижу большого греха, в том, что какой-нибудь олигарх не досчитается нескольких карат, зато они пойдут на благое дело. В целом же, риск – благородное дело, а для меня дело жизни - завод сохранить. Отец мой на нем работал, может, и сын будет работать!» - добавил он не очень уверенно. Лена злилась, потому что уже много лет вращаясь в бизнесе, понимала, что так дела не делаются, и, если ее любимого возьмут с изумрудами «на кармане», в живых он не останется, в чем она и пыталась его убедить, переходя на крик и размахивая руками. Маруся, молча слушала их перепалку, прислонясь к дверному косяку. Она смотрела на этого молодого человека, которого еще вчера не знала, и чувствовала, как все ее существо захлестывает волна почти невыносимой нежности. «Кровиночка моя, кровиночка!» - стучало у нее в виске. И вдруг неожиданно для себя, после очередного Лениного вопля: «Не пущу!» - она спокойно сказала: «Не кричи, я могу поехать, только объясните, что и где делать!» Девушка уставилась на нее, забыв закрыть рот. Потом она озвучила предложение Маруси Данилу, который еще даже близко не подошел к осознанию своей новой, очевидно искаженной реальности. Но предложение было так заманчиво, что он протянул, как бы про себя: «Надо подумать, надо подумать!»
8.
Всю неделю после этого разговора Данила пребывал в волнении и задумчивости. Иногда, по ночам, он куда-то уезжал на Лениной машине. Наконец, он был готов дать инструкции своей бабушке, в существовании которой он так и не был до конца уверен. Мария должна была полететь в Москву, оставить изумруды в автоматической камере хранения и вернуться обратно. Казалось бы, ничего сложного, но надо было понимать, что женщина никогда не летала на самолетах и не представляла, как пользоваться камерой хранения. Накануне знаменательного дня Лена повезла ее в аэропорт, где они понаблюдали, как производится посадка, открыли и закрыли ячейку в камере хранения, на всякий случай, купили билет на утренний рейс. Ложась спать, Мария услышала звуки Сарабанды, наверное, Данила смотрел какой-нибудь фильм ужасов. Почему-то ей непременно надо было узнать, что значит слово Сарабанда. Она не поленилась, встала с кровати, взяла с полки один из томов Энциклопедического словаря и прочла: «Сарабанда – танец, популярный в Европе в семнадцатом – восемнадцатом веках». Это она и так знала, но вот строкой выше было разъяснено значение слова «сарабанд». И это значило: «незаконное перемещение, то есть контрабанда, товаров или людей через границы или таможенные проверки». «Собственно, то, чем я и собираюсь заняться!» - подумала она. Она почти не волновалась, наверное, от того, что ей безумно надоело ее призрачное, бесцельное существование. Да и что ей могло грозить? Ей невидимой и почти несуществующей.
Наутро они с Леной прибыли в аэропорт, посадка на рейс уже была объявлена. Мария легко прошла к автобусу в толпе пассажиров, забилась в самый угол на задней площадке и благополучно прибыла к трапу. Там она остановилась, и вошла в салон последней, перед самым закрытием дверей. Она постояла в проходе, пока ее попутчики размещали вещи и усаживались в кресла. Ей приходилось как-то уворачиваться от снующих по проходу стюардесс, пару раз они даже столкнулись, но в общей суете никто ничего не заметил. Наконец, все разместились, кресла в бизнес-классе пустовали, женщина подождала еще немного и заняла одно из них. Загудели моторы, самолет, казалось, бесконечно долго готовился к взлету, потом долго катился по аэродрому, у Марии замирало сердце, она потихоньку крестилась. Потом у нее резко заложило уши, машина оторвалась от земли и начала набирать высоту. Мария смотрела в окно и с восторгом наблюдала, как дома и магистрали огромного города постепенно превращаются в картинку или карту-план, которые она иногда видела в планшете мужа. Вскоре земля исчезла из виду, и самолет поплыл в облаках, то розовых, то бирюзовых, а то и чернильно - синих, грозовых. Тогда в радостное ощущение полета, закрадывались нотки страха, но в салоне все было обыденно спокойно, и Маша одергивала себя. Стюардессы разносили напитки и конфеты, однако женщина не решалась взять что-либо с подносов или из тележки. Но вот одна из девушек оставила на столике перед креслом Марии бутылку минеральной воды. Женщина отпила прямо из горлышка почти половину. Вернувшаяся бортпроводница возмущенно зашипела: «Ну, Васька, козел! Это ж для командира!» На этом инцидент был исчерпан, Васька – единственный молодой человек в компании хорошеньких девушек, видимо, получил нагоняй. В Москве Мария оставила изумруды в камере, номер которой Данила повторил ей несколько раз, и для верности записал на листочке. В ожидании обратного рейса, она бродила по аэропорту, поражаясь количеству неопрятно одетых гостей с востока и нищих, видимо, местного происхождения. Иногда люди в милицейской форме куда-то тащили личностей жуликоватого вида, иногда даже орудовали резиновыми дубинками. Несколько раз женщина заходила в пафосно оформленные кафе, поражаясь ценам на продукты невысокого качества, а также на чай и кофе. Впрочем, это ей не помешало пообедать бутербродами с ветчиной и полузасохшим эклером. Домой она вернулась в том же порядке, все еще испытывая радость от состояния полета. Данила был доволен, он уже знал, что «операция» прошла успешно, и рассыпался в благодарностях, отправляя их в пустое пространство. Потом он исчез на несколько дней, Лена ходила мрачнее тучи, Маша поняла, что внук отправился за очередной партией драгоценных камней, и ему угрожает нешуточная опасность.
9.
 Между делом, соседка сообщила Марии Петровне, о том, что больница скорой помощи, ранее госпиталь НКВД, закрыта. Закрыта со скандалом, против воли трудового коллектива, просто потому, что содержать ее стало не рентабельно. В городе поговаривали, что заведующий отделением гемодиализа, повесился, понимая, что закрытие клиники, обрекает на смерть его пациентов. И ходили невероятные слухи о том, что по ночам в пустых коридорах является его призрак. Известие о закрытии больницы почему-то очень расстроило Марию, хоть она уже и не надеялась на возвращение, но почему-то ей казалось, что если оно и может случиться, то только там в этом монументальном здании. Наутро она отправилась по знакомой дороге. Еще на подходе она почувствовала, что даже воздух вокруг больницы изменился, цветники, слегка припорошенные снегом, производили впечатление неухоженности и безысходности. В общем на территории царила обстановка уныния и даже какого-то отчаяния. Мария зашла через центральный вход, прошла одним из тех маршрутов, которыми ходила уже бесчисленное множество раз. Кое-где она увидела следы от костров, видимо, пространство очень быстро оккупировали бомжи. Она спустилась в подвал, чего раньше никогда не делала, потому что массивная железная дверь всегда была закрыта, но ничего интересного не обнаружила. Если на верхних этажах кое-где еще оставались прикрученные к полу кровати, корпуса и провода от какого-то медицинского оборудования, то в подвале все было вывернуто с корнем, на цементном полу валялись какие-то осколки и куски белого легкого металла. Она вернулась домой, как будто заразившись печалью и тоской.
Однако через несколько часов Маруся услышала звук открывающегося замка, Данила вернулся. Вернулся в хорошем настроении с новой партией изумрудов, среди которых был один крупный, необыкновенной красоты, даже в необработанном виде. Мария с удовольствием рассматривала камни то при дневном, то при электрическом свете через специальную лупу. Ей открывались целые миры, и она начинала понимать, почему знаменитые кристаллы имеют кровавую историю. Камни буквально притягивали к себе, обещая какую-то мистическую жизнь и тайные знания. Впрочем, на Марию так действовали не только драгоценные изумруды, но и совсем простые образцы, собранные Леной в детстве и юношестве. Через несколько дней внук отправил ее в командировку уже в Ленинград, Петербург по нынешнему. Полет прошел благополучно, она успешно выполнила задание. Обратный рейс был поздно ночью и у женщины оставался в запасе целый день. Мария решила поехать, посмотреть на северную столицу. Устроившись в такси, не дождавшемся пассажиров из аэропорта, она доехала почти до самого центра. Выйдя на Невский проспект, она шла, кутаясь в драповое пальто своей умершей невестки, пытаясь защититься от холодного дождя, смешанного с колючей снежной крупой. Ее обступали серые величественные дома, с которых обваливалась штукатурка, некоторые были закрыты безобразными заборами. Люди, среди которых двигалась женщина, были угрюмы и озабочены. Почему-то в голове у Марии пронеслось: «Вот как выглядит крушение Империи!» Она не была здесь в годы Революции и Гражданской войны, но почему-то ей, казалось, что город и тогда выглядел именно так. Спасаясь от непогоды, она зашла в какое-то здание, куда заходили многие, двигавшиеся с ней в одном направлении. Поднявшись по лестнице, она оказалась в огромном книжном магазине. К запаху книг примешивался одуряющий запах кофе. В конце зала было уютное кафе с панорамными окнами, выходившими на Казанский собор. Мария присела за столик, и глаза ее увлажнились от величественного вида, открывшегося ей. Казалось, сквозь снег и туман, она видела тысячи русских людей, на костях которых был возведен этот прекрасный и мрачный город, тысячи, погибших во время блокады, но они не пугали ее. Наоборот, кажется, все они стояли на его защите, и все негодовали, видя в какой упадок он приходит. Потрясенная, Маруся вышла на улицу, спустилась в метро, поездила в разных направлениях и отправилась в аэропорт. Вернувшись в Екатеринбург, она еще несколько дней находилась под впечатлением от северной столицы.
Погуляла она и по Москве. Это был уже не ее город. Исчез Арбат, не было уютных домиков Замоскворечья, где она начинала жить с Васей. Она даже не нашла места, где стоял ее родительский дом. В отличие от Питера, Москва выглядела веселее, люди были озабочены, но как-то по лихому. Было такое ощущение, что все они играют, и ставка в этой игре – их жизнь. Даже мелкие торговцы, клубившиеся по вокзалам и рынкам, в будущем видели себя олигархами. А настоящие олигархи, подкатывавшие на дорогих тачках к дорогим ресторанам, с длинноногими спутницами в норковых шубах, подметающих тротуары, были настоящими хозяевами жизни. О, как самодовольно, не скрывая откровенного презрения, смотрели они на людишек, проскальзывающих мимо их автомобилей. Набредя на памятник Петру I, очевидно, недавно возведенному, Мария долго стояла перед ним, завороженная уродством и какой-то откровенностью монумента. «Вот оно, лицо сегодняшнего времени, - подумала она, - ну, а когда было по-другому? До революции так же к кабакам подкатывали важные господа и купцы, в конце двадцатых – удачливые нэпманы. Мало что меняется в этой жизни!». Больше она не выходила на «экскурсии», современная жизнь, мягко говоря, не радовала.
10.
Данила поставил дело на широкую ногу, камни текли уже не слабеньким ручейком, но широкой рекой. Мария курсировала между Москвой, Питером и Екатеринбургом. Один раз она даже слетала в Хабаровск. Теперь она не только оставляла в камере хранения изумруды, но иногда привозила Даниле деньги, чаще всего американские доллары. Обычно, поездки проходили без приключений, правда пару раз на нее пытались сесть в самолете, но поскольку это были уже порядком подвыпившие бизнесмены, стюардессам удавалось усадить их рядом, и они мирно засыпали. Однажды она заметила, как на ячейку, которую она только что открыла и закрыла, уставился в полном непонимании какой-то бомж. Мария поняла, что он что-то заподозрил, она подошла поближе и выставила перед ним сумку, потом быстро убрала, сделав так два-три раза, она, преодолевая брезгливость, сдернула с бомжа шапку, чем окончательно напугала его и обратила в паническое бегство. Так продолжалось очень долго, но однажды, спина Марии покрылась мурашками, она поняла, что за ячейкой, в которую она только что определила очередную партию самоцветов, наблюдают уже не бомжи, а серьезные люди. Мария быстро достала сверток с камнями и бросилась бежать. Вернувшись домой, женщина почувствовала огромную усталость, она прилегла на диван и быстро отключилась. Проснулась она от громкого разговора, происходившего в соседней комнате. Лена, как всегда, горячась и сбиваясь, говорила:
-Данила, что ты делаешь? Я же вижу, что ты по уши завяз в криминале. Ты ведь хотел выкупить завод, помочь коллективу, а сам… Марусю загонял, на ней уже лица нет, а тебе все мало. Ты ведь изначально не думал, что будешь завод спасать. Себе камушки хапнуть хотел!
-Не себе, а нам. Пойми, я хотел заработать, чтобы мы с тобой могли уехать из этой проклятой богом страны. Подумай, что здесь можно построить? Как здесь детей рожать? Лена, ты же у меня умница, подумай!
-Для нас? А меня ты спросил?
Девушку мелко трясло. За свою жизнь, она уже поездила по миру, но не могла представить себе, как проведет где-то вне Екатеринбурга больше двух недель. Урал с его холодом, горами и лесами был необходимостью ее существования. И теперь, когда перед ней вставал вопрос, что предпочесть: любимого человека или свою малую родину, свой дом, обустроенный несколькими поколениями для нее. Она растерялась. Кроме того, она не могла представить своего Даньку такого порядочного, образованного, такого любимого в роли жулика и прожигателя жизни. Но, похоже, метаморфоза с ним уже произошла. Однако дело зашло далеко, и возможно, оставаться здесь было, скорее всего, не безопасно.
Мария слушала этот разговор, и все ее существо, молча, рыдало. Неужели ее внук станет пресловутым «новым русским», на которых она насмотрелась во время своих перелетов в бизнес-классе. Таким же ограниченным, бескультурным, самодовольным хамом. И выходит, она сама приложила к этому руку, выполняя его рискованные поручения. Она подошла совсем близко к Даниле, пытаясь разглядеть в его лице признаки начавшегося разложения. Но он был все тем же симпатичным парнем с крылатыми бровями и открытым взглядом. «Не может быть!» - произнесла она громко. «Маруся!» - вскрикнула Лена. Данила растеряно стоял посреди комнаты. Мария рассказала о том, что случилось в Москве, выложила на стол сверток с камнями. «Все. Нужно завершать это предприятие, добром оно не кончится!» - строго сказала она. Лена озвучила ее слова. Данила заметно изменился в лице. «Здесь оставаться нельзя, - тихо произнес он, - собирайтесь». «Никуда я не поеду, - заявила Лена, - у меня работа, у меня дом. Куда мне ехать?» «Ты дура что ли? Ты думаешь, тебя оставят в покое?» - разъярился Данила. Тут Маруся поддержала внука.  Было решено, что Данила временно уйдет в тайгу, там не так далеко от города, была заимка, где охотились еще его отец и дед. Лена наотрез отказалась ехать с возлюбленным, впрочем, она уже начала сомневаться в нем. Но девушка хорошо понимала, что дома оставаться нельзя. Подумав, она решила уехать на несколько недель в Турцию или Египет, а потом вернуться в Россию и попробовать устроиться в одной из столиц. Внук ушел той же ночью, а Лена должна была появиться на работе, оформить увольнение, что было непросто, и купить ближайший тур за границу. Мария проплакала всю ночь. Ей, казалось, ужасно не справедливым, что жизнь поставила ее Даньку в такую ситуацию, когда он должен был стать вором и почти предателем. «А как же? Выходит, завод предал, Ленку предал. Ради чего?» - размышляла она. Но где-то она понимала и оправдывала внука. Она не хотела, чтобы те, кто сумел вовремя оттяпать большой кусок от народного пирога, не отличаясь ни умом, ни трудолюбием, помыкали ее потомками. Но ведь и Данила становился с ними на одну ступень. Так и не придя ни к какому выводу и, в клочья разорвав всю душу, под утро она забылась тяжелым, тревожным сном. Разбудил ее телефонный звонок. Обычно, Маруся не брала трубку, зная, что ей никто не может позвонить, но сегодня повинуясь непонятному порыву, она рванулась к аппарату. «Мария Петровна! Как хорошо, что я дозвонилась!» - почти кричала в трубку Нинон. «Звоню Лене на работу, а там меня отчитали, говорят, «такая здесь не работает, и не знаем кто это такая», на домашний звоню трубку не берет! Ты послушай, что я узнала! Оказывается, уже несколько лет идут эксперименты, по передвижению во времени и пространстве, так называемые, зеркала Козырева. Тема, конечно, секретная. Но сейчас в Москве и в Новосибирске работают две лаборатории на коммерческой основе. Говорят, что люди излечиваются, наполняются энергией, но главное, многие побывали совсем в другом времени. Надо ехать! Я могу устроить, чтобы тебя приняли в Москве! Ты как?». Некоторое время Мария молчала, оглушенная потоком информации, но потом равнодушно сказала: «Нина, я уже ни во что не верю! И ни в кого, откровенно говоря», - тут ее снова начали душить слезы. Нина Александровна поняла, что Маруся измучена, да и шутка ли, промахнуть почти шестьдесят лет и оказаться в абсолютно чужом времени. Чужом не только физически, но и абсолютно неприемлемом нравственно. Одна, в незнакомой стране, без какой-либо поддержки. Как она умом-то не тронулась? И вообще, что она есть? Может она и есть только ум, а может только душа? Но рассуждать было некогда, и Нинон, как можно, бодрее произнесла: «Значит так, я запишу тебя на сеанс на следующей неделе, сама приеду послезавтра. Жди меня, вместе в Москву рванем!» Мария посидела, переваривая сообщение. Она была совершенно спокойна, казалось, в ее призрачном существовании уже ничего не может измениться. Вот только в нем уже не будет ни Данилы, ни Лены, неизвестно о ком из них она больше жалела, да добавятся переживания за них. Но вернутся же они когда-нибудь, и тогда, как ей себя вести? Продолжать помогать внуку, строить благосостояние? Или уйти из дома, бродяжничать, смотреть, как живут люди, может даже поехать за границу? Маша даже удивилась, почему эта благая мысль посетила ее так поздно. Она сварила себе кофе и подумала: «А жизнь-то налаживается! Вокруг столько интересного! И ведь как здорово, что меня никто не видит!» Но все-таки она решила съездить с Ниной Александровной в Москву, потому что не хотела расстраивать женщину, проявившую доброту и заботу о ней. К тому же, почему бы не попробовать что-то новое, и не пообщаться с умными людьми. Вечером она проводила Лену в аэропорт, пообещав следить за квартирой и поливать цветы.
Через день, как и обещала, Нинон звонила в дверь квартиры Былинских. С порога начав сыпать шутками и анекдотами, она попыталась успокоить Марию, насчет предстоящего ей эксперимента. Она уже переговорила со своим старым знакомым, неожиданно позвонившем ей, узнав о странностях, происходящих в Екатеринбурге. Он рассказал ей, что ученый Николай Козырев изобрел металлические зеркала, внутри которых меняется ход времени. Активные исследования начались в восемьдесят седьмом году, и говорят, что были серьезные эксперименты, но официальная наука не признает их результаты, как не признает все, чему пока нет объяснения. Однако ряд сотрудников решили заработать на этом деньги и открыли несколько лабораторий, где на платной основе, любой желающий мог испытать необыкновенные ощущения. И вот Игорь, так звали, одноклассника Нины Александровны, решил лично удостовериться в феномене Марии Былинской, и посмотреть, как отреагирует бестелесная дама, на эффект зеркал. К тому же услышав подробную историю Маруси, он резонно предположил, что эксперименты с зеркалами могли начаться и значительно раньше, а госпиталь НКВД был вполне подходящим местом, и, возможно, женщина, случайно стала объектом воздействия. Все это обстоятельно излагала Нинон, поглощая чай с печеньем, и, казалось, не испытывая никакой неловкости от того, что не может видеть собеседницу. Мария немного рассказала о своей жизни, не вдаваясь в криминальные подробности. Нину порадовало, что у ее протеже есть опыт путешествий. Честно говоря, ее больше всего волновал именно вопрос доставки ее в Москву.
Купив билет на утренний рейс, Нина Александровна шла на посадку, и ничего не могла поделать с собой, ее все время тянуло оглядываться и осязать ближайшее пространство. Она боялась, потерять свою невидимую подругу. Когда самолет взлетел, и было разрешено отстегнуть ремни, Нинон услышала почти у самого уха тихий шелест: «Я здесь». К женщине вернулось ее всегдашнее прекрасное расположение духа, она представляла, что может быть, даже прославится в узких кругах, о чем в тайне мечтала всю жизнь. «Да и Маша, наконец, обретет тело, ну, или вечный покой, как и положено, - думала она про себя, - а вдруг нет? Никто же ничего толком не знает. А здесь она уже вроде бы привыкла…», - и сомнения вновь нахлынули на старого врача и недавно обращенного эзотерика. Прилетев в Москву, женщины долго выясняли, где же находится лаборатория, наконец, в районе Цветного бульвара они обнаружили небольшое здание, отделанное белым сайдингом.  Внутри была оборудована приемная, как положено, с кожаными  диванами и длинноногой блондинкой, в коротком медицинском халатике. Нина Александровна, едва слышно, съязвила что-то на тему того, как бы им не попасть на съемки эротического фильма, но громко назвала свою фамилию и сказала, что ее ожидает профессор Босых. Девушка мило улыбнулась и проводила их в небольшой кабинетик, весь заставленный какими-то приборами, лампами и почему-то иконами. Им навстречу поднялся пожилой, в меру импозантный мужчина, с окладистой бородой и яркими голубыми глазами на смуглом, морщинистом лице. «Нинка, рад тебя видеть! Сколько лет, сколько зим!» - зарокотал он густым басом. «Да всего-то три года не виделись! Вечер выпускников забыл, что ли?»-
в тон ему отвечала Нина Александровна. «Ну, что он был, помню, а вот что там было - нет, столько выпито, да еще заполировано потом каким-то портвейном дома у Димки Коршунова». «Да пора бы уж научиться, не понижать градус, впрочем, что с вас взять. В институте спиртом димедрол запивали, потом на подопытных собак лаяли! - смеялась Нина, - но, Игореха, давай без подробностей, мы здесь не одни!». Профессор изобразил на лице серьезную гримасу. Он достал из стола две изогнутых проволоки с янтарными ручками, и начал водить ими в пространстве. Нина Александровна, наблюдавшая за ним, увидела, что рядом с ней инструменты в руках Игоря начинают прямо-таки бешено вертеться, значит, Маруся  излучала какую-то энергию. «Не напрягайся, - сказала она, - позволь тебе представить Марию Петровну Былинскую, 1902 года рождения, 1970 года смерти, ныне пребывающую в состоянии полной неопределености». «Здравствуйте!» - произнесла Маша. «Слышишь?» - спросила Нина. «Слышу, как будто шелест какой-то, и волосы дыбом встают» - ответил Босых. «А я слышу и понимаю!» - с гордостью, сказала  Нина. «Ну, тогда давай засвидетельствуем, что здесь происходит», - предложил ее друг и включил диктофон. Сначала он записал словесный портрет Былинской, потом стал расспрашивать о ее семье, условиях жизни, о родителях и, особенно, о той ночи, проведенной в госпитале НКВД. Мария равнодушно отвечала, события последних дней, и долгие блуждания по Москве сильно утомили ее, ей отчаянно хотелось спать. Закончив опрос, профессор обратился к женщинам с короткой речью, в которой он попытался изложить теорию времени Козырева и рассказать о конструкции его знаменитых зеркал. В конце он сказал, что никаких гарантий дать не может, но предлагает Марии Петровне испытать действие уникальной системы. Женщина, молча, кивнула. Но Нина Александровна решительно выступила вперед: «Маша, подумай, - сказала она, - ведь мы не знаем, где ты можешь оказаться. Вдруг где-то на необитаемом острове или во времена динозавров?» Маруся снисходительно посмотрела на нее и ответила: «Чему быть, того не миновать, кроме того, вы же тоже не знаете, что ожидает вас там, за чертой. Может быть, мы все скитальцы по времени и пространству. А тебе спасибо за неравнодушие, и Лене передай, что она молодец, что остается нормальным человеком, в это ненормальное время. А вот Данила…  »,- она махнула рукой, и решительно направилась в большой зал, посредине которого стояла конструкция из отшлифованного алюминия. Она устроилась внутри зеркал в большом кожаном кресле, с удовольствием вытянув усталые ноги. В зале зазвучала музыка, Мария почувствовала легкое головокружение, и уже совсем теряя связь с реальностью, услышала звуки Сарабанды. В полупустом зале раздался восторженный вопль профессора, увидевшего в искаженной поверхности зеркал размытое изображение женской фигуры: «Это она! Получилось! Слышишь, Нинка, получилось!». Нина Александровна тяжело вздохнула: «Получилось, только неизвестно что. Да ведь и не поверит никто!» «Сейчас не поверят, а лет через десять, может, все это будет вполне обыденным явлением! Ну, давай, за успех эксперимента! И за технический прогресс, хоть я его и ненавижу!», - сказал он, доставая бутылку коньяка и лабораторные стаканы. «Давай! Да, от технического прогресса ничего хорошего для цивилизации не будет», -согласилась Нинон. И они выпили за то, чему посветили свои жизни, но чего, в тайне, опасались больше всего. 
Маруся очнулась около своего дома, на улице сгущались сумерки. Из подъезда вышел Данила, и тут же Мария увидела летящую пулю. Пуля двигалась очень медленно, Мария успела прикинуть ее траекторию, понять, что она неминуемо попадет в голову внука, медленно шагнуть и встать на ее пути. Падая, она услышала скрежет шин рванувшегося автомобиля и уверенные шаги Данила. 
Часы в больничном коридоре показывали полночь, женщина, неподвижно сидевшая на жестком стуле, для посетителей, очнулась от окутавшей ее тоскливой дремоты. Дежурная медсестра сочувственно посмотрела на жену раненого майора Былинского, налила в стакан воды и предложила ей. Мария благодарно кивнула. Сестричка оторвала лист настенного календаря, начался новый день, двадцать второе июня сорок первого года. И вдруг Мария поняла, что через несколько часов фашисты начнут бомбить русские города, что настанут черные, страшные для страны дни, и что ей придется прожить тяжелую жизнь, хоть и до этого дня она не была легкой. Она знала, что пройдет все испытания достойно, но она знала и то, что потом, наступит странное, лихое и сумрачное время. Время отречения от подвигов отцов, время утраты человеческого достоинства, время наживы и какого-то дьявольского веселья. Время Сарабанды.